Разведка и другие тайные службы древнего Рима и его противников

Глава lll Картография и разведка местности, а также использование знаний географии и астрономии в военном деле Древнего Рима

Знание местности всегда имело огромное значение для ведения войны, и римские полководцы всегда уделяли большое внимание изучению местности. Делалось это всеми возможными способами. Сведения поступали и от купцов, и от путешественников, и от специально посланных для разведки местности людей. Римские военачальники старательно выведывали сведения об особенностях будущего театра военных действий у местных жителей, у пленных и перебежчиков, а если было возможно, то и сами всегда осматривали места предстоящих сражений, а также дороги, по которым собирались вести войска. Некоторые успешные операции римских войск стали возможны исключительно благодаря умело проведённой разведке местности. Одной из таких операций был захват римлянами Нового Карфагена, располагавшегося на месте современного испанского города Картахена. Этот город долгое время был оплотом карфагенян в Испании. Но в 210 г. до н. э. к стенам Нового Карфагена подошла римская армия во главе с Публием Корнелием Сципионом (тем самым, что через восемь лет разгромит Ганнибала и, завершив вторую Пуническую войну, войдёт в историю как Сципион «Африканский» Старший). За два года до этого в боях с карфагенянами погибли его отец, тоже носивший имя Публий Корнелий Сципион, и дядя, Гней Корнелий Сципион. Но молодой Публий Сципион, которому было тогда всего 24 года, оказался гораздо более умелым и удачливым полководцем, чем его отец и дядя.

Новый Карфаген был ключом ко всей Испании. Как пишет Тит Ливий: «Город этот и сам по себе был богат, а враги ещё оставили там всё, чего требует война: было оружие, были деньги, были заложники со всей Испании. Отсюда было очень удобно переправиться в Африку: гавань была достаточно вместительна для любого флота и чуть не единственная на испанском побережье, обращённая в сторону нашего моря[42]» [Т. Liv., XXVI, 42, 3–4]. Сципион не только осадил Новый Карфаген с суши, но и блокировал его с моря, поручив командовать всем имевшимся в Испании римским флотом своему легату Гаю Лелию. Город располагался на полуострове и имел крепкие и высокие стены, но карфагенские военачальники не позаботились о том, чтобы укрепить подступы к городу со стороны образованного полуостровом залива. На это и обратил своё внимание Сципион. Сперва он предпринял попытку штурмовать город с суши. Карфагеняне легко отбили штурм, после чего успокоились, поверив, что «город не взять ни лестницами, ни осадой: укрепления надёжны, и у карфагенских полководцев будет время прийти на помощь городу» [Т. Liv., XXVI, 45, 5]. Это и нужно было Сципиону. «Едва улеглась суматоха, как Сципион распорядился взять лестницы у раненых и утомлённых и со свежими силами идти на приступ. Ему донесли, что начался отлив; от тарраконских рыбаков, избороздивших всю лагуну на лёгких челноках и двигавшихся вброд там, где челноки садились на мель, он знал, что по мелководью легко подойти к стенам. Он взял с собой пятьсот воинов; около полудня начался отлив, а тут ещё поднявшийся сильный северный ветер погнал воду туда же, куда она и сама отходила, и так обнажил отмели, что вода была где до пупа, а где даже чуть повыше колен. Обо всём этом Сципион разузнал заранее, но объявил знамением: боги-де отвели море и спустили воду в лагуне, чтобы открыть перед римлянами путь, ещё никому не хоженный, и он приказал, следуя за Нептуном, пойти прямо через лагуну к стенам» [Т. Liv., XXVI, 45, 6–9]. Все силы защитников города были направлены на то, чтобы отбить атаку от стен, а со стороны лагуны сопротивления не было вовсе — карфагеняне считали, «что сама природа достаточно защищает город, — не было ни караула, ни сторожевого поста» [Т. Liv., XXVI, 46, 2]. Беспрепятственно войдя в город через лагуну, отборный отряд, посланный Сципионом, быстрым шагом прошёл к воротам и, взломав их, впустил римскую армию в город. После недолгого сопротивления застигнутые врасплох горожане сдались.

