Один крестьянин, когда я ему старался объяснить смысл большинства и меньшинства, как решения вопроса, как достижения истины дела, подумал и сказал: это не есть правда человека.
К.С. Аксаков
На современном этапе Российское государство переживает глубокий кризис целей. Именно этот кризис лежит в основе острой неудовлетворительности текущего момента. Убежденность в недолжном положении дел в государстве высказывают все, от простых обывателей до самых высоких чиновников. Те, кто в материальном смысле выиграл от произошедших в последние два десятилетия изменений, недовольны ничуть не меньше, а иногда даже больше, чем те, кто проиграл. Всеобщий характер недовольства, продолжавшего нарастать, несмотря на предпринимавшиеся в первые годы XXI века попытки его стабилизировать, говорит о том, что ситуацию невозможно исправить с помощью каких-либо частных технических решений – административных реформ, укрепления вертикали государственной власти, совершенствования работы тех или иных учреждений, перекройки политического поля. Невозможно потому, что причина как общественного недовольства, так и порождающих его негативных явлений не в частностях, а в принципах принятой долгосрочной политики, в избранном ошибочном стратегическом курсе.
Суть допущенной ошибки в отказе от единственного целеполагания, которое может и обязано иметь государство, от единственной очевидной для него политической цели – служения интересам нации. Всякое ответственное государство исходит из того, что оно создано, сформировано для служения интересам определенного политического тела – нации и является, в сущности, единственным и безальтернативным инструментом осуществления национальных целей. Соответственно, отказ от этого служения, отказ от огромной связанной с ним ответственности не только обессмысливает само существование государства, превращающегося в чисто паразитическое образование, но и роковым образом подтачивает силы нации, поскольку революционный путь, учреждение нового государства “из ничего”, через разрыв с предшествующей историей, является исключительно ресурсоемким и опасным для национального самосознания.
Наиболее возмутительной чертой политической психологии современной России является восходящая к Смутному времени 1985–2000 гг. самооценка политической элиты как “временщика”. Отсюда проистекает, как это ни парадоксально, подсознательная ориентация на революцию, на радикальный политический переворот, который породит новое государство взамен нынешнего и до которого, соответственно, надо “успеть” и “продержаться”. Не деятельность горлопанящих революционеров, а именно “предреволюционное” поведение самого государства создает подлинную угрозу “революции”, то есть кризиса, в ходе которого наша нация либо утратит политическую независимость и территориальную целостность, либо ее и без того оскудевшие за последние годы ресурсы будут отвлечены на создание государственности заново. К сожалению, не все даже патриотически ориентированные политические деятели понимают опасность революционного сценария: кажется слишком соблазнительным одним махом упразднить “прогнившую” государственность, но возможность построения новой оценивается при этом без необходимой доли трезвости – на такое у русской нации может просто не хватить сил.
Демократия есть определенная процедура принятия решений в государстве. Совершенствование этой процедуры не может быть стратегической целью государства, напротив, эта процедура, демократическая или какая-то еще, должна служить поставленным государством стратегическим целям.
В современной РФ стратегической целью объявляется “укрепление демократии”, но, вне зависимости от пользы или вреда демократии как формы правления, подобная цель является абсурдной. Демократия есть определенная процедура принятия решений в государстве. Совершенствование этой процедуры не может быть стратегической целью государства, напротив, эта процедура, демократическая или какая-то еще, должна служить поставленным государством стратегическим целям. Когда Соединенные Штаты Америки заявляют о своей цели “укрепления демократии”, то имеется в виду демократия за пределами США, она в данном случае – инструмент реализации национальных целей американцев, утверждения американского образа жизни в качестве межкультурного идеала в мире. При этом в своей совокупности представление об образе жизни является чисто националистическим – “государство гарантирует, что мы будем жить так, как мы привыкли и как нам нравится”. Когда аналогичная цель – “укрепление демократии” – едва ли не теми же словами озвучивается в России, то у наших граждан волей-неволей возникает подозрение, что власть находится в другой системе координат, вне национального целеполагания – и нация, и государство являются не субъектом суверенной политики, а объектом внешнего воздействия. В России “укрепление демократии” означает нечто противоположное, чем в Америке, а именно: “государство гарантирует, что мы не будем жить так, как привыкли и как нам нравится, поскольку ценности демократии превыше всего”.
Такой же смысловой внеположностью государству и нации, встроенностью во внешний контекст грешат и большинство других формулировок, претендующих на определение целей современной России. Например, формулировка “Россия должна быть конкурентоспособной” автоматически предполагает принятие в качестве аксиомы неких международных “правил игры”, правил “конкуренции”. И здесь конечные цели подаются как бы “извне”. При этом мы не отрицаем ценности конкурентоспособности, но лишь указываем, что в данном случае она превращается в “антиценность” – навязанные другими мировыми субъектами модели развития, схемы образа жизни и стандарты потребления благ. Началось это не вчера – первые признаки “смещения целей” в государстве Российском можно заметить еще в эпоху Петра I, хотя о тотальности этого смещения можно говорить начиная с правления Н.С. Хрущева, который полностью принял “вызов А. Даллеса” и вынудил Россию вступить в неравную схватку с Западом там, где необходимо было бы от схватки уклониться. Результатом этой игры по чужим правилам стало Cмутное время конца XX века, поставившее под угрозу саму духовную суверенность России.
Успех стратегии “холодной войны”, предпринимавшейся на этом фоне западным сообществом, был достигнут за счет применения деструктивных технологий, мишенью которых было не столько коммунистическое мировоззрение, сколько духовно-правовые основы нашего общественного устройства. К таким деструктивным технологиям, примененным против СССР, относятся:
- управление потребительскими стереотипами, побуждающими к отказу от национальных инвестиций в развитие производства и инфраструктуры;
- проповедь идей постиндустриальной “информатизации” в качестве суррогатной сверхцели, адресованная технической интеллигенции СССР;
- проповедь идеи покаяния за любую форму насилия и принуждения, адресованная гуманитарной интеллигенции;
- пропаганда индивидуальных гедонистических ценностей, адресованная молодежи;
- пропаганда освобождения от имперского гнета, адресованная элитам национальных меньшинств.
Приняв постепенно западные жизненные стандарты, наше общество начало все больше и больше проникаться ложными идеями вышеуказанной пропаганды. В результате Россия в начале 90-х годов очутилась в рамках добровольного заложничества,в которых очень многое сразу, вдруг, оказывается “нельзя”, “не позволено”, в том числе и такое, что другим ведущим мировым политическим игрокам можно. “Недозволенным”, в частности, оказывается использование того специфического политико-культурного инструментария – национального, имперского, монархического, советского, православного, – который составляет накопленные Россией за века “конкурентные преимущества”. Более того, этот инструментарий если и готовы учитывать, то лишь в качестве свидетельства пресловутого “отставания от передовых стран”. О “специфичности России” в рамках принятой государственной риторики дозволительно говорить только в отрицательном смысле, в качестве извинения за то, что в том или ином вопросе в России не получается сделать “как в Европе” или “как в Америке”.
“Демократическая процедура”, особенно на общегосударственном уровне, меньше всего воспринимается в современной России как “народное завоевание”, – напротив, она выглядит как символ победы завоевателя на нашей земле, пусть и сооруженный без внешнего вторжения. Подобным образом афиняне оставляли после себя демократии всюду, куда они вторгались в ходе Пелопоннесской войны. И непременная связанность западной демократической процедурой – это один из наиболее видных и оскорбительных признаков ограниченности нашего суверенитета. Невозможность установить у себя государственное правление в любой наиболее удобной и естественной форме – будь то власть советов или земская монархия, вечевая демократия или военная диктатура – является для России и ее граждан исключительно неприятным унижением.
К русской модели демократии, адекватной нашей цивилизационной специфике, мы пока еще не подступились. Проблема не в том, что демократия наша молода, – существует точка зрения, что русское самодержавие в Средние века было своеобразной формой демократии (не говоря уже об опыте “вечевых” республик Новгорода и Пскова или об общинной самоорганизации русских крестьян)[19]. Дело в том, что современная наша демократия не вызвана процессами внутренней глубинной политической эволюции русских социальных структур.
Пока “демократия” в России не сделала нашу социальную систему более совершенной, чем она была раньше. Произошло упрощение и разъединение: фабрику разобрали на части, но не добились надындустриального уровня, напротив, опрокинули Россию, по существу, в доиндустриальную стадию, в “базар”, на котором старые ценности обесценились, а новые просто не создаются. Наш современный “базар” замкнут на воспроизводстве старого и даже на понижении его качества. Поскольку вся социальная действительность, включая политическую, строится по аналогии со “свободным рынком” в экономике, то уместно будет заметить, что наш “хозяйственный” и “политический рынок” не развивается интенсивно, но выступает как одна из форм социальной энтропии. Иными словами, для подлинного развития России оказалось явно недостаточно “свободного рынка”. Рынок представляет собой “болото”, без импульсов извне он лишь приумножает себя, но не созидает нового и высшего качества. В экономике происходит наводнение “свободного рынка” иностранным барахлом, дешевым ширпотребом, быстро изнашиваемым товаром при разложении собственной индустрии. Многим становится понятно, что настоящее развитие хозяйства может происходить не через циклическую саморегуляцию, но через прорывные стратегические проекты, которые сообщали бы ему инновационные импульсы и способствовали бы повышению качества товаров и интенсификации производства. Так же как и в любой другой социальной системе, “свободному рынку” необходимо волевое начало, вносящее в него динамику, меняющее его вертикальный объем.
Что касается “политического рынка”, то с середины 90-х годов в России практически отсутствует вертикальная социальная циркуляция, связанная с демократическими институтами. Выбирают депутатами одну и ту же когорту людей, не способных предложить ничего нового. Если новые люди и рекрутируются во властную элиту, то происходит это через систему назначений, но не через систему демократических выборов (исключения из этого правила незначительны). С каждым годом все больше граждан России осознает абсурдность существующей системы выборов, в которых отчуждение избирателей от избранников становится катастрофическим. По существу, и для власти, и для народа выборы становятся тягостной формальностью, добровольно взятым на себя ритуалом поддержания приличий.
Демократические принципы в конце 80-х годов были восприняты в России нетворчески, догматически, происходило слепое копирование заемных образцов, представленных народу как неоспоримые. Демократия была принята политическим классом не как процедура, имеющая технический смысл и носящая служебный характер, но как квазирелигиозная ценность. На поверку оказалось, что эта “политическая религия” явилась не чем иным, как прикрытием для элиты “временщиков”, позволяющим им микшировать конкурентное политическое поле и сводить к минимуму любые попытки провозглашения более содержательных, подлинных политических ценностей, которые отвечали бы традиционному духу русской государственности. Такие попытки априори объявлялись не соответствующими “демократии” – на самом же деле они помешали бы “временщикам” усугублять выгодную для них “свободно-рыночную” стагнацию как в политической сфере, так и в хозяйстве. Все получилось в соответствии с метким замечанием Л.А. Тихомирова, который описал демократического “суверена” следующим образом: “Владыка слепой, глухой и даже немой. Все его выборные делали что хотели и обманывали его, он ни за чем не мог углядеть: обычное положение всякой демократии, взявшей на себя верховную власть в великом по объему государстве”.
Мы должны отказаться от того, чтобы рассматривать демократию в качестве сверхценности политического устройства России. У нас есть другие сверхценности – идеал духовной суверенности и идеал социальной правды, ради которых наши предки строили Россию, жертвовали своими жизнями, терпели лишения. Не отметая “демократию”, мы признаем ее лишь как важный инструмент, как один из механизмов достижения политических идеалов.
Если рассматривать демократию по существу, то в лучшем случае она может явиться корректным методом принятия политических решений, корректным методом согласования тех или иных общественных преобразований (однако корректность этого метода может быть достигнута далеко не всегда и не везде). При этом, по верному замечанию модных “сетевых” мыслителей А. Барда и Я. Зодерквиста в их бестселлере “Нетократия”, “демократия как таковая редко или никогда не является гарантией мудрых решений”. “Избиратели не могут проголосовать неправильно, а если вдруг они это делают, как австрийцы, приведшие к власти крайне правых в конце двадцатого столетия – результат, вызвавший протесты всего Европейского союза, – это немедленно объявляется ошибкой, и ошибка корректируется соответствующим образом”.
Пример с австрийской победой ультраправых (партии Хайдера), так же, как и хрестоматийный пример “демократичности” прихода к власти национал-социалистов в Германии, показывают, насколько иллюзорна эта квазирелигиозная вера в демократию как политическую саморегуляцию “цивилизованных обществ”. Впрочем, и “цивилизованность” свою они явно преувеличивают. Страны, отменившие крепостное право лишь на 13 лет раньше России (Германия) или даже позже ее (США), а также признавшие избирательное право женщин лишь в 1928 году (Великобритания), не имеют морального права учить Россию “демократии”.
Мы не считаем, что Россия должна полностью отказаться от демократии, тем более что сам принцип демократической процедуры, определенная справедливость, заложенная в этом принципе, всегда были на Руси признаваемы. Мы считаем, что русская нация должна отказаться от того, чтобы рассматривать демократию в качестве сверхценности политического устройства России.
У нас есть другие сверхценности, другие идеалы: это идеал духовной суверенности и идеал социальной правды. Ради двух этих идеалов наши предки строили Россию, ради них они жертвовали своими жизнями, терпели лишения. Два этих завещанных нам политических идеала превыше любых “процедур”, они являются для нас высокими символами истины, тогда как “демократия” служит лишь одним из механизмов достижения политических идеалов. Не отметая “демократию”, мы признаем ее как важный инструмент, который должен применяться в государстве разумно и избирательно.
Новые политические реалии потребуют и новых форм государственности. Вероятно, эти формы будут напоминать наши старые Земские соборы, которые иностранцы того времени называли “парламентами”, а не “подобиями парламента”, как стыдливо именовал их В.О. Ключевский. Не исключено, что и само имя новых политических форм будет позаимствовано из нашей традиции. Принципом соборного зова был не выбор депутатов, но отбор общинами лучших и важнейших своих представителей, “лучших, крепких и разумных людей”, как отмечают исторические источники – это было сословно-корпоративное представительство, внутри которого шансы прохода “залетного” кандидата, возможности подкупа и влияния на исход голосований стороннего капитала были практически нулевыми. Известно, что крепкие крестьяне и посадские люди с большой неохотой бросали свои дела, поскольку были кормильцами и реальными руководителями своих хозяйств, – представительство на Земском соборе было для них не политическим карьеризмом, а государственным долгом и заботой со стороны населения о России в целом. Выборщики и представители на Соборе выражают не свое личное мнение, но мнение тех, кого они представляют, кто выдвинул их в качестве своего голоса, своего органа в соборную работу всей земли. Задача представителя на Соборе – адекватно выражать и воспроизводить “наказ” своих сословия, корпорации, территории.
Соборное политическое устройство не исключает, а предполагает определенную “партийную” распределенность идейных позиций. Однако “партии” в России будущего должны складываться более естественно – вокруг реальных жизненных интересов нации, а не абстрактных идей, навязанных политологическим прочтением государственных задач, и не корыстных интересов политических и олигархических группировок, борьба которых за власть способна привести страну лишь к новому хаосу и нестабильности. В духе соборной политики “партии” боролись бы не друг с другом за саму власть, но за влияние на власть; они не исключали бы друг друга из общества, а предполагали бы и взаимодополняли друг друга как функциональные органы единого государственного организма.
На ранней стадии формирования Византийской империи внутренние противоречия решались институциональным путем – за счет развития и взаимодействия особых византийских “партий” – дим, вокруг которых образовывались особые военно-спортивные организации – факции. Эти “партии” формировались органически – как политическое выражение интересов определенных социальных групп. Сначала этих партий было четыре – кроме венетов (“синих”) и прасинов (“зеленых”) были еще и левки (“белые”) и русии (“красные”). Однако левки и русии отошли на второй план: левки объединились с венетами, а русии с прасинами. Венеты были партией греко-римской земельной аристократии, ориентировались на западные малоазийские и балканские земледельческие области, а также отстаивали официальное православие. Партия прасинов представляла интересы торгового класса, ориентировалась на богатые города востока империи и была более склонна к монофизитской ереси. Однако уже в VII в. “партии” практически потеряли свое значение, поскольку их функции заместили фемы (военно-территориальные объединения свободных крестьян-стратиотов).
Идея партии в Византии – это идея организации, полностью разделяющей основные духовно-политические положения Империи, но выражающей определенные стратегические ориентации в рамках этой сверхидеологии. В конечном счете этих партий становится всего только две – более консервативная и более реформаторская. Между прочим, “византийскую” партийную модель приняла англосаксонская политическая система, и, как показывает исторический опыт, эта система полностью себя оправдывает. В Великобритании это “правые” – тори (консерваторы) и “левые” – виги (сначала либералы, а позднее главным образом лейбористы). В США это “правые” – республиканцы и “левые” – демократы.
В византийской модели обе партии существуют как две команды единого государства, соревнующиеся за его внутреннее и внешнее развитие, духовное и физическое. Таким образом, регулярно нация выбирает не между полярными идеологиями существования страны или между различными финансово-бюрократическими кланами, а между двумя дополняющими друг друга стратегиями развития.
Две основные политические идеи, вокруг которых могло бы произойти органическое строительство “партий” будущей России, – это, во-первых, идея “державности” (духовной суверенности нации, цивилизационной и личной состоятельности и чести русского гражданина) и, во-вторых, идея “социальной правды” (единства справедливости и ответственности, гармонии всех слоев и частей нации на основе их взаимного уважения и признания разумных прав друг друга). Соответственно, и сами политические силы назовем условно “державниками” и “народниками”, хотя вряд ли стоит рассчитывать прийти к двухпартийной системе сразу и навсегда. Россия – страна с большой пестротой политических сил, их собирание, становление их самосознания будут происходить постепенно и не без внутренних противоречий.
Две основные политические идеи, вокруг которых могло бы произойти органическое строительство “партий” будущей России, – идея “державности” (духовной суверенности нации, цивилизационной и личной состоятельности и чести русского гражданина) и идея “социальной правды” (единства справедливости и ответственности, гармонии частей нации на основе их взаимного уважения и признания разумных прав друг друга).
Не вполне понятно, как будет распределяться внутри соборной системы так называемое евразийское крыло (союз естественных культурных автономий и корпораций), на какое-то время оно может стать полноценным автономным направлением новой российской политики. В разные периоды государственного строительства оно может быть в большей или меньшей степени окрашено в религиозные и местно-национальные тона. Даже по судьбе евразийской идеи в 90-е годы XX века можно судить о том, что различные этнические, религиозные, корпоративные, локальные (территориальные) группы, мыслящие себя как “евразийские”, очень пестры и, следовательно, могут как образовывать множество партий, так и примыкать к различным крупным политическим силам России. Важно, чтобы “евразийская идея” стала для них другим именем идеи России как нации – такое евразийство может войти как в состав “державников”, так и в состав “народников” или подавать свой голос особо. Несомненно, внутри соборной политической системы должны будут занять достойное место полномочные представители традиционных религий, этнических и культурных общин, корпоративных и местных укладов – это целая плеяда так называемых “малых идеологий”, неотъемлемо присущих русской цивилизации, при этом не обязательно и не всегда “евразийских” по своему интеллектуальному происхождению и предметному духовно-политическому содержанию. Они могут вступать между собою в разнообразные коалиции и сочетания, с тем чтобы их соборный голос был лучше слышен и звучал как общее, выработанное в согласии мнение.
России нужна организованная политическая сила, которая подняла бы на щит идею чести державы, – только это способно прорвать многолетний нарыв бюрократического сговора вокруг государственной идеи. Нет большего врага “державности”, чем насевшее на государство чиновничество, которое рассматривает смысл своей службы как корпоративное “потребление благ”.
“Державники” будут представлять фундаментализм традиционной российской государственности, собирательницы земель и покровительницы народов, России как собора племен и вер. В основе имперской системы ценностей будет лежать приоритет не количественный (перевод и пересчет людей, племен и традиций в деньги, киловатт-часы и т.п.), а духовно-политический.
В современной РФ так называемая “партия власти” все больше превращается в носительницу полубессознательного, но вполне реального “бюрократического фундаментализма”; наиболее здоровые представители бюрократии осознают, что единственный для нее путь в будущее – это раскрытие своего социального содержания как внутреннего оплота государства и цивилизации и стремление к облагороженной манифестации своей миссии – “госслужбе”, “служению Отечеству” и т.п.
При этом “партии власти” последних десяти лет постоянно воспроизводили принцип “деидеологизации ради стабильности”. Начало такому идеологическому негативизму положили горбачевский плюрализм и ельцинская “департизация”, в которых нашла свое выражение старинная боярская потребность без зазрения совести “переметнуться” из стана одного самозванца в стан другого. Даже в эпоху выхода из Смутных времен бюрократия не испытывает желания обзавестись официальной идеологией, не потому, что она усвоила установки Макса Вебера на “безличность” и аполитичность, а потому, что без идеологии ей как-то спокойнее.
В институциональном плане идеология “державности” должна была бы способствовать новому возвышению идеалов гражданской чести и дисциплины (в первую очередь самодисциплины как индивидуального выражения “духовной суверенности”). Мы как нация в настоящий момент утратили однозначный смысл этого человеческого достоинства: воспринимая его не то как послушание, не то как субординацию. На самом же деле латинское слово “дисциплина” означает “познание” и “учение” (откуда и выражение “учебная дисциплина”). То есть: “мне тяжело, но я делаю, ибо понимаю, зачем это нужно”. С этим качеством дисциплины как “понимания зачем” римляне подчинили мир.
Продолжая аналогии с Древним Римом, которые представляются нам в рассматриваемой теме более чем уместными, хотелось бы обратить внимание на систему принципата Октавиана Августа в конце I в. до н. э. как одно из самых совершенных в истории воплощений идеологии “державности”. Август не стал упразднять традиционные органы римского народовластия, но, поскольку они бесконечно воспроизводили гражданскую войну, он, по существу, дополнил их параллельной государственной системой, которая находилась под его личным контролем.
Эпоху принципата впоследствии воспринимали как время счастливой стабильности и тишины после целого века революций и братоубийственного кровопролития. Поэты воспевали ее как “золотой век” империи, – однако существенно то, что этот режим фактически покончил с исчерпавшей свой ресурс республиканской формой правления. Отучать римлян от привычной для них республики Август стал постепенно, всячески подчеркивая приверженность формально-правовой “старине”. В этом ему помогал его последовательный религиозный и нравственный консерватизм, реставрация древних обычаев, апелляция к “духу народа”. Современники отразили таинственную суть власти Августа, не вполне юридически ясной, через термин “авторитет” (auctoritas).
Вот как описывал ситуацию Светоний: “Сенат давно уже разросся и превратился в безобразную и беспорядочную толпу – в нем было больше тысячи членов, и среди них люди самые недостойные, принятые после смерти Цезаря по знакомству или за взятку, которых в народе называли “замогильными” сенаторами. Он вернул сенат к прежней численности и к прежнему блеску, дважды произведя пересмотр списков… Некоторых он усовестил, так что они добровольно отреклись от звания… При себе он завел совет, выбираемый по жребию на полгода: в нем он обсуждал дела перед тем, как представить их полному сенату. О делах особой важности он опрашивал сенаторов…”
Выстраивая параллельное “государство в государстве”, Август рекрутировал из разных сословий кадры новой администрации, подчинявшейся лично принцепсу помимо сената. По существу принципат оказывался системой политико-правового дуализма, или “диархией” сената и императора. Равновесие внутри этой двойственной системы достигалось за счет нескольких особых полномочий: Август стал пожизненным главнокомандующим армии и пожизненным народным трибуном. (Фактически он сконцентрировал в своих руках источники двух идеологем, о которых у нас идет речь: “державничества”, то есть imperium, власти над силовыми институтами и “социальной правды”; надо сказать, Август очень умело ими пользовался!) При этом Август неоднократно избирался и консулом, то есть на высший пост исполнительной власти – однако он всячески подчеркивал свое нежелание получать официальные “диктаторские” полномочия или какие-либо атрибуты, хотя бы отдаленно напоминающие атрибуты монарха.
Что касается материальной базы принципата, то Август разделил все приносящие доход провинции на две категории: подконтрольные сенату и подконтрольные императору. Это означало, что государство не устранялось из хозяйственной жизни, казна формировалась не только за счет налогов, но и за счет прибыли, получаемой от обширных государственных хозяйств.
В чем смысл принципата? В противоположность закулисным интригам и олигархическим междусобойчикам все члены Совета, принимающего государственные решения, известны населению. Подлинный авторитет “державникам” Древнего Рима создают не столько их былые заслуги, сколько деятельность, осуществляемая у всех на глазах, здесь и сейчас. “Свобода” эпохи гражданских войн приносила римлянам лишь несчастья, она стала для них проклятием. Август, взяв у римлян часть их “свободы”, предложил им взамен другую ценность – “достоинство”, “честь” римского гражданина. Люди должны захотеть пожертвовать свободой (на деле мнимой) ради чести, которая является неотъемлемым достоянием гражданина, неотчуждаемым, если только гражданин не вступит на путь государственной измены.
Авторитет не может быть почерпнут из пустоты, авторитет черпается из национально-государственной традиции, возникает из права на ее олицетворение, а значит, истолкование. Цезарь Август, творя, по существу, новое государственное целое, больше всего озаботился символической и духовной связью этой новизны с римскими традициями. Он создал вокруг себя когорту “державников”, которые не просто служили императору из личной преданности, а служили идее “империи”, способствовали обновлению и продолжению древних римских традиций. Фактически режим “принципата” положил начало Римской империи, то есть образцовой, классической империи, предшественнице Византии и Третьего Рима.
В идейном направлении “социальной правды” будут сочетаться духовный пафос русской традиционной этики и пафос русского “народничества”, широкого общественного движения XIX века. “Социальная правда” будет раскрываться не как абстрактная ценность, но как своего рода национальная традиция. Большевики в свое время использовали пафос русского “народничества”, одухотворяя им свою культурную политику, формируя с его помощью цивилизационный стиль советской империи. Это крыло нашей будущей соборной политической системы видело бы свою задачу в том, чтобы привести в гармонию сословия и корпорации внутри России. Понятно, что путь к такой гармонии лежит через достаточно жесткое изменение внутрироссийского социально-политического климата, в том числе через ограничение зарвавшихся корпораций. Обуздание тех, кто в Смутное время преуспел в своем несправедливом обращении с общенациональным богатством, является для идеологии “социальной правды” не самоцелью, но именно средством достижения прочной классовой и сверхнациональной гармонии в России. (В этом “народничестве” заключено иное содержание, чем в западных социал-демократах или лейбористах, а также в отечественных идеологах “экспроприации” – это не “левое” направление, впрочем, как и не “правое”, оно относится к иному измерению политики, иному пути.)
Не-левая идеологическая направленность идеала “социальной правды” проявляется в том, что в самой мысли о политической справедливости изначально заложено неравенство между тем, кто имеет законное право, и тем, кто такого права не имеет, тем, кому “положено”, и тем, кому “не положено”. Справедлив не тот суд, который предоставляет равные возможности насильнику и его жертве, а тот, который воздает наказание виновному и защищает правого. Справедливо не то общество, которое каждому выдает “побольше”, а то, которое воздает каждому по заслугам. Проблема справедливости в современной России не в том, что люди хотят “широких и равных возможностей”, а в том, что они хотят получить свое, реализовать права на то, что должно им принадлежать, в том числе и духовные блага (например, право на образование или принципы чести и достоинства; последние должны быть не только терминами “судебной практики”, но терминами всей государственной, административной практики, повседневными установками для чиновников и политиков).
В самой мысли о политической справедливости изначально заложено неравенство. Справедлив не тот суд, который предоставляет равные возможности насильнику и его жертве, а тот, который воздает наказание виновному и защищает правого. Справедливо не то общество, которое каждому выдает “побольше”, а то, которое воздает каждому по заслугам.
Если бизнес по своей природе стремится к частной экономической эффективности – к концентрации благ у наиболее успешных субъектов экономики, лучше всего приспособленных к сложившимся условиям, то нация в целом стремится к социальной справедливости, то есть к такому распределению благ, которое соответствовало бы представлениям об “общественном благе”. Государство обязано обеспечивать гармонизацию краткосрочных интересов ради долгосрочного успеха всего общества и неизменного следования интересам нации как таковой со стороны всех экономических и общественных институтов. “Социальная правда” должна быть истолкована не в классическом социал-демократическом духе, как реализация все новых и новых прав трудящихся, бесконечное их наступление на государство и капитал, но как “социальная ответственность”. Ответственность должна быть усвоена всеми полюсами общества и должна быть пропорционально распределена между всеми его слоями. Какой-то минимум ответственности должны нести даже маргинальные сословия, если они хотят жить именно в России. А тем, кто не готов нести созидательной гражданской ответственности, место в тюрьме или за пределами России. Ответственность должна возрастать пропорционально правам и объективным возможностям граждан – чем сильнее, могущественнее, богаче человек, тем больше он должен нести и ответственности в деле общегосударственного и общественного преумножения блага нации. Именно социальная ответственность соединяет отдельных людей в нацию, отдельные фирмы – в бизнес, чиновников и народное представительство – в государственную власть, а всех вместе – в Россию.
Если обратиться к институциональным воплощениям этого идеологического направления, то, пожалуй, наиболее полную и продуктивную систему подобной властной правозащиты удалось создать Римской республике в V веке, после примирения патрициев и плебеев и восстановления единства римской общины. Институт народных трибунов специально был создан с целью защитить плебеев от незаконных посягательств других магистратов. Tribunica potestas (власть трибуна) включала в себя право отмены всякого распоряжения любого магистрата, которое наносило ущерб кому-либо из римских граждан, право вето на любое предложение, вносимое в сенат или народное собрание, которое трибун считал идущим во вред народу. Всякое сопротивление трибуну, использующему свое законное право, считалось заслуживающим смертной казни. Право ходатайства за обиженного гражданина и любой возможной помощи ему было, собственно, даже не “правом” трибуна, но его священной обязанностью, для успешного выполнения которой предоставлялись и другие права. Для того чтобы гражданин ни минуты не оставался без защиты, трибун обязан был никогда не покидать Рима, а его двери всегда должны были быть открыты...
Очевидно, что власть, подобная власти трибуна, наиболее эффективна в целях реальной защиты гражданских прав – она способна вторгнуться в случае нарушения в действия любой инстанции и остановить любую процедуру, наносящую ущерб гражданину. При этом на власть трибуна в Риме с самого начала накладывались логичные ограничения. Во-первых, она могла быть парализована в случае злоупотребления – властью другого трибуна. Во-вторых, она не распространялась на imperium, то есть на военную власть консулов, и, таким образом, трибун даже в случае намеренного злоупотребления властью не мог повредить военной безопасности государства. (В данном случае мы наблюдаем разумную пропорциональность государственных начал в Древнем Риме: каждое из начал имеет свою зону автономной ответственности.)
Для современной России обращение к римским принципам правозащиты, да и вообще к римскому государственному опыту, было бы настоящим переворотом, причем переворотом исключительно продуктивным и в то же время традиционным, обращающим нас – граждан Третьего Рима – к римским истокам русской имперской государственности, к римскому опыту устроения власти. Последовательное применение принципа народного суверенитета на практике означало бы прежде всего восстановление суверенитета России над самой собой – то есть решение проблемы, которая имеет не только внешнеполитическое, но и внутреннее измерение. Впрочем, понятно, что нынешняя идеология “правозащиты” куда больше устраивает коррумпированную бюрократическую систему. Ведь эта идеология даже признает за чиновником своеобразное “право на произвол”, поскольку он – не более чем одна из ипостасей тотально порочного государства. И правозащитная деятельность в ее современном исполнении для бюрократической системы не опасна – ведь никакого властного вето за ней не стоит. Поэтому современные правозащитники так далеки от древнего идеала “народного трибуна” и так далеки от подлинной нелицемерной демократии.
Государство в своем здоровом осуществлении всегда совмещает в себе черты учреждения с чертами корпорации: оно строится и сверху, и снизу, и по принципу властной опеки, и по принципу выборного самоуправления. Ибо есть такие государственные дела, в которых необходимо властное распоряжение; и есть такие дела, в которых уместно и полезно самоуправление.
И.А. Ильин
Принятие идей Русской доктрины в качестве руководящих не только не приведет к снижению уровня “демократии” в России, но, напротив, будет способствовать выработке самостоятельных, сильных, действенных форм “демократической процедуры”. Если рассматривать “демократию” как внешний инструмент воздействия на политику России, если видеть в ней фактор упрощения и примитивизации русской политической традиции – то такая “демократия” должна быть отброшена прочь. Если же строить своеобразную русскую демократию без ущерба для национальной органики, без повреждения жизненно важных тканей государственного организма, то такое строительство можно только приветствовать.
В качестве примера “новой демократизации” можно привести требование повышения в России будущего значения плебисцитарных форм принятия политических решений. Верховная власть в России должна сделать референдум одним из регулярных средств легитимизации своих решений “через голову” бюрократии и “элит”, которые тем самым будут вынуждены считаться с подлинно демократическими инструментами государственной политики, а не режиссировать регулярные “выборные спектакли”.
Российская государственная власть должна быть сильной, эффективной и ответственной. Сама же форма устройства власти не может быть чем-то раз навсегда данным и определенным. Древнее русское понятие “самодержавие” значительно шире его общепринятой узкой трактовки как неограниченной власти единоличного монарха. Хотя этот термин часто толкуется как “единодержавие”, то есть власть одного человека, однако такое толкование ошибочно как исторически, так и лингвистически. Русское слово “самодержавие” употреблялось в том же значении, в котором в Европе употреблялось слово “суверенитет”, что соответствует также русским словам “полновластие” или “независимость”. Оно означает независимость от каких-то других начал на земле и от чьей-либо посторонней воли. Выражение “Божией Милостью”, употреблявшееся в титуле самодержцев, означало происхождение их власти только от Бога, но не от кого-либо из людей. Монархическая или республиканская форма правления, автократическое или демократическое устройство тех или иных властных и общественных институтов поэтому суть служебные и технические приложения к главной ценности государства и нации – справедливой духовной суверенности.
Самодержавие-суверенитет есть одна из высших форм осуществления свободы, и национальной и личной. Личной, поскольку только гражданин и подданный самодержавного государства может быть уверен в том, что это государство не станет действовать вопреки стране и ее людям, не посягнет на основы общественной жизни, будет способно само контролировать свои действия и отвечать за них. Напротив, подданный государства, не имеющего подлинного самодержавия, не может быть уже ни свободным гражданином, ни полноценным подданным, поскольку подчинен не только своему государству, в национально-политическое тело которого он включен, но и некоей внешней силе.
Однако идея самодержавия не полностью соответствует западному понятию “суверенитет”. Суверенитет, как это и вообще характерно для западной политической традиции, определяется через негативную формулу – “тот, кто получает указания от папы или императора, не суверенен”, как писал создатель европейской теории суверенитета Жан Боден. Русское понятие самодержавия включает в себя прежде всего позитивный аспект, это не только независимость от чьего-либо чужого суверенитета, но и концентрация в едином властном полномочии огромной государственной мощи. “Русский Царь ни от кого не получает и не получил своей власти; Русские Цари и Князья объединили разрозненные племена и организовали то русское государство, под сенью которого сложился русский народ, и прежде чем русский народ почувствовал себя политическим телом, во главе его уже стояли Русские Цари, сильные созданным им государством и организованными ими общественными силами. Русские Цари возникли с русским царством, воспитавшим русский народ к сознанию своего единства. Власть русского царя – власть самодержавная, то есть власть самородная, не полученная извне, не дарованная другой властью. Основанием этой власти служит не какой-нибудь юридический акт, не какое-нибудь законоположение, а все историческое прошедшее русского народа”, – писал замечательный русский юрист А.С. Алексеев.
Идея самодержавия, таким образом, основана не только на принципе независимости от какой-то иной власти, но и на позитивном опыте произошедшей в ходе длительной исторической работы русского государства и русского народа концентрации огромных сил и полномочий в одном источнике, в одном государственном принципе. Принцип самодержавия не утрачивает, разумеется, своего значения с прекращением исторического существования русской монархии, вне зависимости от того, будет она восстановлена или нет. Она была исторически первой, в чем-то самой возвышенной и совершенной, но не единственно возможной формой осуществления русского самодержавия. Его идею сформулировал еще один выдающийся русский правовед П.Е. Казанский: “Самодержавной называется русская Верховная Власть, покоящаяся на собственной силе”. Другой выдающийся русский юрист В.Д. Катков справедливо отмечает, что “где нет личного самодержавия, самодержавия императоров, там оно сменяется идеей коллективного самодержавия”. По тонкому замечанию Каткова, отбросив все “старорежимные” идеи, марксисты-социалисты удержали именно идею самодержавия в коллективистской форме диктатуры пролетариата. Фактически в ходе революции эта диктатура трансформировалась из инструмента интернациональной классовой борьбы в еще одну, пусть и весьма своеобразную и в чем-то извращенную, форму самодержавия как концентрации национальной власти. Напротив, в постсоветской России принцип самодержавия был фактически утрачен, что немедленно сказалось на качестве, эффективности и дееспособности государства.
Мы стоим перед задачей восстановления традиционного понимания природы государства, то есть внутреннего самодержавия как единства, полномочности государственной власти и ее сосредоточенности на актуальных исторических задачах. И по сей день широко распространено понимание государства как инструмента легитимного насилия, который необходим исключительно в целях ограничения и исключения насилия нелегитимного. Не менее распространено и другое ошибочное суждение о государстве как о “предприятии по оказанию услуг населению”. Это суждение очень часто звучит в риторике нынешнего чиновничества, однако, по сути, оно лицемерно и не имеет практического смысла.
Государство Российское никогда не имело конфликтов с нацией в том духе, который породил Английскую или Французскую революции. В России коренные интересы династии полностью совпадали с интересами нации. По сути, полноценную идеологию “национализма” или “народности” в России пришлось создавать лишь в царствование Николая I, когда восстание декабристов поставило под сомнение тождество династии и нации. В России государство воспринималось как богоданное, царь – прежде всего, если не исключительно, как помазанник, наделенный особой божественной благодатью разумения, а не “династ”, распоряжающийся государством как своей собственностью. Еще Московские Великие князья, присваивая себе титулы “Всея Руси”, отказались от династического оформления своей власти в пользу национального. Когда в России произошла революция, она шла не под лозунгом прав нации против права царя. Большевистский интернационализм заменил национальный язык языком классовым, государство теперь было призвано работать в интересах трудящихся, хотя фактически очень быстро произошел сдвиг в пользу прежнего понимания государства как общенародного.
Демократия должна быть неотъемлемой составляющей национального самодержавия в России. Так было издавна и в вечевую эпоху, и в эпоху земских соборов, и местного “губного” управления. Однако для формирования полноценной государственности необходимо сочетание демократии с другими политическими началами – автократическим и аристократическим. Каждое из этих начал имеет свое место в системе выражения национальной политической воли. Демократическое начало дает эту волю в “абсолютных цифрах”, как выражение совокупного мнения тех, кто становится объектом приложения тех или иных политических решений. Начало аристократическое дает национальную волю в ее качественном состоянии, через посредство лучших по тем или иным признакам людей, способных самостоятельно произвести политическую рефлексию и выдвинуть хорошо обдуманное и интеллектуально глубокое мнение. Наконец, в автократическом начале национальная воля концентрируется в одном-единственном человеке, способном “без посредников” принимать решения и осуществлять их в жизни. Сочетание трех этих политических принципов воспроизводит триаду самосознания, о которой мы говорили в первой части Доктрины: национальное–родовое–индивидуальное.
Органическая доктрина государства, признавая демократию одним из путей властестроительства, рассматривает политический народ как совокупность прошедших, настоящих и будущих поколений, образующих государство как исторический субъект. Такое понимание демократии существовало в средневековой России и обозначалось термином соборность. Соборность предполагает солидарное стремление к общему благу средствами государственной власти. Политическая воля народа в духе соборности – это не механическое большинство голосов, а выражение мнения нации как органического единства, в котором ни одна из образующих его групп не получает превосходства перед другими в силу численности или богатства. Соборная демократия исключает узурпацию мнения нации мнением какой-то одной, пусть даже количественно наибольшей ее группы и безусловное подчинение меньшинства большинству, если только это меньшинство не исключило само себя из соборного единства нации.
Еще в древности политические философы пришли к убеждению, что оптимальной формой правления является смешанная, соединяющая в оптимальной пропорции все три политических начала (демократическое, автократическое и аристократическое). В русском политическом языке это представление наиболее четко было выражено Л.А. Тихомировым, введшим термин “сочетанная форма правления”. Такая форма предполагает гармоническое сочетание основных форм государственного устройства в единый политический механизм, без предоставления абсолютного перевеса одному какому-либо началу. Классическим образцом такого сочетания был политический режим Римской республики и продолжавшей ее ранней Римской империи (сохранявшей республиканские политические формы). Именно найденному римлянами оптимальному сочетанию аристократии, демократии и монархии древние приписывали исключительные военные и политические успехи Рима. Даже в период крупнейших кризисов эпохи гражданских войн государственный механизм Рима оставался непоколебленным, несмотря на смену политических режимов.
Западные образцы монархий нового времени, то есть монархии абсолютные и монархии конституционные, несвойственны русской истории. Нам свойственна монархия сословно-представительная, которая прекрасно уживается с мощной демократической традицией и с традицией аристократической. Если на Западе демократия сейчас и существует, то она сильно повреждена, во-первых, бюрократией и, во-вторых, различными олигархиями – корпорациями богатых, корпорациями тайных обществ, корпорациями массмедиа. Грядут и новые – сетевые – корпорации, которые, скорее всего, окончательно похоронят западную демократию. Но это не должно нас заботить слишком сильно: если мы признаем необходимость своей русской демократии, духовно суверенной, вызванной внутренними потребностями нации, то эта демократия должна существовать и развиваться без всякой оглядки на происходящее “у них”.
По мысли Л.П. Карсавина, кризис власти и правящего слоя часто путают с “эпифеноменами” исторического процесса (кризисом форм монархии, парламентаризма, демократии и т.п.). На деле, не имеет решающего значения, какая конкретно форма сочетания политических начал восторжествовала в данный момент, – ведь эта форма находится в зависимости от правящего слоя и от механизмов формирования и обновления этого слоя. При наличии здорового правящего слоя никакая диктатура не способна представить угрозу для национально-государственной традиции. Если же правящий слой болен, то политические формы сами по себе не послужат ему лекарством. Коррупцию не исцелишь с помощью “демократической процедуры”, психологию временщика нельзя изгнать с помощью “монархии”, поскольку и сами “монархи” иногда ощущают себя на троне, как на чемоданах.
Не имеет решающего значения, какая конкретно форма сочетания политических начал восторжествовала в данный момент, – ведь эта форма находится в зависимости от правящего слоя. При наличии здорового правящего слоя никакая диктатура не способна представить угрозу для национально-государственной традиции. Если же правящий слой болен, то политические формы сами по себе не послужат ему лекарством.
Мы считаем, что спор о конкретной форме государственного устройства является тактическим и вторичным по отношению к вопросу о путях смены и обновления правящего слоя России. Если механизм такого обновления будет построен, то правящий слой под руководством автократической власти и при участии всей нации, вовлеченной в “демократические процедуры”, сам осознает необходимость перетекания государственной системы из одного режима в другой. Важно добиться определенной пропорциональности между тремя политическими началами нации. Современная политическая элита России по существу своего положения и происхождения не может и не желает исполнять функции правящего слоя суверенной державы. Необходимы железная воля и разумное смирение, чтобы сообщить нашей государственной системе новую сложность, снабдить ее параллельными институтами, которые постепенно вывели бы старую номенклатуру из поля государственного управления.
В конституциях многих государств предпринимались попытки в той или иной форме воспроизвести классическое – римское – сочетание политических начал, однако они неизменно разбивались о политико-правовые инструменты европейского Нового времени, принципиально противоречащие как идее самодержавия, так и “сочетанному правлению”. Эти новоевропейские принципы, пересаживание которых на нашу почву представляется неорганичным для России, суть парламентская представительная система и принцип разделения властей.
Система представительства надстраивает над исходным демократическим суверенитетом квазиаристократию (политический класс) и квазимонархию (президентское правление там, где оно существует и где президент понимается как “представитель нации”). При этом подлинный суверенитет размывается – он не принадлежит народу, поскольку представительное правление основано на постулате о несвязанности представителя прямой волей тех, кто его выбрал. Однако не принадлежит суверенитет и самим представителям, поскольку их легитимность постоянно оспаривается с помощью выборов. Фактически подлинными центрами власти в рамках такой системы являются формальные и неформальные политические объединения – либо партии, либо политические клики, олигархические группы, негосударственные, а то и тайные организации. (То есть структуры, находящиеся вне какой-либо политической ответственности.)
