Русские цари

Александр I, род. 12.12.1777 г., император с 12.3.1801 г., коронован 15.9.1801 г., умер 19.11.1825 г., похоронен в Петропавловской крепости. Отец — Павел I (20.9.1754–11/12.3.1801, император в 1796–1801 гг.), мать — Мария Федоровна (София Доротея Вюрттембергская-Мемпельгардская) (25. [по н. с.] 10.1759–24.10.1828). 28.9.1793 г. вступил в брак с Луизой Марией Августой (в России Елизаветой Алексеевной) Баден-Баденской (13.1. [по н. с.] 1779–4.5.1826). Дети: Мария (18.5.1799–27.7.1800), Елизавета (3.11.1806-30.4.1808).

Александра I, правившего Россией в эпоху Наполеона и во время начавшейся европейской реставрации, уже его современники считали очень переменчивой и по меньшей мере противоречивой личностью. Даже самому ближайшему окружению многое в нем казалось почти несовместимым, часто даже необъяснимым: царь мог воодушевиться аб страктными идеями просвещения и одновременно отстаи вать традиционную законность своего правления. Во внеш ней политике он следовал общеевропейским идеалам и в то же время мог усиливать русский экспансионизм, при чем нерешительность часто чередовалась с политической целеустремленностью. Не менее контрастной представлялась его советникам приверженность императора созидательному принципу разума, с одной стороны, и его некритичное увлечение мистицизмом начала 19 в. с другой. Различными были и оценки императора: от презрительной характеристики Наполеона, назвавшего его «византийским греком», до благоговейной веры русского народа в то, что император не умер в 1825 г., а, простившись со столицей, стал вести жизнь святого отшельника.

Очевидно, Александр подходил не только для того, что бы быть для современников источником православного народно-религиозного мифотворчества. Не говоря уже о разнообразных популярных жизнеописаниях, даже научные биографии не очень четко изображают его личность: не объясняются ли значительные противоречия в характере и политике Александра тем, что он вынужден был разрываться между просвещенным двором своей бабушки Екатерины II в Санкт-Петербурге и мрачной военной резиденцией своего деспотичного, ненавидимого императрицей, отца, будущего Павла I, в Гатчине? Даже самые близкие к нему люди в конце концов пришли к мнению, что император по привычке постоянно скрывал за многообразием ярких поступков свою сущность. Или, скорее, в противоречиях его скрытной личности отражались крайне различные и практически несовместимые требования времени, структурные ломки эпохи, проблемы перехода от традиционного общества к современному, рубеж между которыми в Европе пришелся примерно на 1800 г.

Без сомнения, ранняя социализация Александра уже создала те предпосылки, которые позволили структурным противоречиям эпохи проявиться в его личности. Благодаря многообразию влияний в процессе воспитания личность Александра резко отличается от личности его младшего брата — впоследствии неожиданно ставшего наследником — Николая I, которого готовили к военному поприщу и который противостоял новым временам прямолинейными репрессиями как внутренними, так и внешними.

Во время правления Александра Россия представляла собой империю, которая в соответствии с общественной традицией большей частью сохранила организационную форму 18 в.; импульсы, побуждающие к преобразованию, она получала в основном извне. Участие двора в решении всех центрально-европейских вопросов было не только проблемой ранга в международных отношениях, но одновременно содержало в себе постоянный вызов экономической, социальной и внутриполитической ситуации в России на рубеже 18 и 19 вв.

В узком смысле Россию с точки зрения внешней политики как на западе, так и на юге можно было считать консолидированной уже до воцарения Александра. В результате продолжительной территориальной экспансии к началу века она являлась государством этнически разнообразным, с совершенно неоднородными социальными и политическими структурами. Позднейшие конституционные особые права для великого княжества Финляндии, королевства Польши и в то же время для Бессарабии являются выражением гетерогенности правления на окраинах страны; к такому многообразию на уровне управления можно также причислить и особое положение Сибири, которая со времени реформ 1822 г. имела большую степень модернизации, чем центральные области России. Соединительным элементом в этом административно и этнически гетерогенном обществе, в котором «московиты» составляли едва ли половину населения, как правило, становилась кооперация сформировавшейся раньше политико-социальной элиты на аннексированных территориях с верхушкой русской администрации; стабильная принадлежность к ведущему социальному слою до польского восстания 1830–1831 гг. была важнее, чем принадлежность к особой региональной этнической группе.

