Глава 1 Арестовать Зюганова

1

О том, что принято решение о введении чрезвычайного положения, запрете КПРФ и аресте ее руководителей, я узнал по дороге на работу. Лил дождь, дворники буквально разгребали воду на ветровом стекле. Из чрева метро валом валили люди, на ходу раскрывая зонтики. В машине было тепло и уютно, работало радио. Очередной разухабистый шлягер — какой-то там Укупник — прервался на середине, и диктор объявил, что через несколько минут будет передано чрезвычайное сообщение. Полилась тихая музыка.

Я, конечно, насторожился. Холодок пробежал по позвоночнику. Я вспоминаю, что подумал: вот оно, начинается. Начинается невероятная катастрофа. Землетрясение. Приходят в движение грандиозные пласты и начинают двигаться уже по своей воле, сминая людей, дома и города. Такое у меня появилось ощущение.

Разумеется, не потому я это ощутил, что имею какой-то особый дар предвидения. Просто напряжение в обществе давно уже достигло высшего градуса. Все, кто хоть каким-то боком причастен к политике, знали: что-то должно произойти. Напряжение стало нарастать с тех самых дней осени прошлого года, когда один за другим взлетели на воздух, погребая под бетонными плитами жителей, два дома в Москве и дом в Волгодонске. Власти обвинили в этом чеченцев, чеченцы и оппозиция стали обвинять власти, утверждая, что взрывы в городах — провокация спецслужб, устроенная, чтобы создать основания для введения чрезвычайного положения. Исламские экстремисты — ваххабиты — вторглись с территории Чечни в Дагестан с намерением провозгласить независимость северокавказских республик и оторвать Северный Кавказ от России. Армии удалось вытеснить сепаратистов из Дагестана. Новый премьер — бывший шеф ФСБ Путин — на этом не остановился: военная армада перекатилась через границы мятежной республики и докатилась до Грозного, вытесняя сепаратистов в горы. Началась вторая чеченская война.

Российская власть раскололась изнутри. Движение «Отечество», возглавляемое энергичным мэром Москвы Лужковым, противопоставило себя Кремлю и президенту. Даже филиппики коммунистического генсека Зюганова в адрес президента поблекли перед антипрезидентским сквернословием Лужкова. Когда к «Отечеству» присоединился обиженный президентом бывший премьер, престарелый академик Евгений Примаков, «Отечество» стало неудержимо набирать очки в предвыборной гонке. Долгое время президентская сторона ничего не могла противопоставить демагогии Лужкова. Так называемые демократы оставались расколотыми, ожесточенно борясь друг с другом за мизерное количество причитающихся им голосов избирателей. Губернаторский блок «Единство» так толком и не сложился. Партия Черномырдина отказалась блокироваться с кем-либо. Непонятно было, на что они все рассчитывают.

Однако поздней осенью наметился перелом. Все больший вес стала набирать фигура немногословного и жесткого премьера Путина. Конечно, важнее всего были его успехи в Чечне. Санитарный кордон против бандитов и экстремистов становился все более непроницаемым. Армия шла вперед медленно, но неуклонно. Она реабилитировала себя за позор первой чеченской войны. Становилось ясно, что банды чеченских боевиков не могут противостоять нормальной регулярной армии. Но становилось также ясно, что первая чеченская кампания была проиграна не армией, а политиками и олигархами, продавшими и армию, и Россию за чеченскую нефть и возможности миллиардных гешефтов в никем не контролируемой бандитской Чечне.

Накануне думских выборов в первой половине декабря напряжение в обществе опять стало расти. Прогремели новые взрывы — в Санкт-Петербурге и Саратове. Страной овладел массовый психоз. Из нескольких городов сообщали о линчевании выходцев с Кавказа. «Лица кавказской национальности» боялись выходить на улицу. В Москве по распоряжению мэра Лужкова стали создаваться рабочие дружины на предприятиях и отряды местной самообороны под руководством квартальных уполномоченных. Оружие дружинникам не выдавалось, но и без того становилось страшно, когда отряды мэра чеканили шаг по московским улицам. Министерство юстиции сделало представление московской мэрии о незаконном характере этих формирований. Но мэр отмел обвинение, заявив, что, если государство не может защитить своих граждан, то граждане имеют право защищать себя сами. Местные отделения «Отечества» занялись созданием народных дружин по всей стране. Опасаясь, неконтролируемого развития событий, власти не решались прибегнуть к насилию.

Но Лужкову ответили коммунисты. На предприятиях начали возникать так называемые стачкомы, хотя стачек практически не было. Вопрос: для чего тогда стачкомы? Стали организовываться народные дружины, которые вскоре, чтобы их не путали с лужковцами переименовали себя в отряды защиты трудящихся. Министерство юстиции выносило предупреждения коммунистам, коммунисты божились, что их партия к этим отрядам не имеет отношения, что это, мол, самодеятельность трудящихся, которые хоть как-то хотят защитить себя от растущей преступности. При этом все понимали, что дружины — это военизированные отряды КПРФ. Сторонники коммунистов в бытовых соседских разговорах грозили кулаками в сторону окованных железом дверей квартир так называемых новых русских. Мол, погодите, уже немного осталось ждать. По ночам на улицах стали гореть богатые иномарки. Увеличился поток эмигрантов. Бизнесмены и предприниматели закрывали свои офисы и уезжали за границу. Дума открыто обсуждала проблемы самоорганизации трудового народа. Губернаторы произносили патриотические речи. Органы внутренних дел ничего не предпринимали.

2

19 декабря состоялись выборы в Думу. Союзу правых сил во главе с Кириенко и НДР — партии Черномырдина — не удалось преодолеть пятипроцентный барьер. Самыми большими фракциями в думе стали фракции КПРФ, «Отечество — вся Россия» и — с большим отставанием от лидеров — «Яблоко» Григория Явлинского. Председателем нижней палаты подавляющим большинством голосов избрали академика Примакова.

Одной из первых акций новой Думы стало объявление вотума недоверия правительству. Повод был налицо: взрывы жилых ломов накануне думских выборов и беспорядки в некоторых крупных городах непосредственно после выборов. В беспорядках участвовали фашисты Баркашова, лужковские дружинники и члены коммунистических отрядов защиты трудящихся. Сообщалось о жертвах.

