Смерть и круассаны

Глава четвертая

Если и существовала сцена, которая гарантированно появлялась бы в любом цветном голливудском фильме об ограблении 50-х годов выпуска, то такая, где главная героиня, обычно Грейс Келли, везла главного героя, обычно Кэри Гранта, в спортивной машине, на чудовищной скорости несшейся по какому-нибудь опаснейшему серпантину, обычно во Французской Ривьере. Она служила для того, чтобы показать превосходство главной героини. Пусть даже главный герой и демонстрировал признаки легкого дискомфорта, ему все же удавалось сохранить лицо. Ричард уже не впервые в жизни, к своему величайшему сожалению, вынужден был признать, что он не Кэри Грант.

— Во имя господа Всемогущего, не могла бы ты сбавить скорость?! — закричал он, и лицо его посерело, став похожим на цвет больничных простыней.

— Я еду не так уж быстро, — крикнула в ответ Валери, и ветер, подхватив ее слова прямо над низким стеклом, швырнул их через салон ее спортивного кабриолета прямо на уносящийся с жуткой скоростью асфальт.

Изначально Ричард предложил отвезти ее, но Валери почему-то решила, что его старая, битая жизнью малолитражка с надписями Les Vignes — Chambre d’hote[18] на каждой двери слишком заметна для их целей. Ричард так и не понял, почему, черт возьми, им нельзя быть заметными и как вышло, что канареечно-желтый спортивный «родстер» без крыши, с ревом взрывающий горизонт, таковым не считается. А еще он не был уверен, в чем заключаются их «цели», и его не оставляло ощущение, что ей просто захотелось покрасоваться. К своему глубочайшему смущению, он не смог понять даже то, зачем ей это.

Они оставили глубоко сомневающуюся и откровенно недовольную мадам Таблье приглядывать за гостиницей, дав строгие инструкции: никого не пускать. Хотя их следовало бы обозначить иначе: «не давать ничего вынести», — поскольку с утра Ричард успел потерять постояльца, найти кровавый отпечаток и разбитые, испачканные очки, потерять и очки, и отпечаток, лишиться еще двух постояльцев, которые, по его мнению, испугались всего произошедшего, но которые, как опасалась Валери, единственная постоялица, которую он не потерял, были не настолько безгрешны. А еще он лишился куска дорогих обоев, которые неизгладимо запятнал пресловутый отпечаток. По идее, четверги должны были проходить намного тише. Четверг — это подать пару завтраков, прогуляться по рынку, погрызть свежий багет, ухватить пару бесплатных колбасок на дегустации, а затем опрокинуть рюмочку-другую пастиса[19] на площади. Вот это четверг. Никаких диких гонок, роковых женщин и крови на обоях.

Голова у него шла кругом. И дело не облегчали очевидно безрассудные, но упорные попытки Валери убить их обоих в дорожной аварии. Он снова скривился, когда она обогнала очередной нагруженный копной сена трактор на слепом повороте. Да, «упорные» оказалось подходящим словом. Валери д’Орсе была упорной, а пустое место на стене, где когда-то находился тот самый отпечаток, сделало ее еще упорнее и вызвало у нее определенное возмущение.

— Что ж! — рявкнула она тогда, взлетая вверх по лестнице, чтобы убедиться во всем самой, и опережая пыхтящего Ричарда с лучащейся самодовольством мадам Таблье, прикрывающей их с тыла. — Это просто абсурдно!

Она, нахмурившись, смотрела на дыру практически вечность, словно пытаясь силой воли вернуть пропавший отпечаток на место, в то время как ее спутники обменивались ироничными взглядами. Затем глубоко вздохнула, покачала головой, словно хотела прояснить мысли, и ринулась вниз по лестнице.

Ричард и мадам Таблье, выглянув из-за дверного косяка, наблюдали за ее уходом. Паспарту, высунувший голову из переноски, казалось, являл собой живое предупреждение, гласившее: «Будь я на вашем месте, я бы подождал пару минут».

— Хотите, чтобы я прибрала у них в комнате? — ворчливо спросила мадам Таблье.

— Что? — Ричард все так же смотрел на лестницу. — А, да, можно.

— А вы собираетесь вниз? — Она пренебрежительным жестом указала в сторону общего зала.

— Да, — задумчиво протянул Ричард, — наверное.

Мадам Таблье хмыкнула и отправилась убирать комнату Риззоли.

