Ребята Джо

ГЛАВА XII Как Дэн проводил Святки

Где же был Дэн в это время? Если бы миссис Джо знала, что происходит с одним из ее питомцев, праздничное веселье старого Плума не радовало бы ее сердца, так как Дэн сидел в тюрьме. Он держал в руках маленькую Библию, подаренную ему мамой Баэр, глаза его поминутно заволакивались горькими слезами, которых до сих пор не могли исторгнуть у него никакие физические страдания, а сердце тяжело ныло при мысли о всем, что он утратил.

Да, Дэн сидел в тюрьме, но он принял свою кару безропотно, ибо сознавал, что сам виноват в обрушившемся на него несчастье, и это тяжелое испытание должно было наконец обуздать его бешеный характер и научить его выдержке и самообладанию.

Удар обрушился на него именно в то время, когда Дэн был преисполнен лучших намерений и надежд и мечтал о начале новой жизни. По дороге он познакомился с молодым человеком и заинтересовался им, так как Блэр был на пути в Канзас, где жили его старшие братья. В «курящем» вагоне шла карточная игра, и молодой человек, которому едва исполнилось двадцать лет, утомленный длинной дорогой, не разбирал своих партнеров. Он был в отличном расположении духа и немного потерял голову от абсолютной свободы, господствовавшей на Западе. Дэн, помня свое обещание, не принимал участия в игре, но с интересом следил за нею и вскоре заметил, что двое из игравших — шулеры, решившие обобрать молодого человека, который неосторожно показал им хорошо набитый бумажник. Дэн всегда сочувственно относился ко всякому, кто был моложе и слабее его, а Блэр, кроме того, напомнил ему Теда. Этого было достаточно: Дэн немедленно взял его под свое покровительство и предупредил о кознях партнеров.

Все было тщетно. Приехав в город, Блэр сейчас же исчез из той гостиницы, где Дэн для большей верности с ним остановился. И когда Дэн узнал, кто приходил за ним, он сразу понял, в чем дело, и отправился на розыски, называя себя дураком, но в то же время не решаясь оставить неопытного юношу на произвол судьбы. Он нашел Блэра в обществе шулеров в одном из притонов и, заметив облегчение на лице юноши при его появлении, понял, что дело обстоит плохо.

— Я не могу уйти; я проиграл чужие деньги и должен их отыграть, иначе я не смею показаться на глаза братьям, — шепнул несчастный мальчик в ответ на увещания Дэна. Он обезумел от стыда и страха и продолжал играть, надеясь вернуть доверенные ему деньги. Заметив зоркий взгляд и решительный вид Дэна, шулеры смутились и дали своей жертве немного отыграться; упускать же ее окончательно они, конечно, не хотели. Но так как Дэн стоял на страже за спиной молодого человека, они зловеще переглянулись, что ясно означало: «Нам нужно избавиться от этого молодца».

Дэн видел их взгляд и насторожился. Он и Блэр были чужими в городе, а подобные люди не останавливаются перед преступлением, если легко спрятать концы в воду. Однако он не мог покинуть молодого человека и следил за каждой картой, покуда не заметил явную передержку и смело сказал об этом. Начался крупный разговор, в котором негодование Дэна взяло верх над благоразумием, и когда мошенник, выхватив пистолет и осыпая Дэна градом ругательств, отказался возвратить награбленные деньги, Дан вышел из себя и свалил его ударом кулака на пол с такой силой, что он ударился головой о печку и, обливаясь кровью, потерял сознание. Что произошло потом, не поддается описанию, но Дэн все-таки успел шепнуть Блэру: «Уходите скорее и молчите. Обо мне не заботьтесь». Испуганный и ошеломленный Блэр немедленно уехал из города совсем, а Дэн провел ночь в участке и через несколько дней должен был явиться в суд, где ему было предъявлено обвинение в убийстве, так как раненный им человек умер. Дэн был совершенно один в городе, и, кратко изложив все события, предпочитал больше не говорить, желая по возможности скрыть эту печальную историю от своих друзей в Пломфильде. Он даже не сказал своего имени, назвавшись Давидом Кентом, что он делал не раз и прежде в тяжелые минуты своей жизни. Развязка наступила быстро: ввиду смягчающих обстоятельств он был приговорен к заключению в каторжной тюрьме на один год.

