Пьесы

С а л и х о в Н а з а р — управляющий строительным трестом, 55 лет.

О г у л б и к е — его жена, 45 лет.

Б а т ы р — их сын, аспирант-философ.

Б а г т ы — их дочь, школьница, 14 —15 лет.

М у р а д о в а Д ж е р е н — студентка.

С е р д а р — дедушка Джерен.

Г е р е к — бабушка Джерен.

С а х а т о в — редактор газеты, 60 лет.

К л ы ч е в Г е л д ы — сотрудник газеты, 50 лет.

Х а й ы т о в Х а н г е л ь д ы — шофер.

Действие происходит в Ашхабаде в наши дни.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Большая комната в доме Салиховых. В широкие окна, обрамленные розами, виден сад с виноградником. На подоконниках горшки с растениями и цветами. В комнате много разной мебели: тут и шкаф, и трюмо, и пианино, и диван, столик с патефоном, столик с телефоном, просто столик. На полках разноцветные чайники и чашки. На стенах, на тахте, на полу ковры. В простенке, между дверью и окном, висят ружье и дутар — восточный музыкальный инструмент. На столе кипит самовар.

При открытии занавеса шофер Х а й ы т о в сидит в углу у авансцены и дремлет, похрапывая и раздувая свои пышные черные усы. Перед Хайытовым — стул, на нем пиала с чаем, чайник и сахарница. Раздается телефонный звонок. Хайытов вздрагивает, отхлебывает из пиалы чай и снова клюет носом. Телефонный звонок повторяется. Входит заспанный С а л и х о в в шелковом туркменском халате, голова обвязана полотенцем. Протирая глаза, смотрит на храпящего Хайытова. Снова звонок. Салихов поднимает трубку и тут же бросает ее, увидев что-то за окном. Хватает со стены ружье и подбегает к окну.

С а л и х о в (водит ружьем). Проклятая птица! Нарочно так летает, чтоб ее не подстрелили!

Выстрел.

Х а й ы т о в (вскакивает как ошпаренный, грозит кулаком птице). Змея! (Еще не очнувшись.) Хайытов готов, и машина готова! Сижу и жду вас, товарищ Салихов!

С а л и х о в. Скажи: сплю и жду.

Х а й ы т о в. Сплю и жду, товарищ Салихов!

С а л и х о в. Чай выпей!

Х а й ы т о в. Выпью чай, товарищ Салихов. (Берет пиалу и выпивает залпом, крякает, расправляя усы.)

С а л и х о в. Кто так чай пьет?

Х а й ы т о в. Все шоферы, товарищ Салихов.

С а л и х о в. Я вижу, ты отсталый человек, Хайытов.

Х а й ы т о в. Отсталый человек товарищ Салихов.

С а л и х о в. Учись, когда говоришь, правильно расставлять запятые. А то выходит, что отсталый человек товарищ Салихов, а не ты.

Х а й ы т о в. Малограмотен товарищ Салихов. Я хочу сказать…

С а л и х о в. Ты хочешь сказать, что малограмотен товарищ Салихов?

Х а й ы т о в. Что вы, что вы!.. Я хочу сказать, для меня что чай, что молоко — все та же вода.

С а л и х о в. А водка?

Х а й ы т о в. А водка не вода, это я различаю.

С а л и х о в. Вижу, что различаешь. (Принюхивается к нему.)

Х а й ы т о в. Ни капли не было, товарищ Салихов.

С а л и х о в (по-прежнему). Сегодня не было, вчера было.

Х а й ы т о в. Ни вчера, ни позавчера, товарищ Салихов.

С а л и х о в (повышая голос). Какого же шайтана ты своим ужасным храпом будишь товарища Салихова? Для сна создана ночь. Ночью почему не спишь?

Х а й ы т о в. По вашему приказу, товарищ Салихов.

С а л и х о в. По моему приказу не спишь?

Х а й ы т о в. По вашему.

С а л и х о в. Ты глуп…

Х а й ы т о в. Глуп товарищ Салихов.

С а л и х о в. Опять запятой не поставил. Когда же я приказывал тебе не спать?

Х а й ы т о в. Вчера к трем часам ночи приказали отвезти на вокзал товарища Байрамова.

С а л и х о в. Байрамова? Так это же Байрамов, глупая твоя голова. Друг лучшего моего друга Клычева, без которого я дня прожить не могу. А ты говоришь…

Х а й ы т о в. Я ничего не говорю, я только говорю, почему я не спал, товарищ Салихов.

С а л и х о в. А прошлой ночью?

Х а й ы т о в. Прошлой ночью возил из ресторана товарища Курбанова.

С а л и х о в. А знаешь ли ты, кто такой Курбанов? Он племянник врача, который вылечил мою жену.

Х а й ы т о в. Дай ей бог здоровья, вашей жене, а я все-таки не спал, товарищ Салихов.

С а л и х о в. Не спал?! Что же ты сразу не сказал? Ступай в машину и выспись. Кто не высыпается, тот не работник.

Х а й ы т о в. А в трест? Народ ждет вас, товарищ Салихов. И еще говорят, какая-то бригада из газеты приехала.

С а л и х о в (показывая на свою голову). Не видишь?

Х а й ы т о в. Вижу. Голова у вас обвязана, товарищ Салихов.

С а л и х о в. А почему обвязана? Потому что болит. А раз болит, как я могу поехать в трест? Ох, если бы не телефон и не твой храп, я видел бы уж третий сон.

Х а й ы т о в. Досматривайте ваш сон, товарищ Салихов, а я вернусь в трест. Там ждут машину.

С а л и х о в (повышая голос). Хайытов!

Х а й ы т о в. Он готов, и машина готова!

С а л и х о в. Слушай и запоминай! Машина предоставлена не тресту, а управляющему трестом. Управляющий же трестом — Салихов. А Салихов — это я. Понял?

Х а й ы т о в. Понял, товарищ Салихов…

С а л и х о в. А все-таки я тебя люблю, Хайытов, хоть ты и храпишь. Даже открою тебе один секрет. Только боюсь, всем разболтаешь.

Х а й ы т о в. Никому, товарищ Салихов!

С а л и х о в. Так зачем же я тебе буду рассказывать?

Х а й ы т о в. А-а! Понял, товарищ Салихов!

С а л и х о в. Что ты понял?

Х а й ы т о в. Вы мне, а я всему свету по секрету, товарищ Салихов!

С а л и х о в. Хайытов, ты растешь!

Х а й ы т о в. Расту, товарищ Салихов.

С а л и х о в. Ходят слухи, что меня собираются выдвинуть… Куда, ты думаешь?

Х а й ы т о в. Куда-нибудь высоко-высоко, товарищ Салихов.

С а л и х о в. На пост замминистра, заместителя министра, самого министра.

Х а й ы т о в. Вас?

С а л и х о в. Меня!

Х а й ы т о в. Товарища Салихова?

С а л и х о в. Товарища Салихова! Ты сам понимаешь, все шоферы захотят быть у меня шоферами, но знай, я возьму — кого, ты думаешь? — своего собственного шофера.

Х а й ы т о в. Спасибо, товарищ Салихов! А вы не скажете, у кого больше друзей — у замминистра или у управляющего трестом?

С а л и х о в. Конечно, у замминистра, глупая твоя голова! Но, по правде сказать, было бы лучше, если б их было меньше. Ты тогда уж совсем не отдохнешь.

Х а й ы т о в. Совсем не отдохну, товарищ Салихов. Ни одной ночи спать не придется.

С а л и х о в. Ну, ступай спать!

Хайытов идет к дверям.

Стой! Бензина у нас хватит?

Х а й ы т о в. Сегодня налил полный бак. Большой перерасход, товарищ Салихов.

С а л и х о в. Не твоя забота. Отвечаю я — Салихов. Готовь машину, поедем на охоту. Говорят, туртушек этих появилось видимо-невидимо.

Х а й ы т о в. Когда? Послезавтра поедем, товарищ Салихов?

С а л и х о в. Послезавтра выходной день, глупая твоя голова. Понаедут охотники, перебьют всю дичь и оставят нам одних ящериц. А сегодня там — раздолье. Понял?

Х а й ы т о в. Понял, товарищ Салихов. А голова ваша? Пройдет за час?

С а л и х о в. Напьюсь зеленого чаю, и все как рукой… Погоди, погоди… ты что, смеешься надо мной?

Х а й ы т о в. Какое смеюсь, товарищ Салихов? (Хлопает себя по голове.) Сочувствую вам.

С а л и х о в. И я тебе сочувствую. Иди спать.

Хайытов уходит. Вбегает Б а г т ы, становится перед отцом, упрямо колотя ногой в пол и размахивая сжатыми кулачками.

Б а г т ы. Не хочу, не хочу, не хочу!..

С а л и х о в. Чего ты не хочешь, дочь моя?

Багты бросается ничком на тахту, ревет. Вбегает О г у л б и к е, голова ее плотно обвязана платком.

О г у л б и к е. Сейчас же перестань, отец еще спит.

С а л и х о в. Да, заснешь в этом доме.

О г у л б и к е. Ты уже проснулся?

С а л и х о в. Попробуй не проснуться! (Загибает пальцы.) Телефон трещит, шофер храпит, сын на машинке стучит…

Б а г т ы (в тон ему). Отец из ружья палит…

С а л и х о в. Дочь кричит — словно карначи на трубе выдувает: «Не хочу, не хочу!..»

Б а г т ы. Не хочу, не хочу!

С а л и х о в. Вот ведь строю дома для всего народа, а у самого спокойного уголка нет.

О г у л б и к е. А я с удовольствием слушаю, как наш сын на машинке стучит. Не стук, а сладкая музыка.

С а л и х о в. Верно, жена, это и я готов стерпеть. На этой машинке он отстукал свою статью.

О г у л б и к е. Страх до чего ученую. О-о! Три раза прочла и ничего не поняла.

С а л и х о в. В редакции все сотрудники хвалили. Клычев сказал, что он давно не читал такой умной статьи.

Б а г т ы. Так он уж давно ничего не читал…

О г у л б и к е. Тебя не спрашивают. И сам редактор читал?

С а л и х о в. Клычев сказал — сам редактор прочтет сегодня и напечатает в воскресном номере. Весь город заговорит о нашем сыне.

О г у л б и к е. Подумать только — давно ли я его пониже спины шлепала… А сейчас, смотри, отца обгоняет.

С а л и х о в. Отец не отстанет. Сын — ученый философ, отец — замминистра.

О г у л б и к е. Замминистра? Это что за новость?

С а л и х о в. Да, да, жена, можешь радоваться. Вопрос уже поставлен. Один мой приятель говорил с министром, приятелем моего приятеля. Ничего такого я для этого приятеля не сделал, просто распорядился построить ему вне очереди домик. А он сразу же смекнул, что Салихов — это сила, и доложил министру: «Лучшего заместителя тебе не найти». И министр сказал: «Я подумаю». А ты понимаешь, что значит, когда министр думает?

О г у л б и к е. Раз министр думает, это что-нибудь да значит.

Оба довольны, смеются.

Вах, скорее бы он только думал! Ой, до чего хочется быть замминистершей! Правда, забот не оберешься! Надо квартиру переменить, обстановку. Все надо менять!

С а л и х о в. Менять? Зачем? Кто сказал?

О г у л б и к е (важно). Гульджемал! Она знает, как должно быть у министра и как у замминистра.

С а л и х о в. Гульджемал? А кто это?

О г у л б и к е. Как кто? Лучшая портниха в городе.

С а л и х о в. А-а!.. Это авторитет!

О г у л б и к е (мужу). Почему в трест не собираешься? Хочешь быть заместителем министра? Работай, покажи себя!

С а л и х о в. А ты видишь, какая погода! Дождь прошел. (Вдыхает воздух.) Аромат!.. Работать можно и в плохую погоду, а в такую грех не поохотиться. А?

О г у л б и к е. Ты же третьего дня ездил на охоту. Сына бы постеснялся. Какими глазами он на это смотрит.

С а л и х о в. Голова трещит.

О г у л б и к е. Голова?

Салихов стонет, держась за голову. Огулбике подходит к телефону.

Так врача надо вызвать.

С а л и х о в. Не надо, я сам — врач. Достань-ка из холодильника льду.

Огулбике подает Салихову лед. Салихов трет им лоб, прислушивается.

Не проходит! (Трет затылок.) Не проходит! Тут, видно, лекарство покрепче надо.

О г у л б и к е. Знаю, какое тебе лекарство надо. (Подает из холодильника бутылку коньяку.)

С а л и х о в (посмотрев на бутылку). Жена, слушай и запоминай: три звездочки не достигают цели. Голова проходит от пяти звездочек.

О г у л б и к е. Есть у меня время звезды считать. (Подает другую бутылку.)

С а л и х о в. Раз есть лекарство, надо лечиться — ничего не поделаешь. Садись, жена, будем лечиться вместе.

О г у л б и к е. Чтоб я эту гадость в рот взяла? Тьфу! У меня голова здоровая.

С а л и х о в. Как здоровая? Она завязана у тебя покрепче, чем у меня. (Пьет коньяк.)

О г у л б и к е. Это я волосы покрасила.

С а л и х о в (поперхнувшись коньяком). Волосы покрасила?

О г у л б и к е. Что ты так смотришь? Культура идет вперед, и я за нею. Гляди… (Снимает повязку.) Ни одного седого волоса.

С а л и х о в (пьет). Борешься, значит, со старостью?

О г у л б и к е. А кто не борется?

С а л и х о в. Ну, борись, борись! Недаром говорится: мужчина стареет — силу теряет, женщина стареет — ум теряет. (Пьет.)

Телефонный звонок.

(Берет трубку, слушает, жестом подзывает жену, шепотом.) Если из треста, скажи, нет дома. Скажи… вызвали в министерство.

О г у л б и к е. Ой, запутаюсь. Не умею я врать.

С а л и х о в (сует ей трубку). На, ждут!

О г у л б и к е (у телефона). Кого вам?.. Товарища Салихова? Уехал в министерство… Сам министр… По важному делу.

С а л и х о в. Молодец, жена!.. А еще говорит: не умею врать… Скажи: Салихов вам позвонит.

О г у л б и к е (в трубку). Салихов вам позвонит.

С а л и х о в. А посетителей примет в понедельник.

О г у л б и к е (в трубку). А посетителей примет в понедельник… Заедет ли сегодня в трест? Сейчас я у него спрошу…

С а л и х о в (зажимая рот Огулбике). Кого ты спросишь, крашеная твоя голова! Я же не дома, а у министра. Тьфу! Поручи женщине дело!

О г у л б и к е. На, ври сам! (Бросает ему трубку.)

С а л и х о в (кладет трубку на рычаг). Что ты наделала? Пойми, жена, культура не в прическе, а в голове должна быть!

О г у л б и к е. А обманывать учреждение — это культура?

С а л и х о в. Как это я могу обмануть свое учреждение? Обмануть свое учреждение — это обмануть себя. А с самим собой я всегда сумею договориться. Только испортила удовольствие от коньяка. (Пьет, затем набирает номер, официально.) Говорит Салихов… Только что звонил? Да, да, я в министерстве, дожидаюсь министра… Кому нужен цемент?.. Ну и отпускай на здоровье. Нет цемента? Куда же он девался?.. После, после, министр ждет! (Сердито бросает трубку.) Уже нет цемента. Был цемент, и нет цемента. Работнички… Всех повыгоняю!

О г у л б и к е. Поехал бы ты на службу. (Багты.) А ты ступай к себе.

Б а г т ы. Не хочу, не хочу, не хочу!..

С а л и х о в (кивнув на Багты, жене). Скажи, ради бога, чего она не хочет?

О г у л б и к е. Не хочет примерять новое платье. Ей, видите ли, некогда. А сама все дни на скачках пропадает. Уж скорей бы кончились эти каникулы!

С а л и х о в. А чем плохи скачки! Я сам люблю скачки.

О г у л б и к е. Что это за занятие для молодой девушки? Скачки! Она скоро невеста.

С а л и х о в. Не тирань ты ее, ради аллаха! Одному нравятся скачки, другому — из ружья пострелять, третьему — волосы красить. Человек должен жить в свое удовольствие, на то он и человек!

О г у л б и к е. Сегодня — скачки, завтра — футбол. К лицу ли это дочери управляющего трестом?

С а л и х о в. Скажите пожалуйста! Я знал, например, одного министра, который больше всего интересовался футболом. (К Багты.) Бери машину, дочка, поезжай на скачки!

Б а г т ы (прыгает). На скачки, на скачки, на скачки!

О г у л б и к е. Машина мне самой нужна — на рынок еду.

С а л и х о в. Как вы все любите распоряжаться машиной. Запомните и запишите: это государственная машина, а не безропотный ишак, который достался мне от моего отца-батрака.

О г у л б и к е. Ты на охоту на ишаке ездишь?

С а л и х о в. Сравнила. Я — управляющий!

О г у л б и к е. А я управляющий управляющим.

С а л и х о в. Ее не переговоришь. Берите машину и гоните, хоть к черту на рога, только скройтесь с глаз моих! (Поднимается с кресла, покачиваясь.) Что такое? Голова кружится. Ты подумай, в самом деле голова болит!

О г у л б и к е (надевая новые туфли). Не доведут тебя до добра твои звезды. (К Багты.) Дочка, принеси мне шляпку — знаешь, ту, с перьями, нет, лучше с розой…

Б а г т ы. Знаю, знаю… (Уходит.)

С а л и х о в. Поедешь на рынок, побольше купи рису, масла, зелени. Никогда в доме продуктов не бывает.

О г у л б и к е. Откуда им быть, когда один твой Клычев, пока не съест всех запасов, не поднимется.

Б а г т ы (вбегает с охапкой шляп). Выбирай сама!

