Глава 2. Круг

Что ж, — промолвил Василий Федорович. — Суха теория, мой друг. Коли Вы не возражаете — перейдем к практике. Прошу! — и он торжественным жестом указал Васюте на кресло.

Васюта опасливо покосился на отходящие от кресла провода. Конструкция подозрительно напоминала электрический стул. Васюта, правда, никогда его не видел, но приблизительно так себе и представлял.

— А больно не будет? — на всякий случай осведомился он.

— Не будет, не будет, — весело отозвался Василий Федорович. — Чего не будет, того не будет. Кое-что другое будет, — загадочно добавил он. Васюта осторожно уселся в кресло. Против ожидания оно оказалось мягким и удобным. Он приготовился к тому, что к нему сейчас будут прикреплять электроды; однажды у него снимали кардиограмму, и сейчас он ожидал чего-то подобного. Однако ничего похожего Василий Федорович делать вроде бы не собирался. Вместо этого он встал напротив Васюты, держа в руках небольшую палочку — вроде школьной указки. На ее конце матово поблескивал небольшой шарик.

— Волшебная палочка, — неуклюже пошутил Васюта. Ему было не по себе.

— Не совсем, не совсем, — нараспев отозвался Василий Федорович. — Но, как известно, в каждой шутке… — Он поднял палочку так, что шарик оказался на уровне глаз Васюты. Шарик слегка, но не ярко светился, глаза не резал.

— Вам удобно, спокойно, хорошо, — заговорил Василий Федорович. Голос его звучал неожиданно: глубоко и мягко. — Ничто не мешает, ничто не беспокоит. Все посторонние мысли уплывают. Если захочется

— можно закрыть глаза. Входим в Круг… в Круг… в Круг… Глаза Васюты были прикованы к шарику. Тот вдруг медленно начал увеличиваться. Вот он стал размером с футбольный мяч и закрыл лицо Василия Федоровича. Вот он уже размером с Васюту. Не только свет, но и приятное, уютное тепло исходит от него. Вот шар уже достиг потолка, заполнил всю комнату. Чувствует Васюта, что он уже внутри шара. Как это получилось — непонятно, но ничего, не страшно. А голос Василия Федоровича доносится уже глухо, откуда-то издалека:

— С этого и начнем. Вошли в Круг. В Круг…

Пропал голос. И шар пропал. И комната изменилась: ни плакатов, ни приборов. Голые стены. Все залито ровным голубоватым сиянием, словно лампочки дневного света горят. Только самих лампочек нигде не видно. Посередине комнаты составлены вкруг стулья, и на одном из них сам Васюта сидит кресло тоже куда-то пропало. Стульев не то шесть, не то семь — сосчитать Васюта не успел, потому что глянул случайно на себя и охнул. Оказывается, его, Васюты, тоже нет. То есть сам-то он чувствует, что он здесь — на стуле сидит. Но при этом он стул сквозь себя видит — а себя не видит совершенно. И не то чтобы он там стал прозрачный или полупрозрачный — просто нет его и все. Пустое место. Значит, с одной стороны, он как бы есть, поскольку сам он твердо знает, что он здесь. А с другой стороны, его как бы и нет, поскольку его не видно. Этакий человек-невидимка. Но ни удивиться этому, ни испугаться толком Васюта не успел. Потому что услышал голос.

— Ну и как прикажете все это понимать? — раздался вопрос. Голос звучал справа от Васюты, с одного из стульев. Значит, там тоже кто-то сидел. И тоже невидимый. Голова у Васюты кругом пошла. Ничего нельзя понять. А голос между тем недовольно продолжал:

— Отрывают людей от дела, ничего толком не объяснят… Вот скажите на милость, для чего мы тут все собрались? «Мы»? Да еще «все»? Значит, их тут много?» Васюта пристально вгляделся в стулья — нет, никого не видно. Но без ответа голос не остался. Ответ прозвучал слева от Васюты — восторженным девичьим голоском:

— То есть как это — для чего собрались? Мы получили уникальную возможность общаться. Ведь это же Круг! Подумайте только: в нашей повседневной жизни мы все время бежим, торопимся, невидим, не замечаем друг друга. И вдруг этот сумасшедший бег остановился, мы можем увидеть друг друга, узнать, понять, обсудить…

— Вот-вот, увидеть, — желчный голос прямо напротив Васюты. — И много Вы видите? Себя-то толком не видно.

— А я считаю, девушка права (это уже рядом с Васютой, на соседнем стуле справа). Раз уж так вышло, что мы тут собрались все вместе, надо обсудить.

— Да что обсудить-то?

— Неважно. Что угодно. Ведь не молча же сидеть. Неизвестно, сколько мы здесь пробудем. Вот товарищ, например, правильно сформулировал вопрос: можно обсудить, для чего мы здесь собрались.

— А может быть, для чего нас здесь собрали? ввернул справа Недовольный (так его Васюта про себя назвал).

— Может быть, и так, — согласился рассудительный сосед справа. — Я полагаю, что осуществляется научный эксперимент. И мы должны со всей ответственностью отнестись к его целям и задачам.

— Ну и что вам известно о целях и задачах? (Это тот, напротив Васюты. «Ехидный» — назвал его про себя Васюта). — К чему Вы собираетесь ответственно относиться?

— А я предлагаю — знаете что? Давайте стихи читать! (Этого голоса Васюта еще не слышал. Возник он слева через одного — рядом с Ехидным.)

— Может, еще и песни петь? — немедленно среагировал Ехидный.

— Можно и песни, — обескураженно отозвался голос, — но стихи лучше…

— Товарищи, подождите, — воззвал Рассудительный. — Так у нас дело не пойдет. Никакого порядка. Предлагаю выбрать председателя собрания, установить регламент…

— А как голосовать будем? (Это, конечно же, Ехидный.) — Ничего не видно. Как считать будете кто за что руку поднял?

