Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

Могила Соломониак была вся усыпана опавшей листвой, зеленый мох подобрался к гранитному надгробию — видимо, сюда давно не приходили. Сонька стояла возле плиты с именами матери и отца, смотрела на расплывающиеся от слез буквы и негромко бормотала:

— Здравствуйте, мои дорогие мамочка и отец… Вот я и приехала к вам. Как я живу? Наверное, хорошо. А может, и не очень. Потому что нет своего дома. Нет семьи. Видишь, мамочка, как получается? Приехала, а меня спрашивают — зачем? Евдокия спрашивает… А я ведь приехала в твой дом, мамочка. Получается, что я должна уехать отсюда. Куда? Пока не знаю. Наверное, мамочка, ты осуждаешь меня, что так живу. А что мне остается? Остается надеяться, что ты не будешь на меня злиться, а просто поймешь и поможешь. Я так на это рассчитываю! Мне, мамочка, необходима твоя поддержка. У меня ведь, кроме тебя, больше никого нет. Не с кем поговорить, не с кем посоветоваться. Поэтому не бросай меня, ты очень мне нужна, мамочка!

Начинало темнеть, и Сонька уже уходила с кладбища, когда увидела у ворот пожилую женщину. Это была Матрена, бывшая прислуга Лейбы. Матрена ждала Соньку.

— Услышала, что ты приехала, вот и пришла.

— Евдокия выгнала?

— Сразу, как ты уехала.

Сонька достала из сумочки несколько крупных купюр, протянула женщине. Та низко поклонилась:

— Благодарю, — и перекрестила вслед. — Пусть хранит тебя Господь. — И вдруг с улыбкой добавила: — И тебя, и твою девочку.

Удивленная Сонька остановилась.

— Девочку?

— Вижу по походке, что беременная. Чтобы все было хорошо, Сура!

Была ночь, когда пролетка Соньки подъехала к дому пани Елены. Дом был обнесен высокой, хорошо подсвеченной фонарями оградой, вдоль которой стояли кареты, повозки и фаэтоны. В самом доме ярко светились окна, играла музыка, плавали на фоне штор мужские и женские силуэты. Сонька расплатилась с извозчиком и прошла через приоткрытые ворота к дому.

В первые минуты встречи сестры говорили одновременно, не слушая, перебивая, обрадованные встречей. Успокоившись, они уселись друг напротив друга в бывшей спальне пани Елены. Теперь это был своеобразный будуар Фейги, интимный, с мягкими диванами, трельяжем и изящными статуэтками, тонущими в мягком свете. Сама Фейга, одетая в ярко-красное, с большим вырезом платье, поправляла чулочные подвязки, громко и раздраженно жаловалась сестре:

— Тварь, гадина! Ничем не помогла, ни единой копейкой. Все сама — не делом, так телом, клянусь. Мало того что захватила дом отца, так еще и все, что было в доме. А там было ого-го… Тот ведь знаешь, что наш отец занимался контрабандой, фальшивыми деньгами, краденым золотом. Так эта сучка все пригребла к своим лапам. А мне пришлось одной крутиться, чтоб поставить дело как положено.

— Поставила? — улыбнулась Сонька, расслабленно сидевшая в кресле.

— Сейчас увидишь. Сюда скачут все — мужики и бабы, молодые и побитые молью.

— Богатые?

— Разные. Но все хотят поймать что-нибудь в этой жизни. Даже противно. Так что не зевай, сестра, смотри в оба!

— Может, наведешь на кого? — свойски засмеялась Сонька.

— Обязательно. Тут есть один пан… пан Тобольский. В городе недавно, но самый завидный здесь жених.

— Молодой?

Сестра расхохоталась:

— Если бы! Песок сыплется из всех отверстий! Так что обрати на него все свое внимание.

В комнату заглянула миловидная, весьма двусмысленно одетая девица, шепотом предупредила:

— Пани Фейга, гости собрались и желают вас видеть.

— Иду, — бодро ответила та и махнула сестре: — Двинулись!

Зал, где собирались гости дома свиданий, был большой, ярко освещенный, с нарочито помпезной мебелью. Народу здесь было более чем достаточно: человек пятьдесят, не меньше. Причем возраста самого разного — от убеленных сединами пани и панов до вертлявых девиц и нагловатых молодых людей. На небольшой сцене негромко играл оркестр из пяти музыкантов.

Фейга протолкалась на середину залы, ведя за собой красивую молодую сестру, жестом попросила музыкантов замолчать, громко сообщила:

— Пани и Панове, дамы и господа! У меня сегодня особый день! Думаю, он станет особым для всех, вернее, не для всех, а для единственного, избранного. — Она посмотрела с интригующей улыбкой на скромно опустившую глаза Соньку. — Из Санкт-Петербурга приехала моя родная сестра Сура, и я хочу представить ее почтенной публике!

Оркестр ударил туш, гости зааплодировали.

— Панове, — продолжала Фейга, — я оставляю сестру на ваше вежливое внимание.

Музыканты заиграли мазурку, в круг тут же пошли желающие сплясать, и к Соньке протолкался молодой, уверенный в своей неотразимости красавчик.

— Прошу, пани.

Она с улыбкой отрицательно покрутила головой:

— Прошу прощения, пан. Позвольте мне привыкнуть к публике.

— Но следующий танец, пани, за мной.

— Если успеете.

Девушка примкнула к нетанцующей публике и принялась изучать присутствующих. В первую очередь она выискивала того самого пана Тобольского. Он возник неожиданно, откуда-то со стороны: худощавый, высокий, с явной породой в стати. Лет ему было не менее пятидесяти.

— Добрый вечер, пани Сура, — весьма галантно склонил он голову. — Могу ли я рассчитывать хотя бы на один танец с вами?

— Если пану будет угодно, — обласкала его взглядом Сонька, — это будет следующий танец.

Он мягко рассмеялся:

— Я постою рядышком, иначе вас уведут.

— От вас?

— В данном случае от меня.

— Вы пан Тобольский?

Мужчина не скрыл удивления, хотя и был польщен.

— Вам откуда это известно?

— От сестры. Она рассказала мне о вас.

— Что именно?

Сонька обратила внимание на золотые кольца и перстни с крупными камнями на пальцах мужчины, а также на дорогие карманные часы на золотой цепочке.

— Что вы самый заметный пан в этом городе.

— Только в этом? — Тобольский был слегка уязвлен.

— А вы претендуете на большее? — насмешливо поинтересовалась молодая пани.

— Почему нет? Меня, к примеру, достаточно хорошо знают даже в Варшаве.

— Вы такая крупная птица?

Пан не без удивления посмотрел на девушку:

— Птица? Так выражаются, когда отслеживают человека на предмет ограбления, пани. А вы никак не похожи на особу из того мира.

— У пана возникли сомнения? — обиженно спросила Сонька.

— Ни в коем случае. Просто задело слух.

— Обратитесь к доктору, он поможет.

Девушка, теперь уже по-настоящему обидевшись, отвернулась от Тобольского, подчеркнуто заинтересованно стала высматривать кого-то. Оркестр заиграл польку, и пан легонько коснулся локтя Соньки:

— Вы все-таки позволите?

Она пожала плечиками и с безразличным выражением на лице вошла в круг танцующих. Тобольский танцевал легко и уверенно.

— Вы обиделись?

— На вас?

— На мои слова. Я не хотел, чтобы вы оскорбились.

Откуда-то возникла Фейга, горячо шепнула на ухо сестры:

— Одобряю, хорошо работаешь!

Она растворилась в толпе, и пан с улыбкой заметил:

— Думаю, сестра одобряет мой выбор.

— Скорее мой, — рассмеялась Сонька и, резко сменив настроение: — Вам здесь нравится?

— Я к этому привык, — ответил он, делая красивое па.

— А если мы выйдем в сад?

— Как прикажете, пани.

— Приказываю.

Они оставили танец и направились к выходу на летнюю веранду.

Дорожки в саду были посыпаны мелким белым песочком, фонари горели мягко и располагающе, людей почти не было. Сонька и пан Тобольский не спеша, прогуливались, негромко разговаривая.