«Стоит ли мне спускаться?» — спросил себя Ричард, переминаясь на верхней площадке лестницы.

Чего этим можно добиться? Женщина очевидно расстроена. Почему, во имя неба, она так расстроена? Ладно, пусть немного крови и разбитые очки могли бы, если преподносить все это в зловещем свете, выглядеть слегка, ну, зловеще. Но ведь все могло быть и совершенно невинно. Может быть, старик споткнулся, упал, разбил очки, порезал лицо, случайно испачкал стену кровью, отчего пришел в ужас и сбежал. Ричард, вероятно, сделал бы то же самое, как и большинство мужчин, по его мнению. И все это было совершенно невинно.

Он выпрямился и начал уверенно спускаться в общий зал. Не встречаясь взглядом с Валери, он двинулся к кофейнику.

— Возможно, все было совершенно невинно, — неуверенно предположил он. — Может, он просто порезался и ему стало стыдно за устроенный беспорядок.

Он повернулся к Валери, губы которой сжимались так, что у француженок, насколько он знал, означало: «Я на это не куплюсь».

— Нет, — ответила она спокойно, и это слово повисло там, где Ричард ожидал объяснений, так, однако, и не последовавших.

— Что ж, я понятия не имею, что мы здесь можем сделать. — Он сел напротив нее. — Свидетельства того… чего бы то ни было, исчезли. Нет никакого смысла сообщать в полицию; да и что мы сообщим? Что постоялец сбежал, не заплатив? Такие сообщения гроша ломаного не стоят, скажу тебе. — Валери хранила молчание. — И вообще речь всего лишь о восьмидесяти пяти евро и куске обоев. А дыру я могу закрыть зеркалом. — И снова она ничего не сказала, лишь уставилась в свой черный кофе. — Да эти обои мне и не нравились никогда. Их жена выбрала. Слишком уж они бледные. Я к тому, что с таким же успехом можно было просто выкрасить стены краской.

— Он попросил меня помочь ему. — Голос ее звучал очень ровно, но по гневным ноткам, проскользнувшим в нем, Ричард понял, что именно это она, без сомнений, и собирается сделать, пусть даже с небольшим опозданием.

— Я думал, вы прежде не встречались, — осторожно уточнил он.

— У меня это совсем вылетело из головы. Было очень поздно, я спустилась вниз за водой для Паспарту. А он стоял на кухне. Само собой, я тогда не знала, кто он.

— И он попросил тебя о помощи?

— Да. И вроде бы сказал, что на него охотятся. Chasse[20]. Я не смогла разобрать.

Он впервые заметил в ней признаки сомнений, даже уязвимости, когда она отвела взгляд, тихо повторив слово chasse. Неудивительно, что наверху она так злилась и горела желанием выяснить, что происходит; она чувствовала ответственность за пропавшего мсье Граншо.

— Я отнесла миску с водой Паспарту, а когда вернулась в зал, он ушел. Спать, как я тогда решила. — Она схватила Ричарда за руку. — Теперь я в этом совсем не уверена. — Ричард не мог даже шевельнуться, и вовсе не потому, что ее хватка была такой уж крепкой. Наоборот, держала она его очень мягко, просто Ричард, пусть даже и проживший во Франции несколько лет, так и не привык к континентальной свободе прикосновений, особенно прикосновений очень привлекательной женщины, в данный момент смотрящей на него с мольбой. — Мы должны найти его, Ричард, должны. Ты ведь поможешь мне, правда? Пожалуйста.

И дело было в шляпе. Каждым нервом своего тела, каждой клеточкой мозга он понимал, что «вмешиваться» — против его натуры, но, надо признаться, ему было на это плевать. Если Валери д’Орсе нуждалась в помощи и была готова смотреть на него так, как только что посмотрела, кто он такой, чтобы отказывать? И пусть голос в его голове кричал: «Очнись, друг! Ты что, настолько отчаялся?», сам он уверенным тоном героя-любовника провозгласил:

— Конечно.

Она тут же отпустила его руку, поднялась, подхватила Паспарту и властно сказала:

— Отлично, тогда едем.

И они поехали, с пугающей скоростью, опасно срезая редкие повороты дороги между chambre d’hote Ричарда, стоящей на окраине города, и городком Вошель, где он втайне и надеялся найти полного смущения мсье Венсана Граншо.