В плен к римлянам попало около десяти тысяч свободнорождённых карфагенян и их союзников, а также множество рабов. Чрезвычайно важным было и то, что к римлянам попали все находившиеся в Новом Карфагене заложники, взятые ранее карфагенянами у испанцев: после этого многие из испанских племён, воевавших на стороне Карфагена, перешли на сторону римлян. В гавани римляне захватили восемь военных кораблей. Помимо этого «взято было огромное военное снаряжение: сто двадцать очень больших катапульт и меньших двести семьдесят одна, двадцать три больших баллисты и пятьдесят две меньших; очень много оружия; семьдесят четыре знамени. Сципиону принесли груду золота и серебра: двести семьдесят шесть золотых чаш (каждая весом почти в фунт); серебра в слитках и монете восемнадцать тысяч триста фунтов, большое количество серебряной посуды. Всё это квестор Гай Фламиний пересчитал и взвесил. Захватили четыреста тысяч модиев~ пшеницы и двести семьдесят тысяч моднее ячменя, отбили у врагов шестьдесят три грузовых судна, некоторые были нагружены зерном, оружием, бронзой и ещё железом, холстом, спартом[43] и разным судостроительным материалом. По сравнению со всем этим богатством Новый Карфаген сам по себе стоил малого» [Т. Liv., XXVI, 47, 5—10].

Захват Нового Карфагена был одним из наиболее тяжёлых поражений карфагенян и одной из наиболее лёгких и значительных побед римлян, а удался он лишь благодаря умело организованной римлянами разведке местности и невнимания к этому вопросу со стороны карфагенян, которые имели все возможности предотвратить катастрофу.

В рассказе Тита Ливия о взятии римлянами Нового Карфагена важно отметить, что Публий Сципион не только правильно и всесторонне организовал разведку местности и не только умело использовал полученные в результате разведки сведения для выбора направления главного и вспомогательного ударов, но и сумел весьма эффективно использовать эти сведения для поднятия боевого духа своих солдат, изобразив непонятное для простых воинов природное явление — отлив, обнаживший подходы к городу, как благоволение богов.

Римляне в массе своей были очень набожны и суеверны. Пользуясь этим, римская знать, которая в период расцвета Рима была весьма образована, нередко успешно использовала фундаментальные знания по географии и астрономии в сугубо практических, в том числе и в военных, целях. Знамениями, благоприятными или неблагоприятными, когда это было нужно, объявлялись приливы и отливы, землетрясения, извержения вулканов, появление комет и, конечно же, лунные и солнечные затмения.

Наиболее удивительным представляется не то, что римские политики и полководцы умели ловко трактовать в свою пользу любые обычные и необычные природные явления, а то, что они уже тогда часто умели правильно рассчитать не только время морских приливов, что было довольно несложно, но и время лунных затмений, что требовало серьёзных и глубоких научных знаний. Например, римский историк и военный теоретик Секст Юлий Фронтин, указывая в своих «Стратагемах», «как рассеять страх, внушённый солдатам неблагоприятными предзнаменованиями», сообщает, что некий Гай Сульпиций Галл, «чтобы солдаты не восприняли предстоящее лунное знамение как дурное предзнаменование, заранее о нём предупредил, объяснив основания и причины затмения» [Front. «Strat.», I, XII, 8].