Резолюция о недоверии правительству была внесена группой депутатов фракций КПРФ и «Отечества», составивших в Думе абсолютное большинство. Это было жестоко и несправедливо по отношению к правительству Путина, сумевшему за короткие полгода если не усмирить окончательно мятежную Ичкерию, то изолировать бандитов и добиться стабилизации под контролем Москвы. Кроме того, правительство добилось того, что выборы в Думу прошли в обстановке относительного спокойствия, вообще состоялись. И в народе Путин обрел авторитет как победитель Чечни. Но прорвавшимся в Думу партиям, как оказалось, до всего этого было мало дела. Их лидеры мыслями были уже в президентских выборах, и вотум недоверия правительству был ни чем иным, как акцией по устранению реального конкурента — Путина.

Депутаты чувствовали себя уверенно. По Конституции в течение первых двенадцати месяцев после выборов президент не имеет права распустить Думу. Они знали, что на антиконституционный путч с разгоном парламента президент не пойдет; реальная сила была не на его стороне. И они якобы бесстрашно бросили вызов постоянно болеющему и дряхлеющему на глазах президенту.

Вызов, как и ожидалось, принят не был. Правительство Путина отправилось в отставку. Первым кандидатом в премьеры считался мэр Москвы Юрий Лужков. Практически Лужков уже видел себе в этой роли. Он этой роли страстно добивался, поскольку пост премьер-министра был той стартовой площадкой, с которой он мог совершить летом прыжок в президентское кресло. Но усилия Лужкова заблокировали его якобы соратники по Думе Зюганов и Примаков, сами будущие кандидаты в президенты. Оба понимали, что премьерский пост почти гарантированно выводит Лужкова на первое место в президентской гонке, лишая их самих всякого шанса на успех. Мэр Москвы остался мэром Москвы.

Президент назначил и. о. премьер-министра бывшего первого вице-премьера Николая Аксененко. Аксененко довольно быстро понял, что шансов в борьбе за президентство у него нет и за оставшиеся полгода их создать не удастся, и полностью сосредоточился на извлечении доходов из своей новой должности. Тем более, что было ясно: новый президент, кто бы им ни стал, затеет коренную ломку в системе власти. Так стоит ли заниматься косметическим ремонтом!

Начался новый раунд ожесточенных предвыборных баталий — теперь уже за президентское кресло — битв компроматов, информационных войн, громких финансовых и политических скандалов. С самого начала нарисовались три фаворита: лидер КПРФ Зюганов, председатель нижней палаты парламента и бывший премьер Примаков, мэр Москвы Лужков. Неожиданно вырос и почти сравнялся с рейтингом фаворитов рейтинг руководителя «Яблока» Григория Явлинского.

Противники президента праздновали победу. Мало того, что оппозиция завоевала Думу, и думское большинство теперь могло диктовать свою волю президенту. Путин — человек, на которого президент ставил всерьез и которого официально провозглашал своим преемником, самый молодой из крупных российских политиков и, безусловно, один из самых способных и перспективных, — был взят за шкирку и как щенок вышвырнут из большой политики. Это произошло в марте.

Но ситуация оставалась крайне двусмысленной. Невозможно было поверить, что Борис Ельцин — пусть одряхлевший, пусть больной! — вот просто так перенесет унизительное поражение. Всю весну и все начало лета российский политический мир обсуждал проблему: будет ли Ельцин участвовать в выборах? Газеты печатали пространные статьи на эту тему, юристы и политики давали интервью. Сам действующий президент на прямой вопрос ответил так: «Два-а срока прошло… Нельзя!», — и упер кулак в ладонь левой руки. Но в другой раз в ответ на тот же вопрос он сказал: «Вот будет союз… Решим». Имелся в виду союз с Белоруссией. В случае заключения союза Ельцин мог выдвинуть свою кандидатуру уже не на пост президента России, а на пост президента нового союзного государства. Но союз при явно высказываемом желании обеих сторон объединиться, никак не заключался. Даты подписания договора все переносились и переносились. Политические обозреватели ставили заключение союза с Белоруссией в прямую зависимость от желания или, наоборот, нежелания Ельцина выдвигаться на третий срок. Но все было, конечно, не так просто. Беларусь слыла заповедником коммунизма в Европе. Слишком скорое и чрезмерное сближение с ней плохо бы отразилось на международном имидже России. К тому же либералы и реформисты в России боялись, что на выборах главы союза может победить не Ельцин, а более молодой и энергичный Лукашенко. В конце концов союзный договор подписали. Но вопрос о главе, нового объединенного государства был искусно обойден. Новым союзом должен был управлять коллективный орган — Государственный совет. При этом руководители объединяющихся государств сохраняли свои полномочия в полном объеме. Неясно было, чем должен заниматься и что может решать Госсовет. Он оказался чисто декоративным органом чисто декларативного объединения. Лукашенке не отказали, Лукашенку не удовлетворили. Есть такая игра: черного — белого не берите, да и нет не говорите. Оказалось, что в этой игре России нет равных. Но все-таки возможность переизбираться на третий срок в качестве президента нового союза для Ельцина закрылась.

Была, правда, другая возможность. На самый первый свой срок Ельцин избирался не в президенты Российской Федерации, а еще в советское время — в президенты РСФСР. Можно было счесть, что в президенты РФ он избран только один раз, а потому по закону имеет право выдвинуть свою кандидатуру на второй срок. Юристы такой возможности не исключали. На худой конец, говорили некоторые, можно переписать конституцию. Вписать возможность избрания президента в исключительных случаях на третий срок. Конечно, Дума ни за что не пропустит такую поправку. Но Думу можно обойти. Поправку можно утвердить на референдуме. А всенародное волеизъявление, как говорится, дело техники. Важно не то, о чем спрашиваешь, а как формулируешь вопрос, и в каком контексте его ставишь.

Именно эта проблема обсуждалась в прессе, и не только в прессе, всю весну. Никто не верил, что Ельцин может уйти. Добровольно оставить власть. Тем более, что доверенного лица, преемника у него теперь уже не было. Предыдущих полуофициальных преемников он «удушил» собственными руками. В свое время таковым считали премьера Степашина и с упоением подсчитывали его рейтинг, сопоставляя его с рейтингами остальных претендентов. Чубайс даже объявил, что правые силы будет поддерживать выдвижение Степашина на пост президента Российской Федерации. Возможно, это была рассчитанная провокация, основанная на точном знании психологии президента. Летом Степашин был уволен, как обычно, без объяснения причин. Говорили, что именно его рейтинговые успехи тому виной. Очевидно, в голове у президента сложилась система блокировки любого кандидата в преемники. Предположим, возникает некий персонаж, по всем параметрам способный стать его преемником. Он эту кандидатуру одобряет. Претендент начинает расти, набирать политический вес. Растет его рейтинг. Туг президент решает, что влияние потенциального преемника стало слишком сильным, что он становится реальным конкурентом ему самому. И самим щелчком сшибает конкурента с его горки. Сохранить свою единоличную власть таким способом можно. Вырастить преемника — нельзя. Любой возможный преемник подозрителен именно потому, что он — преемник. Это в общем-то нормальный синдром настоящего властителя. Зулусский король Чака приказывал убивать всех своих детей от многих сотен жен, чтобы избавиться от преемника. Ельцин сам убивал в политическом смысле своих возможных преемников.

