Сибирский рассказ. Выпуск V

ПО ОЛЕНЬЕЙ ТРОПЕ

В трудной жизни оленевода мало что сравнится с подготовкой и переезду на новое пастбище и с самим переездом.

Почему?

Да потому, что кочевье всегда сопровождается радостным оживлением и ожиданием чего-то нового.

Но, конечно, переезд дело хлопотное, особенно для взрослых.

Рано утром они разбирают чумы. Все части каркасов аккуратно складывают и крепко связывают в длинные тюки. Очень важно хорошо упаковать одежду, постель и посуду. Одежда и постель должны быть сухими, посуда — целой!

Теперь надо поймать опытных, выносливых рабочих оленей и все подготовленные тюки хорошо закрепить на них. Нагружают оленей так, чтобы и при большом и малом переходе им было удобно идти, чтобы груз не ерзал на боках и спине, не натирал шкуру. Олень животное выносливое, но все равно человек должен помнить о нем, как о члене своей семьи, и помогать оленю быть здоровым и сильным.

Опытный рабочий олень любит перевозить только свою привычную ношу, ну, например, посуду. На первого попавшегося ее не погрузишь. Вьючный олень то и дело встряхивается, будто его щекотят, посуда в мешках гремит, и олень пугается: прыгает, резко разворачивается, стараясь сбросить громыхающий груз.

На самых умных и смирных оленях кочуют ребятишки. Для них есть специальные седла-онье с высокими шишками на деревянной луке спереди и сзади. По бокам к луке привязаны дощечки, обтянутые замшевыми шкурами. В таком седле малышу удобно. Не упадет ни вперед, ни назад, и вбок не свалится. Сидит как в люльке, только голова да плечи торчат!

Детали каркаса чума или кочевой палатки, связанные в длинные тюки, подвешивают на оленя по бокам. Такой олень идет без седла.

К одному оленю на прочном поводке привязывают всех собак. Не сделаешь этого — собаки во время перехода будут то и дело разбегаться и распугивать диких зверей, какие водятся в округе; иногда они на молодых оленят нападают, а то и в гори отлучаются. Вот и ведет их на привязи привыкший к этим спутникам невозмутимый олень.

Апока любит кочевать. Интересно приходить на новые, необжитые места или возвращаться туда, где стадо давно не проходило!

Особенно приятно кочевье, когда его назначают в ясный солнечный день. Но это как повезет. Оленеводы переезжают с места на место не тогда, когда хочется, а когда необходимо пастбищу и стаду. Ведь стадо пасут на одном месте всего четыре-пять дней. Дольше нельзя: тысячи оленьих копыт вытопчут ягельники, и они не скоро восстановятся, пожалуй, только лет через двадцать.

Вкусный сытный мох ягель — любимый корм оленей, и пастух обязан беречь ягельные пастбища. Пришло время, и бригада снимается с места. В дождь, в снег — все равно.

Апока шустро помогает бабушке и деду. В такой день мальчик незаменим.

Рабочие олени — широкогрудые красавцы, видно, почувствовали, что настал день переезда, и близко никого не подпускают. Только заметят человека с арканом-маутом — убегают. А кочевье не отложишь! Какой же оленевод будет терять дорогое время, погода в любую минуту может испортиться. Поэтому вьючных оленей надо ловить быстро.

На пути оленей пастухи устроили засады. Апока с ребятами, оседлав своих верховых, погнали оленей к засадам. Притаившиеся там пастухи подпускают их ближе и ловко кидают свои мауты. Вот и вся хитрость.

Иногда мауты ложатся точно, и оленей отлавливают без крика и суеты. Но не всегда получается с первого раза. Вот уж когда пастухи сердятся и на оленей, и на арканы, и даже друг на друга! Вокруг такие недовольные лица, будто среди дня опустились на землю сумерки.

Наконец нужные олени пойманы. Сумерки рассеялись! Улыбающиеся во весь рот оленеводы сходятся в круг, закуривают и азартно вспоминают, кто и сколько раз промахнулся.

День нынче для переезда отличный. В высоком синем небе купается огромное бело-золотое солнце. На землю накатывают ласковые потоки тепла. Последний раз осматривают оставляемую стоянку, убирают мусор. И в тайге должен быть после тебя порядок!

Все оленеводы в седлах. Радостные, возбужденные Апока, Петя, Юрка и Гоик ждут команды, придерживая своих верховых.