В экономике, быту и управлении на более низких уровнях, чем государственный, продолжал отчетливо доминировать аграрный сектор: во время правления Александра 1 только около четырех процентов населения жило в городах, причем современный Санкт-Петербург и богатая традициями Москва, насчитывавшие примерно 300 000 жителей, образовывали два центра. Все другие центры, по западноевропейским масштабам, были городами весьма средней величины. Около двух процентов населения принадлежали к дворянству, примерно столько же — к духовенству и поднимающимся городским средним слоям. Положение крепостных до воцарения Александра I почти не изменилось с последнего десятилетия 18 в.: почти половина в частном, другая — в государственном владении. Они представляли собой слой, который за счет своих повинностей содержал собственных господ, государственную казну, армию и церковь и, тем самым, нес основное бремя государства.

Иностранцы, особенно немцы, французы и британцы, играли в администрации, образовании и армии (впрочем еще до правления Александра) роль, которую нельзя недооценивать. В большей степени это касалось внешней торговли, которая вплоть до начала 19 в. традиционно велась почти исключительно через Балтийское море и лишь в незначительной степени через вновь основанные порты на Черном море. Мануфактурное и фабричное производство еще во времена Екатерины возросло по сравнению с прежним уровнем в три раза; при Александре сохранился традиционный способ производства; как технологические, так и социальные изменения, происходившие в Западной Европе, практически не затронули русское аграрное общество на всей территории вплоть до западных областей государства: в городах, за пределами обоих центров, не образовался достойный упоминания средний слой; поместное дворянство, со своей стороны, брало на себя эту функцию, но без преемственности в обществе.

Культурная модернизация, появление литературно-публицистической общественности, сближавшие Россию с Западом, ограничивались образованными слоями общества и оставались закрытыми для основной массы населения. Последняя полностью находилась под идеологическим влиянием православной церкви, которая зависела от царской власти. Зажиточное дворянство, освобожденное от обязательной службы, могло, независимо от предлагаемых государством возможностей в сфере науки и образования, рецептивно или активно, в самой России или во время продолжительных зарубежных поездок усваивать западноевропейские идеи и формировать свое собственное культурное самосознание вне императорского двора Под влиянием австрийской школьной реформы в уходящем 18 столетии возникла концепция единого для всей страны ступенчатого школьного образования, которая, правда, была реализована только во второй половине 19 в.

Александр I родился 12 декабря 1777 г. Его родителями были великий князь Павел Петрович, будущий император Павел I, и Мария Федоровна, урожденная София-Доротея Вюрттембергская. В 1793 г. он женился на Луизе Баден-Баденской (в России Елизавете, 1779–1866). Александр Павлович рос в эпоху европейского просвещения, к которому он имел широкий доступ при дворе Екатерины II. Резиденция его отца, напротив, была проникнута духом военной муштры и парадомании. Противоречия, возникшие вследствие постоянного выражения лояльности к столь разным личностям, которые одновременно олицетворяли диаметрально противоположные принципы, без сомнения, сделали его в определенном смысле заложником, но, с другой стороны, дали ему шанс остаться просвещенным монархом традиционного общества, способным действовать в запутан ных условиях начавшейся европейской модернизации.

Воспитание наследника престола шло традиционными путями при дворе Екатерины II. Родители поначалу не оказывали на него сколько-нибудь заметного влияния. Участвовавшие в воспитании люди представляли разные политические течения: верховный надзор над воспитанием Александра был поручен генералу Н. И. Салтыкову (1736–1816), который считался последовательным приверженцем принципа царского самодержавия; принципы Французской революции, хотя и в умеренной и прием темой для придворного общества форме, представлял радикал либерал, швейцарец Ф. С. де Лагарп (1754 1838).

