Пятый угол

ГЛАВА 1

Сэм Шоу просто таял от наслаждения: тихий воскресный вечер, кресло у камина, домашний халат и любимые тапочки, телевизор, тихо работающий позади, за спиной. «Все же, иногда Бог опускает свои очи на землю и дает своим верным рабам час покоя», — мысль, приходить к которой доводилось не часто. «Еще месяц-полтора, и пенсия. Буду вот так неподвижно сидеть и ни о чем не думать. Перехожу на заслуженное безделье!»

В такие минуты комиссар уголовно-следственного отдела Скотленд-Ярда Сэм Шоу все чаще вспоминал свои первые шаги в роли рядового полицейского и длительную карьеру до одного из высших чинов престижного учреждения. Это был мужчина среднего роста с круглым лицом, что еще более подчеркивалось низкими и пышными бакенбардами; с небольшими темно-карими глазами и довольно-таки крупным носом. Общую, совсем не лестную картину, дополнял заметный животик. Конечно, он не всегда имел такую «стройную» фигуру и лицо по циркулю: лет двадцать тому назад, по настояниям жены, которые временами переходили в террор, бросил курить. Мучался долго, забивая тягу к никотину и непреходящий голод конфетами, бутербродами, обильными ленчем и обедом. Сигареты были побеждены, но внешность окончательно испорчена. Первое время он не сдавался: занимался гимнастикой, бегом, садился на диету, но все оказалось бесполезно. Жена успокаивала, что все равно не бросит его, даже если вес еще удвоиться. С годами пришло безразличие и к физической форме, и к одежде, но осталась привычка, помогавшая отвлечься от тяги к табаку: в свободное время и на работе он вырезал из дерева маленькие человеческие фигурки. Первые изделия походили на героев из фильмов ужасов, но, постепенно, — что были вынуждены признать даже самые ярые насмешники, из-под рук стали выходить образы, иногда точно, иногда в карикатурной форме похожие на людей, в той или иной степени интересующих комиссара по расследуемому делу. Теперь в рабочем кабинете и дома валялись десятки деревянных заготовок, законченные работы, различной формы ножи и другие инструменты для обработки дерева.

К нему быстро прилипло прозвище «Скульптор»; старожилы и начальство позволяли себе так называть его по-дружески. Один из коллег выдвинул идею создания при Скотленд-Ярде музея имени Сэма Шоу, где будет проходить постоянная выставка его лучших работ.

Но Сэм не обижался. По мере накопления информации по новому делу на его столе выстраивался парад маленьких персонажей; они передвигались с места на место, отодвигались на задний план или, наоборот, выставлялись в первый ряд, группировались или рассредоточивались. Наконец, наступал торжественный момент, когда немая сцена приобретала свой окончательный вариант, и комиссар шел к начальству с докладом о завершении расследования. С этой минуты фигурки его не интересовали, и коллеги разбирали их на сувениры.

Итак, сегодня выдался редкий вечер: нет неотложных дел, тепло, тихо и лишь одну проблему трудно было решить — пойти поспать сейчас в ущерб ночному сну или потерпеть еще пару часов.

Проблема решилась телефонным звонком.

- Добрый вечер, комиссар. — Сэм узнал голос руководителя уголовно-следственного отдела и своего непосредственного начальника, Майкла Бриггса.

- Действительно добрый, сэр. Но, чувствую, вы намереваетесь испортить его.

Но Бриггс, как будто, не услышал ответной реакции.

- Как вам нравиться сегодняшняя погода? Такое впечатление, что Всевышний рассердился на нас, грешных и собирается устроить второй потоп.

- Я как раз думал наоборот. Мне показалось, Он, наконец, обратил внимание на мою абсолютно положительную персону и дал несколько часов покоя; теперь же начинаю подозревать, что ошибся.

Собеседник продолжал гнуть свою линию, и Сэм понял — дело серьезное.

- Как себя чувствует Сарра?

- Спасибо, хорошо. Сэр, мы неблагоразумно теряем время. Необходимо приехать в Ярд?

- Очень сожалею, но это так.

- Высылайте за мной машину; пока приведу себя в порядок.

- Уже вышла.

Стоя у зеркала с бритвой, Сэм думал о том, что, несмотря на свое высокое положение, Бриггс никогда не позволял себе снисходительного или неуважительного отношения не только к нему, старому сотруднику управления, но и ко всем своим подчиненным. В свои сорок лет он сделал головокружительную карьеру, но комиссар не слышал ни от кого из коллег, что Бриггс незаслуженно обошел того по служебной лестнице. Майкл обладал уникальными памятью и работоспособностью, но, что больше всего удивляло Сэма, — его умение делать выводы из своих ошибок.

Сидя дома, комиссар даже не представлял, какие потоки воды обрушивались на землю! Полицейский подогнал патрульную машину максимально близко к входу в дом, но, даже пройдя несколько шагов, Шоу почувствовал, что струйки холодной воды затекают с мокрой головы за шиворот.

Не заходя в свой кабинет, Сэм поднялся к начальнику; Бриггс встал из-за стола, приветствуя вошедшего и приглашая сесть.

- Хотите выпить что-нибудь, комиссар?

- Нет, сэр, спасибо.

Несмотря на солидную разницу в возрасте, и то, что когда- то был старше его по должности, Сэм не позволял себе, в глаза или за глаза, никакого другого обращения, кроме вежливого «сэр».

- Еще раз извиняюсь, что нарушил ваш отдых, но дело важное и, думаю, не простое. Недалеко от Оксфорда, возле дома известного вам адвоката Давида Вольского, обнаружен труп мужчины. На место происшествия выехал сержант-следователь Роберт Гофман из городского отделения полиции. Но и это еще не все. В больнице оказался сам адвокат и, по мнению врачей, его состояние вызывает серьезное опасение. Имеется еще кое-какая информация, и она стекается в Ярде к сержанту Уорбику, который будет работать с вами. Если появиться необходимость, звоните в любое время сюда или домой.

Сэм попросил секретаршу вызвать сержанта к нему в кабинет. Он не раз работал с Уильямом Уорбиком и хорошо знал его плюсы и минусы. В этом человеке удивительно гармонировала внешность и характер: высокий, грузный, сутуловатый, лицо удлиненное, с тяжелым подбородком и глазами, выражение и цвет которых было трудно определить из-за сильно приспущенных век. Медлительность сержанта была предметом шуток его коллег: даже в самых сложных ситуациях, требовавших максимально быстрого решения, он шаг за шагом «перепахивал все поле», не оставляя за собой ни одного непроверенного факта, ни одной мелочи. Ничто не могло поколебать эту поступь мастодонта — ни уговоры, ни приказы, ни насмешки, — Уорбик шел только своим путем. И, надо отдать должное, отрицательное качество, как это нередко бывает, имело свой плюс: ни один подозреваемый или свидетель не уходил от сержанта, не выложив всю, даже подзабытую информацию; следом за ним уже нечего было делать.

Комиссар сел к столу и откинулся в кресле- собраться с мыслями и определить первоочередность действий; руки автоматически очищали поверхность стола от старых бумаг, деревянных фигурантов законченного дела, стакана с прилипшими чаинками, ножа, стружек.

- Разрешите, комиссар? — В кабинет вошел Уорбик. — Добрый вечер.

- Это ты называешь добрым? — пробурчал Сэм.

Несколько мгновений сержант «перемалывал» информацию.

- Да, вы правы, комиссар. Убийство добрым не назовешь.

- Что мы имеем на данную минуту?

Уорбик сел за свободный маленький столик и принялся методично раскладывать справа и слева от себя бумаги, ручку, карандаши, связку ключей… Сэм знал по опыту, что совершенно бесполезно торопить события — пока ритуал не будет завершен, из него не выжмешь ни слова. Несколько раз проверив порядок на столе, сержант приступил к докладу.

— Найден труп мужчины, недалеко от въезда в усадьбу адвоката Давида Вольского, что рядом с Оксфордом. Сообщение поступило в двадцать часов семнадцать минут из телефона-автомата, что при въезде в город с севера, на Бенбери-стрит; звонил мужчина, не назвавший себя. К месту выехала бригада во главе с сержантом Робертом Гофманом. По его предварительному сообщению, — Уорбик не преминул сделать акцент на слове «предварительный», — убит нотариус Роджер Моррисон, шестидесяти пяти лет, из Оксфорда. Покойный присутствовал на обеде в доме вышеуказанного Вольского и уехал не позднее восемнадцати ноль-ноль. Сам адвокат находиться в реанимационном отделении Оксфордской больницы.

Сэм слушал доклад, а мысли уже убегали вперед: невозможно сейчас предсказать, в какие сроки и ценой каких усилий завершится расследование, но, несомненно, одно — дело шумное и весьма благодатное для желтой прессы. Давид Вольский — фигура известная не только в Лондоне и Оксфорде. Скотленд-Ярду, да и ему лично, неоднократно приходилось противостоять этому адвокату, и. честно признаться, радости в этом было мало: он умел находить самые ничтожные изъяны в цепи доказательств виновности своих подопечных и строил защиту таким образом, что, при всей видимой убедительности улик, дела часто либо направлялись на доследование, либо и вовсе прекращались.

Комиссар фиксировал в памяти слова Уорбика, а, параллельно, по другому каналу, раскручивалась вспять лента его побед и поражений, и на этом пути адвокат Вольский доставил ему немало проблем. Будучи еще относительно молодым работником Ярда, Сэм получил хороший «щелчок по носу» от адвоката: дело было весьма простое, если не считать, что в нем был замешан высокопоставленный сотрудник МИДа. Тот совершил наезд на пешехода и скрылся с места преступления. Двое суток Сэм провел на ногах, разыскивая свидетелей и виновного. Естественно, на начальство давили с просьбами не раздувать проблему, тем более, что пострадавший отделался только переломом. Но молодой сержант «закусил удила» и подготовил для суда документы, а через некоторое время его вызвал к себе комиссар.

- Шоу, ты помнишь библейскую историю о Давиде и Голиафе?

- Конечно, сэр.

- Так вот, этот Давид- адвокат «утер нос» Голиафу- Скотленд-Ярду! Я не буду портить тебе настроение, поскольку это хорошо сделают газетчики.

В соответствии с доводами адвоката, суд не нашел состава уголовного преступления. Ко всему прилагалось два экспертных заключения: одно о том, что на месте наезда машины обнаружено масляное пятно, в результате чего водитель мог потерять управление, и второе, медицинское, свидетельствующее о шоковом состоянии водителя после аварии, при котором он не был в состоянии координировать свои поступки. Присутствовало ли масляное пятно в момент наезда или нет, было ли шоковое состояние или нет, — это должны были констатировать они, следователи, а сделал — адвокат. Первое время Сэм злился на него, принимая поражение как личное оскорбление, потом — злился на себя, но, постепенно, острота притупилась, а урок пошел на пользу.

Еще несколько раз судьба сводила их как в качестве противников на судебных процессах, так и в неформальной обстановке; нельзя сказать, что их связывали хорошие отношения, но комиссар испытывал к Давиду Вольскому глубокое уважение.

- Сержант!

- Да, сэр.

- Соедини меня с дежурным комиссаром оксфордской полиции.

Естественно, прежде чем выполнить распоряжение, Уорбик сосредоточился на состоянии документов и канцелярских принадлежностей на столе.

Сэм пытался вспомнить, встречался ли он когда-нибудь с Роджером Моррисоном. Кажется, в каком-то расследовании встречались документы его нотариальной конторы, но уверенности не было. В любом случае, смерть этого человека будет на контроле высокого начальства, тем более, что случилась она с гостем Давида Вольского и на пороге его дома.

- Сэр, Оксфорд на проводе. У аппарата комиссар Джон Смит.

«Слава богу! — Шоу вздохнул с облегчением. — Хоть в чем- то повезло — на этого помятого красавчика положиться можно». Когда-то Смит работал в Скотленд-Ярде и был переведен в Оксфорд с повышением в должности.

- Привет, Джон.

- Здравствуй, Скульптор. Что-то стал тяжел на подъем: давно тебя здесь поджидаю.

- Ты бы лучше не меня ждал, а внимательней охранял свои дороги. Есть новости?

- Есть, но ничего утешительного. Скончался Давид Вольский. Сердце.

Внезапно Сэм почувствовал свое сердце. Несколько секунд он сидел с закрытыми глазами, сжимая подлокотник кресла и пытаясь не застонать от внезапного давления в области левой лопатки. Мысли завертелись по привычной колее: причина-следствие. По возрасту Вольский годился ему в отцы, болел, и был уже не у дел; но даже для дилетанта слишком заметна вероятность взаимосвязи двух летальных исходов.

- Сэм, ты слышишь меня?

- Слышу.

- Тебе нужно быть здесь. Как бы не случилось еще чего-нибудь.

- Скоро выеду, дождись меня в отделении. Где труп Моррисона? Вскрытие проводите?

- Он у нас, но до утра мы не в состоянии провести вскрытие.

- Джон, не отключайся. — Сэм закрыл ладонью микрофон и непечатно высказался о работе коллег из Оксфорда. — Уорбик, свяжись с лабораторией, узнай, кто из патологоанатомов дежурит, и от моего имени попроси подготовиться к вскрытию через полтора-два часа. Джон, ты у аппарата?

- Слышу тебя.

- Начали поиски мужчины, сообщившего о трупе?

- Начали, но на улице дождь как из ведра — ни единой живой души. Продолжим утром.

- Где машина Моррисона?

- Нет смысла оставлять ее там до утра. Специалисты заканчивают работу, и машину перегонят к нам для дактилоскопии.

- Извините, сэр, — вмешался в разговор Уорбик, — сегодня дежурит Поль Хаккет. Он просил передать, что у вас всегда чешется в одном месте.

- О'кей. Джон, организуй доставку к нам Моррисона, а я зайду в лабораторию немножко погладить ворчуна Хаккета и выезжаю к тебе.

Комиссар подошел к столу Уорбика.

- Сержант, возьми себе на заметку: нужны все данные о Моррисоне — семейное положение, связи, сведения о нотариальной конторе и список клиентов за последнее время. Лучше выехать в Оксфорд самому. Второе, запроси официальное заключение о смерти Вольского. Далее, мне нужен полный состав его семьи и все сведения о лицах, присутствовавших в доме. Короче, ты не нуждаешься в моих подсказках.

- Привет, Поль. — Сэм вошел в лабораторию; десятки, если не сотни раз ему приходилось бывать здесь, но иммунитет к тяжелому, специфическому запаху формалина, пропитавшему стены, столы, стулья, приборы так и не выработался. — Как дела?

Патологоанатом стоял у шкафа спиной к вошедшему и в ответ на приветствие даже не шелохнулся. Комиссар хорошо знал эту привычку старого врача; ритуал повторялся почти каждый раз, когда необходимость срочной работы вынуждала вмешиваться в планы Хаккета. Хочешь того или нет, а необходимо дать тому возможность покуражиться, выказать свое отношение к методам работы полиции- вообще и собеседника- в частности.

Сэм сел к письменному столу и приготовился терпеливо ждать.

Бурчание уже началось, хотя отдельные слова было трудно разобрать. Постепенно стала вырисовываться тема выступления: все нормальные люди имеют отдых в воскресенье, и лишь отдельных дураков, вроде него, Хаккета, эксплуатируют вот так, без зазрения совести. А тут еще приходят всякие и не дают даже вздохнуть, не то, чтобы выпить глоток виски. Прошло не менее минуты, прежде чем он соизволил повернуться и увидеть на столе бутылку виски и пакет с орешками.

- Ну вот, тут уже и должностное преступление со стороны комиссара! — но интонации смягчились.

- Послушай, Поль. Я пришел к тебе как коллега по несчастью, которого вырвали из домашних тапочек и бросили под дождь. Я шел к тебе с надеждой выпить по глотку виски и поплакаться друг другу, но если ты такой занятой, я выпью с кем-нибудь другим.

Но Хаккет уже достал два химических стакана и отвинчивал пробку. Похоже, несколько глотков виски улучшили его настроение.

- Ну, что там тебе приспичило?

- Поль, ты ведь жил в Оксфорде, а сейчас?

- Там остались дети, а мы переехали в Лондон. Почему ты спрашиваешь?

- Знаком ли ты с нотариусом Роджером Моррисоном?

- Да, конечно, контора «Моррисон и сыновья». Хотя у него только один сын, да и тот по стопам отца не пошел. А какая связь?

- По данным местной полиции, сегодня он найден мертвым на дороге.

Хаккет слишком резко поставил стакан — хрупкое стекло треснуло, и жидкость растеклась по столу. Сэм торопился убрать бумаги, но Поль так и не шелохнулся.

- Вот уж кто должен был умереть в своей постели, так это Моррисон.

- Что ты имеешь в виду?

- Он жил вдалеке от человеческих страстей: много лет назад умерла его жена; сын, уже взрослый, живет где-то на севере, и Моррисон знал только работу и дом. Не думаю, что кто- то видел его в кино, театре или на стадионе. Если он не изменил привычке, единственным увлечением покойного были шахматы.

- Как думаешь, у него были враги?

- Сам знаешь, враги могут быть и у честных людей, и у проходимцев. У Моррисона была отличная репутация. Даже не знаю, что тебе ответить. Как это произошло?

- Его нашли возле дома адвоката Вольского. Других подробностей я пока не знаю.

- Не завидую я тебе, Сэм. Хочешь, чтобы я провел экспертизу?..

- Сожалею, Поль, но другого выхода нет. Тело доставят через час-полтора.

Возвращаясь к себе в кабинет, комиссар думал о том, что Полю еще предстоит узнать о смерти Давида Вольского; но лучше не сейчас и не от него.

ГЛАВА 2

В кабинете комиссара Смита было накурено, как в хорошем портовом пабе. Косые потоки дождя не позволяли открыть окна, и Сэм, как и многие бросившие курить, с трудом переносил запах сигаретного дыма: это раздражало, мешало сосредоточиться на информации, исходящей от сержанта Роберта Гофмана.