Огулбике примеривает перед зеркалом шляпы, сначала одну — розовую с цветком, затем другую, не менее затейливую, наконец остановилась на третьей — довольно величественном сооружении вроде башни. Очень довольная собой, показывается Салихову.

С а л и х о в. Верно говорят — нет такой вещи, которой женщина не надела бы на голову.

О г у л б и к е. К этой шляпе нужен совсем другой костюм. Пойдем, Багты!

Огулбике уходит, за ней Багты, подражая ее походке.

С а л и х о в (вытягивается на тахте, напевает народную песню «Сенсен»).

(Подходит к окну, кричит.) Батыр, пойди сюда!.. (Напевает.)

Вбегает Б а т ы р, на нем голубая тенниска, галстук съехал набок, волосы растрепаны, в руках теннисная ракетка и мяч.

Б а т ы р. Отец, ты — меня?

С а л и х о в. Что ты делаешь во дворе? (Видит мяч, удивленно.) В мячик играешь?

Б а т ы р. В теннис, папа…

С а л и х о в. Ах, в теннис! (Смеется.) Новость! Мой сын занимается спортом. С каких пор? Раньше тебя плеткой нельзя было отогнать от книги.

Б а т ы р. Мудрец сказал: в здоровом теле — здоровый дух!

С а л и х о в (смеется). Вечно у тебя кто-нибудь сказал. Этот сказал, тот сказал. Ты от себя скажи.

Б а т ы р. Я от себя говорю. Спорт укрепляет здоровье.

Салихов хохочет.

Ну, чему ты смеешься? А твоя охота? Тот же спорт.

С а л и х о в. Я не смеюсь, я радуюсь. Я всегда говорил — книга должна открывать жизнь, а не заслонять ее. Не пойму только, почему вдруг — теннис? И лопатку купил. (Берет у Батыра ракетку, глядит в окно.) Смотрите, сетку повесил. (Заглядывает во двор.) Даже площадку расчистил, и все за один день! С кем же ты собираешься играть? Со мной? Или с мамой?

Б а т ы р (смущенно). Знаешь, папа…

С а л и х о в (насмешливо). Знаю, сынок…

Б а т ы р. Я пригласил…

С а л и х о в. …Джерен?

Батыр кивает головой.

Так бы сразу сказал, чем лекции о спорте читать. «Спорт — это сила!» Сила, да, но, сын мой, одним мячиком девушку не приманишь. Другой позвал бы свою девушку на плов, угостил фруктами, покатал на машине…

Б а т ы р. Джерен очень любит теннис.

С а л и х о в. Джерен любит теннис, а Батыр любит Джерен. (Смеется.) Не смущайся, сынок, отсюда слышу, как бьется твое сердце. Славная девушка Джерен, хорошей женой будет. Спасибо ей — ты живым человеком становишься… Пора бы, сын, и сватов засылать. А?

Б а т ы р. Каких сватов, что ты, папа? Мы с ней просто дружим.

С а л и х о в. Понимаю, но долго ли будет продолжаться ваша дружба?

Б а т ы р (пылко). Она закончится с последним дыханием моей жизни.

С а л и х о в. Хорошо сказано. Но, милый мой, если вы будете только перебрасываться туда-сюда мячиком — ваша дружба долго не протянется.

Б а т ы р. Почему, отец?

С а л и х о в. Почему, почему»? Потому что если бы, например, твой отец Назар и твоя мать Огулбике только и делали, что перекидывались мячами, вряд ли родился бы на свет такой славный джигит, как Батыр Салихов.

Б а т ы р. Отец…

С а л и х о в (ерошит волосы Батыру). Эх, ученый, ученый! В мое время, если какому-нибудь парню полюбилась девушка, он никогда не спрашивал ни ее, ни родичей, ничего не боялся, ни кровной мести, никого на свете, сажал ее на коня и, как вихрь, мчался через пустыню куда глаза глядят… А ты? Столько философов одолел, а девушку не сумел. (Добродушно смеется.)

Б а т ы р. Попробуй-ка, отец, похитить девушку, которая учится на последнем курсе филологического факультета Ашхабадского университета.

В комнату врывается Б а г т ы, за ней, догоняя ее, Д ж е р е н.

Д ж е р е н (останавливается в смущении). Здравствуйте, Назар-ага!

С а л и х о в. Здравствуйте, Джерен! Рад видеть вас в своем доме. (Вручает ей ракетку.) Вот вам лопата, погоняйте моего сына, не жалея сил. Выбейте лишнюю дурь из его головы. (Батыру.) Пойду будить шофера. (Багты.) А тебе тоже здесь делать нечего — иди, готовь гостье чай! (Уходит.)

Багты лукаво поглядывает на Батыра и Джерен, наслаждаясь их смущением.

Б а т ы р (Багты, сердито). Смотри… галстук как у тебя повязан? Иди, приведи себя в порядок, неряха!

Д ж е р е н (Багты). Дай я поправлю. (Поправляет ей галстук.)

Б а т ы р (поучительно). «Пионерский галстук второй воспитатель», — сказал Макаренко. Поняла?

Б а г т ы (к Джерен). Он статью написал и важничает. Задается! (Убегает.)

Джерен смеется.

Б а т ы р. Все ты смеешься надо мной, Джерен. Опять я не так сказал?

Д ж е р е н. Нет, нет! (Смеется.)

Б а т ы р. Ну, чего ты смеешься?

Д ж е р е н (поворачивает его к зеркалу, дергает за галстук, приговаривая). «Чем кумушек считать трудиться, не лучше ль на себя, кума, оборотиться».

Батыр хватается за шею.

Сама повяжу!

Б а т ы р (прижимает ее руки к своему лицу). Сто лет так бы стоял и не двигался с места. (Неловко наступает ей на ногу.)

Д ж е р е н (вскрикнув). Ай! Ты же обещал сто лет не двигаться.

Б а т ы р (встает на колени, поглаживает туфлю Джерен). Больно?

Д ж е р е н. Сюда идут!

Вбегает Б а г т ы.

Б а г т ы. Джерен Мурадова, взгляните! (Показывает портрет.)

Д ж е р е н. Мой портрет?

Б а т ы р. Кто тебе разрешил?

Б а г т ы (убегая от Батыра). Всю неделю рисовал и вздыхал. Вздыхал и рисовал. Рисовал и вздыхал.

Батыр пытается вырвать у нее портрет. Багты передает портрет Джерен.

Д ж е р е н. Я и не знала, что ты рисуешь. Так это я? Разве я так хороша? Ой, Батыр, ты, оказывается, льстец.

Б а т ы р. Я нарисовал тебя такой, какой впервые…

Б а г т ы (в тон ему).

сказал Пушкин.

Д ж е р е н. Значит, не забываешь?

Б а г т ы. Как забывает? Даже меня, случается, вместо Багты зовет Джерен.

Б а т ы р (Багты). Врешь, и все ты врешь, Джерен!..

Б а г т ы (хохочет). Слышали? Назвал меня Джерен.

Б а т ы р. Убирайся отсюда!

Д ж е р е н. Зачем ее гонишь? (Обнимает Багты.)

Б а т ы р. Она… У нее экзамены по физике. (Багты.) Делом займись, бери пример со взрослых…

Б а г т ы. А я и беру пример со взрослых. Сегодня папа заставил маму позвонить в трест, сказать, что поехал к министру, а сам сидит дома и пьет крепкие лекарства.

Б а т ы р (схватил Багты за ухо). Не слушай ее, Джерен, врет она, врет она!..

Б а г т ы. Честное пионерское, не вру! Спросите у мамы, Джерен-джан. У мамы, у мамы!.. Ой, больно!

Батыр отпускает ее.

И вовсе не больно! (Со смехом убегает.)

Б а т ы р. Противная девчонка! Постеснялась бы посторонних.

Д ж е р е н. Разве я посторонняя?

Б а т ы р. Ой, нет! Ты мне самая близкая. Но, Джерен, ведь неловко перед тобой. Что ты подумаешь о нашей семье? Уверяю тебя, отец хороший человек. Но бывает, находит на него что-то такое… Говорил я с ним, и не раз, с тех пор как вернулся из Баку после учебы. Какое там! (Тоном отца.) «Я закладывал фундамент Советской Туркмении. Я боролся… Ты обязан уважать меня! Ты не смеешь поучать меня! Молокосос!..» И так далее.

Д ж е р е н. Тебя огорчило, что я узнала об этом?

Б а т ы р. Огорчило, Джерен.

Д ж е р е н. А ты ничего не скрывай от меня. Слышишь, Батыр? Ни хорошего, ни плохого. Ведь я тебе друг.

Батыр молча обнимает ее. Звонок телефона, снова звонок.

Б а т ы р (берет трубку). Алло! Да, квартира Салихова… Как? Ищете его? Да… Да… Послушайте… погодите! Он дома! Дома, дома… Да… как? (Кладет трубку.) Вот, пожалуйста! Ай-ай!

Д ж е р е н (подбегает). Какие-нибудь неприятности, Батыр-джан?

Б а т ы р. Сейчас узнаешь… (Кричит.) Отец, мать! (Ходит по комнате.) Ай-ай!

Входит О г у л б и к е, в модном платье, в той же шляпе, в руках ковровая сумка и сумка для покупок.

О г у л б и к е. Что случилось?

Б а т ы р. Только что звонили по телефону. К нам едет министр.

О г у л б и к е (роняет сумку). Министр? (Приседает.) Дождалась я счастливой минуты. (Торжественно.) К нам едет министр!

Б а т ы р. Погоди радоваться. Скажи лучше, отец опять какой-нибудь фокус выкинул?

О г у л б и к е (поднимаясь). Ну-ну?..

Б а т ы р. Тресту срочно понадобился отец, его всюду разыскивали, звонили в министерство. И зачем он сказал, что едет в министерство? Там его, конечно, не было. Министр решил, что отец болен, и сказал, что сам лично хочет навестить его. С минуты на минуту он будет здесь.

О г у л б и к е. Отец! Отец!

Входит С а л и х о в.

С а л и х о в. Кого здесь режут?

О г у л б и к е. К нам едет министр!..

С а л и х о в. Пойди, мать, проспись!

О г у л б и к е (скороговоркой). Ты же мне сказал, чтоб я сказала, что ты у министра. Я сказала, как ты сказал. Так из треста позвонили в министерство, а в министерстве говорят: «А мы и тени его не видали». А министр говорит: «Ага, он дома, так я его сейчас навещу». Вот-вот он приедет, и куда ты денешь свои бесстыжие глаза?

С а л и х о в. А кто сказал, что я дома? Кто — спрашиваю?

Б а т ы р. Я, отец.

С а л и х о в. Да как ты смел?..

Б а т ы р. Отец… (указав глазами на Джерен) у нас гостья.

С а л и х о в. Джерен, подойди сюда. Скажи, дочь моя, ты способна подвести родного отца?

Джерен растерянно разводит руками.

Б а т ы р. Отец, не мог же я сказать, что тебя нет дома, когда ты дома.

С а л и х о в. Молчать! (Ходит по комнате.) Когда будет министр?

Б а т ы р. Да уж скоро, должно быть.

С а л и х о в. Молчать! Слушайте и запоминайте! Никто никуда не поедет! Машина самому мне нужна. Всем готовиться достойно встретить министра и всем помнить, что я болен. Где шофер? (Кричит.) Хайытов!

Х а й ы т о в (появляется). Он готов!

С а л и х о в. Мчись!

Х а й ы т о в. Мчусь! (Бежит к двери.)

С а л и х о в. Стой!

Х а й ы т о в. Стою!

С а л и х о в. Куда ты мчишься?

Х а й ы т о в. Не знаю, товарищ Салихов.

С а л и х о в. Надо соображать.

Х а й ы т о в. Надо соображать, товарищ Салихов.

С а л и х о в (срывает с головы полотенце и швыряет его на пол). Чего вы все стоите и смотрите на меня, как на клоуна? Делайте же что-нибудь. Унесите самовар!

Багты бросается к самовару.

Убрать со стола!

Огулбике бросается к столу.

Джерен-джан, пойди в сад и нарви цветов. Хайытов! На базар! Одно колесо здесь, другое — там! Привези рис, мясо, масло, яблок. Министр будет есть плов. Беги!

Х а й ы т о в. Бегу! (Бежит к дверям.)

С а л и х о в. Стой!

Х а й ы т о в. Стою.

С а л и х о в. А вы подумали, захочет ли министр два часа дожидаться плова?

Х а й ы т о в. Точно! Министр не такой бездельник, чтоб время терять.

С а л и х о в. Молчать! Жена!

О г у л б и к е. Что еще?

С а л и х о в. Какое блюдо можно приготовить быстро и вкусно?

О г у л б и к е. Быстро и вкусно? (Снимает с полки толстую книгу и подает ему.)

С а л и х о в. Что это?

О г у л б и к е. Книга «Как приготовить вкусную и здоровую пищу». Выбирай.

С а л и х о в. С ума сошла! Да я за четыре часа не одолею этой литературы.

Б а г т ы. Я знаю, что приготовить. Дома есть кавурма, добавить к ней десятка два яиц — быстро и вкусно.

С а л и х о в. Дочь, ты умница! Хайытов, на базар! Тащи полсотни яиц, нет, сотню!

Хайытов кидается к дверям.

Стой!

Х а й ы т о в. Стою.

С а л и х о в (в изнеможении). Сообразили! Как же можно министра — ми-ни-стра! — угощать яйцами?

О г у л б и к е. Чем же его угощать?

С а л и х о в. Если ты будешь торчать, как минарет, то министр умрет с голоду.

Б а т ы р (укоризненно). Отец! (Указывает на Джерен.)

С а л и х о в. Ничего, Джерен тоже мне дочь. Иди, милая, за цветами. А вы думайте, что готовить.

Все думают. Джерен выходит в сад.

О г у л б и к е. А может быть, просто чай, печенье, варенье?

С а л и х о в (пристально взглянув на нее, постукивает себя по лбу). Я сказал, думайте!

Думают.

Х а й ы т о в. Шашлык!

С а л и х о в. Мысль! Хайытов, ты растешь. Шашлык — вполне министерское блюдо и жарится в два счета. Эх, вы! Думали, думали, а до такой простой вещи не додумались. Хайытов!

Х а й ы т о в. Он готов.

С а л и х о в. На базар! Привези пять килограммов бараньей грудинки. Скажи мяснику, что для шашлыка, скажи еще, что для меня. Живо!

Хайытов идет к дверям.

Стой! Если попадешься министру на глаза, скажи, что едешь по поручению треста… Понял?

Х а й ы т о в. Понял! (Торжественно.) Еду по поручению треста покупать баранину для шашлыка.

С а л и х о в (Батыру). Жарить шашлык поручаю тебе.

Б а т ы р. Будет исполнено.

С а л и х о в. А тебя, жена, попрошу, первым делом сними-ка ты эту мельницу с головы, чтоб не пугать гостя.

О г у л б и к е. Как ты сказал? Не сниму! Умру, а не сниму.

С а л и х о в. Не снимай, аллах с тобой! Но сделай милость, сдвинь со стула почтенный фундамент и займись-ка делом. Надо приготовить угли, расставить кирпичи во дворе, очистить лук, нарезать лимон, вытереть вертела…

О г у л б и к е. Знаю, знаю… только позвоню кой-куда.

С а л и х о в. Успеешь позвонить, гостя ждем.

О г у л б и к е. Не успею, ты и так спутал все мои планы.

С а л и х о в. Слышали? Моя жена не выполняет плана.

Б а г т ы. А мне что делать, папа?

С а л и х о в. И тебе, дочка, есть дело. Сыграешь что-нибудь такое, сама понимаешь какое, чтоб развеселить министра.

Б а г т ы (садится за рояль, играет). Хорошо?

С а л и х о в. Не годится. Ты расставь ноты и играй по нотам, чтоб министр видел, какая у Салихова культурная семья.

Багты ставит на пюпитр ноты, играет ту же мелодию.

Вот это совсем другая музыка!

О г у л б и к е (по телефону). Гозель, это ты? Мы с тобой собирались в магазины. Прости, дорогая, придется отложить. Ждем важного гостя… Кого?.. Министра. Я говорю — министра. Да, самого министра. Хорошо, поедем завтра.

С а л и х о в. Слышали? На завтра машина уже забронирована.

Огулбике снова набирает номер. Салихов в отчаянии.

Еще звонить собираешься?..

О г у л б и к е. Надо поговорить с Гульджемал, с Нурджемал…

С а л и х о в. Это — кто?

О г у л б и к е. Одна — портниха, другая…

Входит Д ж е р е н с букетом цветов.

С а л и х о в. Другая — косметичка, третья — красильщица волос, бровей, ногтей… И как раз в тот момент, когда такое событие в доме.

О г у л б и к е. Не срами меня перед Джерен! Не я одна хожу к косметичке, а все уважающие себя женщины.

С а л и х о в. Взяли бы твои женщины пример с Джерен. Взгляни — ни следа краски ни на лице, ни на губах, ни в волосах… Истинная краса, природой созданная…

Б а т ы р. Отец!

О г у л б и к е. Совсем девушку в краску вогнали.

С а л и х о в. Жена! Это единственная краска, которая идет женщине.

Огулбике набирает номер.

Как вам это нравится! Вот-вот войдет министр, а у нашей госпожи жены, у нашего управляющего управляющим, как она себя величает, нет другого дела, как болтать с кумушками.

Сильный звонок.

Министр! (Суетится.)

О г у л б и к е (бросает трубку). Накрывать на стол?

С а л и х о в. Голова! Если он догадается, что мы готовились, он тотчас же уедет. Накроешь позже, скажешь, извините, не ждали такого гостя, не знаем, как и принять… А мяса еще нет!

Снова звонок.

Багты, Багты-джан, открой двери. Стой! Если министр спросит, как чувствует себя папа, скажи, что папа чувствует себя плохо. Не перепутай!

Б а г т ы. О! Я привыкла. (Убегает.)