Говорить, что новоевропейские политические системы являются наиболее успешными и эффективными – явное отступление от истины. Они обеспечивают определенную политическую устойчивость, но не обеспечивают подлинной национальной мобилизации. Когда встает задача экстренной мобилизации нации, для осуществления ее в рамках подобных режимов формируются неформальные политические надстройки, основанные на харизме лидера или на передаче ему политической элитой особого кредита доверия – так создавалась фактическая диктатура Франклина Рузвельта в США или режим личной власти де Голля во Франции.
Напротив, разумное сочетание первичных политических форм при условии концентрации всего политического организма вокруг единой национальной цели позволило бы России не только выйти из кризиса, но и выработать наконец новую политическую модель, которая была бы для России органичной и исторически своеобразной. Мы попытаемся изложить здесь некоторые базовые принципы этого устройства, которое могло бы быть не менее сложным, чем современная западная демократия, но только эта сложность лежала бы в совсем другой плоскости.
Национальной властью России должна стать совокупность трех государственных начал – демократии, компетентной аристократии и единоначалия в их конкретных политических формах. Примитивизация этих принципов – узурпация единоличной власти, “демократическая” демагогия или формирование олигархических кланов – наносит ущерб согласованному национальному порядку. Необходимостью соблюдения этого “золотого правила” (согласованного сочетания политических начал) определяется сложность излагаемой системы по сравнению, допустим, с монархией или популярными разговорами о национальной диктатуре.
Национальной властью России должна стать совокупность трех государственных начал – демократии, компетентной аристократии и единоначалия в их конкретных политических формах. Примитивизация этих принципов – узурпация единоличной власти, “демократическая” демагогия или формирование олигархических кланов – наносит ущерб согласованному национальному порядку
1). Итак, первым принципом гармоничного государственного устройства должен быть принцип демократии, в значительной степени минующей посреднические представительные институты. Это значит, что ключевые политические решения, требующие всенародного обсуждения, должны приниматься самими гражданами, а также их объединениями. Подлинным инструментом непосредственной демократии могла бы стать система советов (можно повторить удачный термин, утвердившийся в ХХ веке, но совсем с иным смыслом), то есть групп граждан равной численности (минимальное число – 100 человек), имеющих право обсуждать и открытым или закрытым голосованием выносить решения по важнейшим политическим вопросам. Выносимые на всенародное обсуждение решения должны приниматься большинством от высказавшихся советов, а решения в советах – большинством, но вне зависимости от какого-либо кворума. Тем самым каждому гражданину должно быть предоставлено право активного участия (или неучастия в случае непосещения совета) в политике и принятии решений, причем не только в качестве избирателя, но и в качестве активного агитатора в пользу того или иного мнения. А конечное решение будет приниматься не просто большинством, но большинством убежденных в его правильности гражданских сообществ. Помимо плебисцитарных функций советы возьмут на себя и функции обсуждения и решения местных вопросов, тем самым они войдут в земскую, муниципальную, “низовую” систему самоуправления в качестве их элементарных единиц.
Реализация непосредственной демократии наиболее эффективна не через выборы депутатов, каждый из которых обладает слишком большой свободой для выражения собственных, личных политических взглядов, но через делегирование “выборщику”, “гласному”, “представителю” права передавать высшему представительному органу государства – Земскому собору – волю делегировавших их общин. По существу, в технических условиях современных коммуникаций роль “выборщиков” или “гласных” может взять на себя и надежная электронная система передачи “голоса” снизу вверх. Однако это не означает, что низовые “советы”, “общины”, “земства” не нуждаются в постоянных представителях в высших органах и институтах управления, в районных и областных центрах для наблюдения за ходом политической дискуссии и согласования законодательных и административных решений. Кроме того, представители низов могли бы контролировать четкость и оперативность поступления “гласа народа” по адресу, а при необходимости и дублировать его. В случае ошибки или неадекватной передачи мнения общины на Земском соборе или на оперативном совещании какого-либо уровня власти община должна иметь право не только требовать наказания виновных, но и отозвать свой голос. Ведь политическое и административное управление государством – это не спортивная игра, “судейские ошибки” здесь не должны быть необратимыми.
Земский собор не является прямым аналогом Федерального Собрания нынешней РФ, поскольку текущая работа по составлению законов, собиранию и согласованию законодательных инициатив будет передана в ведение специальных коллегий профессионалов при Сенате (см. ниже). Таким образом, главным делом Земского собора будет не разработка, а утверждение новых законов.
Через сочетание системы представителей и прямой демократической процедуры, прямого волеизъявления народа, через оптимизацию этого волеизъявления с помощью новейших технологий работа Земского собора и других демократических институтов перестанет быть “столичным” делом, оторванным от мест. Процесс согласований и обсуждений государственных решений будет в огромной мере интерактивным, прозрачным для всей нации, вовлекающим в выработку законов и указов не только делегатов, но и сами общины, советы, первичные субъекты политической жизни.
Другим элементом непосредственной демократии, в котором существует сегодня большая потребность, могли бы быть институты народных защитников (подобных древнеримским трибунам), обладающих правом вето на решения любых органов власти, нарушающие, по мнению защитника, права гражданина. Законность или незаконность наложения вето может быть предметом последующего судебного разбирательства. Однако система государственного управления и какие-либо частные структуры, могущие нарушить права гражданина, должны быть поставлены в условия, когда внезапное применение ими насилия, постановка всех перед свершившимся фактом станут попросту невозможными. Система советов и народных защитников, вместо фиктивной всеобщей демократии, в рамках которой “вся власть принадлежит народу”, но ни на что конкретно народ повлиять не может, отберет у народа фикцию всевластия, зато предоставит в его руки реальные инструменты влияния и самозащиты.
2). Второй принцип, который должен быть положен в основание гармоничного государственного устройства, – это принцип компетенции тех общественных групп, которые оказывают реальное квалифицированное влияние на общественное управление. Этот принцип оформляет аристократическое начало в государстве как начало, основанное на компетентности и обладании реальным знанием государственных и общественных дел. Аристократический этаж государственного строя должен быть выстроен в первую очередь при помощи ряда неизбираемых компетентных советов, охватывающих различные стороны национальной жизни. Ключевым из них должен являться Сенат (или он может именоваться Государственным Советом). Сенат может осуществлять постоянную законосовещательную, консультативную и директивную работу, относящуюся к государственному управлению, формулировать вопросы, выносимые на общенародное обсуждение, и принимать окончательные редакции законов, выработанные специальными законодательными коллегиями, в соответствии с предложениями всех институтов, обладающих правом законодательной инициативы.
Сенат будет олицетворять в государстве контур преемственности, обеспечивающий сохранность политических устоев при любой политической динамике. Сенат мыслится как несменяемое учреждение, самостоятельно следящее за соответствием своих членов их высокой должности. Сенат формируется на ¼ из представителей военно-служилого сословия, на ¼ из представителей духовного сословия с решительным преобладанием представителей Русской Православной Церкви, на ¼ из представителей академических и университетских корпораций и на ¼ пополняется по назначению Главы Государства. В Cенат могут входить также лица, занимающие или занимавшие четко определенные законом государственные должности. Члены Сената не состоят в политических партиях. Члены Сената несменяемы, их ротация осуществляется по мере выбытия по причинам физического характера или в соответствии с внутренними решениями Сената на основании решений службы нравственного самоконтроля Сената.
В компетенцию Сената входят как минимум следующие полномочия:
осуществление этического и политического надзора (ценза) над высшими органами государственной власти и высшими должностными лицами государства;
принятие решений о несоответствии отдельных министров и парламентариев цензу, предъявляемому к их должностям;
констатация невозможности исполнения Главой Государства своих полномочий вследствие непреодолимых причин, включая состояние его здоровья, а также совершение им государственного преступления;
отклонение кандидатур на должность Главы Государства;
объявление недействительными актов Главы Государства, изданных от его имени во время его пребывания в плену неприятеля или под влиянием иной враждебной воли.
Сенат выносит решение квалифицированным большинством голосов не менее чем ¾ от общего числа своих членов. Решение Сената по предмету, отнесенному к его компетенции, является безапелляционным и подлежащим неукоснительному исполнению.
3). Третьим принципом гармоничного государственного устройства должен быть монархический принцип единоначалия. Чтобы принимать конкретные и чрезвычайные решения, власть должна быть сосредоточена в одних руках и одной голове. Глава Государства (президент, правитель и т.д.), являющийся одновременно верховным главнокомандующим, должен сосредоточивать в своих руках рычаги верховной законодательной, исполнительной и судебной власти, иметь право относить к своей компетенции любое решение и давать прямые указания на любой уровень управленческой вертикали. Одновременно он несет полноту моральной и политической ответственности за действия государственного аппарата. Глава Государства должен назначать министров и других высших чиновников, однако всем им должна быть предоставлена достаточно высокая степень самостоятельности (ограничиваемая, впрочем, не только правителем, но и контролем Сената).
Пространство прямого действия верховной власти – это пространство возникающей неопределенности, требующей политического, административного, а порой и морального решения. Поэтому Глава Государства должен выступать безусловным национальным лидером. Его избрание на этот пост должно осуществляться не столько “количественным” всенародным голосованием, сколько “качественной” общенациональной поддержкой – голосованием народных советов, одобрением Сената, Военного совета и Православной Церкви и, по возможности, мнением (завещанием или рекомендацией) прошлого Главы Государства. Лишь при согласии всех этих инстанций Глава Государства может считаться избранным. Это накладывает на него существенные, и не только формальные, обязательства перед нацией, а с другой стороны, дает беспрецедентный политический мандат на осуществление общенациональных задач.
Монархия является органической формой осуществления самодержавия, которая должна вызреть и оформиться, без этого монархическое начало будет нежизненным. Напротив, диктатура может быть переходной, кратковременной формой правления для решения точечных политических задач, но быть постоянной формой правления она не может. Подлинное национальное самодержавие может быть осуществлено только в сложной политической форме. Однако копирование этих форм для России с западных образцов создает дополнительные трудности в осуществлении и без того непростой задачи управления Россией.
Конкретные политические режимы не являются догмой государственного устройства, а могут и перетекать друг в друга. Политическая элита в ходе истории нащупывает оптимальную форму государства, подготавливая для нее почву, воспитывая нацию для принятия и усвоения самых благородных политических институтов. При этом демократические институты должны стать постоянными (плебисциты, советы, Земский собор и др.). Должна происходить и непрерывная выработка новой аристократии – “смыслократии”, которая доказывает свои права на особую политическую роль в государстве путем постоянного творческого усилия. Наконец, монархия могла бы увенчать государственное устройство как ее зрелый цвет. Но на пути к восстановлению монархических институтов России, возможно, придется пройти и через диктатуру, и через авторитарное правление, другие автократические формы. Для “монархистов” это не должно представлять большой проблемы – поскольку оформление политического режима в любом случае является лишь относительным приближением к государственному идеалу.
Приход к монархии после длительного периода удаления правящих династий от власти не может произойти легко и безболезненно. Одним из наиболее вероятных путей учреждения вновь монархии в России было бы сознательное решение правящих сил, институтов, согласное с народным общественным мнением. Проект восстановления монархии может разрабатываться на конкурсной основе. Мы предвидим, что основной спор может разгореться между тремя проектами:
1) восстановления старой правящей династии (Романовых), если будут найдены достаточные аргументы для выявления наиболее легитимного претендента и если вся сумма обстоятельств восстановления полномочий династии будет устраивать нацию в целом, способствовать ее консолидации, а не вести к политическому расколу;
2) прямого избрания монарха на Земском соборе из нескольких кандидатов, предложивших свои программы развития России, свои заслуги и заслуги своего рода перед Россией (теоретически в их числе могут быть и представители рода Романовых);
3) воспитания монарха с детских лет – под опекой и контролем правящего слоя; в последнем случае может быть создано нечто вроде школы для нескольких сот мальчиков, набираемых со всей России. Один из этих мальчиков, достигнув полного совершеннолетия, будет избран будущим монархом путем согласия педагогов, государственных мужей и духовных авторитетов между собой (по церковной традиции, допустимо также использование жребия для избрания из нескольких наиболее достойных кандидатур), тогда как другие воспитанники этой школы, получив первоклассное образование в русле русской духовно-политической традиции, пополнят высшую “смыслократическую” и управленческую элиту.
Понятно, что реальный способ осуществления национального самодержавия может разниться от излагаемых здесь идей. Но главное – усвоение общих принципов национального самодержавия и согласие всех конструктивных политических сил: монархических и демократических, национальных и социалистических, народнических и элитаристских – ради строительства такой государственной модели, которая будет подлинным политическим соответствием исторической русской нации и условием ее развития и процветания.
Мы должны отдавать себе отчет в том, что партийная система в нынешнем мире теряет свое значение и деградирует. Это предопределено уходом в прошлое эпохи доминирующего индустриализма (для которой институт партий был органичен) и становлением надындустриальной формации, стремительностью перемен в экономике и обществе, образованием новых социальных “отрядов”, кризисом доверия народа к политикам.
Монополия парламентской системы способствует деградации политики и расцвету так называемых политических технологий, направленных на навязывание избирателям ненужного им “политического товара” в виде программ и кандидатов, выражающих не общественные, а свои личные интересы или интересы стоящих за ними узких лоббистских групп. Данную систему ни в коем случае нельзя считать ни демократической, ни традиционной. В современной России она достаточно дискредитировала себя, что выражается в растущей от выборов к выборам пассивности электората, в кризисе доверия к властям всех уровней, в общем кризисе легитимности. Поэтому в России нужно создать рядом с партийно-политическими институциями представительство реально существующих в стране социальных, профессиональных и корпоративных групп.
Деятельность Сената как надкорпоративного органа должны дополнять специальные советы, наделенные законосовещательными и экспертными функциями и обладающие правом законодательной инициативы по проблемам, касающимся соответствующих их компетенции сфер. Выдвинутые корпорациями, сословиями, отраслями национального хозяйства, профессиональными союзами и гильдиями представители смогут согласовывать с властью интересы, формулировать требования к политике государства, проводить экспертизу готовящихся законов и нормативных актов. К наиболее значимым советам этого ряда следует отнести: Военный совет, обладающий особой компетенцией в военно-политических вопросах и выражающий точку зрения вооруженных сил и военной элиты, Совет традиционных религий России, наконец, Стратегический совет, который должен зримо воплотить в государственных делах тенденцию к оформлению “смыслократии”, то есть могущественному влиянию на национальную жизнь тех или иных идей, концепций и смыслов. Кроме того, при Сенате, в качестве его консультативных органов, должны существовать отраслевые советы экспертов по тем или иным специальным областям – образованию, науке, торговле, промышленности и т.д.
1) Военный совет России должен представить военно-служилое сословие (кадровых военных, представителей спецслужб) и состоять из ассоциаций военнослужащих и ветеранов, представляющих все сферы вооруженной борьбы: аэрокосмическое пространство, океан, сушу и информационную сферу (разведка и контрразведка, связь, радиоэлектронная борьба и др.). Они не только смогут сообща защищать свои интересы (общие и специфические), но и принимать участие в создании национальной стратегии, в формировании политики вооружений, в контроле за расходованием средств на социальные программы для военнослужащих и ветеранов и др. В их число должны входить Герои России, кавалеры высших государственных орденов, присвоенных за боевые заслуги. Здесь мы получаем аналог Георгиевской Думы в Российской империи, создавая гильдию тех, кто делом доказал готовность рисковать жизнью ради своей страны. Именно эта структура (во избежание начальственного произвола) может взять на себя утверждение представлений к высшей награде Родины, экспертизу справедливости награждений, выносить авторитетные суждения по важнейшим вопросам жизни страны.
2) Помимо канонических органов Православной Церкви – Архиерейского собора, Священного Синода – значительным влиянием должен пользоваться также Совет традиционных религий (в настоящее время его прототипом является Межрелигиозный совет России). Этот совет должен включать религиозные структуры только российской юрисдикции, представляющие традиционные для России вероисповедания пропорционально численности верующих граждан, кроме того, в него также могут входить и иметь статус наблюдателей представители ряда вероисповеданий, не включенных законодательством в число “традиционных”, однако имеющих значительное духовное и нравственное влияние в обществе и важных для построения сбалансированных отношений России с другими государствами и международными организациями.
3) Стратегический совет России формируется при участии ведущих научных и культурных корпораций и вовлекает в свою работу наиболее творческие силы нации, в первую очередь научно-исследовательское, изобретательское и внедренческое сословие, а также видных руководителей экспертных и прогностических структур. Внутри Стратегического совета должны быть созданы аналитические команды, которые могут представлять различные точки зрения на будущее России и мира, сотрудничать на основе сетевых взаимоотношений с аналитиками из различных ведомств, корпораций, общественных и частных организаций. Эти точки зрения, даже при их явном несовпадении, должны быть максимально глубоко проработаны и предельно адекватно переданы для сведения государственной власти и в определенных случаях (отсутствие грифа секретности, отсутствие требования тактического умолчания о той или иной теме), – всей нации через публикацию исследований и отчетов данных команд.
Три указанных органа должны обладать моральным авторитетом, достаточным для того, чтобы не одобряемый ими законопроект или представляющаяся им недопустимой государственная акция была вынесена на обсуждение всех уровней власти. Исключением, естественно, будут те указы и акции, которые относятся к оперативной компетенции верховной власти и не могут откладываться из-за сомнений и разногласий экспертов. Однако вся планомерная, кропотливая государственная работа, все рациональное строительство должно проходить не вопреки, а благодаря сознательной воле сословно-корпоративных совещательных институтов, при их участии.
Что касается отраслевых экспертных структур при правительстве России, они могут быть объединены в два корпоративных органа, также имеющих законосовещательное значение.
1) Государственный совет по экономике, общенациональным проектам и инновациям.В Совет войдут топ-менеджеры (из состава генеральных директоров российских производственных компаний, а также компаний, занимающихся сбытом отечественной продукции, – не менее 70% оборота), общественные служащие, представители научно-технической элиты и хозяйственных сословий, избранные на паритетных началах или с учетом количества их членов и вклада в национальное богатство.
2) Государственный совет по культуре образуется из представителей научно-образовательного сословия, общенациональных академий и крупнейших университетов; представители делегируются и отзываются в соответствии с уставными принципами и регламентами этих корпораций и сословных объединений. В их число должны войти заслуженные деятели культуры, представители гуманитарных наук и классического искусства, рекордсмены и выдающиеся тренеры отечественного спорта. В Совете должно найтись место лауреатам государственных премий (обязанности которых понятны по аналогии с теми функциями, которые несут в Военном совете кавалеры высших орденов, врученных за воинскую доблесть).
Партийно-парламентская система в нынешнем мире деградирует и вырождается в прикрытие для теневого лоббизма. Корпоративное представительство одно способно создать условия для реализации потребностей и нужд классов и профессиональных сообществ нашего социума, проведения в жизнь их инициатив, с приоритетным учетом интересов государства как целого.
Корпоративное представительство одно способно ограничить вредный для интересов государства и общества теневой лоббизм и создать условия для реализации потребностей и нужд классов и профессиональных сообществ нашего социума, проведения в жизнь их инициатив, с приоритетным учетом интересов государства как целого.
Самоуправление территориальных общин – составная часть системы государственного управления, его первичное звено. Местное самоуправление – функция политического субъекта, которым является территориальный социум, именовавшийся в античной древности муниципией, называющийся в современной Франции коммуной, в России – общиной. Община – первичная политическая ячейка нации, обладающая территориальной обособленностью, социальной устойчивостью и относительной самостоятельностью в хозяйственно-экономическом отношении. Поэтому там, где есть население, но нет общины, не бывает и реального местного самоуправления. То, что население современного города, поселка и даже большого села (станицы), как правило, не обладает признаками общины – факт, который не надо доказывать. Тем более это положение присуще крупным городам или такому мегаполису, как Москва. Они даже теоретически не могут быть общинами, и наделение статусом местного самоуправления городских и районных административных органов – не более чем условность.
Прежде всего государственной власти предстоит выявить и поддерживать территориальные социумы – общины, обладающие реальной низовой инициативой и ресурсами для самостоятельного развития. Такие общины должны быть наделены всеми правами, вытекающими из положений законодательства, регулирующего местное самоуправление. Но где такой инициативы и ресурсов пока объективно нет или недостаточно и формальное создание местного самоуправления было бы его имитацией, обязанности его органов все равно должен кто-то выполнять. Их осуществляют территориальные администрации, создаваемые властью данного региона. При этом важно, чтобы недееспособные пока еще социумы-общины (“советы”) постепенно дорастали до возможности учреждать и развивать местное самоуправление.
Местное самоуправление должно сопрягаться с органами государственной власти, а не противопоставлять им себя. С одной стороны, оно должно стать первичным институтом государственности, создаваемым самими гражданами в городах и сельских поселениях. С другой – подотчетность и подконтрольность распространяется и на органы местного самоуправления, от чего они были ошибочно освобождены на протяжении нескольких лет. У системы органов государственной власти и местного самоуправления, его составной части, принципы организации должны быть не различными, а общими.
Все эти племена и национальности, разбросанные от Карпат до Тихого океана, только русским племенем объединены в одно величественное целое, которое так благодетельно для них самих даже и тогда, когда они в своем мелком патриотизме стараются подорвать великое целое, их охраняющее.
Л.А. Тихомиров
Россия – плод систематической работы, тысячелетнего накопления сил и собирания народов. Русские как нация совершали в политической истории чудеса. Если заложить в компьютер реальные данные каждого противостояния, в котором участвовала Русь, Россия, СССР, нетрудно увидеть, что во многих случаях, когда наши предки реально одерживали победы, по объективным показателям они никак не должны были победить. Пространство русской истории представляет собой сложение этих чудес.
Всякий, кто вставал с нами в ряд и брался за топор и пилу, – тоже становился русским, будь он татарин, бурят, осетин, таджик или китаец. Россия всегда была общим делом, а не национальностью. Иными словами, нашей национальностью была наша Империя, объединенная общим сражением и общим трудом. Об этом мы уже подробно писали в первой части Доктрины. Однако имеет смысл остановиться на ценностях “русского политического мира” еще раз, чтобы более выпукло и понятно выявилась русская государственная идея.
На протяжении ряда последних десятилетий в политике властей на пространстве России господствовала деструктивная антигосударственная установка: “Реализация русских интересов не должна происходить в ущерб интересам других национальностей”. Российское государство обязано вернуться к правильной расстановке приоритетов – реализация прав и интересов народностей России не должна умалять права и ущемлять интересы русского большинства. Необходимо сделать это принципом во всех сферах политики властей любого уровня. Лидерство русского народа в государственном строительстве на общее благо всех населяющих Россию народов может руководствоваться, если перефразировать И.А. Ильина, формулой: “Всякий духовно верный интерес русского народа является интересом, общим для всех народов государства Российского”.
У народов, населяющих Россию, нет иной государственности, кроме российской. Им предстоит выбор: или под главенством великороссов против разрушителей России, или вместе с разрушителями России за игнорирование прав и интересов великороссов и в конечном итоге против самих себя. Третьего не дано.
У народов, населяющих Россию, нет иной государственности, кроме российской. Им предстоит выбор: или под главенством великороссов против разрушителей России, или вместе с разрушителями России за игнорирование прав и интересов великороссов и в конечном итоге против самих себя. Третьего не дано.
Однако это понимание исчерпывает “русский вопрос” лишь в первом приближении. Продвигаясь дальше, мы можем предположить, что уже завтра сам логический объем понятия “русский” существенно изменится по сравнению с его нынешним объемом.
Государствообразующий статус накладывает особые обязательства. Мы должны предложить этническим группам своей страны и народам всего мира привлекательную Общую цель, всемирно-историческую миссию. Ибо в условиях безыдейности, господства жалкой бюрократическо-сырьевой экономики с гарантированной нищетой и отсутствием перспектив в жизни ведущая роль русского народа превращается в издевательство над здравым смыслом. Чтобы удержать свою высокую роль, охватить русскостью как можно больше пассионарных элементов из всех “язЫков и народов”, мы должны выдвинуть глобальную альтернативу, Русский проект мироустройства, оппонирующий нынешнему “глобализму”, ультралиберализму, делению человечества на 20% “конкурентоспособных” (полноправных) и 80% “неконкурентоспособных” (низшую расу). Это должен быть проект создания мира, следующего за уходящей эпохой господства индустриального порядка, – мира творчества и созидания, развития человека, сбережения планеты, прорыва в космос.
Чтобы удержать свою высокую роль, мы должны выдвинуть глобальную альтернативу, Русский проект мироустройства, оппонирующий нынешней глобализации, ультралиберализму, делению человечества на 20% “конкурентоспособных” (полноправных) и 80% “неконкурентоспособных” (низшую расу).
Не предъявив человечеству такого проекта, русские исчезнут из истории навсегда.
В первой части Доктрины мы уже предложили формулу нашего национального устройства. Повторим ее. Это сверхнационально-русская нация, нация, объединяющая помимо великороссов представителей самых разных племен и рас. Русскими в России будущего будут считаться и многие неславяне, и многие не коренные обитатели исторической России. Честная формула России: русское большинство (то есть великороссы) в союзе с русскими же меньшинствами. Непринадлежность к великороссам и славянам не делает граждан России нерусскими – нерусскими их может сделать лишь сознательная конфронтация с Россией, с русским миром. Проект России будущего должен втянуть в себя всех носителей такого русского объединительного начала, независимо от искусственных границ 1991 года.
Непринадлежность к великороссам и славянам не делает граждан России нерусскими – нерусскими их может сделать лишь сознательная конфронтация с Россией, с русским миром.
Древняя историческая нация – русские – сегодня вступает в новый этап своего существования, в период сознательного оформления себя именно в качестве нации, а не только культурной, религиозной или политической общности. Хотя мы являемся нацией очень давно и даже выработали свою оригинальную разновидность нации – духовно-политическое сверхнациональное миродержавие, – но мы не спешили с оформлением себя в таком качестве (потому и стали возможны эксперименты и с интернационализмом, и с либерализмом).
Мы не рассматриваем здесь лукавую формулу, никого ни к чему не обязывающую: дескать, национальность определяется только лишь самосознанием индивида. Национальность определяется соединением большого числа факторов. Сегодня “русскими” (национальность) считаются лишь великороссы и иногда проживающие в России белорусы с малороссами. Но уже завтра русскими вновь, как и встарь, захотят называться многие другие племена и этносы, и это не будет противоречить Высшей Воле. Имя “русского”, пребывающее сегодня в уничиженном виде, будет означать уже не национальность, но дарованную Русским государством своим гражданам и подданным привилегию на следующие ценности:
1. Цель, она же миссия нации, – духовно-политическое миродержавие России.
2. Идеал нации – социальная правда и порядок. Награда по заслугам тем, кто верой и правдой служит России, вносит вклад в общее благо русских людей. Терпимость к нетвердым и колеблющимся. Отвержение предателей, расхитителей и равнодушных.
3. Стимулы, мобилизующие нацию, – процветание России, обеспечение духовного и образовательного роста, защищенность жизни и здоровья, защищенность гражданских прав, возможность получить защиту и покровительство своего государства от любых обидчиков, гарантированный прожиточный минимум при гарантированной же возможности обеспечить себе трудом достойную жизнь (достаток).
4. Стяжание чести и славы нации: через авторитет русской культуры в мире, через научное и технологическое первенство, через самоуважение и достоинство русского человека. Высшей формой чести для русских людей станет осознание причастности к великой культуре – культуре милосердия и справедливости.
Условиями, обеспечивающими полноценную принадлежность к русскому миру, таким образом, становятся:
1. Служение во имя великого государства, содействие укреплению военной, политической, нравственной мощи этого государства, готовность с оружием в руках и другими средствами отстаивать суверенные права России, ее интересы перед другими странами и мировыми силами.
2. Созидание национального богатства, русской экономики (включая обеспечение своего достатка) как источника мощи России.
3. Укрепление внутреннего порядка, естественной солидарности нации.
4. Признание единства русской нации, действенное его укрепление при недопущении какой бы то ни было гражданской дискриминации по этническому и вероисповедному признаку.
5. Уважение к любому вероисповеданию, племени, профессиональному и деловому состоянию. Признание первенствующей верой в России православия, святыни и положение которого имеют важное значение (если и не религиозное, то духовно-политическое) для всех русских граждан.
Приняв эти ценности и этот долг, русские получат право на такую власть, которая:
связана единством волевого направления
четко организована
исходит из единого источника
внушает уважение
быстродействует
выдвигает и реализует всемирно-исторический проект
способствует созданию стиля жизни нации, обеспечивающего ее превосходное качество, душевную и биологическую силу народа.
Вместе с тем наполнение “гражданской нации”, выдвижение в качестве политической формулы сверхнационально-русского союза не должно переходить в конструирование русских как денационализированных “общечеловеков”. В том и отличие сверхнационализма от интернационализма, что для первого ценен не только сам человек как патриот и слуга Отечества, но и как носитель самобытной культуры, своеобразной племенной и родовой принадлежности. Сделаться “русским” не означает забыть, что ты великоросс, или бурят, или молдаванин. Для сверхнационализма ценно, что человек не изживает свое прошлое, свою самородность, но включает ее внутрь нации, приносит ее России. В сердце каждого малая родина сочетается с Родиной большой, семья и предки – с духовными и историческими родоначальниками великой нации. Две эти идентичности органически переплетаются и дополняют друг друга, образуя нацию граждан.
Ведомый народ, писал И.А. Ильин, находит свою родину в лоне ведущего народа и, не теряя своей исторической и биологической “национальности”, вливается духовно в национальность ведущего. Формула такого патриотического “симбиоза” народов такова: “я римлянин, и притом галл”; “я англичанин, и притом африканский негр”, “я швейцарец, и притом лодин”; “я француз, и притом мавр”; “я русский, и притом калмык”…
Выделение русской традиции невозможно считать этническим преимуществом для великорусского этноса. Это лишь выражение своеобразия России, ее цивилизационной определенности и исторического наследия. Без этих факторов в России не может существовать единая политическая нация.
Скорее чем о преимуществе имеет смысл говорить о компенсации, поскольку исторически великороссы, которые были племенем, скрепляющим державу и приносившим во имя нее наибольшие жертвы, не претендовали ни на особый статус, ни на внимание власти к своим этнокультурным интересам – считалось само собой разумеющимся, что они позаботятся о себе. Это была установка на восприятие великороссов как сильного национального начала, не нуждающегося в опеке, но способного пристегивать к себе все новые и новые приводные ремни государственной машины. В советское время эта тенденция была своего рода перегибом, когда великороссам доставалось меньше реальных благ, распределяемых властью. (В этом отношении Россия всегда – в том числе и в период СССР – являла собой уникальную в истории империю. В отличие от всех остальных империй, где метрополия улучшала свое материальное положение за счет колониальных окраин, в России окраины развивались за счет центра-метрополии. Поэтому, например, не стоит удивляться, что все прибалтийские или закавказские республики могли похвастаться первоклассной сетью асфальтированных дорог, в то время как русская глубинка продолжала обходиться неухоженными проселками.)
Крах СССР как сверхнационального образования произошел не потому, что “нацменьшинства” чувствовали переизбыток давления со стороны великорусского этнического ядра, – напротив, фоном краха советского миропорядка было практическое отсутствие такого давления. Однако у сепаратистов были другие лозунги: оказывается, их угнетали русские. При этом никто не задавался вопросом: а когда прекратился этот гнет? Ведь если бы угнетатели хоть в какой-то мере продолжали его осуществлять, то где бы оказались тогда пресловутые сепаратисты?
Советская власть в последние годы своего существования навязала Российской Федерации двухпалатный парламент. Этого советская власть, почему-то, другим республикам не предложила, а ведь кроме Российской Федерации внутреннее деление с автономиями имели также Грузия, Азербайджан, Узбекистан, Таджикистан. Не говоря уже о том, что все республики бывшего Союза, кроме Армении и Азербайджана, имели гораздо больше, чем Российская Федерация, оснований считаться многонациональными.
В самом деле, первенствующая по численности нация в Казахстане – русские, в Латвии – тоже русские. Следовательно, Латвия и Казахстан – это русские государства, пусть даже и независимые. На Украине или в Узбекистане так называемый коренной народ в процентном отношении гораздо малочисленнее, чем в Российской Федерации. Русских в России более 80%, славян – более 85%. По официальной методике ООН, это мононациональное государство, в котором есть национальные меньшинства (полиэтничность).
Мы считаем, что Россия как мононациональное государство, как единая нация должна пресекать развитие нездоровых форм этнического и этнократического обособления каких-либо частей нации. Необходимо:
- предотвращать формирование этнократических кланов в системе государственной власти и отдельных секторах общероссийской, региональной и местной экономики;
- всемерно поддерживать малые коренные народы, для которых должны быть созданы условия физического выживания и сохранения их фольклорного своеобразия;
- резко ужесточить контроль за иммиграцией нелегальной или происходящей с нарушением законодательных и административных норм, создать систему регулярного контроля за временными трудовыми мигрантами, включая организацию их компактного проживания (общежития, содержащиеся за счет коммерческих структур, нанимающих иностранцев);
- провести планомерный мониторинг “диаспорных” кланов в российской экономике и разработать адресные меры по антимонопольному (по сути антидиаспорному) регулированию этих сфер; необходимо понять, что подобные клановые отношения опрокидывают Россию в архаичные формы социальной активности и являются средой для процветания различных форм преступности и недобросовестной хозяйственной конкуренции;
- пресекать все виды провокационного раздувания этнической вражды, создать моральные и управленческие условия и механизмы, эффективно побуждающие СМИ и публицистов избегать необоснованных и не подкрепленных фактами рассуждений и спекуляций на тему русской ксенофобии, опасностей религиозной и национальной розни (особенно в тех регионах и областях, где этих опасностей никогда не наблюдалось); подобные спекуляции должны порицаться как в судебном порядке, так и в порядке общественного осуждения “клеветников”, оскорбляющих своими домыслами и провокациями многовековые традиции России, дискредитирующих ее перед другими странами и народами.
В отношении так называемых “русскоязычных” соотечественников необходимо:
- поддержать десятки миллионов лишенных родины как минимум через беспрепятственное предоставление российского гражданства, как оптимум – через дипломатическое, политическое и экономическое воздействие на страны ближнего зарубежья, где они оказались;
- создать масштабную программу переселения и трудоустройства соотечественников, согласованную с концепциями миграционной политики и ресурсного развития России, которые необходимо разработать в соответствии с принципами, изложенными в социальной и экономической частях Доктрины (проблема нехватки трудовых кадров в ряде регионов и отраслей экономики может быть в значительной степени решена путем репатриации членов русской нации и носителей русской сверхнациональной культуры, на сегодняшний день временно отторгнутых от исторической родины);
- дерусификация окраин исторической России (то есть бывшего СССР), происходящая преимущественно через демографический упадок “русскоязычных” групп, должна быть хотя бы частично компенсирована политикой русификации регионов России, требующих квалифицированных трудовых ресурсов, в том числе русификацией ключевых транспортных узлов.
Отношения русского народа с другими народами России традиционно строились по модели союза. Идея союзнических отношений пронизывает всю историю национального расширения России, причем она настолько прочна, что даже отношения завоевания сразу же переоформлялись как союз и покровительство. Одним из недостатков нынешней системы национально-государственного устройства России стала унаследованная от РСФСР идея “федерации”. “Союзная модель” воспринималась народом как органичная форма объединения, “федерализм” же понимается как нечто чуждое, поскольку оформлен как договорное содружество территорий, а не как объединение народов.
“Союзная модель” воспринималась народом как органичная форма объединения, “федерализм” же понимается как нечто чуждое, поскольку оформлен как договорное содружество территорий, а не как объединение народов.
“Своим” федерализм сделался только для местных “этнократических” политиков и их окружений. Так было в 1922 году, когда вопреки сталинскому плану коммунисты-ленинцы настояли на украинском, белорусском и кавказском суверенитете в составе советского государства. Так было и в начале 90-х годов, когда Ельцин пытался выстроить политическое равновесие в опоре на удельных “князьков”, предложив им “суверенитета, сколько они могут взять”, как будто государственный суверенитет допустимо разменивать.
Реформы территориального устройства никогда не имели в России федералистского смысла. Веками складывалось деление государства на уезды, станы и волости, новые племена и земли могли получать дарованный царем особый статус, с особым набором прав и особыми обязанностями. Такой особый статус имело кольцо казачьих воинств с очень большой степенью дарованных им Москвой свобод. Последнее нельзя путать с федерализмом, поскольку унитарные государства часто включают в себя особые образования (как, например, особый статус имеет Северная Ирландия в составе Великобритании – исключения в данном случае служат подтверждением правила). Унитарная модель с особым статусом приграничных территорий – вот исторически обусловленная форма Русского государства.
Петр Великий решил унифицировать систему местного управления, в результате чего появились восемь губерний, сильно различавшихся по размерам и численности населения. Так, например, Ингерманландская губерния, включавшая в себя побережье Финского залива вместе с новой столицей, была по размерам в сотни раз меньше Архангельской губернии, а по населенности – во столько же раз меньше губернии Московской. Проявившиеся недостатки такого деления Петр I впоследствии пытался устранить, создавая внутри губерний новые подразделения – провинции, дистрикты и т.п. До конца XVIII века организация территориальной системы местного управления двигалась методом проб и ошибок, пока наконец при Екатерине II ей не был придан некий устойчивый вид. В основу деления государства на наместничества (при Павле I им вернули название губерний) был положен принцип одинаковой численности населения: одно наместничество должно было насчитывать от 300 до 400 тыс. податных душ. Установившаяся в конце XVIII века структура губернского деления России продержалась, за немногими исключениями, до 1917 года, а местами и дольше.
Февральская революция положила начало процессу обсуждения федеративных интересов областей и народностей. Однако реальных плодов эти обсуждения не дали, да и не могли дать, ибо страна погружалась в пучину братоубийственной войны, в которой представители не только одной народности, но и зачастую одной семьи, оказались по разные стороны фронта. Созданная в 1918 году конституция РСФСР накладывала сетку “федерации” на фактическую территорию бывшей Империи. В 1922–1923 гг. И.В. Сталин, занимавший пост наркома по делам национальностей, предложил включить Украинскую, Белорусскую, закавказские и другие национальные советские республики в РСФСР в качестве автономий, то есть на тех же правах, на каких в Российской Федерации уже состояли Татарская, Башкирская, Крымская, Якутская и т.п. республики. Ленин выступил тогда с резкой критикой этого “плана автономизации”, не преминув упрекнуть Сталина в “великорусском шовинизме”. В результате Договор об образовании СССР признавал, что из гражданской войны вышло не единое государство, а по крайней мере четыре государства. Фактически большевики вступили на путь конфедерализации бывшей Российской империи. Однако реальное развитие советской модели пошло скорее по пути, предложенному Сталиным, – устанавливались обширнейшие полномочия союзного центра. Как отмечал, находясь в эмиграции, государствовед Н.Н. Алексеев, анализируя тогдашнюю систему власти, “нет такого государственного вопроса, в котором бы в порядке законодательства и в порядке управления не были компетентны верховные органы Союза”. При том что республики были вправе решать очень многое, союзные органы власти обладали полномочием вмешиваться практически во все области республиканского законодательства и управления, контролировать и поправлять их.
Ни политический класс, ни правящая партия, ни общественное сознание никогда не рассматривали СССР в качестве конфедерации. 70 лет эти декорации представляли собой чистую формальность, поскольку страна мыслила себя единой и неделимой. Фантомы федерализма России и конфедеративности СССР ожили в эпоху Горбачева, в эпоху разложения государственных институтов.
Советский федерализм в условиях, когда действительной властью в государстве обладает партия, а не конституционные органы, не представлял собой правовой реальности. При этом, как декоративная форма, он все же сказывался на некоторых особенностях регионального деления страны. Идейный корень российского федерализма и национально-культурной структуризации советского пространства так или иначе был связан с перспективой “мировой революции”. Настоящий смысл советского федерализма, федерализма большевиков вне этой перспективы не может быть верно истолкован. Переход к мировому государству пролетариата большинством марксистов рассматривался как путь учреждения на месте старых империй коалиции штатов, разнообразных по принципам их формирования. Отсюда некоторая искусственность российского федерализма: важно как-нибудь нарезать территорию, приписать ее к той или иной “титульной” народности во имя пролетарского интернационализма, а остальное не так существенно. Суть интернационализма – скорейшее смешение человечества, создание новой расы общечеловеков. Одним из механизмов формирования такой расы и является этнический федерализм, явление в истории не частое и очень опасное для государств, в которых федерация строится на этнических принципах.
Сегодня полагать, что этот вид федерализма естественным образом лучше и исторически прогрессивнее, чем дореволюционные принципы, – это лицемерие хотя бы потому, что аспект “мировой революции” не учитывается. Но дело даже еще серьезнее: этнический федерализм вообще редко формируется естественным путем, и, как правило, если это реальный, а не фиктивный федерализм, он весьма недолговечен. Большевики, создав эту сложную, исторически не обоснованную систему, не вытекающую из духа и смысла совместной жизни народов России, заложили под СССР мину замедленного действия – и не потому, что они не желали создаваемой системе прочности, а потому, что они не рассчитывали, что Россия будет существовать в окружении мира “старой формации” и возвращаться обратно – от интернационализма к местным сепаратизмам и шовинизмам. Но если мина под СССР сработала, не стоит ли задуматься о другой мине, на этот раз заложенной уже под саму РФ?
В царской России роль медиатора между разными народами играла не интернациональная, а сверхнациональная идея. Россия была союзом этнических общин и племен под эгидой русской державы. Интернационализм был навязан России марксистами, и советская империя, по существу унитарная, строилась не благодаря, а вопреки ему. Признавая достижения и сильные стороны СССР, нужно учиться четко отличать их от его минусов и слабостей. Парадокс советского устройства состоял в том, что, отказавшись от “мировой революции” и значительно отступив в деле формирования общечеловеческой расы (успокоившись на полуфиктивном “многонациональном советском народе”), по форме своей оно все еще как будто стремилось к этим оставленным целям. Федерализм и интернационализм – это главные минусы советской системы, которые нужно было бы отбросить. Однако Ельцин взял из советского прошлого именно федерализм и остатки интернационализма, выраженные в словосочетании “дорогие россияне”.
Федерализм в России – одно из самых грандиозных исторических недоразумений. Федерализм всегда и всюду был связан с большой скученностью населения, когда между землями начиналось жесткое трение, либо с явной нуждой малых земель, штатов, кантонов в консолидации перед внешней угрозой. У нас все было ровным счетом наоборот: в своей империи русские, вдохновляемые обилием пространств, смогли стать скрепляющим этносом, заселяющим пустоты между племенами. Это волевое движение государствообразующего этноса можно назвать излучением центра, излучением империи.
Федерализм всегда и всюду был связан с большой скученностью населения, когда между землями начиналось жесткое трение, либо с явной нуждой малых земель, штатов, кантонов в консолидации перед внешней угрозой. У нас все было ровным счетом наоборот: в своей империи русские, вдохновляемые обилием пространств, смогли стать скрепляющим этносом, заселяющим пустоты между племенами.
Стихийное развитие “федералистских” центробежных тенденций в России в 1992–1993 годах содержит богатую информацию о возможных путях дезинтеграции РФ. В те годы Челябинский областной совет обсуждает вопрос о создании Южно-Уральской республики, Свердловский провозглашает Уральскую республику, председатель Красноярского крайсовета Вячеслав Новиков предполагает создать республику Енисейскую, Вологодский облсовет объявляет в мае 1993 года создание Вологодской республики, большой казачий круг Дона утверждает в марте 1993 года акт о преобразовании Ростовской области в государственно-территориальный субъект “Область Войска Донского”. В последние месяцы советской власти провозглашались Кубань, Сибирская республика, Дальневосточная республика, Государство Сахалин. Некоторые депутаты предлагали провозгласить независимость Сибири от России. Был и единственный случай “успешной” десуверенизации России на одной из ее территорий – это Чечня Д. Дудаева.
Уважение друг к другу сосуществующих на одной земле народов предполагает и определенную дистанцию. Каждый этнос – это немного вещь-в-себе. Когда дистанция сокращается, соседи становятся в каком-то смысле все на одно лицо – это как ни странно вовсе не способствует примирению национальностей, но обостряет конфликты. Интернационализм и показная “дружба народов”, возможная только под большим прессом сверху, исказила традиционный для России идеал мирного сожительства народов – подданных государства. Несмотря на провозглашенный межплеменной и межрасовый мир, эта порочная идеология не обеспечивала большой стабильности государства. Как показал исторический опыт, локальные “национализмы” при таком порядке лишь тихо тлеют и дожидаются очередного часа икс, когда ослабеет Центр и можно будет вырвать у него очередную порцию льгот.