— Когда пани прибыла из Санкт-Петербурга?

— Вчера.

— У вас там семья?

Сонька не ответила, печально смотрела перед собой.

— Я сказал что-нибудь не так? — заглянул ей в лицо пан.

— Мне тяжело говорить о семье, — тихо произнесла девушка. — О случившемся не знает даже сестра.

— Прошу прощения, я не стану касаться этой темы.

— Ну почему? — улыбнулась Сонька. — Странно, но вы вызываете у меня полное доверие. И вам я могу сказать… — Помолчала, со вздохом сообщила: — Они погибли во время пожара. Муж и сын.

— Пожара?

— Сгорел особняк мужа. Дотла. Поэтому я покинула Санкт-Петербург и приехала на родину.

Пан Тобольский взял ее руку, нежно и растроганно поцеловал пальцы.

— Простите.

Некоторое время они шли молча.

— Пан занимается торговлей? — спросила девушка.

— В какой-то степени, — уклончиво ответил тот.

— Торговля не бывает в какой-то степени, — засмеялась Сонька. — Это все равно что в какой-то степени можно быть женщиной или мужчиной.

Пану тоже стало весело:

— Но ведь бывают и такие?

— Бывают. Но это ненормально.

Пан Тобольский придержал девушку возле яркого фонаря, заглянул в глаза:

— Знаете, вы поразительная пани. Несмотря на ваш юный возраст, у вас редкой гибкости и глубины ум.

— Это плохо? — Сонька явно кокетничала.

— Это прекрасно, — он снова поцеловал ей руку. — А ваши пальцы… Это что-то удивительное!

— Меня в детстве называли Соня Золотые Ручки.

— Соня? Почему Соня?

— Мне нравится это имя — Соня.

— Я тоже буду звать вас Соня Золотые Ручки.

— Как вам угодно.

Они дошли почти до конца сада, и Сонька показала:

— Здесь река.

— Спустимся?

— Вы хотите меня утопить?

Пан крепко взял ее руку:

— Я хочу вас похитить. Навсегда, на всю жизнь.

Она освободилась.

— Рискованное заявление, пан.

— Я люблю рисковать. И рискну сообщить вам, что влюбился. Сразу, как только увидел вас. Вы верите в любовь с одного взгляда?

— Только в романах.

— Это не в романе, это в жизни. — Глаза Тобольского горели. — Я сошел с ума! Я буду преследовать вас всю жизнь. Слышите, всю жизнь! Скажите, чего вы хотите?

— Чтобы вы успокоились.

— Это от меня не зависит. — Пан пытался поймать девушку за руку, но она со смехом уворачивалась. — Говорите же, чего вы хотите? Я сделаю все — для вас, ради вас.

Элегантный пан забавлял Соньку. Она весело хохотала.

— Я жду! Говорите! — настаивал Тобольский.

— Прыгните в реку, — показала она в сторону чернеющей реки.

— Прямо сейчас?

— Да, сейчас!

Мужчина схватил ее за руку, потащил к берегу реки.

— Только не со мной, — смеялась Сонька. — Прыгните, а я посмотрю.

На довольно крутом берегу пан Тобольский начал стаскивать штаны, готовясь броситься в реку, и Сонька с капризной твердостью приказала:

— Только так: личные вещи остаются здесь. Вплоть до часов и колец. Чтоб ничего не утонуло!

— Как угодно. Как пани прикажет.

Пан стянул с себя всю одежду, оставшись лишь в панталонах, после чего принялся с трудом снимать с рук украшения. Сонька помогала.

— Все снимем, все! Чтоб вода не смыла.

Тобольский зачем-то глубоко вздохнул и решительно направился к реке.

— Пан Тобольский, не утоните! — крикнула вдогонку Сонька.

— Выплыву! В жизни не такое случалось!

Он бултыхнулся в речку, течение оказалось довольно сильным, и пловца понесло вниз, в темноту.

— Вы куда, пан Тобольский? — закричала со смехом девушка.

— Течение… Очень сильное течение!

Она быстро схватила одежду Тобольского, выдернула из кармана часы на золотой цепи, сгребла перстни и кольца, после чего швырнула брюки, сюртук и сорочку в воду.

— Пан, держите! Оденьтесь, когда выплывете!

— Вы что? — заорал тот. — Там же кольца, часы! Все утонет!

— Пан достанет! Нырнет и достанет! — ответила девушка и с добычей в подоле побежала в сторону светящихся окон дома приемов.

День выдался довольно жарким. Сонька и Фейга прогуливались под летним зонтом по главной улице городка и весело переговаривались. Фейга была одета в облегающее платье, Сонька же наоборот — в широченную юбку с массой оборок.

— Это ты столкнула пана Тобольского в речку? — смеялась Фейга.

— Сам прыгнул. Оказался настоящим паном.

— От любви прыгнул-то?

— Еще какой любви! Говорил, всю жизнь будет преследовать меня. — Сонька улыбалась, с интересом изучая всякого рода лавки. — Он хоть живой?

— Чуть не утонул. Выловили. Говорят, в одном исподнем был.

— Я бросила ему одежду, видно, не поймал.

Фейга остановилась:

— И что, никакого улова?

Сестра молча открыла сумочку, показала часы и кольца пана Тобольского.

— Давай сюда, — велела Фейга.

— С чего это вдруг? — удивилась Сонька.

— А кто тебя с ним свел?

Младшая сестра достала два кольца и два перстня, отдала Фейге.

— Пополам.

— А часы?

— Часы я верну. Чтоб пан ничего дурного не подумал.

— Умница, правильное решение, — одобрила старшая сестра. — Репутация семьи должна быть чистой.

Они двинулись дальше. Когда поравнялись с одной довольно большой ювелирной лавкой, Сонька направилась туда.

— Хочу оставить память о себе.

— Память? — не поняла Фейга.

— Прихвачу какое-нибудь колечко, а они пусть потом мучаются, как мне это удалось.

— Как это — прихватишь? — не поняла сестра.

— Пальчиками! Вот этими, золотыми. Попробуем?

— А если не получится?

— Получится. Могу заключить пари.

— Ну, давай посмотрим. Если проиграешь, часы Тобольского тоже отдашь мне.

В полуденную жару лавка пустовала. При появлении молодых женщин хозяин, он же продавец, поднялся со стула, вежливо поклонился:

— Добро пожаловать, пани.

Сестры подошли к прилавку, стали изучать украшения.

— Что-нибудь показать? — поинтересовался хозяин.

— Прошу, вот это и это, — ткнула Сонька в дорогие колье.

Она взяла одно колье и принялась внимательно и придирчиво изучать.

— Надеюсь, это не подделка?

— Что вы, пани?! — вспыхнул хозяин. — У нас подделок не бывает. Мы бережем свою репутацию.

— Мы свою тоже, — хохотнула Фейга.

Сонька приложила колье к ее шее, затем к своей и проделала то же самое со вторым.

— Нравится?

— Хочу еще эти, — подыграла ей Фейга.

Продавец извлек еще три колье, и младшая сестра вновь принялась их рассматривать. По очереди примерила украшения сначала на сестру, затем на себя. Незаметно опустила одно из колье в широченный карман юбки. Повозилась с оставшимися изделиями, отобрала из них два и повернулась к Фейге:

— Эти нравятся?

— Очень, — ответила Фейга.

— Берем.

Сонька открыла сумку и вдруг вспомнила:

— А деньги?

— Я не взяла.

— Я тоже. — Младшая сестра отодвинула все колье к продавцу, извиняющимся голосом сказала: — Возьмем деньги и придем. Нам у вас понравилось.

Когда они подошли к выходу, хозяин лавки окликнул их:

— Прошу прощения, пани!

Они остановились.

— Здесь было пять колье.

Девушки недоуменно смотрели на него.

— Было пять, осталось четыре, — разъяснил хозяин.

— Вы хотите сказать, мы что-то взяли?

— Я хочу сказать, что одного колье не хватает.

Сонька вспыхнула.

— То есть оно у нас?

— Не знаю. Посмотрите, прошу прощения, в своих сумочках.

Из подсобки вышел еще один продавец, мрачно уставился на покупательниц.