И вот возник Путин, который не только сумел доказать свою дееспособность и перспективность, но и, вроде бы, как-то сумел нейтрализовать ельцинский синдром страха перед преемником. Неизвестно, правда, сумел бы он продержаться в премьерском кресле до выборов, но этот вопрос после марта 2000 года потерял свою актуальность; участники президентской гонки — сплоченная группа постсоветской номенклатуры — сумели устранить потенциального конкурента. За пол года пребывания на посту премьер-министра Путин не набрал достаточного политического веса, чтобы продолжить борьбу, утратив официальный пост.

Одно время газеты стали полниться спекуляциями на тему возможного выдвижения кандидатуры дочери Татьяны. «Царица Татьяна» — это народу могло понравиться. Но внезапно все как обрезало. Ходили слухи, что президент запретил ей выдвигаться. Лично я считаю, что зря. Татьяна Дьяченко при условии проведения энергичной предвыборной компании могла бы победить. Но все окончилось, не начавшись. Преемника как не было, так и не было. При том, что все знали: победа оппозиционного кандидата, все равно кого — Лужкова, Примакова или Зюганова — будет иметь для Ельцина лично и для всего его круга самые печальные последствия. Ни Лужков, ни Зюганов давно уже не скрывали своей ненависти к Ельцину. Но после победы на думских выборах они просто распоясались. Оба прямо грозили президенту судом. И чем ближе подходила дата выборов, тем отчетливее становилось ощущение тупика. Преемника, которому можно было бы доверять, у Ельцина нет. Сам он ничего не предпринимает. Значит, он не будет избираться на третий срок. Вместе с тем он не может уйти. Уходить ему просто некуда. Только на тот свет. Больше ему нигде места нет.

3

Так настал день выборов 4 июня 2000 года. Зюганов на избирательном участке улыбался репортерам, хвалил погоду, говорил, что будем с урожаем. Получилось так, что телевидение и газеты уделяли ему внимания больше, чем всем остальным кандидатам вместе взятым. С ним говорили как с будущим президентом. Примаков, спрошенный на выходе из избирательного участка о том, кто победит на выборах, улыбаясь, сказал: «Победит дружба!» Лужков выглядел напряженным и неуверенным, и в ответ на тот же вопрос пустился в сбивчивые рассуждения о соотношении сил и перспективах второго тура. Но мучительный вопрос, который задавали себе многие, никуда не уходил. А что же Ельцин? Корреспонденты до него не добрались и спросить, за кого он голосовал, не сумели. Его вообще не видели на избирательном участке. Говорили, что он болен и голосует в ЦКБ.

В газетах писали, что он, наверное, голосовал против всех или вообще отказался голосовать. Разве не трагический итог восьми лет первой российской демократии!

Первый тур выборов окончательного результата, как и ожидалось, не принес. По данным Центризбиркома впереди всех оказался Зюганов. Довольно близко за ним держались Евгений Примаков и Юрий Лужков. Ходило уверенное мнение, что будто бы Примаков намерен снять свою кандидатуру и отдать голоса Зюганову. Другие слухи связывали Зюганова с Лужковым. Если сулить по речам Лужкова, эти слухи имели под собой сильные основания. На открытии очередного участка второго московского кольца Юрий Михайлович закончил свою речь словами: «В общем так! Как говорили раньше, возьмемся всем миром и превратим Москву в образцовый коммунистический город!» И засмеялся своей шутке. Все засмеялись вместе с ним. Но многим было не смешно. Об этом после много говорили. Все понимали, что Москва стоит накануне банкротства, и чтобы его избежать, у Лужкова есть только две возможности. Первая — это стать президентом и использовать ресурсы всей России для финансового спасения Москвы. Вторая — превратить Москву в «образцовый коммунистический город». Коммунизм все спишет. При коммунизме, как известно, долги не считаются. Деньги вообще не считаются.

После первого тура эта длящаяся много месяцев напряженность достигла крайних границ. Что-то обязательно должно было произойти. И, услышав о том, что будет передано чрезвычайное сообщение, я понял: вот оно!

4

Музыка прервалась, и взволнованным голосом заговорил диктор:

«Передаем сообщение ИТАР-ТАСС. Верховный суд Российской Федерации вынес решение по иску движения «Правое дело» и Либерально-демократической партии России. Ввиду многочисленных случаев нарушения законности и фальсификации результатов голосования, имевших место во время первого тура выборов президента Российской Федерации, проводившегося 4 июня 2000 года, суд постановил: отменить решение Центральной избирательной комиссии и признать выборы несостоявшимися. Решение о сроках проведения новых выборов будет принято Центральной избирательной комиссией позднее.

По представлению Министерства юстиции Российской Федерации суд также принял постановление об отмене государственной регистрации ряда партий и движений, виновных в нарушении закона и фальсификации результатов выборов, в частности, партии «Русский порядок», партии «Трудовая Россия», движения «Союз офицеров» и Коммунистической партии Российской Федерации. Названные партии и движения ликвидируются. Их руководителям в установленном законом порядке будет предъявлено обвинение в нарушении конституционных прав граждан. Согласно решению суда, центральные и местные организации этих партий и движений должны быть распущены, а их архивы и текущая документация переданы в распоряжение Министерства юстиции Российской Федерации.

С целью обеспечения конституционного порядка и предотвращения гражданских конфликтов указом Президента Российской Федерации сегодня. 8 нюня 2000 года с 6 часов утра в Москве, центрах субъектов Федерации и в других городах вводится чрезвычайное положение. На период чрезвычайного положения накладывается мораторий на деятельность общественных партий и движений, на работу выборных государственных органов, вводятся ограничения в области реализации ряда гражданских свобод. Срок действия режима чрезвычайного положения будет объявлен позднее. Обеспечение правопорядка в период чрезвычайного положения возложено на Министерство внутренних дел Российской Федерации.

