Рыжий рыцарь

Глава десятая. Вересковые топи

То, что братья Бонвиваны именовали дорогой, на деле оказалось бескрайней лужей, наполненной мутно-желтой водой. По обочинам высились длинные горки густой грязи, в которой можно было увязнуть по колено, а то и по пояс. После встречи с людоедами друзья даже не помышляли о том, чтобы вернуться в Дремучий лес. Они старательно обходили его с запада, и этот поход растянулся на три дня. За это время Тристан едва не сошел с ума. Мало того что идти порой приходилось по колено в грязи, так еще и спутники не давали ему покоя. Братья Бонвиваны беспрестанно заводили друг с другом споры из-за потерянного подарка. Ругаться Типун и Вертопрах могли часами, а окрики Тристана не производили на них никакого впечатления. И всякий раз, когда Бонвиваны замолкали, их сменяли Вирель с Мистой, которые продолжали препираться из-за каждой мелочи. Временами к их перебранкам подключался еще и И-гуа. В такие моменты Тристан вспоминал добрым словом кина Бутуза и Хабара.

Он очень обрадовался, когда на закате третьего дня они добрались до Вересковых топей — необъятных болот на пути к Попрыгунье. Здесь, на границе Равнинного и Лесного княжеств, посреди зыбучих трясин притаились несколько небольших деревень. Местные жители были знамениты на всю Амбинию своим удивительным упрямством. Упрямство это выражалось в том, что болотники — как их зачастую называли — никогда не верили тому, что рассказывают в трактирах и тавернах. Всем известно, что крестьяне — любители совершенно несусветных и абсолютно неправдоподобных россказней. Но болотники не верили даже тому, что было чистой правдой. Они оспаривали факт существования Альденбурга, сомневались в благородстве рыцарей и решительно не соглашались с тем, что Амбинию населяют чудовища.

Солнце уже закатилось, так что путники стали задумываться о ночлеге. К счастью, прямо возле топей им попалась деревенька, состоявшая из пяти утлых лачуг. Одна из лачуг — вот удача — оказалась постоялым двором «Пьяная рыба», чей хозяин, грузный мужчина с залысинами по имени Ямс, встретил их с распростертыми объятиями. Гостиница оказалась весьма и весьма убогой, что ничуть не огорчило Тристана. Три дня он ночевал на голой земле, так что теперь даже самая жесткая на свете постель показалась бы ему королевским ложем. Хозяин тоже был доволен, ибо путники оказались его единственными гостями, если не считать странного бородача, что сидел в углу с кружкой эля.

— Рад снова видеть славных рыцарей на моем постоялом дворе, — сказал мастер Ямс, поспешно накрывая на стол. — Ровно двести лет назад в «Пьяной рыбе» останавливался сам кин Эгланд.

— Неужели? — перебил его Вирель. — И, несомненно, ваш прадед оказал кину Эгланду такой радушный прием, что тот оставил ему в дар навершие своего меча.

— Вижу, слух о моем заведении уже прошел по всей Амбинии, — подтвердил мастер Ямс, указывая на ржавую железку, висевшую над очагом.

— Судя по всему, этот кин Эгланд был тем еще выпивохой, — пробормотал Вирель. — Кажется, в Амбинии нет ни одного трактира, в котором он бы не побывал.

— Вы тут осторожнее, — заговорщицким тоном предупредил их бородатый постоялец. — Вересковые топи — неспокойное место. Тут полно бородавчатых тютюлей. Во всей Амбинии нет тварей ужаснее.

— Кого-кого? — изумился Вирель.

— Они сочетают в себе силу великанов, ловкость и скрытность гоблинов, ярость вепрей и жестокость урлов. С виду они мохнатые, когти у них длинные, а зубы величиной с ваш меч, а еще они воют словно волки. Да и сами похожи на гигантских волков. И спасения от них совершенно никакого нет.

Миста прыснула, едва не подавившись куском черствого хлеба.

— А вы сами когда-нибудь видели этих… тютюлей? — поинтересовался Тристан у собеседника.

— Видел, — мрачно кивнул бородач. — Я возчик. Пару ночей назад возвращался к себе из Лесного княжества. Было уже поздно, но луна светила довольно ярко. Так вот, на обочине дороги я заметил странную мохнатую тень, а потом услышал жуткий, леденящий душу вой.

— Это мог быть обычный волк.