Ошеломленный быстро наступившей переменой, Дэн сознал весь ужас положения, только когда железная дверь захлопнулась за ним и он очутился один в маленькой каморке, узкой, холодной и молчаливой, как могила. Он знал, что может одним словом вызвать мистера Лори к себе на помощь, но у него не хватало духа сообщить о своем позоре всем тем, кто возлагал на него такие блестящие надежды.

— Нет, — говорил он, сжимая кулаки, — пусть они лучше думают, что я умер. Да это, вероятно, так и будет, если меня долго здесь продержат.

И он, как пойманный лев, шагал по каменному полу своей камеры, изнывая от гнева, печали, раскаяния и возмущения. Иногда ему казалось, что он сойдет с ума, и ему хотелось биться головой о стены, лишавшие его свободы, в которой заключалась вся его жизнь. Первые дни он ужасно страдал, потом, утомившись, впал в мрачное отчаяние, которое было еще ужаснее, чем его первоначальное возбуждение. Смотритель тюрьмы был грубый человек, который всех восстановил против себя излишними строгостями, но священник относился к заключенным с глубоким сочувствием и добросовестно исполнял свои тяжелые обязанности. Он много времени посвящал бедному Дэну, но ничего не мог добиться от него и принужден был выжидать того времени, когда работа успокоит несчастного узника, а заключение смирит его гордую душу, которая молча выносила страдания.

Дэна поместили в щеточную мастерскую, и, сознавая, что в труде его единственное спасение, он работал с лихорадочной энергией, которая скоро стяжала ему одобрение начальников и зависть его менее искусных товарищей. Ежедневно он садился на свое обычное место под наблюдением вооруженного надзирателя. Всякие разговоры были запрещены. Единственный моцион составляли унылые переходы из камеры в мастерскую и обратно. Арестанты шли, держа руками друг друга за плечи и медленно волоча ноги. Молчаливый и мрачный Дэн кончал свою дневную работу, ел черствый хлеб и безропотно исполнял приказания, но глаза его так зловеще сверкали, что надзиратель заметил солдатам:

— Это опасный человек; следите за ним, он что-нибудь выкинет.

В тюрьме находились более опасные арестанты, закоренелые преступники и рецидивисты, готовые на все, только бы нарушить унылое однообразие своей жизни. Они вскоре поняли настроение Дэна и ухитрились передать ему теми таинственными способами, к которым прибегают заключенные, что при первом удобном случае в тюрьме готовится бунт. В день национального торжества, когда празднуется освобождение Америки, арестанты могли переговорить друг с другом, так как им разрешался час для общей прогулки по тюремному двору. Все должно было решиться в этот день насчет безумной попытки, за которую большинство, вероятно, поплатилось бы жизнью. Дэн также составил план своего побега, но отсутствие свободы сильно отражалось на его физическом и нравственном состоянии, и он день ото дня становился все мрачнее, озлобленнее.

Мысль о том, что он загубил свою жизнь, не давала ему покою. Он отказался от всех своих прежних надежд и мечтаний и чувствовал, что никогда не сможет показаться в милом старом Пломфильде, имея на руках следы крови. Убитый им человек не возбуждал его сожаления, но он сознавал, что позор тюрьмы никогда не изгладится из его памяти, хотя бритые волосы отрастут, арестантское платье легко заменится другим, а замки и решетки останутся далеко позади. «Все кончено, я сам испортил себе жизнь, и не стоит больше об этом думать. Перестану бороться и постараюсь получать удовольствие, которое мне еще доступно, все равно, где и как. В Пломфильде подумают, что я умер, будут по-прежнему любить меня и никогда не узнают, что со мной сталось. Бедная мама Баэр, она хотела помочь мне, но напрасно, ее сорванец оказался неисправимым».

И, опустив голову на руки, сидя на своей низкой постели, бедный Дэн предавался своему горю, покуда глаза его не смыкались, и тогда он в счастливых грезах снова переживал свое детство и те более близкие веселые дни, когда все ему улыбались, а Пломфильд приобрел для него новое, неведомое очарование.

В мастерской находился один заключенный, судьба которого представлялась Дэну еще тяжелее, чем его собственная. Срок его истекал весной, но трудно было рассчитывать, чтобы бедный Мейсон мог дотянуть до этого времени. Самый жестокий человек сжалился бы, слушая его душераздирающий кашель и видя, как несчастный отсчитывает дни и ночи, оставшиеся ему до свидания с женой и ребенком.

