Русская Доктрина

1. Что считать экономической ересью?

Широкое распространение получило представление о том, что существует некая идеальная модель рыночной экономики и есть “экономические ереси” (отступления от идеальной модели рыночного хозяйства), что наконец-то в 80–90-е годы прошлого столетия “экономические ереси” оказались в основном истребленными и в мировом рыночном хозяйстве стала доминировать “правильная” модель рыночной экономики, известная ныне как неолиберальная экономическая модель.

Таков миф. Но далеко не таково реальное положение вещей. Оптимизация развития мировой рыночной экономики достигается за счет периодической смены доминирующих экономических моделей. Нет даже теоретически “правильной” на все случаи жизни модели рыночного хозяйства. Фактически дела с последовательной сменой доминирующих моделей мирового рыночного хозяйства обстоят так.

В последней четверти XIX века и вплоть до Первой мировой войны в мировой экономике доминировала модель, основанная на принципах золотого стандарта, то есть свободного размена бумажных денег на золото. Экономика, базирующаяся на золотостандартной модели, обладает рядом больших плюсов. Во-первых, инфляция в золотостандартной экономике сводится к минимуму (поскольку ее темп определяется в конечном счете темпом обесценения золота). Во-вторых, ввиду привязки валют к золоту любой кризис в золотостандартной экономике не разрушал ее денежную базу и оказывал ограниченное влияние на кредитную систему. Именно поэтому золотостандартные экономики легко выводились рыночными силами из кризиса. В-третьих, опять-таки в силу свойств монетарной системы денежные накопления в рамках золотостандартной экономики соответственно автоматически оказываются защищенными от обесценения, что обеспечивало высокую степень защищенности экономического суверенитета индивида и делало возможным свободный обмен кредитными ресурсами в масштабах мировой экономики, низкопроцентное кредитование и широкое распространение средне- и долгосрочного кредитования. При золотостандартной экономике легко представить себе кредиты со сроком погашения в несколько десятков лет. Напомним, что сейчас никто не знает, что будет с мировыми финансами, курсами и основными мировыми валютами через пять лет и даже через год.

В начале ХХ века система золотого стандарта была принята практически всеми крупными государствами не в последнюю очередь под влиянием того обстоятельства, что способность рынка регулировать экономику собственными силами, без внешних регулирующих воздействий, наиболее сильно выражена именно в том случае, когда денежная система построена на принципах золотого стандарта, когда реальными деньгами является золото. Только золотостандартная экономика обладает свойствами ваньки-встаньки и способна собственными силами довольно быстро изживать кризисы. Теоретики эпохи золотого стандарта это очень хорошо сознавали.

Все остальные типы рыночных экономик не в состоянии эффективно функционировать без более или менее сильных внешних регулирующих воздействий. То есть их способность к саморегуляции гораздо меньше, чем у экономики золотого стандарта.

Положения классической экономической теории, акцентировавшие способность рыночной экономики к саморегуляции, относились, строго говоря, только к экономикам золотостандартного типа. И их распространение на рыночные экономики современного типа с деньгами, стоимость которых определяется рынком (и в том числе на современную российскую экономику), ни теоретически, ни практически не корректно.

К сожалению, российские пропагандисты способности рынка к саморегуляции об этих бесспорных фактах предпочитают не вспоминать.

Еще один бесспорный факт, тоже безнадежно забытый. Вполне экономически суверенный индивид возможен только в рамках экономик золотостандартного типа, в которых ни правительство, ни Центробанк не в состоянии регулировать стоимость денег и в которых инфляция, уничтожающая сбережения, в принципе не может быть сколько-нибудь значительной.

При всех своих достоинствах экономики золотовалютного типа имели и определенные дефекты. Прежде всего это ограничения на размеры денежной массы, связанные с ограничениями на количество наличных благородных металлов (золота и серебра) и c высокой чувствительностью к уровню конъюнктурных рисков. При высоком уровне конъюнктурных рисков (например, в связи с войной) автоматически проявлялась тенденция к выпадению золота из обращения, и свободный размен бумажных денег на золото оказывался невозможен. К аналогичным следствиям вела любая более или менее крупная эмиссия. Базирующаяся на системе золотого стандарта денежная система оказалась не в состоянии обеспечивать ни потребности военных экономик (что сразу же выявилось в начале Первой мировой войны), ни потребности экономик с высоким уровнем накопления, к каковым относятся все “экономики развития”. Кроме того, как выяснилось уже после Первой мировой войны, сохранение системы размена бумажных денег при определенном (выше критического) уровне затрат на обслуживание международных долгов (частных и государственных) становится невозможным.

Именно в силу этих причин Первая мировая война в известном смысле “убила” систему денежного обращения, основанную на принципе золотого стандарта. Попытки вновь вернуться к системе золотого стандарта в первоначальном или модифицированном варианте, предпринятые после окончания Первой мировой войны, оказались безуспешными.

В 30-е годы экономика основных развитых стран трансформировалась в экономику регулируемых денег и частично управляемого спроса и стала больше походить на экономику периода Первой мировой войны, чем на экономику ей предшествовавшего периода.

В конце Второй мировой войны сообщество стран с развитыми рыночными экономиками оказалось перед перспективой “соревнования” с советской динамичной экономикой административного типа, а затем и с динамичными экономиками других социалистических стран.

В этой ситуации, с учетом опыта 30-х годов и отчасти предшествующего периода, на вооружение была взята модель рыночного хозяйства, базирующаяся на следующих принципах:

1) доведение доли фонда накопления в ВВП до уровня, позволяющего соревноваться с административно-управляемыми экономиками с высокой нормой накопления;

2) допустимость компенсации различных дефектов рыночного механизма с помощью регулировочных воздействий на экономику средствами кредитно-денежной и бюджетной политики, а также путем регулирования тарифов и другими средствами;

3) допустимость в связи с этим прямого присутствия государства в различных секторах экономики, и в первую очередь в тех, которые непривлекательны при данных условиях для частного капитала, причем был принят тот принцип, что размеры этого присутствия должны определяться конкретными условиями;

4) увеличение масштабов регулируемого перераспределения ВВП, включая таковое по бюджетным каналам;

5) снижение социальных рисков за счет развития системы социальных выплат;

6) возможность адаптации экономической политики к данным конкретным условиям (допустимость широкого спектра ее вариаций) и высокий уровень суверенности отдельных экономических модулей.

Была перестроена и денежная система. В соответствии с соглашениями, заключенными в Бреттон-Вудсе в конце Второй мировой войны, связь денег с золотом была ослаблена (право обмена валюты на золото было сохранено только за центральными банками). На практике была допущена система множественных валютных курсов и развитая система контроля за перемещением валюты, которая лишь очень постепенно вытеснялась системой унифицированного валютного курса.

2. От “бреттон-вудской” модели к неолиберальной

Формирование модели, обладающей перечисленными чертами (смешанная регулируемая рыночная экономика с регулируемой же валютной сферой), началось с середины 30-х годов в США в рамках политики “нового курса” президента Ф.Д. Рузвельта. Однако эта модель может быть с некоторой натяжкой определена как “бреттон-вудская” модель рыночного хозяйства (или как “бреттон-вудская экономика”), поскольку основа для ее всемирного распространения (тиражирования во всех европейских и во многих азиатских странах) была заложена определившими основные параметры мировой денежной системы соглашениями, заключенными в Бреттон-Вудсе в 1944 году.

“Свободный мир”, как не без оснований было принято именовать в 50–70-е годы сообщество стран с рыночными экономиками, выиграл экономическое соревнование с СССР именно по той причине, что он в послевоенный период вооружился “бреттон-вудской” моделью рыночного хозяйства, делающей возможным развитие экономики высокими темпами.

После того как стало ясно, что сообществу развитых стран не надо больше соревноваться с СССР, в них проявилась тенденция отказа от “бреттон-вудской” модели рыночного хозяйства и перехода к модели рыночного хозяйства, известной ныне как неолиберальная, характеризующейся следующими основными особенностями:

1) дерегулирование экономики (“либерализация”);

2) приватизация;

3) увеличение экономического значения финансовых рынков;

4) полная отвязка денег от золота и благородных металлов вообще.

Практически такая отвязка была осуществлена еще в 70-е годы в связи с отказом США от принципа обмена доллара на золото в том виде, в каком это предусматривалось бреттон-вудскими соглашениями. Но окончательно принцип деметаллизации национальных денег был принят только в 1978 г. на конференции в Ямайке.

Переход к системе формирования курса национальных денежных единиц на основе их рыночной стоимости и регулировочных воздействий центробанков имел следствием разделение валют на две основные группы:

а) валюты развитых стран и вообще стран с сильными экономиками, для которых характерна небольшая величина разрыва (“ножниц”) между паритетом покупательной способности (ППС), или покупательной силой национальной денежной единицы, и номинальным курсом;

б) валюты стран со слабыми экономиками (в том числе все развивающиеся страны и почти все новые рыночные страны), для которых характерны большие “ножницы” между ППС и курсом, при заниженности курса.

Основные источники этих “ножниц” – дефицит конкурентоспособности и повышенная инфляционность слабых рыночных экономик. В среднем эти “ножницы” трехкратные. Это имеет два важных следствия. Первое: в ситуации заниженности курса валют стран со слабыми экономиками автоматически мультиплицируется финансовая сила любых инвесторов из развитых стран в указанные страны. Если, например, собственник из страны с сильной валютой скупает землю или жилые дома или даже заводы в стране со слабой валютой, то эти покупки в основном финансируются, как ни парадоксально, экономикой той страны, в которой производятся эти закупки. Страна со слабой валютой (например, Россия) таким путем финансирует свою собственную скупку. Второе следствие: при заниженности курса любой экспорт из страны с заниженным курсом валюты в известной степени дотируется этой самой экономикой. Соответственно совокупность стран с заниженными валютными курсами предоставляет своего рода дотацию странам с сильными валютами, покупающим их валюту. Вот такая хитрая механика. Приняв правила игры в соответствии с неолиберальной экономической моделью, страна со слабой экономикой автоматически начинает переливать свои ресурсы в страны с сильной экономикой.

Работает принцип: ваш организм малокровный, значит, вы должны отдать часть вашей крови тому, у кого ее много. Раньше это называлось эксплуатацией (= колониальной системой), теперь – глобализацией.

Процесс трансформации рыночного хозяйства, выстроенного по “бреттон-вудской” экономической модели, в рыночное хозяйство, выстроенное в соответствии с принципами неолиберальной экономической политики, начался в развитых странах в 70-е годы и завершился в 80-е годы. В 80-е же годы в этот процесс была втянута большая часть латиноамериканских стран. Однако развивающиеся страны Азии в большинстве сохранили и в конце 80-х годов, и в 90-е годы формат модели “экономики развития” (регулируемое смешанное рыночное хозяйство), принятой еще в 50–60-е годы.

В большинстве случаев переход развивающихся стран от бреттон-вудской экономической модели к экономической модели неолиберального типа осуществлялся под прямым давлением развитых стран.

Результатом трансформации бывших социалистических экономик в экономики рыночного типа, казалось бы, должны были стать экономики “бреттон-вудского типа”, то есть регулируемые смешанные рыночные экономики, явно более приспособленные к функционированию в условиях стран, утративших предпринимательские сообщества и сталкивающихся с разнообразными рисками и сложными структурными проблемами. Однако под давлением Запада во всех этих странах, включая Россию, рыночное хозяйство было воссоздано в формате неолиберальной экономики.

Появление рыночных экономик бреттон-вудского типа было реакцией на возникновение повелительной потребности в динамизации рыночной экономики в целом и динамизации также большинства экономик развитых стран. Появление экономик неолиберального типа, наоборот, явилось результатом возникновения ситуации (в связи с застоем в соцстранах и перспективой внутриполитического кризиса в СССР), которая позволяла развитым странам снизить темпы роста. То есть неолиберальная экономическая модель изначально, по условиям своего возникновения, не была ориентирована на решение задачи поддержания высоких темпов роста. Она решала другие задачи – максимального ускорения процессов перераспределения и концентрации активов экономики. Государство убиралось из экономики, поскольку наличие государственных производственных комплексов и активной государственной политики препятствовало процессам перераспределения активов с их последующей концентрацией в руках ТНК. По этой же причине ломаются таможенные барьеры. Степень либерализации скачком повышалась до максимума, поскольку тем самым увеличивались темпы процесса концентрации капитала. Максимальное развитие финансовых рынков способствовало этой же цели.

3. Экономика застоя

Распространено представление, что неолиберальная экономика – жестокая штука, что она антисоциальна, но это экономика роста. Отнюдь нет. Это в лучшем случае экономика застоя или почти застоя, а в худшем случае – экономика перманентных экономических катастроф. В зрелом состоянии это всегда экономика кризиса.

Процесс трансформации экономик бреттон-вудского типа в экономики неолиберального типа реально представлял собой процесс трансформации экономик развития в экономики форсированного перераспределения активов с их концентрацией в руках наиболее сильных агентов рынка. То есть транснациональных финансовых и нефинансовых структур. Экономика развития замещалась экономикой перераспределения в пользу наиболее крупных из агентов рынка развитых стран.

Естественно, темпы экономического роста во всем сообществе стран с экономиками, втянутыми в процессы неолиберальной трансформации (или “реформирования”, если использовать имеющий широкое хождение термин), особенно если иметь в виду реальный сектор, резко уменьшились. В том числе и в развитых странах.

В том числе и в США. По планам, разрабатывавшимся в США в 60-е и 70-е годы, при консервации сложившегося там к началу 70-х годов экономического механизма США должны были произвести в 2000 г. 8 трлн квт·ч электроэнергии и 250 млн т стали. Но действовавшие в то время государственные программы развития энергетики впоследствии были свернуты. И вот результат: электроэнергии произведено в 2 раза меньше, стали – почти в 2,5 раза меньше, чем могло бы быть произведено. Легковых автомобилей США производят сейчас меньше, чем в 70-е годы. Производство электроэнергии в США с 1980 г. по 2000 г. увеличилось лишь на 3/5. И это за 20 лет.

В обрабатывающей промышленности США, если исходить из дефляторов (индексов, учитывающих реальную инфляцию) промышленной продукции, подсчитанных Пентагоном, в начале текущего десятилетия объем производства в 2000 г. мало отличался от такового в 1980 г.

Рост ВВП США шел в 80-е и 90-е годы преимущественно за счет сектора услуг. По данным статистики США, он за 20 лет якобы все-таки удвоился – в основном за счет роста сферы услуг и ее удельного веса в ВВП. Однако в том-то и дело, что корректное исчисление индекса роста в сфере услуг связано с огромными трудностями. Несомненно, что официальные данные о росте сферы услуг в постоянных ценах в США преувеличивают его реальные размеры. Соответственно преувеличивается и ВВП. По косвенным данным, ВВП США в 2000 г. в расчете на душу населения в лучшем случае соответствовал уровню 1980 г.

Что же касается Европы и Японии, то развитие их экономик после “реформирования” оказалось парализованным.

В развивающихся странах с экономиками, преобразованными в неолиберальном духе, среднегодовые темпы роста экономики для периода после 1980 г. упали до уровня таковых в развитых странах, что ясно свидетельствует об огромном недоиспользовании потенциала развития. Такова ситуация в Бразилии. Если бы экономический механизм Бразилии не был преобразован в неолиберальном духе и она сохранила темпы роста, набранные в 60–70-е годы, то в настоящее время по размерам ВВП Бразилия была бы сопоставима с США в 1980 г. и во многих отношениях была бы в состоянии выступать как конкурент США. Но Бразилию заставили сменить эффективную экономическую модель на неэффективную, и соотношение экономических масс Бразилии и США за 20 лет практически не изменилось. Примерно та же картина во всей Латинской Америке.

Для поздней неолиберальной экономической модели характерно также стремление компенсировать негативное действие застойного характера сверхлиберализованной экономики на объем предпринимательской прибыли за счет увеличения доли чистого предпринимательского дохода (без налогов) в ВВП. В том числе путем дезинвестирования экономики и особенно ее “десоциализации” – снижения в ней доли затрат социального характера. Процесс этот характерен не только для бедных стран (и России). Он распространяется на богатые страны и уже захватил Германию. В США первые опыты по десоциализации экономики предпринимались еще в 80-е годы, попытки в этом направлении осуществляются и администрацией президента Буша-младшего.

Важный аспект трансформации экономики в неолиберальном духе – существенная степень ее десуверенизации после такой трансформации. Если экономика, подвергнутая неолиберальной трансформации, – слабая, то она утрачивает суверенитет в положительной форме и “приобретает” его в отрицательной форме в виде больших масс госдолга, нищеты населения и быстро развивающегося криминального сообщества, отделяющего ее от экономик “приличных стран” в гораздо большей степени, чем высокие таможенные пошлины. Все, что имеет сколько-нибудь существенную ценность в подвергнутой неолиберальному реформированию слабой экономике, автоматически переходит в конце концов в руки иностранных собственников, по преимуществу из развитых стран. Местное правительство превращается в результате этой процедуры не в “ночного сторожа” при автоматически работающем рыночном хозяйстве, а в охранителей активов зарубежных собственников. “Было ваше, стало наше”. Утрата суверенитета экономикой по мере ее неолиберальной трансформации в конце концов имеет закономерный финал: экономика поглощается каким-нибудь экономическим сообществом. В современных условиях – это региональное экономическое сообщество с ядром в виде развитых стран или развитой страны, а в перспективе (если бы, конечно, удалось завлечь в неолиберальную паутину все страны) – глобальное сообщество.

Все это закономерно. “Бреттон-вудская” модель рыночного хозяйства не возникла сама собой. Она была введена в действие специально, чтобы мир рыночных экономик мог противостоять миру административных экономик. Получилось неплохо. Неолиберальная модель рыночного хозяйства также не возникла сама собой. Она была сконструирована в США и Англии в 70-е годы и постепенно была введена в действие в десятках стран, несмотря на значительное сопротивление. Здесь тоже был расчет – выстроить взаимоотношения между ядром мировой рыночной экономики (в виде США и Европы) и ее периферией по образцу конца XIX и начала XX века или по образцу отношений между центром и периферией в Британской империи в том виде, какой она имела около 1900 г. И для этого проекта “возврата назад”, к временам расцвета колониальной системы и системы зависимых экономик, подобрали красивый брэнд – “глобализация”.

При этом было учтено также следующее тонкое обстоятельство. В процессе развития реального сектора экономики в рыночных условиях всегда возникают новые предпринимательские сообщества, являющиеся конкурентами старых предпринимательских сообществ. Если остановить развитие реального сектора, то процесс образования конкурентов, противостоящих старым (западным) предпринимательским сообществам, может быть сведен к минимуму. С этой точки зрения способность неолиберальной экономической модели при ее приложении к реальным экономикам понижать темпы роста или даже вызывать откровенно регрессивные явления, как в России, для старых западных экономических элит не минус, а плюс. И эта ее особенность – не случайна.

Но кое-что авторы неолиберальной экономической модели все-таки не учли.

Первое – в условиях сосуществования стран, перестроившихся по неолиберальной модели, и стран с регулируемой или смешанной экономикой (соответствующей экономическому стандарту 50–60-х годов) удельный вес развитых стран первого типа в мировой экономике будет падать. Реально так и получилось – экономики почти всех стран Южной и Юго-Восточной Азии и Восточной Азии не удалось завлечь в неолиберальные сети, и в том числе – гигантские экономики Китая и Индии: они не прекращали быстро развиваться в 80–90-е годы и продолжают стремительно расти в текущем десятилетии.

Второе – в условиях расширения возможностей кредитных заимствований на мировом рынке, что имело место после интернационализации финансовых рынков развитых стран, любое предпринимательское сообщество, отношения между членами которого только отчасти следуют рыночным принципам и строятся в существенной степени на нерыночной основе (по схеме неформальных картелей), автоматически получало дополнительные возможности для ускорения собственного развития. Чем и воспользовались китайские предпринимательские сообщества в странах Юго-Восточной Азии, взаимодействие которых с внешним миром всегда напоминало отношения членов неформальных и даже формальных картелей. Аналогичные черты были в высшей степени характерны и для японского предпринимательского сообщества даже в 70-е годы. Не вполне изжиты они этим предпринимательским сообществом и сегодня. Переход развитых стран к неолиберальной экономической политике соответственно явился фактором, способствовавшим резкому увеличению экономической массы китайского предпринимательского сообщества за пределами КНР, а после того как КНР “открылась” – и в самом континентальном Китае. Западному предпринимательскому сообществу, заварившему неолиберальную кашу, удалось избавиться от латиноамериканских конкурентов и от потенциальных конкурентов из России и СССР. Но этот успех был полностью нейтрализован появлением на мировой экономической сцене мощного китайского предпринимательского сообщества. Не удалось также парализовать развитие предпринимательских сообществ во всех странах, в которых оно осуществлялось под государственной защитой и на базе развития госсектора. То есть в Индии и практически во всех странах Южной и Юго-Восточной Азии. В общем итоге, позиции западных предпринимательских сообществ в мировой экономике, несмотря на распад соцлагеря, за последние 30 лет не укрепились. Реально они ослабли.

Теперь попытаемся сделать некоторые выводы из истории трансформации мирового рыночного хозяйства за 150 лет.

Первый вывод. В системе мирового рыночного хозяйства одна доминирующая модель экономической политики с течением времени неизбежно сменяется другой. Меняются обстоятельства, меняются системы экономических целеполаганий, меняются и доминирующие модели экономической политики. “Время жизни” доминирующей экономической модели 30–50 лет. Отсюда следует вывод: проблемы, с которыми сталкивается выстроенная на основе неолиберальных принципов подсистема мировой экономики с ядром в виде экономики развитых стран, далеко не случайны. Далеко не случайно обвальное падение рынков корпоративных ценных бумаг (акции и облигации) в 2001–2002 гг. Далеко не случайно вообще кризисное состояние мировой финансовой системы и неопределенность перспектив и доллара, и даже евро. Далеко не случайна и разбалансированность системы мировой торговли с общей тенденцией к усугублению.

Не являются случайностью и кризисные явления в экономике США и Европы, и ныне уже явная системная неустойчивость Европейского Союза. Все это индикаторы того, что “время жизни” неолиберальной экономической модели и ей соответствующей денежной системы, построенной на том принципе, что деньги – это нечто вроде акций и их стоимость определяется в основном рынком, подходит к концу.

С мировой экономикой в недалекой перспективе произойдет то же самое, что с ней произошло в 30-е годы после Великого кризиса: снижение степени либерализованности большинства экономик, возврат государства в сферу производственной собственности и кредита, свертывание глобальных финансовых рынков, трансформация системы нерегулируемой торговли в систему регулируемой межгосударственными соглашениями торговли, возврат к практике регулирования межстранового движения инвестиций и вывоза капитала. Можно предвидеть по образцу 30-х годов и массированное аннулирование внешних долгов.

Второй вывод. Для мировой экономики, несомненно, полезно периодическое увеличение степени либерализованности. Но именно периодическое, а не навсегда. Достигнутый в рамках большого хозяйственного цикла, начавшегося по окончании Второй мировой войны, либерализационный максимум явно остался позади (вероятно, он был достигнут около 1993 г.).

Третий вывод. Опыт функционирования мирового рыночного хозяйства и шире – мировой экономики в целом свидетельствует также, что условием максимизации эффективности мировой экономики является известная степень ее системного полиморфизма и наличие конкуренции не только между отдельными рыночными хозяйствами, но и хозяйственными системами, характеризующимися существенными различиями в экономических механизмах, то есть базирующимися на таких экономических моделях, различия между которыми имеют существенный характер. Эта конкуренция отнюдь не принадлежит прошлому. И сегодня неолиберальная хозяйственная система имеет против себя конкурента – в виде системы регулируемого смешанного хозяйства. Системный конкурент США и Европы – Китай, капиталовложения которого в народное хозяйство сегодня вполне сопоставимы с капиталовложениями в народное хозяйство США и Европы.

Почти вся экономическая масса неолиберальной хозяйственной системы сосредоточена в развитых странах. Почти вся масса системы регулируемого, смешанного хозяйства сосредоточена в Южной и Восточной Азии. Налицо и известное распределение функций. Развитые экономики генерируют новые технологии и основную часть экспортных финансовых ресурсов, а система регулируемого смешанного хозяйства дает основную часть прироста мировой экономической массы.

Четвертый вывод. И, наконец, еще один момент, о котором не нужно забывать, когда речь идет о системных характеристиках мирового экономического механизма. Природа, как известно, не терпит пустоты. А мировая экономика, как показывает опыт, не терпит системного однообразия, даже если речь идет об экономических механизмах, однородных с точки зрения положенных в их основу принципов экономической политики. Так было в эпоху золотого стандарта. Так было в эпоху господства “бреттон-вудской” экономической модели, и так же обстоит дело сегодня, в том числе и в сфере господства неолиберальной экономической модели. Нельзя, например, поставить знак тождества между системными характеристиками экономик США и Японии или США и Европы. Всегда существует такой критический уровень унификации глобального экономического пространства, превышение которого ведет к существенному росту экономических рисков, что, в свою очередь, вызывает кризисные явления, порождающие мощные антиунификационные импульсы. Так было в 30-е годы, и есть все основания полагать, что этот процесс уже вновь начался и в среднесрочной перспективе приобретет значительный размах.

Глобализационный проект основан на том принципе, что мировая экономика нуждается в системной унификации и в десуверенизации отдельных экономических модулей. Эта посылка не соответствует реальности. Политики, обычно весьма слабо разбирающиеся в экономике, видят в глобализации, как правило, средство ускорения экономического развития на основе либерализации движения товаров и услуг. На самом деле это всего лишь средство ускорения перераспределения активов в глобальном масштабе с тем, чтобы сконцентрировать основную часть их в конечном счете в руках нескольких сотен юридических и нескольких тысяч физических лиц.

В чисто теоретическом плане реализация глобализационного проекта на базе неолиберальной экономической модели может быть осуществлена только при условии сильного снижения эффективности мировой экономики и большинства составляющих ее модулей. Эффективность отдельных экономических модулей действительно можно понизить (Аргентина, государства, образовавшиеся на месте СССР), но в целом эта задача нереальна, тем более что неолиберальная хозяйственная система доживает последние годы.

Максимум эффективности мировой экономики достигается при наличии существенного количества суверенных экономических модулей со значительными различиями в системных характеристиках, включая различия в степени либерализованности и приватизированности.

Фундаментальные причины этого – наличие больших различий в эффективности предпринимательских сообществ и различия в уровне конъюнктурных рисков. Экономика, обслуживаемая неэффективным предпринимательским сообществом (что уже снижает эффективность рыночного механизма), тем менее эффективна, чем более она либерализована, чем меньше компенсируются создаваемые неэффективностью предпринимателей дефекты. Точно так же: чем выше уровень конъюнктурных рисков, независимо от причин, которыми они вызываются, тем меньше эффективность рыночного механизма при заданном уровне либерализованности. Либерализованность экономики США была понижена в 30-е годы в рамках политики “Нового курса” Ф.Д. Рузвельта именно потому, что в результате кризиса она оказалась в зоне высоких конъюнктурных рисков, а это в свою очередь автоматически понизило эффективность рыночного механизма и увеличило потребность в регулирующих воздействиях, компенсирующих дефицит эффективности “рынка”. Так же обстоит дело во многих других случаях.

Выводы применительно к России.

1). Не было никаких оснований отдавать предпочтение при реформировании экономики России неолиберальной (англо-саксонской) экономической модели.

2). Неверен тезис о том, что если в процессе трансформации экономики России в неолиберальную форму она понесет существенные потери, то в дальнейшем они могут быть восполнены. Они не могут быть в этом случае восполнены в принципе, поскольку неолиберальная экономика – это “экономика перераспределения”, а не “экономика развития” (если она в состоянии обеспечивать развитие, то черепашьими темпами).

3). При любых преобразованиях экономики нет никаких оснований жертвовать экономическим суверенитетом. Минимизация экономического суверенитета России полезна странам и экономическим блокам со значительными ресурсами экономического суверенитета (США, Европа, КНР), но она заведомо вредна экономике России.

Тем более нет никаких оснований жертвовать экономическим суверенитетом и “во имя глобализации”, ибо действующий проект глобализации при унификации отдельных рыночных модулей по неолиберальному образцу рассчитан на создание в мировых масштабах заведомо неэффективной экономики. Кроме того, в связи с сосредоточением большей части мировой экономической массы в Восточной Азии он вообще не поддается реализации в варианте, приемлемом для западных элит.

4). Поскольку российскому обществу нужна “экономика развития”, перспективным в российских условиях является тот или иной вариант смешанной регулируемой экономики развития, например, экономика, подобная экономике Франции или Италии в 60–70-е годы, экономике Южной Кореи и Тайваня в варианте 80-х годов или КНР в том виде, какой она имела около 2000 г.

1. Китай как фактор расклада сил

Миф гласит, что мы живем в мире неограниченного экономического доминирования США, ЕС и Японии.

Да, еще 10 лет назад это было так. Но ситуация коренным образом изменилась.

“На пятки” группе развитых стран наступает Китай. В развитых странах пытаются игнорировать этот факт: мол, да, Китай развивается, но пройдет еще много времени, прежде чем его экономика будет представлять серьезную величину, способную на мировом рынке выступать конкурентом экономики США, ЕС, Японии.

На самом деле это время уже настало. Судя по официальным данным о производстве отдельных видов промышленной продукции, промышленное производство КНР превышает промышленное производство США минимум в два раза. В 2004 г. в КНР произведено 45 млн компьютеров на микропроцессорах, 297 млн тонн проката (потреблено 310 млн т), 970 млн тонн цемента (“Жэньминь жибао”, 28.02.2005). По производству компьютеров КНР превышает США более чем в 2 раза, по производству проката – в 3 раза, по производству цемента, хлеба и объему строительства – в 10 раз. Есть основания полагать, что по большинству позиций производство непродовольственных потребительских товаров в КНР составляет 50–70% от мирового без Китая.

Запад, навязав значительной части стран со слабыми рыночными экономиками хозяйствование по неолиберальным правилам, загнал их в своего рода экономическую ловушку, заставив их играть по правилам, которые ему, Западу, выгодны. Китай никому ничего не навязывал. Но для западных господ он также расставил ловушки – статистические. Номинальное производство проката (то есть по нескорректированным официальным данным) составляло в КНР в 2000 г. 131,5 млн т, а в 2004 г. – 297 млн т, то есть выросло в 2,26 раза. Разумеется, так не бывает. Реальный рост производства проката в КНР за эти 4 года – в пределах 25%. Просто китайская статистика скорректировала данные о производстве проката так, что данные за 2004 г. гораздо лучше отражают реальное положение дел, чем данные за 2000 г. Аналогичным образом обстоит дело с данными о производстве по ряду других позиций, причем такие корректировки начались еще до 2000 г. В результате у всех на глазах страна с размерами экономической массы, примерно соответствующей таковой США, превратилась за несколько лет, в течение которых американская экономика стояла практически на месте, в страну с размерами экономической массы, примерно в 2 раза превышающими таковую США. Видимо, пройдет еще несколько лет, прежде чем западная элита поймет, что ее крупно обставили и что в западном варианте ныне глобализационный проект в принципе не реализуем.

Отраслей, в которых американское производство превышает китайское, гораздо меньше, чем тех, в которых китайское производство превышает производство США. Крупный разрыв в размерах производства в пользу США сохраняется в очень немногих отраслях. В том числе – в производстве нефтепродуктов и автомобилей. Но перспективный план по автомобилям (на 2010 г.) предусматривает доведение их производства в КНР в следующем десятилетии до 20–30 млн ед. и перекрытие, таким образом, американского уровня вдвое. Обычно производство автомобилей указывается статистикой КНР на 2004 г. в 5,1 млн ед., в том числе легковых автомобилей – 2,3 млн ед. Но это без малолитражных автомобилей, которых еще в 2002 г. было произведено 3,5 млн ед.

На предприятиях с участием зарубежного (по преимуществу зарубежного китайского) капитала, специализирующихся на натиске на мировые рынки, в КНР в 2003 г., по неполным данным, работало 12 млн человек, что составляет около 2/3 всей занятости в промышленности США.

О масштабах китайской промышленности можно судить по тому, что на предприятиях лишь волостно-поселковой промышленности, к которым не относятся предприятия, расположенные в городах и поселках городского типа, в КНР в 2002 г. работало 77 млн человек, которые произвели продукцию стоимостью 10 трлн юаней. Считая по паритету покупательной способности промышленного юаня, это 2–2,5 трлн долл., или 50–60% от стоимости всей продукции американской промышленности в 2002 г.

В 2004 г. капиталовложения КНР в основные фонды составили, по официальным данным, 7,0 трлн юаней. Считая по паритету покупательной способности инвестиционного юаня (он в 2 раза выше паритета покупательной способности промышленного юаня), это 3,5–4,0 трлн долл., что примерно соответствует всем инвестициям в основные фонды США и ЕС, вместе взятым. Инвестиции государственных унитарных предприятий и государственных компаний составили в КНР в 2004 г. 3,37 трлн юаней, на 14,5% больше, чем в 2003 г., или, считая по паритету инвестиционного юаня, 2 трлн долл. Это примерно объем капиталовложений в основные фонды в США, Канаде и Мексике, вместе взятых.

Широко распространенное мнение о зависимости КНР от иностранных инвестиций – не более чем миф. В том же 2004 г., когда прямые зарубежные капиталовложения в экономику КНР были близки к максимуму, они составили лишь 60,6 млрд долл., то есть меньше 2% от общей суммы инвестиций в основные фонды. К тому же около 40% “зарубежных” инвестиций – это инвестиции гонконгских инвесторов, а около 80% прочих инвестиций – инвестиции зарубежных китайцев. Вклад инвесторов из США и Европы в общую массу производимых в стране инвестиций пренебрежимо мал. К тому же КНР сама уже превратилась в довольно крупного экспортера производственного капитала, не говоря уже об инвестициях в американские облигации.

В инвестиционном отношении китайский мир в целом (и КНР в частности) практически полностью автономен. США зависят от инвестиций КНР в американские облигации, а КНР не зависит ни от американских инвестиций, ни от инвестиций из развитых стран.

Фактически те функции, которые молва приписывает иностранным инвестициям, в КНР выполняют государственные инвестиции и государство как стратегический инвестор.

Государство вкладывает средства в капиталоемкие секторы экономики, мало привлекательные для частного капитала, частный сектор – в остальную экономику. Эта комбинация не нова. Она широко применялась многими странами в 30–70-е годы и даже США в период “нового курса” и Второй мировой войны (военная промышленность была создана практически за счет государства). Всюду она давала отличные результаты. Дала она прекрасные результаты и в КНР.

Китай сегодня – это экономический мир с уровнем экономической автономности, превышающим таковую сообщества развитых стран.

К 2010 г. он вовлечет в сферу своего влияния страны АСЕАН (принципиальная договоренность о создании зоны свободной торговли в составе Китая и этих стран достигнута) и Южную Корею, а после 2010 г. при консервации Россией нынешнего экономического курса – и большую часть бывшего советского экономического пространства.

К 2020 г. промышленное производство Китая, согласно действующему плану развития, увеличится еще в 3 раза. По объему промышленного производства Китай в 2020 г. превзойдет развитые страны, вместе взятые, если они откажутся от неолиберальной экономической модели, в 1,5 раза, если не откажутся – то минимум в 2 раза.

Во времена Марко Поло (середина XIV века) и затем в XV–XVI веках Китай по размерам экономической массы превышал Европу в несколько раз. К 2020 г. при консервации существующих тенденций в области экономической политики соотношение экономических масс Запада и Китая вернется к уровню XV–XVI веков.

Китай вышел вперед и превратился уже сегодня в реальный экономический центр мира именно потому, что, после того как экономика Запада была перестроена на неолиберальных началах, темпы ее роста, особенно в реальном секторе, резко упали.

Особенностью статистики КНР является то, что она не всегда полностью отражает объемы экономической деятельности и величину финансовых показателей, причем показатели постепенно корректируются в направлении приближения к реальности.

Как было сказано выше, в 2000 г. “статистическое производство” проката составило 131,5 млн т, а в 2004 г. 297,2 млн т. Разумеется, такой скачок (в 2,26 раза от уровня в 131,5 млн т) невозможен. В данном случае сведения были скорректированы в направлении приближения к более полному отображению объема производства проката. Масса денег для сделок (агрегат М1 ВВП) в среднем за 2004 г. составила 9,0 трлн юаней, включая наличные деньги (агрегат М0) в сумме 2,04 трлн юаней. Соответствующая величина ВВП никак не меньше, чем 40 трлн юаней. Номинальная же – 13,65 трлн юаней. Из этих данных следует, что для экономики Китая характерен огромный теневой ВВП и, кроме того, правила исчисления ВВП в КНР отличаются от таковых в развитых странах. Именно поэтому и получилось, что при номинальном ВВП в 13,65 трлн юаней капиталовложения в основные фонды КНР составили 7,0 трлн юаней, а прирост сбережений – 2,6 трлн юаней.

В случае увеличения курса юаня до реального уровня покупательной способности промышленного юаня (чего домогаются от КНР США) Китай со своими огромными приростами сбережений и положительным экспортным сальдо может в ограниченное время превратиться в опасного конкурента ведущих финансовых держав на финансовом рынке, как он превратился в их конкурента на товарном рынке.

Согласно полностью доминировавшему в соответствующих кругах Запада в 80-е годы мнению, разгром Советского Союза решал на перспективу все проблемы, с которыми мог столкнуться Запад. Сегодня нетрудно видеть, что эта точка зрения абсолютно ошибочна. Стратегическим системным конкурентом Запада и в 80-е годы было “Срединное государство” (так китайцы называют свою страну). Разгромив Советский Союз, Запад уничтожил не столько своего противника, сколько евразийский противовес возрождающемуся мощному “Срединному государству”. Упорствуя в ставке на неолиберальную экономическую политику и продолжая навязывать ее России, Запад лишь ухудшил собственное стратегическое положение.

Общий итог западной политики к 2020 г. (завершающему году очередного 20-летнего плана развития экономики КНР): соотношение экономической массы Запада (ЕС и США) вернется к уровню, на котором соотношение экономических масс Европы и Китая находилось в XV–XVI веках, в период расцвета империи Мин.

2. Утрата Западом технологического превосходства

Расчет на сохранение лидерства в мировой экономике, если над этой проблемой на Западе вообще задумываются всерьез, делается там на превосходство в области новых технологий и в сфере “постиндустриальной экономики”.

Действительно, даже в удаленной перспективе западная экономика будет являться основным генератором новых технологий.

Но вот другая сторона медали. В 2003 г. КНР импортировала товаров высоких технологий на 119,3 млрд долл., и в том числе из США – меньше чем на 30 млрд долл. Основная часть импорта КНР высокотехнологичной продукции приходится на Японию и Южную Корею. Экспорт высокотехнологичной продукции КНР в 2003 г. составил 110,3 млрд долл. и был незначительно меньше импорта.

Из этих цифр виден следующий важный факт: лидерство в разработке высоких технологий одно, а лидерство в производстве продукции высоких технологий – другое.

Восточная Азия (Япония, Китай, Южная Корея) уже превратилась в мирового лидера в области производства продукции высоких технологий гражданского назначения.

В общем объеме производства промышленной продукции развитых стран доля товаров, производимых с использованием технологий, созданных за последние 5–10 лет и характеризующихся существенной новизной, невелика (даже по самым оптимистическим расчетам, она не превышает 10–15%). Поэтому можно отставать от развитых стран по технологическому уровню на 5–10 лет (и больше) и в то же время являться для них опаснейшим конкурентом. Это и показывает пример КНР.

Реально и интервал времени, в течение которого производитель новой технологии лишается на нее монополии за счет ее утечки по легальным и нелегальным каналам, не превышает в огромном большинстве случаев 5 лет. Соответственно Китай имеет сегодня в своем распоряжении практически все технологии, появившиеся на свет 5 лет назад. США, как показывает доклад Кокса, не в состоянии пресечь утечку в КНР даже самых секретных военных технологий.

В этой ситуации рассчитывать на то, что западные державы и даже вместе взятые развитые страны могут обладать на перспективу экономически значимым технологическим превосходством над КНР, не приходится. В сфере военных технологий, согласно опубликованным в КНР данным, эта страна сравняется с США в 2010 г.

Для минимизации разрыва в области новых технологий КНР прибегла и к такому нестандартному средству, как размещение в собственных пределах занимающихся научными исследованиями и разработками подразделений ТНК с тем, чтобы они использовали на рядовых должностях местных специалистов, которые, как считается, не уступают в квалификации японским, но обходятся гораздо дешевле. Глупо предполагать, что технологии, производимые китайскими учеными и инженерами на территории КНР, недоступны для китайской экономики.

Поскольку значительный технологический отрыв развитых стран от КНР невозможен, соответственно он неосуществим и в сфере технологий, которые принято именовать постиндустриальными.

Если кто-то думает, что в рамках западной экономики можно создать мощный “постиндустриальный сектор”, а в КНР нельзя, он глубоко ошибается.

Не нужно забывать, что за термином “постиндустриальная экономика” скрывается по преимуществу производство услуг в области обработки данных и связи с использованием продукции электронной промышленности и обычных программных продуктов, причем значительная часть таких продуктов для Запада сегодня производится в Индии и может прекрасно производиться в Китае.

Сферу научных исследований и разработок в целом (НИОКР) также можно отнести к “постиндустриальному” сектору экономики, хотя 9/10 НИОКР тесно связаны с промышленным производством.

Несколько слов нужно сказать по поводу самого феномена так называемой “постиндустриальной экономики”. Когда говорят о “постиндустриальной экономике”, то фактически имеют в виду особый сектор экономики, включающий часть электронной промышленности, производящую разного рода системы по переработке и передаче информации, и сектор сферы услуг, занятый предоставлением в широком смысле слова информационных услуг. При чем тут “постиндустриальная экономика”? С натяжкой можно говорить о “надындустриальном секторе” экономики. Какой же его удельный вес в экономике, например, в тех же США? Несколько процентов. Развитие этого сектора в экономике США не привело к свертыванию промышленности, ни даже к заметному уменьшению индустриальной занятости. (Следует отметить, что хотя “в фоновом режиме” процесс деиндустриализации в США идет, он в действительности представляет собой проявление другого процесса – формирования несправедливой системы международного разделения труда, а фактически – эксплуатации странами Запада дешевой рабочей силы развивающихся стран. С неизбежным и уже идущим изменением существующего расклада геополитических и геоэкономических сил не в пользу США процесс вывода производственных мощностей за пределы развитых стран прекратится и примет обратный характер.) Само собой, что информация не может заменить ни хлеб и мясо, ни автомобили, ни строительные материалы.

Так что “постиндустриальная экономика” – это модный брэнд, и не более того. Это символ надежд на сверхобогащение путем использования компьютеров и построенных на их основе информационных систем. Надежды эти, кстати, не оправдались.

Так что бросаться в омут неолиберальной экономики в расчете на преобразование собственной экономики из обычной в постиндустриальную нет никаких оснований.

Все, что нужно, чтобы завести у себя “постиндустриальную экономику”, можно купить сегодня по дешевке на мировом рынке, что в России уже и делается.

Строго говоря, термин “постиндустриальная экономика” более или менее имеет смысл только в приложении сферы НИОКР (научных исследований и опытно-конструкторских разработок). К сожалению, в период реформ у нас ничего не делалось для развития этого сектора экономики России и делалось немало для его свертывания.

“Постиндустриальная экономика” – это всего лишь что-то вроде четвертичного сектора мировой экономики, надстройка над промышленностью. Это – не “пост-промышленность”, а “над-промышленность”, невозможная без промышленности. Соответственно развитие “постиндустриального” сектора экономики никаких преимуществ Западу в принципе дать не может, тем более что в этой сфере по количественным показателям на Западе почти достигнут потолок.

Вывод:

Расчеты на то, что Запад, и прежде всего США, утрачивая позиции в мировом промышленном производстве, смогут все-таки сохранить доминирующую экономическую позицию за счет создания новых технологий, лишены почвы. Технологический разрыв Запада и Китая неуклонно и довольно быстро сокращается. Он уже сегодня не является серьезным экономически значимым фактором и тем более не будет являться им в будущем.

3. Глобализация: по-американски или по-китайски?

Принимая во внимание неуклонный рост экономической массы Китая и перспективы сосредоточения в КНР около половины мировой экономической массы к 2020 г., упорствование западных держав в курсе на глобализацию может иметь только один результат: Китай установит контроль над рынками США и ЕС. Поэтому такое упорствование имеет определенные границы. Налицо ситуация, когда “собравшиеся по шерсть” вполне могут “вернуться домой стриженными”. Но реально дело до этого все же не дойдет. Где-то около 2010 г. западные державы откажутся от курса на глобализацию ввиду создаваемых ею проблем и неспособности западных экономик конкурировать с китайской экономикой. Характерно, что если в 2003 г. политик Збигнев Бжезинский все еще с восторгом пишет о глобализации, усматривая в ней инструмент распространения влияния США по всему миру, то финансист Джордж Сорос в своей последней книге “О глобализации” занимает уже двойственную позицию: он “за” глобализацию, но при этом он предлагает основательно скорректировать программу глобализации, и чувствуется, что он испытывает по поводу этого предприятия и его исхода большие сомнения, даже если не принимать во внимание Китай.

К сожалению, нельзя исключить в конце концов возникновения такой ситуации, когда на практике программа глобализации сведется к полному лишению России экономического суверенитета. Такие планы уже существуют. Из последней книги Зб. Бжезинского мы можем узнать, как будет выглядеть глобализация применительно к России на практике. Во-первых, Украина должна интегрироваться с Европой, а не с Россией (что и предусматривала программа Ющенко в период выборов осени 2004 г.). Во-вторых, Кавказ, разумеется, должен быть освобожден от российского влияния. В-третьих, Сибирь должна быть интернационализирована. Запад будет вкладывать в Сибирь капиталы, а Китай – рабочие руки.

Обратим внимание: никто, и в том числе Зб. Бжезинский, не предлагает “интернационализировать” ледяные просторы Канады и Аляски (последняя еще менее заселена, чем Сибирь), не идет речь и об “интернационализации” Австралии (по европейским меркам незаселенной), или слабозаселенной зоны тропических лесов бассейна р. Амазонки (тоже многие миллионы квадратных километров), или просто пустыни Сахары, или Аравийской пустыни.

Не касаясь пока политической реализуемости планов “интернационализации Сибири”, посмотрим, как обстоят дела с экономической стороной. Во-первых, еще в советский период все сливки в Сибири были сняты (за исключением нефтегазового сектора, добычи алмазов и никеля, но совокупные продажи алмазов и никеля относительно невелики), легкодоступные массивы строевого леса давным-давно вырублены. Во-вторых, создание любых новых мощностей в добывающей промышленности (и в материалопроизводящих отраслях) Сибири предполагает огромные капиталовложения в транспортные сети и инфраструктуру, многократно превосходящие финансовые возможности развитых стран. Это при том, что в США нет денег для обновления собственной городской инфраструктуры и почти так же обстоит дело и в Европе.

Единственная страна, которая в состоянии вкладывать деньги в “сибирские пустыни”, – это Китай. Но пока для Китая более перспективны и более выгодны капиталовложения во внутренние районы Китая, которые и поглотят в ближайшие 5–10 лет капиталовложения, исчисляемые многими триллионами долларов и даже (считая по покупательной силе инвестиционного юаня) – десятками триллионов долларов.

А вот после 2020 г. Китай может серьезно заинтересоваться Сибирью, но вовсе не для того, чтобы “делиться” с США и ЕС.

Рассмотрим, как скажется на России членство в ВТО с учетом наличия китайского фактора.

Во-первых, надо иметь в виду, что в современных условиях защита отечественных производителей почти во всех странах осуществляется не посредством тарифной политики (таможенное обложение экспорта и импорта), а посредством политики валютного курса. В развивающихся странах и вообще в странах со слабыми экономиками курс занижает стоимость национальных денежных единиц в среднем в 3 раза. То же примерно и в России. Конкурентоспособность российских производителей реально зависит не от уровня таможенных пошлин (он и так незначителен), а от курса рубля. Падение курса рубля после дефолта 1998 г. поэтому привело к увеличению конкурентоспособности промышленности России, если не на мировом, то на собственном рынке, и соответственно – к росту промышленного производства России.

В этой ситуации промышленность развитых стран конкурентоспособна на мировом рынке только в тех отраслях, где она является монополистом или где фактор технологического превосходства в состоянии осязаемо повлиять на качество производимой продукции.

Но вот на мировом рынке вслед за новыми индустриальными странами с относительно небольшими объемами производства в технологически продвинутых отраслях появляется Китай, который, с одной стороны, проводит политику заниженного курса юаня, а с другой – высокими темпами увеличивает производство высокотехнологичной продукции и в ближайшие 3–7 лет войдет в число крупнейших ее мировых производителей (смотря по тому, какие отрасли относить к высокотехнологичным), а затем, видимо, займет в этом отношении первое место в мире. При этом, развивая производство высокотехнологичной продукции, Китай не прекращает производить в огромных масштабах низкотехнологичную продукцию, производство которой перебрасывается из приморских во внутренние районы КНР и из городской промышленности в промышленность волостного и деревенского уровня.

Налицо ситуация, когда принцип эффективности международного разделения труда оказывается, по крайней мере на перспективу, неприложимым к мировой экономике после прихода на мировые рынки Китая. Китай в состоянии производить почти все. С мирового рынка он будет брать во всевозрастающих масштабах нефтегазовое сырье, цветные металлы, железную руду, продукцию нефтехимии. В этой ситуации балансировка экспорта-импорта развитых стран и КНР при работе мировой торговой системы в либерализованном режиме оказывается невозможной.

Таким образом, после прихода Китая на мировой рынок неотвратимой становится делиберализация торговли, по крайней мере США (НАФТА) и ЕС.

Можно представить себе Североамериканскую зону свободной торговли, отгороженную от китайских производителей высокими таможенными барьерами. Но нельзя представить сохранение на перспективу даже в 10-15 лет свободного движения товаров и услуг в глобальных масштабах.

В 30-е годы система мировой торговли была делиберализована в результате всеобщего экономического краха. Ныне она с течением времени будет неизбежно делиберализована в связи с появлением на мировом рынке гигантской китайской промышленности.

Как пойдет процесс, показывают попытки США (кстати, в экономическом плане вполне оправданные) уже сейчас навязать КНР систему торговых квот и тем самым ограничить присутствие Китая на американском рынке.

Соответственно ВТО из организации, призванной обеспечить свободное движение товаров, вполне может превратиться с течением времени в организацию, занятую регулированием движения товаров и услуг на основе распределения квот на рынках, то есть она может превратиться в мегакартель.

В этой ситуации вступление России в ВТО не имеет никакого смысла, если только оно не имеет целью обеспечение максимизации торгового присутствия Китая в российском экономическом пространстве ценой вытеснения российской промышленности и промышленности всех прочих стран, включая развитые.

В связи с проблемой эволюции Всемирной торговой организации нужно иметь также в виду, что брэнд “ВТО” не отражает в полной мере реальное содержание тех ограничений, которые членство накладывает на ее участников. ВТО возникла на базе ГАТТ (организации, действительно занимавшейся исключительно торговлей и тарифами) путем ее переименования. Но марка была изменена не случайно. В своем современном качестве ВТО занимается не столько либерализацией движения товаров и услуг, сколько либерализацией движения капиталов. Членство в ВТО ныне предполагает фактически национальный режим для иностранных инвесторов. Если, например, инвестором является полугосударственная или даже чисто государственная (унитарная) компания Китая, то и она пользуется национальным режимом в странах – членах ВТО.

Широкая публика обычно не улавливает этого обстоятельства, по инерции считая, что ВТО занимается лишь тарифами.

КНР, которая все еще имеет репутацию чистого импортера капитала, уже превратилась в его довольно крупного экспортера, причем экспорт капитала из Китая быстро растет.

Налицо перспектива превращения КНР в крупнейшего в мире экспортера производственного капитала или его приобретателя (за счет скупки активов), способного очень чувствительно потеснить западные ТНК во всех секторах мировой экономики. То есть западные ТНК начнут вытесняться из мировой экономики китайскими ТНК, что соответствует и ныне действующим целевым установкам экономической политики КНР.

Нетрудно предвидеть, что, как только конкурентная активность китайских ТНК в сфере мировых производственных инвестиций станет обременительной для Запада (через 5–10 лет), Запад вновь изменит правила игры на мировом рынке капиталов – на этот раз таким образом, чтобы поставить пределы расширению зоны экономического влияния Китая. Но может оказаться и так, что это будет сделано слишком поздно.

Вывод: в связи с появлением на мировом рынке гигантского эквивалента экономики развитых стран в виде экономики КНР, ВТО в качестве организации, созданной в свое время вовсе не для обеспечения интересов КНР, а для обеспечения интересов США и ЕС, в течение 5-10 лет претерпит крупные метаморфозы и в основном утратит функции инструмента обеспечения свободного движения товаров, услуг и капитала в глобальных масштабах.

4. Агрессивная глобальная элита

Неолиберальная экономическая политика и сопутствующая ей глобализация не только не отвечают интересам развивающихся стран и вообще стран со слабыми экономиками, но далеко не соответствуют и интересам развитых стран, поскольку рост их экономик после трансформации в неолиберальном стиле резко замедлился, а в отдельных случаях и вовсе остановился.

Распространено представление, что за неолиберальной экономической политикой и глобализацией стоят интересы ТНК развитых стран и особенно ТНК США и ЕС. Но и с этим тезисом дела обстоят непросто. Темпы роста экономической массы совокупности ТНК в эпоху “неолиберализма” во всяком случае не увеличились. Более того, на многих рынках в связи с появлением конкурентов из новых индустриальных стран доля западных ТНК начала уменьшаться. А в перспективе – безнадежная борьба с конкурентами из КНР.

Финансовый сектор развитых стран по состоянию на конец 90-х годов выиграл относительно больше всех от проведения неолиберальной экономической политики.

Но после краха фондовых рынков США и ЕС в 2001–2002 гг. он оказался в весьма сложной ситуации, усугубляющейся общей валютной неустойчивостью и ростом удельного веса “плохих” кредитов и безнадежных долгов. То есть его дела также не очень хороши.

И тем не менее ставка на политику неолиберализма в США и ЕС сохраняется, и даже появление на мировом рынке китайского гиганта пока не произвело особого впечатления на рыночных фундаменталистов.

Возникает роковой вопрос – кому выгодно?

В этой связи следует обратить внимание на зафиксированное Зб. Бжезинским “появление ярко выраженной глобальной элиты, с глобалистскими взглядами и транснациональной лояльностью”. Зб. Бжезинский так характеризует данное новообразование: “Представители этой элиты свободно говорят по-английски (обычно в американском варианте) и пользуются этим языком для ведения дел; эта новая глобальная элита характеризуется высокой мобильностью, космополитическим образом жизни; ее основная привязанность – место работы, обычно это какой-либо транснациональный бизнес или финансовая корпорация. …Ежегодные встречи Всемирного экономического форума стали, по существу, партийными съездами новой глобальной элиты: ведущие политики, финансовые магнаты, крупные коммерсанты, владельцы СМИ, известные ученые и даже рок-звезды. Эта элита все более явно демонстрирует понимание своих собственных интересов, дух товарищества и самосознание”. Понятно, что члены глобальной элиты и в материальном отношении живут совсем в другом мире по сравнению с прочими обитателями Земли.

Очевидно, перед нами не просто элита, а образование, обладающее почти всеми признаками нации (общность языка, общность образа жизни, общность ценностной системы). Есть все основания наименовать его если не нацией, то квазинацией.

Какова же численность этого образования? Без лиц наемного труда, не относящихся к категории высокооплачиваемых менеджеров, – несколько сот тысяч человек и не больше миллиона человек без членов семей, а с членами семей – около 1–3 млн человек. Если же отнести сюда всех более или менее привилегированных в материальном отношении служащих ТНК, им подобных структур, а также международных организаций, то это будет уже несколько миллионов человек.

Кроме того, в развитых странах несколько десятков миллионов человек разделяют основные ценностные и политические установки представителей глобальной элиты. Вместе с представителями глобальной элиты они составляют глобальное маргинальное сообщество, противостоящее всем исторически сложившимся сообществам.

До Второй мировой войны говорить о “глобальной элите” (и тем более о глобальном маргинальном сообществе) не приходится.

Ее возникновению очень сильно способствовало резкое увеличение удельного веса США в мировой экономике после Второй мировой войны и численности персонала ТНК (просто по причине роста их оборота), а затем ситуация противостояния “двух систем” с ядрами в виде США и СССР.

Применительно к сфере мировой экономической политики последовательность событий такова: сначала появилась “глобальная элита” (ее присутствие стало ощущаться уже в 60-е годы), а затем появилась неолиберальная экономическая политика, в максимальной степени способствующая численному увеличению глобальной элиты и ее роли в мировой экономике.

“Транснациональная лояльность” глобальной элиты на практике означает дефицит лояльности по отношению к традиционным гражданским обществам (существующим в пределах отдельных государств), а также традиционным (“старым”) нациям и этноконфессиональным сообществам.

В настоящее время “глобальная элита” фактически находится в состоянии войны со всеми элитами, сохранившими традиционный облик, с целью их уничтожения.

Все основные элементы неолиберальной экономической политики определены так, чтобы в максимальной степени соответствовать интересам “глобальной элиты” и потребностям ее воспроизводства, и поэтому мало связаны с реальными экономическими потребностями. Именно поэтому нормальное рыночное хозяйство было подменено в 80-е годы “экономикой казино”, а реальные деньги, привязанные к золоту, – квазиденьгами.

Неолиберальная экономика не возникла сама собой. Она была создана под запрос “глобальной элиты”.