— Волки так не воют, уж я-то знаю. Да и на задних лапах не ходят. А этот стоял на своих двоих, как человек. Я прямо весь оцепенел от ужаса, а потом заметил у этого чудища два ярких злющих глаза багрового цвета. В жизни не видывал ничего страшнее.

— И он не напал на вас? — улыбнулась Миста.

— Я дал деру. Бросил с перепугу свой воз с лошадью и махнул через лес. Никогда так не бегал. Теперь сижу тут и думаю, стоит ли возвращаться за своим возом. Лошадку мою, поди, они съели, но, может, хоть повозка уцелела.

— Тютюлей нет никаких, — отозвался мастер Ямс. — И чудищ прочих тоже нет. В Амбинии живут только люди.

Той ночью Тристан уснул, едва только голова его коснулась подушки. Впрочем, спал он недолго. Вирель разбудил его затемно. На дворе стояла тихая безлунная ночь.

— В чем дело? — спросил Тристан, зевая и потягиваясь. — Зачем ты поднял меня в такую рань?

— Тсс, — Вирель выглядел крайне встревоженным, — говори шепотом.

Тристан протер глаза. За спиной Виреля стояла Миста. Она тоже была очень напугана.

— Кто-то вломился в гостиницу! — прошептал Вирель. — Слышишь?

Тристан услышал топот ног, скрип половиц и жалобные стоны мастера Ямса.

— У меня нет денег! — кричал он. — Я бедный трактирщик.

— Молчать! — гаркнул кто-то. — Нас, шва, интересуют не твои деньги, а твои гости.

— Я буду на вас жаловаться!

— Заткнись, крыса! — оборвал его другой голос, еще более грубый, чем первый. — Суньте ему кляп, шва, не могу слушать этих болотных тварей!

— Сквары, — пробормотал Тристан.

Один из скваров заткнул трактирщику рот свернутой в комок тряпкой, и хозяин, все еще продолжавший взывать к справедливости, захлебнулся собственными словами. Он отчаянно мычал, пытаясь избавиться от кляпа, и тогда двое скваров крепко-накрепко привязали его к стулу.

— Хорошо, — сказал первый сквар, — пошуруйте наверху. А ты, Ггол-гар, найди, где он прячет деньги. Живее, шва, живее.

Мастер Ямс вновь замычал, но Ггол-гар тут же двинул ему сапогом в бок, и несчастный трактирщик умолк.

Сквары взялись за поиски, хотя назвать это поисками было трудно. Они ломали стулья и табуреты, били посуду, опрокидывали столы и разбрасывали по полу золу из очага. Под непрекращающуюся брань своего командира Ггол-гар и еще два сквара стали ковырять ножами стену, надеясь обнаружить там тайник с золотом. Мастер Ямс жалобно скулил, словно щенок с перебитой лапой. Он не мог смотреть, как сквары безжалостно громят его постоялый двор. Аккуратно убранный зал для гостей теперь напоминал поле битвы. Чистый пол был изгваздан сажей, мебель обратилась в щепки, а посуда — в груду осколков. Постоялый двор, о котором хозяин заботился с отеческой любовью, постепенно превращался в руины. Сквары не могли найти золото и вымещали злобу на всем, что попадалось под руку. Один из них сорвал со стены тот самый кусок металла, который мастер Ямс выдавал за навершие меча кина Эгланда, и сунул его себе в карман.

— Уходим, — Вирель дернул Тристана за плечо.

— Куда?

— К болотам, в лес, не знаю, но здесь оставаться нельзя. Нас убьют, забыл?

— Быстрее сюда, — Миста толкнула дверь в свою комнату, — мое окно выходит прямо на крышу конюшни!

Она лихо перемахнула через подоконник. В коридоре уже слышались звуки шагов. Сквары обшаривали соседние комнаты. Соломенная, как волосы Виреля, крыша конюшни трещала под ногами. Тристану казалось, что он вот-вот провалится вниз. На дворе было сыро и темно. Даже самый зоркий человек на свете не увидел бы их. Тристан побежал вслед за Мистой к ограде, за которой начинался заболоченный лесок. Здесь пахло тиной и застоялой водой. Они пробежали десять, а то и двадцать саженей и спрятались за деревьями.

— Где Вирель? — спросил Тристан, отдышавшись.

Менестреля с ними не было.

— Тут, — откликнулся знакомый голос.

Вирель появился словно ниоткуда, вынырнув из-за высокого кустарника. Он вел под уздцы напуганного И-гуа, который, однако, не переставал возмущаться:

— Разбудили среди ночи, напугали, не дали даже поесть на дорогу!

