Шофер. Назад в СССР. Том 2

Глава 29

Я на мгновение замер. Сузил глаза и нахмурился, пытаясь рассмотреть: он это, или же я обознался? Потому как не верил я, что Пашка может так просто ходить средь бела дня по Красной, да делать вид, будто ничего и не случилось. Слишком он для такого был хитрый.

Однако глядел я на него совсем недолго. Едва чуть-чуть повернул, Серый бочком лицо, увидел я в его полузакрытом от меня профиле знакомые Пашкины тонкие черты: узкие кости челюсти, острые скулы. Тогда я решился.

Тихонько спустившись, быстро-быстро пошел к Серому. Не хотел, чтобы так уж сразу он меня увидел. Даст еще деру.

Отбило у меня тогда всякие сомнения. Был он одет как Серый: в свободные на его худых ногах брюки и вислую клетчатую рубаху с закатанными рукавами. Копия его. Вернее, сам он.

Надо было мне удивиться, наверное, что он тут ходит, да только откинул я всякие удивления. Просто шел, чтобы взять Серого за шкирку.

Пашка, же услышал, что кто-то есть позади него и обернулся, глянул на меня своими странными глазами. Я замер, нахмурился.

— Чего тебе? — Спросил, нахмурившись в ответ, высокий, худощавый паренек лет девятнадцати, — чего так смотришь?

Был это не Серый. Хоть и очень похожий, но не Серый. Не его маленькие злые глаза смотрели на меня. Не его острый, немного птичий нос нависал над тонкими губами. А вот овал лица, вытянутый, со вздернутыми чуть-чуть кверху уголками нижней челюсти, вполне себе походил на Серовский. Походили и острые скулы. Прямо-таки один в один.

Я быстро догадался, в чем дело. Догадался, чье лицо мне напомнил этот паренек.

— Тебя кто, малой, — ухмыльнулся я, — так мотоцикл ставить учил? Ты тут не один, а мне теперь машину чуть не к обочине тулить.

Естественно, я просто выкрутился из глупой ситуации. А то, что была она глупая, я почти сразу догадался. Никакой это не Пашка Серый. А брат его младший. Тот самый, о котором я слышал не раз, но никак не пересекался. Потому как работал он где-то в огородней бригаде колхозником.

Если Пашке было где-то двадцать два двадцать три года, этому парняге не больше девятнадцати. Тем не менее округлые мальчишеские черты, что сохраняются у парней иной раз, чуть не до двадцати пяти, уже схлынули с его впалых Серовских щек.

Тонкокостное лицо брата Пашки Серого, слегка курносым носом и немного простоватыми коровьими глазами походило на их с Пашкой мать.

— Ты Пашки Серого брат? — опередил я его, глядя, как тот открыл рот, чтобы возразить мне что-то.

Услышав вопрос, парень, тут же прикрыл рот назад. Сжал братовы тонкие бледноватые губы. Глянул на меня как-то исподлобья.

— Ну? — Я хмыкнул, — чего молчишь? Вижу же я, что да. Что Пашкин.

— А тебе какое дело? — Сказал он, показав большие кривоватые зубы едва ли не в оскале, — чего ты ко мне цепляешься?

— Да тебе повезло, — я рассмеялся, — что ты вовремя оглянулся. А так дал бы я тебе в ухо, коль со спины подошел. Похож ты на Пашку как две капли. И одежда его, и будто бы даже спину братову ты надел.

— Одежа его, — настороженно кивнул он, — ну и что с того? Какое тебе дело? Ты кто вообще такой?

Внезапно глаза парня заблестели узнаванием. Расширились. Хоть и пытался щурить он их недобро, словно бы подражая брату, да только снова стали они выглядеть очень безобидными. Почти что добрыми, как мамины.

— Ты Землицын, — проговорил он, — знаю я тебя. Брата моего побил, да еще и оговорил на суде.

— Да только сбежал из дома, почему-то не я, а брат твой, — ответил я, глядя Серому прямо в глаза, — так за кем тут правда? Уж не сам ли он наворотил такого, что пришлось ему сбежать?

Видел я в глазах малого Серого, что хотел он что-то возразить. Сжимал до бледности и расслаблял свои губы, силясь что-то выдумать. Да только видать боялся сказать чего не того. Оттого и молчал.