Кочевать со стадом дело сложное. Оленей нельзя без конца подгонять. В пути они должны и воды из реки спокойно напиться, и ягеля в охотку пожевать.

Апока давно все это знает и ведет себя степенно. Но, конечно, помнит, как любил носиться на своем верховом, когда был поменьше и только учился помогать взрослым. «Пожалей оленя! — говорил отец. — Разве не видишь, как он устал?»

Теперь Апока сам терпеливо объясняет товарищам, как вести себя, чтобы не мешать взрослым и чтобы от тебя была польза.

Когда стадо подогнали к новому стойбищу, чумы уже стояли и возле каждого дымился костер. Запах жареного мяса перемешался с дымом, и воздух наполнял неповторимый аромат.

Обживать новое место начинают с чаепития, устраиваются прямо на траве. А уж после снова занимаются хозяйством. Рубят дрова, натягивают возле чумов походные палатки. Женщины доят олених-важенок.

Чиктикан удлиняет антенну портативной рации «Гроза». Вечером он выйдет на связь с поселком, поговорит с другими бригадирами, узнает, как идут дела у соседей.

К первой ночевке все готово. Мужчины усаживаются полукругом на зеленой лужайке. И начинается самое интересное — разговоры об охоте в здешних местах, о следующем переходе, о снежных баранах, которых еще случается встречать в горах.

А со стороны реки доносится веселый гвалт малышей да частое буханье, — видно, бьет хвостом, играет крупная рыба.

Солнце медленно скатывалось за гору. Горизонт затягивала прозрачная красновато-золотая дымка. Значит, и завтра будет солнечный день с легким ветерком.

Дети собираются возле Чиктикана. Отец Апоки человек бывалый. Его всегда интересно слушать.

Бригадир молча оглядывает мальчишек.

— Человек строит дом, — не спеша начинает Чиктикан, — может он обойтись без топора?

— Не-ет! — хором отвечает детвора.

— А может ли учитель заниматься с вами без книг!

— Конечно, может, — удивляется Юрка, — он же и так все знает!

— Я согласен с тобой, — улыбается Чиктикан. — На то он и учитель, но не может один человек знать все на свете…

Ребята молчат. Если так думает отец Апоки, значит, это правда. Бригадир зря слов не разбрасывает.

— Вот и оленевод без маута — не оленевод, — неожиданно говорит Чиктикан.

— Да, маут есть у каждого пастуха! — смеется Петя.

— Правильно, аркан есть у всех. А все ли умеют хорошо бросать его? Вы видели, как маут летит мимо цели?

Чиктикан протягивает руку к седлу, которое лежит на траве, и снимает свой аркан:

— Вот и посмотрим сейчас, кто самый меткий и умелый!

Дети растерянно переглядываются, и, наверное, каждый с досадой думает: «Как же я раньше не догадался потренироваться!..»

— Бросать будете по десять раз, — бригадир отмерил шагами метров пятнадцать и воткнул в землю кол, — вот на этот кол. Пусть это будет спящий олень. Научитесь ловить «спящего», разрешу бросать маут и на «бегущего», как на соревнованиях оленеводов. Помните?

Конечно, помнят!

На соревнованиях судья привязывает к столбу длинный шнур. На его конец укреплен колышек. Колышек резко бросают немного вверх и в сторону. Шнур вытягивается, и пока он не закрутился вокруг столба, оленевод должен успеть кинуть маут и заарканить колышек. На это дается только пять секунд.

Ребята побросали на траву куртки. И началась вокруг Чиктикана азартная игра.

Мальчики громко подбадривали друг друга.

Юрка из десяти бросков поймал колышек три раза, Гоик — два, Петя ни разу.

Апока в игре не участвовал. Он уже прошел с отцом эту «начальную школу». Накинуть маут-аркан на вбитый в землю кол ему не трудно. Недавно ему разрешили попробовать ловить оленей в стаде. Пока не очень получается, но все-таки… Зачем же он будет смущать неопытных ребят.

Апока наблюдает, иногда подсказывает, но так, чтобы не мешать отцу.

— Не напрягайся! — советует Чиктикан Пете. — Держи руку свободно. Смотри. — Чиктикан берет маут, неторопливо наматывает его на ладонь правой руки и резко кидает. Аркан, разматываясь, со свистом летит к цели и своей петлей точно накрывает «оленя».

