Глава 30

Это была самая обыкновенная мародерка. Просто у пацанов кончились деньги, кончилось курево и сладости, а денежное содержание должны были выдать не раньше понедельника. Если вообще выдадут, не задержат или если его не присвоит начфин, не экспроприирует на закуп зубной пасты ротный или не отберут «сержанты». На чужие деньги охотники находятся всегда — и все они, как один, со звездами на погонах или в крайнем случае с лычками. Всяк в армии, как и в жизни, ищет свой интерес и свой кусок хлеба с маслом. Старшие офицеры обдирают младших, младшие «отсыпаются» на рядовых солдатах, солдаты отыгрываются на местном населении. Такая извечная пирамида, в которой внизу оказывается всегда тот, кто слабее.

— Ну что, может, «чехов» тряхнем?

Ну не сидеть же, в самом деле, без курева!..

«Чехов» решили тряхнуть той же ночью. Для чего пришлось вначале договариваться с командирами. Потому что если не договориться, то ничего путного не выйдет. Солдат существо подневольное, всегда на виду и отлучиться надолго из части не может, если, конечно, его не покрывает вышестоящий командир. Впрочем, договориться удалось довольно легко, на типовых условиях — треть прибыли, и если вас поймают — то это сугубо ваши проблемы. То есть если они не успеют обернуться до вечерней поверки, то командир первый поднимет тревогу, обвинив их в дезертирстве и всех прочих смертных грехах, подведя под суд военного трибунала.

— Да мы успеем, тут два шага! — заверили бойцы.

Вечером, когда колонна возвращалась с очередной зачистки в часть, одна из «бэшек» отстала. Командиру, как полагается, доложили по рации о поломке, пообещав все по-быстрому исправить и догнать колонну буквально через несколько минут. По идее, в этот момент колонна должна была остановиться, чтобы прикрыть огнем и маневром отставшую машину или хотя бы снять с брони личный состав. Но все всё прекрасно понимали…

«Поломавшаяся» «бэшка» свернула на грунтовку и понеслась к ближайшей, которая располагалась в стороне от дороги, населенке. Бойцы, чтобы их нельзя было опознать, натянули на лица, по самые подбородки, шерстяные шапочки. Все были оживлены и возбуждены, предвкушая скорый барыш.

Домчались быстро.

Возле крайних домов «бэшка» притормозила. Эти дома стояли пустые, с развороченными снарядами крышами и разбитыми воротами. Их хозяева были либо убиты, либо согнаны в лагеря беженцев.

— Давай туда!

Наметанным глазом выбрали самые крепкие на вид руины и, разбежавшись, обшарили их снизу доверху. Промышлявшие грабежом и торговлей людьми чеченцы жили, не в пример русским крестьянам, богато, и в их домах, даже брошенных, всегда можно было чем-нибудь поживиться.

Но не в этот раз. В этот раз они ничего, кроме обгоревших, из которых нельзя было выкроить даже половичок, ковров, не нашли. А возвращаться с пустыми руками не хотелось.

Бойцы переглянулись и поняли друг друга.

Попрыгали на броню и рванули к самому близкому, с целыми стеклами и закрытыми воротами дому.

— Давай — с ходу!..

Возиться с замками и запорами им было некогда, поэтому ворота открыли с помощью «бээмпэшки», снеся их к чертовой матери одним таранным ударом.

Громко брякнул металл о металл, и сорванные с петель ворота отлетели внутрь двора. Истошно завизжала угодившая под них и раздавленная железом собака. Но на нее никто не обратил никакого внимания. Бойцы ворвались во двор и, высадив дверь, вбежали в дом.

Дальше они действовали примерно так, как их учили, как они делали это на зачистках. Кто-то остался возле дома, прикрывая тылы, кто-то, обшаривая комнаты, выволакивал на середину «чехов», крича на них и осыпая для устрашения градом ударов.

Вот только документов никто не проверял. Документы их не интересовали.

Хозяев дома уронили в положение «мордой — в пол», поставив им на спины подкованные башмаки и уперев в затылки дула «АКСов».

Только попробуй, гад, дернись!..

