Синие лыжи с белой полосой

Глава 14. Про то, что у Яны не получается изобразить снег. А еще ее почему-то огорчает, что забавный мальчишка больше не приходит к витрине. Все одно к одному. В общем, у нее тоже наступили не самые удачные деньки

Если бы витрина была нормальных размеров, ну, например, с портфель, а не такая, как на самом деле — в сто миллионов раз больше, то сейчас она напоминала бы прозрачную стенку аквариума, как будто это не люди и машины шныряют по улице взад-вперед, а рыбы — большие, средние и маленькие. Да еще дождевые капли, усеявшие витринное стекло, очень усиливают это сходство.

Яна отложила кисточки, подошла к зеркалу и стала прихорашиваться, перед тем как выйти из-за своего темно-синего укрытия.

«Опять никого… Вот и сегодня не пришел, сорванец. Надо же — получается, я уже успела привыкнуть к этому мальчугану… смешно даже. И куда, спрашивается, он делся? Каждый день маячил, а ни вчера, ни сегодня не появился… Не случилось ли чего… в последний раз он был чем-то весьма расстроен. Все-таки стоило тогда поинтересоваться, что у него приключилось, может, ему помощь была нужна… Сегодня город за стеклом совсем не радует глаз, бесцветный он какой-то». Вот такая меланхолия поселилась в голове художницы, а ведь ей надо работать, а не грустить. Правда, только что наступил обеденный перерыв, и Яна, сняв свой рабочий халат, направилась в «Детский мир» за своей подружкой, которая, если помните, устроилась на замечательную работу — играет себе в игрушки целый день, и, кстати, может быть, именно поэтому мысли в голове у Танечки почти всегда веселые. Не то что у Яны.

Как только Яна шагнула из-за синего полотна витрины, одна крошечная видеокамера, которая лепилась на потолке первого этажа универмага, сразу же дернулась и медленно-медленно повернулась в сторону художницы. Можно подумать, что это какая-то знаменитая артистка вышла на сцену из-за занавеса, а на нее тотчас телекамеры уставились…

А весь секрет в том, что, вместо того чтобы внимательно смотреть на мониторы телекамер внутреннего наблюдения, выслеживая неблагонадежных покупателей, Костик по-прежнему втихаря почитывает книжки. Это, конечно, не очень хорошо. Но еще более заслуживает порицания то, что, пользуясь служебным положением, он иногда направляет одну из камер на очень интересную девушку, когда та выходит из витрины. Честно говоря, он бы смотрел на нее все время, но она, к счастью, закрыта ширмой, когда работает. Иначе, приходится признать, он бы совсем забыл о других посетителях универмага. Помните, я уже рассказывал вам про этот его секрет — на кого он часто смотрит? Вот так. Влюбился, наверное.

Вдруг дверь позади Костика распахнулась, словно от удара ногой, должен заметить, что так и было на самом деле, дверь получила увесистый пинок — это старший охранник имеет такую отвратительную привычку. Будто у него рук нету. Нормально это, по-вашему? А потом из-за таких охранников двери приходится менять.

— Ну как обстановка на фронте? Смотри в оба, враг не дремлет! — врывается вспотевший Сергеич в помещение центрального слежения. Он-то думает, что Костик целый день пялится на подростков и детей. Собаковод и не подозревает, на кого смотрит наш герой. — Слышь, сейчас в парфюмерном два малолетних лазутчика шныряли… чуть не поймал, гаденышей. Улизнули, паршивцы.

Костик еле-еле успевает спрятать книгу. Делает вид, что глаз не отрывал от экранов. Даже лоб наморщил от бдительности. Только книга неловко лежит на коленях. Мог бы, вообще-то говоря, продумать этот момент. Книга начинает предательски сползать, и ему ничего другого не остается… Бабах!!! Прихлопнуть ее резким движением.