Министерство внутренних дел обращается к гражданам с призывом соблюдать спокойствие и порядок и содействовать органам внутренних дел в исполнении обязанностей, возложенных на них указом Президента.»

Снова зазвучала тихая музыка. Тогда, в машине, я не разобрал всех деталей, но уловил главное: результаты выборов отменены, Компартия запрещена, введено чрезвычайное положение. Сообщение ошеломляющее. Мое предчувствие оправдалось. Но к каким последствиям это может привести? Не только у меня в машине работало радио: один за другим автомобили вырывались из общего потока и останавливались у тротуара. Сообщение поразило не меня одного. Я не остановился, я спешил в редакцию.

В редакции парила суматоха. Я прошел прямо в кабинет ответственного секретаря. Он сунул мне сообщение с телетайпа ИТАР-ТАСС и на бегу сообщил:

— Помещение ЦК коммунистов в Большом Сухаревском занято милицией. Бухаев арестован, другие тоже… ищут Зюганова, но его нигде нет. Поезжай на Октябрьскую — там собираются коммунисты и энпээсовцы.

— А что вообще происходит? Что известно? — крикнут я ему вслед.

— Я знаю не больше тебя. Привози новости! — прокричат он уже из коридора.

5

На Октябрьской площади вокруг памятника Ленину под моросящим дождем бурлила толпа. Над головами развевались красные флаги, колыхались транспаранты с надписями типа «Тимирязевская организация КПРФ», раскачивались плакаты «Долой антинародный режим!», «Банду Ельцина — под суд!», хранившиеся, наверное с прошлых митингов. Настроение толпы было возбужденным. Раздавались крики: «Идем на Кремль!», «Надо брать Останкино!» Толпа росла на глазах, люди шли снизу от Парка культуры, черной массой выливались из дверей метро. Движение по Ленинскому проспекту оказалось перекрытым толпой. Мокрые крыши остановившихся машин исчезали в серой, насыщенной влагой дали проспекта. Машины беспрерывно гудели, внося в обстановку еще больше сумятицы и беспорядка.

Слева от меня, со стороны здания Министерства внутренних дел раздались крики и зазвенели стекла. Я видел, как булыжник угодил в одно из зеркальных окон второго этажа. Двор министерства между зданием и решетчатой оградой был заполнен милиционерами в форме и с оружием. Они стояли спокойно, только передовая цепь милиционеров чем-то вроде палок от метел деловито стал кивал а с ограды пытавшихся перебраться через нее людей. Не сумев перекатиться через ограду, толпа с уханьем перевернула три стоявшие вне ограды милицейские «Волги», которые через несколько минут загорелись. Полыхающее под дождем оранжевое пламя производило какое-то потустороннее впечатление.

Потом раздался звон стекол со стороны библиотеки, размещавшейся на первом этаже десятиэтажного здания на другом краю площадки. Я увидел, что на его крыше находятся люди. Кто это, демонстранты или, наоборот, милицейские снайперы, было не разглядеть. В кафе «Шоколадница» прямо напротив меня какие-то люди разбили камнем витрину, ссыпавшуюся на асфальт стеклянным дождем, и деловито полезли внутрь. Звенело уже по всей площади, как будто отзывались друг другу колокольчики со всех сторон. В жилом доме над кафе были распахнуты все окна, отовсюду торчали головы. Из-за домов вытекла цепочка милиционеров в шлемах и с пластиковыми щитами в руках. Она попыталась окружить массу на площади и отсечь ее от прибывающих вновь, но в одно мгновение была смята и растворилась в толпе. Что происходило с милиционерами, я не знаю. Примерно через полчаса послышалось завывание милицейских сирен, со стороны Мытной улицы на площадь выехали милицейские «Волги», а за ними стала выползать колонна крытых «уралов». Грузовики остановились, из них посыпались солдаты, быстро перекрывшие все впадающие в площадь улицы. Выход из метро закрыли, заталкивая обратно пытавшихся выбраться на улицу людей. Аркада, только что черная от людей, опустела, остались разбитые киоски и смятые затоптанные книги с торговых лотков. Несколько человек, пришедших со стороны Парка Горького, пытались прорвать плотную цепь солдат, но были схвачены. Что с ними делали, за спинами солдат было не разглядеть. Я видел, как их потащили к стоящему неподалеку автобусу с занавешенными стеклами. Толпа, прорвав оцепление, устремилась к задержанным. Закипела схватка. Потом я услышал несколько хлопков и понял, что это выстрелы. Мне показалось, что они донеслись откуда-то сверху. Но кто стрелял и откуда, я не знаю. Потом раздалась автоматная очередь. Толпа отхлынула. Раздавались крики и пронзительный визг. Над площадью как будто повис непрекращающийся вопль и стон.

Мимо меня пронесся взъерошенный человек с криком: «У кого есть телефон? Вызывайте скорую. Там людей расстреливают!» Я видел все это собственными глазами. Но я не могу сказать, кто начал стрелять, откуда и почему. Коммунисты потом в своей прессе кричали о расстреле мирной демонстрации трудящихся 8 июня. Правительственные газеты писали о беспорядках и нарушении режима чрезвычайного положения. Расследование было, но, как всегда в таких случаях, завершилось ничем. В одном я уверен: демонстрация не была мирной. В митинге коммунистов на Октябрьской площади бурлила злая направленная воля. Толпа, как злобное животное, билась в стены и окна, поджигала машины, затаптывала милиционеров. На площади ей было тесно, и она стремилась прорвать кордоны и потечь по городу. Если бы солдаты не применили оружие, их смяли бы и разорвали в полном и буквальном смысле слова. А потом по городу понесся бы смерч. Не знаю, чем это могло бы закончиться.

После выстрелов на площади сразу сделалось заметно меньше народу. Люди сгрудились в центре площади. С пьедестала памятника Ленину что-то кричал оратор с мегафоном. До меня доносились слова «кровь… трудовой народ… кровавая банда…», но в целом было не разобрать, слова глохли в насыщенном влагой воздухе. Потом включился мощный громкоговоритель из автобуса и голос покрыл всю площадь: «Внимание! Требую разойтись. Митинг запрещен. Вы нарушаете режим чрезвычайного положения… Оставшиеся будут арестованы и понесут наказание согласно закону о чрезвычайном положении… Требую разойтись…». Оратор на памятнике пытался перекричать соперника, но было ясно, что его не слышат даже те, кто стоял рядом. Он слез с памятника и исчез в тесной группке внизу. Толпа стала таять на глазах.

— А это какая партия, вон те, у памятника? — осторожно спросил я у парня, слушавшего рядом, вытянув шею.