Возможность появления такого сообщества, как современная “глобальная элита”, предвидел еще Джонатан Свифт. В “Путешествии Гулливера в Лапуту” он описал общество, состоящее из элиты просвещенных лапутян, обитающих на летающем острове, и облагаемых данями обитателей твердой земли. Последние являлись, помимо всего прочего, объектом экспериментов, которые измышляли в Академии прожектеров (!). Если жители какой-либо местности Лапуты бунтовали, они подвергались разнообразным карам. Была и такая кара: летающий остров опускался на город и раздавливал его.

Попытки свернуть систему социального обеспечения, которые стали предприниматься ныне даже в развитых странах без всякой реальной необходимости и которые преследуют очевидную цель увеличения нормы прибыли, чтобы компенсировать влияние застойности экономики на величину прибыли, прямо и непосредственно связаны с фактом психологического разрыва между “глобальной элитой” и основной массой граждан тех стран, в которых она оперирует.

В высшей степени характерно, что свертывание системы социального обеспечения идет параллельно развитию генной инженерии, достижениями которой, естественно, могут воспользоваться только богатые. Что результаты такого рода экспериментов, отданных в США на откуп частным учреждениям, меняют весь формат развития человечества, угрожая его биологическому единству, признают даже такие поклонники глобальной элиты, как Бжезинский.

И все же не нужно преувеличивать значение феномена “глобальной элиты” и ее способность влиять на будущее развитие событий. Глобальная элита – это на самом деле западная элита, с контрольным пакетом акций в руках у американской элиты. В нее допущены “с целью придания глобального облика” некоторое количество представителей других региональных элит. Но это никого не обманывает. Погоды они не делают.

Однако пик влияния “глобальной элиты” на мировые дела позади. Во-первых, стремительно растет влияние на них китайской элиты, и тут “глобальная элита” ничего сделать не может. Во-вторых, Запад втянулся в войну с мусульманским миром. С победой в этой войне ничего не получается. Приемлемого компромисса с мусульманами за счет России Западу достигнуть не удастся. Если Россия или ее сколько-нибудь значительная часть станет мусульманской страной, это приведет лишь к дополнительному сдвигу баланса сил в пользу мусульманского мира. В-третьих, “глобальная элита” раскалывается. Она уже раскололась под давлением экономических интересов на европейский и американский фрагменты, отношения между которыми отнюдь не идиллические (отсюда конфронтация доллара и евро). Японцы ожидают лишь момента, чтобы вырваться из американских “объятий”. Наконец, фактом стал раскол американской элиты. Республиканцы и демократы – это уже не просто партии, это враждебные сообщества, представляющие по преимуществу интересы “старых” и “новых” американцев, которые в условиях загнанной в тупик стагнации экономики США согласовать невозможно. “Глобальная элита” в своем современном виде – продукт конфликта СССР и США, толкнувшего несоциалистический мир, и прежде всего Европу, в объятия США. Исчез СССР – исчезнет и “глобальная элита”. Чтобы возникла действительно “глобальная элита”, нужно сломать все основные цивилизационные модули. Но в современных условиях это нереально, что прекрасно показано еще в книге С. Хантингтона “Столкновение цивилизаций”, вышедшей в свет более 10 лет назад.

Для России, для российской элиты отсюда следует простой вывод: не нужно принимать всерьез болтовню о глобализации и о “глобальной элите” и, тем более, приносить себя в жертву “глобализации”, которую постигнет такая же участь, какая постигла опыты в области “коммунистического строительства”.

1. Размеры упущенных возможностей

В середине 80-х годов XX века Россия была одной из наиболее индустриально развитых стран мира. Промышленное производство России составляло около 50% от уровня США, а в расчете на душу населения – около 75% и соответствовало уровню промышленного производства на душу населения в США в первой половине 70-х годов. По СССР в целом промышленное производство на душу населения составляло в середине 80-х годов немного меньше – 70% от американского уровня. Здесь уместно напомнить, что и сегодня, после огромного падения промышленного производства, Россия входит в число восьми промышленно развитых стран.

Население России–СССР, однако, не отдавало себе отчета в том, что оно живет в одной из наиболее развитых стран, как и сегодня оно не понимает, что Россия все же промышленная страна и ее экономику никак нельзя сравнивать с экономикой Португалии, которую кое-кто склонен рассматривать в качестве недостижимого идеала.

Как бы то ни было, но в 80-е годы бытовало устойчивое представление о существовании многократного разрыва в жизненном уровне России–СССР и развитых стран. Именно поэтому российское общество согласилось на проведение экономической политики, завершившейся одной из величайших в мире экономических катастроф. Реальное же положение было отнюдь не таково, чтобы очертя голову бросаться в пропасть.

Фактическое положение с потреблением на душу различных категорий товаров и услуг в СССР в 1984 г. сравнительно с США отображено в таблице 1. Соответствующие показатели, заимствованные из книги, вышедшей в свет в 1993 г., исчислены исходя из данных о покупательной силе рубля дифференцированно для различных категорий товаров и услуг. Для России они примерно такие же, как и для СССР в целом.

Да, жизненный уровень в России перед началом “перестройки” был осязаемо ниже, чем в США и самых богатых странах Европы, но он вовсе не был низким. В целом он примерно соответствовал итальянскому в этот же период. А вот потребление непродовольственных потребительских товаров в СССР–России было действительно многократно (в 4 с лишним раза) меньше, чем в США, и примерно в 2 раза ниже, чем в Италии.

Гражданам СССР–России публицисты старательно внушали, что соотношение по всем потребительским позициям такое же, как по непродовольственным товарам, и что они живут в 4 с лишним раза хуже, чем граждане США. Но это было далеко не так.

Таблица 1. Сопоставление среднедушевых показателей потребления товаров и услуг в СССР и США в 1984 г. (уровень США = 100%)

-------------------------------------

*) В т. ч. услуги систем образования и здравоохранения, ЖКХ, транспорта и др. Источник: Дадаян В.С. – ред. Анализ макроструктурной перестройки экономики. – М.: “Наука”. – 1993. – С. 39. Есть основания считать, что показатель среднедушевого потребления услуг для России сильно занижен.

Сильной стороной российско-советской модели потребления 80-х годов был высокий уровень потребления продовольствия. Именно поэтому существенное уменьшение производства и потребления продовольствия в пореформенный период не вызвало социальной катастрофы.

Социальным поплавком вплоть до последнего времени являлся и унаследованный Россией от советского периода высокий в расчете на душу уровень производства услуг системами здравоохранения, образования и ЖКХ. К 2003 г. он снизился в относительно небольшой степени и в реальном исчислении в расчете на душу все еще оставался высоким. Именно поэтому распространение реформ на эту сферу в последние годы вызвало острую реакцию населения.

Что же производила экономика советского периода, помимо социально значимых услуг и продовольствия?

Распространена точка зрения, что ее основным продуктом была военная продукция.

В то же время СССР–Россия 80-х годов – это мировой лидер в области производства товаров инвестиционного назначения (строительные материалы, прокат для стальных конструкций, разного рода инвестиционное оборудование). В расчете на душу объем инвестиций в основные фонды в СССР в 1984 г. в 1,3 раза, а в России примерно в полтора раза превышал уровень США. По абсолютным размерам инвестиций в основные фонды производственного сектора экономики (без жилищного строительства) Россия в 1984 г. не уступала США, а в 1990 г. если и уступала, то очень немного (в ценах 2004 г. инвестиции в экономику России в 1984 г. составляли не менее 1 трлн долл.). Она была в этом отношении мировым рекордсменом или почти рекордсменом. Инвестиционная нагрузка экономики СССР и России в предреформенный период была явно чрезмерной.

Вот этот момент заслуживает особого внимания.

Только за счет снижения чрезмерной инвестиционной и военной нагрузки экономики до нормального уровня можно было за 2–3 года увеличить в России производство непродовольственных потребительских товаров до среднеевропейского стандарта в расчете на душу.

При уменьшении инвестиционной нагрузки всего лишь на 1/5 производство непродовольственных предметов потребления могло быть увеличено в 2 раза (в том числе предметов потребления из промышленного сырья – в 5 раз), продажи всех категорий предметов потребления – примерно в 1,5 раза.

Практически производство предметов потребления на душу населения легко доводилось методом уменьшения инвестиционной и военной нагрузки экономики и соответствующей перестройки ее отраслевой структуры до уровня США первой половины 70-х годов. Потребовалось бы на это (благодаря высокому исходному уровню инвестиционной нагрузки экономики) всего лишь 2–3 года.

И стали бы российские граждане жить как американцы где-нибудь в 1973 г. И все потребительские проблемы были бы решены. Но этот вариант даже не рассматривался.

При прекращении бессмысленных вложений в мелиорацию, достигавших в России гигантской величины, жилищная проблема полностью решалась за 3–4 года.

И это тоже упускалось из виду.

Задача повышения и даже консервации жизненного уровня населения вообще не ставилась в течение всего периода реформ. Приоритетны были, как известно, задачи либерализации, приватизации, открытости, невзирая на издержки. А фактически – режим скорообогащения отдельных лиц.

Как ни парадоксально, но налицо момент преемственности в политике в отношении жизненного уровня населения в советский период и в период реформ. В советский период официально заявлялось, что приоритетная политика – это политика увеличения производства средств производства, но не предметов потребления и не жизненного уровня населения. Особенно последовательно эта политика проводилась в России. В результате образовался разрыв между размерами производственного аппарата экономики и жизненным уровнем. Население ожидало, что в результате реформ этот разрыв будет устранен. Но ничего подобного не произошло. Жизненный уровень населения в период реформ начал падать, а если не брать в расчет жизненный уровень верхних 5% населения, то падать стремительно.

Парадокс: население России уже 25 лет могло жить как американцы или почти как американцы, а вместо этого его жизненный уровень уже 15 лет понижается. В текущий период он ниже, чем в Бразилии (где в распоряжении населения имеется климатическая рента), и примерно соответствует уровню жизни населения городского Китая.

2. Уникальные размеры катастрофы

Размеры катастрофы, постигшей экономику России после 1990 г., уникальны.

О том, что реально происходило в экономике России в этот период, недвусмысленно свидетельствуют данные по динамике транспортных перевозок: в 1995 г. они составляли к уровню 1990 г. 50%, в 2002 г. – 38%, в 2004 г. – 42%; для железнодорожных перевозок аналогичные показатели соответственно на 2002, 2003, 2004 гг. – 48%, 50,6% и 57%.

Самым слабым местом в дореформенной экономике России являлось производство предметов потребления. Казалось бы, уж в этой-то области заметного снижения производства не могло быть. Но оно было – и еще какое!

Сельское хозяйство пострадало в 1991–1995 гг. примерно так же, как во время коллективизации в 1929–1933 гг. С той разницей, что через 10 лет после начала коллективизации предшествовавший ей уровень сельскохозяйственного производства был восстановлен, а в пореформенной России сельскохозяйственное производство после падения так и осталось в “упавшем” состоянии (табл. 2). Производство мяса, включая мясо птицы, сократилось с 1990 г. по 2002 г. в 2 раза, примерно на 5 млн т, причем это сокращение далеко не было перекрыто приростом импорта. В результате потребление мяса на душу упало с 1990 г. по 2002 г. на 1/3.

В легкой промышленности (без пищевой), по данным российской статистики, производство упало с 1990 г. по 1995 г. более чем в 5 раз, а по 2004 г. – в 7 раз. В пищевой, без учета производства алкогольной продукции, – на 2/5. Производство товаров бытового назначения из промышленного сырья при наличии возможности его многократного увеличения также резко сократилось (табл. 2). По большинству позиций это сокращение многократное. В 2004 г. производство потребительских товаров из промышленного сырья в целом находилось все еще ниже уровня 1990 г.

Доля импортных товаров в розничной торговле увеличилась, по данным российской статистики, с 14% в 1991 г. до 43% в 2002 г. Но прирост импорта не перекрыл сокращение производства мяса, не говоря уже об уменьшении производства яиц и молока. Несомненно ухудшение качества продовольственного потребления, связанное с уменьшением потребления белковых продуктов (мясо, молоко, яйца). Ситуация в этом отношении была не вполне удовлетворительной еще в советское время, а сейчас она тем более неудовлетворительна.

Таблица 2. Влияние проводимых в России реформ на производство, потребление и инвестиции

----------------------------------------------------------------------

*) В % к среднему за 1986–1990 гг. уровню.

**) Включая бытовые, транспорта и связи, жилищно-коммунальные, системы образования, культуры, медицинские и др.

***) Корректировка производится с учетом того, что номинальные показатели учитывают теневые доходы и расходы для периода после 1991 г. и не учитывают его для 1990–1991 гг. (см. ниже).

****) Всего построены жилые дома общей площадью в 1990 г. 61,7 млн кв. м, в 1995 г. – 41,0 млн кв. м, в 2002 г. – 33,8 млн кв. м, в 2004 г. – 41,0 млн кв. м.

Источники: Российский статистический ежегодник. М., 2001; Российский статистический ежегодник. М., 2003; Россия в цифрах. М., 2005. Корректировка производится по данным, приведенным в “Вопросах экономики”, 1995, № 9, с. 116–121.

И тем не менее в российских статистических изданиях фигурируют показатели, согласно которым дела с потреблением обстоят не так уж плохо, и вообще нельзя понять, почему смертность в стране превышает рождаемость. Прежде всего это показатели объема розничной торговли и расходов на конечное потребление домашних хозяйств. Номинальный (то есть по данным, фигурирующим в статистических изданиях) объем розничных продаж в 2004 г. больше, чем в 1990 г. на 4/5, а расходы на конечное потребление домашних хозяйств – на 3/5.

В 1992 г. (являвшемся, как известно, годом экономической катастрофы), по данным, которые фигурируют в статистических изданиях с некоторого времени, объем розничной торговли не только не упал, но даже вырос на 0,3%, а индекс расходов на конечное потребление домашних хозяйств упал, но только на 2%.

Однако по сведениям, опубликованным Госкомстатом сразу после 1992 г., ситуация с ВВП и объемом розничной торговли выглядит иначе. В 1992 г. объем розничной торговли не вырос на 0,3%, а уменьшился на 31%.

Этого и следовало ожидать, если принять во внимание, что и по данным, которые сегодня публикуются статистическими изданиями, в 1992 г. грузовые перевозки по сравнению с 1991 г. сократились на 30%, реальная заработная плата – на 33%, капиталовложения в основные фонды – на 42%.

Феномен “раздвоения” статистических данных, относящихся к 1992 г., объясняется тем, что первоначальные данные не учитывали на 1992 г. (как и на 1991 г.) теневой оборот и теневые доходы, а позднее данные за 1992 г. стали отражать таковые, но при этом за 1990–1991 гг. они его по-прежнему не отражали. Вот и получилось, что согласно ныне публикуемым данным розничные продажи в катастрофическом 1992 г. выросли, тогда как на самом деле они уменьшились на 31%, о чем в свое время и сообщалось. Соответственно для периода после 1992 г. все данные об объеме розничной торговли (в % к 1990 г.) завышены примерно на 31%, а для конечного потребления домашних хозяйств – примерно на 3/10.

В 2002 г. при номинальной величине оборота розничной торговли в 115% к уровню 1990 г., реально, с поправкой на относящиеся к 1992 г. данные, он равен примерно 115:1,31 = 88%. На 2004 г. соответствующие показатели – 140% и 107%. Номинальная величина (в процентах к 1990 г.) расходов на конечное потребление домашних хозяйств в 2002 г. – 110%, а исчисленная с поправкой на изменение схемы учета для данных, относящихся к 1991–1992 гг., – примерно 85%, а на 2004 г. – соответственно 129% и 99%.

Но и эти данные могут оказаться заметно завышенными. Во-первых, существует проблема двойного счета при исчислении объемов розничных продаж. Товар, купленный обычным порядком в розничной торговле, ныне может перепродаваться, и даже не один раз. Во-вторых, существует проблема недооценки реального роста цен при исчислении индексов динамики розничной торговли. В-третьих, часть розничных продаж приходится на покупки учреждений и организаций (например, компьютеры, другая электронная продукция, легковые автомобили, бензин), причем эта часть ныне много больше, чем в советский период. В-четвертых, при исчислении индекса расходов на конечное потребление домашних хозяйств российской статистикой принимается во внимание “работа для себя” и “теневая” заработная плата, тогда как данные за 1990 г. “работу для себя” и “теневую” заработную плату практически не берут в расчет. Кроме того, оба эти показателя при наличии несомненной заинтересованности продемонстрировать, что дела не так уж плохи, могут легко преувеличиваться. Характерно, что статистика России исчисляет теневую заработную плату, но не публикует данных о размерах теневой прибыли. Фактически часть этой последней и учитывается в качестве теневой заработной платы.

В последние пять лет произошло скачкообразное увеличение индекса реальной заработной платы. В 2000 г. он составлял 42% к уровню 1990 г., в 2002 г. – 59%, а в 2004 г. – уже 73%. Последний показатель явно не отражает реальной ситуации с собственно заработной платой. Во-первых, за счет недооценки темпов обесценения заработной платы в связи с ростом цен. Во-вторых, ситуация сохранения высокого уровня безработицы исключает возможность роста заработной платы массового работника. В-третьих, неясно, в какой степени при исчислении динамики индекса реальной заработной платы российская статистика учитывает таковую низкооплачиваемых временных рабочих, удельный вес которых в общей занятости растет. В-четвертых, поскольку теневая заработная плата учитывается российской статистикой, возможно преувеличение ее вклада в реальную заработную плату. В-пятых, показатели индексов реальной заработной платы отражают также заработную плату топ-менеджеров, большая часть которой находится вне всякой связи с их трудовым вкладом и по своему характеру ближе к доходу за счет предпринимательской прибыли, чем к заработной плате.

За вычетом заработной платы топ-менеджеров реальная заработная плата лиц наемного труда составляет примерно 50% от уровня 1990 г.

Проведенные в последние годы реформы (и еще более реформы предполагающиеся) в неявном виде основываются на том, что кризис, по крайней мере в потребительской сфере, изжит и точно так же изжит кризис доходов – реальные расходы на конечное потребление домашних хозяйств, мол, намного больше, чем в 1990 г. Но это – иллюзия, и притом опасная, поскольку она способствует преуменьшению наличного протестного потенциала.

Фактически объем продаж потребительских товаров, оплачиваемых за счет личных потребительских расходов, составлял в 2004 г. (как можно видеть из изложенного выше) 80–90% к уровню 1990 г. Реальное же потребление товаров и услуг, корректным образом исчисленное (то есть с учетом теневого потребления в 1990 г. и принимая во внимание факт резкого сокращения продаж платных услуг и уменьшения объема услуг, оплачиваемых за счет общественных фондов потребления), составляло в 2004 г. 70–80% к уровню 1990 г. Во всяком случае, для такого вывода есть достаточные основания.

Но это показатель по населению в целом, и следует учитывать, что потребление товаров и услуг частью населения после 1990 г. значительно увеличилось. Проблема в том и состоит, что доходы 70–80% населения в 2004 г. были в 2 раза ниже, чем в 1990 г.

Кризис, в том числе и на потребительском фронте, далеко не изжит. Это видно уже из того, что при изжитом кризисе объем производства сельскохозяйственной продукции был бы в полтора раза больше фактического и соответственно увеличилось бы ее потребление (больше чем на 1/3), а объем платных услуг (в ассортименте 1990 г.) вырос бы в 2,5 раза.

Ярко выраженная кризисная ситуация – в сфере инвестирования в основные фонды и особенно в основные фонды промышленности. Фактические размеры инвестиций – в 5 раз меньше, чем в 1990 г. В результате не обеспечивается амортизационная компенсация выходящих из строя основных фондов промышленности и страна деиндустриализируется.

Значительная часть основных фондов промышленности уже потеряна.

Теперь посмотрим, как обстоят дела с ВВП.

По отношению к уровню 1990 г., по данным, которые фигурируют в статистических изданиях, промышленное производство составляло в 2004 г. в России 70%, сельскохозяйственное – также 70%, объем платных услуг населению и строительно-монтажных работ – около 40%. Согласно этим – поотраслевым – данным ВВП России в 2004 г. составлял около 65% от уровня 1990 г.

Однако согласно данным о динамике ВВП, которые российская статистика в последние годы преподносит публике, ВВП по отношению к уровню 1990 г. составлял в 1995 г. 62%, а в 2004 г. 84%.

Согласно же текущим публикациям того же Госкомстата России ВВП РФ составлял в 1995 г. примерно 51% к уровню 1992 г.

Получается, что есть основание оценить на 2004 г. ВВП не в 84% к 1990 г., а в 84% х 0,51:0,62 = 69%. Что явно ближе к истине.

Но и это еще не все.

Российская статистика при исчислении ВВП в рублях учитывает чистый экспорт товаров и услуг путем пересчета его долларового эквивалента по курсу. Исчисленный таким путем чистый экспорт товаров и услуг в 2004 г. равнялся 12,5% ВВП. Однако при исчислении доли в ВВП чистого экспорта товаров и услуг по паритету покупательной способности рубля (для сопоставимости с потребленным внутри страны ВВП) этот показатель в 3 раза меньше, то есть равен лишь примерно 4,2%. В 1990 г. чистый экспорт товаров и услуг был пренебрежимо мал. Получается, что ВВП по отношению к 1990 г. составлял не 69%, а 61%.

Это еще ближе к истине.

Но и это опять-таки не все.

Фигурирующий ныне в статистических изданиях показатель соотношения объемов промышленного производства в 2004 и 1990 гг. (70%) соответствует результату перемножения годовых индексов изменения промышленного производства, точная оценка которых ввиду небольших изменений промышленного производства от года к году всегда сопряжена со значительными трудностями. В результате при перемножении таких индексов, относящихся к 1991–2004 гг., неизбежны значительные ошибки и, как нетрудно понять, отнюдь не в сторону занижения соотношения объемов промышленного производства в 2004 г. по отношению к 1990 г.

Но Госкомстат РФ, а затем Федеральная служба государственной статистики публикуют также данные об объемах производства в промышленности в стоимостном выражении и о росте цен в промышленности. И вот при счете исходя из этих данных получается, что в 2004 г. объем промышленного производства России составлял не 70%, а 34% от уровня 1990 г., а в машиностроении с металлообработкой не 68%, а около 30%. (В 1990 г. в текущих ценах объем промышленного производства в машиностроении (здесь и ниже под машиностроением подразумевается машиностроение с металлообработкой) равнялся 168 млрд руб., в 2000 г. 780,26 млрд руб. (Российский статистический ежегодник. – М., 2001. – С. 365). С 1990 г. по 2000 г. цены на продукцию машиностроения выросли примерно в 22 раза (там же, с. 593). В ценах 1990 г. объем производства в машиностроении в 2000 г. равен примерно 780,26:22 = 35,5 млрд руб., или 21% к уровню 1990 г. Прирост производства в машиностроительной промышленности в 2001–2004 гг. составил 31% (Россия в цифрах. – М., 2005. – С. 187). Соответственно по отношению к уровню 1990 г. объем производства в машиностроении России в 2004 году равнялся примерно 28%.)

Для машиностроения соотношение объемов производства, каким оно выглядит согласно данным о производстве в натуральном выражении и судя по размерам потребления металла, явно близко к 30%.

Если принять во внимание, что среднегодовая занятость в российской промышленности в 2004 г. составляла 56% от уровня 1990 г. (ниже в 2 раза), а производительность труда с 1990 г. по 2004 г. явно не выросла (в электроэнергетике и легкой промышленности она заметно уменьшилась), то ясно, что фактическое соотношение объемов промышленного производства в 2004 и 1990 гг. ближе к 34%, чем к 68%. А это значит, что и отношение ВВП в 2004 г. к уровню 1990 г. равно 50–60%.

Испытали коллапс все отрасли, производящие продукцию с высокой степенью обработки. В первую очередь легкая промышленность и машиностроение, удельный вес которых в валовой продукции промышленности России в предреформенный период, считая и военное производство, составлял около половины.

Итак, суммируем. Имеются достаточные основания считать, что фактически при счете в долларах в 2004 г. экономика России по сравнению с экономикой той же России в 1990 г. выглядела так (табл. 3):

Таблица 3. Оценка основных макроэкономических показателей России в 2004 г. в сравнении с 1990 г. (в %)

^{---------------------------------------------------------------}

*) Нескорректированные показатели.

Российская экономика все еще находится в состоянии глубокого кризиса, что и демонстрирует наглядно положение в сфере инвестиций, перевозок грузов и производства платных услуг, а также почти двухкратное уменьшение занятости в промышленности. Экономика России недоинвестирована и продолжает терять основные фонды. Воспроизводство рабочей силы не обеспечивается. Рост потребления верхних по уровню доходов 10–20% населения обеспечивался после 1990 г. не за счет роста общей массы экономики, а за счет уменьшения доли в ВВП потребления 80% населения. Вывоз капитала идет за счет амортизационного фонда, причем это обстоятельство вуалируется отчасти за счет структуры цен, отчасти за счет структуры экономики. Реально часть амортизационного фонда промышленности трансформируется в сверхприбыль нефтедобывающих и нефтереализующих структур, а часть – в сверхприбыль посреднических структур.

Образовавшаяся сверхприбыль в значительной части вывозится за рубеж.

Ситуация не просто кризисная. Она ненормальная.

Своего рода “эталоном” глубокого экономического кризиса является Великая депрессия, поразившая экономику США в 1929–1937 гг. Однако российский кризис гораздо глубже, длительнее и разрушительнее.

Индикаторы глубины экономического кризиса в США в 30-е годы и в России после 1990 г. приведены в таблице 4. Кризис в России глубже, и выходит из него экономика медленно. Характерно, что в 2004 г. ни в электроэнергетике, ни в нефтедобывающей промышленности не был достигнут уровень докризисного года, тогда как в США в 1937 г. в этих отраслях уровень докризисного 1928 г. был намного превышен. В США в период кризиса отраслевая и технологическая структура промышленности улучшилась, причем этому сильно способствовали антикризисные мероприятия. В России, где с кризисом вообще не боролись, отраслевая и технологическая структура промышленности в период кризиса ухудшилась.

Таблица 4. Индикаторы глубины экономического кризиса в США в 30-е годы и в России после 1990 г.

-----------------------------------------------

*) Примерная оценка.

**) По официальным данным статистических ежегодников, уровень ВВП России в 2004 г. по отношению к 1990 г. составлял 84%.

3. Сухой остаток российской экономики

Что же представляет собой экономика России после всех пережитых ею катастроф в абсолютном выражении? Каков сухой остаток? И насколько далеко нам до “португальского идеала” (да и может ли экономика Португалии претендовать на роль “идеала” для российской)?

Согласно данным российских статистических изданий, паритет покупательной способности (ППС) рубля в 2004 г. – 9,27 рубля за 1 долл. в среднем за год, или 10,79 цента за 1 рубль.

В структуре ВВП России, как его исчисляет российская статистика, в 2002 г. 10,9% ВВП приходилось на чистый экспорт товаров и услуг. Но это считая по среднегодовому курсу 31 рубль за 1 долл. Следовательно, если для всего ВВП, взятого с учетом чистого экспорта товаров и услуг, ППС рубля в 2002 г. – 9,27 рубля за доллар, то для ВВП за вычетом чистого экспорта товаров и услуг он будет уже немного больше 8 руб. за 1 долл., или примерно 12 центов за 1 рубль.

Если исходя из этого показателя пересчитать в доллары оборот розничной торговли России в 2002 г., а он равнялся 3765 млрд руб., то получится, что в долларах он в 2002 г. – примерно 450 млрд против 3,5 трлн долл. в США в 2001 г. Рассчитанный по опубликованному показателю ППС показатель величины объема розничных продаж в долларах явно не занижен. Если подсчитать долларовый эквивалент потребительских продаж, вывод будет тот же самый.

ППС рубля в сфере продаж потребительских товаров примерно в 3 раза меньше, чем в сфере реализации услуг. Соответственно реальный ППС рубля в 2002 г. для ВВП за вычетом чистого экспорта товаров и услуг не 12 центов, а много больше.

Но и это еще не все необходимые поправки. По данным, которые приводят российские статистические издания, для валового накопления основного капитала ППС рубля в 2002 г. – 6,1 цента. Все валовое накопление основного капитала (1939 млрд руб.) в 2002 г., по этим данным, – 118 млрд долл. Тогда как в США валовое накопление основного капитала в 2002 г. – около 2 трлн долл. Соотношение 17:1 в пользу США. Так и хочется закричать – не можем жить без иностранных инвестиций! И некоторые кричат.

И кричат зря.

Не нужно забывать, что в 1984 г. в ценах 2002 г. инвестиции России в основные фонды составляли 1 трлн долл., или минимум 50% от уровня США в 2002 г., что с тех пор они уменьшились только (!) в 2,5 раза, что потребление цемента, хлеба, строительно-монтажных работ в 2002 г. в России составило около 30% от уровня США, а потребление проката (которое жестко корреспондирует с размерами нового нежилищного капитального строительства) в России в 2000 г. равнялось примерно 20% от американского уровня.

Соответственно, с учетом возможных погрешностей, ППС рубля для валового накопления основного капитала составлял в 2002 г. не 6,1 цента, а в 3–4 раза большую величину, то есть 18–24 цента. А это значит, что сильно занижен и ППС рубля для ВВП, взятого как с чистым экспортом товаров и услуг, так и без оного.

При счете в рублях доля валового накопления основного капитала в ВВП РФ в 2002 г. 18%, а для ВВП за вычетом чистого экспорта товаров и услуг – 20%. Между тем в США этот показатель в 2002 г. лишь немного меньше. Отсюда видно, что ППС рубля для ВВП в целом сопоставим с таковым для валового накопления основного капитала и равен для ВВП в целом, но без чистого экспорта товаров и услуг не 12 центам, а 18–24 центам, а для ВВП в целом 16–22 центам. На 2004 г. эти показатели ввиду роста цен на 25–30% меньше.

Структура потребления ВВП России в текущих долларах на 2002 г. приведена в таблице 5.

Таблица 5. ВВП России и его компонентов в 2002 г. на основе реалистической оценки курса рубля с учетом паритета покупательной способности (ППС)

----------------------------------------------------------------------

*) Включая услуги, оплаченные за счет общественных фондов потребления, затраты на содержание административного аппарата и т.п.

**) ВВП со структурными поправками для приведения к виду, сопоставимому с ВВП США.

Источники: Рублевые показатели даются согласно: Россия в цифрах. М., 2005, с. 29, 30.

Для полной сопоставимости ВВП США и России нужно ввести еще поправки на учет в США в составе ВВП приписной ренты (условной платы собственника жилья самому себе) и процентов по потребительскому кредиту. Это даст структурную поправку к ВВП России около 10%. С учетом этого приведенные оценки ВВП России никак не могут считаться завышенными.

В 2004 г. ВВП России (без структурных поправок) составлял 2,1–2,8 трлн долл., а со структурными поправками – 2,3–3,1 трлн долл., то есть около 22–30% от уровня США.

По данным, фигурирующим в российских статистических изданиях, он равен только 1164 млрд долл., что меньше, чем ВВП (опять-таки при счете по ППС) Великобритании и Италии, равных в 2002 г. соответственно 1712 млрд долл. и 1528 млрд долл. Это явно не так. Судя по натуральным производственным показателям, ВВП России в 2002 г. был не меньше ВВП Великобритании и Италии, вместе взятых (таблица 6).

Таблица 6. Сопоставление данных, характеризующих масштабы экономики Великобритании, Италии, России и Португалии

^{----------------------------------------------------------------------------------------}

*) На 2001 г.

**) Например, в России в 2002 г. введены жилые дома общей площадью 30,3 млн кв. м, доля затрат на жилищное строительство в общем объеме накопления основного капитала 11,6% (Россия и страны мира. – М., 2002. – С. 298 и 299). Валовое накопление в эквивалентных единицах жилой площади для России в 2002 г. составляло 30,3:0,116 = 261 млн кв.м. Аналогичный показатель для Великобритании приводится на 1997 г. В Италии разрешенная строительством жилая площадь составила в 1999 г. 11 млн кв. м.

***) Показатели исчислены в соответствии с паритетами покупательной способности национальных денежных единиц.

****) Оценка по приведенным натуральным показателям.

*****) На 1999 г.

******) Численность населения указывается для Великобритании на 1999 г., для Италии – на 2001 г., для Португалии – на 2001 г., для России – на 01.01.2002.

Источники: Россия и страны мира. М., 2002, с. 36, 150, 152, 176, 200, 224, 226, 298, 299; Россия в цифрах. М., 2005, с. 468, 469.

Выше все рублевые показатели для ВВП брались по официальным статистическим изданиям без каких бы то ни было корректировок. На самом же деле кое-какие корректировки необходимы в связи с проблемой неполного отображения российской статистикой теневой прибыли и теневых доходов предпринимательского типа. Соответствующие данные рассматриваются ниже в связи с проблемой превращения России в экономику генерации сверхприбыли. Согласно оценке, неучтенная теневая прибыль и доходы предпринимательского типа составляют в России 20–25% номинального ВВП.

Таким образом, реально ВВП России никак не меньше 20% американского и, возможно, составляет даже около 25–30% ВВП США. Особенно если принять в расчет имевшие место в США в последние годы манипуляции с официальной статистикой ВВП (например, постоянно расширяющаяся практика применения так называемых “гедонистических индексов цен” и т. п.), предпринимавшиеся с целью завышения реальных показателей.

Исходя из этого закупки товаров и услуг (преимущественно услуг) за счет российского бюджета составляли в 2004 г. от 700 до 900 млрд долл. по американским ценам.

ВВП на душу населения в России, видимо, меньше португальского, но ненамного. Во всяком случае, в “экономические идеалы” для России Португалия не годится.

В 2004 г. (когда производство цемента в России достигло 46 млн т сравнительно с 90 млн т в США в 2001 г.) суммарный долларовый эквивалент инвестиций в экономику России составил не меньше 500 млрд долл. и, возможно, достиг 600 млрд долл. Эти цифры позволяют понять, почему иностранные инвестиции в России могут играть роль лишь витаминных добавок (и ставка на них абсурдна) и почему российские инвестиции в экономику других стран могут быть весьма значительны.

Попытки навязать России модель социального обеспечения слаборазвитой страны, свернуть государственное образование и здравоохранение и представить дело таким образом, что Россия не может прожить без иностранных инвестиций, не имеют под собой никаких экономических оснований.

Теперь можно получить ответ на вопрос, почему международное сообщество так суетится вокруг России. Во-первых, по той причине, что тут еще есть что взять. Во-вторых, даже остаток экономики России вызывает на Западе чувство тревоги, так как все-таки это все еще серьезная величина.

Правда, если бы к западу от Польши не было большей силы, чем Россия, наверное, эта тревога могла бы показаться оправданной. А так как промышленность Китая ныне превышает российскую минимум в 10 раз, это понять трудно.

Дальнейшая экономическая “зачистка” России, и даже просто уклонение от решения задачи ее быстрого восстановления, резко увеличит шансы экономической абсорбции России Китаем.

4. Генератор сверхприбыли

Попытаемся прикинуть, какова мощность российского генератора предпринимательской прибыли.

По данным российской статистики, денежные доходы от предпринимательской деятельности в 2004 г. составляли лишь 7,6%, а с доходами от собственности – 13,5% ВВП.

Но есть основания считать, что доля прибыли и доходов предпринимательского типа в ВВП России в 2004 г. отнюдь не 13,5%.

Возьмем прирост финансовых активов за счет денежных доходов населения. В 2004 г. он составил 12,2% ВВП. Реально этот прирост шел почти исключительно за счет доходов предпринимательского типа. Отсюда следует, что доля последних в ВВП, конечно, не 13,5%. Показатель в 25% будет явно ближе к истине.

Характерная особенность российской статистики доходов заключается в том, что она учитывает скрытую оплату труда, но не учитывает скрытый предпринимательский доход. Причем утверждается, что доля скрытой оплаты труда в ВВП увеличилась с 7,7% в 1995 г. до 11,7% в 2004 г. Реально скрытый доход от предпринимательской деятельности, имеющий форму личного денежного дохода, не меньше скрытой оплаты труда. То есть в 2004 г. он был не меньше 11,7%.

Итого получается, что доходы предпринимательского типа, имеющие денежную форму, действительно могли составить примерно 25% от ВВП.

Сверх того, к категории доходов предпринимательского типа нужно отнести:

1) часть фонда оплаты труда, соответствующую большей части фонда оплаты труда топ-менеджеров, поскольку последние даже в государственных корпорациях типа РАО ЕЭС фактически сами назначают себе “жалованье”; это не меньше 5% ВВП;

2) большую часть представительских расходов, которые списываются как издержки производства и никак не отражаются ВВП, это еще несколько процентов ВВП;

3) выплаты рэкетирам и взяточникам (они тоже попадают в категорию издержек производства и не отражаются по этой причине в ВВП);

4) нераспределенную прибыль, использованную для капиталовложений или вывезенную за рубеж, это до 15% ВВП, если считать вывоз капитала по курсу, и не меньше 10% ВВП, если считать вывоз капитала, исходя из ППС рубля;

5) сверх того, имеется прибыль от приватизации и перепродажи приватизированных активов (это грандиозные величины).

Даже за вычетом прибыли от приватизации и перепродаж приватизированных активов, суммарная прибыль предпринимательского типа составляет примерно 20% номинального ВВП, а всего примерно 25+20=45% номинального ВВП, что сопоставимо с долей в номинальном ВВП фонда оплаты лиц наемного труда в 2004 г. (45,2%).

Не учтенная в ВВП компонента предпринимательской прибыли составляет 20–25% от величины номинального ВВП.

Поскольку данные о величине ВВП не отражают большую часть фактической предпринимательской прибыли, действительная величина ВВП равна номинальной плюс размер неучтенной предпринимательской прибыли, но без таковой, имеющей форму оплаты труда топ-менеджеров. Сводка данных о фактической структуре ВВП (с поправкой на неучтенную предпринимательскую прибыль и доходы предпринимательского типа) приведена в таблице 7. Она, однако, не отражает производство экономикой “приватизационной прибыли”.

Из данных, приведенных в таблицах 5 и 6, следует (с учетом реального ППС рубля), что ВВП России в 2004 г. составлял не меньше 2,2 трлн долл., а возможно, 3,0 трлн долл. Исходя из этого, можно сделать оценку, что предпринимательская прибыль и доходы предпринимательского типа, считая по ППС рубля, составили в 2004 г. больше 800 млрд долл. И это без учета приватизационной прибыли и прибыли от перепродаж приватизированных активов. Вот потому в России и ведется масштабное строительство дворцов и сверхдорогого жилья. По массе производимой экономикой предпринимательской прибыли Россия, вероятно, стоит на втором месте после США. Но при этом у США экономика в четыре раза больше российской.

Таблица 7. Сопоставление номинальной и фактической (с поправкой на неучтенную прибыль и доходы предпринимательского типа) структуры ВВП России, в %

--------------------------------------------------------------------------------

*) Весь номинальный фонд оплаты труда наемных работников с учетом скрытой оплаты труда в 2004 г. – 45,2% ВВП.

**) Без оплаты труда топ-менеджеров, отнесенной к категории предпринимательской прибыли.

***) Без учета приватизационной прибыли.

****) Все доходы за вычетом доходов наиболее состоятельных 20% населения.

*****) В % от номинального ВВП в 2004 г.

Источники (номинальные показатели): Россия в цифрах. М., 2005, с. 28, 29, 105, 110, 157, 317, 318.

Российские достижения в области производства предпринимательской прибыли имеют два источника: 1) при том, что Россия считается промышленной страной, доходы лиц наемного труда в России опущены до уровня развивающейся страны; 2) доли бюджетных доходов и расходов в ВВП находятся на крайне низком уровне и также не соответствуют уровню развития страны.

Фактически в России при попустительстве, а то и при прямой помощи государства создана экономика генерации сверхприбыли. Заметим, что проводимая экономическая политика объективно способствует не только образованию в экономике России сверхприбыли, но и ее экспорту за рубеж. Возможности вывоза генерированной сверхприбыли тем больше, чем больше экспорт и меньше импорт. Внешнеэкономическая политика, которая проводится в России, благоприятствует экспорту (уже по причине резко заниженного курса рубля, а также потому, что разрешается экспортную выручку оставлять за границей). Кроме того, любой взятый за рубежом заем или кредит также увеличивает возможности экспорта российской сверхприбыли за рубеж. В этом одна из причин того, что Россия нахватала таких займов.

5. “Две экономики” и ловушка недопроизводства

Экономика России страдает от недостаточности массового платежеспособного спроса. Одной из причин этого является низкий уровень оплаты труда. Оплата труда составляет в нашей стране порядка 25% ВВП. В развитых странах этот показатель находится на уровне 50–70% ВВП.

Но есть еще одна серьезнейшая проблема – социальное расслоение.

Резкое расслоение общества по доходам очень опасно не только для социального мира, но и для экономики, в которой при этом происходят процессы деградации, как количественные, так и качественные. Формирующуюся в этих условиях хозяйственную модель можно назвать моделью “двух экономик”. Неизбежной спутницей данной модели является так называемая “ловушка недопроизводства”, характерная для развивающихся стран (прежде всего латиноамериканских), которые в разное время принимали модель “шоковой терапии” в качестве базовой переходной модели для построения рыночной экономики. Первым среди исследователей на эту типичную “ловушку” указал известный экономист, профессор Массачусетского технологического института Ланс Тэйлор еще в 1991 году, то есть до начала так называемых рыночных реформ в России (уже в силу этого ханжеские ссылки “реформаторов” на безальтернативность выбранного курса реформ и на неисследованность его последствий абсолютно несостоятельны).

По данным Л. Тэйлора, во всех странах, избравших разработанную на основе рекомендаций МВФ и Мирового банка модель так называемой “шоковой терапии” – быстрого массированного перехода на рельсы хозяйственного саморегулирования с практически полным отказом от активного государственного вмешательства в экономику, – имели место одни и те же негативные явления, представляющие собой закономерные следствия целевых критериев и методов данного варианта трансформации, т.е. как бы “запрограммированные” самой моделью. Опираясь на анализ многочисленных данных, Л. Тэйлор описал свойственные модели “шоковой терапии” специфические механизмы, приводящие к типичным характерным ситуациям, которые он называет “ловушками” (распределительная ловушка, инфляционная ловушка, долговая ловушка, ловушка недопроизводства, ловушка недофинансирования) или “тупиками”, поскольку в рамках данной модели самопроизвольный выход из этих ситуаций практически нереален. Не имея возможности воспроизвести здесь детальные описания указанных механизмов, коротко остановимся на самих “ловушках Тэйлора”.

Массированное дерегулирование и неизбежный в этих условиях спад производства, а также активизация перераспределительных процессов, когда одни участники рынка стремятся любой ценой увеличить, а другие – сохранить свою долю в совокупных доходах, приводят к резкому всплеску инфляции. Из всех возможных методов борьбы со спиралью цен данная модель, построенная на основе либеральной экономической доктрины, предписывает жесткую бюджетную и кредитно-денежную политику или, иными словами, режим жесточайшей экономии, означающий снижение государственных расходов, рост налогов и сжатие денежной массы. Результатом этого является дальнейшее сокращение совокупного спроса и, как следствие, углубление рецессии.

Жесткая кредитная политика приводит к увеличению учетной ставки, что ведет к оттоку капитала из сферы реальной экономики и переливу его на либерализованные финансовые рынки. Последние в условиях дерегулирования предлагают практически неограниченные возможности быстрого прироста капитала за счет операций с недвижимостью и ценными бумагами. Погоня за наличными денежными средствами населения приводит к росту масштабов финансовых махинаций. Одновременно наблюдается перевод капитала за границу.

Эти процессы вкупе с отсутствием у беднейших слоев реальных рычагов экономического давления приводят к регрессивным сдвигам в распределении доходов и богатства – к имущественной поляризации общества.

Отсутствие подлинных стимулов для развития в реальном секторе экономики приводит к многократному снижению новых инвестиций в основной и оборотный капитал. Рецессия углубляется по мере того, как режим экономии заставляет государство сокращать инвестиции в инфраструктуру и социальную сферу, что, в свою очередь, дестимулирует инвестиции частного сектора. Когда финансовый бум сходит на нет, рецессия может перерасти в открытую депрессию. В относительно лучшем положении могут находиться только ориентированные на экспорт отрасли с невысоким технологическим уровнем производства, что в результате приводит к регрессивным сдвигам в отраслевой структуре экономики.

Л. Тэйлор замечает, что естественного, стихийного выхода к восстановлению экономической активности со стабильными ценами и относительно сбалансированной внешней торговлей не существует. В лучшем случае, при наличии умного государственного регулирования рыночный механизм искусно управляет ставшим уже устойчивым экономическим ростом. Однако для того, чтобы вытащить экономику из ловушки недопроизводства, одного рыночного механизма недостаточно.

Поясним смысл “ловушки недопроизводства”. Распределительные конфликты приводят к резкой имущественной дифференциации. Это вместе с действием инфляции значительно уменьшает суммарный доход основной массы населения. Даже если бы совокупный доход общества при этом не сократился, давление спросовых факторов на производство все равно снижается, так как понятие “совокупный спрос” при резком имущественном расслоении становится фикцией. Фактически начинают параллельно существовать два вида спроса – спрос очень богатых и сильно сократившийся спрос основной части общества, причем очевидно, что эти два вида спроса практически не пересекаются.

Из этих двух видов спроса только второй может являться ощутимым стимулом для роста внутреннего производства, но он уменьшился в результате перераспределения доходов, и сам его рост, в свою очередь, почти полностью зависит от роста производства (замкнутый круг). Резко выросший спрос богатых направлен подавляющей своей частью не на внутренний рынок, а потому не может служить стимулом роста национального производства. (В развитых странах совокупный спрос является действенным фактором динамических характеристик экономического роста в силу того, что в структуре этого совокупного спроса основной вес приходится на спрос целенаправленно созданного среднего класса.)

Со временем все большая часть массового спроса также становится ориентированной на внешний рынок, так как из-за физического и морального износа оборудования, сократившихся капиталовложений и растущих издержек производства отечественные товары начинают вытесняться более дешевыми импортными.

Положение усугубляет жесткий режим экономии, направленный на достижение финансовой стабилизации. Добиваясь этой цели только монетарными методами, а не путем антирецессионной политики, финансовой стабилизации можно достичь лишь ценой углубления спада производства. Далее экономика при внешне стабильных финансах может функционировать в режиме недопроизводства (на уровне 60–80% потенциальной мощности) годами и даже десятилетиями. Интересно, что данная ситуация самодостаточна, обладает устойчивым равновесием и не содержит в себе никаких внутренних стимулов и возможностей для саморазвития.

Таким образом, модель “двух экономик” в принципе не может обеспечить стране устойчивого динамичного развития, тем более ориентированного на достижение всеобщего благосостояния.

1. Специфика “формулы” российских реформ

После первого кризиса перепроизводства в Англии отнюдь не только Карлу Марксу стало ясно, что работоспособность рыночного механизма – величина переменная и что она зависит от внешних условий и в том числе от состояния общественных институтов. В России же еще известный в качестве легального марксиста ученый-экономист Туган-Барановский показал связь эффективности работы рыночного механизма с работоспособностью кредитной системы. Идеология протекционизма возникла в XVII веке не в последнюю очередь потому, что уже тогда было понятно, что избыток конкуренции может совершенно парализовать деятельность агентов рынка, и прежде всего их склонность к инвестициям, и что при дефиците этой склонности у частных предпринимателей целесообразна избирательная замена частного предпринимательства государственным. Первым в этом духе действовали Оливер Кромвель в Англии и Кольбер во Франции, а затем “кольбертизм” был взят на вооружение во многих странах, включая Россию (при Петре I).

Все перечисленные моменты не принимались в расчет российскими реформаторами.

В основу российских реформ в условиях абсолютного отсутствия опыта реального рыночного хозяйствования у господ реформаторов (как и в большинстве других бывших социалистических стран, приступивших к рыночному строительству) были заложены следующие умозрительные принципы: чем более либерализовано, “демонополизировано” и приватизировано рыночное хозяйство, тем более оно эффективно. Задачи институциональных преобразований в экономике соответственно сводились к задачам приватизации, снятия государственного контроля в какой-либо форме и создания конкурентной среды посредством “демонополизации” и открытия российского рынка для внешних конкурентов.

Задача дезинфляции экономики была сведена к задаче контроля за денежной массой и исключения эмиссионного финансирования бюджета.

Позднее набор этих постулатов пополнился еще одним: чем меньше доля бюджета в перераспределении ВВП, тем эффективнее рыночное хозяйство.

Фактически был принят принцип, что “рынок работает сам”, и никакие другие факторы не влияют на его работоспособность.

Соответственно было проигнорировано, что эффективность работы рыночного механизма прямо и непосредственно зависит от ряда факторов:

1) эффективности предпринимательского сообщества;

2) эффективности кредитной системы и ее способности обслуживать реальный сектор экономики;

3) эффективности фондового рынка и его роли в формировании ресурса собственности;

4) характеристик системы корпораций, обслуживающих экономику;

5) вклада наличных немонетарных генераторов инфляции в общий уровень инфляции;

6) правового ресурса, сопряженного с вновь создаваемой системой частной производственной собственности;

7) уровня обычных конъюнктурных рисков и уровня инвестиционных рисков.

Кроме того, было проигнорировано также, что в условиях кризисного состояния экономики положено, согласно рыночной норме, не сидеть сложа руки и не “углублять реформы”, а бороться с кризисом. В России же с кризисом не боролись, не борются и не хотят бороться, полагаясь на силы рынка. Но в том-то и дело, что более или менее серьезный экономический кризис всегда предполагает снижение эффективности работы рыночного механизма и соответственно создает потребность в восстановлении нормального уровня его работоспособности. Если автомобиль исправен, он “едет сам”. Но если он сломался, его надо чинить. Сломавшуюся в 1929–1930 гг. в результате кризиса мировую экономику сразу бросились чинить и чинили фактически в течение всего периода 30-х годов. В России экономику, явно нуждающуюся в починке, не чинили ни одного дня.

2. Очевидные ошибки и их последствия

Последствия недооценки важности фактора эффективности предпринимательского сообщества

Реформы в России проводились так, как если бы сам факт либерализации экономики автоматически и немедленно создавал эффективное предпринимательское сообщество.

Упускалось из виду, что, как показывает опыт (например, новых индустриальных стран и даже старой предреволюционной России), для создания на пустом или почти пустом месте эффективного предпринимательского сообщества современного типа даже при благоприятных условиях требуется 20–30 лет. Соответственно приватизация проводилась при игнорировании того, что нельзя ставить знак равенства между качеством использования собственности эффективными и неэффективными предпринимателями. В условиях неэффективного предпринимательского сообщества скоростная приватизация в принципе не могла создать мало-мальски эффективной рыночной экономики. “Шоковая терапия” в этом случае автоматически создавала ситуацию “экономического инсульта”.

Был проигнорирован совершенно очевидный факт: развитые страны потому и развитые, что их рыночные экономики обслуживаются высокоэффективными предпринимательскими сообществами, а эти предпринимательские сообщества сформировались все без исключения в условиях экономик протекционистского и полупротекционистского типа. Поскольку реформаторы у нас не хотят видеть разницы между сформировавшимся и незрелым предпринимательским сообществом (“взрослым” и “ребенком”), с самого начала рыночных преобразований экономику России “открыли” и хотят открыть ее еще шире (вступление в ВТО), навязав нашим предпринимателям непосильную для них конкурентную борьбу с давно сложившимися предпринимательскими сообществами.

Результатами этой политики будут:

1) перспектива вытеснения российских предпринимателей из всех имеющих существенное значение секторов экономики и переход контроля над ними в иностранные руки;

2) локализация российского предпринимательства в криминальной и полукриминальной сферах;

3) отчуждение широких слоев общества от предпринимательского сообщества.

До реформ в России существовало государственное предпринимательство (государственный экономический комплекс можно рассматривать как одну огромную компанию) и мелкое криминальное и полукриминальное (незаконное) предпринимательство. Оборот этого последнего можно исчислить примерно в 15–20% от оборота экономики на 1990 г. и 30–40% от оборота экономики на 2004 г. Результатом вступления в ВТО через 5–10 лет может вполне явиться возникновение такой ситуации, когда на долю отечественных предпринимателей будут приходиться все те же 30–40% от оборота экономики, причем оно будет представлено по преимуществу, как и в советское время, полукриминальными предпринимателями. Почему полукриминальными? Да потому что неэффективный предприниматель, работающий в режиме отсутствия кредитной поддержки в экономике со слабой валютой (что автоматически усиливает финансовые позиции внешних предпринимателей), неизбежно будет вытеснен почти из всех респектабельных (легитимных) секторов экономики.

Получается, что в результате реформ место, которое в экономике России ранее принадлежало государственному предпринимательству, в конце концов займет в основном внешний предприниматель.

Вероятно, это и есть цель сторонников скоростного вступления России в ВТО.

Существует, правда, одна “небольшая деталь”. Сторонники вступления в ВТО (а в еще большей степени – их зарубежные “учителя”), рассчитывающие, что место отечественного предпринимателя займет после вступления в ВТО западный предприниматель, все же ошибаются. Если бы Россия была в географическом смысле на месте Мексики или Алжира, так бы и было. Но Россия – в Евразии, рядом с Китаем, с его сверхмощной экономикой и гигантскими финансовыми ресурсами. Поэтому результатом вступления в ВТО будет массовый приход в Россию китайского предпринимателя и китайских государственных и полугосударственных корпораций со всеми вытекающими отсюда последствиями. Этот вопрос будет подробнее рассмотрен ниже.

Последствия игнорирования приоритетности задачи строительства эффективной кредитной системы

Капитализм согласно расхожему выражению – это кредит.

Эффективная кредитная система способна выполнять следующие функции:

1) мобилизовывать большую часть свободных финансовых ресурсов и перераспределять их в масштабах всей экономики;

2) снабжать необходимыми кредитными ресурсами все без исключения секторы экономики и в том числе все отрасли реального сектора экономики;

3) генерировать значительный объем “длинных денег” (то есть средне- и долгосрочных кредитов);

4) осуществлять инвестиционное кредитование, включая долгосрочное кредитование крупных инвестиционных проектов.

И все это подразумевает кредитование под сравнительно низкий (доступный) реальный процент.

Само собой разумеется, что кредитная система должна быть в состоянии обеспечивать предприятия кредитами для пополнения оборотных фондов (это была едва ли не основная ее функция в советский период).

Конкурентная борьба сплошь и рядом предполагает необходимость быстрой перестройки производственной программы и осуществление для этого соответствующих инвестиций, обеспечивающих адаптацию фирмы к конъюнктуре, что практически невозможно без кредитов. Компания, имеющая доступ к “кредитам для адаптации к конъюнктуре”, всегда выигрывает конкуренцию у компании, которая такового не имеет.

Все это верно и на уровне экономики в целом. Экономика с эффективной кредитной системой всегда выигрывает при прочих равных условиях в конкуренции с экономикой, обладающей неэффективной кредитной системой.

А если совсем просто, то без эффективной кредитной системы эффективное рыночное хозяйство просто не может существовать.

На практике выполнение всех перечисленных требований – далеко не простая задача и обычно (а в условиях развивающихся и слабых экономик – всегда) предполагает использование системы специализированных кредитных организаций и значительную степень концентрации капитала в небольшом числе банков, составляющих ядро кредитной системы. Кроме того, в современных условиях удовлетворительное решение проблемы концентрации свободных средств в банках невозможно без специализированных организаций, занятых страхованием вкладов.

Кредитная система была создана реформаторами в России в неработоспособном варианте. Процент мобилизуемых ею свободных финансовых ресурсов вплоть до начала текущего десятилетия был незначителен (сбережения населения вкладывались в основном в наличную СКВ).

Соответственно она оказалась не в состоянии обслуживать ни экономику в целом, ни ее реальный сектор. Неспособность кредитной системы прокредитовать пополнение оборотных фондов явилось причиной глубокой демонетизации экономики в 90-е годы с неизбежными следствиями в виде массовых банкротств, дезинвестирования экономики и углубления кризиса.

Дороговизна кредита, как неизбежное следствие ограниченности денежных средств, находящихся в распоряжении кредитной системы, явилась и является одним из основных факторов инфляции.

Ни обычное инвестиционное кредитование, ни кредитование для адаптации к конъюнктуре российская кредитная система производить не в состоянии, как равно и обеспечивать бюджетный сектор низкопроцентными кредитами.

Практически экономика России (имеется в виду реальный сектор) минимум десятилетие работала в бескредитном режиме, а сейчас работает в почти бескредитном режиме.

Машиностроение и легкая промышленность, как и все сложные производства вообще, рухнули в России именно потому, что не имели возможности получить кредиты для адаптации к конъюнктуре. Именно поэтому, а не по какой другой причине, они оказались неконкурентоспособными.

Среди членов ВТО с крупными экономиками нет ни одной страны, у которой кредитная система была бы в столь жалком состоянии, как в России.

Последствия игнорирования задачи строительства эффективного фондового рынка

Реальным количественным показателем параметров катастрофы может служить оценка состояния бывших советских активов (при том, что никаких других в существенных масштабах у нас за это время создано не было). За годы экономических, “рыночных” реформ не только вдвое сократился объем ВВП, втрое по сравнению с советской упала производительность труда в базовых отраслях промышленности, но и более чем в 40 раз (по оценке С. Чернышева) снизилась совокупная оценка активов. В результате “строительства капитализма” страна обесценилась практически в ноль. Из чего, кстати, следует как минимум то, что никакого капитализма (в отличие от “рынка”) у нас не строилось.

Условием экономической эффективности работы фондового рынка является его способность более или менее реалистически оценивать активы корпораций. Если фондовый рынок сильно занижает стоимость корпораций, автоматически парализуется инвестиционная деятельность. В самом деле, если, например, на инвестирование в корпорацию 100 млн долларов фондовый рынок реагирует увеличением стоимости ее акций на 10 млн долларов, то лучше инвестиции вообще не производить.

Во многом именно по этой причине обвал курса акций в США в 1929–1932 гг. во время Великой депрессии до уровня в несколько раз ниже реальной стоимости имел следствием обвальное падение корпоративных инвестиций.