— А Бонвиваны?

— Давно удрапали, — сказала Миста, — я таких трусов в жизни не видела. Впрочем, мы должны сказать им спасибо. Это они подняли тревогу.

— Сейчас все уляжется, и мы сможем продолжить путь, — сказал Вирель. — Сквары перетряхнут гостиницу и уйдут, а мы проберемся через болота и поищем путь к Попрыгунье. Она где-то рядом. Это из-за нее тут вокруг все заболочено.

По лесу пробежал ветерок, и небольшие деревья послушно заскрипели. Откуда-то сверху на голову Тристану бухнулась небольшая веточка. Совсем не больно, но он дернулся от неожиданности. Отсюда, из укрытия, были хорошо слышны крики скваров, которые продолжали громить постоялый двор. Мастер Ямс — старый сварливый болотник — оказал им теплый прием и жестоко поплатился за это. Если сквары оставят трактирщика в живых, то, скорее всего, лишь для того, чтобы продать его на Черном холме. Но если каким-то чудом этого удастся избежать, то и тогда ему не позавидуешь. После погрома мастер Ямс будет совершенно разорен.

— Я возвращаюсь, — сказал Тристан, поднимаясь из укрытия.

— С ума сошел, помилуй тебя Ирета, — у Виреля чуть глаза на лоб не полезли. — Ты знаешь, что там происходит?

— Знаю, именно поэтому я и иду туда.

Тристан взял И-гуа за уздечку. Конь, похоже, не был в восторге от этой идеи.

— Грезишь подвигами! Ты даже сражаться толком не умеешь!

— Замолчи, — перебила Виреля Миста. — Тристан прав, мы не можем бросить трактирщика в таком положении. Он был очень добр к нам, и сквары вломились к нему из-за нас.

— Мы ничем ему не поможем! Только сами погибнем!

— Я хотя бы попытаюсь! — отрезал Тристан.

Шансов на успех было мало. Но мало было и шансов на то, что он победит дракона. Однако же он участвует в Турнире.

— Это глупо, Тристан, — протестовал Вирель. — Они убьют тебя и нас, наверное, тоже. Ты не можешь так собой рисковать. Ты должен выиграть Турнир. Иначе это сделает Гнусомунд!

— Я Рыцарь Бедных. Я должен помогать обездоленным и несчастным. Это мой долг.

— У тебя нет доспехов, нет свитка силы и нет необходимых навыков, чтобы сражаться с бандой вооруженных разбойников. Это самоубийство.

— Ты со мной?

Вирель всплеснул руками.

— Упрямый дурак! — сказал он. — Конечно, я с тобой.

— И я! — поддержала Миста.

— Тогда в путь.

— План, — остановила его Миста, — нам нужен план.

— Нет времени, — покачал головой Тристан, — пока мы будем его придумывать, они убьют мастера Ямса и сожгут его гостиницу.

— Арховы пальцы! — вскричала Миста. — Скакать с мечом в руках в лобовую атаку — верная смерть. Мы так ничем ему не поможем, нам нужно застать их врасплох, и тогда… А-а-а!

Из груди Мисты вырвался нечеловеческий крик, она в ужасе попятилась и указала трясущимся пальцем куда-то в темноту. Тристан повернулся, и волосы у него на голове зашевелились. В десяти шагах от них между двумя тонкими рябинами стояло жуткое чудовище. Ростом оно превосходило сидящего верхом Тристана на добрую голову. Все тело покрывала косматая шерсть, а лапы — семь длинных, точно кинжалы, когтей. Пасть имела такие размеры, что чудище легко смогло бы проглотить молодого барашка. Тристан сперва подумал, что перед ним гигантский волк, но где видано, чтобы волки ходили на задних лапах? Рыцарь Бедных потянулся за мечом, но не смог нащупать рукояти. Руки не слушались его. Два неуловимых скачка — и чудовище оказалось на поляне.

— Тютюли, — пробормотал Вирель, — выходит, они существуют…

Бредни возчика оказались правдой. На них в самом деле напали тютюли. Они появлялись на поляне, словно из-под земли. Тристан пытался сосчитать: семь, нет, десять, двенадцать… Нападать они не торопились. Друзья были окружены, а все пути к отступлению отрезаны. Чудовища не издали ни единого звука.

— Знать бы, что тютюли делают со своими жертвами, — прошептала Миста.

