Римские рассказы

Забавы Феррагосто _{Перевод А. Старостина}

В то лето дела у меня шли из рук вон плохо. Когда наступил праздник Феррагосто, я остался в Риме без друзей, без женщин, без родных — один как перст. Магазин, в котором я работал, на праздники закрыли, а то, пожалуй, с горя, лишь бы быть среди людей, я стал бы продавать остатки сезонных товаров: кальсоны, носки, рубашки — в общем, всякую дрянь. Так что в то утро, пятнадцатого августа, когда Торелло подъехал на машине и стал сигналить у меня под окном, а потом пригласил отправиться вместе с ним во Фреджене, я подумал: «Он, конечно, человек неприятный, даже противный… Но не пропадать же одному с тоски». И охотно согласился. Торелло был парень молодой, коренастый, плотный, с мертвенно-бледным лицом, нахально вытянутым вперед. У него были выпученные глаза, жесткие и глупые, — так и хотелось проколоть их булавкой. Как я уже сказал, он был мне неприятен, но, по-видимому, он не нравился только мне одному — вообще-то его считали симпатичным парнем, а женщины просто вешались ему на шею. Денег у него всегда было полно — он держал хороший гараж, поэтому к его прирожденному нахальству прибавлялось нахальство чистогана. Но нахальство еще можно стерпеть; я не любил Торелло по другой причине — он всегда говорил и делал совсем не то, что было нужно. Он был безнадежно вывихнутый, никогда не мог попасть в нужную колею, вечно раздражал и оскорблял других. Стали бы вы слушать певца, который перевирает каждую ноту? Нет, вы бы даже приплатили ему, лишь бы он молчал. И вот точно так действовал на меня Торелло. Все нервы, бывало, из меня вытянет. Хоть у меня и хороший характер и я готов со всеми ладить, но с ним поладить мне никак не удавалось, и поэтому я его всячески избегал. Но в этот праздник Феррагосто я не стал от него прятаться и плохо сделал.

Первую глупость Торелло сказал, как только я сел в его машину:

— Будь мне благодарен, что я пригласил тебя, да… А то бы пришлось тебе праздники проводить на Вилле Боргезе.

«Ну, — думаю, — начинается». Но я не обмолвился ни словом, потому что у него не только такта, но и ума не хватало и он все равно ничего бы не понял. Мы поехали к воротам Аурелиа.

У Торелло был автомобиль с внесерийным кузовом, зеленый и низкий. Он им ужасно гордился. Еще в черте города, сразу как только мы миновали собор Святого Петра, он поехал с бешеной скоростью — девяносто, сто, сто десять, сто двадцать километров. Я ему говорю:

— Поезжай тише… Нас никто ведь не дожидается.

А он вместо ответа нажимает на педаль. Мы молнией промчались мимо церкви Мадонны ди Рипозо и продолжали мчаться по виа Аурелиа. По случаю Феррагосто здесь было полно автомобилей, и Торелло считал для себя делом чести обгонять их все. Он не нажимал на клаксон, не смотрел, свободен путь или нет, а мчался вперед, нагнув голову, как бык. Наконец мы выехали на прямую. Вдалеке ехал большой американский автомобиль. Эта черная, блестевшая на солнце машина тоже шла быстро.

— Сейчас и ее обгоним, — заявил Торелло и прибавил ходу.

Та машина была мощнее нашей, но мужчина, сидевший за рулем, вел ее осторожно и осмотрительно. Рядом с ним сидела женщина. Торелло нагнал автомобиль на повороте и поравнялся с ним; я разглядел женщину — белокурая, с круглым лицом, черными бархатными глазами, с недовольным и порочным взглядом, она была похожа на большую кошку. Мужчина был, по-видимому, низкого роста, у него была короткая шея, сливавшаяся с затылком, лысый череп и нос, как слива. В зубах зажата сигара, рубашка расстегнута, волосатые руки лежат на руле. Торелло закричал:

— До свиданья, прекрасная блондинка!

Женщина, обернувшись, улыбнулась ему. Вдруг из-за поворота выскочил огромный грузовик; мужчина с сигарой быстро свернул на обочину дороги. Торелло едва успел повернуть вслед за американской машиной. Между тем мужчина с сигарой махнул рукой и помчался, как стрела.

— А та бабенка мне нравится, — сказал Торелло, нажимая на педаль. Видал, как она мне улыбнулась?

Я посоветовал:

— Оставь ее в покое, она не для тебя.