С а л и х о в (ложась на тахту). Ну, сын мой, и ты (к Джерен), дочь моя, и ты, моя жена, садитесь около меня. (Умирающим голосом.) Где полотенце? Дайте полотенце! Жена, завяжи мне голову.

Огулбике завязывает Салихову голову. Он стонет.

Ты не думай, Джерен, и ты, Батыр, ей-богу, нездоровится, тут хочешь не хочешь, а заболеешь.

Б а г т ы (вбегая). Министр!

Все, кроме Салихова, вскакивают. Багты хохочет.

Нет, не министр. Это товарищ Клычев в охотничьих доспехах.

Входит К л ы ч е в, тяжело дышит. Его тучное тело облегает затейливый охотничий костюм, в руках охотничья сумка, за плечом ружье, на поясе патронташ с патронами.

С а л и х о в. Гелды, это ты?

К л ы ч е в. Э!.. Разве такую тушу трудно приметить? Дайте чего-нибудь попить. Кумысу, что ли?

Ему подают.

С а л и х о в. А где же министр?

К л ы ч е в. Какой министр? Друг мой, не жар ли у тебя? Какая температура?

С а л и х о в. Девяносто девять.

К л ы ч е в. Ого!.. Значит, скоро закипишь.

С а л и х о в (лихорадочно набирает номер). Девушка, министр у себя? Куда уехал? Он же собирался к нам, да, к Салихову. Что? (Кладет трубку, глубоко вздохнув, разматывает полотенце, вытирает лоб.) Министр не приедет. (Клычеву.) Понимаешь, министр обещал приехать. Ой, как все запуталось!

О г у л б и к е. А я-то хвасталась перед подругой, что у нас министр. Ой, засмеют меня!

К л ы ч е в. Завтра же весь город узнает.

О г у л б и к е. Ой, узнает, как я хвасталась!

К л ы ч е в. Не-ет!.. Узнает, что у вас был министр.

О г у л б и к е. Как же он был, если он не был?

К л ы ч е в. Раз женщины взялись за это дело, весь город решит, что министр был.

С а л и х о в. А если так, Гелды-джан, поехали на охоту.

К л ы ч е в. Поехали! Только не мешает стопочку опрокинуть.

С а л и х о в. А ведь он прав! Как тут не выпить? Из-за этого министра все внутри пересохло.

Подают коньяк.

О г у л б и к е (смотрит в окно). Вай, кто-то идет! Не министр ли?

Все вскакивают, Салихов ложится на диван, укутывает голову полотенцем. Вбегает Х а й ы т о в со свертком.

Х а й ы т о в. Пять кило! Самой жирной баранины.

С а л и х о в. Отставить, не надо, министр не приедет!

К л ы ч е в. Как это не надо? Пусть министр не приедет, но я-то приехал… А ну-ка покажи, что за мясо? (Рассматривает весьма обстоятельно.) Прекрасное мясо! После охоты мы воздадим ему честь…

С а л и х о в. Несите мой охотничий костюм!

Б а т ы р. Опять, отец, в рабочее время на охоту? Что люди скажут?

К л ы ч е в. Смотря какие люди. Умные скажут: пускай Салихов себя порадует, побалует, он заслужил, он — Салихов, не кто-нибудь. А глупых мы и слушать не станем…

С а л и х о в (Батыру). Слышал? Запомни и запиши. (Берет у Хайытова мясо и сует его в руки Батыра.) На! Жарь шашлык, философ! (Глядит в окно.) Стой! (Хватает ружье, крадется к окну, целится.)

Выстрел.

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Обстановка первого действия.

О г у л б и к е (стоит у телефона в новом платье из цветастого панбархата, набирает номер). Гульджемал, это вы? Платье принесли. Спасибо! Даже надела его, но… Да, к лицу… и фигура, да… но… но, дорогая Гульджемал, жмет! В талии и особенно в боках. Стоять еще можно, а сидеть или ходить… сил нет! Если б немного пошире, а? (Упавшим голосом.) Нельзя? Да, я сама за культуру, культура идет вперед, и я за нею… Но понимаете, дорогая… жмет! Что вы говорите? У жены Дурдыева такое же платье? У того самого Дурдыева? Ну, тогда другое дело… Куда поедем отдыхать? (Пробует сесть. Тотчас же встает.) В Кисловодск, вероятно. Море? В Кисловодске будет море. А как же? Специально готовят. К нашему приезду откроют. Что? Есть платье для курорта? Боюсь, дорого обойдется. Не хочу обременять мужа. Он, бедняжка, так много работает. Какой фасон? В последнем «Огоньке»? Сейчас взгляну, вы подождите у телефона. (Кладет трубку на стол, бежит мелкими шажками — ей мешает платье, — достает с полки журнал, перелистывает, рассматривает рисунок, роняет журнал на пол, с трудом нагибается. В таком положении застает ее Б а г т ы. Она вбегает в комнату, хохочет до упаду. Огулбике, выпрямляясь, возмущенно.) Озорница! Над родной матерью смеется!

Б а г т ы (подавая матери журнал). Мамочка, да не над тобой. Над Батыром. Видела бы ты, как он в теннис играет. Ой! (Хохочет.) Мячик направо, а Батыр налево, мяч — налево, Батыр — направо, мяч — вверх, а Батыр — вниз, да как шлепнется в песок. (Хохочет.)

О г у л б и к е. И не стыдно старшего брата высмеивать?

Б а г т ы. А ему не стыдно? Он — мужчина! Чтоб мужчина так перед девушкой унижался. Никакого самолюбия!

О г у л б и к е. Тут не самолюбие, дочка, тут другое; в твоем возрасте еще рано в этом разбираться…

Б а г т ы (свистнув). Не хуже вас разбираюсь! (Декламирует.)

О г у л б и к е. Любовью!.. Цыпленок — только из яйца вылупился и уж про любовь щебечет… Марш уроки готовить!..

Б а г т ы.

О г у л б и к е (всплеснув руками). Откуда у тебя все это?

Б а г т ы. Из поэмы Индалиба «Лейли и Меджнун». (Со смехом убегает.)

О г у л б и к е (взяв трубку). Вы слышали, Гульджемал? А? Нынешние девушки! Ни застенчивости, ни скромности. Даже не верится, что это моя дочь. (Вздох.) Гульджемал, шейте платье! Шейте, дорогая!.. (Кладет трубку.)

Входит Б а т ы р в пыли и поту, яростно обтирается полотенцем. За ним, смеясь, Д ж е р е н; на ней шелковые шаровары и тенниска. Б а г т ы хохочет на пороге комнаты. Даже Огулбике улыбается.

Б а т ы р. Смейтесь, смейтесь! Придет и мой час. Я еще отомщу вам за сегодняшнее поражение. Вы еще увидите меня чемпионом. Да, да!

Б а г т ы. Чемпионом по попаданию носом в песок.

О г у л б и к е (подбегает к Батыру). Смотрите, промок, как козел в арыке. Сын, охота тебе мучить себя?

Б а т ы р. А тебе — себя?

Б а г т ы. Вспотела не меньше Батыра.

Все смеются.

О г у л б и к е (грозит пальцем). Хватит, посмеялись! Будем чай пить. Пойдем, Джерен! Пусть этот помятый петух приведет себя в порядок.

Огулбике, Джерен, Багты уходят. Батыр переодевается, выбирает рубашку, галстук понаряднее, причесывается, затем подходит к столу, ставит чашку у места, где должна сесть Джерен, нарезает лимон, накладывает в блюдца варенье из разных банок, ставит их в ряд, подойдя к окну, срывает розу, прижимает ее к губам и кладет около чашки. Батыр смотрит, что бы тут еще сделать — как-нибудь по-особому переставить вещи и мебель, наконец заводит патефон, раздаются звуки вальса. Входит Д ж е р е н, подлетает к Батыру, он подхватывает ее, оба кружатся в вальсе. Батыр спотыкается. Джерен смеется.

Б а т ы р. Опять смеешься? Если бы ты знала, как твой смех сковывает мои порывы.

Д ж е р е н. Что же это за порывы, если их можно сковать?

Б а т ы р. Как ты сказала? Берегись, Джерен!

Д ж е р е н. Я — храбрая.

О г у л б и к е (за сценой). Батыр, иди сюда!

Д ж е р е н. Мама зовет…

Б а т ы р. Берегись!

Д ж е р е н. Не боюсь…

Б а т ы р. Я сейчас так обниму тебя!

Д ж е р е н. Торопись! (Батыр стремглав целует Джерен. Она склонила голову, тихим голосом.) Я хотела сказать — торопись, мама зовет.

О г у л б и к е (вносит вазу с фруктами). Оглох ты, что ли?

Б а т ы р. Прости, мама! Меня так захватила музыка.

О г у л б и к е. Вижу, вижу, — эта музыка только для двух слушателей. (Уходит.)

Д ж е р е н. Ай, Батыр, мама догадалась.

Б а т ы р. Пусть! Я не могу больше скрывать ни от мамы, ни от папы, что ты мне дороже всех на свете, что для меня счастье — исполнить любое твое желание. Скажи, что сделать для тебя?

Д ж е р е н. Налей мне чаю.

Б а т ы р (наливает чай). Опять холодной водой окатила… Не любишь ты меня.

Джерен вскакивает, ласкается к Батыру.

Да, да, да… Пять дней, как я дал тебе свою статью, — все прочли, а ты не удосужилась.

Д ж е р е н. Давным-давно прочла. (Вынимает из чемоданчика рукопись.) Вот она.

Б а т ы р. Что ж ты молчала? Ты знаешь, как мне дорого твое мнение?

Д ж е р е н. Что мое мнение? Я не философ, не ученый, не критик. Все тебя хвалят, я очень рада.

Б а т ы р. Верно, все хвалят — и в редакции, и в университете, и дома. Приятно, правда?

Джерен кивает головой.

Говорят, что я постарался. Как же иначе — заказала республиканская газета.

Джерен кивает головой.

И тема важная: «Пережитки в сознании».

Джерен кивает головой.

Мое первое выступление в печати, — надо быть во всеоружии.

Джерен кивает головой.

Вот, вот, например, это место. (Читает.) «Подобно религии, и другие пережитки могут быть названы опиумом. Они дурманят сознание советского человека». Хорошо?

Джерен кивает головой.

А вот еще одно место…

Д ж е р е н. Я удивляюсь…

Б а т ы р. А чему удивляться?.. Ничего особенного! Главное, дорогая моя, что тебе понравилась моя статья.

Джерен качает головой.

(После паузы.) У тебя возражение?

Д ж е р е н (мягко). Замечание.

Б а т ы р (покровительственно). Интересно, интересно, какое может быть у тебя замечание?

Д ж е р е н. Разве у меня не может быть замечаний?

Б а т ы р. Прости, Джерен! Говори! Всю правду говори. Правда не может повредить нашей дружбе.

Д ж е р е н. Видишь ли, Батыр, у тебя в статье много примеров из книг. Это, конечно, хорошо, это показывает твою эрудицию. Но мало, мне кажется, примеров из жизни…

Б а т ы р (вскочив). Как это мало примеров из жизни? А калым, на который я ссылаюсь? А кайтарма, когда девушку на другой день после свадьбы родители уводят домой, пока муж с ними не рассчитается? Или борук — чудовищный убор, уродующий голову женщины? А унизительное байское отношение к женщине? Чем не примеры из жизни?

Д ж е р е н. Батыр-джан, эти пережитки почти исчезли. Есть другие, более живучие, вредные… Они на каждом шагу, а вы их…

Б а т ы р (сердясь). Какие же это пережитки, которые вы, Джерен, замечаете на каждом шагу, а я, Салихов, не замечаю?

Пауза.

Д ж е р е н (берет со стола розу, вдыхает ее аромат, затем передает Батыру). Полюбуйся, Батыр, какая чудная роза!

Б а т ы р. Оставим пока розы в покое. (Роняет розу на пол и, не заметив, наступает на нее ногой.) Скажи мне, чего я не замечаю на каждом шагу?..

Д ж е р е н (печально смотрит на растоптанную розу). Сначала верни мне мою розу…

Б а т ы р (взглянув на розу). Ах! (Поднимает розу с пола.) Всю душу я вложил в этот цветок и сам же растоптал! Ну, эта беда поправима. (Подбегает к окну, срывает розу, подносит ее Джерен.) Вот еще лучше.

Д ж е р е н. Да… а если дружбу растоптать, как эту розу, ее легко заменить?

Б а т ы р (мягче). Тем более скажи мне, чего я не замечаю на каждом шагу.

Д ж е р е н. Да разве ты не знаешь людей, и в нашем городе они есть. Почтенные, видные, занимающие общественное положение, а собственное благополучие им важнее государственных дел… Такие люди…

Б а т ы р (обиженный). А-а… Как, например, мой отец?

Д ж е р е н. Да возьми ты и нас, женщин. Ведь есть такие, что и калым отвергают и над боруком смеются, а для них нет ничего милее, как с утра до ночи перебирать тряпки.

Б а т ы р. Например, моя мать?..

Д ж е р е н. Батыр!..

Б а т ы р. Понимаю. Можешь не продолжать. Семья Салиховых — кипящий котел пережитков, и мне остается только извиниться перед Джерен Мурадовой за то, что насильно тащу ее в этот адский котел. (Отворачивается.)

Пауза.

Д ж е р е н (печально). Выходит, правда не всегда укрепляет дружбу. И зачем я осталась чай пить? Вот ты даже и не слушаешь меня.

Б а т ы р. Слушаю, слушаю… Что ты сказала?

Д ж е р е н. Я сказала, что мне пора уходить.

Б а т ы р. Понятно. Не дай бог, пристанет какой-нибудь родительский пережиток?

Д ж е р е н. Да пойми же ты, я говорю не о твоих родителях, а о тебе. О твоей статье говорю.

Б а т ы р. А что ты поняла в моей статье? Ты увидела в ней то, чего в ней нет, а что есть — не увидела.

Д ж е р е н. Напрасно я читала твою статью.

Б а т ы р. Выходит, напрасно.

Д ж е р е н. Может, мне вообще уйти?

Б а т ы р. Ты сама к этому стремишься.

Д ж е р е н. Ох как он обиделся!

Б а т ы р. Я обиделся? Ха-ха-ха!.. Смешно! Нельзя же требовать от каждого, чтоб он тебя понимал. Да, да, ничего не поделаешь. Философия — это не теннис. (Встает, шагает по комнате, подходит к окну, становится спиной к Джерен.) Женщины пока что лучше разбираются в простой материи, чем в философской материи. (Смеется, довольный собственной остротой. Джерен поднимается, берет свой чемоданчик, ракетку и быстро уходит. Батыр, не заметив этого, продолжает ораторствовать.) Правда, есть даже доктора философии женщины, но в массе, даже в культурной массе, женщина в этом вопросе отстает.

Входят О г у л б и к е в халате и Б а г т ы; они недоумевают, с кем разговаривает Батыр. Огулбике, вздохнув, пальцем показывает себе на лоб. Обе садятся.

И понятно! Прогресс есть процесс, а процесс есть движение, а движение, как сказал Энгельс, протекает диа-лек-ти-чески. Поняла?

О г у л б и к е (искренне). Ничего не поняла…

Б а т ы р (резко повернулся). Где Джерен?.. Джерен!.. Джерен!.. (Бросается вон из комнаты.)

О г у л б и к е (Багты). А ты поняла? Вот до чего философия доводит человека.

Б а г т ы. Мамочка, это не философия.

О г у л б и к е. А что же это?

Б а г т ы. В твоем возрасте уж поздно в этом разбираться. (Убегает.)

О г у л б и к е. Как она сказала: в моем возрасте? Дерзкая девчонка! (Уходит вслед за нею.)

Пауза. Медленно входит Б а т ы р; подойдя к столу, берет в руки обе розы.

Б а т ы р (печально). Как просто живую розу превратить в мертвую, а наоборот — невозможно. Неужели этому закону подвластны и человеческие чувства?

Тихо входит Б а г т ы.

Б а г т ы. Батыр… Батыр-джан… Где Джерен?

Б а т ы р (резко). Уходи!..

Багты испуганно убегает, затем возвращается вместе с О г у л б и к е, показывает ей на печального и сердитого Батыра.

О г у л б и к е. Сын мой!.. Джерен-джан ушла?

Батыр молчит.

Батыр? Вай, вай, они поссорились!

Б а т ы р. Мама, оставь! Ты здесь не поможешь.

О г у л б и к е. Я не помогу? Я же мать! Ученый, а не знает, на что способна мать. Я сама пойду к Джерен и приведу ее обратно. Попрошу у нее прощения, если ты виноват. Если она виновата, пристыжу ее. Не успокоится сердце мое, пока не помирю вас.

Батыр продолжает молчать.

Сын мой, такие вы оба молодые, милые, чистые, что могло разлучить вас? Батыр?

Батыр молчит.

Ну, кто из вас виноват?

Б а т ы р. Ты виновата.

О г у л б и к е (Багты). Он — тебе?

Б а г т ы (Огулбике). Нет, тебе.

О г у л б и к е (поражена). Я виновата? Чем же я виновата? Не тем ли, что не поднесла еще ей подарок? Но, сын мой, ведь до сих пор твои родители не знают, что у вас за отношения? То ты говоришь, что вы просто товарищи, то источаешь такие сладкие речи, что хочется бегом бежать сватать ее. Если вы еще не выяснили, кто вы другу другу, зачем винить мать? Ну, чем я виновата?

Б а т ы р. Да, виновата, и отец виноват! Все вы виноваты! Вы, вы! Если бы не вы, не было бы и ссоры. (Срывается с места и уходит к себе.)

О г у л б и к е. Хуже нет, когда ум за разум заходит. Лучше дураком прожить, чем вот так! (Уходит.)

Багты снимает туфли, берет их в руки и на цыпочках подходит к дверям Батыра, прислушивается, заглядывает в замочную скважину.