Реально соотношение действительной и курсовой стоимости корпоративных активов в России даже сегодня меньше, чем в США в 1932 г. Отсюда низкая склонность частных российских инвесторов к инвестициям (в особенности в капиталоемкие проекты) и соответственно их высокая склонность к вывозу капитала, а для потенциальных микроинвесторов (сфера малого бизнеса) – к его тезаврации в СКВ.

Но это еще не все негативные следствия. Многократное занижение фондовым рынком курса акций даже первоклассных российских предприятий имеет также следующие результаты:

1) почти все российские компании не располагают возможностями полноценного использования акций для залогового обеспечения кредитов, а равно и для размещения облигаций;

2) чрезвычайно облегчается скупка их акций, порождая неустойчивость отношений в системе собственности, что имеет следствием ограничение внутрифирменного планирования краткосрочными перспективами;

3) в условиях не только заниженного курса акций, но и сверх того еще и заниженного курса рубля иностранные портфельные инвесторы получают возможность приобретать первоклассные российские активы буквально за бесценок, в том числе – с целью уничтожения конкурирующих производств (“скраппирование”);

4) как конвертер корпоративной собственности в частную фондовый рынок России оказывается абсолютно неэффективным.

Последнее положение заслуживает особого внимания. Распространено представление, что акционирование, если акции (или им эквивалентные ценные бумаги типа ваучеров) распределяются среди частных лиц, сразу создает частную собственность. Однако это не так. Размер частной собственности, созданной акционированием, зависит не столько от реальной стоимости акционированных активов, сколько от ее оценки фондовым рынком. Если акционируется актив стоимостью в 1 млрд долл., а фондовый рынок оценивает этот актив в 50 млн долл., то результатом акционирования является образование частной собственности, равной не 1 млрд долл., а только 50 млн долл.

Подобная ситуация и имеет место в России.

Масса частной собственности может быть увеличена за счет приватизации на 10–20%, а за счет повышения эффективности фондового рынка она может быть увеличена по корпоративному сектору в 5–10 раз.

“Великая приватизация” корпоративных активов в 90-е годы фактически создала весьма скромную по размерам частную собственность (меньше 200 млрд долл.) именно потому, что она проводилась в условиях неэффективного фондового рынка. При наличии эффективного фондового рынка приватизация лишь 1/3 и даже 1/5 реально приватизированных корпоративных активов создала бы намного большую по размерам частную собственность.

Чтобы в активах домашнего сектора акции заняли видное место, нужна не дальнейшая приватизация – нужно повышение эффективности фондового рынка до нормального уровня и, соответственно, увеличение в 5–10 раз рыночной стоимости уже приватизированных активов.

Однако, что характерно, задача повышения эффективности фондового рынка и рыночной капитализации приватизированных корпоративных активов в России в практическую плоскость за время реформ не ставилась.

Результаты:

– незначительная рыночная капитализация акций, недопроизводство частной собственности;

– неэффективное инвестиционное обслуживание корпоративных производственных активов;

– недоинвестирование корпоративного сектора экономики, и особенно средних и крупных корпораций;

– выход основных фондов из строя и постепенное уничтожение приватизированных активов (что с точки зрения собственника равноценно национализации, а с точки зрения общества в целом гораздо хуже его национализации);

– постепенная деиндустриализация и демодернизация России.

Феномен строительства корпоративной системы в неконкурентоспособном варианте и его последствия

Характерная особенность российской промышленности и экономики после 15 лет реформ – это практически полное отсутствие в ней действительно мощных ФПГ, а в промышленности, и особенно в машиностроении, – крупных корпораций, подобных знаменитым американским, японским, германским, южнокорейским. И это при том, что в момент начала реформ объем промышленного производства в России составлял половину американского и был в несколько раз больше южнокорейского, а по численности работающих (21 млн человек в 1990 г.) промышленность России превышала американскую.

Вместо того чтобы создавать в промышленности ядро из конкурентоспособных по меркам мирового рынка крупных многопрофильных корпораций, а также создать группу ФПГ, в ходе реформ промышленные предприятия дробились (основная часть этого процесса приходится на 1992–1994 гг.). В результате число предприятий в промышленности России возросло с 26,9 тыс. ед. в 1990 г. до 161 тыс. в 2000 г., и все это в условиях нарастающего кризиса. Мотивировалось это мероприятие необходимостью борьбы с так называемым “монополизмом”. Правда, непонятно, о каком “монополизме” могла идти речь, ведь почти во всех отраслях промышленности России еще в советский период были созданы предприятия-дублеры. Более того, поскольку экономика России строилась в открытом варианте, ни о каком “монополизме”, по крайней мере в обрабатывающей промышленности, говорить нельзя в принципе. На практике под флагом борьбы с монополизмом от промышленных предприятий отделялись вспомогательные и сервисные производства.

В условиях кризиса всегда проявляется тенденция к увеличению степени вертикальной интегрированности компаний и концентрации производства. В России все обстояло наоборот: по мере углубления кризиса искусственно понижалась степень вертикальной интегрированности предприятий, а их размеры соответственно уменьшались. И все это в условиях нарастающего кризиса неплатежей, чему сильно способствовала сама эта операция. Результаты ее, разумеется, были самые негативные. В результате на месте обрабатывающей промышленности, обладавшей довольно значительным потенциалом конкурентоспособности, возникла обрабатывающая промышленность, не обладающая конкурентоспособностью, что во многом и привело к обвальному падению производства. В машиностроении и металлообработке число предприятий выросло с 1990 г. по 2000 г. более чем в 10 раз, а объем производства фактически сократился в 5 раз. В легкой промышленности количество предприятий увеличилось с 1990 г. по 2000 г. в 4 раза, а объем производства упал в 6,4 раза.

Помимо того, что от предприятий отделялись вспомогательные производства и производства полуфабрикатов, от них отделялись и сбытовые звенья, которые тут же спешно приватизировались. Соответственно предприятия лишались торговой прибыли и оказывались во власти сбытовых и посреднических структур.

Одно это мероприятие подорвало финансовую базу большинства российских предприятий, понизив их способность адаптироваться к конъюнктуре и увеличив чувствительность к кризису неплатежей. И все это, как уже было сказано, при отсутствии кредитной поддержки.

Для сравнения: ни одна из более или менее крупных корпораций обрабатывающей промышленности США не находится во власти посреднических и сбытовых структур. В 60-е годы 9/10 американских промышленных корпораций располагали мощными сбытовыми службами и являлись не чисто индустриальными, а промышленно-сбытовыми корпорациями.

Достаточно посмотреть на рекламу на московских улицах, и нетрудно увидеть, что этот вывод уже сегодня можно распространить на все ТНК. Нельзя представить себе ТНК, которая находилась бы во власти торгового посредника.

В общем итоге всех этих манипуляций обрабатывающая промышленность утратила не только конкурентоспособность, но и способность производить амортизационные капиталовложения. Однако, несмотря на это, они способствовали росту предпринимательской прибыли, извлекаемой из промышленности, причем большая ее часть формально получалась вне промышленности, а фактически представляла собой часть амортизационного фонда промышленности.

Процесс этот распространился и на нефтяную промышленность. Если в 1994 г. соотношение цены приобретения нефти и цены производителей нефти составляло 1,3 раза, то после продвижения реформы сферы ТЭК вперед в 2000 г. оно равнялось уже 2,7 раза. Почти вся прибыль нефтяной промышленности, по этим данным, формируется не в сфере производства нефти, а в сфере ее транспортировки и распределения, причем она оказывается сопоставима с затратами на производство нефти в сфере собственно нефтедобычи. Отделение распределительной системы от добывающей системы в данном случае позволило в огромной степени увеличить размеры генерации прибыли в этих двух системах, вместе взятых, причем тем не менее собственно добывающий сектор нефтяной промышленности остается на голодном финансовом пайке. В целом же нефтяная промышленность (с распределительной сетью) превратилась в мощный генератор сверхприбыли за счет остальной экономики России, что и позволило отрасли превратиться в крупного экспортера капитала. Что такого рода комбинация оказывает сугубо отрицательное влияние на экономику России – очевидно.

Реформа в электроэнергетической промышленности (а равно и в газодобывающей) строится по аналогичной “формуле”. С отделением распределительных сетей генерирующие компании оказываются в полной зависимости от распределительного монополиста, в пользу которого и отойдет практически вся прибыль электроэнергетики, и при приватизации распределительных сетей (чем дело в конце концов и кончится) владеющие ими компании превратятся в мощного генератора сверхприбыли.

Возникнет ситуация, при которой создать полноценный амортизационный фонд генерирующие компании будут в принципе не в состоянии. Он будет конвертироваться в сверхприбыль, формальным местом образования которой будут электросети. Рассчитывать, что в этой ситуации частный капитал будет вкладывать средства в генерирующие компании, не приходится. Мощности их начнут быстро сокращаться, со всеми последствиями для экономических перспектив России. Нужно заметить, что и сейчас генерирующие компании как объект капиталовложений абсолютно непривлекательны. Продать их можно только по бросовой цене. Налицо опасность, что часть электростанций пойдет в лом.

Реформа электроэнергетики приведет к быстрой конвертации стоимости значительной основной части фондов отрасли в сверхприбыль и, если этому процессу не будет положен предел, к очень сильному сокращению производства электроэнергии. Само собой, что в результате “реформы” стоимость электроэнергии сильно возрастет. Это и предполагается.

Фактически в России создана весьма специфическая структура корпоративной системы. Она рассчитана на максимизацию извлекаемой из экономики сверхприбыли в условиях снижения ее конкурентоспособности и конвертации большей части амортизационного фонда в сверхприбыль с перспективой быстрого уменьшения производственных фондов экономики.

Последствия недооценки вклада немонетарных генераторов инфляции в российскую инфляцию. Феномен кризиса ликвидности 90-х годов и его последствия

Антиинфляционная политика в России в период реформ (за исключением короткого периода работы правительства Примакова) осуществлялась исходя из негласного постулата, что инфляция имеет всегда или по преимуществу монетарное происхождение (то есть ее причина – избыток денег в обращении). В начале 90-х годов действительно был период, когда инфляция имела в основном монетарный характер. Ее причинами являлись – приход в Россию рублей, обращавшихся в бывших республиках СССР (вне РСФСР), кредитование частного сектора под отрицательный процент (меньший реального роста цен), эмиссионное финансирование бюджета. Однако уже в 1994 г. рублевая масса была сжата до уровня, далеко не обеспечивавшего нормальный уровень монетизации, возник кризис ликвидности.

Соответственно монетарные генераторы инфляции оказались выключенными. Тем не менее инфляцию не удалось погасить. Причина этого – в наличии мощных немонетарных инфляционных факторов, в числе которых: 1) ориентация незрелого предпринимательского сообщества на инфляционные модели экономического поведения (значение этого фактора было особенно велико в начале 90-х годов) и извлечение сверхприбыли; 2) дороговизна кредита; 3) аморфность и “атомарность” экономики (в отличие от насыщенной крупными корпорациями и ФПГ экономики развитых стран) и соответственно наличие относительно большего числа точек генерации первичных инфляционных импульсов; 4) политика повышения цен на услуги в неконкурентных секторах экономики (в том числе ЖКХ), на услуги систем образования и здравоохранения и продукцию ТЭК; 5) разрыв между курсом, исчисленным по паритету покупательной способности (ППС) рубля, и рыночным курсом в условиях высокого уровня либерализации системы внешней торговли и движения валюты.

Такой разрыв имеет следствием не только дороговизну в рублях продукции, импортируемой из развитых стран (в которых покупательная сила рубля примерно соответствует курсу), но и автоматически ведет к установлению внутренних цен на нефть и нефтепродукты на уровне, более высоком, чем средний уровень цен. Разрыв между рыночным курсом и курсом по ППС в начале текущего десятилетия примерно трехкратный. Соответственно, если производитель нефтепродуктов продает их на российском рынке по мировой долларовой цене, то он продает их по цене, в 3 раза превышающей средний уровень цен (положение на 2004 г.). В этой ситуации средний уровень цен автоматически проявляет тенденцию к росту, и коль скоро разрыв между номинальным и паритетным курсом рубля остается практически неизменным, то этот рост может продолжаться сколь угодно долго.

В этих условиях можно свести денежную массу почти к нулю, а рост цен будет продолжаться.

Нечто похожее имело место в 1994–1997 гг., когда Центробанк энергично боролся с немонетарной инфляцией монетарными средствами. Инфляцию побороть не удалось. Результатом же был острейший кризис ликвидности, огромная нехватка денег для сделок. Около половины продаж товаров и услуг оплачивались в середине 90-х годов бартером, взаимозачетами, СКВ или вовсе не оплачивались. Развитие банковской системы было парализовано нехваткой средств. Возник кризис просроченной задолженности, то есть экономика превратилась в экономику банкротов. И без того низкая склонность потенциальных или фактических банкротов к инвестициям снизилась еще больше. Возник острейший инвестиционный кризис.

Последствия кризиса ликвидности, поскольку он не только понижает склонность к инвестициям (как и инфляция), но и сверх того плодит банкротов, всегда более тяжелые, чем у инфляции. Именно поэтому кризис ликвидности практически никогда и нигде не допускается. А в России он был допущен. И в 90-е годы этот кризис нанес экономике России больший ущерб, чем любая инфляция.

Подъем экономики России в 1999–2004 гг. прямо и непосредственно связан с постепенным изживанием кризиса ликвидности и ростом монетизации экономики.

Тем не менее борьба с фактически имеющей место сильной немонетарной инфляцией чисто монетарными средствами продолжается и, несомненно, наносит осязаемый ущерб. Экономика России все время балансирует на грани нехватки денег.

Решение проблемы немонетарной инфляции (10–15% в год) – в адаптации экономики к фоновому росту цен (в том числе за счет перехода на долгосрочное кредитование под реальный процент, с учетом фактической инфляции) и постепенном уменьшении активности системы немонетарных генераторов инфляции.

Последствия создания при приватизации собственности, характеризующейся низким ресурсом легитимности

Приватизация может создать как собственность, характеризующуюся значительным ресурсом легитимности, так и собственность, характеризующуюся низким ресурсом легитимности.

Для того чтобы приватизированная собственность обладала значительным ресурсом легитимности, необходимо соблюдение следующих условий:

1) реальное широкое общественное согласие в отношении проведения приватизации и ее границ;

2) приватизация не наносит ущерба имущественным и другим интересам населения государства;

3) приватизация осуществляется на принципе оплаты приватизируемого имущества по его реальной стоимости (а не по цене рынка, которая может значительно отличаться от реальной стоимости, например, в силу сложившегося соотношения спроса и предложения);

4) приватизация не наносит ущерба экономике.

Все перечисленные условия выполнялись при приватизации в развитых странах и КНР, и ни одно из них при проведении приватизации, по крайней мере крупных предприятий, в России не выполнялось.

Процесс раздела бывших советских активов, несмотря на разнообразие форм “приватизации”, по сути, сводился к одному: растаскиванию на составные части длинных хозяйственных производственных цепочек и комплексов. При этом все, что не подлежало быстрой реализации, деградировало и отмирало. На этом пути не формировалось и не могло сформироваться реального собственника, имеющего представление о реальном применении и о реальной цене своего актива. Это не собственники, а барахольщики, которым достались куски разобранного автомобиля – кому бампер, кому руль, кому бак. Такой собственник понятия не имеет, что ему делать с этим бампером, если не сдать его в лом.

Соответственно значительная часть приватизированной в России собственности характеризуется низким ресурсом легитимности и этим радикально отличается от аналогичной частной собственности в странах со “старыми” рыночными экономиками.

Аналогичным образом дело обстоит, к сожалению, не только в России, но и, например, в Украине, где значительная часть приватизированной собственности именно потому, что она обладает низким ресурсом легитимности, подвергается ренационализации с целью последующей переприватизации уже по справедливой цене.

Принципиальное значение имеет реакция рынка на ресурс легитимности, сопряженный с приватизированной собственностью. Если этот ресурс низок, рынок проявляет тенденцию оценивать эту собственность по крайне низкой цене (которая назначается с учетом возможности национализации, особого налогообложения и т. п.), то есть по цене на ворованное имущество. В этом и состоит одна из основных причин, по которым фондовый рынок оценивает российские корпоративные активы многократно ниже их реальной стоимости.

“Счастливые владельцы” приватизированных активов с низким ресурсом легитимности сплошь и рядом именно потому, что они сами смотрят на свою собственность как на ворованную, обычно эксплуатируют ее хищнически, на износ, стремясь получить от ее эксплуатации в максимально короткий срок максимальную прибыль. Источником их прибыли является не процесс эффективной эксплуатации приватизированного имущества, а сам акт приватизации.

Соответственно приватизированные по российской модели активы сплошь и рядом выбывают в короткое время из строя. Этого бы, разумеется, не наблюдалось, если бы приватизированные активы приобретались за реальную стоимость, как, например, где-нибудь во Франции или в Великобритании.

Применительно к таким активам, как крупные предприятия, объективный результат приватизационной программы российского типа – скорообогащение незначительной группы лиц путем извлечения прибыли из акта приватизации при нарушении имущественных прав большинства населения.

Здесь нужно иметь в виду, что в строгом смысле слова государство в России не является собственником приватизируемых имуществ (“общенародной собственности”). Его права в отношении этих имуществ совершенно аналогичны правам группы по управлению активами на управление доверенным ему имуществом. Вообразим на одну минуту, что Союз швейцарских банков начал бы “приватизировать” по российской модели (то есть путем продажи по бросовой цене) доверенное ему в управление имущество частных лиц. Это и был бы аналог российской приватизации.

Приватизация крупных предприятий (и не только их) по российской модели в принципе не могла принести пользу экономике. Напротив, она несла ей только вред. Она вела к тому, что в краткосрочной перспективе не самое лучшее управление предприятиями менялось на еще худшее, а затем к утрате части активов в результате хищнической эксплуатации и перевода амортизационных фондов в категорию прибыли.

Нет уверенности, что западные авторы программы “шоковой терапии”, воспринятой российскими “либеральными фундаменталистами” как руководство к действию, с самого начала не предвидели подобного развития событий.

Последствия превращения России в зону высоких конъюнктурных и инвестиционных рисков

В течение всего периода реформ Россия являлась и является зоной высоких конъюнктурных и инвестиционных рисков. Источниками рисков являются:

– кризисное состояние экономики в течение всего периода реформ вплоть по текущий момент;

– инфляция в 90-е годы и еще более демонетизация экономики после 1993 г., более или менее изжитая в начале текущего десятилетия (демонетизация превратила экономику России в 90-е годы в экономику банкротов и в связи с неплатежами взвинтила до невиданных высот конъюнктурные риски);

– постоянная неопределенность в вопросе о курсе рубля, которая для инвестора создает неясность, каков этот курс будет в будущем;

– неопределенность в вопросе о динамике и характере реформ и их конечном результате (у нас давно уже и не спрашивают “реформаторов”, чего они хотят);

– дефицит легитимности у большинства реформ; дефицит легитимности у значительной части приватизированной собственности;

– перспектива вступления в ВТО (создает дополнительные крупные риски для внутренних производителей);

– политика увеличения цен на энергоносители до уровня, в несколько раз превышающего средний уровень цен;

– криминальные риски;

– социальные риски, связанные с проведением политики низкой заработной платы для 80–90% работников при одновременном “сжатии” фондов социального обеспечения.

Соответственно до крайности ограничивается возможность реализации предпринимательским сектором крупномасштабных программ капиталовложений, поскольку цикл “капиталовложения – амортизация вложенных средств – получение первой прибыли” при такого рода капиталовложениях обычно составляет 10–15 лет.

Если, с точки зрения политика, голосующего за реформы, имеет значение текущее поведение населения и его же поведение на выборах и в перспективе ближайших нескольких лет, то инвестора, вкладывающего средства в капиталоемкий объект (например, крупную электростанцию), больше интересует ситуация на перспективу в 15–20 лет. Он не может игнорировать ни факторы политической неустойчивости государства (и явное стремление Запада разрушить Россию), ни рост протестного потенциала и его скачок в результате политики приватизации фондов социального обеспечения (сокращение процента отчислений на соцстрах, повышающее прибыль), причем он не может игнорировать и кумулятивные эффекты такого роста. Политику будет достаточно, если свертывание социального обеспечения не создаст взрывную волну в краткосрочной перспективе. Инвестору в крупные проекты этого недостаточно. Ему нужны гарантии, что ничего такого не произойдет в течение 15–20 лет.

Между тем социальная стабильность явно приносится в жертву задаче максимизации нормы текущей прибыли, генерируемой в экономике.

Само по себе увеличение прибыльности, если оно предполагает рост нормы прибыли по всем родам экономической деятельности, может являться фактором, стимулирующим инвестиции, на что обычно и указывается, когда речь идет о политике свертывания затрат на социальное обеспечение. Но в российском случае (и инвесторы этого не могут не учитывать) дело обстоит иначе. Во-первых, в условиях кризиса и фактической избыточности основных фондов (пусть даже физически изношенных и морально устаревших) инвестиции в большинстве отраслей неоправданны. Во-вторых, сокращение затрат на социальные цели идет параллельно росту цен на продукцию ТЭК, в результате вся прибыль от этих сокращений оседает в отраслях ТЭК с перспективой вывоза за границу.

Уже поэтому в рамках проводимой политики цен на продукцию ТЭК никакие сокращения социальных налогов не в состоянии стимулировать капиталовложения в огромное большинство отраслей экономики.

При созданном реформами уровне конъюнктурных и инвестиционных рисков в России есть только один потенциальный инвестор в капиталоемкие отрасли экономики в целом и промышленности в частности – государство. То самое государство, которое последовательно выталкивается из экономики.

Из рассмотрения базовых (рамочных) условий проводимых в России реформ и присущих им системных ошибок следуют малоутешительные выводы.

Основной вывод прост. Рыночный механизм в России создан в заведомо неработоспособном варианте.

Мы имеем экономику с реальным сектором, лишенным кредитной поддержки, с плохо работающим фондовым рынком, с неэффективными предпринимателями. Экономику, доведенную до банкротства в конце 90-х годов и функционирующую и ныне в ситуации кризиса и гиперрисков разного происхождения.

Работоспособный рынок в России “убит” сразу пятью-семью способами. Расти такая экономика под влиянием внутрисистемных факторов, как положено рыночной экономике, вообще не может. Она может увеличивать объем производства только под влиянием внешних импульсов. Таких импульсов за минувшие семь лет было три. Снижение курса рубля (из-за дефолта 1998 г.), рост нефтяных цен, постепенная монетизация экономики и изживание кризиса ликвидности в ситуации притока в страну нефтедолларов и необходимости их разменивать на рубли.

Такая экономика обречена на застой. К удвоению ВВП она “по определению” не способна, и скептицизм Минэкономразвития в отношении этой возможности в рамках планируемой им стратегии реформ вполне понятен.

Если поставить перед экономикой России задачу сократить за 10 лет ВВП в 2 раза и вывести за рубеж 500 млрд долл., то эта задача ей по плечу. Можно даже подумать, глядя на нынешнее российское рыночное экономическое диво, что она для выполнения такого рода задач и создана. А задача удвоения ВВП – это не та задача, которую она в своем современном качестве может решать.

3. Принципиальные дефекты стратегии реформ

Проблема упирается в систему целеполагания. Речь идет о дефектах стратегии реформ применительно, так сказать, к нормальному варианту стратегии реформ, ориентированному на решение задачи создания в стране эффективного рыночного хозяйства. Примерно в таком духе задача реформ и формулировалась при начале реформационных преобразований.

Задачу эту предполагалось решить путем строительства высоколиберализованного и высокоприватизированного открытого рыночного хозяйства. Логика была примерно такая: раз производственный аппарат экономики России – это производственный аппарат развитой экономики (таким он был в 1990 г.), то экономика России может эффективно работать при уровне либерализации и приватизации, сравнимом с таковым в развитых странах. Выше было продемонстрировано, что на самом деле это не так уже по причине состояния эффективности предпринимательского сообщества.

Кроме того, российские реформаторы, взявшие на веру тезис о сверхэффективности высоколиберализованного и высокоприватизированного хозяйства, просто переоценивали эффективность экономик такого рода. Само собой разумеется, они упускали из виду, что переход от регулируемых смешанных экономик “бреттон-вудского типа”, начавшийся около 1978 г., к экономикам неолиберального типа привел к снижению эффективности даже развитых экономик, если ее мерить способностью развиваться, и к замещению экономик развития экономиками перераспределения.

Расчеты на то, что в варианте высоколиберализованного и высокоприватизированного рыночного хозяйства экономика России может быть эффективной, были ошибочны изначально. Но сами по себе они не могли привести к настолько печальным результатам, которые мы имеем ныне. Если бы, например, в 1991–1993 гг. в России скопировали экономическую систему США “один к одному”, то положение в экономике России было бы сегодня много лучше сравнительно с тем, что мы имеем, и миллионы наших сограждан не скончались бы преждевременно в период реформ, в 2–3 раза перекрыв в этом отношении “достижения” эпохи коллективизации.

Большинство проблем возникло именно потому, что система целеполагания в процессе реформ постепенно менялась.

Довольно быстро на первый план вышла задача превращения экономики России в экономику генерации сверхприбыли с ее последующим вывозом в той или иной форме за рубеж. В первые два-три года реформ из России были выкачаны оборотные средства на сумму в несколько сот миллиардов долларов. Затем на первый план вышла выкачка средств в форме приобретения СКВ и вывоза капитала.

Но принципиальное значение имеет факт превращения экономики России в экономику генерации сверхприбыли.

Все без исключения процессы, протекавшие в экономике в связи с реформами, способствовали этому. В том числе:

1) понижение реальной заработной платы работников (в 1995 г. до 43% относительно дореформенного уровня);

2) формирование значительной прибыли за счет амортизационного фонда и соответственно процесса уничтожения основных фондов с результатом в виде создания потенциала демодернизации и деиндустриализации России;

3) демонетизация (она привела к резкому падению реального налогообложения экономики);

4) частичное финансирование бюджета за счет продаж ГКО (со скандально высоким процентом по ним) с соответствующим уменьшением налогов;

5) постепенное уменьшение доли платежей налогового типа в ВВП под предлогом стимулирования производственных инвестиций (на реальную динамику которых бюджетные сокращения не влияют).

Доля в ВВП расходов консолидированного бюджета (без внебюджетных фондов) уменьшилась, по данным российской статистики, с 1994 г. по 2005 г. с 38,1% до 27,8%, а расходов федерального бюджета – с 24,2% до 16,0%. Уменьшилась доля в ВВП и внебюджетных фондов. Если бы тезис, согласно которому чем меньше бюджет, тем больше ВВП и тем выше темпы его роста, был верен, ВВП России при таких сокращениях бюджета взлетел бы вверх ракетой, а на деле он в 2004 г., через 12 лет, был примерно таким же, как в 1992 г.

Фактически проводимый экономический курс ориентирован на воскрешение экономической модели России 1913 г. (абсолютно не соответствующей современным реалиям) в полном масштабе. Вот шаги на этом пути.

Шаг 1. Несельскохозяйственная экономика старой России была экономикой сверхприбыли. Эта модель в несколько усовершенствованном варианте воспроизведена сегодня. Усовершенствования сводятся к созданию в частном секторе нескольких “центров” генерации сверхприбыли. В том числе в сфере ТЭК и особенно продажи нефти и нефтепродуктов, в сфере винно-водочной торговли (сдана частному капиталу). Намечено сделать “центром” генерации сверхприбыли ЖКХ.

Шаг 2. Свернута бюджетная система. Федеральный бюджет в 2004 г. был в процентах к ВВП примерно такой же, как “золотой бюджет” Российской империи, который, между прочим, не включал бюджетов земств. И это при том, что старая Россия была аграрной страной. А нынешняя Россия даже на Западе все еще признается индустриальной страной.

Шаг 3. Принятый закон о земле открывает широкие ворота для восстановления крупного землевладения (при ликвидации эквивалента общинного землевладения в виде колхозов и их правопреемников) и создания латифундий, принадлежащих иностранным капиталистам.

Шаг 4. Идет свертывание системы социального обеспечения.

Шаг 5. Проводится политика восстановления утраченных отчасти в 1914 г. (кампания против германского засилья), отчасти в 1917 г. позиций иностранного капитала (сверхпоощрительный режим для иностранных инвесторов), фактическое субсидирование иностранных инвестиций в результате политики заниженного курса рубля.

Шаг 6. Налицо попытки “сдать” иностранному капиталу банковский сектор и восстановить положение в этом секторе, существовавшее по состоянию на 1917 г., когда отечественный капитал в нем почти не был представлен.

В период Гражданской войны возникли проекты замены российских рабочих (“если они не найдут в себе силы для нравственного самообуздания”, как тогда писали) иностранной рабочей силой. Налицо попытки реанимировать эти проекты под предлогом дефицита рабочей силы при наличии в стране большой безработицы. При этом взоры, как и тогда, обращают на Китай, не зная, что в КНР неквалифицированная рабочая сила сегодня стоит дороже, чем в России квалифицированная.

Различия между Старой и Новой Россией на данный момент и на перспективу заключаются в следующем:

1) государственный домен (включал большую часть государственной территории, железные дороги, которые находились в ведении соответствующего министерства, государственные монополии) в Старой России был больше, чем ныне; причем налицо перспектива его сведения практически к нулю;

2) крестьянство было практически гарантировано от пауперизации;

3) внутренний рынок был преимущественно закрыт тарифной системой и в основном зарезервирован за отечественными компаниями, включая таковые с иностранным капиталом;

4) центробанк участвовал в кредитном обслуживании экономики;

5) в стране действовала эффективная кредитная система;

6) имелся эффективный фондовый рынок;

7) имелась развитая система картелей и синдикатов, обеспечивавшая эффективное функционирование рыночных механизмов;

8) существовал развитый и быстро растущий кооперативный сектор;

9) денежная система золотостандартного типа обеспечивала эффективность рыночной саморегуляции экономики и исключала возможность инфляции и спекулятивных вакханалий;

10) акционерные компании не обладали правом приобретать землю, земельный оборот контролировался (одна из функций губернаторов).

Неверно считать, что реформы имеют беспроектный характер. Проект есть. В целом налицо попытка восстановить экономическую конструкцию России “образца 1913 г.”, но в неэффективном варианте и с максимально уменьшенным экономическим суверенитетом. Однако даже эта схема не устраивает определенные круги на Западе, и там раздаются голоса, что, мол, “гадину (Россию) нужно добить”. О том, что за такое удовольствие при наличии в Евразии китайского экономического и политического “дракона” придется дорого заплатить, сторонники “добивания гадины” забывают.

В связи с концептуальной схемой российских реформ заслуживает внимания экзотический характер политики в области обеспечения экономики России инвестициями. Политика эта строится на максимальном способствовании привлечения в страну иностранных инвесторов и одновременно способствовании вывоза из страны капитала. Иначе говоря, она нацелена не на форсирование капиталонакопления, а на форсирование замещения отечественных инвесторов иностранными и отечественных собственников иностранными. Отсюда также практика фактического поощрения тезаврации сбережений в СКВ, вкладывание активов Центробанка и “излишних доходов бюджета” (и это в стране с вымирающим населением!) в государственные ценные бумаги западных стран.

По сути “обмен капиталом” является формой выплаты репараций Западу, который уже получил от России больше, чем он рассчитывал получить от Германии после проигрыша ею Первой и Второй мировых войн.

Характерной особенностью инвестиций в Россию из развитых стран является то, что почти все они в той или иной степени дотируются российской экономикой ввиду заниженного курса рубля. В 1999–2004 гг. при заниженном минимум в 3 раза курсе рубля инвестиции, не имеющие формы ввоза машин и оборудования, автоматически дотировались Россией в среднем минимум на две трети. В условиях действия нового земельного закона Россия фактически дотирует скупку своих собственных земель иностранными инвесторами.

Отечественные же инвесторы такой дотации не получают.

Система валютной либерализации создает для российского инвестора дополнительные инвестиционные риски и оказывает парализующее влияние на его склонность к инвестициям во все те секторы экономики, где он может столкнуться с конкурентом из развитых стран с сильными валютами, инвестиции которого фактически дотируются Россией.

В общем итоге возникает ситуация, когда Россия играет и проигрывает на всех тех досках, на которых она ведет инвестиционную игру. Она вывозит капитала во всех формах (включая вложения в СКВ и капиталовложения Центробанка и Минфина в иностранные государственные ценные бумаги) много больше, чем ввозит.

В этих условиях уже неудивительно, что характерной чертой инвестиционной политики государства за весь период реформ является ставка не на максимизацию инвестиций вообще, а лишь инвестиций иностранного капитала в Россию.

При этом и реформаторы, и, к сожалению, большая часть общественности, попавшей под влияние реформаторов, видимо, просто не понимают, что:

1) в советские времена Россия вкладывала в основные фонды каждый год свыше 1 трлн долл. в ценах 2002 г.;

2) в настоящее время в текущих ценах капиталовложения России в основные фонды идут на уровне не меньше 500 млрд долл. в год (расходуется соответствующее количество цемента, металла и т.д.);

3) потенциал инвестиционного сектора экономики используется все еще в лучшем случае наполовину;

4) западные инвесторы вообще не любят вкладывать средства в промышленность в своих и чужих странах, и доля производственных капиталовложений в мировой экономике без Китая опустилась до рекордно низкого уровня. До правительства, по-видимому, не доходит, что никто ничего строить в России не будет, а вложений в капиталоемкое производство (например, в электроэнергетику) иностранные инвесторы избегают как черт ладана.

Стратегия российских реформ, осуществляемых под флагом ультралиберализма, как ни парадоксально, в ряде отношений имеет ярко выраженный антирыночный характер.

Во-первых, фактически проводится стратегия отказа от строительства эффективной кредитной системы и фондового рынка, а в 90-е годы экономика была принудительно демонетизирована.

Во-вторых, принят принцип нереагирования на кризис. На кризис же в любой рыночной экономике положено реагировать антикризисными мероприятиями – именно по той причине, что кризис означает не только падение производства или инвестиций, но прежде всего падение работоспособности рыночного механизма.

В-третьих, принят принцип диспаритета в ценах на труд, с одной стороны, и на товары и услуги – с другой. Фактически заблокировано создание организаций, способных обслуживать интересы трудящихся. Рынок труда соответственно утратил черты рынка. На нем установлена монополия предпринимателей с перспективой того, что организации рабочих будут в конце концов созданы, но под криминальной опекой.

В-четвертых, политика в области оплаты труда и социального обеспечения препятствует воспроизводству эффективной рабочей силы.

В-пятых, цены на топливно-энергетические ресурсы устанавливаются на базе тех цен, которые вырабатываются якобы мировым рынками, а фактически рынками развитых стран и без учета заниженности курса рубля. В результате в настоящее время цены на продукцию ТЭК в стране в несколько раз превышают средний уровень цен, а ее доля в себестоимости промышленной продукции недопустимо велика. И все это в одной из самых холодных стран мира. Тем самым работа рыночного механизма парализуется.

В-шестых, принят принцип приоритетности способствования решению задачи создания глобальной экономики безотносительно к ущербу для экономики России и ее предпринимательского сообщества, причем в ситуации, когда создание глобальной экономики явно невозможно.

В-седьмых, объективно проводится политика выплаты репараций Западу.

В-восьмых, и внешняя, и внутренняя экономическая политика, в том числе политика цен, строится так, как если бы в России функционировала золотостандартная денежная система; фактически игнорируются разнообразные следствия и значительные эффекты, порождаемые существенным разрывом между рыночным курсом рубля и его курсом, исчисленным по паритету покупательной способности, которые необходимо учитывать при управлении экономикой.

4. Кто выигрывает в результате российских реформ

Население в целом, безусловно, проиграло. Цена “реформ” – депопуляция России (потеря около 10 млн человеческих жизней). Для либеральных и демократических преобразований это, надо полагать, надолго останется непревзойденным рекордом. Выигравших – примерно 10%. Но если бы реформы проводились не по неолиберальному лекалу, то эти 10% выиграли бы еще больше, хотя бы по той причине, что при нормальной, соответствующей условиям российской экономики либерализованности и приватизированности экономики (как во Франции и Италии в 50-е годы) ВВП России был бы сегодня в 1,5–2 раза больше, а рыночная капитализация активов ее корпоративного сектора составляла бы минимум 2 трлн долл. Соответственно предпринимательский класс России был бы в 4–5 раз богаче, чем сегодня, и его уважали бы во всем мире. Реально он пока получил только отступные.

Ну а что выиграл Запад?

В 1917 г. немцы и американцы посредством своих креатур устроили в России революции именно для того, чтобы ее предпринимательский класс не появился на мировом рынке, а в 90-е годы – реформу в варианте разрушительной шоковой терапии с той же целью.

Пока Запад от российских реформ “поимел” примерно 1 трлн долл. плюс еще на несколько сот миллиардов захвачено в России имущества. Но все это ценой очень сильно подмоченной репутации.

Между прочим, репутация – это дорогая вещь, хотя это и не материальный актив. Рузвельт отказался от “плана Моргентау” (разрушения экономики Германии в послевоенный период) потому, что попытка его реализации обошлась бы США в конечном счете слишком дорого.

США ныне, кажется, не боятся за свою репутацию. Но не боятся зря.

Глобальный терроризм, 11 сентября и проблему расползания ядерного оружия они уже получили.

Китай фактически отказался от либеральных реформ после того, как стали очевидны их результаты в России. Он еще живет при плановой системе, и КПК еще будет у власти многие десятилетия. А мог бы жить без плана, если бы реформы в России не дали всему миру картину катастрофических эффектов преобразований в экономике по западным рецептам.

Разрушение СССР и экономическая катастрофа в России сделали Китай противостоящей США сверхдержавой на 10–20 лет раньше, чем это было бы при ином раскладе событий.

США после распада СССР ощутимо снизили военные расходы в расчете на то, что они остались без сильного конкурента. Когда же выяснилось, что конкурент есть, они начали их увеличивать и вновь достигли рейгановского максимума.

Но это-то и означает, что американцы ничего не выиграли от исчезновения СССР и крайнего ослабления России. Дополнительный прирост американских военных расходов, связанный с попытками уравновесить растущую силу Китая, съест в текущем десятилетии все доходы, которые США уже извлекли из “реформированной” России и которые они могут извлечь из нее при консервации неолиберального экономического курса. И нельзя исключить, что дела для США повернутся еще хуже. Действует принцип “жадность фраера сгубила”. Ну, пока еще не сгубила. Но сгубить может.

Общая неустойчивость международной обстановки на перспективу (факт, который признается и ЦРУ) может быть существенно понижена только одним способом – путем полномасштабного экономического восстановления России и на основе этого восстановления.

1. Азбука преобразований

В основу реформ в России был положен доведенный до крайности принцип, что первичной социальной единицей является не общество, а индивид. Общества, мол, не существует, а существует лишь некое аморфное собрание индивидов, своего рода гора социального песка.

Данная социально-политическая философия именуется либерализмом. В плане генезиса эта идеология – побочный продукт эпохи Реформации XVI века и особенно начального этапа развития колониальной системы, приходящегося на XVII–XVIII века. Именно там, на колонизуемых пространствах, в первую очередь в Новом Свете, в этот период действительно сложились сообщества людей, состоящих из почти независимых друг от друга индивидов, взаимодействие которых сводилось к эпизодическим торговым сделкам. Существенное обстоятельство: аморфное общество может существовать, когда легко поддающихся использованию ресурсов очень много, а людей очень мало. Вот эта – по сути, уникальная – ситуация возводится доктриной экономического либерализма в норму.

Идеология, согласно которой основной “герой” экономического развития не общество, а отдельно взятые лица, на практике, при попытке ее приложения к действительности, благоприятствует не расцвету индивидуальностей, а расцвету полукриминальных и криминальных структур мафиозного типа и полному подавлению и общества, и “независимых индивидов” этими последними.

Что и имело место в России.

Реально первичными единицами мирового исторического процесса являются не индивиды, а устойчивые сообщества людей, являющихся носителями определенных культурных и цивилизационных программ и объединенных эмоциональными полями общности. Все основные цивилизационные системы, действующие в настоящее время на мировой арене, имелись в наличии еще около рождества Христова.

Фрэнсис Фукуяма, прославившийся тезисом о “конце истории”, с которым он несколько поспешил, высказал и более фундаментальный тезис: нормальное функционирование общества невозможно без эмоциональных полей общности, объединяющих его членов; наличия же правовой системы самой по себе для обеспечения эффективного функционирования социального механизма недостаточно.

Однако для формирования эмоциональных полей общности всегда нужны определенные предпосылки. Такие предпосылки проистекают из существования цивилизационных кодов и процесса их конкуренции.

В ставшей уже классической работе Сэмьюэля Хантингтона “Столкновение цивилизаций” высказывается мнение, что цивилизация – это племя в предельном развитии. В данном случае Хантингтон ошибается. Цивилизация – это сообщество носителей определенного культурного или “цивилизационного кода”, определенной системы ценностей, и наличие обеспечивающих ее воспроизводство производственной базы и непроизводственных институтов. Конкретный цивилизационный код возникает обычно на определенном этническом субстрате, но затем он проявляет, как правило, тенденцию миграции. Совокупность цивилизаций – это вместе с тем и совокупность цивилизационных кодов, отношения между которыми строятся на принципах и конкурентности, и дополнительности. Соперничество между цивилизациями не может быть сведено к соперничеству племен. Это по большому счету соперничество целостных цивилизационных программ. Можно поставить знак равенства между человечеством, системой цивилизаций и системой цивилизационных кодов. История человечества – это история системы цивилизационных кодов.

На практике в изолированном состоянии (в отсутствие конкуренции) цивилизационный код существовать не в состоянии. Если “конкурент” отсутствует, цивилизационный код расщепляется, порождая в результате новую конкуренцию.

Однако цивилизационные коды не только конкурируют. Они друг друга дополняют. Духовные и творческие возможности человечества по большому счету – производное от наличной системы цивилизационных кодов. Выдвинув тезис о “конце истории”, Фукуяма упустил из виду это важное обстоятельство.

Попытки свертывания системы цивилизационных кодов к одному коду успеха не имели и не могли иметь, поскольку условием оптимизации развития человечества является параллельное функционирование системы цивилизационных стратегий.

Очередная попытка в этом роде – западный глобализационный неолиберальный проект, который идет по стопам своего коммунистического предшественника и быстро теряет пробивную силу.

Различие цивилизационных кодов имеет неизбежным следствием различие социальных и экономических систем, и в том числе – экономических механизмов, а применительно к экономикам, базирующимся на принципе использования рыночного механизма, – различных рыночных экономик.

Мировая экономика не терпит системного однообразия составляющих ее экономических модулей. Теоретически (в пределе) можно представить себе мировую экономику единого рынка, созданную под определенный цивилизационный код. Но только на небольшое время. Именно поэтому процессы интеграции в мировой экономике неизбежно сменяются циклами ее дезинтеграции. Первый цикл “интеграция – дезинтеграция” приходится примерно на 1860–1970 год. Второй начался около 1980 г. В настоящее время мировая экономика вновь вошла в фазу дезинтеграции. Доллар теряет позиции мировой валюты, появилась вторая мировая валюта евро, а на мировой сцене – китайская экономика с огромным, неисчерпаемым запасом экономического суверенитета. Вся “глобализация” свелась (помимо грабежа экономически слабых) к малой ревизии структурных основ мировой экономики. Произошла и мутация мировой либеральной цивилизационной системы. И в Европе, и в еще большей степени в Америке либеральный цивилизационный код функционирует сразу в двух вариантах, обычном и мутированном, неолиберальном, базирующемся на принципе отрицания модернизационного проекта и обладающем в связи с этим значительной разрушительной силой. В практическом варианте неолиберальный “либерализм” представляет собой особую форму криминально-мошеннической мутации обычного либерализма.

Часть носителей этого проекта в США делает, уже не скрывая этого, ставку на создание методами генной инженерии генетически преображенного человека, то есть породы сверхлюдей. Гитлеровцы утверждали, что “сверхлюди” уже налицо. Американские же неолибералы фактически стоят на том принципе, что – нет, сверхлюди пока еще отсутствуют, но их надо создать методами генной инженерии на базе “глобальной элиты”. Нетрудно представить, к каким последствиям приведут эти “опыты”, если они продвинутся достаточно далеко.

Из изложенного следуют выводы, принципиальные в отношении стратегии экономического развития России:

1). Нет никаких оснований для проведения приспособления экономики России к процессу экономической глобализации, тем более что мировая экономика вновь вступила в фазу дезинтеграции (то есть процесс глобализации фактически уже кончился); после появления Китая на мировой сцене ни о каком глобальном рынке, контролируемом западной элитой, не может быть и речи; место глобальной интеграции заняла региональная интеграция, происходит быстрый рост суверенитета региональных экономических модулей.

2). В связи с этим нет никаких оснований или мотивов для отказа России от своего экономического суверенитета.

3). Произошедшая уже утрата экономического суверенитета Россией явно чрезмерна, что и явилось непосредственной основной причиной экономического гиперкризиса 1992–2005 гг.

4). Россия вовсе не обязана платить репарации Западу под предлогом, что этого требует приверженность нашей страны реализации глобализационного проекта.

5). Экономический суверенитет должен быть восстановлен, и в дальнейшем, после изживания экономического кризиса, “обмен экономическим суверенитетом” должен осуществляться в первую очередь в пределах бывшего советского экономического пространства на основе эквивалентности.

6). В текущих условиях антикризисное регулирование экономики должно пользоваться абсолютным приоритетом.

7). Экономическая модель должна быть приведена в соответствие с основными цивилизационными кодами, функционирующими на территории России.

8). Неолиберальная экономическая модель в особенности не соответствует российским условиям (она не согласуется ни с христианским, ни с мусульманским, ни с буддистским цивилизационным кодом, не говоря уже о цивилизационном коде советского периода).

9). Участие в международном разделении труда допустимо лишь в той мере, в какой оно не оказывает отрицательного влияния на развитие экономики и на положение как минимум 80% населения (как это и произошло в минувшие 15 лет); оно тем менее допустимо в варианте быстрого превращения России в экономическую зону колониального типа.

10). Модель экономики, построенная на том принципе, что народ не имеет никаких прав на территорию, на которой столетиями жили его предки (зато на нее имеют “права” ТНК и мафиозно-криминальные структуры, выполнившие некоторые формальности, к появлению которых этот народ не имеет никакого отношения), должна быть отброшена.

11). Истребление экономическими средствами коренного и к тому же наиболее эффективного в экономическом отношении населения, способного создавать при нормальных экономических условиях огромные ценности, должно быть незамедлительно прекращено.

12). Экономическая элита должна рассматриваться как слуга общества, а не как его хозяин. Абсолютно недопустим внешний контроль над экономикой. Такой контроль всегда осуществляется в интересах внешних экономических элит и соответственно всегда оказывает отрицательное влияние на ее развитие (примером в этом отношении является программа “шоковой терапии”, навязанная России в начале 90-х годов и имевшая катастрофические последствия).

13). Экономическая политика должна соответствовать принципам приоритетности задач наращивания экономической массы, воспроизводства населения и повышения его качественных характеристик и соответственно индекса человеческого развития (рассчитывается ООН). Она должна также соответствовать конкретным экономическим условиям.

14). При формировании экономической политики необходимо учитывать, что западные рекомендации относительно оптимальной стратегии развития мировой экономики в целом, и в особенности для стран со слабыми экономиками (и в том числе России), как правило, носят характер концептуальной дезинформации и имеют целью: а) извлечение дополнительных ресурсов из экономик слаборазвитых стран, б) торможение их развития и в) овладение материальными ресурсами слаборазвитых стран или – что, в сущности, то же – увеличение степени подконтрольности экономики слабых стран западным финансовым структурам и нефинансовым ТНК.

Имеет практический смысл рассматривать различные начинания Запада в области мировой экономической политики как фактически (независимо от идеологического оформления) преследующие узкие эгоистические цели, и не более того. При этом следует иметь в виду, что в исторически короткой перспективе они обречены на провал.

15). При формировании экономического курса России необходимо принимать во внимание, что западное сообщество уже проиграло “экономическое соревнование” Китаю, а западная элита соответственно уже проиграла экономическое соревнование с китайской элитой и восточноазиатской элитой в целом, причем следует ожидать, что в ближайшие 5–10 лет это обстоятельство будет иметь и крупные чисто политические последствия (в том числе уход США со всех баз в Евразии, что уже и предполагается).

16). Необходимо понимать, что по совокупности указанных выше причин даже западные державы в перспективе 5–10 лет далеко отойдут от неолиберального экономического курса.

2. Рамочные факторы экономической политики

Тезис о всесилии сил рынка базируется на игнорировании того принципиального обстоятельства, что “всесильный” рынок – это всего лишь домработница в квартире, характер и результаты работы которой определяются требованиями и причудами “хозяйки” (экономическая и финансовая политика), размерами квартиры и ее содержимым. Результаты работы рыночных сил определяются не ими самими, а рамочными факторами, то есть такими факторами, которые не поддаются давлению рыночных сил или поддаются их давлению очень медленно. Разгром экономики России в пореформенный период вовсе не результат работы сил рынка, а плод определенной проводившейся экономической политики, в итоге которой в России после 15 лет реформ нет ни эффективной кредитной системы, ни эффективного фондового рынка, а в обрабатывающей промышленности и даже в торговле – эффективных корпоративных структур. Достаточно было Центробанку после 1994 г. в два раза против нормы понизить степень монетизации экономики России, и она легко и просто превратилась за считаные месяцы в экономику банкротов, причем последствия этого до сих пор не изжиты.

Первичными рамочными факторами для экономики России сегодня являются:

– низкая эффективность предпринимательского сообщества, для выведения которой на уровень эффективности предпринимательских сообществ развитых и новых индустриальных стран (с учетом потребностей изживания криминализации, порожденной условиями реформы, и приспособления к работе в расчете на норму прибыли меньше 10%) нужно не меньше 20 лет;

– наличие квалифицированной рабочей силы (разговоры о нехватке рабочей силы – миф, а вот огромная безработица – факт);

– дефицит рабочей силы при проведении рациональной политики ее использования не будет ощущаться в любом случае в течение нескольких десятилетий;

– крупные размеры территории и сравнительно высокий уровень обеспеченности экономики сырьевыми ресурсами;

– крупные размеры производственного комплекса (даже сегодня он примерно соответствует производственному комплексу США конца 50-х годов);

– высокий уровень развитости всех основных отраслей промышленности и соответственно высокий уровень самодостаточности экономики (импорт составляет меньше 10% фактического промышленного производства и меньше 5% от потенциального промышленного производства при полной загрузке мощностей);

– отсутствие технологических лимитов на наращивание производства собственными силами;

– достаточная способность к ассимиляции новых технологий, если она искусственно не парализуется характером экономической политики;

– принципиальная невозможность даже отдаленно обеспечить потребность России в инвестициях за счет зарубежных капиталовложений;

– способность инвестиционного комплекса обеспечивать инвестиции в экономику в размере не меньше 1 трлн долл. (их фактическая величина в 2004 г. около 500 млрд долл.);

– экономический рост и политика экономической справедливости как условие социальной и политической стабилизации России в условиях характерного для нее цивилизационного многообразия;

– ориентация политики Запада на раскол России и уничтожение ее экономической мощи (“додавить гадину”).

Последнее, очевидно, оказывает парализующее влияние на склонность западных инвесторов к инвестициям в российскую экономику.

Имеется значительное количество вторичных рамочных факторов, являющихся продуктом стратегии реформирования экономики после 1990 г. и созданных ею кумулятивных эффектов (большинство этих факторов были подробно рассмотрены выше). В том числе:

– довольно высокий уровень криминализации общества;

– дефицит ресурса легитимности у значительной части производственной собственности;

– отсутствие эффективной кредитной системы и эффективного фондового рынка;

– неэффективность корпоративной системы, обслуживающей экономику;

– наличие неустранимого в режиме валютной либерализации большого разрыва между курсом рубля, исчисленным по паритету покупательной способности (ППС), и его номинальным курсом;

– как результат – скрытое субсидирование экспорта и скрытое субсидирование любых иностранных капиталовложений в экономику России с соответствующими последствиями в виде режима истощения России и постепенного перехода активов ее экономики в иностранные руки; вытеснение государства из экономики способствует этим процессам;

– в условиях либерализации обращения продукции ТЭК примерно трехкратный разрыв между средним уровнем цен (определяется ППС рубля) и ценами на продукцию ТЭК, в результате чего условием функционирования экономики является недоамортизация ее большинства отраслей и постепенное сокращение массы производственного капитала;

– кризисный характер экономики России (глубина кризиса сопоставима с его глубиной в США в 1932 г.) при, как ни парадоксально, высоком уровне прибыльности;

– на фоне огромных экономических возможностей быстрое вымирание продуктивных категорий населения;

– неуклонный рост социальных рисков на перспективу;

– в связи с перечисленными моментами – высокие инвестиционные риски, парализующие склонность отечественных и зарубежных предпринимателей к капиталоемким инвестициям в производственный сектор экономики России и устойчивая тенденция вывоза капитала за границу.

В условиях текущего фазиса реформ, предполагающего быстрое сокращение расходов социального характера, заслуживает внимания наличие большого (в несколько раз) разрыва между ППС рубля в сфере платных услуг и в сфере услуг, оплачиваемых за счет общественных фондов потребления (образование, здравоохранение и др.). В этой ситуации сокращение объема производства услуг, оплачиваемых за счет общественных фондов потребления, неизбежно приведет, помимо инфляционной волны, к резкому сокращению производства конечных услуг и их потребления населением и соответственно явится фактором, понижающим ВВП.

1. Какая экономика не нужна России

Уже 15 лет продолжаются реформы, и все эти годы круги, их продвигающие, хранят молчание в отношении целей реформ. Постепенно в этом вопросе появляется некоторая ясность.

Первая фаза реформ предусматривала:

1) минимизацию амортизационного фонда;

2) за счет этого и сокращения фонда оплаты труда создание в России экономики извлечения сверхприбыли;

3) создание в стране предпринимательского сообщества периферийного типа, перебрасывающего собственность по мере ее образования на Запад и неспособного являться экономическим и политическим конкурентом западных предпринимательских сообществ;

4) формирование значительной части экспортного капитала за счет амортизационного фонда и вывоза таким образом его на Запад;

5) игнорирование процессов деиндустриализации и демодернизации экономики России, являющихся следствием перечисленных мероприятий.

Вторая фаза реформ (соответствующая их современному этапу) предусматривает:

1) в условиях, когда “сливки сняты”, с целью сохранения режима генерации экономикой сверхприбыли и режима крупномасштабного экспорта капитала по видимым и невидимым каналам – приватизацию фондов социального обеспечения;

2) демонтаж социальной инфраструктуры экономики России, включая дальнейший демонтаж систем образования и здравоохранения (характерно, что совершенно очевидный процесс вымирания населения под прессом реформ игнорируется);

3) приватизацию земельного фонда с сосредоточением его основной части в руках ограниченного числа собственников латифундий, “отрыв” коренного населения от земли;

4) приватизацию ЖКХ с целью превращения его в еще один центр генерации сверхприбыли;

5) полное открытие российского рынка активов для иностранных собственников (по условиям вступления в ВТО);

6) начало процесса постепенного замещения местной рабочей силы импортной.

Все перечисленные мероприятия перечисляются по факту. Все они в той или иной степени проводятся в жизнь.

Конструкторы второй фазы реформ не учли или недостаточно учли следующие моменты:

1) при приватизации ЖКХ оно превратится в очередное криминальное царство, причем криминалитет приобретет до сих пор отсутствующую у него способность влиять на поведение массы избирателей;

2) наличие китайского фактора – после вступления России в ВТО китайский капитал хлынет в Россию, что быстро приведет к радикальным изменениям в обстановке, включая и политическую обстановку;

3) то, что называется сейчас протестным потенциалом, быстро растет. Следствием второй фазы реформ является быстрый рост массы маргиналов, который рано или поздно приведет к параличу власти, сначала на местах, потом в центре (по латиноамериканскому образцу или российскому образцу 1917 г.).

В связи с проблемой протестного потенциала нужно принимать также во внимание, что: а) законы против экстремизма в состоянии сдержать только законопослушных граждан, но не маргиналов; б) удержание ситуации под контролем силовых аппаратов на огромной территории России при тех условиях, которые создаст вторая фаза реформ, предполагает уровень затрат на них, сопоставимый в процентах к ВВП со всеми социальными затратами на 2002–2004 гг.

Как же представляется условно-предельный вариант проводимых реформ применительно к действующим тенденциям? Следует ожидать:

1) после того как все будет приватизировано до последнего гвоздя и до последнего рубля социальных фондов, а обрабатывающая промышленность окончательно деградирует, под влиянием экономических перегрузок и внешних воздействий государство “рассыплется”, с суверенизацией всех центров добывающей промышленности; Москва и Санкт-Петербург в экономическом отношении превратятся в этом случае в зоны бедствия, в “черные дыры”, откуда население будет разбегаться, как это было в 1918–1919 гг.;

2) в зонах новых “кувейтов” будет предпринята попытка заменить местную рабочую силу импортной с соответствующими последствиями для местного населения;

3) возможно появление зон крупномасштабной голодной смертности.

Этот вариант развития событий имеет то явное “преимущество”, что он позволит окончательно закрепить за новыми владельцами приватизированную крупную собственность. Но это только в том случае, если дело сойдет гладко.

Весьма вероятны попытки создать в рамках сценария “третьей фазы реформ” в зоне Кавказ – Поволжье – Урал конфедерацию с мусульманским ядром. Общеизвестно, что Запад давно уже стремится создать ее как такую замену российского государства, которую можно использовать для “сдерживания” Китая.