- Как вам уже сообщили, сигнал о происшествии поступил в двадцать часов семнадцать минут из телефона-автомата; звонивший мужчина не назвал себя. Тело Роберта Моррисона было найдено в пятнадцати метрах от въезда на виллу адвоката Давида Вольского; чуть далее, в двадцати метрах, стояла его машина. По результатам первичного осмотра смерть наступила от удара тяжелым предметом в затылочную часть головы.

Сержант говорил взволнованно, с придыханием; Сэм уже был информирован, что молодой человек переведен в должность только три месяца назад и сейчас заметно нервничает, докладывая двум маститым комиссарам.

- Из опроса, проведенного в доме адвоката, установлено, что Моррисон выехал в Оксфорд не позднее восемнадцати ноль- ноль. То есть, мы знаем ориентировочное время убийства.

Сэм мог представить себе состояние молодого сержанта.

- Роберт, возьми-ка стул, сядь поближе к нам и ответь на несколько вопросов. Попозже я внимательно прочту твой рапорт, а пока, чтобы сэкономить время, скажи: кроме раны на затылке обнаружены другие повреждения, следы борьбы?

- Да, сэр. На лице имеется глубокий порез, но без следов крови — вероятно, из-за дождя.

- В какой позе лежало тело?

- На спине. Но, что важно, сэр, — плащ и пиджак были расстегнуты, а карманы выворочены и пусты.

- Вокруг обнаружены какие-нибудь следы?

- Невозможно, сэр! Возле асфальта насыпана галька; вначале мелкая, а дальше более крупная.

- Найдены посторонние предметы, особенно тяжелые?

- Нет, сэр, ничего существенного. Но утром, при дневном свете, мы проверим еще раз.

- Машина была в исправности?

- Да, сэр. Двигатель в порядке, повреждения корпуса не замечены.

- Скажи, сержант, не обратил ли ты внимание на температуру двигателя — он был горячий или холодный?

- Обратил, сэр: мотор был абсолютно холодный. — На лице сержанта проскользнула явная гордость за свою догадливость, и то, что это оценят два комиссара. Ободренный таким развитием событий, он рискнул сделать новое предположение:

— Я думаю, сэр, что последним покинул автомобиль не Моррисон.

- Продолжайте, это интересно.

- Передняя и задняя двери со стороны водителя были открыты, а при таком сильном дожде с ветром много воды оказалось в машине. Вряд ли хозяин, без особой причины, поступил бы так.

- Ты правильно отметил, что без особой на то причины. Фонари на улице работают исправно?

- Нет, сэр. Этот участок дороги не освещен — фонари установлены ближе к въезду на виллу.

- Значит, если бы Моррисон при выезде забыл что-то, ему удобнее было бы остановиться на освещенном участке, ближе к воротам? — предположил Смит.

- Может быть и так, — отреагировал Сэм. Не исключено, что кто-то остановил его дальше от ворот.

- Возможно, но тогда не с благими намерениями. Если человек хочет напроситься в попутчики, то встанет на освещенном участке, а не будет прятаться в темноте.

Сержант проявлял явные признаки нетерпения, не решаясь вмешаться в диалог двух комиссаров.

- Роберт, ты хочешь что-то добавить? — Смит обратил внимание на сигналы сержанта.

- Прошу прощения, но я не успел сказать — машина стояла на другой стороне дороги, лицом в сторону въезда на виллу.

Минуту в кабинете стояло молчание, затем Сэм, откашлявшись, обратился к сержанту:

- Ты хочешь сказать, что Моррисон возвращался на виллу, но не доехал?

Сержант не решался ответить, и Смит пришел ему на помощь.

- Возвращался добровольно или кто-то возвращал его насильно.

- Может, ты добавишь что-нибудь более конкретное?

- Конкретное не могу, а порассуждать — пожалуйста.

- Мы ждем.

- Начнем с того, что вряд ли по этой дороге ездят автобусы — это надо проверить, а если и ездят, то один-два в день, и не по воскресеньям. Если с этим согласиться, то убийца или убийцы приехали на своей машине. Сомневаюсь, что при такой погоде остались следы, но чем черт не шутит — тоже проверим. Не исключены несколько вариантов: например,

Моррисон забыл что-то сделать и решил вернуться, или, на обочине стоит машина, и водитель просит о помощи. Дальнейший сценарий можно себе представить: преступник просит подвезти до Оксфорда и садиться в машину. Для маленького и хрупкого пожилого человека достаточно одного удара, чтобы лишить его жизни или сознания. Машину возвращают или к тому месту, где спрятана своя, или просто ближе к свету. С Моррисоном расправляются, грабят и уезжают. Возможен вариант, когда встреча с человеком, убившим нотариуса, была обусловлена заранее. Хотите еще или достаточно?

- Спасибо, Смит, достаточно. Как всегда ты вываливаешь кучу всяких предположений и благосклонно разрешаешь другим в них разбираться. Лучше проверь, когда будут готовы результаты осмотра машины.

- Пойду и потороплю их.

Когда за Смитом закрылась дверь, Сэм обратился к сержанту:

- Теперь расскажи подробно, ничего не упуская, все, что ты узнал о доме Вольского и его обитателях.

- С чего начать, сэр? С описания дома или членов семьи и гостей?

- Мне все равно — как тебе удобно.

Но сержант не успел начать, как в кабинет вошел полицейский с сэндвичами и кофе.

- Неужели это ваш комиссар такой заботливый? — наигранно удивился Сэм.

- Так точно, сэр.

- Надо же, наконец-то на старости лет усвоил приличные манеры!

- И тебе советую подумать об этом же. — В комнату вошел комиссар Смит. — Давайте перекусим и почитаем протокол обследования машины, и, заодно, посмотрим кое-что еще.

- Ты уже ознакомился? Что-нибудь срочное?

- Десять минут потерпит.

- Сержант, не стесняйся. — Сэм заметил нерешительность молодого человека. — Я понимаю, начальство объедать неприлично, но мне нужен живой и здоровый помощник.

На несколько минут в комнате воцарилось молчание.

Дождь порывами хлестал по стеклам. Сэм подошел к окну: участок вокруг полицейского управления освещался достаточно хорошо, и в конусах света, отбрасываемых фонарями, метались, подгоняемые ветром, потоки воды. «Небо горько плачет по душам, ушедшим в мир иной. — Он невольно представил себе скорбную картину в доме Вольских. — И не только небо: старый адвокат был главой большого клана, и, судя по его характеру, уму и мужскому обаянию, любимым и уважаемым. А Моррисон? Кто оплакивает его?..»

- Джон, надо дать объявление в утренние газеты с просьбой сообщить, проезжал ли кто-нибудь по этой дороге в интересующее нас время.

- Стареешь, комиссар — уже сделали; раньше ты бы и не спрашивал.

- Согласен, не молодею. Но и ты мало похож на юного петушка. Давай, похвастайся работой своих специалистов.

Смит вытащил из папки несколько листов, бегло просмотрел и начал вслух:

- Так. Вступление пропустим, и если коротко, важны три пункта: первый — в машине не обнаружено следов крови, борьбы или каких-нибудь тяжелых предметов, представляющих для нас интерес. Второй: проявились отпечатки пальцев трех человек; одни из них принадлежат покойному, двое других по нашей картотеке не проходят, так что пусть помучаются столичные специалисты. И, наконец, третий. На полу, возле сидения водителя, найдены кусочки земли с нечеткими следами рифленой подошвы. Это не обувь Моррисона, и нужно искать хозяина».

- Это уже кое-что, — отреагировал Сэм. — Имеется еще что-нибудь?

- Персонально для тебя, Скульптор.

Джон взял со стола пакет и вытащил из него шахматную доску.

- Эта вещица была обнаружена в пакете под сидением водителя; скорее всего, грабители ее не обнаружили, а ведь она весьма дорогая. Ты, как известный специалист в Скотленд-Ярде, оценишь по достоинству. Смотри — одна доска чего стоит: дорогие породы дерева, ну а фигурки — просто фантастика!

Насмешки коллег мало задевали комиссара; он оценивал свой уровень не выше любительского, но был способен по достоинству оценить чужое мастерство. «Это — рука художника! И дело не только в тонкости линий и изяществе форм». Сэм расставил фигуры на доске, пытаясь прочувствовать свое ощущение не от каждой детали, а от всей композиции в целом.

- Смотрите, коллеги, весьма символическая для нашей ситуации находка: если мне не изменяет память, по-персидски «шах мат» — царь умер. Умер «царь» Давид.

- Сэм, ты ударился в лирику. Лучше прочти записку, что нашли в пакете вместе с шахматами.

Комиссар развернул сложенный пополам листок и прочел вслух текст, написанный нетвердой рукой:

- Науму — моему единственному и любимому племяннику. Побеждай врагов, но оставайся человеком в любых ситуациях (Подпись).

- Это подпись покойного адвоката — я хорошо знаю ее. — Сэм еще раз прочел текст. — Почему этот подарок оказался у Моррисона? Сержант, кто такой Наум? Ты встречался с ним?

- Да, сэр. Он — гость семьи Вольских, из России. Желаете более подробную информацию или сами хотите поговорить?

Сэм посмотрел на часы — третий час ночи.

- Сейчас, пожалуй, нет. Я думаю, коллеги согласятся со мной, что ехать сейчас в дом покойного и бессмысленно, и безжалостно. Уверен, что сержант сделал все необходимое при первом осмотре, и поделится с нами утром. Завтра предстоит тяжелый день, и не мешало бы три-четыре часа отдохнуть, особенно мне, пенсионеру. Джон, закажи гостиницу и в восемь часов утра забери меня оттуда.

Лежа в холодной и неудобной кровати, Сэм пытался еще раз пройтись по полученной информации и продумать главные действия на завтра, но усталая голова отказывалась работать. События могут оказаться непредсказуемыми; единственное, в чем он был уверен, утренние газеты не преминут бросить камень в сторону Скотленд-Ярда. Можно поставить десять к одному, что самым невинным заголовком будет что- то вроде: «Двойное убийство за спиной защитников прав и порядка».

ГЛАВА 3

Ночь не внесла корректив в погоду: утро оказалось таким же дождливым и ветреным, как и весь вчерашний день. Те неполные четыре часа отдыха, что Сэм провел в постели, нельзя было назвать сном; Шоу относился к той категории людей, для которых сон не в домашней постели, по крайней мере в первую ночь, всегда чуток и неполноценен.

Роберт Гофман уже ждал его в кабинете комиссара. Глядя на его румяное лицо и подтянутую фигуру, Сэм, невольно, потрогал собственные мешки под глазами.

- Сэр, на столе комиссара для вас два сообщения. Разрешите принести кофе и сэндвичи?..

- О'кей, сержант. И для себя тоже.

- Я уже завтракал, спасибо.

Сэм уселся в скрипучее кресло хозяина кабинета и улыбнулся при мысли о том, как молодой сержант готовился к утренней встрече с начальством из Ярда, скорее всего, старым и ворчливым — блестящий внешний вид, бодрость, готовность к любым заданиям и, несомненно, неопровержимые идеи поиска и разоблачения преступников. На столе лежали два документа: справка из больницы о смерти Давида Вольского — сердце, инфаркт миокарда — и заключение Поля Хаккета. Комиссар дважды прочел его, чтобы, среди хитросплетения медицинских терминов, не пропустить главного: смерть наступила от удара тяжелым конусообразным предметом в затылок. Патологоанатом не исключал, что рана могла быть не смертельной, и Моррисон умер от большой потери крови.

«Не густо», — подумал Сэм и обратился к сержанту: — Ты читал заключение Хаккета?

- Да, сэр. — Сержант покраснел от волнения, поскольку документы предназначались лично комиссару.

- Твое мнение — как могли развиваться события?

- Возможно, преступников было двое: один нападал спереди, а второй, в это время, ударил сзади по голове. А может быть, Моррисон пытался убежать от преступника и получил удар по голове.

- Правильно, сержант. Имеется смертельная рана на затылке, и должны быть ее исполнитель или исполнители, но не мешало бы найти тот самый тяжелый предмет. Соедини меня с Ярдом, с сержантом Уорбиком.

За более чем тридцать лет работы Сэм неоднократно оказывался в ситуациях, когда построение модели, казалось бы, априори безупречной, заводило в тупик. Терялось время, силы, что, в конечном итоге, рикошетом отдавалось на авторах.

Вопрос, заданный сержанту, носил провокационный характер: пару десятков лет тому назад, в счастливые годы поиска опыта и созревания, мозг и душа его были широко открыты чужим мнениям и советам. Теперь, по образному высказыванию жены, он походил на хронического больного, испытавшего многие рецепты и лекарства, и убедившегося, что необходимо прислушиваться только к собственным ощущениям и реакциям. Нет, она утрировала, но правда была в том, что фильтрация мнений и советов чужих, также как и своих собственных, ужесточилась. Со стороны молодых сослуживцев это оценивалось как сварливость или даже тугодумие постаревшего сыщика.

- Сэр, сержант Уорбик на проводе.

- Доброе утро, какие новости?

- Здравствуйте, сэр. Отпечатки пальцев в машине Моррисона по нашей картотеке не проходили. О его родственниках: имеется только сын Генри и сестра. Сын живет и работает в Манчестере агентом в торговой фирме. Похоже, в его семье проблемы, поскольку жена ответила, что «личная жизнь и местонахождение этого проходимца меня не интересуют». Наши коллеги в Манчестере пытаются связаться с ним.

- Привези его в Лондон. И, если он еще не в курсе, что маловероятно, поработай с ним — нужны связи и сведения о проблемах в нотариальной конторе отца.

- Конечно, сэр. Уже выезжаю к сестре — она живет на Олд- стрит, а потом в Оксфорд, в контору покойного.

- Держи постоянную связь со мной. Теперь с тобой, сержант. — Комиссар повернулся к Гофману. — Если не возражаешь, все наше внимание — семье Вольских. Но начнем с разговора со старшим сыном адвоката, Беном; мы немного знакомы.

Прежде чем Бен подошел к телефону, прошло несколько минут.

- Здравствуйте, комиссар.

- Мои соболезнования вам и всем близким. Мы с вашим отцом, несмотря на разницу в возрасте, принадлежим одному поколению — у нас были одни и те же идеалы, да и враги наши были похожи. Пока он был жив, я, скажу честно, не размышлял о нем и его судьбе, но сегодня не стало одного из наших. Думаю, что не я один задумался об этом.

- Спасибо, комиссар. Звонил Майкл Бриггс, и мы благодарны ему за теплые слова об отце.

- Есть ли определенность в дальнейшем распорядке?

- Да, похороны сегодня. В три часа.

- Еще раз мои соболезнования, мистер Бен.

- Ну что же, сержант. — Гофман почувствовал, что наступает его время. — Слушаю тебя внимательно. Уверен, ты подготовил подробный список всех присутствовавших в доме адвоката.

- Да, сэр.

На стол перед комиссаром лег аккуратно расчерченный и написанный крупно, от руки, список членов семьи, гостей и прислуги.

- Кто из членов семьи отсутствовал на обеде, и по какой причине?

- Младшая дочь мистера Бена — Анжела. Сын и дочь мистера Джозефа находятся заграницей.

Палец комиссара медленно двигался вниз по списку и замер на имени Наума.

- Это тот племянник, кому, вероятно, и предназначаются чудесные шахматы?

- Да, сэр.

- Что о нем известно?

- Пока — немного. Пятьдесят лет, рост более шести футов, худощавый, волосы черные с проседью, небольшие залысины. Лицо продолговатое, глаза голубые. Особые приметы не замечены. Прилетел из Москвы менее двух недель тому назад. Послали запрос и ждем дополнительную информацию.

- Да, войдите. — Реплика комиссара отнеслась к тому, кто стучал в дверь.

- Сэр, на проводе мужчина. По поводу объявления в «Глоуб». — Вошедший полицейский ждал ответа.

- Соедините.

- Добрый день, мистер, с вами говорит комиссар Шоу. Представьтесь, пожалуйста.

- Я звонил в полицию вчера вечером, и не знаю, смогу ли помочь еще чем-нибудь.

- Вы нам уже очень помогли, мистер.

- Люк Пэрриш.

- Мистер Пэрриш, для нас важна любая, даже самая незначительная, с вашей точки зрения, деталь. Не могли бы вы приехать к нам, совсем ненадолго.

В трубку было слышно, как мужчина, прикрыв ладонью микрофон, разговаривает с кем-то.

- Комиссар, сейчас мы приедем к вам. С Эльвирой.

Через некоторое время в комнату вошла пара, и Сэм вынужден был опустить голову, чтобы не выдать своей улыбки. Невозможно было представить себе более контрастных молодых людей: рост девушки чуть превышал полтора метра, личико круглое, фигура полноватая. Стояла она впереди юноши, расставив ноги и оперев руки на бедра. Если бы карикатурист пытался изобразить эту пару, то показал бы, что девушка доходила парню только до брючного пояса, — преувеличение, но не намного. Карикатурную композицию дополняли узкие, сутулые плечи и обреченные глаза юноши.

Гости заметно волновались, если не сказать, что выглядели напуганными. Опыт подсказал комиссару — кто здесь командир — и действенное «лекарство» для снятия напряжения: он встал из-за стола, подошел к девушке, предложив ей стул, показал юноше место рядом со спутницей и сам сел напротив молодых людей.

- Итак, Эльвира и Люк, только вы оба были свидетелями этого случая или еще кто-нибудь?

- Нет, комиссар, мы были вдвоем с Люком, — ответила девушка. Юноша махнул головой в знак согласия. — Мы возвращались домой, в Оксфорд, из Лонг-Кемптона, от наших друзей. Несмотря на эту ужасную погоду, мы провели там чудесный день, и вот какой получился тяжелый вечер. Я вела машину, мы слушали «Битлз», и даже сами немного пели. У нас было такое чудесное настроение, и вот!

Молодой человек периодически махал головой; чаще в тех местах, где его подруга была вынуждена набрать порцию воздуха для дальнейшей тирады.