Внезапно выходит Б а т ы р. Багты от испуга роняет туфли.

Б а т ы р. Что ты здесь делаешь?

Б а г т ы. Я?.. В туфле гвоздь торчит, больно… (Подает ему туфлю.)

Б а т ы р (осматривает туфлю). Никакого гвоздя здесь нет.

Б а г т ы (подает вторую туфлю). Тогда в этой…

Б а т ы р (так же). И в этой все в порядке…

Б а г т ы. Разве? (Пробует надеть обе туфли.) Наверное, сам выскочил…

Б а т ы р. Лиса! Ступай…

Б а г т ы. Нет, нет! (Обхватывает его обеими руками,-прижимаясь к нему головой.)

Батыр пробует отвести ее руки.

Нет, нет!.. (Прижимается к нему еще крепче, поднимает голову, печально.) Батыр, почему вы поссорились?

Б а т ы р (гладит ее волосы). Пойди сыграй что-нибудь.

Багты садится за рояль, играет. Батыр слушает, закрыв ладонью глаза.

Б а г т ы. Можно спросить?

Б а т ы р. Спрашивай.

Б а г т ы. Джерен не придет к нам?

Пауза. Батыр качает головой.

Она обиделась?

Батыр кивает головой. Багты продолжает играть, вдруг голова ее склоняется на клавиши, плечи вздрагивают.

Б а т ы р (подбегает к ней). Багты, сестренка!..

Б а г т ы (сквозь слезы). Уйди!.. Зачем вы поссорились?..

Батыр гладит ее голову.

Зачем ты обидел ее? (Всхлипывает.)

Огулбике за сценой: «Багты!.. Неси разогревать самовар! Отец скоро вернется». Багты плачет, не стесняясь. Батыр, вытерев набежавшие слезы, уходит к себе.

О г у л б и к е (входит). Оглохла ты, что ли? Вай, что с тобой? Плачешь? О чем ты плачешь?

Б а г т ы (ревет). Почем я знаю…

О г у л б и к е. Ну и семейка! Сын разговаривает сам с собой. Дочь рыдает и сама не знает почему. А отец веселится…

Со двора доносится шум открываемых ворот, гудок автомобиля.

Легок на помине! (Смотрит в окно.) Вай, глядите, отец хромает. (Убегает.)

Багты мчится во двор, за ней из своей комнаты Б а т ы р. Некоторое время сцена пуста, за окном слышны голоса. Входят Х а й ы т о в в одной майке и Б а т ы р с Б а г т ы, поддерживая хромающего и охающего С а л и х о в а. Сзади, отдуваясь, идет К л ы ч е в. Салихова бережно усаживают на тахту.

С а л и х о в. Вай, рука… вай, нога… вай, рука… вай, нога!.. (Гладит здоровой рукой диван.) О мой милый диван-джан! Правильно люди прозвали тебя диваном блаженства Салихова. Вай, рука… вай, нога!

О г у л б и к е (вбегает с бинтом и пузырьком йода). Где болит? (Дотрагивается до его колена. Салихов вскрикивает. Огулбике бежит к телефону, поднимает трубку.)

С а л и х о в. Ты кого?

О г у л б и к е. Врача, «Скорую помощь».

С а л и х о в. Сейчас же брось трубку!

Огулбике кладет трубку.

Врач скажет фельдшеру, фельдшер — медсестре, медсестра — брату, брат — теще, и весь город узнает, как Салихов опростоволосился. Вай, рука, вай, нога!..

К л ы ч е в (Огулбике). Дорогая, не могу я смотреть на его страдания. Поднеси рюмочку!

Огулбике приносит. Клычев пьет.

О г у л б и к е (мужу). Дай я хоть йодом смажу.

С а л и х о в. Не хочу ни твоего йоду, ни твоего меду. Вай, вай!..

О г у л б и к е. В твои ли годы, Назар, за птичками гоняться? Отец, отец! Чего лучше, сидел бы у себя в тресте или дома, на своем диване, чай бы попивал, на Копет-Даг поглядывал…

С а л и х о в. Вай, вай!..

Б а т ы р. Отец, перевязать надо… Дай-ка, мама! (Берет у матери бинт.)

С а л и х о в. Да я же перевязан. Разве не видишь, шофер в одной майке? Пожертвовал своей рубашкой и, преданный друг, перевязал мои раны… Вай, рука, вай, нога!.. (Показывает на Хайытова.) А он-то и есть виновник всему!

О г у л б и к е. Ах, это ты? Ты искалечил мне мужа? Сидишь за рулем и спишь?

С а л и х о в. Так его, так его!.. Хоть он и не очень виноват. Я сам вел машину…

О г у л б и к е. Ты вел машину? Люди добрые, да посмотрите вы на этого человека! Своим делом не занимается, за чужое берется. И где это видано, чтоб начальник садился на место шофера, а шофер — на место начальника? Так за что же тогда шофер получает жалованье от начальника?

С а л и х о в. Вай, рука… Вай, нога!

Б а т ы р. Гелды-ага, расскажите, как это случилось?

К л ы ч е в. Дайте раньше зарядиться… (Пьет.) Если бы мой друг Салихов Назар не потребовал у Хайытова Хангельды руль, если бы Хайытов не доверил Назару вверенный ему руль, если бы Салихов, сидя за рулем и видя перед самым своим носом арык, не свернул в сторону прямо на старый забор и не повредил бы своих конечностей, мы не дошли бы до такого позора и не привезли бы с охоты две туртушки вместо двадцати… (К Багты, передавая ей дичь.) Дочка, пока мы будем есть шашлык, пусть эти птички жарятся и ждут своей очереди!..

Багты уходит.

Б а т ы р (Хайытову). И машина разбилась?

Х а й ы т о в. Нет, только забор и товарищ Салихов. Машина, слава богу, в целости.

Б а т ы р. Как же это вы, Хайытов, дали руль человеку, который не умеет управлять машиной?

Х а й ы т о в. Не мог же я ослушаться своего управляющего.

С а л и х о в. Смотрите, он еще оправдывается! Управляющий, управляющий!.. Ты сам управляющий. Я управляющий трестом, ты управляющий машиной. Каждый должен делать свое дело. Разве я могу доверить тебе управление трестом? Подумай только! (Поднявшись.) Ты не имел права допускать меня к управлению машиной, глупая твоя голова! Несознательный!

Х а й ы т о в. Несознательный товарищ Салихов!

С а л и х о в (садится). А запятая? Иди принеси из машины ружья и патроны.

Хайытов уходит.

А ты, жена, пойди-ка на кухню, поуправляй там тарелками.

О г у л б и к е. Не разберешь — то ли «Скорую помощь» звать, то ли на стол накрывать! (Уходит.)

Звонок телефона.

Б а т ы р (берет трубку). Алло! (Салихову.) Спрашивают из треста.

С а л и х о в. Вай, рука… Вай, нога!..

Б а т ы р (в трубку). Товарищ Салихов болен… Что? (Отцу.) Неприятности…

С а л и х о в. Какие еще там неприятности?

Б а т ы р (в трубку). Товарищу Салихову трудно подойти к телефону… Могу передать… (Слушает.) Так… Так… (Качает головой, кладет трубку.)

С а л и х о в. Ну, что там?

Б а т ы р. Двадцать тонн цемента испорчено.

С а л и х о в. Двадцать тонн? Вай, сердце! Я пропал! Пропал!.. Вот доверься людям, а после тащи на своей спине их грехи…

Б а т ы р. Это не все, отец. Сегодня в трест приехала из редакции газеты бригада и обнаружила негодный цемент.

С а л и х о в (кричит). Огулбике!..

О г у л б и к е (на пороге комнаты). Что еще?

С а л и х о в. Вызывай «Скорую помощь»!

Клычев делает знак Огулбике, она скрывается.

В больницу меня, в больницу! Забирайте меня, прячьте меня! Вай, рука!.. Вай, нога!.. (В изнеможении.) Гелды!

К л ы ч е в. Что, друг мой?

С а л и х о в. Какая это бригада? Почему ты молчишь?

К л ы ч е в. А что я знаю? Я в редакции всего-навсего хозяин отдела писем.

С а л и х о в. Но если ваша бригада напишет обо мне в газету… Это же срам на всю республику! Ты представляешь себе?

К л ы ч е в. Представляю, друг Назар! Как не представить! Если твое имя попадет в газету, да если еще карикатуру нарисуют — а у нас (восхищенно) здорово рисуют карикатуры! — то прямо тебе скажу, друг Назар, хорошего мало.

С а л и х о в (заломив руки). Прощай портфель замминистра, прощай кресло управляющего трестом! Вай, рука, вай, нога! Гелды! Будь другом, посоветуй! Что делать?

Входят О г у л б и к е и Б а г т ы, вносят блюда, ставят их на стол.

К л ы ч е в. Мой основной совет — не волноваться. Когда у меня плохое настроение, я первым делом закусываю.

С а л и х о в. Ты закусываешь и при хорошем настроении…

К л ы ч е в. Чтобы не допустить плохого настроения. (Садится за стол.)

С а л и х о в. Ведите меня к телефону.

Его ведут.

И как они ухитрились испортить столько цемента? Ума не приложу. (Набирает номер.) Говорит Салихов… Это ты?.. Чтоб у тебя язык отсох, чтоб тебя черти на вертеле изжарили! Как вас угораздило пустить на ветер двадцать тонн цементу, ротозеи проклятые? Какой же дурак распорядился выгружать в таком месте? Я? Ну, что из этого? А где его надо было разгружать, на вершине Копет-Дага, что ли? Что? (К окружающим.) Слышите? Цемент разгрузили в низине, со всех сторон натекла дождевая вода и испортила цемент. (В трубку.) А почему в свое время вы официально не ставили вопроса о постройке новых складов? Почему один Салихов должен обо всем думать? Вас-то зачем туда поставили?.. Уф! (Вытирает пот.) А как там комиссия по приему новых домов? Приняли? Слава богу, хоть это приняли! Как? С оценкой посредственно? Какой же простофиля разрешил сдавать дома в таком виде? Хватит! (Окружающим.) Как вам нравится? Трест плохо работает — виноват один Салихов. (В трубку.) Слушайте и запоминайте: составить акт и прислать мне на подпись! Сослаться на дождь, не предвиденный в климатических условиях республики… Как не довод? (Окружающим.) Он говорит — не довод.

Б а т ы р. Он прав, это не довод.

С а л и х о в. Что же это?

Б а т ы р. Это иначе называется.

С а л и х о в. Как же это называется?

Б а т ы р. Если прямо сказать — очковтирательство.

С а л и х о в. Молчать! Я тебя не спрашиваю, как это называется. (В трубку.) Сейчас приеду! Да, сам! Сам приеду и покажу вам двадцать тонн цемента, так вас!.. (Бросает трубку на стол, Батыр кладет ее на рычаг.) Всех разгоню!.. Хайытов!

Х а й ы т о в входит с ружьями и патронами.

Х а й ы т о в. Он готов!

С а л и х о в. Едем!..

Х а й ы т о в. Опять за туртушками?

С а л и х о в. В трест, глупая твоя голова! Жена, давай одеваться! (Переодевается с помощью жены.) Огромные государственные средства тратятся на этих бездельников, а им хоть бы что! (Вскрикивает.) Вай! Жена, нельзя ли полегче?.. Всех разгоню! Заместителей — долой, помощников — взашей, весь аппарат — к черту!

Б а т ы р. Если лошадь везет арбу и спотыкается, колеса не виноваты.

О г у л б и к е (Батыру). Какая муха укусила тебя сегодня? На всех кидаешься. Даже отца не щадишь. Стыдно!

Б а т ы р. Больно! Больно, мать… Ведь он — отец мне, ведь я люблю его. (С волнением шагает по комнате.) Такое доверие оказано отцу, а он!..

С а л и х о в. Договаривай!.. Что ж ты замолчал?.. Скажи, что твой отец вредитель.

Б а т ы р. Никто не говорит — вредитель, а результат…

С а л и х о в. Молчать, сопляк! Я тридцать лет здоровье терял ради…

О г у л б и к е (умоляюще). Отец!.. (Делает знаки Батыру, чтоб он молчал.)

К л ы ч е в. Постеснялся бы седин отца своего…

С а л и х о в. Доверие! Доверие! Мне он говорит: доверие! Мне смеет говорить: доверие! Не мальчишки, как ты, почтили меня доверием, а моя родная власть! И нет мне ничего дороже этого доверия! Салихов ошибся? Мало ли что… Бывает, что и в глаз попадет соринка. Что же, по-вашему, глаз долой?

К л ы ч е в. Верно, Назар! В самую точку бьешь!

Б а т ы р. Отец!

С а л и х о в. Мать, скажи ему, чтоб он уходил отсюда.

Огулбике обнимает сына, ведет его к дверям.

Б а т ы р. Я сам… сам уйду, отец…

К л ы ч е в (Батыру). Огорчил ты меня, дружок! Кто поверил бы, глядя на тебя, что ты тот самый Батыр Салихов, который написал столь ученую статью. Пишешь, как философ, а ведешь себя, как мальчишка. Не к лицу тебе это расхождение, несолидно.

Б а т ы р. А?.. Расхождение? Между мною и моей статьей? Так я постараюсь, чтоб не было расхождения.

К л ы ч е в. И молодцом будешь. Иди и подумай…

Батыр уходит. Огулбике идет за ним. Пауза.

С а л и х о в. Как тебе нравится сын мой, а? Кровь моя? Направил ружье своей философии против родного отца. Доведет он меня до того, что я выгоню его из дома. Мне покой нужен, уважение, а не постоянные нападки… Построю ему дом подальше отсюда, пусть живет с молодой женой и читает ей лекции по философии. А с меня хватит!

К л ы ч е в. Золотые слова, Назар!.. Отдели его, ради аллаха… Зачем тебе, в самом деле, эта ходячая критика-самокритика в домашней обстановке? Я допускаю на службе, но после шести часов можно человеку отдохнуть? Гони его!.. Хватит ему на отцовской шее сидеть. У него борода растет. Пододвинь-ка сюда огурчик…

С а л и х о в. Легко тебе так рассуждать, у тебя детей не было. От родительского сердца дитя не отнимешь, даже если дитя с бородой. Ну, куда я его отпущу, мальчика? Как он жить будет?

К л ы ч е в. Мудро сказано, Назар… Не отделяй! Мед сладок, а дитя слаще. Пододвинь-ка эту рыбку. А я вот так и не женился, ни сына, ни дочери, некому согреть мою старость. Сын — это счастье. Держи, держи его около себя и никуда не отпускай. И пусть каждое его дыхание будет радостью для тебя.

С а л и х о в. Не пойму я тебя, Гелды. То ты советуешь — гони… Каков же твой совет в конце концов?

К л ы ч е в. А ты выбирай! Я советую — ты решаешь. Твой сын, не мой сын… Передай-ка вон ту закуску…

С а л и х о в (махнув рукой). Не до сына мне сейчас. Бригада из головы не выходит. С цементом, я думаю, обойдется. А вот с газеткой как быть? Ведь голос газеты в самом глухом ауле слышен. Себе я могу заткнуть уши, чтоб не услышать, но всем не заткнешь. Что делать, Гелды?

К л ы ч е в. Думать! Для чего-нибудь дана же человеку голова!

С а л и х о в. Думай, Гелды, если у тебя для этого голова. Моя голова кругом идет.

К л ы ч е в. Если голос газеты уподобить голосу радио, а у радио есть регулятор, а регулятор находится в руках у редактора, то, друг мой Назар, мне кажется, что выход мы нашли.

С а л и х о в. Какой выход? Говори яснее, Гелды.

К л ы ч е в. Скажу яснее, Назар. Готовь на завтра жирный плов из ханского риса. Наш редактор — человек пожилой, такой же, как мы с тобой, и поймет нас скорее, чем эти молодые козлы. До чего жизнерадостный старик этот Сахатов, сколько ни живу, такого не встречал. Недавно в редакции, а все его полюбили. Обожает песни, шутки…

С а л и х о в (подмигнув). И насчет пяти звездочек?

К л ы ч е в (значительно). Ну!.. За столом я с ним не сидел, но раз он веселый человек, как это он может не пить?

С а л и х о в. Ты судишь по себе?

К л ы ч е в. Главным образом по тебе. Постарайся, чтоб закуски были разнообразные. Я приглашу его от твоего имени. Угощение — великая сила. Иного человека пуля не возьмет, а угощение свалит. Посидит Сахатов за этим столом, и, ручаюсь тебе своим стокилограммовым весом, он развеселится, А когда он развеселится, мы усадим его на диван блаженства Салихова и скажем: брось, Сахатов, возиться с этим материалом бригады, кинь его в корзину.

С а л и х о в. Ай, что ты болтаешь, Гелды, а еще хвастаешь — «голова»! Как это он кинет материал в корзину? Бригада же составляла, общественное дело.

К л ы ч е в. Хорошо! Не нравится тебе ход турой, сделаем ход конем. Скажем Сахатову так: хочешь — печатай, хочешь — нет, твое дело. Но посуди сам, Сахатов, что получится, если выйдут две статьи — одна трубит славу Салихову-сыну, другая — позор Салихову-отцу. Уместно ли это?

С а л и х о в (горячо). Неуместно, неуместно!

К л ы ч е в. Повремени же, друг Сахатов, отложи материал бригады, дай Салихову прийти в себя.

С а л и х о в. Погоди, Гелды! Допустим, Сахатов отложит материал, а дальше что?

К л ы ч е в. А ты знаешь, что значит в газете — отложить материал? Пойдут новые материалы, набегут новые события, и статья устареет. Да и Сахатов задумается. Не плюнет же человеку туда, где хлеб-соль вкушал. Есть же у человека совесть!

С а л и х о в. Здорово! Но захочет ли он приехать ко мне? Слыхано ли, чтоб прокурор приезжал на дом к обвиняемому?

