Смерть на рассвете

28

Я провел три месяца в Куантико (Вирджиния), в роскошной резиденции Федерального бюро расследований. И еще по две недели — в Сиэтле и Нью-Йорке.

Не стану утомлять вас нудными описаниями богатой и щедрой Америки. Не стану распространяться о гостеприимных, поверхностных, умных, щедрых людях. Кажется, я становлюсь стеснительным писателем. Слова соблазняют меня. Они словно просят о том, чтобы я их выбрал. Я слишком увлекаюсь самокопанием, хотя, по-моему, это естественный процесс: стоит лишь начать говорить о себе, стоит лишь преодолеть первое (типичное для африканера) нежелание выставляться, и вот уже забил мощный фонтан, полезло чудовищное, питаемое самим собой, непреодолимое искушение, которое добавляет все больше и больше барочных украшений к повествованию, пока отклонения от основной линии не заживут своей жизнью.

Постараюсь ограничивать себя.

В Куантико меня научили дружить со средствами массовой информации, объяснили, что телевидение, радио и газеты — не враги, но инструмент полиции. Можно впрячь свою лошадку в повозку СМИ, ненасытную до сенсаций и крови, но при этом важно не выпасть из повозки, если лошадь закусит удила.

Меня научили анализировать профиль преступника, определять психотип серийных убийц и даже с поразительной степенью точности вычислять их возраст, стиль одежды и марку машины, на которой они передвигаются.

Я постоянно таскал с собой зеленую тетрадку, где вел подробнейшие записи, и я заново открыл дело Баби Марневик; повел собственное частное, неофициальное расследование. Моими первыми свидетелями стали РСА — руководящие специальные агенты ФБР, сотрудники отдела бихевиоризма. А кроме того, моими свидетелями были все изученные американские серийные убийцы.

А потом я вернулся на родину.

Венди встречала меня в аэропорту.

— Почему ты не написал?

Венди испытывала радостное волнение: отвергающий ее жених собирался наконец стать доктором.

— Расскажи мне все, — требовала она, когда я с головой погружался в свою зеленую тетрадку.

Через неделю после своего возвращения я поехал в Клерксдорп, где запросил официальное дело Марневик. Я был вооружен письмом профессора и начальника полиции, а также воспользовался всем своим обаянием. Еще две недели я собирал фамилии начальников отделов убийств и ограблений по всей стране. Я разослал им всем письма.

Текст письма-обращения я переписывал пять или шесть раз. Важно было не нарушить равновесие: я испытываю к делу чисто научный интерес. Ищу убийцу из прихоти. Мной движет и профессиональное любопытство, я такой же служитель закона. Притом не следовало слишком упирать на то, что я один из них. Я хорошо чувствовал законы братства, понимал, какие нити связывают людей, вынужденных каждый день сталкиваться не только со смертью и насилием, но и со всеобщим пренебрежением.

После тщательно составленного вступления я вкратце перечислял наиболее яркие детали убийства Баби Марневик; далее я запрашивал сведения о похожих убийствах, которые произошли между 1975 и 1985 годами, со всеми возможными вариациями — как меня учили в Куантико. А потом я снова засел за книги, записки и теоретическую часть диссертации — главным образом ради того, чтобы скоротать время в ожидании первых откликов.

— Зет, что с тобой творится?

Венди почувствовала потенциальную угрозу для себя — по крайней мере, угадала ее.

Я не рассказывал ей о своих сложных чувствах по отношению к Баби Марневик. Для нее мои изыскания были чисто научного свойства. Она понимала, что в конечном счете моя работа завершится ученой степенью и еще на шаг приблизит ее к осуществлению ее мечты. Профессор и миссис ван Герден.

Как мы назовем детей? Нормально ли английские имена ее родителей (Гордон и Ширли) сочетаются с моей бурской фамилией?

Меня ее вопросы не задевали.

Я ускользал от нее.

— У тебя есть другая?

Да, у меня была другая. За деревянным забором, в двух метрах под землей.

Но как это объяснить?

— Нет. Не говори глупости.

29

— Алло, это «горячая линия»?

— Да.

— Вы действительно заплатите за ценные сведения?

— Мадам, все зависит от того, какими сведениями вы располагаете.

— Каков размер вознаграждения?

— Официально никакой награды нет, мадам.

— Его убил мой бывший муж. Он настоящий зверь, уверяю вас.

— Почему вы думаете, что ваш бывший муж — убийца?

— Он способен на все.

— Какие у вас доказательства его причастности к убийству?

— Я знаю, что он это сделал. Он никогда не платит алименты…

— Скажите, у вашего бывшего мужа есть винтовка М-16?

— Ружье у него есть. Какой марки — не знаю.

— Это штурмовая винтовка? Автомат?

— Он ходит с ней на охоту.

Таким был первый звонок.

— Это мой отец.

— Кто?

— Убийца.

— Какие у вас доказательства его причастности к убийству?

— Он чудовище.

Таким был второй звонок.

Без четверти шесть утра Хоуп ждала ван Гердена у входа в свою контору. Она отперла кабинет; почти пустая комната, только письменный стол и стулья. На столе — телефон. Ван Герден попросил принести бумагу. Она принесла. Они почти не разговаривали. Телефон зазвонил в семь минут седьмого. Хоуп приняла первые двенадцать звонков, встала, вышла. Ван Герден сидел за столом и рисовал на бумажке кубики и квадратики.

— Алло.

— Ван Герден, мать твою, ну и свинью ты мне подложил!

О'Грейди.

— Нуга, статью написал не я.

— Ты, сволочь, ударил меня в спину! В хорошем же виде меня выставляют твои дружки!

— Извини…

— Что толку извиняться, козел! Начальник хочет меня уволить. Взбесился как черт. Я тебе доверял, а ты…

— Нуга, ты все прочел до конца? Ты понял, что я сказал?

— А какая разница? Улики он нашел… Почему ты не принес их мне? Тебе наплевать на старых друзей, вот что!

— Перестань, Нуга. Чтобы найти завещание, у нас всего три дня. Если бы я принес улики тебе…

— Даже слушать не хочу. По твоей милости я по уши в дерьме!

— Извини, Нуга. Я не хотел. А сейчас… извини, мне некогда.

— Пошел ты!

Хоуп принесла еще кофе, послушала другие звонки. Три шутника. Двое не туда попали; остальные обвиняли своих родственников. Она снова вышла. Ван Герден терпеливо ждал. Рисовал на листочке каракули. Он так и знал, что сначала обрушится лавина бессмысленных звонков. Общество больно… Но может быть…

В 9.27 дверь открылась. На пороге стояла Хоуп. В ее глазах ван Герден прочитал что-то новое. Тревога? За ней в кабинет вошли двое мужчин — коротко стриженных, широкоплечих, в одинаковых темных костюмах. Один белый, другой чернокожий. Белый постарше, под пятьдесят или слегка за пятьдесят. Чернокожий моложе и крупнее.

— Это ван Герден, — представила Хоуп.

— Чем я могу вам помочь?

— Мы закрываем ваше расследование, — заявил белый.

— Кто вы такой?

— Посыльный.

— От кого?

— Может, присядете? — предложила заметно помрачневшая Хоуп.

— Нет.

Ван Герден встал. Чернокожий был выше.

— Данное расследование не может быть закрыто, — заявил он, чувствуя, как начинает заводиться.

— Нет, может, — возразил чернокожий. — Интересы национальной безопасности.

— Чушь собачья! — вспылил ван Герден.

— Полегче, — спокойно и властно предупредил белый. — Мы пришли с миром.