— Да подождите Вы с Вашим голосованием! Это Недовольный голос подал. — Пока еще неизвестно, сколько нас тут. Вот на этом стуле, например, рядом с девушкой, есть кто-нибудь или нет? Я оттуда пока еще ничего не слышал.

«Да ведь это он про меня, — сообразил Васюта: Я еще пока ничего не говорил".

— Есть, — отозвался он хриплым от волнения голосом. — Я здесь есть… Васюта…

— А, молодое поколение! — развеселился Ехидный. — Металлисты-рокеры! Панки в банке!

— Я не панк, — обиделся Васюта. — И не металлист.

— Да? А кто же Вы? Представьтесь, пожалуйста.

— Я… это… не знаю… в школе учусь…

— Вот — пожалуйста! Он не знает, кто он такой! И это наша смена!

— Ну что Вы привязались к ребенку! — вступилась девушка слева. ("Тоже мне, защитница нашлась, — подумал Васюта. — Это кто ей ребенок? Уж не я ли?») Ну и что с того, что он о себе не знает? Люди вообще о себе мало знают. Можно подумать, что Вы о себе много знаете.

— Я все о себе знаю! — бросил Ехидный.

— Вот видите, — обрадовался Рассудительный. — Товарищ все о себе знает.

— Тогда пусть расскажет! — потребовал Недовольный.

— Что расскажет? — изумился Рассудительный.

— Все. Все, что знает, пусть и рассказывает.

— Это с какой же стати я буду рассказывать! — возмутился Ехидный.

— Значит, рассказать нечего, — подытожил Недовольный.

— А хотите, я о себе расскажу. — ("Это тот, который между Ехидным и девушкой, — сориентировался Васюта. — Который предлагал стихи читать».) Знаете, так хочется иногда кому-нибудь о себе рассказать. Только я всегда стесняюсь. А так, когда меня не видно и мне никого не видно — мне легче…

— Конечно, конечно! (Это соседка слева.) Расскажите!

Тут снова вступил Рассудительный:

— Очень хорошо! Итак, слово для доклада предоставляется товарищу… Как Ваша фамилия?

— Да что Вы привязались с фамилией, — опять вступилась девушка. — Как Вам не стыдно! У человека наболело, он душу жаждет раскрыть, а Вы — фамилия! Вы еще паспорт у него спросите. Пусть как хочет, так и рассказывает.

— Да нет, я не возражаю, — ретировался Рассудительный. — Просто во всем должен быть порядок.

Тут все хором заговорили:

— Пусть, пусть рассказывает.

— Успеете со своим порядком.

— Ишь, блюститель нашелся. — А Вы его не слушайте, молодой человек. Рассказывайте!

— Знаете, мне всегда во всем не везло, — начал Застенчивый. (Так его про себя окрестил Васюта.)

Это еще с детства началось. Помню, я начал собирать марки. И довольно много собрал. И тогда мне захотелось меняться. Знаете, есть такой магазин, где марки продают. Там, возле магазина, люди собираются и обмениваются марками. Я собрал все свои марки и пошел к магазину. А там ко мне подошли мальчишки и все марки у меня отобрали.

— В морду надо было дать! — не выдержал Васюта. — Вот ведь как Вы неверно рассуждаете, молодой человек, — вступил в разговор Рассудительный. Вы, молодежь, всегда так: чуть что — «в морду».

— А если не в морду — то куда? — поинтересовался Ехидный.

— Да никуда не надо было давать! Товарищу следовало разъяснить мальчикам их поступок, обратиться к старшим, в милицию заявить наконец…

— Ну и что же Вы сделали в этой, прямо скажем, неприятной ситуации? — спросил Недовольный.

— Я заплакал и пошел домой. И больше уже марки никогда не собирал.

— Ой, мне Вас так жалко, так жалко, — воскликнула девушка. — Ой, а Вы знаете, мне кажется, я Вас вижу. То есть не то чтобы совсем вижу, а так, что-то вроде облачка.

— Я Вас тоже вижу, — после паузы сообщил Застенчивый. — Такой, знаете ли, легкий контур…

— Молодой человек, — обратился вдруг к Васюте Недовольный, — а Вы случайно каратэ не занимались?

— Да так, немножко пробовал… — смутился Васюта. — А Вы откуда знаете?

— А у Вас костяшки на пальцах сбиты.

— Как это Вы узнали? Ведь меня же не видно. — Вас, положим, не видно, а кулаки Ваши уже проявились.

Васюта глянул на свои руки — и обмер. Самого его по-прежнему не видно — пустое место, только руки стали проступать, кулаки — так даже вполне отчетливо.

— Интересно, — продолжал Недовольный, почему это сначала вообще ничего не видно, а теперь вдруг становится что-то видно?

— Не так уж много и видно, — немедленно отреагировал Ехидный.

— Много или не много — это второй вопрос. Важен факт. Мне, может быть, такие шутки вообще не нравятся.

— Я же вам говорю, — вступил Рассудительный, — идет научный эксперимент, а вы меня слушать не хотите. Я предлагаю выдвигать гипотезы относительно сути происходящего.

— Есть у меня гипотеза, — неожиданно заявил Ехидный. — Только я вам ее пока не скажу.

— Подумайте, тайны мадридского двора! (Это, конечно, Недовольный не удержался.)

— Тайны не тайны, а мне еще кое-что проверить Нужно. Молодой человек, э-э, который рядом со мной, которому не везет, может быть, Вы нам еще что-нибудь из своей жизни расскажете?

— Это Вам что, для Вашей гипотезы нужно? — поинтересовался Недовольный.

— Представьте себе. Так как, расскажете?

— Ну, если вам интересно…

— Очень интересно.

— Тогда расскажу. Когда я стал постарше, мне захотелось заняться спортом. И я решил научиться кататься на горных лыжах.