— Понятия не имею, — сказало человеческим голосом самое большое чудовище. — А мы отводим своих к Шанну.

— Они разговаривают…

— А почему бы и нет? — сказал другой. — Что тут удивительного?

— Ну, мы не очень разбираемся в тютюлях, — прошептал Тристан неуверенно, — но, судя по тому, что нам о вас говорили, вы должны сразу набрасываться на людей.

— Мы не тютюли, — оборвал его первый, — мы слуги Шанна.

— Так вы люди? — осторожно поинтересовался Тристан.

— Мы разбойники! А вы наши пленники. Видал, Алли, — обратился он к одному из своих спутников, — еще целая компания. У нас не лес, а прямо проходной двор какой-то.

— Ага, Игри, сначала два рыцаря, теперь еще вон трое. Шанн будет доволен.

Один из разбойников ловко выхватил у Тристана меч, четверо других обступили Мисту и Виреля.

— Пойдете с нами, и не пытайтесь удрать, — сказал Алли тоном, не терпящим возражений.

Тристан зашагал по узкой, со всех сторон поросшей кустарником тропинке, что вела куда-то в глубь болот. Впереди и сзади двигались разбойники-тютюли. Выглядело это все жутковато. Тристан не мог поверить, что твари, шедшие рядом, разумны и не станут атаковать своих пленников без причины. Те же мысли, похоже, крутились и в голове И-гуа. Конь молчал, чтобы никто не узнал его тайны, но полные страха лошадиные глаза говорили лучше всяких слов.

— Кто такой этот Шанн? — шепотом спросил Тристан Виреля.

— Кажется, это покровитель разбойников. Его еще называют Богом-с-Большой-Дороги, — так же шепотом ответил Вирель.

— И они ведут нас к нему?

— Именно, — один из тютюлей услышал их разговор, — мы ведем вас к Шанну.

— То есть в его святилище, — уточнила Миста.

— Нет, к нему самому, — был ответ. — Мы служим самому Богу-с-Большой-Дороги. Он лично отдает нам приказы.

— Верно сказано, Митти, — подхватил Игри. — Нам повезло, с нами Шанн.

— Вы хотите сказать, что он говорит с вами? Что вы его видели?

— Нет, мы не видели его, — Алли покачал своей волчьей головой, — но мы его слышим. Он говорит с нами и помогает нам. Шанн дал нам силу.

— Какую?

— Да вот эту, — Митти показал на себя когтистой лапой. — Благодаря ему мы стали страшными и теперь наводим на всех ужас.

— И как же так получилось, что Бог-с-Большой-Дороги осыпал вас своими милостями? — Миста, похоже, привыкла к внешнему виду разбойников и совсем перестала бояться их.

— Сначала мы были бродячими актерами, — ответил Митти, — давали представления на городских площадях. Но это дело у нас не выгорело, и, чтобы хоть как-то сводить концы с концами, мы подались в разбойники. Но и тут нам не везло.

— Лица у нас добродушные, да и делу грабежа мы не обучены, — подхватил Игри. — Остановишь кого-нибудь на дороге, скажешь «давай золото», а он тебе только в глаза рассмеется и дальше поедет.

— Как-то раз мы пытались захватить рыцаря, но он нас так отделал, что мы три дня потом из лесу не высовывались! — При этих словах Алли потер когтистой лапой мохнатую спину. — У меня до сих пор синяки.

— Да ладно бы только рыцари, — сказал угрюмо еще один разбойник. — Мы потерпели неудачу, когда пытались ограбить воз с репой, которым управляла девочка лет пятнадцати.

— Она так скулила и жаловалась, что нам пришлось отпустить ее и вернуть все награбленное.

— Мы даже до города ее проводили.

— Но вот недавно мы встретили поблизости путника, хотели его ограбить, а он нам и говорит, что послан к нам самим Шанном.

— Дескать, Шанн, Бог-с-Большой-Дороги, давно за нами наблюдает и решил даровать нам силу для верного служения ему.

— И он дал нам двенадцать склянок с зельем, велел выпить, а потом в полночь прийти к болотам и найти там дыру в земле.

— И вы выпили?

— Выпили, — Митти кивнул волчьей головой, — и стали такими, какими вы нас теперь видите.

— А что было потом?

— А потом мы пришли к указанному месту и там под гнилым деревом нашли дыру в земле. Из дыры этой шел дым, и громовой голос поведал нам, что мы отныне — глаза и руки Шанна в Амбинии.