— А ты сам кто такой? — подозрительно отозвался он.

— Да никто… — сказал я, пожав плечами, — просто случайно здесь оказался…

— Случайно! — передразнил он. — Придурки это — вот какая партия. Ты, друг, лучше мотай отсюда, пока цел.

Потом он все же решил поделиться знаниями.

— Эти — точно придурки, — сказал он. — А стреляли баркашовцы. Я точно знаю. Я сам видел. Там мой кореш.

Он куда-то неопределенно махнул рукой.

— А баркашовцы — не придурки? — рассердившись, спросил я. Парень презрительно посмотрел на меня, повернулся и деловито ушел в сторону оцепления.

6

Выпускали всех, но проверяли документы. Я предъявил корреспондентское удостоверение и через полчаса был в редакции. Там я заперся в своей комнате и стал писать статью, наверное, самую лучшую в моей жизни. Стон и вопль смертельно раненой толпы стоял у меня в ушах. Статья, конечно, в номер не пошла. Она лежит у меня в гранках. Из нее попали в печать ровно десять строк. У меня до сих пор хранится номер газеты от 9 июня 2000 года. Мои вырванные из статьи строчки стали частью большого материала о реакции на введение чрезвычайного положения, вышедшего под заголовком «Главное — спокойствие». На первой полосе под шапкой ЭКСТРЕМИСТЫ ДОИГРАЛИСЬ. В СТРАНЕ ВВЕДЕНО ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ опубликованы официальные сообщения. Информация с мест: ничего страшного в стране не происходит, много несанкционированных митингов, но прошли они достаточно спокойно. Инициаторы и активисты подвергнуты штрафу и предупреждены о тяжелых последствиях в случае повторения противоправных действий.

Затем идут высказывания российских политиков, бизнесменов, ученых о введении чрезвычайного положения.

А. Лившиц, президент Фонда «Экономическая политика»: «Ощущение очень тревожное. Ясно, что акция своевременная, может быть даже немного запоздалая. Надеюсь, что все закончится хорошо».

А. Подберезкин, лидер движения «Духовное наследие»: «Мы в принципе против чрезвычайного положения. Считаем, что при помощи чрезвычайного положения проблем российской политики и экономики решить нельзя, а можно только на время законсервировать. В то же время нельзя не признать, что некоторые организации, в том числе, к сожалению, и левые, своей несдержанностью сыграли на руку сторонникам введения чрезвычайного положения.»

Е. Гайдар, председатель движения «Правое дело»: «Все яснее становится видно, что Россия еще не доросла до демократии. К сожалению. Крайне несправедлива ситуация, когда демократические партии и движения вынуждены приостановить свою деятельность вместе с террористическими и экстремистскими организациями, которые именно и виновны в самом факте введения чрезвычайного положения. Но мы законопослушная организация и прекратили работу».

Н. Эбзеев, член Конституционного суда: «КС не рассматривал вопрос о чрезвычайном положении. Поэтому могу высказать только свое личное мнение. Мера абсолютно конституционная. Президент обладает всеми необходимыми для этого полномочиями. Конституционный срок его деятельности на момент введения чрезвычайного положения не истек. А вот что будет, когда он закончится, это другой вопрос. Здесь возникает интересная юридическая коллизия. Я пока не готов дать исчерпывающий ответ».

A. Мигранян, политолог: «Мера, по-моему, правильная. Хотя решение было трудным. Но самое трудное еще впереди. Чрезвычайное положение надо суметь реализовать. И потом надо суметь выйти из него с наименьшими потерями».

B. Жириновский, председатель ЛДПР: «Правильно сделал президент Ельцин. Если бы он этого не сделал, коммунисты бы с нами всеми расправились. А теперь мы с ними расправились. Это справедливо».

А. Шохин, депутат Государственной Думы: «Чрезвычайное положение — свершившийся факт. Надо спрашивать, не почему так стало, а что будет потом. После отмены чрезвычайного положения у нас окажется совершенно иная политическая система. Надо начинать работать над ней уже сейчас, чтобы потом опять не наступить на те же самые грабли.»

На второй полосе — реакция из-за рубежа. Зарубежные деятели хором признают право демократии защищать себя от фашизма, коммунизма и прочего экстремизма.

Интервью начальника Главного управления внутренних дел Москвы генерала Куликова А. Г.: Генерал сообщает, что чрезвычайное положение введено в соответствии с Конституцией, предоставляющей президенту соответствующие полномочия. Цель введения ЧП — предотвращение гражданских конфликтов, которые могут быть инициированы экстремистскими силами, недовольными отменой результатов голосования в первом туре президентских выборов. В основном эта цель достигнута: экстремистские организации ликвидированы, почти все их руководители задержаны. Фамилии задержанных генерал пока предпочитает не называть. Да, говорит генерал, министерство внутренних дел располагает обширной документацией о фальсификациях и нарушениях в ходе выборов, прежде всего, со стороны КПРФ. Имеются и другие доказательства систематической деятельности, направленной на подрыв государства и конституции. Очень скоро общественность будет ознакомлена с этими документами.

На вопрос о нормативной стороне чрезвычайного положения генерал разъясняет, что на период чрезвычайного положения приостанавливается деятельность представительных органов и общественных организаций… Да, в том числе и парламента… Да, всех партий и движений, в том числе, разумеется, и демократических… Запрещаются митинги, собрания и демонстрации. В определенной степени ограничивается свобода прессы. Вводится цензура печати, радио и телевидения. На вопрос об Интернете генерал, как выясняется, пока не готов ответить. …Продолжительность периода чрезвычайного положения будет зависеть от обстановки в стране и от того, насколько ответственно и серьезно мы все будем выполнять свои гражданские обязанности.