До сих пор российский федерализм используется различными силами как инструмент шантажа центральной власти для достижения экономических преимуществ, которыми эти силы пользуются под видом реализации национального или регионального своеобразия. При этом представители многих этносов, включая великороссов, украинцев, белорусов и других, нередко становятся как бы второстепенным населением национальных республик, что особенно ярко проявляется в региональной кадровой политике. Искусственное, порожденное Лениным, пестование “национальных государств в государстве” несправедливо и неоправданно в стране, где одно племя составляет свыше 80% населения, и даже в так называемых “республиках” является наиболее многочисленным (исключения из этого правила можно перечислить по пальцам: Чечня, Ингушетия, Дагестан, Калмыкия, Тува и Чувашия). Это пестование не может привести ни к чему, кроме дальнейшего оползня государственности.
Принцип “права народов на самоопределение” имеет революционный и подрывной характер – его применение оправдывалось в основном потенциальной возможностью и способностью СССР к территориальной экспансии за счет включения в свой состав все новых республик, хотя в реальности его использование с этой целью оказалось очень ограниченным. В результате принцип “самоопределения” стал подрывным лишь для самой исторической России. Между тем этот принцип противоречит сам себе: часть не может свободно отделиться от целого, поскольку целое тоже имеет право на самоопределение. Право большинства внутри целого выше, чем право входящего в него этнического меньшинства. Исторические условия сложились так, что Россия может самоопределиться только целиком. Если начинают самоопределяться ее отдельные части, наступает разруха и война.
Переход от административного деления, основанного на принципе национальной исключительности, к экономической целесообразности и территориальной управляемости регионов является способом избавления от опасности межнациональных столкновений, так как сделает коренные народы коренными не в отдельных регионах, а на всей территории России.
Исторические условия сложились так, что Россия может самоопределиться только целиком. Если начинают самоопределяться ее отдельные части, наступает разруха и война.
Основные принципы территориального устройства будущей России:
1. Однородность деления и равноправие территориальных субъектов России. Россия должна состоять из областей (краев), которые, хотя имеют свои властные институты, ни при каких обстоятельствах не могут рассматриваться как “государства”. Однородные субъекты получают одинаковое наименование (например, “земли”: Московская земля, Земля Татарстан и т.д.). Исключением из этого правила может быть временный особый статус регионов, вновь входящих в состав России (см. п. 6)
2. Отказ от этнических факторов как приоритетной основы территориального деления, образование административных территорий должно осуществляться преимущественно или только по экономико-географическому признаку – с учетом компактного проживания этнических групп. Названия земель не должны трактоваться как указание на “национальную” государственность. Для этого должен существовать соответствующий законодательный запрет.
3. Запрещение расширять полномочия регионов; регионы могут передавать исполнительным органам центра часть своих конституционных полномочий, центр регионам – нет.
4. В российских законах дается четкое перечисление сфер, подлежащих вéдению центральной власти в порядке законодательства, а краев и областей – в порядке управления; предусматривается возможность введения режима прямого федерального правления сроком до двух лет.
5. В российском законодательстве не должно быть выделенного правового статуса для одних народов в сравнении с другими. Исключение составляют малые коренные народы, нуждающиеся в поддержании их этнокультурного своеобразия.
6. Необходимо создать гибкий механизм вхождения в Россию новых регионов. Такие соседние территории, как Абхазия и Южная Осетия, при вхождении в Русское государство получают статус “земель”. Территории Белоруссии, Казахстана и Малороссии могут входить в состав России поэтапно, сначала на правах регионов с особым статусом. Внутренние области таких особых образований, которые на данный момент не вошли в систему территориального устройства России, могут впоследствии входить в унитарную систему несколько медленнее, чем остальные. Однако в конечном счете Россия выдвигает в качестве идеала принцип включения новых регионов в Россию по областям, преобразуемым в “земли”.
В целях экономического планирования, управления различными отраслями народного хозяйства, заведования общенациональными органами правопорядка и правосудия, образовательной сферой и др. промежуточное деление страны на округа может быть сохранено. При этом структура округов должна стать более упорядоченной и обоснованной, чем нынешняя.
Неясность мотивов, которыми руководствовались при составлении нынешних Федеральных округов, будет нагляднее, если сравнить численность их населения:
Центральный 38 млн
Приволжский 31 млн
Южный 23 млн
Сибирский 20 млн
Северо-Западный 14 млн
Уральский 12,5 млн
Дальневосточный 6,5 млн
В советское время было осуществлено районирование территорий РСФСР в целях повышения экономической эффективности регионального взаимодействия. Приведем таблицу соответствия между экономическими районами РСФСР и современными федеральными округами (ФО):
Более сбалансированной могла бы выглядеть следующая структура округов, из которых семь насчитывали бы примерно равное количество жителей (14-20 млн), и только один – несколько больше, и то лишь благодаря московскому супермегаполису.
1. Центральный. Нынешний Центральный ФО, за вычетом Центрально-Черноземного ЭР. Население – 30,5 млн.
2. Юго-Западный. Центрально-Черноземный ЭР, а также Саратовская, Волгоградская, Астраханская, Ростовская области и Калмыкия – 18,5 млн.
3. Северо-Кавказский. Северо-Кавказский ЭР, за вычетом Ростовской области. Включает Краснодарский и Ставропольский края и нынешние республики Северного Кавказа – 15 млн.
4. Северо-Западный. Нынешний Северо-Западный ФО без изменений – 14 млн.
5. Волжский. Волго-Вятский экономический район, Татарстан, Удмуртия, Пензенская, Ульяновская и Самарская области – 19,5 млн.
6. Уральский. Уральский ЭР, без Удмуртии, тяготеющей к Поволжью, – 18 млн.
7. Западносибирский. Западносибирский ЭР – 15 млн.
8. Дальневосточно-Сибирский. Восточносибирский и Дальневосточный ЭР (от Красноярского края, Хакасии и Тувы и далее к востоку до Тихого океана) – 15 млн.
Это должны быть только административные округа общенациональных органов исполнительной и судебной власти. Предоставление какого бы то ни было самоуправления в масштабах таких самодостаточных образований недопустимо.
В Америке ли, в Азии, в Европе ли
Тот нездоров, а этот вдруг умрет…
Вот место Голды Меир мы прохлопали,
А там на четверть бывший наш народ. (…)
Напрасно кто-то где-то там куражится,
Его надежды тщетны и пусты:
К концу десятилетия окажутся
У нас в руках командные посты.
В.С. Высоцкий
Если тезис о стремительном вхождении мира в надындустриальный уклад можно считать спорным, то бесспорно, на наш взгляд, другое утверждение: мир объективно входит в период многополярности, вырисовываются как минимум пять “трехмерных” (вода–суша–воздух) цивилизаций, которые в разных соотношениях реализуют принцип автаркического пространства. При этом приоритеты внутри этих исторических “миров” быстро меняются. Совершенно неизбежно (и уже отчасти происходит) столкновение этих миров, которые демонстрируют последнее время мощную динамику (подавление атлантическим миром наиболее агрессивных очагов мира исламского, небывалый рост Китая, а вместе с ним пояса “третьего мира”). Не стоим ли мы на пороге формирования пятиглавой конфигурации мирового баланса?
Восторжествовавший в конце 80-х годов в СССР миф о конце эры империй был чистой воды блефом. Во-первых, империи не всегда распадаются окончательно и бесповоротно. Во-вторых, в истории еще никогда не было периода ослабления и распада всех империй. Наоборот, действует закон: если какая-то империя ослабевает, здесь нужно искать причиной активность другого цивилизационного очага. На освобождаемое ослабевшей цивилизацией место приходит тот, кто обладает силой сегодня. Советский Союз и выстроенная им международная система не давали возможности западному колониализму сохраниться или возродиться в новом формате. В этом смысле разрушение СССР было местью со стороны Запада за распад их колониальных империй – Британской империи, колониальных систем Франции, Бельгии, Португалии и т.д.
Во время последнего визита Президента России Б. Ельцина в Китай (осень 1999 г.) тогдашний китайский лидер Цзян Цзэмин в беседе заметил, что, хотя США и считают себя “хозяевами”, это далеко не так. Заявление руководителя Китая отражало тот простой факт, что постсоветская политика Пекина строилась на принципе соразмерности силовых возможностей КНР – с одной стороны, и США и их союзников – с другой. К разбору справедливости этого принципа мы обратимся ниже.
Хотя США в 90-е годы заявили претензии на мировое лидерство, фактически они были и остаются чрезвычайно далеки от такой масштабной миссии. Их политика в этот период имела не столько конструктивный, сколько мародерский характер. С окончанием “холодной войны” американцы не столько учредили новый порядок, сколько принялись нарушать старый, не столько ввели некие новые правила, сколько открыли новый раунд “горячих” войн, создавая во всем мире очаги нестабильности. По данным исследователя И. Иланда, за 45 лет “холодной войны” США вмешивались в дела других стран, включая интервенции, в среднем менее 4 раз в десять лет, а после ее окончания – почти 5 раз в один год.
С окончанием “холодной войны” американцы не столько учредили новый порядок, сколько принялись нарушать старый, не столько ввели некие новые правила, сколько открыли новый раунд “горячих” войн, создавая во всем мире очаги нестабильности.
Современную ситуацию в мировой политике характеризуют следующие основные черты:
- ликвидация постъялтинского мирового устройства в итоге первого этапа передела мира ведущими державами, последовавшего в результате распада СССР и системы социалистического содружества; девальвация системы международного права, которое одни страны по инерции рассматривают как руководство к действию, тогда как другие все больше и больше игнорируют;
- беспрецедентная поляризация социально-экономического положения между так называемыми индустриальными (фактически постиндустриальными) государствами и странами “третьего мира”; формирование мировой неоколониальной системы с принудительным нерациональным разделением труда и сопутствующей деградацией перспективных регионов мира в контексте глобализации;
- наиболее динамичным и продуктивным источником формирования новых полюсов политической системы мира становятся так называемые “новые индустриальные страны”;
- прогрессирующие кризисные явления в мировой финансовой системе, определяемые отчуждением финансовой сферы от реальной экономики, доминированием спекулятивного виртуального капитала, несостоятельностью ожиданий экономического расцвета в постиндустриальной “экономике услуг”;
- снижение эффективности государственной политики тех стран, роль которых ослабляется в сравнении с международными и транснациональными структурами глобального мира;
- беспрецедентный переток капитала в систему международных “черных рынков”, в особенности наркотиков и оружия, усиливающийся с интенсификацией процессов экономической глобализации;
- нестабильность современного мирового политического устройства, в том числе в связи с объективной несостоятельностью претензий США на статус единственного и всеопределяющего полюса мира после окончания “холодной войны”; нарастание объективных противоречий между США и ЕС, США и странами Персидского залива, между группами стран в рамках ЕС и др.;
- значительное влияние “романтиков-неоконсерваторов” на принятие стратегических решений в США; экспансия США в последнее время является в значительной степени реакцией на нестабильную экономическую ситуацию в самих США (война как продолжение политики другими средствами);
- независимо от механизма осуществления террористической операции в США 11 сентября 2001 года, результат событий этого периода состоит в перераспределении стратегического присутствия США в Центральную Азию с приближением военно-стратегических мощностей к границам КНР;
- игнорирование норм международного права руководством Соединенных Штатов Америки, попытки разрешения конфликтов средствами политического давления; создание новых и экспансия ранее учрежденных так называемых “неправительственных” организаций с целью “демократизации” непокорных (rogue) режимов;
- снятие антитеррористической пропаганды с повестки дня внешней политики США (2005) свидетельствует о декларативном и декоративном характере риторики предшествующего периода и намеренной манипуляции международным общественным мнением; отказ ведущих стран – членов НАТО, а также России, от участия в военных действиях в Ираке свидетельствует о провале стратегического замысла США
- стратегические разработки США с середины 1990-х гг. в рамках концепции complexity и теории хаоса свидетельствуют о сознательно избранной ставке на нестабильность в мировых процессах, при открыто декларируемом первенстве национальных интересов США над международным правом;
- распространение “цветных революций” на постсоветскую территорию Центральной Азии, а также на Ближний Восток (Ливан) в контексте передела теневых сфер влияния, в особенности с применением “стратегии хаоса”, создает угрозу масштабного кризиса государственности в странах-мишенях и их непосредственном окружении, с последующим неупорядоченным ростом миграционных потоков и экспансией радикальных, в том числе метарелигиозных, часто управляемых извне идеологических ресурсов;
- прямое или опосредованное давление со стороны консолидированных западных сил (государств, международных институтов и корпораций) на российские государственные и частные корпорации с целью срыва проектов и программ экономического развития, разрабатываемых российской стороной в сотрудничестве с экономическими структурами государств Восточной Азии и Ближнего Востока; использование “демократизации” отдельных государств СНГ для отчуждения собственности российских компаний на их территориях; целенаправленные меры по ограничению товарных рынков, в первую очередь рынков сбыта вооружений, драгметаллов и алмазов российского производства, вопреки декларируемым принципам рыночной экономики; прямое и опосредованное давление на российскую политику в области ядерной энергетики как в военной, так и в мирной области, включая международные проекты;
- при этом само Российское государство утрачивает рычаги политического влияния как в государствах Запада, так и в развивающихся странах в связи с отказом от идеологической доктрины периода СССР, не получившей какой-либо относительно адекватной замены; происходит дальнейшее свертывание внешнеполитических позиций России в регионах мира, стратегически важных для ее международного положения, в первую очередь на Балканах и в Центральной Азии; наблюдается зыбкость и несамостоятельность дипломатии РФ на Ближнем Востоке, вакуум дипломатии в значимых регионах Африки и Центральной Америки с игнорированием интересов прежних союзников.
Сегодня говорить об “однополярности” мира – значит впадать в ошибку, как стратегическую, так и фактологическую. Однако важно уже то, что “однополярность” существует в головах многих дипломатов и политиков, в первую очередь российских. Россия отказывается решать те или иные свои внешнеполитические проблемы напрямую, стараясь использовать Америку в качестве “медиатора”, и там, где американского влияния не хватает, мы оказываемся бессильны – как, к примеру, в “калининградском вопросе”. Не только внешнеполитические решения, но и внутренние реформы в России строятся из расчета на то, что через 20 лет США и Европа будут столь же влиятельны, как и сегодня.
Так ли это?
Не только внешнеполитические решения, но и внутренние реформы в России строятся из расчета на то, что через 20 лет США и Европа будут столь же влиятельны, как и сегодня. Но так ли это?
Строго говоря, США никогда не были единственной сверхдержавой. Если они и могли когда-то всерьез претендовать на этот статус, то только в первые годы после Второй мировой войны, когда на их долю приходилось около половины мирового промышленного производства и когда они монопольно обладали ядерным оружием. Производство МБР началось в Китае в начале 70-х годов. Поэтому неудивительно, что уже в середине 70-х годов американская политика в отношении КНР строилась на том принципе, что он является сверхдержавой и что поэтому полная нормализация отношений КНР и СССР (результатом которой стал бы блок двух сверхдержав) будет иметь для США катастрофические последствия. Этот факт прекрасно отражен в мемуарах Г. Киссинджера, руководившего американской внешней политикой при президенте Никсоне, и Дж. Форда, который был при Никсоне вице-президентом и занял пост президента после ухода Никсона в отставку после уотергейтского скандала. Любопытно, что в Пекине действительно ничего не имели против того, чтобы США после распада СССР изображали из себя “единственную сверхдержаву”, но это не означает, что там когда-либо считали США таковой.
Уже в середине 70-х годов американская политика в отношении Китая базировалась на том принципе, что он является сверхдержавой и что поэтому полная нормализация отношений КНР и СССР (результатом которой стал бы блок двух сверхдержав) будет иметь для США катастрофические последствия. Этот факт прекрасно отражен в мемуарах Г. Киссинджера и Дж. Форда.
В издающейся в США и Европе справочно-аналитической литературе, освещающей те или иные аспекты состояния системы вооруженных сил различных государств, обычно сообщается, будто Китай располагает карликовыми ядерными силами (сравнимыми по числу боезарядов с ядерными силами Израиля) и ничтожным количеством стратегических ракет. Такого рода подход к изображению ракетно-ядерных возможностей КНР отчасти диктуется стремлением избежать паники американской элиты, к которой та склонна (что ярко проявилось в связи с событиями 11 сентября 2001 г.), а отчасти тем, что руководящие сферы США и Европы и после исчезновения СССР придают большое значение поддержанию западного и особенно американского общественного мнения в состоянии антироссийской мобилизации.
Впрочем, бывают и исключения, не всегда Китай представляется в виде военного карлика. Так, в номере журнала “Ньюсуик”, вышедшем в свет после кончины Дэн Сяопина, приводится карта, на которой показано размещение 13 баз китайских МБР, что соответствует наличию в состоянии боеготовности около 1 тыс. МБР. Там же сообщается, что военные расходы КНР равны 182 млрд долларов. Это уже не военный карлик.
Из китайских источников (обычные публикации, интервью руководящих лиц) известно, что принятый в 1979 г. план предусматривал к 1990 году вывести вооруженные силы КНР на уровень, которого достигли в 1980 г. вооруженные силы “сверхдержав” (США и СССР), а в 2000 г. планировалось достижение китайского паритета со “сверхдержавами”. В КНР в общедоступных изданиях опубликована масса данных, которые не оставляют сомнения в том, что этот план был реализован.
О производственном аппарате военной промышленности Китая (включая ракетную и ядерную) сегодня из китайских публикаций известно больше, чем о производственном аппарате военной промышленности США. Он огромен. Компания по производству баллистических ракет располагала в 1999 г., не считая филиальных предприятий, 56 предприятиями, а Компания по производству ракет ПВО–ПРО – 57 предприятиями. Всего – 113 основных заводов без предприятий авиационной промышленности. Это больше, чем число средних и крупных заводов, которыми располагают все американские авиакосмические корпорации. И это только ракетная промышленность. При таких мощностях, даже если бы КНР вообще не располагала принятыми на вооружение стратегическими ракетами, она могла бы стать великой ракетной державой максимум за 2 года.
В США уже 20 лет ведутся разговоры о создании системы ПРО (противоракетной обороны) национальной территории и ПРО театра военных действий (ТВД). Практически ничего не сделано. В 2001-2005 гг. программы развертывания систем ПРО стали жертвой войн в Афганистане и Ираке. Иначе обстоит дело в Китае. В 1996 г. было объявлено, что в течение 10 лет будет развернута ПРО ТВД. В 1999 г. (!) было объявлено, что соответствующие системы ПРО ТВД созданы и испытаны. В Китае всегда планируют с запасом. Почти наверняка КНР уже развернула систему ПРО ТВД и опередила в этом отношении США. Любая ПРО ТВД обладает потенциалом ПРО национальной территории. Если принять во внимание, что после 1995 г. КНР стремительно, не скрывая этого, увеличивала военные расходы, нельзя исключить, что по крайней мере частично ПРО национальной территории КНР уже развернута.
С исчезновением СССР, убитого “ударом ножа в спину” (одно из наиболее чудовищных преступлений мировой истории), элита Запада полагала, что избавилась от конкурента. Однако это не так. Конкурент есть. И еще какой. В экономическом отношении КНР уже представляют собой сверхдержаву не равную, а превосходящую США. В военно-политическом отношении лавры сверхдержавы делят пока КНР и США.
США по-прежнему располагают перевесом над КНР в отношении способности вести военные операции на большом удалении от национальной территории. Но это – только при том условии, если налицо гарантии того, что территория США не явится объектом ответного удара. Реально ни одна администрация США по причинам политического характера не в состоянии вести военные действия со страной, располагающей потенциалом (даже скромным) ядерного удара по территории США. Возможно, когда-то США и были обществом идеалистов. Но в настоящее время они совсем не похожи на таковое. Соответственно их возможности в области ведения военных операций ограничиваются. Положение усугубляется расколом в элите США. И не только на “племя” республиканцев и “племя” демократов. Финансово-экономическая элита США не хочет делиться властью ни с политической элитой как таковой, ни с военной элитой. Она хочет держать и ту и другую в черном теле. В результате страдает качество и политической элиты и военной элиты.
Вооруженные силы строятся таким образом, чтобы в максимальной степени ослабить их способность служить базой власти для военной элиты. Отсюда специфика вооруженных сил США: во-первых, армия наемная (как в Англии в течение большей части ее истории), во-вторых, и тут отличие от армии доброй старой Англии, собственно военнослужащие составляют лишь немногим больше половины общей численности персонала вооруженных сил США, а почти половина лиц, получающих “компенсацию за труд” из кассы Пентагона, – вольнонаемные. Наконец, в культурном, конфессиональном и этническом отношении армия США побила все рекорды неоднородности, это “сборная солянка”: в ней невероятно большой процент военнослужащих различных меньшинств и военнослужащих-женщин. И вот итог: на поле боя в Ираке армия США (считающихся сверхдержавой) сумела выставить лишь 140 тыс. или немногим больше человек, да и те не испытывали особого желания сражаться. С такой армией США в состоянии вести войну только в том случае, если ввиду слабости противника она имеет вид карательной экспедиции или полицейской акции.
Неудивительно, что, используя экономические, идеологические и политические средства, шантаж и угрозы, США пытаются подвергнуть разоружению всех без исключения потенциальных противников. Но в том-то и дело, что политика ядерного разоружения, проводимая США, практически неэффективна, так как их реальный противник – Китай (разоружить который невозможно), а ядерное противоборство с Китаем, даже ограниченное по масштабам, США вести не в состоянии.
Военно-экономические возможности США соответствуют статусу региональной сверхдержавы в зоне от Гавайских островов (части территории США) и до Великобритании на востоке. Военно-экономические возможности КНР соответствуют статусу региональной сверхдержавы в зоне, включающей Юго-Восточную Азию, часть Средней Азии, в случае дальнейшего упадка России – большую часть территории России.
Налицо несоответствие зоны политико-экономического влияния США размерам ее экономических и военных возможностей. Это обстоятельство до сих пор совершенно упускается из виду в самих Штатах. Военно-экономические возможности США соответствуют статусу региональной сверхдержавы в зоне от Гавайских островов (части территории США) и до Великобритании на востоке. Военно-экономические возможности КНР соответствуют статусу региональной сверхдержавы в зоне, включающей Юго-Восточную Азию, часть Средней Азии, в случае дальнейшего упадка России – большую часть территории России.
Стратегия Запада в постсоветский период состояла до последнего времени в расширении сферы его военно-политического и экономического присутствия: движение НАТО на восток, сокрушение Югославии, оккупация Афганистана и Ирака. В рамках “стратегии расширения” – планы интеграции Украины в НАТО и ЕС и фактическое расчленение России в мягком или жестком варианте. В жестком варианте (он муссируется с конца 80-х годов) Россия расчленяется без всяких оговорок. В мягком варианте Россия лишается Северного Кавказа и некоторых других территорий. Зб. Бжезинский по этому поводу пишет: “Для европейцев Сибирь могла бы обернуться тем, чем Аляска и Калифорния, вместе взятые, стали в свое время для американцев – источником огромных богатств, полем выгодного приложения капиталов, своего рода “эльдорадо” для самих предприимчивых переселенцев”. Сторонники подобной точки зрения забывают не только о сибирском климате (он гораздо больше похож на климат все еще пустынной Аляски, чем Калифорнии), но и о том, что от Китая до Сибири – рукой подать, а у Китая, в отличие от США или ЕС, совсем не игрушечные сухопутные силы.
В последний период западная стратегия в отношении российского пространства претерпевает определенную мутацию. На Западе, видимо, начинают сознавать, что КНР – это не просто большая развивающаяся страна, поставляющая товары на американский рынок. Отсюда стремление создать противовес Китаю из мусульманских государств. Но чтобы выстроить такой противовес в послеиракских условиях, нужно, прежде всего, наладить отношения с мусульманским миром. Проще всего, с точки зрения Запада, сделать это за счет России, отделив часть традиционно российских территорий в мусульманский мир. Условно-предельный вариант реконструкции евразийского пространства по американской схеме в том виде, какой она имела до недавнего времени, предусматривает расчленение Китая (американские политики на этот счет высказывались неоднократно), Индии и Ирана. То есть всех крупных государственных образований в Евразии.
Программа учреждения демократических режимов на Ближнем Востоке неявно предполагает путем воздействия на избирательный процесс установить прочный контроль извне над всеми государствами этого региона. Эпоха тиражирования диктаторов-марионеток для США позади. Там пришли к выводу, что с диктаторами много хлопот, они все время норовят выйти из-под контроля, и теперь американцы предпочитают тиражировать демократии-марионетки.
В середине 70-х годов в Пекине при анализе процессов, происходящих в мировой обстановке, стала использоваться концепция промежуточной зоны. Основной ее тезис, хорошо отражающий реальное положение вещей: если налицо две сверхдержавы, то они всегда ведут борьбу за контроль над промежуточной зоной, лежащей между ними. В настоящее время тоже есть две сверхдержавы (КНР и США) и есть промежуточная зона. Есть и борьба за контроль над этой зоной, хотя, на первый взгляд, США и маневрируют в мировом политико-экономическом и военном пространстве как хотят. Но это только на первый взгляд. Если бы США располагали полной свободой рук, то промежуточная зона между США и КНР выглядела бы совсем иначе, чем она выглядит сейчас.
Основной тезис концепции промежуточной зоны состоит в следующем: если налицо две сверхдержавы, то они всегда ведут борьбу за контроль над промежуточной зоной, лежащей между ними. Если бы США располагали полной свободой рук, то промежуточная зона между США и КНР выглядела бы совсем иначе, чем она выглядит сейчас.
Появление Шанхайской организации сотрудничества (среди членов которой – и Россия) означает, что Китай не намерен допускать неограниченного расширения влияния США в политическом пространстве бывшего СССР и что он рассматривает постсоветское пространство как потенциальную область своего собственного влияния. Так что никаких европейцев, а равно и американцев, осваивающих Сибирь, не будет.
Появление принципиальной договоренности между КНР и странами АСЕАН о создании к 2010 г. зоны свободной торговли означает, что в Пекине и Юго-Восточную Азию рассматривают как потенциальную сферу своего преимущественного влияния (оспаривая ее у США).
В феврале 2005 г. Северная Корея, давно являющаяся ядерным государством, заявила о своем ядерном статусе. Очевидно, что это сделано не без согласия Пекина. Очевидно также, что после приобретения Северной Кореей официального статуса ядерной державы, неядерный статус для Японии уже по политико-психологическим причинам становится невозможным. Неизбежным следствием приобретения Японией ядерного статуса (который последует как минимум в среднесрочной перспективе), явится перестройка отношений Японии и США на началах роста политического и военного суверенитета Японии и окончательной утраты ею вассального в отношении США статуса. В свою очередь, следствием этого явится огромное ослабление позиций США в западной части Тихого океана и уменьшение асимметрии стратегических позиций США и КНР. Пекин эта комбинация явно устраивает.
Реформаторы в России, и не только они, в будущем видят положение США в мире совсем по Бжезинскому: либо США силой навязывают всем свое доминирование, либо публика на это доминирование “добровольно-принудительно” соглашается.
Пекин иначе видит перспективу: США должны привести размеры зоны своего военно-политического влияния в соответствие со своими военно-экономическими возможностями и между 2010 и 2015 годами уйти из Евразии.
Мягкая позиция Пекина в отношении вторжения США в Ирак была прямым следствием озвучивания США в середине мая 2003 г. (в разгар их иракских военных успехов) обещания уйти со своих баз в Германии, Италии, Японии (все три государства потерпели поражение во Второй мировой войне, после чего там и появились американские базы), а также с баз в Турции. Правда, прежде чем США дали такое обещание, Северная Корея заявила, что она при определенных обстоятельствах может нанести превентивный ядерный удар по США.
Весной 2004 г. появилась на свет очередная доктрина министра обороны США Рамсфелда, в которой уже прямо заявлялось, что базы в Японии, Германии, Италии, Турции в начале следующего десятилетия будут действительно эвакуированы, так как они США не нужны – мол, их заменят подвижные платформы типа плавучих островов. Речь, следовательно, идет об уходе почти со всех баз в Евразии, а не об их передислокации.
На практике, конечно, США будут действовать в духе тактики затягиваний и отсрочек, но в условиях непрерывного смещения военно-экономических возможностей в пользу КНР из Евразии им все-таки придется уйти. Со всеми вытекающими отсюда последствиями, в том числе для экономической политики евразийских государств и мировой экономической политики. Интерес ко всем концепциям экономической политики с маркой “Сделано в США” после их ухода из Евразии будет полностью утрачен, если только мировая неолиберальная экономика застоя и экономических катастроф не прекратит свое существование еще раньше по чисто экономическим причинам. Об этом – уже в другой части Доктрины.
Интерес ко всем концепциям экономической политики с маркой “Сделано в США” после их ухода из Евразии будет полностью утрачен, если только мировая неолиберальная экономика застоя и экономических катастроф не прекратит свое существование еще раньше по чисто экономическим причинам.
Уже самим своим существованием – пусть даже пассивным и даже отчасти попустительским по отношению к нынешней первенствующей атлантистской империи – Россия сдерживала ее триумфальное шествие по миру. Представим себе на миг, что России не было или отсутствовал хотя бы ее термоядерный потенциал – мы бы получили совсем другую картину мира по состоянию на начало 90-х годов. Однако старинные модели мировой гармонии не уходят в прошлое, а возрождаются в новом облике. Если в фазисе СССР Россия взяла на себя роль второго (восточного) полюса мира, то сейчас она могла бы, наряду с Китаем, занять место одного из основных лидеров нового многополярного миропорядка.
В набивших оскомину разговорах о “прагматизме” во внешней политике завуалирован секрет Полишинеля, который состоит в том, что внешняя политика России формируется стихийно, а не сознательно, строится как система ответов, а не превентивных шагов. На фоне кризиса ООН, агрессии НАТО и сверхагрессии США, на фоне небывалого теневого роста Китая наш истеблишмент замыкает свои горизонты обсуждением таких проблем, как вступление в ВТО, возврат долгов Парижскому клубу, прощение долгов Ираку и другим странам, изменение порядкового номера России в “инвестиционных рейтингах” и т.п.
Между тем Россия представляет собой уникальный опыт мирного сосуществования традиций и выполняет миссию демиурга гармонии. При формировании новых наднациональных и межцивилизационных структур неизбежны некоторые коллизии, однако в целом русский миропроект, в отличие от американского, означает стабильность для основных держав и регионов мира. Для начала выстраивания этого альтернативного миропорядка достаточно осознания негативного консенсуса, то есть осознания Запада как демиурга разрушения, не способного осуществлять экспансию без подрыва традиции и традиционных ценностей в других культурах, создающего по сути пародию на традицию в виде глобализма.
Вслед за этим осознанием должна идти существенная реорганизация внешнеполитической деятельности России, ее сосредоточения на своей исторической территории, выстраивания взвешенных, сбалансированных отношений с ближайшими соседями (бывшими частями России), что не равнозначно безоговорочному признанию правомочности их “ухода” из России на вечные времена. Наш культурный тип, сложившийся в ХХ столетии, распространен не только в пределах Российской Федерации. Естественные границы России не совпадают с границами ее государства.
Далее должен быть осуществлен квалифицированный отбор внешнеполитических приоритетов, которые позволили бы России решить комплекс наиболее острых, первоочередных цивилизационных задач. Внешнеполитическая миссия России на данном этапе истории будет означать: провозглашение не двухполярного (США – Китай), а многополярного устройства мира, значительное повышение устойчивости мировой политической системы, предотвращение глобальных конфликтов и финансово-валютных кризисов, воссоздание авторитета основ международного права, выработку его новых форм и принципов, которые разделялись бы всеми государствами мира и выражали бы новый мировой баланс. Россия провозгласит мирное сосуществование государств с различными политическими и культурно-конфессиональными системами, безоговорочное осуждение попыток навязывания любому государству чуждых его культуре политических, правовых и культурных стандартов. Кроме того, Россия была бы заинтересована в возвращении естественного приоритета государств над корпорациями и структурами теневого рынка в решении всех вопросов мировой политики.
Внешнеполитическая миссия России на данном этапе истории будет означать провозглашение не двухполярного (США – Китай), а многополярного устройства мира, значительное повышение устойчивости мировой политической системы, предотвращение глобальных конфликтов и финансово-валютных кризисов, воссоздание авторитета базовых принципов международного права, выработку его новых форм и принципов.
Программа сосредоточения России сводится к следующим положениям:
1. Официально провозглашается концепция пространства Исторической России, то есть естественного ареала русского мира (нынешняя РФ плюс русские этнические анклавы – Таврия, Новороссия, Нарвская область, Латгалия, Южная Сибирь, Подкарпатская Русь, а также территории комплементарных этносов – белорусов, восточных украинцев, закарпатских русинов и др.).
2. Россия предъявляет претензии там, где раньше предъявлялся отказ от претензий, указывает на спорные вопросы там, где прежде их стремились завуалировать, наконец, видит проблему катастрофического распада единого государства там, где прежде предлагалось видеть так называемый “цивилизованный развод”. Другими словами, Россия вступает на путь русской ирреденты: идеологии возвращения и воссоединения тех территорий исторической России, на которые у нее имеется историческое и моральное право и которые есть практический смысл возвращать. Преимущества воссоединения, основанного на исторических традициях государственного строительства и международном праве, всегда и заведомо превосходят все возможные издержки. Для России это касается прежде всего Белоруссии, Украины и Казахстана.
3. Необходимо пересмотреть некоторые из базовых принципов, на которых была основана Беловежская система и следование которым поставило современную Россию в ту невыгодную геополитическую ситуацию, в которой она сейчас находится. Первый “беловежский принцип” – это принцип, согласно которому СССР не являлся и не является Россией, а Россия не являлась и не является СССР. Этот принцип еще незадолго до 1991 года не казался очевидным, более того, для Запада было несомненно обратное – USSR=Russia и наоборот. Де-юре и де-факто именно к России перешли место в ООН, ядерное оружие и долги, то есть все, что свидетельствовало о преемственности суверенитета. На данном этапе для России важно не столько изменение реального статуса всех территорий ближнего зарубежья, сколько смена их идеологического и социально-психологического статуса с “независимого” и “постсоветского” на временно “построссийский”.
4. Абсолютное большинство отделившихся республик до ХХ века никогда не имели своей исторической национальной государственности. Эта государственность была искусственно для них создана в рамках советской национальной политики. Более того, даже в составе СССР некоторые из этих государств были созданы сперва как автономии РСФСР, то есть не были даже субъектами союзного процесса в 1922 г., и лишь впоследствии выделены как отдельные административные единицы – “союзные республики”. Пересмотр второго “беловежского принципа” должен состоять в признании государственности большинства отделившихся республик “дочерней” по отношению к российской государственности. Эти политические образования должны рассматриваться как созданные в рамках России–СССР в целях удобства административного управления и, соответственно, лишь в существовании и признании со стороны России имеющие основание[20]. Политика идеологического советизма привела к закреплению последствий “геополитической катастрофы”.
Абсолютное большинство отделившихся республик до ХХ века никогда не имели своей национальной государственности. Она была искусственно для них создана в рамках советской национальной политики. Парадоксом нынешней ситуации, является то, что легитимность абсолютно всех, кроме России, государств, на которые официально распался СССР, поддерживается только существованием России.
5. В ходе масштабной реформы Министерства иностранных дел органом разработки и утверждения новой стратегии внешней политики должен стать Совет Безопасности России. Новые приоритеты в области внешней политики разрабатываются в начальном периоде преобразований специализированным экспертным советом при Совете Безопасности. Специализированный экспертный совет, к работе в котором привлекаются ветераны дипломатического корпуса, оценивает эффективность внешнеполитической стратегии РФ до начала преобразований. Во вновь созданном Комитете по государственному контролю РФ создается профильное управление, в деятельности которого учитывается опыт Управления внутренней безопасности МИД. При МИД формируется постоянно действующий Консультативный совет.
6. Сотрудники дипломатического корпуса Министерства иностранных дел РФ не имеют права участвовать в политической (партийной и общественной) деятельности, в коммерческой деятельности, а члены их семей – в деятельности любых частных экономических структур с зарубежным участием. К работе в дипломатическом корпусе МИД, равно как и в его технических службах, не допускаются лица, имеющие родственников в зарубежных государствах (кроме союзных государств в составе СНГ).
7. Российское участие в межгосударственных и межправительственных объединениях и клубах целесообразно только в тех случаях, когда:
- указанные объединения предоставляют дополнительные ресурсы внешнеполитического влияния и реально укрепляют авторитет России на международной арене; одним из показателей является авторитетность самого объединения и его эффективность в решении наиболее существенных международных проблем;
- это позволяет участвовать в принятии решений мирового масштаба, касающихся распределения энергоносителей, регулирования соответствующего ценообразования, обеспечения безопасности производства ядерной энергии[21];
- голос России в указанных организациях позволяет эффективно предотвращать международные вооруженные конфликты, в особенности на территории исторической России;
- когда другие страны – члены объединений и клубов допускают равноправное участие России в принятии решений в заранее оговоренные сроки.
Российское участие в межгосударственных объединениях и клубах нецелесообразно в случаях:
- утраты межгосударственными объединениями или клубами своих возможностей по вышеуказанным параметрам, своего дипломатического потенциала и международного авторитета;
- недопущения другими странами – членами объединений и клубов равноправного участия России в принятии решений в заранее оговоренные сроки;
- предъявления странами – участниками межгосударственных объединений и клубов экономически непривлекательных условий участия в них России, особенно в случаях применения “двойных стандартов”;
- утраты Россией части своего суверенитета, не компенсируемой значительными иными выгодами от членства в этих организациях.
8. Российское государство не поддерживает официальных отношений с международными неправительственными организациями зарубежной юрисдикции, не допускает деятельности на своей территории международных неправительственных организаций, в состав которых входят действующие или отставные представители спецслужб зарубежных (за исключением союзных) государств. Российские органы государственной власти вправе разрешать официальное присутствие (в форме филиалов и представительств) международных неправительственных организаций зарубежной юрисдикции, при условии декларируемого отказа данных структур от осуществления:
а) деятельности по консультированию политических партий и общественных организаций любого профиля;
б) сбора информации, касающейся вооруженных сил Российской Федерации и любых сведений, составляющих предмет государственной тайны;
в) политической агитации.
Лица, занимающие государственные должности любого уровня, в том числе сотрудники государственных СМИ, неправомочны сотрудничать с международными неправительственными организациями зарубежной юрисдикции как на платной основе, так и на общественных началах.
Россия в соответствии с новой принятой концепцией внешней политики рассматривает вопросы о продолжении членства в тех международных институтах, где российская сторона подвергается согласованным и предвзятым нападкам либо постоянному предъявлению неравноправных и заведомо невыполнимых требований, равно как и требований, противоречащих национально-государственной традиции России.
9. Российское государство способствует диалогу представителей традиционных мировых конфессий по общецивилизационным проблемам, по проблемам войны и мира и актуальным аспектам международной безопасности. Россия заинтересована в учреждении Организации Православной Конференции и полноправном участии в Организации Исламской Конференции. Россия препятствует деятельности конфессиональных структур с центрами вне пределов РФ, практикующих:
а) прозелитизм;
б) апокалиптические и катастрофические культы;
в) террористическую агитацию;
г) агитацию против традиционного духовенства как института;
д) участие в избирательных кампаниях российских должностных лиц любого уровня.
10. Межгосударственные и международные соглашения России о внешнем заимствовании должны включать условия, запрещающие стране-кредитору равно как институту-кредитору переуступку долговых обязательств, частные посреднические сделки или спекулятивные операции, связанные с государственными обязательствами России, исключающие участие третьих инстанций и частных посредников.
11. Россия отвечает по всем обязательствам по внешнему государственному долгу Российской империи и СССР и наследует всю зарубежную собственность Российской империи и СССР. Глава Государства инициирует специальную программу по юридическому и политическому обеспечению этих прав, контролирует консолидированное выступление России в судах и перед зарубежными институтами по этим вопросам. Особое внимание уделяется проблеме возвращения недвижимости и золотого запаса Российской империи, попавшего в крупнейшие банки Запада. (Три четверти века этот капитал находился в обращении, и на него приобретались проценты.)
12. Россия осуществляет пересмотр структуры внешнего государственного долга с особым рассмотрением долга СССР, возникшего в период 1989–1991 гг., и разработкой особых условий его возмещения. Осуществляется также пересмотр списка стран – должников Российской Федерации с учетом вышеозначенных критериев при определении условий реструктуризации долга. Пересматриваются программы сотрудничества со Всемирным банком, возможен односторонний выход из программ, реализация которых не соответствует социально-демографическим приоритетам России. Пересматриваются уровень дипломатических отношений с государствами, предпринимающими целенаправленные недружественные внешнеполитические действия в отношении России. Пересматриваются формы и масштабы внешнеэкономической кооперации с государствами, предпринимающими целенаправленные недружественные действия в отношении России с обязательной разработкой экономических и транспортно-транзитных альтернатив.
13. Помимо государственного воссоединения, нам необходимо сделать решительные шаги к воссоединению с русским зарубежьем, которое до сих пор не видело ни одного серьезного шага российского руководства в этом направлении. Более того, образ “новой России” оказался далек от того образа, который хранила в себе русская эмиграция. В отношении так называемых “русских диаспор” в зарубежных государствах, насчитывающих не менее 25 миллионов человек русской культуры, необходимо разработать специальные программы экономического и культурного сближения.
Долг России – отстаивать интересы русских граждан на территории бывшего СССР, в том числе с применением экономических санкций в отношении государств, где имеет место массовая дискриминация (создание неравноправных условий по сравнению со всеми прочими гражданами).
Россия берет на себя долг отстаивать интересы русских граждан на территории бывшего СССР, предусматривая применение экономических санкций в отношении государств, где имеет место массовая дискриминация (создание неравноправных условий по сравнению со всеми прочими гражданами). В свою очередь, деятельность российских корпораций в этих странах согласуется с принципами внешней политики, утверждаемыми на уровне Совета Безопасности России.
14. Россия декларирует непризнание межгосударственных объединений бывших стран СССР, созданных с целью ограничения политического и военного присутствия России и противодействия организациям коллективной безопасности, в которых состоит Россия. Подобные объединения, соответственно, не могут быть субъектами каких-либо соглашений с государством Российским или его регионами. Россия признает за собой право целенаправленно применять политические и экономические меры, направленные на дезорганизацию, экономическую деградацию и распад подобных образований в черте исторической России. Соответствующие решения принимаются негласно.
Неправительственные организации и частные компании, оказывающие консультативную и финансовую поддержку политическим силам в бывших республиках СССР, представляющим интересы, враждебные России, при установлении подобной деятельности лишаются российской юрисдикции. Должностные лица, причастные к подобной деятельности, равно как и деятельности аналогичных структур иной юрисдикции, подлежат ответственности по статьям уголовного права, регламентирующим наказание за государственную измену.
Начиная с внешне необъяснимого краха СССР, через капитуляцию Милошевича в 1999-м, исчезновение талибов в 2001-м и кончая падением режима Саддама Хусейна американское господство прирастает не столько с помощью военного торжества, сколько с помощью политического распада противостоящей стороны. Это путь достижения стратегических целей через цепочку бесконечно малых тактических сдвигов, осуществляемых по возможности чужими руками. С одной стороны, создается видимость формирования все более мощного монополиста мирового порядка (нео-имперский стиль), с другой стороны, происходит усиление своеобразных “антител” порядка. Эти “антитела” создают, каждое на своем месте, хаос с тем, чтобы малые хаосы, будучи направленными и контролируемыми из Большого Центра, способствовали постепенному наступлению США и их союзников, преследованию их тактических интересов, а также интересов крупных международных корпораций и институтов, связанных многими невидимыми нитями с нынешней американской политической элитой. Вездесущий терроризм оказывается не только симптомом мировой глобализации, но и своеобразной антисетью, очерчивающей победоносное шествие этой самой глобализации. Как бы ни нагнетались ужасы терроризма, Система его узаконила, поскольку через него она выпускает тот пар, который иначе нагнетался бы в форме системных сил и вел бы не к симуляционным, а к настоящим войнам. Между тем традиционные войны для современного западного мира крайне нежелательны, поскольку издержки потерь среди мирного населения, необходимость большой крови в прямом лобовом противостоянии невыносимы для дряхлой и морально увядшей цивилизации.