К л ы ч е в. И на это есть уважительная причина.

С а л и х о в. Какая?

К л ы ч е в. Опять же статья Батыра — в воскресенье выходит! Как-никак первое выступление молодого ученого, твоего единственного сына. Надо это отметить? Надо отпраздновать? Полагается! Хочет не хочет, а придется ему приехать.

С а л и х о в (в восторге). Гелды, иди я тебя расцелую!

Входит О г у л б и к е.

Вот, жена, кто философ, он — философ, а не твой сын.

Снова обнимаются.

Министр не приехал, зато редактор приедет. Редактор тоже фигура! А?

К л ы ч е в (значительно). Ну!!

С а л и х о в. Жена, готовься завтра принять важного гостя! Я ушел. (Уходит.)

О г у л б и к е. Какого опять гостя — не пойму?

К л ы ч е в. Веселого гостя! Он приедет, и мы все дела сразу поправим. Постарайся, Огулбике, чтоб стол был на уровне, а редактора я беру на себя. Пока в этом банке (показывая на голову) есть кое-какая наличность, мы еще поживем. (Идет к выходу.)

О г у л б и к е (следуя за ним, берется за голову). Не знаю, как в твоей банке, а в моей банке сплошная каша… (Уходит.)

Входит Б а г т ы с книгой, захлопывает ее, повторяет урок.

Б а г т ы. «…Пространство, в котором обнаруживаются магнитные силовые линии, называется магнитным полем… Называется магнитным полем, называется магнитным полем…»

Входит Б а т ы р, берет трубку, набирает номер.

Б а т ы р (Багты). Потише, сестренка, у меня важный разговор.

Б а г т ы (радостно). С Джерен?

Б а т ы р (грозит ей пальцем, в трубку). Редакция? Можно попросить редактора товарища Сахатова… Спрашивает Батыр Салихов. (После паузы.) Здравствуйте, товарищ Сахатов! Вы прочли мою статью? Вечером прочтете?.. Прошу вас, если можно, повремените… У меня возникли дополнительные соображения, и я хотел бы представить вам новый вариант статьи. Не позже завтрашнего утра? Ага, в воскресный номер. Тогда я ночью посижу и к утру доставлю статью. Ночью надо спать? Я все равно не засну, пока не напишу!.. (Кладет трубку, к Багты.) Багты!..

Багты подбегает.

Просьба к тебе, сестра.

Б а г т ы. Сбегать к Джерен?

Б а т ы р. Ты все о Джерен.

Б а г т ы (лукаво). А ты не о Джерен?

Б а т ы р. Помолчи и слушай! Мне надо срочно закончить статью.

Б а г т ы (кивнув на телефон). Я слышала…

Б а т ы р. Ты быстрее печатаешь на машинке, чем я.

Б а г т ы. Всю ночь буду печатать.

Б а т ы р. Ночью надо спать. А утречком встанешь, отпечатаешь и сразу же отнесешь в редакцию, прямо к товарищу Сахатову. Сумеешь пораньше встать?

Б а г т ы. Хоть на рассвете.

Б а т ы р (обнимая ее). Спасибо, сестренка!

Б а г т ы. А Джерен прочтет твою статью?

Б а т ы р. Прочтет, когда другие прочтут.

Б а г т ы. А ты хотел бы, чтоб она прочла раньше?

Б а т ы р. Как же она может прочесть статью раньше, чем она появится в газете? Ты соображаешь, что говоришь, сестра?

Б а г т ы. Соображаю, брат.

Батыр уходит к себе.

Ой как ему хочется, чтоб Джерен прочла статью. Жди, когда еще статья появится в газете! (Берется за книгу.) «…Пространство, в котором обнаруживаются магнитные силовые линии… магнитные силовые линии… магнитные силовые…» Ай, Батыр будет мучиться, пока Джерен не прочтет статьи! Изведется, бедняга!.. (Зубрит.) «Называется магнитным полем, называется магнитным полем, магнитным…» А почему бы ей не прочесть раньше? Что тут невозможного? «Магнитным полем, магнитным полем…» (Задумывается.) И человек бывает магнитом. И в его душе обнаруживаются магнитные линии, которые притягивают к себе других людей… Ах, Джерен! И меня притягивает, и маму, и папу, а Батыра? (Подходит к дверям Батыра, обращаясь к ним.) Она прочтет твою статью, Батыр-джан, непременно прочтет. Я не допущу ни малейшей трещинки в вашей дружбе, пока я живу на этой земле!..

На пороге комнаты появляется Б а т ы р.

Б а т ы р. Ты — мне?

Б а г т ы. Да. (Громко, раздельно, в лицо Батыру.) «Пространство, в котором обнаруживаются магнитные силовые линии, называется магнитным полем…»

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Сад при доме Джерен Мурадовой. Большая терраса. Стол, стулья, домашняя утварь, тахта, ковры. По карнизам, вдоль столбов и стен красный перец и лавровый лист. В саду большая беседка, увитая виноградом. Яблони, грушевые и тутовые деревья, виноградники, кусты роз. Дедушка Джерен, С е р д а р - а г а, работает в саду, напевая песню. Его жена, бабушка Г е р е к - э д ж е, на плоской крыше террасы раскладывает для сушки урюк. На террасу входит Д ж е р е н, слушает песню.

С е р д а р (поет).

Джерен, пригорюнившись, уходит к себе.

Громкий плач Герек-эдже.

С е р д а р (подходит к ней). Бе!.. Герек!.. Не пойму, ты смеешься или плачешь?

Г е р е к (сквозь слезы). Плачу.

С е р д а р. Плачет! Ей-богу, плачет! Герек, отчего же ты плачешь? Дедушку своего вспомнила или бабушку?

Г е р е к (плача). Вспомнила свои восемнадцать лет…

С е р д а р. Вах! Я с радостью стал бы жертвой твоих восемнадцати лет. Но объясни мне, женушка, почему ты вспомнила не свои восемь лет или пятьдесят восемь лет, а… восемнадцать?

Г е р е к. Мне было восемнадцать лет, когда я впервые услышала эту песню. И пел ее ты.

С е р д а р. А?.. Тогда плачь! Плачь, старушка, плачь. Я сам готов заплакать. С тех пор почти полсотни лет протекло. А как сейчас помню: сколько я ни пел, сколько душу ни изливал — тебя ко мне не отпускали.

Г е р е к. Вот я и заплакала.

С е р д а р. А все же досталась ты мне. И никому другому. Ох, и бедовая ты была девица! Когда тебя посылали за водой к ближнему арыку, ты бежала к дальнему. Мы встречались у одинокого тутовника и не знали, что нам делать. По часу и больше, бывало, глядели друг на друга и молчали.

Г е р е к. Я не глядела…

С е р д а р. Ты не глядела, а я глядел! Ты, опустив свои черные глаза, следила за течением воды до самой минуты расставания. Я надеялся, что хотя бы в зеркале воды ты увидишь мой печальный взгляд. Увы, вода в арыке была мутная. А сердца наши шумели, как две сварливые бабы.

Герек вздыхает.

Скажи, Герек, милая, если бы тебе вернули сейчас твои восемнадцать лет, как бы ты поступила? Прыгнула бы с той крыши в мои объятия?

Г е р е к. Ой, да!.. Ой, нет!.. Не сразу.

С е р д а р. А как же?

Г е р е к. Подумала бы.

С е р д а р. Зачем?

Г е р е к. Для виду… Захотела и пошла бы к тебе, а то и не пошла бы. По своей воле жила бы.

С е р д а р. Как наша внучка Джерен?..

Г е р е к. Да, как наша милая внучка. Счастливая над ней звезда. Куда хочет — пойдет, где захочет — учится, кем захочет — станет, кого захочет — выберет. И ведь выбрала. Ой и парень Батыр Салихов — слиток чистого золота! И умен, и пригож. Другие парни пьют, горло дерут, никому покоя не дают. А он не такой, он настоящий… как его?..

С е р д а р (важно). Аспирант.

Г е р е к. Вот! А его отец Назар Салихов? Настоящий… как его?..

С е р д а р (важно). Управляющий…

Г е р е к. Вот!.. Говорят, вчера у него обедал сам… как его, подожди, я сама скажу… министр.

Сердар утвердительно кивает головой.

А Огулбике, его мать? Весь город ее знает. Даже в баню на казенной машине ездит. Ох, скорей бы дождаться свадьбы!

Сердар тяжело вздыхает.

Почему ты вздохнул?

Сердар молчит.

Сердар, так вздыхают в беде.

С е р д а р. Свадьбы не будет.

Г е р е к. Как?

С е р д а р. Если ты ухитришься задержаться на этом белом свете еще пять-шесть лет, то, может быть, и увидишь свадьбу своей внучки. А раньше не надейся.

Г е р е к. Какой бык боднул тебя, старик? Опомнись, что ты плетешь?

С е р д а р. Ох, старуха, сейчас не те времена, когда тебе было восемнадцать лет. Теперешняя девушка, прежде чем кинуться с крыши в объятия любимого, должна обсудить вопрос с научной точки зрения.

Г е р е к (смеется). Эх, муженек, вот что значит седина пришла, а ум отстал. Есть ли на свете такой богатырь, который поборол бы любовь? Не было и не будет. По себе знаю.

С е р д а р. Ты рассуждаешь, как необразованная женщина. Теперешняя девушка, помимо других наук, обязательно должна пройти особый курс испытания и проверки любви. Это целый, как его… факультет, и учатся на нем примерно три года. Первый год изучают биографию друг друга, второй — образ мыслей, третий — характер. Поэтому не надо их спрашивать: «Когда ваша свадьба?», а надо спросить: «На каком вы курсе любви?» Вчера я спросил Джерен. Выяснилось, что они дошли до второго курса и провалились.

Г е р е к. Куда провалились?

С е р д а р. Не таращь на меня свои прекрасные очи. Они разбежались в разные стороны, как два джейрана в пустыне.

Г е р е к. Они поссорились?

С е р д а р. Да, жена, они поссорились. Поэтому я и пел свою грустную песню, и ты недаром заплакала.

Г е р е к. О! Зачем ты сказал мне об этом? Я умру с горя. Держи меня, не то я упаду. (Слезает с лестницы.)

С е р д а р (обняв, снимает ее с лестницы и держит на руках). Эх, было бы тебе сейчас восемнадцать лет!

Г е р е к. Ну, отпусти. Не стыдно?

С е р д а р. Я столько стыдился в течение своей жизни, что упустил лучшие ее минуты.

Г е р е к. Ой, щекотно!

Сердар ставит ее на землю.

Скажи, правда ли? Они поссорились? Или ты пошутил!

С е р д а р. Что за радость шутить со старухой!

Г е р е к. Болтун! У меня сердце кровью обливается, а ему смех!

С е р д а р. Ну, слушай, Герек! Когда ты сидела у соседки, пришла Джерен, и я не узнал нашей внучки. Брови ее сдвинулись, как тучи, а щеки побагровели, как лепестки вон тех роз. Словом ни с кем она не перемолвилась, ни с отцом, ни с матерью. Прямо прошла в свою комнату, и я только услышал, как она прошептала: «Ах, Батыр, Батыр!» — и так вздохнула, что сердце мое упало.

Г е р е к. Беда! Я не переживу этого. Сейчас же пойду к ней. Хочу все услышать сама. (Поднимается на ступеньку террасы.)

Сердар тянет ее обратно за подол.

Пусти! (Снова пытается подняться.)

Сердар не пускает ее.

Пусти же!

С е р д а р. Ты встаешь раньше петухов, а Джерен пожалей. Всю ночь, бедняжка, ворочалась в постели, я все слышал, и сердце ее сжималось от боли.

Г е р е к. Ты слышал, как сердце ее сжималось от боли?

С е р д а р. Слышал.

Г е р е к. Врешь! Теперь у девушек не сжимается сердце от боли. Я даже в кино такую видела — с утра смеется, до темноты хохочет, ни облачка грусти, ни тучки печали! Счастливая!

С е р д а р. Кино — это тень, подул (дует) — и нет ее. А на жизнь не подуешь. Теперь девушка счастлива, не то что в твои молодые годы, а печаль и ее посещает, и у нее, бывает, сердце сожмется.

Г е р е к. У кого, у кого, а у моей внучки сердце никогда не сожмется. Слышишь?

С е р д а р (заткнув уши). Ой! Герек! Женщина, восемнадцать ли ей лет, шестьдесят ли восемь, тем милее, чем тише. А в шестьдесят восемь это даже важнее, чем в восемнадцать.

Г е р е к. Сумасшедший!

С е р д а р. Семьдесят семь раз назови меня сумасшедшим, но не спорь. Спорящая женщина не самая красивая женщина. А если ты и споришь, то спорь так, чтоб тебя было приятно слушать. И не говори таким ужасным голосом: «Сердар, у моей внучки никогда не сожмется сердце».

Г е р е к. Как же, по-твоему, говорить?

С е р д а р. Так, как повелел женщине бог. (Подражая женскому голосу.) «Милый Сердар, у моей внучки никогда не сожмется сердце». При этом когда скажешь «милый», то чуть слышно — «милый», а при слове «никогда» слегка покачаешь головой, а когда произнесешь «сердце» — закрой глаза. (Громко.) Или ты уж забыла, как от голоса твоего супруга содрогалась земля?

Г е р е к (нежно). Сердар, милый… (Громко.) Доволен?

С е р д а р. Вот сейчас я верю, что тебе было восемнадцать лет и что Джерен твоя внучка.

Г е р е к (всплеснув руками). Моя внучка! Безжалостный, напомнил! Нет, я пойду к ней!

С е р д а р. Тише! Она…

На террасу выходит Д ж е р е н, поет печальную песню.

Д ж е р е н.

Герек утирает слезы, Сердар вздыхает.

Г е р е к. Частица моего сердца, почему у тебя такой печальный голос?

С е р д а р. И глаза такие грустные?

Джерен вешает ковер.

Г е р е к. Ты похудела. На тебе лица нет.

С е р д а р. Ей ночью не спалось.

Г е р е к. Отчего же ей не спалось?

С е р д а р. Мысли мешали.

Г е р е к. А зачем она их не прогнала, свои мысли?

С е р д а р. Мысли не собака, их не отгонишь.

Герек плачет, Сердар вздыхает.

Д ж е р е н. Бабушка! Дедушка! (Обнимает их.) Я просто устала, к экзаменам готовилась.

Г е р е к. Джерен-джан, если не хочешь, чтобы твоя бабушка заболела с горя, обещай исполнить ее просьбу.

Д ж е р е н. Какую, бабушка?

Г е р е к. Я приготовлю сегодня твои любимые блюда, мама принесет с рынка свежие фрукты, дедушка соберет самые красивые цветы. А ты пригласи в гости Батыр-джана.

Д ж е р е н. Я приглашу своих лучших подруг, мы будем петь, веселиться и разгоним мрачные мысли.

Г е р е к. А Батыр?

Д ж е р е н. Батыра я не приглашу. (Отворачивается.)

Г е р е к. Вай, значит, это правда? (Хватается за голову.) Они поссорились!

С е р д а р. Видишь, Джерен, тебе некуда укрыться от бабушкиных глаз. Выложи все, что у тебя на сердце.

Г е р е к. Ой-ой! Оба ученые, а из-за пустяков повздорили.

Д ж е р е н. Вовсе не из-за пустяков.

С е р д а р. Ты с бабушкой не спорь! Раз она говорит — из-за пустяков, так оно и есть — из-за пустяков.

Д ж е р е н. Не из-за пустяков, а из-за пережитков.

Г е р е к. Что? Что она говорит?

С е р д а р. Она говорит: из-за пережитков.

Г е р е к. Вай, вай, не понимаю!

С е р д а р (важно). Я понимаю, продолжай. Только при чем здесь пережитки?

Д ж е р е н. Батыр написал о них статью. Но ведь пережитки повсюду рассеяны, даже в его собственной семье, а он витает в облаках. Мы поспорили. Батыр обиделся, что я нашла изъян в его статье. И я обиделась. Разве я недостойна оценить его статью? Может быть, мы и погорячились, все равно уж поздно.

Г е р е к. Бог свидетель, не поздно, сегодня же помирю вас.

Д ж е р е н. Поздно, бабушка. Мы не уступим друг другу, ни я, ни он. Я ни за что не уступлю. Мы гордые! О, зачем мы такие гордые! (Всплакнула.)

Герек тоже плачет.

А как красиво мы любили друг друга. Впервые он увидел меня среди девушек и не мог оторвать от меня глаз, а я почему-то рассмеялась. Чем дольше он смотрел, тем больше я смеялась, и тем печальнее он становился. Он думал, я смеюсь над ним, а я смеялась, чтоб скрыть свое волнение. С тех пор он всюду искал меня, часами следил, как я играю в теннис, и мне казалось, что я играю красивее, когда он смотрит на меня…

Г е р е к (громко плачет). Погас свет моих надежд! Вай, вай!..

Д ж е р е н. Бабушка! (Обнимая ее.) Если горе и закралось в мою душу, я прогоню его. Вот придут мои подружки, и вы увидите, как я буду веселиться! (Отворачивается.)

Герек громко всхлипывает.

С е р д а р (утерев слезу). Прекратите рев!..

Джерен и Герек перестают плакать.

Я все понял!

Г е р е к. Что ты понял?

С е р д а р. Я понял, что во всем виновата Джерен!

Д ж е р е н. Я?

С е р д а р. Ты!

Г е р е к. Неправда! Моя внучка ни в чем не виновата. Не слушай его, звездочка моя!

С е р д а р (грозно). Помолчи, когда я говорю!

Г е р е к (ласково). Ну, говори, говори!

С е р д а р (Джерен). Значит, ты его допекла этими самыми пережитками?

Д ж е р е н. Он говорил о мертвых пережитках, а я о живых пережитках.