Но и тут есть ряд “но”. Все планы реформ базируются на посылке пассивности населения России. Однако оно оживает. Как бывало и в прошлом, когда население России сильно прижимали, оно “взорвется” неожиданно. Следует ожидать, что при попытках дальнейшего продвижения “реформ” и еще более при попытках “реконструировать” (а по сути – деконструировать) российское пространство население России не оправдает надежд на его пассивность. Затем есть Китай. После ликвидации СССР “от Аляски до Британских морей китайская армия всех сильней”. Китай достаточно силен, чтобы в условиях острого кризиса в России удержать Запад от прямого вмешательства и тем более от опытов по образованию мусульманской конфедерации на территории России с целью “сдерживания” Китая. Еще труднее представить, чтобы Китай, которому нужны и нефть и газ, “сдал” нефтяные и газовые поля России Западу.

Во время недавнего визита китайского лидера Ху Цзиньтао он не оставил никаких сомнений, что Китаю “нужна Россия” в независимом от Запада состоянии.

Продолжение “реформ” в том духе, в каком они ведутся, ничего хорошего не сулит России. Но оно мало хорошего сулит и Западу. Налицо авантюра с неясным исходом, которая может очень плохо кончиться не только для ее жертв, но и для ее инициаторов.

2. Какая экономика нужна России

Россияне давно могли бы пользоваться американским жизненным уровнем, и если этого нет, то только потому, что они стали жертвой экспериментов сначала в области псевдокоммунистического строительства, а затем экспериментов в неолиберальном духе.

Соответствующий интересам населения России (а не охотников за сверхприбылями, которые можно извлечь из экономики России) экономический курс – это курс, ориентированный на формирование способной быстро развиваться экономики, обслуживаемой по преимуществу или почти исключительно отечественными предпринимателями. Формула “экономических гипнотизеров”, в соответствии с которой развитие экономики России определяется какими угодно интересами, но не собственно российскими, должна быть отброшена.

Россия оказалась в положении андерсеновского “голого короля”, которого мошенники уверили, что на нем замечательное платье. Чтобы изменить положение, нужно уяснить, какой экономика России может быть, если начать эффективно использовать имеющиеся возможности.

Забудем, что в России кризис, что население в ней вымирает, что производственная база деградирует и что из вымирающей и деградирующей страны наружу хлещут потоки СКВ.

Ниже характеризуются условия системного оптимума для экономики России.

3. Система целей экономического строительства

Казалось бы, все с этим ясно. Цели экономического строительства общеизвестны – экономический рост, увеличение конкурентоспособности экономики, повышение благосостояния населения, развитие местного предпринимательского сообщества.

Да, так оно и было до появления на мировой сцене неолиберальной экономической конструкции. В ее рамках приоритетными оказались другие задачи, и прежде всего создание глобальной экономики, обладающей свойствами единого рынка, а для этого – создание предпосылок, способствующих максимально быстрой концентрации всех активов мировой экономики в руках ограниченного числа ТНК (причем подразумевается, что это западные ТНК). Отсюда требования – свернуть государственное присутствие в экономике, сломать экономические границы, обеспечить для ТНК равные условия с местными предпринимателями (что автоматически ведет к вытеснению последних из экономики).

Если совсем просто, то формула неолиберальной экономики примерно такова: “это реакционно – когда Вы хотите жить и потреблять; а прогрессивно – когда Я потребляю и живу вместо Вас”.

Конкретным результатом приложения неолиберальных концепций к российской экономике являются: 1) режим гиперлиберализации, способствующий развитию криминального предпринимательства еще больше, чем внедрению западных ТНК в экономику; 2) режим гипероткрытости; 3) режим генерации сверхприбыли даже ценой самоуничтожения экономики России и последующий вывоз значительной части сверхприбыли за рубеж с тем, чтобы Россия вносила свой вклад в наращивание финансовой мощи западных экономик и ТНК.

Производное от этого – российский кризис во всем многообразии его форм.

Восстановление экономики России невозможно без отказа от неолиберальной системы целеполагания и замены ее традиционной системой экономического целеполагания, которой после Второй мировой войны следовали почти всюду, а в настоящее время следуют в Китае, Индии, Иране и большинстве арабских стран.

Специфика оптимальной для России системы экономического целеполагания состоит также в том, что она должна учитывать факт кризисного состояния экономики России. Соответственно она должна предполагать:

1) достижение в возможно более короткое время нормального уровня загрузки мощностей;

2) ликвидацию структурных диспропорций в экономике, как унаследованных от советского периода, так и вновь созданных в период реформ;

3) создание, а отчасти восстановление институциональной и отраслевой структуры, способной обеспечить экономический рост и повышение технологического уровня экономики после изживания кризиса;

4) обеспечение условий, максимально благоприятствующих развитию местного предпринимательского сообщества, и недопущение его подавления внешними конкурентами;

5) повышение жизненного уровня населения до уровня развитых стран максимум за 10 лет (это возможно);

6) сильную социальную политику как условие восстановления жизнеспособности российского общества, подорванного реформами, и минимизации социальных конъюнктурных и инвестиционных рисков;

7) предотвращение экономических перегрузок, способных вызвать распад государства;

8) восстановление нормального уровня рождаемости.

По отношению к этим задачам все остальные экономические задачи являются подчиненными.

Проводившаяся в течение 15 лет экономическая политика, доведшая Россию до крайнего истощения, была объективно политикой выплаты репараций Западу ценой разрушения экономики России. Она предусматривала создание в России предпринимательского сообщества, но только зависимого и неэффективного, и притом в таком варианте, когда бы население ненавидело предпринимателей. Она предполагает постепенное вытеснение российских предпринимателей иностранными. С такого рода системой приоритетов должно быть покончено.

4. Работа на внутренний рынок

Для периода реформ характерна политика, в результате которой осуществляется переориентация российской промышленности на внешний рынок, а экономика приобретает преимущественно экспортный характер. Стимулирование спроса со стороны собственного рынка вообще не производилось (уникальная ситуация). Первопричина этого – в стремлении максимизировать разрыв между экспортом и импортом, чтобы максимизировать размеры вывоза капитала. Результаты этой политики известны – кризисное состояние экономики России.

Условием эффективного функционирования экономики России является работа российской промышленности прежде всего на внутренний рынок. Любая крупная экономика в состоянии устойчиво развиваться только в том случае, если ее промышленность работает в основном на внутренний рынок в условиях растущего внутреннего спроса. Пример – те же США. Когда американская промышленность работала по преимуществу на внутренний рынок, она развивалась. Когда же она (с начала 80-х годов) стала работать в соответствии с принципом: “работать как можно больше на экспорт, а наш рынок пусть обслуживают внешние производители” (то есть в режиме неолиберального сумасшедшего дома), ее развитие практически остановилось.

Кроме того, в современных условиях стагнирующего мирового рынка при наличии на нем сверхсильных конкурентов промышленность России, работающая в экспортном варианте и при открытом собственном рынке, вообще развиваться не может.

Если бы рынок России был мал, просто в силу небольших размеров территории и населения, как, например, в Сингапуре, то да, конечно, развитие промышленности в преимущественно экспортном варианте было бы оправданно. Или если бы Россия располагала лишь несколькими более или менее развитыми отраслями промышленности, а все остальные отрасли находились бы в эмбриональной фазе развития. В этом случае также экспортная ориентация промышленности России могла бы иметь смысл. Но в том-то и дело, что реальное положение другое.

При принятии принципа приоритетности работы на внешний рынок российская промышленность в конце концов будет интегрирована промышленностью Китая в качестве поставщика ей продукции ТЭК, сырья и полуфабрикатов.

5. Протекционизм – условие формирования эффективного предпринимательского сообщества

Все без исключения эффективные предпринимательские сообщества ныне развитых стран, а также и новых индустриальных стран сформировались в условиях защищенного от внешних вторжений рынка. Нынешний главный проповедник свободной торговли – США отказались от сверхвысокого таможенного обложения импорта только после Второй мировой войны и краха экономик всех потенциальных конкурентов.

Дать шанс сформироваться российскому предпринимательскому сообществу в эффективном варианте – значит закрепить за ним (а также на началах взаимности – за предпринимателями других стран СНГ) российский рынок минимум на 20 лет.

В течение этого срока жизненно необходимо проведение протекционистской политики либо в рамках России, либо в рамках таможенного союза со странами СНГ. Если это условие не будет выполнено, российское предпринимательское сообщество будет смято конкурентами, и его формирование будет протекать в основном в подпольном полукриминальном и криминальном режиме.

Присутствие крупных иностранных ТНК в российском экономическом пространстве должно быть ограничено.

Принято считать протекционизм разновидностью торговой политики. Однако в широком смысле этот термин означает охватывающую все звенья воспроизводства постоянно действующую разветвленную и дифференцированную систему мер, направленную как на экстренную (тактическую), так и на стратегическую защиту долговременных национальных экономических интересов.

Национальная экономика как целое выступает субъектом мировых экономических отношений и во взаимоотношениях с другими подобными субъектами является носителем специфических интересов, связанных с самостоятельностью, устойчивостью и динамизмом развития. Отстаивание и реализация национальных экономических интересов осуществляется нередко через столкновение с национальными интересами других стран, и это столкновение или борьба интересов является характерной чертой указанных отношений. Важнейшим институциализированным представителем и выразителем интересов национальной экономики является государство.

Таким образом, государственный протекционизм (в широком значении термина) выражает отношения, в которые вступает государство с внутренними хозяйственными субъектами, с одной стороны, и внешними агентами – с другой, по поводу защиты долговременных национальных экономических интересов – создания и поддержания наилучших условий национального воспроизводства в целом, обеспечения суверенности экономического развития, сохранения и улучшения положения страны в мировой экономической системе.

Реализация национальных экономических интересов – дело комплексной экономической политики государства. Являясь частью комплексной экономической политики, политика государственного протекционизма содействует достижению этой главной цели в своей области. К политике протекционизма относятся специфические мероприятия государства, направленные:

1) на предотвращение существующей или потенциальной, явной или скрытой угрозы национальным экономическим интересам со стороны внешних сил (иностранных предпринимательских групп, отдельных государств и даже групп стран) – оборонительный (пассивный) протекционизм;

2) на создание особо благоприятных условий для становления и ускоренного накопления отечественного капитала с целью обеспечения динамичного расширенного воспроизводства и устойчивости всей национальной экономики – активный протекционизм;

3) на усиление конкурентных возможностей национальных предпринимателей сверх имеющихся в их распоряжении в случае осуществления экономической экспансии (реже тотальной, чаще в выбранных секторах или нишах) на мировой рынок или на рынки конкретных государств – наступательный протекционизм.

К протекционизму в широком смысле относятся и поддержка науки, и защита национального фондового рынка, и защита финансовой системы страны и пр.

Слово “протекция”, помимо унаследованного из английского корня (protection) значения “защита”, в русском языке означает также “покровительство”, “поддержка”, “продвижение”, “опека”. Протекционизм в широком смысле по сути есть политика покровительства, государственной опеки по отношению к национальной экономике.

Такая опека подразумевает не только тарифные и нетарифные ограничения в торговле, а целостную систему взаимосвязанных и взаимообусловленных мер, адекватных достижению поставленной цели.

Протекционистские меры направлены на решение широкого круга задач. Помимо отстаивания интересов национального капитала, объективным содержанием протекционизма является:

– отстаивание экономического суверенитета страны перед лицом агрессивных наступательных действий внешних конкурентов, обеспечение максимальной самодостаточности и независимости нации в долгосрочном плане;

– обеспечение относительной равномерности экономической активности (антициклическая функция протекционизма), сохранение баланса между динамичностью и устойчивостью развития;

– защита депрессивных отраслей при одновременном стимулировании структурных и технологических преобразований производства, что решает проблему относительно бескризисной модернизации производства;

– защита, посредством сохранения рабочих мест, совокупной покупательной способности общества, уровня совокупного спроса и, как следствие, условий воспроизводства в целом.

Согласно данной интерпретации, в рамках политики протекционизма государство защищает широкие общественные интересы. Именно данная трактовка точнее отражает экономическую сущность современного государственного протекционизма.

Отстаивая экономические интересы нации, государственный протекционизм представляет собой встроенный институциональный регулятор иммунитета национальной экономики. Можно сказать, что государственный протекционизм аналогичен мероприятиям по усилению механизма иммунной защиты организма, или что он выполняет функции “инстинкта самосохранения” в национальной экономической системе.

Протекционизм является наиболее важным фактором обеспечения экономического суверенитета страны.

России не стоит стесняться применять протекционизм как орудие своего развития. Через протекционистскую стадию прошли все ныне развитые страны.

Принято, например, считать Англию бастионом “свободной торговли” и экономического либерализма. Однако факты говорят о том, что на начальных стадиях развития в Англии существовала мощная система протекционизма и протекционизм ослабевал по мере приобретения Англией статуса экономического лидера.

В определенный период Англия пробовала оказывать покровительство иностранным судовладельцам и купцам. Но это привело к тому, что в XVII столетии голландцы взяли полный верх на море, а продукты французской промышленности ворвались потоком в Англию, которая стала вывозить почти исключительно одно сырье, причем в основном на иностранных судах.

Поворот в лучшую сторону во внешней торговле и в промышленности начинается в Англии с принятия в 1651 г. радикального протекционистского закона Кромвеля, который ограждал английское судостроение и другие отрасли экономики от зарубежной конкуренции. В дальнейшем на протяжении второй половины ХVII и всего ХVIII в., в период соперничества с Нидерландами, Англия была страной с сильно развитой системой протекционизма.

Под защитой высоких таможенных пошлин на импорт и административных запретов на ввоз в страну тканей, судов и т.п. была подготовлена, а затем и произведена промышленная революция в Англии, и она превратилась из второстепенной в торгово-политическом смысле державы в экономического и политического лидера.

По мере развития и укрепления позиций Англии в мировой торговле многие ограничительные законы и барьеры были отменены. К середине ХIХ века экономика Англии стала самой открытой в мире. Реализация принципа “свободы торговли” фактически стала для Англии в этот период осуществлением “права сильного”. Об этом свидетельствует и применявшаяся тогда политика поощрения использования демпинговых цен. Фабричный демпинг служил целям упрочения экономического лидерства Англии путем подавления развития национальной промышленности других стран.

Протекционизм играл важнейшую роль и в экономической истории США.

Широко известно выражение Т. Джефферсона “Государство – ночной сторож”, в образной форме отразившее фундаментальные особенности общественного устройства США и традиционные американские ценности, такие как принцип “laissez faire” – минимизации вмешательства государства в экономику – и система свободной торговли. Сторонники Т. Джефферсона утверждали, что самое хорошее то правительство, которое меньше всего управляет.

Однако одновременно с “линией Джефферсона” в американской политике и общественной мысли существовала “линия Гамильтона”. В отличие от Т. Джефферсона, А. Гамильтон не признавал личный интерес в качестве организующего принципа общества и последовательно выступал за активную роль государства в экономике. Он писал: “Ничем не ограниченный дух предпринимательства ведет к нарушению законов и произволу, а в итоге – к насилию и войне”. В своей Великой программе 90-х годов ХVIII в. А. Гамильтон призывал государство “предоставлять средства лишь тем, кто готов использовать их под контролем общества на развитие национального производства”, тем самым ставя национальные интересы выше частных. Сторонники А. Гамильтона видели в национальном правительстве эффективный инструмент для превращения аграрной страны в бурно развивающуюся промышленную державу.

В то время как на уровне общественной идеологии и широко декларируемых принципов победила “линия Джефферсона”, в практике политических реалий, в организации национальной государственности и хозяйственной жизни, как свидетельствует история, победила “линия Гамильтона”.

США на протяжении почти трех четвертей периода своего существования были протекционистской страной с высокими таможенными барьерами. Единственными периодами относительно низких протекционистских барьеров было время накануне Гражданской войны и после каждой из мировых войн.

Даже после того, как США обогнали Англию по уровню производительности труда, в 1890 г. были введены новые тарифы, повышающие цену импортных товаров в среднем на 50%, а в 1897 г. – до 57%. Эти меры поставили барьер на пути многих товаров из Англии и других стран. Британские производители обвинили тогда США в создании “закрытого рынка” и в “нечестной” конкуренции.

В разгар Великой депрессии в 1930 г. во имя защиты американских товаропроизводителей был принят закон Смута–Хьюли, поднявший импортные тарифы в среднем на 53%.

В целом за период 1820–1940 гг. усредненный уровень ввозных пошлин в США составил величину порядка 40% от таможенной стоимости товаров.

Только в конце Второй мировой войны США сменили протекционистскую политику на политику свободной торговли и в 1947 г. начали активную борьбу за сокращение тарифных и нетарифных ограничений в торговле через Генеральное соглашение о тарифах и торговле (ГАТТ). Именно в тот период, когда экономика основных конкурентов оказалась разрушенной в результате войны, Соединенные Штаты стали страной с самыми низкими торговыми барьерами и, желая закрепить свое положение единоличного экономического лидера (в начале 50-х гг. на США приходилось 40% мирового производства), выступали за создание свободного мирового рынка.

Во Франции проведение активной протекционистской политики связано с именем Ж.Б. Кольбера, который в 1660–1680-е гг. фактически контролировал всю внутреннюю политику страны. Проводившаяся им экономическая политика, получившая впоследствии название “кольбертизм”, являлась разновидностью меркантилизма и заключалась в обеспечении активного торгового баланса путем поощрения промышленности, создания мануфактур, увеличения вывоза промышленных изделий и ввоза сырья, сокращения ввоза готовых изделий иностранного производства. В 1667 г. Кольбер ввел новый таможенный тариф, резко повысивший пошлины на ввоз иностранных товаров. По его инициативе были созданы монопольные компании для внешней торговли. Кольбер санкционировал масштабное государственное финансирование работ по строительству и улучшению дорог, каналов, по многократному увеличению численности судов торгового и военного флота. Все эти меры оказались эффективным средством ускоренного хозяйственного развития и упрочения экономической мощи Франции.

Протекционизм был использован для ускоренного развития промышленности в России в период правления Александра III. Протекционизм был центральным звеном политики Бисмарка в Германии. В XX веке после Второй мировой войны протекционизм продуктивно использовали для целей индустриализации Япония, Южная Корея и многие другие страны.

Так что испытывать комплекс неполноценности России нет никаких оснований. Продуманное использование протекционистских мер может на нынешнем этапе послужить целям развития российской экономики. А вот “скороспелое” членство в ВТО никаких выгод нам не сулит, но зато может принести только непоправимый экономический ущерб.

Очевидно, что успешно конкурировать на глобальном уровне можно лишь хорошо подготовившись к этому. Представим на боксерском ринге поединок между чемпионом-профессионалом в тяжелом весе и новичком-любителем, да еще и в более легкой весовой категории. Исход такого поединка предсказать нетрудно. Да и вряд ли его можно признать “спортивным”. Это скорее из разряда “избиения младенцев”.

Поэтому суть протекционизма состоит не в организации защиты отечественного бизнеса раз и навсегда, не в постоянном и тотальном ограждении его от иностранной конкуренции, а в тщательном создании условий подготовки его к глобальной конкуренции. Так было всегда, но особенно актуальным стало в современных условиях глобализации экономики.

6. Интеграционные приоритеты

Интеграция никогда не является самоцелью. Целью интеграции, к которой стремятся глобалисты, состоит в создании мировой рыночной системы с уровнем интегрированности, примерно соответствующим уровню интегрированности экономики Британской империи в конце XIX века или экономики США сегодня, с концентрацией 70–80% активов несельскохозяйственного сектора экономики в руках нескольких десятков ФПГ и нескольких сот корпораций. Инструмент решения этой задачи – неолиберальная экономика.

Вот потому, как только была запущена неолиберальная машина, так и начался процесс слияний корпораций и банков, и он продолжается до сих пор. Все потенциально конкурентные экономики в той части, в какой их нельзя взять под контроль, попав в неолиберальную мельницу, “сами собой” разрушаются.

Эта программа могла быть осуществлена наиболее эффективно при остановке экономического роста. Соответственно заговорили о прелестях “нулевого роста”, о том, что все должны подписывать “Киотский протокол” (кроме США, разумеется), чтобы этот рост можно было вернее остановить.

Поскольку в России есть сторонники этой программы из числа тех, чьи состояния благополучно переведены за рубеж, напомним, что вся эта затея уже лопнула – в первую очередь потому, что Китай уже нарастил свою экономическую массу до уровня экономической массы США и Европы и продолжает быстро ее увеличивать, демонстрируя всему миру преимущества регулируемой (а в Китае она еще и планируется) экономики развития над неолиберальной экономикой перераспределения.

Россия уже залезла в неолиберальную экономическую мясорубку, и ее толкают в эту мясорубку дальше (вступление в ВТО).

Никакая ВТО России не нужна уже по той причине, что у российской промышленности достаточно крупный собственный рынок, а на основной экспортный ресурс России – продукцию ТЭК – на мировом рынке всегда будет неудовлетворенный спрос. Кроме того, прежде чем напускать на российских предпринимателей кучу зубастых конкурентов, первых надо привести в конкурентоспособное состояние.

Итак, если Россию “вступят” в ВТО (а это, видимо, сделают), то условием системного оптимума для России является выход из ВТО.

Практически России показана интеграция только в пределах СНГ уже по той причине, что экономика стран СНГ (в прошлом республик СССР) изначально строилась в расчете на кооперацию и уровень конкурентоспособности экономик стран – членов СНГ сопоставим. (Подробнее об интеграции на постсоветском пространстве – см. главу 14 части 4.)

Экономика Украины изначально отделена от стран Европы “барьером нищеты”. Переобременение Европы странами-бедняками уже создало потенциал ее распада. Места для Украины там нет. Украина обречена на экономическую интеграцию с Россией.

Основной сдерживающий интеграцию экономик России и Украины фактор даже сегодня – кризисное состояние экономики России. При его устранении интеграционные тенденции на Украине автоматически наберут неодолимую силу, независимо от вариаций политической конъюнктуры.

7. Оптимальная энергетическая политика

Проводимая в настоящее время политика в сфере энергетики сводится к формуле: 1) Россия должна как можно больше экспортировать и как можно меньше потреблять энергетических ресурсов (для этого навязывают и “Киотский протокол”);

2) соответственно цены на энергетическое сырье (в первую очередь нефть и газ) должны быть как можно более высокими;

3) сфера энергетики должна являться зоной генерации сверхприбыли, которая и должна поступать в основном в распоряжение западных экономик (что обеспечивается неввозом части экспортной выручки и прямым экспортом капитала).

Для обоснования этой политики используется тезис, что цены на энергоносители должны соответствовать ценам мирового рынка. То есть на практике цены на нефть, например, должны равняться мировой цене, умноженной на курс. А так как курсовая цена рубля у нас в несколько раз меньше паритета его покупательной способности (ППС), то следование этой практике приводит к тому, что цены на энергоносители, бензин и т.д. (а затем и цены на электроэнергию) окажутся в конечном счете у нас по всем позициям выше среднего уровня цен также в несколько раз, что фактически уже имеет место. И все это в самой холодной стране мира из государств, располагающих крупными экономиками. Результатом является уже сегодня ненормально высокая доля затрат на энергию в себестоимости продукции почти во всей отечественной промышленности. В 1999 г. цены на автомобильный бензин и топливо в России составляли, считая по курсу, 0,9 от цены мирового рынка, то есть практически соответствовали мировым (Цены России. Госкомстат. – М., 2000. – С. 169). Иными словами, они в 3 раза превышали средний уровень цен в России. Подобная ценовая политика убивает российскую экономику в буквальном смысле слова.

Рыночная экономика строится на том принципе, что цены на отдельные категории товаров и услуг должны обеспечивать воспроизводственный цикл и соответствовать среднему уровню цен в данной экономике. Применительно к России они должны соответствовать среднему уровню цен в нашей стране, а не в экономике Германии, Франции, или США. Если бы принцип, в соответствии с которым цена на энергоносители должна устанавливаться на уровне “мировой” (а фактической курсовой), действительно был верен, то нужно было бы устанавливать по этой формуле и цену на труд. Разумеется, последнего никто не собирается делать.

Здесь можно заметить, что на мировом рынке обращается по преимуществу нефть, а нефтепродукты вырабатываются обычно национальными экономиками, и цены на них очень сильно варьируют. У нас цены на нефтепродукты стараются установить по максимуму, исключительно исходя из соображения максимизации выручки в системе “производство – транспортировка – переработка нефти”, которая, как уже отмечалось выше, превратилась в центр генерации сверхприбыли. Подобная ценовая практика была бы давно пресечена в любой стране средствами налоговой и тарифной политики либо прямого административного воздействия. Ее специально придумали для России. Это изобретение из той категории, которые называются финансовыми схемами для получения сверхприбыли.

Применительно к нормализованным условиям ценообразования цены на энергоносители в России должны соответствовать среднему уровню цен в стране с тем, чтобы обеспечивать эффективную работу воспроизводственного механизма; целесообразно, с учетом климатического фактора, чтобы она была даже несколько ниже. Такого рода “формула цен” на энергоносители вполне в духе рыночных традиций. В США, например, в 70-е годы цены регулировались на 19 видов нефтепродуктов. Поставки энергоносителей на внутренний рынок должны пользоваться приоритетом перед экспортными поставками, если нет особых причин поступать иначе (например, увеличивать экспорт с целью увеличения импорта), это опять-таки стандарт рыночной политики.

О “Киотском протоколе”. “Протокол” этот придуман для того, чтобы заблокировать развитие экономик стран со значительными потенциалами роста. К таким странам относится и Россия. Ни США, ни КНР (основные производители углекислоты) не подписали этот “протокол”. И далеко не случайно. Реальная добыча и потребление топлива и соответственно “производство” углекислого газа в КНР в несколько раз больше номинального. Соответственно данные, используемые для обоснования необходимости срочного прекращения наращивания потребления обычного топлива “ввиду грозящей катастрофы”, базируются на неверных цифрах. Если бы вывод о связи количества углекислого газа в атмосфере и климата, на которых основывается “протокол”, соответствовал действительности, катастрофа (с учетом реальных объемов производства углекислого газа) наступила бы давно. Таким образом, “Киотский протокол” не основывается на реальных посылках.

Если бы дела были так плохи, как утверждают авторы “протокола”, то прежде чем блокировать рост потребления энергоресурсов в неразвитых странах, нужно было бы: а) принять мировые стандарты по потреблению топлива автомобильными двигателями (чтобы резко его понизить в расчете на автомобиль); б) предложить комплекс мер по прекращению (снижению) загрязнения океанов как одного из важнейших генераторов кислорода; в) выработать рекомендации и создать механизмы стабилизации, а затем увеличения площади лесов; г) разработать программы наращивания производства электроэнергии АЭС международными организациями, соответственно с гарантиями нераспространения ядерных материалов. Ничего этого не предложено и именно потому, что реальные цели инициаторов “протокола” не соответствуют декларированным.

При наличии факта подписания “Киотского протокола” Россия должна выйти из “протокола” по новооткрывшимся обстоятельствам.

8. Либерализационный оптимум

Неолиберальный принцип, в соответствии с которым чем выше либерализированность и приватизированность экономики России, тем она эффективнее, неверен. Верен принцип, согласно которому условием эффективного функционирования экономики является ее пребывание в области либерализационно-приватизационного оптимума, а этот последний – функция состояния системы рамочных факторов, определяющих условия развития экономики. Чем менее эффективно предпринимательское сообщество, чем выше уровень конъюнктурных рисков, чем ниже конкурентоспособность экономики и чем она слабее, тем ниже целесообразный уровень либерализации экономики.

Если допускается перелиберализация, эффективность экономики падает. Это и произошло с экономикой России (как и многих других стран) после того, как ей навязали программу “шоковой терапии” (то есть программу повышения либерализованности безотносительно к последствиям).

Режим “либерализации без берегов” всегда ведет к падению производства, а в развитых странах – к экономическому застою. Но как средство повышения нормы прибыли и генерации сверхприбыли, что вполне возможно даже при разрушении экономики и благодаря ее разрушению, он безальтернативен. Именно поэтому он и был навязан России.

В своем настоящем состоянии экономика России может быть эффективна только при уровне либерализации, не превышающем таковой экономик Франции и Италии периода 50-х и 60-х годов и Южной Кореи и Тайваня в 70-е и 80-е годы.

9. Приватизационный оптимум

Вопрос особой важности, вызывающий неизменные споры в политике и диспуты в научной среде, – об оптимальном соотношении государственной и негосударственной (частной) собственности в экономике.

Противники государственного сектора в экономике обычно говорят о его низкой эффективности в сравнении с частным сектором. Но это может быть справедливым лишь при крайне узкой трактовке понятия “эффективность”. Эффективность любого субъекта или действия следует рассматривать в связи с его функциональностью. Функция же государственного сектора не в достижении чистого коммерческого успеха (высокой прибыли, нормы рентабельности, поражении конкурента и т. д.), а в формировании общих условий существования национального хозяйства. Государственный сектор существует для всей экономики, его основная функция – обеспечение структурно-системной полноты, комплексности последней.

В то же время реальная экономическая природа государственной собственности обнаруживается не толкованием конституционных текстов, а фактически сложившейся практикой этой формы присвоения.

Если государство выступает как институт, ведущий экономику в интересах капиталистического предпринимательства, то в этом случае его собственность существует в качестве государственно-капиталистической (обобществленной капиталистической). В случае, когда государство представляет своей экономической деятельностью в основном олигархический капитал, его собственность становится государственно-олигархической, а само государство превращается в “комитет по делам олигархических кланов”. (Именно этот тип госсобственности фактически сложился в России.) Если государство действует как институт, ведущий экономику в интересах всего народа, то собственность его получает содержание общенародного присвоения.

Однако господствующая реальная природа госсобственности не является чем-то раз навсегда заданным и неизменным. Указанная природа производна от мировоззренческих установок власти, и вместе с их изменением также может меняться.

В отличие от государственного, частный сектор экономики непосредственно ориентирован не на формирование некоего эффективного состояния национального хозяйства, а на получение частных, прежде всего коммерческих выгод. Составят ли эти частные выгоды, вместе взятые, общий положительный результат или не составят – вопрос, находящийся вне практического внимания представителей частного сектора. Их забота – собственные рыночные успехи: доходы, прибыль, финансовая и рыночная устойчивость.

Реально даже в развитых странах вплоть по 70-е годы государство как инвестор в капиталоемкие отрасли экономики в целом и в капиталоемкие отрасли промышленности в частности было безальтернативно. Частные инвесторы уклонялись от таких капиталовложений.

Именно поэтому во Франции еще в 80-е годы государству принадлежали полностью, помимо почты и телекоммуникационной системы, вся электроэнергетика, газо- и угледобывающая промышленность, железные дороги, на ¾ – авиакомпании и сталеплавильная промышленность. В двух основных французских нефтедобывающих компаниях доля государства составляла соответственно 50% и 33%. В Австрии в 1980 г. все перечисленные отрасли и сверх того нефтедобывающая и автомобильная промышленность были полностью в собственности государства. Заметим, что при этом австрийский уровень ВВП на душу населения в три раза превышал средний уровень по ЕС!

В 1980 г. электроэнергетика на 100% принадлежала государству в Великобритании, Франции, Италии, Швейцарии, Австрии, Австралии, на ¾ – в ФРГ и Голландии.

Разгосударствление привело к практическому замораживанию развития капиталоемких отраслей повсюду. В США точно таким же был результат свертывания при Рейгане государственной поддержки развития энергетики. А позже (в конце 90-х и в начале нового тысячелетия) это стало причиной тяжелого энергетического кризиса (в частности, так называемый Калифорнийский энергетический кризис).

С приватизацией капиталоемких секторов экономики прямо и непосредственно связано снижение темпов роста в реальном секторе мировой экономики после 1980 г.

10. Оптимальные условия для развития частного сектора

Условиями развития частного сектора высокими темпами являются: растущий спрос, приемлемый уровень конъюнктурных и инвестиционных рисков, обеспеченность капиталоемких секторов экономики инвестициями. В условиях России выполнение этих условий предполагает:

а) проведение политики стимулирования внутреннего спроса;

б) сильную социальную политику как средство понижения конъюнктурных рисков на перспективу;

в) умеренно-протекционистскую политику – с целью уменьшения текущих конъюнктурных, а также инвестиционных рисков для частного сектора до приемлемого уровня;

г) трансформацию кредитной системы с тем, чтобы она приобрела способность обслуживания реального сектора и была в состоянии выделять “длинные деньги” для инвестиций;

д) проведение политики низких цен на продукцию ТЭК и низких железнодорожных тарифов;

е) государственное финансирование капиталоемких секторов экономики и соответственно доминирование государства в этих секторах;

ж) государственную поддержку сельского хозяйства (без таковой даже восстановление прежнего рекордного уровня производства за социально приемлемые сроки невозможно). Кроме того, само собой разумеется, недопустима демонетизация экономики под предлогом борьбы с инфляцией. Это именно само собой разумеющееся условие. Но в России такая демонетизация в 90-е годы была допущена.

11. Условия оптимума для корпоративной системы России

Условия структурного оптимума для корпоративной системы примерно таковы же, какими они были в большинстве стран послевоенной Западной Европы, а также в Канаде и Австралии. Во-первых, это наличие крупного госсектора, включающего капиталоемкие отрасли экономики и по крайней мере часть высокотехнологичных отраслей и часть банковской системы (к госсектору здесь относятся как государственные унитарные предприятия, так и предприятия, контролируемые государством). Во-вторых, это система высокоэффективных крупных многопрофильных корпораций, на которые приходится основная часть конкурентного потенциала экономики и ее способности генерировать и ассимилировать новые технологии. В-третьих, это система малых и средних предприятий, выполняющих различные частные функции под эгидой крупных корпораций.

Принципиальный момент – малые и средние предприятия не могут заменить крупные корпорации и, тем более, корпорации, производящие высокотехнологичную продукцию.

Основные дефекты структуры российской промышленности – это отсутствие в обрабатывающей промышленности ядра из корпораций, аналогичных западным ТНК, слабость сбытовых звеньев большинства промышленных корпораций и явно заниженный против потребности уровень вертикальной интегрированности.

Последние два дефекта – в основном результат “реформирования” промышленности в 90-е годы.

Условиям структурного оптимума соответствует перестройка промышленности России на началах концентрации и слияний отдельных предприятий с тем, чтобы прежде всего создать в ней ядро из крупных, финансово мощных многопрофильных корпораций с не менее мощными сбытовыми звеньями, способных вести эффективную конкурентную борьбу с западными ТНК и соответственно финансировать (в том числе за счет кредитов) крупномасштабные программы технологического обновления и НИОКР.

Целесообразна и перестройка средних предприятий (корпораций) на началах повышения их вертикальной интегрированности (что автоматически уменьшает их финансовую и конкурентную уязвимость) и создания сбытовых структур, включая таковые, находящиеся в совместном владении нескольких предприятий. Система зависимости производителей от посредников и распределителей, поскольку она создает ситуацию крайней финансовой уязвимости производителей, должна быть свернута.

По существу, промышленность России нуждается в структурной перестройке, аналогичной той, которая была проведена в промышленности Англии в середине 20-х годов (!), чтобы повысить ее конкурентную эффективность и понизить финансовую уязвимость.

Нуждается в перестройке и кредитная система России.

Для нее характерно преобладание маломощных, финансово неустойчивых универсальных банков.

Целесообразна ее перестройка на началах специализации. За основу при структурной перестройке кредитной системы может быть взята банковская система Франции или Японии 60-х и 70-х годов или Южной Кореи 80-х годов.

Почему не банковская современных США или той же Японии? Потому что размеры финансовых ресурсов российской банковской системы еще долго будут относительно невелики и потому что перед Россией стоит задача восстановления экономики и ее модернизации в скоростном режиме. Для решения этой задачи как раз наиболее пригодны перечисленные образцы банковской системы, хорошо адаптированные к условиям обслуживания экономики развития.

12. Условия оптимальности системы землепользования

Система землепользования должна быть построена исходя из той предпосылки, что земля является наиболее ценным из всех имеющихся активов. Не может игнорироваться и тот факт, что во время Второй мировой войны, защищая земли России от гитлеровской приватизации, погибло около 18 млн наших граждан. Это не бесхозная земля, это земля, обильно политая кровью. Условия правоспособности земельных отношений здесь поэтому совсем другие, чем в Австралии, Канаде, США. Все эти моменты игнорируются принятым земельным кодексом. Правовой ресурс, сопряженный с принятым земельным кодексом, понижается еще тем, что этот кодекс не имеет опоры в волеизъявлении населения и противоречит его интересам.

Земля должна быть национализирована, а право владения ею трансформировано в право пользования и аренды или в право условной земельной собственности (ниже если и говорится о земельной собственности или продаже земли, то подразумевается условная земельная собственность и продажа права на эту условную земельную собственность).

В сфере практического использования земельных ресурсов является целесообразным возврат к структуре и правилам обращения земельного фонда, существовавшим в Старой России. Соответственно:

а) большая часть земельного фонда должна находиться в непосредственном распоряжении государства, и при этом не регионов, а всей нации;

б) оборот сельскохозяйственных земель должен регулироваться (практика эта существует во многих странах);

в) должна проводиться земельная политика, в целом благоприятная для развития крестьянского землепользования.

Необходимо принятие мер, которые бы исключили возможность обесценения земли и земельных спекуляций (в том числе налоги на покупку-продажу земли и установление дифференцированных в зависимости от условий минимальных цен на землю). Земельное законодательство должно препятствовать, а не способствовать образованию латифундий. Процесс формирования крупного землевладения подлежит реверсированию.

13. Необходимые изменения в структуре производства

Узким местом экономики России в советские времена являлась пониженная доля предметов потребления в национальном производстве при общем недостаточном потреблении их.

В период реформ положение в этом отношении, казалось бы, должно было улучшиться. Однако реально оно ухудшилось. Произошло многократное сокращение производства в легкой промышленности и производстве предметов потребления из промышленного сырья (за вычетом легковых автомобилей). Резко сократилось производство в сельском хозяйстве (в первую очередь за счет производства мяса).

Регрессивные тенденции полностью доминируют в сфере производства наукоемкой и высокотехнологичной продукции, а также в сфере затрат на НИОКР.

Резко сократилось производство всех категорий услуг, включая услуги системы здравоохранения. Вытеснение государства из этих секторов не сопровождается ростом производства соответствующих услуг в частном секторе.

Налицо перспектива резкого сокращения производства услуг в системе образования (ввиду того, что состояние доходов населения не позволяет ему приобретать соответствующие услуги по коммерческим ценам после прекращения их производства государством).

В общем и целом налицо выраженная тенденция деиндустриализации, демодернизации и экономической десуверенизации в комбинации с тенденцией, как ни парадоксально, деаграризации.

По данным российской статистики, в товарных ресурсах розничной торговли поступление по импорту выросло до 44% в 2004 г. Уровень потребления товаров конечного спроса из промышленного сырья давно уже определяется их импортом, что автоматически лимитирует уровень их потребления уровнем средней развивающейся страны. Чтобы выйти на уровень развитых стран, необходимо многократно увеличить их потребление, что реально невозможно без собственного крупного производства соответствующих видов продукции. Методом участия в международном разделении труда эта проблема не решается – придется слишком много импортировать.

С производством сельскохозяйственной продукции положение таково, что в случае крупномасштабного вооруженного конфликта (и тем более очередной мировой войны) и соответственно свертывания поставок продовольствия основными его экспортерами (а это развитые страны) в России может возникнуть голод. Положение с продовольственной безопасностью имеет сверхкритический характер.

Приоритетными направлениями структурной политики в области национального производства должны являться:

восстановление прежнего рекордного уровня сельскохозяйственного производства, а затем его превышение, доведение производства всех видов продукции животноводства до размера, обеспечивающего его душевое потребление на уровне развитых европейских стран; целесообразен также вывод сельскохозяйственного производства на уровень, превышающий внутреннее потребление с обращением его избытка на создание стратегических запасов и экспорт;

с учетом климатического фактора решение перечисленных задач невозможно без крупномасштабного и систематического субсидирования сельского хозяйства и без вложений в инфраструктуру сельскохозяйственного производства, за образец могут быть приняты меры, которые последовательно реализовывались в США после Второй мировой войны и по конец 80-х годов включительно;

создание крупного производства предметов потребления из промышленного сырья, и в том числе доведение уровня производства легковых автомашин до 5–7 млн в год (6,7 млн легковых автомобилей США производили еще в 1950 г., когда по размерам производственного аппарата их промышленность была меньше российской);

восстановление и развитие производства высокотехнологичной продукции.

Решение всех перечисленных задач за относительно короткое время возможно без существенного увеличения производственного аппарата ТЭК, черной и цветной металлургии и химической промышленности.

При эффективном использовании мощностей в отраслях, обслуживающих инвестиционный комплекс, и сокращении экспорта черных металлов объем инвестиций в долларовом исчислении исходя из курса рубля, исчисленного по паритету покупательной способности, легко доводится в России до 1 трлн долл. в год (в 2 раза больше, чем сегодня), что позволяет решить все перечисленные задачи в сжатое время.

По завершении экономического восстановления и решении задач первичной технологичной модернизации экономика России будет по размерам примерно в 5 раз превышать экономику Канады, страны с аналогичными климатическими условиями (табл. 8).

Для экономической политики периода реформ передача сферы услуг в частные руки и вытеснение из нее государства является самоцелью. Характерно, что планы реформ в здравоохранении никогда не рассматривались с точки зрения их влияния на состояние системы здравоохранения в стране и объем предоставляемых этой системой услуг. То же самое касается и реорганизации системы образования. Это потому, что целью всех этих реорганизаций и реформ является не увеличение производства соответствующих услуг, а создание новых центров генерации прибыли и еще лучше сверхприбыли с целью компенсации падения прибыльности основных отраслей промышленности.

Интересам общества соответствует стратегия, предусматривающая возврат государства на прежние позиции в сфере производства коллективных услуг при сохранении за частным сектором полной возможности конкурировать практически во всех отраслях сферы услуг с государством. Цель – увеличение объема предоставляемых услуг и улучшение их качества.

Таблица 8. Какой является и какой может быть экономика России (сопоставление с Канадой)

------------------------------------------

*) 1992 г.

Источники: Российский статистический ежегодник. – М., 2001; Россия в цифрах. – М., 2005; Россия и страны мира. – М., 2004.

14. Какими должны быть государственные расходы

Из приведенных выше данных (в том числе в табл. 6) видно, что Россия – это все-таки не развивающаяся страна. Ее производственный аппарат – это производственный аппарат развитой страны, и даже фактические размеры ВВП на душу много больше, чем в типичной развивающейся стране. И тем не менее, по данным российской статистики, доля бюджетных расходов в ВВП (здесь и ниже под бюджетными расходами подразумеваются расходы консолидированного бюджета) по состоянию на 2004 г. составляла лишь 35%, в том числе 28,3% – расходы собственно консолидированного бюджета без расходов внебюджетных фондов. Тогда как в 1992 г., по опубликованным в 1995 г. данным, доля бюджетных расходов в ВВП составляла 47,3%, из которых 24,2% приходилось на расходы Федерального бюджета (часть из них составили субвенции местным бюджетам), 17,3% – на расходы местных бюджетов и 9,2% – на расходы внебюджетных фондов. Произошло обвальное уменьшение доли бюджетных расходов в ВВП. Мотивируют это тем, что нужно высвободить ресурсы для инвестиций (доля бюджета в ВВП сокращается, доля инвестиций в ВВП растет). Но дело в том, что снижение доли расходов бюджета с внебюджетными фондами с 1992 г. по 2004 г. более чем на 10% сопровождалось уменьшением доли валового накопления в ВВП с 35% до 21%. Все социальные расходы можно свести к нулю и получить отрицательный прирост инвестиций: инвесторы перестанут вкладывать деньги из страха, что вся эпопея с “реформами” закончится бунтом.

Практически сокращение бюджетных расходов вписывается все в ту же политику консервации экономики России как экономики сверхприбыли.

По состоянию на 1995 г., по подсчетам Всемирного банка, совокупные государственные расходы составляли в развитых странах по отношению к ВВП 49–50%, а в развивающихся – 24–25% против 27–29% в 1985 г.

С учетом неучтенной предпринимательской прибыли ВВП России на 20–25% больше номинальной величины, а доля бюджетных расходов в ВВП России соответственно меньше. Реально с внебюджетными фондами она составляет около 30% (см. табл. 7).

Таким образом, реформы бюджетной системы в России явно ориентированы на эталон развивающихся стран.

В то же время минимальные оптимальные бюджетные расходы (включая расходы по внебюджетным фондам) для России должны составлять примерно 40% от реального ВВП.

Нет никаких социально и экономически оправданных оснований для снижения доли социальных расходов в ВВП против прежнего максимума.

Проблема величины бюджета – это в первую очередь проблема налогов. С точки зрения предприятия разница между налоговыми платежами и платежами налогового типа (налоги на добавленную стоимость, на прибыль, единый социальный налог и др.), с одной стороны, и затратами на компенсацию за труд (оплата труда), с другой стороны, отсутствует. Распространенное представление о чрезмерности налогов и платежей налогового типа в России опровергается самим фактом способности экономики России генерировать в разных формах сверхприбыль. Учитывая положение с оплатой труда и реальными амортизационными затратами уровень налоговой нагрузки экономики отнюдь не является большим и может быть легко увеличен.

Вместе с тем, по крайней мере до восстановления нормального уровня производства, соответствующего размерам мощностей, и нормализации ситуации с оплатой труда на основе ее увеличения, нужно очень осторожно относиться к использованию налогов на имущество как источника бюджетных поступлений. Во всяком случае, рассчитывать на поимущественные налоги (в 2004 г. 0,9% ВВП) как источник, способный существенно увеличить бюджетные поступления, нельзя.

Ситуация с бюджетными поступлениями может быть решительно улучшена без увеличения налогового обложения большинства секторов экономики за счет ренационализации всех приватизированных компонент ТЭК, нефтетранспортирующей и нефтеперерабатывающей промышленности и введения государственной монополии на продажу винно-водочных и табачных изделий, что применительно к сложным условиям экономической обстановки является обычной практикой.

На этапе решения восстановительных задач в рамках антикризисной программы допустимо и эмиссионное финансирование бюджета.

15. Оптимизация валютно-денежной сферы

В России под влиянием “шоковых терапевтов” была принята система рыночного установления курса рубля, и притом в унифицированном варианте.

В условиях сильных экономик эта схема работает более или менее удовлетворительно, что наглядно выражается в наличии относительно небольших разрывов между рыночным и паритетным курсом. Однако в условиях слабых экономик дела обстоят иначе: здесь разрыв между курсом и ППС может достигать огромной величины и в среднем является ныне трехкратным.

В России при значительном разрыве между рыночным курсом и курсом, исчисленным по ППС, если основные экономические параметры исчисляются на основании биржевого курса, вся экономика предстает перед потребителем статистической информации в кривом зеркале: видимая картина постоянно нуждается в корректировке. Если такие корректировки не производятся (а они, как правило, не производятся), неизбежными становятся крупные ошибки при оценке экономического положения. Стратегия реформ, которая была принята в России и привела к катастрофическим результатам, есть во многом результат того, что положение дел в экономике России оценивалось главным образом на основе пересчета рублевых показателей в долларовые по курсу. Следствием была огромная недооценка экономических возможностей России и переоценка экономических возможностей США и развитых стран. Отсюда и преувеличение возможностей иностранных инвесторов покрыть инвестиционные потребности России, отсюда и ставка на зарубежного инвестора. Отсюда и идея поднять цены на продукцию ТЭК до уровня, в 3 раза превышающего средний уровень цен в стране.

Не меньшее значение имеет то, что в ситуации большого разрыва между курсом по ППС и официальным курсом национальной денежной единицы автоматически возникают такие явления, как скрытое финансирование экспорта и скрытое субсидирование притекающего в страну извне инвестиционно-ориентированного капитала. Последнее автоматически ставит в неравноправное положение внутреннего и внешнего инвестора и понижает склонность первого к инвестициям. Наконец, разрыв между паритетным и рыночным курсом при заниженности курса является мощным немонетарным генератором инфляции. Работа в режиме заниженного курса неизбежно истощает любую экономику, и в том числе экономику России.

Сейчас мало кто не знает о неустойчивости мировой валютно-финансовой системы в связи с образовавшимися в ней огромными дисбалансами (прежде всего из-за американских эксцессов). На практике это означает, что в ближайшие годы произойдет в той или иной форме отказ от принципа рыночного установления курса валюты.

В российских условиях не имеет смысла ждать этого, а следует опередить события и адаптировать валютно-денежную политику к потребностям восстановления и развития национальной экономики.

Несомненный большой положительный эффект даст перестройка экономики валютно-денежной системы России на следующих началах:

– вводится помимо обычного подверженного инфляции “мягкого” рубля “твердый” рубль;

– “мягкие рубли” по-прежнему обращаются в экономике, здесь ничего не меняется;

– “твердый рубль” автоматически пересчитывается на каждый день в “мягкие рубли”, “твердые рубли” покупаются за “мягкие рубли” так же, как, например, доллары сегодня;

– “твердый рубль” используется только для обмена на СКВ, но при этом устанавливается различный курс “твердого рубля” для импорта, для туристских целей (при обмене “твердых рублей” на СКВ) и для иностранных инвесторов (при обмене СКВ на “твердые рубли”).

Система эта имеет тот плюс, что позволяет избежать скрытого субсидирования экспорта (из-за заниженного курса) и соответствующих потерь, избавиться от завышения цен на импортное оборудование и, что особенно важно, от субсидирования иностранных инвесторов, вкладывающих капитал в экономику России. Кроме того, она поможет исключить эффекты кривого зеркала, дезориентирующие и тех, кто работает на российском рынке, и тех, кто им управляет. Наконец, наличие “твердого рубля” позволит решить множество проблем кредитной системы и, в частности, понизить риски при кредитовании средне- и долгосрочных инвестиций.

Если после неизбежной перестройки мировой валютно-денежной системы в мировых масштабах произойдет возврат к валютам, привязанным к золоту, то можно будет отказаться от “твердого рубля” и перейти к обычной, широко применявшейся в послевоенный период и вплоть по 80-е годы, системе множественных курсов рубля.

Переход к унифицированному курсу рубля для России целесообразен лишь после создания в России высококонкурентной экономики и решения большинства обременяющих экономику России проблем, и то не во всех случаях.

Независимо от того, сохранит ли валютная система России прежнее качество или оно будет изменено, необходимо изменить статус Центробанка. Центробанк должен перестать быть независимым. Это нужно было сделать давно, после того как в 1994–1997 гг. Центробанк создал в экономике России ситуацию глубокой демонетизации и под предлогом борьбы с инфляцией обанкротил экономику России, нанеся ей огромный вред, исчисляемый многими сотнями миллиардов долларов. Сегодня это учреждение функционирует в качестве канала экспорта капитала за границу, и это в задыхающейся от избытка проблем экономике. Даже если руководствоваться чисто рыночными соображениями, для ликвидации независимости Центробанка есть серьезные резоны. Независимость Центробанка или эквивалентного ему учреждения (например, Федеральной резервной системы) в развитых странах означает на практике его независимость от администрации или парламента, но не от местного предпринимательского сообщества. Однако в России последнее не в состоянии влиять на политику Центробанка. Ситуация в России в этом плане совсем другая, чем в США. По существу, неизвестно, кто и как влияет на “центробанкиров”. Соответственно и статус Центробанка в России должен отличаться от статуса ФРС в США и примерно соответствовать статусу Государственного банка в Старой России.

16. Антиинфляционная стратегия и условия отклонения от нее

Именно потому, что инфляция в России сегодня практически немонетарного происхождения, эффективная борьба с инфляцией предполагает снижение способности основных немонетарных факторов инфляции генерировать инфляционные импульсы.

Инфляция, связанная с наличием разрыва между рыночным и паритетным курсом рубля, конечно, может понижаться за счет уменьшения этого разрыва, но при этом будет страдать конкурентоспособность отечественной обрабатывающей промышленности. Проблема полномасштабно решается за счет перехода к системе “мягкого” и “твердого рубля” и установления для последнего дифференцированных курсов. Способность кредитной системы генерировать инфляцию за счет высокого кредитного процента может эффективно понижаться за счет перехода к системе исчисления затрат на проценты по кредиту на основе фиксированного для постоянных цен процента по кредиту и его пересчета в текущие цены в соответствии с их ростом. Наконец, реструктуризация промышленности России по описанной выше схеме (на основе насыщения ее крупными корпорациями и ФПГ), уменьшая количество независимых центров генерации инфляционных импульсов, также уменьшит ее инфляционность.

Не только любое административное повышение цен, но и любая переброска услуг из государственного сектора в частный создают первичные инфляционные импульсы, которые в дальнейшем усиливаются экономикой. Поэтому эффективная борьба с инфляцией предполагает отказ от стратегии повышения цен в сфере ТЭК (что фактически предполагается проводимой экономической политикой) и отказ от политики сокращения государственного финансирования образования, здравоохранения и системы ЖКХ.

По большому счету, чтобы побороть немонетарную инфляцию, нужно отказаться от стратегии консервации в экономике России способности генерировать сверхприбыль. То есть отказаться от реформ в том варианте, в котором они проводятся, и в более или менее широких масштабах прибегнуть к регулированию цен в точках их роста (особенно в ТЭК) с целью их стабилизации.

Инфляция – враг экономики, поскольку она увеличивает инвестиционные риски и понижает склонность к инвестициям. Но, безусловно, это справедливо лишь применительно к немонетарной инфляции. Монетарная инфляция обычно допускается, если эмиссия позволяет увеличить критически важные статьи государственных расходов (например, военные расходы) и в качестве антикризисного стимулятора спроса, особенно инвестиционного. Как стимулятор роста спроса в условиях не полностью загруженных мощностей эмиссионные впрыски в экономику широко использовались в послевоенной Европе и Японии со значительным успехом. В России прирост ВВП в 2003–2004 гг. на 14% был обеспечен в основном за счет увеличения массы денег для сделок и в том числе наличных денег с 2002 г. по 2004 г. в 2 раза. Это позволило ликвидировать ситуацию демонетизации в экономике, что также явилось дополнительным фактором роста. Прирост инфляции в 2003–2004 гг., считая по дефлятору ВВП, составил лишь 35%, из которых доля монетарной инфляции не более половины. В данном случае можно видеть, что значительный прирост денежной массы дал большой положительный эффект в виде улучшения использования мощностей и роста ВВП ценой весьма умеренного роста цен.

По состоянию на текущий момент мощности промышленности России используются примерно наполовину, фактический уровень инвестиций – не более чем половина от реально возможного. В этой ситуации эмиссионное финансирование инвестиций, в особенности с целью скорейшей ликвидации узких мест в промышленности и инфраструктуре, несомненно, даст большой экономический эффект ценой относительно незначительного роста инфляции.

1. Оплата труда и уровень доходов

При нормальном ходе реформы увеличение доходов верхних 20% населения было бы примерно таким, каким оно является фактически, и даже большим. Но жизненный уровень остальных 80% населения, во всяком случае, не понизился бы. Реально же он сократился в 2 раза, а для значительной части населения – еще больше.

Тенденция к уменьшению доли оплаты труда в ВВП сохраняется, причем предпринимаются попытки изобразить положение лучше, чем оно есть.

Характерна ситуация с динамикой фонда оплаты лиц наемного труда.

Доля “видимой” оплаты труда наемных работников в ВВП уменьшилась с 37,7% в 1995 г. до 34,2% в 2004 г. Со скрытой оплатой труда, по данным российской статистики, дела обстояли так: ее доля в ВВП увеличилась с 7,7% в 1995 г. по 11,7% в 2004 г. В итоге доля фонда оплаты труда в целом в 2004 г. осталась почти на том же уровне, что и в 1995 г. В 1995 г. она составляла 45,4%, а в 2004 г. – 45,9%.

В данном случае уменьшение доли в ВВП “видимого” фонда оплаты наемного труда показано верно. Но в отношении скрытой компоненты фонда оплаты наемного труда дело обстоит иначе. В 1995 г. экономика России была монетизирована наполовину, а в 2004 г. – почти полностью. Соответственно рост доли в ВВП скрытой оплаты наемного труда с 1995 г. по 2004 г. исключен. Наверняка она не увеличилась, а заметно уменьшилась. Соответственно доля взятого в целом фонда оплаты наемного труда в 2004 г. была меньше, чем в 1995 г., примерно на 10%.

Это – прямой результат проведения политики выжимания сверхприбыли, несмотря на социальные и политические издержки.

Результатом ее явилась такая ситуация, когда, по данным российской статистики, доля денежных доходов 80% населения с относительно низкими доходами составляла в 2004 г. 35% ВВП, в то время как вывоз капитала составлял 13,9% ВВП, а профицит бюджета – 4,5%.

Эти соотношения говорят сами за себя.

2. Руки прочь от социальных расходов!

Посмотрим теперь, насколько оправданны покушения на социальные расходы.

Прежде всего нужно иметь в виду, что эти расходы в процентах к ВВП очень невелики.

В 2004 г. затраты по консолидированному бюджету на социально-культурные цели, плюс затраты на пенсии, плюс затраты на ЖКХ составляли лишь 15,6% ВВП, из которых доля пенсий – 5,2% ВВП. В США доля в ВВП социальных трансфертов (пенсии и т. п.) составляла в 2001 г. 11%, то есть в 2 раза больше, чем в России.

Таким образом, ни о какой тягости пенсионных выплат для бюджета говорить не приходится.

Тем не менее вопрос ставится так, будто обслуживание пенсионных выплат необходимо в конце концов полностью переложить на частные фонды.

На деле лучше вкладывать деньги в ребенка, чем в частный пенсионный фонд, или в конце концов проесть их и даже пропить.

Дело в следующем.

Современная экономика характеризуется высоким уровнем конъюнктурных рисков. Процессы накопления финансовых ресурсов периодически прерываются финансовыми катастрофами. Кроме того, существует инфляция, причем, что характерно, официальная статистика всегда и повсюду занижает инфляцию; чем менее развита страна, тем выше темпы инфляции и больше ее занижение. Существует и постоянная опасность политических кризисов.

