Глава 31. Отец

Ведя четвёрку к дворцу через улицы и площади мёртвого города, Санти время от времени сходила с намеченного пути и скрывалась в руинах. Обычно за этим следовал краткий спиритический порыв, не успевающий перерасти в полноценный шторм, и окрик «Сюда». Четвёрка, будто свора преданных охотничьих псов, бежала к своей благодетельнице, дабы пожрать недостойную принцессы добычу, и поход продолжался. Убийство секураторов, похоже, ничуть не затрудняло Санти, напротив — казалось, это доставляет ей удовольствие. С каждой схваткой движения принцессы становились всё совершеннее. На смену пламенному неистовству, превращающему секураторов в кровяной фарш, приходила холодная лаконичность, умерщвляющая врагов одним хирургически точным выпадом. Потоки крови и разметанные повсюду куски плоти сменились едва тронутыми телами, замершими в позах покорной безмятежности. Многие секураторы сидели на коленях, уронив руки на землю, а голову на грудь, и только багровый ручеёк, бегущий из пробитого черепа или груди, да парящая душа, говорили, что подняться им уже не суждено.

— Нам чертовски повезло, — с наслаждением вдыхал Жером воздух Газамара, поглотив очередную душу. — Просто чертовски.

— Тут не поспоришь, — согласился Миллер и, тронув Ларса за плечо, доверительно прошептал тому на ухо: — Слушай, а она может читать мысли на расстоянии, или ей обязательно нужно прикоснуться?

— Не знаю. А что?

— Да так, слегка боязно.

— А ты думай о чём-нибудь другом, — посоветовал Ларс, нахмурившись.

— Не могу. Ты посмотри на неё.

Принцесса шагала впереди, и скупые лучи света играли на её броне в такт покачивающимся бёдрам. В её фигуре удивительным образом сочетались стройность, даже изящество, и полное отсутствие хотя бы намёка на хрупкость. Плавность её движений была сродни плавности натягиваемой тетивы, звериная грация сквозила в каждом из них. Грань между прекрасной утончённой девой королевских кровей и диким животным, не ведающим пощады, была столь призрачна, что благородство не улетучивалось, даже когда Санти передвигалась на четырёх конечностях, равно как и кровожадная дикость никуда не исчезала, когда принцесса гордо шествовала с высоко поднятой головой.

— Скорее всего, — ответил, наконец, Ларс, с трудом отведя взгляд от Санти, — ей не нужно касание.

— Кхм, — почесал бороду Дик. — Но, раз я до сих пор цел, может, ей по душе мои мысли. Как считаешь?

— Если ты воображаешь, как тебя заживо свежуют и поливают кипящим маслом, то вполне возможно.

— Эй! — остановился Миллер, глядя Ларсу в след. — Не очень-то вежливо!

— Аккуратнее с мыслями, — бросил тот через плечо.

— Тысяча лет одиночества, — напомнил Дику Жером, обогнав его. — Сожрёт.

По мере приближения к центу города, бедные кварталы сменялись всё более богатыми, что отражалось как в ширине улиц, так и в помпезности строений. Забытые храмы скалились поломанной колоннадой, рухнувшие статуи глядели замшелыми каменными глазами с полузатопленных лиц. Секураторы же встречались всё реже, словно близость дворца отпугивала их.

— Как думаешь, — догнал Ларс принцессу, — кто-то ещё из твоего народа мог уцелеть?

— Немногие, — ответила Санти. — Но они здесь.

— Живые мастера? Ты чувствуешь их присутствие?

— «Живые» — слишком громкое слово для них. Жалки черви прячутся в своих норах, голодные и ослабшие. Этот страх, — потёрла Санти большим пальцем об указательный, будто запачкала их в чём-то маслянистом, — он накрыл Латарнак плотнее болотных топей.

— Но разве не всегда так было?

— О чём ты?

— Тадий Люцер — последний известный истории летописец Латарнака — писал, что с приходом Тьмы страх не покидал этот город.

