ГЛАВА 35

Хелен Зилвицкая выглянула в просмотровое окно бота, как гладкая, переменная геометрия судна изящно приземлилась на посадочной площадке космопорта Тимбла. Она все еще думала, что Тимбл было довольно глупым названием для столицы планеты note 2, хотя она вынуждена была признать, что оно по крайней мере, предлагало больше оригинальности, чем «Лэндинг» note 3, которое был, несомненно, самым общим названием для большинства столиц во всей галактике.

«Ну, может быть, во всяком случае, за исключением названных Первым Лэндингом», — исправилась она с тихим смехом. И независимо от того, как граждане системы Шпиндель могли назвать свою столицу, она была на самом деле немного удивлена тому, как была рада вернуться сюда вновь.

Маленькая оперативная группа коммодора Терехова проделала огромный прогресс во время перелета к Шпинделю от терминала Рыси. Его различные суда не были совместно обучены и хорошо подготовлены, как была «Гексапума», отправляясь на Монику, но было бы крайне несправедливо сравнивать их с уровнем опытности, которого экипаж «Гексапумы» достиг к тому времени. Для кучи кораблей, которые были наскоро собраны вместе и отправлены, в основном, прямо с их испытаний (очень сокращенных) строителями, за менее чем три стандартные недели, они были на самом деле чертовски хороши.

«Конечно, так и есть, — насмешливо думала часть ее мозга. — И ты, конечно, настолько опытная старая вакуумная присоска, что твое опытное суждение о том, насколько они хороши, несомненно, является непогрешимым, не так ли?»

«Да заткнись уже», — скомандовала другая часть ее мозга.

Бот приземлился отлично, и Хелен встала, стараясь не думать о том времени, когда Рагнхильд Павлетич пилотировала капитана Терехова на ту или другую встречу. Она собрала портфель Терехова и свой собственный миникомп, затем повернулась и направилась к выходному люку бота, послушная непоколебимой мантикорской традиции, требующей от пассажиров сходить на берег в обратном порядке старшинства.

Вице–адмирал Хумало, Бернардус Ван Дорт, капитан Шоуп, коммандер Чандлер, и маленькая темноволосая коммодор, почти так же крепко сбитая, как сама Хелен, ждали, когда она последовала за коммодором Тереховым, коммодором Чаттерджи, капитаном Карлсоном и коммандером Поупом в офис. Все они поднялись, приветствуя, и Хелен почувствовала вспышку развлечения, когда увидела небольшую женщину–коммодора, глядящую на своего высоченного коллегу. Она была значительно ниже, чем Хелен, в то время как Чаттерджи был одним из очень немногих людей, которых Хелен когда–либо встречала, по сравнению с которым герцогиня Харрингтон выглядела дюймовочкой, что, вероятно, объясняло его прозвище «Медведь». Несмотря на свое развлечение, она испытала гораздо более глубокий всплеск удовольствия, когда вновь увидела Ван Дорта. Министр по особым поручениям улыбнулся с явным собственным удовольствием и кивнул ей, когда она прицепом проследовала за всеми монументально более старшими офицерами.

— Айварс! Добро пожаловать. — Хумало потянулся через стол, пожимая руку Терехова с явным удовольствием и искренней теплотой. Что, подумала Хелен, было заметно — и радушно — отличаясь от подозрительной настороженности контр–адмирала, когда Айварс Терехов впервые прибыл в Скопление Талботта.

— Я полагаю, вы знакомы со всеми из нас, — продолжал Хумало, обведя встречающих, — за исключением, пожалуй, коммодора Онасис. — Он указал на небольшую женщину, замеченную Хелен, и Онасис шагнула вперед, чтобы пожать руку в свою очередь.

— Коммодор Онасис, — пробормотал Терехов приветствие, а затем кивнул своим офицерам. — Коммодор Чаттерджи, командующий 301–й эскадрой эсминцев, — сказал он, представляя Чаттерджи в первую очередь. — И это капитан Карлсон, мой флаг–капитан на «Квентине Сент–Джеймсе», и коммандер Поуп, мой начальник штаба. А это, конечно, — он совсем немного улыбнулся, — энсин Зилвицкая, мой адъютант.

Еще больший обмен рукопожатиями вместе с шумом приветствий (хотя никто не предложил пожать руку ее собственной скромной персоны, заметила Хелен, с другой вспышкой развлечения), а затем все они рассеялись, как птицы в форме, сопровождаемые одной одетой в гражданское вороной, по удобным креслам офиса. Хелен подождала, пока все эти значительно старшие офицеры уселись, обнаружила одно свободное место, вытащила свой миникомп, и настроила его на режим записи.

— Действительно приятно видеть вас, Айварс, — сказал Хумало. — И увидеть больше кораблей, прибывших с вами.