Спеша, стали стаскивать в кучу все, что только попадалось на глаза, — телевизор, видюшник, магнитофон, ковры, посуду… Все, что можно было завтра продать или обменять на базаре на водку.

При этом все понимали, что они делают, и поэтому торопились.

Пнув лежащих «чехов» под ребра, с напором проорали:

— Деньги есть?! Где деньги?!

Но те, боясь пошевелиться, лишь затрясли головами.

Врут, гниды! Есть у них деньги, не может не быть!

— Надо в подвале поглядеть!

Два бойца, быстро обшарив дом, отыскали вход в подвал, прикрытый сундуком, и, поддев ломом, выворотили люк наружу.

Хозяева забеспокоились, задергались.

Значит, есть деньги! У них всегда есть заначки!

Бойцы сунулись внутрь…

Навстречу им, из темноты подвала, в упор, простучала короткая автоматная очередь. Тот, что шел первым, вкрикнув, выронил из рук оружие и повалился назад, глухо стукнувшись о половицы затылком. Из его груди из рваных дыр в гимнастерке толчками стала выхлестывать кровь.

Второй схватился за бок и стал медленно оседать на стену. Он еще ничего не понял, не понял, что убит.

Кто же мог знать, что в этом доме, в этой, которую они не один раз зачищали, деревне, кто-то есть!

— Полундра-а!.. Духи!!..

Сашка Мохов стоял возле люка, стоял чуть сбоку, и вначале не сообразил, что произошло. Но рефлекторно отскочил в сторону, сорвав с плеча и передернув затвор автомата.

Из мрака подвала простучала еще одна длинная очередь. По идее, вслед за ней должна была вылететь граната, которая не оставляла людям в комнате практически никаких шансов на спасение, — десятки осколков, рикошетя от стен и потолка, нашли бы их, где бы они ни находились. Все кулями попадали на пол, втягивая головы в плечи и прикрывая затылки руками…

Ну все, сейчас, сейчас!..

Но граната так и не вылетела! Наверное, потому, что рядом с русскими и вперемежку с русскими лежали чеченцы. «Дух», как видно, жалел своих.

— Ах ты, падла! — тихо выругался кто-то, вытягивая из подсумка «эргэдэшку».

Дернул чеку и швырнул гранату в подвал, быстро откатившись в сторону. Через несколько мгновений ухнул взрыв, пол вздрогнул и из люка повалил дым. Для верности в подвал закатили еще гранату и лишь потом сунулись туда сами.

Внизу лежал искромсанный осколками мертвый «дух», который только что завалил двух их товарищей.

Такая вот дурацкая получилась мародерка.

— Уходим!..

Подхватив своих убитых, бойцы выскочили из дома.

Мертвецов с ходу забросили в «бэшку», сами запрыгнули на броню. И, уже отъезжая, услышали, как сзади истошно закричали женщины.

Черт, они ведь всё видели!.. Лиц, конечно, нет, но они могут опознать их по голосам. Что же делать?..

Решение пришло ко всем одновременно. И одно и тоже!

— Стой! — заколотили в броню прикладами. — Поворачивай!

«Бэшка» развернулась и понеслась обратно, заныривая в облаках поднятой ею минуту назад пыли. Перед домом остановились. Бойцы попрыгали с брони, выдернули из подсумков гранаты и побросали их в окна.

Один за другим грохнули взрывы, слившись в один. Во все стороны брызнули осколки стекла и щепа рам. Послышались громкие, которые туг же осеклись, крики. Ну всё, вряд ли кто-нибудь там выжил!

— Поехали, поехали!..

По дороге лихорадочно соображали, как оправдаться перед начальством. Не придумали ничего лучшего, как сказать, что на них напали «духи», которых они преследовали до той самой деревни, где загнали в один из домов, при штурме которого потеряли двух бойцов.

Да, пожалуй, так!

Кто станет вникать, где и при каких обстоятельствах были убиты солдаты? Важно, что убиты, и убиты «чехами». А за чеченскую семью с них никто не спросит, те погибли случайно и по вине боевиков, которые нашли приют в их доме…

Бойцам поверили. Или сделали вид, что поверили, потому что они были свои, а «чехи» чужие. Поднятые в ружье подразделения прибыли на место, взяв населенку в кольцо и проведя повальную зачистку.