Дворцовый переворот, приведший Александра к власти 12 марта 1801 г., закончился убийством его отца Павла (см. главу «Павел I»), Новость подействовала на молодого наследника престола, который, очевидно, не планировал и даже не предвидел такого события, ошеломляюще; Александр думал о том, чтобы отказаться от трона. Этот мотив постоянно возникал во время его правления и был заложен еще в бытность его наследником престола, однако так никогда и не стал окончательным решением. Под эгидой предводителя дворцового переворота, графа П. Палена, новый самодержец начал свою политическую реформаторскую деятельность.

Первоначально административная активность молодого императора выразилась в ряде символических действий, которыми он подчеркнуто хотел отмежеваться от политики своего отца и предшественника Павла. К ним, наряду с многочисленными исправлениями допущенных несправедливостей, относился манифест по поводу восшествия на престол, в котором он заявлял о возврате к политическим принципам Екатерины II, то есть к просвещенной форме абсолютизма в противоположность деспотии Павла. Этот манифест отвечал запросам совершенно различных групп: и тех, кто придерживался принципов дворянского консерватизма, и тех, кто был сторонником современной европейской философии. Такая возможность интеграции покупалась ценой явной нечеткости программы, оставлявшей в тени концептуальные контуры будущего правления.

В структурном отношении большое значение надолго приобрели административные реформы, в частности касавшиеся правительственной верхушки, которые были начаты в 1802–1803 гг. В этой связи Александр с четырьмя советниками — А. Чарторыйским (1770–1861), П. А. Строгановым (1772–1817), Н. Н. Новосильцевым (1761–1836) и В. И. Кочубеем (1768–1834), образовал своего рода кружок для выработки программы. Все четверо представителей польского и русского высшего дворянства принадлежали к санкт-петербургскому придворному обществу; без ущерба для своих современных либеральных воззрений они видели в сохранении самодержавия главный фактор стабильности многонационального государства в эпоху общественных преобразований. «Неофициальный», или тайный, комитет, собиравшийся в течение двух лет на нерегулярные заседания, никоим образом не олицетворял собой орган для принятия политических решений, он скорее осуществлял при Александре I консультативную функцию. Политический вес и личные связи его членов с царем имели, независимо от неформального статуса, существенное значение для санкт-петербургского правительственного аппарата. Планировавшиеся Александром реформы касались, в частности, тех областей, степень модернизации которых резко отличалась от западноевропейских условий; это относилось, прежде всего, к аграрному сектору и организации политического центра государства Деятельность комитета была направлена на дальнейшее развитие образования, которому в перспективе придавалось особое значение для общественного прогресса.

Мероприятия, унифицировавшие иерархию системы образования от уездной школы до университета и распространившие ер на шесть образовательных округов, а также намерение связать повышение по службе с получением определенных аттестатов, натолкнулись на явное консервативное сопротивление: в конце концов назначение дворянских детей на высокие государственные должности было поставлено в зависимость от успешной учебы в Москве или одном из новых университетов (Вильна, Дерпт, Харьков, Казань, с 1819 г. Санкт-Петербург), что поставило под вопрос преимущество, дававшееся происхождением. Страх перед широкой дворянской оппозицией определил также обсуждение аграрного вопроса в «тайном комитете»; им объясняется и крайняя осторожность политических шагов Александра I в этом вопросе. По желанию самодержца, нашедшему свое кодифицированное выражение в «Указе о свободных хлебопашцах», освобождение крестьян в правовом смысле было только добровольным действием отдельных землевладельцев: в отношении центральных областей России Александр сознательно принял линию своих предшественников, а его долгосрочные просветительские амбиции ограничились окраинными провинциями государства. В Эстляндии, Лифляндии и Курляндии в последующее десятилетие (1816–1819) крестьяне хотя и были лично свободными, но, не имея земли, оставались в оковах прежней экономической зависимости. Традиционная структура России, в которой дворянство несло на себе существенную часть государственной организации, без ущерба для ограниченного царского стремления к реформам поставила четкий рубеж модернизации, преодоленный только в 1861 г. на фоне значительно более драматичных экономических и политических условий.