- Не доезжая до Вудстока, начались пробки на трассе, и я предложила сделать крюк через эту злосчастную дорогу. Люк говорил, что мы ничего не выиграем, и мы даже немного поспорили. Но я была права («Как всегда», — подумал Сэм), и мы великолепно ехали по этой дороге. Она плохо освещалась, и я вела машину на небольшой скорости. Мы с Люком уже планировали провести вечер в каком-нибудь пабе, но этот кошмар!.. Я не могла уснуть всю ночь.

Сэм почувствовал, что первый пар уже выпущен, и пора брать бразды правления в свои руки.

- Мисс, вы очень образно описываете всю ситуацию. Не могли бы вы также подробно ответить на несколько вопросов? Итак, не обратили ли вы внимание, в какое время это было?

- Нет, мы не посмотрели на часы. Но ты помнишь, Люк, уже в Оксфорде, когда мы стояли в телефонной будке и звонили в полицию, было двадцать минут девятого? А от этого страшного места не более пятнадцати минут езды.

- Логично. Что же вы увидели там?

Эльвира, как-то по-старушечьи, всплеснула руками и сложила их на коленях.

- В свете фар я увидела машину с открытыми передней и задней дверьми и невольно притормозила. Сначала я подумала, что кому-то нужна помощь, но в машине никого не было. Тогда я разрешила Люку выйти, но чтобы он ни к чему не прикасался.

Сэм подумал, что сейчас, наконец, услышит голос Люка.

- Потом я передумала и вышла вместе с ним.

Надежда, увы, не сбылась.

- Пожалуйста, подробнее, что вы увидели?

- Комиссар, вы не можете себе представить, как это было страшно! Он лежал на камнях, совершенно мокрый, под холодным дождем. — Губы девушки начали мелко дрожать. Люк положил руку поверх ее ладоней, прикрыв их полностью.

- Можно я расскажу, дорогая?

- Да, но это так ужасно!

- Он лежал на спине, раскинув руки. Карманы пиджака, брюк и плаща были вывернуты, словно после ограбления. Пульс на руке и шее не прощупывался, кожа совершенно холодная. Даже с поправкой на погоду и дождь можно предположить, что смерть наступила не менее часа назад.

- Вы врач, Люк?

- Нет, я только учусь на врача.

- Эта информация для нас весьма ценна. Пожалуйста, вспомните, на этом участке дороги, от поворота с главной трассы и до Оксфорда, вам не встречались другие машины? вас обгонял кто-нибудь?

Вопрос был обращен к Люку, но Эльвира, по всей видимости, уже пришла в себя.

- Сожалею, но мы никого не встретили. Единственную машину я видела при въезде на эту дорогу, на повороте.

- Может быть, вы запомнили цвет машины?

- Конечно, запомнила. Желтая, как желток.

- А модель?

- Нет, этого мы не можем вам сказать.

- Дорогая, это был «Остин».

Эльвира с гордостью посмотрела на своего друга.

- Может, вы обратили внимание на пассажиров?

- Ну что Вы, комиссар, было уже совсем темно! — Девушка даже привстала от возмущения.

- Дорогая, ты осветила машину фарами. Впереди сидело двое, сзади — не берусь сказать сколько.

- Люк, когда вы осматривали тело, изменили его положение?

- Нет, сэр.

- Садились ли в машину, касались каких-нибудь предметов?

- Нет, сэр.

- Спасибо, молодые люди, за помощь и ценную информацию. Мы задержим вас еще ненадолго: сержант оформит ваши показания и снимет отпечатки пальцев. Считайте, что это наши бюрократические обязанности.

Выходя из кабинета, Сэм дал понять сержанту, что необходимо взять также пробы с обуви девушки и юноши. А уже через час он и Гофман ехали к месту происшествия.

Дождь почти прекратился, но черные подушки туч, гонимые ветром с северо-запада, не предвещали кардинального изменения погоды. Местность была слегка холмистая, перелески чередовались с темно-коричневой пашней или островками ярко- зеленой травы. На одном из подъемов, слева по ходу движения, Сэм увидел двухэтажный дом под черепичной крышей; простая архитектура не нарушала гармонию сельского пейзажа.

- Сэр, вилла семьи Вольских. Мы подъезжаем к ней с тыльной стороны. Дальше дорога огибает весь участок и ведет к главным воротам.

- Сержант, останови машину метров за пятьдесят до места преступления, и пройдемся пешком.

Сэм открыл дверь машины, посмотрел с тоской на глубокие лужи у дороги с мелкими кругами от капель непрекращающегося дождя и на свои туфли, не предназначенные для такого «плавания». «Быть насморку», — подумал он и вышел из машины.

С внутренней стороны забора не менее чем на два метра возвышалась стена из подстриженного тиса, закрывающая вид на виллу. Ближе к воротам, по пять-семь метров с каждой из сторон, высота живой изгороди над забором не превышала метра. Справа и слева от ворот к дому дугами расходились, огражденные тем же коротко остриженным тисом, неширокие аллеи.

Забор отстоял от дороги на пять-шесть метров; благодаря уложенному на ней гравию вода на участке не скапливалась, несмотря на бесконечный дождь.

Сэм несколько раз обошел участок, подходя к воротам и возвращаясь к месту, где были обнаружены тело Моррисона и, далее, машина покойного.

- Сержант, вызови по рации специалистов: необходимо взять пробы в нескольких точках под камнями. Может, нам немного повезет.

Сэм обозначил места для работы и добавил:

- Передай мою просьбу и проследи сам — все нужно вернуть в первозданный вид. Я зайду на виллу один и выражу свое соболезнование членам семьи, так будет тактичнее. Сейчас. — Он посмотрел на часы. — Тринадцать тридцать пять, и скоро начнут приезжать люди для прощания с Давидом Вольским, а мне бы хотелось кое-что успеть сделать до этого времени. Тебе необходимо переодеться в штатское, взять с собой двух полицейских и поехать на кладбище. Смотрите внимательно и замечайте все подозрительное и необычное. Встретимся в управлении.

Сэм подошел к воротам, и нажал кнопку домофона. Через несколько секунд услышал:

- Здравствуйте. Представьтесь, пожалуйста.

- Комиссар Скотленд-Ярда Сэм Шоу.

Загудел магнит замка калитки, и Сэм пошел по тисовой аллее к дому адвоката Вольского.

ГЛАВА 4

Так уж случалось, что и по службе, и по дружбе ему неоднократно приходилось присутствовать на прощальных ритуалах христиан, евреев, мусульман: различные молитвы, обычаи, одежды, но все их объединял дух трагизма и скорби по ушедшему близкому человеку: застывшие лица, красные, припухшие глаза, слезы. Но это еще не апогей — полное осознание случившегося и настоящая боль утраты придут потом, позже.

Сэм вышел из траурной комнаты и, придерживая на голове кипу, которую попросили одеть на входе, пошел по коридору в поисках комнаты, где можно было бы подождать до похорон. Дверь одной из них, в конце коридора, оказалась открыта; он вошел, и оказался в кабинете-библиотеке: стеллажи с книгами заняли почти все пространство, два окна на смежных стенах открыли широкую панораму сада и перспективы. Посреди комнаты, на массивном письменном столе, разложены различные медикаменты, шприцы, приборы.

У окна, спиной ко входу, сложив руки на груди стоял мужчина среднего роста, скупо ответивший на приветствие, повернувшись лишь в пол-оборота и не представившись. «Вполне вероятно, это тот самый доктор и друг семьи», — предположил Сэм, но имя этого господина из списка сержанта никак не мог вспомнить.

- Разрешите представиться, Сэм Шоу, комиссар Скотленд- Ярда.

Мужчина повернулся и, улыбнувшись только уголками тонких губ, ответил:

- Соломон Бэрри. Полиция уже работает в доме?

- Нет, доктор. Я здесь сегодня как старый знакомый адвоката, — нам приходилось встречаться по работе. Мои коллеги и я весьма опечалены случившимся.

- Но вы уже успели узнать, что я доктор.

- Это моя профессия. Но давайте поговорим о Давиде Вольском. Вы давно знакомы с ним?

- Почти тридцать лет. — Бэрри ограничился коротким ответом.

- Я тоже знаком с ним много лет. Но, если честно сказать, мы стояли по разные стороны баррикады — такова наша служба. С годами приходит прозрение, и сейчас понимаю, что такой «противник», как сэр Давид, был скорее ниспослан мне Богом, нежели иной коллега по работе. Вы были его другом?

- Пожалуй, но сблизились мы последние два-три года. Я перестал быть обременен своими семейными заботами и часто останавливался здесь на несколько дней, тем более, что его здоровье оставляло желать лучшего.

- Вызывало тревогу состояние его здоровья в последнее время?

- Сердце не давало особых надежд.

- Понятно, что ему были противопоказаны волнения и эмоциональные перегрузки. Могло случиться так, что приезд племянника из России оказался толчком к ухудшению здоровья?

- Я тоже опасался этого. Но, к моему удовлетворению, положительные эмоции оказались полезны его организму.

- А мистер Моррисон был в близких отношениях с адвокатом?

- Не берусь утверждать это. Между ними существовали многолетние рабочие отношения; встречались и здесь, на вилле, но не очень часто. Нотариус был человеком замкнутым, немногословным, и их общение имело место, главным образом, вокруг шахматной доски. К контакту с другими членами семьи он не стремился, разве что с Беном.

- Тем не менее, как близкий семье человек был приглашен на этот обед и присутствовал, несмотря на свою замкнутость и нелюбовь к общественным мероприятиям.

- На то была другая причина.

- Мистер Бэрри, продолжите, пожалуйста, — это может оказаться важным.

- Приезд родственника из России.

- Желание познакомить их?

- И не только. Нотариус вел личные дела семьи Вольских, и Давид предполагал внести в них кое-какие изменения.

- Вам известно — какие?

- Это уже допрос, комиссар?

- Ни в коем случае, мистер Бэрри, но и не праздное любопытство; убийство или несчастный случай не оставляет нам иной возможности, кроме как установить истину, причем — в самые короткие сроки. Естественно, никто из присутствовавших в доме не будет обойден вниманием. Я ясно выражаюсь, мистер Бэрри?

- Вполне.

- Буду стараться делать это с подобающей ситуации деликатностью, и хотел бы, чтобы каждый отнесся с пониманием важности и необходимости откровенного диалога. Вы, при желании, могли бы в этом помочь.

Бэрри удивленно посмотрел на комиссара.

- Интересно, какого сорта информацию о семье вы ждете от меня?

- Вы меня неправильно поняли: вас, как врача и друга семьи, прошу оказать воздействие на всех родственников, чтобы они отнеслись к моей работе спокойно и объективно, по- возможности. Что же касается информации, известной лично вам и способной пролить свет, то я не сомневаюсь в ее важности. Например, вы уклонились от ответа о документе, который в тот вечер подвергся изменению. Мы в состоянии узнать это своими способами, но пострадает оперативность. Доктор, вам есть, что сказать мне?..

Бэрри отошел от окна и сел в кресло напротив комиссара.

- Да. Давид вносил некоторые изменения в свое завещание.

- Вам известно — какие?

- Нет, я не присутствовал при его подготовке и не читал. От меня, как от врача, требовалось лишь письменно подтвердить, что Давид Вольский сделал это в полном умственном здравии.

- После этого Моррисон, забрав документ, сразу же уехал?

- Нет, они вдвоем еще оставались беседовать в кабинете, а я ушел в отведенную мне комнату.

- Где находиться ваша комната?

- Как раз напротив этого кабинета.

- Как вы узнали о случившемся?

- Меня позвал Джон — слуга в доме, и сказал, что Давиду плохо. Когда я вошел в спальню, он был без сознания, а через несколько минут приехала скорая помощь.

- Моррисона в доме уже не было?

- Я не видел его.

- Был ли в этот момент в доме кто-то чужой?

- Я был слишком занят больным.

- Можете ли вы, как врач, много лет знающий организм адвоката, сказать: случившееся с его сердцем — это закономерный результат болезни или ответная реакция на стрессовую ситуацию? Я имею в виду, что он узнал о несчастье с Моррисоном.

- Ответ не может быть однозначным. С одной стороны — сердце Давида было сильно изношено, но в соответствующих тепличных условиях жизнь его могла продлиться, хотя утверждать это с полной уверенностью не рискнет ни один специалист. С другой стороны, если он узнал о трагедии Моррисона, это — верный путь к инфаркту.

- Поставлю вопрос в несколько иной плоскости: если бы он узнал о случившемся более подготовленным психологически и медикаментозно — могло бы это спасти его жизнь?

- Конечно, вероятность возросла бы. Вы предполагаете здесь чей-то злой умысел?

- Спасибо, доктор. Ваша информация весьма интересна, несмотря на ее предельную лаконичность.

Сэм вышел в парк. Дождь почти прекратился, и люди группами стояли перед главным входом в дом. Машины продолжали подъезжать, и всё новые посетители проходили к месту прощания с телом Давида Вольского. Комиссару были знакомы многие из них: чаще всего люди немолодые, занимающие высокие посты в своих организациях и хорошо знавшие покойного; отдельно стояла группа журналистов. Глядя на всю эту картину, Сэм вновь почувствовал, что ни Скотленд-Ярду, ни ему лично в этом деле пощады не будет.

В стороне он увидел сослуживцев и среди них — Майкла Бриггса, Поля Хаккета, Джона Смита и подошел к ним. Хаккет рассказывал какую-то историю, связанную с Давидом Вольским. Бриггс отвел Сэма в сторону:

- Есть что-нибудь стоящее, комиссар?

- Только предположения, не более. Вас уже сильно достают звонками?

- Пока терпимо, но долго мы не выдержим.

- Завтра утром буду в Ярде и доложу подробнее.

Ровно в три часа траурная процессия выехала из ворот и

направилась в сторону Оксфорда; Сэм вернулся в дом. Справа, по коридору, он услышал два женских голоса.

- Комиссар Шоу из Скотленд-Ярда. Представьтесь вы, пожалуйста.

- Селин, — ответила более молодая, — я горничная, а она — Джейн, кухарка. У нас свой домик в парке. Мы там живем.

Вид у девушек был не то, чтобы напуганный, но достаточно растерянный, особенно у Джейн: она старалась держаться за спиной у Селин, пряча руки под фартуком. «От нее будет мало толку», — решил Сэм.

- Селин, покажите мне дом. Я слышал о нем, но видеть не приходилось.

- Конечно, сэр, идите сюда. Здесь у нас столовая, она самая большая комната в доме. Там, за шторой, есть еще одна дверь, через которую можно выйти в парк. Нам это очень удобно, потому как там наш с Джейн домик.

- А чьи комнаты напротив?

- В одной всегда останавливается мистер Бен с женой, а рядом — детская. Для их внука.

- Ясно, Селин, пойдем в другую часть дома. Там, кажется, кабинет и библиотека.

- Да, сэр. Здесь хозяин работает и отдыхает. — Она вдруг ойкнула, закрыла рот ладонью и замерла с широко раскрытыми глазами. — Работал, отдыхал. Уже не отдыхает. — Глаза постепенно наполнялись слезами, но лицо оставалось неподвижным.

- Сядь, Селин.

Но девушка продолжала стоять, словно ничего не слыша. Сэм подошел к ней, взял за руку и усадил в кресло, и реакция последовала незамедлительно: Селин разразилась бурными рыданиями, постепенно перешедшими во всхлипывания, и, наконец, она подняла голову.

- Извините, сэр, мне очень жаль его.

- Ты с ним часто общалась?

- Раньше не очень, а последнее время ему было трудно ходить, и я помогала миссис Мерин или Джону. Но он очень стеснялся.

- Если он нуждался в помощи, как давал знать об этом?

- Вот здесь, на крышке письменного стола, есть кнопка. Звонок слышен в разных местах. Если хозяину нужна миссис Мерин… Была нужна, — поправилась Селин, — то он звонил один раз, если Джон — два. Он ещё мог позвать мистера Бена или доктора.

- Вспомни, в тот вечер, после обеда c гостями, он вызывал кого-нибудь?

- Я не слышала, сэр. Может быть Джейн.

- Хорошо, спрошу ее. А не помнишь ли ты, где он находился после обеда: здесь, в кабинете?..

- Не уверена, но, по-моему, он был в своей спальне. Вообще ему трудно было долго сидеть, и, скорее всего, он лег отдыхать.

- Пойдем в его спальню. — Сэм двинулся к выходу из кабинета.

- Можно не сюда, сэр.

Селин подошла к внутренней стенке, просунула руку между книгами, и часть стеллажей отодвинулась в сторону, образуя проход в соседнюю комнату.

- Вот спальня хозяина. — Она посмотрела на комиссара и шепотом добавила: — Уже не хозяина.

Комната была небольшая и имела только одно окно, но, благодаря светлым стенам и мебели, не казалась стесненной или темной. В воздухе стоял запах лекарств, хотя больше ничего не напоминало, что здесь жил больной человек: кровать тщательно убрана, на тумбочке — стопка книг, верхний ящик приоткрыт и из него виден край пакета. Сэм, машинально, пытался закрыть ящик, но пакет оказался слишком большого размера.

- Эти фотографии привез мистер Наум из России. Хозяин часто смотрел их. Он и мне их показывал. Вот, посмотрите. — Селин достала из конверта несколько фото. — Это брат хозяина. Правда, они похожи? А это — мистер Наум с семьей. Он очень хотел их увидеть, и вот.

«Сейчас снова начнутся слезы, — по глазам девушки понял Сэм, — надо скорее двигаться вперед».

- Похоже, что и здесь есть дополнительный вход в комнату?

- Да, сэр. Там спальня миссис Мерин.

Сэм открыл дверь и, не заходя в комнату, осмотрел ее.

Знакомство со вторым этажом прошло более быстро: комиссар зафиксировал в памяти расположение комнат и их принадлежность, а также тот факт, что на этот этаж ведет дополнительная боковая лестница из парка. Спустившись на первый этаж, в сопровождении Селин зашел в столовую, где продолжала работать Джейн; девушка стояла спиной ко входу, и было видно, как при звуке шагов вся сжалась и замерла.