Неискушённый читатель может счесть упоминание об этом чем-то малозначительным и не обратить внимание на столь короткое сообщение. Однако это вовремя сделанное разъяснение римским солдатам редкого небесного явления сыграло немалую роль в римской, да и вообще во всей античной истории. Дело в том, что это затмение случилось в 168 г. до н. э., в ночь перед битвой при Пидне. Войска римского консула Луция Эмилия Павла готовились к сражению с армией македонского царя Персея. Война шла уже четвёртый год. За это время сменилось несколько римских главнокомандующих, а римлянам всё никак не удавалось добиться перелома в свою пользу. Римские союзники, изнемогавшие под тяжестью военных расходов, начинали роптать, да и в самом Риме зрело недовольство затянувшейся войной. Царь Персей стянул к Пидне почти все свои силы, надеясь в случае победы заставить римлян заключить мир. Возможно, что были у царя и более далеко идущие планы: поражение римлян могло бы вызвать восстания их греческих союзников, воевавших на стороне Рима отнюдь не по доброй воле, и повлечь за собой полное изгнание римлян с Балкан.

Сойдясь на поле у Пидны поздно к вечеру, римские и македонские войска не стали сразу затевать сражение, а соорудили укреплённые лагеря. Но если ранее и римляне, и македоняне нередко уклонялись от сражения, то теперь всем было ясно, что битвы не миновать. Оба войска готовились к бою. Тут-то и пригодились римлянам, казалось бы, весьма далёкие от военного дела знания астрономии. Как пишет Тит Ливий, «как только лагерь был вполне укреплён, Гай Сульпиций Галл, войсковой трибун второго легиона, претор минувшего года, созвал с дозволенья консула воинов на сходку и объявил, что грядущей ночью, между вторым и четвёртым часом ночи, Луна — и пусть никто не почтёт это знамением — исчезнет с неба. И это, говорил Сульпиций Галл, дело закономерное и своевременное, а потому и предузнаваемое, и предсказуемое. Никто ведь не изумляется, когда луна то полным ликом сияет, то на убыли тонким рогом, ибо восход и закат светил — дело известное, и так же точно не следует принимать за чудо, что Луна затмевается тенью Земли. Когда же ночью, накануне сентябрьских нон[44] в указанный час действительно произошло затмение, то римским воинам мудрость Галла казалась почти что божественной; македоняне же усмотрели в случившемся знак недобрый, предвестье падения царства и погибели народа, в чём не разуверил их и прорицатель. Стон и вопли стояли в македонском лагере, покуда Луна, из мрака вынырнув, не засияла снова» [Т. Liv., XLIV, 37, 5–9].

Неудивительно, что на следующий день римские и македонские войска шли в бой с совершенно разным настроем. Вместо того чтобы победить, македоняне потерпели сокрушительное поражение, после которого царь Персей сдался, а страна была сначала разделена на четыре области, а потом и вовсе превращена в одну из римских провинций.

Конечно же, значительную роль в победе римлян сыграла и отменная выучка войск; много значило и более удобное и универсальное, по сравнению с македонской фалангой, построение римлян легионами и манипулами, позволявшее им лучше маневрировать на пересечённой местности, сохраняя сомкнутый строй; сыграли свою роль и вовремя пущенные римлянами в атаку нумидийские слоны, присланные их союзником, нумидийским царём Масиниссой. Но как бы там ни было, македоняне шли в бой уже заранее сломленные и готовые к поражению, а римляне шли в бой, веря в «божественную мудрость» своих полководцев. Преимущество же это римский консул обеспечил, взяв с собою в поход такого знатока астрономии, как Гай Сульпиций Галл.

Перед битвой при Пидне римскому главнокомандующему было выгодно просто разъяснить солдатам истинную суть явления. Но иногда полководцу, наоборот, было выгодно воспользоваться суеверным страхом солдат. И другой римский полководец, сын императора Тиберия, Друз Младший, поступил при лунном затмении, случившемся 27 сентября 14 г. н э., совсем не так, как Гай Сульпиций Галл. Друз Младший прибыл тогда в Паннонию для усмирения солдатского мятежа. Римские солдаты в Паннонии бунтовали, требуя увеличения платы и улучшения условий службы. Войск для подавления волнений у Друза было недостаточно, а солдатское недовольство могло вот-вот перерасти в открытый мятеж. Но когда началось лунное затмение, суеверные солдаты, видя, как гаснет луна, пришли в ужас, полагая, что это вызвано гневом богини Луны. Как пишет Корнелий Тацит, Друз Младший, «решив, что нужно воспользоваться этими настроениями и обратить ко благу ниспосланное случаем» [Tacit «Annales», I, 28], приказал верным людям обойти палатки мятежников и склонить на свою сторону колеблющихся. Большинство устрашённых погасшей Луной солдат тут же поспешило выразить свою покорность. После этого Друзу Младшему не составило труда расправиться с главарями бунтовщиков и пресечь волнения.