“Борьба с терроризмом”, манипулирование “списками террористических организаций”, составляемыми Госдепартаментом США, являются исключительно удобным инструментом американского вмешательства в дела какой угодно страны и какого угодно региона. Терроризм в современном внешнеполитическом инструментарии является одним из ключевых орудий осуществления внешнеполитического господства. В создании очагов хаоса США и их союзники используют целый комплекс технологий политической дестабилизации (ТПД), который можно иначе обозначить как террор-глобализм. В целом данная политика должна рассматриваться как недобросовестная политическая конкуренция, подобная аналогичным технологиям недобросовестных акций, захватов, юридических афер и “недружественных поглощений” в бизнесе. Комплекс этих технологий базируется на системе “двойных стандартов”, при которой одна сторона политики (риторическая) афишируется, тогда как вторая сторона (реальная мотивация) редко предается огласке и, соответственно, достраивается конспирологами и аналитиками. Большую роль в этих технологиях играет не прямое давление на политических конкурентов, а косвенные методы давления и устрашения, в которых источник недружественных акций не может быть однозначно выявлен и представлен на суд наций и мировой общественности. Поэтому ответная реакция государств на действия террористов и подрывных сил направляется не против заказчиков, но лишь против исполнителей, которые, как правило, не принадлежат даже к той цивилизации, к которой принадлежит заказчик. Между тем вычислить заказчиков террор-технологий не составляет особого труда при современном уровне развития секретных служб в больших цивилизациях.
В создании очагов хаоса США и их союзники используют целый комплекс технологий политической дестабилизации (ТПД), который можно иначе обозначить как террор-глобализм. В целом данная политика должна рассматриваться как недобросовестная политическая конкуренция, подобная аналогичным технологиям недобросовестных акций, захватов, юридических афер и “недружественных поглощений” в бизнесе.
Итак, можно назвать по крайней мере три разновидности террор-глобализма:
1) собственно теракты и теракции, финансируемые с целью дестабилизации в том или ином регионе;
2) сговор с элитами, подкуп элит (как прямой, так и опосредованный), осуществляемый втайне от низов обществ мировой периферии;
3) формирование подрывных (направленных на смену элит) общественных движений нового, “полуспонтанного” типа, или, иными словами, “оранжевый фактор” в политике.
Такого рода комплексная деятельность применяется, в частности, с целью ограничения сферы влияния России вначале в Восточной Европе, затем на пространстве бывшего СССР, с использованием технологий политической дестабилизации (обычно под брэндом “ненасильственного сопротивления”) для совершения государственных переворотов, при открытом игнорировании общепринятых норм международного права. Система террор-глобализма (TG) чрезвычайно богата мелкими приемами и ноу-хау, осуществляется по принципу творческой работы разветвленных сетевых сообществ, выступающих в качестве исполнителей тех или иных заказов. При этом новые методы изобретаются постоянно, что делает бессмысленным попытки дать сколько-нибудь исчерпывающий перечень характерных черт деятельности террор-технологов. Приведем лишь некоторые из них:
- укрепление ранее маложизнеспособных политических объединений, с публично декларируемыми претензиями на импорт ТПД в отдельные регионы (как правило, с эксплуатацией этноконфессиональных факторов нестабильности);
- прямое или опосредованное поощрение иррационального компенсаторного этнического национализма в “демократизированных” государствах;
- проведение изощренных и масштабных кампаний по информационному сопровождению дестабилизации, которое осуществляется всегда не только на Западе, но и внутри подрываемых режимов. Важным условием для использования TG-технологий становится создание в странах периферии подконтрольных СМИ, либо финансирование отдельных агентов, занимающих ключевые точки местной коммуникации (например, важные посты в информагентствах) – поэтому принципы “свободы информации” создают питательную почву для террор-глобализма;
- для TG-технологов важно добиться тиражирования в местных СМИ необходимых картинок и сюжетов, включая прямую дезинформацию, клевету и срежиссированные инсценировки событий (вспомним румынский вариант революции со свержением и устранением Чаушеску или более свежий вариант военного свержения Саддама Хусейна по ложному поводу);
- создание показухи массового протеста, причем наемники и добровольцы массовок, завозимые, как правило, в организованном порядке из строго определенных мест, рассчитывают на отсутствие противостояния со стороны реальной местной толпы и милиции; по распространенному шаблону дестабилизации власть должна быть достаточно “гуманной” и внутренне готовой к диалогу с террористами и манифестантами и скорее уступит негодяям и подстрекателям, чем пожертвует невинными.
Собственно террористические акции осуществляются всегда для расшатывания местных режимов через устрашение слабых и давление на общество с атрофированным политическим инстинктом. В обществах с сильным политическим инстинктом террор-технологии бессмысленны; технологи мягких, “бархатных революций” бессильны, когда они не видят возможности расшатать ситуацию через подобные методики, когда они не могут рассчитывать на фактический СМИ-инструментарий. Напротив, даже при грамотной и слаженной работе силовых структур и лояльном общественном мнении локальному режиму очень трудно противостоять хорошо спланированным и щедро профинансированным массовым политическим акциям, изощренной дезинформации и кровавым терактам, которые преподносятся в “раздутом”, преувеличенном виде несколькими национальными СМИ.
Одним из главных средств современной американской войны стала технология подкупа элит. В иракской кампании 2003 года решающим фактором оказались не военные успехи американцев, но деньги, направленные на обезглавливание иракского военного командования. Подкуп элит тщательно готовится, и плоды его реализуются только в моменты радикального перехода (в иракском случае – момент наступления на Багдад). В остальных случаях “скупка” осуществляется чаще всего в соответствии со своего рода неофеодальной технологией: представители элит получают право на “кормление” от территорий и доходных промыслов, зачастую тех же самых, что и раньше были в их ведении. Только теперь элиты контролируют их исходя из подчинения иному суверену. Как и в предыдущем случае, система новейших интервенций и революций осуществляется благодаря атрофии инстинкта власти у правящих элит периферии. Новые триумфы постмодерна создают режимы превращенных суверенитетов, неофеодальные режимы, возглавляемые перебежчиками к иному суверену, центру панамериканистского мира.
Но что все-таки может произойти, если “русский медведь” проснется и применит свою природную смекалку? Во-первых, он быстро осознает, что TG-технологии – это могильщики собственной цивилизации, поскольку рано или поздно террористическая волна возвращается бумерангом в инициировавшее ее общество. А между тем именно западное общество менее всего приспособлено к реальной мобилизации и противостоянию террористической войне. Изгнать страх из потребительского общества можно только одним путем: через констатацию неизбежности самопожертвования, через еще больший страх, осознание необходимости идти на смертельные риски ради настоящей власти и настоящего достоинства. Чтобы противостоять серьезной войне, нужно сжечь чучело потребительского общества – и выдвинуть в противовес ему идею общества мобилизации.
Если между цивилизациями (скажем, китайской и американской или российской и европейской) началась бы масштабная террористическая война, то при относительно низкой себестоимости терроризма эта война могла бы стать бесконечной и неисчерпаемой в средствах и решениях. Она сделала бы жизнь обывателей в городах буквально невыносимой. В ЕС и Америке применять террор-технологии проще, чем где бы то ни было. В силу прилива в ЕС арабской и турецкой иммиграции, в силу многолетней этнокультурной пестроты США – можно наводнить их города профессиональными разведчиками и террористами из Евразии и повести против Запада хорошо слаженную лютую террористическую войну. Такая постановка дела очень скоро привела бы к необходимости заключения мира и прекращения подрывной террористической деятельности друг против друга. Так было бы надолго покончено с “международным терроризмом”.
Если “русский медведь” проснется и применит свою природную смекалку, он быстро осознает, что TG-технологии возвращаются бумерангом в инициировавшее их общество. Именно западное общество менее всего приспособлено к реальной мобилизации. ЕС и Америку можно легко наводнить профессиональными разведчиками и террористами из Евразии и повести против Запада хорошо слаженную лютую террористическую войну. Так было бы надолго покончено с “международным терроризмом”.
Попытка блокировать TG-технологии, в том числе “международный терроризм” или “оранжевые революции”, с помощью локальных средств, – стратегия заведомо проигрышная. Создание контрпроектов типа “Наших”, “черных сотен”, “опричников” и “добровольных народных дружин”, ведущих уличную пропаганду и отвечающих митингами на митинги, – это попытки виртуозно разрешить задачу, негодным образом поставленную. Но если искусственно ограничить себя локальными возможностями, то для недопущения расшатывания режима потребуется в первую очередь переформатирование сферы информации.
Принцип суверенитета и безопасности должен быть поднят в условиях “революционной” ситуации (вернее, даже несколько ранее возникновения такой ситуации) выше принципа свободы информации, неприкосновенность которого таким образом будет подвергнута ревизии. ТG-технологии должны быть лишены внутри России информационной почвы (в отношении терактов, типа бесланского, эту истину уже начинают осознавать, но в отношении других TG-технологий к такому осознанию никто даже и не подступился). Информация о терактах и уличных манифестациях должна быть закрытой – полностью закрытой во время их проведения и частично закрытой после него. Нарушители этого закона, направленного на сохранение государственного суверенитета, должны нести уголовную ответственность. Редакторы изданий, подпитывающих TG-технологии и фактически обеспечивающих их действенность, в случае доказанности финансовой связи с “подрывными” фондами должны подвергаться запрету на профессиональную (информационную, издательскую) деятельность. Иностранные корреспонденты, нарушающие этот же закон, также должны преследоваться.
Что касается профилактики “скупки нашей элиты”, то здесь, конечно же, ситуация близка к безнадежной. Единственный реалистичный путь нормализации положения с нашей элитой – путь активной ротации элиты и даже репрессий. Еще одним эффективным методом сопротивления являлся бы новый курс во внутренней политике, направленный на дальнейшую унитаризацию государства, выстраивание новой системы вертикальных связей в опоре на органическую сетевую структуру региональных сообществ – с полным исключением территориальных образований по этническому признаку.
Для действенного блокирования технологий дестабилизации Россия должна выступить как авторитетный моральный лидер, разоблачающий эти технологии. Россия должна официально объявить, что не признает цивилизационную миссию США, осуществляемую средствами экономической глобализации и военного принуждения с ущемлением политических и экономических интересов других государств. Ссылка на принципы универсальной демократии, равно как и на антитеррористические приоритеты для оправдания подобной практики, рассматривается Россией как сознательная подмена понятий, тем более что, как правило, военное вмешательство США приводит к политической, экономической и социальной деградации пострадавшей территории, в соответствии с критериями социального благосостояния государств, утвержденными ООН.
В ситуации вакуума международного права Россия объективно заинтересована в повышении международного влияния ООН и ряда смежных международных структур (ЮНЕСКО, ЮНИСЕФ, ВОЗ). Мероприятия всех указанных организаций могут и должны активно использоваться в качестве трибуны наступательной дипломатии в сферах международной безопасности и соответствующих гуманитарных областях. Независимо от актуальной результативности ООН, трибуны Генеральной Ассамблеи и Совета Безопасности ООН должны использоваться в интересах союзных государств, приоритетных и исторических партнеров, обязательно – в случае применения ТПД и подобных технологий иными державами и любыми международными структурами.
Участие Российской Федерации в хельсинкских структурах (ОБСЕ, СБСЕ) является нецелесообразным в связи с исчерпанием повестки дня хельсинкского процесса. Мнение представителей этих организаций о легитимности выборов в любых государствах не представляет интереса для Российской Федерации ввиду утвердившейся традиции применения “двойных стандартов” и прямого участия ОБСЕ в осуществлении ТПД. На международном уровне Россия отстаивает мнение о целесообразности роспуска указанных организаций.
Все это не означает решительной и бесповоротной конфронтации с США как государством. Скорее речь идет о попытке “вразумить” США, НАТО и другие международные институты, выступающие с ними в одной связке. МИД России в своих обращениях к американской нации и этим институтам должен апеллировать к опыту продуктивного взаимодействия России и Америки в эпохи Александра II и Линкольна, Сталина и Ф.Д. Рузвельта, Брежнева и Никсона, принципиально свидетельствующему о возможности мирного сосуществования на основе понимания как общих угроз, так и общих цивилизационных задач в условиях сильного и обращенного в будущее лидерства в обоих государствах.
Даже при условии самостоятельной и амбициозной внешней политики замкнутость России на проблемах СНГ не привела бы к полезным результатам. Ближнее прирубежье России начнет устраиваться в соответствии с нашими интересами, только когда будут определены стратегические внешнеполитические цели и когда при активном участии России сформируется новая, адекватная современным условиям международная иерархия.
Парадоксом нынешней ситуации является то, что легитимность абсолютно всех, кроме России, государств, на которые официально распался СССР, поддерживается только существованием России. Этой ситуацией принципиально затруднено переориентирование элит соседних государств в духе лояльности к России, даже если бы российское руководство задалось такой целью.
Ключами к решению проблемы русского прирубежья могут стать две политические линии, более очевидная и менее очевидная: 1) нужно признать так называемые непризнанные государства и включить их в круг сателлитов России, 2) нужно заключить полномасштабные стратегические союзы по безопасности и хозяйственной кооперации с Индией, Китаем и Ираном и сделать этот союз открытым для других участников (в том числе и неевразийских). Такая “альтерглобализация” – создание своего рода “больших скреп” в Евразии вокруг и через Россию – явится сама по себе возвращением миссии России. Но важно еще и то, что такая стратегия станет не просто фоном проблемы СНГ, а ее радикальным решением. СНГ как “враждебное прирубежье” быстро растворится, от него вскоре не останется и следа при одном непременном условии: если заработает геополитика больших скреп.
Сегодня Россия должна совершить резкий разворот в отношении государств ближнего зарубежья, особенно тех, которые проявляют враждебность. Как уже отмечалось выше, необходимо признать права России на целый ряд территорий, как, например, в случае с Украиной минимальными могли бы быть претензии на Донбасс и Таврию (Крым).
В определенных ситуациях возможна и изоляция отдельных агрессивных соседей. Грузия, Украина и подобные им “новорожденные нации” могут, сколько им заблагорассудится, вариться в собственном соку. Можно пойти на резкий и демонстративный разрыв: обрубить поставки сырьевых ресурсов, разорвать договора. Прежде чем возобновятся какие-либо переговоры, эти страны должны будут закрыть свои долги перед Россией. Более того, можно вообще прекратить поставки – и ни за какие деньги их не возобновлять, пока наши недоброжелатели не извинятся за безобразия, не гарантируют прав русскоязычных меньшинств, не обеспечат нормальное состояние наших военных баз и т.д. и т.д. Во всяком случае, у русской дипломатии в таком контексте появляется значительное поле для маневра.
Но положительной сутью геополитики “больших скреп Старого Света” должен стать полномасштабный политический, экономический, а в идеале и военный союз, типа Варшавского договора – с Китаем, Индией, Ираном, Сирией, Северной Кореей и, вероятно, Монголией (ибо последней некуда будет деваться). К этому союзу могут подключиться и другие государства: арабские, индокитайские, а также государства других континентальных зон (Африки, Латинской Америки). В результате реализации геополитики “больших скреп”, после осуществления на ее основе полномасштабного евразийского и трансконтинентального сотрудничества в области экономики и культуры (последнее очень и очень важно) можно будет обратиться уже и к задачам разложения агрессивных очагов на постсоветском пространстве. Разумеется, любые шаги как на уровне кооперации цивилизаций, так и в прирубежье России должны быть не одиночными и случайными, но подготовленными и системными.
Положительной сутью геополитики “больших скреп Старого Света” должен стать полномасштабный политический, экономический, а в идеале и военный союз, типа Варшавского договора – с Китаем, Индией, Ираном, Сирией, Северной Кореей и, вероятно, Монголией (ибо последней некуда будет деваться). К этому союзу могут подключиться и другие государства.
Евразийский союз в хозяйственной и культурной сфере, подкрепляемый союзом коллективной безопасности (не только военного, но и полицейско-административного характера), поможет России встать на действительно эффективный путь обустройства сибирских и дальневосточных территорий России, которые сейчас стремительно пустеют. Необходимо привлекать в эти регионы инвестиции Китая и (очень важно!) Японии, чтобы Китай не чувствовал себя монополистом на Амуре. Китайскому “просачиванию” и полулегальному “окитаиванию” рынка Сибири невозможно противопоставить жесткий государственный контроль (таможня и органы внутренних дел чрезвычайно слабы перед давлением юаня).
Необходима интенсификация официальных полномасштабных межгосударственных отношений, в рамках которых следует решать вопросы, касающиеся четкого контроля над рынком труда и механизмов разделения труда. Правила игры должны устанавливаться государствами, союзными органами, а не криминальными и коррумпированными структурами. Только тогда дефицит рабочей силы на Дальнем Востоке сможет органично насыщаться за счет привлечения временных трудовых мигрантов в соответствии с жесткими и четкими межгосударственными программами. Тот же Китай весьма заинтересован в рынке труда и в ресурсах России – и китайская власть прекрасно поняла бы нашу власть в том, что касается легализации и контроля над миграционными процессами, которые сейчас разворачиваются стихийно. Только тогда можно будет вести речь не об опасном для идентичности России “просачивании”, не о захвате рынка китайскими посредниками, но о целенаправленной циркуляции созидательных трудовых ресурсов: рабочих, строителей, специалистов, занятых на производстве.
На сегодняшний день хозяйственное сотрудничество России со странами Евразии явно недостаточно – оно несопоставимо с теми оборотами, которые имеют место на товарных рынках между Азией и Западом. Потенциал роста на этом направлении очень и очень велик. Геополитика “больших скреп” должна проходить под лозунгом “нового евразийского братства”. Это должен быть союз древних духовных и культурных традиций, основанный на взаимном уважении к традиционному достоянию друг друга, восхищению друг другом. Эти мотивы должны полностью заполнить все информационное поле нашего взаимодействия. Разногласия и напряженность в отношениях должны на таком фоне выдаваться за какое-то извращение, отклонение от духа естественной гармонии братских народов – как по сути “антинародную” линию представителей оторвавшихся от своей традиции и своего населения элит. Как ни странно, именно здесь можно с пользой задействовать фактор “демократизма”, поскольку в основном на уровне народных масс симпатии евразийских народов друг к другу достаточно естественны и глубоки.
Геополитика “больших скреп” должна проходить под лозунгом “нового евразийского братства”. Это должен быть союз древних духовных и культурных традиций, основанный на взаимном уважении к традиционному достоянию друг друга.
Подобный союз в идеологическом плане не может быть одномерным и унифицирующим – не стоит задача (как это было в советское время) выращивать в братских народах элиты, воспроизводящие российскую. Однако создавать общий духовно-культурный стандарт ценностей, достаточно широкий и гибкий, но в то же время определенный, необходимо. Поэтому особая роль в деле евразийского сближения будет отведена гуманитарному сопровождению – такое сопровождение становится ключевым при поддержании долгосрочных международных коалиций.
России нужно сделать ставку на то, что у нас всегда получалось лучше, чем у других. Ведь мы цивилизация воинов, мы можем и должны опереться на традицию славных побед русского оружия. ВПК нужно возрождать не только в интересах национальной безопасности, но обязательно исходя из предстоящих масштабных проектов коллективной безопасности. Квалифицированные военные кадры нужно восстанавливать исходя из тех же задач. В цивилизации воинов, несомненно, органичное место занимает мощная интеллектуальная прослойка, поскольку для обеспечения опережающего развития необходимых военных технологий нужна и первоклассная фундаментальная наука. В двух интеллектуальных аспектах – способности к развитию фундаментальной науки и инициативе в сфере духовной культуры – Россия тоже пока еще не потеряла свой статус. Восстановление былого величия этих форм знания еще возможно.
Коллективный военный блок мог бы решать и более широкие задачи. К таким задачам относилось бы, например, недопущение военного вмешательства иных стран и организаций в политическую жизнь третьих (внеблоковых) государств без согласия нашего блока. Причем это недопущение могло бы распространяться не только на Евразию, но на Африку и Америку. Таким образом, блок смог бы стать новым, гораздо более эффективным, чем ООН, механизмом обеспечения гармонии в мире.
Территория России и ее недра – это необычайное богатство – не будут до скончания века принадлежать нам просто так, за здорово живешь, благодаря одной лишь несказанной милости Божией и без всяких усилий по его удержанию. Нам нужно воссоздать боеспособную армию с элитным кадровым ресурсом – армию, которая стала бы центральным гарантом коллективной безопасности нового блока. В глазах наших азиатских братьев (и не только их) мы будем контролировать свое достояние как страна с лучшей и сильнейшей армией и наиболее совершенной военной техникой. Россия должна стать мозгом и хребтом новой коалиции, заняв в ней по существу ключевые позиции. Это будет “северная цивилизация воинов, ученых и разведчиков” – необходимое и невосполнимое (в случае какого-либо ущерба России) звено новой мировой системы безопасности.
В каком-то смысле подобная геополитическая концепция представляет собой возрождение на новом уровне сталинской международной политики. Это сталинизм в том отношении, что в ответ на “двойные стандарты” Запада Восток выстраивает нечто вроде своего второго стандарта. Частями такой политики стали бы управление антиглобализмом, управление терроризмом и контртерроризмом, игра на противоречиях между западными странами, раскол и смута на головы наших цивилизационных конкурентов. Это необходимо потому, что в противостоянии с Китаем и Россией за контроль над миром они ни перед чем не остановятся. Они будут использовать те же подрывные технологии террор-глобализма, стремиться “разделить” евразийское тяготение цивилизационных платформ до тех пор, пока не получат достойного ответа.
В настоящее время Россия еще не опоздала в том, чтобы проявить инициативу и начать выстраивать широкий “полумесяц” взаимодействия с цивилизациями Старого Света. Завтра ослабленная и упустившая время Россия будет вовлечена Старым Светом в тот же процесс, но уже на других условиях. Скорее всего, это будут условия частичного поглощения России Китаем, сворачивания “русского ядра”, возможно, образования на территории России иного государственного союза, который объективно геополитически должен служить несущим хребтом для “больших скреп”. Как ни странно, несмотря на пережитый кризис Смутного времени 1985–2000 гг., сейчас у России появляется редкий шанс стать центром, интеллектуальным, духовным и военно-технологическим инициатором новейшего мирового порядка.
В настоящее время Россия еще не опоздала в том, чтобы проявить инициативу и начать выстраивать широкий “полумесяц” взаимодействия с цивилизациями Старого Света. Как ни странно, несмотря на пережитый кризис Смутного времени 1985–2000 гг., сейчас у России появляется редкий шанс стать центром, интеллектуальным, духовным и военно-технологическим инициатором новейшего мирового порядка.
1. В отношении стран – бывших участниц коалиций во главе с Россией (Советским Союзом) необходимо использовать фактор “ностальгии”, который стал неотъемлемой характеристикой социальных процессов в этих странах. Даже газета “New York Times” (13 января 2004 г.) вынуждена была констатировать феномен “остальгии” в Восточной Европе. Этот неологизм дословно обозначает тоску по “осту”, по Востоку, по социалистическому прошлому. Реальность такова: лишь единицы из стран бывшего СССР и Варшавского договора увеличили ВВП в 2000 г. по отношению к уровню 1990 г. Для подавляющего большинства дореформенный уровень так и не был достигнут: Грузия, например, имела лишь 29%, Латвия – 61%, а Азербайджан, где есть своя нефть, – 55% от ВВП последнего года советского времени десятилетней давности.
2. Российское государство заинтересовано в политической стабильности в Европе как основе развития платежеспособного рынка российских энергоносителей и импорта передовых, преимущественно индустриальных технологий. Плодотворные взаимоотношения России и Европы затруднены снижением роли ее правительств в ущерб интересам транснациональных корпораций, то есть размыванием экономической субъектности европейских государств. Позитивно воспринимая интеграцию европейских государств, в том числе как источник становления и стабилизации единой европейской валюты, Россия не удовлетворена прогрессирующей бюрократизацией Европейского Союза, существенно затрудняющей отношения как с Россией, так и с другими субъектами мирового сообщества.
3. Расширение ЕС за счет республик, входивших в состав исторической России, безоговорочно декларируется как инициатива, враждебная интересам Российского государства. Недоброжелательный характер этой инициативы однозначно подтверждается параллелизмом экспансии ЕС и НАТО. Деятельность “еврокритиков” в указанных государствах, в свою очередь, соответствует стратегическим интересам РФ. Неравноправный подход евробюрократии к ряду стран в рамках ЕС должен являться постоянным предметом российской контрпропаганды. Опосредованное влияние России на решения Европарламента, безусловно, целесообразно. Членство России в ПАСЕ, напротив, политически бессмысленно.
4. Развитие мировой экономической системы по глобализационному пути, основанному на цивилизационно тупиковой униполярной модели, приводит к фактической деиндустриализации прежних лидеров экономического развития и формированию группы государств, определяемых как “новые индустриальные государства”. К этой группе относятся:
- региональные державы с многоукладной экономикой в Латинской Америке (Бразилия), Южной Азии (Индия, Пакистан), Юго-Восточной Азии (Индонезия), Центральной Африке (Нигерия), Северо-Восточной Африке (Египет), регионе Персидского залива (Иран);
- многонаселенные государства Юго-Восточной Азии, получившие импульс развития первоначально как “сборочные цеха” индустриальных государств (Южная Корея, Таиланд);
- государства Азии, Африки и Латинской Америки с преимущественно сырьевой экономикой, получившие дополнительный импульс для развития и роста мирового влияния в связи с ростом цен на энергоносители (Саудовская Аравия, Малайзия, Ангола, Венесуэла).
Россия считает сектор новых индустриальных стран наиболее динамичным и продуктивным источником формирования новых полюсов политической системы мира. Россия считает целесообразным взаимодействие с новыми индустриальными странами как в рамках Движения неприсоединения, так и в других структурах (в первую очередь в Организации исламской конференции).
5. В развитии отношений России с новыми индустриальными государствами целесообразно установление двусторонних и многосторонних партнерских связей (по примеру Арабско-Российского делового совета). Дипломатия в странах данной категории с многолетней историей партнерства опирается на опыт кооперации советского периода и установившиеся в тот период торговые и общественные связи. В этой связи в новых индустриальных государствах целесообразно увеличение штата наших дипломатических миссий и более широкое привлечение местных специалистов, особенно получивших образование в СССР, к новым многосторонним проектам сотрудничества, в особенности в сфере высоких технологий. В отдельных государствах (Индия, Таиланд) дипломатия может опираться также на актуальное наследие двусторонних связей периода Российской империи, с соответствующей спецификой культурного обмена. В государствах Латинской Америки и Африки, в Индии и исламских странах целесообразно привлечение структур общественной дипломатии и специализированных государственных и частных СМИ с целью формирования общего контура общественного мнения по широкому спектру международных вопросов в непосредственном контакте с публичными структурами и творческими объединениями этих стран. Идеология новой мировой стабильности и братства народов должна получить новое – сверхнационально-русское содержание. Россия должна ассоциироваться у многих народов мира с идеей “большого братства” и сверхнациональной солидарности и взаимопомощи.
6. Россия объективно заинтересована в повышении политической роли развивающихся стран в мировом процессе в интересах формирования многополярной динамично развивающейся системы мировой политики, утверждения гуманистических принципов в мировом сообществе как предпосылке его поступательного и мирного развития, предотвращения биологических, социальных и культурных катастроф, развития новых рынков сбыта продукции национальных и союзных производителей. Политические инициативы России в отношении развивающихся стран являются необходимой и естественной составной частью международной стратегии переустройства мира, предполагающей повышение роли государств по отношению к транснациональным корпорациям, преодоление регрессивных (редукционистских) методов управления беднейшими странами и спекуляции на их внешнеэкономических обязательствах как необходимой предпосылке декриминализации региональных экономических отношений, развития полноценных рынков, национальных производственных экономик, цивилизационного роста и предотвращения этноконфессиональных конфликтов, социальных и биологических бедствий. Научно-технические и культурные инициативы РФ в развивающихся странах направлены на развитие местных производительных сил с их вовлечением в межгосударственные экономические программы, прежде всего в области энергетики, транспорта и коммуникаций, на диверсификацию производства и экспорта аграрной продукции с полным замещением антицивилизационных субстратов (плантаций наркосодержащих культур). Эти цивилизационные усилия, стратегически необходимые для разрыва циклов мировой криминальной индустрии, предполагают непосредственное взаимодействие также на конфессиональном уровне (с традиционным исламским духовенством в странах Азии и Северной Африки и католическим – в Латинской Америке и Восточной Африке и т.д.).
7. Российское государство и Китайская Народная Республика связаны историей тесного межнационального партнерства конца XIX – начала XX века, в том числе в противостоянии колониальной политике Англии и США; непосредственного политического партнерства на протяжении почти 50 лет, исторически сложившейся комплементарностью профилей экономической стабилизации и рынков сбыта, взаимной стратегической заинтересованностью в поступательном и безопасном развитии региона Юго-Восточной Азии, а также трансазиатских инфраструктурных коридоров. Россия заинтересована в развитии взаимовыгодного партнерства с государствами, в силу исторических и экономических причин оказавшихся в непосредственной сфере политического и экономического влияния КНР, в первую очередь с Вьетнамом, а также с государствами смежного влияния (Казахстан, Кыргызстан, Монголия).
8. Россия признает ответственность политического руководства СССР в период 1955–1964 гг. за стратегически необоснованную и политически бессмысленную конфронтацию между СССР и КНР, отказывается от преемственности политической традиции Н.С. Хрущева и признает определяющую роль этой традиции в кризисе просоветской и в сущности пророссийской международной системы. Россия признает территориальную целостность КНР, не признает государственной самостоятельности Китайской республики (Тайвань) и придерживается нейтралитета в территориальных спорах между КНР и Японией.
9. Российское государство настроено на взаимовыгодное политическое и экономическое сотрудничество с братским Китаем, рассматривая его и союзные с ним государства как самостоятельный полюс мировой политики, роль которого в мире закономерно возрастает по мере поступательного экономического и социального развития. При этом Россия вправе рассчитывать на адекватную линию внешней политики со стороны КНР, с учетом вклада России (СССР) в становление независимости нового Китая.
Россия считает целесообразным и продуктивным двустороннее партнерство с КНР, а также равноправное взаимодействие с КНР в рамках Ассоциации стран Тихоокеанского региона, в рамках Шанхайской организации сотрудничества, допуская расширение ее состава при условии соблюдения баланса отношений РФ с Индией и Пакистаном. Россия высоко оценивает вклад Китая в международную безопасность, в том числе ее усилия по противодействию униполяризации мировой политической системы. В то же время Россия не заинтересована в создании новой биполярности, опасной в первую очередь для смежных государств Центральной Азии и южных границ России, и настроена на взаимодействие с КНР по формированию структуры многополярного мира.
Российская дипломатия в КНР должна оказывать самое активное содействие разработке совместных экономических, научно-технических и инженерно-строительных программ, с рациональным комплементарным использованием потенциала технологий и потенциала рабочей силы. В отношениях с КНР особые усилия должны быть направлены на расширение культурных связей, в том числе на основе совместных общественных, историко-культурных организаций и высших учебных заведений, особенно гуманитарного профиля.
10. Россия делает большую ставку на расширение всестороннего сотрудничества с братской Индией. Россию интересует выстраивание взаимовыгодных технологических и инфраструктурных циклов с ведущей “софтверной” державой континента, создание самостоятельных евразийских производств, способных на динамичное развитие. Стоит задача не просто держаться на определенном уровне конкурентоспособности, но и формировать оригинальный евразийский технологический и гуманитарный стандарт.
11. Россия приветствует эмансипацию японского народа от факторов – последствий Второй мировой войны. Япония должна быть свободна от иностранных военных баз, от ограничений, наложенных в результате политических акций многолетней давности. Российское государство настроено на значительное расширение хозяйственных и культурных связей с Японией, выстраивание совместных социально-экономических, информационных, культурных проектов в духе взаимного уважения и общих интересов. Россия приветствует вступление Японии в евразийские институты взаимодействия наций и участие ее компаний, капиталов, технологий в развитии континентальных проектов, способствующих процветанию евразийского братства наций, укреплению коллективной безопасности и стабильности в мире.
Особо рассмотрим миссию России в обширном и густонаселенном регионе восточного Средиземноморья, протянувшемся от Балкан до Центральной Азии. Исторически так называемый “восточный вопрос” всегда имел первостепенное значение. С нашей точки зрения, нынешняя эпоха не является исключением. Более того, движение России к разрешению “восточного вопроса” может стать локомотивом выстраивания новейшего мирового порядка, нового братства евразийских наций и новой мировой стабильности.
Движение России к разрешению “восточного вопроса” может стать локомотивом выстраивания новейшего мирового порядка, нового братства евразийских наций и новой мировой стабильности. По мысли Ф.М. Достоевского: “Восточный вопрос – это чуть ли не вся судьба наша в будущем. В нем заключаются как бы все наши задачи и, главное, единственный выход наш в полноту истории”.
Один из величайших русских мыслителей Н.Я. Данилевский видел в “восточном вопросе” естественное столкновение культурно-исторических типов (то есть цивилизаций) – борьба их развивалась вокруг ключевых точек геополитического контроля над восточным Средиземноморьем, что имело жизненно важное значение для всех народов региона.
По мысли Данилевского, “восточный вопрос” пережил три фазиса: античный, натиск латинства, отпор славяно-греческого мира (после чего филэллинство сменилось в Европе туркофилией), наконец, с Крымской войной “славянский мир” (Россия) вступает с Западом в борьбу за миродержавие. Данилевский предрекал создание Всеславянского союза с гегемонией России, в состав которого должны войти Чехословакия, Сербо-Хорвато-Словения, Болгария, Румыния, Греция, Венгрия, цареградский округ. В новом оборонном союзе Данилевский первым из социальных мыслителей предугадал миссию предохранения мира от глобализации и гибели культурного разнообразия. Обосновывал Данилевский это следующим образом: “Опасность заключается не в политическом господстве одного государства, а в культурном господстве одного культурно-исторического типа… в воцарении не мнимой, а действительной общечеловеческой цивилизации” – ибо обновление “не приходит изнутри”, и человеческий род лишился бы одного из необходимейших условий успеха и совершенствования – элемента разнообразия.
Как это ни покажется странным, распад СССР, катастрофическое ослабление России, крушение биполярной мировой системы внесли в ситуацию творческую неопределенность. Прежде всего, распад СССР развязал руки Турции, которая вышла далеко за отведенные ей границы влияния и стремится подмять под себя все тюркские республики бывшего СССР, российский Северный Кавказ, втайне подумывает о Крыме – другими словами, геополитические аппетиты Турции таковы, что с неизбежностью подталкивают ее к роли агрессора, который опасен для соседей. Оспаривая чужие границы, турки ставят под сомнение и свои собственные. В вопросе о Проливах Турция имела неосторожность пойти на явные нарушения конвенции Монтре, ограничивая российское судоходство в своих экономических интересах (связанных с расчетами перетянуть на себя нефтеторговые потоки). Если до того у России отсутствовал повод жаловаться – хотя для военных судов проливы были закрыты, для торговых они были полностью открыты, – то теперь Турция сама поставила под вопрос статус Проливов и свою роль “честного” сторожа.
Американская антисербская агрессия на Балканах также сыграла свою роль – границы в этом регионе становятся все более и более виртуальными, подлежащими насильственному пересмотру, а значит, никто уже не чувствует никаких гарантий и каждый, кто окажется так или иначе обижен американцами (потворствующими исламской агрессии в самом центре Балкан), волей-неволей будут искать другого покровителя, которым не сможет выступить никто, кроме России. Прекращение блоково-идеологического противостояния открыло простор для действия других факторов объединения, стройные ряды НАТО все более и более явственно раскалываются, в частности, начинает формироваться греко-кипро-армяно-ирано-сирийская коалиция, явно направленная против Турции. Все члены этой коалиции, действуя с оглядкой на США, рассчитывают на активную геостратегическую поддержку России. Наконец, сама Россия, освободившись от “интернационалистической” догмы, может более четко сформулировать свои задачи – и идеальные, и прагматические.
В ходе решения восточного вопроса встают вопросы промежуточные: возвращение русского влияния на Черное море (Новороссия, Крым), армянский Ай Дат, балканская нужда во внешней силе, обеспечивающей прочный порядок, с решающим значением цивилизационных и религиозных характеристик, их преобладанием над этническими, наконец, “кипрский вопрос”.
Важно отметить и то обстоятельство, что продвижение к разрешению “восточного вопроса” и тем более его разрешение будут значимы не только для христианских народов Востока, но и для арабов, и для многих мусульман. Турецкий вектор исламской “секуляризации” и “вестернизации” является для большинства правоверных арабов, для Ирана и многих стран Исламской конференции символом отступничества. Устранив влияние этого вектора, Россия возобновит естественное равновесие традиционных укладов, традиционный порядок на Востоке.
Средством к разрешению “восточного вопроса” должно быть не отдаление России от исламского мира, но, напротив, сближение с ним. Фактически содержанием этого нового геополитического сдвига в Евразии является, как и в других регионах, определенная деевропеизация и деамериканизация. Политика США в Ираке (с 2003 г.) и Афганистане (с 2001 г.), давление на Иран (2005 г.) свидетельствуют о целенаправленном использовании радикального исламского ресурса, вопреки антитеррористической риторике. Политика США на Ближнем Востоке (Ливан, Израиль) и в Северной Африке (Египет, Ливия) отражает стратегические намерения по расколу исламского сообщества с ущербом для светских исламских режимов и в интересах радикальных альтернативных группировок.
Средством к разрешению “восточного вопроса” должно быть не отдаление России от исламского мира, но, напротив, сближение с ним. Фактически содержанием этого нового геополитического сдвига в Евразии является, как и в других регионах, определенная деевропеизация и деамериканизация. Россия и исламский мир по историческим и культурно-духовным основаниям являются партнерами в своем противодействии глобалистическому миру.
Достигнутое взаимопонимание между потенциальными “странами-мишенями” стратегий дестабилизации, каковой в конечном счете является и Россия, есть лишь предпосылка для совместных политических действий, сверхзадача которых – создание “защитного барьера” в Центральной Азии и взаимовыгодное повышение субъектности исламского сообщества и России в системе международной политики. Это взаимодействие – один из определяющих факторов предотвращения создания новой деструктивной биполярной системы (Америка–Китай), неизбежно вовлекающей интересы третьих стран и ведущей к разрушению формирующихся полюсов влияния.
России для восстановления статуса великой державы необходимы стратегические союзники. Находясь под давлением геополитического наступления Запада под лозунгом “борьбы с исламским терроризмом”, исламский мир также ищет союзников. Россия и исламский мир по историческим и культурно-духовным основаниям являются партнерами в своем противодействии глобалистическому миру. Россия и исламский мир имеют общие интересы и общие задачи. На Россию и исламский мир приходится более 80% мировых запасов нефти и газа. Российский бюджет зависит от ценовой динамики мирового нефтяного рынка, который во многом определяется мусульманскими нефтедобывающими странами. Арабские страны проявляют большую заинтересованность в координации энергетической политики с Россией.
России необходима выработка отношений стратегического партнерства с исламским миром по следующим направлениям:
- определение долгосрочной энергетической политики с целью совместно контролировать мировой нефтегазовый рынок;
- активизация политического сотрудничества с влиятельными международными исламскими организациями, в том числе в энергетической сфере;
- организация системного сотрудничества в области среднего бизнеса, особо развитого в мусульманских странах;
- привлечение в российскую экономику капиталов исламского мира в качестве противовеса спекулятивным инвестициям западных капиталов;
- последовательное продвижение российской продукции на рынок вооружений исламского мира;
- предложение Ирану, арабским странам, Малайзии уникальных проектов научно-технологического сотрудничества, закрепление за Россией статуса “мозгов Евразии”, внедренческого и инновационного центра, который предлагает исламскому миру технический рост без вестернизации, изобретения и технологии без ущерба для духовной традиции и культурной идентичности;
- развитие информационно-культурного обмена между Россией и исламским миром с целью снятия взаимной подозрительности и взаимного непонимания;
- просветительская работа, разъясняющая народам России и исламского мира их религиозно-культурную родственность, особую близость в вопросах эсхатологии; содействие широкому распространению представления о совместном политическом и духовном противодействии “мировому злу”.
Необходимо иметь в виду, что ваххабизм бедуинских племен был ранее использован Великобританией для борьбы с Османской империей в годы Первой мировой войны (аналогия – талибы против СССР). Написанная Бернардом Льюисом в 1979 году для журнала “Тайм” статья под названием “Полумесяц нестабильности” заканчивалась следующим пассажем: “По количеству проживающих на его территории мусульман Советский Союз уже сегодня является пятой страной в мире. К 2000 году исламское население окраинных республик может по своей численности обойти доминирующих сейчас в СССР славян. Из исламских демократических государств, созданных на южных рубежах России, активный коранический евангелизм может перекинуться через границу в советские республики, что создаст серьезнейшие проблемы для Кремля…”
Как мы уже отмечали в главе “Духовный мир России”, в нашей державе был получен уникальный опыт мирного сотрудничества и совместного государственного строительства христиан и мусульман. Даже наиболее радикальные аспекты противостояния с мусульманами (крымско-татарский вопрос и чеченский вопрос) постепенно находили в империи свое верное разрешение. Как показал опыт, эти два вопроса не имели прямого отношения к религиозным распрям и коренятся скорее в этнокультурной специфике. Иными словами, нужна грамотная воспитательная работа с народами, которые сами по себе не бывают добрыми или злыми. Народы и племена должны найти свое место в империи.
Долговременная стабильность позволяет представителям даже “несовместимых”, казалось бы, племен и укладов находить общий язык. В случае с чеченцами таким решением было инкорпорирование их в воинскую служилую иерархию империи. Горцы участвовали в Русско-турецкой войне 1876 г., в Первой мировой войне хорошо зарекомендовала себя Кавказская Туземная конная наемная дивизия(в которую входили чеченский и ингушский полки), входили в состав элитных воинских подразделений. На деле патриархальная стабильность до России на Кавказе радикально ничем не отличалась от стабильности при России. Смена нескольких поколений приучает горцев к новой стабильности.
Близорукое следование антитеррористическим обязательствам вопреки исторически сложившимся отношениям с исламскими государствами не только лишает Россию существенного внешнеполитического ресурса, но и создает долговременную угрозу национальной безопасности. Стратегическое партнерство России со светскими режимами исламских стран является как средством предотвращения анархии в Центральной Азии, так и средством предупреждения военного конфликта между США и КНР.
Под национальной безопасностью Российского государства понимается отсутствие угроз традиционным ценностям исторической России.
Традиционные ценности – это все то, что традиционно обеспечивало русскому народу, а также проживающим с ним и под его защитой и покровительством небольшим народам благополучие и процветание, а в критические периоды истории – выживание.
В Доктрине мы исходим из того, что понятия “историческая Россия” и “Российская Федерация” не являются равнозначными.
Историческая Россия складывалась веками независимо от конкретной воли отдельных людей, и прекращение ее существования не может определяться волей отдельных людей.
Федерация есть преходящая политическая форма Российского государства, которая может быть упразднена или заменена на другую.
Историческая Россия образовалась естественным национально-историческим путем на исконных землях ее коренных народов путем их объединения. Современная Российская Федерация была образована путем произвольной нарезки кусочков из единого государства.
По Конституции РФ, субъектом-учредителем РФ является “многонациональный народ”, то есть абстрактный субъект, масса индивидов, объединенных не сопричастностью общему государственному строительству, а формальным нахождением под одной властью небольшой группы тех, кто оказался у руля на тот момент.
Русский народ как самый многочисленный субъект-учредитель исторической России никто не спросил, хочет ли он жить в рассеянии, лишиться своей государственности и нести вследствие этого тяжелейшие демографические потери, сопоставимые по своим масштабам с потерями военного времени. Такие же страдания испытывают и многие другие народы, бывшие участниками и созидателями исторической России, которых также не спрашивали об их волеизъявлении.
Чтобы защитить наши народы от дискриминации и вымирания, мы считаем, что главной целью обеспечения национальной безопасности должна стать деятельность по восстановлению легитимной российской государственности и возрождению исторической России.
Национальная безопасность обеспечивается в трех пространствах: физическом (включая территорию, экономический и демографический потенциал), ментальном (включая политическое, информационное и психологическое пространство) и духовном.
Основными объектами национальной безопасности являются:
русские как нация, живущая на территории исторической России, включая различные народы и племена нашей страны, объединенные сопричастностью общему государственному строительству;
территория исторической России в ее географических границах;
суверенитет, как юридическая независимость и самостоятельность государственной политики, исключающие внешнее воздействие или угрозу внешнего управления;
геополитические границы исторической России, то есть территории за пределами ее географических границ, оккупация которых агрессором поставит под угрозу жизнь народа, нашу территориальную целостность и суверенитет;
традиционные духовные и культурные ценности;
традиционный уклад жизни;
историческое, в том числе военно-историческое, прошлое России.