- Джейн, удели мне, пожалуйста, несколько минут, — Сэм старался говорить как можно спокойнее.

Она повернулась всем корпусом, как это делают волки, и застыла, спрятав руки под фартуком.

- Вспомни, Джейн: после ухода мистера Моррисона ты слышала, чтобы хозяин вызывал кого-нибудь звонком?

После некоторого раздумья, Джейн отрицательно покачала головой.

- Кто выходил из дома с мистером Моррисоном?

Все та же молчаливая реакция.

- Кто впустил полицию в дом? — спросил комиссар, обращаясь к обеим девушкам.

Джейн попыталась что-то сказать, но раздалось нечто похожее на мычание: Сэму показалось, что она заикается, и он вопросительно посмотрел на Селин.

- Она говорит, что когда полиция позвонила по домофону от ворот, она позвала мистера Бена, и он встретил приехавших.

- Где находился мистер Бен?

Селин вновь перевела ответ Джейн:

- В своей комнате, с женой и внуком.

- Что было дальше?

- Они вошли в столовую, — ответила Селин. — Я работала там в это время.

- О чем они говорили?

- Я ушла из комнаты, и ничего не слышала.

«Пока, кажется, все», — Сэм вызвал машину и, ожидая ее, еще раз прошел по первому этажу, вышел к воротам и еще раз осмотрел место преступления.

ГЛАВА 5

Усталость навалилась как-то сразу: еще несколько минут назад, садясь в машину рядом с Уорбиком, Сэм чувствовал себя работоспособным, но сейчас, в удобном кресле, ощущал приятную, успокаивающую тяжесть во всем теле; глаза невольно закрывались, а мысли расползались, несмотря на попытки сосредоточиться на чем-то конкретном. До Лондона более часа пути, и можно позволить себе отдых. Нужно только сконцентрироваться и наметить срочные дела по приезду в Ярд: в первую очередь, конечно, материалы Уорбика по семье и связям Моррисона, и поиск тех, кто оставил отпечатки пальцев и кусочки земли в его машине. В руках Сэм держал результаты экспертизы, определившей происхождение этих кусочков — район Сток-он-Трент, где добывается сырье для знаменитых фаянсовых и фарфоровых заводов.

Интересно, связаны хозяева этих следов с кем-нибудь из членов семьи Вольских? Весьма маловероятно, но нельзя полностью исключать такую возможность. Или, например, с Селин и Джейн? Странная эта Джейн — напуганная или стеснительная? Надо взять ее за руку, как ребенка, и немного погулять, успокаивая. А другой рукой взять Селин, и втроем медленно идти по дому мимо столовой, комнаты Бена.

Открываются двери каждой комнаты, и на пороге становиться ее хозяин. Только не открываются двери спальни старого адвоката. Селин свободной рукой вытирает слезы и толкает эту дверь: Давид лежит, как ему и положено, на спине. Они гуськом обходят кровать, и вдруг он открывает один глаз и быстро, чтобы никто не увидел, закрывает. Джейн хочет войти в спальню Мерин, а Селин тянет в коридор. И вот они уже в коридоре, а Мерин стоит возле своей открытой двери и пальцем грозит Джейн; кухарка, конечно, пугается и начинает тянуть быстрее и быстрее. Втроем они выбегают в парк, по тисовой аллее огибают маленький домик и возвращаются обратно. Теперь уже Селин бежит впереди к лестнице, поднимающей их сразу на второй этаж; слева стоит молодой человек, и девушка пытается поцеловать его:

- Это наш Роберт! — восклицает она, но Сэм смотрит в другую сторону и догадывается, что это и есть тот самый гость из России. Совсем нетрудно догадаться, потому что в одной руке тот держит шахматы, а в другой — красное знамя со звездой. Сэм пытается рассмотреть его лицо, но все время мешает это знамя. Да еще кто-то, кажется Джон, трясет его за руку и повторяет:

- Сэр, мы уже приехали. — Постепенно до Сэма доходит, что это Уорбик пытается разбудить его, но прошло еще несколько секунд, прежде чем голова немного прояснилась, и он смог выйти из машины.

- Сержант, пошли кого-нибудь за кофе, но очень крепким, и сэндвичами, иначе я не продержусь еще час-другой, а нам с тобой это понадобиться.

Комиссар поднялся к себе в кабинет, просмотрел несколько новых, несрочных документов.

- Итак, Уорбик, давай поговорим о делах Моррисона — что есть интересного?

Сержант поднял папку, внимательно просмотрел ее содержимое и положил на стол начальника; после долгих часов напряжения, Сэм с трудом сдержал себя, не высказав несколько комплиментов в адрес его пунктуальности.

- Внимательно я прочту это позже, а пока — расскажи самое главное.

- Роджер Моррисон, одна тысяча девятьсот шестнадцатого года рождения, холост; жил один, глава нотариальной конторы «Моррисон и сыновья». — Уорбик был непобедим в своем формализме. — Из родственников имел только сына Генри, тридцати пяти лет, и сестру Мэри, пятидесяти восьми лет. Муж Мэри, Поль Кельвин, — является компаньоном Моррисона, и его доля в деле — тридцать пять процентов. Мистер Кельвин не видит среди клиентов конторы потенциального убийцу; его мнение требует дополнительной проверки. Супруги Кельвин имеют алиби на вторую половину воскресенья, потому что.

- Сержант, детали позже, сейчас самое главное!

- Не оглашено завещание покойного, хотя уже сейчас можно предвидеть неожиданности.

Уорбик сделал многозначительную паузу, как бы предлагая акцентировать внимание на следующей информации.

«Наверное, я выгляжу настолько уставшим и рассеянным, что сержант просит сосредоточиться». — Сэм, как он сам называл это, попытался нарисовать умное лицо.

- Так что же за неожиданности, сержант?

- У Роджера Моррисона были плохие отношения с сыном, точнее, в последнее время — никаких. По информации Мэри Кельвин, Генри увлекается азартными играми и уже не раз залезал в папашин карман, чтобы рассчитаться с долгами. Как я понял, между отцом и сыном произошел серьезный конфликт, после чего Генри исчез на длительное время. Я вам уже докладывал, что и жена не поддерживает с ним контакт. Более того, около месяца тому назад он уволился с работы, так что местонахождение Генри Моррисона нам пока неизвестно.

«Уорбик здесь не совсем прав, — подумал Сэм. — Информация не столько неожиданная, сколько неприятная. Что неожиданного в том, что у сына с отцом и женой не сложились отношения? Как говориться, сплошь и рядом. Похоже, что у старшего Моррисона был своеобразный характер, по крайней мере, не особенно коммуникабельный, так что участие сына в этом деле можно рассматривать как вероятное, но не более чем «пятьдесят на пятьдесят». Похоже, Уорбику придется повозиться в поисках Генри, а это — время, которого так не хватает. Завтра утром предстоит малоприятное объяснение с начальством, а ведь во всем этом деле есть только вопросы, и вот прибавился еще один. Прошло уже более полусуток с момента выхода утренних газет, да и телевидение, наверняка, не обошло нас вниманием, а Генри не откликнулся. Почему? Нет сомнения, что сержант найдет младшего Моррисона, эту «иголку в стоге сена», но, опять-таки, время.»

- Что намечаешь сделать в первую очередь?

- Не будете возражать, если завтра выеду в Манчестер?

- Разумно.

- Сэр, имеется еще полезная информация: миссис Кельвин периодически контактирует с племянником, точнее, он иногда звонит ей. Вообще, она характеризует Генри как человека мягкого и безвольного.

- Когда он звонил последний раз?

- В том то и дело, что в это воскресенье, после полудня.

- О чем был разговор? Генри просил что-то? Деньги?

- Нет, беседа была об общих семейных интересах, о здоровье. Миссис уговаривала помириться с отцом и, по ее словам, Генри обещал это сделать.

- Откуда был звонок?

- Пока не знаем.

Уорбик сосредоточенно перебирал документы, вытащил, наконец, листок и положил перед комиссаром.

- Миссис Кельвин утверждает, что на безымянном пальце руки брата было обручальное кольцо, перешедшее к нему от покойного отца. На внутренней стороне выгравированы две даты и инициалы: 1901-У.М. и 1945-Р.М. - годы бракосочетания Роджера и его отца. Я уже интересовался: кольцо на пальце покойного отсутствовало.

- Эта штука где-нибудь, да всплывет. Гравировку спилят, но след останется. Есть еще что-нибудь?

- Пока нет, сэр.

- Тогда на завтра: по дороге в Манчестер загляни в Оксфорд и познакомься с материалами экспертиз. Перспективный след — кусочки земли из района Сток-он-Трент. Поиском того, кто их оставил, займутся местные спецы, но не исключена связь с Генри, и поэтому будь постоянно в курсе дела.

За Уорбиком закрылась дверь, и тишина вдавила Сэма в кресло; болело все тело, особенно спина, ныли левое плечо и рука, а голова напоминала замкнутое пространство с гудящими и звенящими колоколами. «Скорее в ванну, и — в постель», — перспектива манящая и расслабляющая, и с мыслями о ней комиссар собирал документы со стола. С фотографии на него смотрели спокойные, даже можно сказать сонные глаза Роджера Моррисона; узкое, продолговатое лицо, гладко зачесанные назад волосы и нос — наиболее характерная черта лица — тонкий, непропорционально длинный, с небольшой горбинкой. «Дремлющая птица, — первое, что пришло на ум Сэму. — Такое лицо стало бы легкой добычей карикатуриста!». Рука невольно потянулась к нижнему ящику стола, где лежали деревянные заготовки. «Нужно сейчас зафиксировать это впечатление!» — и с этой мыслью он карандашом вывел на одной из граней профиль, а на другой анфас нотариуса.

На выходе из Управления его остановил дежурный:

- Комиссар, для вас тут оставлен пакет.

На плотной бумаге большого конверта размашисто, рукой Майкла Бриггса, написано: «Комиссару Шоу — в качестве допинга». Внутри оказался свежий номер газеты «Сан», на первой странице которой красовался заголовок: «Московский след?». Уже с первых строк статьи Сэму стало ясно, что эта бульварная газетка в очередной раз отличилась макулатурной журналистикой: «Наш достоверный источник информации из Скотленд-Ярда сообщил, что у полиции уже сложилась версия о причастности Наума Вольского, родственника и гостя из Москвы, к воскресному двойному убийству». «Эти перлы можно почитать и потом», — со злостью подумал Сэм.

Уже дома, наслаждаясь покоем в горячей ванне, он услышал возмущенный голос жены:

- Да что они себе позволяют?! Неужели это правда? Или очередной рекламный трюк?

- О чем ты? — Сэм с трудом разомкнул глаза и увидел Сарру с газетой в руке. — А как комментирует другая пресса?

- Твои любимые «Таймс» и «Гардиан» дают подробности. И как они только их добывают? Прямо настоящие сыщики! Только противоречат друг другу: «Таймс» утверждает, что Моррисон был в гостях у своего друга адвоката Вольского и подвергся нападению на выезде из дома, а в «Гардиан» помещена фотография где как будто машина покойного въезжает в ворота. — Несколько секунд Сарра ждала мнения мужа, но комментарий из ванны не последовал.

Ее страсть к детективу зародилась на первых порах замужества; девушка с упоением поглощала романы об убийствах, погонях, умных сыщиках и закрученных интригах, но самым обожаемым кумиром стала мисс Марпл — высокая, худая, семидесятичетырехлетняя старуха, главное оружие которой — интуиция, здравый смысл и трезвая оценка человеческой натуры. «Все люди устроены одинаково» — на этом принципе мисс Марпл и, конечно, Сарра, строили свои тончайшие расчеты. «Основная ошибка детективов — в лени или зазнайстве, — пыталась внушить молодая миссис Шоу своему мужу. — Достаточно лишь помнить, что и как уже случалось ранее. И все новые, даже самые хитроумные преступления могут быть немедленно раскрыты, а преступники — обезврежены».

Поначалу Сарра делала попытки втянуть мужа в свою «игру» и, конечно, надеялась на самое активное участие в его расследованиях, но натолкнулась, как она заключила, на полное непонимание великолепной перспективы от такого сотрудничества и, вообще, дискриминацию ее как женщины с трезвым умом и нестандартными идеями. И тогда, наперекор проявленному равнодушию, было открыто собственное бюро расследований: когда, по ее мнению, случалось интересное дело, Сарра открывала новую папку, куда складывались вырезки из газет, законспектированные сообщения по телевидению и радио, собственные мысли и, конечно, официальные результаты следствия, и решение суда. И если случалось, что частично или полностью (Сарра уверяет всех, что такое бывало не редко) ее мысли подтверждались, в доме был праздник: все сияло чистотой, стол накрывался с особой тщательностью, приглашались близкие друзья, и не дай Бог, если Сэм не проявлял должного внимания к этому событию.

Комиссар не имел ничего против такого увлечения жены: во-первых, когда она «загоралась» очередным детективом, гарантировались несколько спокойных вечеров у телевизора и с газетой, во-вторых, выдвигаемые ею идеи не отдавали профессиональной предвзятостью, зашоренностью, и, наконец, Сэму изредка приходилось прибегать к услугам более чем тридцатилетнего архива, — в душе Сарры в эти моменты пели фанфары.

«Похоже, сегодня будет заведена новая папка», — решил комиссар, и в унисон его мысли Сарра, глядя отрешенным взглядом, сказала:

- Ты знаешь, в этом деле есть изюминка: драма в семье при участии русского родственника!

- Он не русский, он еврей.

- Это не имеет значения. Он приехал из России, а я еще никогда не разговаривала с русским. Хорошо бы с ним познакомиться.

- Как ты это себе представляешь? — От удивления Сэм открыл глаза.

- Когда все закончиться, мы пригласим его в гости!

- Ты уже решила, что он невиновен?

- А ты считаешь, он прилетел в Англию, чтобы убить старого больного дядю и тихого, мало кому известного нотариуса?

ГЛАВА 6

Разговор с начальством, как и следовало ожидать, не прибавил настроения: все прошло без особых неожиданностей, если не считать малоприятного нюанса — звонка из МИДа по поводу сообщения в «Сан» относительно виновности Наума Вольского. Звонивший чиновник подчеркнул, что инцидент с газетой вызвал недовольство в посольстве Советского Союза.

Бриггс вежливо, но настойчиво просил максимально ускорить расследование. Когда Сэм уже подходил к двери, добавил:

- Комиссар, не примите за бездушие или бестактность по отношению к родственникам покойного адвоката, но, как это ни неприятно, вам придется основательно их потревожить. Считайте, что мы уже в глубоком цейтноте.

- Получил индульгенцию, но, к сожалению, не от Папы римского, — пробурчал Сэм в ответ на немой вопрос Уорбика.

Через полтора часа он уже сидел в кабинете комиссара Джона Смита и читал заключение экспертов по его заданию- анализу проб грунта, взятых в нескольких местах возле въезда на виллу. Не акцентируя внимание на деталях отбора и методах анализа, Сэм ухватил главное: в одном из образцов удалось обнаружить следы крови. Констатируя этот факт, аналитики, однако, отметили невозможность ее идентификации ввиду очень низкой концентрации, соизмеримой с точностью анализа.

- Сэр, разъясните мне, пожалуйста, этот документ. — Сержант Гофман еле дождался, пока комиссар закончит чтение. — Похоже, находка не имеет большой силы?

- Не торопись с выводом, сержант. Ты и прав, и не прав. Для бюрократов от закона сам по себе этот факт ничего не скажет, но для нас с тобой, кто понимает что чудес не бывает, эта кровь пролита там в воскресный вечер — уже немало, особенно, — комиссар взял со стола одну из фотографий, — если учесть, какое это место.

Несколько секунд Шоу перебирал фотографии с места трагедии, затем добавил:

- Он отдал Богу душу здесь, рядом с воротами.

- Тогда можно предположить, что Моррисон, оставив машину, направился навстречу знакомому человеку, то есть кому-то из дома Вольских?! — загорелся сержант.

- Возможно. Возможно, что это был знакомый нотариуса, но совсем не обязательно, что он вышел из ворот виллы.

Гофман сдержался, чтобы не задать уже готовый вопрос, а, быть может, и не один. Комиссар сложил фотографии стопкой на краю стола, откинулся на спинку кресла, и продолжил:

- Это мог быть некто, знавший, что Моррисон находиться в доме Вольских, но не имевший возможности или не пожелавший войти вовнутрь. Сейчас твой коллега, сержант Уорбик, пытается установить местонахождение единственного сына нотариуса — Генри. Не ладили они между собой по причине разности характеров и интересов.

- Как я понял, ты не исключаешь участие сынка? — спросил вошедший хозяин кабинета.

- И — не только его. Кстати, есть ли новости из дома Вольских? Нам сегодня предстоит поговорить с некоторыми, так что нелишне узнать их самочувствие. Надеюсь, доктор Бэрри еще там; сержант, позвони на виллу и попроси его к телефону.

Сэм встал из-за стола и подошел к окну. Сегодня выдался яркий солнечный день; легкий морозец образовал ледяные корочки в затененных местах, на тропинках между деревьями, с которых опали еще не все пожелтевшие листья, а там, где прямые солнечные лучи касались земли, лед превратился в маленькие, играющие яркими цветами шарики. Это казалось нереальным, сказочным, как на картине импрессиониста; хотелось почувствовать между пальцами тающую полоску льда, коснуться этих шариков, разрушая мифическую игру красок.

- Что, Скульптор, размечтался? — Смит подошел к окну и положил руку на его плечо.

- Ты как всегда очень догадлив! Вот уйду на пенсию, и будешь мне завидовать.

- Конечно, буду. Ты ведь планируешь много гулять, дышать свежим воздухом и помогать Сарре пополнять архив. Или свой заведешь?

Но Сэм не дослушал коллегу, подошел к телефону и набрал свой домашний номер.

- Сарра, мне нужен твой архив.

В трубке раздался довольный смешок.

- Несколько лет назад было весьма шумное дело, связанное с ипподромом и тотализаторами. Проверь, не было ли там упоминания о Генри Моррисоне, и перезвони мне в Оксфорд.