— Здорово! — восхищенно кричит Петя.

Сколько спокойной уверенности в словах и делах бригадира. Уж он-то знает, что оленевод должен быть готов ко всему.

Разыгралась, допустим, в пути пурга, а олени твоей упряжки выбились из сил… Правда, олень животное выносливое, надежное. Но если все-таки он откажется идти или упадет, а кругом беснуется вьюга? Надо запрягать другого. И пастух ищет замену уставшему. Опытный глаз выискивает в стаде самого нужного сейчас оленя. А тот уже учуял, что его хотят поймать, и внимательно следит за каждым движением человека. Тут никак нельзя мешкать. Выручай, верный друг маут!

А бывает и так. Отколется часть стада или нападут волки, и тоже приходится срочно менять своего уставшего верхового. Нужный тебе олень ходит неподалеку, но к нему никак не подойти, даже солью не подманишь. И снова рука оленевода тянется к мауту.

Пастух, плохо владеющий арканом, — несчастный человек. У такого обычно и характер портится. Человек становится злым, раздражительным. Злятся на себя, на свою нерасторопность, а больше всего, конечно, на оленя! В такой момент может резко измениться его отношение к оленю. Пастух-неумеха уже не понимает и не бережет прекрасное животное. Сначала он под всякими предлогами отказывается пасти стадо. А потом вовсе убегает подальше от забот бригады и где-нибудь на стороне ищет легкую жизнь.

Отец Апоки частенько вспоминает разных случайных в своей жизни людей, которые прятались от привычной эвену трудной работы. Такие в бригаде Чиктикана не приживались.

«Какими будут стада после нас? Кто будет пасти их, растить молодняк, отыскивать новые пастбища? Сумеет ли молодежь сохранить верность делу дедов и отцов? — часто спрашивает себя Чиктикан. — Кто они, будущие оленеводы, зоотехники, ветеринары? — И сам себе отвечает: — Да наши дети! Кто же еще!»

Потому и возится Чиктикан всякую свободную минуту с товарищами своего сына.

— Выше нос, ребята! Не расстраивайтесь! — подбадривает отец Апоки. — Время у вас еще есть, только зря его не теряйте! Главное соревнование мы устроим в конце августа, перед вашим отъездом в школу. Победителю я подарю свой маут!

Стемнело. Стадо наконец улеглось, успокоилось.

Оленеводы собрались в чуме бригадира. Мальчики тоже здесь.

— Однако дожди пойдут скоро, все кости ноют, — ворчит дед Кооча.

— Это худо, оленей растеряем, — забеспокоился Николай. Он в бригаде первый год.

— А ты раньше времени не поднимай панику, — резко останавливает его Чино.

— Что будем делать? — обращается к товарищам Чиктикан.

Те некоторое время отмалчиваются, посапывая трубками.

По чуму плывет сизый табачный дым.

— Надо быстрее на хорошее место перекочевать, — подает голос Мэник.

— А я думаю, надо здесь постоять, — говорит Чино. Он чувствует, что его слова не очень-то одобряют. Многие думают о новой кочевке, хотят успеть до дождей. Но ведь только вчера сюда пришли. Надо же и оленям отдышаться, и самому отдохнуть, а то все время в седлах…

— Прежде чем переезжать, надо все изгороди починить, — снова вмешивается Николай.

— Верно, — соглашается бригадир.

— Значит, надо ехать да ремонтировать, — миролюбиво продолжает мысль Чиктикана Мэник.

— Так и порешим, — заключает отец Апоки.

— А ехать с ночевкой?

— Конечно. Иначе не успеть.

— Изгородь-кораль кое-где обвалилась. За день не управиться, — дед Кооча хорошо знает, как быстро разрушается кораль на горных речках.

— А кто поедет? Кому-то надо пасти стадо, кому-то искать отколовшихся вчера оленей, — продолжает ворчать Николай, будто бригада занимается этим в первый раз.

— Мэник, ты не хочешь поехать? — спрашивает бригадир.

— Хорошо. Только с кем?

— Мы поедем, ама[12], мы, — Апока умоляющее смотрит на отца.

Отец сразу соглашается, он и не сомневался, что мальчишки напросятся.

— Поезжайте. Бери Петю и Юру. Да не забудьте, от хорошей изгороди зависит сохранность стада. Сами знаете, терять оленей нам никак нельзя.