Зазвонил телефон. Все уставились на аппарат.

— Удостоверения у вас есть? — спросила Хоуп.

— Имеете в виду пластиковую карточку? — Чернокожий презрительно улыбнулся.

Телефон продолжал звонить.

— Да, — сказала Хоуп.

— Мисс, так бывает только в кино, — снисходительно обратился к ней чернокожий.

— У вас пять минут, чтобы убраться отсюда, — сказал ван Герден.

— А потом что, мальчик?

— А потом я вызову полицию, и вас арестуют за противоправные действия.

Телефон все звонил.

— Нам не нужны неприятности.

— Предъявите судебное предписание.

— Мы решили сначала попросить вас вежливо.

— Вы уже попросили. Теперь убирайтесь.

— Он прав, — неуверенно проговорила Хоуп.

— Если сейчас пойдете нам навстречу, избежите крупных неприятностей в будущем, — заявил чернокожий.

Телефон все звонил. Ван Герден посмотрел на часы:

— Четыре минуты тридцать секунд. И не угрожайте мне!

Белый вздохнул.

— Вы сами не знаете, во что впутались.

Чернокожий тоже вздохнул.

— Вы вторглись на чужую территорию.

— Вы должны немедленно уйти, — более решительно сказала Хоуп.

Ван Герден снял трубку:

— Алло!

Что-то щелкнуло на том конце линии. Какой-то звук.

Ван Герден поднял голову. Белый и черный по-прежнему стояли на месте. Он постучал указательным пальцем по циферблату часов, а затем выразительно кивнул на дверь.

— Алло, — повторил он.

— Это… — произнес женский голос на том конце линии, и он понял, что за звуки слышал. Рыдания. Женский плач. — Это…

Ван Герден медленно сел.

— Я слушаю, — спокойно сказал он, хотя сердце заколотилось как бешеное.

— Это был… — Рыдания. — Это был мой сын!

Дверь открылась, и на пороге показалась Мария, администратор с ресепшна.

— Хоуп, там, внизу, полицейские.

— Так быстро, — обратился белый к черному. — Наши пять минут еще не вышли.

— Я вас слушаю, — тихо сказал в микрофон ван Герден.

— Человек на фотографии… — произнес слабый и далекий женский голос.

— Надо же, как быстро научились реагировать в ЮАПС, — заметил черный. — Теперь я совершенно спокоен за свою безопасность.

— Вы должны немедленно уйти, — твердо заявила Хоуп.

Мария:

— Хоуп, там полиция…

Внутри ван Гердена росла, ширилась красная волна. Он встал, с силой накрыл ладонью микрофон.

— Убирайтесь на хрен отсюда, вы все! Сейчас же!

Глаза у Марии сделались огромные, рот приоткрылся от изумления. Черный и белый стояли, ухмыляясь. Очевидно, они нисколько не испугались.

— Прошу вас. — Хоуп дернула черного за куртку.

Они нехотя вышли — Хоуп впереди, словно локомотив, который тащит за собой сопротивляющиеся вагоны. Наконец дверь закрылась.

— Простите, — сказал ван Герден в трубку, стараясь успокоиться. — Я хотел, чтобы здесь прекратили посторонние разговоры.

Рыдания на том конце трубки.

— Я просто… хочу знать, что происходит.

— Понимаю, мадам.

— Вы детектив?

— Да, мадам.

— Ван Герден?

— Да, мадам.

— Мне сказали, что он умер.

— Да… — Ван Герден с трудом подбирал нужные слова. Главное — не спугнуть ее. — Он скончался, мадам.

— Нет, — сказала женщина. — В семьдесят шестом. Мне сказали, что он умер в семьдесят шестом.

— Кто вам это сказал, мадам?

— Правительство. Министерство обороны. Они сказали, что он погиб в Анголе. Привезли мне медаль.

— Простите меня, но вы уверены, что на фотографии ваш сын?

Он слушал треск помех на линии, шорохи, гул. Интересно, где она? Откуда звонит?

Его собеседница горько разрыдалась.

— Это он. Я каждый день вижу перед собой лицо Рюперта. Он у меня в сердце. Его фотография висит на стене… Я вижу его каждый день. Каждый день!

Ван Герден вышел в приемную. Там была Хоуп, а вместе с ней — парочка клоунов и трое сотрудников отдела убийств и ограблений: старший суперинтендент Барт де Вит, суперинтендент Матт Яуберт и инспектор Тони О'Грейди.

— Извините, полковник, — говорил белому Барт де Вит, — но вам придется действовать по официальным каналам. Делом занимаемся мы.

— У нас нет каналов, мальчик, — сказал белый.

Черный кивнул в знак согласия.

— Хоуп, вы не сможете пока отвечать на телефонные звонки? — спросил ван Герден. Она взглянула на него, оглядела людей, столпившихся в ее приемной, кивнула с облегчением и скрылась в коридоре.

— Доброе утро, ван Герден, — поздоровался Барт де Вит.

— Доброе утро, ван Герден, — сказал Матт Яуберт.

Нуга О'Грейди не сказал ничего.

— Встреча старых друзей, — заметил черный. — Как трогательно!

— Просто прелесть, — вторил ему белый.

— Ван Герден, вы обладаете информацией, которая может помочь нам раскрыть «висяк». — Барт де Вит потер большую родинку на крыле выдающегося носа.

— Мы пришли забрать ее, — сказал О'Грейди.

Матт Яуберт улыбнулся:

— Как делишки, ван Герден?

— Переставляет шезлонги на «Титанике», — ответил за него белый.

— Только никакого Ди Каприо рядом нет, — поддержал его черный.

— Наши друзья из военной разведки как раз собирались уходить, — сказал ван Герден.

— Не угадал, — возразил черный.

— Меньше знаешь — лучше спишь, — сказал белый.

— Семьдесят шесть, — сказал ван Герден.

Глаза белого почти незаметно прищурились.

— У меня семьдесят шесть причин, почему вам нужно немедленно убраться.

Двое широкоплечих, коротко стриженных здоровяков довольно долго стояли и молча смотрели друг на друга. Они вдруг притихли и перестали острить.

Ван Герден подошел к стеклянной двери, раскрыл ее.

— Идите раздавайте медали, — посоветовал он.

Белый открыл было рот, но тут же его захлопнул.

— Пока, — попрощался ван Герден.

— Мы еще вернемся, — пригрозил черный.

— Раньше, чем вы думаете, — кивнул белый.

Оба вышли.

— Ван Герден, ты обманул доверие инспектора, — сказал старший суперинтендент Барт де Вит, начальник кейптаунского отдела убийств и ограблений.

— За тобой должок, ван Герден, — добавил О'Грейди.

— Не говоря уже о том, какой невосполнимый урон ты нанес доброму имени ЮАПС, — кивнул Барт де Вит.

Матт Яуберт улыбнулся.

— Пошли, — сказал ван Герден. — Надо найти место, где мы сможем поговорить.

Зазвонил телефон, и его резкий звонок в пустой комнате заставил Хоуп вздрогнуть.

— Алло, — сказала она.

Секундное молчание. Потом она услышала мужской голос:

— Кто говорит?

— Хоуп Бенеке.

— Адвокат?

— Да. Чем я могу вам помочь?

— Покойного звали Рюперт де Ягер.

Снова тишина, как будто говоривший ожидал ответной реакции.

— Да? — неуверенно сказала она.

— До того как он сменил имя. Вы уже в курсе?

