Современная румынская пьеса

Перевод А. Лубо

Марчел Бондок.

Алина Ранетти-Бондок, его жена.

Мира Бондок, их дочь.

Теофил Хотэрану, жених Миры.

Павел Кристиан.

Соня Кристиан, его бывшая жена.

Вениамин Флавиу.

Рета Столеру.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Средняя комната в квартире. Справа двери в две другие комнаты. Еще одна дверь слева. В глубине справа входная дверь. В кресле удобно расположился молодой человек лет 30-ти. Одет тщательно, с некоторой долей педантизма. Т е о ф и л Х о т э р а н у — человек серьезный, уравновешенный, но не скованный. В разговоре неизменно благожелателен, вежлив, спокоен, предупредителен, но не угодлив. Лицо не отражает сильных душевных порывов, мимика свидетельствует об искреннем участии ко всему, о чем он говорит. Уверенного в себе Теофила трудно вывести из равновесия. Через некоторое время дверь открывается. Теофил встает. В комнату входит П а в е л К р и с т и а н. Проходит. Павел Кристиан несколько старше 45-ти лет. Лицо чрезвычайно подвижное, как, впрочем, и все тело. Все существо Павла будто находится в состоянии постоянного напряжения. Он умеет слушать, взвешивать. Живой, но отнюдь не нервный. Излагает мысли точно и ясно, без лихорадочного возбуждения. На лице постоянное выражение радостного оживления, что придает ему иногда вид безобидного шутника. Не подозрителен и сам ничего не скрывает. Выглядит, скорее, наивным интеллигентом, искренность и прямота которого обескураживают.

К р и с т и а н. Не стоит срываться с места. Возможно, что сегодня вечером я помру. (Проходит к себе в левую дверь и закрывает ее за собой, затем снова открывает.) Хотя не думаю. (Исчезает.)

Входная дверь снова открывается. На этот раз в комнату входит М а р ч е л Б о н д о к. Ему около 45-ти лет. На нем хорошо сшитый костюм. Не без успеха старается быть элегантным. Открытое и от природы жизнерадостное лицо под воздействием времени приобрело выражение практичной серьезности. В нем чувствуется организатор, человек, привыкший командовать и подчинять. У него внешность довольно способного, от природы благоразумного человека. Достаток облагородил его черты, не лишенные красоты. Умеет подавать себя и, хотя устал на работе, подтянулся и заулыбался при виде Теофила. Идет к нему с протянутой рукой.

Б о н д о к (искренне, сердечно). Ну как дела, молодой человек? Здравствуйте! Давно ждете?

Т е о ф и л. Приветствую вас. Недавно. Минут двадцать. Вошел, когда уходила домработница.

Б о н д о к. Кто-нибудь есть дома?

Т е о ф и л. Только сосед.

Б о н д о к (с огорчением). А! Что вы не садитесь? Скоро должна появиться и Мира.

Т е о ф и л. Вы думаете?

Б о н д о к. Вот-вот должна подойти. Вы обедали? Я тоже успел кое-что перехватить в министерстве. Что предпочитаете — коньяк? Ликер?

Т е о ф и л. Пожалуй, ликер. Да вы не беспокойтесь.

Б о н д о к. Да какое там беспокойство. Все готово. Жена, должно быть, в городе. Помешалась с этой выставкой.

Т е о ф и л. Когда она откроется?

Б о н д о к. На днях, вероятно в четверг. Ей здорово досталось, у них там форменное столпотворение: афиши, панно, с ног сбиваются. В конце концов, каждому свое, взялся за гуж, не говори, что не дюж. А вы чем можете похвалиться, что строите теперь?

Т е о ф и л. Районный магазин.

Б о н д о к. Недурно. А будет еще лучше! Вы молоды. В отпуск собираетесь?

Т е о ф и л. Попозже. Летом. Я как раз хотел поговорить об этом с Мирой. Хочется отдохнуть вместе.

Б о н д о к. К морю?

Т е о ф и л. И в горы заглянем.

Б о н д о к. Это просто необходимо. Тем более что и Мира измоталась. Трудится не покладая рук. Я ею доволен. Очень добросовестный работник, говорит о ней коллега Маринча. Они теперь довольны ее работой. Но это не страшно, если любишь работу. Только приходит усталая. Ничего не поделаешь. Вначале всегда так.

Т е о ф и л. Я думал… не заболела ли?

Б о н д о к. С чего ей болеть?

Т е о ф и л. Я позвонил сегодня в институт. Сказали, что в отгуле. Поэтому и пришел.