Убежал Серый от ответа. Однако глаза отвел так, будто бы сделал вид, что смотрит на деревянный ларек магазина. Будто бы кого-то оттуда ждет.

— Катька! Быстрее! — Прикрикнул он словно бы на магазинчик, а я проследил за взглядом младшего Серого.

Понятно стало мне, кого Серый торопил. Наружу из магазинчика вышла невысокая девочка. Молодая, не старше восемнадцати, носила она цветастую кубанскую юбку, белый, под погоду фартук, да бледно-розовую, застиранную блузочку. Из-под светлой в красных цветочках косынки выбивались соломенные завитки волос.

Девушка, милая лицом, но толстенькая, виновато запыхтела, сходя со ступенек:

— Сейчас Матвеюшка. Иду уже, иду.

— Быстрей, — сказал Матвей Серый тихо, но грубовато.

Услышав, однако, как я гневно засопел, Матвей бросил на меня взгляд своих коровьих глаз, добавил уже мягче:

— Поторапливайся, Катюшка.

Девочка и правда поторапливалась. Низенькая, особенно в сравнении со своим долговязым мужем, она быстренько затопала коротенькими ножками к люльке. Неловко загрузилась в мотоцикл.

В этот самый момент вспомнил я разговор с Серегой Мятым. Что Сестра Кашевого замужем была за братом Пашки Серого. Ну вот, видать, и они! Да только добавлял тогда Мятый, что хочет помочь Кашевому выручить его сестру из беды. Что твориться у них в семье черт знает что, после того как Пашка сбежал. Да только слабо мне вериться, что и до Пашкиного ухода было там лучше.

Совсем позабыл я как-то, за всеми этими постоянными делами, про наш с Мятым разговор. Да и сам он не торопился мне его припоминать. Все никак мы толком не встречались на уборке. То меня на другое поле закинут, то его.

Однако по тому, как Матвей смотрит на свою Катю, как говорит с нею, подумалось мне, что, и правда, есть в ихней семье какой-то горький разлад.

Но вот что было странно: смотрела Катька на Матвея, никак запуганная девка, а теплыми, любящими глазами. Будто бы не замечала она ни злого тона, ни резких, неприятных простому женскому уху, фраз.

Матвей, было, что-то хотел мне сказать, после того как увидел мой недобрый взгляд, да не решился. Отвел глаза к запрессованному в землю пыльному гравию, да, помявшись чуть-чуть, пошел к мотоциклу. Сделав гордый, нахальный вид, сел верхом.

— Матвей, — окликнул я его, пока Серый не завел двигатель.

Парень обернулся. Обернулась и его молодая жена, как-то испуганно окинув меня взглядом. Спустя мгновенье, она отвернулась. Уставилась куда-то вперед, только чтобы я не глядел на нее.

— Чего? — Ответил Матвей недоброжелательно.

— Где твой брат? — Спросил я прямо и бесхитростно.

Между нами повисла тишина. Лицо Матвея на мгновение побледнело. Видно было, как забегали его темно-серые зрачки. Растерявшись, не знал он, что сказать.

— Он… — обернулась, было Катя снова.

— Цыц! — Крикнул на нее Матвей, и лицо его снова приобрело нормальный цвет. Даже покраснело от злости, — цыц, девка!

Потом Матвей обернулся ко мне. Он смотрел строго и исподлобья. Я почувствовал, как у меня сжимаются кулаки. Бросив взгляд на окошко магазина, я глянул не видно ли оттуда нас с Серым. Не смотрит ли там кто.

В окошке мирно висела короткая кружевная занавеска. По дороге промчался к центру старый москвич. Больше никого вокруг не было. Разгар рабочего дня, а многолюдное, в центре станицы утро, уже кончилось.

Быстро сообразил я, что Матвей что-то знает про своего брата. Это было написано на егошнем лице. Хотя понятно, что просто так он не расскажет. Да только нужно попытаться выспросить. Так или иначе. После того, что Серый сделал Светке, у меня было одно желание: придушить его голыми руками.

С другой стороны, выстоял Матвей против милицейских допросов. Либо крепкий он, либо знает не так много, как мне кажется.

Прикинув, что он не успеет завести мотоцикл и уехать раньше, чем я скину его с седла, я шагнул к Матвеиной Яве.