Г е р е к. Объясните, ради аллаха, кто они, эти пережитки?

С е р д а р. С этим вопросом обратись к зеркалу.

Г е р е к (сделала было шаг к террасе). Ага… Это я пережиток?

С е р д а р. Единственный пережиток, с которым я не хочу расстаться. Молчать! Внучка, я тебя слушаю.

Д ж е р е н. Дедушка, я ему правду сказала.

С е р д а р. Правду надо сказать умело, чтоб от нее польза была. Вот, например, увидишь ты пятнышко или пылинку на рукаве у подруги и скажешь: «Смотри, пылинка». Подруга и сдует ее. А можешь и так сказать: «Ай ты неряха, ай грязнуха, никто тебя замуж не возьмет». И правды не добьешься, и подругу потеряешь. Рана от ножа заживает, а от языка не заживет.

Д ж е р е н (протестуя). Дедушка!

С е р д а р. Не спорь! Так и было! Каждый волосок в этой бороде сорок тысяч таких историй знает. Батыр доверился тебе, статью показал, хотел, чтоб его невеста порадовалась, а ты… Ты стала свой ум показывать, его отца с матерью приплела, их пороки подсчитала… Он и подумал, что ты в его семье не захочешь жить, что ты его семьей брезгуешь.

Д ж е р е н. Он так подумал? Ой, дедушка, я не виновата!

С е р д а р. Виновата. Сердце любящего на волоске висит — чуть заденешь, оно падает. Надо было…

Г е р е к. Не слушай, Джерен, этого старика! Он дурному учит. Он хочет, чтоб ты мужу волю над собой дала. Скажи мне, Джерен, скажи, внучка, кто из вас прав, ты или Батыр?

Д ж е р е н. Я права, бабушка, я!

Г е р е к. Тогда держись! Пусть Батыр придет и умоляет тебя! Не придет — не уступай!

С е р д а р. И без жениха останешься.

Г е р е к. Был бы мед, а мухи найдутся. Есть еще в Ашхабаде джигиты! Есть кому по тебе с ума сходить!

С е р д а р (кричит). Замолчи!

Г е р е к (ласково). Ну, что ты сердишься?

С е р д а р. Чтоб мужчина умолял женщину? Мои ли это уши слышат?

Г е р е к. А если мужчина неправ, а женщина права, как ей быть?

С е р д а р. Как ей быть? Уступить, и она будет права. Уж если дойдет до того, что мужчина станет умолять женщину, тогда пусть женщина размахивает саблей, а мужчина рожает детей. Мужчина есть мужчина. А Батыр — мужчина! Все!

Г е р е к. Есть разные мужчины. Есть такие, как Батыр, умные, и такие примерно, как ты…

С е р д а р (грозно). Какие же это?

Г е р е к. Упрямые!

С е р д а р. А, это другое дело. Где умом не возьмешь, там упрямством добьешься. Слушайся меня, внучка!

Г е р е к. Не слушай его!

Д ж е р е н. Уж не знаю, как мне быть?.. (Убегает.)

Г е р е к. Вконец расстроили девочку. Хотели бровь поправить, глаз проткнули. Эх, ты!

Сердар хохочет.

Опять ты зубы скалишь!

С е р д а р (смеется). Я все понял.

Г е р е к. Что же ты понял?

С е р д а р. Я понял, они помирятся.

Г е р е к. Не утешай меня!

С е р д а р. Клянусь этой бородой, они помирятся.

Г е р е к. Может, муллу позвать? Пусть прочтет молитву!

С е р д а р. Скорее яд превратится в мед, чем молитва муллы согнет вот этот палец.

Г е р е к. А что, если я пойду к Батыру?

С е р д а р. Ты?

Г е р е к. Я.

С е р д а р. Боюсь огорчить тебя, жена, но это плохая замена.

Г е р е к. Нет, я пойду к нему. (Накидывает на себя шаль.) Сейчас же пойду!

С е р д а р. Никуда ты не пойдешь!

Г е р е к. Как это не пойду! У меня ног нет, что ли?

С е р д а р. В таком деле ноги не решают. Тут главное голова. Поэтому если ты пойдешь, то только вместе со мной.

Г е р е к. Ай, какой ты милый сейчас, Сердар! (Гладит его бороду.)

С е р д а р. Шш!.. В кустах что-то шуршит.

Г е р е к. Ничего не слышу.

С е р д а р. А ты прислушайся.

Г е р е к (прислушивается). Сейчас слышу. Змея?

С е р д а р. Нет, змея так не шуршит. Черти!

Г е р е к. Черти? Днем?

С е р д а р. Мальчишки. Они всегда в это время лезут рвать цветы. Давай спрячемся.

Прячутся.

Долго я спускал им, но сегодня обязательно выпорю. Пусть их мягкие места станут такими же пунцовыми, как розы, которые они воруют.

Г е р е к. Ой! С чем только поэты не сравнивали розу, но такого сравнения я еще не слыхала.

С е р д а р (осторожно ломает ветку тутовника). Слышишь? Я зайду с той стороны, а ты с этой. И смотри не упусти.

Г е р е к. Не упущу! Хуже нет, когда дети воруют.

Крадучись, обходят кустарник. Выскакивает Б а г т ы. Герек и Сердар поймали друг друга, но спохватились и ловят Багты. Багты кричит от испуга, закрыв лицо руками.

Держишь?

С е р д а р. Держу! А ты держишь?

Г е р е к. Держу. (К Багты.) Говори скорее, кто ты?

Б а г т ы (в таком же положении). Не знаю.

Г е р е к (Сердару). Сердар, ты слышал?

С е р д а р. Что?

Г е р е к. Голос девочки.

С е р д а р. Разве? (Щиплет Багты, та громко пищит.) Верно, девочка.

Г е р е к. Прости, всевышний, мои прегрешения. Впервые вижу, чтобы девочка воровала!

С е р д а р. Мы этой девочке сейчас и зададим.

Б а г т ы (пряча голову). Клянусь, не воровала!

С е р д а р. Зачем же ты пришла? В прятки с нами играть? Вот я сейчас как спущу с тебя штанишки…

Г е р е к. Отец, придержи язык, это же девочка… (К Багты.) Ай-ай! Понравился тебе цветок, ты попросила бы. А то воровать!

Б а г т ы. В нашем саду цветов больше. Мне не нужны цветы, мне нужна Джерен Мурадова.

Г е р е к и С е р д а р (выпускают Багты, удивленно). Джерен-джан!

Б а г т ы. Я стеснялась зайти в дом и стояла в кустах.

Г е р е к. Постой-ка, постой! А ну взгляни на меня. Так это Багты!..

С е р д а р. Какая Багты?

Г е р е к. Сестра Батыра. (Притягивает к себе голову Багты.) Ну да, она…

Б а г т ы. Ой, только не говорите Батыру, что я была здесь!

Г е р е к. Ай, милая! Этот противный старик напугал тебя?

С е р д а р (кричит). Герек!

Г е р е к. Что с тобой?

С е р д а р. Зови Джерен! Зови скорее Джерен! Эта девочка пришла неспроста. Я тебе говорю.

Г е р е к (кричит). Джерен, сюда! Джерен! Джерен!

Появляется Д ж е р е н. Багты бросается к ней.

Д ж е р е н (обнимая Багты). Багты! Как ты сюда попала?

Б а г т ы. Батыр послал меня в редакцию, а я по дороге взяла да зашла.

Д ж е р е н. Умница. (Целует ее.)

Г е р е к (Сердару). Разве ты не видишь, она вся дрожит. Принеси ей холодного кумысу. (Багты.) Все ли у вас дома благополучно?

Б а г т ы. Все живы и здоровы, и папа, и мама.

Г е р е к. А Батыр?

Д ж е р е н. Бабушка!..

С е р д а р. Говорят, у вас в гостях министр был?

Д ж е р е н. Дедушка!

Г е р е к. «Дедушка», «бабушка»! Слова сказать нельзя. (Берет у Сердара пиалу с кумысом, протягивает Багты.) Пей, красавица! Ничто так не помогает от испуга, как кумыс.

Б а г т ы. А я вовсе не испугалась.

С е р д а р. Если эта старуха говорит, что ты испугалась, значит, так оно и есть, даже если ты и не испугалась. Не перечь ей и пей кумыс!

Багты пьет.

Г е р е к. Сейчас пойду чай тебе готовить. (Уходит.)

С е р д а р. А я букет соберу. (Уходит.)

Б а г т ы. Я пришла на минутку — спросить вас.

Д ж е р е н. Что-нибудь срочное?

Б а г т ы. Очень!

Д ж е р е н. Спрашивай!

Б а г т ы. Бывает так, что мужчина плачет?

Д ж е р е н (смеется). Вот так срочный вопрос! Кто же плачет?

Б а г т ы. Батыр.

Д ж е р е н. Батыр?

Б а г т ы (быстро). После того как вы ушли, он долго сидел сам не свой, я даже испугалась, не заболел ли он, и назвала ваше имя. Тут он очнулся, и я увидела слезы в его глазах.

Д ж е р е н. Тебе показалось, Багты-джан.

Б а г т ы. Если бы мне показалось, у меня не сжалось бы сердце и я сама не заплакала бы!

Д ж е р е н. Ты заплакала? (Обнимает ее.) Почему же?

Б а г т ы. Он сказал, что вы никогда к нам не придете. Это правда?

Д ж е р е н. Ах, он так сказал? Значит, правда.

Б а г т ы. Мало ли что он сказал!

Д ж е р е н. И я так говорю.

Б а г т ы. Мало ли что вы говорите. Я не допущу этого. Читайте! (Сует ей рукопись.) Я не знаю, что здесь, но чувствую, что от этого многое зависит.

Д ж е р е н (смотрит, разочарованно). Статья? Я же ее читала. И с этим он прислал тебя?

Б а г т ы. Ой, нет, не посылал! Честное пионерское! Если он узнает, что я была здесь, он убьет меня.

Д ж е р е н. Ах вот как! Он и не думал посылать тебя?

Б а г т ы. Послал.

Д ж е р е н. Багты, ты же дала честное пионерское.

Б а г т ы. Да, честное пионерское, не посылал!

Д ж е р е н. Но ты сказала — послал.

Б а г т ы. Я объясню, я очень хорошо умею объяснять. После вашего ухода Батыр бушевал, как ураган, всем попало: и папе, и маме, и даже Клычеву. А затем сел и всю ночь писал, а утром сказал мне: «Багты, беги и отнеси в редакцию» — и еще сказал: «Ах, если бы Джерен прочла эту статью!» — и вздохнул.

Д ж е р е н. Ой, Багты, правда ли? Так ли он сказал?

Б а г т ы. Он-то сказал: «Не надо».

Д ж е р е н. Зачем же ты пришла, если он сказал «не надо»?

Б а г т ы. «Не надо» сказал его язык, а душа сказала «надо». Кому мне было больше верить? (Показывает на рукопись.) Ну, Джерен!

Д ж е р е н (просматривает статью). Бабушка! Дедушка! (Смеется счастливым голосом.)

Вбегают Г е р е к и С е р д а р. Джерен продолжает смеяться и, расцеловав в обе щеки Багты, убегает.

Г е р е к (растерянно). Что случилось?

С е р д а р. Случилось то, что надо. Кричи «ура»! Вот так: ур-ра-а! (Обняв Герек, кружит ее.)

Г е р е к. Ур-ра-а!.. (К Багты.) Они помирятся? Вах, дай я тебя расцелую. (Целует ее.) Погоди!.. (Уходит в дом.)

С е р д а р. Сейчас бабушка вынесет тебе подарок.

Б а г т ы. Ой, я не возьму.

С е р д а р. Это тебе не удастся. Ты мою старуху не знаешь. Раз она вбила себе что-нибудь в голову, с ней никто не справится. Не только ты, но и весь мир, и даже я.

Б а г т ы. Нет, нет!

С е р д а р. Посмей не взять! Бабушку обидишь, и дедушку обидишь, и весь род Мурадовых.

Г е р е к (возвращается с ковриком). Собственными руками ткала. Полюбуйся, какой хорошенький! (Сворачивает коврик и сует его Багты под мышку.) Над кроваткой повесишь, будешь вспоминать бабушку Герек.

Д ж е р е н вбегает с розой в руке.

Д ж е р е н (к Багты). Отдашь эту розу Батыру! Только чтоб он не растоптал ее. Так и скажи.

С е р д а р (подает Багты букет). А эти цветы тебе. Зима царила в наших сердцах, ты весну привела.

Г е р е к. Джерен-джан, это правда, вы помирились?

Д ж е р е н. Не знаю, бабушка, но наши взгляды сошлись.

Г е р е к (удивленно). Разве вы виделись (показывает на свои и ее глаза), что ваши взгляды сошлись?

Д ж е р е н. Как тебе объяснить, бабушка! И у меня, и у него сейчас, понимаешь, одно мнение.

Г е р е к. Понимаю. Раз мнение одно, то и сердце будет одно.

Б а г т ы. Бегу, бабушка Герек-эдже! Иначе завтра не выйдет статья Батыра.

Г е р е к. Никуда я тебя не отпущу без чая.

Д ж е р е н. Она вернется на обратном пути.

Б а г т ы. Вернусь!

Уходят вдвоем. Герек и Сердар смотрят им вслед. Пауза.

Г е р е к (Сердару). Скажи теперь, старичок, кто из нас был прав, ты или я?

С е р д а р. Конечно, я.

Г е р е к (изумленно всплескивает руками). Ты? А не ты ли объявил, что мужчина это мужчина, а Батыр никогда не уступит?

С е р д а р. А не ты ли говорила: вай, вай, они никогда не помирятся? Кто же был прав?

Г е р е к (нежно). Ты был прав! Ты всегда у меня прав!.. (Гладит его бороду.)

С е р д а р. Знаешь, Герек… (Смотрит на нее.) Тебе сейчас ровно восемнадцать лет. (Тихо запевает песню, которую пел в начале третьего действия; Герек, прислонившись к нему, подпевает.)

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Под широким виноградным навесом, примыкающим к террасе, стоит большой стол, заставленный блюдами и бутылками. Тут же пианино и диван. При открытии занавеса О г у л б и к е суетится вокруг стола, готовясь к приему веселого гостя.

О г у л б и к е (кричит). Багты!.. Багты!.. Что тебя, земля проглотила, что ли?

Входит Б а т ы р.

Куда ты услал девчонку? Такой ответственный день, а ее нет.

Б а т ы р. Ответственный день?

О г у л б и к е. Не видишь, ждем гостя.

Б а т ы р. Какого гостя?

О г у л б и к е. Веселого гостя. Ты не морщься, а лучше матери помоги. Убери со двора этот капкан!.. Время к ночи, гость запутается.

Б а т ы р. Какой капкан?

О г у л б и к е. Ну, как его… теннис, что ли? Не собираетесь же вы с Джерен играть сегодня.

Б а т ы р. Ни сегодня, ни завтра. И вообще…

О г у л б и к е (иронически). Ай-ай! Старость вас настигла за один день?

Б а т ы р. Что еще сделать?

О г у л б и к е. Отец сказал, чтоб Джерен украсила наш стол своим присутствием. Подойди к телефону и пригласи ее.

Батыр как бы отстраняет ладонями просьбу матери.

Не спорь! Отец и так смотрит на тебя волком. Неужели у тебя не хватит сил поднять телефонную трубку?

Батыр молчит.

Тогда я попробую. (Берет трубку.)

Б а т ы р. Мать, ну зачем ты? (Отнимает у нее трубку.)

О г у л б и к е. Затем, что я мать! (Вырывает у него трубку.)

Б а т ы р. Я с ней в ссоре! (Снова отнимает трубку.)

О г у л б и к е. Ты в ссоре, а я не в ссоре, и отец твой не в ссоре, и сестра не в ссоре. Нам нет дела до ваших ссор! (Тянет к себе трубку.)

Б а т ы р. Ей трудно дышать в этом доме! (Не отдает трубку.)

О г у л б и к е. Дышать трудно? Воздуха здесь не хватает? (Пытается вырвать трубку. Борьба. Огулбике ударяется рукой о стол, кричит.) Вай, больно!.. Йоду!.. Кровью истекаю!

Б а т ы р. Мамочка, прости! Сейчас, сейчас!.. (Убегает.)

О г у л б и к е (смеется). Самое легкое — это обмануть мужчину. (Набирает номер.) Джерен-джан, это ты? Узнала меня? Голубушка, приходи сейчас же! Весь дом тебя приглашает… Батыр? Только не выдавай меня — места себе не находит.

Вбегает Б а т ы р с пузырьком йода.

Хорошо, Джерен, передам ему… (Увидев Батыра, протягивает палец.) Мажь! (Батыр бросается к ней, она успевает положить трубку.) Отец идет!

Батыр уходит.

Вбегает С а л и х о в, за ним Х а й ы т о в.

С а л и х о в. Жена, радуйся!

О г у л б и к е. А я и не печалюсь.

С а л и х о в. Слушай. Мой сын завтра станет знаменитостью. Сахатов похвалил статью я сам придет сюда. Хайытов только что прискакал от Клычева и привез эту весть. Хайытов!

Х а й ы т о в. Он готов!

С а л и х о в. Мчись к Сахатову.

Х а й ы т о в. Мчусь, товарищ Салихов!

С а л и х о в. Стой!

Х а й ы т о в. Стою, товарищ Салихов.

С а л и х о в. А все-таки я тебя люблю, Хайытов. И почему только я тебя люблю? Ну, лети!

Х а й ы т о в. Лечу! (Убегает.)

С а л и х о в. Жена, пойди к сыну и объясни ему, что я его прощаю.

О г у л б и к е. Наконец-то одумался! Напрасно ты на него вчера накричал.

С а л и х о в. Как это напрасно? Что за слова он отцу говорил?

О г у л б и к е. На то были причины. У тебя на службе беспорядок, а у него — в сердце. Он поссорился с Джерен.