А он нахально отрезал:

— Я попрошу у тебя совета, когда буду покупать пижаму. — Ему ничего не стоило обидеть человека.

Мы мчались изо всех сил за американской машиной и остановились рядом с ней у переезда через железную дорогу. Блондинка взглянула на нас и улыбнулась Торелло, тот ответил ей понимающим жестом. Мужчина с сигарой, заметивший этот жест, вынул сигару изо рта и тут же у переезда, при мне, при стороже и нескольких крестьянах, дожидавшихся, пока пройдет поезд, ударил женщину тыльной стороной руки по губам. В этот момент шлагбаум поднялся и машина тронулась; мы не видели выражения лица блондинки. Можете себе представить, что было с Торелло! Когда мужчина ударил свою спутницу, Торелло показалось, будто ему объяснились в любви.

— Все в порядке, — мычал он, согнувшись над рулем, — посмотришь, как я уведу ее у него из-под самого носа!

Американская машина развила адскую скорость, и нам удалось догнать ее только у самой рощи Фреджене.

Вот мы и в сосновой роще, на перекрестке; здесь продают лимонад, гуляющие разлеглись в тени сосен, из машин доносятся звуки радио, кругом разбросаны кульки и бутылки, как и полагается во время Феррагосто. Американская машина ехала впереди, а мы медленно двигались за ней. Она выехала на открытую площадку и остановилась в тени, под навесом. Торелло, описав полукруг, поставил свою машину рядом с американской. Мужчина с сигарой вышел в одну дверцу, женщина — в другую. Торелло быстро подбежал и помог ей сойти. Она, улыбнувшись, поблагодарила его и удалилась со своим спутником. Она была на голову выше его, гибкая, как змея, при ходьбе она вертела бедрами и покачивала головой. Мужчина был широк в плечах, но невысокого роста, руки у него висели, как у гориллы. Они вошли на пляж. И мы тоже. Они купили билеты. Купили и мы. Они направились по цементной дорожке к кабинам — мы пошли за ними. Служащий купален, видя, что мы идем вместе, повернулся и спросил:

— Вы все вместе, в одну кабину?

Блондинка рассмеялась, глядя на Торелло, а тот громко сказал:

— Что ж, мы не прочь.

Мужчина с сигарой сказал служащему:

— Нет, мы отдельно.

Блондинка вошла в одну кабину, а Торелло — в соседнюю. Мы с тем мужчиной остались вдвоем. Оп вынул из кармана большой портсигар и протянул мне:

— Не хотите ли сигару?

Я сказал, что не курю. Он настаивал мрачным, почти угрожающим тоном:

— Тогда возьмите для вашего друга.

Мне показалось, что у него южный выговор и вдобавок какой-то иностранный акцент; я решил, что это итальянец из Америки. Потом, слышу, Торелло стучит в стенку между двумя кабинами, а блондинка фыркает… Мужчина сказал:

— Ваш друг — весельчак.

И что-то крикнул по-английски.

Блондинка вышла из кабины, а мужчина вошел. Вышел и Торелло. Я ему сказал:

— Эту сигару подарил тебе он.

И показал на закрытую дверь. Торелло взял сигару и крикнул:

— Алло, спасибо за сигару!

— Не за что, — ответил мужчина, просовывая голову в дверь и смотря на него в упор, — не хотите ли халат? Или этот кошелек? А может, предпочитаете портсигар? Он золотой.

Так он по-своему проучил Торелло. Тот покраснел до ушей. Дверь закрылась. Тогда Торелло посмотрел на меня, подмигнул и бросился за блондинкой, которая между тем направилась к морю.

Из кабины я увидел, как он догнал блондинку, заговорил с ней, а потом взял ее под руку. Я не верил своим глазам и уже готов был признать, что он прав. Блондинка покачивала бедрами и плечами так, словно у нее совсем не было ни суставов, ни мускулов; казалось, тело ее было из резины. Они вошли в воду, море было не очень спокойное, волна накрыла их, а когда отхлынула, я увидел блондинку в объятиях Торелло; она повисла у него на шее и хохотала. Потом они уплыли далеко, и я потерял их из виду.

Мужчина вышел из кабинки в черных трусах и белой майке. У него были короткие ноги, кожа белая, как сало, а бедра и грудь покрыты черными волосами. В руке у него была газета, а во рту — неизменная сигара. Он не пошел к морю, а велел принести к кабине шезлонг, сел и положил газету на колени. Торелло и блондинка выходили из воды, шутливо толкая друг друга. Мужчина поглядел на них, потом развернул газету и начал читать.