— Пожалуйста, — оскорбленно дернула плечами младшая сестра, открыла свою сумочку и попросила старшую: — Тоже открой.

Фейга выполнила указание. Продавец подошел к ним, принялся изучать содержимое сумочки Соньки.

— Это ваше? — показала она кольца, перстни и часы пана Тобольского.

— Нет, но что-то знакомое. Их кто-то у нас покупал.

— А это? — внаглую продемонстрировала «свои» перстни и кольца Фейга. — Это тоже кто-то у вас покупал?

— Да, — вконец сбитый с толку хозяин кивнул, — но не могу вспомнить кто.

— Мы! Мы покупали! — вдруг заорала Фейга. — Потому что мы были вашими клиентками! А после этих обвинений ноги нашей здесь не будет. Адью, хамы!

И они возмущенно покинули лавку.

Отойдя от магазина на приличное расстояние, сестры расхохотались от души.

— А куда ты спрятала? — не понимала Фейга.

— Сюда, — продемонстрировала карманы в складках юбки Сонька. — Здесь вся лавка поместится!

— А морда у него, морда-то! Растерянная, красная! Кто-то покупал, говорит, но не помню!

— А я испугалась, что вспомнит пана Тобольского.

— Я тоже. Чуть не обделалась! Как это он не вспомнил?

И вдруг обе замолчали. Навстречу им двигался пан Тобольский, высокий, статный, в дорогом белом костюме. Фейга дернулась было в сторону, Сонька резко остановила ее:

— Стоять! Не уходи.

Тобольский подошел к девушкам, вежливо поклонился, обратился к Соньке:

— Я желаю видеть вас.

— Пожалуйста, — улыбнулась она, не сводя с пана насмешливого взгляда. — Я тоже желаю. — Она достала из сумочки часы, протянула пану. — Ваши?

— Благодарю. Я решил, что вы хотите видеть меня по другому поводу. — Он бросил взгляд на Фейгу полагая, что она отойдет, но сестра и не думала этого делать.

— Я прошу прощения за вчерашнее приключение, — преодолевая себя, произнес пан. — Все было весьма глупо.

— А по-моему, весело. Мне понравилось.

— Жаль. Я полагал, вы отнеслись ко мне более серьезно.

— А что в этом стыдного? — вмешалась в разговор Фейга. — Если б ради меня мужчина такое сделал, я бы сразу в него влюбилась.

— Боюсь, ваша сестра вряд ли в меня влюбилась после купания. — Пан Тобольский вопросительно посмотрел на Соньку. — Я не прав?

Она пожала плечами:

— Любовь — дело наживное.

Пан отрицательно повел головой, почти обреченно произнес:

— Нет. Любовь — это то, что вмиг ослепляет человека. Как гром, как молния. Я, мадемуазель, ослеплен вами.

Девушка с иронией заметила:

— Простите, я этого не хотела, — и сделала движение, чтобы уйти.

Пан деликатно придержал ее.

— Вы когда уезжаете, пани?

— Скоро.

— Точнее не можете сказать?

— Извините, нет.

Фейга демонстративно взяла сестру под руку, и они быстро зашагали прочь, оставив господина Тобольского в полной растерянности.

— У пана сдвинулась черепица, — сказала старшая сестра, когда они отошли подальше.

— Его проблемы, — бросила Сонька.

— Нет, ну жалко человека. Может, задержишься хотя бы на недельку?

— Меня ждут.

— Кто?

— Дела.

Поезд Варшава-Берлин стоял у перрона варшавского вокзала, пассажиры и их провожатые топтались у вагонов. Соньку провожала Фейга. Она прослезилась и платочком старательно вытирала слезы. Вдруг внимательно посмотрела на Соньку, как бы не решаясь что-то сказать, затем сообщила:

— Знаешь, что мне вчера заявил один пан?

— Ну?

— Будто бы ты… воровка. И будто тебя в Санкт-Петербурге чуть не посадили.

— Кто это тебе сказал?

— Человек. Ты его не знаешь. И еще: что ты чуть ли не самая главная среди воров. Тебя они так и кличут: Сонька Золотая Ручка.

Сонька улыбнулась:

— Пусть говорят. Лишь бы ты не верила в эту глупость.

— А я и не верю. Хотя было бы интересно, если бы ты была там главной.

— У воров?

— Ну! Ты бы смогла. Ты вон как скребанула ювелира! Отец бы тобой гордился.

— А мама?

— Мама — нет. Мама хотела, чтоб ты стала музыкантом. У тебя вон, какие пальцы!

— Сонька Золотая Ручка? — улыбнулась девушка.

— Смотри, — погрозила пальцем Фейга, — обижусь, если обманула. Ты должна говорить всю правду сестре. Тем более старшей!

— Вот я тебе все и сказала, — Сонька поцеловала ее лоб. — Увидишь Шелома — извинись за меня. Я перед ним виновата.

— Я-то извинюсь, да вряд ли он поймет. Пьет с утра до ночи и все тебя вспоминает. Любит. Вот ты какая у нас! Куда хоть едешь, сестра?

— В Германию.

Купе у Соньки было отдельное, класса люкс. Она оставила дверь приоткрытой и имела возможность отслеживать всех, кто передвигался по вагону. Народ здесь был самый разнообразный: поляки, русские, немцы, австрийцы и даже французы. Неожиданно в купе Соньки втиснулся толстый немец. Он увидел молодую красивую женщину и залопотал:

— О! Дас ист шён гут медхен!

Девушка решительно встала, закрыла дверь:

— Ауфвидерзеен!

Достала какой-то роман и начала листать его. В купе постучали — на пороге стоял проводник.

— Что пани желает? — спросил по-польски.

— Вина.

— Естественно, французского?

— Естественно.

Он ушел, оставив дверь открытой, и тут Сонька увидела пана Тобольского. Пан смотрел в ее сторону, загадочно улыбаясь. Девушка вышла из купе и решительно подошла к нему.

— Вы решили сопровождать меня?

Тот кивнул:

— Я, мадемуазель, сказал, что буду преследовать вас всю жизнь. И это не было шуткой.

Сонька с беспомощной злостью смотрела на него:

— Что вы от меня хотите?

— Ничего. Просто хочу видеть вас. Быть если не рядом, то хотя бы неподалеку.

— Но мне этого не нужно!

— Ничем не могу вам помочь, — развел он руками. — Я полюбил. Впервые за много лет.

Девушка раздраженно смерила его взглядом, хотела уйти, но все-таки задержалась.

— Вы мне мешаете!

— В чем?

— В жизни. В работе.

— Я готов вам помогать. Я очень богат, пани.

Она бессильно сжала кулачки, впившись длинными ногтями в ладони, придвинулась к пану почти вплотную:

— Я — воровка. Профессиональная воровка. Я могу только что-нибудь украсть у вас.

— Знаю, — спокойно кивнул он. — Вы уже украли у меня: кольца, часы… Хозяин ювелирной лавки все вспомнил.

— Вызывайте полицию.

— Зачем? Я намерен, наоборот, охранять вас.

— Черт!.. — Сонька не знала, как поступить. — Кто вы? Откуда взялись? Я не хочу видеть вас!

Пан Тобольский помолчал, печально усмехнулся:

— Доброй ночи, пани. Имейте в виду, я в соседнем купе. — И скрылся за своей дверью.

Когда поезд стал притормаживать, Сонька тихонько взяла сумку, открыла дверь, выглянула из купе: время перевалило за полночь, и пассажиры давно спали.

Девушка достала из сумочки паспорт Анны Типлиц, раскрыла его, с улыбкой посмотрела на дату рождения — 1846 год. Почти на цыпочках вышла в коридор и двинулась в сторону проводника. Увидев ее, тот сильно удивился и громко спросил:

— Пани уходит? Что-нибудь случилось?

Она приложила палец к губам и сунула в руку железнодорожника деньги за вино и услуги, ожидая, когда состав остановится.

— Вами интересовался господин из пятого купе, — сообщил проводник тоже шепотом.

— Что он хотел?

— Просил, чтоб я проследил за вами. Тоже денег дал.