— Д-да… — ответила она и мысленно взмолилась: пусть ее ложь послужит благой цели. Она записала на лежащем перед ней листе бумаги: «Рюперт де Ягер (???)».

— Вы знаете, кто убийца?

Как ответить на такой вопрос?

— Извините, сэр, но по телефону я такую информацию сообщить не могу.

Ее собеседник замялся, словно прикидывал все за и против.

— Бюси. Это был Бюси.

— Бюси, — механически повторила Хоуп.

— Схлебюс. Все звали его Бюси.

Дрожащей рукой Хоуп записала: «Бюси Схлебюс».

— Вот как? — Голос у нее тоже дрожал.

— Я там был. Я был с ними.

Она посмотрела на дверь. Где ван Герден? Она загнала себя в угол.

— Вы присутствовали при убийстве?

— Нет, нет, его убил Схлебюс. По-моему, только он один. Я был с ними в семьдесят шестом.

— Вот как… — В семьдесят шестом? Следует ли ей спросить… — Откуда вы знаете, что именно он… убил де Ягера?

— М-16. Его винтовка.

— Ясно…

— Вы не знаете Бюси. Он собирается… совсем спятил. Вы там поосторожнее.

— Почему?

— Он готов на все.

— Почему вы так говорите? — Да куда же запропастился ван Герден?

— Потому что они любят убивать. Вот что вам надо уяснить.

На секунду она лишилась дара речи.

— Мы… то есть… вы готовы встретиться и побеседовать? С нами…

— Нет.

— Сэр, все, что вы скажете, останется между нами…

— Нет, — отрезал ее собеседник. — Я не хочу, чтобы Бюси и меня нашел.

— Где нам найти Схлебюса, сэр?

— Вы не понимаете. Он сам вас найдет. И я не хочу оказаться у него на пути.

30

Жизнь — штука сложная, многослойная, многогранная, с бесчисленными нюансами.

Слова тут бессильны. И даже более того: все, что я говорю или пишу, наталкивает на ложный след. Важнее то, что я опускаю.

Я не профессиональный литератор. Прежде мне приходилось писать только научные статьи. Сейчас я всячески стараюсь избавиться от сухости стиля и академичности изложения. Слова кажутся тяжелыми, стиль надуманным, неподатливым. Но придется вам со мною смириться. Я стараюсь как могу.

Постараюсь объяснить, каким я был в 1991 году, в те недели, когда ждал ответа на мои письма от начальников отделов убийств и ограблений по всей стране. Потому что в конечном счете цель моего рассказа — измерить, сравнить, взвесить: кто я был, каков был потенциал у человека, который в тридцать один год был одержим расследованием убийства в научных целях. Я гадал и размышлял о том, что могло произойти, если бы…

Тогда я ощущал в себе безграничный потенциал. Я вспоминаю сейчас все стороны моего тогдашнего существования. Просто поразительно, сколько крошечных подробностей оказали влияние на ход событий, на выбор мною жизненного пути. Я стоял на пороге обычного будущего, был буквально на волосок от него. Если бы не те две статьи, я бы не взялся распутывать дело Марневик и пошел бы по другому, более предсказуемому пути. Возможно, сегодня мы с Венди были бы женаты: профессор ван Герден с супругой из Ватерклоф-Ридж, супруги среднего возраста, несчастливы в браке, родители двоих или троих детей, также несчастных.

Несмотря на все, что я уже сказал о Венди Брайс, я не был всецело против обычного пути. Видите ли, наши знакомые в Претории считали нас почти что супружеской парой. У нас был общий круг друзей. Мы были «Зетом и Венди», мы принимали гостей и сами ходили в гости, мы привыкли к определенному распорядку. Иногда случались мимолетные мгновения счастья, близости. Мы отражались друг в друге, мы подходили друг другу по социальному уровню.

Я не собираюсь отклоняться от курса и рассуждать о влиянии среды, но в кругу друзей, с которыми ты постоянно общаешься, возникает некое давление. Индивидуальность, личные цели растворяются в коллективном имени: Зет-и-Венди. Обстоятельства склоняют тебя согласиться, уступить, занять место в более широком кругу человечества: плодиться и размножаться, увековечить свой генофонд, сыграть консервативную роль. Несмотря на то что я давно понял: Венди — не Та, Единственная. Не моя вторая половинка.

Друзья любили нас. Мы шли в ногу со временем, мы умели блистать в свете. Приятно вспоминать: когда мы шли вместе, нас провожали взглядами. Мы хорошо смотрелись вместе — темноволосый мужчина атлетического сложения и хорошенькая маленькая блондинка. Все это помогало нам проторить тропу, определить маршрут.

Я не слишком сопротивлялся, потому что не представлял четкой альтернативы будущего без нее. Я был морально готов сдаться, принести себя в жертву, жениться на Венди, родить детей, сделать научную карьеру, играть в гольф, подстригать траву перед домом, ходить с сыном на матчи по регби и, возможно, обзавестись «мерседесом» и бассейном.

Я этого не жаждал, но и не противился этому.

Я находился на краю обыденности. Очень близко.

Каким я был тогда?

Превыше всего я верил в себя — а потому и в других. Вряд ли в то время я хоть раз задумался о конфликте добра и зла в себе и в других. Ведь я не видел в себе зла и потому смотрел на жизнь сквозь розовые очки. Зло казалось мне отклонением от нормы, уделом меньшинства. Отклонения я изучал в университете — рассматривал в микроскоп, как микробов. Зло было для меня сродни некоей мутации, болезни, которая в ходе эволюции охватывает определенный процент населения. И в мою задачу, как психолога-криминалиста и специалиста по полицейской подготовке, входила борьба со злом. Я должен был расшифровать сложные коды и произвести вычисления, разработать и внедрить новую методику, помочь тем, кому придется воплощать мою методику в жизнь.

Я был на стороне добра. Следовательно, я был хорошим.

Вот каким я был.

Несмотря на одержимость делом Марневик. А может, как раз и благодаря моей одержимости.

31

Они сидели в кабинете Хоуп Бенеке. Ван Герден никак не мог успокоиться. От избытка адреналина кровь в нем бурлила, как после погони. Как раньше…

— Ван Герден, просто не верится, что ты оказался такой сволочью! Нанес удар в спину старому другу и ухитрился заодно облить грязью всю полицию! Неужели трудно было хотя бы предупредить меня для начала? Снять трубку и позвонить!

Ван Герден поднял руки вверх. Постепенно он приходил в себя. Мысли скакали: от телефонного звонка к военной разведке, О'Грейди, де Биту и Яуберту. Организм требовал действий, но сначала надо все обдумать.

— Нуга, я прекрасно тебя понимаю. На твоем месте я чувствовал бы то же самое…

Лицо О'Грейди исказилось от отвращения; он открыл было рот, но ван Герден продолжал:

— Но ты хотя бы ненадолго отвлекись от своей обиды. У меня было на одну зацепку больше, чем у тебя: фальшивое удостоверение личности. Вот и все. Все остальное — чистой воды гипотеза, причем шаткая. Насчет долларов… тут тоже все было неясно. Доллары всплыли только после того, как я просмотрел бухгалтерские книги покойного. Ему надо было как-то начинать собственный бизнес в начале восьмидесятых, а без наличных он не мог сдвинуться с места. У меня нет никаких неопровержимых доказательств. А теперь скажи, только честно, позволило бы тебе твое начальство, — он показал на де Вита и Яуберта, — дать объявления в газетах на основе того, что у меня было?

— Ван Герден, мать твою, да ведь дело в принципе!

— Ты нанес репутации ЮАПС непоправимый вред! — вмешался Барт де Вит.