Я достал путевку на спортивную базу в горах. Горных лыж у меня не было, стоят они очень дорого, и поэтому я взял их напрокат. И, как всегда, мне не повезло. В первый же день я попытался спуститься с горки, упал и сломал…

— Боже мой! Ногу! — Легкий контур слева от Васюты подскочил на своем стуле. — Какой ужас! Как мне Вас жалко!

— Нет, не ногу, а лыжу. И мне пришлось за нее платить. А кататься я так и не научился.

— Стоп! — прервал его Ехидный. — Благодарю за поучительный рассказ.

А теперь прошу почтенную публику обратить внимание на нашего неудачливого коллегу. Его стало видно гораздо лучше, не правда ли?

— Действительно, товарищ приобрел более отчетливые очертания.

— Ой, и правда, Вас лучше видно стало!

— Ну стало лучше видно — и что?

— А то, что теперь я могу обнародовать свою гипотезу. Целей и задач, как говорит наш добровольный председатель, я, может быть, и не открою, но кое-какие наблюдения я сделал. В самом начале мы были друг — для друга абсолютно невидимы — верно?

— И сколько Вам времени понадобилось для такого тонкого наблюдения? — поинтересовался Недовольный.

— Ровно столько же, сколько и Вам, — парировал Ехидный. — Но, в отличие от Вас, я из этого наблюдения сделал выводы. А выводы вот какие. Все мы между собой незнакомы. Мы друг друга совершенно не знаем — как бы друг для друга не существуем. В тех не совсем обычных условиях, в которых мы с вами оказались, это выражается в том, что мы друг для друга невидимы. Наши внутренние духовные сущности как бы замкнуты в самих себе. Каждый из нас ощущает сам себя; но до тех пор, пока он ничем не проявляет себя для других, он для них невидим.

Каждый раз, когда один из нас каким-то образом проявляет себя для других, так сказать, позволяет раскрыться своей внутренней сущности, он до некоторой степени уплотняется, материализуется, если угодно, и становится видимым.

— Мистика! — негодующе фыркнул Недовольный. — Мистика, спиритизм и материализация духов!

— Вы можете предложить другое объяснение? — хладнокровно поинтересовался Ехидный.

— Могу! Но не буду.

— В таком случае я, с Вашего позволения, продолжу. Сообщая что-то о себе, рассказывая о каких-то своих поступках, человек становится для нас понятным — а тем самым видимым. Вот такая у меня гипотеза.

— Концы с концами не сходятся в Вашей гипотезе, — немедленно вступил в спор Недовольный. Мы тут все рта не закрываем, а меня вот почему-то до сих пор не видно.

— Да, действительно, — поддержал Рассудительный, — товарищ совершенно прав. Я тоже не наблюдаю прямой зависимости нашей, так сказать, степени видимости от нашего, так сказать, количества речевой продукции.

— Не в количестве дело, а в качестве. Я же объясняю, что видимым становится только тот, кто сообщает о себе что-то важное, нечто позволяющее его понять. Вот, например, наш незадачливый друг сообщил нам два факта из своей биографии, которые дают нам представление о его характере и отношении к жизни. Результат налицо — вы сами видите, как он уплотнился.

— Ну хорошо, — не сдавался Недовольный, предположим. А девушка почему уплотняется? Или вот молодой человек слева от меня? ("Это он про меня". - сообразил Васюта.) они-то о себе ничего не сообщили! Это Вы чем объясните?

— Да все тем же. Действительно, они о себе ничего не поведали. Но они активно выразили свое отношение к тому, о чем рассказал мой сосед. Тем самым они раскрылись для нас, стали в какой-то мере понятными — и в результате в определенной степени уплотнились.

— Мне соображения товарища кажутся предельно убедительными, — высказался Рассудительный.

— А мне не кажутся, — тут же отозвался Недовольный.

— Ой, а вы знаете, что я придумала! — вступила Восторженная Девушка.

— Мы все можем уплотниться! И все будем друг друга видеть! Для этого нужно, чтобы каждый из нас рассказал о себе — так, чтобы другим было что-то в нем понятно. И тогда мы все станем видимые!

— Тоже мне, сказки тысячи и одной ночи! фыркнул Недовольный. — А если я не хочу ничего про себя рассказывать?

— Да, действительно, — промолвил Рассудительный, — а если товарищ не хочет про себя рассказывать? Дело-то ведь, в конце концов, добровольное.

— Абсолютно добровольное, — отозвался Ехидный. — Не хочет — не надо. Пусть остается невидимым, если ему так больше нравится. На минуту воцарилось молчание. Васюта задумался. С одной стороны, рассказывать о себе незнакомым людям не очень-то хочется. А с другой, если Ехидный прав, то ничего не поделаешь — придется. Не оставаться же невидимкой, в конце-то концов. Собравшись с духом, он сказал:

— По-моему, у нас другого выхода просто нет. Если, конечно, мы хотим вернуться в нормальное состояние. Мне, например, оставаться в таком виде что-то не хочется.

— Очень, очень разумно сказано, молодой человек, — оживился Рассудительный. — Итак, вопрос выносится на голосование. Кто за это предложение, прошу поднять руку… извините, прошу подать голос. Лично я — за. Вы, юноша, как я понял, тоже за?

— Да, — сказал Васюта.

— А Вы, девушка?

— Ой, ну конечно, конечно.

— Молодой человек?

— Да, я согласен.

— Наш, так сказать, многоуважаемый теоретик? — За, — отозвался Ехидный.

— А наш не менее многоуважаемый оппонент? — Раз все за, то я подчиняюсь, — отозвался Недовольный. — Но предупреждаю, что никакой ответственности за происходящее я не несу.

— А Вы вообще за что-нибудь ее несете? — полюбопытствовал Ехидный.