Ему полагалось некоторое смягчение наказания, но некому было похлопотать за него, и было ясно, что великий избавитель — смерть — скоро положит конец его страданиям. Дэн не смел показывать ему всю ту жалость, которую питали к нему в душе, но это теплое чувство было единственной светлой точкой в его жизни за эти мрачные дни. Дэн помогал ему в работе, когда тот был слишком слаб, чтобы закончить ее самостоятельно, и воспоминание о благодарном взгляде больного, как солнечный луч, освещало потом его одинокую камеру. Мейсон завидовал прекрасному здоровью своего соседа и жалел, что тюремный режим отражается и на нем. Это был миролюбивый, смирный человек, который старался по мере возможности отговорить Дэна от участия в заговоре. Но, раз попав на дурную дорогу, Дэн легко покатился по наклонной плоскости и находил даже некоторое удовлетворение в мыслях о тюремных беспорядках, когда он отомстит нелюбимому надзирателю и попытается достигнуть свободы. Бунт представлялся ему хорошим исходом для тех бурных чувств, которые волновали его все это время. Он укрощал много диких зверей, но до сих пор ему еще не удавалось справиться с самим собой.

В последнее воскресенье перед знаменитым днем Дэн заметил в церкви нескольких посторонних и стал в волнении вглядываться в их лица, опасаясь встретить среди них знакомых. Но все были чужие, и он скоро забыл их, вслушиваясь в ласковые слова священника и в грустное пение арестантов. Посетители часто разговаривали с заключенными, и потому никто не удивился, когда одна из дам попросила слова. Это заявление заинтересовало более молодых слушателей, и даже старшие отнеслись к нему с некоторым участием, так как в их однообразной жизни они радовались всякой перемене. Ораторша была одета в черное. Она представляла собой женщину средних лет, с симпатичным лицом, приятным голосом и глазами, полными участия и сострадания. Она напомнила Дэну миссис Джо, и он не проронил ни одного слова из ее маленькой проповеди, чувствуя, что каждое из них относится к нему, так как он нуждается в утешении и ласке, чтобы рассеять мрак отчаяния, охвативший его душу. Это был маленький, бесхитростный рассказ, но он сразу овладел вниманием слушателей. Ораторша говорила о двух солдатах, попавших во время последней войны в госпиталь. Оба были ранены в правую руку и оба боялись потерять ее и вернуться домой несчастными калеками. Один был терпелив, послушен и покорился решению докторов, которые сочли необходимым отрезать руку. Он поправился после тяжелой болезни и радовался, что остался жить, хотя и не мог больше сражаться. Другой упрямился, не признавал никаких советов и умер мучительной смертью, раскаиваясь в своем поступке, когда было уже слишком поздно.

— В каждом рассказе должно быть свое нравоучение, и таковое вы найдете и у меня, — закончила ораторша, приветливо улыбаясь арестантам. — Здесь находится госпиталь для раненных в жизненной борьбе. Среди вас могут встретиться больные души, слабые воли, дурные страсти, заглохшие совести и все те нравственные болезни, которые происходят от попранных законов, божеских и человеческих. Но никто не должен утрачивать надежду, ибо Бог милосерд, а люди сострадательны при условии искреннего раскаяния и покорности с вашей стороны. Переносите же мужественно ваше наказание, так как оно справедливо, но постарайтесь почерпнуть в нем новые силы для лучшей жизни. Рубцы от раны останутся, но лучше человеку лишиться обеих рук, чем потерять душу. Эти тяжелые годы могут быть полезнейшими в вашей жизни, если они научат вас самообладанию. Друзья мои, постарайтесь переносить горькое прошлое, смыть его грехи и начать новую жизнь, если не ради себя, то во имя матерей, жен и детей, которые с нетерпением ждут вас. Помните о них и не обманывайте их ожиданий. А если есть среди вас такие несчастные, у которых нет ни родных, ни друзей, не забывайте, что Отец наш Небесный всегда готов принять, простить и утешить своего блудного сына даже в последний час.

Здесь проповедь окончилась, но ораторша чувствовала, что слова ее не пропали даром. Один из слушателей низко опустил голову, а на многих лицах лежало мягкое, растроганное выражение. Дэн плотно сжал губы и упорно смотрел вниз, чтобы скрыть слезы, набежавшие ему на глаза при упоминании о друзьях. Он был рад, когда снова очутился в своей камере, и, вместо того чтобы спать, сидел, погрузившись в размышления. Следовало ли ему принять участие в бунте и таким образом совершить еще одно преступление, удлинить срок наказания и сознательно отвернуться от того хорошего, что могло быть в жизни? Или, как разумному солдату в проповеди, лучше было покориться, выждать время и, очистившись страданием, вернуться к новой жизни? Может быть, он найдет силы поехать домой и почерпнет утешение и поддержку в любви и участии своих друзей?