Главными принципами обеспечения национальной безопасности являются принципы:
легитимности, включая ее восстановление;
многомерности национальной безопасности, понимаемой в комплексе всех ее составляющих (физической, в т. ч. демографической, экономической, территориальной, экологической; ментальной, в т. ч. политической, информационной, психологической; духовной, в т. ч. религиозной);
единства, нераздельности и взаимосвязи всех составляющих национальной безопасности;
исторической справедливости и исторической преемственности;
наступательности, связанной с предупреждением, своевременным выявлением рисков, опасностей и угроз национальной безопасности и их оперативной локализацией и нейтрализацией;
создания среды безопасности в рамках геополитических границ исторической России;
экспансии (экономической, политической, духовной). Ее необходимость диктуется ужесточением и агрессивностью поведения субъектов действия на мировой арене, а также историческим опытом России, свидетельствующим о том, что если Россия не осуществляла экспансию, оставаясь в рамках легитимности и нравственности, то сама становилась объектом крайне разрушительной экспансии других держав и мировых сил, не признающих никакой легитимности и нравственности.
Национальная безопасность обеспечивается в трех пространствах: физическом (включая территорию, экономический и демографический потенциал), ментальном (включая политическое, информационное и психологическое пространство) и духовном. Под угрозами национальной безопасности мы понимаем все, что несет угрозу народам исторической России, ее традиционным ценностям, ее способности к цивилизационному развитию. В современном мире больше нет разделения на внутренние и внешние угрозы. Они тесно переплетены и переходят одна в другую.
Под угрозами национальной безопасности мы понимаем все, что несет угрозу народам исторической России, ее традиционным ценностям, ее способности к цивилизационному развитию, в том числе путем экспансии.
В современном мире больше нет разделения на внутренние и внешние угрозы. Они тесно переплетены и переходят одна в другую.
Одной из специфических составляющих национальной безопасности является безопасность правового пространства. Современная РФ была образована путем нарушения законодательства СССР под давлением внешних сил, в результате чего оказались попранными традиционные ценности, гарантирующие национальную безопасность. Правовое пространство современной РФ стало объектом дальнейшей агрессии со стороны внешних центров силы, что затрудняет обеспечение национальной безопасности, включая государственный суверенитет.
Защита внутреннего правового пространства России от нового нетрадиционного вида интервенции есть одна из важнейших составляющих обеспечения национальной безопасности нашего государства и его обороноспособности. Признавая этот постулат как основополагающий и исходный, необходимо:
разработать стратегию обеспечения безопасности правового пространства России, предусмотреть в рамках этой стратегии меры защиты внутреннего правового пространства нашей страны и пространства международного права, где закреплены принципы суверенитета, правосубъектности государств, их легитимности и невмешательства;
разработать меры по защите национальных государственных интересов России в правовом пространстве;
не допустить перевода вопросов внутренней компетенции России в сферу международно-правового регулирования;
препятствовать размыванию правовыми средствами принципа суверенитета и территориальной целостности России и невмешательства в ее внутренние дела;
пресекать попытки сил глобализации использовать в своих корыстных интересах идею защиты прав человека и перевода ее в наднациональную и глобальную категорию;
защищать национальную правовую культуру, не допускать ее подрыва путем уничтожения заложенных в ней традиционных ценностей и их замены на глобальные, как правило, космополитические, денационализированные и антинациональные духовные ценности;
исключить возможность появления в нашем законодательстве норм законов иностранных государств экстратерриториального действия (это то, что пытаются внедрять США по всему миру в части, касающейся правового статуса ТНК, а также то, что можно назвать колонизацией правового пространства);
стимулировать создание правовых концепций, обеспечивающих стратегические интересы России и препятствующих реализации правовых концепций, в том числе внедряемых из-за рубежа, способных нанести ущерб различным сторонам жизнедеятельности нашего государства;
формировать в своем правовом пространстве международные организации (правовые стратегические союзы), объединяющие страны, стоящие на одних и тех же правовых позициях и намеренные эти позиции защищать.
В нашей Доктрине предусмотрены три основных сценария будущего страны: оптимистический, пессимистический и инерционный.
В оптимистическом варианте здоровые национальные силы в опоре на действующую власть излечивают государство от бессилия, осуществляют давно назревшие преобразования и выводят Россию на траекторию динамичного развития.
В пессимистическом варианте РФ продолжает идти нынешним курсом, превращаясь в страну с сырьевой деградирующей экономикой, раздутой бюрократией и вымирающим народом. Финал этого пути – окончательный распад России и превращение в “лоскутное одеяло” новых государств – вечных маргиналов.
В инерционном сценарии РФ продолжает идти современным курсом стагнации, однако внутри нее здоровые силы выстраивают свои сетевые структуры взаимодействия и реализуют без существенной помощи государства ряд социальных и экономических проектов. В результате создается как бы параллельная Россия, новая реальность. Осуществляя свои проекты, силы национального возрождения уже на этой стадии объективно меняют траекторию развития страны. Наконец, здоровые силы сплачиваются, обретают организационные и финансовые возможности – и приводят к власти своих выдвиженцев, окончательно выводя страну на путь к восстановлению России в качестве мировой державы.
Для каждого из трех вариантов будущего имеется свой набор угроз национальной безопасности. Каковы же они?
Национальные угрозы в пессимистическом сценарии будущего
Карта угроз 1 (расположены по степени близости и в силу вытекания одной из другой):
1). Потеря конкурентоспособности, разорение отечественного производителя, отток капиталов из “неприбыльной зоны” в случае вступления РФ в ВТО. Переход финансовой системы и сферы крупной торговли в руки более сильных иностранцев, имеющих доступ к дешевым кредитам и способных демпинговать.
2). Инфраструктурная катастрофа: физический развал унаследованных от СССР транспортной (трубопроводной) и энергетической систем (включая АЭС), систем ЖКХ, массовое выбытие и обветшание жилищного фонда, износ основной массы техники в военной и гражданской авиации. Катастрофический износ основных фондов в машиностроении, химии и нефтехимии. Физический износ ядерно-ракетного потенциала, атомного подводного флота, основной массы вооружений и военной техники. Причины – хроническое недоинвестирование из частных, корпоративных и государственных источников, политика государства, направленная на форсированный возврат внешних долгов за счет неинвестирования средств в общенациональную инфраструктуру.
3). Социальная катастрофа – новый виток обнищания и безработицы после вступления страны в ВТО и инфраструктурной катастрофы. Полный распад общества в РФ. Раскол пролегает не только между имущими и неимущими, но и между регионами и народами. Финал русского этноса как единого организма. Возможны – социальные взрывы и бунты, всплеск регионального сепаратизма, локальные очаги голода.
4). Распад государства РФ.
5). Оккупация остатков РФ иностранными вооруженными силами (США и НАТО, возможно, и КНР).
6). Износ основных фондов в добыче нефти и газа из-за недоинвестирования.
7). Исчерпание разведанных запасов нефти и газа в РФ, падение добычи углеводородов (и валютных поступлений в экономику), невозможность освоить “тяжелые” месторождения в Восточной Сибири и на шельфе Арктики из-за их низкой рентабельности, удаленности от освоенных районов, необходимости сравнимых с советскими громадных затрат и отрезанности месторождений от рынков сбыта.
8). Демографическая катастрофа – последствие ускоренного вымирания великорусского этноса, уменьшение числа работников и налогоплательщиков, превращение в непосильное бремя содержания массы больных, инвалидов и престарелых.
9). Межнациональные и межконфессиональные столкновения (между славянами и мусульманами из-за попытки государства решить проблему демографии за счет открытия границ для иммигрантов из исламских стран, из-за ослабления русского народа и роста национализма в национальных автономиях, которые могут заняться индивидуальным спасением).
10). “Раскулачивание”. Конфискация зарубежных активов как самой РФ, так и ее элиты западными правящими силами, пришедшими к выводу об окончательном банкротстве созданной в 1991 г. страны. Конфискация будет произведена под предлогом полного возврата внешних долгов СССР и РФ, а также ради создания фондов для ведения гуманитарно-спасательных операций и реконструкции на обломках бывшей Росфедерации.
11). Управленческий дефолт. Российская элита из-за низкой компетентности, управленческого бессилия, “оффшорности” и разобщенности не сможет удержать в руках собственность, которая достанется более умным и организованным западным управленцам. Одновременно и государство РФ, скверно управляемое, окончательно превратится в игрушку в руках более интеллектуальных и могущественных иностранных держав. (Оно уже сегодня не в состоянии осуществлять сложные действия в экономике и ставить перед собой стратегические цели в рамках настоящего развития).
Говоря доходчивым языком, верхи РФ окажутся слишком глупыми по сравнению с элитами цивилизационных конкурентов. А потому даже не поймут игры своих соперников. Все это усугубляется прогрессирующей технической отсталостью РФ в области информационных технологий и телекоммуникаций. Наши верхи все больше зависят от западных систем связи, баз данных и программного обеспечения. А это значит, что наши цивилизационные конкуренты смогут прослушивать и просматривать наши руководящие организации (с помощью “закладок” в аппаратном обеспечении и программах), а подчас – и навязывать верхам РФ заведомо проигрышные решения.
В этих условиях усиление централизации государства и передача все больших полномочий бюрократическому аппарату ведут не к усилению России, а к ее деградации и бессмысленной растрате ресурсов, к кризису управления.
12). Превращение государства в корпорацию из чиновников, сырьевиков и силовиков, оторванную от нации и живущую ради себя самой, с практически остановленными “социальными лифтами” для пополнения элиты снизу.
Что бы мы ни взяли – защиту личных прав и безопасности граждан, развитие человеческого капитала, борьбу с демографическим кризисом, развитие частной инициативы, организацию национальных проектов, продвижение научно-технического прогресса – чиновничьи структуры в РФ работают как душители и истребители всего, что дает возможность достойно жить в грядущем мире. Мы отстаем даже от СССР 1985 года.
В России, продолжающей скатываться к новому кризису, одними из самых серьезных угроз национальной безопасности являются: управленческий дефолт, превращение государства в корпорацию из чиновников, сырьевиков и силовиков, оторванную от нации и живущую ради себя самой, с практически остановленными “социальными лифтами” для пополнения элиты снизу.
В этом случае народ становится горючим материалом для революции, а государство делается все более и более неустойчивым к ударам извне и изнутри. В другом варианте развития событий страну губят полная апатия и безучастие масс.
В этих условиях усиление централизации государства и передача все больших полномочий бюрократическому аппарату также ведут не к усилению РФ, а к ее деградации, росту коррупции, бессмысленной растрате ресурсов и кризису управления.
13). Нарастание угрозы “мятежевоенной” агрессии сетевых террористическо-сепаратистских структур.
Очевидна тенденция ослабления военных возможностей РФ, устаревание вооружения ее силовых структур, происходящее на фоне роста сил, оснащенности, опыта и возможностей сетевых структур сепаратистов и террористов, ведущих не классическую, а мятежевойну с ударами по гражданскому населению и инфраструктуре РФ. Дальнейшая деградация Вооруженных сил страны, их нищета и организационно-техническая немощь чреваты развертыванием серьезной, дестабилизирующей страну мятежевойны: с массовыми, а не одиночными, взрывами в столице, с “рельсовой” и “трубопроводной” войнами, с проведением атак на ядерные объекты и химические производства.
Следующие далее угрозы носят “параллельный” характер и могут проявиться на любой стадии кризиса.
14). Уязвимость государства для революции или политического переворота, навязанных и управляемых извне.
Коррумпированное государство с либеральной идеологией и отсутствием активной социальной политики обрекает большие массы народа на нищету и бесперспективность жизни. В условиях социально-экономической и политической маргинализации большой части населения иностранные силы получают возможность спровоцировать “управляемую революцию”.
15). Опасность либеральных экономических реформ.
Несмотря на то что практика с 1992 года показала пагубность либеральных экономических реформ, их курс последовательно продолжается. Это предопределяет:
- все большее научно-технологическое отставание страны от остального мира;
- открытость РФ для возможного экономического удушения (углубление зависимости страны от импорта продовольствия, товаров первой необходимости, медикаментов, машин и оборудования);
- снижение способности РФ бороться как с развитым аэрокосмически-высокоточным противником, так и с противником индустриальной эры (мотомеханизированные армии), и с партизанско-подпольными силами сетевой мятежевойны;
- углубляющийся раскол общества на богатых и бедных, что ведет к окончательному распаду общества, росту безразличия к судьбе страны в широких слоях населения и выделению имущих в особую “нацию”, ненавидящую и презирающую низы (тенденция “элиты” РФ идентифицировать себя больше с Западом, нежели с Россией, очевидна уже сейчас);
- моральное разложение и криминализацию народа (распространение кредо “ради денег можно пойти на все”);
- сепаратизм регионов и автономий (в частности, ради защиты своих граждан от либеральной политики Москвы);
- “растаскивание” экономического пространства РФ между соседними сильными экономическими центрами (КНР, Японией, ЕС и США), за чем рано или поздно последует и политическое оформление этого растаскивания;
- дальнейшую демографическую катастрофу;
- превращение государства в оторванную от народа силу со всеми вытекающими социально-политическими (губительными) последствиями.
16). Управляемость верхов общества России с Запада.
Уже в наше время “элита” РФ, по замечанию заместителя главы администрации Президента Владислава Суркова, имеет “оффшорный” характер. С 90-х годов она делала в РФ барыши, а добытые деньги вывозила на Запад, превращая их либо в банковские счета, либо в другие активы (ценные бумаги, недвижимость). Запад в нужный момент захлопнул ловушку: теперь “элитарии” РФ в любой момент могут лишиться своих зарубежных активов под предлогом того, что они добыты за счет коррупции, криминала, использования служебного положения и уклонения от уплаты налогов (“грязные капиталы”). И это во многих случаях верно.
Периодически Запад напоминает богачам России, что они – под колпаком. Лишиться выездных виз в США и Европу для большинства из “аристократов” РФ смерти подобно. А потому верхи страны, будучи на “коротком поводке”, подчиняются диктату правящих кругов Запада. В предельном варианте “элита” РФ под страхом полной конфискации своих богатств пойдет на полную капитуляцию РФ и расчленение страны.
17). Уязвимость верхов РФ для новейших технологий воздействия и проигрыш генетически измененной элите Запада.
Прогрессирующая научно-техническая отсталость страны наблюдается на фоне бурного развития новых методов дистанционного воздействия на психику людей и генно-инженерной революции на Западе. В обозримой перспективе возможно появление генетически измененных элитариев в США и Западной Европе (о чем прямо пишет в своих книгах Збигнев Бжезинский), обладающих долгожительством, повышенной энергией и способностями гениев. Это само по себе отбросит верхи РФ в разряд ведомых и аутсайдеров. Если же в арсенале новой западной элиты окажутся продвинутые технологии внушения и воздействия на психику обычных людей, то РФ полностью станет марионеткой в чужих руках с поведением вплоть до самоубийственного.
18). Угроза глобального финансового форс-мажора.
В случае быстрого обрушения мировой финансовой системы РФ может лишиться своего Стабфонда и золотовалютных резервов, хранимых в заграничных банках, в иностранной валюте и иностранных ценных бумагах. В то же время громадная часть накоплений граждан РФ – это наличные доллары и евро не в банках, а “в матрасе”. Эти деньги могут “сгореть”, а миллионы людей лишатся всех сбережений. В таком случае последствия для России непредсказуемы.
19). Угроза утраты национально-культурной и цивилизационной идентичности.
Нынешнее общественно-государственное устройство и либеральная социально-экономическая политика ведут к стремительной эрозии основы основ русскости, способности к развитию, жизнеспособности и боеспособности Русской цивилизации – нашего культурного “генотипа”. Наблюдается культурный упадок, региональное информационно-культурное обособление, разрушение базовых ценностей и веками проверенных поведенческих “матриц”, разрушение русского языка как основы культуры и единства нации. Интеллектуально-культурный уровень общества падает год от года. Нация уже смотрит на мир сквозь “очки” чужого кинематографа, описывает его с помощью странного гибридного лексикона, усваивает чужие ценности и стереотипы поведения. Утрачивается важнейшее условие конкурентоспособности Русской цивилизации в современном мире. Подкладывается разрушительная мина под единую государственность.
Национальные угрозы в оптимистическом сценарии будущего
Карта угроз 2:
1). Возможные управленческие ошибки и несовершенство власти в обновленной России будущего.
А )Неправильный выбор стратегических и тактических ориентиров.
Б) Недостатки кадрового подбора.
В) Низкий личный образовательный уровень, отсутствие элементов харизмы.
Г) Отсутствие сил и средств для самоконтроля.
Д) Отсутствие адекватной вызовам времени и русскому национальному характеру государственной идеологии.
2). Вмешательство внешних деструктивных сил с Запада.
Рассматривая весь мир как зону своих интересов, США (и их истинные властители) внимательно следят за всеми внутренними процессами в любых странах с точки зрения, отвечают ли эти процессы их интересам. В случае политического перевеса в России патриотических сил США и их союзники, возможно, применят все следующие методы для достижения цели – восстановить прежнее положение бессилия и полураспада в России:
А. Прямое вооруженное вторжение (открытые формы ведения войны).
Б. Замаскированное вооруженное вторжение и подрывные операции:
Б1. заброска вооруженных формирований под флагом национально-освободительных сил России;
Б2. заброска сил специального назначения без опознавательных знаков.
Рассматривая весь мир как зону своих интересов, США внимательно следят за всеми внутренними процессами в любых странах. В случае политического перевеса в России патриотических сил США и их союзники могут развязать экономическую и информационную войну и даже применить вооруженное вторжение с целью восстановления прежнего положения бессилия и полураспада в России.
В. Организация экономической блокады, применение различных политических, дипломатических, экономических, торговых и других санкций против России, конфискация активов РФ и представителей ее элиты за рубежом.
Г. Информационная война. Оказание враждебного идеологического воздействия через средства массовой информации, прежде всего через различные телерадиостанции, расположенные вблизи границ России, использование глобального ТВ и Интернета.
Демонизация новой власти в России как “фашистской”, “националистической”, “великодержавно-гегемонистской”, “криминальной”, “антисемитской”, “военно-полицейской”, “агрессивной”, “несущей угрозу войны с применением оружия массового уничтожения”.
Информационная война может быть нацелена на подрыв воли у нового руководства страны (запугивание международными трибуналами по варианту Милошевича и Хусейна) и моральное разложение граждан России ради создания и усиления “пятой колонны”.
Д. Опасность “пятой колонны”.
Проведение секретных подрывных операций, в том числе через сеть тайных организаций, религиозных сект, масонских лож и парамасонских структур. Использование в роли “пятой колонны” представителей прежней “псевдо-элиты”, недовольных политикой русского национального возрождения, национальных сепаратистов в автономиях. Сюда же отнесем подпавших под иностранное информационное влияние представителей крупного и среднего капитала в России, способных и финансировать подрывные группы, и осуществлять акты саботажа самостоятельно, под руководством зарубежных “дирижеров”.
Отнесем к потенциальным членам прозападной “пятой колонны” также различного рода группы организованной преступности как национального, так и международного масштаба. Эти группы могут быть использованы для проведения различных враждебных акций, в том числе диверсионно-террористических, для нанесения ущерба в экономической, финансовой сферах, для захвата и удержания заложников, для создания атмосферы страха и неуверенности в своей безопасности, для оказания психологического и физического воздействия на отдельных должностных лиц в целях принятия ими выгодных для враждебных сил решений.
Формы и методы здесь могут быть самыми различными, но наиболее вероятными являются следующие:
Д1. Организационная деятельность, направленная на создание враждебного подполья, саботаж политики государства, проведение диверсионно-террористических акций и вредительства.
Д2. Оказание помощи и содействия заброшенным на территорию России различным конспиративным вооруженным формированиям.
Д3. Организация саботажа на всех уровнях и объектах, подстрекательство к невыполнению требований властей, проведение незаконных митингов, манифестаций, требований, обращений к мировому сообществу.
Д4. Используя институт частной собственности, на законных основаниях предпримут попытки нарушить сложившиеся устои, уклады в финансовой, экономической, торговой, продовольственной, коммунально-бытовой сферах, вызывая искусственно дефициты, срывы поставок, технические сбои, хаос в управлении этими сферами, и как следствие этого – недовольство народа политикой властей.
Д5. Оказание враждебного идеологического воздействия на население страны через средства массовой информации, кино, театр, музыкальные произведения, сатиру и юмор с целью вызвать недовольство новой политикой.
Д6. Имея в своем составе многочисленные, организованные, дисциплинированные подразделения (частные охранные структуры), вооруженные различными техническими, специальными средствами, оружием, в том числе огнестрельным, силы “пятой колонны” могут использовать их для проведения различного рода подрывных акций, в том числе и диверсионно-террористических, захвата и удержания заложников, блокирования правительственных учреждений и других важных для народного хозяйства объектов.
Е. Западные подрывные операции могут найти поддержку со стороны других стран, прежде всего граничащих с Россией, в том числе входивших в бывший Советский Союз.
Здесь возможны попытки при участии и координации США разыграть карту территориальных притязаний, выставить различные невыполнимые требования под надуманными предлогами, типа возмещения ущерба за оккупацию (такие требования уже предъявили прибалтийские республики летом 2005 года, но следует понимать, что это только пробный шар, отработка технологии) и т.п. При этом могут быть использованы следующие формы и методы:
Е1. Открытые вооруженные провокации на границе.
Е2. Замаскированные под бытовые случаи диверсионные акты, вывод из строя отдельных важных объектов военного и хозяйственного назначения.
Е3. Проведение различных политических акций, апелляций к мировому сообществу, требований политического и экономического характера.
3) Вмешательство внешних деструктивных сил с Юга и Востока (ваххабитские монархии Персидского залива, Пакистан, Турция, международные исламские террористическо-торгово-криминальные сети).
Они, даже будучи враждебными силам Запада, могут проводить свои операции по подрыву возрождаемой России. Использоваться будут (хотя и на организационно более низком уровне) подобные западным формы и методы агрессии. Особо получат поддержку сепаратисты и террористы в мусульманских автономиях России. Что, впрочем, не исключает использования и “демократической” “пятой колонны” в славянских городах страны.
4) Возможные трудности переходного периода, вызванные как объективными причинами, так и целенаправленной деятельностью враждебных сил.
А. Дефицит товаров и продуктов широкого потребления.
Б. Перебои в электро-, газо-, водо- и теплоснабжении.
В. Несвоевременная выплата заработной платы.
Г. Нехватка рабочих мест.
Д. Отсутствие нормальных условий для проживания, трудности в приобретении жилья.
Е. Отсутствие нормальных условий для отдыха, для удовлетворения духовных, религиозных, эстетических, культурных потребностей.
В условиях отсутствия государственной идеологии, адекватной вызовам времени и русскому национальному характеру, существует реальная угроза, что люмпенизированные и деклассированные массы могут быть использованы противником в качестве “пятой колонны”.
5) Восстание люмпенизированных и развращенных низов (“пятая колонна” снизу).
Нельзя не заметить и другой угрозы – со стороны люмпенизированных и деклассированных масс.
За годы всеобщего развала, разврата, цинизма и разложения сформировался значительный слой бедных низов, утративших трудовую этику, не желающих работать на возрождение России, чем-то жертвовать ради спасения нации и т.д. Этим толпам нужны “водка и зрелища”. Объективные трудности периода восстановления страны и ее экономики, необходимость напряженной работы, самоограничения и дисциплины неизбежно вызовут их недовольство. Люмпены могут стать полезным материалом для иностранных деструктивных сил и внутренней “пятой колонны” в верхах общества.
Питательная среда существования люмпенской “пятой колонны” (“детей Ельцина”):
А. Наркомания.
Б. Пьянство.
В. Проституция и моральная распущенность, кредо “Ради денег можно пойти на все”.
Г. Неуважение к старшим.
Д. Деятельность СМИ и масскультуры, насаждающих стереотипы предательства, обогащения любой ценой, насилия, ненависти к великим идеям и патриотизму.
Е. Цинизм, изменничество и коррупция нынешней “элиты”, развращающей и низы.
Ж. Отсутствие государственной идеологии, адекватной вызовам времени и русскому национальному характеру.
6) Военная слабость России после целой эпохи разрушения и старения, прошедшей с 1991 года.
7) Демографическая катастрофа.
Процесс вымирания нации сразу остановить не удастся. Набрав обороты с конца 1980-х годов, он обладает колоссальной инерцией. Власти национального возрождения придется действовать в условиях крайнего дефицита “человеческого капитала”.
8) Возможная нехватка денег и ресурсов для предотвращения инфраструктурной катастрофы, при восстановлении производства и хозяйственных комплексов; ошибочная ставка на дорогие и ресурсоемкие технологии прошлой, индустриальной эры при боязни использовать технологии будущего.
Наконец, две угрозы переходят сюда из пессимистического варианта:
9) Уязвимость верхов России для новейших технологий воздействия и проигрыш генетически модифицированной элите Запада. (См. п. 17 пессимистического сценария.)
10) Угроза глобального финансового форс-мажора. (См. п. 18 пессимистического сценария.)
Национальные угрозы в инерционном сценарии будущего
Карта угроз 3.
В этом сценарии, где одновременно существуют старая система РФ и “параллельная реальность” здоровых сил общества, первые девятнадцать угроз прямо перетекают из пессимистичного сценария.
Угрозы 1–19 – см. пессимистический вариант.
К ним добавляются специфические:
20). Отставание темпов создания новой реальности от темпа разрушительных процессов в РФ.
В этом случае негосударственные фонды и корпорации, которые занимаются бизнесом на высоких технологиях, подготовкой новых кадров и социальными инновациями, не успевают своими действиями компенсировать кризисные процессы в стране.
21). Попытки старой элиты уничтожить “параллельную реальность” и нарождающуюся новую элиту.
Почувствовав конкуренцию со стороны новых сил, прежняя элита, обладая немалым влиянием на силовые органы, может организовать преследование и “наезды” на фонды, фирмы и корпорации новых общественных сил.
22). Попытка внешних сил разгромить будущих конкурентов, используя старую “элиту” РФ.
Затем, если здоровым силам национального возрождения все же удастся перехватить управление страной, начинают действовать 10 угроз из оптимистического сценария (см. выше).
Вопросы национальной безопасности страны один к одному совпадают с проблемами выхода из русского цивилизационного кризиса. И решающим фактором является не столько наличие разумных планов, сколько наличие элиты, способной их воплощать и уточнять.
Первый взгляд на происходящее приводит к мысли, что нынешнее государство РФ и правящий слой совершенно не приспособлены к противостоянию угрозам, открывающимся в новом мире.
Они попросту беззащитны, делая наш народ все более и более уязвимым.
Мы должны признать: наспех созданное в 1991 году на обломках СССР государство РФ доказало практически полную нежизнеспособность. Оно де-факто несуверенно, организационно и интеллектуально беспомощно, работает на усугубление отсталости страны, разрыв единого национального рынка и обезлюдение территории бывшей РСФСР. Конец “проекта 1991 года” уже просматривается: угрозы национальной безопасности окружают РФ со всех сторон и во всех сферах жизни.
Если мы хотим сохраниться как страна и особая Русская цивилизация, нужны глубокие перемены и создание фактически новой страны на той же территории. Не исключено – и на большей территории.
Нетрудно также заметить, что неспособность противостоять угрозам национальной безопасности полностью определяется неспособностью РФ как общественно-государственной системы обеспечить развитие экономики, высокотехнологичных производств, осуществление общенациональных проектов и благотворных социальных инноваций. А также отсутствием цели существования РФ (национальной идеи, Общего дела).
Это порождает цинизм, коррупцию и общую деморализацию. И еще скудость возможностей государства – оно способно только поддерживать свое текущее функционирование (чтобы завтра было как вчера) и перекачивать ресурсы в развитый мир (в виде возврата разворованных и бездарно потраченных кредитов времен Горбачева–Ельцина, в виде хранения Стабфонда бюджета и золотовалютных резервов Центробанка в западной финансовой системе и поставки на экспорт исключительно сырья).
Все это вызвано самим характером наспех созданного в 1991 г. государства как сообщества “приватизаторов” советского наследства. На идее утилизации и присвоения советской собственности невозможно построить страну, способную развиваться и бороться с угрозами национальной безопасности. С этой точки зрения РФ сегодня – зависимая, несуверенная страна.
Для исправления ситуации жизненно важен приход к власти здоровых сил национального возрождения, не связанных с обанкротившейся и лишившейся доверия русских горбачевско-ельцинской “элитой”. Только так можно построить новое государство с национальной идеей, способное развиваться, найти себе достойное место в мировом разделении труда (а если надо – построить и автаркию), интегрировать распавшееся общество, остановить вымирание народа и обеспечить ему достойное качество жизни, превратить Россию в мировую державу и центр притяжения восточнославянских земель, искусственно разделенных в 1991 году.
В противном случае крах РФ неизбежен. Это – вопрос лишь времени.
Национальная безопасность есть всеобщая проблема, охватывающая любые стороны жизни в России. Но у нее есть ключевое звено: вопрос кадров, качества правящей элиты.
Если в стране есть здоровая, некоррумпированная, преданная национальной идее элита, способная квалифицированно управлять государством и бизнесом, строить предпринимательские схемы новой эры и готовить себе замену, то национальная безопасность обеспечивается почти в автоматическом режиме.
Здоровая элита способна не только следовать прописанной доктрине, но и буквально интуитивно чувствовать угрозы Русской цивилизации, предугадывать их и в опережающем порядке с ними бороться. С максимальным эффектом используя даже ограниченные ресурсы. Используя все шансы для борьбы. Проявляя чудеса изобретательности.
Подобной элиты у руля власти в РФ нет.
Хотя с 1991 года написаны тысячи страниц трудов, концепций и планов, посвященных национальной безопасности, выполнять все эти планы и разработки некому.
Здоровая элита способна не только следовать прописанной доктрине, но и буквально интуитивно чувствовать угрозы, предугадывать их и в опережающем порядке с ними бороться, с максимальным эффектом используя даже ограниченные ресурсы, используя все шансы для борьбы, проявляя чудеса изобретательности. Хотя с 1991 года написаны тысячи страниц трудов, концепций и планов, посвященных национальной безопасности, выполнять все эти планы и разработки некому.
Качество правящих верхов России падает. Мы отметили главную причину этого явления: современная элита складывалась не в ходе созидания, не во время борьбы с национальным врагом в войне, а как сообщество “добывателей трофеев”, присвоителей советского наследства и перекачивателей ресурсов и финансов страны за рубеж. На идее грабежа не может возникнуть здоровый “правящий слой”. К тому же, храня свои богатства на Западе, нынешняя элита пребывает в постоянном страхе их лишиться – а потому вынуждена исполнять отдаваемые владыками глобализуемого мира приказы. Надо сказать, что подобная управляемость и несамостоятельность РФ-элиты лишь растет по сравнению с началом 1990-х годов. Ведь пришли к власти те, кто делал свои состояния в кровавые и коррумпированные 90-е годы, отправляя захваченные деньги на Запад. (Если Ельцин, скажем, искал на Западе политическую поддержку и рассматривал Запад как убежище, то его преемники просто зависят от Запада, который в любой момент может перекрыть им доступ к их зарубежным активам и вытащить на свет Божий неприглядные страницы их биографий 90-х годов.)
Формирование новой элиты и приведение ее к власти – вот ключевая проблема обеспечения национальной безопасности. А также – вопрос нашего национального выживания и развития.
Драматичность положения состоит в том, что бытующее сегодня в России государство (политические институты, органы власти и законного насилия, государственный бюджет и золотовалютные резервы, главные СМИ) находится полностью в руках старой “элиты”. Самостоятельно создать новую, здоровую национальную элиту оно неспособно.
Ведь новые правящие силы неизбежно отстранят старую знать от власти, лишив ее собственности и капиталов, доступа к СМИ и политике. Нынешние правящие круги и “элитарии” по понятным эгоистическим причинам на такой самоубийственный для себя (но спасительный для страны) шаг никогда не пойдут. Нынешняя “элита” прекрасно сознает свою неконкурентоспособность и ущербность в сравнении с молодыми, компетентными, готовыми к конкуренции на глобальном уровне, патриотически мыслящими силами. Поэтому нынешняя система не только не использует возможности государства для настоящей подготовки кадров национального возрождения, но и всячески препятствует подобным попыткам.
В таком случае, у здоровых русских сил есть лишь один выход: начать подбор и подготовку кадров без помощи государства. На общественных началах. В сетевых структурах.
В чем состоит историческая задача сил, объединенных под знаменем национальной доктрины?
Нам необходимо создать корпус патриотически настроенных, индоктринированных нашими идеями и сплоченных управленческо-предпринимательских кадров, при этом обладающих наивысшей компетентностью на уровне вызовов грядущей эпохи. Они должны быть наделены качествами, особенно нужными в нынешнем мире: предприимчивостью, инициативностью, умением действовать самостоятельно (без бюрократической опеки), брать на себя ответственность. В грядущем мире нужны, образно говоря, “бойцы спецназа”, а не безынициативные “винтики”.
Этот корпус управленцев должен двинуться на быстрое завоевание важных постов в политике, экономике (государственной и корпоративной), органах исполнительной власти, Вооруженных силах и правоохранительных органах, в общественных неполитических движениях.
Кого не хватает нынешней РФ, чтобы стать Россией? Людей. Для взлета у нас с технико-экономической стороны есть все необходимое. Запасы минерального сырья глобального масштаба. Приток в казну солидных миллиардов. Ядерное оружие. Все еще большой отряд великолепных инженеров, исследователей и изобретателей советской эпохи. Кладези совершенно фантастических, до сих пор не использованных технологий, позволяющих дать русским все: свой дом, автомобиль, здоровую и полнокровную жизнь. Есть полная зависимость “государств” СНГ от русских нефти и газа, благодаря чему можно было бы давно “округлить” наши рубежи. Но не хватает самого главного: сплоченной армии одержимых идеей реванша управленцев-организаторов, способных возглавить спасительные проекты и свести их воедино.
Нам нужны настоящие предприниматели будущего. Не бизнесмены, а именно предприниматели! Бизнесмен не создает нового вида бизнеса. Он занят тем, что делали до него. Он пользуется схемами и технологиями, придуманными другими людьми, причем неважно когда: триста лет назад или в прошлом году. А предприниматель создает новый, еще никому не известный вид бизнеса. Он – первопроходец.
Предприниматель в госаппарате и бизнесе – это социальный конструктор. Он строит хитрую политическую игру с бизнесменами, собственниками ресурсов. Не имея собственности, он управляет ею, не обладает, а управляет стоимостью.
Спасение России от разрушительного застоя – именно в предпринимателях. Нам не нужны ни безграмотные и ни к чему не способные ура-патриоты, ни набожные, но беспомощные в современной организации дела люди, ни талантливые, но циничные до мозга костей менеджеры.
Важнейшее условие победы и спасения Русской цивилизации состоит в том, что корпус русских суперменеджеров должен сознавать свою общность. Его люди должны осознать себя особым “орденом”, оказывая друг другу поддержку и взаимодействуя независимо от того, в какой структуре оказались отдельные “бойцы” корпуса. Связи между ними должны пронизывать барьеры разных ведомств и отраслей, разных форм собственности, партий и т.д. Они должны помогать друг другу и двигать друг друга “наверх”.
Объединяющим началом должны служить общая доктрина (набор идей и целей), общие СМИ и общий досуг. То есть здоровые силы Русской цивилизации должны осознать себя новой корпорацией с общим духом, с идеологией отвоевывания страны.
Особо подчеркнем: такая корпорация не должна быть легальной партией и партией вообще. Ее смысл – в надпартийности, отказе от легальной политики и проникновении во все структуры общества, подчас политически разнородные.
Есть два источника формирования корпуса новой русской элиты:
– зрелые компетентные люди из старого управленческого аппарата и вне его, коим невыносим нынешний порядок и замашки пресловутой “элиты”;
– входящая в жизнь молодежь, которой в существующем порядке мало что “светит”.
Если здоровые силы русского возрождения смогут превратить пока разрозненные кадровые агентства, молодежные лагеря, негосударственные школы и вузы, курсы и академии во взаимосвязанную, эффективную сеть, они подготовят предпосылки своей победы. Если смогут создать систему умелого встраивания представителей новой элиты в госаппарат, политику и корпорации – тем самым обеспечат эту победу и спасение Родины. (Подобным образом в начале 1980-х пыталась действовать Французская компартия, отправляя тайных коммунистов в элитные учебные заведения, на государственные и военные посты. Так действовали иезуиты и масоны.)
Задача “кадровой революции” облегчается тем, что нынешняя система, будучи не в силах готовить нормальные кадры, уже сталкивается с острым дефицитом конкурентоспособных менеджеров и предпринимателей современного уровня.
Есть два источника формирования корпуса новой русской элиты: зрелые компетентные люди из старого управленческого аппарата и вне его, коим невыносим нынешний порядок и замашки пресловутой “элиты”; входящая в жизнь молодежь, которой в существующем порядке мало что “светит”. Здоровым силам русского возрождения предстоит превратить разрозненные кадровые агентства, молодежные лагеря, негосударственные школы и вузы, курсы и академии во взаимосвязанную, эффективную сеть
Но как готовить будущую элиту без государства? Ведь нужно управиться за несколько лет.
Прежде всего, нужно провести отбор первоклассных патриотов-управленцев в среде зрелых людей.
Успех любого дела, любой государственной или общественной организации, юридического лица зависит в первую очередь от кадров, то есть от компетентных, образованных, преданных своему делу участников.
Для того чтобы определить, оценить, хороши или плохи кадры, необходимы критерии оценки. Критерии оценки следует разбить на ряд групп критериев. Такими критериями для отбора кадров – участников системы Русской доктрины должны стать следующие:
1. Идеологический критерий: критерий соратника, единомышленника по Русской доктрине.
2. Критерий профессиональной пригодности.
3. Критерий организаторских качеств.
4. Образовательный критерий.
5. Критерий личностных качеств.
6. Возрастной критерий и степень физического здоровья.
На первую позицию поставлен идеологический критерий, который говорит, что профессиональные кадры следует искать, подбирать в среде единомышленников, любящих Россию и ее народ, приверженных традиционным русским ценностям, которые не преклоняются перед так называемыми общечеловеческими ценностями, по духу являются русскими людьми.
По третьему критерию следует обращать внимание на активных, деловых людей, имеющих волевые качества, организаторские способности. Такой человек должен быть способным находить себе подобных, повести за собой других, выполнить поставленные перед ним тактические задачи.
Для определения возможности выполнения поставленных задач необходимо обратиться к четвертому критерию. Даже если соратник не профессионал в требующейся области, но имеет достаточный образовательный уровень, то он способен в короткие сроки стать профессионалом (конечно, хорошо сразу приобрести профессионала, и его поиску надо уделять достойное внимание, но это не всегда удается).
Пятый критерий говорит о том, что соратник должен быть прежде всего порядочным человеком, иметь ясный ум, твердую память, волю. Не иметь, по возможности, вредных привычек, не злоупотреблять спиртными напитками. Совсем неприемлемо для русского суперменеджера употребление наркотиков.
По шестому критерию – кадры нового “правящего слоя” должны обладать полной гражданской правовой дееспособностью.
Алгоритм поиска кадров в первичном отборе сводится к следующим моментам:
1). Постоянный личный поиск кандидатов, личное общение с кандидатом, наблюдение за его суждениями, высказываниями, за результатами его деятельности.
2). Рекомендации, мнение других надежных и опытных соратников.
3). Положительные высказывания мнений о кандидате других лиц, не являющихся соратниками, и последующий сбор мнений о нем по месту жительства и работы других соратников.
4). Поиск кандидата по его публикациям в печати, по выступлениям в средствах массовой информации.
5). Обращения в кадровые агентства. При этом не раскрывается истинная цель запроса, и дальнейшая проверка его идеологических качеств идет через соратников, путем личных бесед, бесед с лицами, знающими кандидата по месту работы и жительства.
6). Посещение различных собраний, митингов, форумов, конференций, где путем личного наблюдения и общения возможен подбор кандидатов.
7). Поиск через объявления в сети Интернет, средствах массовой информации, без раскрытия истинной цели, личная беседа, дальнейшая проверка через соратников, через беседы с лицами, знающими кандидата по месту работы и жительства.
Существуют также глубинные методы проверки преданности. Такой первичный отбор должен углубляться с помощью новейших методов психологического тестирования, разработанных советскими учеными (например, школой Игоря Смирнова). Зондаж может осуществляться с помощью замаскированных под медицинские проверки методик (скрытое зондирование), стопроцентно позволяя определить: кто искренне предан делу возрождения Русской цивилизации, а кто лишь скрывает за красивыми словами элементарный карьеризм, властолюбие и корысть.
Первичный отбор и глубинную проверку кандидатов можно вести через несколько структур, организованных бизнесменами – сторонниками Доктрины. Структуры эти могут работать как нормальные кадровые агентства, зарабатывая этим на свое содержание. Но основной их деятельностью станет поиск и учет кадров для корпуса русских суперменеджеров.
Таким делом целесообразно заняться инициативной группе бизнесменов и специалистов. Надо заметить, что подобранные таким образом кадры могли бы находить трудоустройство прежде всего в компаниях и структурах патриотического бизнеса.
Но особое внимание нужно уделить поиску и отбору молодежи. Ибо в этом – залог прочной и окончательной победы нашего дела.
Пример для подражания дает корпорация известного диамантера и твердого хасида Льва Леваева, который треть своих прибылей вкладывает в финансирование еврейских школ на всем пространстве бывшего СССР, готовя “десант” в органы власти и свой кадровый резерв.
В нашем случае целесообразно использовать уже имеющиеся молодежные лагеря и центры обучения, где молодых и в настоящее время напитывают патриотическими идеями, проводят их военно-спортивную подготовку, воспитывая в юношах стойкость, смелость, инициативу. В идеале нужно создать союз таких центров и лагерей, обеспечив вливание средств спонсоров в самые эффективные организации такого рода, наладив помощь им преподавательскими кадрами, культурно-просветительской поддержкой и специальными материалами. А взамен получить право отбирать лучших воспитанников для их дальнейшей подготовки в качестве суперменеджеров. (Все это вполне совместимо с механизмом работы нескольких кадровых агентств).
Вложения в молодежь сравнительно невелики, но очень эффективны, давая поразительный кадровый эффект уже через несколько лет.
Но важно построить и следующую ступень кадровой политики: завести центры “тонкой шлифовки”, отбора и подготовки лучших из лучших.
России нужны особые “инкубаторы”, школы для подготовки предпринимателей. Те, которые совместят в себе черты и инкубатора для предпринимателей, и “социального лифта”, и источника энергии для движения страны вперед.
Школы для предпринимателей и будущей элиты должны быть похожи на школы подготовки разведчиков. Ученикам нужно передавать не только теоретические знания в словесной форме, но и реальный опыт. Нужен деятельностный подход: включение ученика в настоящую работу, в новый контекст. Возрождается средневековый ремесленный подход, когда есть мастер-наставник и подмастерье.
Преподавателями в таких школах должны быть реальные российские предприниматели – те, кто смог выжить в наших условиях и добиться успеха. Наконец, необходимы современные технологии: организационно-деятельностные игры, специальные антропологические тренинги – те, на которых могут разрабатываться специальные модели, связанные с организацией сознания, со способностью выдумывать новые предпринимательские схемы.
С другой стороны, возможно создать центры (“кадетские корпуса”), где можно совместить отбор талантливой молодежи из РФ и русской диаспоры, их военно-патриотическую подготовку с введением их в реальное предпринимательство по схеме “мастер–подмастерье”.
Так здоровые силы могут создать интегральную систему подготовки кадров (элиты) наивысшего качества. При сравнительно небольших затратах.
Утверждение новой парадигмы национального развития сопряжено с формированием единого центра принятия стратегических решений, в том числе в вопросах реорганизации системы национальной безопасности.
В состав этой структуры, сформированной на основе Совета Безопасности России (о полномочиях и функциях обновленного Совета Безопасности в предлагаемой Русской доктриной новой структуре органов власти, а также о его роли центра принятия важнейших стратегических решений подробно говорится в главе 2 части 6), включаются вновь назначенный Секретарь Совета Безопасности и действующие главы разведывательных ведомств – Службы внешней разведки, ФСБ и ФСО, а также глава Главного разведывательного управления Генерального Штаба.