С а л и х о в. Поссорился с Джерен? Что же ты раньше не сказала. Ай, бедняга! Зови его сюда!

О г у л б и к е. Батыр! Батыр!

С а л и х о в. То-то он на меня накинулся. А я думал — с чего бы? (Зовет.) Батыр! Батыр!

Входит Б а т ы р, становится на пороге.

Подойди ко мне! Подойди, не бойся!

Батыр подходит.

Так и быть, я тебя прощаю. Ты мне сын, не кто-нибудь. Петушишься порой, ничего. Бывает!.. И это неплохо, особенно когда сердце горит. (Хлопает его по спине. К Огулбике.) Славный сын у нас, жена!

О г у л б и к е. Давно бы так! Что толку в ссорах.

С а л и х о в. Верно! Ссору под стол, а вино на стол. (Наливает коньяк, протягивает Батыру рюмку.) Видишь, какой обильный стол? В твою честь!

Б а т ы р. В мою честь?

С а л и х о в. Да, сынок, обмоем твою первую статью, завтра она выходит.

Б а т ы р (ставит рюмку на стол). Ой, отец, не надо!

С а л и х о в. Ничего. По такому случаю и потратиться не грех. Сына в люди выпускаю. Сам редактор Сахатов пожалует.

Б а т ы р. Сахатов? Отец, не надо, конфуза не оберемся.

С а л и х о в (смеется). А? Понимаю. Беспокоишься, вдруг статью твою не напечатают? Напечатают, из верных рук знаю. Будешь рад.

Б а т ы р. Боюсь, отец, ты не будешь рад.

Салихов смеется.

Отмени этот пир, как бы он бедою не кончился.

Салихов смеется. Батыр пытается возразить.

С а л и х о в. Молчи, не то опять поссоримся.

Б а т ы р. Отец, выслушай меня, ты ничего не знаешь.

С а л и х о в (затыкает уши). Уходи!

Батыр, схватившись за голову, уходит.

(К Огулбике.) Джерен зови! Видишь, что с ним? Голова твоя чего-то недодумала, жена.

О г у л б и к е. Чего голова недодумала, язык договорил. Джерен сейчас будет.

С а л и х о в. Умница! И стол у тебя — загляденье.

О г у л б и к е. Как у будущего замминистра.

С а л и х о в. Я доволен тобой, как только может быть доволен муж женой в первые дни после свадьбы. (Уходит.)

Появляется Б а г т ы с цветами в руках и ковриком под мышкой.

О г у л б и к е. Где ты пропадала?

Входит Б а т ы р.

Б а т ы р. Наконец-то! Отнесла?

Багты кивает головой.

Самому?

Багты кивает головой.

Где же ты шаталась до сих пор?

Багты молчит.

О г у л б и к е. Откуда эти цветы?

Багты молчит.

У тебя что, язык отнялся? Открой-ка рот!

Багты открывает рот. Огулбике выдергивает из-под мышки Багты коврик.

Это откуда?

Б а т ы р (рассматривает ковер). Как попал к тебе этот коврик?

Б а г т ы. Меня заставили взять.

Б а т ы р. Заставили?

О г у л б и к е. Скажи, где заставляют брать ковры, сейчас побегу туда.

Б а г т ы. Ах, вы не знаете эту старушку Герек-эдже?

Б а т ы р (удивленно). Герек-эдже? (Переглядывается с матерью.) Бабушку Джерен?

Багты кивает головой.

Где же ты ее видела?

Б а г т ы. Кого?

О г у л б и к е. Бабушку Герек-эдже.

Б а г т ы. Ах, бабушку Герек-эдже?..

Б а т ы р (теряя терпение). Будешь ты говорить толком?

Б а г т ы (быстро). Я проходила мимо их ограды, меня окликнула Джерен, зазвала к себе, выхватила у меня статью и прочла от точки до точки.

Б а т ы р. Хватит врать! Стала бы Джерен читать мою статью.

Б а г т ы. Честное пионерское, прочла, закричала (пылко): «Ах, Батыр, Батыр!» — и расцеловала меня. А когда закричала: «Ах, Батыр, Батыр!» — бабушка Герек-эдже сунула мне ковер, дедушка Сердар-ага — букет, и еще сластей надавали, но я их не донесла.

Б а т ы р. Бессовестная! Ни одному слову твоему не верю!

Б а г т ы. Ах, забыла! (Подает ему розу.) Джерен послала тебе эту розу и велела передать таинственные слова, пароль: «Скажи ему, чтоб не растоптал ее». Сейчас веришь?

Б а т ы р. Верю! Сейчас верю! (Обнимает и кружит Багты.) Верю, верю, верю! (Целует Багты.) Милая сестренка! Она закричала, говоришь?..

Б а г т ы. «Ах, Батыр, Батыр!»

Б а т ы р. Мама! А тебе что сказала Джерен?

О г у л б и к е. Когда это?

Б а т ы р. Вот сейчас, по телефону.

О г у л б и к е. Тебе что до этого? Ты же запретил мне звонить ей.

Б а т ы р. Мама, ну, мамочка!

О г у л б и к е. Она закричала: «Пусть Батыр зайдет за мной!»

Б а т ы р (обнимает мать). Мчусь!

О г у л б и к е. Возьми машину!

Б а т ы р. Я скорей машины добегу. (Уходит.)

Быстро входит С а л и х о в.

С а л и х о в. Сахатов! (Уходит обратно.)

О г у л б и к е (растерянная, Багты). Беги переодеваться! Стой! Во все новое!

Багты уходит. Огулбике охорашивается. Идут С а л и х о в с С а х а т о в ы м.

С а л и х о в. Знакомьтесь. Моя жена.

С а х а т о в. Очень рад! Какой богатый стол! Это вы, дорогие родители, хорошо придумали — праздник. Молодой человек вступает в жизнь — пускай запомнит. А где же виновник торжества?

О г у л б и к е. Он за своей девушкой поехал.

С а х а т о в. О, это уважительная причина. И если он по этой причине задержится, мы сердиться не будем. А? (Смеется. Салихову.) Да и вы, товарищ Салихов, можно сказать, виновник торжества.

С а л и х о в. Если сыну — уважение, то и отцу — почет.

С а х а т о в. Справедливо! Если подумать, в самом деле почет. (Берет бутылку со стола.) Ого! Пять звездочек! Уважаешь?

С а л и х о в. По правде говоря, не очень.

С а х а т о в (покачав головой). Ай-ай!

С а л и х о в. Разве только по серьезному поводу и если уж с очень хорошим человеком.

С а х а т о в. Ну, я как раз такой человек! (Смеется. Берет другую бутылку.) «Ясман-Салык». Вот это вино, доброе вино, легкое, ароматное!

О г у л б и к е. Посидите, пожалуйста, пока молодежь соберется, а мне надо по хозяйству.

С а х а т о в. Долго не задерживайтесь! Без женского общества какое же веселье? А? (Смеется.)

Огулбике уходит.

Уши мне прожужжали со статьей твоего сына: «Ученая статья!», «Умная статья!» Да мне все некогда было прочесть. Сегодня прочел. Мало сказать, умная, — смелая, честная!..

С а л и х о в. Я первый это сказал, товарищ Сахатов. Как только прочел, так и сказал: молодец, Батыр!

С а х а т о в. Так и сказал?

С а л и х о в. Так и сказал.

С а х а т о в. Вот это серьезный повод выпить. (Разливает вино.)

С а л и х о в (наливает себе коньяк). Повод.

Пьют.

Как же! Только он принес мне свою статью, я ее тут же прочел и говорю: смелая статья, молодец Батыр! Мы, товарищ Сахатов, хоть и не философы, а разбираемся.

С а х а т о в. Еще бы!

С а л и х о в. И это повод выпить. А?

С а х а т о в. Значит, он дал тебе на суд свою статью? Приятно видеть такое доверие сына к отцу.

С а л и х о в. Как же, как же! Принес, советовался, к моему опыту прибегал.

С а х а т о в. Ну, а ты? Не сказал ли ему: вон тут — смягчи, там — поправь, здесь — убери. А? (Грозит пальцем, смеется.)

С а л и х о в. Ты думаешь, я помогал ему писать? Ни-ни! Я считаю, что если ты даже с чем-нибудь не согласен, что-нибудь не по тебе, пускай! Молодому человеку простор надобен. Учись отвечать за себя. Если ребенка всегда за руку держать — он ходить не научится!

С а х а т о в. Это делает тебе честь, товарищ Салихов!

С а л и х о в. И это повод. (Пьет.)

С а х а т о в. Я вижу, товарищ Салихов, хоть ты вина не уважаешь, а поводов выпить у тебя, слава богу, хватает. (Смеется.) И все-таки, признайся, обидно тебе было, когда прочел статью сына? А? Как-никак задело… (Показывает на грудь.) А? (Смеется.)

С а л и х о в. Задело, товарищ Сахатов! Да и как не задеть? Отец, что скрывать, на месте топчется, а сын вон куда шагнул. И сладко, и горько.

С а х а т о в. И это верно. И все же я скажу: сладко. Много в этом слове — сын. Сын!

С а л и х о в. Так только отец может сказать. Сразу видно, что у тебя сын.

С а х а т о в. Был. На войне погиб. В возрасте твоего Батыра на фронт ушел.

С а л и х о в (тронут). Горе какое…

С а х а т о в. Ничего, товарищ Салихов! Своих детей нет, на чужих радоваться будем. Твоего Батыра на ноги поставим. Выпьем за детей, друг Салихов, и чтоб войны не было!

Пьют.

С а л и х о в. Ах, товарищ Сахатов! Пока люди устроят свою жизнь как надо, немало натерпятся. Вот и у меня в гражданскую брат погиб. Вместе под Каахка дрались, когда англичан гнали.

С а х а т о в. И я под Каахка воевал. А потом в Джебеле, в штабе политотдела работал.

С а л и х о в. В Джебеле? Товарищ Сахатов, родной, да и я там с кавалерийским полком стоял.

С а х а т о в. Постой-ка, постой! Не о тебе ли я тогда слыхал? Как сейчас помню, про одного Салихова рассказывали, отважного бойца. Дай вспомнить, кто говорил…

С а л и х о в. Не Волошин ли?

С а х а т о в. Точно, Волошин!

С а л и х о в. Наш комиссар.

С а х а т о в. Вот как оно бывает. Молодыми в двух шагах друг от друга были, а пока довелось встретиться — состарились. А Волошин геройский был человек. Помнится, песню он одну любил. Из России, с фронта привез. Все мы ее тогда разучили, хоть и плохо русский язык еще знали.

С а л и х о в (запевает).

С а х а т о в (подпевает).

С а л и х о в и С а х а т о в (вместе).

С а х а т о в. Эх, друг Салихов, что может быть лучше старой боевой песни?

С а л и х о в. Вот так повод выпить!

Смеются, пьют, встают и обнимаются. Входит Б а т ы р, увидев их, пятится.

Пойдем, пока соберутся, я тебе дом свой покажу, поглядишь, как живу.

С а х а т о в. И сад покажи! Обожаю сады. Не был бы я редактором, обязательно пошел бы в садовники.

Смеются. Сахатов идет в сад, за ним Салихов. О г у л б и к е, войдя в двери, шепотом подзывает Салихова.

О г у л б и к е. Назар, а Назар?

С а л и х о в. Ну, что тебе?

О г у л б и к е. Как дела идут?

С а л и х о в. Хорошо идут, отстань! (Про себя.) Хорошо-то хорошо, а на душе погано. Словно гадость какую-то съел. Эх!.. (Уходит в сад.)

О г у л б и к е. Говорит: хорошо, а сам кислый.

Входит Д ж е р е н в белом платье, в руках шляпа.

Джерен-джан, наконец-то! Где же ты была? Батыр как сумасшедший побежал к тебе, а тебя дома не оказалось, он как сумасшедший обратно. Места себе не находит.

Д ж е р е н. Я отлучилась ненадолго из дому, не ждала его так скоро… (Опустив голову.) Рассердился?

О г у л б и к е. Ужасно рассердился!

Вбегает Б а г т ы.

Б а г т ы. Джерен! (Громко.) Батыр, Батыр!..

Д ж е р е н (зажимает ей рот). Шш!..

О г у л б и к е. Беги, Багты, на кухню, взгляни на плов, не подгорел бы… Постой! Батыру не говори, что Джерен пришла.

Багты уходит.

Сейчас увидишь, как он на тебя сердится. Стань там, в тени. (Кричит.) Батыр! Батыр!

Входит Б а т ы р.

Б а т ы р. Джерен звонила?..

О г у л б и к е. Да, да…

Батыр бросается к телефону.

Уже положила трубку.

Б а т ы р. Рассердилась, что я не дождался ее?

О г у л б и к е. Ужасно рассердилась!

Б а т ы р. Где она?

О г у л б и к е. Ее куда-то вызвали, даже не сказала куда.

Б а т ы р (уходя). Я разыщу ее!

О г у л б и к е. Где же?

Б а т ы р. На вершине Копет-Дага, на дне Аму-Дарьи, на краю света!

О г у л б и к е. Приятно ей будет услышать такие слова.

Б а т ы р. Только посмей сказать! Знаю я твой язычок.

О г у л б и к е. Зачем мне говорить? Это и без меня дойдет до ее ушей. (Смотрит в сторону Джерен.)

Б а т ы р (повернувшись). Джерен! (Кидается к ней.)

Д ж е р е н. Батыр! (Останавливаются, застеснявшись матери.)

О г у л б и к е. Да уж обнимайтесь, обнимайтесь! Ну, обнимайтесь, я отвернусь! (Отворачивается.) Сейчас же обнимитесь! (Топает ногой.)

Батыр обнимает Джерен и уводит ее в дом. Огулбике, улыбаясь, глядит им вслед.

Самая большая радость — это счастье твоего ребенка.

Входит Х а й ы т о в.

Х а й ы т о в. По всему городу разыскивал редактора Сахатова, а он, оказывается, здесь. Устал я, как ишак Насреддина.

О г у л б и к е. Ну так отдохни, поешь холодной курицы. Пива налить?

Х а й ы т о в. Горючее мне не полагается.

О г у л б и к е. Сегодня выходной день — можешь себе позволить.

Х а й ы т о в. Кому выходной, а кому — трудовой.

О г у л б и к е. Ну, лимонаду?

Х а й ы т о в. Лимонад можно. Ох, устал!

О г у л б и к е. Отчего ты устал, не пойму. Другое дело, если бы ты пешком ходил, а то целыми днями катаешься, развалясь в машине.

Х а й ы т о в. А вы посидите на моем месте. (Вскакивает со стула.) Вах, голова! Клычев ждет в редакции. И попадет же мне! (С ножкой курицы в одной руке, с бутылкой в другой кидается к выходу, в дверях сталкивается с Клычевым.)

К л ы ч е в. А, вот где ты, голубчик, прохлаждаешься!

Х а й ы т о в. Виноват товарищ Клычев!

К л ы ч е в. Я еще виноват? Успел бы после пожрать.

Х а й ы т о в. Успел бы пожрать товарищ Клычев.

К л ы ч е в (отстраняет Хайытова, спешит к столу и одобрительно его рассматривает). Сахатов приехал?

О г у л б и к е. Они с Назаром в саду.

К л ы ч е в. Хайытов, пойди-ка позови хозяина, скажи — срочное дело.

Хайытов выходит.

О г у л б и к е. Что за дело в выходной день?

К л ы ч е в. Я готов пожертвовать обедом, лишь бы его не было!

О г у л б и к е. Такое важное дело?

К л ы ч е в. Налей рюмочку!

О г у л б и к е. Налей себе сам, у меня плов сгорит. (Уходит.)

Входит С а л и х о в.

С а л и х о в. Что с тобой, Гелды?

К л ы ч е в. Со мной? Ничего. Ты спроси: что с тобой?

С а л и х о в. А что со мной?

К л ы ч е в. С тобой худо.

С а л и х о в. Говори скорее!

К л ы ч е в. Я не могу говорить скорее, во-первых, потому, что быстрота речи мешает процессу пищеварения, а во-вторых, потому, что я хочу тебя подготовить, а не сразу нанести удар, поскольку я твой друг, а не кто-нибудь. Подвинь курицу!

С а л и х о в. Наноси удар, только не томи!

К л ы ч е в. Удар нанесен в статье твоего сына.

С а л и х о в. Удар?

К л ы ч е в. Намек. Коварный намек на твое возмутительное управление трестом.

С а л и х о в. Вздор! Я читал статью и никакого намека не заметил.

К л ы ч е в. И я не заметил, когда читал. Оказывается, этот хитрец после дописал. И когда я ознакомился с тем, что он дописал, волосы встали дыбом.

С а л и х о в. Гелды, помилуй! Ведь статья эта завтра будет напечатана.

К л ы ч е в. Да, будет напечатана. (Вынимает из кармана газетные гранки.) Вот оттиск. Полюбуйся, пахнет свежей типографской краской! Обожаю этот запах. (Выпивает.)

С а л и х о в (рассматривает гранки, читает). «Батыр Салихов». «Пережитки капитализма». Так это относится ко мне? Я погиб.

К л ы ч е в (пряча гранки). Ты спасен! И еще можешь стать заместителем министра. Завтра статья появится, но это будет не та статья. Вот этой вот мужественной рукой я выкинул к собакам все его безобразные намеки. Подай-ка мне дыню!

С а л и х о в. Прямо как обухом по голове!

К л ы ч е в. Когда Сахатов приказал отредактировать статью и привести в порядок, как это полагается в таких случаях, я просил его поручить редактирование мне, сказал, что сделаю это бережными руками, как старый друг семьи Салиховых. Сахатов согласился, потому что я тоже был некогда редактором. И он должен сказать мне спасибо, ибо сам настолько увлекся философскими рассуждениями автора, что пропустил не имеющие отношения к делу иллюстрации. А сейчас можно и выпить.