— Товарищи, товарищи, не будем возобновлять дискуссию, — воззвал Рассудительный. — Мы уже пришли к определенному решению. Поскольку молодой человек нам уже кое-что рассказал о себе и среди всех нас уплотнился, так сказать, в максимальной степени, я предлагаю начать с него, а затем Продолжать по часовой стрелке.

— А почему не против? — немедленно поинтересовался Недовольный.

— Господи, ну и характер, — пробурчал Ехидный.

— Властью председателя прекращаю всякие дискуссии! — заявил Рассудительный. В голосе у него зазвучали металлические нотки.

— Нет, вы только подумайте! — ахнул Ехидный. — У него уже и власть появилась!

— Начинайте, молодой человек, — не обращая внимания на реплику, торжественно произнес Рассудительный. — Вернее, продолжайте. Мы Вас слушаем.

— Хорошо. Я Вам расскажу еще один случай из моей жизни. Но только у меня все случаи похожи. Мне все время не везет, и у меня никогда ничего не получается.

— И чем же Вы это объясняете? — поинтересовался Ехидный.

— Не знаю. Я это объяснить не могу. Просто когда я начинаю что-нибудь делать, то заранее знаю, что ничего не получится, потому что я невезучий. И так оно всегда и бывает. Вот, например, такой случай. Я сдавал экзамен на водительские права. Машину я водил неплохо, правила тоже выучил. Я знал, что, за что бы я ни взялся, у меня никогда ничего не выходит. Но получить права очень хотелось. И я решил, что постараюсь все делать правильно и очень аккуратно — авось пронесет.

Меня друзья заранее предупредили, что нужно быть очень внимательным, потому что инспектор специально может предложить сделать что-нибудь неправильно. Скажет, например: «Поверни направо»; ты повернешь — а поворот запрещен. И на этом экзамен кончается.

Вот я сел за руль и поехал. Все шло хорошо, и я уже решил, что на этот раз мне повезет. Но тут на светофоре загорелся красный свет и я остановился. Как мне потом объяснили, остановился очень далеко — метров за двадцать до светофора. Те машины, которые остановились за мной, начали сигналить, но я не понимал, почему. Тогда инспектор мне говорит: «Подай вперед». Я решил, что он специально меня проверяет — ведь ехать нельзя, свет-то красный. И спокойно ему отвечаю: «Нельзя».

Он опять говорит: «Подай вперед». А я опять говорю: «Нельзя». Тогда он закричал на меня и потребовал, чтобы я ехал вперед. Но я твердо решил, что ему не удастся сбить меня с толку, и сказал, что на красный свет я не поеду.

— Ну и чем же это кончилось?

— Кончилось тем, что он высадил меня из машины. Тут как раз загорелся зеленый свет, и он уехал. А я остался.

— И Вы так и не сдали на права?

— Так и не сдал.

— Благодарим Вас за рассказ, — вмешался Ехидный, — и позвольте поздравить Вас с успехом. На сей раз Ваша невезучесть Вам изменила.

— С каким успехом? — не понял Застенчивый. — С полным и абсолютным. С достижением нормальной плотности и привычного облика.

Действительно, по мере того как Застенчивый рассказывал, он уплотнялся все больше и больше, и теперь было видно, что это бледный, стройный молодой человек в сером костюме, с правильными чертами лица и большими грустными глазами.

— Позвольте, товарищи, поздравить также нашего многоуважаемого теоретика, — вступил Рассудительный, — с подтверждением его гипотезы. Теперь, если не ошибаюсь, его очередь принять, так сказать, нормальное человеческое обличье.

— Не ошибаетесь. И поскольку я все это затеял, то с удовольствием расскажу вам о себе. Как вы, по-видимому, могли заметить, я несколько отличаюсь от нашего неудачливого друга.

— Не в лучшую сторону, — пробурчал Недовольный.

— Возможно. Во всяком случае, я всегда был уверен в том, что у меня получится все, за что бы я ни взялся. Для человека нет ничего невозможного нужно только не жалеть себя и приложить все свои силы для достижения цели. А их у человека намного больше, чем обычно думают.

— Ой, я так с Вами согласна, так согласна!

— Благодарю Вас. Вот, скажем, мне вспомнился случай из студенческой молодости. У меня сложилась такая ситуация, что пришлось перейти из одного института в другой.

— Выгнали, что ли? — полюбопытствовал Недовольный.

— Нет, не выгнали. Впрочем, это неважно. А важно то, что мне нужно было сдать экзамены за целый год — причем по предметам, которых я никогда не изучал. Иначе мне пришлось бы этот год потерять.

— У меня ни за что бы не получилось, — вздохнул Застенчивый.

— Ну конечно, если подходить к делу с таким настроением, то ничего и не получится. Но я знал, что мне нужно это сделать, и знал, что смогу это сделать. Оставалось только придумать, как это сделать. Я взял все учебники, по всем предметам, которые мне нужно было сдавать, и законспектировал их. Это заняло у меня две недели. Потом я взял свои конспекты и законспектировал их еще раз. Потом я взял те конспекты, которые получились, и законспектировал их еще раз.

— И сколько раз Вы повторили это бесполезное занятие? — спросил Недовольный.

— Я повторил его пять раз, и это заняло у меня еще две недели. Но оно было не таким бесполезным, как Вы полагаете. Когда я посмотрел на свой последний конспект, я увидел, что он почти дословно совпадает с оглавлением учебника.

— Стоило стараться? Могли бы сразу переписать оглавление.

— Мог бы, конечно. Но что бы это мне дало? А теперь, посмотрев на оглавление, я мог вспомнить все, что написано в учебнике.

— И сдали экзамены?

— Да, я сдал все экзамены.

— Ой, я так за Вас рада, так рада!

— Спасибо. «В жизни нет ничего невозможного»

Это мой принцип. И он меня еще ни разу не подводил.

— Он Вас и сейчас не подвел. Товарищи, позвольте обратить ваше внимание на изменение, так сказать, степени плотности нашего многоуважаемого докладчика. По моим наблюдениям, она приближается к нормальной.