В состав СБ входят также руководители других силовых и специальных ведомств – министр обороны, начальник Генерального Штаба, глава “Рособоронэкспорта”, министр внутренних дел, главы Роснаркоконтроля, Росрезерва и Управления специальных программ, а также министр иностранных дел и глава Торгово-промышленной палаты. В дальнейшем в состав комиссии кооптируются на временной основе (до завершения периода преобразований) руководители Временной кадровой комиссии, Временной комиссии по технической инвентаризации и Временной комиссии по финансовой инвентаризации и на постоянной основе – глава вновь сформированного Комитета государственного контроля.
На первоначальном этапе подготовки периода преобразований СБ на персональном уровне, по персональным рекомендациям лиц с особыми заслугами в разведывательной области формируется руководящий состав аппарата СБ, в задачи которого входит:
- формирование специализированных экспертных советов;
- обобщение передовых технологий подбора и специализации кадров;
- подготовка предложений по структурному преобразованию силовых ведомств и рассмотрение (совместно с руководством Высшей кадровой комиссии) ключевых назначений в силовых структурах.
Решение о персональных заменах в руководстве СВР, ФСБ, ФСО и ГРУ Генштаба в период подготовки преобразований принимает лично Глава Государства. Исключительным правом внесения соответствующих инициатив обладает Секретарь Совета Безопасности по представлению специального отдела Высшей кадровой комиссии, личный состав которого не разглашается. Кадровые изменения в составе СБ могут производиться на любой стадии подготовительного этапа преобразований и не обсуждаются на заседаниях Совета Безопасности до официального объявления его постоянного состава.
Персональный состав Совета Безопасности уточняется в ходе основных мероприятий и процессов подготовительного этапа преобразований, а именно кадрового скрининга, технической и финансовой инвентаризации, пересмотра участия России в международных программах, затрагивающих аспекты безопасности, преобразования государственной информационной политики и утверждения ряда ключевых элементов нового законодательства (в частности, Закона о государственной тайне и Закона о международном ведомственном сотрудничестве).
В ходе второй стадии подготовительного этапа преобразований Временная кадровая комиссия по согласованию с аппаратом СБ вносит также предложения по кадровому составу представительств силовых структур в территориальных округах России. В течение того же периода вносятся и утверждаются предложения по руководящим кадрам военных округов Российского государства.
Для коллегиального утверждения новой доктрины обороны и безопасности с изложением приоритетов военного строительства, специальных программ научно-технического развития и специального образования, а также приоритетных мероприятий по расширению разведывательной сети и разработке первоочередных специальных миссий формируется специальный орган – Совет по стратегической обороне и безопасности (ССОБ), действующий в соответствии с новым законодательством о государственной тайне. В состав ССОБ включаются вновь назначенные руководители Министерства обороны, Генштаба, преобразованных спецслужб, в том числе ГРУ МО (которое целесообразно подчинить непосредственно министру обороны), специализированных служб по формированию государственного военного заказа, государственной военной приемке, международному военно-техническому сотрудничеству, по управлению военным имуществом и государственным резервом, главы кадрового и специального технического управлений Комитета по государственному контролю.
При разработке и обосновании новой конфигурации силовых ведомств специалисты-эксперты и сотрудники аппарата СБ исходят из соответствия новой структуры основным внешним и внутренним угрозам Российского государства, из принципиальной необходимости модернизации разведывательных технологий, первостепенных потребностей в техническом обеспечении и специализированной подготовке научно-технических, методических, аналитических, оперативно-организационных, пропагандистских и хозяйственно-управленческих кадров, в рациональном распределении финансовых и кадровых ресурсов.
Уточнение компетенции конкретных силовых ведомств, а также соответствующих диапазонов задач определяется расширительным пониманием субъектности российской нации, применяемым первоначально в рамках силового сообщества, а также ведомственными аспектами исторической преемственности.
Императивы ведомственной преемственности в российском разведывательном сообществе
В процессе распада СССР формирование самостоятельных структур АФБ–МБ–ФСК–ФСБ, ФАПСИ, Федеральной пограничной службы (позже включенных в ФСБ), а также СВР и ФСО происходило в силу случайных конъюнктурных факторов, часто по сугубо персональным соображениям передела влияния. То же происходило при автономизации Роснаркоконтроля с ликвидацией Федеральной службы налоговой полиции, а также в процессе трансформации систем МВД и Минюста.
В ходе этих преобразований формальный преемник КГБ СССР – ФСБ РФ – лишилась системообразующих функций и оказалась в зависимости от неправомерно изолированных структур (ФСО, Антитеррористический центр и др.), статус военной разведки автоматически понизился при прямом подчинении главы Генштаба министру обороны РФ, а в компетенцию Службы внешней разведки были “автоматически” включены разведывательные функции во всех странах СНГ.
Между тем с точки зрения исторической преемственности функции разведки в странах СНГ (по меньшей мере в бывших союзных республиках, дружественных России) должны были остаться в компетенции основного правопреемника союзного ведомства, в то время как сфера изучения и предупреждения международного терроризма должна быть отнесена, напротив, к компетенции СВР как преемника Первого Главного управления КГБ СССР.
Интересы системного управления спецслужбами и успешность выполнения конкретных программ и миссий требуют совершенствования специализации разведывательных служб в соответствии с ведомственной (структурной и квалификационной) преемственностью.
Распределение первоочередных задач спецслужб в бюджетном аспекте
Государственные расходы на деятельность спецслужб должны соответствовать как степени важности угроз Российскому государству, так и затратности методов их деятельности в свете актуальности конкретных направлений.
В частности, особо существенных затрат требуют специальные технические методы, используемые для получения информации вне пределов России, для применения программных средств в особых обстоятельствах, для совершенствования физической защиты и информационной безопасности специальных промышленных объектов. Кроме того, особых финансовых затрат в процессе преобразования разведывательной системы заслуживают долговременные специальные миссии за рубежом, а также восстановление агентурной сети как за пределами, так и в пределах России.
Предметом особого внимания государства в широком диапазоне аспектов безопасности, требующим первоочередного финансового обеспечения, а также широкой мобилизации профессиональных и неспециализированных кадров, является обеспечение надежности Государственной границы России, ее непроницаемости для международных криминальных сообществ и средств отражения агрессии со стороны связанных с ними вооруженных структур.
Не менее значимой общенациональной задачей, вовлекающей спецслужбы наряду с многими другими ведомствами, общественными институтами и требующей значительного вовлечения новых кадров, является преобразование государственной информационной политики, в том числе в аспекте национальной духовности, утверждения критериев общественных заслуг, пропаганды национальных достижений.
Отдельной строкой в формировании разведывательного бюджета, начиная с периода активных преобразований, должны обеспечиваться расходы на специальное образование, в том числе и в особенности в областях, связанных с применением новых технологий.
Оптимальная структура и функциональная специализация разведывательного сообщества
Разработка новой структуры и специализации российских ведомств, ответственных за обеспечение государственной и – в более широких рамках – национальной безопасности, диктуется следующими основными обстоятельствами:
- качественными изменениями в глобальных политических и финансовых процессах, коренным образом трансформирующими специфику угроз Российскому государству;
- глобализацией теневого сообщества как составной частью мировой финансовой глобализации; непропорциональным усилением роли корпораций в принятии решений в странах Запада, непропорциональным ростом влияния фиктивной финансовой стоимости в структуре мировых финансов и, соответственно, резким повышением геостратегической и экономической значимости случайных факторов, в том числе фактора итогов выборов в США, развития событий в богатых природными ресурсами зонах локальных конфликтов, равно как и факторов террора;
- стремительной, но потенциально бесперспективной экспансией западного сообщества, его военных и разведывательных структур периода “холодной войны” и новых наднациональных псевдообщественных институтов в Восточную и Южную Европу, в том числе на часть территории исторической России;
- благоприятной возможностью решительных действий по преодолению системного геостратегического кризиса России в обстановке снижения эффективности наступательного потенциала и международной репутации недружественных государств и предпосылок формирования “американо-азиатской” оси глобального противостояния;
- сохранностью единого культурного пространства в тех или иных проявлениях на всей территории исторической России.
С учетом вышеуказанных обстоятельств представляется целесообразным:
- формирование новых направлений деятельности разведывательных служб с соответствующим институциональным, бюджетным и кадровым обеспечением, в частности:
а) департамента по выявлению случайных финансово-экономических факторов в составе СВР России;
б) департамента внешней разведки международной корпоративной деятельности в составе СВР России;
в) департамента корпоративной контрразведки в составе Службы национальной безопасности России (быв. ФСБ);
г) департамента информационной и программной контрразведки в составе СНБР;
д) департамента контрразведки в области инженерных коммуникаций в составе СНБР;
е) департамента специальных дистанционных операций в составе ГРУ МО России;
ж) департамента космического упреждения в составе ГРУ МО России;
- расширение ведомственной ответственности за состояние Государственной границы России с образованием Межведомственного комитета по пограничным вопросам при Совете Безопасности России;
- расширение компетенции деятельности СНБР (быв. ФСБ) как основного преемника КГБ СССР на всю территорию исторической России; формирование специализированных управлений по оперативной деятельности в бывших союзных республиках СССР в зависимости от политического курса руководств и политической системы в этих республиках; формирование департамента по психологической работе (психологическая разведка и контрразведка) в рамках полной территориальной компетенции СНБР;
- включение ФСО в состав СНБР, восстановление структуры ФАПСИ в структуре СНБР с вовлечением профессионалов в области психологии, электроники, программного обеспечения и электронного вещания;
- передача компетенции по анализу и предотвращению международных террористических угроз Службе внешней разведки России;
- укрепление оперативного аппарата, ответственного за непосредственное отражение террористической агрессии, кадровым составом временных специализированных ведомств (Роснаркоконтроль и ГУСП);
- укрепление следственных департаментов, восстановление специальных дослужебных учреждений ФСИН в составе СНБР и подчинение специальных медицинских и судебно-медицинских учреждений СНБР.
В идеале пониманием механизмов национальной безопасности должны обладать не только специализированные организации, но и каждый орган власти, и общественные объединения граждан. А координирующими и надзорными органами выступят и Сенат, и структуры аппарата Главы Государства, и наделенный новыми полномочиями Совет безопасности (сегодня не играющий практически никакой роли).
Обеспечение обороны России является одной из важнейших обязанностей руководства страны и ее правящей элиты. От того, сумеет ли Россия себя защитить, зависит ее физическое существование как территориального единства, ее политическое существование как суверенного государства, ее духовное существование, связанное с идеалами Святой Руси, и, что очень важно, существование ее народа как носителя православной веры и уникальной православной культуры.
Учитывая это определяющее значение обороны в жизни государства и народа, уровень обороноспособности страны должен стать одним из главных критериев определения эффективности или неэффективности действующей власти. Критическое снижение этого показателя (вспомним, например, десятикратное падение государственного оборонного заказа в годы правления Ельцина), результатом чего становится невозможность обеспечить обороноспособность, свидетельствует о преступности власти, в силу того, что она, лишая народ защиты, обрекает его на уничтожение агрессором. Риск же самой агрессии многократно повышается, поскольку, как известно, войну в отношении государства провоцирует не его сила, а его слабость.
Таким образом, власть, разрушающая оборонный потенциал, делает народ потенциальной жертвой, а его погибель неизбежной. Вследствие этого можно говорить о власти как о союзнике агрессора, поскольку она создает все необходимые предпосылки для осуществления агрессии, полностью обезоруживая жертву агрессии. В этом контексте власть выступает как соучастник убийства собственного народа. Она лишает свой доверившийся ей и ничего не подозревающий народ фундаментального естественного права на жизнь, она лишает его жизни.
Учитывая определяющее значение обороны в жизни государства и народа, уровень обороноспособности страны должен стать одним из главных критериев определения эффективности или неэффективности действующей власти.
Демократия, как правило, сводится у нас к декларативным политическим правам, имитация реализации которых происходит во время предвыборных и выборных шоу (иностранное слово используется намеренно, потому что эти технологии манипулирования массовым сознанием имеют западное происхождение). Как известно, обратной стороной прав всегда являются обязанности тех, кто эти права обеспечивает. В условиях демократии право на власть власти, которая сама себя предварительно выбрала (в силу наличия денег и влияния), обеспечивается народом, выступающим объектом манипуляций и статистом предвыборных и выборных массовок. Эта иллюзия свободы, этот “демократический разбой”, как назвал его в свое время Победоносцев, продолжается довольно длительное время.
Разрушение системы обороны и оборонного потенциала страны не может быть следствием одной лишь халатности или непонимания власти. В конце концов, все связанные с этим обязанности прописаны в конституции и законах. Этот отход от ответственности за защиту государства и народа свидетельствует о предательстве власти и фактическом альянсе с агрессором.
Проблема нашего законодательства заключается в том, что в нем не прописаны нормы, предусматривающие ответственность власти за обеспечение права народа на жизнь. То есть в Конституции записано, что гражданин имеет право на жизнь. А лицо, лишающее гражданина жизни, признается убийцей и подлежит суду за убийство. Это реализация права на жизнь на индивидуальном уровне.
А вот право на жизнь народу наш закон не гарантирует, поскольку здесь неизбежно встает вопрос о власти как о гаранте или нарушителе этого права. И в этой критической точке вся внешне красивая демократическая риторика лопается как мыльный пузырь, выдавая полное отступление власти от традиций российской государственности, которая всегда имела патерналистский в отношении народа характер. Независимо от формы правления, будь то автократия (власть царя) или идеократия (власть идеологической элиты), сильный руководитель, вождь страны воспринимался у нас как отец нации, который обеспечивал безопасность народа, сродни тому, как отец защищает семью. В России отступление власти от ее традиционных патерналистских обязанностей означает демонтаж государственности и обречение народа на уничтожение вследствие социальной и военной незащищенности.
Целью любой войны является захват власти, ликвидация оборонного и демографического потенциалов противника. В наши дни агрессор достигает этой цели разными средствами и поэтапно. Первый период – скрытая агрессия, когда он действует через подчиненную ему и приведенную им к власти компрадорскую элиту. Если результат не устраивает агрессора, и жертва, несмотря ни на что, сохраняет признаки жизни и способность к сопротивлению, может потребоваться еще один более радикальный этап в форме “бархатной революции” или вооруженной агрессии, после которых приходит оккупационный режим, могильщик государства и народа.
Эти и другие обстоятельства принципиально меняют картину войны и все ее содержание.
Современная война имеет свои особенности, которые следует учитывать при планировании обороны.
Ее характерными чертами являются глобальность, тотальность, сетевой характер и широкое использование невооруженных средств.
1) Глобальность
Глобальность современной войны связана с ее масштабом, ее распространением на весь мир и вовлеченностью в нее всех государств. Глобальная война против терроризма, которую ведут Соединенные Штаты, неизбежно втягивает в себя все государства. Во-первых, потому что президент Буш своим заявлением, сделанным сразу же после 11 сентября – “или вы с нами, или вы с террористами” – по сути, расколол весь мир на две противостоящие друг другу группировки. Третьего здесь не предусматривается. Если кто-то оказывается не на стороне США, он автоматически приравнивается этой страной к террористам и становится потенциальной жертвой вооруженной или невооруженной агрессии.
И, во-вторых, глобальный характер современной войны связан еще и с тем, что субъектами ее ведения оказываются не только государства, но и международные сети, имеющие свои ячейки по всему миру, практически во всех странах, что автоматически включает их в орбиту войны.
Но глобальность определяется не только всемирным территориальным масштабом, но и всесферным охватом, что означает распространение войны на все сферы физического пространства: сушу, море, воздух и космос. Планы США по использованию космоса в военных целях становятся реальностью. Намерение США контролировать космос военными средствами нашло отражение в ряде военно-стратегических документов. В 2004 г. ВВС США представили свою концепцию того, как “операции по поражению целей в космическом пространстве могут обеспечить господство в космосе – свободу нападения и свободу от нападения”.
При этом создаваемая Пентагоном система противоракетной обороны может быть использована не только как оружие обороны, но и в наступательных целях, как оружие первого удара. И размещение этого оружия в космосе означает, что США планируют через военное господство в космосе обеспечить себе военное и политическое превосходство на земле.
Ни у кого не вызывает сомнений, что одной из главных мишеней космического нападения окажется Россия, поскольку очевидно, что вся эта мощь создается не в связи с угрозой со стороны Ирана или Северной Кореи, как это объявлено официально, а с другими целями, о которых вслух не говорят.
Кроме того, размещение американского оружия в космосе угрожает экономическим и научным интересам России, становится средством ведения экономической войны против нашей страны. Оно способно ограничить свободный доступ в космос, необходимый для коммерческой и исследовательской деятельности, препятствуя мирному освоению космоса.
2) Тотальность
Тотальность современной войны означает, что она охватила всю иерархию пространств жизнедеятельности человека, которая включает в себя физическое (материальное, экономическое) пространство, ментальное (политическое, информационное, психологическое) пространство и духовное пространство.
Война, будучи порождением человека, несет в себе три его составляющие: физическую, ментальную, связанную с сознанием, и духовную, которые соотносятся с пространствами войны.
Не следует думать, что пресловутая “постиндустриальная” эпоха смягчает войну, ограничивает область ее вторжения, делает войну (а стало быть, и мобилизацию) менее тотальной, чем в индустриальную эпоху. Отнюдь нет. Тотальные войны ХХ столетия предполагали хоть какое-то разделение на фронт и тыл, на комбатантов и некомбатантов (принимающих и не принимающих непосредственное участие в военных действиях), на период мобилизации и период восстановления и мирного строительства. Разница между тоталитарными и нетоталитарными государствами состояла лишь в том, что мобилизационные мероприятия первых охватывали большее число людей и были более развернутыми во времени. Сегодня этой разницы не существует. Различие есть лишь между государствами, осуществляющими постоянную планомерную подготовку к войне, и теми, кто окончательно от этого отказался, заранее сдавшись на милость победителя... или убийцы.
Современная война втягивает в себя всю нацию, делая каждого в какой-то степени солдатом – в военное или мирное время. Связано это с тем, что целью войны выступает не принуждение противника к локальным уступкам, как в эпоху “кабинетной дипломатии”, не полный его разгром, безоговорочная капитуляция и свержение его власти – как в войнах ХХ века. Отныне цель войны – полная аннигиляция политической власти, а заодно и государственности противника. Мудрость, которую можно извлечь из уже имевших место эпизодов “войны XXI века”, – это возможность полностью растворить государственность и политическую структуру противника, обессмыслив тем самым действия его вооруженных сил. Именно эта политическая “нейтронная бомба” является подлинным оружием нового поколения, в отличие от всяких пиаровских мнимостей, порождающих разговоры про “бесконтактную войну”.
Современная война, таким образом, ведется против нации как политической тотальности.
Возможность полностью растворить государственность и политическую структуру противника, обессмыслив тем самым действия его вооруженных сил, своего рода политическая “нейтронная бомба”, – вот подлинное оружие нового поколения.
По своей тотальности и политической жестокости современная классическая война приближается к гражданской войне, ведущейся до полного политического уничтожения противника. Список наиболее вероятных следующих объектов приложения военной силы США (наиболее очевидного агрессора в настоящее время) заставляет думать, что и будущие войны будут столь же тотальными, как и уже имеющие место. Война против стран “оси зла” и за установление всеобщей демократии выработает определенную привычку ведения войн на тотальное политическое уничтожение противника. И те войны, которые последуют далее, будут выстроены по тому же алгоритму: при интенсивном давлении на фронте взорвать противостоящий политический субъект изнутри, попросту избавить себя в ходе войны от противоборствующей стороны, а потом навязать свою волю не противнику, а тому, что от него осталось.
Современные нации втягиваются в войну от макушки до пяток, каждым своим членом, каждой структурой. Каждый конкретный человек оказывается бойцом на фронте политизированной войны, даже не держа в руках оружия и не склоняясь над заводским станком, производящим патроны. Противник наносит ощупывающие удары по всему национальному организму, стараясь найти микротрещины и вклиниться в них. Обороноспособность в этих условиях предполагает тотальную политическую отмобилизованность нации, умение каждого соотносить свою повседневную деятельность, речь, образ мыслей с общей военной целью. Разница между ударными и вспомогательными элементами военной машины, между фронтом и тылом начинает стираться, ибо политическая конструкция может разъехаться в самом неожиданном месте.
Если в прошлом войны велись преимущественно в физическом пространстве (на суше, воде, в воздухе), то “холодная война” ознаменовала выход войны в ментальное (политическое, информационное, психологическое) пространство. Превращение его в театр войны и использование в ходе этого нетрадиционного сражения невооруженных средств, например таких, как информационное и психологическое воздействие на сознание политической элиты СССР и населения нашей страны, коррумпирование и постановка под контроль ее руководства, позволили уничтожить само государство. В результате наш народ понес тяжелейшие демографические потери, сопоставимые с потерями военного времени. В ходе “холодной войны” в ментальном пространстве военные цели были впервые достигнуты невооруженными средствами. СССР проиграл эту войну, потому что вовремя ее не распознал, потому что ошибочно полагал, что критерием войны является применение вооруженных средств. А нынешняя война показывает, что критерием войны стало достижение цели – уничтожение противника, и не важно, какими средствами (вооруженными или невооруженными) эта цель была достигнута. В США и НАТО появились оперативно-стратегические концепции, направленные на достижение эффекта воздействия на сознание и волю руководства атакуемой страны. Была разработана также концепция операции по обезглавливанию государства противника (decapitation attack).
СССР проиграл “холодную войну”, потому что вовремя ее не распознал, потому что ошибочно полагал, что критерием войны является применение традиционных видов оружия. Между тем США и НАТО использовали концепции, направленные на достижение эффекта воздействия на сознание и волю руководства атакуемой страны. Была разработана также концепция операции по обезглавливанию государства противника (decapitation attack)
Вслед за “ремесленной”, “мануфактурной” и “машинной” эпохой в войне наступает эпоха информационная. Она не сводится к пиар-одержимости пресловутыми “информационными войнами”. Речь об очередном упрощении доступа к оружию, при усложнении самого оружия. “Ремесленная” эпоха предполагает только одну категорию солдата – сильного, молодого, здорового мужчину. Все остальное – уже полсолдата. Эпоха “машинная” включила в дело войны все трудоспособное население. Современным солдатом может быть “черная вдова”, нахальный “гаврош”, безногий инвалид. Словом, каждый, кому доступен тот или иной канал воздействия на противника, и каждый, на кого может воздействовать сам противник. Отражение такого воздействия равносильно обороне. “Ядерная” архитектура войны таких возможностей обороны не оставляла. Внеядерная состоит в основном из них.
Другой стороной современной войны является ее пролонгированный характер, невозможность свести ее к решающему сражению или даже последовательности решающих операций. Тотальность национальной мобилизации и тотальность военной цели предполагают, что к тому моменту, когда по старому закону уже одержана победа, по новому – конфликт еще только разгорается. Даже беглый взгляд на Афганистан или Ирак показывает, что решительная военная операция, приведшая к сокрушению противника, становится только ходом в длительной войне на измор. И совсем не факт, что в этой войне стремительный бросок на Багдад или Кабул является лучшим стратегическим решением.
Стремительный сокрушительный удар наносится против неотмобилизованного противника. Даже в ХIХ и XX веках он не давал решительного успеха, если противника нельзя было одним ударом принудить к капитуляции. Гитлеровская стратегия сокрушения оказалась катастрофической. В XXI веке, с его сверхтотальностью тотальной мобилизации, с задействованием всех национальных ресурсов, противник по-настоящему втягивается в войну уже после первого удара, и чем быстрее этот удар будет нанесен, тем большая часть ресурсов противника останется незатронутой этим ударом. Армия наступающей стороны в статусе оккупационной армии оказывается перед фактом развертывания против нее “второй линии” противника, естественно приобретающей партизанские и террористические формы. Наступающий имеет против себя фронт, где “партизанят сотни, террорствуют тысячи, а саботируют - миллионы”. Прав был автор этой формулы М.Э. Месснер, еще в 1950-е годы, до всякого Вьетнама, предрекавший, что “мятеж – имя третьей всемирной”.
Была эпоха, когда мобилизация предшествовала боестолкновению, затем она сопровождала и обеспечивала его, теперь мобилизация следует за ним, продолжается тогда, когда “дело” с точки зрения военной классики кажется проигранным. Решающее значение имеют не мобилизационные механизмы Генштаба, а именно национальная мобилизационная готовность, готовность к тотальной мобилизации в любых условиях, вплоть до полной оккупации противником и устранения национальной государственности. Дело представляется и после того не проигранным.
Все это лишний раз подтверждает, что война уже давно ведется в ментальном (политическом, информационном, психологическом) пространстве. И наша задача состоит в том, чтобы не только осознать и признать этот факт, но выработать соответствующую стратегию и противодействия, и наступления.
В целом же следует понять, что как война в традиционном физическом пространстве имеет свою стратегию и оперативное искусство (применительно к действиям на суше, воде и в воздухе), точно так же нуждаются в своих специфических стратегиях и оперативных концепциях действия в ментальном и духовном пространствах современной войны.
И эти стратегии необходимо создавать или совершенствовать незамедлительно, потому что война в этих пространствах ведется полным ходом.
Эта иерархичность войны требует иного подхода к таким категориям, как угрозы, объекты нападения (защиты), оружие войны, которые должны рассматриваться в зависимости от боевого пространства.
Исходя из этого, следует различать угрозы и объекты нападения (защиты) физического, ментального и духовного характера.
Объектами нападения в войне в физическом пространстве оказываются оборонный потенциал атакуемого, его вооруженные силы, его экономический и демографический потенциал, которые подвергаются всякого рода разрушающим воздействиям со стороны противника, использующего в этих целях как вооруженные, так и невооруженные средства. Причем непрямая агрессия оказывается более эффективной, чем прямая. Деструктивного воздействия на физическую составляющую обороноспособности атакуемого агрессор добивается, в том числе путем:
постановки под контроль агрессора решений по обеспечению обороноспособности, принимаемых руководством страны, ставшей объектом нападения;
приватизации предприятий ВПК и передачи значительной доли акций компаниям – представителям агрессора, которые получают таким образом контроль над предприятием;
приватизации предприятий, обеспечивающих функционирование оборонного потенциала, включая предприятия ТЭК с последующей их передачей транснациональным компаниям;
проведения нецелесообразных и пагубных реформ в вооруженных силах, результатом которых оказывается значительное снижение обороноспособности и боеготовности, в конечном итоге развал всего оборонного потенциала;
воздействия на экономический потенциал атакуемого с целью сократить бюджетные поступления, направляемые на развитие оборонного потенциала;
воздействия на демографический потенциал атакуемого, направленного на ухудшение его качества (показателей здоровья) и существенного снижения его численности, что создает проблемы с мобилизацией, комплектованием ВС и призывом в армию, подрывая тем самым обороноспособность страны в целом. Средствами такого воздействия оказываются программы, навязываемые руководству страны различными международными организациями (такими, как Всемирный банк, Агентство международного развития США и т.д.);
постановки под технический контроль агрессора стратегического военного потенциала атакуемого (в том числе через поставки систем связи, замыкающихся на космические средства агрессора), с последующим предоставлением ему права охраны этих объектов с использованием своего контингента войск.
Объектами нападения в войне в ментальном пространстве становятся сознание политической элиты, массовое сознание народа, их психологическое состояние, средства массовой информации. Агрессия осуществляется через:
оккупацию политического, правового, информационного, психологического и социального пространств;
коррумпирование правящей политической элиты и дальнейшую ее эксплуатацию в интересах агрессора;
денационализацию власти в атакуемом государстве, приватизацию власти агрессором и постановку ее под полный его контроль;
формирование у народа антигосударственных и антиармейских настроений, что влечет разрыв единства армии и народа, которое является залогом обеспечения победы в войне;
насаждение в качестве эталонов норм, стереотипов и образа жизни, отвечающих интересам агрессора, превращающих единый народ в массу дезориентированных рабов;
внедрение в массовое сознание антирепродуктивных матриц, позволяющих контролировать и сокращать рождаемость;
насаждение предельных форм эгоизма и индивидуализма в целях разобщения, разъединения, атомизации и хаотизации общества, подрыв таким образом традиционных форм коллективного, соборного сознания народа, являющегося основой государства, нации, семьи;
дезинтеграцию общества и насаждение непримиримых конфликтов между политическими, социальными и этническими группами населения, включая разрыв связей в триаде власть–армия–народ, единство которых является непременным условием достижения победы в любой войне;
лишение народа национальной идеи, в том числе с помощью деидеологизации, принятие мер по недопущению возникновения у атакуемого своего национального проекта, объединяющей идеи, программы, определяющей перспективу, будущее развитие, задающей смысл жизни народа и государства.
В качестве объектов агрессии в войне, ведущейся в духовном пространстве, выступают религиозное сознание народа, общественная мораль, межрелигиозные и внутрирелигиозные отношения, а также традиционная религиозная система.
Превращение духовного пространства в боевое особенно опасно в связи с тем, что именно здесь агрессор стремится подорвать боевой дух народа и армии, его волю к сопротивлению агрессии и защите Отечества. В войне, которая ведется в духовном пространстве, наносится удар по национальному самосознанию и национальной идентичности, имеющим этнорелигиозный характер и являющимся основой национальной государственности и обороноспособности.
Превращение духовного пространства в боевое особенно опасно в связи с тем, что именно здесь агрессор стремится подорвать боевой дух народа и армии, его волю к сопротивлению агрессии и защите Отечества. При интервенции в духовном пространстве наносится удар по национальному самосознанию и национальной идентичности, имеющих этнорелигиозный характер и являющихся основой обороноспособности
Главной военно-стратегической целью интервенции в духовном пространстве является его оккупация, которая осуществляется через дезинтеграцию и разрушение традиционных духовно-нравственных устоев по следующим основным направлениям:
уничтожение традиционной религиозной инфраструктуры, внедрение в религиозное пространство враждебных ему деструктивных тоталитарных сект и распространение их в масштабах всей страны, вытеснение таким образом традиционных религиозных организаций, задающих нравственные и патриотические ориентиры;
насаждение и распространение нетрадиционных для атакуемого религиозных конфессий, исторически всегда выступавших на стороне традиционных противников в их войнах против жертвы агрессии;
разжигание внутри- и межрелигиозных конфликтов с целью нарушить и разрушить единство традиционного религиозного пространства и религиозного сознания. (К числу таких конфликтов можно отнести культивируемые и всячески смакуемые в СМИ разногласия между высшим духовенством внутри одной конфессии или между традиционными конфессиями, например, между православием и исламом. В Югославии этот тщательно спланированный и спровоцированный межрелигиозный конфликт привел к войне и, в конечном итоге, к распаду государства);
внедрение деструктивных нравственных ориентиров в общественную мораль и индивидуальную нравственность;
дискредитация традиционных государствообразующих конфессий, высшего духовенства, вероучения государствообразующего этноса (для России это русские и православие).
Данный подход к модели современной войны принципиально меняет представление о том, что такое агрессия и каковы ее признаки. Понятие “агрессия”, приведенное в нашем законодательстве, ориентировано исключительно на агрессию в физическом пространстве с применением огневых средств. В современной войне агрессия в физическом пространстве в своей крайней, вооруженной, фазе может быть осуществлена после достижения стратегического успеха в войне в других пространствах, а может вообще не потребоваться, поскольку атакуемый, то есть все субъекты сопротивления агрессии – власть, армия, народ – сдались без боя, и необходимость вооруженного вмешательства автоматически отпала. Традиционные цели войны таким образом оказались достигнутыми невооруженным путем.
Учет иерархичности современной войны и превращение физического, ментального (политического, информационного, психологического) и духовного пространств в боевые определяет новые критерии выявления факта агрессии и пороговые значения показателей военной опасности (ВО), предопределяющие принятие решения на переход к заблаговременной подготовке.
Критерии военной опасности для России
1) Критерий высокой заинтересованности противника в агрессии против России (причинной обусловленности):
• экономической (стремление к экономическому господству в мире, что невозможно без завоевания России);
• политической (жажда глобального политического господства со стороны США и исторического реванша за поражение в войне со стороны реваншистских сил, занявших ключевые позиции в Евросоюзе, включая балтийские государства, объединившиеся с реваншистами Западной Европы);
• духовной (стремление к духовному господству в мире, что невозможно без завоевания России).
2) Критерий милитаризации
всех сфер жизнедеятельности государства, готовящего агрессию и
массового сознания его населения.
3) Критерий приоритета вооруженной силы над дипломатией в международных отношениях.
Военная сила всегда считалась крайней мерой в решении международных проблем. Об этом в свое время писал еще Карл фон Клаузевиц, назвавший войну крайним инструментом политики государства.
Однако времена меняются, и сейчас мы с сожалением можем констатировать, что военная сила превращается в главное средство не только разрешения конфликтов, но и преодоления каких-то трудностей, например экономического характера. Военная сила из силы сдерживания превращается в силу нападения, в инструмент решения рутинных вопросов. И это очень тревожный симптом нарастания потенциала агрессии и распространения напряженности в мире.
Почему же так происходит, каковы причины этих опасных тенденций?
Прежде всего это объясняется формированием (на некоторое время) однополярного мира, где один полюс сконцентрировал в своих руках колоссальную военную мощь, к которой он прибегает как к самому простому средству достижения своих целей. При этом ввиду отсутствия государств, равных ему по силе влияния, он чувствует себя вправе действовать в одностороннем порядке. Огромная власть таит в себе не только искушение повсеместно ее применять, но и угрозы для самой этой власти, связанные с утратой объективной оценки своих действий и их последствий.
Еще одной причиной повышения роли военной силы в международных отношениях является ослабление политических и дипломатических механизмов воздействия на мировые процессы. Это связано со снижением эффективности деятельности международных организаций, традиционно игравших роль арбитров при возникновении острых проблем и оказывающих содействие в скорейшем разрешении конфликтов.
Рост роли военной силы связан также с ослаблением режима соблюдения международного права. Это обусловлено обстоятельствами как внутреннего, субъективного, так и внешнего, объективного характера.
Во-первых, в субъективном контексте оказывается, что право сильного как мировоззренческая категория начинает преобладать над правом международным как юридической категорией. То есть мораль, которая всегда была основой права, обретая новое, нетрадиционное содержание, начинает этому праву противоречить и доминировать над ним.
Во-вторых, в контексте объективных процессов следует отметить, что появление на мировой арене негосударственных образований в качестве активных игроков показало неэффективность регулирующей функции международного права, рассчитанного исключительно на государства как субъекты международных отношений. Новые транснациональные и наднациональные субъекты оказались вне международного правового поля и начали действовать вне всяких правил, норм и ограничений, включая применение военной силы против государств. Но в этих обстоятельствах государства, ставшие объектом нападения, в частности, международных террористических организаций, оказались в ситуации войны с противником, не имеющим государственности, в отношении которого невозможно применить традиционные правовые рычаги воздействия. В этой нестандартной ситуации государство применяет военную силу против негосударственного игрока вне международного правового поля.
Многие государства в новых условиях оказались в ситуации войны с противником, не имеющим государственности, в отношении которого невозможно применить традиционные правовые рычаги воздействия. В этой нестандартной ситуации государство применяет военную силу против негосударственного игрока вне международного правового поля
Но здесь возникает еще одна проблема. Это обвинение тех или иных государств в связях с террористическими, то есть негосударственными структурами. В этом случае появляется новый юридический феномен, который можно обозначить как делегитимизация государства, приравниваемого к ячейке преступной сети и рассматриваемого как его часть.
Выдвигая подобные обвинения в адрес государств, их противник, намеревающийся использовать против них военную силу, фактически заявляет о лишении их международной правосубъектности. Таким образом он стремится получить возможность оправдать свои действия в глазах мирового общественного мнения и уйти от ограничений, накладываемых международным правом.
4) Критерий агрессивности:
агрессивность власти (приход к власти агрессивного и антироссийски настроенного лобби);
агрессивность доктринальных установок НАТО, США (ставка на упреждающие действия и контрраспространение в стратегии национальной безопасности США, распространение зон ответственности командований США на территорию России);
агрессивный мессианизм (исключительность и избранность, присвоение права устанавливать ценности, что позволяет выступать со всяческими обвинениями в адрес России, например, в отсутствии демократии);
агрессивный национализм (шовинизм, сопряженный с русофобией и славянофобией правящей элиты);
агрессивный авторитаризм (стремление к глобальному доминированию, непримиримость к конкурентам, отношение к ним как к угрозе национальной безопасности, восприятие России как главного конкурента);
агрессивность союзников (например, союзника США Израиля).
5) Критерий оккупации традиционных зон геополитического влияния России путем:
обеспечения военного присутствия в этих регионах (американские базы и базы НАТО по периметру границ России);
организации “бархатных” революций и приведения к власти антироссийских марионеточных режимов (Грузия, Украина);
эскалации войны на территории государств – партнеров России (например, Ирака);
делегитимизации в глазах мировой общественности союзников России (Белоруссия).
6) Критерий легитимизации войны (“развязывания рук”), дающий возможность США снять всякие ограничения международного права на начало, ход боевых действий, выход из-под юрисдикции международного суда по военным преступлениям.
7) Комплексный критерий признаков стратегической подготовки противника к агрессии против России:
- подготовка экономики (в том числе активизация деятельности ВПК);
- подготовка законодательной сферы (включая правовое обеспечение оперативности принятия решений на начало военных действий, введение ограничений на права человека в целях обеспечения внутренней безопасности, законодательное обеспечение приоритетной роли, расширенных функций ВС и увеличения расходов в военную сферу);
- политическая подготовка (в том числе концентрация власти силовых структур, формирование альянсов на антироссийской основе с включением в них антироссийски настроенных государств и организаций);
- геостратегическая подготовка (обеспечение геостратегических возможностей для агрессии):
геостратегическая блокада России в результате создания баз по периметру ее границ;
блокирование военных баз России за границей путем создания собственных баз на территории этого же государства (меры, направленные на лишение России возможностей использовать имеющиеся военные базы за границей);
геостратегический доступ – обеспечение возможности доступа к районам, стратегически выгодным для совершения агрессии;
меры, направленные на лишение России возможностей геостратегического доступа к районам, стратегически необходимым для отражения агрессии (в том числе путем коррумпирования и подкупа стратегических союзников России);
- военно-стратегическая подготовка к агрессии против России;
- военно-стратегическая готовность к агрессии против России;
- психологическая и духовная готовность населения к войне (в том числе высокое чувство патриотизма и готовность к потерям).
8) Критерий нейтрализации (в том числе путем дискредитации, коррумпирования, оккупации) партнеров (союзников) России:
экономических;
политических;
военно-стратегических.
9) Критерий направленности действий на снижение возможностей России к обеспечению обороноспособности и отражению агрессии:
экономических (финансовых);
политических;
социальных;
информационных;
духовных;
военных.
10) Критерий направленных усилий по демилитаризации России, в том числе:
нагнетание истерии вокруг якобы ее слишком высокой милитаризации;
поддержка и активизация деятельности пацифистских организаций на территории России;
пропаганда антипатриотизма в России.
11) Критерий антироссийской направленности информационных кампаний западных СМИ.
12) Критерий фабрикации оснований для агрессии:
фабрикация угрозы в лице России (официальные заявления и организация провокаций, нацеленных на то, чтобы дискредитировать Россию и представить ее как угрозу мировому сообществу, обвинив в распространении ОМУ, связях с врагами США и антидемократизме);
стремление к интернационализации (глобализации) внутренних угроз России (усилия, направленные на то, чтобы представить внутренние угрозы России как международные, например, международный терроризм в Чечне);
стремление к национализации внутренних угроз России (усилия, направленные на то, чтобы представить внутренние угрозы России как угрозы безопасности стран НАТО и национальной безопасности США, например – отнесение нескольких террористических организаций, действующих на территории Чечни, к ячейкам “Аль-Каиды”, главного декларируемого врага Америки, или отнесение регионов РФ к территориям жизненно важных интересов НАТО и США).
13) Критерий направленности на “обезглавливание” российского государства (критерий деиерархизации) путем разложения государственного и военного руководства (в том числе усилия, направленные на коррумпирование правящей элиты в России).
14) Критерий формирования альянсов на антироссийской основе (организация ГУАМ).
15) Критерий контробъединения (меры, направленные на разрушение и недопущение создания военных и военно-политических альянсов с участием России).
16) Критерий направленности на дестабилизацию обстановки в России, в том числе путем:
активизации разведывательно-диверсионной деятельности;
катализации дезинтеграционных и конфронтационных процессов в государстве и обществе;
дискредитации власти;
дискредитации армии;
усилий по разрыву обеспечивающего победу в войне единства власти, армии, народа;
финансирования и поддержки “пятой колонны”;
формирования и поддержки сил оппозиции власти, сепаратизма и религиозного экстремизма.
Все указанные выше направления и компоненты подготовки к агрессии в отношении России проявляются в настоящее время комплексно, в полном объеме, синхронно (одновременно), интенсивно, в глобальном масштабе и тотально. Это требует принятия экстренных мер по отражению агрессии и концентрации всех национальных патриотических сил на обеспечение обороны и выработку эффективной стратегии сопротивления агрессору во всех боевых пространствах иерархии современной войны. Особое внимание необходимо обратить на использование сетевых принципов, позволяющих организовать мощное децентрализованное сопротивление под руководством вооруженных сил. Особенно важно продумать такую стратегию сопротивления для сценария смены власти в результате “бархатной” революции и установления оккупационного режима, приведенного агрессором для осуществления демонтажа российской государственности.
Налицо подготовка потенциальных противников к агрессии против нашей страны. Она осуществляется комплексно, в полном объеме, интенсивно, в глобальном масштабе и тотально. Это требует принятия экстренных мер по отражению агрессии и концентрации всех национальных сил на обеспечение обороны и выработку эффективной стратегии сопротивления агрессору во всех боевых пространствах современной войны.
Все усугубляется тем, что мы стоим на пороге тектонических перемен во всем мире, в преддверии смутной, кровавой и непредсказуемой эпохи перехода от индустриализма к новому миру. Мы не можем в деталях предсказать течение надвигающейся смуты, однако в силах обрисовать главные угрозы России в ближайшие двадцать лет.
Запад ожидают мучительные процессы разрушения и трансформации. Его ждет старение и вымирание коренного населения, крах социально ориентированного государства (не только из-за глобализации, но и из-за роста доли дряхлых стариков в населении Европы, Японии и США), обнищание среднего класса, нашествие волн исламских эмигрантов. Западные общества будут раздираться острейшими противоречиями между богатыми и бедными, между белыми и цветными, между христианами и мусульманами. К этому всему добавятся опаснейшие проблемы переходного периода между индустриализмом и когнитивным миром (Нейромиром). А тут и рассыпание общества на “мозаику” разных групп, кризис самоидентификации, разрыв между старыми отраслями промышленности и новым сектором экономики, кризис системы образования, массовая психическая неустойчивость, появление миллионных масс люмпенизированного населения с явно выраженными привычками “вторичных варваров”. Мы увидим рост коммунистических, фашистских и национал-социалистических настроений во вчера еще благополучных странах.
И если Европы русским бояться всерьез не приходится (она давно растратила воинственность), то Соединенные Штаты – совсем иное дело. Все кризисы переходного периода потреплют США по полной программе. Однако дело усугубится тем, что американцам жизненно важно удержать:
- статус своей валюты как “мировых денег” (в противном случае США окажутся на пороге хаоса и саморазрушения);
- свой статус супердержавы Земли и способность применять военную силу по своему произволу, превращая ее в экономическое орудие (захват природных ресурсов планеты, ее ключевых транспортных узлов и т.д.).
Исторический опыт говорит нам, что правящие круги США всегда стремились выйти из кризиса с помощью внешних войн и “сброса” своего кризиса на другие народы и цивилизации. Есть все основания полагать, что в будущем они нарастят свою агрессивность, устраивая “войны-шоу”. Не исключено, что в какой-то момент роль “империи зла”, которую нужно расчленить и освоить в интересах “развитого мира”, вновь отведут России. Любой: и той, что продолжит разлагаться, и той, что начнет подъем и собирание вокруг себя отколовшихся земель. В другом варианте нас попытаются использовать как “пушечное мясо” против исламского мира и Китая – в интересах хозяев Америки.
Ситуация усугубляется и тем, что США уже неоднородны и немонолитны. Государственный аппарат Соединенных Штатов раскалывается на конкурирующие группировки, спецслужбы играют в свои игры, также разделяясь на разные фракции. Свою игру ведут транснациональные корпорации, базирующиеся на территории Америки, но не идентифицирующие себя с ней. (ТНК уже обладают мощью, богатством, спецслужбами и силовыми структурами, сравнимыми по возможностям с государственными.) ТНК активно приватизируют госструктуры, слабеющие и все более неадекватные реалиям новой эпохи. Наконец, в недрах США зарождается новая “антицивилизация”, сообщество финансистов, манипуляторов массовым сознанием и специалистов шпионских операций, у которой есть свои интересы.
