Глава 16

Вырулил. Все же груз прижимал самосвал крепко. Казачковская машина проехала совсем недалеко. Растеряла однако, две трети всего кузава. Ячмень запылил дорогу, песком растянулся по проезжей части.

Я же, туго выжимая тормоза, заставил Белку остановиться. Почувствовал, как колеса въехали на ячменный разброс. Проскользнули по зерну, когда их замкнули барабаны.

Я поспешил выйти из кабины. К этому времени Казачок тоже выскочил наружу. Хватаясь за голову, осматривал он свой кузов и высыпанный всюду по дороге ячмень. Ругал сам себя горьким матом.

— Да уж, — я подошел к Казачку, — что-то рано ты разгрузиться решил.

— Да как же оно? Чего же оно-то? — Не находил слов Казачок.

От отхлынувшей с перепугу от его лица крови, сделался он из смуглого в какого-то порозовевшего. Будто бы румянец его тронул. Да только не на одних щеках, а по всему лицу.

— Как это я? Это ж что? Поломался задний борт?

Казачок, разбрасывая сапогами, ячмень прошел к своей машине сзаду. Глянул, как безвольно болтается запыленный борт.

— Слышь, — приблизился я, — а ты после того раза, на эстакаде, когда с нее упал, замки смотрел? Помнишь, тогда у тебя от удара стало все нараспашку.

— Так, оно же ведь, — почесал вихрастую голову Казачок, — все ж наладилось.

— У тебя тогда пальцы с верхних петель сорвало, — сказал я, — потому как были они не нормальные, как полагается, а кустарщина какая-то. Чуть не гвоздь сотка.

Казачок удивленно заморгал глазами, будто бы ничего не понимая. Однако была в его изумленной физиономии какая-то притворность.

— Мы в петли тогда тебе абы чего напихали, на время, — напомнил я, — что б тогда, на току справиться. Я тебе еще говорил по-человечески все переделать. Накрепко. Вижу я, — глянул я в казачковские бортовые петли, что остались пустыми на стойках, — вижу я, что так ты и кинулся.

— Так, оно ж нормально стояло, — почесал шею Казачок, — крепко.

— Угу, — покивал я, — так крепко, что весь твой ячмень по дороге разметало.

— Да я ж проверял… — Оправдывался Казачок, — подергал все. Они ж держали. Ну, был люфт небольшой. Но чтоб так…

— Мда, — только и сказал я, направившись обратно к Белке.

— Стой, Игорь! — Крикнул Казачок и побежал за мной вдогонку, — не бросай меня так на дороге! Подмогни чем-нибудь!

— А я и не бросаю, — сказал я, строго поглядывая на Казачка, — будет тебе подмога.

Я забрался на кузов своей машины.

Генка же, удивленный, глядел то на меня, задирая голову, то бросал незадачливые взгляды по сторонам.

Взяв из кузова лопату, я спрыгнул на асфальт. А потом услышали мы, как едет кто-то. То был Титок. Пустым возвращался он на поле с тока. Увидев наше происшествие, да рассыпавшийся поперек всей дороги ячмень, он стал перед кучей. Выглянул из окошка.

— Чего вы тут?! — Крикнул Титок.

— Да вот, — Казачок растерянно улыбнулся, — незадача вышла. Просыпал малость ячменьку.

— Ага, — недовольно глянул на Казачка Титок, — малость, значит. Ты, это, отгарни с моей полосы-то. Ни то будут все по твоему грузу катать. А агроном тебе потом башку ответит за попорченный ячмень. Эх ты, — Титок покачал головой, — растяпистый ты какой-то, Гена. Нельзя ж так.

— Да я ж не нарочно, — начал, было оправдываться Казачок, разведя руки, — я же не хотел! Это ж… — он осекся под моим строгим взглядом.

— Если бы попросил Олегыча, — сказал я, — он бы тебе помог борт сладить. Отрезали бы тебе железу на пальцы. А теперь что?

Казачок посмотрел на меня жалобно.

— А теперь, — я протянул ему лопату, — хоть не оправдывайся.

— И то верно, — вздохнул Казачок, — сплоховал.

— Ну это хорошо, что понимаешь, — Титок открыл дверь и высунулся из машины сильнее, — только от твоего понимания ячмень сам не уберется. Загартай давай.

— У меня своя, — сказал мне понуро Казачок и пошел к своей машине. Взял у переднего борта подборку.