В России существует опасность краха государства под влиянием экономических перегрузок, созданных реформой. Вероятно, она существует, если взять перспективу в 15–25 лет, и в США.

В этой ситуации накопительные пенсионные фонды, если они имеют частный или получастный характер, неизбежно рано или поздно окажутся банкротами, со всеми вытекающими отсюда выводами для потенциальных пенсионеров.

Накопительные пенсионные фонды – это очередная выдумка жаждущих сверхприбыли.

Реформа пенсионной системы на началах возложения задачи выплаты пенсионных средств на пенсионные фонды частного или получастного характера в связи с перечисленными обстоятельствами на практике означает поэтапную отмену самой пенсионной системы, сопровождающуюся трансформацией части доходов потенциальных пенсионеров в предпринимательскую прибыль.

Против государственного гарантирования пенсий выдвигается “железный аргумент” – дескать, в конце концов будет слишком много пенсионеров и слишком мало работающих.

Проблема носит надуманный характер и применительно к американским условиям (где она также искусственно актуализируется), и применительно к российским условиям, поскольку имеет значение не численность работающих, а доля пенсионных расходов в ВВП. А она невелика. При этом если бы экономика России работала на полную мощность, то доля пенсионных выплат в российском ВВП составляла бы еще меньше – не более 3–4%.

Кроме того, занятость в реальном секторе экономики относительно велика. В России в 2004 г. – 31,5 млн человек при численности трудоспособного населения в 73 млн человек.

Наличной рабочей силы с учетом перспектив роста производительности труда для обеспечения пенсионных нужд России реально хватит навсегда.

Популярный реформаторский сюжет – реформа ЖКХ и ликвидация государственных затрат на ЖКХ. При этом умалчивают, что затраты на ЖКХ делятся на собственно затраты, связанные с обслуживанием жилищного фонда (затраты категории Ж), и общие затраты на городское хозяйство, в том числе на строительство новых объектов коммунального хозяйства, новых улиц, водопроводов, канализации и т. д. (затраты категории К), и что затраты категории Ж фактически полностью покрываются платежами жильцов уже больше 10 лет. Речь идет о том, чтобы полностью возложить на население коммунальные затраты категории К, которые во всем мире производятся и всегда производились за счет местных бюджетов. Фактически часть затрат категории К уже оплачивается населением. Именно поэтому, в то время как в Канаде затраты на ЖКХ по бюджетам всех ступеней составляют около 3%, в России они в 2004 г. равнялись лишь 1,73%.

Реформа ЖКХ (если не иметь в виду приватизацию) сводится к тому, что на население возлагается особый коммунальный налог, который должен компенсировать уменьшение налоговых поступлений и поступлений налогового типа на корпоративный сектор экономики, при том, что этот последний платит (по мировым меркам) и так очень низкие налоги.

На завершающем этапе реформы ЖКХ весь соответствующий комплекс предполагается приватизировать (процесс этот уже начался). Цель приватизации ЖКХ состоит в том, чтобы создать еще один центр генерации сверхприбыли, что, естественно, приведет к ухудшению материального положения минимум 80% населения и к расширению зоны социального бедствия.

Приватизированный ЖКХ – идеальный объект для эксплуатации криминальным капиталом. Можно ручаться, что последний довольно быстро овладеет этим источником сверхприбыли. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Реформа ЖКХ в том виде, в каком она осуществляется и в значительной степени осуществлена, не имеет под собой никаких экономических и социальных оснований, кроме стремления создать в экономике еще один центр генерации сверхприбыли.

Существенный элемент текущей фазы реформ – сжатие затрат на образование и здравоохранение. И это при том, что реально сокращение государственных затрат и на образование, и на здравоохранение ведет к сокращению их производства и при существующем положении с доходами основной массы населения не может быть возмещено ростом производства соответствующих категорий услуг в частном секторе. Причина этого – неизбежное повышение цен на услуги в области образования и здравоохранения (как и вообще на все категории услуг) при переброске их в частный сектор. Во-первых, из-за того, что производство любых услуг в частном секторе невозможно без значительных затрат на поддержание конкурентоспособности, из которых рекламные затраты – не самые крупные. Во-вторых, инфраструктура, способная эффективно обслуживать государственные системы образования и особенно здравоохранения, малопригодна для обслуживания тех же систем в приватизированном состоянии. Соответственно для доведения мощности приватизированных секторов систем образования и здравоохранения до уровня, предшествовавшего их приватизации, в них потребуется вложить огромные средства. Результатом будет сокращение производства услуг и их удорожание. В-третьих, в приватизированных фрагментах систем образования и здравоохранения сразу вырастают затраты на оплату труда, что ведет к соответствующему росту издержек и цены, и сверх того появляется такая компонента цены, как прибыль. В общем итоге при приватизации систем образования и здравоохранения в лучшем случае происходит улучшение качества предоставляемых услуг, но одновременно рост их цены и уменьшение физического объема предоставляемых услуг. Отсюда следует, что приватизация систем образования и здравоохранения допустима лишь постепенно и в определенных пределах.

Приватизационный предел в обеих системах достигнут, а в сфере здравоохранения и превышен. Новый этап приватизации в этих секторах имеет смысл только с точки зрения увеличения объема генерируемой ими прибыли.

Приватизация систем здравоохранения в условиях распространяющихся эпидемий, и прежде всего СПИДа, является опасной авантюрой.

Тем не менее в этом отношении Россия зашла очень далеко. В сфере затрат на здравоохранение явно проявляется ориентация на стандарты наиболее убогих из развивающихся стран, что можно видеть из следующих данных (таблица 9).

Таблица 9. Доля затрат на здравоохранение в бюджетных расходах ряда стран, в %

---------------------------------------------------

*) Консолидированный бюджет.

**) Без расходов местных бюджетов.

Источники: Россия и страны мира. – М., 2004. – С. 278, 279; Россия в цифрах. – М., 2005. С. 29, 317.

Довольно значительный объем социальных услуг предоставлялся в России еще в 2004 г. за счет льгот в бесплатном порядке. Это был своего рода налог на определенные сектора сферы услуг в натуральной форме, причем “уплата” его ввиду наличия избыточных мощностей в соответствующих секторах сферы услуг не создавала никаких проблем. Монетизация льгот, наоборот, создала проблемы, ибо результатом ее стала дополнительная нагрузка на бюджет и на сферу расходов на социально-культурные нужды. Фактически средства на монетизацию льгот изыскиваются за счет прочих категорий социально- культурных расходов, и в том числе расходов на образование и науку. Ненормальность ситуации совершенно очевидна.

Подводя итог, можно констатировать, что налицо огромная диспропорция между размерами производства ВВП и размерами потребления ВВП 80% населения России.

Причем приватизационные мероприятия, поскольку они распространяются на сферу услуг, и монетизация льгот, способствуя уменьшению производства услуг государством, приводят к уменьшению и ВВП, и доли потребления в нем основной массы населения. Они не решают, а усугубляют проблемы.

Политика в отношении расходов на социальные цели (в широком смысле слова) в течение 15 лет реформ сводилась к их постепенному ужатию под тем предлогом, что этого требует рынок. Рынок ничего такого не требовал. Но с точки зрения решения задачи создания в России экономики генерации сверхприбыли эта политика имела резон. Она создала серьезные проблемы, с которыми российскому обществу еще придется столкнуться.

В России фактически никогда и не было полноценной системы социального обеспечения. Целесообразно ее сформировать. И нет никаких экономических препятствий для решения этой задачи.

Россия нуждается в развертывании полноценной схемы социальных расходов, включающей:

– государственные затраты на образование и здравоохранение на максимальном в процентах к бюджету достигнутом до сих пор уровне;

– долю затрат на ЖКХ на канадском уровне (10,8% от консолидированного бюджета и не менее 3% в ВВП);

– расходы на безработицу в процентах к ВВП на американском уровне;

– затраты на детей в процентах к ВВП на уровне французских при де Голле.

Все это практически возможно (по последним двум позициям – в немного усеченном виде).

Заслуживает внимания то, что только за счет неиспользованных бюджетных средств уровень затрат на социально-культурные цели и социальное обеспечение можно было увеличить в 2004 г. на четверть. Тем не менее проводится стратегия их сокращения. Это, между прочим, тоже нечто невиданное в мировых масштабах.

И это при практическом отсутствии реальных пособий по безработице, при распространении эпидемии СПИДа, при сжатых до символических размеров затратах на здравоохранение.

3. Условия решения проблемы бедности

Проблема бедности в России – это результат структурной политики. Без ее изменения проблему бедности не решишь.

Условиями полномасштабного решения задачи искоренения бедности и нормализации жизненных условий основной части населения России, помимо увеличения ВВП на базе антикризисных мероприятий, являются: 1) увеличение доли в ВВП фонда оплаты труда массовых работников (за вычетом фонда оплаты труда топ-менеджеров) и 2) увеличение доли в ВВП государственных затрат на социальные нужды, включая как затраты на социально-культурные мероприятия и ЖКХ, так и социальные трансферты (пенсии, пособия). Еще менее допустимо уменьшение социальных затрат и в абсолютном выражении и в долевом отношении к ВВП, именно потому, что их значение тем важнее для человека, чем ниже его доход.

Поскольку доля в ВВП затрат на социальные нужды вообще сильно понизилась, ее нужно вернуть к прежнему максимальному уровню. Операцию по монетизации льгот нужно реверсировать, вернув положение к тому виду, какой оно имело до их монетизации. Дополнительный выигрыш от ренатурализации льгот будет состоять в том, что она высвободит средства, которые можно использовать для финансирования других категорий расходов социального характера.

Необходимо вернуть к уровню 2004 г. и отчисления в фонды социального страхования, исчисляемые в виде процента к фонду заработной платы (они, как известно, понижены на 1/3).

С чисто финансовой точки зрения, стратегия повышения жизненного уровня населения за счет роста затрат на социально-культурные цели выгодна по той причине, что цена коллективных услуг, производимых государством (в том числе услуги систем здравоохранения, образования и ЖКХ), всегда относительно меньше, чем в негосударственном секторе. Это общеизвестный факт. и игнорировать его нельзя. Рост потребления соответствующих категорий услуг основной частью населения целесообразно поэтому обеспечивать за счет увеличения их производства государством.

Задача увеличения доли потребления в ВВП лиц наемного труда массовых специальностей в принципе решаема двумя способами: 1) за счет установления индексируемой в соответствии с ростом цен минимального уровня оплаты труда, обеспечивающего содержание двух человек (в соответствии с обычной для развитых стран практикой) и 2) за счет установления минимальной доли фонда заработной платы в добавленной стоимости (или в отгрузках) дифференцированно по отраслям экономики. Тем самым автоматически будет обеспечена синхронизация динамики фонда оплаты труда и роста ВВП.

Второй способ удобнее и потому предпочтительнее. Целесообразно его комбинирование с первым способом.

Нормализация ситуации с распределением доходов является необходимым, но недостаточным условием обеспечения достойного жизненного уровня основной массы населения. Необходимо также увеличить размеры производства предметов потребления и услуг, потребляемых населением.

Состояние производственного аппарата, все еще очень сильно недогруженного, позволяет (с учетом дополнительного наращивания мощностей) за 5 лет увеличить:

– производство предметов потребления из промышленного сырья в 4–5 раз;

– товарные ресурсы предметов потребления в 2–3 раза, с доведением объема розничной торговли в долларовом исчислении (по курсу рубля, исчисленному по паритету покупательной способности) до уровня примерно в 1 трлн долл.;

– объем производства платных услуг примерно в 3 раза.

Может быть резко увеличен и объем бесплатных услуг, предоставляемых государством, о чем уже шла речь выше.

Сложнее всего обстоит дело с наращиванием производства продукции животноводства, в связи с сокращением поголовья скота и утратой отраслью части мощностей.

Тем не менее при условии массированных финансовых вливаний по кредитным и бюджетным каналам, дореформенный уровень производства животноводческой продукции может быть восстановлен в зависимости от размеров усилий за период от 3 до 7 лет.

При восстановлении прежнего рекордного уровня производства продукции животноводства (что предполагает рост производства животноводческой продукции в 2 раза) потребление мяса и мясопродуктов на душу населения при сохранении прежнего их импорта будет доведено до 80 кг и плотно приблизится к среднеевропейскому уровню.

Необходимо еще раз подчеркнуть, что и в советский период, и сейчас проблема повышения уровня жизни народа зависит не столько от производственных фондов как таковых, сколько от проводимой экономической политики. В советский период эта политика была ориентирована на задачи максимизации инвестиций и поддержания высокого уровня военных расходов. Сейчас – на производство сверхприбыли, используемой в основном для финансирования сверхпотребления 1–3% населения, потребления криминального сообщества и вывоза капитала в разных формах за рубеж.

4. Экономические аспекты демографических проблем

Экономика России вполне обеспечена рабочей силой минимум на 30 лет (с учетом весьма скромной потребности в ней реального сектора).

Тем не менее в страшилке “некому будет работать” есть рациональное зерно.

Дело в ненормальной ситуации с воспроизводством населения.

Возникла она уже в советское время как результат потерь мужского населения в период Второй мировой войны (в России – около 18 млн человек) и в дальнейшем хронической недоплаты за труд, исключающей возможность создания полноценной семьи.

В период реформ в связи с обвальным падением доходов 80% населения ситуация с рождаемостью закономерно резко ухудшилась. Смертность стала превышать рождаемость. По группам населения, поставляющим наиболее ценную рабочую силу, это превышение совсем большое. Рабочая сила себя не воспроизводит. Одновременно идет процесс уничтожения демографической базы российской цивилизационной системы.

Большую часть средств для решения этой проблемы можно изыскать уже сейчас, а при восстановлении уровня производства, достигнутого в 1990 г., это вообще не составит проблемы. Поэтому, в известном смысле, проблемы средств для нормализации процесса воспроизводства населения не существует. Нужно желание и соответствующий вариант экономической политики. Образцы существуют. Можно, например, позаимствовать французский образец политики стимулирования рождаемости, действовавший при де Голле.

Альтернативу программе стимулирования рождаемости и создания полноценной семьи видят, как известно, в импорте рабочей силы. Причем срыв воспроизводства населения – прямой результат такой установки на замену местной рабочей силы импортной.

Однако и тут допускается просчет: экономике нужна не вообще рабочая, а квалифицированная рабочая сила, а возможности импорта таковой в России с ее ничтожным уровнем оплаты труда и свертывающейся системой социального обеспечения реально отсутствуют. Практически можно импортировать лишь неквалифицированную рабочую силу и криминальные элементы, нехватки которых в России не ощущается.

Сохранение России как таковой делает проведение активной демографической политики повелительной необходимостью.

Необходимые для этого средства имеются в изобилии даже сегодня. Вспомним о монетизации льгот, о профиците бюджета в 4,5% ВВП в 2004 г. (невиданное в мировых масштабах дело).

Оптимальный вариант системы льгот и пособий должен быть сконструирован, чтобы он поощрял создание трехдетной семьи, но с достаточно высоким уровнем доходов, обеспечивающим воспроизводство эффективной рабочей силы.

5. Ресурсы экономического суверенитета населения страны

Существуют три вида экономического суверенитета личности, которые можно определить как “суверенитет собственника сбережений” (или “суверенитет рантье”), “социальный суверенитет” и “суверенитет предпринимателя”. “Социальный суверенитет” предполагает наличие права на определенный доход или доходы (включая пенсии, разного рода доходы за счет различных категорий фондов социального обеспечения, право на бесплатную медицинскую помощь и право на бесплатное образование, право на бесплатное или оплачиваемое по низким ценам жилье). Индивид, конечно, может обладать и смешанным экономическим суверенитетом – и “суверенитетом собственника сбережений”, и “социальным суверенитетом рантье” и “суверенитетом предпринимателя”.

Существенный момент: в развитых странах численность лиц, обладающих значительным ресурсом “социального суверенитета” (включая безработных, получающих пособия, и пенсионеров), превышает численность лиц, обладающих “суверенитетом предпринимателей”. В развивающихся и просто неразвитых странах соотношение обратное. Поэтому наличие значительного в процентном отношении числа лиц, обладающих “суверенитетом предпринимателей”, само по себе не является индикатором развитости экономики и даже ее рыночности. Одна из основных причин этого в том, что в условиях предпринимательской экономики всегда существуют большие “ножницы” между численностью лиц, обеспечивающих работой самих себя и других (включая все категории предпринимателей), и количеством таковых, обладающих действительно значительными ресурсами экономического суверенитета (прочно поставленное дело, значительные доходы, отсутствие значительных долгов). Количество последних всегда относительно невелико.

Наконец, предпринимательская деятельность как таковая сама по себе не гарантирует обладание значительными ресурсами экономического суверенитета и еще более того – их сохранение. Предприниматель, балансирующий на грани банкротства, таковыми не обладает.

Особую категорию лиц, обладающих “суверенитетом предпринимателя”, составляют деятели криминального мира. В связи с наличием суверенных индивидов этой категории имеет смысл ввести понятие отрицательного экономического суверенитета или лиц, обладающих суверенитетом предпринимателя в отрицательной форме.

В экономиках советского типа “суверенитетом предпринимателей” практически обладали только деятели теневой экономики и криминального мира.

Плюсом экономической системы советского типа являлось то, что при относительно небольших в процентах к ВВП затратах на социальные цели она создавала значительные ресурсы “суверенитета рантье” и соответственно большое количество лиц, обладающих определенным ресурсом “суверенитета рантье”. По существу, в России перед реформами им обладало практически все население.

Реформы начались под флагом создания экономически суверенного индивида.

Развязывание рук частному предпринимательству действительно создало известные предпосылки для формирования в обществе прослойки суверенных индивидов. В этом отношении произошел положительный сдвиг. Вместе с тем началось массовое тиражирование лиц, обладающих “суверенитетом предпринимателя” в отрицательной форме, или криминалитета. Первопричина этого явления – крупные размеры перемещения собственности из рук государства (то есть своего рода общества по управлению активами населения) в частные руки, не обеспеченного правовым ресурсом в силу дефектов приватизационного законодательства. В результате произошло “массовое повреждение нравов”. Возникла специфическая неустойчивость права владения и права собственности, связанная с его перераспределением криминальными средствами.

Положение усугубилось всеобщим экономическим банкротством в 1994–2000 гг., явившимся следствием проведения Центробанком политики демонетизации экономики.

Итог: массовый предприниматель, обладающий значительными и устойчивыми ресурсами экономического суверенитета, не создан. Он имеется, но в небольшом количестве. Его еще в известном смысле лишь предстоит создать. А количество лиц, обладающих суверенитетом предпринимателя в отрицательной форме, то есть криминальных или полукриминальных предпринимателей, – уменьшить.

И то и другое практически невозможно без оздоровления отношений в сфере собственности и увеличения правового ресурса, сопряженного с собственностью.

При всем том следует признать, что в процессе реформ произошел рост ресурса предпринимательского суверенитета (это естественно, так как в советской системе такого ресурса не было).

С другими видами экономического суверенитета индивидов дело обстоит сложнее.

Реформа изначально не благоприятствовала росту ресурсов “социального суверенитета”. Казалось, однако, что она не затронет ресурсы “суверенитета рантье”. Произошло, правда, иначе. Реформа фактически началась с инфляционной конфискации индивидуальных сбережений. Долларовый эквивалент утраченных сбережений по России – примерно 500 млрд. Пополнение ресурсов “суверенитета рантье” за счет приватизированного имущества далеко не компенсировало утраты сбережений непредпринимательской частью населения.

На сокращение ресурсов “суверенитета рантье”, связанных с неоднократной утратой сбережений (в 1991–1992 гг. в связи с утратой сбережений советского периода, позже в результате крахов спекулятивных групп по управлению активами типа “МММ” и ряда банков, а также кризиса 1998 г., имевшего следствием новую “инфляционную свечу”, и в текущий период – за счет обесценения доллара), наложилось сокращение ресурсов “социального суверенитета”, связанное с уменьшением абсолютной величины затрат социального характера (относя сюда и все затраты на социально-культурные цели).

В общем итоге ресурс экономического суверенитета 80% населения в пореформенный период резко сократился.

Налицо следующее явление: при общем резком уменьшении ресурсов “социального суверенитета” зависимость большей части населения от государственных пособий и дотаций возрастает.

Вне предпринимательского сектора, таким образом, возникла ситуация тиражирования не свободного, а зависимого индивида, причем количество таких людей продолжает быстро расти, а степень зависимости – увеличивается. По мере развития этого процесса происходит во всевозрастающих масштабах “сброс” бывших носителей значительных ресурсов “социального суверенитета” и “суверенитета рантье” в “маргинальную яму” и соответственно рост числа криминальных и полукриминальных маргиналов.

Социальная нестабильность и дальнейшее обострение этой проблемы во многом обусловлены указанным процессом. Криминализация общества и связанный с этим рост конъюнктурных рисков являются реакцией на сокращение общего ресурса экономического суверенитета индивидов (рост ресурсов “суверенитета предпринимателя” не перекрыл снижения ресурсов “суверенитета рантье” и “социального суверенитета”).

Это означает, что реформы зашли в тупик, что налицо потребность в контрреформах.

Ситуация требует восстановления и ресурсов “суверенитета рантье”, и ресурсов “социального суверенитета”.

Ни то ни другое невозможно без восстановления экономики, без увеличения правового ресурса, сопряженного с собственностью (следовательно, без “урегулирования” отношений в сфере собственности), без создания системы гарантирования банковских сбережений, без вывода экономики из режима генерации сверхприбыли, без возврата фондов социального обеспечения к прежнему максимуму.

Как вывести экономику России на оптимальную траекторию развития

Существующую ситуацию следует определить как ситуацию национального бедствия, требующую для своего выправления чрезвычайных мер. Потребность в таких мерах тем больше, что за словом “реформа” у нас не скрывается ничего, кроме стремления получить сверхприбыль при приватизации и создать новые центры генерации сверхприбыли по мере того, как истощаются старые.

Если же под реформами понимать нечто позитивное, то они у нас полностью провалились.

Гиперкризис в российской экономике является результатом того, что ее пытались и пытаются превратить в экономику генерации сверхприбыли и при этом в экономику экспортного типа, в минимальной степени работающую на внутренний рынок, чтобы рост экономической массы России, не дай бог, не превратился в фактор, препятствующий развитию процесса глобализации. Глобализационный проект, однако, провалился – после появления на мировой экономической сцене такого игрока, как Китай, его реализация по западным планам уже невозможна. Так что даже с точки зрения продвижения глобализационного проекта российская экономическая разруха не имеет значения. Больше или меньше вымирает жителей России – на способности США и Европы влиять на мировую экономику это никак не сказывается, эта способность неуклонно уменьшается.

Экономика России нуждается в антикризисной терапии. Но в специфических российских условиях существует потребность в реализации антикризисных мер двух категорий: 1) нормализационных и 2) собственно антикризисных, имеющих целью увеличение совокупного спроса и восполнение острого дефицита основных фондов в тех отраслях экономики, где этот дефицит препятствует общему экономическому восстановлению.

Непосредственная цель экономического восстановления – вывод всех секторов экономики на максимальный ранее достигнутый уровень при сохранении рыночного качества экономики и при одновременной структурной перестройке производственной программы с тем, чтобы в ней увеличился удельный вес производства предметов потребления. Остальные задачи должны решаться на этапе послекризисного развития экономики, в рамках которого, собственно, и будут достигнуты основные цели в области модернизации производства и увеличения потребления товаров и услуг населением.

1. Мероприятия по устранению системных дефектов

Помимо и независимо от ввода в действие антикризисной программы как таковой, необходимо провести следующие нормализационные мероприятия:

1. Принимая во внимание, что экономика России является зоной высоких конъюнктурных и инвестиционных рисков, и в том числе рисков социального происхождения, создающих условия для революционной деструкции общества и оказывающих парализующее влияние на работу рыночного механизма, необходимо принять все возможные меры, понижающие такие риски. В том числе:

– восстановить все элементы системы социального обеспечения, утраченные за последние годы, отказаться от новых реформ в этой сфере, и особенно реформы ЖКХ (рынок не может работать под угрозой бунта населения, даже если этот бунт предвидится в перспективе 5 или 10 лет; к тому же нужно иметь в виду, что реформа ЖКХ приведет к попаданию ЖКХ в руки криминальных групп);

– отказаться от вступления в ВТО (вступление резко повысит уровень рисков для отечественных предпринимателей), к которому экономика России абсолютно не подготовлена, принимая при этом во внимание также и то, что при работе в режиме ВТО интенсивная антикризисная терапия экономики России невозможна, и, вступив в ВТО, Россия так и будет существовать в режиме перманентной экономической катастрофы;

– выйти из режима “Киотского протокола”, поскольку на этапе экономического восстановления России потребуются дополнительные энергетические ресурсы (принципиальная же сторона дела изложена выше); вступление в этот протокол создает новые риски для экономики России.

2. Опустить цены на продукцию ТЭК до среднего уровня цен исходя из величины паритета покупательной способности рубля (ППС) и никоим образом не повышать их на величину, большую среднего темпа роста цен. Соответственно необходимо:

– снизить внутренние цены на нефть и нефтепродукты до среднего уровня цен исходя из величины ППС рубля (при этом нужно вывести сферу добычи, транспортировки и переработки нефти из режима генерации сверхприбыли);

– отказаться от реформы РАО ЕЭС, продиктованной стремлением превратить отдельные сегменты этой системы в центры генерации сверхприбыли, а всю систему – в средство обогащения “предпринимателей от приватизации”, вернуть всю систему к эффективному дореформенному состоянию;

– отказаться от реформирования “Газпрома”, вернуть его по возможности к прежнему состоянию (нужно иметь в виду, что целью реформ и здесь является создание точек генерации сверхприбыли).

3. Проводить политику низких цен в сфере железнодорожных тарифов, отказавшись от всех планов реформирования железнодорожной системы, и в особенности от политики ее дробления и выделения вспомогательных производств, поскольку единственная цель соответствующих “реформ” – опять-таки поддержание в экономике России режима генерации сверхприбыли для целей ее непроизводственного потребления и экспорта.

4. Пресечь утечку капитала из России (при сохранении либерализованного режима вывоза капитала он ввиду высокого уровня инвестиционных рисков и огромного занижения активов фондовым рынком России будет утекать из РФ); необходимо при этом иметь в виду, что фактически из России вывозится даже не столько прибыль, сколько амортизационные фонды.

5. Обеспечить использование амортизационных фондов по прямому назначению, установив законодательно нормативы обязательных амортизационных отчислений.

6. Абсолютно исключить дешевые распродажи приватизированных активов (которые, в частности, оказывают крайне негативное влияние на рыночную капитализацию активов экономики фондовым рынком), приняв для этого закон, регламентирующий условия приватизационных продаж, аналогичный соответствующему французскому или английскому законам. Приватизация вообще должна производиться не просто из либерального “принципа”, а лишь при наличии особых к тому оснований, имея в виду пользу для экономики в целом.

7. На этапе экономического восстановления прекратить процесс приватизации (экономика России и так переприватизирована) с тем, чтобы ресурсы предпринимательского сектора концентрировались в сфере производственных капиталовложений.

8. С целью нормализации ситуации с оплатой наемного труда установить в законодательном порядке дифференцированную по отраслям и секторам экономики минимальную долю фонда оплаты труда в добавленной стоимости или себестоимости.

9. Принять законы по регулированию земельного оборота с целью исключения спекуляции и исключения дешевых земельных распродаж (дифференцированный в зависимости от типа и характера фиксированный минимальный налог на земельные продажи, плюс дополнительный налог в зависимости от величины продажи).

10. Реструктуризировать корпоративную систему на началах сближения ее с образцом развитых стран с целью создания группы финансово устойчивых и конкурентоспособных корпораций; ориентироваться по мере развития банковской системы на создание сильных ФПГ.

11. Создать в срочном порядке группу банков для целей средне- и долгосрочного инвестиционного кредитования (по японскому образцу послевоенного периода).

12. Перестроить всю кредитную банковскую систему на началах специализации, по образцу кредитной системы Франции в 60–70-е годы и южнокорейской в 80-е годы.

13. Ликвидировать налог на доходы от банковских вкладов с целью создания условий, максимально способствующих быстрому росту вкладов в банки и соответственно наращиванию финансовых ресурсов банковской системы. Гарантировать российским банкам практическую монополию на российском рынке с целью максимального ускорения создания в России эффективной и мощной банковской системы. Имея в виду, что отказ от принципа банковской тайны лишь осложняет работу банков, увеличивая риски легитимных банков и создавая преимущества для полукриминальных банков, и вообще в качестве инструмента воспрепятствования “отмыванию” криминальных денег в глобальных масштабах не срабатывает, неплохо было бы восстановить и принцип банковской тайны, что позволило бы привлечь массу вкладов из-за рубежа.

14. Ввести в действие программу “Фондовый рынок”, предусматривающую комплекс мер по увеличению способности фондового рынка реалистически (без занижения) оценивать основные активы.

15. Реализовать комплекс мер по увеличению правового ресурса (реальной легитимности) приватизированной собственности в виде крупных и средних корпораций и предприятий. В необходимых случаях прибегнуть к национализации.

Радикальные меры необходимы потому, что в стране идет полным ходом процесс уничтожения приватизированных активов из-за “недоамортизации”. У частного владельца зачастую просто не хватает средств для производства амортизационных отчислений. Еще более тяжелой по своим последствиям является ситуация, когда владельцы приватизированного актива рассматривают его (именно потому, что он достался им по дешевке) как ворованный и озабочены одним – в сжатое время выжать из этого актива максимум прибыли, даже ценой его уничтожения. Национализации нет, а утрата частным сектором активов в результате их фактического уничтожения есть. То есть налицо деприватизация активов методом их уничтожения. Так, после 1990 г. в России утрачены производственные активы стоимостью минимум несколько сот миллиардов долларов.

В сложившейся ситуации единственным стратегическим инвестором почти во все капиталоемкие и наукоемкие отрасли экономики России может быть только государство.

С учетом этого целесообразно национализировать следующие категории активов: а) активы, являющиеся объектом хищнической эксплуатации и утратившие значительную часть производственного потенциала во время пребывания в приватизированном состоянии;

б) все активы, относящиеся к сфере ТЭК и отраслям, важным для безопасности государства (при этом нужно отнести к категории платы за актив всю полученную сверхприбыль или ее большую часть);

в) систему винно-водочной торговли (восстановить здесь государственную монополию, как при С. Витте);

г) все латифундии (сверх предельной частновладельческой земельной нормы или ее эквивалента в виде права пользования земельным участком).

Активы, указанные в пункте “а”, в дальнейшем могут быть снова приватизированы на основе принципа продажи за полную стоимость; в отношении же активов, указанных в пункте “в”, должен быть принят принцип продажи права пользования или аренды на 25 и 50 лет.

Остальные приватизированные активы (не подлежащие национализации) с целью повышения их легитимности следует обложить разовым легитимизационным налогом в виде дополнительного выпуска акций, передаваемых государству. Новообразованная таким путем государственная собственность (пакеты акций, переданные государству) вновь может быть приватизирована на основе принципа продажи за полную стоимость.

Перечисленные меры по увеличению легитимизационного (правового) ресурса производственной частной собственности будут способствовать: 1) существенному увеличению рыночной капитализации активов фондовым рынком (что само по себе наверняка перекроет все потери частного сектора в результате перечисленных мероприятий); 2) динамизации и соответственно росту производства и увеличению оборота не только на уровне экономики в целом, но и в ее частном секторе.

Примером эффективности нормализационных воздействий на экономику может служить повышение степени монетизации экономики России в 2002–2004 гг.

В 2002 г. степень монетизации экономики России была все еще недостаточной. С 2002 по 2004 г. масса денег для сделок выросла почти в 2 раза и вышла на уровень нормы. Результат – прирост ВВП в 2003–2004 гг. на 14,4%. Принято связывать прирост ВВП в 2003–2004 гг. с ростом нефтяных цен. Однако при приросте экспорта минеральных продуктов (включая нефть, нефтепродукты и газ) в 2003–2004 гг. на 44 млрд долл. чистый экспорт товаров и услуг вырос на 39 млрд долл. (не более 2% ВВП). При этом российская экономика получила в придачу рост внутренних цен на продукцию ТЭК, оказавшего, понятно, отрицательное воздействие на макроэкономическую динамику. Поэтому, по сути, весь экономический рост 2003–2004 гг. есть продукт нормализации ситуации с монетизацией экономики. Но действие этого фактора уже исчерпано.

2. Основные элементы антикризисной программы

Как известно, тяжело больной должен лечиться не дома, а либо в больнице, либо – в тяжелых случаях – в реанимации. Экономика России находится сейчас в положении больного, которому место в больнице или реанимации.

Она должна быть выведена, насколько это возможно, из режима конкурентной борьбы на мировом рынке, которую она по своему состоянию реально вести не может, в том числе и потому, что у российских производителей нет кредитной поддержки.

В США в период борьбы с Великой депрессией 1929–1932 гг. были резко увеличены таможенные пошлины (рекордный тариф Смута-Хьюли, принятый в 1930 г.). На высоком и сверхвысоком уровне они сохранялись по 1941 г. включительно. Режим относительной изоляции был применен именно для того, чтобы сделать экономику чувствительной к мерам по увеличению спроса (ибо в ситуации удовлетворения прироста спроса за счет прироста импорта роста экономики не будет) и уменьшить конъюнктурные риски для отечественных производителей.

На этапе антикризисного регулирования аналогичные меры нужно принять и России.

Как ни парадоксально, но рынок России и сейчас, и в случае вступления в ВТО “защищен” от продукции развитых стран – за счет сильно заниженного курса рубля. Но заниженный курс рубля защищает рынок России лишь от продукции экономики тех стран, курс валюты которых не занижен, но не может защитить его от продукции стран с резко заниженным курсом валюты – в том числе валюты Китая и большинства развивающихся стран с экономиками экспортного типа. На этапе экономического восстановления и быстрого наращивания собственного производства предметов потребления из промышленного сырья необходимо защитить российских производителей (пошлинами, иного выхода нет) от производителей именно этих стран. Поэтому, если к моменту начала реализации антикризисной программы Россия будет членом ВТО, из ВТО нужно выйти.

Заметим, что и на этапе реализации антикризисной программы защищаться пошлинами от производителей из развитых стран при сохранении политики заниженного курса или множественных курсов не нужно (если, конечно, речь не идет об откровенном демпинге).

Первоочередная цель антикризисных мероприятий – нормализация ситуации с загрузкой мощностей и восстановление сельскохозяйственного производства.

Однако выполнение антикризисной программы в эффективном варианте предполагает не просто восстановление status quo на 1990 г., а достижение уровня 1990 г. на базе существенной перестройки отраслевой и отчасти технологической структуры экономики за счет развития совершенно недостаточного производства предметов потребления из промышленного сырья и создания в определенном объеме в этом секторе промышленности и вне его конкурентоспособных по меркам мирового рынка производств. Поэтому реализация в полном объеме антикризисных мероприятий предполагает крупномасштабную программу капиталовложений как чисто амортизационного характера, так и направленных на перестройку структуры и технологии производства и создание новых мощностей. Восстановление же сельского хозяйства вообще невозможно без массированных капиталовложений за счет ресурсов несельскохозяйственного сектора.

Следовательно, в процессе осуществления антикризисной программы необходимо:

1) реализовать комплекс мер по увеличению совокупного спроса и особенно стимулированию инвестиций (в первую очередь необходимо покрыть потребность экономики в амортизационных капиталовложениях и обеспечить переброску значительной части кредитных ресурсов через инвестиционные и коммерческие банки в инвестиционный сектор);

2) реализовать комплекс мер по увеличению конкурентоспособности экономики (в том числе на базе кредитной поддержки предприятий);

3) реализовать комплекс мер по восстановлению сельского хозяйства (последнее реально невозможно без его массированной прямой финансовой поддержки со стороны государства и крупномасштабных низкопроцентных долгосрочных кредитов);

4) реализовать по крайней мере частично программу создания крупных мощностей по производству предметов потребления из промышленного сырья;

5) с целью повышения покупательной способности населения в целом и стимулирования массового потребительского спроса установить дифференцированные по отраслям экономики нормативы минимальной доли фонда заработной платы в добавленной стоимости и себестоимости для рядовых рабочих и служащих и предельные нормативы – для высшего административно-управленческого звена.

Особенно на начальном этапе антикризисного регулирования, когда еще имеются значительные незагруженные мощности, целесообразно осуществление массированного эмиссионного финансирования стимулирующих мероприятий и инвестиционной программы.

Безотносительно к тому, проводится или нет антикризисная программа, целесообразно ввести в обращение наряду с “мягким” инфляционным рублем “твердый” валютный рубль, обмен которого на СКВ будет производиться с применением множественных курсов, и перейти к практике предоставления кредитов под твердый реальный процент при переменной величине (в зависимости от величины инфляции) реальных процентных выплат.

Первая из этих мер, подробно описанная выше, позволит избавиться от инфляции, имеющей источником разрыв между рыночным и паритетным курсом рубля и, главное, сильно уменьшит потери, которые экономика России несет по причине “ножниц” между этими курсами. Вторая же – уменьшит чувствительность экономики России к фактору инфляции, независимо от ее происхождения.

Антикризисные программы “нового курса” в США в 30-е годы и антикризисные программы, реализованные в большинстве стран Западной Европы в послевоенный период, обеспечивали изживание кризисного состояния за 3–5 лет.

Программа интенсивной антикризисной терапии в состоянии вывести экономику России из состояния кризиса за 3–4 года.

3. Условия удвоения ВВП за 5–7 лет

По итогам выполнения антикризисной программы ВВП на душу населения и потребление будут подняты до уровня в среднем примерно 2/3 от уровня развитых стран, потребление 80% населения с низкими доходами будет поднято минимум на уровень 1990 г.

По завершении реализации антикризисной программы будут созданы предпосылки для постепенной либерализации, но эта либерализация все-таки должна иметь ограниченные размеры. Россия в состоянии догнать США по размерам потребления на душу только в случае работы экономики в регулируемом смешанном варианте при степени либерализации, сопоставимом с уровнем Франции и Италии в 60-е годы и Южной Кореи и Тайваня в 70-е годы.

Решение поставленной Президентом задачи удвоения ВВП за приемлемое время возможно только в случае а) форсированной реализации антикризисной программы и б) дальнейшего развития экономики России в регулируемом режиме. Никаких ВТО, никаких “киотских протоколов”.

Здесь нужно напомнить еще раз, что неолиберальная экономика – это экономика перераспределения, а не экономика развития. И она даже в теории эффективна лишь при высокой эффективности предпринимательского сообщества, чего в России, где данное сообщество сильно пострадало от “ядов” “приватизационного предпринимательства” и “криминального предпринимательства”, еще долго не будет.

И в 1990 г., и сегодня, и в будущем оптимальной для российских условий, как и условий большинства стран, является модель регулируемой смешанной экономики, обладающей большими ресурсами экономического суверенитета. Именно эта модель, как показал опыт развития мировой экономики с 1945 г. по 2005 г., создает наиболее благоприятные условия и для экономического роста, и для повышения технологического уровня экономики, и для максимально быстрого развития эффективного предпринимательского сектора.

Возможности для ввода в полном объеме программы экономического восстановления России в данный момент пока отсутствуют. Однако время течет быстро. Запад теряет контроль над Россией, поскольку его все больше связывает китайский фактор. Одновременно он теряет позиции в мировой экономике именно потому, что его экономика пока все еще базируется на неолиберальной экономической модели. Переход США к реализации крупномасштабной государственной программы строительства АЭС (возможность чего рассматривается) плюс уже запланированный уход США с основных баз в Евразии имеют неизбежным следствием постепенный отказ США, а за ними и прочих развитых стран, от неолиберальной модели, поскольку она, по существу, рассчитана лишь на захват чужого имущества. Даже в условиях эволюционного развития экономической обстановки (без мировых финансовых катастроф) это произойдет между 2010 и 2015 гг.

А это означает, что в любом случае, если Россия сохранит государственное единство (которому реально угрожает состояние ее экономики), то эквивалент предложенной выше программы экономического восстановления будет введен в действие не позднее 2015 г.

Если она распадется, то большинство экономических образований, которые возникнут на месте России, все равно введут в действие эквиваленты этой программы.

При консервации status quo в области экономической политики Россия к 2015 г. лишится примерно трети производственного потенциала, причем наиболее ценной его части. Поэтому тянуть с переходом на рельсы политики экономического восстановления и отказа от неолиберальной экономической модели с чисто экономической точки зрения нецелесообразно.

Россию загнали в институциональную ловушку. Нужно выбираться из нее.

Ключевые аспекты хозяйственного возрождения

Опираясь на выводы, полученные в ходе приведенного выше анализа, можно сформулировать ряд принципиальных положений возможной Экономической доктрины России.

1. Внешние условия

1.1. Разрушение российской экономики зашло так далеко, что создать самодостаточную экономическую систему, независимую от внешнего мира, будет в ближайшее время невозможно.

Под “самодостаточной” экономической системой подразумевается не принципиальный отказ от внешних контактов, а обеспеченность основных потребностей экономики (в том числе и в развитии) и стандартов потребления людей исключительно за счет собственных ресурсов. Превышение этого уровня, обеспечение внешней экспансии и необязательного потребления может идти и за счет внешней торговли. Под “невозможностью” создания такой экономики подразумевается не только отсутствие соответствующих технологий и кадров, но и недостаточность объемов внутренних рынков, необходимых для окупаемости современных технологий. Иначе говоря, создание полностью автаркичной экономики может быть не желательной, а лишь вынужденной перспективой.

1.2. Экономика “Западного” глобального проекта, построенная на примате ссудного процента и монопольном частном контроле над единственным мировым эмиссионным центром, дошла до пределов своего развития и находится на пороге неминуемого разрушения.

Последние десятилетия развитие “западной” финансовой технологии шло по линии преимущественного производства финансовых инструментов, под которые в необходимых объемах осуществлялась эмиссия долларов США – валюты, выполняющей функцию всемирной единой меры стоимости. В результате в настоящее время объем финансовых диспропорций достиг таких масштабов, что рентабельность капитала снизилась до нуля, доходность регулярных (то есть не связанных со спекуляциями или доступом к печатному станку) операций не поднимается выше реальных показателей инфляции. Такая ситуация неминуемо потребует обесценения финансовой пирамиды (в основном долговых обязательств и деривативов), что в свою очередь приведет к резкому падению мирового спроса и последующей реструктуризации мировой производящей экономики. Единственная (и ограниченная по времени) альтернатива – это поступление на рынок новых, не учтенных в рамках существующей системы финансовых рынков, материальных активов. Такого рода активами могут быть только российские предприятия (соответствующие программы их капитализации под контролем “западных” финансовых институтов регулярно вбрасываются в СМИ России и некоторых бывших республик СССР).

Вышеописанная ситуация неминуемо повлечет за собой глобальный кризис, сравнимый по начальным масштабам с обвалом американской экономики в 1929–1932 гг., усугубленный тем обстоятельством, что одновременно произойдет разрушение мировой финансовой и эмиссионной системы, построенной на единой мере стоимости – долларе.

1.3. В то же время система мирового разделения труда в рамках “Западного” глобального проекта еще достаточно долго будет оказывать принципиальное влияние на мировую экономику, хотя бы потому, что современные технологии окупаются только при очень больших масштабах производства.

Существующая система разделения труда опирается на глобальные, то есть общемировые рынки потребления. Если в начале ХХ века на каждом рынке конкурировали десятки производителей, а сами рынки существенно различались от страны к стране, то в настоящее время в основных странах-потребителях эти рынки практически унифицированы по наполнению и количество производителей жестко ограничено. Связано это с тем, что специфика современных промышленных технологий окупается только при очень больших масштабах рынка. Таким образом, создание собственной базы современных промышленных технологий, ориентированной на обслуживание лишь внутреннего рынка, затруднено тем обстоятельством, что предприятия, которые их внедряют, будут на первых порах (а может быть, и навсегда) заведомо убыточными. Это потребует существенного участия государства в поддержке таких предприятий.

1.4. С учетом пп. 1.2 и 1.3, мировая экономика в ближайшие годы будет развиваться по пути создания и развития крупных макрорегиональных кластеров, характеризующихся наличием собственных эмиссионных центров и специфичностью производства с учетом адаптированной системы мирового разделения труда.

Единственным устойчивым и долгосрочным инструментом национального масштаба по поддержке развития собственных технологий является суверенный контроль над эмиссионным центром. На сегодня таким центром обладает только “Западный” глобальный проект (частично – Китай), но с разрушением существующей мировой финансовой системы он наверняка будет заменен на систему, состоящую из нескольких центров. Три из них можно указать уже сейчас: доллар США, евро и китайский юань. Абсолютно необходимым для нормального и самостоятельного развития России фактором является обладание собственным независимым эмиссионным центром.

1.5. Специфика взаимодействия с основными существующими на сегодня глобальными проектами определяется следующими обстоятельствами:

1.5.1 Целью “Западного” проекта является расчленение и уничтожение России как мирового субъекта с включением большей части ее территории и населения в “Западный” проект.

Прежде всего такая политика связана с историческим противостоянием “Западного” и “Красного” проектов, а до того – Католического и Византийского. Опыт 90-х годов показал, что Россия как самостоятельная страна не может быть включена в “западную” систему разделения труда без катастрофического (с точки зрения российского населения) снижения уровня жизни. Кроме того, даже относительно сильная Россия, включенная в “Западный” глобальный проект, будет представлять большую опасность для самого указанного проекта. Как следствие общая линия “Западного” глобального проекта по уничтожению России и, как минимум, выведения ее из числа субъектов мировой экономики активно продолжается.

1.5.2. Целью “Исламского” проекта (суннитского “Халифата”) является захват контроля над единой Россией (в идеале – даже над более широким образованием) с целью превращения ее в проектного лидера “Исламского” проекта и перевода его в иерархическую стадию.

Ислам не заинтересован в расчленении России, однако не будет предпринимать мер по ее защите от атак со стороны Запада. Главной задачей Ислама в этом случае является захват достаточно крупного куска российской территории, на которой есть максимально широкий круг современного технологического производства.

1.5.3. Целью Китая является обеспечение свободного доступа китайской экономики и населения к ресурсам восточной части России и недопущение ее активной антикитайской позиции в мировой политике.

2. Базовые положения Экономической доктрины

2.1. С учетом пп. 1.2, 1.4 и 1.5.1 Россия должна отказаться от базовых принципов экономической модели “Западного” глобального проекта, а именно:

2.1.1. Право эмиссии национальной валюты должно принадлежать исключительно российскому государству и не может быть ограничено никакими внешними условиями (запрет на заключение международных договоров и соглашений, ограничивающих это право государства). Ввоз и вывоз российской валюты и ее обмен на другие валюты также определяется государством и не может быть ограничен внешними условиями.

Этот принцип является абсолютно необходимым условием для нормального существования независимого государства. Именно отказ от проведения курса на финансово-валютную самостоятельность привел в конечном счете к катастрофическому падению экономики в 1992–1998 гг. в связи с фактическим проведением политики currency board (то есть безоговорочной привязки национальной финансовой системы к иностранному эмиссионному центру). “Дефолт” 1998 года был вызван прямым (и направленным против России) взаимодействием либерального руководства Центрального Банка России и правительства РФ с системообразующими финансовыми институтами “Западного” проекта с целью получения прибыли за счет бюджета РФ и ослабления ее экономики и промышленности.

2.1.2. Земля и недра должны принадлежать государству. Исключение может быть сделано только для физических лиц (не юридических!), в рамках жестких ограничений – как по площади, так и по целевому использованию. В то же время должна существовать развитая и всесторонне регулируемая система аренды (включая долгосрочную), обеспечивающая нормальные условия хозяйствования. Добытые из земли полезные ископаемые принадлежат государству. Порядок их использования, в том числе экспорта, определяется государством.

Кроме понятных и традиционных условий, обеспечивающих суверенность государства, такая политика связана со спецификой современной финансово-экономической модели. Основой мировых финансовых активов является капитализация материальных активов, которые могут принести реальную прибыль. Именно контроль над процессом определения масштабов капитализации (инвестиционные банки, рейтинговые агентства, эмиссионная монополия) и позволяет “Западному” глобальному проекту контролировать мировую экономику. Государственная собственность на землю и недра позволяет в рамках подобной системы (окончательное разрушение которой займет еще много десятилетий) обеспечить достаточную базу для защиты от попыток враждебного поглощения со стороны “западной” финансовой системы. Дополнительным фактором, мотивирующим “западную” проектную элиту на такое агрессивное поведение в отношении российских реальных активов, служит острая необходимость вовлечения российских объектов в “западный” финансовый оборот, поскольку главной причиной кризиса является недостаток материальных объектов, к которым можно было бы “привязать” избыточные финансовые активы.

2.1.3. Внешнеэкономическая деятельность регулируется государством, никакие внешние соглашения, ограничивающие это его право, не допускаются.

Все международные договоры о свободе внешнеэкономической деятельности (типа ВТО) разработаны и внедряются в рамках “западной” экономической модели с целью расширения рынков для ТНК. Эти договоры могут быть выгодны маленьким странам, занимающим в рамках мировой системы разделения труда узкоспециализированные ниши. Для страны, претендующей на самодостаточную экономику, такие договоры являются гибельными. Их внутренние рынки нуждаются в защите от внешних производителей, кроме того, государственное регулирование ВЭД позволит минимизировать внеэкономическое воздействие на хозяйственную деятельность в рамках пп.1.3 и 2.1.1.

2.1.4. Существенно ограничивается свободная деятельность организаций, основанных на использовании ссудного процента. В частности, не допускается деятельность иностранных банковских и других финансовых организаций и использование их капиталов для спекулятивных операций. Такие операции для финансовых институтов-резидентов (в том числе и по купле-продаже акций по стоимости, принципиально отличающейся от капитализации дивидендов) облагаются усиленными налогами.

Жесткое ограничение спекулятивных финансовых организаций направлено на достижение двух основных целей: во-первых, ограничить зависимость национальной экономики от внешнего, “западного” влияния. Во-вторых, обеспечить, чтобы основные ресурсы направлялись не на спекулятивные операции, а на развитие (национальной экономики), в крайнем случае, на повышение жизненного уровня населения.

3. Финансовая система государства

3.1. Право на определение ставки рефинансирования банковской системы и эмиссии денег принадлежит государству.

Концепция “независимости” центральных банков от государства есть краеугольный камень “Западного” глобального проекта, при котором частный контроль над экономикой (прибылью) обеспечивается за счет монопольного контроля над эмиссионной функцией государства. В противоположность “западному” подходу, функции эмиссии и, как частный случай, рефинансирования банковской системы должны принадлежать государству.

3.2. Все валютно-конверсионные операции, в том числе безналичные, облагаются оборотным налогом (“налог Тобина”), такой же налог вводится на любые рублевые кредиты, выдаваемые финансовыми институтами-резидентами любым финансовым структурам-нерезидентам (включая и представительства последних в России).

Здесь ситуация, аналогичная п. 2.1.4 – все чисто спекулятивные финансовые операции облагаются налогом, цель которого – перенаправить финансовые потоки на реальное развитие.

3.3. Налагается полный запрет на любые операции в России компаний, зарегистрированных во всех оффшорных зонах – операции как текущие, так и капитальные (включая приобретение какой бы то ни было собственности в России, в том числе акций предприятий).

Такой механизм позволит отслеживать реальных владельцев капиталов и имущества в России. Это полезно и с точки зрения контроля за уплатой налогов, и облегчает взаимодействие со странами, в которых зарегистрированы владельцы имущества, находящегося в России, в случае нарушения ими законодательства и т.д. Главная задача – иметь прозрачные механизмы воздействия на субъектов экономической деятельности в России с целью стимулирования реальных инвестиций и сокращения возможностей осуществления спекулятивных операций.

3.4. Налагаются жесткие ограничения на вывоз капитала – вплоть до возможного введения запрета на любые трансграничные денежные потоки, кроме проходящих через РКЦ ЦБР. Количество банков с валютными лицензиями должно быть резко снижено, необходимость в получении такой лицензии – жестко обоснована.

Этот запрет необходим для того, чтобы ограничить возможности финансовых институтов совершать спекулятивные операции за пределами России. Он может послужить эффективным инструментом для борьбы с оттоком капиталов из страны. Даже очень высокие прибыли за пределами страны не должны давать возможность российским финансовым институтам выводить инвестиционные ресурсы за границу. Что касается инвестиций в другие страны, то они должны жестко контролироваться государством на предмет соответствия интересам России.

3.5. Осуществляется комплекс мер, направленных на ужесточение финансовой дисциплины, на устранение нефункциональных и теневых видов финансовой деятельности и одновременно на повышение устойчивости финансово-банковской системы. В частности, должны быть предусмотрены ограничения на масштабы активности финансового бизнеса, включая коммерческие банки, – например, суровые требования, касающиеся коэффициента текущей и мгновенной ликвидности, величину долгосрочных обязательств по отношению к величине собственного капитала и т.п. Все финансовые институты обязаны публично ежедневно раскрывать эту информацию. Трехкратное нарушение – отзыв лицензии.

Не секрет, что очень большое число российских банков являются на деле каналами вывоза капитала, что они ведут операции с неучтенной “наличкой”, что их реальные капиталы не соответствуют номинальным, поскольку владельцы часто выводят из страны капиталы – как свои, так и чужие. Банки должны быть посредниками на финансовых рынках, а не инструментом легкого обогащения для своих владельцев и уж тем более не должны осуществлять деятельность, противоречащую национальным интересам.

3.6. Система потребительского товарного кредита должна регулироваться государством. Поощряться должен только потребительский кредит на покупку товаров отечественного производства, при этом его стоимость должна ограничиваться государством.

Потребительский кредит может иметь несколько серьезных негативных последствий. Первое – крупные зарубежные компании, производящие товары потребительского спроса, устанавливают льготные условия кредита (в частности, дотируют кредитную ставку), что негативно сказывается на положении дел у отечественных товаропроизводителей. По этой причине для большинства товаров отечественного производства кредит должен предоставляться по низкой ставке (дотироваться государством), для товаров иностранного производства, имеющих отечественные аналоги, – искусственно завышаться, например с помощью дополнительных налогов на этот вид кредитных операций.

3.7. Все потенциально спекулятивные операции, в том числе купля-продажа акций, облигаций и объектов недвижимости, могут осуществляться только на публичных аукционах (биржах) со свободным доступом покупателей, в том числе государства. В случае частной продажи государство имеет право, если подозревает ценовой сговор, выставить объект продажи на аукцион. Все объекты недвижимости, за исключением садовых домиков на участке не более 6 соток, должны быть застрахованы российскими страховыми компаниями.

Стандартным способом ухода от налогообложения (как у частных лиц, так и у юридических) являются сделки по фиктивным (завышенным или заниженным) ценам. Государство (в лице контрольных органов) должно иметь право в случае подозрений в совершении сделки по фиктивным ценам приостанавливать сделки и выставлять объект купли-продажи на открытый аукцион с установлением минимальной (оценочной) цены объекта сделки.

3.8. Заслуживает всестороннего и глубокого анализа вопрос о целесообразности жесткого разделения кредитного, фондового и страхового бизнеса – введения запрета на их совмещение.

Цель этого запрета – такая же, как у аналогичного закона Гласса-Стигэлла, действовавшего с середины 1930-х до начала нашего века в США – обеспечить более жесткий контроль за тем, как происходит управление чужими деньгами, максимально ограничить спекуляции за счет использования чужих денег

4. Основные принципы налоговой системы государства

Без коренного изменения идеологии отечественного налогообложения не удастся на деле укрепить российскую государственность, решить социальные проблемы, активизировать инвестиционный процесс, обеспечить развитие предпринимательской деятельности на всем экономическом пространстве страны. При этом следует продуманно использовать все основные функции налоговой системы:

– фискальную: обеспечивать поступление необходимого объема средств в бюджеты разных уровней;

– регулятивную: осуществлять дифференцированный подход к различным субъектам хозяйственной деятельности исходя из целей общества;

– стимулирующую: поддерживать инвестиционный процесс в стране;

– ограничительную: сдерживать развитие спекулятивных финансовых операций и иных паразитических, непродуктивных или вредных для общества видов активности за счет высокого их налогообложения.

4.1. Упор в налоговой системе должен быть сделан на косвенные налоги. Основой бюджета должны стать налог на конечное потребление (или налог с продаж), налог с оборота, а также, возможно, НДС.

В отличие от развитых стран Запада, главными налогоплательщиками у нас остаются (как и при социализме) юридические лица: они приносят более 85% всех налогов – без учета социальных. Сохранение доминирования прямых налогов приведет к тому, что и дальше предпринимательский корпус будет перегружен налогами и лишен ресурсов для развития, предприниматель и впредь не станет центральной фигурой, движителем развития экономики, а будет служить лишь “дойной коровой” для покрытия расходов бюджетной системы. Кроме того, прямые налоги фактически стимулируют финансовые спекуляции – можно многократно прокручивать деньги до уплаты подоходного и других прямых налогов.

Что касается налога с продаж, то он обладает рядом свойств, которые более ценны, чем его фискальные достоинства, и которые можно и нужно использовать для продолжения формирования в стране “цивилизованных” рыночных отношений. Так, наличие НСП стимулирует местные власти к наращиванию учитываемого розничного товарооборота и т.п.

4.2. Подоходный налог должен быть также налогом с оборота – то есть налоговый вычет должен автоматически происходить со всех сумм, перечисляемых на счета физических лиц или при выплате им наличных в момент выплаты/перечисления. Исключением могут быть только операции между ближайшими родственниками и перечисления с бюджетных счетов получателям социальных выплат.

Стандартным способом “обналичивания” денежных средств являются выплаты физическим лицам по фиктивным документам. С таких операций автоматически должны уплачиваться налоги.

4.3. Шкала подоходного налога должна быть прогрессивной.

Плоская шкала налогообложения личных доходов не соответствует базовым представлениям о социальной справедливости и объективно способствует крайне опасному для поддержания социального мира имущественному расслоению (принимая во внимание те масштабы, которое указанное явление уже приобрело).