— Спросит — вы ничего не видели. Исчезла куда-то.

— Так точно, пани. Я ничего не видел.

За окном проплыло название станции — Типлиц. Поезд остановился, проводник помог Соньке спуститься на перрон. Она двинулась вдоль вагонов и, когда уже вошла, в здание вокзала, оглянулась. Из окна вагона на нее смотрели растерянные, наполненные отчаянием глаза пана Тобольского.

Городок Типлиц был по-немецки чистеньким и, в столь поздний час, безлюдным. Сонька сидела в фаэтоне, слушала ровный шелест резиновых колес по гладкому булыжнику и глядела на широкую спину немца-извозчика, внимательно слушая его громкий рассказ.

— Городок наш маленький, — кричал извозчик, не поворачиваясь к даме, — всего две тысячи граждан! Но мы все патриоты! Мы гордимся чистотой своих улиц, хорошими дорогами, подстриженными газонами!

— А граф Типлиц? — на хорошем немецком спросила Софья.

— О, это наша особая гордость, граф Типлиц! Старинный замок, который построил граф фон Типлиц еще в двенадцатом веке, является нашим символом. Говорят, в нем все еще блуждает дух графа!..

— Потомки графа остались? — осторожно поинтересовалась Сонька.

— В нашем городке — нет. Говорят, во Франции кто-то проживает, но к нам никто еще не приезжал… Жаль! Такой человек немедленно стал бы знаменитостью, мы бы его на руках носили! И знаете почему? Потому что мы настоящие патриоты! — Извозчик наконец повернулся к дамочке и в привычной манере прокричал: — Так в какой отель все-таки вас везти, фрау? Их у нас три!

— Который в самом центре города.

— Есть такой! Он-то как раз и носит имя графа, отель «Типлиц»! Кстати, наш город тоже основал граф!

Отель стоял на главной площади городка — был он небольшой, уютный, спрятанный в высоких стройных тополях.

Фаэтон остановился возле парадного входа, извозчик передал швейцару чемодан фрау Соньки, с благодарностью принял деньги и укатил, напевая веселую песню. Швейцар распахнул перед девушкой дверь. Навстречу Соньке из-за стойки вышел учтивый администратор.

— Доброй ночи, приветствую вас в нашем городе! Что фрау угодно?

— Хороший номер.

— Второй этаж, с видом на ратушу?

— Да, меня это устраивает.

— На чье имя выписать счет?

— Анна фон Типлиц.

Дежурный не сразу понял:

— Простите?

— Графиня Анна фон Типлиц.

У администратора застрял ком в горле, он выдавил:

— Вы из рода… Типлиц?

— Разве фамилия не говорит об этом? — насмешливо спросила Сонька.

— Да-да, извините! Конечно говорит. Просто я никогда не предполагал, что смогу при жизни увидеть кого-нибудь из потомков нашего знаменитого земляка. Я могу проверить, что это не шутка?

— Показать паспорт?

— Простите, у нас такой порядок. — Администратор взял паспорт, глаза его еще больше округлились. Он вернулся за стойку, лихорадочно полистал книгу записей. — Я предоставлю вам лучший номер. Самый лучший в отеле!

— Благодарю.

Администратор отстранил остолбеневшего швейцара, собственноручно взял чемодан высокой гостьи и направился на второй этаж.

— Прошу, графиня!

Сонька переступила порог номера: по местным понятиям, номер был весьма неплохой — три комнаты, просторная ванная, крепкая добротная мебель.

— Надеюсь, вам здесь будет уютно, — администратор все еще не мог успокоиться. — А утром весь город будет у ваших ног. Доброй ночи, графиня.

Он скрылся за дверью. Сонька подошла к окну, с удивленной усмешкой стала смотреть на площадь, на ратушу, на действительно хорошо подстриженные газоны.

Было довольно рано, и Сонька еще приводила себя в порядок в ванной комнате, когда в номер вежливо постучали. Она по-быстрому завершила макияж, крикнула:

— Кто там?

Ей не ответили, лишь снова постучали. Она открыла дверь. В коридоре стояли три господина, за спинами которых маячил вчерашний гостиничный администратор.

— Доброе утро, графиня фон Типлиц, — произнес главный из них, грузный господин с усами. — Приносим извинения за ранний визит, но нам бы хотелось засвидетельствовать свое почтение.

— Пожалуйста, войдите, — пригласила Сонька, посторонившись.

Гости вошли, оставив администратора за дверью. Главный браво щелкнул каблуками, склонил голову перед гостьей:

— Бургомистр города Вильгельм Вернер. — Он показал на других мужчин: — Мои помощники.

Сонька с очаровательной улыбкой протянула бургомистру руку, тоже представилась:

— Анна фон Типлиц, — и с иронией спросила: — Желаете посмотреть паспорт?

— Бог мой, — закатил глаза бургомистр, — я не верю своим ушам. Почему мы о вас ничего не знали? Кто вы? Откуда родом? Что привело вас в наши края?

Сонька продолжала улыбаться:

— Родом я, вернее, мои предки отсюда. Живу в Париже. А что привело? Наверное, внутренняя потребность, — она скромно опустила глаза. — Я жду ребенка, и мне очень захотелось, чтобы он ощутил воздух моих прародителей. Вот, сошла с поезда Санкт-Петербург-Берлин и оказалась здесь.

Бургомистр взял руку девушки, поцеловал ее.

— Знаете, — произнес он, — ваши пальчики похожи на пальцы графа. Это поразительно.

— Моя бабушка, она тоже жила в Париже, рассказывала, что я даже лицом на него похожа.

— О, да-да! — бургомистр оглянулся на помощников, и те дружно закивали. — Одно лицо! Мы сегодня же отправимся в замок, и вы все увидите собственными глазами. — Он заглянул в лицо гостьи. — Вы надолго к нам?

— Думаю, дня на три.

— Прекрасно! Уверен, вам в эти дни не придется скучать!

Возле отеля собралась довольно внушительная толпа горожан. Когда появилась Сонька в сопровождении свиты бургомистра, ей устроили шумную овацию. Сонька достойно раскланялась, послала несколько воздушных поцелуев, увидела в толпе вчерашнего извозчика, поприветствовала его особо.

К гостье подкатила красивая карета, украшенная золотистыми гербами города, она нырнула в нее вместе с бургомистром и, высунувшись из окна, продолжала посылать поцелуи восторженной публике на всем пути следования.

— Для нашего города ваш визит — событие столетия, — гудел над ухом бургомистр. — Мы до конца еще не осознали его значение. Обещайте, что ваши визиты будут регулярными.

— Обещаю, — улыбнулась Сонька, оторвавшись от окошка. — Жители города меня совершенно очаровали.

— Да-да, — захохотал по-немецки громко Вильгельм Вернер. — Жители у нас прекрасные, лучшие в Германии!

Карета неторопливо катила по узким улочкам мимо аккуратных, будто пряничных домов. Наконец город остался позади, и Сонька увидела замок: он стоял на высокой горе и снизу смотрелся величественно, даже немного мрачновато.

Сонька в сопровождении бургомистра и его свиты поднялась по крутым каменным ступенькам и вошла в темную прохладу замка. Все вместе двинулись по узкому длинному коридору.

— Здесь страшновато, — тихо произнесла Сонька, придерживая бургомистра под руку.

— Да, — согласился тот, — особенно ночью.

— Вы бывали здесь ночью? — удивилась девушка.

Вернер утробно хохотнул:

— Я еще не сумасшедший! Один господин остался на ночь, а утром никого не узнавал.

— А что он делал ночью?

— Искал сокровища графа.

— Нашел?

Бургомистр снова утробно засмеялся:

— Не дошел. Что-то остановило его. Хотя сокровища здесь имеются.

— А мне можно на них взглянуть?

— Вам? — Вернер покосился на гостью. — Вам обязательно! — И пошутил: — Вы же не будете покушаться на сокровища?

— Не дай бог.

— Я тоже так считаю. Граф этого не простит.

Они миновали еще несколько коридоров, вошли в большой зал, остановились перед потемневшими картинами, висевшими в большом количестве на стенах.

— Вот ваш предок, — показал бургомистр на один из портретов.