— Я рад, что вы так думаете, сэр. И, честно говоря, я рад, что вернулся, хотя я был бы рад, по крайней мере, дню или нескольким на Мантикоре, в первую очередь. Я уверен, что говорю также за Медведя, — сказал Терехов, кивая на Чаттерджи. — С другой стороны, я не хотел бы, чтобы вы думали, что мы находимся на должном уровне. Во–первых, я хотел бы украсть у вас несколько штабных офицеров. И еще, прошедшие две-три недели мы потратили на притирку в процессе совместных учений. Наши люди рвутся в бой, и я думаю, что, каждый отдельности, они так же хороши, как и и было обещано, но пока мы все еще далеки от действительно мгновенного образа действий, который должны иметь прежде, чем будем развернуты.

— В последнее время очень много успело измениться, — заметила Шуламит Онасис с кислой улыбкой.

— Можно выразиться и так, — согласился Хумало с чувством. — С другой стороны, между вами и вице–адмиралом Золотой Пик, мы уже получили в двадцать-тридцать раз больше боевой мощи, чем мы имели в Секторе до Моники. Я с нетерпением жду еще больше, вы понимаете, но дополнительные восемь «Саганами–C» — не говоря уже о «Роландах» коммодора Чаттерджи — помогут мне спать гораздо крепче по ночам.

— Как и всем нам, я думаю, — твердо кивнула Онасис. Потом она склонила голову к Фредерику Карлсон. — Есть одна вещь, которую я хотела бы узнатьь у вас, капитан Карлсон. Я думала, что «Квентин Сент–Джеймс» уже в корабельном списке?

— Так и было, — сказал Карлсон. — На самом деле, он был одним из первых «Саганами–А». Он был переведен в Занзибарский Флот, как часть программы, чтобы попытаться восстановить их флот после его разгрома Турвилем. Поскольку «Квентин Сент–Джеймс» внесен в Список Славы, Занзибар переименовал его, чтобы освободить имя для моего корабля. — Он покачал головой. — Я польщен, конечно, но это дает всем нам немного, чтобы выжить.

— А. — Кивнула Онасис. — Я думала, что помню правильно. Все же, со всеми кораблями, выходящими с верфей, не думаю, что это удивительно, когда некоторые имена вдруг меняются без предупреждения.

— Все становится с ног на голову без предупреждения, Шуламит, – тон Хумало был значительно мрачнее, чем был раньше, заметила Хелен. — Что, вероятно, означает, что мы должны идти вперед и приступить к нашим собственным последним установкам действуйте-по-обстоятельствам, полагаю. Амброуз, не хотите ли взять слово и кратко ввести коммодора Терехова и коммодора Чаттерджи во все наши последние развлечения и игры?

— …и вот, что мы имеем в итоге, — закончил Амброуз Чандлер более чем девяноста минутами позже.

— Спасибо, Амброуз, — сказал Хумало, потом посмотрел на Терехова. — Как вы можете видеть, весь Сектор находится в движении. На самом деле, когда министр Крицманн сегодня вернется на планету, он и Лоретта смогут представить полный сводный отчет, что будет полезно не только вам, Айварс; баронесса Медуза и премьер–министр Альквезар будут присутствовать — они смогут представить, как локальные силы системной защиты будут интегрироваться с новыми группами ЛАКов, которые мы получили для развертывания. Пока мы неплохо с этим справляемся, согласно нашему первоначальному графику, но ЛАКи по–прежнему прибывают из терминала Рыси. По крайней мере, пройдет еще месяц или около того, прежде чем мы сможем полностью охватиь северную периферию. И, честно говоря, наши первоначальные планы развертывания отдавали гораздо более низкий приоритет районам около Пекуода и Новой Тосканы, потому что мы полагали, что флоты Сан–Мигеля и Рембрандта могли обеспечить безопасность в этом районе. Сейчас, когда ситуация в Пекуоде становится такой… легковоспламеняющейся, мы действительно хотим ускорить развертывание группы ЛАКов в этой системе. К сожалению, у нас не будет транспортных платформ, по крайней мере еще два месяца, потому что единственные имеющиеся у нас НЛАКи уже доставили приписанные им группы в пункты приписки, либо еще находятся в пути.

И в итоге мы имеем… гораздо меньше, чем хотелось, скажем так?

Офис Хумало погрузился в тишину на несколько секунд после того, как он закончил говорить, и Хелен украдкой краем глаза посмотрела на лицо Терехова. Его глаза были полузакрыты, губы поджаты в очевидных раздумьях, и она заметила, как Хумало и Ван Дорт смотрели на него, очевидно, ожидая его предположений с собственными впечатлениями о брифинге Чандлера. Реакция Ван Дорта не удивила ее, после того, как он и Терехов совместными усилиями вытянули операцию на Монике. Присутствие Хумало давало не столь много, хотя она была очень рада его видеть.