Но наблюдение за Солнцем, Луной и звёздами велось не только для того, чтобы когда-то, при случае, обмануть или успокоить солдат во время солнечных или лунных затмений (это были лишь частные, хотя и весьма интересные случаи использования астрономических знаний). Основные задачи астрономических наблюдений были совсем иными, но тоже весьма прагматичными. Во-первых, это позволяло правильно вести календарь. Жрецам календарь был нужен для своевременного проведения молений и праздников. Земледельцам календарь помогал точно распределять время сельскохозяйственных работ. А полководцам календарь, наряду со знанием местности, был необходим для планирования своих военных кампаний. Кроме того, знание астрономии давало возможность точно определять своё местонахождение. Особенно важно это было для моряков.

Очень большие преимущества давало римлянам сочетание фундаментальных знаний и тщательная организация наблюдения. Вот, например, что, по словам Плутарха, произошло однажды во время третьей Митридатовой войны, когда Митридат VI Евпатор пытался остановить наступление войск римского полководца Гнея Помпея «Великого»: «Хотя у царя было тридцать тысяч человек пехоты и две тысячи конницы, он всё же не решался дать Помпею сраженье. Сначала Митридат расположился лагерем на сильно укреплённой и неприступной горе. Но покинул эту позицию из-за недостатка воды. Гору занял затем Помпей. Предположив по виду растительности и по характеру горных ущелий, что на этом месте должны быть источники воды, он приказал прорыть повсюду колодцы, и тотчас в лагере появилась вода в изобилии; Помпей дивился, как это Митридат за всё время стоянки здесь об этом не догадался. Затем Помпей окружил вражеский лагерь и стал обносить его валом. Митридат выдерживал осаду в течение сорока пяти дней, а затем, перебив неспособных носить оружие и больных, незаметно бежал с лучшей частью своего войска» [Plutarh «Pompeius», 32].

Именно отсутствие у царя Митридата общих фундаментальных знаний о свойствах местности привело к тому, что он покинул выгоднейшую позицию, и, наоборот, именно наличие общих знаний о свойствах местности позволило Помпею сначала занять эту позицию, а затем превратить этот свой успех в победу.

Изучение местности, где предстояло вести боевые действия, велось не только на основании устных и письменных донесений, расспросов и личного наблюдения. И ориентировались римские полководцы не только по солнцу и звёздам. Уже за несколько столетий до н. э. римляне научились пользоваться для этого и картами. К I в. до н. э. каждый знатный римлянин просто обязан был знать основы географии и картографии. Во всяком случае, знаменитый римский историк и географ Страбон (64 г. до н. э. — 24 г. н. э.), справедливо указывая, что у государственного деятеля не всегда бывает время, чтобы досконально изучить суть небесных явлений, а также знать всё о климате и местности, но, тем не менее, в своей «Географии» он писал, что «читатель этой книги не должен быть настолько простоватым и недалёким, чтобы ранее не видеть глобуса или кругов, описанных на нём, из которых одни параллельны, другие описаны под прямыми углами к параллельным, а третьи — наклонны к ним. Читатель также не должен быть так необразован, чтобы не иметь понятия о положении тропиков, экватора и зодиака — области, через которую проходит солнце в своём движении и тем устанавливает различие климатических зон и ветров» [Strabon, I, I, 21].