Блондинка прошла через пляж и села на корточки около мужчины. Торелло стал посреди пляжа делать гимнастические упражнения, нагибаясь вперед, назад, направо, налево — все для того, чтобы покрасоваться перед блондинкой. Я пошел купаться и целый час не видел их.

Когда я вернулся, Торелло был уже одет и с нетерпением дожидался меня.

— Где ты пропадаешь? Одевайся скорее; они уже пошли обедать.

Я оделся, и мы отправились в ресторан. Те двое сидели за столиком в глубине галереи, увитой виноградом; ресторан был полон. Торелло направился прямо к ним и остановился у соседнего столика. Мужчина громко сказал Торелло:

— Зачем вы садитесь там? Можете сразу сесть за наш стол.

Как и раньше, он над ним издевался, но Торелло был настолько глуп, что уже готов был принять предложение. Мужчина не унимался:

— А может быть, мне лучше уйти и оставить вас одного с синьорой?

Торелло сел рядом со мной и некоторое время не раскрывал рта. Мы ели молча; но когда подали фрукты, блондинка воспользовалась тем, что мужчина не смотрел на нее, и улыбнулась Торелло. Ободрившись, он заказал игристого Фраскати, встал и с бутылкой в руке подошел к соседнему столику. Блондинка расхохоталась, глядя на него. Мужчина поднял глаза и посмотрел на Торелло.

— Давайте выпьем? — предложил Торелло. — Зачем нам коситься друг на друга? Выпьем, не будем ссориться.

Мужчина попросил:

— Дайте-ка ее сюда.

И, взяв бутылку, стал лить вино в цветочный вазон, стоявший рядом. Вылив все, он отдал бутылку Торелло и сказал:

— Спасибо.

Блондинка рассмеялась. Вскоре мужчина поднялся и пошел к буфету. Блондинка сказала Торелло:

— Спасибо за вино… Я оценила вашу любезность.

Они начали болтать о том о сем, Торелло все больше и больше расходился; вдруг между ними появился мужчина с сигарой в зубах. Он сказал Торелло вполне вежливо:

— Мы едем в сосновую рощу. Поедемте с нами?

Торелло колебался, боясь, что это опять издевка, но блондинка уверила его:

— Раз он вас приглашает, поезжайте.

Мы согласились.

И вот мы снова в роще. Американская машина ехала впереди, мягко покачиваясь на заросшей травой тропинке в гуще леса. Мы отъехали довольно далеко; через заднее стекло американской машины я видел головы блондинки и мужчины с сигарой, Я подумал, что слишком уж легко все удавалось Торелло, чтобы можно было в это поверить. Но Торелло был возбужден, он сказал мне:

— Сейчас он пойдет спать, и не будь я Торелло, если не уведу у него эту очаровательную девчонку.

Никогда еще он не был мне так противен.

Мы выехали на полянку, место было довольно уединенное — кругом сосны, а вверху, над кронами деревьев, качавшимися на ветру, раскаленное голубое небо. Американская машина описала полукруг и повернулась к тропинке, по которой мы ехали. Торелло затормозил, весело и смело пошел навстречу мужчине, который тоже вышел из машины.

Торелло протянул ему руку — наверно, хотел представиться. Мужчина неподвижно стоял на поляне. Потом с расстояния в два-три метра он, нагнув голову, внезапно бросился на Торелло, словно собирался протаранить его, и со страшной силой ударил его головой под ложечку. Да, да, головой, как в вольной борьбе. Торелло хотел было защититься, но мужчина, нагнувшись, заехал ему кулаком в лицо. Торелло отступил на два шага и получил новый удар — кулаком под ложечку. Он оперся о сосну, поднес руку к лицу. Мужчина сел в свою машину, запустил мотор, и они уехали.

Я чуть было не рассмеялся: признаюсь, я был доволен, что Торелло избили. Я подошел к нему и увидел, что у него весь рот в крови. Держась одной рукой за живот, он ушел за сосну: его вырвало. Я сел в машину и довольно долго ждал его там. Царило глубокое молчание, только временами, когда я прислушивался, я слышал в чаще леса щебетанье какой-то птицы. Наконец Торелло вернулся, держа платок у рта. Он запустил мотор, и мы тронулись.

Несколько минут мы ехали молча. Потом Торелло сказал:

— Во всем виновата эта ведьма.

Я хотел было сказать, что виноват он сам, но промолчал — все равно это ни к чему бы не привело. В Риме мы расстались, и с того дня я уже больше не видел Торелло.