— Мне совсем не нравится запах этого новотосканского дела, сэр, — сказал наконец Терехов, вновь широко открыв глаза и сосредоточив внимания на Хумало. — На самом деле, у меня не было возможности посетить Новую Тоскану на «Гексапуме», но все, что я когда–либо слышал, видел или читал о новотосканцах, делает меня еще несчастнее с этими их последними махинациями.

— Итак, вы согласны, что они готовятся к чему-то, что нам очень не понравится, Айварс? — спросил Ван Дорт с насмешливой улыбкой, и Терехов фыркнул.

— Я начинаю понимать, как этот остро–бритвенный мозг привел вас на вершину местной финансовой кучи, Бернардус, — сказал он сухо. — Ничего особенного не пройдет мимо вас, ведь так?

— Я стараюсь не отставать, — признался скромно Ван Дорт, и несколько человек прыснули от смеха. Но его выражение вновь стало серьезным, и Ван Дорт наклонился немного вперед. — Что, как вы думаете, мы должны делать?

Глаза Хелен обратились в сторону Хумало, интересуясь, как он будет реагировать на то, что имеющийся гражданский спросил мнение одного из его подчиненных напрямую. Но Хумало только склонил голову чуть в сторону, очевидно для выслушивания ответа Терехова Ван Дорту.

— Дайте мне передохнуть, Бернардус! — запротестовал Терехов. — Я только что услышал об этом впервые. Что заставляет вас думать, что у меня было достаточно времени, чтобы сформулировать любое мнение по этому поводу?

— Я не прошу мнение. Я хочу ваше первое впечатление.

— Ну, мое первое впечатление, что нам нужно больше, чем просто эскадра или две ЛАКов в системе. Больше платформ было бы хорошо, конечно, но если у Новой Тосканы действительно есть конкретный план, я сомневаюсь, что это заставит их отступить. На самом деле, первое, что мне пришло в голову, что мы должны отправить кого–то постарше коммандера Дентона в Пекуод. И, этому «кому-то» старшему, кто бы он ни был, должно быть разрешено, для начала, послать любых новотосканцев в задницу, если это понадобится, чтобы осадить их.

И Хумало, и Шоуп выглядели так, как будто в очень многом они согласны с коммодором, решила Хелен. Не то что бы согласиться с ним было то же самое, чтобы быть счастливым от этого.

— Мы довольно во многом пришли к этому сами, — сказал Хумало, как будто нарочно подтверждая впечатление Хелен. — Проблема в том, что мы не знаем поможем ли этим, если это именно та реакция, которую они ждут от нас. Имейте в виду, что никто из нас не может не думать о том, чего они добиваются, но в этом-то вся проблема и есть, я прав? Поскольку мы не представляем, в какую сторону они раскачивают лодку, то и не можем предсказать, как это впишется в их планы и цели. Честно говоря, — признал вице–адмирал, — единственной причиной, по которой я не был настойчивей в своих попытках привлечь один из НЛАКов для доставки в Пекуод, является это незнание.

— Нет, мы не знаем, как любой шаг с нашей стороны повлияет на их планы, — признал Терехов, а затем лишь слегка пожал плечами. — С другой стороны, я также не думаю, что мы можем позволить себе нашему нынешнему невежеству парализовать нас. И я бы, конечно, не рекомендовал отправлять кого-то изображать слона в посудной лавке, потому что, если на самом деле оценивать происходящее, как цепь взаимосвязанных подготовленных провокаций, последнее, что нам нужно, – это дать им то, чего они так усиленно добиваются. Но по той же причине, я не понимаю, как здесь, в регионе могли бы догадаться, сколько огневой мощи Адмиралтейство готово перебросить на данное направление. Я готов поспорить, что все расчеты Новый Тосканы основаны на раскладке распределения сил, которая была у нас до Моники. В этом случае, я думаю, может быть очень хорошей идеей сообщить им, что с каждым днем сюда, в Сектор, будет пребывать все больше и больше современных судов — и не только ЛАКов. Пусть мотают себе на ус, на какие неприятности нарвутся, если зайдут слишком далеко.

— Я думаю, что для этого нужно совсем немного, адмирал, — сказал серьезно Ван Дорт.

— Согласен, — кивнул Хумало. — И, честно говоря, эта же мысль пришла в голову и моим людям, а также министру Крицману и баронессе Медузе. Я вот просто ненавижу, когда кто–то пытается огорошить меня, вместо того, чтобы спокойно и не торопясь вложить все карты на стол!

— После того, что «Рабсила» и мониканские ублюдки пытались сделать? — оскалился Терехов. — Адмирал, я согласен в этом с вами!

— Так почему бы, — странно улыбнувшись, спросил Хумало, — вам не наполнить меня кипящим оптимизмом, коммодор Терехов?