Сонька сделала шаг вперед, принялась внимательно изучать внешность Типлица. И странным образом увидела, что лица их действительно во многом схожи: красивое вытянутое лицо, изящный нос, печальные с косым разрезом глаза.

— Ну? — Вернер самодовольно улыбался.

— Похожи… — прошептала девушка. — Действительно похожи. — И неожиданно заявила: — Мне не хочется уходить отсюда.

— Нельзя, — замотал головой бургомистр. — Вы нам нужны.

— Ну хотя бы на одну ночь!

— Хотите повторить подвиг того господина?

Сонька серьезно посмотрела на него:

— Ваше замечание бестактно, господин бургомистр, — и резко развернулась, чтобы уйти.

— Простите, — стушевался тот, придержав ее, — я не хотел вас обидеть. Просто это место не для романтических снов.

— Позвольте мне самой решать.

Они двинулись дальше, гостья некоторое время молчала, затем попросила:

— Покажите еще что-нибудь интересное.

Миновав несколько залов, они поднялись по широкой, устланной ковром лестнице и оказались в оружейной комнате. Стены ее были сплошь увешаны оружием — мечами, шпагами, щитами и шлемами. По углам маячили фигуры в полной рыцарской экипировке.

— Все это подлинное, все когда-то принадлежало графу и его воинам.

Сонька походила по комнате, потрогала оружие, доспехи.

— Никогда не думала, что буду касаться всего этого. Это так далеко и так близко.

— Да-да, — закивал бургомистр, — все живое, все дышит.

Двинулись дальше, и бургомистр, чтобы искупить свою бестактность, интимно поинтересовался:

— Думаю, женщине будет особенно интересно хотя бы взглянуть на сокровища, которые принадлежали графу.

— Моему предку, — уточнила Сонька.

— Простите, вашему предку. Но мы войдем туда только вдвоем.

— Почему?

— Так надо. Поменьше посторонних глаз.

Вернер оглянулся на свиту, жестом приказал оставаться и взял девушку под руку. Они завернули за угол и оказались в комнате, от пола до потолка заставленной книжными полками. Подошли к зарешеченной двери. Бургомистр, на всякий случай оглянувшись, протиснул руку между книгами, стоявшими на полке, на что-то нажал. В замке щелкнуло, и дверь медленно, с тяжелым скрежетом открылась.

— Прошу… — шепотом произнес Вернер, пропуская Соньку вперед.

Комната была небольшая, свет из окон падал на стены, на пол, на все, что здесь находилось. Сонька повела головой и ахнула: это была комната Аладдина, про которую говорила старушка в поезде. Вдоль стен тянулись стеклянные ящики с выставленными в них сокровищами: вазами, доспехами, украшениями. На стенах висели также золотые кольчуги, инкрустированное драгоценными камнями оружие, искусно расшитые ковры.

Девушка медленно, как во сне, приблизилась к ящикам, впилась глазами в покоившееся богатство. Его было так много, что выделить нечто особо ценное не представлялось возможным.

Бургомистр стоял за ее спиной, удовлетворенно дыша.

— Что скажете?

— Я такого никогда не видела.

— И никто не видел. Это принадлежит не только моему городу, но всей Германии. — Вернер тихонько засмеялся. — Но сюда, графиня, приходят только избранные. Вы из их числа. Точнее, вы — особо избранная! — И с намеком хохотнул: — Мир полон проходимцев, но нас Господь миловал.

Карета неслась по узким улочкам городка, бургомистр вопросительно поглядывал на тихую, печальную гостью.

— Вы под впечатлением?

— Под большим. Такое ощущение, будто я всю жизнь жила в замке. Это мой дом.

Немец довольно засмеялся:

— Это и есть ваш дом. Приезжайте чаще, приглашайте других родственников. Если они, конечно, есть.

— Нет, я единственная.

— Тем более приезжайте. Если же решите здесь обосноваться навсегда, город будет счастлив. Замок — ваш.

— Я подумаю. — Девушка подняла на бургомистра взгляд, твердо заявила: — И все-таки я хочу провести ночь в замке, чтобы понять, чем жил мой великий предок.

— Как прикажете, графиня. Когда пожелаете?

— В эту ночь.

— В эту ночь я даю прием в вашу честь! — возмущенно воскликнул бургомистр.

— Значит, после приема. Только не забудьте.

— Немцы никогда ни о чем не забывают. У нас главное — порядок!

Вечером городская ратуша сияла огнями: в зале приемов собрались лучшие люди городка. Их было достаточно много, не менее ста человек. Играл оркестр, прислуга разносила закуску и выпивку, шум от смеха и голосов витал над головами.

Сонька, сопровождаемая бургомистром и его тощей высокой женой Матильдой, не спеша, расхаживала по залу, принимала знаки уважения и почитания.

— Вы хорошо говорите по-немецки, графиня, — заметила Матильда.

— Это мой родной язык, — улыбнулась гостья.

— А Париж?

— В Париже я в гостях, а здесь — дома.

— Браво, — захлопала бургомистерша. — Вы замечательно сказали.

— Дамы и господа! — вышел на середину зала бургомистр. — Я прошу поднять тост в честь нашей гостьи, графини Анны фон Типлиц. Мы долго ждали этого счастливого случая, мы даже не верили, что это когда-нибудь произойдет. Но вот свершилось! Добро пожаловать в родной город, прелестная госпожа фон Типлиц! Мы счастливы!

Раздались приветственные возгласы, все дружно выпили, после чего Сонька встала рядом с бургомистром.

— Уважаемый господин бургомистр и ваша очаровательная супруга! Уважаемые граждане моего города, города, который основал мой предок граф фон Типлиц! Я по-настоящему счастлива, и у меня нет других слов. Спасибо вам за память, за верность, за прием!

Последние слова девушки просто потонули в овации. Бургомистр взял Соньку под руку, повел в гущу присутствующих. По пути девушка обратила внимание на массивную золотую цепь с драгоценными камнями, свисающую из кармана градоначальника. Ловко и непринужденно она пошла по другую руку от Вернера и, когда они внедрились в толпу, незаметно отстегнула цепь на боку бургомистра и так же незаметно опустила ее в свою сумочку.

— Графиня, — проворковал ничего не почувствовавший бургомистр, — эти люди — цвет нашего города. На них держится порядок, благополучие и достоинство наших горожан.

Мужчины принялись по очереди целовать руку графине, дамы впивались в нее глазами, жеманно приседали и что-то бормотали. Видимо, называли свои имена. Сонька обратила внимание на молодого красивого господина в ладно сшитом фраке и улыбнулась. Он ответил тем же, после чего двинулся вперед и галантно предложил:

— Могу ли я пригласить вас на танец, графиня?

— Буду счастлива.

Они покинули толчею, вышли в самый центр танцевального круга. Перед ними расступились, и они закружились в вальсе под музыку Штрауса. Сонька сразу же положила глаз на изысканную булавку на галстуке партнера.

— Вы наверняка банкир? — кокетливо поинтересовалась она.

— С чего вы взяли? — удивился господин.

— Манера держаться.

— Увы! Я всего лишь полицейский.

— Вы? Полицейский? — искренне удивилась девушка.

— Вас это огорчило?

— Напротив. Если в вашем городе такие полицейские, с законом здесь должен быть полный порядок!

— Учтите, обер-полицейский.

— О! — расхохоталась Сонька. — Никогда так близко не соприкасалась с обер-полицейским!

— Видимо, не было повода.

— Естественно. Я веду исключительно праведный образ жизни.

Неожиданно за их спинами возникло какое-то движение, толпа начала взволнованно расходиться, и присутствующие принялись смотреть под ноги, явно что-то высматривая. Растеряннее всех выглядели бургомистр и его жена.

— Что случилось? — удивилась Сонька.

— Пардон, сейчас узнаю.

Обер-полицейский быстро направился к бургомистру. Сонька видела, как он о чем-то спросил главу города, тот коротко объяснил, показав рукой на паркет. Полицейский вернулся к девушке.

— Господин Вернер потерял очень дорогую цепь. Все пытаются ее найти.

— Здесь потерял? — уточнила Сонька.