— Ну что ж, — смеется Мэник, — с такой командой я не пропаду!

…Пока собрались, пока доехали — прошел день.

Палатку Мэник поставил на берегу, в тополиной роще. Юра сбегал за водой для чая.

Петя крутился в тальниках. Там что-то хрустело, ломалось. Это он собирал хворост.

Апока обложил камнями место для костра, чтобы огонь не перекинулся на траву. Ножом настругал щепок и подпалил их. В нос ударил сладко-горький дымок. Маленькое пламя нехотя разрасталось.

Повесили чайник. Мэник подготовил все для шашлыка.

А пока нагорит уголь, решили осмотреть изгородь-кораль.

Довольно широкая река обмелела. Просыпается она раза два в год — весной после таяния снегов и летом после обильных дождей. Тогда ее не узнать, вода подходит к лесу.

Сейчас река безобидная. Можно закатать штаны и перейти на другой берег. Оба берега густо заросли лесом. Он взбегает на крутые склоны, которые тянутся на десятки километров, — гряда за грядой, сжимая реку.

У подножий, в тени уже должны появиться грибы. Вот когда оленей не остановишь! Уходят вниз по реке, туда, где гуще лес, где больше грибов. Если реку в этом месте не перегородишь, можно упустить все стадо. Поэтому оленеводы каждый год проверяют — надежен ли кораль. Тянется он в обе стороны от русла реки, пересекает лес, поднимаясь выше и выше в горы, пока не упрется обоими концами в голые скалы. Там олень не пройдет, там неприступной массой сгрудились каменные завалы. А их преодолеет разве только снежный баран.

За год изгородь во многих местах сломалась. На отдельных участках ветром на нее повалило деревья. Работы предстояло много.

Мэник с сочувствием посмотрел на своих помощников.

Угля в костре было достаточно. Можно готовить шашлык.

Пока он жарился, напились чаю.

Вкусный получился ужин. Ребята позже не раз его вспомнят…

…Полдня в окрестных горах перекатывалось звонкое эхо. Мэник срубал тонкие деревья для жердей. Мальчики обрубали на них сучья. Жерди подтаскивали к поломанным участкам изгороди. Сучья аккуратно складывали в кучу. Захламлять лес нельзя.

Мэник ловко укрепляет жерди, выправляет покосившиеся столбы, непрочные жерди заменяет новыми. Шаг за шагом, метр за метром взбирается бригада ремонтников в гору. А за ними тянется подновленный стройный кораль.

Работа нелегкая, но ребята не жалуются. Правда, чем выше поднимались, тем лес становится реже, деревья ниже и тоньше, на жерди такие не годятся. Теперь жерди приходится брать у подножия склона и втаскивать на гору.

Труднее всего приходилось Юре. Апока старался как-то подсобить ему, оставлял парнишке тонкий конец жерди, а сам брался за комель. Петя — парень крепкий и средние жерди старался тащить один.

Склон зарос желтовато-белым ягелем, под ним — лед. Скользко. Ребята то и дело падают. Их лица и руки давно исцарапаны. Но мальчишки не унывают.

Чтобы не очень уставать, весь путь в гору разделили на участки по сто шагов. И отдыхали только на этих отметках, не позволяя себе расслабляться. Посидят три минутки, молча вытрут ладонями пот с раскрасневшихся лиц и тащат дальше.

А Мэник готовит внизу новую партию жердей…

Юрка натер руки. «Плохо ему без рукавиц-то», — соображает Апока. Снимает свои брезентовые:

— Бери!

Юрка берет, надевает. Рукавицы ему велики. Но что же поделаешь. Мальчик давно понял, что зря не послушал вчера отца, когда тот велел взять рукавицы. Теперь из-за его, Юркиной, глупости достается Апоке.

Как приятно скинуть наверху ношу и присесть. Видно отсюда далеко-далеко. На перекатах река серебрится, на спокойных участках отливает в солнечном мареве золотом. У берегов толпится сплошная зелень тальников. За ними — широкая полоса нарядных тополей. А дальше — царство лиственницы. На горизонте горы стояли в голубой дымке, и казалось, что в них обязательно должна быть тайна.

— Вот куда поехать бы, а? — размечтался Апока.

— Поехали, — с готовностью откликается Петя.

— Сейчас нельзя.

— Почему? — спрашивает Юра.

— Надо же работу закончить.