Сэм представил себе выражение лица жены и улыбнулся.

- Что это тебе пришло в голову? — спросил Смит.

- Сестра покойного нотариуса вспомнила, что когда-то этот молодой человек, увлекающийся азартными играми, изрядно вляпался в дерьмо. Так вот, в том судебном деле были замешаны и крупные воротилы, и мелкая сошка, которую использовали для грязных поручений. Помниться мне, имя Моррисона-младшего там мелькало, и не исключено содействие адвокатской конторы Вольских.

- Ну, и что же из этого вытекает? Ты ищешь Генри или подозреваешь нечто более крупное?

- Для меня было бы достаточно найти этого «ребенка». По крайней мере на данный момент. Сержант, я уже могу переговорить с доктором Бэрри?

- Да, сэр. Доктор сам позвонит сюда минут через пять-десять.

- Сэм, как продвигается твоя скульптурная деятельность? — Смит сделал вид, что готов выслушать язвительный ответ коллеги.

- Когда уйду на пенсию, первым делом вырежу из большого полена твой бюст и установлю у входа в Скотленд-Ярд. Все будут восхищаться твоим обликом, читая надпись: «Он был знаком с великим Сэмом Шоу».

На несколько секунд в кабинете повисла тишина, в которую буквально врезался телефонный звонок.

- У аппарата доктор Бэрри.

- Здравствуйте, доктор, здесь комиссар Шоу. У меня есть к вам несколько вопросов, и я бы хотел задать их не по телефону.

- Насколько это срочно и важно?

- И то, и другое. Предлагаю на ваш выбор: или мы с сержантом сейчас приедем на виллу, или вы предпочитаете переговорить здесь, в управлении.

Для доктора, как и для комиссара, альтернатива была маловероятна.

- Высылайте за мной машину..

Вид Бэрри, входящего в кабинет, выражал откровенное недовольство. Можно было предвидеть такую ситуацию, и Сэм, чтобы хоть как-то снять напряжение, попросил оставить их с доктором наедине.

- Я настоял на нашем разговоре, мистер Бэрри, поскольку вы являетесь семейным врачом Вольских. То о чем мы будем беседовать — не для протокола, но если понадобиться зафиксировать, предупрежу.

Не дождавшись реакции собеседника, комиссар продолжил:

- Я прекрасно понимаю состояние членов семьи, но обстоятельства требуют безотлагательных встреч с ними; назовите это допросом, снятием свидетельских показаний или беседой — как вам больше нравится. В связи с этим, я хотел бы услышать ваше мнение о состоянии их здоровья и возможности начать процедуру уже сегодня. Если вы откажетесь, мы будем вынуждены привлечь нашего специалиста, но, как мне представляется, это не лучший вариант. Вы согласны со мной, доктор?

Несколько секунд Бэрри хранил молчание, и Сэм уже подумывал повторить вопрос, но ответ все-таки прозвучал:

- Не имею принципиальных возражений, хотя ваши методы запугивания не вдохновляют.

- Пожалуйста, доктор, более конкретно.

Бэрри снял очки, протер стекла и, не одевая их, ответил:

- Моральное состояние, естественно, подавленное, но противопоказаний для проведения вашей работы не вижу. В разумных пределах, — добавил он, — и с ограничением для миссис Мерин.

- Она больна?

- Не могу сказать, что произошло что-то внезапное, но в связи с трагедией последних дней состояние ее ухудшилось.

- Вы хотите сказать, она до всего случившегося болела?

- Уже несколько лет состояние ее здоровья оставляет желать лучшего, и все сложнее снять головные боли и их последствия.

- О каких последствиях вы говорите?

- Не всегда она в состоянии контролировать себя, так что ее близким приходиться не сладко.

- Ей нужна постоянная опека?

- Она ее имеет со стороны слуг, особенно Джона. Он в доме много лет и в состоянии оказать эффективную помощь.

- Да, я уже знаком с его послужным списком, — констатировал комиссар, а про себя подумал: «Странная гувернантка».

Реакция доктора оказалась неадекватно резкой:

- Я предпочитаю не обсуждать эту тему.

- Естественно, доктор, я тоже не любитель сплетен.

- В таком случае, разрешите откланяться, — Бэрри встал со стула.

- Еще несколько минут. Вы не помните, звонил кто-нибудь мистеру Моррисону в тот вечер?

Доктор немного задержался с ответом, затем утвердительно кивнул головой.

- Может быть, знаете кто?

- Нет, к сожалению. Мне было необходимо выйти из кабинета.

- Как скоро после этого звонка Моррисон покинул виллу?

- Думаю, около часа.

- Спасибо, доктор. Передайте, пожалуйста, мистеру Бену, что я жду его звонка.

Когда Бэрри уже стоял у двери, комиссар задержал его еще одним вопросом:

- На щеке у нотариуса обнаружен свежий порез; видели вы его ранее или, может быть, нотариус обращался за помощью?

- Ничего подобного я не заметил.

Бен позвонил через сорок минут, и они договорились о встрече через два часа на вилле.

- Отлично, Скульптор, у тебя есть великолепная возможность повидаться с Терезой и съесть пару кусков мяса. Или ты уже забыл, как зовут мою жену? — засмеялся Смит.

Нет, конечно, Сэм ничего не забыл, хотя они не виделись уже несколько лет.

К моменту их знакомства он уже был сержантом, а Смит только начинал свою карьеру. Был он красивым парнем, напористым и смелым; его лихачество переходило все границы, за что молодому полицейскому доставалось от начальства. Но девушкам это нравилось, и он с такой же лихостью перескакивал от одной к другой, пока не познакомился с Терезой. Один из штатных острословов Ярда заметил, что Смит «стукнулся с разбегу головой о закрытую дверь, и остановился в стойке дрессированной собаки». Однажды Смит пришел с ней на какую-то вечеринку, и Сэм понял, да и не только он, насколько оправдана эта «стойка»; один танец и несколько минут беседы, и он почувствовал, почему так «пострадал» Смит. Девушку нельзя было назвать красивой и, более того, некоторые черты лица, — например нос, не могли доставлять удовлетворение хозяйке, но ей непостижимо удавалось преподнести их как естественное дополнение достоинств. Это был гипноз: вас «заставляли» смотреть только туда, куда хотела девушка — на высокий красивый лоб, в меру полные, чувственные губы, белоснежную улыбку и, конечно, глаза — искрящиеся и призывные. Вы чувствовали себя настоящим мужчиной рядом с красивой, немножко неравнодушной к вам женщиной. Наблюдая со стороны поведение Терезы с другими кавалерами можно было легко убедиться, что вы — не единственный, в ком заиграло природное чувство самца.

В какой-то момент Сэм обнаружил на себе удивленный взгляд Сарры и понял, что пора взять себя в руки.

Он встречал Терезу еще несколько раз — на улице, в магазинах, в театре — и неизменно испытывал ее притягательную силу. Рождение двух сыновей мало изменило внешность женщины и, похоже, Смит продолжал пребывать все в той же «стойке». С тех пор, как его перевели на работу в Оксфорд, Сэм не видел Терезу, и сейчас, сидя рядом с ней за обеденным столом, с грустью констатировал беззащитность человека перед временем.

Тереза заметно нервничала, касалась подушечками пальцев морщин возле глаз, пытаясь разгладить их. Но даже в этом движении, не предназначенном для глаз постороннего мужчины, была прежняя Тереза, нисколько не сомневающаяся в своей власти над сильным полом.

Прошел лишь час беседы, и Сэм постепенно перестал ощущать прошедшие годы: все та же белозубая улыбка, лучистый, подзадоривающий взгляд, мягкий гортанный смех — иррациональное перемещение во времени?! Давно забытые ощущения, состояние легкости, воздушности. Наверное, если бы не Смит, уже вставший из-за стола и нетерпеливо прогуливающийся по комнате, вряд ли комиссар Скотленд-Ярда Сэм Шоу почувствовал бы пролетевшее время.

ГЛАВА 7

Они разговаривали уже добрых полчаса, а Сэм никак не мог свыкнуться с внешним видом Бена Вольского: всклокоченные седые волосы, среди которых почти затерялась маленькая кипа, трехдневная щетина рыжеватого отлива с седыми островками, потухшие глаза, полускрытые покрасневшими веками. Общую картину дополнили основательно помятый костюм и несвежая рубашка без галстука. «Сколько ему лет? — пытался просчитать комиссар. — Около шестидесяти — это точно, но выглядит лет на пять-десять старше. Немудрено в такой ситуации, тем более, что теперь он глава большой семьи и фирмы, со всеми вытекающими проблемами и заботами».

Вероятно, Сэм слишком откровенно разглядывал собеседника, потому что адвокат, потрогав отросшую за несколько дней бороду, как бы оправдываясь, сказал:

- Религиозные законы обязывают. Но вот переодеться, конечно, необходимо. Заодно прошу прощения, что пригласил вас сюда, а не приехал сам.

- Я все понимаю, мистер, не считайте себя обязанным. Из ваших объяснений понятна, в целом, ситуация в доме в тот вечер, но хотелось бы еще раз уточнить некоторые детали. Итак, Роджер Моррисон приехал на виллу около часу дня и сразу уединился с вашим отцом, приблизительно часа на полтора. Вы были заранее предупреждены, что в завещание будут внесены изменения в пользу семьи его брата — Григория Вольского из Москвы? Скажите, с кем еще из ваших родственников мистер Давид мог разговаривать на эту тему?

- Думаю, что ни с кем.

- Почему вы так уверены?

- Отец не стал бы заранее поднимать эту тему, по крайней мере до отъезда Наума, чтобы избежать естественной нервозности.

- Но содержание этих изменений вы не знаете, не так ли?

- Нет, детали я не знаю. Могу лишь предположить, что отец не нанес ущерб нашему основному делу. Насколько я понимаю, в машине Моррисона эти документы не найдены?

Комиссар помедлил с ответом, обдумывая все за и против, затем, решив, что умный и опытный адвокат уже просчитал этот вариант, ответил отрицательно, добавив лишь уточнение — «пока».

- С ваших слов, мистер Вольский, после обеда, приблизительно с пяти и до шести часов пополудни, ваш отец и мистер Моррисон находились в кабинете. Вы тоже присутствовали там в это время?

- Периодически заходил.

- Мне уже известно, что в это время нотариус говорил по телефону, но неизвестно с кем. — Комиссар понимал, что его собеседник наверняка информирован об этом доктором Бэрри. — Как вы понимаете, это важно для следствия. У вас есть что-нибудь, что бы вы хотели мне рассказать?

По реакции адвоката Сэм понял, что не ошибся: собеседник был готов к этому вопросу.

- Да. Думаю, вам будет важно узнать, что это был звонок от его сына, Генри. Как я понял по репликам Роджера, тот пытался наладить далеко не добрые отношения с отцом.

- Почему именно в это время и по вашему телефону?

- Извините, что не сказал сразу. Он улетал из Англии и звонил из аэропорта. Опережаю ваши вопросы: точность информации не могу гарантировать и не знаю, куда направлялся Генри.

- Это мы проверим по нашим каналам. Разрешите воспользоваться вашим телефоном?

В последние несколько минут в кабинет доносились чьи- то возбужденные голоса, а во время телефонного разговора комиссара раздался перекрывающий всё женский крик. Сэм вопросительно посмотрел на хозяина, но тот не подавал признаков волнения или, по крайней мере, хорошо держал себя в руках. Шум то затихал, то вновь возрастал до прежнего уровня, и в этом «хоре» солировал все тот же голос.

- Мистер Вольский, вы не находите, что кому-то нужна помощь?

Бен колебался с ответом, но ситуация обязывала к ответной реакции.

- Ничего сверхординарного: Мерин чувствует себя неважно, особенно после смерти отца. Доктор возле нее и окажет необходимую помощь. Нервный срыв.

Сэм подумал, что ответ собеседника прозвучал с подтекстом: «Мы сами разберемся в своих семейных делах»; но интуиция подсказывала, что это больше похоже на конфликт, нежели на нервный срыв, причем не исключена связь с его присутствием в доме. Или доктор справится с этой вспышкой эмоций, или они прорвутся сюда, в кабинет. Но не прошло и минуты, как в дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, в комнату вошла женщина невысокого роста.

- Извините, комиссар, необходима помощь Бена. На несколько минут, если не возражаете.

- Конечно.

И Бен быстро вышел из комнаты.

- Простите, миссис..? — остановил женщину Сэм.

- Пэм Вольская, жена Бена.

- Да, миссис, я должен был догадаться сам. Мне кажется, мы с вами уже встречались, не так ли?

- Вполне возможно, комиссар, мир тесен. Тем более, если он для нас общий. Должна сказать вам, неоднократно слышала от мистера Давида слова уважения в ваш адрес. Помню, он даже рассказывал о вашем хобби. Сейчас вспомню. Кажется, вы рисуете?

Сэм почувствовал, что начинает краснеть. «Интересно, с какой долей иронии обсуждалось это хобби? Можно представить себе, если мои изделия сравнивались, к примеру, с этими искусными шахматными фигурками».

- Ой, я, кажется, вспомнила: вы увлекаетесь резьбой по дереву, но, к сожалению, никогда не видела ваших работ. Могу ли я полюбопытствовать?..

- Мистер Вольский сильно преувеличил мои успехи. Я лишь вырезаю маленькие фигурки персонажей, интересующих меня в конкретном расследовании. И, уверяю вас, нечего на них смотреть — обыкновенная работа дилетанта.

- И, все же, не возражала бы сама убедиться в обратном, тем более, что вы, наверняка, готовите фигурки членов нашей семьи. Есть у меня шанс?

- Если они будут вообще готовы, и при условии, что у вас богатое воображение. Мои персонажи — это лишь наиболее характерные черты внешнего облика на фоне восприятия эмоционального настроя оригинала.

- Извините, комиссар, за настойчивость и любопытство, но как вы представляете мой образ?

- Миссис, я огрубел на работе и разучился говорить комплименты, иначе вы получили бы их в полной мере. Что же касается вашего эмоционального состояния, как и состояния всей семьи, то я бы сравнил его с ощущением сидящего на стуле человека, когда вдруг сломалась одна из его ножек.

Пэм не пыталась ответить; сравнение, вероятно, оказалось недалеко от истины. Бледное лицо оставалось каменно-спокойным, но выдавали руки, точнее, пальцы — нервные, сплетенные так туго, что побелели костяшки. То ли благодаря стараниям доктора, то ли вмешательству Бена, но шум в доме понемногу затихал.

- Миссис, самочувствие Мерин в тот злополучный день было таким же тяжелым?

- Мы приехали около одиннадцати часов утра, и мне показалось, что она излишне нервничала, хотя и держала себя в руках. Но после случившегося, доктору, да и всем нам, пришлось нелегко.

- Какие отношения сложились между ней и мистером Моррисоном?

- Спокойные, но холодные.

- Миссис Мерин знала основную причину визита нотариуса?

Не нужно быть тонким психологом, чтобы по реакции собеседницы понять, что это было «тайной Мадридского двора». Ответ Пэм сделал бы честь опытному адвокату:

- Ничего не знаю об этом.

- Миссис, я нисколько не сомневаюсь в точном соответствии вашего ответа юридическим канонам, но меня больше интересует ваше мнение — мог ли Давид Вольский посвятить кого-нибудь, кроме вашего мужа, в свои планы.

- Давид был большим дипломатом, и его решения в сложных ситуациях трудно было предсказать. — Помолчав несколько секунд, добавила:

- Не исключено, что, как и в любом старом английском доме, у стен здесь есть уши.

Смысл ответа был настолько прозрачным, что Сэм не удержался от улыбки: «Не пытайтесь искать компрометирующий материал на моего мужа — каждый в доме мог обладать этой информацией».

- Чему вы улыбаетесь, комиссар?

- Приятно беседовать с обаятельной и, главное, умной женщиной.

- Если б не мое траурное настроение, я бы с большим удовольствием оценила вашу шутку.

- Ни в коем случае не шучу, миссис! В общей цепи фактов ваше мнение весьма важно. Не можете ли вспомнить, кто провожал мистера Моррисона к машине?

- Помню, Бен.

- Вы абсолютно уверены в этом?

- Конечно, я ведь дала ему два зонтика, — был сильный дождь, а Моррисон оставил свой в машине.

Можно было не сомневаться в достоверности информации. Наверняка кто-то еще присутствовал при этом, иначе Пэм не была бы столь откровенна.

- Как долго ваш муж отсутствовал?

- Не могу сказать, поскольку находилась в комнате с Давидом, нашим внуком.

- А его родители?

- Вся молодежь была наверху, кажется в бильярдной.

У Сэма начало складываться ощущение, что для него приготовлен хорошо отредактированный сценарий. Нет, не обман, не подтасовка фактов, а именно — отрепетированная роль каждого «артиста». Да, он узнает правду, но только ту ее часть, которую подготовил «драматург».

В кабинет вернулся явно расстроенный и возбужденный Бен, подошел к бару, достал бутылку виски и два фужера.

- Комиссар, давайте выпьем по глотку.

- Не возражаю.

- И мне, — попросила Пэм.

Пили молча, не глядя друг на друга. «Не знаю, какие обычаи у евреев, и поминают ли таким образом, но если существует Бог, то пусть покойным найдется место на небе.» — думал Сэм.

Пэм вышла из кабинета, а Бен продолжал ходить из угла в угол; было видно, как дрожит его рука с фужером.

- Миссис Мерин в тяжелом положении?

Бен удивленно посмотрел на комиссара, будто не ожидая увидеть его в кабинете, затем покачал головой, как бы соглашаясь со своими мыслями, и ответил:

- Надеюсь, доктор приведет ее в порядок.

«И все-таки, сдается мне, эта проблема касается не только доктора. Уж не разыгрываются ли в доме шекспировские страсти с трагическим концом; будем надеяться на лучшее», — подумал Сэм, а вслух спросил:

- Мистер Вольский, вы считаете возможным закончить наш разговор сегодня или перенесём встречу на завтра?

