Глава 32

Вечернее небо растеклось повсюду, тучки плотно прижались друг к другу, им было тесно, точно так же, как было тесно алкоголю в крови некоего молодого человека — меня. Так я шёл, с головы до ног спелёнутый печалью, и думал о жизни своей дурацкой…

Вот стал я, наконец, изданным писателем, чего не сделают за деньги эти алчные издатели, они могли бы из обезьяны сотворить знаменитого автора, если б у какого-нибудь орангутанга, например, вдруг обнаружилось бы в клетке тысяч десять баксов. Да-а… Скверно! Сбылась моя мечта, вон и плакаты с моей довольной мордой по всему городу висят. Не ожидал я, что на мне так быстро начнут делать деньги, и свой роман на книжных полках увидеть.

А счастливее я почему-то не стал! Не знаю… Вроде, должен быть счастлив, но не могу, пусто на душе. Проклятье! Сейчас как возьму, как кину камень в какую-нибудь тачку, лучше всего в иномарку, конечно. Выбежит водила, набьёт мне морду, и пусть, может быть, мне легче станет?

Беру камень с тротуара, выбираю жертву. Ага, вон "Вольво" бежевая подъехала, ты-то мне и нужна… Браво! Прямо в лобовое, на смерть! Точно, мужичара летит с пеной у рта, огрызается. Сейчас мы с ним потолкуем.

— Ты что творишь, СУ-У-КА?! Я тебя сейчас в асфальт брошу и этой тачкой по тебе проеду! — проорал покрасневший амбал в морковном балахоне с железным зубом на самом виду, схватив меня за грудки. Для меня было шоком, почему он пялится на меня и почему моё лицо до сих пор не встретилось с его огромным кулаком? А тем временем с бугая сошла краска, он медленно опустил меня на ноги. Затем молча сходил к подбитой машине и принёс мою только что изданную книгу с ручкой.

— Брат, подпиши Анатолию… — робко попросил верзила.

Я взял ручку и коряво расписался в романе "Пока ангелы спали": "Анатолию от Алексея Семёнова на долгую память".

— Слушай, а рожу мне бить не желаешь? — спросил я.

— За что? — не понял пострадавший, довольно разглядывающий автограф.

— Как, за что? Я ж тебе недавно тачку подпортил!

Анатолий оценивающе посмотрел на "Вольво".

— Это ты насчёт стекла, что ли?.. Брось. Всё равно, это тачка не моя!

Я изумился ответу.

— Я её угнал, — засмеявшись, продолжил он. — И книжка не моя. Но будет приятно её прочитать, ведь интереснее, чем через интернет.

— Угнал?! — переспросил я.

— Решил вспомнить старое, не забыл, — усмехнулся вор. — Да не забивай себе голову ерундой, давай лучше я тебя выпивкой угощу. Какая встреча! Отметить надо.

"Вот ведь, сука жизнь!!! Ну надо же, мне теперь, вот так запросто сидеть с незнакомым, первым встречным мужиком-вором в баре, да ещё изливать ему душу", — подумал я, а вслух сказал:

— Вот так, Толян, книгу, которую ты держишь у себя, я своим потерянным покоем заработал!

Изрядно подвыпивший собутыльник с интересом выслушал мою историю, несогласно покачал головой.

— Только не обижайся Лёня… но ты где-то прав, а где-то не прав. Конечно, здорово ты натерпелся, но друган твой тебя всё-таки поднял! Как ни крути, а хрен бы ты издался, если бы не это бабло. Ты бы их никак не заработал. Поэтому ты его понять должен, — проговорил он.

— Никогда! — взорвался я.

— Должен, — повторил Анатолий.

— Почему?

— Нельзя жить с обидой, Лёня. Ты меня потом поймёшь! — заметил собеседник, тут же сменив тему разговора.

Я потерял счёт времени, когда мы с Толяном разошлись, по миру текла тёмная ночь. Луна, словно светильник, лила свой сироп на улицы города. После нашей беседы мне стало чуть легче, но не настолько, чтобы исчезла моя обида. Какой ужас! А всё-таки Толян был прав, если б не Женёк, то ходить бы мне теперь и думать, где деньги заработать на книгу, на рекламу, на имя, на жизнь в принципе. Заявиться бы сейчас к Меньшикову и помириться, но нет… не получится у меня через гордость переступить, как никак, а в нашей ссоре в основном виноват он! Вот если бы предлог хороший найти, чтоб заявиться в гости… сейчас, ничего придумать умного не могу. Ладно. Всё равно пойду. А там на месте что-нибудь придумаю…

Озарённый найденным решением, я поплёлся к дому Жеки, тем более, отсюда до него рукой подать. Вскоре мне удалось добраться до берлоги товарища. Оказавшись во дворе, я поспешил к дому через яблоневый сад.

"Интересно будет посмотреть, как воспримет Женёк мой внезапный приход…" — подумалось мне. И, остановившись у входной двери, я начал нетерпеливо тарабанить по ней кулаком. Никто её не отворил, это меня разозлило.

— Открывай, Чума, это Лёня, друг твой пришёл! Открывай, а не то снесу дверь к чёртовой матери! Спишь, что ли, сука?

Я не ожидал услышать в ответ незнакомый женский голос с акцентом.

— Уходи. Его нет дома.

— Как нет дома? А где он?

— Не знаю. Его давно нет. Уходи, — ответила Донгмэй, стоявшая за дверью по ту сторону.

— А ты кто такая? — прокричал я злобно.

— Подруга.

— Слушай, подруга, позвони ему, скажи, тут Лёха его дожидается! Пусть сюда бежит! — потребовал я.

— Я давно не могу дозвониться, телефон не отвечает. Я боюсь, что с ним могло случиться несчастье… — промолвила китаянка.

Я медленно сполз на землю, прислонившись затылком к двери. Луна с неба заглянула мне в душу, она искупалась в ней… Где-то завыла одинокая собака, такая же несчастная, как…

— Эй, ты ещё там? — позвала меня незнакомка.

— Меня уже нет, — ответил я, после чего поднялся с корточек и, несолоно хлебавши, побрёл куда глаза глядят.

Что-то безумное родилось в моих беспокойных мыслях…


Когда многолуние обручами лезет в окно,

И бред огрызается сумасшествием ночи.

Смотрю в небеса я и вижу одно:

Многолуние медью рвёт меня в клочья,

Многолуние, оно, как безумие, оно…

Не даёт, не даёт психопату покоя.

Пусть все кругом слепы, но я-то давно, знаю, что это такое!

Я знаю… Многолуние, оно, как вино, полоумно смеётся со мною.

Колотит меня об стенку башкой, застилает все звёзды собою.

Многолуние, оно, как безумие…

Загрузка...