— Ты же знаешь, скоро дожди пойдут. Стадо надо сюда перегонять.

Мальчики молча спускаются к Мэнику.

— Хватит, ребятки. Давайте пообедаем, — сказал оленевод, когда они пришла за очередной партией жердей. Мальчишки обрадовались. Работают-то с утра. Поустали, проголодались.

И они наперегонки побежали к палатке.

«Как оленята резвятся», — подумал Мэник, глядя им вслед.

А «оленята» вдруг остановились и повернулись к нему, Мэник почувствовал неладное и заторопился.

Палатка была наполовину разорвана, стойки сломаны. Поодаль валялась печка с помятыми боками. Вещи разбросаны.

Ребята испуганно жались друг к другу.

— Что это, а? — шепотом спросил Петя, обращаясь к Апоке.

— Медведь, — тоже тихо ответил Апока.

— М-медведь?! — вытаращили глаза Петя и Юра.

Подошел Мэник. Он, конечно, сразу все понял. Вчера на песке вдоль берега он видел медвежьи следы. А недалеко от палатки стояло дерево, о которое зверь терся спиной. В коре застряла жесткая темно-коричневая шерсть. Высоко на столе лохматится крупная щепа. Видно, медведь обхватил дерево лапами и оставил свои метки. Так он отмечает границу своих владений, чтобы никто не посмел посягнуть на них.

Медведь частенько наведывается к своим следам — проверяет, нет ли вблизи кого постороннего. И если обнаруживает, что кто-то осмелился оставить свои отметки выше его, то издает злобный рык, поднимается на задние лапы и снова впивается в дерево — выше, чем в первый раз.

Медведь самый сильный зверь в тайге и не любит, чтобы кто-то бросал ему вызов.

Мэник, конечно, не помышлял ни о каком вызове. Он просто хотел немного подурачиться. Только теперь Мэник начал понимать, какой опасности подвергает детей. Они расположились во владениях зверя. Возможно, его лежбище где-то рядом. Может быть, он сейчас следит за ними…

Мэник виновато посмотрел на спутников и направился к рваной палатке.

— Что наделал, аринка[13]?! — сердито сказал Апока.

— Ничего, не унывайте! Вскипятите-ка чай, а я мигом залатаю палатку.

Мэник вытащил из мешка маленькую потертую кожаную сумочку-асву, перешедшую к нему от отца. Здесь он хранил самое необходимое: ножницы, иголки, нитки, отвертки, плоскогубцы, всякую другую мелочь. Он начал зашивать палатку.

Мальчики притихли. Вскоре крышка чайника начала постукивать, напоминая компании, что пора обедать.

— Возвращаться на стоянку с пустыми руками нельзя, — говорит Мэник утром, когда они пьют чай, — Изгородь готова, но чем мы еще порадуем бригадира?

— Наберем сушняку! — выпаливает Петя.

— Молодец, — одобряет Мэник.

Ребята бесшумно ходят между деревьями, раздвигают тяжелые лапы елей, нижние ветви лиственниц, под которыми прячется сухостой.

Мальчишки верят, что и деревья соскучились без людей и теперь радуются их приезду.

Лес и в самом деле внимательно наблюдает, как осторожно и ловко занимаются гости своей важной работой.

В усталом поскрипывании толстых стволов, в любом тревожном или спокойном звуке, которые издают трущиеся друг о друга тонкие стволы, в приветливом перешептывании высоких макушек ловят ребята настроение леса.

Мальчики быстро нарубили сухостой и аккуратно сложили в специально сшитые переметные мешки. Седла рабочих оленей накрыли мягкими шкурами. Они свешиваются, защищая оленям бока, чтобы мешки с дровами их не терли.

Навьючивают оленей втроем, не спеша. Животные чувствуют заботливые руки погонщиков и не переминаются с ноги на ногу, выказывая недовольство. Олени стоят смирно — помогают ребятам.

Навьючив последнего, мальчики дружно вздохнули и весело переглянулись. Никто не сказал ни слова, но три пары глаз выражали одно и то же: «Вот какие мы молодцы!».

Дождь заметно слабел. Туман по ближним скалам полз вверх — верный признак конца непогоды.

Обратный путь не тревожил Апоку.

Работа почти сделана. Олени идут бодро. Лишь скользкие камни затрудняют движение каравана. Но животные ступают на них осторожно.

В конце всякого дела Апоке хочется петь.