— Да, в толчее. Но ничего страшного, думаю, найдут. — Обер-полицейский улыбнулся и прошептал девушке в самое ухо: — К тому же наш бургомистр не самый бедный человек в городе.

— Дайте совет, — попросила Сонька. — Если я незаметно покину почтенное собрание, это будет слишком бестактно?

— Не думаю. Но только в том случае, если я вас провожу.

— Я готова отдаться в руки полиции.

Ни с кем не прощаясь, будто покидает прием лишь на несколько минут, Сонька поспешила к выходу. Обер-полицейский предупредительно шел следом.

В фаэтоне, стоявшем в стороне от отеля «Типлиц», пан Тобольский внимательно наблюдал, как Сонька в сопровождении обер-полицейского пересекала площадь.

Когда Сонька в сопровождении полицейского вошла в отель, хозяин гостиницы, он же администратор, подобострастно подбежал к высокой гостье и доложил:

— Графиня, вас спрашивали.

Девушка вскинула брови:

— Кто?

— Некий господин. Но, странным образом, он назвал другое имя.

Сонька быстро взглянула на полицейского, в том немедленно сработало профессиональное чутье.

— Какое имя, господин Кремер?

— Софья. А фамилию я записал.

Хозяин двинулся было к конторке, но Сонька придержала его:

— Не стоит беспокоиться. Думаю, это была чья-то шутка.

— Нет, графиня, господин не был похож на шутника. Немолодой солидный господин.

— Если он еще возникнет, задержите его, — вмешался обер-полицейский и жестом пригласил Соньку на второй этаж к номерам.

Сонька и обер-полицейский подошли к двери, и девушка вопросительно повернула голову:

— Доброй ночи?

— Вам не страшно одной входить в номер? — почти вплотную приблизился к ней полицейский.

— Думаете, там опасно?

— Но ведь вас кто-то спрашивал. Я бы на всякий случай проверил.

Сонька тронула плечами:

— Если вы так считаете, прошу.

Обер-полицейский первым вошел в номер, зажег свет, прошелся по всем комнатам.

— Все спокойно. Можете располагаться, графиня.

— Всего доброго, — ответила девушка, с улыбкой глядя на мужчину.

Вдруг он решительно подошел к ней, обхватил ладонями лицо и стал страстно целовать.

Сонька аккуратно сняла с его галстука булавку, после чего решительно оттолкнула наглого обер-полицейского.

— Что вы себе позволяете?

— Я схожу с ума! Прошу, хотя бы еще один поцелуй, я буду нести его через всю жизнь! Поцелуй графини фон Типлиц… Умоляю вас!

— Вы действительно сошли с ума. Сейчас же покиньте номер!

— Слушаюсь. Простите. — Полицейский дошел до двери, но оглянулся: — По моим сведениям, этой ночью вы отправляетесь в замок?

— Вы намерены меня и там охранять?

— Нет, — ухмыльнулся обер-полицейский. — В замке вас будут охранять совсем другие силы. Силы вашего далекого предка, графиня. — И он решительно покинул номер.

Сонька подошла к окну, увидела, как полицейский пересекал площадь, направляясь снова в ратушу, обратила внимание на одинокий фаэтон, стоявший в сторонке от отеля. Это был фаэтон пана Тобольского.

Она принялась складывать вещи в чемодан, затем торопливо осмотрела все комнаты, и в это время в номер сильно постучали. Сонька направилась к двери, распахнула ее. В коридоре стоял высокий человек в черной накидке, который громко сообщил:

— Господин бургомистр велел препроводить вас в замок!

Сторож замка, освещая коридоры факелом, проводил гостью до той самой комнаты с портретами и прокричал:

— Как долго госпожа намерена здесь пробыть?

— Полагаю, до утра.

— Я буду в сторожке. Стучите громче, я плохо слышу.

— Вы хотите меня запереть? — с испугом спросила она.

— Нет, дверь будет открыта. — Сторож двусмысленно оскалился. — Желаю фрау приятной ночи, думаю, вам будет не скучно. Если что, я в сторожке. Но стучите громко, я плохо слышу!

Он ушел, гулко волоча тяжелые сапоги, и Сонька осталась одна. Тьма была кромешная, лишь на одну из картин падал из окна лунный свет. Девушка осмотрелась, пытаясь сориентироваться, куда двигаться. Осторожно, стараясь не наткнуться на еле различимые в темноте предметы, она пробралась к проходу в следующий зал.

Здесь было еще темнее. На ощупь, вытянув перед собой руки, Сонька передвигалась вдоль стены, спотыкалась о какие-то предметы, упиралась в мебель, в каменные стены, натыкалась на острые углы. Что-то с грохотом упало, и девушка замерла от ужаса. Понять, куда идти дальше, было практически невозможно. Тем не менее Сонька передвигалась.

Наконец в одном из залов она нащупала книги, много книг, и поняла, что пришла в нужное место. Перебирая пальцами по книжным корешкам, она пыталась обнаружить ту самую нишу, где следовало на что-то нажать. Вдруг раздался четкий щелчок, и потайная дверь со скрипом отворилась.

Странным образом комната с сокровищами была хорошо освещена. Окна в ней были расположены так, что лунный свет заливал все пространство.

От волнения Сонька некоторое время не могла тронуться с места, затем приблизилась к одному из ящиков, открыла стеклянную крышку и принялась копаться в драгоценностях. Они маняще позвякивали, едва ощутимо царапали руки, не отпускали, заставляя погружать пальцы все глубже и глубже.

Сонька открыла сумку и стала без разбора загружать ее слитками золота и камнями, цепями и цепочками, кольцами и перстнями. Когда сумка заполнилась до отказа, девушка принялась набивать драгоценностями карманы широкого платья.

Наконец работа была закончена. Девушка закрыла дверь в сокровищницу и двинулась в обратном направлении. Обратно идти оказалось проще и не так страшно. Когда до выхода из замка оставалось совсем немного, Сонька вдруг услышала за спиной чьи-то шаги. Отчетливые, тяжелые, преследующие. Девушка на миг замерла. Шаги тоже затихли. Было ясно — кто-то шел следом. И тогда Сонька побежала. Преследователь тоже.

Она неслась вперед, не понимая, куда бежать. Налетала на стены, цеплялась за какие-то углы, натыкалась на мебель и рыцарские доспехи, падала, но тут же поднималась и бежала дальше. Преследователь, тяжело дыша, не отставал.

Бежать Соньке было трудно: мешали тяжелые карманы с золотом, сумка постоянно за что-то цеплялась. Сонька снова споткнулась, и сумка раскрылась, часть добычи рассыпалась. Девушка и не думала подбирать награбленное, ей важно было убежать от преследователя и добраться до выхода.

Наконец впереди светлым пятном показались главные ворота, из последних сил Сонька ринулась к ним, вырвалась на простор, и в этот момент преследователь догнал ее. Схватил сзади цепко и болезненно, тяжело дыша, прохрипел:

— Не убегайте! Не бойтесь! Я ничего дурного не сделаю! Ну, куда же вы? Куда?

Сонька оттолкнула его и упала. Человек тоже упал, навалился на нее. И тут она узнала: это был пан Тобольский. Бледный, задыхающийся, он крепко держал ее.

— Вон! — стала вырываться Сонька. — Пошел вон!

Тобольский прижимал ее к себе, беспрестанно бормотал:

— Я вас никому не отдам… Всю жизнь буду с вами… Вы — моя жизнь! Моя судьба!

— Вы сумасшедший! Сумасшедший! Оставьте меня!

Собравшись с силами, девушка сбросила его с себя. Пан скатился по каменным ступенькам, тяжело застонал, не в состоянии подняться. Сонька подхватила сумку и бросилась прочь.

Она влетела в вестибюль гостиницы, кинулась к прикорнувшему за стойкой администратору:

— Спасите! Посмотрите, что со мной! Меня хотели убить! Помогите!

Увидев избитую, окровавленную графиню фон Типлиц, немец чуть не рухнул в обморок.

— Кто хотел убить?

— Сумасшедший! Он набросился на меня, я едва вырвалась! Он преследовал меня!