Короче, достаточно общие слова. Неконкретно, без цифр и без имен. Как и другие печатные органы, газета была подвергнута цензуре. На самом деле все шло не так гладко, как рассказывал милицейский генерал. В редакции царило подавленное настроение. С телетайпа, по радио и по телефону шли новости одна тревожнее другой. Под Москвой, в Химках и Подольске стихийные митинги переросли в погромы. Милиция не смогла сдержать толпу группы молодых людей с черными повязками на рукавах, по некоторым сведениям, баркашовцы, по другим — коммунистические стачкомовцы двинулись по центральным улицам, громя витрины и поджигая иномарки. В Самаре части внутренних войск были вынуждены применить оружие, имеются убитые. Более того, в некоторых городах войскам оказано организованное вооруженное сопротивление. В Ярославле выстрелом из толпы убит губернатор Лисицын, убеждавший митингующих разойтись. Рабочие дружины вместе с молодчиками Баркашова взяли штурмом здание областной администрации, захватили телецентр и в течение получаса, пока власти не отключили энергоснабжение, передавали призывы к восстанию против власти жидов и капиталистов. Руководство города и области остается в заложниках у бунтовщиков. Расквартированная в Иркутске часть внутренних войск отказалась участвовать в подавлении народа и присоединилась к митингующим. Чем дальше, тем мрачнее становились поступающие новости. И, главное, отовсюду шла информация об активной деятельности стачкомов, народных дружин, отрядов зашиты трудящихся. Часто партийной принадлежности лидеров было просто не различить. Отряды и дружины не только становились во главе митингов, но и организовывал и охрану, старались нейтрализовать войска и милицию. В Ульяновске рабочие дружины при явном попустительстве и даже содействии милиции и руководства области за один вечер буквально вычистили весь немногочисленный актив правых партий. Правых депутатов законодательного собрания и членов партии Гайдара и Чубайса свозили в городской изолятор.

К вечеру позвонила моя подруга, отдыхающая в Ялте. Сказала, что в Севастополе создан «Комитет свободного российского флота», призвавший не подчиняться командованию, исполняющему волю преступного режима. Ялта наводнена украинскими военными и милицией. Ходят по домам, переписывают русских. Ночью в городе стреляли. На горизонте стоят несколько военных кораблей. Говорят, что американские. Основные силы флота — в Средиземном море. Выехать невозможно. Дороги блокированы. Машины не достать.

Вечером никто в редакции не хотел идти домой. Сотрудники толпились в аппаратной, считывая новости прямо с телетайпной ленты. По рукам ходила сегодняшняя «Правда» размерам с лист писчей бумаги, отпечатанная с двух сторон на ксероксе. Больше половины объема занимала «Инструкция по организации сопротивления», которую зачитывали вслух, как будто это очень смешно. Но никто не смеялся. В «Инструкции», в частности, говорилось:

«Не подчиняйтесь требованиям властей, стремящихся разобщить людей, чтобы лишить их воли к сопротивлению и погубить поодиночке. Проводите митинги протеста, партийные и профсоюзные собрания и собрания общественности. Если это окажется невозможным, собирайте домовые и квартирные ячейки.

Власть старается отнять у нас свободу выражать свое мнение. Не подчиняйтесь ей. Распространяйте партийную и патриотическую прессу. Используйте для этого любое множительное и копировальное оборудование как дома, так и на работе: ксероксы, компьютерные принтеры, сканеры.

…Постоянно во всех разговорах приводите собеседников к пониманию текущего момента. Показывайте, что чрезвычайное положение введено Ельциным только для спасения собственной шкуры. Иначе ему пришлось бы отвечать перед законно избранными представителями народа.

Учитывайте в разговорах возраст и социальное положение собеседника. Не все сразу поймут вас и согласятся с вами. Будьте терпеливы в просвещении и не возмущайтесь, если вас не сразу понимают. Знайте, что правда на вашей стороне.

…Составляйте и пополняйте списки тех, кто является убежденным врагом трудового народа. Передавайте их в ваши организации по месту работы или месту жительства. Эти списки окажут большую помощь при налаживании нормальной жизни после свержения антинародного режима».

— Забавное сочинение. — сказал кто-то. — Они как будто первохристиане. Те тоже прятались по пещерам от римлян и все уговаривали, убеждали, а те их гнали и преследовали.

— Не надо так мрачно, а то и жить не захочется… Где теперь те римляне! — заметила корреспондентка Марина, взъерошенная и в очках.

— Создается впечатление, — сказал задумчиво зам. главного редактора Побываев, — что коммуняки не очень-то серьезно готовились взяться за дело, когда придут к власти. Они даже арестные списки не успели заготовить. И чрезвычайного положения они явно не ждали. Как это они прошляпили?

— Да нет, — возразил кто из присутствующих, — арестные списки у них есть. Смотрите, как они все в Ульяновске прочесали. Просто они уже уверились, что власть в их руках. После избрания Зюганова президентом нас всех взяли бы за один вечер. Вот к введению чрезвычайного положения они в самом деле оказались не готовы. Час икс пришел для них слишком рано.

— Боюсь, что для нас слишком поздно. — мрачно заметил зам. главного.

7

На следующий день к вечеру явилась поразившая всех новость. В Краснодаре объявился Геннадий Зюганов. Девятого июня он принял участие в митинге Народно-патриотического союза Юга России, состоявшемся под председательством краснодарского губернатора «батьки» Кондратенко.

МВД и ФСБ потом проводили расследование, как Зюганову удалось ускользнуть из Москвы. Из всего руководства КПРФ и думской фракции спаслись от ареста только он и генерал Макашов. Наверняка причиной было предательство в высшем эшелоне власти. Все телефоны Геннадия Зюганова находились на прослушивании. Седьмого июня в 23:10 (так записано о журнале прослушивания) в московской квартире Зюганова раздался телефонный звонок. К аппарату подошел он сам. Магнитофонная лента зафиксировала короткий разговор.

— Слушаю.

— Геннадий Андреевич?

— Да.

— Уже начали.

— Что начали? — недоуменно переспросил Зюганов.

— Чрезвычайное совещание.

Повисла короткая пауза.

— А! — сказал Зюганов. — Спасибо!

Дежурный капитан Лоскуток записал разговор в журнал, но никакого беспокойства по этому поводу не испытал. Чрезвычайное положение еще не было объявлено, а о том, что происходит в это время в Кремле, в президентской администрации и на верхних этажах силовых министерств, он, естественно, знать не мог. Но когда сразу после звонка Зюганов вызвал машину, капитан испытал смутное беспокойство. Его встревожило слово «чрезвычайное», прозвучавшее в разговоре. Докладывать следовало о возникновении чрезвычайных обстоятельств. Тот факт, что где-то началось какое-то совещание, нельзя было счесть чрезвычайным. В разговорах Зюганова постоянно шла речь о совещаниях и заседаниях, добрая половина которых были срочными, важными и чрезвычайными. Но капитана смутило время. Чрезвычайное совещание началось в двенадцатом часу ночи. В то же время и в этом не было ничего экстраординарного. В период выборов совещания и затягивались до утра, и начинались ночью. Капитан поразмышлял еще несколько минут. Выпил чашку растворимого кофе. Потом все же решил доложить о звонке. Пусть, мол, начальство разбирается. На часах было 23:35.