* * *

— Простите, энсин Зилвицкая.

Хелен остановилась, когда необычайно привлекательная блондинка коснулась ее локтем в коридоре за пределами приемной офиса вице–адмирал Хумало.

— Да? — ответила она вежливо, интересуясь, кто эта другая женщина и как ей довелось узнать, кем была Хелен.

«Кроме того, конечно, что я ношу свое имя на передней стороне моего мундира. Ох».

— Я Хельга Болтиц, — сказала блондинка с резким акцентом, который чем-то напомнил Хелен Виктора Каша. — Личный помощник министра Крицмана, — добавила она, признав явно не понимающее выражение в глазах Хелен.

— О. То есть, конечно, — сказала Хелен. Она оглянулась в зал, но коммодор Терехов и коммодор Чаттерджи по–прежнему были заняты какой–то сиюминутной личной беседой с капитаном Шоуп, и она вернулась к миз Болтиц. — Есть ли что–то, что я могу сделать для вас, мэм?

— Ну, как я объяснила адъютанту адмирала Золотой Пик не так давно, вы можете начать с того, чтобы не называть меня «мэм», — ответила Болтиц с лукавой усмешкой. — Это заставляет меня чувствовать себя невероятно старой и в целом слишком респектабельной!

— Я постараюсь помнить это, мэ… миз Болтиц, — улыбнулась ей в ответ Хелен.

— Хорошо. И, если на то пошло, учитывая тот факт, что я делаю для министра в основном тоже, что вы делаете для коммодора, я думаю, что действительно могло бы быть проще, если бы я называла вас Хелен, а вы называли меня Хельга. Как вам это?

— Ну, в обществе я пока еще буду называть вас «миз Болтиц»… Хельга.

— Я полагаю, что смогу жить с этим… энсин.

— Ну, в таком случае, позвольте мне перефразировать. Есть ли что–то, что я могу сделать для вас, Хельга?

— На самом деле, есть, — кивнула Хельга с гораздо более серьезным вздохом. — Министр, конечно, будет присутствовать с премьер–министром и генерал–губернатором на торжественном обеде перед полномасштабным брифингом сегодня вечером. Он попросил меня сообщить вам, что он собирается прибыть, приведя с собой пару гостей только на ужин, а не на брифинг, которые, тем не менее, занимают очень важное место в наших локальных силах системной защиты. Один из них прибыл с Монтаны, и он просил… ну, сфотографироваться с коммодором Тереховым. По моему впечатлению, это связано с тем, что капитан Терехов — и весь ваш экипаж, конечно — сделал здесь. Во всяком случае, министр Крицман был бы очень благодарен, если бы коммодор Терехов смог присутствовать за ужином в парадной форме.

Хелен удалось подавить стон. Это было не очень легко. Если и существовало что-то, что Айварс Терехов ненавидел, – это было то, что он сам называл стороной «суеты и перьев» своих обязанностей. Лично Хелен подозревала, что это было выработано всеми годам, что он провел на службе в Министерстве иностранных дел, с их бесконечной чередой официальных обедов и политических приемов гостей, прежде чем вернулся к действительной флотской службе.

«С другой стороны, — сказала она себе, надеясь, — этот же зарубежный опыт в Министерстве иностранных дел означает, что он, наверное, поймет важность запроса Крицмана. После того, конечно, как прекратит дуться».

— Кто–нибудь еще планирует прибыть в парадном одежде? — спросила она, помолчав. Хельга приподняла бровь, и она пожала плечами. — Он не будет особо счастлив, забравшись в свой «обезьяний костюм», Хельга. Но если я могу сказать ему, что он не будет одинок…

Она позволила жалобным ноткам проскользнуть в своем голосе, и Хельга усмехнулась.

— Ну, я сомневаюсь, что мы сможем заполучить абсолютно всех одетыми в парадное, — сказала она. — Хотя, если это поможет, я могу пойти и поговорить по крайней мере с несколькими другими — адмиралом Хумало, капитаном Шоуп, коммандером Чандлером, капитаном Сондерс — и предположить, что министр хотел бы видеть их в парадной форме.

— О, хорошо! — Хелен даже не пыталась скрыть свое облегчение. — Если вы можете сделать это, я добавлю немного от себя и намекну, что министр был бы признателен, если бы коммодор Чаттерджи и капитан Карлсон были одеты таким же образом. Я имею в виду, это точно не будет ложью. Министр Крицман будет же признателен, не так ли?

— О, да, — согласилась Хельга.