— Мне очень жаль, полковник… то есть, по-новому, суперинтендент, но такова цена, которую мне пришлось заплатить за огласку.

— Продал нас с потрохами за паршивую газетную статейку!

— Нуга, не говори ерунды! Вас поливают грязью семь дней в неделю. Обвиняя вас во всех смертных грехах, журналисты косвенно нападают на АНК. Но на меня политику вешать не надо!

— Ван Герден, ты нарочно утаил важные сведения, которые мы могли бы использовать при расследовании убийства!

— Суперинтендент, я готов поделиться всем, что знаю. Но время еще не приспело — по вполне очевидным причинам.

— Ван Герден, ты — просто мешок с дерьмом.

— Семьдесят шесть, — вдруг произнес молчавший до того Матт Яуберт.

Все развернулись к нему.

— Ван Герден, клоуны из разведки просто застыли на месте, когда ты сказал: «Семьдесят шесть». Что это значит?

Как же он забыл! Матт Яуберт не упустит самого главного!

— Сначала, — медленно и размеренно произнес ван Герден, — нам нужно прийти к соглашению о том, что мы будем делиться сведениями.

О'Грейди презрительно хохотнул.

— Вы только его послушайте!

— По-моему, ты не в том положении, чтобы вести переговоры, — заметил де Вит чуть пронзительнее и чуть гнусавее, чем обычно.

— Послушаем, что он нам предложит, — сказал Матт Яуберт.

— Ему, гаду такому, нельзя доверять!

— Инспектор, следите за выражениями, — оборвал его де Вит.

О'Грейди с шумом выдохнул воздух. Видимо, ему не в первый раз выговаривали за грубость.

— Вот как я себе все это представляю, — начал ван Герден. — На вашей стороне закон, и вы можете принудить меня рассказать вам все.

— Вот именно, — кивнул Барт де Вит.

— Прав, черт его дери! — подтвердил О'Грейди.

— Но, если вы возобновите расследование, вы будете скованы рамками закона. Если же наши два клоуна потянут за нужные ниточки, вам придется сотрудничать с военной разведкой. А я свободен. И, пока я делюсь с вами информацией, вы не можете помешать мне продолжать расследование.

Де Вит промолчал и снова принялся ковырять пальцем родинку на носу.

— Предлагаю сотрудничество. Рабочие отношения.

— А распоряжаться будешь ты? — фыркнул Нуга.

— Никто никем не распоряжается. Мы делаем то, что должны, — и делимся информацией.

— Я тебе не верю.

Ван Герден развел руками, показывая, что ему наплевать.

В кабинете воцарилось молчание.

— Где же вы были?! — воскликнула Хоуп, когда ван Герден наконец открыл дверь. — Не знаю, как справиться со звонками. Сначала один мужчина заявил, что скоро кто-то на нас нападет, пресса и телевидение жаждут сведений, и…

— Спокойнее, — сказал ван Герден. — Мне надо было договориться с отделом убийств и ограблений.

— Звонил какой-то мужчина. Он сказал, что настоящая фамилия Смита — де Ягер.

— Рюперт де Ягер, — кивнул ван Герден.

— Так вы знали?!

— Помните звонок, который поступил, когда здесь были парни из военной разведки…

— Парни из военной разведки?

— Те два клоуна, белый и черный.

— Так они все-таки из военной разведки?

— Да. Тот звонок был от некоей Каролины де Ягер из Спрингфонтейна, что в Свободном государстве. Рюперт — ее сын.

— Господи боже!

— Кажется, все началось в семьдесят шестом. И к делу причастны военные.

— Тот человек, который звонил, тоже говорил о семьдесят шестом. Он сказал, что убийца — Схлебюс, который тоже был с ними.

— Схлебюс, — повторил ван Герден, перекатывая фамилию на языке.

— Бюси, — продолжала Хоуп. — Так он его называл. Вам о нем известно?

— Нет. Это новость. Что еще сказал тот человек?

Хоуп посмотрела в свои записи.

— Я не все поняла, ван Герден. Пришлось врать, потому что он решил, что мы уже много всего знаем. Он предупредил, что Схлебюс опасен. Он собирается нас пристрелить. У него есть М-16.

Ван Герден задумался.

— А он знает, где находится Схлебюс?

— Нет, но он сказал, что Схлебюс сам нас найдет. Голос у него был очень испуганный.

— Он не говорил, что случилось в семьдесят шестом?

— Нет.

— Что еще он сказал?

— Схлебюс… он говорил, что Схлебюс любит убивать.

Ван Герден посмотрел на нее. Понял, что к такому повороту событий она не готова. Ей страшно.

— Что еще?

— Все. А потом позвонили из «Аргуса» и с eTV.

— Нам надо созвать пресс-конференцию.

Снова зазвонил телефон.

— Теперь вы отвечайте.

— Вы должны поехать в Блумфонтейн.

— В Блумфонтейн?

— Хоуп, вы заметили? Вы постоянно повторяете мои слова.

Она нахмурилась, а потом смущенно рассмеялась. Напряжение ослабло.

— Да, вы правы.

— Надо обязательно разыскать Каролину де Ягер.

Он снял трубку:

— Ван Герден.

— Я знаю, кто убийца, — произнес женский голос.

— Мы рады любым сведениям.

— Сатанисты, — продолжала женщина. — Они повсюду.

— Спасибо. — Ван Герден положил трубку. — Очередная психопатка.

— Мы вляпались в какую-то очень грязную историю, — озабоченно заметила Хоуп Бенеке.

— Теперь придется расхлебывать.

— А полиция нам поможет?

— Мы договорились, что будем делиться информацией.

— Вы все им рассказали?

— Почти. Я сказал, что, по нашим подозрениям, дело связано с Минобороны и с событиями, которые произошли много лет назад.

— Разве мы не должны передать дело им?

— Хоуп, вы что, боитесь?

— Конечно, боюсь! Дело разрастается и разрастается. И вдобавок нам еще угрожает человек, который собирается нас убить. Потому что любит убивать.

— Ничего, скоро привыкнете. В подобных делах всегда так. Но угрозы в большинстве случаев оказываются полной хре… чушью.

— Мне все же кажется, что следует передать дело полиции.

— Нет, — возразил ван Герден.

Она умоляюще посмотрела на него.

— Хоуп, ничего страшного не будет. Вот увидите.

Он распорядился, чтобы к телефону подключили автоответчик, злясь на себя за то, что не додумался до этого раньше. Оторвал от блокнота листок, наскоро записал то, что они только что узнали, попытался расположить все, что ему известно, в хронологическом порядке, принял несколько звонков от очередных несчастных, страдающих психическими отклонениями. Скорее бы принесли автоответчик!

— Я полечу в Блумфонтейн завтра рано утром, а вернусь во второй половине дня, — сообщила вернувшаяся Хоуп. Ван Герден дал ей номер телефона Каролины де Ягер и попросил все устроить.

Принесли автоответчик; техник помог ему подключить машинку к телефонному аппарату. Количество звонков сократилось, но ван Герден понимал: радоваться рано. Скоро домой вернутся школьники, и накатит вторая волна.

В дверь тихонько постучали; на пороге показалась испуганная Мария.

— Пришел какой-то американец; он хочет с вами поговорить.

— Пригласите его.

Американец? Ван Герден покачал головой и вырвал еще один листок из блокнота. Весь мир словно сговорился. Да, нечего сказать, газетная статья подействовала…

Мария открыла дверь.

— Мистер Пауэлл, — объявила она, собираясь закрыть за собой дверь.