Чеченцев выгоняли прикладами на улицу, обыскивали их дома, переворачивая все вверх дном, избивая тех, кто пытался протестовать.

Поблажки никому не делали. Бойцы были злы и на этот раз действовали особенно жестко. Потому что считали, что дело их правое и святое, ведь они не просто зачищали, а мстили «духам» за гибель своих товарищей!..

На войне все всем мстят. Эти — тем, те — этим. И все за одно и то же — за страдания и гибель близких им людей.

Месть очень сильное чувство, даже более сильное, чем чувство страха! Месть способна вытащить людей из окопа под пулеметные очереди, и бросить в штыковую атаку. На смерть. Чувство долга — тоже, но чувство долга, равно как патриотизм и любовь к Родине, более абстрактно и поэтому там, на передовых, подменяется более простым, понятным и универсальным — чувством мести.

Да и какой, к ляху, долг?.. Кого?.. Перед кем?.. С какой это стати десятки тысяч призванных на действительную службу пацанов, которые и жизни-то еще не видели, объявляются чьими-то должниками?

Что они должны?.. Сколько?.. Покажите расписки!..

Нет, не Конституцию, потому что пред Конституцией все равны и, значит, здесь, в окопах, должны наравне со всеми гнить дети и внуки генералов, чиновников и главного ее гаранта, возвращая Родине священный долг! А их здесь нет! Ни одного!

Да и как можно воевать из-за какого-то там долга?..

Но очень здорово можно, мстя за погибших товарищей! За вполне конкретных Сашек, Пашек, Сергеев… С которыми ты еще вчера укрывался одним бушлатом и делил один на двоих сухпай. И которых сегодня убили. На твоих глазах. Может быть, жестоко, может быть, глумясь над их трупами и над ними живыми…

И, слыша предсмертные крики, видя их страдания и их обезображенные трупы, ты вдруг понимаешь, что не уедешь отсюда, пока не отомстишь их убийцам! И тогда во всей этой войне появляется хоть какой-то смысл — высший смысл, ради которого можно недоедать, недосыпать, рисковать своей жизнью, умирать… Потому что формула «наших бьют!» нам понятна с самого детства и способна подменить любую идеологию.

Я не верю солдатам, даже контрактникам, наемникам, которые утверждают, что воюют за деньги. Вначале, может быть, за деньги, потом — нет. Невозможно воевать только за деньги, рискуя в любой момент потерять эти деньги, потеряв жизнь. Невозможно одолеть страх, замешанный на инстинкте самосохранения, — встать добровольно под пули, рвануть под собой гранату, сцепиться с врагом в рукопашке. Должно быть какое-то более сильное, способное пересилить страх чувство. И такое чувство есть — чувство мести!

Допускаю, что генералы и большие командиры воюют по каким-то другим причинам — из-за звезд, лампасов, орденов, выслуг, квартир, пенсий, амбиций, казенных дач, барыша… Они — может быть. Но солдаты — именно так!..

Но точно так же воюют и чувствуют солдаты противника, у которых тоже на их глазах погибли их боевые друзья и, может быть, братья, жены, дети. И продолжают гибнуть каждый день!

Отчего взаимный счет растет. Потому что месть не может питать любовь, месть может питать только месть!

И если одни перестают брать пленных, то и другие — тоже перестают.

Если «другие» — пытают «языков», то «эти» тоже не стесняются в выборе средств!

Если стало известно, что «те» добивают наших раненых, то с какой стати мы должны проявлять гуманизм, оказывая их раненым медицинскую помощь?

Если «они» изнасиловали захваченных медсестер, то и мы тоже можем…

Если «они» убивают «наших», то и мы имеем право пускать на распыл их…

Такая логика. Военная логика. Логика мести…

И кто их за это может осудить?.. Тех… И других тоже…

Лично я — не берусь!

Ни тех…

Ни других…

Загрузка...