* * *

Убедить Айварса Терехова облачиться в полную парадную форму было почти так же сложно, как Хелен и боялась вначале. Он начал топать каблуками в тот же момент, как только она открыла рот, указывая на то, что ему никто не упомянул ничего о глупых парадных мундирах в первоначальном приглашении. Она кивнула, напомнив ему о том, что, хотя измененный запрос пришел слишком поздно, он также был единственным, который был сделан по личной просьбе военного министра Сектора по важными политическими причинами. Он сердито зыркнул на нее, но вдруг просветлел и с торжественным видом провозгласил, что у него нет парадной формы коммодора… в этот момент старший стюард Агнелли молча открыла шкаф и извлекла капитанскую парадную форму, которую она специально прикупила специально для его нового звания перед отбытием с Мантикоры.

Потерпев поражение на этом фронте от адской эффективности своих подчиненных, он пытался спорить, указывая, что у Чаттерджи, вероятно, нет надлежащей формы, и ему не хотелось бы смутить другого офицера. Хелен и Агнелли просто терпеливо посмотрели на него, а Хелен к тому же напоминала няню, глядевшую на непослушного ребенка. Он смотрел на них мгновение или два, затем глубоко вздохнул и сдался.


* * *

Было действительно жаль, что заняло так много времени убедить его одеть форму, размышляла Хелен, так как она могла быть специально сшита для него. Его рост, светлые волосы, голубые глаза и прямая с квадратными плечами осанка в совершенстве дополнялись даже архаичным мечом, и она видела, с каким взглядом окружающие провожали их, когда он последовал за ней из служебного аэрокара Флота на посадочной площадке в центре Тимбла у особняка, который был временным Домом Правительства, пока постоянная, официальная резиденция генерал–губернатора еще строилась. Довольно много аэрокаров уже были там или вновь взлетали после выгрузки своих пассажиров, и она увидела вице–адмирала Хумало — также в парадной форме — ждущего их.

Вице–адмирал не мог носить свою великолепную форму — и меч — как мог только Терехов. В конце концов, мало кто мог, подумала Хелен, чуточку немного самодовольно. Но из его позы было очевидно, что он был вполне привычен мириться с ней, а капитан Шоуп, стоя у его плеча, выглядела почти также блистательно, как и Хумало, когда он с усмешкой протянул руку Терехову.

— У меня было пари с Бернардусом, что миз Зилвицкой нипочем не удастся обрядить вас в парадную форму! — сказал он.

— Что ж, — наполовину проворчал Терехов, глядя на Хелен с юмором, — вы почти победили., К сожалению, она работала помощником Бернардуса. Наверное, поэтому у него была более реалистичная оценка ее способности… убедить меня, нежели у вас, сэр.

— Он упоминал что–то о небывалом упорстве энсина, — согласился Хумало с улыбкой. Он взглянул на Хелен, но даже ей было очевидно, что в данный конкретный момент, тишина была лучшая политика.

— Что ж, — продолжил Хумало спустя секунду, — я полагаю, мы должны направиться внутрь. В некотором смысле, вы почетный гость сегодня вечером, Айварс, поэтому все мы были вынуждены ждать вашего прихода.

— Просто замечательно, — вздохнул Терехов, а затем встряхнулся. — Хорошо, я готов. Не думаю, что это может быть намного хуже, чем Битва у Моники!

Первоначальное описание вечера, как «небольшой неформальный ужин с генерал–губернатором и премьер–министром», казалось, было несколько ошибочным, подумала Хелен, когда она последовала за своими коммодором и вице–адмиралом Хумало вниз по широкому коридору в то, что, очевидно, было основным банкетным залом особняка. Он был колоссален, а столы, которые были расположены в нем, заполняли его до отказа. За этими столами находилось, по крайней мере, триста стульев и, вероятно, даже больше, и большинство из них были уже заняты.

Только тот, кто знал Айварса Терехова заметил бы, как его шея чуть–чуть напряглась, как еще чуть-чуть больше расправились его плечи. Он продолжал болтать с вице–адмиралом Хумало, пока они вдвоем направлялись к главе стола, останавливаясь иногда коротко поприветствовать кого–то, с кем Терехов уже встречался при его первоначальном развертывании в Талботте. Судя по выражению лица вице–адмирала, он не был удивлен, как заметила Хелен, и начала задаваться вопросом, что именно происходит.

Когда они, наконец, подошли к главе стола, она признала трех других коммодоров, ждущих их. Одного из них — коммодора Лазло — она ожидала, так как он был старшим офицером Космического Флота Шпинделя. Второй не слишком сильно ее удивил, поскольку она полагала, что коммодор Лемюэль Сакетт, командующий Космического Флота Монтаны, тот самый «гость из Монтаны». Как он оказался здесь вызывало, конечно, некое недоумение, но не такую большую загадку, как присутствие коммодора Эмиля Карлберга, старшего офицера Космических Сил Нунцио.