— Страх плебеев, — уточнила принцесса. — Он сладок на вкус, отличная приправа к абсолютной власти. Но сейчас я чую не его. Нынешний страх горек и жгуч, он полон обиды, злобы и отчаяния. Страх не порабощённых, но преданных, брошенных погибать без надежды. Они страшатся собственной памяти, что терзает их истощённые души, рисуя картины былых пиров и наслаждений, коих не вернуть.

— Знать Латарнака? Почему они не при твоём отце, раз он ещё не мёртв?

— Ему нечего предложить им, — на мгновение губы Санти растянулись в злорадной ухмылке. — Глупец так жаждал, чтобы Тьма возвысила его, что принёс ей в жертву всё, чем дорожил. Кроме одного. Но я — не Тьма, я ничего ему не оставлю.

Чем ближе становился дворец, тем более пугающее впечатление производила его каменная громада. Всё ещё величественный, несмотря на разрушения, он высился над Латарнаком, закрывая небеса. Словно старый обнищавший монарх дворец растерял весь блеск и помпезность, но в его могучем, хоть и побитом временем теле по-прежнему таилась мощь, давящая, необоримая. Покрытый внизу мхами и лишайниками, обвитый лозой, окружённый вторгшимися на его территорию уродливыми деревьями, он будто вырывался из липких объятий болота, устремляясь ввысь своими башнями и шпилями.

— Держитесь поблизости, — обнажила принцесса меч, шагнув на ступени огромной лестницы, ведущей к воротам дворца. — Нас встречают.

Две приземистые фигуры возникли наверху, спустя секунды, к ним присоединилась третья.

Принцесса, не сбавляя шага, миновала пролёт и взошла на небольшую площадку перед следующим.

— Поворачивай назад, — пригнув голову к земле, прошипела средняя фигура, и ладонь её легла на рукоять меча, покоящегося в ножнах за спиной.

— Капитан Варн, — наградила Санти жуткого стража коротким поклоном, но шага не замедлила.

— Назад, — повторили все трое в унисон, извлекая оружие.

— Элайя, Солидус. Я желаю видеть отца.

— Но он тебя видеть не желает, — ответил Варн и угрожающе выступил вперёд, перебирая по ступеням тремя конечностями и неся огромный тупоконечный меч на плече.

Доспехи капитана выглядели значительно массивнее, чем облачение принцессы. Тяжёлые наплечники защищали голову с боков вертикальными пластинами, а сама она была укрыта шлемом, опущенное забрало которого напоминало оскаленную звериную морду. Броня Элайи и Солидуса немногим уступала капитанской, и вооружены они были менее тяжёлыми мечами с двухметровым остроконечным клинком.

— Мне нет дела до его желаний, — отрезала Санти недрогнувшим голосом. — Уйдите с дороги, и я пощажу вас, в знак старой дружбы.

— Этому не бывать, — остановился капитан между пролётами, опираясь на выставленную вперёд левую руку, будто приготовился к прыжку. — Оставь своё подношение, — кивнул он на следующую за принцессой четвёрку, — и уходи.

— Готов умереть за короля болот? — остановилась Санти пролётом ниже. — Неужто ты так поглупел с нашей последней встречи? Почему ты сам не убил его, Варн? Всё это, — развела руками принцесса, — его вина. Он предал нас, всех нас.

— Возможно. Но я — не предатель и верен клятве. Прошу, уходи, не вынуждай меня. Можешь забирать своих рабов, если хочешь.

— Не раньше, чем я накормлю их вашими душами.

— Убить её! — прорычал Варн и первым ринулся в атаку с пугающей для своей массы скоростью.

Короткий разбег завершился прыжком, и гигантский меч капитана обрушился на то место, где мгновение назад стояла Санти. Тяжёлый клинок раздробил камни, оставив посреди площадки воронку, будто от взрыва. Не делая пауз, Варн вцепился когтями левой перчатки в пол и совершил широченный круговой удар, высекая мечом искры. Но принцесса была уже пролётом выше, и её палаш, нанося град ударов, заставил Солидуса попятиться. Элайя сделала выпад, метя в защищённый лишь кольчугой левый бок Санти, и тут же припала на колено, получив удар по шлему. Заняв позицию позади двух стражей, принцесса отгородилась ими от Варн, не имеющего возможности пустить свой кошмарный меч в дело, без того, чтобы задеть соратников. Палаш принцессы разил направо и налево, не давая противникам нанести удар и выискивая бреши в их обороне. Очень скоро Элайя, истекая кровью, начала отступать.