— Позовите Хоуп, — велел ван Герден, протягивая вошедшему руку. — Ван Герден.

— Люк Пауэлл, — произнес гость с сильным американским выговором. Люк Пауэлл был человеком среднего возраста, чернокожим, полноватым, с круглым добрым лицом и веселыми глазами.

— Чем могу вам помочь, мистер Пауэлл?

— Нет, сэр, вопрос стоит по-другому: чем я могу вам помочь?

— Садитесь, пожалуйста. — Ван Герден указал на стул по другую сторону стола. — Заранее вынужден просить у вас прощения за то, что мне придется время от времени отвечать на телефонные звонки.

— Не волнуйтесь. Делайте свое дело. — Пауэлл широко улыбнулся, обнажив безупречно белые зубы.

Вошла Хоуп; ван Герден представил ей Пауэлла. Она села, скрестив руки на груди; все ее жесты говорили о том, что ей не по себе.

— Я сотрудник американского консульства, — сказал Пауэлл. — Советник по экономическим вопросам. Мы узнали о вашем расследовании по радио. И вот я решил предложить вам помощь и сотрудничество. Поскольку в деле замешаны доллары…

— Очень мило с вашей стороны, сэр, — заметил ван Герден.

Гость снова широко улыбнулся:

— Что вы, что вы, мне очень приятно.

Ван Герден улыбнулся в ответ:

— Значит, вы располагаете какими-то интересными сведениями, которые касаются происхождения долларов?

— О нет. Я надеялся, что вы мне что-нибудь о них расскажете. Знаете, по радио обо всем сообщили очень кратко, только то, что в деле, возможно, замешана некоторая сумма в долларах. Но если вы, друзья, укажете нам нужное направление, я передам информацию… скажем так, людям, которые смогут вам помочь. Не стану скрывать, мы располагаем… определенными возможностями.

— Расскажите, мистер Пауэлл, чем занимается советник по экономическим вопросам в Южной Африке?

Гость улыбнулся, словно показывая, что дел у него не так много; жесты подтверждали ничтожность его поста.

— Главным образом я беседую с деловыми людьми. Масса народу хочет торговать с Соединенными Штатами… Помогаю здешним деловым людям оформить нужные документы, подыскиваю партнеров. Наше правительство всецело заинтересовано в развитии новой Южной Африки. И потом, конечно, наши компании, они хотят проникнуть на ваш рынок…

— Я имею в виду вашу настоящую работу. — Улыбка на лице ван Гердена стала искренней. Очевидно, он был доволен собой.

— Не уверен, что понимаю вас, сэр.

— Мистер Пауэлл, к сожалению, я не слишком разбираюсь в разведывательном сообществе вашей страны и потому не могу точно сказать, к какой ветви принадлежите вы. Скорее всего — ЦРУ. А может, какая-нибудь военная отрасль, ведь у вас столько…

Хоуп недоверчиво приоткрыла рот.

— Господи, — воскликнул Пауэлл, — так вот что вы подумали? — Видно было, что разговор его искренне забавляет.

А он молодец, подумал ван Герден. Интересно, специально ли они направили в ЮАР чернокожего, чтобы он не выделялся на фоне местного населения. Что касается цвета кожи — да, его начальство не прогадало. Но вот его произношение…

— Да, сэр, думаю, что я недалек от истины.

— Ох и насмешили вы меня, мистер ван Хиден! Надо будет обязательно рассказать жене. Нет, я обычный мелкий правительственный чиновник, который занимается обычной мелкой работой. Думаю, вы не верите в ту чушь, которую показывают по телевизору. Господи, ну надо же такое подумать!

Ван Герден увидел, что Хоуп ловит каждое слово их гостя. Она готова была ему поверить.

— Я вижу, мистер Пауэлл, что вы с нами откровенны. Я тоже буду с вами откровенен. В этом деле самое странное то, что нам почти не на что опереться. В самом деле, у нас ничего нет. Только крошечный клочок бумаги, в который, по мнению судмедэкспертов, упаковывали доллары, причем много лет назад. Еще — встроенный сейф-кладовая, фальшивое удостоверение личности и человек, который начал дело много лет назад и у которого было больше наличных, чем можно объяснить. Вот и все.

Пауэлл кивнул. Он внимательно слушал.

— Мы были в тупике. Нам некуда было двигаться. И мы попросили о помощи прессу и сочинили целую историю, которая основывалась всего лишь на догадках. Если хотите, вымысел, весьма свободно связанный с несколькими возможными версиями.

— Вот как?

— Но знаете, что произошло? Мы как будто освободили всех чертей из ада. Нам звонили со всей страны, сюда являлись очень интересные личности, и вдруг на нас словно с неба свалились кусочки головоломки, на которые мы и надеяться не смели. Мы, извините за выражение, как будто вскрыли банку с червями!

— Вот видите! — одобрительно кивнул Пауэлл, не выходя из образа мелкого государственного служащего.

— И еще должен добавить: сорок восемь часов назад я думал, что это дело невозможно раскрыть. Более того, всего шесть часов назад я считал дело полным «висяком»! Но сейчас, мистер Пауэлл, дело понемногу проясняется. Мне кажется, мы не только раскроем дело, но и расстроим кое-чьи планы.

— Вот как?

— Да, сэр, так точно, — кивнул ван Герден, подражая американскому произношению. Он ничего не мог с собой поделать, в памяти всплыло время, проведенное в Куантико, и вечный, всепроникающий акцент. — И вам тоже следует задаться вопросом: не расстроятся ли ваши планы и планы вашего руководства?

Пауэлл глубоко вздохнул и беспечно улыбнулся. Очевидно, он ничуть не встревожился.

— Что ж, сэр, очень вам признателен за то, что поделились со мной ценными сведениями, но ведь я всего лишь…

— Мелкий государственный служащий?

— Вот именно. — Гость одарил их широкой, лучезарной улыбкой.

— Но, если вы согласитесь сообщить нам то, что известно вам, возможный ущерб будет значительно сокращен. Полагаю, тут самым уместным будет слово «сдержанность».

— Мистер ван Хиден, позвольте вас заверить: если бы я действительно мог снабдить вас какими-то сведениями, я бы с величайшей радостью поделился всем, что знаю. — Пауэлл сунул руку в карман пиджака и достал оттуда карточку. — К сожалению, я понятия не имею, о чем вы мне тут рассказывали. Но, если вы передумаете относительно моего рода занятий и вам понадобятся сведения, не стесняйтесь, звоните. — Он положил карточку перед ван Герденом и встал. — Сэр, мадам, был очень рад познакомиться с вами.

32

Изучив массу душераздирающих сообщений об убийствах практически из всех районов страны, я вышел на след «убийцы с липкой лентой». Я вычислил его не сразу, но медленно, постепенно, в результате нудной, кропотливой работы. Я составлял списки и чертил диаграммы, рисовал графики. Работал день и ночь, как одержимый.

Ответы приходили один за другим: от детективов из больших городов, маленьких городков в провинции, и все на одну и ту же тему: всем не терпелось арестовать больного, заманить в ловушку того, кто совершал зверские убийства. Все они передавали мне полномочия, все безо всяких предварительных условий соглашались помочь найти убийцу и закрыть наконец давние нераскрытые дела.

В те недели я открыл в себе дух полицейского, охотничий инстинкт, личную заинтересованность ловца, который идет по следу. Дело в том, что каждое письмо буквально дышало искренностью. К каждой папке с документами прилагалось сопроводительное письмо, в котором меня умоляли скорее применить новые криминалистические методы, поделиться ими. Сотрудники полиции по всей стране хотели поскорее найти преступника, который много лет разгуливал на свободе, и избавиться наконец от разъедающей душу тревоги и чувства вины перед родственниками жертв.