Действительно, Васюта мог теперь хорошо рассмотреть Ехидного. На стуле, стоявшем напротив него, по-хозяйски расположился крепко сбитый загорелый мужчина. Трудно было поверить, что совсем недавно там было только пустое место. Мужчина повернулся налево — к Недовольному.

— Ну-с, теперь Ваш черед. Прошу!

— Вы хотите, чтобы я рассказал о себе? Пожалуйста. Однажды у меня был выходной день. Я проснулся поздно, позавтракал, почитал газету, посмотрел телевизор. Идти мне никуда не хотелось, поэтому я пообедал и лег спать. Все.

— То есть как это — все? — поразился Рассудительный.

— А вот так — все.

— Но ведь Вы же не уплотнились! Вас по-прежнему не видно!

— Ну а я-то тут при чем? Значит, не верна гипотеза, раз ничего не получается.

«Жульничает, — подумал Васюта. — Он же не рассказал о себе ничего».

— Ой, ну как же так? — огорчилась девушка. Так все хорошо получалось, и вдруг не получается. — Ничего, сейчас получится, — успокоил ее Ехидный. — Я вижу, Вы не очень расположены рассказывать о себе (это уже к Недовольному). В таком случае, может быть, вы не откажетесь ответить на несколько вопросов?

— Может быть, и не откажусь.

— Скажите, пожалуйста, Вы кто по профессии?

— А зачем Вам это знать?

— Ну, если это секрет, можете не говорить.

— Да нет, не секрет. Инженер.

— Интересная у Вас работа?

— Да что же в ней интересного? Ничего в ней интересного нет. Скукотища.

— А как к Вам на работе относятся?

— Как относятся, как относятся! Да как они могут относиться, если они думают, что я такой же, как они все. Они просто не знают, с кем дело имеют!

— Вы нас простите, но ведь мы тоже не знаем, с кем мы имеем дело. Может быть, Вы раскроете свое инкогнито?

— А Вы все с насмешечкой! Ну ладно, скажу. Я изобретатель.

— И что же Вы изобрели, если не секрет?

— Секрет — не секрет, только вы все равно ничего не поймете.

— А вдруг?

— Ну ладно. Я изобрел Определитель смысла жизни.

— Что-что?

— Я же говорил — не поймете. Определитель смысла жизни. Прибор такой.

— И что же он определяет?

— Смысл жизни, естественно. Вы никогда не задумывались над тем, почему так мало счастливых людей? А я задумывался. И понял: человек не может быть счастлив, пока он не знает смысла жизни. И изобрел Определитель.

— Ежели Вы поняли смысл жизни, то рассказали бы всем, в чем он состоит. И никакой определитель не нужен.

— Вы рассуждаете как дилетант. Не может быть одного, единого для всех, смысла жизни. Он у каждого человека индивидуальный. Но определить его сам человек не может. А мой прибор может.

— Что же, у Вас и модель есть? Действующая? В натуральную величину?

— Нет, модели пока нет. Трудности с деталями. Но есть принципиальная схема.

— А вы ее куда-нибудь посылали?

— Куда только я ее не посылал!

— И что же Вам отвечали?

— Отписки присылают. Бюрократы. А некоторые еще и в остроумии упражняются — предлагают изобрести вечный двигатель.

— Ну и как?

— Что — как?

— Изобрели вечный двигатель?

— Послушайте, Вы бы постыдились такие вопросы задавать. Вечный двигатель невозможен это и ребенку известно.

— А определитель смысла жизни, значит, возможен?

— Конечно, возможен, раз я его изобрел!

— А Вы пробовал и объяснить, доказать?

— Ну вот еще, стану я объяснять да доказывать! Раз не понимают, с кем дело имеют, пусть им же будет хуже. Не доросли еще до моей идеи.

— А на работе, значит, как я понял, Вы не очень усердствуете?

— Как же, стану я над ерундой надрываться! Раз не понимают, с кем дело имеют…

— Пусть им же будет хуже?

— Вот именно.

— Простите, — робко вступила девушка, — а Вы сами счастливы?

— Я же сказал, что прибор еще не готов! — вспылил Недовольный.

— А как только он будет готов, товарищ определит свой смысл жизни и будет счастлив, — разъяснил Ехидный.

Изобретатель достал из кармана платок и промокнул вспотевший лоб. И только тут до Васюты дошло, что он его видит. Разговор так захватил его, что он и не заметил, как Недовольный уплотнился.

Теперь рядом с Ехидным сидел невысокий толстяк с небольшой лысиной и с брюзгливым выражением лица.

— Ой, я так за Вас рада! Я так за Вас переживала! Я Вас так поздравляю!

— С чем это, интересно? — недоверчиво покосился толстяк.

— Девушка поздравляет Вас с окончанием Вашего бесплотного существования, — с торжеством объявил Ехидный, — хотя Вы, кажется, в такой возможности сомневались. Позвольте и мне присоединиться к ее поздравлениям.

— Действительно, товарищ, так сказать, перешел из невидимого состояния в видимое. Позвольте и мне, многоуважаемые товарищи, от имени и по поручению…

— Ладно, ладно, — невежливо прервал Недовольный. — Будет Вам. Видимо, невидимо… Перешел — и ладно. Я в этом деле не последний.

— Верно, верно. — Ехидный с интересом повернулся к пустому стулу рядом с Васютой. — Теперь Ваша очередь.

— Ну что же, будучи в некоторой мере, так сказать, ответственным за проводимое мероприятие, я: не возражаю против обнародования некоторых, так сказать, фактов моей биографии, если это пойдет на пользу общему делу…

— Пойдет, пойдет. Рассказывайте.

— Я расскажу Вам страшную историю. Однажды мне было поручено прочитать доклад на очень ответственном совещании. Доклад был согласован и утвержден.