4.4. Вводится прогрессивный налог на имущество (единственный прямой налог) как физических, так и юридических лиц, дифференцированный по отраслям и видам имущества; высокий налог на наследство при запрете иностранным (оффшорным) юридическим лицам владеть недвижимостью; физические лица – нерезиденты, которые владеют недвижимостью в России, должны не реже одного раза в квартал лично выплачивать налоги на недвижимость по месту его расположения.

Высокий налог на имущество во всем мире используется для того, чтобы избежать появления слоя рантье и обеспечить более высокую инвестиционную активность капитала. Кроме того (с учетом запрета юридическим лицам владеть землей – см. п. 2.1.2), такая операция позволит государству получать реальные доходы от наследования земли и недвижимости физическими лицами.

Налог на имущество весьма сложен по самой своей природе. Масштаб налогооблагаемой базы и ставка этого налога зависят от многих обстоятельств, в том числе и от отраслевой принадлежности предприятий. В условиях высокой недогрузки мощностей и невозможности продажи имущества этот налог существенно отягощает финансовые результаты деятельности предприятий, сдачи в аренду и т.д. Разумеется, речь идет о предприятиях, которые не расположены в Москве и других крупных городах.

Законодателям следует сосредоточиться не на фискальной, а на конструктивной стороне его применения. Например, на проблеме обременения этим налогом только части имущества (за вычетом накопленных обязательств хозяйствующих субъектов, за вычетом принадлежащих им оборотных средств, запасов и т.д.), на вопросах предоставления отсрочки уплаты налога на имущество при покупке нового оборудования (хотя бы до его пуска в эксплуатацию), при организации новых предприятий и т.п.

4.5. Что касается налога на прибыль, то он несомненно должен быть сохранен для крупных корпораций, при одновременном пересмотре и корректировке его базы.

“Антипотребительская” направленность налога на прибыль, его нацеленность на стимулирование накопления объективно предполагают использование в практике его сбора прогрессивной шкалы соответствующих ставок, но начиная с достаточно высоких абсолютных размеров прибыли, при одновременном установлении минимальных ставок на приемлемо низком уровне. В то же время должны быть созданы стимулы и конкретные механизмы участия как физических, так и юридических лиц в столь необходимом для страны накоплении (это относится также к подоходному налогу). Среди них могли бы быть такие, как освобождение от налогообложения доходов граждан, направляемых на покупку ценных бумаг государства и предприятий. Возможные же потери государства по подоходному налогу с лихвой окупились бы при этом через поступления по налогу на имущество, налогообложение операций с ценными бумагами, через активизацию хозяйственных процессов, в том числе инвестиционных, и т.д.

4.6. Должны быть установлены высокие акцизы на алкоголь и табак, в идеале – государственная монополия на производство и продажу алкоголя.

Во времена СССР производство алкоголя приносило в бюджет очень серьезную долю доходов. Эта доля должна быть восстановлена – доход от производства социально вредных товаров не должен быть источником обогащения частных лиц, а должен преимущественно поступать в казну государства.

4.7. Необходимо ввести роялти-рентные платежи за использование природных ресурсов. Российское государство является практически монопольным владельцем природных ресурсов. В полном соответствии с экономической теорией, оно имеет право на абсолютную ренту. Оно обязано научиться аккумулировать эту ренту не в массе трудно различимых налоговых поступлений, а в предельно простых и наглядных платежах с единицы использованных предпринимателями ресурсов. Все остальные варианты лишь запутывают и без того непростые отношения в экономике природопользования и ведут к бесконтрольности и злоупотреблениям.

Перед тем, как запустить систему рентных платежей, целесообразно составить кадастр месторождений по нескольким показателям: по близости к обжитым местам, доступности, глубине залегания сырья, величине запасов и пр. И тогда тот, кто разрабатывает “тяжелое” месторождение в труднопроходимой местности, на большой глубине, заплатит казне заметно меньше тех, кому достались самые “сливки”. Таким образом нужно вдохновить инвесторов на освоение новых месторождений, не отпугнув их при этом слишком большими платежами.

Тем самым рента возвращается к своей исконной роли – платы за пользование недрами вне зависимости от экономической конъюнктуры. Чем лучше условия добычи – тем она больше. Роялти не позволит крупным компаниям просто “столбить” огромные месторождения и не разрабатывать их, как слишком часто случается в нынешней России. В первую очередь это относится к западным компаниям. Глупо превращать себя в “холодильник” развитого мира, где хранятся “продукты”, которые подадут к столу лишь через много лет, когда они понадобятся нашим цивилизационным противникам. Но именно так сегодня и происходит: западный капитал скупает наши месторождения и не разрабатывает их.

4.8. Следует предусмотреть радикальное упрощение системы и процедуры налогообложения малого и, возможно, части среднего бизнеса. Целесообразно как можно шире использовать так называемый вмененный налог. Речь идет о лицензиях, патентах и других аналогичных платежах за право заниматься той или иной деятельностью.

Такой платеж – не новинка. Просто нужно перевести на вмененный налог основную часть малого бизнеса. А по возможности – и большую часть среднего. Для последнего можно сочетать покупку лицензии с уплатой налога с продаж.

Стоимость ежегодно обновляемых лицензий можно дифференцировать, исходя из учета различных условий, в частности, в соответствии с общественной полезностью/вредностью того или иного вида деятельности. Таким образом, лицензии и патенты на право заниматься бизнесом могут выполнять еще и регулятивные функции помимо чисто фискальных. Это очень разумная система. Есть виды деятельности, которые развивают наше общество, усиливают нацию, дают квалифицированному персоналу рабочие места, повышают общий технологический уровень экономики. Те, кто занимается таким бизнесом, платить будут чисто символические деньги. Если же бизнес связан с эксплуатацией низменных страстей и пороков – заплатить придется по высшей шкале. Чем ближе к пороку – тем больше плата за лицензию. Дифференцированный подход к налогообложению различных видов бизнеса исходя из его социальной значимости имеет множество прецедентов в реальной экономической истории различных стран, в том числе достаточно недавней (реформа Л. Эрхарда в Германии, послевоенные преобразования во Франции и других европейских государствах, аналогичные меры во времена Великой депрессии в США и др.).

4.9. Надо отказаться от плохо зарекомендовавшей себя системы распределения налоговых поступлений по бюджетам разных уровней, построенной по принципу “каждому уровню бюджета – свой налог”. Только сочетание отчислений от различных видов налогов может дать большей части регионов надежную основу и перспективу наращивания налогооблагаемой базы за счет собственных усилий.

Наличие территориальных особенностей у разных видов налогов ведет к неравенству регионов в их бюджетных возможностях. Применение указанного принципа лишь усугубляет проблему централизованного перераспределения средств (налоговой массы) между бюджетами нижнего уровня.

5. Внешнеэкономическая деятельность

Основная цель торгово-таможенной политики – защита отечественного товаропроизводителя, преимущественный импорт передовых технологий, а не произведенных готовых товаров, преимущественный экспорт товаров с высоким уровнем добавленной стоимости, а не сырья или полуфабрикатов.

5.1. Вводятся дифференцированные пошлины на импорт товаров. Ставки пошлины устанавливаются на высоком уровне для товаров, которые в России производятся, и на низком – для таких, которые не производятся в нашей стране. Одновременно применяется количественное и качественное квотирование. Механизм определения пошлин максимально объективизирован.

Примерный механизм определения пошлин:

– сначала вычисляется базовая пошлина в торговле с данной страной: она равна величине занижения курса ее валюты против рубля по сравнению с паритетом покупательной способности (ППС), если оно есть, и нулю, если занижения нет (например, у Китая ППС юаня к рублю сейчас около 10 рублей за 1 юань, а реальный курс около 3,5 рубля за юань, таким образом курс юаня к рублю занижен примерно в 3 раза, что требует базовой пошлины 200%);

– далее вводится надбавка или скидка к базовому тарифу, дифференцированная по группам товаров: скидка на не производящиеся в России товары капитального назначения и надбавка на товары конечного потребления; кроме того, тариф автоматически увеличивается на величину производственных и экспортных субсидий и льгот иностранного государства своим производителям;

– пошлина на любой товар, который состоит из комплектующих, произведенных в разных странах, устанавливается как максимум среди пошлин на подобные, но “унинациональные” товары этих стран – если, например, в товар входят комплектующие из трех стран, пошлины на аналогичные товары которых равны 20%, 40% и 100%, то тариф на весь товар устанавливается в размере 100%.

5.2. Обязательно введение пошлин на импорт услуг – прежде всего, транспортных (поездки, перевозки).

Это относится, в частности, к услугам иностранных компаний, конкурирующих с российскими – авиационных, железнодорожных, туристических и т.д.

5.3. Осуществляется жесткое качественное и количественное квотирование ввоза иностранных произведений искусства.

Ввоз фальшивых произведений искусства – стандартный способ вывоза капитала. По этой причине должны быть установлены жесткие критерии оценки качества произведений искусства и “объективизации” его стоимости. Со всех денег, потраченных на покупку произведений искусства, должны быть предварительно уплачены налоги. Произведения искусства, за которые расплачиваются средствами с оффшорных счетов, автоматически конфисковываются до окончательного выяснения происхождения денег, затраченных на покупку.

5.4. Желателен выход из всех международных соглашений в области авторского и патентного права, предусматривающих оплату каждой единицы произведенного “по лицензии” товара (каждой копии программы, каждой видеокассеты, каждой единицы изготовленной по приобретаемой технологии продукции и т.д.) – признается только однократная оплата защищенного авторским правом объекта (программа, произведение, технология и т.д.), а далее неограниченное по срокам и масштабам пользование.

Описанная система авторских прав, характерная для “Западного” глобального проекта, позволяет ему сохранять свое доминирование в сферах производства кино, музыки, программного обеспечения и т.д. Данное требование направлено на уравнивание в шансах всех потенциальных производителей в указанных сферах, в том числе и отечественных.

5.5. Необходима законодательная привязка тарифной политики к промышленной политике государства – те отрасли, которые восстанавливаются в России, в том числе и за счет государства, должны быть защищены тарифными барьерами независимо от каких-либо соглашений, ранее заключенных в этой сфере.

Следует понимать, что в России, исходя из нынешнего состояния ее экономики, а также принимая во внимание размеры территории и численность населения, которые делают объективно возможным квазиавтаркичное развитие, торговая и таможенная политика может иметь лишь подчиненную роль по отношению к промышленной политике.

5.6. На новый, качественно более высокий уровень выводится, а фактически – учреждается национальная система стандартизации, в том числе и по сроку службы товаров длительного пользования. Осуществляется разработка новых методов нетарифной защиты отечественных рынков.

Нетарифные методы защиты рынков относятся к числу наиболее часто используемых в мире. Активно их применяют Европейский Союз и Япония. Необходимо разработать собственные способы защиты рынков, причем особенно активно применять их к товарам из тех стран, которые взяли на вооружение аналогичные методы по недопущению российских товаров на их рынки.

6. Промышленная политика

6.1. Промышленная политика должна исходить из четкого понимания (осознания) необходимости наличия в структуре экономики самодостаточного “ядра”, не зависящего от внешней торговли, и периферии, создаваемой с учетом развития и изменения мировой системы разделения труда.

Страна, организующая свою экономику на огромной и разнообразной в климатическом отношении территории, имеющая население, насчитывающее около 145 миллионов человек, вынужденная производить продукцию с непреодолимо высокими издержками (холодный климат, тысячекилометровые перевозки), не может сохранять себя, свой социум без структурно и системно развитой собственной промышленности. Это означает, что России необходима промышленная политика не “конкурентно-экспортной” ориентации (которую пропагандируют либеральные реформаторы), а внутренней направленности, обеспечивающая формирование экономики уровня развитых стран. Только в таком случае Россия оказывается способной использовать свои конкурентные возможности: природные богатства, евразийскую транзитность, накопленные научно-технические заделы, квалифицированную рабочую силу.

6.2. Одним из основных источников доходности для самодостаточного “ядра” российской экономики должны стать государственные заказы.

Во всех развитых странах 30–40% производственной программы экономики обеспечивают именно государственные заказы. В немалой степени это относится к строительству и услугам.

6.3. Ключевым аспектом возрождения промышленности должна стать организация полноценного инновационно-инвестиционного процесса и поддержания его на необходимом уровне.

Реформы 90-х годов были в высшей степени идеологизированными (хотя декларативно утверждалось обратное). Это была “борьба с врагом”, которая в сфере экономики велась по трем основным направлениям:

1) борьба с государством как источником “недемократизма”, “вождизма”, “произвола”, централизма и т.п.;

2) борьба с социалистической общественной собственностью;

3) борьба с изоляционизмом, авторитаризмом, национализмом тоталитарной советской экономики.

Нетрудно было спрогнозировать общевоспроизводственную, в том числе и инвестиционную результативность такого “реформирования”. В воспроизводственном отношении оно с неизбежностью приводит к формированию той самой чистой рыночной экономики, в режиме которой не способно существовать ни одно национальное хозяйство. Попытка построить такую экономику объективно ведет к разрушению прежде всего самой тонкой сферы национального хозяйства – инновационно-инвестиционной. На первом этапе такого построения устанавливается инвестиционная подчиненность национальной экономики экономикам других стран (“своя экономика без собственного инвестиционного и инновационного обеспечения”). В случае продолжения такой политики, то есть на втором этапе построения, начинает исчезать сама национальная экономика, утратившая внутренние возможности собственного воспроизводства (“не наша экономика на нашей территории”).

Государство влияет на инвестиционный процесс и как всеобщий регулирующий институт рыночной экономики, и как ее особый хозяйствующий объект.

Российское государство не обозначило себя должным, конструктивным образом ни в том, ни в другом качестве. Оно не действует в полной мере как регулирующий инструмент инвестиционного процесса, поскольку стремится передать свои регулирующие функции рынку. Как хозяйствующий субъект оно делает все, чтобы минимизировать свое присутствие в инвестиционном комплексе России.

6.4. Требуется принять срочные меры по восстановлению машиностроения – важнейшей составляющей инвестиционного комплекса. Восстановление и развитие машиностроения в России может опираться в основном только на внутренние ресурсы. Иностранный капитал в эту отрасль явно не спешит. Целесообразно сделать машиностроение одним из главных направлений рефинансирования «сырьевого» капитала через систему перераспределения природной ренты.

При общем падении величины промышленного продукта особенно быстро сокращалось производство продукции машиностроения и металлообработки – важнейшей основы инвестиционного комплекса. Естественно, что упадок инвестиционного производства России, ее инвестиционная блокада не могли не иметь своим следствием сплошного одряхления основных производственных фондов. Степень их износа достигла критического уровня: более 40% в промышленности, в том числе в самом машиностроении с металлообработкой – 55%, 53% в сельском хозяйстве, почти 42% в строительстве, 49% на транспорте.

За годы реформ многие машиностроительные предприятия были просто разграблены и прекратили свое существование. Многие неоправданно, но безвозвратно потеряли свою специализацию и технико-технологический уровень. В результате приватизации к управлению сложными предприятиями пришли люди, не знающие ни специфики производства, ни мировых тенденций развития отрасли и, главное, не заинтересованные в таком развитии. К сожалению, фактически перестала существовать и система профессиональной подготовки и переподготовки кадров на уровне рабочего и технического персонала. Вернуться к прежнему машиностроительному комплексу, которым управляли более десяти союзных министерств, вряд ли когда-нибудь удастся.

Однако часть предприятий выжила. Последние несколько лет в машиностроении отмечается устойчивый рост физических объемов производства. Пока большая часть продукции предназначена для возмещения выбывающих из строя машин и оборудования, а также для комплектации производства их старых образцов. Можно сказать, что началось расширенное воспроизводство морально устаревшего машиностроительного комплекса. Но есть и другая тенденция: реформирование машиностроительных предприятий идет с большей глубиной и эффективностью, чем в отраслях, где этот процесс начался раньше. Мы имеем здесь дело с новым качеством реформирования, которое обусловлено уже накопленным опытом: машиностроители сразу сделали ставку на использование бесспорно конкурентных своих преимуществ – умение производить машины и оборудование с уникальными характеристиками, в том числе хорошо приспособленные для работы в экстремальных условиях, нацеленность конструкторов и технологов на постоянное совершенствование производимой продукции и создание принципиально новых, оригинальных, высокотехнологичных и наукоемких изделий. Это дает надежду на быстрое восстановление и рост объемов производства на выживших предприятиях машиностроения.

6.5. Одной из основ инвестиционной политики в России на ближайшие десятилетия должны стать специальные частно-государственные инвестиционные фонды, создаваемые в рамках программы восстановления сбережений граждан (см. ниже).

Тезис о том, что инвестиционная политика государства должна формироваться за счет сбережений граждан, является принципиально важным. В либеральной “западной” парадигме “вес” субъекта политики или экономической деятельности определяется, в первую очередь, его капиталами. Именно необходимость “лишить голоса” в рамках начинающихся экономических реформ российских граждан и стала главной причиной уничтожения сбережений “командой Гайдара”. После чего нормальный инвестиционный процесс так и не был организован, потому что эффективный механизм капиталовложений не был создан. Для восстановления суверенного и динамичного экономического развития российской экономике категорически необходимо перейти на внутренние источники инвестирования, одновременно увеличив их возможности. Такими источниками в нынешних условиях не могут быть российские финансовые посредники (банки, в первую очередь), поскольку их ресурсы и масштабы деятельности ограниченны, реальное финансовое положение зачастую опасное, а главное – в идеологии системы управления финансами реальное инвестирование занимает крайне угнетенное положение. В такой ситуации необходимо не только восстановить утраченные сбережения граждан как механизм их прямого участия в экономической жизни страны, но и создать достаточный слой менеджеров – финансовых управляющих, основной целью своей деятельности считающих именно реальное инвестирование, то есть увеличение стоимости основных средств (или создание их “с нуля”), в отличие от спекуляций – то есть купли-продажи финансовых активов, в том числе акций.

6.6. Другим перспективным направлением может быть использование собранных рентных платежей для финансирования инвестиционных проектов.

Часть природной ренты должна целевым образом направляться на реализацию высокоэффективных проектов, в том числе инновационного характера. Предшествующие попытки использовать для этой цели систему бюджетного финансирования через бюджет развития оказались недееспособными (в рамках бюджетного процесса неотложные задачи текущего финансирования всегда будут стоять выше стратегических). Для финансирования предпосылок развития экономики требуется создать специальный, внебюджетный фонд с предельно эффективно и прозрачно работающим механизмом его распределения. Твердая позиция государства в отношении природопользования таким образом будет способствовать, кроме прочего, формированию финансовых ресурсов для инвестирования наукоемких и высокотехнологичных проектов, а также позволит значительно увеличить платежеспособный спрос на продукцию отраслей, производящих средства производства.

6.7. Основным направлением специализации России в рамках системы международного разделения труда должны стать вооружение, точная механика и оптика, космос, может быть авиационная промышленность (которая должна быть восстановлена в обязательном порядке), некоторые отрасли химической промышленности, радиоэлектроники, разработка нового программного обеспечения. Упор должен быть сделан на уникально сложные технические и наукоемкие изделия, а не на поточное производство.

Опыт участия России в системах мирового разделения труда показал, что наша страна редко добивается международного успеха в разработке и производстве товаров массового потребления. Изготавливать продукцию массового производства традиционно удается лучше ряду иностранных государств. По этой причине Россия не должна настаивать на том, чтобы получать доход от данного вида деятельности. Россия должна разрабатывать и производить уникальные технологии, внедрять технологические стандарты. В то же время условие самодостаточного “ядра” требует, чтобы некоторый объем товаров народного потребления, обеспечивающий необходимый минимум жизненного уровня, в России производился. Поэтому государство обязано поддерживать указанный сектор в двух основных направлениях: очень дешевое производство лекарств, пищевых продуктов, учебников и т.п., а также уникальные национальные брэнды в этой сфере. Кроме того, государство обязано максимально развивать образовательные стандарты и систему поддержки науки.

6.8. Принципиальным механизмом поднятия российской промышленности должны стать программы стимулирования спроса на российскую продукцию.

Сегодня потребительский спрос преимущественно определяется импортными товарами. По этой причине необходима разработка таких программ, которые стимулировали бы покупку отечественных товаров и услуг.

6.8.1. Для этого необходимы: потребительское кредитование, страховые программы для поддержки медицины и системы соцобеспечения, ипотечные программы, которые должны начинаться со строительства жилья частично за государственный счет.

6.8.2. Нужно повысить минимальный уровень оплаты труда и минимальный размер пенсии; желательно ввести специальные штрафные санкции на предприятия за низкий средний уровень заработной платы, а также за большой разрыв в оплате труда между топ-менеджерами и основным персоналом. Должны быть отменены налоги на фонд заработной платы.

Основная цель этих мероприятий – легализовать реально существующий уровень заработной платы, вывести его из “тени”. Кроме того, это позволит снизить уровень нищеты и малообеспеченности за счет тех граждан, которые в силу возраста и/или места проживания не имеют возможности получать высокую заработную плату. Минимальный уровень оплаты труда должен находиться на уровне не ниже половины официальной средней зарплаты. В Германии и Бельгии, например, минимальная заработная плата составляет около 50% средней ее величины. Во Франции эта доля еще выше – 60%. Даже в США она составляет порядка 35–40%.

Налоги на фонд заработной платы – вообще нонсенс, который давно необходимо отменить. Напротив, следовало бы установить “налог” на низкий уровень оплаты труда. Что касается необоснованно высокого разрыва в уровнях оплаты труда между работниками одного предприятия – это специфика исключительно американского (а не европейского или японского) подхода к менеджменту. Государство должно оказывать противодействие указанному подходу как несоответствующему традиционной российской ментальности. Следует иметь в виду, что имущественная поляризация в обществе ведет к обострению социальной напряженности, не способствует формированию массового среднего класса, не обеспечивает устойчивого эффективного спроса и нормального уровня потребления в стране.

7. Программа восстановления сбережений граждан

7.1. Все сбережения граждан, обесценившиеся в результате реформ 90-х годов, подлежат безусловному восстановлению. В случае утери документов (или уничтожения их в Сбербанке) они должны быть восстановлены по показаниям свидетелей или иным способом. Работники Сбербанка и государственные чиновники, уклоняющиеся от этой работы, подлежат уголовному преследованию.

7.2. Никакие выплаты по внешним долгам не могут производиться, пока полностью не профинансированы мероприятия программы по восстановлению сбережений на текущий финансовый год.

7.3. Для восстановления сбережений создаются специальные инвестиционные фонды (отраслевые и региональные), формальными владельцами которых являются владельцы утраченных сбережений в соответствии с объемом вкладов, им выдаются акции фондов. Суммарный уставный капитал фондов соответствует объему утраченных сбережений.

7.4. Уставный капитал фондов пополняется государством за счет бюджета и денежной эмиссии в течение 10–25 лет. Инвестиционные фонды вкладывают деньги в инвестиционные проекты (в рамках промышленной политики государства), все доходы от этих проектов идут на дивидендные выплаты владельцам акций. Менеджеры фондов считается государственными служащими, получают высокую зарплату. В фондах запрещено работать лицам, имеющим отношение к приватизации 90-х годов (работавших в Госкомимуществе, Минимуществе, Фонде федерального имущества), принимавших участие в разработке либеральных экономических программ 90-х годов и т.д.

7.5. Частью инвестиционных программ фондов является программа создания мелких и средних предприятий по производству потребительских товаров в каждом небольшом регионе: такая система регионов, относительно автономных в части критически важных производств, гораздо устойчивее ко всяческим кризисам.

7.6. Вся финансовая документация фондов является открытой для всех акционеров.

7.7. Продажа акций инвестиционных фондов, созданных в рамках программы восстановления сбережений, на первом этапе их существования запрещена. По мере наращивания доходов фондов (при которых дивидендные выплаты становятся сравнимыми с нормальными процентами от сбережений) этот запрет постепенно снимается, что способствует созданию в России нормального фондового рынка.

8. О принципах русской модели хозяйства

Экономика – не самоцель. Она функциональна, инструментальна по самой своей сущности. Мы не отрицаем наличия в экономике своих специфических законов. Но не они определяют базовые цели развития экономики и принципиальные параметры экономической динамики. Базовое целеполагание в области экономики задается извне, из системы более высокого порядка. Цели экономики вторичны и производны от целей общества.

Экономическая модель, с одной стороны, должна соответствовать базовым ценностям народа. С другой стороны, модель должна служить целям истинной модернизации, мобильности и динамичности экономики. Она должна в максимальной степени способствовать раскрытию созидательного потенциала народа и личности. Именно в творчестве, в преумножении естественных возможностей человека, в постоянном повышении природной продуктивности данного нам мира проявляется богоподобная сущность человека. Таким образом, русская экономическая модель должна обеспечивать истинный прогресс, инновационный прорыв страны.

1) В России экономическая модель не может быть не связанной с господствующими (православными по своему корню) ценностями, или по крайне мере она не может резко противоречить этим ценностям. Поэтому органическая для русского типа сознания экономическая модель должна быть построена, с одной стороны, на принципе достаточности, предполагающем самоограничение (при ясном понимании того, что любостяжание трактуется как грех), а с другой стороны – на признании творческого созидания, развития в качестве одной из высших ценностей. Человек создан по образу и подобию Творца, творческое начало в человеке определяет самую его природу и сущность.

Важнейшее значение имеет принцип справедливости. Он, в частности, предполагает, что русское общество ждет от устройства социально-экономической системы не столько реализации принципа равенства возможностей, сколько принципа воздаяния по заслугам. Это, кстати, истинный принцип настоящей рыночной экономики, даже в том виде, как она описана в монографиях и учебниках либеральной экономической школы (но, к сожалению, не в том ее воплощении, с которым мы сталкиваемся в России).

Справедливость – базовая ценность для нашего общества. Не восстановив попранной справедливости, ничего выстроить нельзя. Если мы действительно не хотим пропустить страну через еще одну социальную революцию, необходимо найти способ удовлетворить эту базовую для русского, российского сознания потребность. Неудовлетворенный спрос на справедливость и радикальные способы его удовлетворения систематически приводили Россию к катастрофе.

Модель должна учитывать особенность отношения в России к богатству. В отличие от распространенного в протестантских странах взгляда на богатство как на признак избранности к спасению в России богатство всегда рассматривалось как инструмент созидания. Тот, кто богат, обладает большими правами, но и большими же обязанностями по созиданию всеобщего благосостояния. В этом смысле лозунг Н. Бухарина времен нэпа “Обогащайтесь!” (который предполагал раскрепощение личной инициативы на основе рвачества и хищнических инстинктов) в долгосрочном плане для России несостоятелен, а мог быть лишь временным компромиссом, “малым злом”, необходимым на время восстановления базовой экономической инфраструктуры, нормальных условий функционирования и управления экономическими процессами.

В традиционной для России системе ценностей принципиально важно различие – праведно или неправедно нажито богатство; общество с повышенной щепетильностью оценивает способы получения дохода (“заработанный” или “незаработанный” доход).

“По Божественному Писанию, к числу возбраненных дел принадлежит лихва и рост, и приобщение к своему стяжанию чужаго, чрез некое преобладание, хотя бы то было под видом договора” (6-е правило св. Григория Нисского). Кстати, в этом правиле ростовщичество перечислено среди бесспорно возбраненных проявлений любостяжания в одном ряду с воровством, гробокопательством и святотатством.

Случай дачи денег взаймы одним человеком другому трактуется следующим образом: когда человек просит денег от нужды великой, нельзя пользоваться случаем и налагать на него бремена тяжкие и неудобоносимые, требуя от должника вернуть больше, чем он брал. Более того, если должник не сможет вовсе вернуть взятые деньги, христианину и тогда нельзя требовать сделать это во что бы то ни стало: “И если взаймы даете тем, от которых надеетесь получить обратно, какая вам за то благодарность? ибо и грешники дают взаймы грешникам, чтобы получить обратно столько же. Но вы… благотворите, и взаймы давайте, не ожидая ничего” (Лк. 6: 34–35).

Совсем другое дело – коммерческий кредит, выдаваемый ростовщиками, менялами или банкирами торговцу или предпринимателю. Иначе говоря, кредит тому, кто изначально берет его не от нужды, а от желания получить прибыль. Впрочем, и тут обычно старались отвратить коммерсантов-авантюристов от жизни в долг и свести заимствования к исключительным случаям (требование залога, ограничения на процентные ставки и т. д.).

Дело в том, что само по себе накопление богатств для христианина есть мерзость – и проистекает такое восприятие из евангельской притчи Спасителя: “У одного богатого человека был хороший урожай в поле; и он рассуждал сам с собою: что мне делать? некуда мне собрать плодов моих? И сказал: вот что сделаю: сломаю житницы мои и построю большие, и соберу туда весь хлеб мой и все добро мое, и скажу душе моей: душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись. Но Бог сказал ему: безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?” (Лк. 12: 16–20).

Заметим, этот человек ничего не украл, не удержал никакой платы у работников – он, что называется, на своем горбу вырастил богатый урожай, однако расслабиться ему все же не удалось: богатство осуждается Богом само по себе – поэтому богатым адресуются евангельские слова “горе вам, богатые!” (Лк. 6: 24). Важно понять, однако, что под богатством понимается тут не имущество вообще, а то, что позволяет ничего не делая прожить много лет – это не земля (которую нужно сначала возделать, чтобы получить достойный плод), не дом и т.п. Иначе говоря, богатство в традиционном христианском понимании – это не “активы всего”, а только “ликвидные активы”: грубо говоря, мешок денег.

Приведем еще слова св. Симеона Нового Богослова, развернуто выражающие позицию православного Предания на сей счет: “Существующие в мире деньги и имения являются общими для всех, как свет и этот воздух, которым мы дышим, как пастбища неразумных животных на полях, на горах и по всей земле. Таким же образом все является общим для всех и предназначено только для пользования его плодами, но по господству никому не принадлежит. Однако страсть к стяжанию, проникшая в жизнь как некий узурпатор, разделила различным образом между своими рабами и слугами то, что было дано Владыкою всем в общее пользование... Дьявол внушает нам сделать частной собственностью и превратить в наше сбережение то, что было предназначено для общего пользования, чтобы посредством этой страсти к стяжанию навязать нам два преступления и сделать виновными вечного наказания и осуждения. Одно из этих преступлений - немилосердие, другое - надежда на отложенные деньги, а не на Бога. Ибо имеющий отложенные деньги... виновен в потере жизни тех, кто умирал за это время от голода и жажды. Ибо он был в состоянии их напитать, но не напитал, а зарыл в землю то, что принадлежит бедным, оставив их умирать от голода и холода. На самом деле он убийца всех тех, кого он мог напитать”.

Из сказанного выше вполне очевидно, что любое общество, построенное на буржуазной системе ценностей (накопление богатств и кредит), категорически неприемлемо для христианства. Впрочем, осуждение богатства (в вышеописанном смысле) христианской традицией вовсе не означает возвеличивание бедности: бедность не порок, но и не добродетель. Поэтому типичное для православия выражение житейских чаяний – это не “богатство” и не “бедность”, но “достаток”: “Лучше тот, кто трудится и имеет во всем достаток, нежели кто праздно ходит и хвалится, но нуждается в хлебе” (Сир. 10: 30). В любом случае, размер имущества не является сколько-нибудь важным атрибутом человека – или, говоря словами Спасителя, “жизнь человека не зависит от изобилия его имения” (Лк. 12: 15).

Поощрение совмещения личных интересов и инициативы с общественным благом, культивирование общественно значимых достижений и истинной социальной эффективности бизнеса также должны стать принципами организации экономической деятельности, принципами мотивации деловой активности, основой морали предпринимательства.

2) Различные политические идеологии (основанные на базе разных мировоззрений) заявляют о защите прав и интересов тех или иных субъектов. Во всех идеологиях существует пафос построения или преобразования общества ради кого-то.

Либерализм принципиально ориентирован на абсолютизацию суверенных прав личности, отдельного человека. Идеология либерализма проповедует радикальный индивидуализм: частные интересы всегда выше общественных, и их удовлетворение может ограничиваться только интересами другого человека, а никоим образом не интересами общества в целом – более того, само наличие последних отвергается в принципе, сводясь лишь к равнодействующей частных интересов. Возникает учение об “обществе равных возможностей”, которое в реальности (с учетом отмеченной выше особенности свободной рыночной экономики как системы с положительными обратными связями) представляет собой социал-дарвинизм.

Следствием возведения в абсолют индивидуализма является принципиальный аксиологический релятивизм: у каждого человека своя система ценностей, и любая такая система ничем не хуже системы другого человека – абсолютных ценностей не существует, попытка законодательно закрепить таковые обзывается насилием (или “тоталитаризмом”).

Для либерализма характерно отрицание общности, первичности и приоритетности существования общины, реализации и самоактуализации отдельного человека в общине и через общину. Следствием этого становится атомизация общества, чувство вселенского одиночества, “экзистенциальный вакуум”, столь характерные для западной либеральной цивилизации.

Между тем сущность человека неотделима от его общности с другими людьми. Именно в благополучии общины и рода залог личного благополучия. Именно в суверенитете общины, рода или (на более развитых стадиях) нации – залог личной свободы и личного развития. Консервативные экономические преобразования должны исходить из первичности этих сложившихся общностей.

3) Наконец, в условиях описанного индивидуализма и релятивизма в либеральной концепции естественным образом исчезает любое традиционное определение смысла жизни. И тогда либерализм вводит свое: гедонистический утилитаризм. Смысл жизни – получить максимум удовольствий, понимаемых предельно прагматично: как услаждение души и тела. Отсюда постоянное стремление “сделать себе приятно”, “философия успеха”, деление людей на “виннеров” и “лузеров”. Отсюда же и главная практическая ценность любой идеи – ее “полезность”. Отсюда же и модель “общества потребления”.

Роковой переход, во многом предопределивший упадок экономического, культурного, да и вообще цивилизационного потенциала Запада (в особенности США), произошел еще со второй половины 1960-х годов. Мы имеем в виду отказ от ценностей созидающего, творческого, производящего общества в пользу псевдоценностей “общества потребления”. Дело не только в произошедшей вследствие этого деиндустриализации и катастрофическом падении нормы сбережений и накопления в экономике, пока еще компенсируемого за счет специально созданных финансовых механизмов (сосредоточения мирового эмиссионного центра в своих руках; отвязка доллара от твердых ценностей в результате отказа от “золотого стандарта” бреттон-вудской валютной системы; бесконечная эмиссия – в конечном итоге ничем не обеспеченных – долговых обязательств; глобальная монополия американских инвестиционных банков и привлекательность фондового рынка США на фоне специально организуемых финансовых и валютных кризисов по всему миру и пр.) – своего рода финансовых “пылесосов”, всасывающих в США большую часть мировых накоплений, без действия которых капиталовложения в американскую экономику прекратились бы уже давно. Гораздо более деструктивным и судьбоносным негативным фактором для англосаксонской цивилизации стала деградация качества человеческого потенциала. Логика развития процессов разложения хорошо известна еще со времен поздней Римской империи, когда требование “хлеба и зрелищ” со стороны деморализированного плебса стало симптомом имперского упадка и загнивания.

Напротив, культивирование высших идеалов развития, социального творчества обычно сопровождало эпохи бурного роста цивилизаций и экспансии наций, результатом чего всегда был массовый энтузиазм, атмосфера общественного оптимизма и активное самосовершенствование человеческих ресурсов.

Таким образом, еще одним принципом организации экономической жизни должен стать возврат к созидательным ценностям и творческой мотивации экономической активности человека. Вместо модели “общества потребления” – модель “общества созидания”.

4) Имманентный либерализму однобокий культ свободы приводит к опасным перекосам в обществе в целом и в экономической жизни в частности. Еще в 1970-х годах всемирно известный австрийский психолог и социальный философ Виктор Франкл писал, что напротив статуи Свободы на восточном (атлантическом) побережье США необходимо поставить статую Ответственности на западном (тихоокеанском) берегу. Культ свободы в западном обществе необходимо уравновесить не меньшим культом ответственности.

Есть три вида, три ступени человеческой свободы – “свобода от”, “свобода для” и “свобода во имя”. Целенаправленное действие господствующих эталонов и стереотипов “потребительского общества” приводит к тому, что люди в своей массе преимущественно вкушают плоды первой, отдельные представители общества ограниченно пользуются второй, а третий тип свободы остается практически невостребованным.

Подчеркнем, основная масса (толпа) фактически зомбирована пропагандой и рекламой и полностью находится во власти расхожих потребительских стереотипов. Сравнительно небольшая часть общества – действительно рациональные его представители – способны пользоваться вторым типом свободы с чисто утилитарными целями.

Если первые низведены на уровень скота, то вторые пользуются привилегией умного скота. Но и те и другие находятся во власти лишь иллюзий свободы, в действительности оставаясь в царстве глубокой несвободы, духовного рабства.

Только третий вид свободы действительно освобождает человека, так как способность поступать вопреки низменным требованиям инстинктов во имя высших ценностей и мотивов выводит человеческую личность из двумерного плоского существования и устремляет ее ввысь. Только благодаря использованию “свободы воли” человек раскрывает заложенную в него Богом способность к творчеству и служению высшим идеалам. Только так он способен побороть экзистенциальный вакуум и обретает Смысл.

Пафос свободы (на 90% – ложный), который использовался в России для массированного воздействия на общественное сознание в течение последних двадцати лет, привел к опасному перекосу в социуме. Он привел к циничному культу вседозволенности и безнаказанности, результатом которого стал произвол и безответственность властей, с одной стороны, и “беспредел” хищников человеческой породы, с другой. Абсолютно закономерным следствием этого является глубокая невротизация общества – со всеми сопутствующими симптомами, главные из которых – общественный пессимизм, апатия и чувство безысходности.

Указанный перекос достиг таких угрожающих самому существованию общества размеров, что культ ответственности (на всех уровнях и во всех сферах общественного бытия) становится абсолютно императивным требованием оздоравливающих консервативных преобразований.

Таким образом, одним из принципов организации экономической жизни (да и общества в целом) должно быть восстановление баланса между свободой и ответственностью.

5) Современный либерализм агрессивен. Западная цивилизация в эпоху глобализации в явном и неявном виде поставила задачу стереть все различия между людьми и их общностями. Идет процесс стандартизации. Идет процесс взлома национальных суверенитетов. Идет процесс вселенского упрощения, энтропии.

В этом процессе неизбежными следствиями являются примитивизация культуры, примитивизация личности и ее запросов, превращение человека в своего рода жвачное животное, в стойле у которого полно жратвы, но в глазах читается полная бессмысленность. Признаки этого процесса мировой энтропии и всеобщего разложения сложно организованных структур человеческой личности и человеческого общества уже хорошо заметны повсюду.

Неслучайно, что распространенным заблуждением и ложной целевой установкой периода либеральных рыночных реформ в России является ставка на появление массового вида homo economicus – рационального экономического человека.

Дело не только в том, что в предельном выражении культивирование указанного человеческого вида приводит к низведению, редуцированию богоподобной (а следовательно – творческой по самой своей сути) человеческой личности до уровня жвачного животного, озабоченного только одним: потреблять как можно больше. То есть редуцирование распространяется на самую главную компоненту жизни – смысл.

Еще одним проявлением следования этой модели становится болезненное раздвоение единой человеческой личности. Принимая правила игры в мире либеральной экономики, устроенном по принципу “человек человеку волк” (а именно эти правила позволяют добиться наибольшей “эффективности”, понимаемой как максимум прибыли и личного дохода, причем сейчас, а не завтра), и предприниматели по отношению к персоналу своей фирмы, и наемные рабочие по отношению к своему работодателю ведут себя совсем не так, как они ведут себя по отношению к своим близким, к своей семье, к своим родителям, детям, братьям и сестрам. Солидарные, общежительные отношения в экономической жизни заменяются отношениями конфронтационными и даже более того – отношениями враждебными (хищническими).

Единство духовной жизни личности в таком мире разрушается. И нет никаких оснований считать, что это может происходить без ущерба для самой личности. Болезненная раздвоенность жизни, личности ведет к чувству постоянного дискомфорта, неудовлетворенности мироустройством, а в конечном счете – к чувству безысходности, к фундаментальным сомнениям в осмысленности бытия.

Поэтому для русской модели организации экономической жизни необходим отказ от популярного лозунга периода перестройки “Нравственно лишь то, что экономично”, ведущего к раздвоению человеческой личности и непреодолимому душевному конфликту, в пользу единственно органичного самой природе человека лозунга “В конечном итоге экономично лишь то, что нравственно”. Не homo economicus, а “человек моральный” должен стать в центр будущей экономической парадигмы развития.

Из этого также следует необходимость восстановления баланса и равновесия между конкурентными и солидарными (“всем миром”) механизмами экономического поведения.

6) Еще один чрезвычайно важный для России параметр экономической модели заслуживает отдельного рассмотрения. Речь идет об оптимальной степени открытости экономики. Соображения экономической безопасности и осознание гипотетической возможности складывания неблагоприятных (или особых) обстоятельств, которые могут привести к одномоментному сворачиванию внешнеэкономических связей страны, определяют необходимость ориентации экономики на квазиавтаркичное хозяйство. Это не означает отказ от внешних экономических связей как таковых или от выгодного (отвечающего целям развития) участия страны в мировой торговле и международном разделении труда, однако накладывает определенные ограничения на масштабы этого участия и расставляет особые акценты при выборе направлений внешних связей.

1. Бизнес бизнесу рознь

В общественном сознании насаждается миф о “единстве интересов” всего бизнеса. Однако этого “единства” на самом деле нет и в помине: реально бизнес-сообщество разделено на две совершенно различные по интересам группы. Причем различие это заключается не в специализации, не в величине капитала и даже не в степени “повязанности” с властными структурами, а в принципиальной постановке конечной задачи. Одни хотят строить бизнес в России на перспективу и передать его детям. Подобный подход, вне зависимости от сферы приложения, делает такой бизнес объективно “своим” для России и всего общества.

Другой бизнес является по духу финансово-спекулятивным, ориентированным на скорейшую прибыль, отсутствие долгосрочных инвестиций и вывоз капитала. Как следствие, он не заинтересован в долговременных проектах, диверсификации, развитии внутреннего потребительского рынка и создании финансовой системы, ориентированной на внутренние источники финансирования (так как под предлогом “привлечения стратегического инвестора” удобнее всего продать бизнес ТНК и вывести активы за границу).

Проанализируем ситуацию с точки зрения стратегических интересов. Судя по действиям в последнее время, свою стратегическую задачу в России “чужой” бизнес видит состоящей из нескольких этапов.

Первый этап. Максимальное “выкачивание” ранее разведанных природных ресурсов, с максимальным же выводом капиталов и активов за границу (уже завершается).

Второй этап. Значительный рост акций своих компаний, обеспечиваемый отраженными в “прозрачных” корпоративных отчетах высокой доходностью и объемами экспорта (идет полным ходом).

Третий (заключительный) этап. Продажа своего бизнеса по высокой цене международным ТНК. Тем самым обеспечивая при их посредничестве себе и своим вывезенным капиталам “легализацию” на Западе (эта тенденция набирает силу сейчас).

Вывод очевиден: выполнение перечисленных задач делает такого рода бизнес не просто “чужим”, но смертельно опасным как для государства и общества, так и для “братьев по классу” из числа “своего” бизнеса. Более того, если приложить к этому знаменитый юридический принцип “Ищи, кому выгодно!”, мы с удивлением обнаружим, что буквально все, что так не нравится “своему” бизнесу в нашей экономике, первопричиной своей имеет не что иное, как реализацию этого самого “долгосрочного плана”.

2. План компрадоров

1. Совершенно очевидно, что при реализации перечисленных этапов “чужие” стратегически заинтересованы в “сырьевом” характере экономики как наиболее способствующем вывозу капитала и жестко препятствуют, используя свои лоббистские возможности, любому изменению политического и экономического курса, заложенного при Ельцине (мотивация – неизменность “либерального курса в экономике” и “демократических реформ”).

2. “Чужой” бизнес заинтересован в приватизации энергетики и газовой отрасли как объекта для спекуляции акциями и получения разовых высоких прибылей за счет доведения тарифов “до мирового уровня” (судьба остальной экономики при этом их мало волнует, ибо с нею его долгосрочные интересы не связаны). И напротив, не заинтересован в развитии “научно-технического” направления и “высоких технологий” (особенно – в области разработки альтернативных углеводородам видов энергии), т.к. это повлечет переориентацию финансовых потоков, ослабит их влияние на бюджет и, соответственно, политическое влияние.

3. Он жизненно заинтересован (хотя через СМИ для дезинформации коллег утверждается обратное) в сохранении “клановой” системы в политике и экономике. Контролируемым им ФПГ в любом случае легче договориться так или иначе с властью, получив тем самым односторонние конкурентные преимущества, чем играть по долгосрочным “правилам игры”, обязательным для всех (включая саму властную группировку).

4. “Чужой” бизнес заинтересован во вступлении в ВТО на любых условиях, ибо это не только максимально облегчит вывоз оставшегося сырья и капитала за границу, но и до минимума ограничит возможности государства влиять на процесс тотальной распродажи новым владельцам – ТНК нашей “нефтянки”, энергетики, природных ресурсов, пахотных земель. Правда, при этом “накроются” все здешние коллеги по бизнесу, но это – “мелочь”.

5. Именно в его (прежде всего!) интересах “нефтедолларовая заначка” лежит за океаном, недоступная для российского бизнеса. Это – гарантия “иностранным инвесторам” при массовой скупке ими акций в нестабильной России. “Страхует” таким образом этот “страховой фонд” не нас, а их.

6. “Чужой” бизнес заинтересован в продолжающемся (желательно – с нарастанием) вырождении коренного населения (не только великороссов!), снижении его численности, здоровья, образовательного уровня. Уже сегодня это используется в качестве “повода” для претензий западных ТНК на передачу им освоения Сибири, которая “принадлежит всему Человечеству!” и которую Россия “сама освоить не сможет”.

Параллельно с этим идет стимулируемое увеличение потока “дешевых” мигрантов, позволяющего за счет относительной “дешевизны” потенциальной рабочей силы игнорировать социальные запросы местных работников, а на “экономии” получать дополнительную сиюминутную прибыль. Кроме того, мигрант, в отличие от коренного жителя, зависит исключительно от работодателя, который один – его “защитник” и от местных, и от властей. Не вызывает сомнения, что именно “чужой” бизнес заинтересован в создании конфликтов между местными и мигрантами, между русскими и нерусскими гражданами России (возможность играть на пугалке о “русском фашизме”), между православными и мусульманами (чтобы, не дай Бог, не договорились выступить против него единым фронтом), а также в деятельности разного рода экстремистских и радикальных организаций, которые, согласно целому ряду данных, он же и финансирует.

7. Еще один стратегический политический интерес “чужого бизнеса”, как бы это странно ни выглядело на первый взгляд, – культивирование “классовой нетерпимости” в обществе. Парадоксальность здесь только кажущаяся. Создание в обществе разделения на “своих бедных” и “чужих богатых” решает для “чужого” бизнеса сразу две стратегические задачи:

а) Заставляет “свой” бизнес солидаризироваться с “чужим” на основе все того же мифа об “общности классовых интересов” (придут “голодранцы” – всех перережут: и вас, и нас!), игнорируя тот факт, что “своим” приходится поддерживать при этом своего будущего могильщика.

б) Не допускает объединения патриотической волны “снизу” с финансовыми возможностями “своего” (патриотического) бизнеса, что сделало бы такой альянс серьезной политической силой, способной противостоять насаждению выгодной “чужим” модели.

Для создания в обществе максимально отвечающих своим целям настроений “чужой” бизнес контролирует практически все СМИ, информационные агентства, социологические службы и группировки, монополизировавшие культуру.

8. Наконец, хоть это и кажется парадоксальным, “чужой” бизнес не заинтересован в легитимизации в общественном сознании (то есть – в признании законной и отвечающей общественным интересам) сложившейся в результате приватизации структуры собственности. Но это парадоксально лишь на первый взгляд: признание прав собственности обществом требуется для долговременного бизнеса; для бизнеса же, который стремишься выгодно продать, – достаточно признания его твоим со стороны власти до того момента, как сделка состоится. Поэтому на этапе “выкачивания” “чужих” вполне устроит двусторонняя договоренность с властью, которой они помогут в текущем решении социальных проблем в обмен на защиту своего бизнеса при помощи “силовых структур”. На этапе “продажи бизнеса” они получат от власти “добро” на вывоз капитала, в обмен на привлечение в экономику “стратегического инвестора” в лице ТНК.

3. Совпадение интересов – наш шанс

При успешной реализации плана “чужих” тотальный кризис и развал России на несколько кусков с потерей ею независимости произойдет практически тотчас после скупки ТНК ключевых отраслей. Поскольку с ТНК “двусторонние договоренности” о силовом прикрытии бизнеса в обмен на финансирование “социалки” власть установить не сможет, и “как Ходорковского” тоже денег дать не заставит, при первом же падении цен на нефть образуется колоссальная “бюджетная дыра”, тем более серьезная, что ТНК, заинтересованные в минимальной цене покупаемых ими акций, постараются вскоре сбить цены на нефть. Следствием неминуемо станет социальный взрыв, сопровождаемый распадом России на несколько фактически самостоятельных “эмиратов”, драка между ними и введение “международных” войск НАТО для “разделения конфликтующих сторон, защиты атомных объектов и ядерного оружия и защиты собственности иностранных граждан”. То есть фактическая оккупация осколков России с превращением их в абсолютно зависимые от ТНК “банановые республики” с марионеточными правительствами.

Сегодня, впрочем, возможен и другой сценарий: пресловутая “оранжевая революция”, которая у нас пройдет с потоками крови, но это поможет Западу серьезно ускорить процесс дезинтеграции России и введения “внешнего управления” ее кусками по “югославскому варианту”. Это значит, что ТНК могут “сыграть на опережение”, попросту нарушив прежние договоренности с “чужими”.

Что же ждет субъектов триады бизнес–государство–общество при таком развитии событий?

Бизнес. Пример “освобожденного” Ирака – классическая иллюстрация того, что в итоге будет с собственностью. После оккупации все национализированные ранее Саддамом нефтяные компании были переданы частным владельцам, но – не иракским! Так что раскатывать губы нашим “западникам” по поводу грядущих приватизаций никаких оснований нет. Россиянам на территории бывшей России ничем стоящим владеть не позволят. Не для них все затевалось!

Власть. Власть, даже самая “сговорчивая”, зря надеется эмигрировать на Запад к загодя припасенным швейцарским счетам. Чтобы успокоить оккупированное население, “новой власти” лучше всего провести “справедливое возмездие”. Так что даже “вариант Милошевича” выглядит куда менее вероятным, чем “вариант Чаушеску”. Нечто подобное вполне может быть предпринято и в отношении эмигрировавших из гибнущей Родины на Запад “чужих” – ведь отныне в них не будет никакой надобности, вполне законные поводы конфисковать вывезенные “грязные деньги” всегда найдутся, а обобранный народ в качестве “компенсации” получит показательные репрессии в отношении “виновных во всем”.

Общество. Что касается народа, то ему помогут быстро и без эксцессов вымереть в течение одного-двух поколений. Как именно – дело техники. Варианты – от организованных “техногенных катастроф” до снабжения по принципу “стерилизация в обмен на продовольствие”. Естественно, в колонии, в отличие от “метрополии”, не предусмотрено ни массового образования, ни фундаментальной науки, ни какого-либо развития технологий круче “отверточной сборки”. Плюс – обслуживание “трубы”. Население – в районе 15-ти миллионов, которых, как говаривала еще М. Тэтчер, “для России – в самый раз”.

Таким образом, сегодня в России налицо уникальная ситуация, когда объективно интересы общества, большей части бизнеса и власти совпадают: у них общая печальная перспектива в ближайшем будущем, общие внутренние и внешние враги. Однако при этом отсутствует как понимание данной общности интересов, так и реальное осознание опасности, чему скоординированно способствуют и все СМИ (кремлевские, “правые” и “левые”!), и прозападные круги в политике и бизнес-сообществе. И при сохранении нынешних тенденций – гибель неизбежна!

4. Правила игры – написаны под “чужих”

Теперь оценим, насколько существующее ныне в России положение вещей способствует ее выживанию в нынешних критических условиях. Сегодня в стране напрочь отсутствует какая-либо Идея, то есть некий признаваемый обществом Идеал, к которому надлежит стремиться всем лояльным государству гражданам. И, как следствие, отсутствуют обязательные для всех (и для власти в том числе!) “правила игры”, которые бы были закреплены в Конституции и не зависели от того, кто именно победил на последних выборах. Что в результате?

Первое. При таком положении дел и во власти, и в бизнесе (общество – вообще “вне игры”!) в преимущественном положении оказываются люди с психологией временщиков, заинтересованные в конвертации своего влияния в конкретные материальные ценности, которые можно вывезти и уехать из страны, не заботясь о последствиях своей деятельности (то есть согласно принятой нами терминологии – “чужие”). “Временные” правила (точнее сказать – “понятия”), по которым предлагается жить и работать, определяются стоящей у власти группировкой и близкими к ней бизнес-структурами, естественно – в своих интересах. При этом “патриотический бизнес”, ориентированный на долговременную работу, всегда оказывается в заведомо проигрышном положении.

Второе. Брошенное и бизнесом, и государством, занятыми выстраиванием “двусторонних отношений”, общество стремительно деградирует физически и духовно (сегодня 60% “бедных” – ниже “среднего уровня”, 25% “нищих” – ниже “минимального уровня жизни”, 8–10% – на грани физического выживания), обвиняя в своем бедственном положении бизнес (прежде всего) и власть. Следствием чего становится все большее нарастание общественных настроений “против ВСЕХ богатых”: в частности, неуклонно растет процент людей, выступающих за пересмотр итогов приватизации. Причем дело тут, вопреки любимой версии “либералов”, не в “зависти”, а в осознании обществом того факта, что именно нынешний порядок вещей (частью которого является и порядок распоряжения собственностью) является первопричиной сегодняшнего, существенно худшего, чем во времена СССР, материального положения и уровня социальной защищенности абсолютного большинства населения. Если бы ситуация была “с точностью до наоборот”, никого бы не волновало, кому конкретно принадлежат “заводы-газеты-пароходы”, тем более, что простому человеку они, как известно, не принадлежали и при коммунистах.

Следствия из подобного положения вещей очевидны:

– общество никогда не признает легитимность нахождения собственности в руках новых владельцев, таким образом перспектива национализации сохранится и для их наследников;

– учитывая это, власть в любой социально нестабильной ситуации будет прибегать к экспроприации крупной собственности, чтобы заткнуть финансовые дыры и показать обществу, как она борется с “его врагами”. Ясно, что в первую очередь “жертвами” будут выбраны бизнесмены, не входящие в близкие власти бизнес-структуры.

Третье. Обнищание и безысходность (а бедность, как и богатство, все в большей степени становится “наследственной”!) способны, по прогнозу многих экспертов, вызвать в недалеком будущем волну качественно нового “социального терроризма” – “террора нищих одиночек”, для которого не нужны ни организации, которые власть могла бы разгромить, ни финансовые потоки, которые она могла бы перекрыть. Эти качественно новые террористы убивать будут не кого-то конкретно (за пакет акций, украденный кредит, собственность и т.п.), а просто “по классовому принципу”: “Богатый? Значит лично виноват в моих бедах!” Причем террор подобных “ворошиловских стрелков”, в отличие от террора чеченского и уголовного, будет вызывать сочувствие общества. В таких условиях власть окажется бессильной, а любой бизнес – невозможным в России. Не говоря уже о том, что массовый социальный террор и возникший на его основе социальный взрыв может быть организован извне и использован внешними силами для оккупации России по приведенному выше сценарию.

5. Разобщенность перед лицом общей гибели

Коль скоро опасность общая, то и спасение может быть только общим. Нынешняя модель не позволяет объединиться перед лицом опасности. Обществу был навязан неверный вектор развития, делающий невозможной сколько-нибудь долговременную стабильность в стране, не говоря уж о поступательном движении. И никакие отдельные структурные реформы не способны кардинально изменить ситуацию. Необходима смена самого вектора развития.

Речь, разумеется, не об отказе от рыночных механизмов и не о тотальной национализации приватизированной частной собственности, но о создании модели общества, обеспечивающей ему долговременную стабильность и развитие в нынешних условиях угрозы со стороны внешних и внутренних сил, не заинтересованных ни в том, ни в другом. Главным критерием оценки тех или иных политических и экономических преобразований должна быть не их идеологическая окраска, не соответствие их каким-либо “международным нормам”, а их целесообразность и соответствие общенациональным целям – выживанию Нации и сохранению России.

Рассмотрим ситуацию, исходя из этого. Как известно, устойчивое положение плоскости обеспечивается тремя точками опоры (вспомним “Земля стоит на трех китах”). Точно так же стабильность страны определяется гармонизацией отношений между тремя ее “опорными точками” – властью, обществом и бизнесом. Лишившись одной из “опор”, “плоскость” теряет устойчивость и рано или поздно “заваливается”. Примеры имеются в нашей недавней истории.

“Бизнес + общество” (власть отсутствует) – кризисное состояние России при Временном правительстве, накануне революции и Гражданской войны.

“Власть + общество” (бизнес национализирован) – советский социализм со всеми “перегибами”.

“Власть + бизнес” (интересы общества игнорируются, оно – “вне игры”) – нынешнее состояние России.

Так что выход, очевидно, в гармонизации всех трех “опор”, способных обеспечить стабильность и продвижение вперед. Как известно из истории, наиболее сильным стимулом для объединения всегда было наличие общей угрозы. Сегодня такая угроза есть, а времени на то, чтобы адаптировать к ней страну “в мягком варианте”, напротив, нет. Значит, степень угрозы может быть оценена как критическая, а это означает, что сегодня налицо уникальная ситуация: интересы “своего” бизнеса, патриотической части “властной вертикали” и общества совпадают! У всех общий противник (внешний и внутренний) и общая, весьма печальная, перспектива, избежать которой можно только вместе, пойдя на известный компромисс:

Бизнес, став наследником большей части созданной обществом собственности, берет на себя и большую долю ответственности за решение проблем общества и государства (в социальной сфере, развитии науки и образования, укреплении обороноспособности и т.д.).