— Не бей его, — услышал я вдруг тоненький Катькин голосок, — пожалуйста, не бей! Он тут непричастный!

И хоть был он, этот голосок, слабенький и звонкий, словно бы детский, ударил он по мне так, что я застыл на месте. Глянул на Катю, что смотрела на меня большими своими синими глазами из-под косынки. Взгляд этот размягчил мне кулаки. Разжал белые от напряги пальцы.

— Цыц! Тебе говорю! — Снова крикнул Матвей на жену, — глупая баба!

Катя испуганно сжалась в люльке комочком. Прижала к пухлой девичьей груди булку хлеба, словно было то новорожденное дите.

В этот момент Серый с такой ненавистью смотрел на жену, что захотел я дать ему между глаз, да так, чтобы вся эта ненависть выбилась из глаз, да посыпалась по гравию искрами.

Потом Матвей глянул на меня. Сказал зло:

— Только попробуй побить. Я уж и сам стреляный воробей. Кулаки у меня сбиты.

— Благодари жену, — ответил я, глядя в округлую, мягкую спину Кати, — что в обиду тебя не дала.

Девушка испуганно скукожилась в люльке. Вздрагивала под любым Серовым движением.

Матвей же, только злобно зыркнул на меня. Не глядя на Серого младшего, пошел я в магазин. Услышал, как за спиной звонко затрещал двигатель Явы. Захрустели под еешними тонкими колесами гравий и дорожная пыль.

— Серег! — Крикнул Кашевой, — иди, мне надо тебя на два слова!

Со дня, как я видел Матвея с Катей, прошли сутки. Это был последний рабочий день в основной уборочной бригаде колхоза. Последний, но тяжелый. Предстояло нам сегодня по плану едва ли не самое большое поле в поселении. А потом, может заставят еще и на элеватор зерно гонять. Тут уж разное может приключиться.

Завтра было не легче. Мне предстояло приехать на дальнее поле, что находилось под Красной, на низу, за самой огородней бригадой. Там начинались учения к соревнованиям. Однако сегодня, чуяло мое сердце, что подходили новые хлопоты. Приехали они вместе с Кашевым, что ждал Мятого за прокосом.

Мятый нахмурился, глядя на Ваньку Кашевого, стоящего, в зябкой поутру тени лесополосы. Встал.

Все остальные шоферы, что грелись на утреннем солнышке под лесопосадкой, удивленно глянули на Мятого. Кто-то пошевелился. Титок сделал такое движение, будто бы и сам собирался встать, да только остался сидеть на месте.

Я всмотрелся в посуровевшее лицо Мятого. Сплюнул травинку, встал следом за ним. Кашевой глянул на меня настороженно. Застыл на месте так, будто бы духа увидал.

Кашевой приехал рано, когда вся сегодняшняя моя бригада шоферов явилась на новое поле и стала ждать комбайны. Машины стояли на прокосе рядком. Отбрасывали на лесопосадку свои темные длинные тени.

Цистерна Кашевого, пустая от свиной каши (потому как шел он обратным ходом к Красной), стояла вдали, за посадкой у обочины.

— Игорь, давай я покамест сам, — сказал Серега Мятый, не глянув на меня.

— Я думаю, это по тому делу, — ответил я, припомнив, как Мятый говорил про жену братца Пашки Серого.

— Кто знает. Щас посмотрим, — пробубнил Мятый и пошел к Кашевому.

— Какому делу? — Замотал головой от меня к Мятому Генка Казачок.

Никто не ответил. Я только сел назад на траву, принялся отыскивать себе новую подходящую травинку, чтобы пожевать.

— Какому делу? — Подлез Казачок ко мне.

— Любопытной Варваре… — Сказал я, подняв взгляд к заинтересованным Генкиным глазам.

Договаривать мне не пришлось. Казачок медленно вернулся на свое место. Уселся. Натянул на глаза кепку от солнца. Откинулся назад, упершись ладонями в колкую траву.

Я не слушал о чем там, вдали, говорили Мятый с Кашевым. Догадывался. Хотя мало ли что там могли быть за дела.

— Игорь! — Закричал мне вдруг Серега, — подойди, пожалуйста! Будь другом!