Существенной для дальнейшего развития внутренней структуры Российской империи вплоть до 20 в. являлась реформа верховных органов власти. В соответствии с планами «тайного комитета» был основан ряд отраслевых министерств, образованных из прежних коллегий или их департаментов, реформа которых закончилась в 1812 г. Речь идет о министерствах внутренних дел, иностранных дел, финансов, коммерции, юстиции, военно-сухопутных сил, морских сил и народного просвещения. Правда, комитету министров было далеко до ранга западноевропейского кабинета, о чем свидетельствовало хотя бы отсутствие премьер-министра. В персональном составе министерств Александр I наряду с либеральными деятелями совершенно однозначно учитывал и консервативных политиков, причем прогрессивные силы, прежде всего А. Чарторыйский, вынуждены были уйти в отставку еще до открытой реакции, начавшейся в 1812 г. Если эти реформаторские шаги уже несли на себе отпечаток самодержавной власти, то это касалось в первую очередь нового определения функции сената, в котором Александр сознательно исключил возможность появления даже зачатка консультативного представительного органа для всей территории империи.

В таком контексте находился и проект конституции 1809 г., имевший оба основных признака всех стремлений Александра к обновлению: за широким современным проектом последовали скромные, почти робкие, но в любом случае определенно традиционные шаги для преодоления очередных политических проблем. Для разработки концепции Александр выбрал из среды правительственной бюрократии человека, ставшего ключевой фигурой поздних реформ: своего личного секретаря М. М. Сперанского (1772 1839). Предложение Сперанского, касавшееся преобразования российского центрального управления, исходило из трех принципов: во-первых, естественно, сохранение царского самодержавия, во-вторых, организация государственного управления на принципах административной рациональности и, в-третьих, ограниченное участие общества в управлении. В соответствии с представлением о безраздельном суверенитете, который, как и прежде, оставался в руках русского императора, вновь созданная государственная дума должна была играть консультативную роль в законодательном процессе. Результаты реформы оказались скромными; возникший в 1810 г. Государственный совет контролировал только законодательные мероприятия и не обеспечивал участия общества в управлении.

Сперанский, сын священника, являл собой совершенно новый тип бюрократического реформатора. Он сделал стремительную карьеру в министерстве внутренних дел, за короткое время (1802 1807 гг.) дослужившись до заместителя министра. В таком качестве он встретился с Александром I в 1807 г. Сперанский был, с одной стороны, надежным сотрудником со времени ранних реформ, а с другой — не принадлежал к высшей аристократии. Он всегда оставался хотя и блестящим, но зависящим от самодержца администратором. То, что Сперанский пользовался полным доверием Александра I, доказывает тот факт, что ему было поручено решение такой фундаментальной (откладывавшейся со времен Екатерины II) и остро стоявшей проблемы, как оздоровление государственных финансов, в конце концов потерпевшее неудачу из-за потребности в деньгах для антинаполеоновских походов. Вопросом постоянного дефицита государственных доходов Александр I интенсивно занимался все второе десятилетие своего правления; наконец, в 1819 г. он попытался для увеличения налоговых поступлений осуществить частичную либерализацию внешней торговли. Это, однако, было явно враждебно встречено поместным дворянством и представителями зарождающейся промышленности на западе России; мера была пересмотрена в 1822 г. В этом таможенном вопро се, как и во всех реформаторских замыслах периода правления Александра I, проявилась необыкновенная узость пространства для и без того уже робких стремлений к переменам. Так же, как и попытки модернизации национальной валюты, государственных финансов и внешней торговли потерпел неудачу последний проект конституции в конце второго десятилетия правления. Проект Новосильцева, друга юности императора и реформатора первых лет его правления, ничего не достиг в конституционном отношении и только способствовал повышению эффективности чисто административной структуры. После этого царь в начале двадцатых годов еще всего лишь раз предпринял попытку повышения эффективности работы министерств, то есть своего правительственного аппарата.

Александр в своем правлении следовал политической традиции Екатерины II. В то же время его робкие и часто неудачные усилия установить во всем государстве единые принципы административной и экономической рациональности придают его правлению в наступившем 19 в. вполне современные политические черты.