— Кто? Граф? Дух графа?! — белыми губами пробормотал хозяин отеля.

— Нет, человек… Наверное, тот, который спрашивал.

— Это граф, фрау! Он не любит, когда к нему приходят.

— Сообщите в полицию! Разбудите бургомистра! Я немедленно покидаю вас, я не могу здесь больше оставаться! Немедленно подайте мне карету!

Сонька, прихрамывая и придерживая тяжелые карманы платья, решительно направилась наверх.

Войдя в номер, она опрокинула содержимое сумки и карманов в саквояж, прихватила остальные чемоданы и поспешно вышла в коридор гостиницы.

Когда Сонька, волоча багаж, спустилась в вестибюль, администратор уже пришел в себя и, увидев ее, сообщил:

— Господин обер-полицейский сейчас прибудет.

— Он меня меньше всего интересует! — резко ответила «графиня». — Где карета?

— Ждет. — Немец попытался все-таки остановить гостью: — Мы очень сожалеем, фрау, но дождитесь полицию.

— Нет, я покидаю ваш город. И боюсь, не скоро сюда вернусь. Кланяйтесь господину бургомистру.

Карета уже стояла у входа в гостиницу, и Сонька немедленно в нее уселась. Администратор и извозчик пристраивали на крышу ее чемоданы, как вдруг на площади появился обер-полицейский в сопровождении еще десятка служителей закона. Он решительно подошел к гостье, встал на ступеньку кареты. Сонька плакала.

— Что случилось, графиня?

— На меня напали… в замке… — захлебываясь слезами, произнесла она. — Меня чуть не убили.

— Это был кто-то осязаемый? — уточнил полицейский.

— Конечно! Это не был дух графа, это был какой-то негодяй! Я уверена, вы непременно поймаете его, он или грабитель, или сумасшедший.

И тут Сонька увидела пана Тобольского. Он стоял в дальнем конце площади, наблюдал за происходящим.

— Вот он! — завизжала девушка. — Держите! Защитите меня!

Полицейские тут же бросились к несчастному, а Сонька крикнула извозчику:

— Гони!

Тот изо всех сил ударил по лошадям, и карета понеслась с площади, увозя в неизвестные дали «графиню Анну фон Типлиц».

Было жарко, отдыхающих в это время года было более чем достаточно, и в основном это были состоятельные дамы и господа.

Сонька, скрывая свой увеличившийся живот под широким платьем, расположилась в шезлонге под большим цветастым зонтом, читала какой-то роман, наблюдая за публикой. Несмотря на свое положение, выглядела она весьма соблазнительно. Более того, именно слегка выступающий животик придавал ей особый шарм и загадочность.

К ней приблизился высокого роста изысканно-худощавый господин и обратился на французском:

— Прошу меня простить, мадемуазель…

— Мадам, — поправила его Сонька, ответив на вполне сносном французском.

— Прошу прощения. Могу ли я на несколько минут отвлечь вас от занимательного чтения?

Девушка отложила книжку, улыбнулась:

— Я вас слушаю.

Француз присел рядом.

— Судя по произношению, вы не француженка?

— Наполовину.

— И кто же ваша вторая «половина»?

— Бабушка у меня русская.

— Оля-ля! — обрадовался господин. — У меня был один знакомый русский, очень веселый господин. Проиграл здесь все деньги в рулетку и с тем уехал в Россию.

— В рулетку играют не только русские, — возразила Сонька.

— О, да! Я тоже играю.

— Я это заметила.

— Вы меня видели в игорном зале?

— И не однажды, — девушка хитро покосилась на француза. — Но вы ведь тоже меня там видели?

Он громко расхохотался:

— Вы наблюдательны!

Сонька бросила взгляд на дорогие перстни на его пальцах:

— Очень.

— Вы, мадам, часто посещаете игорный зал?

— От случая к случаю. Вы?

— Значит, вы недостаточно наблюдательны. Я живу в игорном зале.

— Я полагала, что вы живете в отеле, — с иронией заметила девушка.

— В отеле я живу для родственников. Для себя же — в игорном зале.

— Родственники — это жена, дети?

— Жена ушла, дети отреклись. — Господин натянуто улыбнулся, обозначив на острых скулах тонкую желтую кону. — А родственники… Родственники — это моя сестра и мой брат. Они пытаются спасти меня.

— Они считают, что ваша игорная страсть — это болезнь?

— Да, они так считают. Но любая страсть — болезнь. — Француз явно испытывал удовольствие от общения с девушкой. — Вам ведома какая-нибудь страсть?

— Конечно. Любовь.

— О, нет, любовь всегда находится рядом с изменой. А страсть не терпит измены, страсть — владычица жизни. Ты отдаешься ей от начала до конца! — Француз внимательно посмотрел на Соньку. — Позвольте бестактный вопрос?

— В пределах допустимого.

— Конечно. — Господин помялся, подыскивая слова. — Почему вы одна?

— Хотите спросить, замужем ли я?

Он снова рассмеялся:

— Именно так.

— Замужем, — ответила Сонька, глядя прямо в глаза французу. — Но я сбежала от мужа.

— Надеюсь, он не игрок?

— Он — скупердяй. А я органически не переношу жадных людей.

— Но вы ведь…

— Да, я жду ребенка, — перехватила девушка его мысль, — но это не помешало мне его оставить.

Господин был доволен.

— То есть за вами можно ухаживать?

— Можно. Если не боитесь оказаться отцом ребенка.

Эти слова вконец развеселили француза. Он дотянулся до руки Соньки и перед тем, как поцеловать, долго любовался ее пальцами.

— В карты никогда не играли?

— Не приходилось.

— Напрасно. Вы могли бы быть блистательным игроком. Особенно если учесть вашу острую наблюдательность.

— Вы хотите сказать, что из меня мог бы получиться неплохой шулер?

— Превосходный.

Сонька забрала руку:

— Простите, как вас?..

— Филипп Гаро. — Мужчина протянул визитку.

— Господин Гаро, вы перешагнули грань дозволенного. До свидания.

— Я вас обидел?

— До свидания.

Гаро посидел какое-то время, ощущая неловкость, затем быстро поднялся.

— Прошу прощения. — На прощанье он оглянулся: — До встречи в игорном зале. — И через несколько шагов: — На всякий случай, я живу в «Гранд-отеле».

Сонька подкатила к «Гранд-отелю» в дорогой карете, расплатилась с извозчиком и проследовала в здание гостиницы. Служащий отеля с готовностью встретил гостью, полюбопытствовал:

— Мадемуазель желает остановиться в отеле?

— Нет, — печально ответила она. — Мне необходимо получить информацию об одном господине.

— Кто этот господин?

Сонька достала из сумочки визитку, протянула служителю:

— Я его сестра.

Тот прочитал имя, указанное на визитке, удивленно поднял брови:

— Вы сестра господина Филиппа Гаро?

— Да, я Софи Гаро. Мне необходимо повидать брата.

Служитель замялся:

— С чего вы взяли, что барон остановился именно в нашем отеле?

— У меня есть такие сведения. Он сейчас у себя?

— Нет, сейчас он отсутствует. — Служитель отеля явно не знал, как себя вести. — Ваш брат решительно запретил давать о нем какую бы то ни было информацию.

— Но я его родная сестра!

— Именно. Речь шла прежде всего о родственниках.

Сонька достала из сумочки крупную купюру, протянула мужчине.

— Он в игорном доме?

— Да, барон редко бывает в отеле. Главным образом в игорном зале.

Девушка расстроено помолчала, покусала губы:

— Простите, еще вопрос. У него нет проблем с оплатой гостиничного номера?

Служитель снисходительно улыбнулся.

— Вам ли не знать, что ваш брат богатый господин? Сколько бы он ни проиграл в рулетку, на оплату номера у него деньги всегда найдутся.

— У меня просьба. Не говорите господину Гаро, что я была здесь. Пусть это будет нашей тайной.

— Я в этом заинтересован не меньше, чем вы, мадемуазель.