США в этом веке превратятся в крайне нестабильную систему с “холодной гражданской войной” внутри. А нестабильность чревата военно-политическими авантюрами.
Однако угрозу для нас будет представлять и Китай – с его кризисами перенаселения, дефицита энергоресурсов, нехватки пресной воды и плодородных земель. Кроме того, нынешняя демографическая политика ведет к численному преобладанию молодых мужчин над молодыми женщинами в соответствующих возрастных когортах. А это значит, что Китай получит десятки миллионов неудовлетворенных жизнью, агрессивных людей. А это – питательная среда для внешних войн. Причем обезлюдевшая Россия представит собой заманчивый объект агрессии.
Наконец, нам придется иметь дело с бурлящим, склонным к экспансии исламским миром. Слом советского модернизационного глобального проекта подстегнул волны варваризации и “нового Средневековья” на Юге, помноженных на современные технологии смертоубийства и диверсий. Кроме того, исламский мир испытывает обнищание, сплюсованное с демографическим взрывом, способным поставить в ряды агрессоров миллионы фанатичных бойцов, коим нечего терять.
В таких условиях нам придется строить де-факто новые Вооруженные силы. Это возможно лишь после замены прежней, обанкротившейся элиты образца 1990-х годов.
Цель новой Российской империи – не допустить униполярного мира (американской или китайской гегемонии), отстоять свою независимость, защитить сферы жизненных интересов (как минимум – в границах СССР) и вести дело к воссозданию империи.
Нам важно предотвратить агрессию противника любого типа. А самыми вероятными противниками России выступают США и блок НАТО, Китай, агрессивные сетевые организации исламских экстремистов, сетевые международные преступно-коммерческие сообщества и транснациональные корпорации. С известной долей вероятности противниками страны могут выступить Турция, Япония, некоторые постсоветские “страны” (Украина, Грузия). Внешняя агрессия, вполне вероятно, может сопровождаться “встречными” действиями сепаратистов внутри РФ и диверсионно-террористическими операциями.
Самыми вероятными противниками России выступают США и блок НАТО, Китай, агрессивные сетевые организации исламских экстремистов, сетевые международные преступно-коммерческие сообщества и транснациональные корпорации. С известной долей вероятности противниками страны могут выступить Турция, Япония, некоторые постсоветские “страны” (Украина, Грузия).
У восставшей из кризиса России неизбежно появятся противники четырех разновидностей. Как, впрочем, есть они и сейчас.
1. Противник самый серьезный и опасный – воздушно-космический, информационный, хорошо оснащенный интеллектуальным и высокоточным оружием, богатый, почти всесильный. Это – Соединенные Штаты.
2. Противники второго вида – это страны с армиями, построенными по классическим канонам индустриальной цивилизации, “вермахтоподобные”. У них – мотомеханизированные подвижные части, мощная артиллерия, истребители-бомбардировщики, штурмовики и ударные вертолеты. Они на эпоху отстают от главного врага и ведут совсем иную войну, но тем не менее очень опасны. Кто это? Это и Турция, и страны НАТО, и вчерашние страны социализма в Европе, и государства Азии, и Китай, и, увы, Украина – хотя поставим мы ее в этом списке последней. И по вероятности нападения, и по способности воевать.
3. Третий род противника – полупартизанские и партизанские отряды, тесно сплетенные с наркопреступностью и сепаратизмом, сплоченные общим грабежом, религией или родоплеменной дисциплиной. Отнесем сюда и международные преступные сетевые сообщества. Враг сей такого же типа, что и талибы, и чеченские отщепенцы, и албанские бандиты в Косово. Построен по сетевому принципу, действует методами мятежевойны.
4. Частные военные компании – гибрид частных армий и спецслужб. Инструмент для “грязной работы” государств и транснациональных корпораций. Применяется для управления мятежевойной, точечных “спецопераций” и для проведения подрывных действий. В ближайшее время они будут широко оперировать в пораженной “рассеянным склерозом” РФ.
Может случиться так, что с ними придется воевать по отдельности. А может быть и совсем иначе: воздушно-космический удар США поддержат и механизированные армии их младших союзников, и ватаги бандитов-сепаратистов, которые скрываются в лесах и горах, и частные военные компании.
Если думать шаблонно, то для каждого типа противника нужны свои силы обороны. То бишь Россия должна вооружить и содержать армии сразу трех типов. Для борьбы с партизанщиной – карательные и противопартизанские части, со слабой бронетехникой, вертолетами и тихоходными самолетами, которые хороши именно против скрытных, мелких отрядов. Применять против них нынешние ядерные арсеналы имеет ровно столько же смысла, сколько стрельба из миномета по тараканам.
Чтобы драться с армиями классическими – потребны классические же полки, дивизии и корпуса. Но они годятся с грехом пополам для войны с партизанами и вовсе бесполезны в схватке с аэрокосмическим врагом. Он их сверху расстреляет, парализует подвоз горючего и боеприпасов – и все. Это умудрялись делать немцы в 1940-х, охотясь за поездами и автоколоннами на тихоходных “лаптежниках” Ю-87 – что уж говорить об аэрокосмических экспедиционных формированиях США?
А чтобы тягаться с самым сильным противником, в идеале нужно иметь такие же аэрокосмические, чертовски дорогие и сложные силы. Но даже если они есть, они, конечно, могут противостоять американским аэрокосмическим экспедиционным формированиям (АЭФ) и морским ударным соединениям, и даже мотомеханизированным массам их младших партнеров, однако совершенно бессильны в борьбе с партизанами. У партизан ведь нет ни спутников, ни аэродромов, ни уязвимой промышленности, транспорта и связи, телевидения и мегаполисов.
Однако тут задача наша усложняется тем, что даже воскресшая Россия не сможет иметь равные американским силы для войны последнего поколения. Слишком уж дорого.
Значит, остается создать такие Вооруженные силы, которые смогут заниматься своеобразным многоборьем: воевать и с АЭФ, и с партизанами, и с танково-пушечным противником, и с частными военными структурами. Другого выхода у нас просто нет.
В 1930-х годах “великий стратег” маршал Тухачевский исповедовал весьма оригинальную стратегию грядущей мировой войны. В случае вторжения в весьма небогатую Россию сильных армий богатого Запада их надо затянуть в изнурительную партизанскую войну, заставить их увязнуть на нашей земле. В это время наша стратегическая авиация нанесет удары по городам Запада. Тамошний рабочий класс, по мнению Тухачевского, сочувствует СССР и своих буржуев ненавидит. А потому после налетов восстанет и установит в Европе советскую власть. После чего с радостью встретит Красную Армию.
Казалось бы, бредовые замыслы Тухачевского можно навсегда списать в музей. Но неожиданно они стали актуальными в наши дни. Хотя и на другой основе.
Конечно, нет уже Советской власти, а тем паче – классовой солидарности трудящихся. Но зато, как мы знаем, есть страх Запада перед людскими жертвами, склонность к панике, неготовность к полноценной гражданской мобилизации. Поэтому наиболее уязвимыми целями на Западе являются:
– города и узлы жизнеобеспечения его стран;
– места сосредоточения его финансовой, экономической, политической и культурной элиты.
Западный обыватель может бунтовать против войны. И если раньше приходилось рассчитывать на несовершенные бомбардировщики, то теперь есть стратегические крылатые ракеты, сверхзвуковые ракетоносцы и баллистические “птички”. Причем с ядерными зарядами, которые можно делать равными хоть миллионам тонн тротила, хоть десяткам тонн. Во многих же случаях можно обойтись и неядерным снаряжением.
При сем задача перед русскими становится куда легче, чем перед НАТО. Западу-то придется охотиться за подвижными носителями ядерного оружия русских, на что требуется уйма самолетов и крылатых ракет. Нам же нужно поразить всего несколько десятков неподвижных целей. Если же Запад попробует нанести удар по нашим городам с миллионами жертв, ему же хуже – тогда русские исполнятся ненавистью и возьмут в руки оружие поголовно. Никакая пропаганда Западу уже не поможет.
Пригодится нам и диверсионно-партизанская война. Одно дело – громить аэрокосмическими экспедиционными силами большие сухопутные соединения русских войск с тысячами хорошо заметных из космоса машин и пушек, с огромным тыловым хозяйством, зависящие от подвоза тысяч тонн топлива, огнеприпасов и провизии, скованных складами, железными дорогами, шоссе, автомобильными и железнодорожными мостами. И совсем другое – воевать с верткими, способными распыляться и исчезать в чащах да городских кварталах группами, у которых нет демаскирующих тяжелых моторов и громоздких обозов.
Однако эти мелкие группы, организованные по сетевому принципу, умеют больно жалить врага, массируя свои удары на наиболее слабых местах противника, а затем – рассыпаясь. За последний век в мире накоплен колоссальнейший опыт партизанской и полупартизанской войны.
Сетевые подвижные отряды сухопутных сил, единые силы специальных операций, мощные спецслужбы и оружие дальнего, точного, глобального поражения – вот принципиальное устройство новых русских ВС.
Они хороши в борьбе с аэрокосмическим противником первого типа.
Они хороши для противопартизанских действий с уничтожением финансовых и идеологических центров боевиков за рубежом (с помощью ракет высокой точности воздушного и морского базирования, действий групп спецназа, высаживаемого с самолетов и подлодок).
Они (благодаря тесной связи со спецслужбами) хороши для войны с частными военными структурами.
Они годятся для борьбы с армиями старого, индустриального типа.
Примерное устройство
Центр сетевого управления боевыми действиями (распределенный военный “мозг”, способный разрабатывать смелые операции и управлять ими). Может быть, в него войдут на принципах “виртуальной корпорации” ГШ и спецслужбы, а также частные интеллектуальные центры и корпоративные службы безопасности.
Центр подбора, учета и выдвижения кадров (отдельно от Министерства обороны, далее – МО).
Центр военной инспекции (отдельно от МО, под прямым руководством Главы Государства).
Организация по работе с военно-патриотическими клубами и подобными им структурами – отбор с юности самого пассионарного и преданного делу кадрового состава. Здесь же – взаимодействие с ветеранскими организациями военных, разведчиков и спецназа.
1). Сухопутные силы.
1.1. “Линейные части” легкого, партизанского типа. Модульный принцип устройства. Приданные мобильным отрядам танковые и ракетно-артиллерийские части с высокоточным оружием. Здесь как род войск – мобильные силы, созданные на базе ВДВ. Оснащены мощным оружием высокой точности и тактическим ядерным оружием.
1.2. Фронтовая авиация (вертолеты и штурмовики, беспилотные разведчики и бомбардировщики).
1.3. Единые Силы специальных операций (сведенные в единый кулак нынешние спецназы с единым командованием, снабжением, системой подготовки). Части для осуществления диверсионных операций.
Деление сухопутных сил на армию и Внутренние войска ликвидируется. Создаются единые сухопутные силы.
Спецназ по сути представляет собой колыбель армии будущего. Подготовленные бойцы, люди особого сорта, профессиональные воины, разведчики и диверсанты, они превращаются в универсальный меч России. Хорошо оснащенный спецназ может буквально все. Он незаменим в борьбе с боевиками-сепаратистами – потому что позволяет уничтожать их гнезда и главарей, не прибегая к стратегии “выжженной земли”. Неважно как – собственными рейдами или наведением на цели ударов высокоточного оружия. Спецназ, работающий в связке с авиацией или ракетчиками – вообще страшная сила.
Новой России потребен сильный спецназ. Не нынешняя его пестрота, а настоящие Специальные Силы как отдельный род войск, со своим штабом, системой учебных заведений, технической базой, специальными вооружениями, отменным финансированием.
Спецназ станет острием Вооруженных сил. Его действия будут не просто помогать армиям и фронтам, а сами по себе решать исход конфликтов. Армий и фронтов в войне будущего, скорее всего, не окажется. Война превратилась в очаговую, рассеянную. И потому спецназу нужна новая техника. Дело не только в снаряжении и оружии (это – отдельная тема), но и в средствах скрытной переброски. Скорее всего, под обеспечение задач спецназа перестроятся и флот, и авиация.
Например, подводные лодки советских ВМФ строились для того, чтобы нести на себе ракеты дальнего боя (“убийцы городов”), топить такие же лодки стратегического назначения США, уничтожать надводные корабли вероятного противника и парализовать его перевозки по морю. По инерции гораздо более слабый подводный флот РФ нацелен на те же задачи. Не пора ли использовать лодки с бóльшим толком? Сейчас в нашей стране имеются образцы небольших, практически недоступных для обнаружения субмарин, как нельзя лучше пригодных для скрытной переброски бойцов спецназа на территорию противника. А миссии могут быть разными: высадки диверсантов в Европе, Америке и Азии, скрытное проникновение в район виллы главаря террористов где-нибудь на Средиземном море, выпуск боевых пловцов вблизи военно-морских баз врага или … у Лазурного берега, где стоят особняки особо пограбивших нашу страну особей. Или ... у побережья Флориды, где в супернебоскребах проводят время российские наркоторговцы.
Нечто подобное будет и в авиации. Вряд ли нам понадобятся тысячи самолетов для ведения воздушных сражений и превращения в развалины целых стран. Слишком дорого и малоэффективно. Гораздо целесообразнее создать ударные группы для действий в связке с отрядами спецназа. Как? Разведчики выходят в заданный район и “подсвечивают” летчикам обнаруженные цели. А туда прорываются самолеты особых эскадрилий, куда собраны все боеспособные группы штурмовиков и истребителей-бомбардировщиков нынешних ВВС. А в перспективе – машины, оснащенные самым лучшим высокоточным вооружением и окрашенные радиопоглощающей краской, которая делает их невидимыми для радаров противника. (Как вариант: на цели выходят космические штурмовики.) И когда враг пытается разбомбить Россию и принудить ее к капитуляции, он вдруг сам обнаруживает, как под удар попали его жизненные центры. Словом, наземный спецназ дополняется спецназом воздушным.
При всем этом именно силы специального назначения должны стать самым активным потребителем всех необычных технологий. И в этом нет ничего удивительного: ведь диверсантам и разведчикам придется действовать в глубоком тылу противника, в отрыве от баз снабжения, рассчитывая только на себя, противостоя многократно превосходящему отряд противнику.
А это значит, что ему нужны установки свободной энергетики, моторы, потребляющие ничтожные объемы горючего, связь нового типа, которая устойчива, защищена от помех и не зависит от спутников. Ему нужны необычные средства передвижения и мощное, но легкое оружие. Если генераторы Деева еще в 1990 году могли останавливать танки на расстоянии, таинственным образом заставляя их топливо загустевать в баках, то они тем более сгодятся для диверсантов, которым потребуется обездвижить целые эскадры или авиационные “крылья” противника.
А высокие гуманитарные технологии? Здесь им открывается самое широкое поле для применения. Ведь “хай хьюм” в военном исполнении позволяет готовить сверхвоинов: способных “наводить” на себя пассионарность, видеть в темноте, обострять способности своей психики и тела, превращаться в неутомимых бойцов со сверхчутьем и даром предвидения. Мы знаем о нейротехнологиях такого рода.
Философия нового мира изменит облик армии. Уйдет ненужная избыточность. Боевые действия превратятся в сетевые операции, где на первый план выходят инициатива младших и средних командиров, их умение действовать самостоятельно. Война превратится в набор специальных и психологических операций, целью которых станет поражение прежде всего вражеского сознания, паралич его воли. Мы получим Вооруженные силы, где очень смелые и необычные решения станут правилом жизни. Здесь обычное оружие приобретет необычные черты.
Философия нового мира изменит облик армии. Уйдет ненужная избыточность. Боевые действия превратятся в сетевые операции, где на первый план выходят инициатива младших и средних командиров, их умение действовать самостоятельно, а целью станет поражение прежде всего вражеского сознания, паралич его воли. Обычное оружие приобретет необычные черты.
Прежние военно-воздушные, сухопутные и морские силы перестроятся под философию нетривиальных действий. Сегодня совершенно очевидно: эволюция сухопутных сил идет в сторону повышения их подвижности. Полагаем, что в ближайшие годы все боеспособные части СВ должны быть сведены в несколько аэромобильных дивизий. В самые сжатые сроки они будут перебрасываться в любой район вероятных военных действий. Для этого придется в кратчайшее время полностью обновить вертолетный парк, насытив его новейшими ударными машинами Ми-28Н и Ка-52 “Аллигатор”, маленькими, но эффективными геликоптерами-разведчиками Ми-34МС, модернизированными транспортниками Ми-17 и Ми-26МС. Настало время обновить транспортную авиацию, реанимировав программу “Руслан” и развернув новые: Ан-70 и среднего экономичного транспортника КБ имени Туполева. Подвижные сухопутные войска должны перебрасываться вместе с танками, артиллерией и ракетными комплексами!
Мобильные боевые группы смогут, если придется, сражаться и с бригадами НАТО, и с китайскими дивизиями, и с ватагами боевиков. Танки и боевые машины новой армии, получив двигатели и разнообразные устройства на закрывающих технологиях, обретут невиданную автономность. Там, где раньше танк пожирал 200 литров горючего на сто километров хода, необычная техника Нейромира позволит ему сбить потребление топлива до уровня “Жигулей”. А что это значит? То, что техника новой России будет намного меньше зависеть от баз снабжения. Если сегодня для того, чтобы разбить армию параличом, достаточно уничтожить ее базы с горюче-смазочными материалами, то завтра достичь этой цели станет намного труднее.
Действия небольшими подвижными группами, формирующими боевую сеть или “рой”, позволят русским наносить агрессорам неприемлемые для них потери. Небольшие отряды намного легче выходят из-под удара аэрокосмических экспедиционных сил США или неисчислимых китайских корпусов. Они заставят всякого, кто вторгся к нам, увязнуть в партизанской войне среди лесов, болот и городских кварталов. Они смогут остудить горячие головы фундаменталистов и сепаратистов, щедро финансируемых с Запада и Востока.
2). Воздушно-космические силы
2.1. РВСН в модернизированном виде (подвижность и скрещение с сильными охранными отрядами своего спецназа).
РВСН сыграют особую роль в психологическом давлении на высокоразвитых возможных агрессоров (США и Китай). В условиях подавляющего превосходства вероятного врага в высокоточном ракетном оружии и ВВС (Америка) и сухопутных силах (Китай) ядерное оружие становится для нас важнейшим “уравнителем сил”. Особенно важно психологическое воспитание русской правящей элиты: она должна показать всему миру свою решимость применить ядерное оружие в критический момент, не боясь никаких международных трибуналов. Ныне такой решимости нет, в отличие от прежнего советского руководства (Сталин, Хрущев, Брежнев) и современного китайского. Мы должны скрестить развитие и обновление ядерно-стратегического арсенала страны с психологическими операциями, нацеленными на убеждение всего мира в русской решительности и беспощадности при отражении агрессии.
Сами ракетные войска стратегического назначения должны превратиться в подвижные формирования, оснащенные “сухопутными кораблями” – вездеходами-амфибиями “Витязь” Ишимбайского машиностроительного завода. Так, чтобы в период угрозы исчезнуть и раствориться в лесных чащобах, уходя из-под ударов вражеских крылатых ракет и авиации, ускользая от спутников разведки. Сами ракеты должны стать многозарядными, способными прорывать ПРО врага. Их боеголовки должны совершать маневры в космосе и атмосфере, затрудняя свой перехват. Да и гамма боезарядов должна быть разнообразной: от сверхмощных, нацеленных на массовое уничтожение – до “микроядерных” боеголовок “хирургического действия и ЭМИ-бомб, которые взрывами в атмосфере должны выводить из строя электронику и электротехнику врага, его связь и энергетику.
Районы патрулирования этих мобильных РВСН должны прикрываться силами ПВО и спецназа.
Мы не должны связывать себя никакими международными договорами в формировании ракетной группировки. (До сих пор договоры СНВ с США лишали нас самых эффективных, малоуязвимых и экономически выгодных видов ракетно-стратегического оружия.) Бояться гонки вооружений здесь не приходится: со стороны США наращивание ядерного потенциала бессмысленно, а нам можно ограничивать себя здравым смыслом и размерами бюджета.
2.2. Воздушно-космическая оборона: соединенные силы ЗРВ и РТВ, СПРН, РЭБ, ВКО, Космических войск (в перспективе – с легкими аэрокосмолетами многоразового действия, спутниками-убийцами и спутниками – постановщиками помех для вражеской навигации), авиации ПВО, собственно ВВС, ВТА и Дальняя авиация. Задача – борьба не только с вражеской авиацией – носителями ВТО и крылатыми ракетами, но и уничтожение военных баз агрессора на земле, центров его глобальной ПРО, центров управления и т.д. Действие в тесной связке с РВСН. Отдельное внимание – оружию для уничтожения спутниковых группировок врага как основы его силы. Уничтожение спутников его связи и навигации на высоких орбитах. Дальняя авиация ценна тем, что несет крылатые ракеты дальнего поражения, неперехватываемые ПРО вероятного противника.
2.3. Создание (по плану “отца” советских ПРО и системы “истребитель спутников” академика Анатолия Савина) единой системы, объединяющей орбитальные группировки России, предназначенные для дистанционного зондирования Земли всех видов (оптического, радиолокационного и т.д.), радиоразведки, спутникового эшелона СПРН (системы предупреждения о ракетном нападении), спутников морской разведки и глобальных информационных систем. Интегрируя потоки данных от разных спутниковых систем, система обладает признаками как военной структуры, так и выгодного коммерческого предприятия (система двойного назначения).
В одном режиме интегральная космическая система может работать и на мирный заказ. Например, по заявкам государственной власти на федеральном и региональном уровнях, показывая истинные масштабы проводимых работ, размеры последствий катастроф и стихийных бедствий, настоящие объемы полевых работ, работ по разведке полезных ископаемых и природных ресурсов и т.д. Здесь же – предоставление услуг по точной навигации и космической связи коммерческим пользователям. В этом случае государственная власть получает мощное средство централизации страны, борьбы с нерадивыми властями на местах, воровством бюджетных средств и хищничеством подрядных организаций, а вдобавок – и средство самофинансирования национальной обороны с выходом на мировой рынок высокотехнологичных услуг. Но поскольку системы космического зондирования и связи одновременно являются и средствами разведки и инфообеспечения боевых действий, интегральная космическая сеть послужит России для ведения успешных боевых действий.
В случае войны с противником первого типа ВКС прикрывают районы развертывания РВСН и центры управления страны от обезоруживающего удара вражеским ВТО из воздушно-космического пространства.
В случае войны с противниками других типов Воздушно-космическая оборона занимается разведкой и наведением ударов по скоплениям мотомеханизированных частей, по базам их снабжения. РВСН служат щитом для отражения “вермахтоподобной” агрессии.
В случае борьбы с партизанами и частными военными компаниями дальние ракетоносцы-стратеги, снаряжаясь крылатыми ракетами и бомбами с неядерной БЧ, могут наносить удары по бандитским гнездам в любой точке мира, действуя в связке с космической разведкой, спецслужбами, МВД и т.д. Наличие бомбардировщиков Ту-160 с огромным потенциалом модернизации (и перспективных машин такого класса) позволят нам вести действия глобального размаха, компенсируя военно-морскую слабость.
3). ВМФ
3.1. Силы прикрытия водных районов, из которых по России могут быть нанесены массированные удары крылатыми ракетами и авиацией морского базирования (Балтика, Черное море, Арктика, Тихий океан). Предназначены для борьбы с авианосными соединениями, арсенал-шипами и кораблями-невидимками, подводными ракетоносцами.
Состоят из морской ракетоносной авиации (можно формировать из модернизированных Ту-160, способных заменить уходящие Ту-22М3), крейсеров УРО, легких многоцелевых кораблей-ракетоносцев и кораблей ПЛО, неатомных субмарин нынешнего и перспективных типов, легких перспективных авианосцев.
3.2. Подводный флот, состоящий из ядерных подлодок разного назначения, а в будущем – многоцелевых.
Подводный флот в лице ракетоносцев-стратегов – это функции стратегического сдерживания вместе с РВСН и Дальней авиацией.
Подлодки с торпедами и крылатыми ракетами на борту – средство уничтожения крупных надводных кораблей противника, прежде всего – уничтожения крупных группировок ВТО и нанесения сильнейших ударов по психике противника. Отказ от широкомасштабной войны на срыв грузовых перевозок – быстротечность войн этого не позволяет.
Лодки должны иметь крылатые ракеты для ударов по наземным объектам в ядерном и обычном снаряжении (для участия и в широкомасштабной войне, и в “деликатных” операциях).
Подлодки же станут прекрасным средством доставки диверсионных групп и отрядов боевых пловцов на территорию США, стран НАТО и других прибрежных стран в случае необходимости.
3.3. “Рейдерские” отряды высокой автономности на Тихом океане, в Атлантике и Индийском океане (“боевые стаи” из трех-шести атомных авианосцев и приданных им сил). Они станут средством стратегического присутствия русских в Мировом океане, орудием психологического давления и в случае войны смогут оттянуть на себя военно-морские силы вероятных противников.
4). Силы “тотальной войны будущего” (борьба в информационно-ментальном пространстве)
4.1. Центры предвидения и прогнозирования ситуации – гражданские и военные, частные и государственные, связанные в сети. Предотвратят неожиданность нападения. Годится все – от парапсихологии до компьютерных систем (антикризисных центров, систем предвидения нападения “Сплав” и т.д. вплоть до приглашения военных фантастов для разработки перспективных сценариев). Здесь же – разработка целей для дальних ударов, создание стратегии борьбы с сепаратистами и “оранжевыми революционерами”, подавление пятой колонны врага в России.
4.2. Разведка всех видов, выполняющая как военные, так и экономические функции.
4.3. Структуры и войска связи, включая ее перспективные помехоустойчивые виды (вплоть до квантовой и телепатической по Казначееву–Смирнову–Звонникову–Шабетнику). Снова – сеть из государственных и частных структур. В перспективе – общая коммуникация всех частей Вооруженных сил в единую “мыслящую сеть”. Создание особых частей и структур для подавления каналов связи противника всеми известными способами.
Силы “войны будущего” будут включать в себя: “мыслящую сеть” прогнозирования, войска связи, сеть хакерской войны, сети финансовой войны, пропаганды, психологической войны и операций на поражение сознания противника, “координатное ведомство”, объединяющее данные разных видов разведки, в том числе экономической и финансовой, проводящее сканирование каналов связи, дешифровку и др.
4.4. “Координатное ведомство” – сетевая структура, объединяющая воздушную и космическую разведку всех видов, сканирование каналов связи, дешифровку, а также, не исключено – и данные других видов разведки: финансовой, экономической, агентурной. Работа в интересах всех ведомств в “он-лайн” режиме.
4.5. Сеть хакерской войны – проникновение в управляющие, информационные и финансовые сети врага, использование Интернета.
4.6. Сеть финансовой войны. Организация спецопераций на мировых финансовых рынках. Целенаправленное создание условий для финансовых кризисов, поражающих потенциальных противников.
4.7. Сеть психологической войны и операций на поражение сознания противника (от привычных деморализующих до перспективных, с использованием психотроники).
4.8. Сеть пропаганды на Россию и ее Вооруженные силы.
4.9. Сеть организаций по отбору людей с необычными способностями и их развитию. Здесь мы создадим для себя гениев боя и управления, суперразведчиков и чудо-спецназовцев, людей с молниеносной реакцией, интуитивными прозрениями и т.д.
К четырехвидовой структуре Вооруженных сил
Мы должны перейти от устаревшей трехвидовой структуры Вооруженных сил (отвечающей интересам борьбы в небе, на суше и на море) к четырехвидовой (небо, суша, море и “бестелесное” информационно-ментальное пространство). Таковы требования современной, всеохватно-тотальной войны.
Для этого необходима тесная координация усилий всех видов ВС, органов государственной власти, российских корпораций и сетевых структур.
К конструированию боевых группировок
Россия должна перейти к модульному принципу создания боевых группировок. Каждая должна создаваться под конкретную выполняемую задачу.
Говоря проще, для разгрома сепаратистско-террористической организации понадобится один набор сил и средств, объединенных единым командованием. Скажем, несколько подразделений спецназа, мобильные сухопутные части, авиадесантные подразделения, батареи самоходных орудий, формирования фронтовой авиации – для действий по разгрому сепаратистов в пределах России. А к ним могут добавиться дальняя авиация и подводные лодки с крылатыми ракетами высокой точности, группы диверсантов – подводных пловцов и специальные структуры разведки для уничтожения зарубежных баз врага. В этом случае создается нужная для конкретной операции боевая группировка из разнородных сил. Если же речь идет об отражении агрессии стран НАТО, то группировки формируются под иные задачи и в другом составе.
Координация
Возможна только при создании сверхпартийной Закрытой Сети Русской цивилизации, объединяющей в себе всех приверженцев идеи создания новой Российской империи (Евразийского Союза, СССР-2 – нужное подчеркнуть). Ее члены должны занять ключевые посты в государстве и крупном бизнесе.
В ее рамках нужно создать Капитул, где за одним “круглым столом” окажутся руководители видов ВС, спецслужб, ГШ и “мозговой сети”.
Цивилизационная роль ВС
ВС сверхновой России должны стать:
- полигоном для применения самых передовых технологий, обеспечивающих преимущество России в человеческом капитале и быстродействии, радикально сокращающих потребление углеводородного сырья и способствующих энергосбережению, использующих новые возможности энергии материи, новую медицину и т.д. Здесь должны находить применение даже те технологии, которые отторгаются в гражданском секторе из-за сопротивления отживших свое сил. ВС должны стать областью создания нашего будущего в интересах всех сфер экономики и социальной жизни, а не только войны;
- стимулятором развития страны (максимум внимания – технологиям двойного назначения);
- областью создания людей наивысшего качества – сверхновых русских. Патриотов, волевых и умных людей, умеющих действовать в кризисных ситуациях, инициативных и изобретательных, свободных от пьянства и других слабостей “низших существ”, центром создания элиты.
Сегодня ясно, что РФ в нынешнем виде не может провести настоящую военную реформу – создать практически новые Вооруженные силы. Возможным сие будет лишь после полной трансформации РФ в Россию.
Но как должны строиться ВС России? Они не могут быть наемной армией. Наемник – плохой защитник Родины. Нет, наши ВС должны строиться по смешанному принципу.
1). Ополчение
Каждый гражданин России обязан быть воином. Он обязан пройти воинскую школу, научившись дисциплине, стойкости, умению владеть современным оружием. Для этого необходимо развернуть по всей стране лагерные сборы и сформировать ополченческие “свернутые” подразделения. В случае вторжения развитых держав ополченцы станут мобильными пешими отрядами сетевой, партизанской войны. Более того, служившие в ополчении должны получать социальные преимущества перед неслужившими.
2). Профессиональная армия-ядро
Формируется из хорошо обеспеченных, профессиональных военных. Так комплектуются силы стратегического сдерживания, аэрокосмические силы, флот, спецназ, ракетно-артиллерийские части и мобильные сухопутные силы.
Чтобы эта часть ВС не загнивала, она по возможности должна воевать регулярно.
К ядру мы отнесем и сержантский состав, который будет служить также в ополчении и добровольческих частях.
3). Добровольческие части
В качестве эксперимента можно допустить существование добровольческих сухопутных частей, формируемых из тех, кто готов идти служить из принципа, а не за денежное содержание. Поощрять таких людей можно предоставлением гражданства (если речь идет о представителях диаспоры и лояльных к России иностранцах), правом на ношение оружия после службы, наделением участком земли и домом за отличную службу, выделением государственного кредита на организацию малого и среднего бизнеса, предоставлением права льготного поступления в вузы, засчитыванием на плебисцитах одного голоса воина-добровольца за два и т.д.
Чтобы оправдать такие привилегии, добровольческие части должны воевать наравне с профессиональным ядром. В них должны собраться самые пассионарные люди, авангард народа.
4). Иррегулярные казачьи формирования
Целесообразно принять часто звучащие предложения о создании “нового казачества” (в том числе и из переселенцев), представители которого получали бы на льготных условиях жилье и работу в полувоенных приграничных поселениях. В их задачи войдет участие в охране южных и восточных рубежей России и несение егерской службы.
Принимая во внимание нынешнее неудовлетворительное состояние дел в оборонном комплексе, особенно с учетом стоящих перед страной вызовов и угроз, оборонная политика государства срочно нуждается в реорганизации. Вот некоторые из принципов необходимой реорганизации:
1. Усиление глобальной конкуренции за контроль над стратегическими ресурсами в формате глобализации, охватывающей рынки квалифицированной рабочей силы, вооружений, информационных технологий и специальных средств, требующей многосторонней квалификации кадров, является основанием принципа универсальности в подготовке и деятельности специалистов в области обороны и безопасности.
Реализация принципа универсальности предполагает учреждение новых и перепрофилирование существующих военных и разведывательных учебных заведений, вовлечение преподавательских кадров с навыками работы в современной информационной среде, пользования специальными техническими средствами и владения языками, включая языки бывших союзных республик СССР.
2. Разрушительный эффект конкуренции национальных компаний, занятых в сфере ВПК, а также конкуренции ведомств, содействующий их криминализации, диктует принцип комплементарности в военно-промышленной и разведывательной сфере, с искоренением условий для экономического, функционального и группового соперничества.
Реализация принципа комплементарности обеспечивается новой военно-технической и функциональной специализацией мощностей ВПК, воссозданием распавшихся и формированием новых циклов производства военной техники и вооружений в рамках специальных государственных программ, преобразованием системы профильного обучения и специализации, начиная с системы среднего военного образования, ликвидацией дублирующих структур и разграничением территориальной и профильной сфер разведывательной деятельности с формированием новых перспективных направлений.
3. Острая необходимость в опережающем развитии военных технологий, достижении стратегического превосходства в ключевых оборонительных сферах, укреплении системы раннего оповещения о стратегических военных угрозах, защиты военной и разведывательной информации и обеспечения личной безопасности кадров предопределяет принцип конфиденциальности в военно-промышленном планировании и внедрении, в распоряжении специальной технической информацией, а также личными данными, представляющими особое служебное значение.
Принцип конфиденциальности реализуется в исполнении обновленного законодательства о государственной тайне России, охватывающего научно-технологические, военно-стратегические, оперативные и кадрово-вербовочные аспекты.
4. Развертывание силами блока НАТО и смежными недружественными военными структурами, а также партнерскими разведывательными структурами стран НАТО и их сателлитов, равно как и псевдо-гражданскими мониторинговыми и надзорными структурами, многосторонней деятельности по ограничению влияния России, с постоянным игнорированием принципов и традиций международного права и применением “двойных стандартов” в военно-политических требованиях к России и ее партнерам вынуждает российскую сторону к утверждению принципа наступательной необходимости в военной и разведывательной сфере.
Реализация принципа наступательной необходимости предполагает первоочередную мобилизацию резервов военной науки и первостепенное внедрение новых разработок в сфере стратегических вооружений, в том числе совместно с союзными государствами и перспективными партнерами, восстановление деградированных и формирование новых баз развертывания стратегических сил, формирование и исполнение программ строительства стратегических подводных лодок, многофункциональных средств слежения и локации; привлечение новых кадров и закрытую специализацию в области исполнения разведывательных миссий на территории недружественных государств, модернизацию программных средств военного назначения и соответствующей специализации разведывательных и контрразведывательных кадров. Кроме того, наступательная необходимость затрагивает все аспекты массовой работы в духовно-психологической сфере, включая применение технологий и контртехнологий воздействия на сферу бессознательного.
5. Острая необходимость эффективного использования наличного научно-производственного, педагогического и боевого потенциала Вооруженных сил и спецслужб России, восстановления производственных циклов, специальных образовательных программ и всей системы вербовочно-агентурной работы наполняет новым содержанием принцип оборонительной достаточности, предполагающий задействование всех невостребованных резервов и ликвидацию лакун и брешей в физическом и кадровом обеспечении стратегической обороны, технической, экономической и военной контрразведки.
Принцип оборонительной достаточности реализуется в широком спектре специальных, а также в фрагментах и специальных направлениях общих государственных научно-технических программ, а также в квалифицированном кадровом обеспечении систем защиты техники, технологий и безопасности личного состава.
Государство, раз возникшее, обязано смотреть на себя как на окончательное, обязано быть таким, чтобы служить нации во всех ее нуждах, при всех моментах ее будущей эволюции. …Именно в этом смысле политика должна быть национальной, иметь своим объектом целостную историческую жизнь нации.
Л.А. Тихомиров
Освобождение России от коррупционных пут и от неэффективности государственного управления невозможно на пути частных оптимизаций и пересаживаний в чиновничьем “квартете”. Должны измениться идеология, целеполагание государства и самосознание политического класса. После затянувшейся эпохи “приватизации власти” чиновничеством и олигархатом должна быть произведена полноценная национализация власти. И в этом случае коррупция и неэффективность из системообразующего фактора превратятся в частные недостатки, устранимые организационными, дисциплинарными и репрессивными мерами. Национализация власти приведет и к укреплению национального самодержавия, то есть суверенитета, независимости и неподчиненности каким-либо внешним факторам, геополитическим силам и навязанным “международным порядкам”. В свою очередь, укрепление самодержавия приведет к тому, что вместо нынешнего “латания дыр” в государственности и попыток сохранить хотя бы в минимальной степени контур управляемости наше государство и наша нация смогут перейти к решению действительно фундаментальных проблем, созданию на новом технологическом уровне системы управления, которая больше соответствовала бы географическим, экономическими и духовным реалиям России и вызовам завтрашнего дня. Перед Россией стоит задача создания постбюрократической, “информационной” модели управления, которая сочетала бы новейшие информационные технологии и создаваемую ими возможность сверхцентрализации с широким развитием начал самоуправления. Эту перспективную модель государственности, ее качественный скачок необходимо иметь в виду вслед за текущими задачами укрепления национального и самодержавного начал в политике России.
Перед Россией стоит задача создания постбюрократической, “информационной” модели управления, которая сочетала бы новейшие информационные технологии и создаваемую ими возможность сверхцентрализации с широким развитием начал самоуправления.
Принятие концепции бюрократического мессианизма ведет у политической элиты к формированию ложного самосознания, которое характеризуют такие черты, как отчужденность от собственного народа, чувство безусловного превосходства над большинством нации и безответственность. Политический класс начинает воспринимать себя кем-то вроде “сынов света”, вынужденных исполнять грязную и неприятную работу по водворению цивилизации “в этой стране”, но, по сути, к ней не принадлежащих, а за результаты не отвечающих, поскольку, вполне возможно, “эта страна” принципиально цивилизации не поддается, и все, что можно и нужно сделать “сыну света”, – это не дать самого себя поглотить. Многие конкретные политические высказывания нынешнего поколения “просветленных” бюрократов выдержаны вполне в духе древней ереси манихейства, только в качестве “грязной материи” выступает Россия, а в качестве светоносного начала – западные ценности. При этом деятельность мессианской бюрократии является в ее глазах способом охранения России от самой себя, от тех “дикости” и “варварства”, которые якобы изначально заложены в “культурном коде” России.
Основным занятием “мессианской бюрократии” является ритуал “российских реформ”, которые – что в XVIII, что в XIX, что в ХХ, что в XXI веке – имеют очень мало общего с действительным и конструктивным осуществлением преобразований государственной и общественной жизни. Такие успешные преобразования оставались скорее исключением, чем правилом. Для того чтобы понять феномен “российских реформ”, необходимо разобраться с самим словом “реформа”. Означает оно “изменение формы при сохранении содержания”. Реформа есть приведение социальных форм (прежде всего государственных институтов) в соответствие с изменившимся содержанием. В обществе сложился консенсус по какому-то вопросу – государство реагирует, реформируя свои институты в соответствии с общественным запросом. При этом реформы как таковые не являются смыслом деятельности государства. Если реформы никому не требуются, государство обязано их не проводить.
Реформа есть приведение социальных форм в соответствие с изменившимся содержанием. При этом реформы как таковые не являются смыслом деятельности государства. Если реформы никому не требуются, государство обязано их не проводить.
Российское государство ведет себя иначе. Все реформы у нас проводятся исключительно по инициативе самого государства. Имеют они всегда один и тот же смысл и оправдание: “ликвидация отсталости” страны в какой-то области. Итог практически любой “российской реформы” – ее образцово-показательный провал, обуславливающий необходимость новых “реформ”. Этот процесс непрерывного реформирования не имеет конца, причем обществом все это переживается крайне тяжело. Пресловутый “гнет” Российского государства, о котором так любили и любят порассуждать некоторые публицисты, – это прежде всего гнет непрерывного бессмысленного изменения, порождающего чувство вечной неустроенности, “барачности” жизни.
Каждая следующая “российская реформа” сопровождается ритуальным поношением дореформенного прошлого. Народу предлагается очередное “очистительное крещение”, позволяющее избавиться от скверны “проклятого прошлого”. С другой стороны, ему прививается чувство вины – “Как же мы могли жить в этой скверне? Стало быть, русские – это и правда нация варваров и дикарей”. И то и другое входит в планы реформаторов, одержимых бюрократическим мессианизмом, поскольку легитимизирует их власть. Реформа приводит если не к катастрофе, то к ухудшению жизни населения. Искусственно созданная бедность – вечный спутник любой российской реформы, в какой бы области она ни проводилась, начиная с воинского дела и кончая здравоохранением.
Чтобы не быть голословными, приведем пример административных реформ, осуществлявшихся в 2004–2005 годах и наделавших немало шума. Реформа позиционировалась не только разработчиками и Правительством, но и Президентом как способ повысить эффективность государственного управления и обеспечить прозрачность деятельности госаппарата для общества и, в частности, для бизнеса. Согласно мнению целого ряда экспертов, приоритетными оказались именно непубличные политические среднесрочные задачи административной реформы. Чрезмерная политизация и стала фундаментальным недостатком административной реформы, предопределив ее кризис и стагнацию.
Первой и ближайшей из этих конъюнктурных задач стало обеспечение политико-экономической лояльности верхнего слоя бюрократии и выведение федеральных ведомств из зоны лоббистского влияния сверхкрупного и крупного капитала. 7 (а позднее – уже 9) экономических министров созданного в апреле–мае 2004 года Правительства получили статус политически ответственных непосредственно перед Президентом руководителей блоков отраслевых и инфраструктурных ведомств. Министры приобрели право самостоятельно, фактически без согласования с премьером, определять госполитику в сферах своих компетенций. Таким образом планировалось исключить несанкционированный лоббизм на среднем и нижнем уровнях федерального госуправления. Одновременно были резко снижены роль и статус премьера и аппарата Правительства. Ожидалось, в частности, что это сделает невозможной личную унию главы Правительства с олигархическими кланами. Премьеру изначально была вменена лишь функция технического координатора деятельности кабинета. Аппарату Правительства в ходе административной реформы было специально запрещено вмешиваться в деятельность министерств.
Не менее важным концептуальным недостатком административной реформы стали ее форсированный характер и принципиальный отказ разработчиков учесть опыт эволюционной модернизации госуправления, накопленный другими странами. В большинстве крупных европейских стран, а также в США и Канаде подобные реформы начались еще в 70–80-х годах. Так, в 70-е годы стартовала административная реформа в Великобритании. С принятием в 1978 году конгрессом США закона о реформе государственной службы реорганизация госуправления началась и там. Во Франции решение о реформе государственной службы было принято в 1981 году. Законодательная основа административной реформы в ФРГ была заложена принятым в феврале 1997 года законом о реформе права публичной службы. Однако, что характерно, ни в одной развитой стране административная реформа еще не завершилась. Так, правительство Великобритании, постоянно присутствующей в “первой десятке” формируемого ЕБРР рейтинга стран – лидеров эффективного госуправления, лишь в 1984 году (на седьмой год административной реформы) приступило к разделению функций министерств; причем работа эта была завершена британским правительством лишь в 1996 году.
Россия оказалась единственной страной G8, руководство которой планирует решить основные задачи модернизации госуправления всего за шесть лет. По крайней мере, федеральная целевая программа “Административная реформа” рассчитывалась ее авторами на период с 2005 по 2010 год включительно. Именно поэтому Правительство отказалось от принятой в западных странах долгосрочной стратегии формирования инфраструктурных и институциональных предпосылок для модернизации национальной бюрократии. Россия также стала единственной развитой страной, где достаточно радикальные мероприятия по реорганизации федеральных органов исполнительной власти начаты еще до принятия национальной программы модернизации госуправления и тем более до создания инфраструктуры и институциональной среды для административной реформы. В результате перегруженная политическими задачами, административная реформа вылилась в хаотическую реорганизацию федерального этажа исполнительной власти.