Растущая напряженность в отношениях с Францией непосредственно сказалась на внутренней политике России Дворянская оппозиция, недовольная созданием но французскому образцу лицея в Царском Селе, как, впрочем, и всей реформой образования, теперь сделала подготовленный Сперанским в 1812 г. проект Гражданского кодекса, составленного под сильным влиянием кодекса Наполеона, поводом для решительного и успешного удара по реформаторским тенденциям, характерным для первого десятилетия правления Александра. Политический крах всемогущего статс-секретаря Сперанского стал символом идеологического перелома не только в этом десятилетии, но и во всем правлении Александра.

Как и период реформ, наступившее время реакции имело своих выдающихся представителей. Это, однако, были не новые люди, неожиданно появившиеся на политической арене, а скорее многолетние друзья Александра, выступившие теперь на первый план: противоречивости личности царя с самого начала соответствовала неоднородность круга его политических советников. Символической фигурой этой фазы стал А. А. Аракчеев (1769 1834), с которым Александр был хорошо знаком еще при жизни своего отца Павла.

Аракчеев, не обладавший сколько-нибудь значительной силой личного воздействия, после стремительной и прямой военной карьеры стал преданным исполнителем приказов самодержца и благодаря этому поднялся до заместителя председателя комитета министров. И после 1812 г. Аракчеев в политическом отношении не вышел из тени своего государя, он отчетливо проявил себя только в организации военных поселений, как презирающий людей мастер шагистики. За этим стояло осуществлявшееся с 1817 г. переселение солдат, которые должны были в мирное время заниматься сельскохозяйственными работами. Добрые намерения из-за военной муштры, наложившей отпечаток на все стороны жизни поселений, превратились в горький фарс, а просуществовавшие до 1856 г. поселения стали символом ненавистной «аракчеевщины». Другим представителем реакции во второй половине правления Александра стал друг его юности Л. Н. Голицын (1773–1844), которому в 1803 г. был поручен государственный надзор за церковью. Он был приверженцем очень узкой обскурантистской религиозной идеологии. Под его влиянием происходили идеологическое закабаление академической науки и преследования многочисленных, прежде всего иностранных, либеральных ученых по политическим мотивам.

Цензура подавляла быстро развивавшийся русский литературный рынок. Однако се активность не ограничивалась политически неблагонамеренными и просветительскими философскими публикациями, а распространялась и на художественные произведения. Ее жертвой становился даже А. С. Пушкин (1799 1837). Содержание движения пробуждения, которое поддерживалось официально разрешенным Британским библейским обществом и его русским филиалом, образованным в 1812 г., стало официальной идеологией второй половины правления Александра I. То, что царь был близок к движению пробуждения, видно по явному содействию с его стороны Русскому библейскому обществу, но, кроме того, это проявлялось в предоставлении свободы действий Голицыну, его первому председателю, а также его ярым поборникам в области образовательной политики. В следующие годы это отразилось и во внешней политике, в которой действия Александра I после 1812 г. представляли собой смесь политического расчета и сознания своей мессианской роли в масштабе Европы.