Гостиничный номер, в котором остановилась Сонька, был по-настоящему роскошен: пять комнат, две ванные, дорогая мебель, зеркала и хрусталь. Девушка открыла дверь и принялась снимать перед зеркалом шляпку. Неожиданно она остолбенела, взглянув в зеркало: за ее спиной, на диване, сидел давний Сонькин друг и петербургский соратник, вор Красавчик. Одет он был совершенно по-европейски, по-европейски белозубо улыбался и даже сделал пальцами «козу». Сонька бросилась к нему, расцеловала.

— Красавчик! Откуда? Как ты меня нашел?

Он торжествующе улыбался:

— От воров не укроешься, дорогая.

— А в номер кто впустил?

Вор расхохотался.

— Кто впустил? Сам вошел! — Он демонстративно оглядел номер. — А ты шикуешь!.. Ни в чем себе не отказываешь.

— Хорошо зарабатываю, хорошо живу, — улыбнулась Сонька.

— Видишь, как получается, — щелкнул языком Красавчик, — кто-то хорошо зарабатывает, а кто-то не очень. В том числе и воры. Несправедливо получается, Сонька.

Та от такого поворота присела рядом на край дивана:

— Ты приехал за деньгами?

— Не за деньгами, за помощью. Товарищам надо помогать, сударыня. Сама ведь к этому призывала! Общак помнишь? А помочь общаку ты можешь, даже очень можешь.

— Откуда знаешь?

— Не только я знаю, все знают. Воровская почта работает лучше любой державной.

— И что же ты знаешь?

— Ну, к примеру, про дела московские. А уж над твоими германскими приключениями, графиня Типлиц, потешается весь воровской мир!

Сонька помолчала, покаянно склонила голову:

— Виновата. В Питер уедешь не с пустыми руками, — и предупреждающе подняла палец, — но тут есть интересное дельце, и ты должен мне в нем помочь.

Красавчик понимающе улыбнулся:

— Клиент?

— Еще какой! Барон! Немолодой, богатый, не прочь поволочиться за женщинами, но, главное, играет в рулетку по-черному.

— Наш человек, — ухмыльнулся вор.

Сонька вошла в ярко освещенный игорный зал. Ее немедленно встретил служитель заведения и повел к столам. Воровка быстро сориентировалась в ситуации, взглядом выхватила из всех столов тот самый, за которым сидел Филипп Гаро, и направилась к нему.

Спустя минуту в зал вошел Красавчик, повертел головой и направился в противоположную от Соньки сторону.

Выглядела Сонька восхитительно. На ней было широкое парчовое платье, на шее переливались дорогие камни, в руках она держала изящную сумочку.

Барон был целиком погружен в игру, никого не видел, ни на кого не реагировал. Игроков за столом было достаточно, поэтому к сукну ей пришлось пробиваться. Наконец Сонька пристроилась таким образом, чтобы быть все время в поле зрения Филиппа. Она достала из сумочки деньги, в числе прочих игроков поставила на четку. Крупье выждал, когда все желающие сделают ставки, и начал вращать колесо. Сонька заинтересованно ждала результата, и, когда колесо замерло, крупье под одобрение присутствующих выдал ей довольно большой выигрыш.

Барон проиграл. И, судя по отрешенному взгляду, игра у него сегодня не шла. Он бросил короткий взгляд на свою недавнюю знакомую, сделал очередную ставку. Сонька поставила выигранные деньги на красную четку, и колесо снова стало вращаться. И снова выигрыш! У француза игра снова не шла. Сонька видела, как он лихорадочно достал деньги, бегло их пересчитал и снова пошел на ставку. Лицо у барона было бледное, глаза растерянные, пальцы рук крепко сцеплены.

Девушка тоже продолжала играть. И опять вращение колеса, остановившиеся взгляды игроков, судорожные сглатывания пересохших глоток. Ситуация повторилась, Сонька в числе некоторых была в выигрыше, барон в числе прочих — в проигрыше. Девушке явно везло.

Для следующего хода денег у барона не осталось. Он достал мелкую купюру, повертел ее в руках, поднялся и сквозь играющих прямиком направился к Соньке. Остановился за ее спиной и, придвинувшись почти вплотную, негромко произнес:

— Прошу меня простить, но вы мне очень нужны.

— Я в игре, — не без раздражения ответила девушка.

— Я подожду.

Филипп Гаро видел, как игроки сделали ставки, как побежали по кругу цифры на рулетке, как эта очаровательная девушка снова взяла выигрыш.

Наконец Сонька повернулась к французу:

— Я вас слушаю.

— В долг, взаймы… Несколько сотен франков… Вечером отдам. Могу с процентами!

Сонька рассмеялась:

— Каким вечером? На улице ночь.

— Пардон. — Барон неловко улыбнулся. — Время сместилось. Отдам утром. И непременно с процентами!

— Почему я должна вам верить? Я вас совершенно не знаю.

— Я барон Филипп Гаро, меня здесь все знают. Я глубоко порядочный человек. У меня деньги есть, много денег! Я не обману вас.

— Если у вас есть деньги, возьмите их!..

— Они в банке. Кто мне выдаст, сейчас ночь.

От соседнего стола за ними незаметно подглядывал Красавчик.

Филипп Гаро умоляюще смотрел на девушку:

— Я должен отыграться. Я чувствую, сейчас пойдет моя игра! И я даже смогу вернуть вам долг прямо здесь, — он полувопросительно заглянул в глаза. — Мадам тоже будет играть?

— Нет, — она повертела головой, — я в хорошем выигрыше, мне нет смысла рисковать.

— Боже! — Барон до белизны сжал пальцы. — Как я завидую тем, кто в состоянии остановиться. А я даже во сне играю, играю, играю и не могу покинуть стол. Какое-то проклятие.

— Ну так уйдем отсюда, — Сонька легонько взяла его руку. — Ночь, набережная, тишина… Вы не хотите романтично провести время с красивой девушкой?

— Хочу, очень хочу. Но не сейчас. Сейчас вы должны выручить меня. Прошу вас.

Сонька открыла сумочку, извлекла из нее все деньги, протянула барону.

— Я рассчитываю на слово чести барона.

— Верну! Непременно верну! Клянусь!

— Я о другом. Если мои деньги будут проиграны, вы обещаете больше ни у кого не занимать и немедленно покинуть игорный зал. Я подожду вас, и мы вместе уйдем отсюда.

— Обещаю. Слово чести.

Счастливый барон бегло пересчитал деньги, благодарно улыбнулся Соньке и ринулся к игорному столу.

Ночь была теплой, улицы Ниццы тихими и безмятежными. Сонька и барон Филипп Гаро прогуливались по набережной, прохожих видно не было, в небе легонько просыпалось утро.

Филипп Гаро плакал. Слезы медленно катились из глаз, он их не вытирал, лишь изредка доставал носовой платок, сморкался.

— Вы не представляете, какая это мука, когда в голове круглосуточно вращается рулетка, выдавая бесконечные комбинации цифр. От этого можно сойти с ума.

— Я вас понимаю, — усмехнулась девушка.

— Вряд ли. Вам этого не понять. Я пленник порока.

— Все мы пленники порока.

— Даже вы? В чем же ваш порок? В любви?

— Нет, любовь — это забава. А порок… — Сонька задумалась. — Ну, к примеру, мне хочется что-нибудь взять у вас.

— Что именно?

Она окинула взглядом его одежду, руки.

— Допустим, вот эти часы.

— Часы? Они вам понравились? Я могу подарить.

Барон принялся снимать часы, Сонька остановила его:

— Нет-нет, это неинтересно. Мне хочется взять их так, чтобы вы даже об этом не догадались.

Филипп Гаро удивленно на нее уставился:

— Я вас не понимаю.

Она рассмеялась:

— Я сама себя не понимаю, но ничего не могу поделать. Это, видимо, и есть порок: хочешь остановиться и не можешь.

Барон чуть ли не с восторгом посмотрел на нее.

— Вы мне нравитесь. — Он взял девушку под руку. — Вы позволите вас проводить?

Сонька скромно опустила глаза:

— Я бы попросила вас об этом. Мне не хочется отпускать вас. — Она остановилась и лукаво погрозила пальчиком. — Но только условие: без вольностей.

— Обещаю…