— А-а-а! — вдруг отчаянно завопил Юрка, замыкающий цепочку.

Апока оглянулся. Последний в Юркиной связке олень лежал на боку. Видно, споткнулся. Перепуганное животное, вытаращив налитые кровью глаза, дергается, пытается подняться. Но мокрый мох, покрывающий камни, не позволяет копытам хорошо упереться. Олень с тяжелым грузом сползает по склону. А внизу пенится река, давно вышедшая из тесных берегов…

Упавший олень тянет за собой и первого в своей связке рабочего оленя, а тот — Юркиного верхового.

«Беда!» — проносится в голове Апоки. Он спрыгивает со своего оленя и бросается к орущему Юрке. За Апокой бежит Петя.

Юрка уже соскочил на землю, но никак не освободится от поводьев. Он так туго намотал их на руку, что и его тащит вслед за оленями.

Озираясь на поток, Юрка видит проплывающие коряги, тальники, даже целые стволы деревьев.

Парнишка ревет во все горло. И не только от страха за себя! И оленей ему жалко, и дров жалко, — где в такую погоду найдешь лучше…

Апока и Петя вцепились в веревку, соединяющую первого рабочего оленя с упавшим, и рывком на едином дыхании пытались подтянуть оленей чуть выше. Ничего не получилось.

Наконец Юрке удалось освободиться от поводьев. Теперь и он вцепился в общую веревку. Втроем держать легче.

Глаза первого рабочего оленя, казалось, вот-вот вылезут от напряжения из орбит. В его шею врезалась веревка, он хрипит и задыхается. Тяжесть лежащего оленя вот-вот должна свалить и его. Он из последних сил упирается копытами в скользкую землю, стараясь наклонить голову как можно ниже, чтобы удержаться на неверных ногах.

Апока быстро соображал: «Самое простое — перерезать натянутую, как струна, общую связывающую веревку. Тогда упавшее животное скатится по откосу в воду, освободив от своей тяжести второго рабочего оленя и Юркиного верхового. А что, если осторожно подобраться к барахтающемуся оленю и, изловчившись, перерезать подпругу. Тогда в реку рухнут только седло и тяжелые дрова, но олень будет спасен?»

— Держите крепче! Я сейчас! — крикнул Апока.

Оступаясь и падая, он заскользил к лежащему оленю, на ходу доставая нож.

Мальчик сумел быстро перерезать ремень, крепивший седло. Седло и мешки с дровами, набирая скорость, полетели под откос в реку. Веревка на шее оленя сразу ослабла, он почувствовал облегчение и сумел встать на ноги.

Тяжело дыша, спасенное животное рванулось вверх на тропу и только здесь привычно встряхнулось всем телом. Кожа на шее и на боках оленя мелко подергивалась, ноги дрожали. Олень еще не верил, что под ним твердая почва.

Благодарно мотая тяжелой головой, олень уставился на спасителя. Животное не сводило с него черно-бархатных глаз и тянулось к мальчику жаркими ноздрями. Апока смутился. Глаза оленя были глубокими, как ущелье, в них отражались мокрые от недавнего дождя скалы.

«А может, он плачет?» — подумал Апока.

Он никогда не видел такого взгляда и не подозревал, что у оленя такие «говорящие» глаза.

А далеко-далеко, в лощине, белели родные чумы стойбища, будто все бабушки смотрели в сторону ребят, с нетерпением ожидая маленький караван.

«И откуда только берутся эти облака? Плывут и плывут без конца, интересно, куда они держат путь?» — мрачно думает Апока. Он соскучился по солнцу, оно неделю не может пробиться сквозь толстое одеяло облаков.

Сегодня отец едет по летнему маршруту стада. Апока, конечно, с ним. Скоро годовой пересчет оленей, и надо проверить все старые стоянки и загоны. Может быть, туда завернули отколовшиеся олени. Бригадир давно заметил, что из стада исчез ездовой олень Мэника и с ним четыре важенки с оленятами. Думали, найдутся, но сделали уже три перехода, а их нет.

За день весь маршрут не проедешь. Чиктикана и Апоки не будет примерно неделю.

Поймали по три верховых, чтобы менять уставших оленей, да еще двух рабочих — под вьюки. Захватили все необходимое и отправились. Мальчик не первый раз сопровождает отца, любит такие путешествия. Каждая старая стоянка, словно интересная книга или дневник воспоминаний. Тут мальчику все знакомо.