Первые карты, созданные человеком, были очень непохожи на те, которыми пользуемся мы. Но даже во времена, когда люди ещё не знали железа, они уже пытались рисовать какие-то участки знакомой им местности, отмечать на них то, что было для них наиболее важным. Со временем способы изображения местности на планах и картах совершенствовались. Первые свои карты, вернее планы местности, римляне должны были начать составлять уже при закладке крепостных стен, а стены города были возведены основателем Рима Ромулом. На первых порах римлянам было вполне достаточно наметить, как и где закладывать фундамент, где возводить башни, где дома, а где оставить место для улиц и площадей.

Пока Рим был маленьким городом-государством, потребности в других картах не было. Но с началом римской экспансии, с расширением границ, с созданием новых городов-колоний такая потребность появилась. Римским полководцам необходимо было знать, где находятся вражеские крепости и как лучше выдвинуть к ним войска, какие рода войск и в каком количестве следует задействовать, как и откуда лучше подвозить фураж и продовольствие для своих войск. Для того чтобы решить, на какого противника следует направить удар в первую очередь, а на какого — во-вторую, важно было знать, какими ресурсами те располагают и что у них можно захватить. Чрезвычайно важны были географические знания и при составлении различных мирных договоров. К тому же для управления и своими исконными, и новыми покорёнными землями, для правильного обложения их налогами необходимо было знать их площадь, знать, какую часть этой площади занимают пахотные земли, какую леса, какую сады и виноградники, а какую непригодные к обработке земли, надо было знать, где есть дороги и где их нет.

Насколько большое значение уделяли римляне разведке местности, видно из рекомендаций, которые даёт по этому поводу в своём «Кратком изложении военного дела» Флавий Вегеций Ренат. Полководец, пишет он, «должен иметь очень точно составленные планы тех местностей, где идёт война, так, чтобы на них не только были обозначены числом шагов расстояния от одного места до другого, но чтобы он точно знал и характер дорог, принимал во внимание точно обозначенные сокращения пути, все перепутья, горы, реки. Это до такой степени важно, что более предусмотрительные вожди, как утверждают[45], имели планы тех провинций, которые были ареной их военных действий, не только размеченными, но и разрисованными, чтобы можно было выбрать направление, руководясь не только разумными предположениями, но, можно сказать, видя воочию ту дорогу, по которой они собираются идти» [Veg., Ill, 6].

Картографии в Риме уделяли огромное внимание. Над картой, по которой полководцы могли бы «воочию» видеть «ту дорогу, по которой они собираются идти», должно было трудиться множество людей, ведь картографы того времени не могли использовать ни аэрофотосъёмку, ни съёмку местности из космоса, да и обычных теодолитов у них тогда тоже не было. Но римские картографы умудрялись успешно составлять не только карты владений Рима, но и достаточно подробные карты чужих владений, что делалось обычно в тайне, для этого картографы отправлялись в соответствующие земли и страны под видом путешественников, купцов или послов. На картах отмечалось всё, что могло иметь значение для передвижения войск и ведения войны: горы и горные проходы; реки и места, удобные для переправы через них; морские порты и гавани; свои и вражеские крепости, крупные населённые пункты и расстояния между ними, численность населения и преимущественный род занятий местных жителей. При описании или картографировании пустынных районов обязательно отмечали все оазисы и источники воды. Очень интересовало римлян и то, какие месторождения полезных ископаемых, и прежде всего тех, которые можно использовать в военном деле, имеются на территории соседних государств, особенно если эти государства противились римскому влиянию или соперничали с Римом. Насколько важным считалась у римлян разведка стратегических полезных ископаемых на территории противника, мы можем судить по тому, как действовал наместник провинции Вифиния Плиний Младший, когда в его провинции был задержан некий Каллидром, бывший римский раб, захваченный в плен дакийцами, затем отправленный дакийским царём Децебалом в качестве подарка парфянскому царю Пакору, а затем, после многих лет службы у Пакора, сумевший бежать из парфянского плена и добравшийся до Вифинии. Допросив столь необычного беглеца, Плиний Младший счёл нужным отправить его в Рим, сообщив об этом самому императору Траяну: «Я решил отправить его тебе, но несколько задержался, разыскивая гемму с изображением Пакора во всем убранстве, которую, по словам Каллидрома, у него украли. Я хотел, если бы она нашлась, послать её вместе с ним, как я послал кусочек металла, который он, говорит, унёс из парфянских рудников. Я запечатал его своим кольцом с изображением четвёрки лошадей» [Plini Junior «Epist.», 74, 2–3].