В противоположность его будущей роли «спасителя Европы» в наполеоновских войнах, первые годы правления Александра I были посвящены тому, чтобы сохранить, а по возможности даже упрочить положение России как европейской великой державы в условиях конфликта между французской и британской политикой гегемонии. Сразу после вступления на престол царь попытался избежать выбора одной из двух главных сторон конфликта — Англии или Франции. На основе международных договоров он старался добиться баланса интересов с Великобританией, но одновременно путем тайных переговоров с наполеоновской Францией стремился к сохранению позиции России в германской империи и в Леванте. При этом он, в контексте своих многообразных династических связей с немецкими дворами, использовал в ходе территориального преобразования Германии свое положение имперского князя, чтобы подчеркнуть господствующую роль России по отношению к Франции, осуществлявшей экспансию. Эта политика лавирования надолго усложнила отношения с обоими государствами. Поэтому Александр I сначала решился на явное участие России в третьей антифранцузской коалиции с Англией, Швецией, Австрией и Пруссией в 1804 г. После военных побед Наполеона над войсками этого союза в 1805–1807 гг. Александр был вынужден совершить резкий внешнеполитический поворот: в Тильзитском мирном договоре (1807 г.) он признал главенство Франции над всем европейским континентом, обязался участвовать в наполеоновской континентальной блокаде, согласился с потерей позиций на Средиземном море, а также с основанием великого герцогства Варшавского, ориентированного на Францию. Встреча обоих императоров, до тех пор враждебно настроенных друг к другу, посреди Немана (Мемеля) в июне 1807 г. символизировала временный, хотя и отягощенный растущим напряжением внешнеполитический компромисс между Францией и Россией. Несмотря на сопротивление внутри государства, царь последовательно придерживался этого союза, поддерживал континентальную блокаду, хотя Россия принимала в ней крайне незначительное участие. Континентальная блокада была весьма обременительна для русского экспорта, но в то же время обеспечивала существование Пруссии, тесно связанной с Россией. Александр использовал новый союз для того, чтобы активизировать действия против традиционного противника России на севере, Швеции, которая отказалась присоединиться к наполеоновской континентальной блокаде из-за своих интенсивных торговых отношений с Англией. После нескольких военных операций России удалось в 1809 г. надолго присоединить к территории империи всю Финляндию и занимающие стратегическое положение Аландские острова. Здесь Александру, как великому князю Финляндскому, представился шанс для реализации одного из своих периферийных конституционных проектов.

Русская внешняя политика за пределами Европы оставалась менее успешной. Так, ей не удалось добиться перемирия с Османской империей, которая по настоянию Наполеона находилась в состоянии войны с Россией. По этой причине, при повторном свидании двух императоров в Эрфурте (октябрь 1808 г.) экспансионистские стремления России на Балканах поначалу не достигли успеха, несмотря на согласие французской стороны. Только в 1812 г. удалось закрепить присоединение Бессарабии мирным договором с Турцией. Утопические планы Наполеона в отношении раздела мира между Францией и Россией, а также совместного вторжения в Индию морским и сухопутным путем сопровождали эту фазу временного русско-французского согласия, которое, однако, с самого начала было непрочным, поскольку противоречило фундаментальным интересам европейской политики, равно как и внешнеэкономическим интересам восточно-европейской великой державы. После возобновления военного противостояния Александр, хотя и стал на сторону Наполеона, но отказался от участия в военных операциях за пределами Польши. Возникший позднее проект брака Наполеона с одной из сестер самодержца, неудавшийся из-за дипломатических мелочей, свидетельствовал о возраставшей с 1810 г. напряженности в русско-французских отношениях. Союз с Швецией, направленный против Франции, и соглашение с Великобританией о позиции России в отношении Османской империи позволили уже в первые месяцы 1812 г. распознать новую смену внешнеполитического курса, которой во внутренней политике соответствовало свержение Сперанского.

В июне 1812 г. Наполеон начал военное вторжение в Российскую империю, которое закончилось катастрофой зимой после пожара Москвы. Уничтожение основной массы великой армии и бегство ее остатков, впереди которых инкогнито поспешил на запад французский император, привели к образованию антинаполеоновской коалиции. Ее войска после многочисленных сражений, в том числе битвы народов под Лейпцигом (1813 г.), заняли Париж (1814 1815 гг.). Было покончено с нацеленной на запад гегемонической политикой буржуазно-имперской Франции на европейском континенте. Благодаря ведущей идеологической, внешнеполитической и военной роли России в этом процессе Александр приобрел славу «спасителя Европы».

Военные успехи 1813–1815 гг. дали Александру I возможность распространить традиционную роль «судьи Германии» в духе великодержавной политики на всю Европу. Царь использовал время, прошедшее с первого Парижского мира (30 мая [по н. с.] 1814 г.) для многочисленных попыток сохранить господствующую роль Российской империи. Однако при этом он столкнулся — в частности, в польско-саксонском вопросе, который привел прежних союзников на грань новой войны, с заметным сопротивлением других ведущих европейских государств, которые не хотели мириться с тем, что Россия может стать государством, доминирующим в Европе, каким прежде являлась Франция. Царь продемонстрировал готовность довольствоваться основной частью герцогства и связать его, как неполное «королевство Польша» личной унией с русским государством, снабдив, кроме того, одной из самых либеральных конституций.