— Что Бог-с-Большой-Дороги назначил нас своими служителями, чтобы мы принесли ему почет и славу, а себе богатство.

— И с тех пор, — не без гордости сказал Алли, — наша банда процветает. Меньше чем за неделю мы ограбили два десятка крестьян и семерых купцов, а сегодня вот еще и рыцарей схватили.

— И самое главное, — добавил Митти, — нам и говорить-то теперь ничего не нужно. Выскакиваешь на дорогу — и дело сделано.

— Как видят нас, сразу вопят и либо цепенеют, либо бегут со всех ног, только лови да грабь.

— Остается узнать главное, — поинтересовалась Миста, — вы разбогатели?

— Нет, хотя добра нагребли изрядно, — ответил Игри, — всю добычу мы отдаем великому Шанну, а Бог-с-Большой-Дороги за это поддерживает наш свирепый вид.

Разбойники вывели их на небольшую полянку между тремя совершенно сухими, поеденными гусеницами сербониями. Здесь сильно пахло тиной, до знаменитых на всю Амбинию трясин было рукой подать. Под одной из сербоний Тристан заметил глубокую нору, похожую на медвежью берлогу. Из берлоги шел синеватый дым, клубами поднимавшийся к самому небу. Алли шагнул вперед, опустился на одно колено и склонил голову.

— О Шанн, Бог-с-Большой-Дороги, атаман всех лихих людей. Мы привели тебе новых пленников.

Из берлоги подуло легким ветром, и сербонии заскрипели.

— Кто они? — спросил из глубины пещеры замогильный голос, от которого у Тристана мурашки по коже забегали.

— Рыцарь и сопровождение.

— Дай золото! — потребовал голос.

— О Шанн, у них не было золота.

— Хочу золота!

— Да, о Шанн. Мы потребуем за них выкуп!

— Славно! — ответил замогильный голос.

Разбойники усадили их под изогнутой сербонией. Ее верхушка и опутанные гусеницами ветки клонились к самой земле. Казалось, дерево вот-вот упадет.

— Может, свяжем? — кивнул на пленников Митти.

— Шанн сохранит их лучше всякой веревки, — отмахнулся Алли.

Пленники не сразу заметили, что они тут не одни. Под деревом весьма удобно расположились братья Бонвиваны.

— Приветствуем, — сказал Типун, — в тесноте да не в обиде.

— И как вас угораздило так вляпаться? — спросил Вертопрах.

— А вас? — ответила вопросом на вопрос Миста.

— Мы предприняли тактические шаги для удаления от врагов, — сказал Типун, — но те вероломно атаковали нас с тыла.

— И было это как раз в тот момент, когда мы обнаружили надежное укрытие и хотели в нем спрятаться.

— Но к чести наших противников должен заметить, что они очень вежливо обращаются со своими пленниками.

— И не пытаются их съесть.

Разбойники совсем не обращали на них внимания. Они опустились на колени возле берлоги и принялись усердно прикладывать ладони к лицу, молясь Шанну.

— Однако разрешите полюбопытствовать, у вас есть план спасения? — спросил Вертопрах.

— В плену неплохо, но на свободе все-таки лучше, — подхватил Типун.

Тристан не ответил. Он пристально смотрел на берлогу, из которой продолжал валить дым, и на разбойников, что усердно молились Шанну.

— О Шанн, Бог-с-Большой-Дороги, атаман всех лихих людей, — восклицал громче всех Алли, а остальные ему вторили, — даруй каждому, кто бредет по ближайшей дороге, тугой кошель да побольше всякого ценного товара. И сделай так, чтобы и кошель, и товар без особенных затруднений стали нашими. И пусть пути королевских латников всегда расходятся с путями нашими.

С каждым словом, произносимым Алли, дым становился все гуще и гуще. Огромные клубы почернели и постепенно поглотили разбойников. Алли продолжал говорить, и вскоре едкий черный дым скрыл пещеру, сухую сербонию и половину поляны в придачу.

— За нас требуют выкуп, — прошептал Типун. — Думаю, и за вас потребуют.

— В каком смысле — выкуп? — спросил Тристан. — От кого?

— От семьи, — ответил Вертопрах. — За нас требуют по тысяче данринов, так что мы должны написать маме письмо, которое один из разбойников ей передаст.

— Боюсь только, что если он явится в таком виде в наш замок, то его там мигом прикончат. Наша мать ничего не боится, а в гневе будет пострашнее любого разбойника.

— А вы написали письмо?