— Так, студент. Опять?! — сразу же взъелся Сергеич и тут же начал кричать на своего товарища: — Ну все, мое терпение, считай, уже лопнуло! Еще раз увижу — сообщу куда следует — директору универмага! Понял?! Уволит в двадцать четыре минуты! И будешь тогда, как какой-нибудь… щенок, работать инженеришкой.

Можно подумать, что у нас в стране инженерами именно щенки работают повсеместно. Инженер — это очень уважаемая профессия, и, например, Сергеича никогда не примут на такую почетную должность, для этого надо много-много учиться и, кстати, книжек надо прочесть о-го-го сколько. Но разве ж он это понимает?! Он, между нами говоря, только как детей пугать, понимает.

Костик не стал оправдываться, и то молодец, свою вину надо уметь признавать. Он молча сдал свой пост и направился на обед. Понуро вышел из комнаты центрального слежения, закрыл расшатанную пинками дверь и тут же взбодрился, вспомнив, что прекрасная художница тоже пошла в кафе, а значит, можно посмотреть на нее не по телевизору, а вблизи. И наш студент ускорил шаг.

В малюсеньком буфете, где столовались работники магазина, было много народу, время наступило обеденное — вот всем и захотелось поесть, поэтому Костику пришлось выстоять очередь, но он был не против, он украдкой любовался Яной.

— Мне совсем не нравится твое настроение, подруга. — Бесцеремонная Танечка вещала так громко, что ее голос долетал до самого отдаленного уголка маленького кафе. А здесь, возле прилавка, на котором стояли подносы с пирожными-безе, пристроился Костик, только вы не подумайте, он не подслушивает, просто на глаза не спешит попадаться. Стесняется.

Яна и Танечка уже съели первое и второе, теперь они потягивают кофе, а когда обеденные тарелки уже пусты, взрослых теть хлебом не корми — дай поболтать за чашечкой кофе. Наши знакомые — тоже не исключение.

— Да все нормально, Танька. Наверное, просто осенняя хандра. Погода давит. Так надоели эти дождь и ветер, слов нет!

— Не говори. Закончится когда-нибудь эта… сопливая предвестница зимы?

— Чего-чего закончится? — оторвалась от своей чашки Яна.

— Ну эта… — немного растерялась администратор «Детского мира» и тут же нашлась: — У всех нормальных людей насморк из-за мокрых ног… Вот поэтому и «сопливая»! — весело закончила Танечка.

И две подружки прыснули со смеху. Как маленькие, честное слово. Если уж на то пошло, глядя на них, никто не сумел бы остаться серьезным. Даже всегда строгие черты Костика расплылись в невольной улыбке. Он поскорее наклонился над своей тарелкой, чтобы окружающие не увидели, какой смешливый и на самом деле добрый охранник работает в этом магазине. Да и другие посетители кафе не удержались от улыбок.

— А знаешь, я сегодня почему-то вспомнила свои последние студенческие каникулы. — Голос у Яны окреп, из вялого еще минуту назад он превратился в бодрый. Такой голос бывает у человека с хорошим настроением. — Мы прошлой зимой так классно Новый год встретили! В доме отдыха на берегу залива. Десять беззаботных дней… На лыжах! Горочки, саночки, так прикольно! Слушай, а чего ты с нами не поехала?

— Да ты что, Янка! Я ж на лыжах никогда не каталась. Я со своими предками на солнышке грелась на островах. Я же рассказывала.

— Ну да. Припоминаю. Что, и вправду ни разу не каталась? Ни одного разочка?

— Не-а, представляешь, так и не удосужилась. Нет, в школе что-то такое было… но чтобы по-настоящему — с горки, да по сугробам — как-то не приходилось. А что, так здорово?

— Спрашиваешь! Попробуй. Это тебе не на пляже кверху пузом валяться. И для фигуры полезно.