Обратим внимание, что о каком-то кусочке металла, добытом из парфянских рудников, наместник провинции немедленно доложил императору. Более того, этот кусочек металла был доставлен в Рим, упакованный и опечатанный, как важнейший секретный документ, личной печатью наместника. Да и тот факт, что сумевший утащить у парфян гемму с изображением царя Пакора — вещь явно ценную — Каллидром не забыл прихватить и образец руды из парфянских рудников, причём сберегал его ещё более тщательно, чем драгоценную гемму, тоже говорит о многом. Будучи при дворе царя Пакора, Каллидром, безусловно, знал о том, что между Римом и Парфией назревает война, и явно рассчитывал, что припрятанный кусочек металла пригодится. Из этого можно сделать вывод, что даже простолюдинам, типа Каллидрома, было хорошо известно о том, что римляне хорошо платили за любые доставленные сведения о военном потенциале противника, в том числе и за сведения об имеющихся у противника месторождениях полезных ископаемых.

Картография считалась в Риме делом очень важным, ответственным и почётным, поэтому составлением карт руководили иногда представители знатнейших римских семейств. Одним из высших достижений римской картографии стала созданная в конце I в. до н. э. по приказу Марка Випсания Агриппы, зятя и соправителя императора Октавиана Августа, географическая карта всей известной на то время римлянам части современного мира. Эта карта вызывала восхищение современников. Октавиан Август, высоко оценив проделанную Агриппой работу, приказал поместить его карту в специальном портике (портике Випсания) на Марсовом поле. К сожалению, карта Агриппы не сохранилась, но сохранились фрагменты географического комментария, созданного Агриппой для этой карты, где помимо прочих сведений, сообщались в том числе и данные о границах и расстояниях между важнейшими пунктами. Комментарии Агриппы использовали в своих географических работах Страбон и Плиний Старший.

Из огромного количества имевшихся некогда в Риме карт уцелела лишь крохотная часть. Но кое-что все же сохранилось. Особенно интересной из сохранившихся работ римских картографов, безусловно, является ставшая знаменитой карта Певтингера — копия римской карты, сделанная в XII или XIII в. по приказу одного из средневековых правителей Германии и названная по его имени. Карта Певтингера свидетельствует об очень высоком уровне римской картографии, уровне, который европейская картография вновь сумела достичь и превзойти лишь к XV–XVI вв.

Античные картографы работали с простейшими измерительными приборами, но достигали поразительных по своей точности результатов.

Сохранившиеся древнеримские карты и их фрагменты, а также комментарии к этим картам показывают, что римляне довольно точно знали свои владения и то, что находилось вблизи их границ. Римские карты в общем-то правильно изображали берега Средиземного моря, западную часть Европы, Британию и Ирландию, северную часть Африки и прилегающую к Средиземному и Чёрному морям часть Азии, однако всё, что находилось вдали от владений Рима, римлян интересовало мало. Римляне были прагматиками и интересовались прежде всего тем, что могло пригодиться на практике.

Для предварительного изучения местности римляне использовали не только карты, но и описательные сочинения античных географов, при этом большую популярность в Риме имели сочинения не только латинских, но и греческих авторов.