Именно тогда, сидя в своем кабинете, я открыл свое истинное предназначение, пережил посвящение, инициацию, вступил в братство. В те недели я потерял Венди, зато обрел себя. Я впервые по-настоящему понюхал кровь и не смог противиться запаху.

Я получил восемьдесят семь ответов. Лишь девять случаев безоговорочно соответствовали моим выкладкам и еще четыре или пять — с оговорками. Остальные корреспонденты описывали преступления других серийных убийц, которые в последние двадцать лет буквально наводнили нашу страну. Естественно, мне очень хотелось составить нечто вроде сводного списка серийных убийц (как я тогда шагал впереди своего времени!), но моя страсть захватила меня целиком, мой долг перед Баби Марневик был для меня слишком тяжким бременем.

Наконец все полученные сведения были переработаны и нанесены на огромную карту, закрывающую целиком одну стену кабинета. Мне удалось отследить передвижения «убийцы с липкой лентой». Передо мной был классический случай: время рождения серийного убийцы, годы его, так сказать, ученичества и, наконец, годы его становления. Он оставил свой кровавый след по всей Южной Африке.

Он был шахтером.

Кровавый след начался в 1974 году в золотодобывающем городке Свободного государства под названием Вирджиния. Все началось с изнасилования четырнадцатилетней чернокожей школьницы, которая чудом выжила после нескольких ножевых ранений в грудь. Когда девочку нашли в вельде с руками связанными за спиной липкой лентой, она держалась на одной силе воли. Была ли она первой жертвой? Или до нее были и другие, неудачные попытки, о которых не сообщали в полицию? А может быть, тогда он впервые захватил с собой липкую ленту? Следователь отметил, что жертва не смогла описать внешность насильника. Не смогла или не захотела?

В том же году на обочине дороги нашли труп пятнадцатилетней белой школьницы. Руки у нее были связаны за спиной клейкой лентой. Эксперты насчитали семнадцать ножевых ранений в область груди, один сосок был отрезан, причем довольно неумело. Полицейские прочесали населенный чернокожими пригород и шахтерский городок, допросили многих чернокожих подозреваемых. Связь между двумя эпизодами была очевидна. Но никого не арестовали.

Блифорёйтзихт, район Вест-Ранд, 1975 год: двадцатидвухлетняя секретарша юридической конторы, невысокого роста, хорошенькая, пошла после работы домой. Живой ее больше никто не видел. На следующий день, в 12.22, сотрудники приехали к ней домой. Она не вышла на работу и не позвонила, что было очень странно. Ее тело нашли в спальне; руки и ноги стянуты липкой лентой, на груди множественные раны, обе груди отрезаны, на лице плюшевый мишка. Это, как учили в Куантико, знак того, что убийца стыдился своего поступка. Он не хотел видеть ее глаза.

16 декабря 1975 года, Карлтонвиль. В половине седьмого утра чернокожий сельскохозяйственный рабочий обнаружил на обочине проселочной дороги, ведущей в Рисмирбюлт, обнаженное тело двадцатиоднолетней официантки. Липкая лента, колотые раны в области груди, соски отрезаны. Где убили жертву? Когда ее нашли, на теле не обнаружили никаких признаков борьбы. Убийцу не нашли.

9 марта 1976 года. В собственной квартире найден труп тридцатичетырехлетней проститутки. Количество крови в комнате просто ужасало — убийца задел аорту, и на стены, на пол и на мебель выплеснулся целый фонтан крови. Она боролась за жизнь; под ногтями обнаружили кожу, а на лице — кровоподтеки. Возможно, она умерла еще до того, как он связал ей руки липкой лентой; рулон такой ленты нашли под кофейным столиком. Снова отрезанные груди, ножевые раны… В тот раз убийца впервые изувечил жертве область влагалища, правда уже после ее смерти.

Бешенство.

Отпечатков пальцев на рулоне липкой ленты не обнаружили.

Затем, в 1979 году, после трех лет затишья, гибель Баби Марневик. Впервые жертва стоит на коленях; впервые на трупе обнаружены следы спермы.

Где он пропадал три года? После нескольких эпизодов подряд в 1975 и 1976 годах, когда он совершенствовал навыки и постоянно сокращал периоды затишья между нападениями? Серийные убийцы просто так, по собственной воле, не бросают свой кровавый промысел. Они никогда не останавливаются, они — мотыльки, которых так и тянет к саморазрушению; они подлетают все ближе и ближе к огню, делаются все безумнее и безумнее, пока не сгорят совсем — обычно на белом пламени правосудия.

По мнению специалистов из ФБР, чаще всего перерывы бывают связаны с тюремным заключением. Везде, где есть дым серийного убийства, бывает и огонь, который выстреливает другими преступлениями — чаще всего мелкими, так называемыми «беловоротничковыми»: кражи, поджоги, мелкое хулиганство, попытки изнасилования. Все исследования указывают на то, что затишье длиной в несколько месяцев или даже несколько лет, нарушающее дьявольский путь убийцы, в восьмидесяти процентах случаев связано с тем, что убийца отбывает наказание за какое-то другое преступление.

Три убийства в 1980 году: в марте — в Сисхене, двадцатитрехлетняя домохозяйка, в коленопреклоненной позе, множественные ножевые ранения, груди отрезаны, лодыжки и запястья стянуты липкой лентой.

Июнь — Дурбан: тридцатиоднолетняя агент по продажам косметики, в ее гостиничном номере. Modus operandi совершенно такой же.

Август — Табазимби: двадцатитрехлетняя безработная, которая жила одна. Возможно, уличная проститутка или девушка по вызову. Труп жертвы найден в собственном доме через пять дней после того, как убийца совершил весь свой жуткий ритуал, чтобы унизить и убить ее.

А потом — ничего.

Кровавый след резко обрывался, как если бы убийца с липкой лентой исчез с лица земли. Умер? Снова сел в тюрьму? Я ничего не понимал.

Целую неделю я изучал следы чудовища на карте. Я нарисовал диаграмму, снабженную подробными пометками, составил список подозреваемых по всем эпизодам. Во всех случаях они оказывались разными. Ни одного совпадения. У меня имелась и сводная таблица общих черт и различий, впрочем с несколькими пробелами. След был ясный и четкий, но я не мог вычислить конкретного человека. Убийца Баби Марневик был реальным лицом, у него была биография. Но пока не было имени.

Целую неделю я думал, глазел на свои записи, перечитывал все девять отчетов. И не мог найти в них главного: убийцы Баби Марневик. Пришлось раскидывать сеть снова.

33

Ближе к вечеру поток звонков начал иссякать; в пять часов ван Герден подключил к аппарату автоответчик.

«Линия закрывается на ночь. Пожалуйста, оставьте ваше имя и номер телефона; утром мы вам перезвоним».

Он понимал, что рано утром из своих дыр выползут самые отчаянные и безбашенные психи, люди, которые слышат потусторонние голоса и вступают в контакт с инопланетянами. Пусть говорят с машиной.

Ван Герден дошел до кабинета Хоуп. Дверь была закрыта. Он постучал.

— Войдите!

Он открыл дверь.

Она улыбнулась:

— Вы постучали!

Он улыбнулся в ответ, сел в то же самое кресло, где сидел при их первой встрече.

— Сегодня мы славно потрудились.