Ключевая идея административной реформы заключалась в разделении функций федеральных органов исполнительной власти на три типа: правоустанавливающие (закреплены за министерствами), правоприменительные (принадлежат агентствам, управляющим госимуществами, финансами и оказывающим профильные госуслуги) и контрольно-надзорные (входят в сферу полномочий федеральных служб). При запуске административной реформы в мае 2004 года планировалось соответствующим образом разграничить полномочия и ответственность между министерствами, агентствами и службами. Формально, на уровне положений о федеральных ведомствах, это разграничение было проведено еще в апреле 2004 года. Фактически оно не произошло до сих пор, что стало главным функциональным недостатком проводимых преобразований. Главная причина – в отсутствии подробно разработанных и законодательно утвержденных стандартов госуслуг и административных регламентов их предоставления, то есть как раз инфраструктурной и институциональной базы реформы. Соответствующая работа начата правительственной комиссией по административной реформе лишь в I квартале 2005 года.
Согласно регламенту деятельности Правительства, министры утверждают службам и агентствам смету расходов и производят ключевые кадровые назначения. Таким образом, федеральные службы, осуществляющие надзорные функции, не были выведены из-под контроля министерств. Этот второй функциональный просчет разработчиков реформы предопределил борьбу Председателя Правительства и ключевых министров за контроль над федеральными службами. Установившееся хаотическое распределение надзорных функций не мотивировано логикой эффективного государственного управления. Оно отражает сложившийся баланс аппаратных влияний премьера, ключевых экономических министров и конкурирующих группировок в Администрации Президента. Вместе с тем утверждение сметы расходов не является достаточным рычагом для оперативного контроля министерств над деятельностью агентств. Осуществлять оперативный контроль над агентствами, в части их расходования смет и управления госимуществами, министерства не вправе.
Административная реформа была начата в условиях отсутствия четко регламентированных полномочий, зон ответственности и субординации вновь созданных федеральных органов исполнительной власти. Равным образом не были заранее отработаны: взаимодействие между вновь созданными структурами; взаимодействие самих новых ведомств с собственными территориальными органами; взаимодействие новых структур госуправления с хозяйствующими субъектами.
В настоящее время деятельность ряда агентств носит фактически фиктивный характер. Целый ряд агентств и госкомпаний, наоборот, открыто игнорируют указания профильных министров. Это в особенности характерно для системы Минтранса, где министр фактически утратил оперативный контроль над Федеральным агентством воздушного транспорта (Росавиацией), Федеральным агентством железнодорожного транспорта и ОАО “РЖД”. Подобная ситуация характерна и для взаимоотношений Минфина России с Федеральной налоговой службой и пр. Отмечен беспрецедентный случай двойного подчинения федеральной службы. Например, Федеральная таможенная служба находится в ведении Минэкономразвития, контролирующего нормативно-правовое регулирование в таможенной сфере. Кроме того, в ведении Минфина осталось право определять таможенную стоимость товаров (на основе которой и устанавливается размер пошлины) и контролировать поступление таможенных платежей через систему Федерального казначейства. Таким образом, за ФТС остались только функции надзора за выполнением законодательства участниками внешней торговли.
В целом, по оценке экспертов правительственной Комиссии по административной реформе, число признанных избыточными и ликвидированных функций Правительства составляет примерно 2 тысячи. Как полагают эксперты, из оставшихся примерно 3 тысяч около 200 важных функций, объединенных логикой управления в 30-40 однотипных групп, неправомерно раздроблены, распределены между несколькими федеральными ведомствами; неадекватно своему значению представлены в структуре федеральных органов исполнительной власти, фактически выполняются не теми ведомствами, за которыми они закреплены указами Президента и распоряжениями Правительства.
Форсированные мероприятия по реализации административной реформы вызвали ускоренную фрагментацию Правительства. Уже в апреле–мае 2004 года оно превратилось в конгломерат конкурирующих групп игроков, занятых ожесточенной борьбой за ключевые властные функции (формирование бюджета, управление Стабилизационным фондом, управление госимуществом, таможенное регулирование и пр.).
Хотя средства на финансирование административной реформы были заложены в бюджете-2004, Минфин в течение 4-5 месяцев с момента старта административной реформы задерживал разделение счетов ликвидируемых министерств и вновь создаваемых органов федеральной исполнительной власти и их финансирование согласно утвержденной смете расходов. Все это привело к многомесячному кризису соподчиненности в деятельности министерств и ведомств, который был частично преодолен лишь в I квартале 2005 года. В течение мая 2004 – февраля 2005 года значительная часть федеральных органов исполнительной власти должным образом не исполняли своих функций и не взаимодействовали друг с другом.
Таблица 1. Цели и результаты административной реформы
Свидетельством тому, что эффективность правительства снизилась, можно считать, например, малоуспешный старт реформы льгот, резкое снижение собираемости единого социального налога в I квартале 2005 года и беспрецедентную затяжку с принятием среднесрочной программы социально-экономического развития РФ на период 2005–2008 годов и сценарных условий социально-экономического развития страны и прогнозных показателей доходной части федерального бюджета на 2006 год и на период до 2008 года. Общие потери от снижения эффективности федеральных органов власти в 2004–2005 годах в результате реорганизации Правительства оцениваются экспертами Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования на уровне 700–800 млрд руб.
Итоги 2004 года продемонстрировали и резкое ухудшение количественных показателей эффективности Правительства. Так, предыдущие российские кабинеты 1998–2003 годов принимали за год порядка 1200–1500 постановлений и столько же распоряжений. Соответствующие показатели действующего Правительства (при том, что в результате реформы число ведомств выросло с 56 до 81) в 2004 году оцениваются на уровне примерно 550 постановлений и 850 распоряжений.
В девяти федеральных министерствах, входящих в структуру Правительства, число заместителей министров было в ходе административной реформы сокращено до 18, а число директоров департаментов – с 250 до 100. Не добившись искомой цели – реального разделения функций прежних министерств по нормативно-правовому регулированию, аналитике и мониторингу; по надзору над рынками; по оказанию госуслуг и управлению госимуществами между соответственно обновленными министерствами, службами и агентствами, – административная реформа уже привела к одномоментному распаду целого ряда эффективных ведомственных и отраслевых управленческих команд. При этом комплектование среднего аппаратного звена министерств и ряда вновь созданных федеральных служб и агентств (например, подчиненных Минздравсоцразвития Росздрава и Росздравнадзора) столкнулось с жестким кадровым дефицитом и не завершено до сих пор.
В 2004 году по сравнению с предыдущими годами механизм распределения бюджетных средств не стал более прозрачным. По оценкам аналитиков ФБК, в 2004 году лишь 7,7% закупок приходится на открытые конкурсы, что существенно ниже соответствующих показателей 2002–2003 годов. Это очевидным образом свидетельствует о несостоятельности прогнозов относительно снижения коррупции в правительственных структурах в результате первого этапа административной реформы.
Одной из целей административной реформы разработчики называли борьбу с коррупцией и снижение “коррупциогенности” управленческих процедур путем упрощения принятия решений. Между тем главной причиной кратного ухудшения показателей деятельности кабинета большинство экспертов называют как раз резкое удлинение “цепей согласования” правительственных решений в связи с увеличением – в рамках административной реформы – числа федеральных ведомств в полтора раза.
Подлинно национальное государство пользуется полученной им свободой выбора решений с известной осторожностью. Как справедливо заметил один из отцов русского консерватизма Николай Михайлович Карамзин: “Всякая новость в государственном порядке есть зло, к коему надо прибегать только в необходимости”. Ответственное государство не может позволить себе того реформаторского хаоса, который стал в России нормой за время верховенства бюрократического мессианизма. Реформизм последних столетий нуждается в своеобразной контрреформации, то есть в выработке умения изменяться, изменять общество и государство, в том числе и самым решительным образом, но без катастрофических последствий реформ, без разрыва общественной непрерывности, без травмирования тканей национально-государственной традиции.
Контрреформистская власть должна “принимать” уже свершившиеся социальные изменения, а не “даровать” и навязывать их. Напротив, “дароваться” сверху могут и должны прежде всего подтверждения старинных прав, привилегий и исторически сложившихся общественных институтов. Власть должна выступать не как “локомотив перемен” (таким локомотивом реально или номинально должно быть общество), а как “остров стабильности”. Это не означает, что государство должно быть намеренно “ретроградным”. Напротив, приписываемая власти в России роль “последнего азиата” является не чем иным, как оборотной стороной роли “первого европейца”. Государство не должно быть ни впереди изменений, ни позади их, но там, где этого требуют интересы национального выживания, всегда складывающиеся из двух составных частей – национальной идентичности и национальной конкурентоспособности.
Власть должна выступать не как “локомотив перемен”, а как “остров стабильности”. Государство не должно быть ни впереди изменений, ни позади их, но там, где этого требуют интересы национального выживания, всегда складывающиеся из двух составных частей – национальной идентичности и национальной конкурентоспособности.
Интересной особенностью всей конструкции “российских реформ” была постоянная критика их со стороны еще более радикальных реформаторов. Правительство как “единственный европеец” непрерывно находилось под огнем, ведущимся из стана еще более европейских европейцев – интеллигенции (тоже специфический российский феномен). Активность таких радикалов иногда загоняет правительство в лагерь консерваторов, а циклы реформ сменяют циклы контрреформ (то есть попыток ограничить действие реформ, хотя бы частично приспособить их к национальной жизни, без отказа от реформаторской парадигмы в целом). Именно так действовали выдающиеся контрреформаторы Николай I и Александр III.
Но существование наряду с властью радикального реформизма передает именно в его руки формирование “политической повестки дня”. Русская интеллигенция “европейского образца” – не следует путать ее с традиционной национальной интеллигенцией (образованными людьми всех сословий, духовенством, учеными) – выбрала себе общественную нишу не столько оппонента, сколько конкурента бюрократического мессианизма в деле “внесения света” в русскую действительность. Она, за исключением небольшой прослойки национальной интеллигенции, ведущей свое начало от Карамзина и славянофилов, оспаривает не цель бюрократии, внеположную национальным целям, а исключительно методы и темпы бюрократического “просвещения”. Вместо сложной и распределенной по функциональным уровням системы национального самомышления возникла примитивная бинарная система “официального мнения” бюрократии, полностью уничтожившей земский, сословный, монархический и другие политические уровни рефлексии, и “неофициального” мнения интеллигенции, уничтожившей и народную образованность, и церковную интеллигенцию и узурпировавшей все инструменты совместного мышления – литературу, печать, средства массовой информации, общественную активность.
Исключительно опасной и аморальной чертой реформизма является практика использования в качестве обоснования (или оправдания неудачи) очередных реформ всевозможных этнопсихологических атрибуций. За редчайшими исключениями, причинами неудачи очередного эксперимента реформаторы объявляют те или иные “имманентные свойства” русского народа. Обычно речь идет о качествах низких и отвратительных: “мы ленивы и нелюбопытны”, “пить надо меньше”, “методичность в работе для русских нехарактерна”, “русский солдат безынициативен”, “тугое пеленание способствует развитию у русских склонности к подчинению тоталитарной власти” и т.д.
Поэтому психологические атрибуции “поведения русских” являются антинаучными и клеветническими.
По этой причине контрреформация, в отличие от реформы (проповедующей изменения ради изменений) и революции (предполагающей простой слом существующего порядка), являлась бы технологией успеха.
Идеал преуспеяния нашего современника может быть описан как смешение социальных статусов. Гражданин “первого сорта” – это, во-первых, бизнесмен, который осуществляет сложные “деловые схемы”, строящиеся не столько на управлении хозяйственными процессами, сколько на связях, имеющих целую систему “крыш” и “прикрытий”. Во-вторых, он обыватель в том буквальном смысле, что он свободный человек, не связанный какими-либо подписками и санкциями (грубо говоря, в любой момент он может сменить гражданство и уехать); но обыватель он тогда, когда это ему выгодно, – когда же это ему невыгодно, он представляется как человек государства (в его кармане имеется удостоверение помощника депутата, а лучше – сотрудника каких-нибудь правительственных органов). В-третьих, опять же когда ему это выгодно, он говорит на адекватном языке с представителями блатного мира: выясняется, что он входит и в систему оргпреступности, и имеет связи среди известных авторитетов уголовного мира. Наконец, в-четвертых, он, как правило, интеллигент, то есть человек с высшим образованием, не чуждый интересов высокой культуры и остро переживающий свою цивилизационную и духовную идентичность.
Критерием существующей противоестественной социальной системы является доллар, он выступает как универсальный эквивалент всех ценностей. Можно даже составить тарифную сетку, в которой описывалась бы конвертация этих ценностей друг в друга: на коммерческой основе “смена гражданства” может оказаться равновеликой принадлежности престижной госслужбе либо научному статусу (например, покупка степени кандидата юридических наук), статусу члена гильдии адвокатов. Можно приводить и более вопиющие примеры конвертации статуса, однако следует отметить, что все статусы одному человеку вряд ли нужны, поэтому бартер и прямая торговля статусами служит обычно для продвижения близких людей и партнеров, поддержки их карьеры и возвышения.
Смешение социальных ролей порождает стиль чужака, который захватывает “не свое” социальное пространство. В этом стиле жизни каждый является всем чем угодно и никто не является собой. Именно на уровне чиновничества высвечивается смысл происходящих процессов смещения и смешения классов. Целью индивидуальных усилий в такую эпоху становится прорыв в привилегированную прослойку, а прорыв этот теснейшим образом связан именно с чиновничеством, его статусом и его полномочиями.
Источник всепроникающей язвы, поразившей наш политический класс, заключается в грандиозной иллюзии вседозволенности и “свободы”, которой живут многие представители русской бюрократии. Сами чиновники в такой общественной атмосфере настраиваются не на сберегающе-упорядочивающую работу – они воспроизводят скорее настрой потребителей. Служба рассматривается ими как потребление, а государство – как объект потребления.
Чиновники в нынешней общественной атмосфере настраиваются не на сберегающе-упорядочивающую работу – они воспроизводят скорее настрой потребителей. Служба рассматривается ими как потребление, а государство – как объект потребления.
Уже отмеченное нами парадоксальное совпадение некоторых принципов современной российской бюрократии с древней еретической доктриной манихейства ни в чем так ярко не проявляется, как в проблеме коррупции. “Просвещенные бюрократы”, одержимые введением в отсталую Россию важных новшеств, оказываются традиционно нечисты на руку. Это напрямую связано с низкой оценкой ими текущего состояния и государственного управления, и свойств управляемой нации, и своих перспектив усидеть на своем месте. Манихеи, оценивая все материальное как грязное, недостойное и чуждое, зачастую считали допустимым обращаться с этой материей с полным презрением и на данном основании пускались в безудержный разврат или демонстрировали поразительную аморальность. Нечто подобное, по сходным мотивам, позволяет себе и российская мессианская бюрократия.
Для представителей бюрократии характерно прекрасное знание слабых сторон системы, верная оценка степени ее неэффективности и поразительное умение извлекать выгоду именно из разрухи. По сути, они являются получателями ренты на беспорядок, а во многих случаях и достаточно эффективными предпринимателями по увеличению этого беспорядка и его “взяткоемкости”. В то же время само по себе “укрепление власти” не только не снимает коррупционных проблем, но и увеличивает их, поскольку параллельно с увеличением власти чиновника увеличивается и ее взяткоемкость, и, напротив, по мере сокращения возможностей того или иного коррупционера растут его таксы и изобретательность по выявлению новых источников дохода.
Для представителей бюрократии характерно прекрасное знание слабых сторон системы и поразительное умение извлекать выгоду именно из разрухи. По сути, они являются получателями ренты на беспорядок, а во многих случаях и достаточно эффективными предпринимателями по увеличению “взяткоемкости” этого беспорядка.
При этом для бюрократического мессианизма в его современной российской стадии характерны напряженные “апокалиптические” ожидания – это ожидание либо очередной реформы, либо революции, либо личной драматической перемены участи. Это формирует психологию временщика, которая принципиально несовместима с эффективным государственным управлением.
Чиновничество всегда было классом, специально воспитуемым государством. Воспитать чиновника очень сложно, воспитать его хорошо – почти невозможно. С этой задачей с огромным трудом справлялись московские цари и петербургские императоры, затем советская партийная власть. Но после крушения советского строя эту задачу вообще оставили в стороне. В чиновники пошли “обыватели”, люди без идеи “службы” в крови, люди, в головы которых не была вложена идея “государственности”; те же из партийного чиновничества, кто перешел в новые системы управления, как правило, сами перестроились на обывательский лад.
Справедливости ради нужно отметить, что численное превосходство представителей старой номенклатуры среди нынешнего управленческого и экономического истеблишмента бросается в глаза. По данным социолога О. Крыштановской, 75% кадров в правительственных структурах и 61% в бизнесе – выходцы из советской партийной и хозяйственной бюрократии.
Советская система, несомненно, обладала более эффективными каналами ротации элит, и она давала перспективу карьерного роста – система Смутного времени стремится запирать нижние, непривилегированные классы на их этажах с тем, чтобы не допустить вертикальной мобилизации, которая, понятное дело, угрожает “высшему потребительскому обществу”. Наша бюрократия до сих пор занимается преимущественно тем, что осуществляет юридическое и бухгалтерское прикрытие своего потребления, не способствующего восстановлению реальной экономики России и оздоровлению ее социальной инфраструктуры. Эти номенклатурные “мутанты” сегодня служат главным тормозом на пути преодоления последствий Смутного времени.
Класс управленцев в России застоялся фактически со сталинских времен. После репрессий 30-х годов значительной ротации элит у нас не происходило (хотя это не значит, что любая ротация в России предполагает репрессии). Разрушение СССР привело не к смене и обновлению верхних классов, но к их “разводу” по новым государственным “квартирам”, новым субъектам международного права. Все это время по разным причинам масштабная ротация элит откладывалась. Но дальше откладывать обновление административных кадров становится невозможно. Под угрозу поставлено существование России как суверенного государства.
Наша бюрократия до сих пор занимается преимущественно тем, что осуществляет юридическое и бухгалтерское прикрытие своего потребления. Класс управленцев в России застоялся фактически со сталинских времен. Но откладывать дальше обновление административных кадров – значит ставить под угрозу существование России как суверенного государства.
Вслед за нашими либертарианцами мы можем сказать (только не в отношении середины 90-х, а применительно к теперешнему времени): ничего по-настоящему не изменится, пока не произойдет смена поколений. Правда, либертарианцы наши имели в виду “списанные” поколения старых советских рабоче-крестьянских и служилых слоев. Они вели речь о “низах”, которые бьются над проблемой собственного выживания. Быстро заменить старые “низы” какими-то новыми “низами” – дело совершенно невозможное (поэтому официальная идеология Егора Гайдара и была фактически утопической). Сегодня Е. Гайдар в своих выступлениях упирает на горизонтальную мобильность – приток русскоязычных мигрантов, которые должны заместить негодные коренные “низы”. Мы же, современные консервативно мыслящие идеологи, будем отстаивать другую точку зрения: необходимо, и чем быстрее, тем лучше, списать со счетов старое поколение управленцев, которые служить государству уже разучились, а созидать на благо общества и страны так и не научились. “Старое” поколение в данном случае не значит пожилое по возрасту, “старое” – значит наглое, беспринципное, разуверившееся в советских ценностях, но ни во что новое, кроме эгоистического идеала “потребительского общества”, не уверовавшее.
Необходимы масштабная ротация элит и масштабные репрессии. Должна прийти новая генерация администраторов, и произойти это должно одновременно с репрессиями – чтобы “старики” не успели внедрить в головы и сердца “молодым” навыки коррумпированности и крохоборства. Только репрессии способны восстановить органичную систему социальных статусов, расставить чиновников по надлежащим местам и устранить препятствия для нормализации положения несущих сословий, основных социальных страт. Когда мы говорим о репрессиях, мы имеем в виду не столь жесткие меры, которые использовались Сталиным или Иоанном Грозным. На этот раз карательные меры должны иметь скорее идейно-политический характер и ограничиваться лишением статуса и (в ряде случаев) конфискацией имущества. Рекрутирование же новой элиты, новых человеческих ресурсов должно пойти не столько через выборы снизу, сколько через призыв сверху (идеологическая ротация) и выстраивание сетевого сообщества по принципу “дорогу наиболее способным” (творческая ротация).
Верховная власть и патриотически мыслящие ее представители на данный момент выступают заложниками неквалифицированной или умышленно искаженной информации, поступающей по административным каналам. Это искажение социальных сигналов связано с тем, что пресловутый “административный ресурс” не обеспечивает подлинной обратной связи с народом. Необходимо создать гораздо более свежую, преданную власти и содержательную по существу управленческую систему, чем та, что существует де-факто. Управленцы не должны быть равнодушными, политически нейтральными. Их место должно определяться не только уровнем образования и деловыми качествами, но и способностью к сплочению вокруг перспективных программ социального действия. Иного пути социальной мобилизации, решения амбициозных стратегических задач просто не существует.
Создание устойчивой и эффективной постбюрократической системы управления является одной из важнейших государственных задач не только России, но и всех развитых стран. Однако для России эта задача усугубляется тем, что российская бюрократия предельно неэффективна и вызывает намного большие нарекания, нежели бюрократии других стран. Эта неэффективность связана, впрочем, не столько с чуждостью бюрократизма природе русского человека, сколько с более прозаическими причинами – несоответствием бюрократической технологии управления географическим и социальным реалиям России.
Вопреки широко распространенному убеждению бюрократия не является наиболее совершенной формой управленческой рациональности, а недовольство бюрократией связано совсем не с ее “бездушием и формализмом”. Напротив, формализм и относительная независимость от человеческого фактора являются сильной стороной бюрократической процедуры. Однако в действительности эта независимость оказывается недостаточной: реальный бюрократ, ставший предметом многочисленных насмешек и ненависти, является не формалистом, а, напротив, дельцом, который использует формальную процедуру в целях нарушения правил, использует ее в личных или корпоративных интересах. Основная претензия к бюрократии состоит именно в том, что она недостаточно “бесчеловечна” и недостаточно рациональна, особенно в российских условиях, где слабой стороной является совсем не процедура, а полная безнаказанность любого чиновника в случае нарушения им этой процедуры. Отсюда в русском языке стало возможным появление такой, казалось бы, явно противоречивой формулы, как “бюрократический произвол”, которой традиционно обозначаются наиболее негативные стороны отечественной системы управления.
Для России, таким образом, преодоление управленческого кризиса – задача первостепенной важности. Не только потому, что этого требует развитие государственности, но и потому, что неэффективная бюрократия является основным источником социального недовольства в обществе, той “красной тряпкой”, которая провоцирует общество на постоянное недовольство действиями государства.
Один из важных путей повышения эффективности государственного механизма связан, по мнению экспертов Русской доктрины, с развитием сетевого принципа организации управления и самоуправления в дополнение к традиционному иерархическому.
Мир входит в бурную эпоху со стремительным темпом перемен. Государства (совокупность институтов власти и бюрократических механизмов) как иерархические структуры становятся слишком медлительными и неэффективными в таких условиях. Их формы слишком негибки и закостенелы. Государства не имеют опыта управления в наступающей эпохе. Они проигрывают сетевым структурам, и как пример такого проигрыша (когда государство оказалось бессильным против, в данном случае враждебных нашим целям, сетей) можно считать “оранжевую революцию” на Украине.
Во-первых, сети способны молниеносно рассыпаться и перестраиваться под решение встающих задач, реагируя намного быстрее государства. В сетях нет страха нижестоящего чиновника перед вышестоящим, поэтому сетевики действуют смелее и инициативнее, выигрывая время.
Во-вторых, сети становятся умнее государств за счет более быстрого обмена информацией и механизмов “коллективного думания”.
В-третьих, разрушение отраслей прежней индустриальной экономики порождает новые, еще неизвестные бюрократическому аппарату отрасли человеческой деятельности. Прежде чем они разовьются, выработают свою иерархию и правила регламентации, они должны какое-то время существовать в сетевом режиме. России же, если она хочет развить экономику будущего и покончить с унизительной примитивно-сырьевой структурой хозяйства, необходимо поощрять сетевую деятельность предпринимателей новой волны.
В-четвертых, у России как цивилизации есть один недостаток: гипертрофированное развитие государства в ущерб закрытым сетевым обществам.
Сети позволят оперировать по всему пространству земного шара, проникая на Запад и Восток, используя их ресурсы для возрождения России. Сети позволят действовать на всем пространстве экс-СССР, готовя создание новой империи, втягивая в процесс созидания всех русских. Сетевой принцип просто необходим во взаимодействии с русской диаспорой в постсоветских странах, в Западной Европе и США. Ибо диаспора – еще один резерв для победы Великой России. И сети же позволят нам бороться с подрывными сетями наших противников.
Сетевой принцип недемократичен в том смысле, что он не работает на уровне манипуляции общественным мнением. Даже обладающий большими финансовыми ресурсами субъект не удержится в сети, если он не будет играть по ее правилам и не будет работать в ней на ее объективные задачи. В нынешней же модели такое случается сплошь и рядом – политик или олигарх покупает “политическое время”, “политический статус”, “депутатский срок” и т.д.
Исполнив хвалебную песнь сетям, прибережем напоследок и каплю яду. Сети очень действенны и незаменимы для разрушения старой системы и для проникновения нового в старый мир. Но сами по себе они совершенно беспомощны, когда речь идет о закреплении завоеванных позиций. Они не могут превратить новое в господствующий уклад. А вот если сеть дополняется иерархией – тогда другое дело. Перед Россией стоит сложнейшая задача заменить постимперскую бюрократию на административный корпус нового русского империализма, воссоздать живую, органическую систему власти, которая встала бы на службу традиционным духовно-политическим ценностям России. Сетевая организация нового корпуса суперменеджеров будет сразу встраиваться в государственную иерархию, меняя ее внутренние правила. Таким образом, сети и государственная иерархия взаимно погасят недостатки друг друга.
Крупные корпорации Запада, еще вчера похожие на советские министерства и главки, становятся сетевыми структурами, охватывающими весь Земной шар. Когда-то пленивший воображение Сталина идеал огромных компаний вертикальной интеграции, в одни ворота которых въезжали составы с углем и сталью, а из других выходили уже готовые автомобили и тракторы, приобретает в современную эпоху еще одно, новое измерение: горизонтальное. Каждая ячейка сети использует все: и экономику, и политику, и культуру. И рекламщик, и финансист, и инженер попадают в паутину метадействия. Наступает пора продюсерской экономики. Корпорация, управленческая структура сбрасывает все технические функции родственным сетям, сама же только осуществляет стратегию, придумывает новые программы, продукты, акции, брэнды.
Мы целенаправленно должны изменить государство, сделать его соответствующим реалиям наступающей эпохи, способным интегрировать в себе иерархические и сетевые структуры, подавить коррупцию и преодолеть деградацию бюрократического аппарата, противостоять натиску глобалистских разрушительных сил, устроенных по сетевому принципу и отличающихся высокой эффективностью, освоить новейшие методики и технологии, преобразовав старое поколение аппарата (пирамидальную бюрократию) в новейший корпус суперменеджеров (иерархически-сетевую смыслократию).
Одна из аксиом политики гласит, что везде и всюду реально правит меньшинство. Ценность политического режима заключается в том, насколько успешно он осуществляет отбор правящей элиты. Русская правящая элита – это сословие, но не по рождению, а “по качеству лица и воспитанию” (И.А. Ильин). Каждому достойному гражданину, если у него помимо государственных способностей есть чувство призвания к такого рода деятельности, должна быть открыта дорога вверх. Политический релятивизм либеральной демократии ставит рядом успех в деле стяжательства и подвижничество на благо Отечества, измеряет честь, жертвенность и патриотизм рыночными ценами. Такое сознание должно быть изжито в корне у представителей новой правящей элиты. Будущая аристократия должна быть носителем принципиально иных жизненных ценностей.
Необходимо создать многомерную модель ротации правящего слоя. В этой модели каждая линия отбора будет служить дополнением и в то же время противовесом для других. Ни один из путей вхождения в правящий слой не должен иметь исключительного значения. Тем самым устраняется опасность корпоративной монополизации государственной деятельности, ведущей к олигархической узурпации верховной власти.
Отбор аристократии должен происходить по следующим линиям общественно значимой и полезной деятельности:
1. государственная служба;
2. военная служба;
3. политические партии;
4. профессиональные корпорации;
5. территориальное самоуправление;
6. предпринимательство;
7. система науки, образования и воспитания.
Ни один из этих контуров не должен исключаться из механизмов формирования правящей элиты!
Новая политическая элита должна всей своей деятельностью утверждать истину, что политика – это в первую очередь поприще служения, а не инструмент удовлетворения личных амбиций. В то же время, индивидуальное честолюбие неизбежно является главным побудительным мотивом человека к какой бы то ни было деятельности. Бессмысленно отстранять от политики людей, стремящихся найти в ней реализацию своих персональных талантов. Занятие политикой – не игра, не бизнес, но это также ни в коем случае не повинность. Это – прочувствованное призвание далеко не всякого человека. Необходимо, чтобы политическая деятельность воспринималась как служба Отечеству, но служба не безвестная и неблагодарная, а достойная высокой награды. Готовность к общественному служению и связанные с ним чувства чести и долга должны быть главными свойствами новой аристократии.
Новая политическая элита должна всей своей деятельностью утверждать истину, что политика – это, в первую очередь, поприще служения, а не инструмент удовлетворения личных амбиций. Готовность к общественному служению и связанные с ним чувства чести и долга должны быть главными свойствами новой аристократии.
Наряду с этим новая элита должна культивировать чувство высочайшей ответственности за государственное и корпоративное дело. Вступающий на стезю политической деятельности должен осознавать, что она не принесет ему каких-то особенных материальных благ. Всякий случай обнаружения, что чиновник или политик находится на содержании у бизнес-групп, всякий случай теневого лоббирования должен караться по меньшей мере пожизненным лишением политических прав. Доступ в политическую элиту должен быть обусловлен известными стажем и рангом, связанными с каким-то из выше обозначенных контуров общественного служения. Критерии стажа и ранга устанавливаются как отрицательные, так и положительные.
Основными условиями и критериями доступа в правящую элиту являются:
1). Отсутствие судимости за уголовные, экономические, а тем более за должностные и государственные преступления. Лишение по суду на определенный срок политических прав или права занимать государственную должность по истечении времени такого наказания может вновь открыть дорогу только на низшие ступени карьерно-политической лестницы. Наличие взыскания по суду чести на государственной или военной службе также ставит шлагбаум на пути возвышения и вхождения в правящую элиту. Насколько прочно и надолго – должно зависеть от тяжести проступка и величины взыскания и регулироваться соответствующими законами.
2). Никакое личное материальное богатство, если оно не сопровождается общественной благотворительностью или другой полезной деятельностью, не может являться критерием социальной значимости. Общественные повинности за собственный счет (или литургии, как они назывались в Древней Греции; в Московской Руси тоже существовало подобное явление) не могут быть обязательными, но их добровольное выполнение по личному почину должно служить главным показателем социального статуса предпринимательской деятельности.
3). Общественный (неполитический) стаж на должностях общественного (корпоративного) самоуправления или на государственной (военной службе).
4). Наличие поощрений по службе или отличий, дарованных общественным (корпоративным) объединением.
5). Отсутствие задолженностей перед государством по службе, налоговым и иным обязательствам.
6). Известный образовательный и возрастной ценз, устанавливаемый нормативными актами для каждого уровня элиты.
Законы, регламентирующие ротацию элиты, должны обеспечивать, в частности:
- открытость фактов служебной и политической биографии лиц, претендующих на выборные должности и высокие должности по назначению; наглядную и публичную ответственность за их сокрытие;
- публичность деклараций о доходах и собственности лиц, занимающих государственные должности и претендующих на них, в том числе и должности, замещаемые выборами всех уровней;
- внутрикорпоративную прозрачность доходов членов и должностных лиц профессиональных корпораций;
- временное, частичное или полное лишение политических прав за намеренное нарушение этих норм.
Пассивное избирательное право должно быть ограничено цензом компетентности, определенным для каждого уровня выборных государственных органов. Министром может быть назначен только человек с известным стажем государственной службы на должностях определенного уровня в соответствующих ведомствах. Министрами обороны, госбезопасности, внутренних дел, юстиции могут быть назначены только служившие по этим конкретным ведомствам. Для парламентария не закрыт путь к министерским должностям, но только при условии соответствия этим критериям.
“Социальным лифтом” должны стать особые центры отбора, воспитания и подготовки молодежи, аккумулирующие наиболее пассионарных, патриотически мыслящих, умных и энергичных людей нового поколения, способных воплощать общенациональные проекты и достигать Общей цели везде, где бы они в дальнейшем ни работали: на государственной службе, в бизнесе и предпринимательстве, корпорациях, общественных объединениях или сетевых структурах инновационной экономики.
Контингент государственных служащих включает в себя следующие профессиональные контингенты:
- дипломатический корпус;
- корпус экономического управления (включает номинации государственных кураторов проектов развития, социально-экономической инвентаризации и планирования, государственных финансовых управляющих, государственных управляющих основными фондами, государственных земельных управляющих, государственных управляющих природными ресурсами, государственных лесных и водоохранных инспекторов, государственных аудиторов и кризисных управляющих, государственных налоговых инспекторов, государственных таможенных служащих);
- корпус социальных работников (включает номинации государственных кураторов общего и среднего профессионального образования, государственных организаторов занятости и профессиональной ориентации, государственных организаторов здравоохранения, восстановительного лечения и рекреации, инспекторов эпидемиологической профилактики и санации, государственных инспекторов охраны труда и социального страхования, государственных инспекторов материнства и опеки, государственных организаторов реабилитации в пенитенциарной системе, государственных трудовых экспертов и организаторов труда и быта инвалидов, государственных организаторов общественного призрения, управляющих государственными пенсионными накоплениями, управляющих имуществом учреждений образования, здравоохранения, рекреации и социальной защиты);
- инженерный корпус (включает номинации организаторов развития и инспекторов систем электроэнергетики и телекоммуникаций, водопроводных, газопроводных, вентиляционных и очистных систем, организаторов градостроения, инспекторов жилищного строительства, организаторов социального строительства, инспекторов технического надзора, инспекторов горного и сейсмологического надзора, государственных управляющих имуществом жилого и коммунального фонда);
- корпус науки и культуры (включает номинации организаторов научно-исследовательской работы, высшего образования, профессиональной аттестации, стандартизации и статистики, государственных попечителей музейного и мемориального комплексов, кураторов архивной и библиотечной службы, государственных управляющих имуществом учреждений науки и культуры);
- корпус информации и пропаганды (включает номинации организаторов информационного, образовательного, богословского, спортивного и рекреационного вещания, государственных экспертов общественного мнения, организаторов общественной пропаганды, управляющих фондами систем вещания, управляющих и инспекторов передающих и спутниковых систем);
- корпус юстиции (включает государственных прокуроров, государственных юрисконсультов, государственный нотариат, государственных регистраторов, кураторов пенитенциарной системы, управляющих фондами пенитенциарной системы);
- спасательный корпус (включает номинации инспекторов специального технического надзора, организаторов производства спасательных средств, организаторов спасательных работ, служащих пожарной охраны и аварийной безопасности, государственных оценщиков технического ущерба, организаторов строительства и инспекторов эксплуатации спецсооружений, инспекторов государственного резерва, управляющих фондами восстановления и фондами государственного резерва).
Государственные служащие специализируются в рамках семи указанных контингентов. Перемещение в другой контингент предусматривает полную специализацию в альтернативной профессии. Перемещение в иную номинацию предполагает переаттестацию служащего. В исключительных случаях возможно временное перемещение государственных советников высшего класса по специальному решению высших государственных органов, например, по коллегиальному решению Совета Безопасности, который в предлагаемой Русской доктриной новой структуре органов власти наделяется полномочиями принятия высших стратегических решений (подробнее об этом – в главе 2 части 6), а также мобилизация государственных служащих младших рангов для выполнения социальных или спасательных миссий в регионах.
Для каждого из профессиональных контингентов вводится служебная форма со знаками отличия, отражающими специализацию и ранг государственного служащего, а также индивидуальные формы поощрения и порицания.
Оценка деятельности государственного служащего определяется результативностью его деятельности.
На государственного служащего возлагается прямая ответственность за подбор непосредственно подчиненных кадров.
Государственный служащий несет моральную ответственность за результат своей деятельности перед обществом и соответствующей отраслью государственного аппарата.
Государственные служащие различных контингентов обладают равной степенью ответственности за результаты труда и в равной степени подлежат мерам служебного и общественного порицания при неудовлетворительном исполнении своих обязанностей.
Оплата труда государственного служащего обеспечивает экономическую независимость его семьи.
Государственный служащий и члены его семьи не вправе заниматься частнопредпринимательской деятельностью и преследовать частные интересы в курируемой отрасли, а также в любых частных компаниях, управляющих финансовыми ресурсами и имуществом.
Отчуждение статуса государственного служащего наступает:
- при несоответствии результатов его деятельности его прямым должностным обязанностям;
- при совершении им материальных проступков, несовместимых со статусом государственного служащего;
- при совершении им моральных проступков, несовместимых со статусом государственного служащего.
Присвоение и отчуждение статуса государственного служащего осуществляется государственной аттестационной комиссией.
Условием для присвоения статуса государственного служащего в конкретной отрасли государственной деятельности являются:
- наличие опыта практической работы в данной отрасли в течение не менее пяти лет;
- наличие поощрений за выдающиеся результаты труда в данной области;
- наличие ходатайства от не менее трех представителей данной отрасли со стажем работы не менее 15 лет (для управляющих по оздоровлению и спасательным работам - 10 лет);
- отсутствие у аппликанта и членов его семьи частных интересов (долей в бизнесе, управленческих должностей в частных структурах на момент аппликации и в пятилетний период до аппликации) в данной области.
Заместитель руководителя Администрации Главы Государства совместно с председателем Временной кадровой комиссии (далее – ВКК) и председателем Комитета государственного контроля (далее КГК) вносят предложения по формированию и изменениям персонального состава Правительства России. (О полномочиях и функциях Комитета государственного контроля, так же как и обновленного Совета Безопасности, подробно сказано в главе 2 части 6.)
При преобразовании структуры Правительства России целесообразно разграничение функций:
- экономического развития и торговли;
- общей и ядерной энергетики;
- общей и военной индустрии;
- природных ресурсов и лесного хозяйства;
- сухопутного, воздушного, водного и новых видов транспорта;
- культуры и информации.
При преобразовании структуры Правительства целесообразно объединение следующих функций:
- экономического развития, энергетики и индустрии;
- социальной защиты и управления трудовыми ресурсами (включая миграцию);
- авиационно-космической промышленности, воздушного транспорта и коммуникаций;
- высшего образования, науки и патентоведения;
- водных ресурсов и водного транспорта;
- внешней разведки и профилактики международного терроризма;
- гражданской обороны, ликвидации чрезвычайных ситуаций и исполнения специальных программ;
- стандартизации и статистики.
При преобразовании структуры Правительства целесообразна специализация следующих функций (в сопоставлении с существующей структурой):
- контроля, ведомственного надзора, лицензирования и управления государственным резервом;
- торговли и внешнеэкономических связей;
- оборонной промышленности;
- водной инфраструктуры;
- отношений с бывшими государствами и территориями исторической России.
При преобразовании структуры Правительства (по завершении периода санации) нецелесообразна специализация следующих функций:
- управления имуществом (целесообразно разделение функций между профильными ведомствами);
- финансового мониторинга (целесообразно разделение функций между Управлениями банковского контроля и международных финансов Комитета по госконтролю, Федеральной налоговой службой Министерства финансов, Управлением налоговой полиции МВД и Управлением международных финансовых операций Министерства торговли и внешнеэкономических связей);
- управления государственным резервом (включение Росрезерва в структуру КГК);
- выполнения специальных программ (включение ГУСП в структуру МинЧС);
- контроля оборота наркотических и психотропных средств (целесообразно разделение функций между Особым управлением КГК, Управлением по противодействию международной преступности в составе Службы внешней разведки и Антинаркотическим управлением МВД).
Глава Правительства, первый заместитель Главы Правительства, председатель КГК, министр экономического развития и промышленности, министр финансов, председатель Госбанка, министр социального развития, председатель Пенсионного Фонда, министр иностранных дел, министр обороны, министр военной промышленности, министр атомной промышленности, начальник Генерального штаба ВС, главы Службы внешней разведки, Федеральной службы безопасности, Федеральной службы охраны назначаются непосредственно Главой Государства.
Секретарь Совета Безопасности и руководитель Администрации Главы Государства принадлежат к высшему уровню иерархии государственной службы России. Глава Правительства, глава Комитета государственного контроля, министр обороны, министр иностранных дел и заместители руководителя Администрации Главы Государства относятся к первому уровню иерархии государственной службы России.
Первый заместитель главы Правительства, начальник Генерального штаба ВС, главнокомандующий ВМФ, министры экономического развития, социального развития, финансов, внутренних дел и юстиции, директора СВР, ФСБ и ФСО, Госкомитета по военно-техническому сотрудничеству, главы Госбанка и Пенсионного фонда, главы управлений Администрации Главы Государства и его представители в округах относятся ко второму уровню иерархии государственной службы России.
Отраслевые министры, главы отделов управлений Администрации, главы управлений Генштаба ВС, командующие родов войск ВС, первый заместитель министра внутренних дел и главы управлений представительств Главы государства в округах относятся к третьему уровню иерархии государственной службы России.
Главы федеральных агентств и служб, хозяйственных служб Правительства и Администрации, управлений МВД и директоратов ФСБ, а также главы окружных структур министерств относятся к четвертому уровню иерархии государственной службы России.
Главы регионов избираются региональными законодательными органами власти по представлению Главы Государства. Полномочия глав регионов подтверждаются в установленном порядке с периодичностью один раз в пять лет. Освобождение губернатора от должности до истечения срока полномочий осуществляется в случаях:
- назначения губернатора региона на должность в федеральной системе исполнительной власти;
- совершения губернатором государственного преступления; совершение губернатором или членами его семьи правонарушения, наносящего непоправимый ущерб его репутации;
- саботажа федеральных и окружных государственных программ.
Вопрос о досрочном освобождении главы региона от его обязанностей может ставиться:
- Законодательным собранием региона;
- представителем Главы Государства в округе по согласованию с представителем Совета Безопасности России (далее – СБ) в округе;
- руководителем Администрации Главы Государства;
- председателем КГК;
- секретарем Совета Безопасности России.
Решение о досрочном освобождении главы региона от его обязанностей утверждается резолюцией СБ.
Главы регионов назначают глав районных администраций по представлению муниципальных представительных органов. Освобождение главы районной администрации от его обязанностей согласуется с Законодательным собранием региона. При возникновении разногласий вопрос разрешается представительством Главы Государства в округе.
Законодательные инициативы муниципальной власти рассматриваются Сенатом России. Заседания Сената с участием глав всех регионов России, глав округов, министра регионального развития проводятся ежеквартально. Материалы этих заседаний (за исключением вопросов военного строительства) подлежат подробному освещению в государственных СМИ.
В регионах, областных и краевых центрах местные органы самоуправления имеют своих представителей, участвующих в согласовании и выработке решений, затрагивающих непосредственно компетенцию местных властей и формирующих программы местного развития.
Судебная власть Российского государства реализует свой независимый статус в рамках, определенных законодательством. Особая роль судебной системы в обеспечении гражданских прав и эффективного разрешения экономических споров предполагает особые требования к кадровому составу судейского корпуса, равно как и его потребность в личной безопасности и материальной самодостаточности.
Государство, используя СМИ и каналы общественного воздействия, культивирует особо почетный статус судьи в обществе и директивно создает материальную основу, закрепляющую этот почетный статус, а также особые формы государственного поощрения, включая особые формы вознаграждений при эффективном разрешении экономических споров.
Базовая оплата труда судей пропорциональна рангам государственных служащих. Оплата труда глав Верховного суда, Высшего арбитражного суда соответствует второму уровню иерархии государственной службы. Защита судей, неприкосновенность судебной документации, сохранность имуществ судов и личного имущества судей обеспечивается особой Службой судебной безопасности (ССБ), подконтрольной аппарату Совета Безопасности.
Особый почет, окружающий представителя судейского сообщества, оборачивается особым позором в случае доказательного уличения судьи в коррупции, которая квалифицируется как особо тяжкое государственное преступление. Судья, совершивший какое-либо преступление, утрачивает право на трудоустройство в любой юридической профессии.
Особой ответственности за экономические преступления подлежит также персонал хозяйственного аппарата судебной системы (государственные служащие, управляющие имуществом судов и распределением средств, ассигнованных на содержание судебной системы).
Статус судьи исключает участие в политических и общественных организациях. Пожизненный статус судей признается целесообразным как особая форма поощрения отдельных работников судейского корпуса специальным решением Юридического управления Администрации Главы Государства. В случае совершения судьей должностного преступления пожизненный статус данного судьи отменяется.