И вот я прихожу на совещание, открываю портфель, вынимаю папку и — что бы вы думали? доклада нет!

— Потеряли, — мрачно сказал Недовольный.

— Я никогда ничего не теряю.

— Похитили враги, — предположил Ехидный.

— Да, это было первое, что пришло мне в голову.

Но с этим уже некогда было разбираться. До начала совещания всего пять минут, а доклада нет! Вы знаете, в моей жизни никогда не было прецедента, чтобы я не выполнил то, что мне поручено. Это абсолютно невозможно. И вдруг — такое несчастье.

— Да, ситуация забавная, — подтвердил Ехидный.

— Забавная? Да что Вы, просто кошмарная! К счастью, я вспомнил, что доклад печатался в двух экземплярах.

— И послали за вторым, — несмело предположил Застенчивый.

— Что Вы, второй был… Впрочем, это неважно. Я послал за машинисткой, которая его печатала, и спросил, сохранилась ли копирка. Мне повезло — она еще не успела ее выбросить. Тогда я попросил ее принести мне эту копирку; текст доклада на ней прекрасно отпечатался. И я прочитал его.

— То есть как — по копирке?

— Да, по копирке.

— Но ведь, чтобы на ней что-то увидеть, ее нужно на свет смотреть — я и смотрел.

— Что же Вы, так и стояли на трибуне, глядя на копирку? — не поверил Ехидный.

— Да. А что такого?

— Первый раз слышу подобное! В зале небось все так и легли от хохота.

— Что Вы, меня очень внимательно слушали. И даже аплодировали.

— Да, история действительно кошмарная, — задумчиво протянул Ехидный.

— Еще бы. Она мне стоила несколько седых волос.

— Ничего, сейчас это незаметно, — утешил Недовольный.

— Сейчас-то конечно… — И Рассудительный смущенно провел рукой по совершенно лысой голове.

— Ой, получилось, получилось, — захлопала в ладоши Восторженная. — Уплотнились!

— Да, действительно. — Рассудительный с удовлетворением оглядел себя.

— Так сказать, с успехом выполнил поручение общественности.

— Извините, — снова вступил Застенчивый, можно Вас спросить… А доклад Вы нашли?

— Доклад-то? Да, нашел. Он в другой папке был. Я случайно папки перепутал.

После этого сообщения последовало непродолжительное молчание. А потом все "взгляды обратились к Васюте — вернее, к тому месту, на котором он находился.

— Ну-с, — обратился к нему Ехидный, — Ваша очередь. Смелее: Вы же видите — это совсем не страшно.

— Да я и не боюсь. Только я не знаю, про что рассказывать.

— Как про что? Про битвы, опасности, приключения. Эх, где мои семнадцать лет! Были в Вашей жизни опасности и приключения?

— Приключения? — Васюта задумался. — Да нет, пожалуй, что и не было.

— Скучно живете, — резюмировал Ехидный.

— Что Вы, я не скучно живу. Наоборот — очень Весело. у нас компания дружная.

— Ну, расскажите тогда про компанию.

— Компания отличная: Макс, Вовик, Димон, Сэм, ну и я, конечно.

— А Сэм что — американец?

— Почему американец? Русский. Он вообще-то Саша.

— А-а, понятно. Подпольная кличка. И что же вы все вместе делаете?

— Много чего. Гуляем, музыку слушаем, на дискотеки ходим, в кино иногда.

— И все?

— А что еще?

— Не густо. Ну а без компании, в одиночном полете, Вы чем занимаетесь?

— А я один и не бываю почти. Одному тоскливо. Мы всегда вместе.

— Так уж и всегда? Можно подумать, что вы в одиночку вообще не существуете. Вот, скажем, школа…

— А что школа? Учишься и учишься. Нет, главное — это после школы.

— Да, но Вы от нас это главное упорно скрываете. В чем оно все-таки заключается?

— Как, я же сказал — вместе собираемся. А там уж решаем, чем заняться.

— Позвольте, — вмешался Рассудительный. — Вы, так сказать, узурпировали нашего юного друга. Вполне понятно, что в его возрасте личный опыт, так сказать, имеет довольно ограниченные пределы Возможно, юноша желает поделиться с нами планами на будущее, жизненными, так сказать, перспективами… — Юноша, — насмешливо обратился к Васюте Ехидный, — желаете поделиться перспективами?

— Это насчет того, куда поступать? Я об этом пока не думал. Время еще есть.

— Знаете, мы так-тут до скончания века можем просидеть, — высказался Недовольный. — Вы вообще-то уплотняться собираетесь или нет? Что Вы нам все про компанию да про компанию; Вы про себя расскажите.

— А я про себя и рассказываю, — обескураженно ответил Васюта.

— Ой, а Вы знаете, я его понимаю, — вступила восторженная. — Что же плохого в том, что они всегда вместе? Дружить — это так прекрасно! И то, что друзья не могут обойтись друг без друга, — это, по-моему, просто замечательно! Мы ведь решили, что каждый из нас должен рассказать о себе что-то важное. А если для мальчика самое важное — это дружба!

«Опять, — с неудовольствием подумал Васюта. То ребенок, то мальчик. Сама-то небось не намного старше».

— Самое или не самое — это неизвестно, — заметил Ехидный, но — тут он обернулся к Недовольному — повод для Вашего неудовольствия отсутствует начисто, поскольку молодой человек все-таки изменил свое агрегатное состояние. Прекрасный, доложу я вам, экземпляр. Васюта даже на «экземпляр» не обиделся — так он обрадовался тому, что его опять видно. Не доверяя глазам, он потихоньку себя ощупал — все было в порядке.

— Теперь очередь нашей юной леди, — начал было Ехидный. — Впрочем, что я вижу! Какой успех! Поздравляю Вас, мадемуазель, Вы очаровательны, в чем лично я, впрочем, ни секунды не сомневался. Васюта прекратил себя рассматривать и посмотрел налево, рядом с ним сидело светловолосое создание с доверчиво распахнутыми серыми глазами.