Вернувшись, принялся откидывать ячмень с проезжей части, в кучку, под свой кузов.

Я вздохнул, видя, что долго ему придется копошиться, а за нами уже новая машина подходит. Получился тут, на дороге затор. Взял лопату, стал рядом с Казачком.

— Спасибо, Игорь, — бросил он мне смущенно и грустно.

— Чего у вас тут? — Крикнул Мятый, подперев своим пятьдесят третьим Белку, — ЧП приключилось?

— Угу, — сказал я, орудуя лопатой. Казачок только тяжко вздохнул.

— Мда, — Титок тоже спрыгнул с кабины, полез за своей штыковой на коротком черенке, — будете вы так до ишачьей паски копаться.

Он стал третьим и принялся откидывать ячмень вместе со всеми. А там добавился и Мятый. Сам, без приглашения, он стал рядом со мной. В четыре лопаты мы быстро освободили одну линию дороги, подкидали все под задний казачковский борт.

— Ну теперь, — Титок утер вспотевший загорелый лоб, — какой-никакой путь имеется. Дальше уж сам давай.

Шоферы вернулись по машинам и разъехались через встречку. Казачок же грустный, остался подкидывать с обочины. Я, тем временем, вернулся к машине, забросил лопату в кузов.

— Стой, Игорь! Не уезжай! — Крикнул Казачок.

— Гена, — гялнул я на него, — я тебя предупреждал, чтобы борт наладил. А ты что сделал?

Казачок стиснул черенок обеими руками, опустил глаза.

— Раз ушами не доходит, — сказал я строго, — так дойдет через руки.

— Уже дошло, — вздохнул он, видя, как прошел мимо, по встречке груженый Микитка, глянул на Казачка с интересом, но не остановился.

— Очень мне стыдно, Игорь, что так все вышло. Но, тут четыре тонны. Я один не управлюсь закидывать. И из-за меня затор на дороге. Пожалуйста, спроси на току какой-нибудь помощи? Может, пришлют кого помочь закидать? С меня магарыч!

— Тфу ты, — сплюнул я под башмаки, — как маленький, етить тебя. Ладно! Поспрашиваю! А ты, вместо магарыча, за голову уж возьмись. Шебутной, как весенний кот. Думаешь не пойми о чем.

— Спасибо, Игорь, — посветлел Казачок.

Вернувшись в Белку, объехал я казачковский затор, погнал по дороге на ток.

Когда доехал до места, работа кипела тут полным ходом. Казалось, стала она еще более кипучей: газоны стояли в очереди на весовую, колхозницы подгребали ячменные кучи, не давали им расползтись куда не надо.

В общем, была на току настоящая суета. Во только заметил я промеж ее, этой суеты, кое-что нетипичное. Черна новенькая Волга, пригнанная, наверняка, с района, стояла у конторки завтоком.

Впрочим, ходивший вокруг по своим делам народ, не слишком-то обращал внимание на непривычную в этих местах машину.

На весовую была очередь. Газоны, полные зерном, выстроились в рядок, ожидая свой черед. По одному заезжали они на большие, стоявшие на земле, под навесом веса. Весовщица, что сидела в небольшой будочке рядом, вела учёт. Командовала сквозь окошко, когда можно съехать.

Очередь двигалась быстро, однако также быстро наполнялась снова. Пройдя веса, я погнал дальше на площадку, разгрузился в дальней ее части, продлив длинную кучу.

Потом погнал под привычный уже навес, где собирались обычно колхозницы на отдых в холодке.

— Привет, девицы, — сказал я, сходя с Белкиной ступеньки, — водица есть? Попить да шею обмыть. Чешусь, как черт от этого ячменя.

Время было уже обеденное, и несколько женщин и молодых девушек, одетых в цветастые юбки, блузки с короткими рукавами и светлые косынки, собрались тут, под навесом, перекусить тем, что взяли из дому.

— Где вода, знаешь, — сказала знакомая мне тучная женщина чуть за тридцать.

Свою белую чистую косынку с прошлого раза, сменила она на такую же белую, только в маленький синий цветочек.

Несколько молодых девушек, часть из которых я еще не видел, принялись шептаться, хихикать при виде меня.

Женщины ели нехитро: кто жевал хлеб с маслом, кто вареные яйца. Румяная полнощекая девица, сидевшая с краю навеса, звонко хрустела огурцом. Поглядывала на меня.

