Смех дьявола

35

Дружба с майором Клименко позволила Франсуа Тавернье сопровождать русских при наступлении на Берлин, восхищаясь их мужеством на протяжении всех боев. Вместе с ними он завопил от радости, когда увидел красное знамя, развевающееся над рейхстагом: бешеный зверь был действительно уничтожен.

Вечером 4 мая Тавернье бродил по улицам Берлина. Обгоревшие остовы зданий нелепо вздымались в светлое небо. Совсем юная девушка остановила его.

— Внимание, малышка, — сказал он по-французски.

Девочка недоверчиво посмотрела на него.

— Вы француз?

— Да.

— Идемте со мной!

Она взяла его за руку и увлекла в руины. Перешагнув через железную койку, они протиснулись в узкий проход и спустились по замусоренным ступенькам. Она привела его в подвал, освещенный свечой. Страх загнал сюда всех жителей дома. Молодая мать качала плачущего ребенка, другая перевязывала маленькой девочке голову.

Они вздрогнули, увидев советскую форму, которую носил Франсуа с тех пор, как стал сопровождать Советскую Армию. Но девочка сказала им несколько слов, восстановивших спокойствие. Она повела его в угол, где стонал раненый.

— Француз, — сказала она, показывая пальцем на вытянутое тело.

Тавернье наклонился над бородатым человеком, видно было, что он тяжело ранен. От одной его ноги, обернутой тряпкой, исходил зловонный запах. Человек бредил.

— Нужно отправить его в госпиталь, — сказала девочка.

— Слишком поздно, он умирает.

— Нет, помогите ему.

— Старина, вы слышите меня? — спросил он по-французски.

Раненый перестал стонать и медленно повернул голову.

— Я хочу пить.

Франсуа Тавернье повернулся к девочке, которая сделала беспомощный жест.

— У нас больше нет воды, мой отец пошел ее искать.

«Бедняге в его положении не повредит немного водки», — подумал он, вытаскивая из кармана фляжку, выигранную в покер у русского офицера. Осторожно он вылил из нее несколько капель на губы несчастного.

— Спасибо… Верность… Мне плохо.

— Не двигайтесь, я пойду искать помощи. Война окончена, вы больше ничем не рискуете.

— Нет, — сказал раненый, хватаясь за его рукав. — Русские убьют меня.

Франсуа Тавернье внимательно посмотрел на него. Ну да, разумеется. Это был один из тех мерзавцев, которые сражались на стороне немцев.

— Силы СС?

— Да. «Карл Великий»… Дивизия «Карл Великий». Я потерял своих товарищей… Они все убиты… Это глупо умереть здесь… пить.

Он неловко глотнул и закашлялся. Он боли, пронзившей грудь, он закричал, кровь потекла у него изо рта.

Юная немка стала вытирать ему лицо.

— Леа, — пробормотал он.

— Я не Леа, меня зовут Эрика.

— Леа… Прости.

— Как тебя зовут? — спросил Тавернье.

— Леа…

— Его зовут Матиас. Он не назвал свою фамилию.

Франсуа порылся во внутреннем кармане куртки Матиаса. Он вытащил пакет, тщательно завернутый в непромокаемую ткань и перехваченный резинкой. В пакете было два военных удостоверения. «Крамер Отто», — прочел он. Это имя ему что-то напомнило.

— Отто Крамер, — сказал он громко.

— Он мертв… Я видел его смерть… Он дал мне письмо… Для Франсуазы… Нужно его переслать…

Из второго удостоверения выпала фотография. Эрика ее подняла.

— Какая красивая!

Франсуа вырван фотографию у нее из рук. Леа смотрела на него с улыбкой, положив голову на плечо молодого человека, поза и выражение лица которого ясно выражали гордость от того, что она прижалась к нему. На обороте Леа написала: «Матиас и я, в Монтийяке, август 1939 года».

Тавернье никогда не знал точно, что произошло между ними, зная только, что это был ее самый близкий друг детства.

У входа в подвал послышались голоса. В него ворвались пять или шесть русских солдат. Женщины вскочили с криком, прижимая к себе детей. К Тавернье приблизился офицер. Увидев русскую форму, он отдал честь.

— Привет, товарищ. Кто это?

— Я ничего о нем не знаю. Надо отправить его в госпиталь. Он тяжело ранен.

Другой солдат хмыкнул.

— Он околевает. Нечего возиться.

Они вывели берлинцев из подвала. Уходя, Эрика бросила на Франсуа умоляющий взгляд. Оставшись один, он задумчиво смотрел на Матиаса.

— Леа…

Франсуа заметил, что все еще держит в руке фотографию. Он опустил ее вместе с военными удостоверениями в карман и сел около умирающего. Он зажег сигарету и вложил ее ему в рот.

— Спасибо, — прошептал Матиас.

Они курили в молчании, их мысли были обращены к одной женщине. Время от времени раненый стонал. Кашель заставил его выплюнуть окурок. Франсуа, наклонившись над ним, вытер ему лоб.

— Вы напишите Леа… ее адрес в моей «сольдбух»… вы ей скажите, что я умер, думая о ней…

Он выпрямился и с невероятной силой ухватился за своего собеседника.

— Скажите ей, что я ее любил… что я всегда любил только ее… Леа, прости…

Руки Матиаса соскользнули. Больше никогда он не увидит солнечные холмы, по которым бегал вместе с той, кто была его мучением и радостью. У мертвого на лице застыло удивленное выражение. Франсуа Тавернье осторожно закрыл ему глаза, накрыл его одеялом и вышел.