С а л и х о в. И выпить, и обняться.

Обнимаются.

Спасибо, друг!

Пьют.

Не могу прийти в себя. И как это он? Ведь если отца высекут, то и у сына зачешется. Неужели он не сообразил — раз Салихов Назар лишится своих благ, то и Салихову Батыру худо будет? Дурак он, что ли?

К л ы ч е в. Философ!

С а л и х о в. Интересно все же, что он там написал?

К л ы ч е в. Если тебе охота увидеть эту галиматью, пошарь в его столе, наверняка осталась копия.

С а л и х о в. Поищу! (Идет к дверям, возвращается.) Нет, ты только подумай! Меня, который собственноручно уничтожил капитализм, он объявляет пережитком капитализма. Где же здесь логика, спрашиваю я тебя?

К л ы ч е в. Ну! Была бы логика, я бы не редактировал.

Салихов уходит. Входит Б а т ы р.

Б а т ы р. Здравствуйте, Гелды-ага!

Клычев недружелюбно бурчит.

Вы не в духе?

Клычев снова ворчит. Батыр наливает ему коньяку.

Выпейте и сразу будете в духе.

К л ы ч е в. Я-то буду в духе, а из тебя его сейчас вышибут.

Быстро входит С а л и х о в.

С а л и х о в (читая на ходу рукопись, Батыру). Ага! Ты уже вернулся?

Б а т ы р. Вернулся, отец.

С а л и х о в. Я не отец, а пережиток капитализма. (Потрясая рукописью.) Что это значит? Я тебя спрашиваю.

Б а т ы р. Зачем ты трогал мои бумаги, отец?

С а л и х о в. Я с твоими бумагами вот что могу сделать. (Комкает статью, бросает на пол, топчет.) Вот так, вот так, вот так! И с тобой самим могу так поступить. Предатель! Выставил мое имя, имя Салихова, на всеобщее посмешище!

Б а т ы р. Там даже и не упоминается твое имя, отец. Просто приведены примеры. Почему ты решил, что их припишут только тебе?

С а л и х о в. Он еще спрашивает, почему? А кто «в рабочее время охотится на птичек, когда все честные люди занимаются полезным делом»? Кто «гоняет без толку казенную машину, когда она позарез нужна в учреждении»? Кто «гноит десятки тонн стройматериалов, когда в городе, встающем из пепла, каждый килограмм цемента на вес золота»? Да каждый дурак скажет — это Салихов, не кто другой, как Салихов!

Б а т ы р. Отец, ты сам сейчас признаешь…

С а л и х о в. Ничего не признаю! Не увидишь ты своей статьи в газете, как ушей своих!

Б а т ы р (в недоумении). Не увижу? Как? Товарищ Клычев?

К л ы ч е в (Салихову). Сядь, успокойся!.. (Батыру.) И ты сядь!.. (Рассаживает их.) Неужели нельзя спокойно обсудить?.. (Батыру.) Увидишь ты свою статью в газете, но, конечно, в том виде, в каком сочтет целесообразным поместить редакция. Понял?

Б а т ы р. Понял! Понял все!

К л ы ч е в. Авторитет Назара Салихова — это тебе, молодой человек, не глина, из которой ты можешь лепить, что тебе взбредет. Если бы ты глубже заглянул…

Б а т ы р. Я уж заглянул… когда управляющий Салихов и редактор Сахатов здесь обнимались.

С а л и х о в. Замолчи сейчас же!

К л ы ч е в (Салихову). И ты помолчи!.. А теперь слушайте оба! Худой мир лучше доброй ссоры. В вашем доме гость, большой человек. Если вы не хотите покрыть ваш дом, весь ваш род несмываемым позором, возьмите себя в руки, как подобает мужчинам, и будьте добрыми хозяевами.

Б а т ы р. Я вообще могу уйти.

С а л и х о в. Никуда ты не уйдешь!

К л ы ч е в. Как это ты можешь уйти, когда в твою честь ужин и ради тебя обеспокоилась такая почтенная особа? Веди себя учтиво, скромно, не дерзи! С коротким языком — жизнь длиннее.

Б а т ы р. Я звука не пророню…

К л ы ч е в. Ты, Назар, снизойди к сыну, сам видишь, он еще дитя. Ни словом, ни взглядом не омрачи праздника. Ну, вы тут поговорите, а я пойду позову остальных. Пора за стол! С утра маковой росинки во рту не было! (Уходит.)

Салихов и Батыр сидят напротив друг друга, взгляды их то встречаются, то расходятся — немая сцена. Возвращается К л ы ч е в с О г у л б и к е, Д ж е р е н и Б а г т ы.

К л ы ч е в (Салихову). Иди зови гостя! Столько времени гулять по саду и не закусить — чистое безумие!

С а л и х о в. Бот он сам… (Идет навстречу входящему Сахатову.)

С а х а т о в. Ого! Все уже в сборе. (К Батыру.) Герой дня? (Здоровается с ним.) Хочу, чтоб наше личное знакомство было столь же приятно, как и заочное. (Смеется. Глядит на Джерен.) Эта красавица?…

О г у л б и к е. Гостья Батыра и его…

Б а т ы р. Мама!..

С а х а т о в. Мама, в самом деле! Зачем рассказывать то, о чем все догадываются. (Смеется, смотрит на Багты.) Дочь? Судя по ее застенчивому виду, должно быть, разбойница.

К л ы ч е в. От вас ничего не укроется, товарищ Сахатов.

С а х а т о в. Ничего. Даже то, например, о чем вы сейчас думаете: когда же наконец гость от слов перейдет к делу? (Указывает на стол.)

Смех. Все усаживаются.

С а л и х о в. Огулбике, неси плов!

Огулбике уходит.

Гелды, ты тамада. Мужчинам — коньяк, женщинам — вино, моей дочери — лимонад, Хайытову — боржом.

С а х а т о в. Почему Хайытову воду? Охраняете его здоровье?

С а л и х о в. Нет, здоровье тех, кого он будет сегодня развозить по домам. Гелды, скажи-ка речь в честь нашего гостя, и пусть каждое твое слово будет как хороший глоток вина.

С а х а т о в. Лучшее слово — краткое, а лучший глоток — долгий.

Х а й ы т о в. Ур-ра!..

С а х а т о в (указывая на Хайытова). Вот и вся речь и больше не надо.

Клычев хочет что-то сказать.

Нет, нет! А еще ходатайствую перед тамадой — выдать Хайытову вина.

К л ы ч е в. Ходатайство удовлетворено. Хайытов, наливай себе!

Все пьют.

Х а й ы т о в (снова наливает себе). За здоровье тех, кого я сегодня повезу. (Пьет.)

О г у л б и к е несет плов.

С а х а т о в. Где появляется плов, там все прочие блюда отступают с позором. (Запевает.)

Тост! (Глядя на Огулбике.) Прошу поднять бокалы за волшебные руки, которые приготовили это прекрасное блюдо! Хайытов, вот сейчас уместно закричать «ура».

Х а й ы т о в. Ур-ра!..

Все смеются.

О г у л б и к е. Спасибо всем! Если что не так — не взыщите.

Все пьют.

К л ы ч е в. Песня была, а вот танцев не было.

Х а й ы т о в. Я хочу! (Вскакивает.)

К л ы ч е в. Сядь! (Смотрит на Джерен.) Пусть станцует та, которая предназначена для этого самой природой.

Б а г т ы (кидается к Джерен). Джерен-джан!

В с е. «Пиала»! «Пиала»!

Сахатов подходит к Джерен и протягивает ей пиалу. Багты садится за рояль. Джерен танцует танец «Пиала», все хлопают в такт, аплодисменты.

С а х а т о в. Спасибо, Джерен! Я видел много красивых движений — движение песков в пустыне, волн на море, движение распускающегося лепестка, полет птицы, но самые красивые движения — это движения девушки. Желаю вам, Джерен, чтобы ваша жизнь с Батыром была красива, как ваш танец!

Все аплодируют.

Хорошо у тебя, товарищ Салихов! Давно я так не веселился. А сам ты чего-то скучный. Словно тень легла на твое лицо.

К л ы ч е в. То тень от тучи, которая нависла над его головой, а какой тучи, вам, товарищ редактор, хорошо известно.

С а х а т о в. А? (Смеется.) Догадываюсь. Зачем же так мрачно? Туча пройдет, и снова выглянет солнце, а? (Смеется.)

К л ы ч е в. Назар! Что я тебе говорил? Каков человек наш редактор! А ты было духом пал.

С а л и х о в. Как не пасть духом, когда целая газетная дивизия, или, как ее там, бригада, направила свои штыки против одного человека?

К л ы ч е в. Да, но ты забываешь, что есть редактор, наш мудрый товарищ Сахатов. Для него человек — это не конфета — сунул в рот и нет ее. (Ест конфету.) Что у нас, товарищи, главное, какой наш капитал самый ценный? Человек! Верно я говорю, товарищ Сахатов?

С а х а т о в. Верно, товарищ Клычев. (Смеется.)

К л ы ч е в (Салихову). Вот видишь? Всем известны твои заслуги. А заслуги — это не ягодка (берет изюм), проглотил и забыл. Верно я говорю, товарищ Сахатов?

С а х а т о в. Верно, товарищ Клычев. (Смеется.)

С а л и х о в. Спасибо, товарищ Сахатов! Ты возвращаешь мне здоровье! Поверь, я сам сознаю, что не без греха.

С а х а т о в. Как не сознавать? Двадцать тонн цемента — это не яблочко (берет с подноса яблоко), хам, и нет его, а? (Смеется, передает яблоко Клычеву.) А механизмы, брошенные под открытым небом? Тоже, как говорится, не фунт изюму. Жилые дома, наконец, в каком виде сдаются? Ведь жить будет в них советский человек — самый ценный капитал. А, товарищ Клычев? (Смеется.)

К л ы ч е в. Верно, товарищ Сахатов! И разумный вывод — ознакомить Салихова с материалами бригады, пусть примет к руководству.

С а х а т о в. Обязательно! Дня через два, от силы три…

С а л и х о в. Спасибо, товарищ Сахатов!

С а х а т о в. …Материалы будут напечатаны в газете.

Салихов и Клычев растерянно переглядываются.

Ну, что вы скисли? Хайытов, танцуй!

Х а й ы т о в. Он готов! Багты, лезгинку! Огулбике-эдже, нож!

Салихов и Клычев обескуражены. Багты играет лезгинку. Хайытов свирепо танцует, размахивая ножом, ему хлопают в такт. Сахатов не выдерживает и тоже идет плясать. В разгар танца встает перед Салиховым и машет рукой Багты и Хайытову, чтобы они остановились.

С а х а т о в. Салихов! Что ж ты приуныл? Куда это годится?

Хайытов уходит в угол, где он сидел в начале первого действия, и вскоре начинает дремать.

С а л и х о в. Ах, товарищ редактор! Скала позора обрушивается на мою седую голову, а ты еще спрашиваешь, почему я приуныл. Что мне до простора вселенной, если сапог жмет?

С а х а т о в. Ну, хватил! Позорить тебя мы не дадим. Правда, бригада допустила в статье по твоему адресу ряд резких выражений, но есть обстоятельства… они позволят мне их смягчить, а то и вовсе устранить.

К л ы ч е в (встает, в восторге). Я знал, что так будет!

Б а т ы р (мрачнея). Я тоже знал, что так будет.

С а х а т о в (продолжает). Мы, конечно, не вправе скрыть от народа твоих проступков. Но, зная твое отношение к ним, вправе осветить их так, чтоб не убивать тебя в общественном мнении. Твой сын, как честный человек, не утаил того, что было ему известно. Это делает ему честь. И тебе делает честь, и, пожалуй, большую, поскольку ты достойно оценил гражданский подвиг своего сына и даже устроил этот ужин. Кстати, Клычев! Я просил вас захватить с собой оттиск статьи Батыра. Покажите его автору.

К л ы ч е в. Успеет завтра прочесть.

С а х а т о в. Давайте, давайте! Автору всегда приятно увидеть свой труд напечатанным.

Б а т ы р. Я лично не испытываю подобного удовольствия.

Д ж е р е н (со смехом). Ой, как важничает!

Б а г т ы. Притворяется, притворяется!

О г у л б и к е. Мне-то можно показать. Я — мать.

Б а г т ы. И мне, я сестра.

Д ж е р е н. И мне… (Смутилась.)

С а х а т о в. Клычев!

К л ы ч е в (хлопает себя по карманам). Ой, кажется, забыл.

Б а г т ы (вытаскивает за кончик статью из кармана Клычева). Не она ли?

С а х а т о в. Она самая! (Берет у Багты статью, помахивает ею.) Вот и повод выпить, как говорит товарищ Салихов. Прошу встать!

Все встают.

(К Батыру.) Ну, сынок…

Все тянутся с бокалами к Батыру. Батыр медлят, затем ставит свой бокал обратно и выходит из-за стола.

С а л и х о в (громко). Батыр!

Б а т ы р (Сахатову). Простите, но мне противна эта игра, еще раз простите, это — комедия.

С а х а т о в. Какая игра?

Б а т ы р. Ваша.

С а л и х о в. Да как ты смеешь, мальчишка?..

С а х а т о в. Не мешайте ему, пусть скажет.

Б а т ы р. И скажу. На словах вы хвалите одного за его гражданский подвиг, как вы сами красиво выразились, а на деле покрываете другого под влиянием, очевидно (показывая на стол), вот этих обстоятельств. (К Джерен.) Я не важничаю, Джерен. То, о чем здесь говорилось, из статьи выброшено. (Передает ей статью.) Убедись сама!

С а х а т о в. Как это выброшено? (К Джерен.) Дайте-ка сюда статью! (Батыру, надевая очки.) Что-то вы не то говорите! (Просматривая статью.) Клычев! В чем дело?

К л ы ч е в. Товарищ Сахатов, плов остывает, вино на столе.

С а х а т о в. Куда девались примеры, приведенные Батыром?

К л ы ч е в. Я их отредактировал.

С а х а т о в. Вы это называете отредактировать? Я это называю иначе. Самое дорогое в статье — образец гражданского мужества — вы осмелились выбросить!

Б а т ы р. Товарищ Сахатов! Простите мне мои слова!

С а х а т о в. Я виноват, Батыр. Я доверился этому недостойному человеку. (К Салихову.) Как тебе это нравится? Ты мужественно принял самокритику, а этот угодник поспешил к тебе со своими жалкими услугами! Что ты скажешь, товарищ Салихов?

С а л и х о в (растерянно разводит руками). Да…

С а х а т о в. Мы оба с тобой наказаны! Я тем, что выбрал себе такого сотрудника, а ты тем, что выбрал такого друга. А, товарищ Салихов?

С а л и х о в. Да…

О г у л б и к е. Ай, Клычев, позор какой!

Д ж е р е н. Да!..

К л ы ч е в (разозлившись). Что — да? Что — да, да? А кто пришел в ярость, узнав, что Батыр вписал эти примеры? Не Назар ли Салихов? Кто обнимал и целовал меня за то, что я вычеркнул эти примеры? Кто, наконец, соорудил это пиршество в надежде склонить на свою сторону редактора Сахатова?

Х а й ы т о в (спросонья). Ур-ра!..

С а х а т о в (Салихову). Это правда?

Салихов молчит.

Я спрашиваю, правда?

Салихов молчит. Пауза.

Значит, правда… (Ходит по комнате.) Запутался ты, Салихов. Была у тебя возможность выбраться из этой путаницы честно, смело, как подобает коммунисту. Родной сын тебе руку протянул. А ты выкручиваться стал. И что толку? Чего ты добился? Статью эту (показывает на статью Батыра) завтра мы опубликуем полностью и материалы бригады тоже поместим, только найдем против тебя слово поувесистее, потяжелее… Обидно, правда, ты как-никак достойным был человеком. Боюсь, теряешь ты самое ценное — чувство гражданского долга. (Пауза.) А сейчас прошу извинения у хозяйки дома и у всех присутствующих. За хлеб-соль спасибо! (Помедлив, Салихову.) Салихов, Салихов! Я к тебе с открытой душой пришел, молодость с тобой вспомнил, песни пел… Эх, ты!.. (Уходит.)

Джерен и Батыр провожают Сахатова. Длинная пауза.

Б а г т ы. Вот так веселый гость! (Всхлипывает.)

Д ж е р е н и Б а т ы р возвращаются.

О г у л б и к е (схватившись за голову). Беда! Прогонят теперь тебя со службы! (Всплеснув руками.) Машину отнимут! Весь город будет смеяться над нами. А главное, я на курорт не поеду.

С а л и х о в. Слыхали? Дом рухнул, землетрясение, а она — курорт.

О г у л б и к е. А как же? Во всем ты сам виноват. Да, да! Прав был редактор. Бездельником ты стал, бездельником, бездельником! Вот до чего довели тебя твои коньяки, твои ружья!

С а л и х о в. И коньяки долой! (Швыряет на пол бутылки.) И ружье к черту! (Срывает с гвоздя ружье.)

Батыр, Клычев, Багты пытаются удержать его. Салихов хватил ружьем о столб беседки. Раздался выстрел, ружье — пополам.

Х а й ы т о в (вскакивает от звука выстрела). Готов, товарищ Салихов!

Б а т ы р. Отец, ружье-то чем провинилось?

С а л и х о в (обессиленно смотрит на сына). Сын, что делать? Что делать?

Батыр берет его под руку. Багты с другой стороны прижимается к нему.

Б а т ы р. Будем думать, отец, будем думать.

Батыр и Багты уводят Салихова. Огулбике, Джерен, Клычев идут за ними.

Х а й ы т о в (глядя на эту процессию). С каким почетом повели Салихова! (К публике.) Не иначе, как назначили заместителем министра…

З а н а в е с.

1953

Перевод Ю. Юзовского.