— Позвольте, — вскинулся Недовольный, — это за какие заслуги такие исключения? Я не понимаю…

Но вдруг раздался легкий хлопок и внезапно погас свет.

«Пробки, наверное, перегорели», — подумал Васюта.

— Да нет, пробки в порядке, — ответил из темноты чей-то голос. Голос звучал знакомо, но кому он принадлежал — Васюта припомнить не мог.

— В порядке пробки. Просто Круг замкнулся. Сейчас будет свет.

Загорелась голая лампочка, свисающая с потолка на шнуре. Васюта, словно освобождаясь от сна, осмотрелся. Он сидел посреди комнаты в старом зубоврачебном кресле, а перед ним, улыбаясь, стоял Василий Фдорович.

— И как самочувствие? — озабоченно спросил он.

— Нормально, — машинально ответил Васюта, продолжая осматриваться.

Ни стульев, ни людей в комнате не было. — А где же… все?

— Кто где, — ответил Василий Федорович. — Своими делами занимаются. А мы с Вами займемся своими. Я понимаю, что оставил Вам массу новых ощущений, но ведь все-таки мы с Вами не ради развлечения это затеяли. Вещи-то обсуждаются серьезные.

— Уж куда серьезней, — согласился Васюта. Вдруг — бац! — и нету тебя. Так и напугать человека недолго.

— Ну что Вы, я знал, что Вы не испугаетесь. Ведь это просто наглядная иллюстрация.

— Иллюстрация? К чему?

— К нашему разговору. Вы его еще не забыли?

— Нет, не забыл. Мы говорили: для того чтобы понять движущие силы поступков человека, надо посмотреть, как он проявляет себя в различных ситуациях.

— Совершенно верно. А Вам это было представлено наглядно. Пока человек никак себя не проявил, Вы ничего не можете сказать о его движущих силах, он для Вас непонятен, как бы невидим. А затем, по мере того как он себя проявляет и Вы начинаете его понимать, он для Вас становится видимым.

— Да-да, Ехидный так и объяснял.

— Ну вот, а теперь, когда Вы имели возможность наблюдать это в зримой форме, мы можем поговорить и о движущих силах. Кстати, Вы сказали — «Ехидный". Вы можете мне объяснить, почему Вы этого человека так назвали?

— Ну, он так всех поддевал… Такой у него, наверное, характер. Ехидный, в общем.

— Вот видите, столкнувшись с человеком, Вы, часто не осознавая этого, пытаетесь определить в нем что-то главное, существенное. И обозначаете это словами. И в дальнейшем общении с этим человеком Вы себе уже примерно представляете, чего от него можно ожидать. Говоря научно — прогнозируете его поведение. Так?

— Да, пожалуй, что так.

— Вы ведь и других участников Круга не оставили безымянными, всех наградили прозвищами, если я не ошибаюсь?

— Да, верно.

— Напомните-ка их мне.

— Значит, так. Застенчивый, Ехидный, Недовольный, Рассудительный и Восторженная.

— Но ведь эти прозвища Вы им дали в самом начале, когда разговор у вас только начался, еще до того, как они рассказали какие-то события из своей жизни.

— Да, так оно и было.

— Это внешний, самый поверхностный слой понимания человека. Но после того, как Вы узнали об их поступках в определенных ситуациях, Вы поняли их лучше — верно? Вы как бы начали постигать те внутренние движущие силы, которые заставляют их поступать именно так, а не иначе.

— Д-да, я думаю, что это так.

— Тогда давайте попытаемся сформулировать, что Вы поняли, и что это за движущие силы.

— Не могу. Я смутно что-то чувствую, а сформулировать не могу.

— Попробую Вам помочь. Для начала вспомним, что Вам сказал о себе молодой человек — тот, которого Вы окрестили Застенчивым.

— Ну, он сказал, что он невезучий и за что бы ни взялся, знает заранее, что у него ничего не получится.

— Стоп. Это очень важно. Следовательно, у него есть определенное представление о себе. Сейчас мы не будем разбираться, как оно у него сложилось — это очень долго. Важно то, что оно у него есть. И его поступки в какой-нибудь ситуации во многом определяются этим представлением о себе.

— Разве?

— Да, конечно. Вспомните, мы ведь с Вами установили, что поступать определенным образом человека заставляет не ситуация. Как Вы мне сами сказали, есть что-то в самом человеке, что заставляет его поступать так, а не иначе. А теперь мы с Вами наконец подошли к пониманию того, что же это такое. Жизнь — весьма сложная штука, и ситуаций в ней может быть превеликое множество. А представление о себе у человека очень устойчиво. Это и есть те движущие силы — по крайней мере, одна из них — которая заставляет человека действовать определенным образом. А иначе мы можем назвать это представление о себе образом "Я». — Образом "Я»? А это что такое?

— Это и есть то, о чем мы с Вами говорим. Образ "я" — внутреннее представление человека о себе, о самом главном в себе. Это то, каким человек себя видит изнутри.

— Да, теперь я начинаю понимать. Этот образ "Я", как Вы говорите, в какой-нибудь ситуации проявляется в поступке.

— Совершенно верно. Помните, мы говорили: для того, чтобы понять человека, его движущие силы, надо рассмотреть его поступки в различных ситуациях. А теперь мы можем сделать еще один шаг и сказать: рассмотрев поступки человека в различных ситуациях, мы можем понять…

— Мы можем понять, какой у него образ «Я»! Это элементарно.

— Вот как — даже элементарно! Но для того, чтобы это стало элементарным, нам с Вами пришлось приложить немало усилий. Однако наша работа на этом не кончается. Давайте попробуем сделать заключения об образах «Я» участников Круга, исходя из того, что нам о них известно.