- Сегодня, конечно.

- Итак, как мне сказала ваша супруга, вы провожали гостя к машине. Как долго вы там задержались, беседовали?..

- Нет, это заняло не более двух-трех минут; от меня требовалось лишь помочь Моррисону выехать на трассу.

- Зачем помочь? Он себя плохо чувствовал или, не дай Бог, сильно выпил?

При мысли о такой возможности Бен даже улыбнулся.

- Это нонсенс, комиссар! Моррисон вообще пил очень редко, а перед тем, как сесть за руль, даже не смотрел в сторону бутылки. Да и чувствовал себя как обычно. Причина в том, что на площадке перед домом были припаркованы несколько машин, и ему пришлось выезжать задом. Если вы помните, весь день шел сильный дождь, прямо ливень, и была плохая видимость, так что я корректировал направление машины.

От такого варианта Сэм даже потерял нить разговора. «Тогда становится понятным, почему машина стояла по направлению ко въезду на виллу, — первое, что пришло в голову. — Понятно, но не совсем. В таком случае получается, что Моррисон собирался ехать в обратную от Оксфорда сторону. Куда? Зачем? Возможно, после телефонного звонка сына — в Манчестер, к его бывшей жене и внуку? Не поздновато ли? Минимум четыре-пять часов езды в одну сторону. Или — что- то срочное?»

Бен уже проявлял явные признаки нетерпения.

- Комиссар, у вас имеются ко мне еще вопросы?

- Не обратили ли вы внимание, в какую сторону разворачивал машину Моррисон, выезжая из ворот?

- Дело в том, что уже в воротах он почему-то остановил машину; я вышел провожать в одной рубашке, а было холодно, и пришлось вернуться в дом.

Теперь уже не у кого спросить, по каким причинам Моррисон остановил машину, но одну из них, а, возможно, и единственную, комиссар знал наверняка: в эту минуту под переднее сидение лег пакет с шахматной доской.

- Когда вы провожали гостя, был ли у него на щеке порез или рана?

- Нет, не было.

- Вы абсолютно уверены?

- Я отвечаю за свои слова.

- Какие отношения были между нотариусом и бывшей женой сына?

- Затрудняюсь дать объективную характеристику. Думаю, вам полезно поговорить на эту тему с Беверли — они когда-то учились вместе и, по-моему, иногда созваниваются.

- Спасибо, мистер Вольский. Я понимаю, уже достаточно позднее время, да и день был тяжелый для всех, но я предпочел бы задать этот вопрос миссис Беверли сейчас.

Сэм стоял у окна, когда Беверли вошла в кабинет и сделала это так тихо, что комиссар даже вздрогнул, когда за его спиной раздалось приветствие. Женщина села на краешек стула, плотно закутавшись в плед.

- Миссис, примите мои соболезнования. Ваш отец был весьма известным и уважаемым человеком.

Беверли продолжала сидеть молча, лишь слегка наклонив голову в знак благодарности.

- Для следствия важно ваше мнение по одному вопросу, связанному с взаимоотношениями мистера Моррисона с бывшей женой его сына. Какова вероятность того, что вечером, после шести часов, он поедет в Манчестер для встречи с ней?

Казалось, Беверли не слышала вопроса; несколько секунд она массировала виски кончиками пальцев, затем, глядя в окно, ответила:

- Это был бы неординарный поступок.

- Поясните, пожалуйста.

- Хотя Роджер периодически помогал семье сына, особенно после того, как Генри перестал жить дома, встречались они редко, и, по моему мнению, не питали друг к другу родственных чувств. Для Моррисона же такая поздняя поездка была бы на грани подвига, так что выводы делайте сами.

- Это более чем убедительно. Спасибо, миссис. У меня к вам еще несколько вопросов, но это уже не сегодня.

ГЛАВА 8

В управлении сержант Гофман встретил комиссара домашними пирогами, кофе и двумя сообщениями.

- Генри Моррисон действительно вылетел из Лондонского аэропорта в Брюссель шестичасовым вечерним рейсом. Через сестру нотариуса, Мэри Кельвин, нам удалось установить, что там проживают родственники Генри по линии матери; наши бельгийские коллеги уже подтвердили этот факт. Ему сообщили о смерти отца и, вероятнее всего, ночным рейсом Моррисон вернется в Англию.

- Необходимо встретить его, чтобы уже к утру был в Скотленд-Ярде. Будем надеяться, от него не потянется ниточка к печальным событиям воскресного вечера. Передай мое поручение сержанту Уорбику. Что еще?

- Пока нет никаких новостей о желтом «Остине»; полиции района вообще неизвестна эта машина. Единственная зацепка — информация бармена из паба возле Лонг-Кемптона. В паб вошли двое молодых людей двадцати-двадцати двух лет и купили сигареты, затем один из них заказал кружку пива, а другой сказал приблизительно следующее: «Ты же слышал, что сказал босс — не задерживаться. До Стока ехать еще далеко, а времени у нас мало». Парень так торопился пить пиво, что облил куртку; Бармен видел, как эти двое бежали к желтому «Остину», в окне которого просматривался силуэт мужчины. Он также утверждает, что машина поехала не в сторону Стока, а в обратную — к Оксфорду.

- Время известно?

- Да, между семью и семью тридцатью вечера.

Сэм откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. День не из легких. От усталости ныло все тело; голова тяжелая, тупая боль в затылке. «По времени сходится, но не совсем: от Лонг- Кемптона до виллы тридцать-сорок минут пути, так что можно успеть к месту преступления, а на обратном пути встретить машину Эльвиры и Люка. Вот только как быть с расписанием Моррисона, который выехал из ворот около шести часов? Так долго ждал свидания с пассажирами «Остина»?

Или был еще кто-то, виновный в смерти нотариуса и вызвавший подмогу из Стока? С какой целью? Замести следы? Господи, как болит голова!..»

Сэм открыл глаза и увидел, что сержант усердно чертит крестики на листе бумаги.

- На ком или на чем ты ставишь крест, Гофман?

- На идее, сэр. На том, что, если мы найдем этих господ с «Остином» и совпадут улики, оставленные в машине Моррисона, то это будет их алиби — они не убивали.

- Есть в этом логика, сержант. Но прежде надо добыть факты и доказательства, а посему имеется только один выход — найти эту злосчастную машину, и как можно скорее. — Сэм даже стукнул кулаком о подлокотник кресла. — А пока отвезите меня домой, иначе завтра не с кем будет работать.

Сарра открыла дверь, и с порога Сэм понял, что сегодня в доме праздник: на жене был новый халат, а на голове безукоризненная прическа; пахло чем-то очень вкусным. С порядком дальнейших действий он был хорошо знаком: ванная или душ, празднично накрытый стол, а затем торжественный переход в кабинет, где «звуки фанфар торжественно оповестят о победе аналитического женского ума над закостенелым Скотленд-Ярдом».

Сегодня на столе комиссара лежала пухлая папка — досье миссис Шоу о когда-то нашумевшем деле. Сэм должен был, просто обязан, по достоинству оценить «бескорыстный подвиг» своей жены, и сделал это с максимальным усердием. После вступительной речи супруги ему было дозволено ознакомиться с содержанием папки: вырезками из газет и журналов, краткими конспектами из телевизионных и радиопередач, решениями суда и, конечно, резюме самой Сарры.

Уже утром, на работе, еще раз просматривая эти материалы, комиссар отметил главные детали: хозяева ипподромного тотализатора распространяли ложную информацию через подставных лиц, одним из которых оказался Генри Моррисон. Адвокату Вольскому на суде удалось доказать, что его подзащитный имел дело только с друзьями и близкими знакомыми, причем информация эта чаще соответствовала истинному положению вещей.

Среди газетных репортажей комиссар выделил один, где рукой Сарры была отмечена фраза, брошенная в сторону Генри одним из осужденных: «Если он водил нас за нос, то мы возьмем с него должок!». Сэм положил документ на стол Уорбика и прикрепил к нему записку: «Возьмите на заметку. Это серьезно».

Подъезжая к Оксфорду он получил сообщение, что сержант встретил Генри и везет его в Ярд. Сэм не сомневался, что несколько часов будет достаточно, чтобы Уорбик, как о нем говорили коллеги, «прожевал клиента».

Комиссар остановил машину в том месте, где была найдена машина Моррисона, и начал, в который уже раз, осматривать всю площадь до въезда на виллу, вновь возвращался, квадрат за квадратом изучая участок. Поеживаясь под холодными, резкими порывами ветра с дождем, подошел к воротам: под напором ветра по двору метались сорванные с деревьев последние желтые листья, на тисовых кустах белели мокрые обрывки бумаг, пластиковые пакеты — полное ощущение заброшенности и сиротства. Профессиональная зрительная память подсказала ему, что еще вчера вечером здесь стояли два автомобиля, а сегодня припаркован только один. «Кто-то покинул это печальное место?»

Припарковав машину и войдя в теплое помещение, комиссар почувствовал, что основательно продрог. Очевидно, это было написано на его лице, потому что Селина, практически следом, занесла в кабинет большую чашку горячего чая.

- Желаете еще что-нибудь, сэр?

- Спасибо, Селин, достаточно. У меня к тебе вопрос: кто и когда уехал на машине?

- Рано утром Роберт отвез мистера Наума в Лондон. С вещами.

- Что-то случилось?

- Да, сэр, но вам лучше поговорить с мистером Беном.

- Попроси его зайти сюда.

- Если возможно, сэр, то лучше не беспокоить его сейчас. Была очень тяжелая ночь, и сейчас он отдыхает.

- Селин, ты все время говоришь загадками. Что, в конце концов, случилось?

- Ничего неожиданного — у миссис Мерин ночью был сильный приступ.

- Вот что, дорогая, у меня нет ни времени, ни желания выслушивать твою полуправду. Садись и рассказывай — что за приступ, и почему уехал ваш гость?

Селин села на край стула и уставилась на комиссара испуганными глазами. «Похоже, девушку предупредили не распространяться на эту тему», — решил Сэм. — Селин, я жду. Или ты хочешь разговаривать в полиции?

- Нет, не хочу. Просто миссис считает, что во всем, что случилось, виноват мистер Наум. То есть, не в том, что он все сделал, а что если бы он не приехал, ничего бы не случилось. А сегодня утром он собрал свои вещи и до возвращения в Россию уехал жить на квартиру в Лондон. Вот и все.

- Закономерно. Мне нужен адрес и телефон этой квартиры.

«Все рассыпается, как карточный домик, как бочка без обручей, — думал Сэм. — Сомнительно, что найдется сила, способная навести порядок в этом семействе».

Комиссар вышел из кабинета; в доме стояла мертвая тишина. Поднялся на второй этаж и сразу же оказался возле широких, во всю стенку дверей бильярдной: большой, светлый зал с окном на половину стены, выходящим на задний двор. Красивая перспектива и… тишина. Ему послышалось, что где-то в конце коридора звучит голос ребенка, вероятно единственного, кто спокойно спал этой ночью.

Через некоторое время, глядя на молодого человека, отца ребенка, он еще раз убедился, что прошедшая ночь была весьма нелегкой для взрослых жителей виллы. Несколько минут знакомства, общих фраз, и комиссар задал первый вопрос.

- Мистер Левит, постарайтесь поподробнее вспомнить воскресный вечер, особенно — после семнадцати часов.

Иосеф отвечал спокойно, медленно, взвешивая каждое слово.

- Комиссар, я понимаю, что вас интересует как мое алиби, так и алиби моих родственников, поскольку погиб наш гость, уважаемый мной мистер Моррисон.

- И не только. Весьма важно знать, нет ли связи между трагическим случаем с нотариусом и смертью Давида Вольского.

- Естественно, я расскажу все, что знаю. Но хочу априори оговорить точность моей информации: я назову только факты, под достоверностью которых готов подписаться, но другие — вы можете поставить их под сомнение.

- Что вы имеете в виду?

- Например, моя жена, Рахель, с пяти часов вечера и до прихода полиции находилась в комнате Даниели и Джозефа, которых давно не видела. Сам я там не находился, но констатирую этот факт на основании ее рассказа и со слов нашего сына Давида, который постоянно бегал туда.

«Вот это адвокатская школа! — подумал Сэм. — Мало шансов вытянуть из этого молодого человека то, что он не намерен сообщить».

- Итак, я слушаю вас, мистер адвокат.

- Сейчас, комиссар, я не адвокат, а приглашенный на допрос свидетель, не так ли? — И, не дожидаясь ответной реакции, продолжил: — Наш семейный обед с приглашением мистера Моррисона и мистера Бэрри закончился около семнадцати часов. Мы — Наум, Роберт, Ким, Лея и я поднялись наверх, намереваясь провести там вечер. Первоначально планировали, что Наум расскажет нам о своей семье, Москве, России, но он сослался на плохое самочувствие или отсутствие настроения, точно не помню, и ушел к себе в комнату. Через некоторое время к нему зашел Ким. Вы, наверное, уже знаете, что у них близкие специальности, и думаю, скучно им не было. Как я уже говорил, Рахель находилась в комнате своего дяди, мы с Робертом играли в бильярд, и Лея была с нами. Еще за обедом было решено, что вечером, около девяти часов, Роберт отвезет Даниель с мужем и Кима в Лондон, но все вышло иначе.

- Как вы узнали о случившемся?

- Услышали сильный шум на первом этаже.

- Вы утверждаете, что с пяти вечера и до этого момента все перечисленные вами люди находились на втором этаже?

- Да, я подтверждаю все сказанное мной ранее.

- Не мог ли кто-нибудь, не замеченный вами, спуститься на первый этаж?

- Теоретически да, но практически — почти невозможно. Как вы уже могли заметить, лестница на первый этаж расположена напротив входа в бильярдную, широкая дверь которой была все время открыта. Мне приходилось держать лестницу под контролем, поскольку мой сын уже неоднократно получал на ней синяки.

- А вторая дверь, боковая, что выходит непосредственно во двор?

- Она всегда закрывается на зиму, а ключ где-то у Джона.

- Вы упомянули, что Наум и Ким уединились в комнате для беседы. Выходил ли кто-нибудь из них?

- Я не заметил этого. Более того, мы с Робертом несколько раз заходили к ним, предлагая что-нибудь выпить или присоединиться к нам.

- Роберт все время находился с вами?

- Почти. Один раз он отлучился в свою комнату; она расположена на втором этаже, напротив комнаты Наума.

- А вы неотлучно находились в бильярдной?

Иосеф на секунду задумался, что не ускользнуло от внимания комиссара.

- Нет, припоминаю, что на короткое время спускался вниз, чтобы отвести сына к маме.

- Было это до или после отъезда Моррисона?

- Не могу сказать.

На несколько минут в кабинете воцарилось молчание: Сэм встал из-за стола, несколько раз прошелся по комнате, и подошел к окну. Дождь не прекращался; от порывов ветра слегка дребезжали стекла, облепленные мокрыми листьями. «Наверное, отошедший от дел покойный адвокат вот так же стоял или сидел у окна, наблюдая изо дня в день одну и ту же картину. Тоскливо и печально», — думал он. Следующая мысль навеяла комиссару еще более минорное настроение: «Ведь скоро и я, заслуженный пенсионер, буду вот так же стоять у окна, слушать завывание ветра и нравоучения жены.»

Легкое покашливание Иосефа вывело его из печальной задумчивости.

- Мистер Левит, насколько я уже успел понять, ни для кого в семье не было секретом, что мистер Вольский-старший в тот злосчастный вечер намеревался внести кое-какие изменения в завещание в пользу своего брата из России или его сына. Я прав?

- Да, сэр. И ваша основная версия строиться именно на этом факте?

- Не лишено здравого смысла. И уж если вы заговорили об этом, хотелось бы услышать ваше мнение, как коллеги.

- С моей точки зрения, убийство нотариуса одним из членов нашей семьи с целью ликвидации нового документа нелогично.

- ..?

- Надо хорошо знать Давида, чтобы понять две вещи: во- первых, он никогда бы не сделал ничего, что нанесло бы вред главному делу семьи. Во-вторых, если он решил это сделать, его не остановила бы смерть Моррисона. Но даже и при том несчастном стечении обстоятельств, а я считаю, что с Давидом произошел несчастный случай, он, наверняка, предусмотрел еще в первом варианте завещания главенствующее право одного из членов семьи — несомненно, Бена, а он обязательно выполнил бы волю отца.

«Вот умница! — подумал Сэм. — Все разложил по полочкам: все хорошие, все невиновные, а два трупа налицо.»

ГЛАВА 9

Миссис Мерин сидела на стуле, точнее, на его половине, абсолютно прямо, скрестив пальцы сложенных на коленях рук, и смотрела в сторону от комиссара. Лицо с оттенком желтизны, припухшие веки и плотно сжатые тонкие губы. «Раненая, но решительная женщина, независимая и неприкасаемая. Это впечатление надо попытаться сохранить в дереве», — решил комиссар.

- Миссис, я не имел ранее возможности выразить вам свои соболезнования.

Только легким кивком отреагировала Мерин на его слова.

- Я уже беседовал с некоторыми членами вашей семьи и, в определенной степени, знаком с деталями событий трагического воскресенья. Но некоторые вопросы мне необходимо уточнить непосредственно у вас. Семейный обед закончился около пяти часов вечера. Что вы делали потом?

- Пошла отдохнуть в свою комнату.

- Миссис, будьте, пожалуйста, более многословны. Опишите, где вы были и что делали вплоть до кончины вашего мужа.

- Какое-то время находилась в своей комнате, затем оделась и вышла во двор подышать свежим воздухом.

Продолжения не последовало.

- Что далее?

- После моциона вернулась в дом, помогла мужу перейти из кабинета в спальню и сделала необходимые распоряжения на следующий день.

Сэм чувствовал, что начинает раздражаться: несколько дней напряженной работы, а результатов — словно воду в ступе толок. Полное впечатление, что его водили за нос, да и сидящая перед ним женщина пытается делать это в самой откровенной манере.