— Прочь! — отшвырнул её в сторону капитан и замахнулся для удара.

Тупоконечный клинок описал широкую дугу, пройдя в считанных сантиметрах от головы принцессы, и превратил лестничные перила в пыль. Развернувшись на месте, Варн перехватил меч двумя руками и обрушил на Санти чудовищный удар, который хоть и не достиг цели, заставил принцессу пошатнуться. Даже стоящая поодаль четвёрка ощутила прокатившуюся по лестнице дрожь. Солидус на мгновение потерял равновесие, но это мгновение продлилось чуть дольше, чем у принцессы, и его хватило, чтобы острие палаша вошло стражу под колено. Заливая ступени кровью, и насилу отражая атаки, он начал отступать вверх по лестнице.

Элайя, собравшись силами, попыталась вернуться к схватке, но рухнула, как подкошенная. Облачённые в когтистые перчатки руки выпустили меч и судорожно заскребли по шлему, объятому тёмной субстанцией, затекающей внутрь доспеха, словно смола.

— Добивайте! — прокричал Ларс, пронизывая мастера ростками Тьмы.

Поборов секундное замешательство, Олег, Дик и Жером набросились на обездвиженного гиганта, будто стая гиен на раненного льва. Град ударов посыпался на стража со всех сторон, каждая брешь, каждое сочленение и слабина в доспехе стали целями для алебарды, топора и булавы. Лязг металла о броню, треск ломаемых костей и хруст размозжённых суставов стали аккомпанементом предсмертному хрипу Элайи.

Варн, тем временем, продолжал теснить Санти всё выше и выше, превращая ступени на своём пути в груду камней. Тело Солидуса, попавшего под один из ударов неистового капитана, лежало по разные стороны лестницы. Тупой, выщербленный клинок смял доспехи вместе с их содержимым, вдолбил в камень и разорвал. Кровь и внутренности багровой рекой залили разрушенные ступени. Варн, словно неутомимая машина смерти, безостановочно обрушивал удар за ударом, не давая Санти контратаковать, или хотя бы сблизиться на расстояние выпада. Чередуя размашистые горизонтальные дуги, покрывающие почти всю ширину лестницы, с сокрушительными вертикальными взмахами, меняя их последовательность и частоту, капитан теснил принцессу к закрытым вратам. Шаг за шагом пространство для манёвра таяло и скоро Санти упёрлась спиной в окованный металлом тёс. Варн, держа меч обеими руками, развернулся на месте, как спущенная пружина, и вложил все силы в диагональный удар, который должен был разделить принцессу надвое, но вместо этого сотряс дворцовые врата. Нырнув вниз и почти распластавшись по полу, Санти нанесла укол аккурат меж расставленных ног капитана. Варн взвыл, но не остановился ни на секунду. Следующий удар накрыл принцессу облаком древесной щепы. Прогнившие врата не выдержали натиска и приоткрылись. Санти, проскользнув за спину капитана, сделала выпад, но острие клинка угодило в кирасу, не причинив вреда. Не теряя времени на разворот, Варн нанёс удар левой рукой поднявший принцессу в воздух и швырнувший к перилам. Безжалостная груда окровавленного металла взмыла вверх. Ошеломлённая, Санти успела лишь поднять палаш, держа его за рукоять и клинок, в безнадёжной попытке блокировать падение громадного капитанского меча, как вдруг тот неожиданно замер, едва начав опускаться. Мгновения, что Ларс сумел выиграть, хватило, чтобы палаш в руке принцессы взметнулся и утонул слева под забралом Варна. Капитан дёрнулся и захрипел, меч выпал из ослабших рук.

— Капитан Варн, — поднялась Санти, ставя своего противника на колени палашом, словно рычагом, — я освобождаю тебя от службы.

Клинок резко сместился вправо и вышел обагрённый. Алый поток хлынул из-под забрала на кирасу. Капитал протянул руку к отступившей в сторону принцессе и повалился вперёд, заливая всё вокруг кровью.