— Давайте.

— Раз уж мы начали с молодого человека, давайте с ним и закончим. Что мы можем сказать о его образе «Я", его внутреннем представлении о себе?

— Это легко. Он ведь сам об этом сказал. Он неудачник.

— Да, пожалуй, я могу с Вами согласиться. Он ощущает себя человеком, которому не везет, у которого никогда ничего не получается. Действительно, такой образ «Я" мы можем условно назвать «Неудачник». А его сосед?

— Это Ехидный, что ли?

— Оставим его ехидство. Попробуем копнуть чуть поглубже. Что там у него была за ситуация?

— А, с экзаменами. Здорово он с ними выкрутился. Он еще говорил — как это? ах, да: для него в жизни нет ничего невозможного.

— И что же мы можем сказать о его образе «Я"?

— Да, это вам не неудачник. Тут все с точностью до наоборот.

— Прелестный эвфемизм. Именно с точностью до наоборот. Это человек уверенный в себе, уверенный в своих силах.

— По-моему, так даже чересчур.

— Трудно сказать. Для нас важно другое: можем мы, зная о таком его внутреннем самоощущении, прогнозировать его поведение?

— То есть сказать, как он себя поведет в какой-нибудь ситуации?

— Именно.

— Да, конечно, можем.

— Что и требовалось доказать. Кто там у нас следующий?

— Следующий? Этот… толстяк. Недовольный, в общем.

— Давайте не будем больше употреблять эти клички. Что нам о нем известно?

— Он изобрел что-то. Диковинку какую-то. И думает, что он гений. А его никто не признает. И. поэтому он ничего делать не хочет, ни с кем не согласен и всем недоволен.

— Характеристика довольно точная. Что же мы можем сказать о его образе «Я», его внутреннем самоощущении? Как мы могли бы охарактеризовать образ «Я» этого человека, который считает себя гениальным, и которого никто не признает?

— Непризнанный гений?

— Неплохо. Как Вы считаете, можем мы на основе такого знания о его образе «Я» прогнозировать его поведение в разных ситуациях?

— Я считаю — можем.

— Согласен. А что насчет следующего?

— А, это тот, который с докладом. Ну это, знаете, Уникальный тип. Такому что ни поручи — в лепешку расшибется, а сделает.

— Что ж, по-моему, Вы довольно точно ухватили Главное в его самоощущении. Что если мы назовем его образ «Я» — «Ответственный исполнитель»?

— Да, можно. Он такой и есть.

— Теперь остались двое — Вы и девушка.

— А вот с девушкой мне что-то не очень понятно. Она ведь о себе ничего не рассказала. А все равно уплотнилась, как и все остальные. Это почему?

— Я Думаю, что Вы и сами могли бы это объяснить.

Ведь что значит — уплотнилась? Это значит, что она стала для Вас понятной, что ее внутренняя сущность в этой ситуации раскрылась. Что Вы мне можете о ней сказать?

— Ну, знаете, она так за всех переживала, так всем сочувствовала — прямо-таки изо всех сил. Всех защищала, всех жалела. Такая, знаете, сочувственная девушка.

— Хм. Удар неправильный, но меткий. Вы иногда очень точно выражаетесь. «Сочувственная» — очень метко сказано. Только для этого в науке есть специальный термин. Называется «эмпатия».

— Симпатия?

— Нет, не симпатия, а эмпатия. Способность сочувствовать, сострадать, сопереживать другим людям. Похоже на то, что эта направленность на других людей, сострадание к ним и есть главная характеристика ее образа «Я». Как Вам кажется?

— Да, похоже на то.

— Вот девушка ее и проявила в данной ситуации. И тем самым стала для Вас понятной. Ну, а теперь, самый трудный случай.

— Это я, что ли?

— Именно, именно.

— А что же тут трудного?

— Вспомните-ка, что Вы о себе рассказывали. — А что я такого о себе рассказывал? Ничего особенного.

— В том-то и дело. Ведь кроме того, как вы замечательно общаетесь в своей компании, Вы рассказать толком ничего не смогли.

— Это что же выходит — у меня образа «Я, нету? — испугался Васюта.

— Да нет, такого быть не может, чтобы его не было. Только он пока еще не очень устойчивый, на стадии формирования.

Дружба — это хорошо, но ведь Вы себя от своей компании вообще не отделяете. У меня сложилось такое впечатление, что главное в Вашем образе «Я» можно так охарактеризовать: «Я — член моей компании».

— Не знаю, не знаю, — покачал головой Васюта. — Не думал об этом.

— А Вы подумайте, подумайте. Очень полезно. Иначе зачем все наши эксперименты?

— Ладно, — пообещал Васюта. — Подумаю. Я теперь все понял.

— Как — все?

— Ну конечно. Я понял, что движущая сила поступков человека — это его образ «Я». В разных ситуациях он проявляется в разных поступках. Для того чтобы понять, какой у человека образ «Я", надо анализировать его поступки в различных ситуациях. И тогда можно прогнозировать его поведение знать, как он поведет себя в других ситуациях. Все очень просто. Спасибо большое. Я пошел.

— Ну, знаете, — Василий Федорович развел руками. — Мы только начали, а он уже все понял и пошел.

— То есть как — только начали? Разве еще не все?

— Видите ли, — помолчав, начал Василий Федорович, — образ «Я» — действительно важная движущая сила человеческого поведения. Но не единственная. Его действительно важно знать, для того чтобы понимать человека — но не всегда достаточно. Есть и другие весьма важные вещи, которые очень невредно бы знать тому, кто хочет понимать человека. А особенно, — тут Василй Федорович хитро подмигнул — тому, кто хочет понять себя.

— Правда? — При вставший было Васюта снова опустился в кресло. — Ну я же не знал. Тогда я остаюсь.

— В таком случае, ~ сказал Василий Федорович, — продолжим.

Загрузка...