Ричард на мгновение открыл глаза, но этого хватило, чтобы увидеть дорожный знак «ВОШЕЛЬ 3 км». Скоро это закончится, подумал он, в то же время гадая, сможет ли доехать домой на автобусе, чтобы избежать необходимости снова садиться в этот жуткий транспорт. Проехав еще километр, Валери ударила по тормозам и резко свернула на обочину, в процессе подняв столько пыли, что Ричард лишь через несколько секунд смог разглядеть ее, сидящую в водительском кресле.

— Почему мы остановились здесь? — спросил он, надеясь, что она передумала ввязываться в эту историю и собирается предложить местечко, где можно пообедать.

— Может, ты и прав, — сказала она, не поворачиваясь к нему.

Ричард, начавший понимать, что к чему, предположил, что она просто пытается его умаслить. Против чего он совершенно не возражал, хоть и не мог припомнить, когда что-то предполагал вообще, не говоря уже о том, чтобы предположить правильно.

— Эта машина привлечет излишнее внимание, — продолжила она. — Оставим ее здесь и отправимся в город пешком.

— Но до него три километра!

— Теперь — около двух, я бы сказала. У меня в багажнике два рюкзака, можем притвориться, что мы randonneurs, любители походов.

— Думаю, нужны не только рюкзаки, чтобы люди приняли нас за туристов, — чопорно сказал он, понимая бессмысленность этого замечания, но тем не менее считая его необходимым.

— Мы выгуливаем нашу собаку. — Она просияла. — Что может быть лучше в солнечный денек? — И она выскочила из машины.

— Нашу проклятую собаку, — проворчал он себе под нос. — Я даже не знаю, есть ли у этого существа ноги.

— Что ты сказал? — Она увлеченно копалась в багажнике.

— Ничего.

— А, вот они. — Она возникла у его двери с двумя самыми яркими рюкзаками из всех, что ему доводилось видеть.

— Значит, они менее заметны, да? Мы будем похожи на воров, обчистивших школьный автобус.

— Они сделают свое дело. И довольно. А теперь идем, нам недалеко, а судя по «Гугл-картам», — она держала свой огромный смартфон как старинный секстант, — улица Жюля Ферри — с этой стороны городка, так что много времени нам не потребуется.

Пятнадцатиминутная, или около того, прогулка прошла преимущественно в молчании, поскольку Ричард обнаружил, что с трудом поспевает за Валери, снова рвущейся вперед, как гончая по следу. Паспарту, однако, со своими лапками чуть короче пальцев Ричарда, сдался после нескольких сотен ярдов и был возвращен в свою уютную корзинку, которую теперь нес Ричард.

Они миновали знак с надписью «ВОШЕЛЬ» и стали замечать первые признаки жизни: в основном старые, покосившиеся сельскохозяйственные постройки с удивительно современным домом среди них. Валери велела Ричарду снова взять Паспарту на поводок, чтобы они могли войти в городок прогулочным шагом. Чтобы придать большую достоверность картине «пара, выгуливающая собачку», она и сама замедлилась и взяла Ричарда под руку, отчего тот неестественно выпрямился и с трудом передвигал ногами.

Она одарила его улыбкой.

— Не переживай, это ненадолго! — сказала она тоном насмешливым и слегка игривым, и Ричард ощутил, что он буквально на крючке. На следующем перекрестке они свернули направо, на улицу Жюля Ферри, где, пройдя пару сотен метров, увидели два огромных maisons bourgeoise[21], почти одинаковых, стоящих друг напротив друга, таких основательных, незыблемых и словно пронзающих друг друга взглядами, как в игре в гляделки.

Валери направилась к дому справа, в то время как Ричард оперся на столб ворот того, что слева, глядя ей вслед и понимая, что она в восторге от всего происходящего. Он нагнулся, чтобы снять рюкзак с плеча, поскольку от того, пусть даже и пустого, потела спина. А нагнувшись, заметил имя на почтовом ящике перед домом.

— Это здесь, Ричард! — крикнула взволнованная Валери с той стороны улицы. — Почтовый ящик, на нем написано «м. В. Граншо».

Ричард закатил глаза и тяжело вздохнул. «Неужели хоть раз что-нибудь не может получиться легко?» — уныло подумал он, проводя пальцем по имени на «своем» почтовом ящике, также принадлежащем некоему «м. В. Граншо».