Из греческих авторов наиболее интересны географические описания в трудах таких выдающихся историков, как Диодор Сицилийский и Полибий, а также географические произведения Арриана, Павсания и Птолемея. Большое значение имели не сохранившиеся, к сожалению, до наших дней работы Посидония, сумевшего уже в то время правильно вычислить размеры земного шара и рассчитать орбиты всех известных на то время планет Солнечной системы. Лекции Посидония в Риме неоднократно посещал Цицерон, которого особенно восхищал созданный Посидонием «планетарий, отдельные обороты которого производят по отношению к Солнцу, Луне и блуждающим звёздам[46] то же, что происходит на небе в отдельные дни и ночи» [Cicero «De natura deorum», II, 88], а прославленный римский полководец Гней Помпей «Великий» дважды навещал Посидония на острове Родос, где тот жил последние годы своей жизни. Но поистине жемчужиной античной географической литературы стала «География» Страбона, где были изложены все основные географические теории, существовавшие к началу первого века нашей эры, и было дано описание практически всех земель, входивших в Римскую империю или граничивших с нею.

Из латинских авторов наибольший интерес представляют «Хорография» Помпония Мелы и, конечно же, работа «О местонахождении и происхождении германцев» Корнелия Тацита. К сожалению, не сохранились фундаментальные географические сочинения Плиния Старшего и Плиния Младшего, как и труды по географии Марка Туллия Цицерона, известного нам теперь лишь в качестве выдающегося римского государственного деятеля и оратора, но забытого как географа.

В заключение можно сказать, что, скорее всего, именно практицизмом римлян объясняется то, что они никогда не предпринимали попыток обогнуть Африку или доплыть до Америки. Римляне прекрасно знали, что Земля — шар, отдельные античные учёные, в частности Эратосфен, даже вычислили довольно точно диаметр Земли. Эратосфен был греком. Родился он в 276 г. до н. э. в Кирене, а работал большую часть своей жизни в Афинах и Александрии, где заведовал знаменитой александрийской библиотекой, но римляне были прекрасно знакомы с его работами. Лучшие корабли римлян по своей грузоподъёмности и мореходности значительно превосходили не только драккары викингов, сумевших доплыть до Исландии и Гренландии, но и каравеллы Колумба — для сооружения памятников в Риме римляне умудрялись доставлять туда из далёкого Египта каменные монолиты весом более 350 тонн, что даже в наше время сделать не так-то просто. Что же мешало римлянам отправить экспедиции к Америке? Что мешало им обогнуть Африку или хотя бы доплыть до берегов Западной Африки за пустыней Сахара? Почему римские корабли никогда не предпринимали плаваний даже вокруг Ютландии в Балтийское море?

Попытки объяснить это недостаточным уровнем развития кораблестроения, как минимум, наивны.

Ответ следует искать отнюдь не в уровне развития географии и кораблестроения, а, как ни странно, в происшедших в Риме в I в. до н. э. изменениях римской морали и традиций, изменениях, приведших к резкому падению рождаемости.

В период Империи эта проблема стала одной из основных для правителей Рима. Римские императоры, начиная с Октавиана Августа, принимали указы о поощрении браков и поощрении тех, кто будет иметь трёх и более детей. Римские писатели, такие, как Светоний Транквилл, Корнелий Тацит, Плиний Младший и многие другие, клеймили упадок нравов и восхваляли времена, когда семьи римлян были многодетны. Но положение не менялось — римляне предпочитали или иметь одного ребёнка, максимум двух, или вовсе не иметь детей. Империи стало не хватать рабочих рук. В этих условиях императорам приходилось думать не о том, как открыть и покорить новые земли, а о том, как набрать достаточно солдат в армию. Императорам Рима пришлось отказаться даже от окончательного завоевания Британии, где оставался лишь небольшой клочок непокорённой земли, высадиться же в Ирландии или основать свои города-колонии на берегах Балтийского моря римляне уже даже не пытались. Могли ли они, не имея сил удерживать завоёванное, думать о плаваниях через океан к неведомым землям? Видимо, именно это и только это отсрочило на тысячу с лишним лет и открытие Америки, и многие другие великие географические открытия.