Терехов также не мог скрыть своего удивления. Шпиндель был едва ли удобно расположен для любого из них — транзитное время между Шпинделем и их домашними системами скорее измерялось неделями нежели днями; Монтана, самая ближняя из этих двух, лежала в восьмидесяти трех световых годах от столичной системы Сектора — но едва ли было хорошим тоном спросить, что они здесь делают. Тем более не тогда, когда оба они были так явно рады его видеть.

«И это чертовски верно должно быть, — сказала сама себе Хелен. — Коммодор и «Киса» очистили Нунцио от этих хевовских «пиратов», когда Карлберг не смог бы даже найти их, не то что бороться с ними! И, очевидно, что Сакетт не забыл, как коммодор и мистер Ван Дорт убедили Вестмана сложить оружие на Монтане. Тем не менее, интересно, почему никто не упомянул, что будут здесь?»

Она все еще удивлялась, когда вежливый церемониймейстер отделил ее от астрономических начальников и показал ей гораздо более скромный стол в стороне. Хелен была рада пойти с ним и убрать ее младший ранг (и абсурдную молодость) из внимания, фокусировавшегося на Терехове и других. Стол, к которому он привел ее, был достаточно близко, чтобы она могла следить за ним, в случае, если он будет в ней нуждаться, а ненавязчивый ушной жучок в левом ухе означал, что он может вызвать ее в любое время, когда захочет.

Она была рада видеть Хельгу Болтиц, сидящую за этим же столом, хотя Хельга, похоже, была не совсем в восторге от их местонахождения, как была Хелен. С другой стороны, это было вполне возможно из–за ее соседа по столу. Что ж, Хелен тоже, подумала она, так как он сидел между ними двумя. Она не знала, кем может быть этот темноволосый, кареглазый мужчина с карандашными усами и рембрандтским акцентом, но она узнала его скучающее, самодовольное выражение, наблюдая такое же на слишком многих политических обедах, в которых она участвовала в качестве приемной дочери Кэтрин Монтень. Некоторым людям, подумала она сухо, не нужно и части одобрительных аплодисментов; они возьмут свои с собой, куда бы они ни пошли.

Она по–прежнему размышляла над этим вопросом — и пыталась решить, будет ли малодушием отказаться от разговора с Хельгой из–за рембрандтца вместо того, чтобы вывести другую женщину из-под огня — когда звонкий музыкальный тон пропел над фоновым гулом сторонних разговоров. Все головы повернулись в сторону его источника, и она увидела, что баронесса Медуза стояла на своем месте во главе основного стола, все еще держа столовый нож, которым она только что ударила по хрустальному кувшину.

Гул голосов умер почти мгновенно, и Медуза улыбнулась.

— Во–первых, — сказала она, — позвольте мне поблагодарить всех вас за внимание. Некоторые из вас, — она глянула в направлении Терехова, — вполне возможно были под впечатлением, что этот ужин должен был быть несколько меньшим и более скромным. Я приношу свои извинения всем, кто получил это ошибочное впечатление. На самом деле, сегодняшний вечер представляет редкую возможность для всех нас. В качестве личного представителя Ее Величества здесь, в Секторе, это моя привилегия — а также мое удовольствие — приветствовать всех вас от имени Ее Величества. Нам повезло, на сегодняшнем вечере присутствуют нескольких старших флотских офицеров Сектора, и в равно повезло, что они смогли оторваться от официальных конференций, которые привели их сюда, чтобы присоединиться к нам на ужине. И, кроме того, нам особенно повезло, что с нами сегодня вечером человек, перед которым весь Сектор находится в неоплатном долгу. Леди и джентльмены, прошу, присоединитесь ко мне в моей сердечной благодарности коммодору Айварсу Терехову!

Тишина в зале исчезла в реве аплодисментов. Вице–адмирал Хумало был, вероятно, первым человеком, который встал на ноги, громко аплодируя. Хелен также обнаружила себя стоящей и дико хлопающей, и это было все, что она могла сделать, чтобы сдержать ликующий свист, когда разразился ад кромешный.

Она не понимала до этого момента, как ее возмущала — от имени Терехова, а не ее собственного — спешка, которая лишила его общественного признания дома, того, что он так убедительно заработал. Но теперь, когда наступил ТОТ САМЫЙ момент, она поняла, насколько более подходящим он был именно для него, чтобы получить признание здесь, в Скоплении, и от людей, которым его мужество так хорошо служило.

Аплодисменты длились довольно долго, и Хелен могла видеть усилившуюся краску на лице коммодора, когда звуки все этих рукоплесканий коснулись его ушей. Она не сомневалась, что это смущало его, но она действительно не очень волновалась. Он это заслужил — заслужил каждый их децибел — и чувствовала свою улыбку, озарившую все ее лицо, поскольку теперь она поняла хитрость, с которой Хумало и Медуза устроили все так, чтобы он не мог избежать этого.