Едут не спеша, часто останавливаются и подолгу рассматривают в бинокли горные распадки. Специально прошли вдоль горных речек, надеясь встретить на песке оленьи следы. На берегу речки в первый день и заночевали.

Оленей привязали на обильном ягельнике. Свободно отпускать их нельзя — могут уйти. Поэтому просто удлинили привязные поводья: на одном конце олени, другим обвязаны большие валуны. Ягеля много, ночью животные хорошо покормятся.

…Проснулись рано. Солнца по-прежнему нет, но приближение зари все равно чувствуется.

У каждого свое дело. Отец идет к оленям, их надо свести на водопой и перевязать на новое место, Ягель на старом они за ночь выщипали. Апока разводит костер. Он уже сбегал к роднику с чайником и повесил его над пламенем.

Мальчик достал из мешка сырое мясо. Нарезал небольшими кусочками, посыпал солью и нанизал мясо на две обструганные палочки. Эти самодельные шампуры он воткнул в землю с наклоном к углям. Пока закипает вода и жарится шашлык. Апока по привычке внимательно вглядывается в горные склоны. Оленевод должен видеть все, что делается вокруг каждой стоянки.

На одном из склонов заметил человека, одетого во все черное. «Отец, — подумал Апока, — его куртка, шапка, резиновые сапоги. Только непонятно, зачем он так высоко забрался, он же должен быть возле оленей. А может, это не отец?»

Человек деловито расхаживал в высоком кустарнике, иногда зачем-то нагибался. «Надо пойти разузнать, что за незнакомец, — решил мальчик. — Может, заблудился и нужна помощь».

Апока убрал с огня чайник, а палочки с шашлыком отвел от жарких углей, чтобы мясо не подгорело.

Не отошел он от палатки и трехсот метров, как увидел отца, олени паслись недалеко — лакомились влажным от утренней росы ягелем.

— Чай готов, сынок?

— И чай готов, и шашлык! — доложил сын.

— Молодец!

— Ама, посмотри-ка, — сын показал туда, где по-прежнему разгуливал неизвестный и что-то явно искал в высоком кустарнике.

Отец прищурил глаза и, покачав головой, тихо сказал:

— Это медведь ходит.

— Не может быть!

— Может: встал на задние лапы и собирает орехи.

— Вот это да… А я хотел к нему сходить.

— Зачем? — отец рассмеялся.

— Узнать, что за человек, может, заблудился, — виновато пояснил Апока.

— Издали он и правда похож на человека, — подтвердил Чиктикан, вынимая трубку.

Зверь ходил не спеша, переваливаясь, увлеченный своим важным делом. Людей он не чуял, не видел и вел себя спокойно.

— Ладно, сынок, пошли чайку попьем и шашлыка твоего отведаем, а там и ехать пора.

Они направились к костру. Но отец вдруг передумал:

— Ты иди, режь хлеб, а я все-таки приведу оленей поближе.

Апока понял. Зверь не так уж и далеко. В любой момент он может заметить оленей, и кто знает, не захочется ли ему тогда подойти поближе!..

Поехали дальше. Медведь их так и не заметил. Перешли еще несколько речных русел, воды совсем мало, олени только копыта замочили.

Отец рассказывал о здешних местах: куда впадают речки, богаты ли лощины ягелем, вспоминал, где можно встретить снежного барана, показывал, в какие места могут собираться отколовшиеся олени.

Неожиданно тишину утра на рушили выстрелы. Они раздались где-то впереди по ходу путников.

Никого из рабочих совхоза здесь быть не должно… Стада соседей давно откочевали. Кто же тогда открыл пальбу на пастбищах бригады Чиктикана? Не из поселка же забрел в такую даль любитель поохотиться! Кроме того, в поселке знают путь стада.

Отец и сын поторопили оленей. Перевалив холм, выехали к пойме реки Дэтлэнжа. Перекатистая, глубокая река.

Вдоль берега во всю мочь мчатся перепуганные олени: впереди размашисто идет упряжной бык, за ним легко несутся четыре важенки и оленята — как раз те, что откололись. А совсем далеко, спотыкаясь и падая, бегут по склону два человека, продолжая палить вслед уходящим оленям.

Чиктикан, сразу узнавший своих оленей, гортанно крикнул:

— Хо-о-о!