— Нет, — Вертопрах явно не жалел об этом. — У разбойников нет чернил, так что получение выкупа затягивается.

Разбойники между тем закончили свой ритуал и поднялись на ноги. Дым, наполнивший воздух едким запахом, рассеялся.

— До рассвета еще три часа, парни, — объявил Алли, — время нам наконец поспать. Митти, ты будешь сторожить пленников.

Спать разбойники улеглись прямо на земле. Подстилки или одеяла были им не нужны, ведь тела их покрывала густая волчья шерсть. Митти угрюмо уселся возле сербонии с куском холодного мяса. Свой ужин он проглотил мгновенно, после чего, дождавшись, пока остальные уснут, задремал и сам.

— Нам, кажется, повезло, — сказала Миста, — они спят, а мы можем ускользнуть.

— Почему они нас не связали? — спросил Вирель.

— Ты же слышал, Шанн сторожит нас лучше всякой веревки. Надеюсь, Бог-с-Большой-Дороги тоже иногда спит.

О такой удаче трудно было даже мечтать. Разбойники спали точно младенцы, путь к свободе был открыт. Тристан тихо поднялся на ноги и аккуратно, на цыпочках, двинулся вперед. Он крался, точно заправский вор, хотя это, казалось, было излишним. Митти спал как убитый. Когда Тристан прошел мимо него, он только всхрапнул и опустил волчью голову на мохнатую лапу. Помощники рыцаря, также стараясь не производить шума, крались за ним. И-гуа не фыркал и ступал мягко, как кошка. Бонвиваны с самым серьезным видом следовали за Тристаном. От поляны до ближайшего лесочка было рукой подать. Совсем чуть-чуть — и они будут в безопасности, а потом пусть Алли и компания попробуют найти своих сбежавших пленников. С виду они, конечно, похожи на волков, но едва ли обладают волчьим нюхом. Тристан обернулся, чтобы еще раз проверить Митти. Тот спал так же безмятежно, как и несколько минут назад. Вдруг что-то хрустнуло у Тристана под ногой, какой-то маленький сучок. Ему показалось, что вся поляна, а с нею и болота наполнились шумом. И не зря. Разбойники, может статься, и не обладали волчьим нюхом, но слух у них был явно острее, чем у человека. Глаза Митти открылись, а сам он в два счета вскочил на ноги.

— Тревога, — гаркнул он, — пленники удирают!

План побега с треском провалился. Разбойники проснулись, и теперь беглецам противостоял не один Митти, а вся банда. Вирель кинулся бежать, но не успел сделать и двух шагов, как на него налетел один из разбойников. Двое других набросились на Бонвиванов. И-гуа ловко увернулся от нападения, а Миста попыталась вскочить ему на спину, но между ними как из-под земли вырос Игри. Что было дальше, Тристан не видел, ибо столкнулся лицом к лицу с Алли. Главарь разбойников с диким рыком бросился на него, растопырив огромные лапы. Это был прыжок голодного волка, который кидается на загнанного в ловушку оленя. Тристан отскочил в сторону, но огромный коготь зацепил его за рубаху. Увлекаемый весом падающего Алли, он повалился на землю и кубарем покатился вслед за разбойником. Земля, небо, деревья — все смешалось и спуталось. Алли яростно рычал. Тристан попробовал подняться, но когтистая лапа прижала его к земле. Они снова перевернулись, и пленник вдруг увидел перед собой берлогу Шанна. Алли снова навалился на него, Тристан яростно вырывался, молотя разбойника руками и ногами. Его колено уперлось Алли в грудь. Тристан напрягся и выпрямил ногу, отталкивая главаря. Но тот крепко держал своего пленника когтистыми лапами. Они снова перекувырнулись и оказались у самого края берлоги. Скользкая трава приняла их, и Тристан почувствовал, что едет вниз, в пустоту. Берлога поглотила их. Они с Алли катились в самое логово Шанна. Небо, друзья, разбойники остались где-то там, наверху. Здесь была лишь темнота и ощущение, что падение не кончится никогда…

Но оно кончилось, причем кончилось настолько внезапно, что Тристан даже не сразу поверил, что уже никуда не летит. Рядом грохнулся Алли. Тристан ожидал, что главарь вновь нападет, но тот не шевелился. Может быть, он погиб? Нет. Алли был цел и невредим, но притих и испуганно прижал голову к самой земле.

— Мы вторглись в обитель Шанна, — прошептал он дрожащим голосом. — Горе нам!