Добро и зло боролись в душе Дэна в эту ночь, и он не мог сомкнуть глаз. Раскаяние и злоба, стыд и горе, гордость и сожаление овладели им, и бедный Дэн чувствовал, что эти внутренние враги опаснее всех тех, с которыми он встречался во время своих странствий.

Случай решил дело, и теплое участие другого человека спасло Дэна. За час до рассвета тихо щелкнул замок, и в комнату вошел священник. Долгий опыт научил его инстинктивно чувствовать настроение людей и распознавать по выражению их лиц, когда они нуждаются в сердечном слове и искреннем участии. Он и раньше заходил к Дэну в неурочные часы, но всегда находил его мрачным, равнодушным или озлобленным и уходил, терпеливо выжидая подходящего момента. Теперь таковой наступил. Узник облегченно вздохнул при виде священника, и звук человеческого голоса показался ему приятной музыкой после одинокой страшной борьбы, которую он вынес со своими страстями.

— Бедный Мейсон умер, Кент. Он поручил кое-что передать вам, и я поспешил прийти, так как мне показалось, что вы были тронуты тем, что мы слышали сегодня, и нуждаетесь в поддержке, которую Мейсон хотел оказать вам, — сказал священник, усаживаясь на единственный стул и глядя на мрачную фигуру Дэна, лежавшего на кровати.

— Благодарю вас, сэр, я готов вас слушать, — сказал Дэн, но сердце его болезненно сжалось при мысли о бедном малом, умершем в тюрьме.

— Он скончался внезапно, но вспомнил о вас и просил передать вам следующее: «Скажите ему, чтобы он не делал того, что собирается, а терпеливо ждал. Когда выйдет его срок, пусть он пойдет к Мэри, она ласково примет его ради меня. У него нет друзей, и он будет сначала чувствовать себя очень одиноким, но женщины всегда умеют приютить несчастных. Передайте же ему мой прощальный привет, он был добр ко мне, и да благословит его Бог!». Смерть наступила спокойно, и завтра мы похороним его. Божий суд оказался милосерднее людского.

Дэн закрыл глаза рукою и лежал, не двигаясь. Священник, заметив, что его миссия произвела даже большее впечатление, чем он ожидал, продолжал говорить, не сознавая, каким бальзамом служат его слова для несчастного узника:

— Надеюсь, вы исполните просьбу вашего скромного Друга, последняя мысль которого была о вас. Я знаю, что в тюрьме затевается недоброе, и боюсь, что может взять перевес дурная сторона. Не делайте этого. Заговор не удастся — они никогда не удаются, — а вы окончательно испортите себе жизнь. Не теряйте мужества, сын мой, и пусть этот тяжелый год испытания послужит вам на пользу. Вспомните, что вас ожидает благодарность и привет любящего женского сердца, если у вас нет друзей, а если они имеются, то мужайтесь ради них и просите Бога о помощи.

Не давая Дэну времени ответить, добрый священник начал читать молитву, а Дэн слушал его с таким чувством, какого он еще никогда не испытывал в жизни, так как ему казалось в этот одинокий час, что добрый ангел принес ему привет умершего друга, чтобы спасти и поддержать его.

С тех пор в Дэне произошла перемена, хотя никто, кроме священника, не заметил ее. Для всех прочих он остался все тем же молчаливым, мрачным и необщительным человеком, который, одинаково презирая и добрых и злых, находил лишь утешение в книгах, которые ему давал священник. Своим постоянным терпением и добротой пастор заслужил наконец доверие Дэна и теперь помогал ему выбраться на верный путь. Еще много терний предстояло ему, но дружеская рука поддерживала, а страстное желание искупить прошлое и, начав новую жизнь, получить право вернуться домой помогало Дэну в его испытаниях. На Святках он так тосковал по Пломфильду, что изобрел способ послать им праздничное приветствие и успокоить их на свой счет. Он написал Мэри Мейсон, которая жила в другом штате, прося ее отправить приложенное письмо. В нем он просто сообщал, что здоров и занят, отказался от фермерства и имеет другие планы, о которых сообщит позднее. К этому он прибавлял, что рассчитывает вернуться не раньше осени и не будет часто писать. В общем же все обстоит благополучно, и он шлет всем поздравление с праздником. Затем он вернулся к прежней одинокой жизни и старался мужественно переносить свое наказание.