Россия вышла из Венского конгресса в целом окрепшей, хотя ее гегемонические амбиции были явно ограничены сбалансированной системой государств, возникшей в результате заключенных соглашений. Александру I все же удалось поставить Российскую империю на господствующую позицию в Восточной и Центральной Европе, так как продолжавший существовать раздел Польши вынуждал обе германские державы — Австрию и Пруссию — к постоянному внешнеполитическому согласию с санкт-петербургским двором.

Внутренняя задача Александра 1 нашла свое выражение в политическом мистицизме созданного 26 сентября (н. с.) 1815 г. союза законных христианских правителей, «Священного союза», в который вступило большинство государств, присутствовавших на Венском конгрессе. Политическая мистика имела под собой рациональный расчет: царь претендовал на идеологическом уровне добиться того, в чем ему было отказано на поприще международной политики — доминирующей позиции России. «Священный союз» после улаживания территориального вопроса в Европе знаменовал собой начало континентальной реставрации, оттеснения либеральных идей и проектов конституций, что отразилось в конференциях европейских великих держав в Аахене (1818 г.), но прежде всего в Троппау (1820 г.), Лайбахе (1821 г.) и Вероне (1822 г.). Он создал программные рамки для подавления современных политических идей. То, что законность правления имела преимущество перед ценностями христианско-политической практики, очень ясно показало греческое восстание 1821 г. И здесь решение Александра I, как уже бывало в случаях столкновений центральных внутренних интересов, было в пользу традиционной легитимной власти мусульманского султана, а не революционных православных греков.

Последние годы правления Александра, несмотря на очередные и опять-таки нереализованные конституционные планы, определялись как во внешней политике, так и во внутренних делах неоабсолютистскими принципами законности. Они в свою очередь опирались на фанатический мистицизм европейских движений пробуждения в их русском варианте и были возведены в ранг государственной идеологии, примыкавшей к православию.

С этими реставраторскими тенденциями ярко контрастировал тот факт, что активное знакомство представителей русского дворянского общества с западными идеями и общественными отношениями во время наполеоновских походов и последующего периода оккупации Франции не осталось без последствий. Главным образом в офицерском корпусе уже во втором десятилетии правления Александра I начал накапливаться отчетливый либеральный потенциал. Однако его обладатели практически не выделялись среди русской общественности, они также не играли заметной роли в санкт-петербургском придворном обществе. Не надеясь на то, что в России когда-нибудь будет либеральный царь, они сначала организовывались в тайные кружки («Союз спасения», 1816 г., «Союз благоденствия», 1818 г.), которые затем объединились в свободные надрегиональные союзы (Северное общество, Южное общество, Общество соединенных славян). Александр знал об этих движениях, но, очевидно, не воспринимал их как угрозу своему правлению.

Когда самодержец внезапно умер 19 ноября 1825 г. в Таганроге, куда он (сам также нуждавшийся в отдыхе) сопровождал летом больную императрицу, оказалось, что он никак не урегулировал вопрос преемственности на престоле. Отказ от престола среднего брата Константина (см. главу «Николай I») держался в тайне, в результате чего общественность не понимала причины перехода власти к следующему брату Николаю. Этой ситуацией воспользовались члены либеральных тайных союзов, начавшие 14 декабря военный мятеж, восстание декабристов. Восстание, однако, осталось офицерским бунтом и, не имея поддержки даже среди населения столицы, окончилось провалом в Санкт-Петербурге уже через несколько часов, а в других частях страны через несколько дней. С подавлением восстания, преследованием и осуждением его участников исчезли последние надежды на модернизацию Российской империи, которая при восшествии Александра на престол являлась неформальной правительственной программой, по крайней мере на уровне деклараций. Преемник Александра Николай I был лишен противоречий, характерных для его брата. Стоявшая со времени воцарения Александра I проблема преодоления традиционных структур, общественного преобразования России в соответствии с уровнем европейского развития оставалась нерешенной еще в течение многих лет после его смерти.