— Это вы славно потрудились.

— Вы мне очень помогли.

— Нет. Я страшно перепугалась.

— У вас просто мало опыта.

— Это вы все придумали, ван Герден. Это ваш план. И все получилось!

Он промолчал; все-таки приятно, когда тебя хвалят!

— Вы и правда считаете, что Пауэлл — сотрудник американской спецслужбы?

— Да.

— Почему?

— Обычные сотрудники консульства не ведут себя так, как он. Они не приходят и не предлагают свою помощь в расследовании преступления. Они активны, вежливы и всячески стараются не вмешиваться в наши внутренние дела. А если от них требуется реальная помощь, они действуют по официальным каналам.

— Он похож на доброго дядюшку.

— Все они похожи.

— Кроме тех двоих из военной разведки.

Ван Герден улыбнулся:

— Верно.

— На завтра все организовано. Я встречаюсь с миссис де Ягер в Блумфонтейне, и она летит сюда со мной.

— Вы попросили ее захватить с собой то, что нам нужно?

— Да. Она все возьмет.

— Спасибо. Скоро выйдут новые статьи. Я говорил с «Кейп таймс» и «Аргусом». «Бюргер» тоже поместит продолжение истории. О том, что мы получили нужные сведения, с помощью которых можем продолжать расследование. И еще канал eTV…

— По пути домой я позвоню Вилне ван Ас и введу ее в курс дела.

— Хорошо.

Хоуп кивнула.

— Затопек, — негромко произнесла она, почти в виде опыта.

Он широко улыбнулся:

— Что?

— Я хочу обсудить с вами кое-что серьезное.

Ван Герден поставил диск с концертом-симфонией Моцарта для скрипки и альта с оркестром, сделал звук погромче, и его темную квартиру наполнили сладкие, ликующие звуки, заглушавшие завывание северо-западного ветра. Сидя в продавленном любимом кресле, он доел остатки спагетти с сочными куриными потрошками. На столе перед ним лежали его записи.

Хоуп хотела, чтобы он передал дело полиции. Он отказался. И представил ей доводы. Полицейские расследуют одновременно сотни дел. Он же сосредоточен на одном. У них свои правила и ограничения, он же свободен. Если бы они были такими же умными, как он, они еще давно раскрыли бы дело.

— Пожалуйста, — снова попросила она.

Ван Герден ясно видел, что она напугана. Хоуп Бенеке боится внезапного поворота событий, вмешательства различных сил, боится, что некий психопат по кличке Бюси расправится с ними.

Он отказался.

Потому что он должен был отказаться.

Хоуп никак не могла сосредоточиться на книге.

Положила ее на прикроватную тумбочку и легла на подушку.

Вилна ван Ас снова расплакалась. Из благодарности. И в предвкушении завтрашнего знакомства с Каролиной де Ягер. Кроме того, Вилна боялась призраков прошлого. И тосковала по Йоханнесу Якобусу Смиту, который оказался Рюпертом де Ягером, человеком, которого она совершенно не знала.

— Вы не хотите переночевать у меня? — спросила Хоуп, оглядывая свой большой, холодный дом.

— Нет, — ответила Вилна ван Ас.

Из вежливости она посидела у Хоуп еще немного, а потом заявила, что ей пора — завтра предстоит трудный день.

Хоуп больше не могла игнорировать очевидное. Сегодня что-то изменилось. Что-то сдвинулось в отношениях между ней и Затопеком ван Герденом. Между ними. Они вместе смеялись, искренне, от всего сердца; они расхохотались чуть ли не до слез, когда она вдруг выругалась — бог знает, почему у нее вырвалось непечатное словечко, она и не подозревала, что способна на такое, но ван Герден рассмеялся, посмотрел на нее, и в ту секунду он был другим. Весь его гнев, вся его недоступность куда-то пропали. Кроме того, он постучал, прежде чем войти. И говорил с ней спокойно. Когда она поделилась с ним своими страхами, когда сказала, что, по ее мнению, дело лучше передать полиции.

Сегодня что-то изменилось…

К ней в дверь постучали. Хоуп подумала, что приехал ван Герден, и улыбнулась. Полуночные визиты входят у них в привычку. Она накинула халат, сунула ноги в пушистые тапочки, подошла к входной двери и на всякий случай посмотрела в глазок. На пороге топтались сегодняшние визитеры, белый и черный клоуны.

— Что вам нужно? — спросила Хоуп.

— Мисс Бенеке, нам надо поговорить.

— Идите и говорите с ван Герденом, он ведет дело.

— Он работает на вас, мисс Бенеке.

Оказывается, им прекрасно известно, как ее зовут!

Утром они смотрели на нее как на пустое место и держались невероятно надменно.

Она вздохнула и отперла дверь. Белый и черный вежливо улыбнулись и проследовали в гостиную. Хоуп вошла следом за ними.

— Садитесь, — предложила она. Они сели бок о бок на диване, она — на кресле.

— Хорошо тут у вас, — наигранно весело заявил черный. Белый кивнул в знак согласия.

Хоуп промолчала.

— Мисс Бенеке, сегодня утром мы немного погорячились, — с жаром заявил белый.

— Мы вели себя неразумно, — вторил ему черный.

— Мы нечасто работаем с гражданским населением, — сказал белый.

— Вот и отвыкли, — поддержал его черный.

— Мы очень высоко ценим проделанную вами работу, — заявил белый.

— Просто невероятно! — воскликнул черный.

— Но мы не выполним свой долг, если не предупредим вас, что в деле замешан ряд очень опасных людей…

— Убийц-психопатов, — кивнул черный. — Людей, которые убивают без всякого сожаления. Людей, способных причинить огромный вред нашей стране. Более того, они вредят нашей родине намеренно. А ведь наша демократия еще молода.

— Мы не можем этого допустить, — сказал белый.

— Мы не хотим подвергать вас опасности, — сказал черный. — Наша задача — сохранить вас целой и невредимой.

— Ограничить военные действия только фронтом.

— Насколько мы поняли, вы ищете завещание.

— Благородный порыв!

— Если мы, от имени государства, пообещаем, что найдем документ после того, как все замешанные в деле люди будут нейтрализованы…

— Мы хотим просить вас хотя бы повременить с расследованием.

— До тех пор, пока угроза не будет устранена.

— Исключительно ради вашей же собственной безопасности.

— И в интересах нашего молодого демократического государства.

— Пожалуйста!

Она посмотрела на своих гостей. Оба буквально ели ее глазами, сдвинувшись на край дивана. Двое рослых, властных мужчин с выдающимся подбородком и широкими плечами; им с трудом удавалось говорить спокойно; они не привыкли беседовать спокойно. Они привыкли отдавать приказы. Внезапно Хоуп стало весело. Ей захотелось так же безудержно расхохотаться, как сегодня, с ван Герденом. Именно тогда она поняла, почему он не захотел передать дело ни полиции, ни военной разведке.

— Нет, что вы, спасибо вам большое, — сказала Хоуп. — Мы очень ценим вашу заботу. Уверена, что наше молодое демократическое государство тоже ценит вашу заботу, но есть одна проблема, связанная с передачей дела в ваши руки, которая делает такую передачу невозможной.

— Что за проблема? — хором воскликнули оба гостя.

— Если вы так серьезно настроены всех нас защитить, почему Бюси Схлебюса уже давным-давно не посадили за решетку?