В другой ситуации Тристан рассмеялся бы при виде огромного чудища, которое скулило, как промокший под дождем котенок, но сейчас ему было не до смеха. Где же этот Шанн и насколько страшен будет его гнев? Кем бы ни был Бог-с-Большой-Дороги, он не торопился карать непрошеных гостей. Они с Алли уже несколько минут пребывали в его логове, но хозяин так и не появился.

В берлоге пахло дымом и гарью. Глаза Тристана быстро привыкли к темноте, и он отчетливо увидел стол, заставленный какими-то склянками, толстую исписанную тетрадь, а также перегонный куб и реторту — незаменимые инструменты любого алхимика или знахаря. Рядом на маленьком табурете стоял старый, покрытый копотью светильник. По полу были разбросаны угли, кто-то жег тут костер. В углу, возле земляной стены, Тристан разглядел груду мешков и драный плед, под которым сладким, безмятежным сном спал человек с красной бородавкой на носу.

— Это и есть Шанн? — Лицо обитателя берлоги показалось Тристану знакомым. Где-то он уже видел эту красную бородавку.

Алли робко поднял глаза.

— Я не знаю, как выглядит Шанн, но ему не понравится, что мы тут.

— Я тоже не знаю, как выглядит Бог-с-Большой-Дороги, но это, — Тристан еще раз указал на спящего, — точно не он.

Робко, будто боясь обжечься, Алли посмотрел на хозяина берлоги, но тут же спрятал глаза.

— Шанн, атаман всех лихих людей, прости нас за вторжение в святилище твое.

— Да какое, к троллю, святилище?! — вскричал Тристан. — Ты вокруг посмотри.

Хозяин берлоги проснулся и вскочил со своего скромного ложа.

— Кто вы такие? Что вы тут делаете? — закричал он, обнаружив, что не один. — Кто смеет тревожить Шанна?

Голос у него был очень странный. Сиплый, нечеловеческий, но и не тот, замогильный, который они слышали на поляне. Тристан смело шагнул вперед.

— Никакой вы не Шанн, — сказал он, — вы лжец и мошенник.

Хозяин берлоги отпрянул назад. Алли, все еще не понимая, что происходит, прижал волчью голову к полу и робко поднял глаза.

— Что же ты стоишь, мой верный слуга? — заговорил хозяин берлоги. — Ну же, убей того, кто осквернил мое святилище.

Алли затрясся всем телом. Теперь он больше всего походил на трусливую собаку, которая боится всего вокруг.

— Давай же, убей осквернителя, или на тебя обрушится мой гнев!

Голос совсем утратил сиплость и стал приторно сладким. Его Тристан тоже где-то слышал, он определенно знал этого человека, и человек этот совершенно точно никакой не Шанн.

— Это самозванец. — Тристан обернулся к Алли. — Он изменил свой голос, чтобы напугать и обмануть вас.

— В твоем присутствии оскорбляют бога, которому ты служишь, — взревел мнимый Шанн. — Сделай же что-нибудь, или это сделаю я. Я дал вам силу, а вы поклялись служить мне, так служите!

Он попятился к столу и взял одну из склянок.

— Это верно, — сказал Алли, поднимаясь, — я поклялся служить тебе, о Шанн, но я не убийца.

— Ты мой раб, — завизжал тот, — ты делаешь то, что я скажу. Я приказал тебе убить — так убей!

Когтистые лапы Алли дрожали, а на волчьи глаза наворачивались слезы.

— Это обман, Алли, — сказал Тристан, — он не Шанн.

— Откуда ты знаешь?

— Разве нужно богу разводить костер, чтобы получить огонь? Разве может он спать на каких-то тряпках? Для чего ему, в конце концов, реторта и перегонный куб?

— Шанн делает то, что захочет.

— Правильно, а теперь убей его!

— Убей сам, — Тристан шагнул вперед, — ну, давай, Бог-с-Большой-Дороги. Порази меня громом, подожги огнем! Зачем тебе слуга, чтобы справиться с простым смертным? Разве ты не обладаешь великой властью?

Тристан медленно наступал на хозяина, тот пятился, бубнил что-то, но не спешил карать того, кто вторгся в его святилище. Наконец он зацепился за край шаткого стола и рухнул, опрокинув его. Склянки посыпались на мнимого Шанна одна за другой, со звоном разбиваясь об пол.

— Никакой он не Шанн, Алли, — сказал Тристан. — Это жалкий самозванец, которому удалось надуть вас.