Я встал, глянул на удивленного Кашевого, который будто бы и не ожидал такого Серегиного жеста. Шевеля пухлыми своими губами, Ванька торопливо бормотал что-то Мятому. Видать, что отговаривал.

— Ты зачем Землицына сюда приплетаешь? — Услышал я, когда подошел к ним двоим, — какое ему тут дело?

— Игорь — парень мозговитый, — сказал Мятый, подбоченившись. А тут как-то по-умному надо все провернуть. Потому что силою, как я привык, не пойдет.

Серега глянул на пухлое лицо Кашевого. Тот, посмотрел в ответ обеспокоенно. Потом кинул взгляд маленьких своих глазенок на меня. Был тот взгляд недоверчивым. Почти враждебным.

— Да мож мы, все-таки сами как-нибудь? — Спросил Кашевой, — все ж раньше как-то и сами…

— И много ты сегодня сам сделал? — Ответил строго Серега, — ни слова от сестры не добился!

— Сергей говорил мне, — сказала я, — что с Катей беда. Что как Пашка Уехал, теранит ее теперь муж, Матвей.

Кашевой удивился снова. Заморгал.

— Ты откуда знаешь, как мою сестру зовут? — Удивленно проговорил он.

— Ну знаю, — сказал я, — было дело, виделись…

— Откуда ты знаешь мою Сестру? — Повторил Кашевой, будто бы и не слушая меня, — где вы познакомились? Говорил ты с ней? Говорил? Мммм?

— Ты чего раскричался? — Сказал я холодно, — давай еще всем шоферам растрынди, что у тебя дома твориться. А вон, скоро комбайнеры подъедут, можешь еще и им рассказать.

Кашевой будто бы проснулся ото сна. Немножко скуксился. Глянул мне за спину, на шоферов, что грелись на утреннем солнышке.

— Откуда ты знаешь Катю? — Спросил он снова, — скажи, пожалуйста.

— Вчера утром виделись, — ответил я, — и с Матвеем тоже. Стояли они на магазине. А я подъехал.

При моих словах и Кашевой и Серега Мятый, просто менялись в лицах. Мятый становился все чернее и чернее. Кашевой же удивленно раскрывал свои маленькие глаза.

— Побил ты Матвея? — Испуганно, полушепотом спросил Кашевой, — допытывался у него, где Паша?!

— Нет, — ответил я холодно.

— А что ты ему сказал? — Кашевой испуганно бросился мне на грудь, даже схватил за грудки, — чего сказал?!

— Да отстань ты, — взялся я за покрытые холодным потом, пухлые предплечья Ваньки, — чего кидаешься? Дам сейчас тебе по шее! Будешь знать!

Сорвав с одежды его руки, отбросил. Кашевой отшатнулся. Тяжело дыша, отступил немного назад. Встал, злобно глядя на меня и выпятив вперед пухлую свою грудь.

— Чего сцепилися как псы?! — Стал между нами Мятый, — чего сцепилися?!

Я обернулся. Шоферы повскакивали с земли. С интересом глядели все они на нас с Кашевым. Гена Казачок даже шагнул к нам, но Мятый остановил его:

— Да хорошо все, мужики! — Закричал он с улыбкой, — энти так, шуткуют! Курево не поделили! Вот и бесются, как пацаны!

Озадаченные Шоферы встали ломанным кружком. Начали что-то тихо обсуждать.

— Ну вот, — сказал Кашевой, — будуть теперь перемалывать слухи.

— Что случилось? — Я с прищуром взглянул Ваньке в глаза, — чего ты подпрыгиваешь? Чего, вместо объяснений, кидаешься, как умалишенный?

— Ты чего-то Матвею сказал? — Спросил снова раскрасневшийся Кашевой, — чего-то плохое ему сказал?! Про Пашку?!

— Чего? — Не понял я.

— А может, сказал ты не ему, а Катьке? Что-то сказал Катьке? Про Пашку спросил? Решил, что коль она баба, то охотнее расскажет?!

— Не кричи, — ответил я холодно.

— Чего-то плохое ей сказал! — Уже утвердительно крикнул Кашевой, — да еще и при Матвее!

— Скажи толком, — отрезал я, — чего случилось?

— Побили Катьку, — ответил Ванька, — побили мою сестру так, что на работу сегодня не пошла. И непонятно, станет ли она вообще ходить.