Тем временем черная «Волга» Зюганова по опустевшим ночью улицам быстро домчала его до дома 52 по Симоновскому валу. Группе наружного наблюдения, сопровождавшей машину лидера КПРФ, адрес был хорошо известен. Здесь проживали родственники наблюдаемого, которых он неоднократно посещал. Ничего необычного в этом визите также не было. «Волга» Зюганова стояла у подъезда, в квартире горел яркий свет, все кругом было спокойно. Ничего особенного не было и в том, что через пятнадцать минут из подъезда вышли двое мужчин в ветровках, с рюкзаками и футлярами для спиннингов. Они направились к стоящему в ряду других машин старенькому «Москвичу». Повозились, укладывая вещи в багажник, потом «Москвич» с треском завелся и, грузно развернувшись, выехал со двора.

Примерно в эти минуты капитан Лоскуток поднял телефонную трубку и доложил о состоявшемся разговоре. Дежурного в Центре разговор также не насторожил. Но потом он сопоставил его с рапортом группы наружного наблюдения и подумал, что странное это совещание, которое происходит на частной квартире. Следует доложить выше. У дежурного по министерству генерала Сватовского не было времени вникать в эти мелочи. Уже два часа все министерство стояло вверх дном. Срочно собирали офицеров, формировались оперативные группы. Многие были на дачах, за ними ушли дежурные машины. Дел было выше головы, и генерал вспомнил о докладе из прослушки только через полчаса. Замминистра был у себя в кабинете.

— Ч-ч-черт! — выругался он. — Его кто-то предупредил! Если упустим, головы всем поотрываю!

Когда оперативная группа примчалась на Симоновский вал, там по-прежнему царило спокойствие. Да, подтвердила хозяйка квартиры. Геннадий Андреевич приезжал, но они с мужем уехали на рыбалку. Собирались вернуться завтра к вечеру.

— Куда они поехали? Не знаю точно. Наверное, как всегда на Волгу…

Сотрудники группы наружного наблюдения и шофер зюгановской «Волги» были уверены, что Зюганов из дома не выходил. Из двоих рыбаков один был худощавый и светловолосый, второй — полный высокий брюнет в очках. Стало ясно, что Зюганов изменил свой вид, переодевшись, надев очки и парик. Ожидать его завтра с рыбалки было бы наивно. «У него, наверное, и паспорт на имя рабочего Иванова», — мрачно пошутил замминистра. Турбаза в Завидово, куда обычно ездил Зюганов, на звонки не отвечала. На всякий случай туда отрядили опергруппу. Оранжевый «Москвич‑412» с госномером М212УЕ был объявлен в розыск. По отделениям милиции разослали описания рыбаков, требуя обращать внимание на полного брюнета в очках. Вокзалы и аэропорты к этому времени уже практически были перекрыты.

Лидер КПРФ со своим спутником через десять минут после выезда свернули к гаражному кооперативу возле метро «Тульская». «Москвич» был спрятан в гараж. Пересели в джип, и мощная машина устремилась на юг по Симферопольскому шоссе. Когда допрашивали хозяйку квартиры на Симоновском, джип по объездной дороге уже промчался мимо Подольска. Информация о розыске «Москвича» и описания рыбаков поступили во все милицейские отделения и на все посты автоинспекции. На въезде в Тулу глубокой ночью останавливали все машины и проверяли документы.

— Ты что, не видишь, с кем имеешь дело? — спросил лейтенанта сидящий за рулем джипа светловолосый худощавый человек.

Лейтенант вгляделся в темноту кабины и суровым голосом повторил:

— Попрошу документы!

Сзади и сбоку от него, тоже вглядываясь в пассажиров, стоял автоматчик в камуфляжном комбинезоне.

Потом лейтенант потребовал открыть багажник. Ни рюкзаков ни спиннингов. Оба пассажира в костюмах и при галстуках.

— Извините, Геннадий Андреевич! Служба! — вежливо сказал он возвращая бумаги на машину и удостоверение депутата Государственной Думы.

Лейтенант прошел в будку и сообщил старшему наряда, что сейчас только в город проехал сам Зюганов.

— Чудны дела твои, Господи! — зевнув, прокомментировал старший. — Чего ему у нас понадобилось! Ты не отвлекайся, смотри внимательней! — пригрозил он лейтенанту.

На рассвете на военном аэродроме под Новомосковском прогревал моторы огромный транспортник ИЛ‑76ТД. На двести двадцать пятом километре Симферопольского шоссе джип свернул с трассы и через десять минут, задержавшись на мгновение у КПП военного городка, выскочил на летное поле. Пожав руку спутнику, Зюганов по приставной лестнице поднялся в самолет.

— Ни пуха, ни пера! — закричал вслед светловолосый.

— К черту, к черту! — стараясь перекрыть рев двигателей, крикнул Зюганов.

Дверца захлопнулась. Самолет начал выруливать на взлетную полосу, и через пять минут исчез в голубом уже сверху небе. План срочной эвакуации лидера партии при возникновении чрезвычайных обстоятельств, разработанный руководителями Службы безопасности КПРФ, сработал безукоризненно. Комиссия МВД и ФСБ удалось буквально по минутам проследить весь путь Зюганова от Москвы до летного поля под Новомосковском. Взыскания по службе никому сделано не было. Единственное, что осталось неизвестным, — кто предупредил Зюганова о готовящемся аресте.

Из других руководителей и активистов Компартии и близких к ней организаций удалось избежать ареста только генералу Макашову. Правда, никаких чрезвычайных мер по его спасению партия не предпринимала. Макашов спасся от ареста самодеятельным путем. Он возвращался в Москву с дачи под Звенигородом около двух часов ночи. На выезде на Минское шоссе вместо обычной для такого часа мигалки горел красный сигнал светофора. В сторону Москвы шла непрерывная колонна крытых грузовиков с солдатами. Макашов сидел, задумавшись. Когда загорелся зеленый свет, он сказал шоферу:

— Знаешь что, Коля, поезжай-ка направо.

Машина повернула в направлении от Москвы.

На рассвете они въехали в Смоленск. Макашов вышел у железнодорожного вокзала и велел шоферу возвращаться в Москву. Куда он отправился, неизвестно. Никто его особенно не разыскивал. В Краснодаре он появился только через три дня.