— Осторожнее с этим, — кивнула Санти на яркий почти белоснежный огонь, воспаривший над мертвецом, — он всё ещё способен убивать. — После чего обтёрла палаш, вложила его в ножны и подошла к вратам.

Разбитые створки подались без труда, открывая проход в тронный зал. Циклопических размеров помещение с двумя рядами колоннады по обеим сторонам было погружено во мрак. Редкие столбы света падали внутрь сквозь ветхую крышу, вековая пыль клубилась в них, поднятая ветром, ворвавшимся вслед за Санти. Латные сапоги принцессы, ступая по блеклому ковру, обращали тот во прах.

— Отец, — позвала она, и эхо вторило гостье. — Почему я не вижу своего возлюбленного отца?

Лишь гул собственных шагов был ей ответом.

— Ну же, — распростёрла Санти объятия, — встреть свою дочь, как подобает после столь долгой разлуки. Неужто ты не рад видеть меня? Я ожидала более радушного приёма. Хотя, знаешь, твоя стража помогла немного развеяться, но я не отказалась бы от пира и весёлых утех. Быть может турнир? Или охота? Нет, это так скучно. А что если…? Да! Устроим празднество красных улиц! Вели запрячь колесницы, пусть псари выводят зверей!

— Жестокое дитя… — донеслось из тёмных глубин зала. — Тебе сладостно терзать мою душу?

— Отчего здесь так тихо? — приложила Санти ладонь к уху. — Отчего на хорах не поют, где трубадуры и шуты?

— Замолчи.

— Куда делись слуги? Я голодна, пусть несут яства и вина!

— Замолчи!

— А что до Рихарда? Он боле не гостит у нас?

— Прикуси свой язык!!! — бледная фигура в лохмотьях вскочила с трона и направила указующий перст в сторону Санти. — Как смеешь ты обвинять меня?! Меня, чьи мысли и деяния были вечно диктуемы лишь благом Латарнака! Ты, чьи гордыня и высокомерие разрушили всё, что было мною построено! Как смеешь ты…? — бледная фигура схватилась за грудь и медленно вернулась на трон. — Прах… лишь прах теперь повсюду.

— Прискорбно слышать это, — со вздохом произнесла принцесса. — Мудрый грозный король Уртус, неужели Рихард обманул тебя? Обвёл вокруг пальца, как мальчишку? Брал всё, что желал, обещая величие подобное богам, и не дал ничего взамен? Совсем ничего? — склонила Санти голову, заглядывая в старческие слезящиеся глаза. — И ты не наказал вероломного подлеца?

— Что я мог? — закрыл Уртус лицо рукою.

— Бедный мой отец, — провела принцесса ладонью по седым волосам. — Как несправедливо обошлись с тобой лживые боги.

— Они боле не слышат меня, — всхлипнул король. — Сколько бы ни взывал.

— Я отомщу, — заключила Санти лицо Уртуса в объятия и припала губами ко лбу. — Ответь, где сейчас Рихард, и возмездие свершится. Желаешь ли ты этого?

— Более всего, — посмотрел король в глаза принцессы, — дочь моя.

— Куда же направить мне свой гнев?

— На восток, в пещеры Гут Холейн.

— Благодарю, отец.

Руки принцессы напряглись, и безмятежность на лице короля сменилась ужасом. Пальцы Уртуса вцепились в предплечья Санти, губы, раскрывшись, задрожали, глаза округлились, из носа и ушей побежала кровь. Кости черепа захрустели, гортанный звук, похожий на шум речной гальки, вырвался изо рта короля. Большие пальцы Санти неспешно погрузились в глазницы Уртуса, выдавливая разорванные когтями глазные яблоки, всё глубже и глубже. Седая борода окрасилась алым. Череп издал последний жалобный скрежет и треснул в руках принцессы, лоскуты скальпа, комья мозгов и косные осколки медленно сползали с её ладоней в кровяном киселе. Санти наклонилась и, подобрав скатившуюся корону, бережно водрузила её на изуродованную голову:

— Слава королю Уртусу.

Загрузка...