На этом месте беседа о прелестях зимнего отдыха была прервана посторонним шумом, все невольно обернулись. В открытую дверь вихрем влетел Любим. «Миль пардон! Всем привет, чудесная погода! Позвольте, я без очереди, клиент, знаете ли, не любит ждать. О, благодарю! Вы так любезны», — рассыпался мелким бесом продавец калош, привлекая к себе всеобщее внимание. Артистическая натура, ничего не скажешь. Конечно же вежливые люди пропустили его вперед, он кого хочешь уболтает. Он взял поднос и… Здесь Костик чуть не подавился! Этот наглый Любим Сысоевич подошел к столику Яны и Танечки.

— Рад видеть самых привлекательных сотрудниц нашего универсального магазина! Позвольте? — Но в его интонациях вопроса не чувствовалось, будто он был уверен, что ему не откажут, и вообще он уже без разрешения усаживался на стул. Хотя, замечу, по соседству были свободные места.

— К сожалению, занято, — с ядовитой улыбкой заявила Танечка, — мы ждем одного молодого человека.

Любим замер с ложкой, которую уже собирался окунуть в тарелку с супом.

— Извиняюсь, вы говорите, занято… Я не ослышался? Я правильно вас понял?

— Абсолютно! Сами очень сожалеем. Вы не могли бы поскорее пересесть за соседний столик? — а Танечка махнула своими ресницами в сторону пустующего стола.

Любим нехотя поднялся, его вежливость как ветром сдуло. «Ну-ну», — произнес он не разжимая зубов.

Когда непрошеный гость удалился, Яна зашептала:

— Танька, ты что? Неудобно! Зачем ты обманываешь человека?

— А ну его! Он дружбу водит с противным Сергеичем, а тот, да будет тебе известно, обижает маленьких. — Взрослая Танечка заговорила голосом, в котором отчетливо слышались нотки малолетней ябеды. А потом нагнулась к Яниному уху и добавила тихо-тихо: — А еще он волосы намазывает чем-то липким, у меня от этого аппетит пропадает, я же еще не допила свой кофе.

И опять две подружки засмеялись, как школьницы. Правда, юная художница покачала головой с укоризной, эх, мол, Танька, Танька, какая же ты все-таки несерьезная. И снова Костик наклонился над тарелкой — опять ему стало весело. Особенно оттого, что они отказали в своем обществе этому проныре Любиму Сысоевичу.

— Ну что, пора к мальчикам и девочкам! — притворно вздохнула Танечка. — Давно я что-то в игрушки не играла.

Подружки двинулись к выходу. Когда они проходили рядом с прилавком, Танечка, узнав доброго охранника, игриво скосила глаза, они приветливо кивнули друг другу, как давнишние знакомые.

Яна было уже прошла мимо, но вдруг замедлила шаг и остановилася как вкопанная. Но смотрела она вовсе не на Костика, как хотелось бы мне, а совсем в другую сторону. Она уставилась на воздушные белоснежные пирожные, заполнившие прилавок. Она смотрела на них так, будто видела их первый раз в жизни.

— Янка, ты чего? Не наелась?

— Постой минутку…

— Ну и чего ты там такого интересного увидела?

— Понимаешь, Танька, я уже три дня бьюсь, у меня снег не получается, все перепробовала, наверное, забыла, как он выглядит.

— Да? Ты не заболела манией величия? Нынче у природы снег не получается… — попыталась шутить администратор «Детского мира».

Но Яна, не обращая внимания на иронию, рассматривала нежное белое суфле, взбитые сливки и кусочки аппетитного безе. Костик, невольно слышавший их разговор, тоже поднял глаза к пирожным и только сейчас увидел, как все это белое сладкое великолепие похоже на праздничную зимнюю фантазию, казалось, будто здесь и сейчас, в одном отдельно взятом маленьком кафе, случилась настоящая зима. Подносы сияли, словно покрытые долгожданным чистым снегом, а блестящие крупинки сахара напоминали утренний иней. И ему очень-очень захотелось подарить это яркое великолепие художнице… Но он был очень скромным, он просто украдкой смотрел на Яну и любовался ею. Он бы многое отдал, чтобы у этой девушки получился снег, только он не знал, как помочь ей, Костик ведь учился на инженера, а не на художника.