Призрак в Сети

Я даже не пытался прослушивать линию Эрика, ведь он знал, что у нас с Льюисом есть доступ к SAS, а я беспокоился, что техников, работавших на коммутаторе, уже проинструктировали и велели звонить в отдел безопасности Pacific Bell или прямо в ФБР, если кто-то попытается поставить прослушивание на линию Эрика. Итак, Эрикдумал, что может не бояться того, что я захвачу его телефонную линию. Он достаточно поднаторел в играх с SAS и выучил характерный щелчок , который слышится, если кто-то пытается влезть к вам на линию. Однако он не знал, что можно сделать соединение через башмак SAS. Я уже рассказывал, что в таком случае устраивалось прямое соединение с помощью кабеля. Техник на коммутаторе подключал кабель прямо к абонентской кабельной паре, поэтому никакого щелчка слышно не было.

Как-то раз я проник на линию Эрика через башмак SAS и услышал, как он разговаривает с кем-то по имени Кен.

Я совершенно не удивился, когда оказалось, что Кен – это не кто иной, как специальный агент ФБР Кен Мак-Гуайр.

Они говорили о доказательствах, которые требовались Кену, чтобы получить ордер на обыск жилища Кевина Митника.

Я не на шутку испугался, когда услышал их разговор. Я стал беспокоиться, не следят ли они за мной, а может быть, меня уже готовятся арестовать? Эрик говорил не как информатор, который работал под прикрытием. Нет, он обращался к Мак-Гуайру по имени – Кен. Создавалось впечатление, что это разговаривают два агента, а Мак-Гуайр – более старший и опытный из них. Он словно разъяснял молодому коллеге, что именно необходимо, чтобы получить ордер на обыск.

Ордер на обыск! Улики против Митника!

« Что за черт , – думал я, – снова нужно разгадать, какие факты, даже самые мелкие, могут быть использованы против меня».

Как только они закончили разговаривать, я сразу же перепрограммировал телефон на новый номер, которым никогда раньше не пользовался.

Потом позвонил Льюису на работу. «Шухер! – говорю. – Срочно иди к таксофону, который на улице, а не в здании». Может быть, федералы уже прослушивают сотовую связь в его офисе.

Я сел в машину и поехал в район, который, насколько знал, обслуживала другая сотовая вышка – опять же на случай, если агенты отслеживают ту вышку, что обрабатывает сотовые звонки в районе Teltec.

Как только Льюис ответил по таксофону, я сказал ему: «Правительство шьет на нас дело. Эрик с ними. За нами стопудово началась охота. Прямо сейчас измени номер сотового».

«Ох, черт», – только и ответил он.

«Нужно срочно уничтожать улики», – добавил я.

По голосу было слышно, что Льюис подавлен и напуган. «Ага, хорошо, – сказал он, – я разберусь».

Пока я с трудом продвигался к цели, пытаясь вывести Эрика на чистую воду, я подозревал, что он как минимум стукач ФБР, если вообще не агент. Теперь подозрения окончательно переросли в уверенность, шутки кончились. Все по-настоящему. Я практически каждой клеточкой чувствовал леденящий холод тюремной решетки, ощущал на языке баланду, которую едва можно было проглотить.

Я стоял под дверью Касдена и ждал, пока он вернется с работы. С собой у меня были коробки с дисками, которые я планировал на время отдать ему на хранение. В тот же вечер я поехал домой к другому приятелю отца, который согласился подержать у себя мой компьютер и всякие записи.

Де Пэйну было не так просто скрыть улики. Он был настоящим Плюшкиным: все тащил домой и ничего не выбрасывал, поэтому у него по всей квартире кучами лежал всякий хлам. Для него было проблемой произвести раскопки во всем этом бардаке и найти вещи, которые полиция могла бы использовать в качестве материалов по делу. Самое главное, что никто не мог ему в этом помочь: только он знал, какие дискеты и компакт-диски были совершенно невинными, а какие могли привести его прямиком в камеру. На наведение порядка у него ушло не менее двух дней. Все это время он боялся, что прямо в разгар уборки его навестят федеральные агенты.

Я понимал, что уже давно нужно было добывать любую информацию об Эрике всеми правдами и неправдами, но лучше поздно, чем никогда. Я позвонил Энн, моей знакомой из агентства социального страхования. Она поискала данные по Эрику Хайнцу, дала мне номер его полиса социального страхования, место и дату рождения. Еще она сказала, что он указан в списке лиц, получающих пособие по инвалидности, как человек с ампутированной конечностью.

Если его история с аварией на мотоцикле была правдой и он действительно ходил на протезе, то врачи, наверное, совершили чудо: я никогда не замечал у него хромоты. Может быть, с ногой у него все было в порядке и он просто нашел врача, который сделал ему липовую справку, по которой можно было получать пособие. Это могло объяснить, почему он никогда особо не спешил на работу.

Я сказал Энн: «Здесь речь идет о мошенничестве. Посмотри, можно ли узнать имена его родителей». Судя по водительским правам, Эрик был тезкой отца, а это сильно облегчало мою задачу на данном этапе. Энн поискала данные на людей, которых звали Эрик Хайнц – старший, так, чтобы по возрасту они годились моему Эрику в отцы. Она нашла одного Эрика Хайнца, который родился 20 июня 1935 года.

Тем вечером я решил встретиться за ужином с сотрудником Teltec Дэнни Йелином. Мы выбрались в кондитерскую «У Солли» в Шерман-Оукс. Когда мы заказали ужин, я пошел к таксофону и позвонил по номеру, который, по моим данным, принадлежал Эрику Хайнцу – старшему.

То, что произошло далее, наверное, уже не должно было меня удивлять, но, тем не менее, удивило или даже обескуражило.

«Здравствуйте, я пытаюсь отыскать Эрика, – сказал я, – мы с ним вместе учимся в школе».

«Это кто? – раздался в трубке подозрительный мужской голос. – Назовите ваше имя».

«Может быть, мне нужен другой Эрик Хайнц. Эрик Хайнц – младший у вас живет?»

«Мой сын умер», – прозвучало в трубке.

Он говорил раздраженно, едва сдерживая гнев. Мужчина потребовал у меня мой телефонный номер и сказал, что перезвонит мне. Очевидно, он собирался сообщить властям, чтобы меня проверили. Не проблема. Я назвал ему номер таксофона в ресторанчике и повесил трубку.

Он сразу же перезвонил. Мы продолжили наш поединок, причем я пытался войти в клинч, а он старался держать меня на джебах [99] .

«Когда это случилось?» – спросил я.

Вдруг он сорвался: «Мой сын умер ребенком!»

Меня окатил вал горячего адреналина. Все встало на свои места: Эрик Хайнц – это просто маска.

Не знаю, как мне удалось собраться и промямлить что-то о моих искренних глубоких соболезнованиях.