Б о н д о к. Нет, дружище, видно, что-нибудь другое. А впрочем, кто знает? Я ее не видел… два дня. Ухожу в шесть утра, а возвращаюсь иногда к ночи, но мне жена сказала бы. Ладно, она сама вам все объяснит. Ну а как идут дела? Вы довольны?

Т е о ф и л. Да, конечно.

Б о н д о к. Трудное время. Я бы тоже удрал куда-нибудь, совсем замотался, да разве можно? Замещаю сейчас генерального директора Драгню. Он, бедняга, отдувается перед комиссией сверху. Трудно сказать, как выкарабкается. По-своему он тоже прав. Принял на свой страх и риск кое-какие меры… Плохо все же, когда поспешишь.

Т е о ф и л. Действительно.

Б о н д о к. А если бы не принял своевременно? Очень трудно выбрать подходящий момент. Страшно трудно. Вроде бы тебе предстоит переправить зимой через реку армию. Ночью река замерзает, и ты, заранее все взвесив, назначаешь точный час переправы. А если ты ошибся и лед не выдержит, то произойдет катастрофа. Хотя план был правильный.

Т е о ф и л. Я думаю, лучше всего было бы построить мост.

Б о н д о к. Само собой, если возможно. Вы рассуждаете, как заправский строитель. Да разве это всегда возможно? Бывает, что остаются считанные минуты, когда лед становится как зеркало. И ты не знаешь, окреп он или подтаял. Надо быть очень внимательным, обладать невероятным инстинктом, дорогой Хотэрану. Если бы в жизни все было как в архитектуре, мы бы легче находили выход. Да и у вас, наверно, не все идет как по маслу?

Т е о ф и л. И у нас, но без особых потрясений.

Б о н д о к. А кто говорит о потрясениях? Да если бы они и случались, мы настолько закалились, что даже не замечаем их. Я вот, к примеру, был бы в восторге, если б меня немедленно уволили. Хоть бы книжку смог в руки взять, заняться научной работой, по специальности… Думаете, это было бы потрясение? Совсем напротив. Хоть на время обрел бы покой, поинтересовался бы, чем занимается моя дочь, жена, взял бы кипу книг, журналов, устроил бы себе рабочий кабинет.

Т е о ф и л. Где?

Б о н д о к. Да вот здесь… или в смежной комнате. Надеюсь, что этот уважаемый господин согласится наконец нас покинуть. Ведь ему самому неудобно. Человеку за сорок пять, а он вынужден ходить через чужую квартиру, все время терпеть нас под дверью. Как бы мы ни следили за собой. Да что тут объяснять, положение и для него невыносимое.

Т е о ф и л. А есть какая-нибудь надежда?

Б о н д о к. Надеюсь, что он переедет, а нам отдадут его жилплощадь.

Т е о ф и л. Он просил дать ему другую квартиру?

Б о н д о к. Не знаю, что он там просил, мы не очень-то общаемся, но это было бы нормально, не так ли? Когда нам дали эту квартиру, мы только что приехали из провинции. Мира жила в общежитии, а я не был тем, чем стал теперь, занимал более скромный пост. Тогда нас это устраивало. Но с тех пор прошло четыре года. Жена завоевала себе имя в живописи, дочь тоже вступила в жизнь, я думаю, что мы требуем не бог весть что, всего лишь комнату. Не так ли?

Т е о ф и л. Конечно.

Б о н д о к. Видите ли, здесь мне негде развернуться, разговаривать могу лишь в определенных рамках, хотелось бы кое-кого пригласить. Что за человек мой сосед, я не знаю и потому не могу рисковать. Насколько мне известно, его несколько лет тому назад уволили, кто знает, что у него на уме… Щекотливый вопрос.

Т е о ф и л. Понимаю. Но почему его поселили вместе с вами?

Б о н д о к. Нам предоставили площадь в один день, и в ту пору мы были очень довольны. Но жизнь не стоит на месте. Тогда мы восприняли это как временное решение.

Т е о ф и л. Возможно, надо настаивать…

Б о н д о к. Я не люблю настаивать. Мне предлагали большую квартиру на окраине. Но на что она мне? Здесь мы в самом центре. Осталось добиться пустяка: смежной комнаты. Знаете, как я стремлюсь к этому — как к оазису, как к месту, где я смогу отдохнуть после стольких лет беготни и труда. Усядусь и буду смотреть на улицу. Там чудесный балкон.

Т е о ф и л. Я считаю, что все сказанное вами справедливо.