Я напился из привычного эмалированного ведра, полил на шею с ковшика. Как же было приятно, когда прохладная водица полилась по шее, немилосердно исколотой жесткой ячменной пылью.

Я отряхнулся, глубже расстегнул ворот, чтобы освободить от рубахи мокрую кожу.

— Слышь, бабоньки, — улыбнулся я, — а вы тут как, заняты?

— Конечно, — нахмурилась полная, — вишь, — она показала мне полтора литровый баллон с простоквашей, — обедничаем! Будешь?

— О-о-о-о, — подбоченился я, — ну тут дело хорошее. Но и оно, когда нить кончится. А потом что?

— А что потом? — Пожала плечами другая женщина, поправляя голубенькую косынку на светлых своих волосах, — потом ждать будем, куда пошлет завтоком.

— А не хотите ли покататься ммм? — Хитро улыбнулся я, — прям в моем кузове?

— И куда повезешь?

— Товарищ мой, — я посерьезнел, — рассыпал по дороге на ток зерно. Помочь ему надо закидать все обратно в кузов. Вот бы накинулись вы, бабоньки, да в ввосьмером на кучу. Вмиг бы весь ячмень в кузове, между бортами и оказался бы.

— О как, — улыбнулась полная, — А ты нам чего?

— А чего вам надо? — Рассмеялся я.

— Так ясно чего! — Засмеялась женщина в голубой косынке — что б ты нашу Людку замуж взял!

— Людку? — Удивился я, — какую еще Людку?

— А вон, — кивнула она на полненькую, но милую девчонку, скромно сидящую на низеньком табурете.

Это была та самая девочка, что звала меня к завтоком в той истории с трактористами. Когда она поняла, что речь идет о ней, то страшно засмущалась, опустила глазки. На милых ее щечках заиграл румянец.

Девчонки вокруг звонко засмеялись.

— А с чего вы взяли-то, — улыбнулся я, — что Люда хочет за меня замуж?

— А она, — начала полная женщина с белой косынкой с цветочками, — с того разу только о тебе и болтает. Все расспрашивает, где живешь, где бываешь.

— Ну Вера Михайловна! — Обиженно встала пухленькая девчонка, — я же вам по секрету!

Обратил я внимание, что хоть была она и в теле, но женские ее формы под легким платьицем очень были аппетитны. Хотя такая простая деревенская красота была не совсем тем, что я искал в женщинах.

— И мне по секрету! А еще кому? — Рассмеялась полная женщина.

— И мне ты говорила по секрету, Людка!

— И мне тоже!

— Со всеми секретничала!

Девушки звонко защебетали. Стали дразнить Люду. Та насупилась, втянула голову в плечи, и тряся объемной своей грудью, пошла прочь с поднавеса.

— Ну чего вы девочку обидели? — По-доброму улыбнулся я.

— Так пойди пригрей, — рассмеялась полная, Вера Михайловна, — ей только того и надо!

— Эх вы, — снисходительно глядя на женщин, я махнул рукой, пошел к конторе.

Понятно было, что помощи от них не дождешься. Одни только хиханьки да хаханьки у беззаботных колхозниц на уме.

Обойдя Белку с носа, глянул я, как мнется за машиной девочка Люда. Увидев меня, она испуганно пошла прочь.

— Люд! — Крикнул я, — стой!

Девушка замерла на месте, ссутулилась как-то испуганно, будто я зову ее ругать.

— Да не бойся ты, — подошел я к ней.

Пряча глаза, Люда обернулась.

— Ну чего ты обижаешься? — Сказал я с улыбкой, — они ж шуткуют.

Девушка ничего не ответила, а только было попыталась уйти, но я ее остановил, легонько взяв за локоток.

— Правду они говорят, что ли? — Спросил я.

Я хотел рассказать Людке все как есть. Что если и правда я ей нравлюсь, так не стоит ей по мне горевать. Потому как есть у меня уже медсестричка Маша. Понимаю, что так с одной стороны и жестоко. Женские чувства, они хрупкие. А по Люденому поведению видел я, что она и правда переживает какие-то чувства. Что очень она сейчас на них чуткая и обидчивая. Уязвимая.

Однако, с другой, прекрасно понимал я, что женщины отходчивые в своей любви. Если уж что, могут они силой воли задавить в себе всякую безответчину. Что они сильнее, чем хотят казаться.

— Да я ж не обижу, — сказал я ей, — ну чего ты?

Тут наконец, подняла она на меня свои большие светло-карие глаза.