— Хо-о-о! — отозвалось горное эхо.

Олени остановились — узнали голос хозяина.

Неизвестные охотники тоже остановились, опустили ружья.

Чиктикан и Апока поехали им навстречу.

На тропе стояли два бородатых человека в одинаковых синих куртках с капюшонами. Из-под выгоревших шерстяных спортивных шапок торчали давно не стриженные темно-русые волосы. Один — пожилой, среднего роста, смуглый от загара, второй — помоложе, высокий, широкоплечий, в его светлых глазах, в выражении лица еще угадывался азарт неудавшейся погони.

— Нючол[14], — тихо сказал Чиктикан сыну и громко поздоровался.

— Здорово, друг, — протянул пожилой руки.

— Вы стреляли? — поинтересовался бригадир, словно не знал. Он вынул трубку и не спеша начал набивать табаком.

— О, табак! Давно не курили! — разом вырвалось у незнакомцев.

— Вы стреляли? — повторил Чиктикан, протягивая мешочек с табаком.

— Сокжоя упустили, друг, — глубоко и жадно затягиваясь, ответил, наконец, пожилой.

— Однако, хорошо, что упустили, — усмехнулся бригадир.

— Карабин, по-моему, барахлит, видно, мушка сбита, — объяснил молодой и повертел в руках еще не старое оружие.

— Это не сокжой! — вырвалось у Апоки.

— Почему же не сокжой? — удивился молодой русский, улыбаясь мальчику.

— Это мои стадные олени, — спокойно и строго добавил Чиктикан, — совхозные…

— А-а… То-то вокруг так много старых следов, — смущенно оправдывался пожилой, густо краснея.

— Мы здесь летом кочевали.

— Понятно, понятно, — остановил бригадира пожилой. — А это ваш сын? — кивнул он на Апоку, стараясь разрядить натянутый разговор.

— Да, мой помощник.

Мальчик смутился, сделал вид, будто подправляет седло на верховом олене.

— Как тебя зовут?

— Апока.

— Красивое имя, звонкое, легко запоминается.

Развели костер, снова вскипятили воду, заварили чай и приготовили шашлык.

Незнакомцы оказались геологами-топографами. Сооружают в горах специальные вышки.

— Тригонометрические пункты, — пояснил молодой русский.

— Слово-то какое длинное! Мне, однако, не запомнить, — рассмеялся Чиктикан.

— Зато Апока запомнит, в школе будет тригонометрию изучать.

Вышек-маяков теперь в горах много. В пургу, в густые туманы по ним теперь ориентируются и оленеводы.

Новую вышку соорудили на вершине скалы Кабата. Это рядом. Работу завершили, осталось доделать совсем немного. Люди давно ждут вертолет, но нет погоды — облачно, и он не прилетает. Когда в горах низкая облачность, садиться опасно, ведь машина должна приземлиться на вершине — на небольшом пятачке.

Продукты у геологов давно вышли, курево тоже, вместо табака дымили мхом, листьями, вместо чая — пустой кипяток. Пытались охотиться на дичь, но удача словно отвернулась от них. По неопытности стадных оленей приняли за диких — за сокжоев!

— Нам любой олень кажется сокжоем, — виновато сказал пожилой геолог. — Хорошо, что не попали.

— Спасибо, друзья, вы, можно сказать, помогли нам обнаружить отколовшихся! — сказал бригадир.

Все рассмеялись.

Свой запас еды и табака отец оставил геологам. На клочке бумаги нарисовал им карту-схему, по которой можно отыскать лабаз оленеводов: там есть мука, чай, сахар, немного табаку. Отсюда всего километров двадцать.

— Зачем голодать-то? Сходите и возьмите сколько надо, — уговаривал Чиктикан. — Мы бы проводили вас, да нет времени, нам сейчас каждый день дорог, надо собрать всех оленей к осеннему пересчету да еще стоянки проверить. Работа большая.

— Огромное спасибо, друзья, не обижайтесь! — новые знакомьте не скрывали радости. — Теперь вернемся к вышке, там еще двое наших ждут не дождутся! И не беспокойтесь: в оленей стрелять больше не будем.

Оленеводы отправились дальше по своему маршруту. Только что спасенные олени хлопот не доставляли, послушно шли за пастухами. Изрядно соскучились по людям, по оленям — ни на шаг не отстают от каравана!

Перевод с эвенского А. Александрова.