8

Расследование бегства Зюганова состоялось после. А тогда, девятого июня в пять часов вечера в здании Законодательного собрания Краснодарского края состоялся митинг Народно-патриотического союза Юга России. Председательствовал губернатор Кондратенко. Зюганов появился из боковой двери в сопровождении охранников и проследовал прямо в президиум. По залу пронесся ропот, его узнали. Президиум поднялся, за ним медленно, хлопая сиденьями кресел, начал подниматься зал.

«Товарищи, — сказал в микрофон Кондратенко, — среди нас находится Председатель Коммунистической Партии Российской Федерации Геннадий Андреевич Зюганов. Я приветствую его от имени всех патриотов России!» По залу покатилась громовая овация.

Зюганов прошел к трибуне. Выждал. Аплодисменты не смолкали. Он поднял руку и, выждав, пока аплодисменты стихнут, начал говорить. Я привожу его выступление по стенограмме, опубликованной в краснодарской газете «Южный край» от 10 июня 2000 г.

«Товарищи! Друзья! Дамы и господа!

Мне выпало быть в вашем прекрасном городе в тяжелый для нашей Родины миг. Вы знаете, что произошло. Когда настал срок прощаться с властью, захваченной преступным путем, диктатор сбросил маску. Не слышно больше слов о демократии, о свободе печати, о праве народа открыто выражать свое мнение. По всей нашей бескрайней стране идут репрессии, царит произвол карательных органов. Кровожадный преступный режим Ельцина, с указки заокеанских хозяев поставивший своей целью истребить русский народ, подавить его жизненные силы, превратить всех нас в послушных рабов, подчиняющихся командам надзирателей из-за океана, — этот режим обнаружил свое истинное лицо.

Ни у кого больше не осталось иллюзий. Этот режим, обманом продержавшийся у власти почти десять лет, никогда не пользовался поддержкой народа. Теперь он стал ненавистен народу.

Кому нужен Ельцин? Рабочим в полуразрушенных цехах возле остановившихся станков, у которых нет денег прокормить свои семьи? Крестьянам, чьи поля заросли сорняками? Военным, которые присягали Родине, а вынуждены служить преступникам и палачам Отечества? Может быть, он нужен голодающим ученым, труд которых никем не оплачивается? Или честным коммерсантам, которые терпят убытки из-за того, что не могут продать свой товар обнищавшим людям?

Им всем он не нужен. Он нужен только денежным мешкам, грабящим собственный народ, — всякого рода Абрамовичам и Абрамовичам, — да его заокеанским хозяевам и покровителям.

Но и им он опостылел. Народы мира с презрением смотрят на дряхлого спившегося старца, мертвой хваткой цепляющегося за власть. Правительства зарубежных стран не могут не учитывать состояния общественного мнения и отказывают в поддержке диктатору, который в погоне за властью нарушил все демократические нормы и уничтожает собственный народ.

Режим Ельцина находится в полной изоляции. Настало время, когда народ снова возьмет в свои руки власть, отнятую у него незаконным путем. У нас есть для этого необходимые силы и средства. Коммунистическая партия, возглавившая движение всех патриотических сил России, делает все возможное, чтобы мирно, без кровопролития восстановить демократию, восстановить действие Конституции Российской Федерации и провести справедливые и честные выборы. Мы знаем: победа будет за нами!»

Здесь, согласно газетному отчету, речь Г. А. Зюганова была прервана долгими аплодисментами. Правда, из задних рядов раздался свист, там произошла легкая свалка, несколько человек были выведены из зала, и спокойствие восстановилось. Оратор предупреждающе поднял руку и, дождавшись тишины, продолжил:

«Товарищи! Наш враг хотел обезглавить партию. Был отдан приказ об аресте всех членов Центрального комитета и руководства Московской организации. Как видите, не получилось: я стою перед вами. (Здесь, согласно газете, снова загремели долго не смолкающие аплодисменты.) Мне и моим товарищам было нелегко выбраться из Москвы, но и в лагере противника у нас есть верные друзья, нас вовремя предупредили об опасности и помогли преодолеть все заграждения.

Но некоторые наши товарищи сидят в тюрьме. Они не совершали правонарушений, их единственная вина состоит в том, что они — патриоты своей Родины. С точки зрения Ельцина и его приспешников, это — преступление. Мы не забываем об их тяжелой участи. Мы придем в Москву и встретим их с цветами у ворот тюрьмы (Аплодисменты).

Я вижу здесь в зале военных. Это замечательно, что вы с нами. Армия — вооруженная часть народа, и она всегда будет вместе с народом. Здесь сидят также люди в казачьем форме. Казаки всегда были опорой Отечества в трудные времена его истории. Не сомневаюсь, что и сейчас они останутся верными своему воинскому и патриотическому долгу.

Мы получаем новости с мест. Повсюду растет народное сопротивление. Значительное часть субъектов федерации отказалась выполнять указ о введении чрезвычайного положения. В некоторых из них смещены губернаторы, пришедшие к власти незаконно, путем фальсификации выборов, и избрано новое руководство. Могу назвать хотя бы недалекий от нас Саратов. Аяцков бежал в Москву, его место занял наш соратник Сологубов. В Ярославле, как вы знаете, восставший народ уничтожил ельцинского сатрапа Лисицына. Теперь там новое руководство, отказавшее в доверии Ельцину и его правительству.

Антинародный режим рушится на глазах. Нам сейчас крайне необходимы координация действий и сплочение сил. Мы направляем делегатов во все субъекты федерации для установления прочного взаимодействия. Но мы не можем ждать, пока новая народная власть установится сама по себе. Нужно действовать. Мне поручено сообщить вам, что принято решение созвать 12 июня здесь, в Краснодаре, Съезд народных представителей Юга России. Я уверен, что его решения станут последним гвоздем, забитым в гроб преступного режима Ельцина (Долгие, долгие аплодисменты. Овация.)»


Площадь перед зданием краевого Законодательного собрания была оцеплена милицией. К зданию никого не подпускали. А за милицейским кордоном бурлила толпа, состоящая в основном из пикетчиков с разнообразными лозунгами и транспарантами. «России нужен крепкий ФАК», — кричали буквы одного из транспарантов. Пониже стояло: «Федерация Анархистов Кубани». «Лимонка дает власть» провозглашал транспарант Национал-большевистской партии Эдуарда Лимонова. Над одной из групп поднимался лист картона с надписью «Союз освобождения имени Лаврентия Берия». Больше всего было плакатов и транспарантов с коммунистическими и антиельцинскими призывами. Флаги плескались в основном красные, на некоторых бросался в глаза черный крут с кабалистическим знаком баркашовцев. Демократов видно не было.

Загрузка...