- Миссис, несмотря на состояние вашего здоровья, вы обязаны сосредоточиться и выполнить все необходимые процедуры.

Похоже, что это требование комиссара и тон, каким оно было высказано, дали определенный эффект. По крайней мере, Мерин посмотрела в лицо собеседника, пусть взгляд ее и выразил нечто среднее между удивлением и возмущением.

- Если вы зададите мне более конкретные вопросы, я постараюсь дать на них максимально исчерпывающие ответы.

- Попытаюсь. Итак, в какое время вы вышли из дома?

- Точно не помню, но около шести часов. Впрочем, вы можете это уточнить, поскольку я видела, как уезжал мистер Моррисон, а Бен провожал его.

- Была довольно неприятная для прогулки погода — дождь, ветер. Вас это не смутило?..

- Стараюсь не изменять своим привычкам.

«Характер у вдовы весьма твердый, если не сказать железный. Видимо, она в такой же степени не привыкла изменять другим своим принципам, и близким ее приходиться не сладко — копия нашего любимого премьер-министра в семейном масштабе!» В этой характеристике Сэм все больше уверовался с каждой минутой разговора.

- Сколько времени вы провели на прогулке?

- После отъезда Моррисона не более десяти-пятнадцати минут.

- Затем вы находились в кабинете с мужем?

- Не сразу. Мне понадобилось время, чтобы привести себя в порядок и обсудить кое-какие дела с Джоном. Потом мы разговаривали в кабинете с Давидом, а около восьми часов я помогла ему перейти в спальню. Обычно он час-полтора читал перед сном.

- Как вы узнали о случившемся?

- Я была в своей комнате, вошел Джон и сказал, что. что. Это я виновата!

Мерин сидела в своей первоначальной позе, но лицо исказилось, как от сильной боли, она кусала губы, стараясь сдержать слезы, но они текли по желтым щекам, скапливались в уголках губ, на подбородке и капали на сцепленные пальцы рук. Потом она начала тихо стонать, и эти звуки постепенно переросли в крик; такой же крик Сэм уже слышал в этом доме.

В комнату быстро вошел, почти вбежал Бэрри, со шприцем в руке.

- Комиссар, выйдете из кабинета на несколько минут. Мне необходимо сделать укол.

Минут через двадцать-двадцать пять Сэм был приглашен, но уже не в кабинет, а в спальню миссис Мерин.

- Прошу прощения, комиссар, что принимаю вас в постели, но для меня абсолютно неприемлемо откладывать разговор на другой день. Я чувствую себя виноватой в смерти Давида; меня все убеждают, что у него было очень больное сердце, и печальный конец мог случиться в любую минуту, но я не в силах снять с себя ответственность, поскольку не сдержалась в тот момент, когда Джон сообщил мне о появлении в доме полиции. Между нашими с Давидом комнатами установлена тонкая специальная дверь, чтобы я могла всегда контролировать ситуацию в его спальне. Вот, пожалуй, и все.

«Тут, как говориться, не убавить и не прибавить, — подумал Сэм. — Конечно, полицейский в доме — не Санта Клаус, но что означает это «не сдержалась», и почему такая неадекватная реакция?»

Этот вопрос он повторил вслух.

- А вы считаете, что сообщение вашего сержанта о покойнике возле ворот нашего дома недостаточно веская причина для неадекватной, как вы выразились, реакции?

- Как скоро вы обнаружили, что мистеру Давиду нужна помощь?

- Не я. Первыми в спальне оказались Наум и Роберт, и они же позвали доктора Бэрри.

- Кстати, миссис, обстановка в доме вынудила вашего гостя съехать в Лондон. В свете вашего признания, в чем он обвиняется? Быть может, имеются другие факты и подозрения?

- Давиду были категорически противопоказаны любые эмоциональные нагрузки, а приезд мистера Наума на столь длительный срок, его информация и частые беседы кардинально нарушили уже привычную атмосферу вокруг мужа.

- Конечно, если присовокупить факт внесения изменений в завещание в пользу Наума?

- Комиссар, я надеюсь, что финансовые проблемы нашей семьи не входят в компетенцию вашего расследования. Что же касается юридической невиновности Наума, Вы, вероятно, уже убедились в этом.

- Я с ним еще не встречался, — уклончиво ответил Сэм.

- Если позволите, комиссар, то мне необходимо принять еще лекарства и побыть одной, — после них я очень плохо соображаю.

И, не дождавшись ответа, нажала кнопку, вмонтированную в прикроватную тумбочку. Через две-три секунды в спальню вошел Джон.

- Комиссар, — продолжила Мерин, — хотя время ленча истекло, Джон предложит вам что-нибудь перекусить.

- Спасибо, я ограничусь стаканом чая.

Но Джон все-таки внес в кабинет чай с весьма аппетитными сэндвичами, и желудок комиссара отреагировал моментально. Сэм с сожалением посмотрел на натюрморт и отодвинул тарелку в сторону.

- Джон, присядьте, пожалуйста. У меня имеется к вам несколько вопросов. Прежде всего, ваша хозяйка винит себя в несдержанности, слишком бурной реакции на сообщение о приходе полиции и, как следствие, в сердечном приступе и смерти мужа. Ваш е мнение?

- К сожалению, это реально, сэр — слишком хорошая слышимость между комнатами. Пройдет немало времени, прежде чем она сможет придти в себя, если это вообще возможно.

- С приездом гостя из России состояние мистера Вольского ухудшилось?

- Мистер Бэрри мог бы ответить более точно; внешне он выглядел даже лучше, бодрее, но миссис считает, что любые всплески эмоций были ему противопоказаны.

- Насколько я понял, самым серьезным раздражителем для нее и некоторых других членов семьи стало желание хозяина внести изменения в свое завещание, не так ли?

- Этот вопрос не в моей компетенции, сэр.

- Вы прожили в семье не один десяток лет, пользуетесь доверием, все видите, все прекрасно понимаете. Возможно, это кто-то другой, не миссис, стал причиной нервного срыва и смерти адвоката?

- Если вы имеете в виду, что кто-то был в его комнате, то, по моему мнению, это нереально.

- Почему вы так уверены?

- Мистер Бен с супругой и Беверли были вместе; в другой комнате отдыхали Джозеф, Даниель и Рахель, а доктор Бэрри уединился в своей комнате. Остальные поднялись на второй этаж.

- Мог ли кто-нибудь спуститься оттуда по боковой лестнице во двор?

- Нет, сэр, исключено: дверь на зимнее время закрыта на замок.

- Где находиться ключ от двери?

- Один у меня в комнате, а второй — в специальном ящичке возле нее.

- Вот как? Почему же вы убеждены, что никто не мог воспользоваться этим выходом?

- Вы можете убедиться, что дверь давно не открывали. Сержант Гофман тоже задавал этот вопрос и проверил дверь.

Сэма не покидало чувство театральности всего происходящего: каждый участник «спектакля» не только хорошо отыгрывает свою «роль», но и вполне профессионально оказывает поддержку «партнерам». Создавалось впечатление, что и ему, комиссару, тоже отведена роль, нечто вроде ведущего, которому вроде и разрешена некоторая свобода действий, но исключительно в рамках, определенных режиссером.

Мысли Сэма вернулись к действительности, к Джону, не проявлявшему признаков нетерпения, и к тарелке с аппетитными сэндвичами. «Может быть, все-таки съесть один — не взятка же это?» Вероятно, взгляд комиссара был слишком откровенен, потому что Джон предложил:

- Сэр, не возражаете сделать перерыв на несколько минут?

- Нет, давайте продолжим. Что вы делали после семейного обеда? Поподробнее.

- Не могу указать точное время, но расскажу в хронологической последовательности. Помогал Селине и Джейн навести порядок в столовой, один раз поднялся на второй этаж, чтобы отнести кофе и напитки, заходил на несколько минут в свою комнату; далее — выходил на территорию в хозяйственный домик, затем мы с миссис Мерин решали кое-какие домашние проблемы на следующую неделю, а после ухода мистера Давида в спальню вместе с Селиной навел порядок в кабинете. Вот, пожалуй, и все.

- Я вижу, у вас был трудный и насыщенный событиями вечер, и сложно вспомнить точное время исполнения каждого из Ваших дел, но сосредоточиться придется. Прежде всего, меня интересует, где вы были, что делали или видели во время отъезда мистера Моррисона.

- Могу лишь сказать, что когда я вышел из дома чтобы проверить все ли в порядке и зажечь фонари на тыльной стороне территории, — это входит в мои обязанности, — машина мистера Моррисона еще была на месте. Затем я зашел в домик, и мы с Джейн обсудили необходимые покупки, а когда вернулся на виллу, он уже уехал.

Джон сидел в напряженной позе, как будто опасаясь какого-то сложного для него вопроса. Но какого? А возможно, это просто волнение перед комиссаром Скотленд-Ярда, особенно для человека, ни разу прежде не побывавшего в такой неприятной ситуации.

- Когда вы выходили во двор, может быть видели кого- нибудь у въезда на виллу или слышали что-нибудь?..

- Нет, я вышел из дома через боковую дверь и к главным воротам не подходил.

Комиссар возвращался в Лондон в плотном потоке машин. Туман метался по шоссе рваными клочьями, местами абсолютно закрывая видимость и заставляя двигаться на авось, а на открытых участках дороги, повинуясь порывам ветра, рассыпался на танцующие нити — сказочные призраки, исчезающие в темноте.

Дорога заняла не менее двух часов, и, несмотря на поздний час, Сэм ехал в Ярд, где его ждал сержант Уорбик с сыном Моррисона. Войдя в кабинет и взглянув на сидящего в углу мужчину, он невольно сравнил Моррисона-младшего с мокрой курицей: влажные, прилипшие ко лбу пряди жидких волос, пот, бисером покрывший виски и кончик носа, скомканный и уже мокрый носовой платок.

Уорбик вопросительным знаком сидел за столом, методично постукивая карандашом. При виде комиссара он встал, а Моррисон продолжал сидеть, отслеживая движения сержанта покорным взглядом.

«Похоже, здесь мне делать уже нечего», — с облегчением подумал Сэм.

- Мистер Моррисон, я комиссар Шоу. Подождите несколько минут в коридоре.

Поспешность, с какой тот выполнил просьбу комиссара, не оставляла сомнений в успехе «дрессировки».

- Чем порадуешь, сержант?

- Мое мнение, сэр — он чист. Я потряс его как следует. Для него смерть отца оказалась сильным ударом — по-своему он любил его.

- Тогда отпусти его сейчас, тем более, что он вряд ли в состоянии соображать.

Сержант отсутствовал несколько минут, а вернулся с несвойственным ему жалостливым выражением лица:

- Плакал в коридоре. Пришлось вызвать такси.

- Есть что-нибудь по делу с тотализатором?

- Утверждает, что его никто не беспокоил.

- Что слышно о желтом «Остине»?

- Абсолютно ничего, как в воду канул. Никто не видел этой машины раньше, да и приметы двух парней, которых описал бармен, ничего не дали полиции района. А у вас что-нибудь прояснилось, сэр?

Сэм чувствовал себя усталым, голодным и совершенно не готовым к детальному разговору. Первым решением было отложить его на завтра, а пока описать ситуацию лишь в нескольких словах, но начав рассказ, комиссар постепенно почувствовал желание собрать все узнанное, все впечатления воедино, проанализировать их для себя и Уорбика, выслушать его мнение, обсудить и, в конце концов, поспорить. Он ждал реакции опытного сержанта на факты, детали, реплики, но Уорбик слушал молча, не двигаясь, уперев взгляд в край своего стола.

Чем полнее Сэм рисовал всю картину, тем все менее склонялся в сторону какой-либо одной гипотезы. Как в лабиринте: почти каждое направление оказывается тупиковым, хотя точно известно, что один правильный выход имеется. Но, находясь внутри самого лабиринта, имеющего множество ложных ходов, маловероятно выйти на верный путь, тем более, если ты в цугцванге. Что тогда? Тогда нужен ковер-самолет и взгляд сверху, под другим углом зрения на все ходы-выходы.

Ни комиссар, ни сержант не замечали, что уже несколько минут сидят молча: один, закрыв глаза и откинувшись на спинку кресла, а второй — наоборот, застыв в агрессивно-напряженной позе.

Тишину разорвал телефонный звонок.

- Сэр, ваша жена. — Сержант деликатно вышел из кабинета, а когда вернулся, комиссар стоял у аппарата с красным лицом.

- Сэр, что-нибудь случилось?

- И поделом мне — сегодня круглая годовщина нашей свадьбы. Могу я в это время где-нибудь купить цветы?

ГЛАВА 10

В ожидании Наума Вольского Сэм выстругивал из дерева своих «подопечных». Уорбик корпел над документами за своим столом; процесс сопровождался постоянными вздохами, короткими и длинными, порой переходящими в стон.

- Сержант, отвлекись на минутку от любимого занятия. Вчера вечером ты внимательно выслушал мой монолог, но не более. Что скажешь на свой свежий взгляд?

Уорбик медлил, явно подбирая слова.

- Сэр, не знаю, как сказать вам, но в этом деле вас трудно узнать.

- ..?

- Как бы это объяснить? Вы — один из патриархов Ярда, и на примерах многих ваших расследований мы учились. Вы всегда шли на шаг впереди, тянули весь воз, торопили идеями и делом. Сейчас же, прошу простить сэр, вы пассивны. Как будто бежите с цепями на ногах.

Комиссар продолжал методически стругать дерево, никак не реагируя на слова Уорбика.

- Сэр, я сказал что-нибудь не так?.. Скорее всего, я чего-то не понял.

- Ты сказал то, что думал; для меня это главное. Твоя правда в том, что воз, о котором ты упомянул, буксует, будто на месте стоит: несколько дней комиссар Шоу, при содействии двух бравых сержантов и других помощников, не жалея сил и времени пытается выйти на след преступников, а результат, можно сказать, нулевой. Я бы даже сказал — отрицательный, поскольку ноль — это ничто, а минус — конкретная величина, хотя и с отрицательным эффектом. Плохо это или хорошо — вопрос относительный. Например, существовала вероятность того, что в смерти нотариуса замешан его сын, но, по твоему мнению, которому я склонен верить, он оказался «чистым». Отрицательный для нас результат, но плохо ли это? Или этот злосчастный желтый «Остин», который как под землю провалился. Я надеюсь, да почти уверен, — мы найдем его, но если окажется, что это та машина, которую видели молодые люди — Эльвира и Люк, а бармен опознает его пассажиров, то они могут подозреваться лишь в ограблении уже мертвого или тяжело раненого Моррисона, но не в убийстве. Можно ли оценить этот результат как абсолютно негативный? Теперь перейдем к обитателям виллы. Если говорить о юридической стороне вопроса, то никому из них, даже с большой натяжкой, мы не можем предъявить обвинения в преступлении. Более того, если в качестве доказательства этой позиции присовокупить мою интуицию, то могу свидетельствовать, что никто из опрошенных мною не мог пойти на преднамеренное убийство. Да и нет разумного зерна в ликвидации нотариуса. Завещание? Но тогда надо признать, что заранее планировалось и второе убийство — Давида Вольского, а в перспективе и нового главы семьи — Бена, поскольку он все равно бы выполнил волю отца. Должен признаться, что мысль не моя, но — трезвая. Я предпочел бы не разрабатывать такую маловероятную гипотезу, пока, по крайней мере, не появятся новые доказательства. Конечно, я уже слышу твое возражение: может существовать еще один персонаж, совершивший убийство, связанный или нет с семьей адвоката. Предположим, как рабочий вариант, что мистер «Х» был нанят кем-то из заинтересованных лиц. В этом случае, опять же, остаются в силе мои сомнения о реальности воплощения плана в целом: Моррисон — Давид Вольский — Бен или еще кто-нибудь. Для большей ясности мне бы очень хотелось узнать, где сейчас находиться новый вариант завещания и личные вещи нотариуса; большая надежда на пассажиров желтого «Остина» — если все это у них, то вообще снимается вопрос о некотором наемном убийце «Х», но.

- А если этим пассажирам достались только личные вещи, а завещание исчезло? — не выдержал Уорбик.

- Маловероятно, что профессиональный убийца будет действовать так прямолинейно.

Комиссар вновь взял в руки нож и деревянный брусок. Молчание длилось одну-две минуты.

- Ну, а если убийство совершено только ради ограбления? — настойчивый вопрос в стиле Уорбика.

- Для этого, опять же, нужен «Остин». А если попытаться представить себе картину такого преступления, то она выглядит, по меньшей мере, странно: Моррисон выезжает из ворот задним ходом, поворачивает машину почему-то не в сторону Оксфорда, а в обратную, проезжает таким образом метров двадцать, останавливается в неосвещенном месте, выходит из машины и пешком, под сильным дождем, возвращается к воротам, чтобы получить удар по голове от незнакомого человека. Как тебе такой вариант?

В кабинете вновь воцарилось молчание. Сэм методично вырезал очередное действующее лицо, а сержант напряженно смотрел в одну точку на стене, подперев голову двумя руками.

- Вот что, Уорбик. Поезжай туда, походи, посмотри, «понюхай», поговори с обитателями, но — хочу дать один совет: будь максимально корректен и вежлив, если не хочешь получить «по носу». Не забывай, что имеешь дело с семьей адвокатов. — И, помолчав, добавил: — Да и просто, по-человечески, не стоит излишне их тревожить.

Сержант уехал, а Сэм продолжил вырезать «образы и характеры», как поэтично выразилась однажды Сарра, защищая увлечение мужа перед одним едким журналистом. Движения его, иногда спокойные и методичные, а затем резкие и быстрые свидетельствовали, скорее, не о творческом характере работы, а о течении мыслей, навеваемых этими образами.

В половине одиннадцатого дежурный по Управлению доложил, что мистер Наум Вольский прибыл по приглашению комиссара. В кабинет вошел мужчина выше среднего, даже по английским меркам, роста, подтянутый, как иногда говорят «поджарый», в строгом костюме, белой рубашке с галстуком, завязанным по моде равнобедренным треугольником.