Общество признает за бизнесом наследственное право владения доставшейся ему собственностью при условии, что он “играет по правилам”. Не желающий “играть по правилам” – этого права лишается, равно как и покровительства государства.

Вместе они устанавливают и поддерживают такую систему власти, которая следит за соблюдением этого “общественного договора”, карает виновных в его нарушении и обеспечивает внешние интересы страны как “единого государства-корпорации”, миноритарными акционерами которого являются все члены общества.

По сути, этот подход представляет собой не что иное, как реализацию в современной трактовке исторически присущего России принципа соборности, максимально соответствующего нашей ментальности, традиции и культуре.

6. Какое государство нам нужно?

Принципиальным вопросом является роль государства. Согласно трактовке “либералов”, осуществляющих политическое и идеологическое направление деятельности “чужого” бизнеса, государство – всего лишь “наемный менеджер на службе общества”. Принятие этой трактовки, как показывает исторический опыт, рано или поздно делает его “наемным менеджером” не общества, а крупного финансового капитала, контролируемого именно “чужими”. Казалось бы, и на этапе приватизации, и на этапе “выкачивания” подобный подход устраивал ВСЕ бизнес-сообщество: меньше контроля – больше возможностей! Но сегодня, когда начат этап “вывода активов” и замены “крупных собственников” в России на ТНК, слабое государство, уступчивое к внешнему и внутреннему влиянию, оказывается смертоносным не только для общества, но и для патриотического бизнеса. Таким образом, оба они заинтересованы в сильном, едином, социально стабильном, патриотически (не на словах, а на деле) мыслящем и действующем государстве, а также в наличии у него достаточных экономических рычагов влияния на ситуацию. Это должно быть единое унитарное государство с территориальным (губернским) делением, основанное на традиционных для нашей цивилизации духовно-нравственных нормах и практически реализующее принцип единства нации при полном равенстве граждан России и сохранении культурной самобытности образующих ее этносов.

За Идеал такого государства, очевидно, должно быть принято соответствующее нашей тысячелетней религиозной и мировоззренческой традиции понятие “государство-семья”. “Семейные отношения” вообще блестяще иллюстрируют то, каким должно быть гармоничное государство. Например, в большой семье, где дети “живут своим домом”, сохраняя родственную общность, очевидно, есть более и менее преуспевшие. И заработавший себе машину, вовсе не должен купить такую же менее состоятельному брату, но если брат стал инвалидом и не может себя обеспечить, он вправе рассчитывать, что родня хотя бы не позволит ему голодать, что выгодную работу предложат ему, а не приезжему “дешевому” гастарбайтеру. С другой стороны, как известно, “семья не без урода”. Но если такой “урод” вздумает обижать своих, красть у более преуспевающего родственника, а уж тем более предавать семью в угоду “чужому дяде”, ему вправе “дать по рукам”, а то и вовсе выгнать вон. Но что касается “внешней политики” – тут вся семья действует заодно и успех каждого “своего” обеспечивается возможностями всех.

Власть получает возможность установить, наконец, гармонию между “тремя точками опоры”. Бизнес включается в качестве составной части в “пирамиду” нового соборного общества, играя по общим правилам и в соответствии с общенациональными интересами. Тем самым радикально решается проблема с легитимизацией полученной в результате приватизации крупной собственности.

Давно известно: “Дворцы не поджигают, если они стоят в окружении коттеджей, а не хижин”. Единственный способ для бизнеса обрести легитимность своей собственности в глазах общества – это постоянно доказывать ему, обществу, что нахождение собственности в его, бизнеса, руках является самым оптимальным с точки зрения блага всех. То есть конкретные компании и бизнесмены добровольно берут на себя решение конкретных задач, которые нынешнее государство, передавшее им собственность, само решить не в состоянии. Игнорирующий это – попадает под пресс государства как “чужой”: ни лицензий, ни госзаказов, ни допуска к внешнеэкономической деятельности он не увидит, не говоря уж о лоббировании его интересов на внешних рынках. Как возможный вариант организации и внутреннего контроля за добросовестностью выполнения “социальных обязательств” всеми – возможно возрождение “гильдий”, допуск в которые сопряжен с определенной репутацией и члены которых платят заведомо более низкие налоги.

В чем выигрыш для бизнеса? Заметим, что подобный подход позволяет не просто легитимизировать в глазах общества оказавшуюся в руках бизнеса собственность, но и принципиально изменяет подход общества к идентификации “свой-чужой”. Если сегодня для большинства россиян общество делится на “своих – бедных” и “чужих – богатых”, то будет – на “своих” богатых и бедных и “чужих” богатых и бедных. То есть часть “богатых” начинает восприниматься, как “свои”, получая колоссальные преимущества. “Свои бедные”, получившие благодаря “своему богатому” шанс устроиться в жизни если не богато, то достойно, загрызут “чужих бедных” – люмпенов, мелкое ворье, погромщиков и разнообразных “революционеров”, покусившихся на их “благодетеля”. Ни за что не позволят кому-то национализировать находящуюся в его руках собственность, которую он так правильно использует. Зато потребуют у государства оградить “благодетеля” от криминала, не душить налогами, предоставить именно ему конкурентные преимущества перед “чужим” бизнесом. На внешних рынках государство неизменно выступает как единая суперкорпорация, лоббируя интересы “своих” с использованием всех доступных средств.

Другим серьезным выигрышем для бизнеса является наличие долговременных, конституционно закрепленных общих для всех “правил игры”, не зависящих от того, кто находится у власти. Следуя им, компания автоматически попадает в число “своих”.

Наконец, главный выигрыш – Россия остается самостоятельной, народ – живым, собственность будет принадлежать русским гражданам, а не компаниям стран-оккупантов.

1. Чудо или смерть

Чтобы Россия могла выжить и победить в бурном мире XXI столетия, ей нужно создать систему, в которой экономика, организация и технология идут рука об руку.

Не надо тешить себя картинами нынешнего “экономического подъема”. У нас растет чисто сырьевой, отсталый сектор позавчерашнего дня. Нет прорывов в наукоемких отраслях будущего – здесь мы только отстаем. Россия уже лишена единой экономики – она распалась на несколько “анклавов”. Дальнему Востоку не нужна Москва, он завязан на Юго-Восточную Азию. Свои интересы – у Сибири и Урала, у Юга и Северо-Запада – свои. Как только пролягут экспортные нефте- и газопроводы из Сибири в Китай, она потеряет всякий интерес к тому, чтобы оставаться в составе РФ. Если Дальний Восток обнаружит, что после отделения он станет жить лучше, то раскол неминуемо случится (быть может, через промежуточную стадию превращения РФ в рыхлую конфедерацию регионов).

Нынешняя “нефтесырьевая” модель экономики России опасна и тем, что полностью зависит от мировой конъюнктуры.

Если ничего не изменить, то РФ исчезнет с карты мира, часть ее превратится в новые марионеточные “государства”, часть – в оккупированные сильными соседями территории.

Вот почему России нужно рывком уйти на иную траекторию развития, став новым мировым центром технологического развития и необходимым элементом планетарного экономического организма.

Тем, кто правит страной, нужно искать новые пути развития. Нужен ответ: на что они собираются ориентироваться, на какие проекты и отрасли хотят опереться? На что должен рассчитывать в своем развитии малый и средний бизнес? Необходимо предложить программу экономического прорыва.

Двадцатый век знал немало таких прорывов отсталых стран или государств с разрушенной экономикой в состав мировой экономической элиты – “японское чудо”, “южнокорейское чудо”… Теперь весь мир говорит о “китайском чуде”.

Подобным образом нам необходимо создать “русское чудо” XXI века – естественно, с учетом новых мировых реалий и перспектив, а также сильных сторон нашей цивилизации.

2. “Русское чудо”: генеральный замысел

Очертим общий замысел необходимого Русского прорыва:

1) Россия должна сознательно нацелиться на планомерный переход в эпоху, открывающуюся за индустриальным укладом и за межвременьем так называемого “постиндустриализма”. Русские должны первыми ворваться в Будущее и задать всему миру его стандарты.

В будущем основной “ударной силой” станет человек и его колоссальные внутренние возможности. Если в индустриальную эпоху главным было производство машин, то в будущем наиважнейшей “отраслью” станет подготовка, обучение и воспитание людей высшего качества, людей-творцов.

Будущий мир называют по-разному: когнитивным миром, сверхиндустриализмом, Нейромиром. Но суть едина: в грядущей эпохе все определят люди с невероятно развитыми умственными и психическими возможностями, опирающиеся на богатейшую сокровищницу культуры и применяющие технологии завтрашнего дня. В грядущем Нейромире русские национально-психологические черты окажутся мощным орудием повышенной конкурентоспособности: смекалка, умение сделать нечто необычное из подручных материалов, умение выживать и действовать в обстановке форс-мажора и нестабильности, способность создавать принципиально новое, умение мыслить на стыках разных наук и отраслей.

В свое время англичане и американцы (англосаксы), первыми войдя в индустриальный мир, задали остальному человечеству его стандарты. Это обеспечивало лидерство Британии и США в мире XIX и XX столетий. В индустриальном мире русским, вынужденным примеряться к чужим стандартам, было неудобно. В конечном итоге, необходимость следовать чужим меркам дважды приводила нас к национальным катастрофам – 1917 и 1991 годов. А теперь мы имеем возможность задать всему миру свои стандарты, меры и лекала, что открывает дорогу к мировому лидерству.

Итак, Россия должна сознательно идти в новый мир.

2) Россия должна стать мировым центром производства технологий будущего.

Набор таких технологий уже известен. Принципиально они делятся на три группы:

а) Закрывающие.

То есть те, что приводят к закрытию целых отраслей старой промышленности и заменяют небольшими установками огромные предприятия. (На Западе их еще называют “подрывными инновациями”, относя к ним металлургические мини-заводы, сотовую связь, беспилотные самолеты, компакт-диски и т.п.) В наших условиях это могут быть технологии быстровозводимых двух-трехэтажных домов, заменяющие старую домостроительную индустрию, технологии тепло- и энергоснабжения с помощью автономных установок, некоторые медицинские технологии, уничтожающие спрос на лекарства и т.д. Отнесем сюда же так называемые биофотонические технологии, позволяющие добиваться рекордной урожайности без применения химических удобрений. Или установки нефтепереработки на новых принципах, компактные и дешевые, не уступающие по производительности большим НПЗ, однако обходящиеся в десятки раз дешевле, так как не требуют огромного обслуживающего персонала и больших земельных отводов.

Здесь же – технологии организации и управления, способные обеспечить нашим государству и корпорациям максимальные эффекты при минимуме затрат. Они выступают закрывающими технологиями потому, что ведут к радикальному сокращению бюрократического аппарата как в государстве, так и в корпорациях, становясь незаменимой принадлежностью при осуществлении проектов всероссийского масштаба.

б) Природовосстанавливающие.

Ряд отечественных технологий очищения водоемов и рек, дезактивации, переработки отходов.

в) Миросоздающие.

Отнесем сюда технологии раскрытия возможностей человека, каковых в России немало.

В дополнение к названной “революционной триаде” есть также технологии рационализаторские – более традиционные, вносящие радикальные улучшения в уже имеющуюся техническую базу. Иногда они совмещают в себе повышение рентабельности производства и экологические достижения. Например, устройства электростатической обработки топлива, которые не только снижают расход горючего в двигателях внутреннего сгорания и в котлах городских бойлерных на 5–30%, но и ведут к резкому сокращению вредных выбросов в атмосферу. Другой пример: предложенное инноватором Матыченко высокоэффективное кремниевое удобрение, увеличивающее урожай любых культур на 30–40%.

И подобные рационализаторские технологии способны послужить развертыванию инновационного сектора в обновленной России. В советские годы поиск и отбор необычных технологий велся в КГБ СССР. Еще не поздно воспользоваться этим опытом.

3) Дабы развить подобные технологии, Россия должна стать убежищем для носителей и разработчиков технологий будущего, из какой бы страны они ни были. Мы должны превратиться в эпицентр глобальной технологической революции.

У нас есть основания полагать, что в мире накопился запас нереализуемых технологий, отторгаемых индустриальной экономикой и сложившимися в ней элитами. Это касается новых лекарств, заменяющих собой прежние, очень дорогие препараты и методы лечения. Подобные технологии есть в компьютерной технике, в сельском хозяйстве, в нефтепереработке и производстве топлива и т.д. Такие технологии часто рождались именно в среде советских ученых, вынужденных конкурировать с более богатыми научными центрами Запада.

Если нам удастся втянуть в разваливающуюся от ветхости Россию такие технологии, мы одержим победу мирового размаха.

Этому, по мнению ряда экспертов, могли бы послужить специальные законы, которые сделают нашу страну привлекательной для инноваторов всего мира:

– “Закон о создании инновационного оффшора в России”, по которому наша страна обязуется беспошлинно юридически регистрировать инновации всех типов при условии их первичной реализации на российском рынке. Одновременно продукты творческой деятельности освобождаются от всех форм налогообложения. (В этом случае за образец берется законодательство Ирландской республики).

– “Закон об использовании инновации”. Он обяжет тех, кто купил авторские права на инновацию, обязательно их использовать. Если покупатель не смог использовать купленный у изобретателя патент, то должен вернуть его истинному владельцу. Тем самым мы избегаем скупки патентов теми, кто хочет погубить инновации и положить их “под сукно”.

4) Развивая технологии будущего и став мировым центром их производства, мы займем особое место в мировом разделении труда. Мы превратимся в “мозг” глобальной экономики, в центр изобретений, производства опытных установок, коммерциализации изобретений и организации творческих корпораций для их внедрения. При этом тиражирование разработок в коммерческих масштабах будет вестись не только в России, но и в индустриальных странах Запада и Востока, оттуда же могут прийти и необходимые для НИОКР финансы.

5) Ставка на “транспортный империализм”.

Одновременно с потенциальными возможностями “техношторма” Россия должна использовать уникальность своего географического положения между основными очагами мировой экономики.

Речь идет о создании “транспортных коридоров” (подробнее о транспортных коридорах см. главу 13) во всех направлениях (водно-железнодорожных), создании трансполярных авиатрасс и постройке магистралей новых видов транспорта, например, скоростных струнных трасс.

6) Дабы пойти в технопрорыв, Россия обязана развивать образование высшего качества, получая кадры исследователей и изобретателей.

Здесь государство не должно скупиться. Да, в нынешней сырьевой стране пока нет работы для отличных физиков, математиков, химиков или биологов, для хороших инженеров. Но, готовя таких специалистов, страна копит мощную силу для переделки самой себя, для зарождения экономики инноваций. Следует и дальше обеспечивать профессиональное образование за счет бюджета в области математики, точных и прикладных наук.

Одновременно должна осуществляться программа подготовки управленцев и предпринимателей. Ибо в этом – залог успеха России в грядущем мире.

Набросанный план развития технологий будущего и транспортных коридоров становится своеобразной опорой, каркасом для будущего России.

Действуя так, русские сумеют поднять экономику и получить значительные доходы, не наращивая добычу сырья. Снимая бремя старых, затратных технологий с бюджетов всех уровней (например, экономя на отопительных ресурсах и содержании громоздкой теплосети), государство получает новые средства (при том же объеме бюджета!) на переоснащение Вооруженных сил, новые космические программы, поддержку научных исследований.

Получая дополнительные средства, Россия сможет развивать необходимую часть традиционной индустрии: авиакосмическую отрасль, атомную промышленность, оборонный комплекс, судостроение, машиностроение нескольких типов, производство современных станков, тонкую химию, специализированную металлургию, информационные технологии. Увеличение возможностей государства и корпораций (за счет роста бюджета и прибылей, за счет снижения издержек и уменьшения расходных статей на энергоснабжение и ЖКХ) положительно скажется на сфере образования, приведет к росту вложений в перспективные разработки и пионерные научно-технические исследования.

Развивая и применяя технологии будущего, мы не только выйдем на мировые рынки с принципиально новыми товарами и услугами, достигнем большего богатства и могущества, обретем высокое качество жизни. Не менее важно и то, что в результате этого появится новый образ России – страны, быстро развивающейся, страны победившего интеллекта и нового привлекательного стиля жизни.

В данном случае мы не догоняем Запад и Восток, не конкурируем с ними – а начинаем совершенно иную гонку, где изначально превращаемся в лидеров. Мы будем развивать технологии, которых ни у кого нет.

3. Сверхновые русские как “атакующий класс” технореволюции

Но вопрос заключается в том, кто станет во главе технопрорыва?

В нынешних условиях государство эту функцию выполнить пока не может, да и не хочет. Созданное в 1991 году как плод поражения русских в “холодной войне”, превращенное в корпорацию по утилизации советского наследства, нынешнее государство способно только поддерживать каждодневное существование, но не развиваться.

Не может стать лидером техношторма и олигархический бизнес, ибо он нацелен на сырьевой, грубый путь развития.

Большинство представителей бизнеса, выросшего в 90-е годы, (так называемые “новые русские”), также невосприимчивы к возможностям технологического пути развития. Они замкнуты на торговлю импортными изделиями, продовольствием, на операции с недвижимостью и т.д. (Это не значит, что никто из тех, чья предпринимательская деятельность началась в 90-е годы, не занимается технологическим бизнесом, однако их, увы, меньшинство).

На кого же ставить?

“Мотором” нового пути развития страны должны стать те, кого мы называем “сверхновыми русскими”.

В 90-е главный куш сорвали все кто угодно, только не умные, квалифицированные, трудолюбивые, честные и энергичные. И, увы, сегодня эта “элита” превратилась в замкнутую касту, куда новых людей уже не пускают. Она имеет свои отгороженные от прочего мира поселения (“города золотых унитазов”), учебные заведения, места досуга. Не будучи предпринимательской в истинном смысле слова, эта каста элементарно мешает пробиваться наверх тем, кто обладает качествами настоящих предпринимателей. Конечно, сегодня каждый может зарегистрировать свою фирму – но только из разряда “малых и средних” новым людям не выдвинуться. Доступ к финансам, крупным и долгосрочным кредитам, к государственным заказам перекрыт для тех, кто не принадлежит к этой “касте”, почти наглухо.

В РФ практически свернута политика поддержки малого и среднего бизнеса. Внешне государство действует так же, как и американская администрация при Рейгане в 80-е: сокращаются социальные льготы и расходы. Но только рейганисты при этом тратили большие деньги на помощь начинающим предпринимателям через мощные программы на уровне федерального центра и штатов, а у нас этого нет. Если на Западе малый и средний бизнес переживает бурный рост, особенно в отраслях высоких технологий, науки и информации, то у нас даже уменьшается количество предпринимателей, из разных видов бизнеса остается в основном примитивный – торговый.

Сложившаяся социальная система превращается и в тормоз для развития, и в непроницаемую преграду для тех, кто пытается подняться наверх чисто предпринимательским путем. Признаков улучшения положения пока не просматривается. Уже никто не верит в то, что государство когда-нибудь перестанет складывать сверхплановые бюджетные миллиарды в стабилизационный фонд, а пустит их на программы поддержки малого и среднего бизнеса, на амбициозные экономические проекты, вокруг которых могли бы подняться тысячи небольших субподрядчиков, на программы лизинга современного оборудования. И опять же бесполезно ругать государство за это: оно – плод катастрофы 1991 года, оно так работать не умеет.

В чем же видится выход?

В случае реализации в России инерционного или пессимистического сценариев, о которых говорилось выше, на государство в вопросах организации технологического прорыва рассчитывать не придется. Единственной возможностью в этих условиях останется гражданская инициатива и самоорганизация.

У нас есть несколько миллионов образованных, энергичных и амбициозных людей, которые могут стать огромной общественной силой. Им не нравится нынешний порядок. Они заинтересованы в преодолении нынешнего застоя и в развитии России. Это – потенциальная армия поддержки любого правителя, который постарается повести страну в прорыв, избавляясь от “новорусского” наследия. Это – 15-20% образованного населения, которые желают вести дело сами, а не быть “винтиками” в чужих корпорациях.

Сегодня нам нужен атакующий класс, ядро активности в российском болоте апатии, пораженчества, трусости и мелких дрязг.

Немало представителей этой активной прослойки среди предпринимателей малого и среднего звена. Большинство из них к олигархам тоже питают чуть ли не “классовые чувства”, и вовсе не из зависти. Мир русских хозяев, заработавших свой капитал рубль к рублю и живущих с оборота, – единственная надежда для общества на будущее.

Предприниматели новой волны, сверхновые русские должны заявить о себе, выйти на социальную арену, пробиться наверх, принеся с собой новую (нормальную) психологию предпринимательства. Они должны осознать свою общность, составить консорцию, которая может стать базой для взаимной поддержки и ядром консолидации общества вокруг идеи развития и созидательной жизни.

Осознают себя эти люди “спецназом истории” – и тогда в стране возникнет сила, способная совершить и технологическую революцию.

И если старые возможности пробиться в верхи закрылись, то остается один выход: открывать совершенно новые области рынка и предпринимательства. У “новых русских”, которых сверхновые должны победить в конкуренции, как когда-то млекопитающие победили динозавров, есть масса слабостей и уязвимых мест, кои можно и нужно использовать.

В условиях отсутствия поддержки государства и в нелегкой конкуренции с крупными западными корпорациями и отечественными олигархами путем выживания, саморазвития и сплочения для сверхновых русских предпринимателей может стать создание сетевых структур.

В сети главным действующим лицом становится активная личность, вокруг которой формируются союзы и коалиции. Творец выстраивает вокруг себя нужную структуру подобно тому, как композитор творит мелодию. В смутное время неимоверно вырастает способность энергичной личности влиять не только на свою судьбу, но и на жизнь целых стран – и все благодаря сетевой организации. Именно сети являются наиболее успешными и конкурентоспособными проектами в экономике, финансах, в культуре. Они все громче заявляют о себе в политике, вытесняя умирающие иерархические структуры – партии. Яркий пример: бесформенное на первый взгляд, движение антиглобалистов добивается поразительных успехов. Даже в военной сфере сети торжествуют.

К сожалению, мы должны констатировать крайне низкий (практически нулевой) уровень самоорганизации предпринимателей, даже в том, что касается лоббирования и защиты своих коренных общих (а не узкоотраслевых) интересов. Стоит проблема вступления России в ВТО – голос русских предпринимателей не слышен. Не видно попытки лоббирования справедливой и способствующей развитию налоговой системы.

Существуют лишь некоторые отраслевые ассоциации, но крайне слабо развиты региональные. А это является отражением того факта, что слабо развита реальная кооперация предпринимателей в регионах. Практически не известна обществу позиция предпринимателей в отношении базовой инфраструктуры, энергетики, а ведь правильная реформа базовых инфраструктурных отраслей могла бы дать мощный импульс для развития бизнеса (и прежде всего в сфере производства) в России. Опыт правительства Е.М. Примакова, “заморозившего” тарифы естественных монополий и получившего в итоге 17-процентный годовой рост производства в обрабатывающих отраслях, тому прекрасный пример. Но предприниматели в массе своей пока не стремятся донести свои чаяния до властей, а ведь потом будут горькие слезы.

Продолжающийся в стране дележ госсобственности действует одурманивающе, отодвигает действительно центральные насущные (системные, структурные) проблемы на второй план. Однако когда “туман войны” рассеется, выяснится, что созданные условия не отвечают интересам отечественного капитала и предпринимательства, а фактически благоприятствуют иностранным производителям и международным группам финансово-торгового капитала. Остается только сожалеть, что российские предприниматели (которым, в отличие от пролетариев, есть что терять) демонстрируют опасную беспечность перед лицом нашествия “икей”, “патерсонов”, “макдоналдсов”, “рамсторов”, “ашанов” и прочих (имя им легион).

Надо объединяться. Возрождаемой России необходима как минимум закрытая сеть здоровой, патриотической, нацеленной на развитие и построение новой империи элиты. Сеть, которая будет существовать параллельно с органами государственной власти. Здесь будет храниться смысл нашей цивилизации. В этом – залог сплоченности патриотических, динамичных сил, страховка от бюрократизации и обездушивания нашей Доктрины. И залог того, что Россия сможет не только молниеносно реагировать на изменения ситуации, но и предугадывать их.

Итак, залогом перемены участи России и ее перехода на траекторию инновационного развития становится формирование отряда сверхновых русских, обладающих самоидентификацией, чувством единства и осознанием своей исторической миссии. Для этого нужны и соответсвующие СМИ, и издание книг (способных стать средством самоидентификации нового отряда), и новая система образования – подготовки предпринимательских и управленческих кадров новой эпохи.

Таким образом, путь России к победе лежит через превращение в страну инноваций и технологического прорыва. А это, в свою очередь, немыслимо без общественного сплочения отряда носителей энергии развития – сверхновых русских. Конкурентоспособных, отлично подготовленных, умных и энергичных патриотов. Именно они должны стать правящей элитой и преобразовать нынешнее государство – “корпорацию по утилизации России” – в здоровый организм.

1. Целеполагание и ресурсы возрождения научной сферы

О возможностях сохранения и наращивания знаний, а также способности России к расширенному воспроизводству интеллектуального капитала – наиболее ценного ресурса в современной экономике говорит недавнее прошлое: в условиях колоссальных потерь генофонда в двух мировых войнах, революции и гражданской войне, в условиях репрессий и массовой эмиграции, всего за 25–30 лет (начиная с 30-х годов) страна смогла превратиться в научно-техническую державу мирового уровня. Даже с учетом произошедшего оттока научных кадров, сегодня Россия все еще превосходит США по числу научно-исследовательских работников в расчете на 1 млн человек населения (4,35 тыс. против 3,73 тыс.).

Сильной стороной отечественной научно-технической деятельности является умение создавать « тело новшества» высочайшего уровня. Имманентно присущая российским исследователям открытость и привычка к коллективному решению проблем, « генетическое» отсутствие у граждан России преобладающей ориентации в научной деятельности на материальные стимулы и мотивы оказались адекватными созидательным ценностям надындустриального уклада и представлениям о движущих силах творческого процесса и производства новых знаний.

Основу конкурентоспособности России на поприще научно-технической деятельности составляет высокая образованность ее населения. Охват школьным обучением в нашей стране и сегодня соответствует уровню, который обеспечивается только в высокоразвитых странах. В стране сохраняется и даже возросло стремление к получению высшего образования.

Однако в настоящее время наука не относится к числу приоритетов государства. Об этом свидетельствуют, в частности, крайне низкие объемы отпускаемых на науку бюджетных средств. Если в США государственное финансирование науки и технологических разработок составляет 2,3–2,5% ВВП, то в России – 0,7% ВВП, и это при наличии многократного разрыва в абсолютных размерах ВВП между этими странами.

Кардинальная смена парадигмы национального развития России предполагает отказ от колонизационной модели экономики, что предусматривает решительное вмешательство государства в процессы высшего образования и науки. Задачи преодоления деградационных тенденций в сферах производства, общественно необходимых услуг, жилищно-бытовой сфере, компенсации социально-экономических и в том числе региональных диспропорций, рационального использования человеческого потенциала, возрождения духовной жизни и распространения социального оптимизма требуют целенаправленной государственной поддержки научно-образовательной сферы. Утверждение новой парадигмы развития предполагает модернизационную реструктуризацию системы высшего образования, первоочередное стимулирование стратегически приоритетных направлений прикладной науки и обеспечивающих ее отраслей фундаментального знания.

В целях обеспечения опережающих темпов национального развития государству предстоит целенаправленно и дифференцированно задействовать имеющиеся резервы научно-технического и кадрового потенциала в виде:

– неиспользованных научно-технических разработок, в том числе в областях волновой и квантовой физики, кристаллохимии, в соответствующих сберегающих и ресурсозамещающих технологиях, применимых в конкурентоспособном производстве в отраслях глубокой переработки природных ресурсов, в производстве двигателей и мониторинговых устройств, в точной механике и оптике, в микроэлектронике, радиоизотопном и фармацевтическом синтезе;

– автономных проектных научно-внедренческих структур различных форм собственности, действующих на базе распавшихся научно-производственных объединений и развивающих специализированные высокотехнологические продукты;

– простаивающих, но относительно сохранных производственных мощностей, а также нерационально используемого, но пригодного для индустриальных целей имущества, включая расформированные воинские части, логистические и транспортные терминалы, недвижимое и движимое имущество конвертированных мощностей ВПК;

– невостребованных интеллектуальных ресурсов в научной отрасли, в том числе потенциала молодых специалистов, частично усвоивших наследие выживших или распавшихся научных школ, а также частично усвоивших навыки современного зарубежного экономического менеджмента, включая бывший офицерский состав армии и флота, в том числе из бывших республик СССР;

– невостребованной неквалифицированной рабочей силы, в том числе в деградировавших индустриальных поселениях, в сельской местности, во вспомогательных частях регулярной армии, в составе уволенных по сокращению военнослужащих и переселенцев из бывших республик СССР;

– невостребованного информационного потенциала спецслужб и дипломатического корпуса, включая бывших сотрудников силовых и внешнеполитических ведомств бывших республик СССР и государств-партнеров;

– патриотического потенциала пропагандистских кадров, в особенности в региональных электронных СМИ, а также среди отстраненных от работы пророссийски ориентированных сотрудников СМИ в бывших республиках СССР.

2. Новая государственная политика в сфере науки

Россия заинтересована в максимальном развитии своего интеллектуального потенциала и его рациональном применении для национальных нужд. Необходимые предпосылки выживания, преобразования и последующего ускоренного развития нации включают суверенизацию (деколонизацию) национального научного процесса, реструктуризацию всей системы образования и науки с отбором и первоочередным обеспечением ее прорывных направлений, упорядочение отношений собственности научных учреждений, преодоление социального кризиса науки, восстановление и повышение престижа научной и преподавательской деятельности в обществе.

Стратегическая значимость ряда научных дисциплин и направлений внедрения НИОКР определяется потенциальной ролью соответствующих направлений и технологий в осуществлении прорыва российской экономики на качественно более высокий уровень, отвечающий статусу экономически суверенной державы, миссии мирового полюса стратегического влияния и роли экономического моста между Европой и Азией, и укреплении безопасности нации, в том числе в ее социально-демографическом аспекте.

Значение нестратегических областей науки и образования в процессе национального возрождения определяется их функциональной ролью в общем обеспечении прорывного развития, вкладом конкретных коллективов в экономическое развитие страны, их подключением к общенациональным и межрегиональным программам экономического возрождения, а также соответствием научной деятельности новой парадигме национального развития.

Участие в стратегических научных разработках является особо почетной деятельностью, что предусматривает особый общественный статус научного, инженерного и преподавательского состава соответствующих профилей. В то же время образование в области стратегически важных наук, организация стратегических научных исследований, формулирование и внедрение стратегических программ развития сопровождается особыми требованиями к педагогическим, научным и руководящим кадрам.

Новая государственная политика в области высшего образования, науки и технологий осуществляется в контексте системных экономических и социальных преобразований и определяется первоочередными задачами экономического восстановления на общенациональном и региональном уровнях, а также стратегической актуальностью сохранения и нового формирования научных школ, восстановления и развития материальной и технологической базы ведущих научно-исследовательских и образовательных учреждений.

Основы новой политики в области образования, науки и технологий закладываются в подготовительном периоде системных преобразований.

В ходе подготовительного периода преобразований Совет Безопасности России (его новые полномочия и функции в системе государственной власти раскрыты в главе 2 части 6) поручает своим специализированным экспертным советам разработку предложений по оптимальной структуре министерств и ведомств, которым поручается исполнение стратегии экономического возрождения в соответствии с доктринальными разработками СБ. С учетом рекомендаций вновь созданной Временной кадровой комиссии Совет Безопасности распределяет ведомственную и персональную ответственность за реализацию конкретных направлений.

С учетом данных вновь сформированной общенациональной Временной комиссии по технической инвентаризации и ВКТИ территориальных округов специализированные экспертные советы СБ разрабатывают предложения по оптимальному развитию научно-технологических центров, концентрации производительных сил, формированию инфраструктурных коридоров, привлечению и целенаправленной профессиональной специализации трудовых ресурсов. На основе этих предложений формулируется предварительный перечень отраслей фундаментальных наук и соответствующих научных и образовательных школ и учреждений, подлежащих первоочередной государственной поддержке.

После законодательного утверждения основных доктринальных документов, закрепляющих смену национальной парадигмы развития, по завершении деятельности Национальной комиссии по финансовой инвентаризации и завершающих структурных и кадровых изменений в системе исполнительной власти, Совет Безопасности инициирует созыв Совета по стратегическому развитию – специальной межведомственной структуры Правительства России, утверждающей приоритеты научно-технологического и индустриально-инфраструктурного развития, разрабатывающей на их основе общенациональные и межрегиональные программы экономического возрождения и прорывные стратегические проекты.

Состав Совета по стратегическому развитию формируется в соответствии с новой структурой Правительства России. Подготовка общенациональных программ научно-технического развития и стратегических проектов осуществляется по согласованию с постоянно действующими общественными (корпоративно-сословными) структурами – Научно-техническим советом, Советом технических менеджеров, Российским деловым советом, затем проекты утверждаются Советом Безопасности России.

Общенациональные программы комплексного экономического восстановления и стратегические научно-технологические проекты, предусматривающие междисциплинарный характер и ускоренное внедрение невостребованных и новых научных разработок, выполняют функцию двигателей научно-образовательного процесса в целом. Концентрация проектной деятельности в центрах стратегических разработок при полномочных представительствах Главы Государства и развитие на их базе межрегиональных программ экономического возрождения предполагает закрепление перспективных научных кадров на региональном уровне, сохранение и новое формирование региональных научных школ и их вовлечение в проектную и внедренческую деятельность в интересах всестороннего развития регионов, выравнивания их социально-экономических возможностей и рациональное использование невостребованного ресурсного и транспортно-транзитного потенциала.

Реализация новой парадигмы экономического и научно-технического развития предполагает:

– преодоление зависимости стратегических отраслей производства и соответствующих направлений образования и научных исследований от инонациональных государственных и корпоративных интересов;

– формирование и специализацию источников финансирования высшего образования и научных исследований с учетом задачи восстановления научных школ и механизмов экспериментального и промышленного внедрения научных разработок;

– реструктуризацию системы образования и науки в соответствии с приоритетными задачами национального возрождения;

– государственную поддержку системы высшего образования и науки с целенаправленным созданием преимуществ для стратегических областей научных исследований и стратегического проектирования;

– качественную реорганизацию системы профессиональной ориентации и кадрового отбора;

– повышение общественного статуса ученых, занятых в стратегических областях науки, через разностороннее привлечение научных работников к задачам государственного управления, предоставление особых социальных привилегий ученым, занятым в стратегических областях, введение системы поощрения научных достижений и изобретательства, в том числе воодушевление средствами государственной информации и пропаганды.

3. Российская наука в международном аспекте

Российская наука является составной частью общемирового научного процесса. Участие российских специалистов в международных исследовательских программах создает дополнительные стимулы для совершенствования знаний, условия для приобретения опыта и усвоения общецивилизационного образовательного багажа. Выход российского научного мышления на международный уровень содействовал приобретению ценных навыков как в собственно научных областях, так и в области управления исследовательскими процессами.

Однако интеллектуальный потенциал российских ученых, обогащенный международной практикой, в основной массе остался невостребованным.

На протяжении 15 лет творческому применению универсальных знаний в интересах национальной экономики препятствовало игнорирование науки как производительной силы, хроническое недофинансирование научных исследований, паралич системы государственного заказа в областях фундаментальной науки, деградация механизмов внедрения научных разработок в связи с распадом индустриальных циклов. Преодоление этих тенденций является делом чести российского государства.

Опыт, приобретенный российскими учеными за рубежом, требует творческого и рационального применения в России, а также на уровне межнациональных программ с участием государств – стратегических партнеров. Навыки западного менеджмента могут быть успешно использованы на национальной почве, несмотря на различия в культурных традициях и общественном устройстве, что очевидно на примере КНР.

Репатриация научного интеллекта является приоритетной национальной задачей. Основополагающим условием ее решения является целенаправленное формирование государством новых духовных и материальных стимулов для применения научных знаний на национальной почве.

Для привлечения научных кадров с универсальным образованием и международным опытом необходимо:

– восстановление почетного статуса ученого в обществе;

– культивирование и социально-экономическое подкрепление престижа научного знания;

– создание экспериментальных научных учреждений со специализацией в области испытаний и внедрения новейших мировых технологий;

– возрождение материальной базы существующих и создание новых технополисов (наукоградов) вокруг высших технических учебных заведений;

– инициирование национальных программ экономического развития, предусматривающих внедрение новейших технологий, аккумулирующих передовой международный опыт.

Большое значение имеет также деколонизация научного процесса.

Хроническое недофинансирование российской науки, деградационная конверсия военно-промышленного комплекса и криминализация экономических отношений оказали существенное влияние на психологию научного сообщества. Результатом этих тенденций стало распространение эмиграционных настроений, в том числе в связи с разочарованием в перспективах применения интеллектуальных навыков на родине.

Очищение национальной науки от психологии прислужничества достижимо исключительно за счет целенаправленных волевых усилий государства, активно формирующего жесткую систему ценностей, не допускающую двойного толкования.

Исходя из системы ценностей, политических и экономических приоритетов, соответствующих новой парадигме национального развития, Россия в лице ее руководства и высших стратегических инстанций вправе:

– признать, что подчиненность российской стороны в рамках программ в ряде стратегических отраслей науки ставит российский научный потенциал на службу интересам государств, не являющихся стратегическими партнерами России и проявляющих открытую враждебность к союзникам России в базовых программах экономического развития;

– отказаться от участия во всех международных программах, нарушающих экономический суверенитет России посредством ликвидации ее стратегических оборонительных резервов.

Основополагающим условием заключения межгосударственных соглашений в научно-практической области, а также межгосударственных программ инфраструктурного развития является уровень партнерства России с иностранными государствами.

Стратегические решения, регламентирующие разработку и внедрение межгосударственных научно-исследовательских программ и проектов прорывного экономического развития, принимаются Советом Безопасности по представлению МИД, Минэкономики, Минпрома и Минрегионов по согласованию с КГК, Минобороны и СВР.

Стратегические программы научно-практической и инфраструктурно-экономической кооперации подписываются главами государств.

Изменение политической ситуации в государстве, являющемся партнером России по реализации совместных научно-исследовательских и инфраструктурных программ, может служить основанием для одностороннего расторжения Россией соответствующих соглашений.

4. Источники финансирования стратегических программ образования, науки и технологий

Значительная затратность и капиталоемкость ряда стратегических направлений научно-технического развития предполагает целевое финансирование из специальных фондов, наполнение и использование которых осуществляется согласно решениям Совета по стратегическому развитию, принятым на основании рекомендаций Научно-технического совета, Президиума РАН и экспертных советов при СБ, по согласованию с Банком России и Комитетом государственного контроля.

Основными аккумулирующими структурами научно-технологического развития являются:

– Инвестиционный фонд Правительства России;

– Фонд стратегических инвестиций Российской Академии наук (ФСИ РАН);

– Фонд военно-технического развития Министерства обороны (ФВТР МО);

– Фонд программ Главы Государства;

– Национальный дорожный фонд;

– специальные инвестиционные фонды при Торгово-промышленной палате России, Министерстве регионального развития, Государственном агентстве по энергетике (Росэнерго), Государственном агентстве по строительству (Росстрой), Государственном агентстве по лесному хозяйству, государственных агентствах по воздушному транспорту и железнодорожному транспорту, Национальном агентстве по ипотечному кредитованию;

– Фонды регионального развития при представительствах Совета Безопасности в территориальных округах.

Инвестиционный фонд России и специальные инвестиционные фонды ведомств используется преимущественно:

– для реализации программ развития осевой транспортной инфраструктуры, в том числе жилищных программ на основе государственно-частных партнерств (при участии спецфонда Минрегионов), в том числе совместно с государствами – партнерами России (при участии спецфонда ТПП);

– для реализации программ реновации энергетической инфраструктуры (с участием спецфонда Росэнерго);

– для реализации программ гражданского авиастроения и инфраструктуры международных, межрегиональных и местных авиаперевозок (с участием спецфондов Росавиа и Росжелтранса).

Основными источниками пополнения Инвестиционного фонда России являются:

– установленная доля валютной выручки от продаж нефти и газа и продуктов их переработки;

– установленная доля валютной выручки от экспорта электроэнергии;

– доходы от реализации государственных концессий на эксплуатацию месторождений природных ресурсов;

– доходы от реализации государственных концессий на рыболовство;

– доходы от переработки ОЯТ;

– доходы от эксплуатации транспортных терминалов стратегического значения (прибыль ФГУП “Росморпорт” и аналогичных структур при Агентстве воздушных сообщений (Росавиа) и Агентстве железнодорожного транспорта (Росжелтранс).

Основными источниками пополнения ФСИ РАН являются:

– средства от реализации гражданской и военной продукции, разработанной при участии учреждений РАН;

– доходы от эксплуатации имущества учреждений стратегических наук РАН;

– прибыль от коммерческого использования космической инфраструктуры и транспортного парка РАН.

Основными источниками пополнения Фонда военно-технического развития МО являются:

– средства от реализации военной продукции на международных рынках;

– средства от реализации бывших военных объектов СССР на территориях бывших союзных республик;

– доходы от эксплуатации имущества Министерства обороны;

– доходы от выполнения общественных работ, осуществляемых силами вспомогательного призывного контингента;

– в переходный период – средства от реализации конфискованного имущества, незаконно отчужденного у учреждений МО, а также конфискованного имущества служащих МО России, осужденных за государственные преступления.

Источниками пополнения Национального фонда программ Главы Государства являются:

– средства от эксплуатации имущества, находящегося на балансе Управления делами Главы Государства;

– средства от эксплуатации зарубежного имущества России;

– средства от реализации конфискованного имущества государственных служащих (кроме служащих МО).

5. Реструктуризация системы высшего образования и науки

Определение приоритетов общих и стратегических научных исследований и утверждение общенациональных государственных программ научных исследований, в том числе в рамках общенациональных проектных программ ресурсного и инфраструктурного развития, а также расчет соответствующих кадровых, материальных и технологических потребностей осуществляется Министерством высшего образования и науки в соответствии с решениями Совета по стратегическому развитию.

Приоритетные области научных исследований определяются с учетом предложений экспертных советов при СБ, Президиума РАН, Научно-технического совета и академических учреждений Минобороны, СВР и ФСБ.

На основании подготовленного перечня приоритетов в областях фундаментальных наук, а также перечня первоочередных программ межрегионального ресурсного и инфраструктурного развития, Совет по стратегическому развитию по представлению Миннауки и экономических отраслевых ведомств формирует сводный коллектив специалистов для разработки Перспективного плана научно-технологического развития России, рассчитанного на десятилетний срок.

При разработке Перспективного плана используются сводные данные Временной комиссии по технической инвентаризации и Временной кадровой комиссии о состоянии материально-технологической и кадровой базы научных исследований на общенациональном и региональном уровне.

В соответствии с Перспективным планом научно-технологического развития Министерство высшего образования и науки готовит и представляет на обсуждение Совета по стратегическому развитию расчет потребности научного и образовательного кадрового потенциала для выполнения всего комплекса программ, предусмотренных Перспективным планом НТР, и вносит предложения по привлечению дополнительных кадров, в том числе из состава научных работников из бывших республик СССР.

На основании расчета кадровых и материально-имущественных потребностей Перспективного плана научно-технологического развития России Министерство высшего образования и науки по согласованию с Научно-техническими советом и с учетом сводных данных Комитета по государственному контролю представляет в Совет по стратегическому развитию план реструктуризации системы высшего образования и науки, который затем утверждается Советом Безопасности.

При составлении плана реструктуризации высших образовательных и научно-исследовательских учреждений целесообразность их дальнейшего государственного финансирования по прежней специализации либо перепрофилирования и кадровой санации оценивается по следующим критериям:

– сохранность научных школ, качество кадрового потенциала и материально-технологической базы научной и образовательной деятельности;

– объем профильной научной продукции и ее актуальность для решения экономических и социальных задач в рамках новой национальной парадигмы развития;

– качество управления научными и образовательными учреждениями, в том числе распоряжения имуществом;

– формы и характер участия граждан и институтов иностранной юрисдикции в деятельности научных и образовательных учреждений;

– общеобразовательное значение разрабатываемых научных направлений и дисциплин, их востребованность в новых функциональных рамках;

– национальная и региональная потребность в квалифицированных кадрах соответствующего профиля;

– национальная и региональная потребность в квалифицированных кадрах смежного профиля, диктующие необходимость внутрипрофессионального перепрофилирования.

Реструктуризация учреждений образования и науки может предусматривать переподчинение учреждений с общенационального уровня на межрегиональный (окружной) с финансированием из региональных источников. Напротив, региональные образовательные учреждения, представляющие особую ценность для реализации программ общегосударственного значения, могут приобретать соответствующий статус.

Реструктуризация системы высшего образования предусматривает участие частных учебных заведений и частных научно-исследовательских и проектных организаций в выполнении государственных программ экономического и социального развития.

Лицензирование государственных и частных высших учебных заведений и научно-исследовательских институтов и аттестация преподавательского и научного состава осуществляется специальными комиссиями Аттестационной службы Комитета по государственному контролю.

6. Стратегическое проектирование

В соответствии с новой парадигмой национального развития государство производит целенаправленный отбор стратегических проектов, открывающих новые уровни человеческого познания, обеспечивающих экономический суверенитет России, включая ее самостоятельность в реализации программ космических исследований, достижение Россией стратегических преимуществ в научно-технической, энергетической и военной сферах и ускоренное развитие пограничных научных дисциплин, имеющих гражданское и военное применение.

К фундаментальным научным областям стратегического значения правомерно отнести области авиакосмической техники, теоретической и прикладной физики (материаловедение, физика плазмы, ядерная физика и др.), молекулярной биологии, фармацевтического синтеза, кристаллохимии, микроэлектроники и разработки программных продуктов, находящиеся на передовых рубежах универсального знания, способные служить локомотивами общего научного прогресса и источниками стратегически значимых технологий энергосбережения, материалозамещения, преодоления пространства, времени и биологических ограничений, и фактически или потенциально аккумулирующие наиболее конкурентоспособный индустриальный, интеллектуальный и трудовой потенциал России.

Перечень стратегических проектов общенационального значения готовится совместно Научно-техническим советом и Президиумом РАН и утверждается Советом Безопасности. После утверждения общенациональные проекты (кроме проектов особого назначения) выносятся на открытое обсуждение Правительства, которое утверждает состав консорциума государственных и частных компаний, участвующих в проекте, распределяет персональную ответственность за реализацию основных этапов проекта и представляет проект на внеочередное утверждение в законодательные органы.

В состав консорциума исполнителей проекта в обязательном порядке включаются профильные научно-внедренческие учреждения тех регионов, где предполагается реализация соответствующего проекта.

Общенациональные стратегические научно-технологические проекты особого значения реализуются в соответствии с закрытыми решениями Совета Безопасности, утвержденными закрытыми указами и распоряжениями Главы Государства, и исполняются государственными предприятиями в составе, утвержденном Советом Безопасности и Комитетом государственного контроля за счет средств, предоставленных по закрытым расходным статьям государственного бюджета. Список общенациональных проектов особого значения включает список новых закрытых технополисов, вовлекающих специалистов в передовых областях науки и технологий.

Участие в разработке и реализации стратегических проектов приравнивается к выполнению деятельности первой категории национальной значимости.

Области научных исследований, не отнесенные к областям стратегического значения, однако непосредственно применимые в общенациональных и региональных проектах экономического возрождения, являются объектом постоянной и многосторонней государственной поддержки на общих основаниях.

К финансированию исследований в рамках фундаментальных наук общего значения привлекаются государственные и корпоративные инвестиции союзных государств на основе межгосударственных инвестиционных соглашений.

Государство поощряет включение научно-производственных объединений, развивающих фундаментальные и прикладные науки общего значения, в состав государственных и частных производственных корпораций.

Научно-внедренческие учреждения, развивающие научные исследования общего значения, могут размещаться в особых экономических зонах при условии размещения в тех же областях соответствующих опытно-внедренческих производств. Перечень конкретных учреждений, допущенных к работе в особых экономических зонах, ежегодно утверждается Правительством по представлению Научно-технического совета и РАН. Предоставление соответствующих особых условий работы определяется конкретными достижениями соответствующих коллективов и научных школ.

7. Государственная поддержка высшего образования и науки

Руководствуясь целью возрождения научных (образовательных, исследовательских и научно-практических) школ и создания необходимых условий для интенсивных научных исследований, государство в соответствии с законодательно утвержденными категориями национальной значимости предпринимает следующие системы мер:

1. Материально-техническое обеспечение научного процесса.

Материальное стимулирование научных исследований осуществляется:

– в рамках общих программ долговременного кредитования (отраслевые и зональные программы научно-технологического возрождения);

– в рамках проектных программ долговременного кредитования (включая межотраслевые программы регионального ресурсного развития и программы развития комплексной экономической инфраструктуры);

– в рамках специальных программ долговременного кредитования технополисов (отраслевые программы стратегического высокотехнологического развития, общенациональные проекты особого назначения);

– в рамках специальных программ точечного кредитования (венчурные программы узкопрофильного высокотехнологического развития).

Материальное стимулирование научных исследований осуществляется в форме:

а) финансирования научно-технологических разработок

– посредством межгосударственного кредитования (проектные программы по развитию международных транспортных коридоров) из государственных бюджетов государств – участников соответствующих программ;

– посредством прямых государственных кредитов (специальные программы развития технополисов и венчурные программы стратегического значения) из Инвестиционного фонда России и спецфонда РАН;

– за счет государственно-частных целевых инвестиций (программы развития комплексной экономической инфраструктуры) из Инвестиционного фонда, отраслевых (ведомственных) фондов и из средств корпораций, участвующих в освоении соответствующих территорий;

– за счет частных инвестиций (венчурные программы общего значения) из средств корпораций с преобладанием российского капитала;

б) введение механизмов льготного налогообложения для компаний различных форм собственности, осуществляющих или финансирующих научные разработки в рамках отраслевых, региональных ресурсных или инфраструктурных программ, а также венчурных программ общего и регионального значения на индивидуальных условиях

– за счет перечисления установленной доли земельного налога с учреждений общего научного профиля в социальные фонды учреждений;

– за счет полного освобождения от земельного налога учреждений стратегического научного профиля, не имеющих права на предоставление площадей в аренду;

– за счет размещения научных организаций, участвующих в отраслевых и зональных программах научно-технологического развития, в особых экономических зонах;

в) использование имущества научных учреждений для финансирования научных разработок и социальной защиты научных сотрудников

– за счет перечисления установленной доли арендной платы за используемые вспомогательные площади учреждений общего научного профиля в фонды развития учреждений;

– за счет перечисления установленной доли прибыли от реализации функционально избыточных площадей, сооружений и оборудования в фонды развития учреждений;

– за счет перечисления установленной доли прибыли от реализации продукции подсобных агрохозяйств и рекреационных учреждений, находящихся на балансе научных учреждений, в фонды развития учреждений.

2. Социальное обеспечение научного процесса.

Социальное обеспечение научных коллективов осуществляется:

– в форме установления норм оплаты труда, обеспечивающих самодостаточность домохозяйств научных работников;

– в форме льгот при приобретении жилой площади, при использовании агрохозяйственных участков, при оплате жилищно-коммунальных услуг, устанавливаемых в зависимости от профиля учреждений, функциональных обязанностей сотрудников и их заслуг перед государством;

– в форме льгот при лечении заболеваний, в особенности связанных с профессиональной деятельностью;

– в форме пенсионного обеспечения в соответствии с социальными категориями, установленными для научных работников общего фундаментального, научно-прикладного и стратегического профиля, с учетом стажа работы в рамках государственных программ научно-технического возрождения с учетом градации программ и зональности научно-практической деятельности.

3. Обеспечение безопасности научного процесса.

Обеспечение безопасности научного процесса осуществляется:

– путем введения особых методов профессионального отбора для персонала научных учреждений общего и специального профиля;

– путем восстановления особого режима посещения стратегических технополисов;

– путем введения особых мер физической защиты для сотрудников научных учреждений специального профиля;

– путем установления особых норм ответственности за посягательство на имущество научных учреждений;

– путем установления особых норм ответственности за нанесение ущерба жизни, здоровью и личному имуществу научных работников общего и специального профиля.

Российское государство высоко оценивает достижения в любых сферах образования, фундаментальной и прикладной науки, обеспечивающих расширение научного познания. При этом достижения национального интеллекта заслуживают максимального поощрения в тех сферах науки и технологии, которые представляют ключевую роль для промышленного, социального и нравственного возрождения России, обеспечения ее экономического суверенитета и повышения ее политического и духовного влияния в мире.

Участие в создании передовых разработок фундаментальной науки и технологий и их практическом внедрении, а также участие в реализации стратегических научно-технических проектов общенационального и регионального уровня является предметом особого общественного почета.

1. Принципы преобразования системы управления природными ресурсами

На протяжении периода либеральных реформ использование ресурсного потенциала Российской Федерации в основном определялось интересами извлечения прибыли частными корпорациями, получившими в собственность необъятные ресурсы в ходе сомнительных в правовом отношении сделок по ценам, составляющим ничтожную долю реальной стоимости, с соответственно ничтожным вкладом в государственный бюджет и прямым стратегическим ущербом национальным интересам России, нанесенным при перепродаже природных ресурсов иностранным компаниям, в том числе относящимся к юрисдикции недружественных государств.

Ответственное, хозяйское управление национальным богатством, являющееся делом чести государства, с учетом продуктивного международного опыта (в частности, арабских государств) предполагает:

– полную национализацию недр;

– оформление концессий с частными российскими корпорациями на пользование недрами на условиях поставки установленной доли продуктов первичной переработки природных ресурсов на внутренний рынок;

– предъявление частным корпорациям финансовых претензий и реструктуризацию долга частных компаний в интересах сохранения их платежеспособности;

– предъявление зарубежным корпорациям, относящимся к юрисдикции недружественных государств, свидетельств о ничтожности сделок, совершенных с недобросовестными национальными владельцами и инстанциями;

– привлечение лиц, осуществлявших сделки по реализации природных ресурсов и добывающих предприятий от имени государства с ущербом для государственного бюджета в особо крупном размере, к уголовной ответственности (по статьям о злоупотреблении полномочиями и расхищению государственных ресурсов).

Совет Безопасности по представлению Временной комиссии по технической инвентаризации рассматривает эффективность управления стратегическими ресурсами редких полезных ископаемых частными владельцами совместно с Генпрокуратурой России.

В основу расчета ущерба для государственного бюджета, причиненного в связи с заниженной оценкой добывающих предприятий, закладывается приблизительная рыночная стоимость реализованного имущества вместе с ресурсами в соответствии с экспертной оценкой Аудиторской службы Комитета по государственному контролю.

2. Принципы государственного управления природными ресурсами

Разработка государственных общенациональных и региональных программ освоения природных ресурсов предусматривает динамический учет следующих параметров:

– потребности государственной индустрии стратегического и общего значения в продуктах переработки природных ресурсов;

– емкость внутреннего потребительского рынка продуктов переработки природных ресурсов;

– потребности Государственного резерва России;

– внешние партнерские обязательства государственных и частных вертикально интегрированных корпораций;

– планы бюджетных поступлений от экспорта сырья и продуктов переработки с учетом международной конъюнктуры.

Расчет максимальных розничных цен на продукты переработки природных ресурсов производится Национальной комиссией по ценам и тарифам в соответствии с текущими показателями платежеспособного спроса по территориальным округам с учетом удельных затрат на доставку продуктов переработки природных ресурсов на региональные рынки.

Финансирование внедренческих программ, обеспечивающих снижение себестоимости добычи природных ресурсов, их переработку (обогащение) и доставку на региональные рынки, осуществляется государством и концессионерами на основе государственно-частных партнерств.

3. Программы ускоренного освоения природных ресурсов

Разработка общих программ ускоренного освоения природных ресурсов осуществляется в рамках региональных программ экономического развития.

Развитие неосвоенных месторождений природных ресурсов является средством формирования зон (локусов) экономического роста в первую очередь на депрессивных территориях, в том числе в рамках соглашений о межрегиональной экономической кооперации.

Формирование зон (локусов) экономического роста в депрессивных регионах является первостепенной национальной задачей, актуальность которой обусловлена следующими императивами:

1) укрепление государственной целостности, экономического суверенитета и обороноспособности России;

2) решение демографических проблем удаленных территорий, в первую очередь в интересах целостности и выживаемости системообразующего русского народа;

3) духовное и социальное оздоровление удаленных территорий.

Межрегиональная экономическая кооперация осуществляется в форме использования (рекрутинга) избыточной рабочей силы малоресурсных регионов европейской части России для освоения неиспользуемых природных ресурсов регионов Сибири и Дальнего Востока, а также территорий Крайнего Севера.

Внедрение соглашений о межрегиональной экономической кооперации преследует цели:

1) рационального использования рабочей силы малоресурсных регионов, повышения ее квалификации и обеспечения самодостаточности домохозяйств;

2) оживления внутреннего рынка малоресурсных регионов за счет повышения платежеспособного спроса рабочей силы, занятой в программах межрегиональной экономической кооперации;

3) укрепления целостности России за счет установления межрегиональных партнерств, последующего развития кооперационных и торговых связей и формирования психологии общенациональной идентичности.

Соглашения о межрегиональной экономической кооперации могут служить основой для ускоренного освоения и реколонизации регионов Крайнего Севера и для запуска в северных регионах (Ненецкий, Ямало-Ненецкий, Таймырский округа, север Якутии-Саха) крупных индустриальных проектов.