Но аплодисменты затихли в конце концов, люди снова сели, а генерал–губернатор ждала, пока тишина упадет еще раз. Затем она откашлялась.

— На сегодняшний день, — сказала она, — я уверена, большинство из вас тронет новость, что мы заполучили коммодора Терехова сюда, под, можно сказать, ложным предлогом. Честно говоря, мы были немного обеспокоены тем, что он, возможно, сбежит, если поймет, что мы хотим.

Смех пробежал через всю комнату, и она улыбнулась.

— Боюсь, однако, — продолжала она, — что мы не закончили с коммодором сегодня.

Она взглянула на Терехова, который смотрел на нее с выражением, которое можно было бы назвать только осторожными.

— Существует фраза, с которой офицеры Королевы стали слишком уж знакомы, леди и джентльмены, — продолжила она, ее тон стал гораздо серьезнее. — Эта фраза «необходимость Службы», и это означает, что те мужчины и женщины, которые выбрали ношение королевского мундира и охрану и защиту всех нас — вас и меня — полностью вверяют свою жизнь службе, которую они выбрали. Они не просто рискуют жизнью и здоровьем для нас, леди и джентльмены. Кроме этого, они жертвуют всю оставшуюся жизнь — жертвуют временем отцов и матерей, жен и мужей. Коммодор Терехов провел менее одной стандартной недели на Мантикоре, прежде чем был отправлен обратно к нам. Менее одной стандартной недели, леди и джентльмены, после всех огромных рисков и опасностей, которые он и мужчины и женщины КЕВ «Гексапума» и другие корабли его эскадры в Монике пережили за всех нас.

Огромный бальный зал был совершенно тих сейчас. Полностью молчал. Голос баронессы Медузы звучал ясно и тихо на этом молчаливом фоне.

— Не может быть истинной, адекватной компенсации за те жертвы, которые приносят мужчины и женщины в военной форме, для людей, которым они служат и защищают. Каким образом можно установить цену за готовность служить? Каким образом можно установить надлежащую заработную плату за готовность умереть, чтобы защитить других? А так же честь тех, кто выполняет свои клятвы, отдавая последнее истинное мерило преданности в служении своей звездной нации и вере в человеческое достоинство и свободу человека?

Она остановилась в тишине, потом покачала головой.

— Правда в том, что мы не можем вознаградить их, чествовать их так щедро, как они заслужили от нас. Тем не менее, можем ли мы дать им то, что они заслуживают или нет, мы признаем нашу обязанность, чтобы попробовать. Чтобы попытаться показать им, и всем остальным, что мы признаем жертвы, которые они принесли. То, что мы понимаем, как сильно мы им обязаны. И это наш жемчуг за цену, мужчин и женщин, которых мы не можем заслуживать, и всегда должны благодарить Бога, что они есть у нас в любом случае.

– Это были мужчины и женщины КЕВ «Гексапума». КЕВ «Колдун», КЕВ «Бдительный», КЕВ «Отважный», КЕВ «Дерзкий», КЕВ «Эгида», КЕВ «Дротик», КЕВ «Янычар», КЕВ «Рондо», КЕВ «Ария» и КЕВ «Вулкан».

— Мы не сможем индивидуально почтить память тех мужчин и женщин. Слишком многих из них уже здесь нет, чтобы воздать им почести, а большинство из тех, кто выжил находится где–то в другом месте этой ночью, где–то в той же королевской форме, служа ей — и всем нам — вновь по требованию «необходимости Службы». Но если мы не можем индивидуально чествовать каждого из них, мы можем почтить их всех коллективно в лице человека, который командовал ими.

Айварс Терехов смотрел прямо перед собой, и это была не просто скромность. Он смотрел на что–то, что только он мог видеть — мужчин и женщин с этих кораблей. Лица, которые никто никогда не увидит.

— Коммодор Терехов, — сказала Медуза, обращаясь к нему напрямую в первый раз, — вы не знали, что среди посланий, доставленных вами, когда вы вернулись на Шпиндель были письменные инструкции от Ее Величества ко мне. Пожалуйста, встаньте, коммодор.

Терехов медленно повиновался.

— Подойдите сюда, коммодор, — тихо сказала она, и он подошел к ней. Когда он это сделал, Аугустус Хумало, Лемюэль Сакетт и Эмиль Карлберг поднялись в свою очередь и последовали за ним. Сакетт нес небольшую бархатную коробочку, которая, очевидно, была спрятана под столом на его месте. Карлберг нес небольшую подушечку, которая также была спрятана.

Четверо их остановилось перед Медузой, и Сэкетт представил ей небольшую коробочку. Она приняла ее, но также посмотрела на Хумало.

— Слушать приказ! — объявил глубокий голос вице–адмирала, и Хелен почувствовала, что ее ноги выполняют автоматический ответ, вторя любому другому мужчине и женщине в форме в этом огромный бальном зале.