Из одной из разбитых склянок вытекла темно-серая жижа, несколько капель коснулись руки самозванца, и та покрылась густой шерстью, точь-в-точь как у разбойников.

— Вижу. — Алли наконец поднялся на ноги и выпрямился в полный рост. Его волчья голова уткнулась в потолок.

— Нет, не надо, я бедный алхимик, я просто запутался…

— Я тебя помню, — Алли подошел ближе, — это тебя мы встретили на дороге, ты дал нам зелье и заставил прийти сюда.

— Заставил? Я? Как я мог? Вы пытались меня ограбить, я защищал свое добро.

— Ты надул нас! — взревел Алли и, нагнувшись, сгреб самозванца в охапку. — Что ж, пойдем наверх, пора тебе во всем сознаться.

Он взвалил лже-Шанна на плечо и в два прыжка выбрался из пещеры наверх. Тристан последовал за ним, хотя подъем дался ему с большим трудом, чем разбойнику.

Наверху все еще царила ночь. Луна чуть-чуть выглядывала из-за туч, слабо освещая поляну. Разбойники, крепко-накрепко связав Виреля, Мисту и Бонвиванов, теперь усердно молились перед берлогой, прося Шанна, чтобы тот вернул им их главаря.

— Смотрите, это же Алли, — Игри первым заметил их. — Шанн вернул его нам.

— Нет никакого Шанна, Игри. — Алли швырнул самозванца на землю. — Нас надули.

Он рассказал разбойникам, что видел в берлоге, и те обступили обманщика со всех сторон. Казалось, самозванцу несдобровать. Тот скулил, брыкался и молил о пощаде.

— Я бедный алхимик! Я странствовал по Амбинии и помогал людям! Я не хотел причинить вам вред. Я…

— Ты превратил нас в монстров и использовал нас! — заревел Игри. — В амбинском языке даже нет для тебя подходящего бранного слова!

— Повесить его! — крикнул кто-то из разбойников. — Пусть умрет!

— Смерть ему! — поддержали остальные. — Смерть, смерть!

Самозванца схватили за ноги и поволокли к сербонии. Тристану вдруг стало жалко этого омерзительного человека с бородавкой, который выдавал себя за Шанна.

— Стойте! — крикнул он, бросаясь наперерез. — Алли, ты же говорил, что ты не убийца.

— Это не убийство, а правосудие, — бросил главарь. — Он обманул нас.

— Вы можете совершить правосудие и другим способом. Не убивая!

— Он сделал нас чудовищами. Все вокруг боятся нас. Мы прокляты. Убьем его, и проклятие спадет!

Самозванца подтащили к дереву и подняли. Кто-то набросил ему на шею петлю.

— Спасите! Я не буду больше врать! Я не хотел никому зла! — сдавленным голосом причитал обманщик.

— Стойте, — в голову Тристану пришла спасительная идея, — вы не снимете проклятия, если убьете его. Это его зелье сделало вас такими. И боюсь, только он сможет вернуть вам прежний вид.

— Да! — истерическим голосом закричал несчастный. — У меня есть противоядие. Отпустите меня, и я принесу его.

Разбойники отпустили обманщика, и тот шлепнулся на землю.

— Спасибо, спасибо, — он пополз к Тристану, — ты спас меня, добрый мальчик.

— Прочь! — Тристан отскочил в сторону. — Неси противоядие.

Игри и Митти подхватили самозванца под руки и потащили в пещеру. Назад они вернулись в своем обычном виде. У них были добродушные, приятные лица. Тристан никогда бы не подумал, что эти двое могли быть разбойниками.

— В самом деле действует, — сказал Митти, протягивая Алли склянку. — Один глоток — и станешь прежним. Тут на всех хватит.

— Значит, вы отпустите меня? — испуганно бормотал обманщик. — Вы не станете меня вешать?

— Убирайся, — прорычал Алли, — и знай, если мы встретимся еще раз, не миновать тебе смерти.

Митти и Игри отпустили самозванца, и тот, не медля ни секунды, бросился прочь от берлоги, служившей святилищем мнимого Шанна.

— Спасибо вам, — сказал Алли, поднося склянку к пасти. — Если бы не вы, мы бы еще долго служили этой гнусной падали. Можем ли мы чем-то отблагодарить вас?

— Вообще-то да, — сказала Миста. — Только, если не трудно, сделайте это до того, как выпьете зелье. Вы можете нам помочь, но только в нынешнем своем виде.