Соглашения о межрегиональной экономической кооперации могут служить основой для ускоренного освоения и реколонизации регионов Крайнего Севера и для запуска в северных регионах крупных индустриальных проектов.

Для освоения неиспользуемых природных ресурсов в азиатских регионах России могут привлекаться также следующие контингенты:

– абитуриенты средних специальных учебных заведений в рамках альтернативной призывной службы;

– лица, привлеченные к исполнению общественных работ в рамках целевого окружного (регионального) найма, в том числе граждане союзных государств в количестве, предусмотренном специальными двусторонними соглашениями;

– лица, привлеченные к исполнению общественных работ из числа претендентов на получение гражданства России из республик бывшего СССР;

– лица, приговоренные к исправительным работам в учреждениях ФСИН общего режима смежных регионов;

– лица, исполняющие трудовую повинность в рамках пребывания в лечебно-трудовых профилакториях данного региона.

Ключевые проекты ресурсного развития финансируются на основе целевого государственного кредитования или в рамках государственно-частных партнерств исключительно или преимущественно за счет российского капитала.

Формирование государственно-частных партнерств для реализации государственных программ ресурсного развития утверждается специальными решениями Совета Безопасности.

Прорывное возобновление научно-технического развития требует ускоренного освоения особо ценных природных ресурсов стратегического значения.

Специальные государственные программы освоения природных ресурсов планируются и реализуются в соответствии со специальными решениями Совета Безопасности на общенациональном уровне по представлению Совета экспертов СБ.

Государственное финансирование спецпрограмм освоения природных ресурсов осуществляется по закрытым статьям государственного бюджета.

Таблица 10. Некоторые перспективные области добычи сырья в рамках государственных программ

4. Государственное регулирование переработки сырья и доставки продуктов переработки

Государство стимулирует переработку основных видов сырья на отечественных производственных мощностях посредством регулирования экспортных тарифов.

Государство планирует и организует развитие и поддержание инфраструктуры доставки сырья на перерабатывающие предприятия (нефтегазопроводная и дорожная инфраструктура).

Государство планирует развитие новых перерабатывающих мощностей в соответствии как с региональными индустриальными и потребительскими приоритетами, так и с экспортными интересами, по возможности учитывая наличные мощности градообразующих предприятий, а также тенденцию к расширению экономического партнерства с государствами Юго-Восточной, Южной и Центральной Азии. Развитие новых перерабатывающих мощностей осуществляется в форме государственно-частных партнерств.

Государство руководствуется аналогичными соображениями также при разработке и реализации проектов энергетического развития, а также развития водной и наземной транспортной инфраструктуры.

Таблица 11. Некоторые перспективные проекты перерабатывающей индустрии

Перспективные энергетические проекты

Как свидетельствует пример США, стратегические решения, связанные с обеспечением энергетического суверенитета, сопровождаются новыми проектами развития атомной энергетики вопреки протестам экологистских организаций.

На территории РФ в период перестройки по спекулятивным экологистским мотивам были заморожены стратегически важные проекты развития гражданской атомной энергетики.

Новая парадигма национального развития России предполагает широкое применение ядерной энергетики для нужд индустрии, энергообеспечения мегаполисов, технополисов и новых зон развития, а также для экспорта электроэнергии.

При проектировании новых мощностей атомной энергетики следует принимать во внимание:

– удельную стоимость энергоресурсов в данном регионе;

– техническое состояние ТЭС и ГЭС;

– энергоемкость функционирующих и перспективных индустриальных мощностей, в особенности горнодобывающих предприятий на месторождениях глубокого залегания, горно-обогатительных и высокотехнологических машиностроительных производств;

– развитие инфраструктуры и потребность поддержания ее эксплуатации;

– экспортные возможности энергетики.

Таблица 12. Перечень перспективных проектов ядерной энергетики

Транспортная инфраструктура

Особое значение для России имеют проблемы развития транспортной инфраструктуры. Исключительная важность этой проблемы определяется размерами территории страны, относительно невысокой плотностью инфраструктурной сети (в сравнении со многими развитыми государствами), а также существующим и в еще большей мере – потенциальным статусом России как транзитной страны в связи с перспективами создания трансконтинентальных инфраструктурных коридоров.

1). Перспективные проекты водной транспортной инфраструктуры

Распад СССР оставил за пределами России ряд стратегических портовых мощностей. Эта утрата фактически не была компенсирована организацией новых российских портов, несмотря на декларированное развитие ряда проектов, в первую очередь в связи с криминализацией сферы распределения финансовых ресурсов и недостаточной заинтересованностью большинства частных корпораций в инвестировании в портовую и логистическую инфраструктуру.

Новая парадигма национального экономического возрождения предполагает ускоренную реализацию транспортных проектов и развитие существующих морских терминалов в интересах экономического суверенитета России и с целью сокращения транзитной зависимости от недружественных государств.

Таблица 13. Перспективные проекты морской портовой инфраструктуры.

Таблица 14. Перспективные проекты магистральных речных терминалов.

2). Перспективные проекты наземной транспортной инфраструктуры

Транзитные проекты

Транзитные инфраструктурные проекты (транспортные коридоры) призваны служить целям:

– использования территории России для транспортировки грузов из европейских стран в Южную и Юго-Восточную Азию и в обратном направлении;

– освоения и индустриального развития территорий вдоль оси межгосударственного транзита;

– развития новой городской инфраструктуры и долговременного разрешения демографических проблем депрессивных территорий.

Перспективные трассы наземных транспортных коридоров

Архангельск – Карпогоры – Сыктывкар – Березники – Екатеринбург – Курган – Петропавловск – Урумчи;

Йоэнсуу – Сортавала – Лодейное Поле – Череповец – Киров – Пермь – Екатеринбург – Курган – Петропавловск – Урумчи;

Берлин – Минск – Смоленск – Тамбов – Пенза – Самара – Уфа – Магнитогорск – Караганда – Урумчи;

Берлин – Минск – Смоленск – Тамбов – Пенза – Самара – Оренбург – Актюбинск – Кзыл-Орда – Шымкент – Алматы – Инин – Урумчи.

Перечень перспективных проектов экспортных железнодорожных перевозок

Новокузнецк – Абакан – Кызыл – Дархан;

Новороссийск – Элиста – Оля – Атырау;

Астрахань – Элиста – Махачкала – Баку – Ленкорань – Сарахс.

Региональные железнодорожные транспортные коридоры

Югорский (Индига – Нарьян-Мар – Воркута – Ямбура);

Западно-Печорский (Архангельск – Карпогоры – Сыктывкар – Чердынь – Пермь);

Северо-Печорский (Нарьян-Мар – Ухта – Троицко-Печорск – Чердынь – Пермь);

Обский (Нижневартовск – Стрежевой – Белый Яр);

Тунгусский (Красноярск – Канск – Богучаны – Тура – Чиринда);

Колымский (Магадан – Сусуман – Усть-Нера – Эльгинский – Якутск – Нюрба – Удачный – Чиринда – Норильск);

Чукотский (Билибино – Среднеколымск – Зырянка – Сусуман);

Охотский (Комсомольск – Березовый – Чумикан – Аян);

Сахалинский (Ванино – Холмск – Южно-Сахалинск).

5. Территория России как природный ресурс

Для нашей страны с ее протяженностью и площадью развитие наземного транспорта представляет собой насущную необходимость.

Но развитие транспорта имеет еще один аспект. Помимо обслуживания внутренних потребностей он может принести огромные доходы стране в качестве “экспортного” ресурса.

Территория России, ее просторы, ее географическое положение – это еще один вид “природного” ресурса, которым наша страна наделена в преизрядном количестве, причем в этом случае эксплуатация никак не ограничена по времени и не особо зависит от рыночной конъюнктуры.

То, что страна может зарабатывать на транзите, было понятно еще со времен Рюрика. На чем держалась наша экономика, начиная с Древней Руси? Торговали сырьем: лес, воск, пенька, зерно, меха. И брали 10-процентную пошлину за “держание” путей из варяг в греки, из варяг в арабы... С тех пор в эффективности “русского транзита” имели возможность убедиться многие страны. Если говорить о цифрах недавнего прошлого, то в советские времена через территорию СССР ежегодно транспортировалось 140 тысяч контейнеров с зарубежными грузами, отправляемых из Азии в Европу. При достаточно малой плотности железнодорожной сети России по протяженности она, тем не менее, занимает третье место в мире (после США и Китая), а если считать все дороги в границах бывшего СССР – то и второе.

Уникальность центрального положения России в Евразии может быть использована с огромной выгодой для ее экономики, ее населения. Сегодня мировой рынок перевозок оценивается примерно в триллион долларов в год. Если через Россию пойдет хотя бы 20% грузопотока между Евросоюзом, Южной и Юго-Восточной Азией, Ближним Востоком и США – это 200 миллиардов долларов. И если от этого грузопотока получить 10% за транзит – логистика, перевалка, таможенная очистка – у России появится доход, сопоставимый с размером годового бюджета.

Россия расположена на пути прямых транзитных транспортных потоков в направлениях Север–Юг и Восток–Запад, которые имеют значительные преимущества по сравнению с существующими на сегодня транспортными путями и могут приносить государству весомые валютные доходы. При этом фактическим владельцем всех транспортных сетей в России является государство, а потому использование их для транзита грузов и пассажиров представляет прямой государственный интерес. Важный момент: в этом случае транспортная отрасль из поглотителя бюджетных средств превращается в их донора. Еще один положительный момент – интеграция России в единое мировое (если быть более точным – евроазиатское) транспортное пространство не ущемляет ничьих интересов, напротив, на выходе получается взаимовыгодное партнерство. Использование территории России как моста между Европой и Азией, Севером и Югом, Востоком и Западом объективно выгодно всем – от Финляндии до Японии, и в первую очередь, конечно, – самой России. В самом деле, транспортировка большинства грузов по воздуху сделала бы их “золотыми”, а доставка морем не всегда уместна и занимает слишком уж много времени. Таким образом, именно наземный транспорт в условиях просторов Евразии становится во многом доминирующим, а “сухопутный” транспортный транзит – весьма привлекательной сферой для инвестиций.

Под “сухопутным” транспортом мы подразумеваем, в первую очередь, железные дороги. При тех расстояниях, о которых пойдет речь, автомобильные перевозки, как правило, крайне малорентабельны, да и сеть автодорог у нас, мягко говоря, не в идеальном состоянии (особенно в сравнении с железными дорогами).

Создание транспортных коридоров – проект, предусматривающий широкую международную кооперацию, а следовательно, означает приток иностранных инвестиций в страну. И это не “романтические мечтания”, а абсолютно трезвая оценка. Вот только один пример: как только правительство России внятно заявило о строительстве нового участка дороги Москва–Петербург с выходом на Хельсинки и на юг, в сторону Анкары, более десятка иностранных компаний выстроились в очередь с желанием инвестировать в данный проект. Создание “трансконтинентальных мостов”, транзитных коридоров подтянет на порядок большее число претендентов на участие.

Немаловажно, что сотрудничество в этом направлении представляет интерес не только для крупного капитала. В игру здесь также вступают правительственные и межправительственные структуры развитых стран, в первую очередь Европы. Так, значительную активность в развитии международной транспортной инфраструктуры на территории Европы и, шире, – Евразии, проявляет Европейская конференция министров регионального планирования (СЕМАТ). Одну из ключевых позиций в “Основополагающих принципах устойчивого пространственного развития европейского континента” занимает концепция интермодальных транспортных коридоров.

В трактовке СЕМАТ термин “коридор” означает совокупность всех видов транспорта, согласованно функционирующих в определенном направлении и участвующих в перевозке конкретного груза. Принципиально новым в интермодальном транспортном подходе является воплощение идеи “системы обслуживания потребителя”, ориентированной на заказчика – иначе говоря, развития интегрированного транспортного обслуживания “от двери до двери” с непрерывным продвижением грузов через страны и континенты по интермодальным транспортным коридорам.

В 1994 году на о. Крит в ходе II Общеевропейской конференции по транспорту были определены девять трансъевропейских интермодальных коридоров. Из них три проходят по территории России.

Наиболее разработанное направление на сегодняшний день – девятый панъевропейский коридор, соединяющий Северную Европу с Южной (одно из названий – коридор Север–Юг). Транспортный коридор №9 на территории России – это крупная транспортная ветвь с направлением от госграницы с Финляндией через Санкт-Петербург, Москву и Киев на Румынию, Болгарию и Грецию (на территории СНГ эта ветка проходит через Россию, Беларусь, Украину и Молдову). Коридор включает ответвление Ростов-на-Дону–Новороссийск–Астрахань. Фактически речь идет об объединении в одну мощную транспортную общеевропейскую артерию всех транспортных составляющих – железнодорожного, автодорожного, морского, речного, трубопроводного и воздушного транспорта, а также объединении сопутствующих инфраструктурных элементов – подъездных путей, таможен, пограничных постов, складов и т.д.

При этом не следует забывать, что роль девятого коридора отнюдь не ограничивается мостом между севером и югом Европы – изначально предполагалось также его развитие в направлении Западной Азии (Турция, Иран), а в перспективе – и Восточной Азии.

В данном случае стратегические планы начали воплощаться в жизнь достаточно быстро. Более того, уже сейчас можно говорить о том, что главное направление МТК-9 “перепрофилируется”, и основной грузооборот здесь пойдет вовсе не на Южную Европу, как изначально предполагалось.

Дело в том, что уже в 2002 году Россия заключила ряд соглашений с Ираном и Индией о подключении их к транспортному коридору “Север–Юг” – то есть, фактически, прямому продолжению “астраханского” ответвления МТК-9. Главными организаторами прошедшей тогда в Астрахани первой учредительной конференции “Международный транспортный коридор “Север–Юг-Транзит” выступили Минтранс и администрация Астраханской области. А в течение 2004 года к проекту подключились и республики Закавказья. По предварительным оценкам, ежегодный объем грузопотоков на начальной стадии проекта составит 10 млн тонн, а в дальнейшем – 20 млн тонн и более. На сегодняшний день основной не до конца решенной проблемой является открытие сквозного железнодорожного сообщения через республики Закавказья, но похоже, что и этот вопрос будет в ближайшее время решен: договоренности с Арменией и Азербайджаном практически достигнуты, идут переговоры и с Грузией.

6. Сердце Евразии

На строительстве дорог и интенсификации перевозок поднимались многие экономики, создавались рабочие места. В регионах, через которые пройдут транспортные коридоры, будут развиваться рынки услуг, отрасли сопровождения, инфраструктура туризма и отдыха. Адекватная загрузка и развитие транспортной инфраструктуры создали бы дополнительный стимул для других отраслей экономики – от энергетики до розничной торговли. Причем все это – вовсе не только вдоль самих транспортных коридоров. Так, при резком увеличении объема грузоперевозок у железных дорог ощутимо увеличится потребность в подвижном составе, а здесь в последние годы наблюдается уверенный переход на продукцию отечественного производителя. Возрастет загрузка нашей промышленности в целом. Сборочные, металлургические производства получат реальные заказы (в период великих строек заказы получают все). Большая стройка – это всегда большие деньги. Появится реальная возможность модернизировать нашу промышленность, даже ту, которая сейчас неконкурентоспособна, довести ее до необходимого уровня.

Достройка трансконтинентального транзитного коридора (Европа–Азия) естественным образом предполагает инкорпорирование в него всех имеющихся транспортных ресурсов России “Запад–Восток”. А ресурсы эти более чем серьезны, и к тому же имеют солидную историю. Великая Сибирская магистраль (ранее также именовавшаяся “Стальным поясом России”, а ныне традиционно ассоциирующаяся с Транссибом) связала Москву и Владивосток еще в начале XX века, а закладывалась и вовсе при Александре III. Цифры показывают, что за последнее время объем транзита на Транссибе (который является одним из ключевых элементов Трансазиатской железнодорожной магистрали) возрос в три раза. Однако “простор для деятельности” здесь все равно огромен: на сегодняшний день, к примеру, из 360 тысяч контейнеров, ежегодно отправляемых Японией в западном направлении, через Россию идет чуть больше 8 тысяч (!).

На III Общеевропейской конференции, проходившей в Хельсинки в июне 1997 года, был подтвержден курс на продление международных коридоров №2 и №9, от Москвы соответственно в восточном и юго-восточном направлениях (с выходом на Владивосток и Находку, а также на Астрахань и Новороссийск), и на открытие внутренних водных путей для иностранного судоходства на участке Азов–Астрахань и использование преимуществ Северного морского пути для международных перевозок. Все это позволяет создать на территории России уникальные условия для функционирования сбалансированной по техническим и эксплуатационным параметрам Евро-Азиатской интермодальной транспортной системы.

Использование территории России для транзитных потоков имеет огромный потенциал и обещает самые серьезные перспективы как для России, так и для возможных деловых партнеров – как среди государств СНГ, которые в этой ситуации становятся нашими прямыми партнерами, так и среди третьих стран. Однако не менее перспективным (и, при нынешней конъюнктуре, гораздо более рентабельным) представляется смежное направление – использование потенциала территории страны для международной транспортировки товарных потоков, генерируемых непосредственно в России. На первое место здесь, разумеется, выходит трансфер углеводородов.

Проблема создания трансконтинентальных инфраструктурных коридоров имеет еще одно – более высокое измерение.

Широкое хождение в мире имеет концептуальный тезис “Азиатско-Тихоокеанский регион – центр экономического мира в XXI веке”. Тиражируется данный тезис и у нас в России. Однако, несмотря на распространенность этого убеждения, оно является в корне ошибочным.

Центром мировой экономической активности в ближайшее столетие будет не АТР, а Евразия. Это объективно, так как финансовый коллапс США неминуем. Интересы Китая очень скоро развернутся с восточного направления (от заокеанского торгового партнера и нынешнего финансово-эмиссионного центра мира) на запад, вглубь континента. Впечатляющий прогресс, достигнутый в деле урегулирования давних споров Китая и Индии, и резкая активизация разнообразной деятельности в рамках Шанхайской организации сотрудничества – еще одно подтверждение ускорения этого геополитического и геоэкономического сдвига. “Морская” геополитическая конструкция меняется на “континентальное” устройство мира.

Но скорость этого объективного процесса смещения, сдвига глобального центра экономической деятельности может быть ускорена активной позицией России в этом вопросе. С несомненной выгодой для России. Причем выбора у нас нет: либо мы занимаем активную позицию в процессе формирования трансъевроазиатского экономического мегапространства и принимаем в нем участие в качестве субъекта, либо нам отведут в нем место объекта другие активные игроки. Третьего не дано.

Срединное географическое положение России на континенте, ее возможности в качестве транзитной страны, не говоря уже о ее ресурсном потенциале, просто не позволяют нам самоустраниться из этого процесса. А особый статус России как поликонфессиональной державы и как носителя особого цивилизационного кода, во многом явившегося продуктом евразийского культурного сплава, позволяет ей быть медиатором процесса формирования единого экономического пространства Евразии и одновременно активным игроком, необходимым для всех участников этого процесса. Не воспользоваться этим историческим шансом было бы непростительной ошибкой. Данная роль и миссия открывает для нашей страны грандиозные перспективы.

1. Распад единого хозяйственного пространства: в проигрыше все

Произошедший в 1991 году распад СССР оказался событием драматическим, причем не только для России, но и для остальных союзных республик. Было практически полностью разрушено огромное единое социально-экономическое пространство, которое создавалось как в годы советской власти, так и в предшествующие века.

При этом в 90-е годы события на постсоветском пространстве развивались в направлении, диаметрально противоположном общей мировой тенденции. Во всем мире сейчас доминируют интеграционные процессы (это особенно отчетливо видно на примере Европы) – в то время как на территории бывшего СССР развитие получил вектор сугубо центробежный.

В начале 90-х многим казалось, что от такого развития событий выиграют все – разве что за исключением России. Однако прошедшие годы показали: в выигрыше не остался никто. Что, если вдуматься, неудивительно, и в первую очередь – по причинам сугубо экономическим. Вне зависимости от отношения к коммунистическому СССР, нельзя не признать: страна была единым хозяйственным комплексом, единым механизмом. И когда этот механизм начали растаскивать на отдельные узлы, блоки и агрегаты – он попросту перестал функционировать. Даже если предположить, что каждый узел сам по себе работает безукоризненно, в отдельности от него проку не столь уж много. Тем более что назвать отделившиеся республики исправно функционирующими блоками было бы все же очень сильным преувеличением.

Тем не менее, вполне очевидно: определенное хозяйственное единство на постсоветском пространстве в какой-то мере сохранилось. Да, полностью разрушенной оказалась единая система управления. Но с отмиранием единой административной надстройки куда меньше пострадал базис – которым в немалой степени является само единое постсоветское пространство – иными словами, территориальная общность.

2. Инфраструктура – костяк постсоветского пространства

Костяком этого единого пространства стала, разумеется, общность инфраструктуры. Сопредельные государства бывшего СССР по-прежнему пронизаны общими инфраструктурными коммуникациями, и это есть географическая данность, на которую не в силах повлиять сиюминутные политические реалии. И именно общность инфраструктуры становится основой для продолжения того, что в советские времена называлось межрегиональной интеграцией, а сейчас трансформировалось в хозяйственные связи между государствами СНГ.

Система инфраструктурных магистралей стала, пожалуй, одним из основных достижений народного хозяйства СССР – своеобразной “кровеносной системой”, пронизывающей все пространство “одной шестой части суши”. И практически все эти магистрали функционируют, и во многом от них зависит жизнеобеспечение бывших республик СССР. Для нормальной работы экономики сопредельных государств нужны энергоносители и электричество, и поступают они именно по трубопроводам и ЛЭП, построенным, в основном, в советские годы. По тем же “советским трубам”, например, поставляется в Европу газ из Туркмении. Транзит российских углеводородов играет важную роль в хозяйстве ряда сопредельных государств, являясь в ряде случаев одной из ведущих доходных статей бюджета. Отметим, что в сфере транзита экономические факторы во многом напрямую пересекаются с политическими и геополитическими; это постоянно наблюдается, к примеру, в российско-украинских отношениях.

То же можно сказать и о транспортных магистралях. Именно благодаря им обеспечивается возможность грузовых и пассажирских перевозок как на территориях самих стран СНГ, так и по всему постсоветскому пространству, включая и огромную территорию РФ. И в первую очередь речь идет, разумеется, о транспорте железнодорожном – в силу причин как исторических, так и географических. Дело в том, что с учетом огромных расстояний автоперевозки на территории бывшего СССР малорентабельны, а внутренних водных артерий для судоходства попросту не хватает. И если автомобильные дороги в России всегда были одной из “главных бед”, то строительство железнодорожных путей было одним из главных приоритетных направлений.

Отметим, что на примере железнодорожного транспорта особенно отчетливо видны минусы распада СССР – и важность экономической интеграции на постсоветском пространстве. Так, через территорию сопредельного России Казахстана проходит один из участков Транссиба, не говоря уже о Среднесибирской и Южносибирской магистралях. И таких примеров множество.

В конце 2004 года в сфере железнодорожного транспорта произошло важное событие, которое мало кто заметил, а оно, тем не менее, стало своеобразным прорывом на пути интеграции. Причем прорывом как политическим, так и экономическим: был, наконец-то, восстановлен один из элементов межгосударственной инфраструктуры.

Речь идет о восстановлении железнодорожно-паромного сообщения “Крым–Кавказ”. Два порта, соединенные паромной переправой, находятся по разные стороны Керченского пролива – соответственно, на территории Украины и России. Экономические последствия очевидны: по расчетам экспертов, с открытием железнодорожного сообщения через паромную переправу экономия при грузоперевозках между двумя странами должна составлять не менее 30%. (Заметим, соглашение удалось заключить в условиях не самого благоприятного политического фона в отношениях между двумя странами.)

Данный пример отчетливо показывает выгоды интеграции в сфере восстановления единого коммуникационного пространства, причем для всех заинтересованных сторон. Этой транспортной “нитке” – более полувека, однако более десяти лет железнодорожное сообщение было прервано. Напомним, что движение по этому направлению осуществлялось аж до Баку, и никто сейчас не мешает восстановить эту транспортную артерию “в полном объеме”, к всеобщей выгоде.

На этом примере хорошо видно, что даже в тех случаях, когда единая транспортная инфраструктура на постсоветском пространстве оказывается нарушенной, восстановление ее является делом не особенно сложным – для решения проблемы достаточно доброй воли руководства сопредельных стран. А за полномасштабным восстановлением единства коммуникаций вполне логично следует и восстановление кооперационных связей. Тем более что, в отличие от системы управления, здесь также удалось многое сохранить. К тому же появились и дополнительные стимулы для развития интеграционного сотрудничества. В условиях рынка для предпринимателя задачей первоочередной важности становится нормальное функционирование технологического цикла – и политические аспекты при этом уходят на второй план. Поэтому неудивительно, что многие из существовавших уже давно производственных цепочек вполне успешно работают и сейчас – более того, создаются новые. И основой функционирования этих цепочек является именно транспортная инфраструктура.

Единство коммуникационного пространства бывших республик СССР имеет не только “внутреннее”, но и “внешнее” измерение. Кооперация в сфере коммуникаций увеличивает возможности этих государств в транспортном обслуживании торговых потоков “третьих стран”. Единая сеть транспортных магистралей СНГ может в результате стать важнейшим звеном системы трансконтинентальных инфраструктурных коридоров (подробнее об этом было сказано в главе 13).

С учетом благоприятной конъюнктуры на мировом транспортном рынке страны СНГ, по идее, попросту обречены на интенсивное сотрудничество и партнерство в сфере инфраструктурных коммуникаций. Кооперация в этом направлении могла бы стать в перспективе катализатором для интеграционных процессов в рамках СНГ и постсоветского пространства в целом.

3. Главная проблема интеграции – дефицит идей

Однако наличие подобных предпосылок хозяйственной интеграции – условие необходимое, но не достаточное. Для того чтобы процессы интеграции реально заработали, нужна реальная программа; требуется определенная идеология и воля для ее проведения в жизнь.

При этом нужно отдавать себе отчет в том, что “локомотивом” интеграции может быть только Россия. Соответственно, именно от российского руководства требуются реальные шаги для перехода от центробежных тенденций к центростремительным. А в этом направлении сейчас делается очень мало, причем имеющиеся попытки не отличаются особой осмысленностью. К тому же полностью отсутствует понимание того, как следует себя вести в случаях, когда интеграционные инициативы наталкиваются на сопротивление.

Причин указанного сопротивления можно назвать несколько: здесь и амбиции некоторых элит стран постсоветского пространства, и прямое противодействие Запада (достаточно вспомнить череду “бархатных революций”, при победе которых к власти приходили недружественные России силы). С другой стороны, надо честно признать, что и имидж самой России как потенциального центра интеграции выглядит сейчас недостаточно привлекательно.

В настоящий момент приходится констатировать, что перед политическим руководством России стоят две серьезные проблемы – и похоже, что нынешняя власть решить их не в состоянии. Первая – очевидный дефицит политической воли. Повторимся, интеграционные процессы регулярно встречают достаточно жесткое противодействие, часто возникают конфликтные ситуации – примеров тому за последние годы мы наблюдали немало. И раз за разом выясняется, что действовать в условиях конфликта наши лидеры не готовы. Несомненным плюсом по сравнению с 90-ми годами является то, что откровенно капитулянтское поведение сейчас практически не встречается, но на этом положительные сдвиги, по большому счету, и заканчиваются. На смену бездействию вместо осознанных политических шагов приходит, скорее, некоторый паллиатив: вполне державная (а зачастую даже агрессивная) риторика сопровождается, в лучшем случае, действиями сумбурными и непоследовательными. В результате провалы во внешнеполитическом курсе на постсоветском пространстве стали немногим реже, чем во времена Ельцина, а их последствия (за счет очевидного противоречия с риторикой) – куда более очевидными и деморализующими.

Правда, в последнее время в Администрации Президента заговорили о более жестком и прагматичном курсе по отношению к странам СНГ. С одной стороны, это можно считать началом проявления той самой политической воли – но не обернется ли все опять грозной риторикой, не подкрепляемой реальными действиями? Да, рычагов давления у России достаточно много (от ценовой политики в области энергоносителей до политики миграционной) – но удастся ли их последовательно задействовать?

Но это только половина проблемы. Да, “кнут” (или, по крайней мере, выраженная готовность к его реальному применению) как реакция на недружественные действия конкретных властных элит постсоветских государств – вещь, увы, необходимая. Но, опять-таки, не достаточная: только на силовом давлении никакие интеграционные процессы инициировать не удастся. Интеграция – процесс взаимный, и к “кнуту” должны прилагаться достаточно вкусные “пряники”. Иными словами, нужна некая позитивная программа действий.

Возникает ощущение, что с “пряниками” для потенциальных партнеров на постсоветском пространстве у нынешних властей России пока не густо – в силу того, что подобной позитивной программы пока просто нет. Если в случае с политической волей можно говорить о ее дефиците, который удается отчасти восполнить, то на уровне идей наблюдается, похоже, даже не дефицит, а вакуум. К сожалению, нынешняя российская элита “конструкционно” не способна создавать концепции прорывного развития.

На это накладывается еще одна проблема – отсутствие полноценного “лифта идей”. Складывается впечатление, что властные элиты и экспертное сообщество живут совершенно отдельной жизнью, никак между собой не пересекаясь. Уточним: определенные пересечения есть, но небольшая группа экспертов практически монополизировала диалог с Администрацией Президента. Мы наблюдаем тот случай, когда отсутствие конкуренции (в данном случае – конкуренции идей) ведет к стагнации – как “наверху”, так и “внизу”. В самой Администрации, как уже было сказано, налицо кризис идей (концепции не поступают в должном количестве, нет возможности выбора), а экспертное сообщество вынуждено работать без отдачи, так как отсутствует механизм “обратной связи”.

4. Модели интеграции: теория и практика

При этом нельзя сказать, что экспертное сообщество пробуксовывает в части порождения конструктивных идей и разработки целостных механизмов интеграции на постсоветском пространстве. У экспертов есть ясное понимание роли России в интеграционных процессах как своеобразного “сетевого менеджера” – и это понимание стало основой для создания целого ряда моделей интеграции. Причем моделей самых разнообразных – от объединения по конфедеративному принципу до структур с весьма высоким уровнем централизации. Более того, отдельные эксперты заглядывают и в более отдаленную перспективу, и выходят за пределы постсоветского пространства, вводя, к примеру, понятие “Восточноевропейской конфедерации”.

К сожалению, в силу указанных выше причин, все эти модели пока лишены шанса на практическое претворение в жизнь. Паче того, политическое безволие российской политической элиты уже не первый год тормозит единственный реальный практический интеграционный процесс – создание единого Союзного государства России и Беларуси. А ведь важность этого проекта трудно переоценить: его успешная реализация стала бы именно тем самым позитивным опытом, модельным примером для других государств постсоветского пространства, который так необходим. В Союзном государстве появилась бы возможность “обкатать” схемы – с тем, чтобы в дальнейшем предъявить их потенциальным партнерам в качестве положительных примеров изменений, которые несет с собой интеграция.

Более того, именно Конституционный акт Союзного государства (проект которого все никак не сдвинется с уровня обсуждения) помог бы ответить на вопрос, как должно выглядеть – и какие формы принимать – новое государственное строительство на постсоветском пространстве. Тем более что та концепция, которую содержит нынешний проект, представляется нам едва ли не оптимальной: на законодательном уровне предлагается декларировать равенство всех участников союза, и в то же самое время подтверждается роль России как очевидного лидера нового образования.

В XXI веке мир вступил в новую фазу своего развития – фазу, когда основными субъектами мировой экономики становятся макрорегионы. Это делает задачу интеграции на постсоветском пространстве особенно актуальной. Грубо говоря, возможны только два пути развития нынешней ситуации на постсоветском пространстве: или здесь будет сформирован полноценный макрорегион, или пространство будет “растащено” по другим макрорегионам. Наша задача – не допустить развития событий по второму сценарию.

5. Кто в России отвечает за геополитику?

Одним из важнейших инструментов геополитического влияния России на постсоветском пространстве является ее политика в области торговли энергоресурсами. Правда, инструментом, используемым весьма неэффективно.

В глобализирующемся мире природные ресурсы из статьи межстранового торгового обмена превращены в эффективный инструмент внешней политики обладателя и распорядителя этих ресурсов.

А что же Россия? Почему наша страна, обладая огромным экспортным потенциалом природных ресурсов – особенно высоколиквидных на мировом рынке топливно-энергетических ресурсов в виде нефти, газа и электроэнергии – не использует их в качестве действенного инструмента и рычага при проведении российской внешней политики, в том числе для укрепления своих геополитических позиций в странах ближнего зарубежья? Ведь некоторые из них (Грузия, Украина, Молдова, Литва, Латвия, Эстония) проводят внешнеполитический курс, который наносит серьезный ущерб интересам России на международной арене. И это они делают при том, что Российская Федерация в лице ОАО “Газпром” поставляет этим недружественным странам наш российский газ по ценам намного ниже средневзвешенной западноевропейской цены (250 долл. за 1 тыс. куб. м).

Либерализация внешнеэкономической сферы без учета национально-государственных интересов страны, как оказалось, привела к потере тех рычагов влияния российского государства в экономической сфере, без которых оно уже не смогло проводить активную внешнюю политику, особенно в отношении стран СНГ и Прибалтики.

Для пояснения данного утверждения следует хотя бы вкратце осветить в ретроспективе те политические, экономические и геостратегические причинно-следственные связи формирования постсоветской внешней политики РФ, которые действуют и поныне в отношении новоиспеченных стран ближнего зарубежья.

Хотя Российская Федерация была провозглашена правопреемницей распавшегося Советского Союза, с появлением на его территории многих государств последовало разрушение производственно-технологических, экономических и финансовых связей между предприятиями некогда единого народнохозяйственного комплекса. В качестве одной из стратегических задач российской государственной политики (еще при Б. Ельцине) было провозглашено формирование Единого экономического пространства (ЕЭП) с государствами СНГ на рыночных принципах.

Однако на практике оказалось, что Россия с ее вялыми и сверхосторожными подходами к постсоветской интеграции так и не встала во главе процесса создания ЕЭП, а страны СНГ, в свою очередь, по метким наблюдениям бывшего заместителя Госсекретаря США Строуба Телботта, стремились быть “подальше и позарубежнее от Москвы”.

В мировой практике показателем интеграционного взаимодействия стран общепризнана динамика их взаимного товарооборота. Как известно, доля стран СНГ во внешнеторговом обороте России за постсоветский период упала с 55% до 20%. Объем торговли РФ со странами Содружества снизился со 138,1 млрд долларов в 1991 году до 25,8 млрд долларов в 2002 году.

Следовательно, приведенные цифры неоспоримо свидетельствуют, что за постсоветский период наблюдался процесс “экономического исхода” России из СНГ. Этому исходу поспособствовало и то обстоятельство, что в РФ происходило неоправданно ускоренное свертывание экономических функций государства во внешнеэкономической сфере и усиление свободы частных предприятий, которые, как известно, руководствуются в налаживании торговых контактов естественными интересами обеспечения прибыльности сделок. А поскольку большинство предприятий в России являются частными, экономическая привлекательность практически неплатежеспособного постсоветского пространства для них резко упала.

Известно, что геостратегические интересы страны и проблемы национальной безопасности в понимании частного предпринимателя обычно занимают второстепенное место. Поэтому забота о подобных категориях, например, в промышленно развитых странах полностью находится в компетенции государства. В Соединенных Штатах правительство не только оказывает всемерную поддержку “своим” компаниям и фирмам за рубежом, но и регулирует географическую направленность их деятельности в соответствии с доктриной национальной безопасности. Кроме того, США всегда соотносят экономическую помощь, выделяемую отдельным государствам, со своей внешней политикой.

В России такого подхода к регулированию внешнеэкономической сферы, в том числе деятельности ее внешнеэкономических операторов, не наблюдается. В результате из-за свертывания торгово-экономических связей России со странами ближнего зарубежья порой страдают ее геостратегические интересы в этом жизненно важном регионе.

До ликвидации Советского Союза удельный вес межреспубликанских поставок в общем объеме российского вывоза достигал 60–68%, а в общем объеме ввоза 51–55%.

С распадом СССР все без исключения постсоветские государства стали широко использовать подход национально-хозяйственного прагматизма в выборе своих внешнеторговых партнеров. В новых условиях они также взяли курс на снижение степени экономической зависимости от России и постепенную переориентацию хозяйственных связей на западные страны.

В свою очередь и Россия отказалась от относительной преимущественной ориентации на связи внутри бывшего союзного пространства. С начала реформы она стала также прагматически исходить из критерия эффективности своей внешнеэкономической деятельности, устремив взоры на другие регионы. Доминирование топливно-энергетической составляющей в структуре экспорта Российской Федерации оказалось благом для нее на начальном этапе рыночной трансформации, так как свертывание торгово-экономических связей в рамках СНГ она могла легче компенсировать развитием связей со странами дальнего зарубежья, остро нуждающимися в основных статьях ее экспорта – нефти и природном газе.

Таким образом, распад советского Единого экономического пространства и отсутствие целенаправленной экономической политики в отношении вновь образовавшихся на постсоветском пространстве государств серьезно подорвал возможности России воздействовать на новые страны в экономической сфере, лишил тем самым ее ключевых рычагов и хозяйственных механизмов, с помощью которых РФ могла бы удерживать эти страны в своей геополитической орбите.

Все это – во многом прямое следствие проведения экономической реформы в новой России по плану, получившему название “Вашингтонский консенсус”. Согласно этому проекту, полной либерализации должны подвергнуться все сферы общественной жизни России. Иными словами, по замыслу реформаторов, активная роль российского государства заменяется частно-капиталистической инициативой; за судьбы страны в новой России теперь должен нести ответственность класс предпринимателей – главным образом, представители крупного капитала.

6. Интеграционная роль электроэнергетики

Сегодня, по оценке на конец 2004 года, суммарный объем выработки электроэнергии в России составляет около 900 млрд кВт·ч в год, а ее экспорт – 19 млрд кВт·ч., в том числе в страны СНГ – 6,6 млрд кВт·ч и Прибалтики - 0,7 млрд кВт·ч. Если доля экспорта в общем объеме производимой в Российской Федерации электроэнергии составляет 2,2%, то удельный вес ее поставок в страны СНГ и Прибалтики насчитывает совсем незначительную величину – 0,8%.

Следовательно, можно считать, что страны ближнего зарубежья практически независимы по линии поставок электроэнергии из России. Вместе с тем, формирование и развитие электроэнергетического рынка вообще и на постсоветском пространстве в частности невозможно без объединения энергосистем участвующих стран и настройку их на синхронную (параллельную) работу.

В настоящее время Единая электроэнергетическая система РФ (ЕЭС России) работает параллельно с энергосистемами двенадцати из четырнадцати бывших советских республик, а также с частью энергосистем Монголии и Китая. В последние несколько лет была возобновлена параллельная работа с энергосистемами Украины (а через нее – с энергосистемой Молдовы) и Казахстана (и, соответственно, с энергосистемами трех государств Центральной Азии), что позволило практически полностью восстановить Единую энергосистему в границах бывшего СССР. Создание такой системы межгосударственных электрических связей позволило существенно повысить устойчивость функционирования национальных энергосистем, надежность и экономичность электроснабжения их потребителей, создать предпосылки для динамичного развития экспорта-импорта, транзита, технологического обмена электроэнергией, оказания взаимной помощи в аварийных ситуациях.

Формирование единого электроэнергетического рынка на постсоветском пространстве стало возможным с началом процессов реструктуризации электроэнергетических отраслей в ряде стран СНГ, либерализации экспорта-импорта электроэнергии и внедрения рыночных механизмов торговли электроэнергией. По оценке РАО “ЕЭС России”, в Российской Федерации конкурентный рынок электроэнергии функционирует уже больше года, что позволило, по заверениям руководства компании, накопить значительный опыт рыночных отношений.

Здесь следует особо подчеркнуть, что опыт так называемых рыночных отношений в электроэнергетической отрасли был накоплен в первую очередь за счет серьезных социальных издержек, сказавшихся на резком понижении жизненного уровня большинства населения страны ввиду постоянного роста тарифов на электроэнергию.

Участие российских компаний в отраслевом сотрудничестве реализуется через экспортно-импортные поставки электроэнергии, приобретение профильных активов, а также выход на рынки электроэнергии других стран и объединений в качестве их полноправных субъектов.

Транзит российской электроэнергии осуществляется через энергосистемы Украины, Казахстана, Белоруссии и стран Прибалтики. Тарифы на транзит устанавливаются в двусторонних договорах на оказание соответствующих услуг. Транзит электроэнергии других стран через сети ЕЭС России в настоящее время не осуществляется. В целом проблема транзита электроэнергии и установления платы за него требует комплексной проработки, поскольку, с одной стороны, она тесно связана с проблемой оказания коммерческих услуг по резервированию и поддержанию частоты в объединенной энергосистеме, а с другой – РАО “ЕЭС России” как государственная компания решает и чисто внешнеполитические проблемы (например, осуществляя поставки электроэнергии в Южную Осетию или Приднестровье).

По утверждению РАО “ЕЭС России”, поставки российской электроэнергии по действующим контрактам оплачиваются денежными средствами в полном объеме и практически всегда своевременно. Несанкционированного отбора российской электроэнергии в странах СНГ и Прибалтики не зафиксировано.

Таким образом, политико-экономическая значимость деятельности ОАО РАО “ЕЭС России” в постсоветском пространстве объективно заключается в том, что даже при незначительных объемах поставок российской электроэнергии в страны СНГ и Прибалтики эта государственная компания закладывает основы для формирования в ближнем зарубежье Единого экономического пространства на рыночных принципах с ключевой ролью правопреемницы бывшей державы. Несомненно, нынешняя деятельность этой электроэнергетической компании, в которой пока еще сохраняется контрольный пакет акций в руках государства и, соответственно, контроль за деятельностью компании со стороны государства, носит не только коммерческий характер, но и выполняет важные интегрирующие функции по укреплению геополитических позиций России в ближнем зарубежье.

Как представляется, прежде чем принимать окончательное решение по разрушению государственной монополии в электроэнергетике, высшей законодательной и исполнительной власти следовало бы прислушаться к мнению авторитетных экспертов и почаще вспоминать плачевные итоги приватизации нефтяной отрасли.

7. Нефть слабо “работает” на интересы России

Судя по оценкам специалистов, можно сделать вывод, что российская нефть уже давно “не работает” на защиту национальных геополитических интересов. Это случилось после того, как были приватизированы самые высокодоходные крупные нефтяные компании и государство в значительной мере потеряло рычаг влияния в этой отрасли.

Хотя по Конституции Российской Федерации недра и природные ресурсы пока еще принадлежат народу, но в нашей стране все статьи Основного закона реализуются не как во всем мире, а как-то совсем “по-российски”. Например, в богатых нефтью странах Ближнего Востока нефтедобывающие компании получают прибыль, равную норме прибыли на вложенный капитал (отношение чистой прибыли к выручке), только как операторы. А нефтью (включая природную ренту) распоряжаются сами нефтедобывающие страны.

У нас, в России, после извлечения нефти на поверхность земли, она становится собственностью нефтяных компаний. Последние отчисляют в Федеральный бюджет РФ непропорционально малую долю от доходов в виде налогов и экспортных пошлин, которые государству удается отстоять в противоборстве с разветвленной сетью лоббирования на всех этажах российской власти. Поэтому, как ни парадоксально, перефразируя известную поговорку, можно утверждать: “Мы такие бедные, потому что мы богаты нефтью”.

Российский парадокс будет легко понятен для каждого, если сравнить показатели прибыльности наших и зарубежных компаний. Так, норма прибыли российских крупнейших нефтегазовых компаний, по данным журнала “Форбс”, составляла (по состоянию на 07.04.2004 г.): 26,9% у ЮКОСа, 24,8% у “Сургутнефтегаза”, 11,9% у “Лукойла”, 19,5% у “Газпрома”. В то же время данный показатель у ведущих западных компаний – намного скромнее: 9,4% у “Exon Mobil” (США), 4,4% у “ВР” (Великобритания), 6,3% у “Royal Dutch/Shell Group” (Нидерланды/Великобритания), 6,7% у “Total” (Франция).

Государство не может существенно влиять на действия частных нефтяных компаний, которые вольны фактически устанавливать цены на топливо на внутреннем рынке, по своему усмотрению продавать нефть любому покупателю и экспортировать транзитом в любом направлении или страну, руководствуясь при этом исключительно получением коммерческой выгоды. Поэтому, несмотря на все декларации и ультиматумы, содержащие “гром и молнии”, направляемые Федеральным Собранием РФ и Министерством иностранных дел РФ в адрес Литвы, Латвии, Эстонии по поводу, например, нарушения гражданских прав русско-культурных общин в этих прибалтийских странах или проведения откровенных враждебных политических акций в отношении России, тем не менее, их национальные бюджеты – от трети до половины их доходной части – по-прежнему наполняются за счет транзита и перевалки российских природных ресурсов на их территории.

Таким образом, можно констатировать: российская нефть не служит с начала 1990-х годов защите и укреплению геополитических позиций РФ в ближнем зарубежье.

8. Российский природный газ – донор и спаситель СНГ

Среди отечественных топливно-энергетических ресурсов природный газ России, в отличие от электроэнергии и нефти, поистине является национальным достоянием и играет исключительно важную роль как в развитии внутренней экономики, так и в укреплении позиций нашей страны во внешнеэкономической сфере. На долю России приходится более 30% мировых доказанных запасов природного газа и более 20% мировых газодобывающих мощностей. Она является крупнейшим экспортером природного газа в мире, обеспечивая более 25% потребностей Европы в газе. Россия также имеет обширную внутреннюю сеть газотранспортных и газораспределительных объектов и является вторым по величине в мире потребителем природного газа (после США). Газовая отрасль остается значительным и постоянным источником валютных поступлений, и она существенно способствует экономическому росту России.

В 2004 году соотношение газовых поставок на внутренний и внешний рынки составило, соответственно, порядка 300 млрд куб. м и 190 млрд куб. м (120 млрд куб. м – в дальнее зарубежье и 70 млрд куб. м – страны СНГ и Прибалтики).

Средневзвешенная отпускная цена природного газа непосредственно в России и для внутренних нужд, включая НДС, зафиксирована на уровне 47,12 доллара за 1 тысячу куб. м. В настоящее время это предельная цена покрытия издержек по добыче газа.

В Западной Европе наш газ продается оптовым покупателям по цене 250 долларов за 1 тыс. куб. м.

По итогам 2004 года, средняя цена при поставках российского газа в страны СНГ составляла 50,9 доллара за 1 тыс. куб. м, в том числе на Украину – 50 долларов за 1 тыс. куб. м, Белоруссию – 47,2 доллара, Молдову – 82,5 доллара. В странах Прибалтики средняя цена равнялась 83,5 доллара за 1 тыс. куб. м.

Страны ближнего зарубежья являются для России территориями, по которым она осуществляет также транзит экспортных поставок своего газа. В 2004 году уровень транзитного тарифа по Украине составлял 1,09 доллара за прокачку 1 тыс. куб. м газа на 100 км, в Белоруссии – 0,75 доллара (0,46 доллара – по газопроводу “Ямал–Европа”, который принадлежит “Газпрому”), в Молдове – 2,5 доллара, в Литве – 0,5 евро, в Латвии – 0,4 евро, в Узбекистане – 0,76 доллара, в Казахстане – 0,76 доллара (для прокачки туркменского и узбекского газа в сторону России) и 0,9 доллара для транзита российского газа.

Если анализировать уровень транзитных тарифов и сравнивать масштаб цен на российский природный газ в странах ближнего и дальнего зарубежья, возникает логический вопрос: почему Россия торгует своим газом с ближними соседями в СНГ и Прибалтике в ущерб себе, то есть не по мировым ценам?

Как представляется, здесь играет роль ряд экономических и геополитических причин.

Из приведенных цифр видно, что Украина является лидером в установлении самого высокого тарифа на транзит российского газа. Это связано с тем, что Россия получает 80–85% валютной выручки от продажи нефти и газа, экспортируемых в Европу через украинские коммуникации. Половина газохранилищ бывшего Советского Союза находится в Украине.

Украинская сторона, таким образом, как монополист в транзите российского газа в страны Евросоюза, используя свое преимущество, может диктовать России условия при установлении транзитного тарифа. Подобное положение в рыночных условиях делает транзит российских энергоносителей через украинскую территорию уязвимым местом в системе экономической безопасности нашей страны.

России следовало бы стремиться к многовекторности транзитных экспортных путей и уменьшению украинского монополизма в перекачке наших энергоносителей, в том числе за счет более активного использования белорусской транзитной инфраструктуры, укрепляя тем самым национальную внешнеэкономическую безопасность. По белорусскому коридору на Запад ежегодно прокачивается порядка 30 млрд куб. м или 25% экспортных объемов газа в западном направлении. Имея с Белоруссией особые партнерские отношения в рамках Союзного государства и беря во внимание существенно более низкий уровень транзитного тарифа по белорусской территории, “Газпрому”, по-видимому, следовало бы более внимательно отнестись к предложению Минска насчет увеличения транзитных объемов российского газа в Европу до 50%. Такое предложение создает для России выгодную альтернативу транзитному пути через Украину, которая с каждым годом ужесточает условия транзитного прохождения российских товаров через свою территорию.

Основная причина, почему Россия продает свой газ странам СНГ по ценам вдвое-втрое ниже мировых, заключается в том, что новоиспеченные страны, как “осколки” великой державы, не имеют до сих пор жизнеспособных и самодостаточных национальных экономик, потенциал которых позволял бы им расплачиваться с Россией за газ даже по искусственно низким ценам. Даже для Белоруссии, у которой макроэкономические показатели национального хозяйства, являются наилучшими на всем постсоветском пространстве, переход с 1 января 2004 года с газовой цены 30 долларов за 1 тыс. куб. м на новую цену в 46,68 доллара повлек дополнительные затраты, по оценке белорусского правительства, порядка 250 млн долларов. Чтобы поддержать жизнеспособность белорусской экономики и выполнить союзнические обязательства, Россия согласилась выделить Минску кредит в 200 млн долл. для оплаты подорожавшего газа. Другими словами, геополитические выгоды требуют затрат “больших денег” и “понимания проблем” союзника.

Что касается Украины, то она стремится не только не платить своевременно за поставки российского газа, из года в год копить газовые долги с последующей их реструктуризацией в свою пользу, но она также до недавнего времени открыто применяла практику несанкционированного отбора нашего газа из транзитных трубопроводов, то есть занималась откровенным воровством. Интересно отметить, что уворованный газ, по данным “Газпрома”, Украина продавала Венгрии, Словакии и Польше.

Начиная с 2001 года, дефицит торговли Украины с Россией ежегодно превышает 4,5 млрд долл., так как поставки энергоносителей из РФ украинские партнеры не могут возместить своими товарами. Растущий дисбаланс во взаимном товарообороте украинская сторона неспособна оплатить и “живыми” деньгами. Поэтому Киев всякий раз пытается избежать платежей под различными предлогами, в том числе давая туманные политические обещания устами того или иного украинского лидера.

Таким образом, продажа российского природного газа неплатежеспособным партнерам в рамках Содружества по заниженным ценам по своей сущности и форме означает предоставление Россией экономической помощи странам СНГ. Их правящие режимы вряд ли выжили бы без такого подарка со стороны России. Казалось бы, за подобное донорство РФ должна получать определенные геополитические выгоды. Однако некоторые режимы, как, например, Грузия и Молдова, требуют в категорической форме вывода российских военных баз со своих территорий и миротворческих сил из зон межнациональных конфликтов (Абхазия, Приднестровье).

Оказание экономической помощи странам СНГ в виде дешевого природного газа имеет не только геополитическую, но и, как ни парадоксально, определенную экономическую выгоду для России. Такая выгода проявляется в отношениях с теми странами, с которыми Россия сохранила производственно-кооперационные связи после распада единого экономического пространства бывшего Союза (Белоруссия, Армения, Казахстан, Приднестровье). Предприятия этих стран за счет дешевого российского газа выпускают конкурентоспособную продукцию, находящую платежеспособный спрос, главным образом, в самой России.

К примеру, промышленный комплекс Белоруссии, получивший еще в советские времена название “сборочного цеха СССР” (а теперь его можно назвать “сборочный цех России”), выпускает промышленную продукцию и продает ее основную часть в нашу страну по более дешевым ценам, чем другие мировые производители (примерно на одну треть ниже цены западных аналогов). И это удается во многом благодаря дешевому российскому газу и сохранению таким путем “на плаву” белорусского “сборочного цеха”.

Как известно, Россия постоянно проявляет добрую волю и понимание проблем Украины в связи с трудностями ее оплаты за поставки российских энергоносителей. Поэтому Украина – единственная страна на постсоветском пространстве, которой Россия разрешила заниматься реэкспортом российских энергоресурсов (4,5–5 млрд куб. м российского газа в год), что, по имеющимся оценкам, дополнительно обеспечивает ежегодные поступления в украинский бюджет до 600 млн долларов. К слову сказать, наш первый союзник и партнер – Белоруссия – такого подарка не имеет. Кроме того, Россия обязалась открыть транспортный коридор Украине для поставок туркменского газа и согласилась на 10-летнюю рассрочку платежей по ее газовым долгам. Следует особо подчеркнуть, что подобные дружественные жесты восточного соседа в немалой степени способствовали повышению темпов экономического роста на Украине.

Сегодня можно утверждать, что поставки природного газа из России в страны Содружества не только поддерживают в значительной мере жизнеспособность правящих там режимов, но и питают донорским российским топливом оставшиеся “наплаву” промышленные предприятия, на которых занята значительная часть местного населения; российский газ отапливает также их жилища. Как представляется, в случае отключения этих стран от российской “газовой трубы” вполне следует ожидать в России усиления притока трудовой, главным образом, нелегальной миграции.

Таким образом, донорский российский газ во многом способствует социально-экономической стабилизации в ближнем зарубежье.

Газотранспортная и распределительная система, созданная еще во времена СССР, конечно, не учитывала те проблемы, которые возникли у “Газпрома” после развала бывшей державы. Сегодня российская газовая компания оказывается бессильной, чтобы наказать за неплатежи и открытое воровство газа такие теперь недружественные нам страны, как Грузия и Молдова, поскольку через их территории проходят транзитные газопроводы в дружественные Армению и Приднестровье.

Однако спрашивается, почему по-прежнему, вне всякой логики и в ущерб геополитическим интересам России, поставляется по заниженным ценам наш природный газ в явно недружественные страны Прибалтики (Латвию, Эстонию и Литву)?

Анализ деятельности “Газпрома” показывает, что его управленцы (или топ-менеджеры – на современном языке) не всегда понимают задачу обеспечения и защиты геополитических интересов России и, судя по имеющимся фактам, их стратегические решения, принимаемые к реализации без должной научной проработки и экспертизы, приносят время от времени бюджету России убытки и урон ее престижу на мировой арене.

Среди примеров, свидетельствующих о близорукости топ-менеджеров “Газпрома” в отношении защиты геополитических интересов России, наиболее ярким событием за последнее время следует назвать “газовую атаку” на Белоруссию, продолжавшуюся в течение всего 2004 года.

Вряд ли кто оспаривает необходимость повышения цены за поставки российского газа в Белоруссию до нынешнего уровня 46,68 долл. за 1 тыс. куб.м вследствие роста производственных издержек при его добыче и транспортировке до белорусской границы. Однако возникает законный вопрос: почему главный энергетический ресурс страны был использован в качестве “воспитательного” инструмента против Республики Беларусь – нашего главного стратегического союзника и второго (после Германии) по значимости внешнеторгового партнера? А не, скажем, против таких “ближних” соседей – стран вообще неплатежеспособных и даже порой враждебно настроенных к нам, как Грузия, Молдова, а также вечно подворовывающая наш газ Украина?

“Газовая перепалка” между Москвой и Минском нанесла наибольший ущерб, в конечном итоге, непосредственно России. В результате этого конфликта нарушилось снабжение газом Калининградской области, ухудшилась международная репутация “Газпрома”, от которого Евросоюз потребовал гарантии бесперебойного снабжения газом.

Значимо для нас также то, что в результате “газовой войны” резко ухудшилось и отношение белорусов к объединению с Россией. По данным социологических опросов, доля сторонников единения упала в Белоруссии с 25% до 13%.

Да, действия российских властей в области газоэкспортной политики можно оценивать по-разному. Можно предъявить и претензии. Однако в любом случае сегодня без всякого преувеличения можно констатировать, что, кроме поставок природного газа, у России почти не осталось экономических рычагов, чтобы удержать постсоветское пространство в орбите своих геополитических и геостратегических интересов.

Проведенный анализ деятельности главных энергетических компаний России в постсоветском пространстве в контексте геополических реалий позволяет сделать важный вывод: разукрупнение и приватизация таких естественных монополий, как РАО “ЕЭС России” и ОАО “Газпром”, – в нынешних условиях задача несвоевременная и крайне опасная для судьбы России. С их ликвидацией Россия окончательно потеряет экономические “козыри” своего влияния не только в ближнем зарубежье, но и в планетарном масштабе, так же, как она их потеряла после непродуманной приватизации нефтяного комплекса.

Другими словами, в глобализирующемся мире, в котором уже сегодня безраздельно господствуют западные ТНК, с которыми еще могут экономически состязаться только компании масштаба РАО “ЕЭС России” и ОАО “Газпром”, в случае приватизации последних Россия, по мнению серьезных экспертов, окончательно потеряет статус мировой державы с вытекающими для нее геополитическими последствиями.

Как в свое время отмечал известный американский экономист Джон Кеннет Гэлбрейт, на прибыльность компании или фирмы не влияет форма собственности. “Прибыльность напрямую зависит от качества менеджмента”, – резюмировал авторитетный американец. России следует тысячу раз подумать, прежде чем принимать решения по приватизации последних энергокомпаний – якобы для повышения их прибыльности, чтобы не лишиться экономических и политических признаков своей державности.