Первая реакция комиссара, как уже позже он признался сам себе, было некоторое удивление: элегантный мужчина из коммунистической, деревенской России! Особенно его «зацепило» умение посетителя завязывать галстук; сколько лет он безуспешно пытался освоить этот незамысловатый прием, но безуспешно — выходило нечто однобокое, кривое изделие, с которым даже самый изысканный костюм лишался уважения. Первая, абсолютно несерьезная мысль, пришедшая в голову комиссару, — прямо сейчас, в кабинете, научиться у гостя завязывать галстук!

Вероятно, Сэм на какие-то мгновения глубоко ушел в свои иррациональные мысли, потому что вошедший, видимо не в первый раз, повторил:

- .Вы меня слышите? Я Наум Вольский, пришел по вашему вызову.

- Да, конечно, мистер Вольский. Проходите, пожалуйста, садитесь. Честно говоря, я ожидал увидеть другого человека.

- Вы имеете в виду, что я прилетел издалека, из России? Вы отнюдь не первый, кто ожидает встречи с существом, одетым, в лучшем случае, по моде начала века, с бутылкой водки в одной руке и ложкой черной икры — в другой.

- Отлично, меня радует, что вполне понимаю ваш английский и ваш юмор! Сочувствую, что приезд в нашу страну оказался столь печальным. Мне поручено расследование этих трагических событий, и я пригласил вас для допроса в качестве свидетеля. Могут возникнуть трудности, связанные с незнанием законов Англии, а также ваших прав и обязанностей. Вы предпочитаете присутствие адвоката или достаточно моих пояснений?

- Спасибо, комиссар, я надеюсь на вашу помощь, если начну совершать ошибки во вред себе и делу. Не буду скрывать, что готовился к этому визиту и получил необходимый юридический инструктаж.

«Было бы удивительно, если б оказалось иначе, — подумал Сэм. — Инструктаж наверняка был не только юридическим, но и тактическим».

- Это облегчает мои обязанности, мистер Вольский. Итак, вы впервые в нашей стране и ранее не были знакомы с вашими родственниками лично, не так ли?

- Да, комиссар.

- Но, вероятно, у вас или у вашего отца были общие дела с ними, в том числе — финансовые?

- Нет, никаких. Мы только недавно узнали о существовании друг друга. Впрочем, это легко проверить, учитывая ваши профессиональные возможности.

- Тогда, чем вы можете объяснить желание покойного адвоката изменить первоначальное завещание в вашу пользу?

- Предвижу еще один ваш вопрос: известно ли мне, что именно Давид завещал нашей семье? Думаю, что если отвечу на него, то отпадет необходимость объяснять, почему он сделал это. Нет, мне не известно, что именно изменено в завещании, но передам смысл одной его фразы: «Много лет мечтал увидеться со всеми вами и хочу, чтобы наши встречи здесь, в Англии, были как можно чаще. Финансовую сторону я обеспечу». Могу лишь предположить, что речь шла о каком-то количестве фунтов на счету в банке или о другом аналогичном варианте.

- Присутствовал ли кто-нибудь при этом разговоре? Может быть, вам известно, обладал ли этой информацией кто- нибудь ещё?

- Нет, мы беседовали тет-а-тет. А что касается вашего второго вопроса — затрудняюсь ответить.

- Не секрет, что вы были вынуждены переехать на квартиру в Лондон по инициативе, если можно так назвать, миссис Мерин. Как она мотивировала свое желание?

- Видите ли, комиссар, у миссис Мерин бывают периоды или относительно неплохого самочувствия, или абсолютно плохого. Для стороннего наблюдателя они отличаются разительно: в первом случае вы услышите за весь день максимум два слова — «здравствуйте» и «до свидания»; а во втором — может обрушиться такой поток изречений, что для понимания его явно не достаточно моего английского. После всего случившегося она, практически постоянно, пребывает во втором периоде.

- Вы ответили на мой вопрос весьма образно, но не конкретно.

- А собственно, и конкретизировать нечего: я был обвинен во всех смертных грехах, то есть — если бы не мой приезд, ничего бы не случилось.

- Понимаю, вы обиделись и уехали.

- Обиделся? На больного человека? Конечно, нет, комиссар. Это мое абсолютно взвешенное решение, обдуманное и оговоренное с Беном и доктором Бэрри.

- Вы считаете, что поведение миссис объясняется только ее болезнью, а не другими намерениями? Например, нежеланием посвящать вас в какие-нибудь семейные события или проблемы.

- Ну, это и так естественно. Тем более, что в таком многослойном клане невозможны идеальные отношения.

- Опять же, мистер Вольский, я пытаюсь получить информацию, относящуюся к событиям злосчастного воскресенья, а вы уводите меня чуть ли не к проблемам царя Давида. Кто из членов семьи или слуг мог оказаться на месте убийства нотариуса?

- Не думаю, что в состоянии сообщить вам что-нибудь полезное. Насколько мне известно, он отбыл около шести часов вечера, а мы с мистером Кимом, мужем Беверли, в это время находились в моей комнате на втором этаже дома. Так что, ни о ком другом я сообщить ничего не могу.

- Меня интересуют любые, даже самые незначительные детали, замеченные вами, в том числе и в другое время.

По усмешке, тронувшей губы собеседника, комиссар догадался, что было не столь трудно, о его мысли: подталкивание к стукачеству или, интеллигентнее, к сотрудничеству с органами.

- Мое положение в семье, особенно после случившегося, оставляет желать лучшего, поэтому, стараюсь, как можно меньше контактировать с кем-либо. Сожалею, но ничем не могу вам помочь.

«Вот семейка! И этот коммунист туда же! — с раздражением подумал Сэм. — Тряхнуть бы его как следует, да только себе дороже выйдет.»

- Известно ли вам, что сокрытие важных для следствия фактов есть нарушение закона и подлежит наказанию?

- Да, комиссар, известно. Но мне также известно, что даже в отношении подозреваемых в совершении преступления существует такая мелочь, как презумпция невиновности. Тем более что я, как вы меня предупредили, — только свидетель.

- Мистер Вольский! Вы здесь не для того, чтобы учить меня. — Сэм чувствовал, что излишне горячится, но остановиться не мог.

- Ни в коем случае, комиссар. Я лишь хочу напомнить, с вашего позволения, что являюсь потерпевшей стороной, поскольку утерян важный для меня финансовый документ. До настоящего времени могу только констатировать, что английская полиция в полном неведении относительно его местонахождения.

Наступила полная тишина, и двое возбужденных, раскрасневшихся мужчин замерли на несколько секунд, ожидая очередного выпада друг от друга. Первым прервал паузу комиссар.

- Между прочим, мистер Вольский, ваше заявление бездоказательно. Никто, включая вас, не видел этого документа. Существует лишь предположение, что он был, чего явно не достаточно для предъявления претензий к полиции.

- Тем не менее, согласитесь, что для вас основная версия смерти мистера Моррисона связана именно с завещанием моего дяди. Я хочу подчеркнуть, что вы сами считаете вполне вероятным такое развитие событий.

«Господи, как он действует мне на нервы со своей логикой!» — злился Сэм.

- Можете не сомневаться, Скотленд-Ярд достаточно квалифицированно ведет расследование, и вы будете ознакомлены с его результатами.

- Спасибо. Должен уведомить вас, что истекает срок моего пребывания в Англии, и я улетаю в Москву.

- Нет, мистер Вольский, вам придется задержаться до выяснения всех деталей; вопросы с визой и советским посольством мы решим сами.

Когда Наум уже стоял у двери, комиссар остановил его:

- Может быть, маленькой компенсацией за все неудобства будет тот факт, что шахматы, которые хотел подарить вам покойный адвокат, не утеряны. Пока они находятся в Оксфорде, но позвоните мне завтра-послезавтра, и я смогу передать их вам.

«Вероятно, этот господин хочет еще что-то сказать, потому что стоит у двери», — подумал Сэм, но не поднял головы, давая тем самым понять, что разговор закончен.

ГЛАВА 11

Уже битый час Сэм ворочался в постели, а сон все не шел — то ли переутомление от длительного и напряженного дня, то ли обильный ужин с вином и гостями по случаю их юбилея с Саррой, а, скорее всего, — и то, и другое. Он уже пытался считать до ста, до тысячи, сосредотачивался на приятных и спокойных воспоминаниях, но все безрезультатно. Мысли возвращались к беседе с начальством, к словесной перепалке с этим русским, затем останавливались на старой зануде Хаккете — сколько же энергии и времени необходимо потратить, чтобы вытащить его из апартаментов! Завтра еще раз придется его ублажить, но, как говориться, игра стоит свеч: глазомер и чутье Поля отменны, а авторитет — непререкаем.

Но все-таки самой большой неожиданностью, перебившей покой и сон, стало далекое воспоминание Сарры. Они уже лежали в постели, Сэм блаженно погружался в покой, а супруга, подложив ладони под голову, вела тихий монолог:

— Сэм, а помнишь, как нам было хорошо вдвоем? Ты был такой нежный, внимательный и… настойчивый каждый вечер! Сколько мы там пробыли — две, нет, почти три недели! Я хорошо помню этот домик с брусчатыми, пахнущими смолой стенами, стол на таких толстых ногах, словно он предназначался в качестве пьедестала для танка, дворик со старым колодцем. А помнишь, сколько мы гуляли? Виндзор, Итон, Слау; река, тишина. Но возвращались мы в наш Сток-Поджес, в теплый домик. Ты помнишь этот смешной памятник Грею?

«Что она говорит? Что смешного в памятнике? О чем стучит этот колокол, вытаскивающий из блаженной дремоты? Сток — Поджес, Сток — Поджес, Сток — Поджес…»

Последние остатки несостоявшегося отдыха слетели с ощущением холодного пола; Сэм в темноте пытался нащупать тапочки, но один, как назло, задвинулся под кровать. На кухне, не зажигая света, он раздвинул шторы на окне: звездное, чистое небо, редкий свет в соседних окнах. Где-то там, юго-западнее, в его родной конторе не спит дежурный. «Позвонить сейчас? Нет, не стоит. До утра терпит. Как же мы все так опростоволосились? Клюнули на первого попавшегося живца — район Сток-он-Трент- лишь потому, что в машине обнаружились кусочки характерной глины? Или потому, что маршрут был более естественный: Сток-он-Трент — Лонг-Кемптон — Оксфорд? И слова одного из парней в пабе: «До Стока ехать еще далеко?» Короче, оплошность на уровне начинающего сержанта.

- Сэм, ты плохо себя чувствуешь? — Сарра стояла в дверях в ночной рубашке.

- Нет, все в порядке. С головой плохо.

- Болит?

- Нет, стала совсем дурной.

Поспать удалось не более трех-четырех часов. И утром, входя во владения Хаккета и услышав его брюзжание, комиссар не выдержал обычного ритуала:

- Послушай, Поль, сегодня у меня нет здоровья с тобой воевать. Дай таблетку от головной боли, и поехали.

Половину дороги комиссар молчал, закрыв глаза. Боль уходила потихоньку, но голова оставалась тяжелой, и мысли ворочались в ней соответствующие. Хаккет ерзал на соседнем кресле, но, трезво оценивая состояние коллеги, не решался начать беседу, хотя вопросы у старого криминалиста имелись, особенно один, который должен очень «понравиться» этому «великому Скульптору»: «Какого хрена он очухался только сегодня, через несколько дней? Кто бы другой допустил подобное — получил бы солидную взбучку от самого Шоу, а тут — сам себе барин».

Уже показались пригороды Оксфорда, когда комиссар, наконец, заговорил:

- Нас ждет эксперт с фотографиями и другими материалами — тот самый специалист, что первым работал на месте преступления. Могу тебя уверить, что все восстановлено в первоначальном виде, так что не беспокойся и не задавай вопросов. Должен также признаться, что уже при первой экспертизе возникло подозрение, что смерть Моррисона наступила от удара головой об один из выступающих камней.

- И чем же тебя не удовлетворил этот камень?

- Чем? Как бы тебе объяснить по-простому, чтобы сразу все стало понятно?

Сэм замолчал на несколько секунд и голосом школьного учителя произнес:

- Слишком много других камней.

- И ты хочешь, чтобы я всех их пощупал?

- Мне нужен один, но большой. Именно поэтому я трачу все свои нервы, чтобы вытащить сюда твою персону. Я хочу знать твое непререкаемое мнение по двум вопросам: действительно ли смерть Моррисона могла наступить от удара об один из этих камней, и, что не менее важно, чему соответствует сила удара — несчастному случаю или насильственным действиям.

Хаккет бормотал что-то, отвернувшись от Сэма к боковому стеклу.

- Может быть, ты произнесешь свою тираду более внятно, чтобы я еще раз убедился с кем имею дело?..

- Перестань умничать, Скульптор. Лучше объясни, почему ты тянул с этим делом столько дней?

- Обещаю ответить на твой вопрос по полной программе, но не сейчас. Поговорим попозже.

«Хоть с погодой повезло», — подумал Сэм, когда машина подъехала к воротам виллы. Время приближалось к полудню, а тусклое осеннее солнце лишь символически поднялось над горизонтом, покрывая верхушки деревьев бледно-желтым светом. «Освещение для сцены из спектакля, где у героев такое же, как у меня, приспущенное настроение», — констатировал комиссар.

Не было никаких сил выйти из машины, тем более, что криминалисты не нуждались в его присутствии. Мысли то концентрировались на деталях отдельных фактов, то расплывчато уходили в близкие или далекие воспоминания. На какое-то время он даже заснул, но это был скорее не сон, а состояние забытья, хорошо знакомое людям, привыкшим контролировать себя в окружающей обстановке. Сэм слышал голоса коллег, но периодически ловил себя на неприличном похрапывании. Тем не менее, когда работа была закончена и машина двинулась в сторону Оксфорда, комиссар почувствовал себя значительно бодрее. Хаккет молчал; по сценарию, хорошо известному в Скотленд-Ярде, сейчас, по окончании работы, он должен был ворчать, перемалывая кому-нибудь или чему-нибудь косточки и ожидая сочувственной реакции, но присутствие в машине посторонних лиц избавило Сэма от этой малоприятной процедуры.

Всю обратную дорогу до Лондона, несмотря на неоднократные, правда не очень настойчивые попытки, не удалось втянуть Поля в разговор о результатах осмотра места преступления. Только поднявшись к себе в лабораторию и выпив изрядную порцию виски, он, наконец, открыл рот:

- Существует устойчивое мнение, что у патологоанатомов профессионально атрофированы элементарные человеческие чувства. Между прочим, и о вас, полицейских, у обывателей мнение не лучше.

Хаккет продолжал ходить по лаборатории со стаканом виски; на третьем или четвертом витке он остановился перед комиссаром, сидящем на высоком стуле.

- Что ты молчишь? Может, тоже считаешь, что я резал Моррисона и напевал арию Фигаро?

- Допей свой виски, Поль, и сядь; от твоих пируэтов у меня снова начинает болеть голова. Что же касается твоих сентенций, то должен огорчить — мы действительно черствеем с годами, но не только в связи с нашей профессией, а скорее потому, что начинаем все чаще заглядывать в свои собственные болячки и проблемы. Что же касается равнодушия — это больше по части генов. Ты лучше скажи мне: рана Моррисона была смертельной, или..?

- Думаю, при своевременной помощи был шанс избежать летального исхода. Ты предполагаешь, кто-то был рядом?

- Вполне вероятно. Но я жду ответов на главные вопросы.

- Завтра ты получишь официальный документ, а пока скажу коротко, без дипломатических оборотов: похоже, что травма получена от падения и удара головой об один конкретный камень, где, кстати, по данным местных экспертов, обнаружены следы крови. На насильственные действия не вытягивает. Тебе это что-то говорит?

Комиссар не торопился с ответом, наблюдая, как самое занимательное действо, за амплитудами не растаявших льдинок в стакане с виски, раскручивая его то в одну, то в другую сторону.

- Ты слышишь меня, Сэм?

- Слышу хорошо. И думаю, что ответить тебе, а, заодно, и себе. Я обещал объяснить, почему попросил тебя провести столь важную экспертизу только сегодня, спустя несколько дней после смерти Моррисона. Неужели ты думаешь, что я не догадывался о том, какое заключение могу получить от величайшего патологоанатома Скотленд-Ярда? Может быть, я совсем устарел, и не сделал выводов из твоего первого заключения и формы камней, где обнаружены следы крови? Вот видишь, я умею ворчать не хуже тебя. А теперь давай проанализируем вместе: громкое дело — две смерти одна за другой. Бюрократы из высоких инстанций прессуют наше руководство, требуя немедленных результатов, газеты соревнуются, выплескивая на своих загипнотизированных читателей самые «блестящие» факты и прогнозы. И вот выясняется, что у Давида Вольского было очень больное сердце, и летальный исход мог случиться в любое время, а по заключению Поля Хаккета, в котором никто не посмеет усомниться, с нотариусом произошел элементарный несчастный случай. И что последует за этим? Комиссара Шоу вызывают к руководству, ставят по стойке смирно и втолковывают, что пора бы и закруглиться, поскольку все абсолютно ясно, дело должно быть снято с контроля у высокого начальства, а для такого опытного сыщика имеются более серьезные проблемы. Ну, а у пронырливых журналистов появиться новая тема: «Вместо борьбы с настоящей преступностью, уважаемые специалисты Скотленд-Ярда тратят деньги налогоплательщиков на всякие, не стоящие выеденного яйца, проблемы». Вот так-то, друг мой. А ты спрашиваешь — почему?

Сэм встал, поставил на стол недопитый стакан с виски и направился к выходу из лаборатории. У дверей он остановился и добавил:

— А как прикажешь объяснить совершенно непонятные действия Моррисона после выезда из виллы? А рваная рана на щеке? А куда испарился новый вариант завещания?

Он хотел обозначить это место не совсем цензурным жестом, но, махнув рукой, вышел из лаборатории.

В своем кабинете, на столе, Сэм нашел записку от Уорбика: «Обнаружены желтый «Остин» и его хозяева. Их доставляют в Ярд».