— Коммодор Айварс Терехов, — сказала Медуза ясным, разнесшимся голосом, — в шестнадцатый день февраля 1921 года эры Расселения, подразделение Королевского Флота Мантикоры под вашим командованием вошло в систему Моники, действуя по разведданным, которые вы получили при ваших предыдущих действиях в системе Сплит и системе Монтана. В ходе получения этих разведданных и подавлении насильственных террористических движений в обоих этих звездных системах, вы осознали дополнительные, потенциально катастрофические угрозы для граждан звездных систем, известных тогда как Скопление Талботта и Звездного Королевства Мантикора. Действуя собственной властью, вы перешли с эскадрой под вашим командованием к Монике и там потребовали остановить переделку бывших линейных крейсеров Флота Солнечной Лиги, поставленные Союзу Моники сторонами, враждебными Звездному Королевству, которые были полны решимости предотвратить аннексию звездных систем, теперь известными как Сектор Талботта Звездного Королевства, за которую граждане этих звездных систем свободно и демократически проголосовали.

– Когда старший офицер, представляющий Мониканский Флот отказался выполнить ваше требование и открыл огонь по вашим кораблям, несмотря на удивительно большое количество, вес, дальность и точность этого огня, и, несмотря на тяжелые повреждения и тяжелые потери, вы и подразделение под вашим командованием успешно уничтожили военные компоненты массивных промышленных платформ и девять возможных линейных крейсеров, которые были там пришвартованы. А, когда впоследствии были атакованы тремя полностью действующими и современными линейными крейсерами, шесть оставшихся единиц вашей эскадры вступили в бой и уничтожили всех своих противников.

Ценой шестидесяти процентов кораблей и семидесяти пяти процентов личного состава под вашим командованием, ваша эскадра уничтожила или нейтрализовала все линейные крейсера постройки Лиги в системе Моники. Впоследствии, хотя ваши сохранившиеся суда были слишком сильно повреждены, чтобы уйти из системы, вы нейтрализовали все остальные подразделения Мониканского Флота, предотвратив вывод или уничтожение двух уцелевших линейных крейсеров Лиги, и поддерживали статус–кво в системе в течение целой недели, пока не не подоспели дружественные силы.

Теперь мой долг и моя огромная честь, по личному поручению Ее Величества Королевы Елизаветы Мантикорской, выступая в качестве ее генерал–губернатора Сектора Талботт и ее личного представителя, преподнести вам Парламентскую медаль «За Доблесть».

Хелен резко вдохнула, когда Сакетт открыл футляр и Медуза извлекла золотой крест и его звездчатую основу на синей и белой ленте. Терехов был гораздо выше, чем была она, и она поднялась на цыпочки, когда он наклонился к ней, чтобы она могла одеть ленту на шею и расправить ее. Она осторожно расположила блестящую медаль, потом посмотрела на него и — в жесте, который, Хелен была уверена, не являлся формальностью — очень нежно прикоснулась к его щеке.

— Ее Величество награждает этой медалью вас, коммодор, — сказала она, — и потому, что вы так глубоко и лично заслужили ее, но также как средство признания каждого мужчины и каждой женщины, которые отправились с вами на Монику. Она просит вас носить эту медаль для них, как для себя.

Терехов молча кивнул. Честно говоря, Хелен сомневалась, что он мог бы говорить в этот момент. Но Медуза еще с ним не закончила, и она кивнула Карлбергу, который наклонился и положил на пол подушечку.

— А теперь, коммодор, есть еще один небольшой деловой вопрос, о котором Ее Величество просила, чтобы я позаботилась за нее. Встаньте на колени, пожалуйста.

Ноздри Терехова вспыхнули, когда он резко вдохнул. Затем он повиновался, опускаясь на колени на подушечку, а Аугустус Хумало вынул свой парадный меч и протянул его рукоятью баронессе Медузе. Она взяла его, посмотрела на него, потом посмотрела на офицера на коленях перед ней.

— Полномочиями, возложенными на меня, как на генерал–губернатора Ее Величества в Секторе Талботт, и по Ее специальному поручению, действуя в интересах и вместо Нее, — ее тихий голос пронесся с кристальной ясностью по всему залу, — я дарую вам ранг, титул, прерогативы и обязанности рыцаря–кавалера ордена Короля Роджера.

Блестящая сталь коснулась его правого плеча, затем левого, потом еще раз вновь вернулась к правому. Она позволила ей задержаться там на мгновение, ее глаза встретились с его, потом она улыбнулась и сделала шаг назад, опуская меч.

— Встаньте, сэр Айварс, — сказала она тихо в тишине перед началом приветственных восклицаний, — и в будущем так же верно храните честь королевы, как вы делали это в прошлом.

Загрузка...