— А что, если и так? — Сказала она с вызовом.

Вдруг услышали мы звонкий женский смех. Оба разом бросили взгляд к Белке. Там, за кузовом, прятались девчонки-колхозницы. Тут же юркнули они, что твои рыбки, как только мы их заметили.

Люда тут же раскраснелась, вырвала у меня свой локоток и, покачивая объемными бедрами, ушла прочь, куда-то к кучам зерна.

— От горюшка, — хмыкнул я, глядя ей в спину, а потом пошел к конторе.

В конторе мехтока, как обычно, двери были нараспашку. Ходил туда-сюда сквознячок. Гонял он душный уличный воздух, что поступал сюда снаружи.

Я пошел по маленькому коридорчику. В кабинете электрик о чем-то спорили с механиком. Переругивались, суетились, что-то искали.

Пройдя дальше, я очутился в уже привычном пустом кабинете, что должен был быть, как мне кажется, приемной. Из него направо был вход в кабинет завтоком. Дверь стояла закрытой.

А вот за единственной ученической партой в кабинете сидел странный мужчина. Был он какой-то не местный. Возрастом, возможно, лет тридцать пять. У него было жесткое вытянутое лицо, светлые волосы, зачесанные назад, и маленькие внимательные глаза.

Одетый по чиновничьи, в рубашку и галстук он пристально смотрел на меня.

— Здравствуйте, — поздоровался я и без задней мысли пошел к двери завтоком.

К моему удивлению, мужчина подпрыгнул как ошпаренный и преградил мне путь.

— Туда сейчас нельзя, товарищ, — сказал он холодно глядя мне в глаза.

— А вы кто? — Ответил я, помолчав пару мгновений.

Видимо, это он приехал на той самой волге. И не он один. Кто бы еще ни приехал с ним, был он, этот таинственный незнакомец, в кабинете завтоком. Из-за двери доносились приглушенные мужские голоса.

— Я с района, — сказал мужчина уклончиво.

— Очень хорошо, — ответил я, — рад за вас. Мне нужно к Петру Герасимовичу.

— Он занят, — сказал мужчина, — подождите на улице.

— Не могу я ждать. У меня на дороге ЧП. Нужно поставить его в курс дела.

— Еще успеете поставить, — ответил он, — а вы кто такой? Случайно, не с газеты? — Приподнял он бровь вопросительно.

— Не пытайтесь заговорить мне зубы, — сказал я, — из-за вашего упрямства сейчас страдают перевозки зерна с поля под хутором Южным. Эту проблему нужно немедленно решить с завтоком. Она требует внимания.

Мужчина не ответил, только прищурил свои глаза. Потом даже не собираясь уходит, встал перед дверью. Сложил руки на груди.

— Я вас не пущу, — ответил мужчина, — разве не были вы предупреждены, что у вашего завтоком важная встреча?

— А вы как думаете? — Я подбоченился.

Мужчина помолчал, поджал свои тонкие губы.

— Прошу, уйдите, — только и ответил он.

Я же, ничего не сказал. Ты посмотри, деловой нашелся. Что у Петра Герасимовича там может быть за встреча? Да еще и в самом начале уборки? Ай, да кто ж его знает! А мне люди нужны, чтобы помогли решить Казачковскую беду. Это, на мой взгляд, важнейшая проблема, которую надо решать здесь и сейчас. А потом уж, завтоком пусть с кем хочет, с тем и ведет переговоры.

Не попрощавшись, я вышел из конторки, а потом тут же юркнул за стену. Прошел под окном кабинета механика с электриком.

— Ну, я так и думал, — сказал я про себя, когда увидел открытое окошко у завтоком.

Из кабинета доносились приглушенные разговоры:

— Ну почему у меня на току? — Удивленно спросил завтоком.

— Мы просматриваем все колхозные структуры, — донесся незнакомый высоковатый мужской голос, — и на току, и гаражи, и МСТ. Нужно выделить подходящих людей. Не забывайте, мы должны показать высокий класс.

Пробравшись к окну, я без затей запрыгнул в него, залез внутрь.

— Ну здрасте, — сказал я, увидев на себе ошарашенные взгляды трех мужчин: Петра Герасимовича и двух каких-то важных чиновников, что сидели на стульях у его стола. Все втроем явно не ожидали моего лихого появления, потому испуганно замолчали на полуслове.

— Землицын! — Завтоком аж привстал, поправил очки, — ты чего творишь-то?

Загрузка...