Рюперт де Ягер, Бюси Схлебюс и некто третий. Служили в военной разведке? Тройка палачей? Выполняли грязную работу? Нажимали на спусковой крючок в интересах какого-нибудь секретного подразделения Минобороны? Получили богатое вознаграждение за выполнение какой-нибудь «невыполнимой миссии»? Им заплатили американскими долларами? «Ребята, уберите таких-то членов АНК или ПАК в Лусаке, Лондоне, Париже, и мы осыплем вас долларами».

Или: «Пойдите и заложите бомбу».

Черт, достаточно раскрыть любое досье Комиссии правды и примирения!

Они были вместе в семьдесят шестом. Где они были вместе? И что делали?

А теперь, после того как открылись могилы и оттуда вышли мертвецы, и военная разведка, и янки засуетились, как пойманные в капкан крысы.

Американцы-то каким боком сюда затесались? М-16? Доллары? Может быть, тройка палачей убила американца? Одолжите нам небольшой отряд из вашего обширного арсенала спецслужб, чтобы убрать диктатора А в латиноамериканской стране Б, и мы поспособствуем отмене санкций… Янки в роли гаранта? В великой совместной борьбе против коммунизма иногда заключаются странные союзы…

А может, американцы — не жертвы, а заказчики?

Ван Герден смотрел на слова, квадратики и графики.

Де Ягер, Схлебюс, Третий. Были вместе в семьдесят шестом. А в восьмидесятых де Ягер поселился в Кейптауне под новым именем. Может быть, военная разведка снабдила его новыми документами? «Начни новую жизнь, возьми свои доллары и держи язык за зубами».

А потом у Бюси Схлебюса закончились доллары, и он явился за добавкой, прихватив винтовку М-16 и паяльную лампу?

Вопросов по-прежнему очень много.

Но ни один из них на самом деле не является важным.

Важен Схлебюс. У Схлебюса завещание. А еще доллары и М-16.

Самое главное — как разыскать Схлебюса.

Есть! Придумал.

Зазвонил телефон.

— Ван Герден.

— Меня навестили наши друзья из разведки, — сказала Хоуп Бенеке.

— Они приходили к вам?

— Они просят приостановить расследование в интересах нашего молодого демократического государства, — ответила она. — И нас самих.

— Новый подход!

— Они были очень вежливы.

— Должно быть, им пришлось нелегко.

— Да уж.

— И что вы им ответили?

— Я им отказала.

Ван Герден мыл посуду и думал о Хоуп Бенеке. Она соткана из противоречий. Наивная идеалистка, верная, темпераментная, прямая, честная, не слишком красивая, но сексуальная — да, сексуальная, несмотря ни на что. Вдруг ему захотелось погладить ее по круглым ягодицам, приласкать, заняться с ней любовью. Интересно, какая она в постели — наивная, как девочка, или же страстная и темпераментная, как после его драки с доктором, когда она устроила ему выволочку? Может, в постели она погружается в те же глубины, что заставляют пылать ее щеки…

Им овладело возбуждение. Он прислонился к раковине. За окном мелькнули лучи света. Ван Герден поднял голову.

Так поздно? Хлопнула дверца машины, он нахмурился, вытер руки, подошел к двери, открыл ее… Вместе с порывом ветра на порог ступила Кара-Ан. Сквозь тонкий черный свитер в обтяжку просвечивала грудь. Она была в черных брюках и туфлях на высоком каблуке. Захлопнув за собой дверь, улыбнулась красными губами:

— Пришла узнать, как дела, — и протянула бутылку шампанского.

— Ты не за этим пришла.

Кара-Ан смотрела на него, едва заметно улыбаясь.

— Ты же меня знаешь.

— Да.

Они отступили на шаг друг от друга.

— Возьми меня, — прошептала она, и глаза ее потемнели.

Он смотрел на ее напрягшиеся соски, но не двигался с места.

— Возьми меня. Если сможешь.

34

Я отыскал его имя среди сотен других имен.

Много недель подряд я изучал списки всех заключенных, сидевших в тюрьме между 1976 и 1978 годами, которые отбывали наказание за преступление на сексуальной почве. И вдруг увидел знакомое имя в сопоставительном списке, висевшем у меня на стене.

Виктор Рейнхардт Симмел.

То была крупица золота в руде информации; она обнаружилась не сразу и не вдруг, она была почти незаметной, невидимой. Я занес в свой список всех допрошенных по поводу каждого из совершенных убийств. В ходе расследования двадцатиоднолетней официантки из Карлтонвиля допрашивался некий Виктор Рейнхардт Симмел. Короткая запись: были допрошены несколько постоянных посетителей ресторана, в котором работала убитая. Он был в том ресторане несколько раз, она обслуживала его наряду с другими клиентами. На допросе Симмел заявил, что ему ничего не известно, выражал сочувствие. Не было никаких причин выделять его из массы других подозреваемых.

И вдруг словно вспышка молнии: 14 июля 1976 года суд Рандфонтейна рассмотрел дело некоего Виктора Рейнхардта Симмела, обвиняемого в приставании к женщине и хранении порнографии. Ему дали три года. Я изучил следственные и судебные материалы. Преступник воспользовался удачным стечением обстоятельств: двадцатишестилетняя сотрудница библиотеки возвращалась домой в сумерках, под вечер. Она подошла к дому, вставила ключ в замок, отперла дверь. Симмел проезжал мимо, притормозил у калитки, вышел из машины, дружелюбно спросил, как куда-то проехать, и вдруг подбежал к женщине, схватил ее за руку и втолкнул в дом. Она закричала; он ударил ее в лицо, угрожая убить.

В 1976 году была сильная засуха и вода поступала дозированно. Но соседка жертвы, жившая напротив, не соблюдала запрет на пользование водой и поливала газон. Увидев, что происходит, она позвала двух своих жильцов-шахтеров. Они ворвались в дом библиотекарши. Виктор Рейнхардт Симмел одной рукой сдавил женщине горло, а другой срывал с нее блузку. Лицо у жертвы было в крови; он сломал ей нос. Жильцы из дома напротив выволокли Симмела на улицу, повалили и связали. Тем временем соседка вызвала полицию. В его машине обнаружили порнографические журналы голландского производства с откровенными садомазохистскими снимками. Возможно, тогда же в машине Симмела обнаружили и рулон липкой ленты. Просто полицейские не знали, что лента имеет какое-то отношение к другим делам.

Виктор Рейнхардт Симмел.

Он оказался вовсе не шахтером. Работал техником в фирме «Дойче машине», которая производила и обслуживала большие насосы для бурения, используемые в горнодобывающей промышленности.

В деле была его фотография. Низкорослый, приземистый; все лицо в рубцах после безуспешной борьбы с юношескими прыщами.

Доказательств того, что Симмел и есть «убийца с липкой лентой», у меня не было. Симмел мелькнул лишь в одном эпизоде. Но его фото решало дело. Я взял его снимок и поехал в Вирджинию в поисках Марии Мазибуко, той самой первой жертвы, которой к тому времени исполнилось тридцать восемь лет. Я искал женщину с изуродованной грудью и памятью, в которой навсегда запечатлелось лицо убийцы. В Вирджинии ее не оказалось. Мне сказали, что она переехала в Велком. Другие говорили, что она живет в Блумфонтейне. Потратив на поиски две недели, я нашел ее в родильном доме в Ботшабело. Она работала акушеркой и была на хорошем счету. У нее были нежные руки. Пережитое никак не отразилось на ее внешности, за исключением того, что иногда у нее подергивались плечи.

Стоило ей взглянуть на фото, как рот у нее искривился…

— Это он, — сказала она. И убежала в туалет, зажав руками рот, чтобы ее не вырвало раньше времени.