Б о н д о к. Это важная перемена не только для семьи Бондок, это и социальная перемена. И не только потому, что я помощник генерального директора, а потому, что я такой же человек, как все остальные. К тому же и для жены обстановка разрядилась бы и для Миры. Кстати, где она застряла? И для нее вопрос стоит очень остро, вам это хорошо известно.

Т е о ф и л. Мне кажется, Миру не особенно должен волновать квартирный вопрос.

Б о н д о к. И все же, дорогой Теофил, пока это проблема. Возможно, именно этим объясняются ее задержки в городе. Объясняются, но не извиняют, конечно, за исключением тех случаев, когда вы нас предупреждаете.

Т е о ф и л. Насколько мне известно, я не особенно часто вас беспокою.

Б о н д о к. Напротив, позвольте мне откровенно признаться, я очень благосклонно смотрю на дружеские чувства, которые испытывает к вам моя дочь, и даже на перспективы этой дружбы… (Улыбаясь.) Конечно, если они не затягиваются за полночь…

Т е о ф и л. Но, господин Бондок, не знаю, чем…

Б о н д о к (прерывает его, сговорчиво). Позвольте, в эту область я не хочу вмешиваться, потому что полностью доверяю своей дочери и, как говорится, ее избраннику. Вы оба молоды, работаете и имеете право развлекаться. Как поживают ваши двоюродные братья?

Т е о ф и л. Спасибо, хорошо. Джику завел себе такую компанию.

Б о н д о к. Джику — журналист?

Т е о ф и л. Нет. Журналист — это Ликэ. Джику работает в контрольной комиссии, по технике.

Б о н д о к. Быстро он вырос. Он год учился у меня на вечернем, когда я еще работал в провинции. Хороший парень. Надеюсь, он не слишком трагически воспринял некоторые мои педагогические уколы. А журналист что говорит? Вы с ним накоротке?

Т е о ф и л. Видимся иногда.

Б о н д о к. Боевой парень, я за ним слежу. Так и надо. В наше время нужно быть напористым, чтобы избавиться от всего этого шлака, рутины и некомпетентности, от всех этих тупоголовых, которые наносят такой ущерб общественным делам. Повсюду электроника, дорогой! Поэтому я рад, что Мира выбрала себе эту специальность и с самого начала каждодневно сталкивается со сложными проблемами.

Т е о ф и л (мягко). Каждодневно — это, пожалуй, слишком сильно сказано.

Б о н д о к. Нет, нет, эти проблемы достаточно сложны даже для более опытных людей, чем она.

Т е о ф и л. Я хотел сказать, что ее и вчера не было в институте. Я звонил. Я думал, вы в курсе.

Б о н д о к. Нет, дорогой мой. Так ее там не было?

Т е о ф и л. Когда я позвонил, не было. Мне предложили позвонить еще раз. Но позднее я был занят. Вчера вечером я позвонил домой, но ваша жена ответила, что она вышла.

Б о н д о к. Вполне возможно. У вас была назначена встреча?

Т е о ф и л. Нет. Поэтому-то я сегодня и забеспокоился, когда не смог дозвониться по телефону.

Б о н д о к. Не волнуйтесь! Быть может, ее куда-нибудь послали.

Т е о ф и л. Мира очень прямой человек. Когда она хочет сказать мне что-нибудь, то говорит в глаза. Не скрывает.

Б о н д о к. Да ей и скрывать нечего, господин Теофил. Даже от нас.

Т е о ф и л. Я не намерен устраивать драму, даже если положение окажется… несколько иным.

Б о н д о к. Зачем вы говорите глупости, простите, что я так. Это маленькая подробность, которая мне неизвестна. Вы застали меня врасплох. По правде говоря, я не совсем в курсе, кто бывает в этом доме. Я даже не нахожу в нем места. Когда я завладею этой смежной комнатой, я буду несомненно более осведомлен в семейных делах. Поэтому я должен бороться за нее с двойным упорством. И я обещаю вам это сделать.

В этот момент из-за стены доносится несколько аккордов на скрипке.

Т е о ф и л. Сосед?

Бондок пожимает плечами.

Он вам не мешает?

Б о н д о к. Страшно. Но я пытаюсь поставить себя в его положение. Человек, который по той или иной причине в течение нескольких лет был лишен радости труда. И находил утешение в скрипке! Я убежден, что этот бедняга — неплохой человек. Вина его лишь в том, что в данное время он мешает нам жить. А как хорошо можно было бы жить. После стольких трудов и треволнений. Не правда ли?

Входит А л и н а Р а н е т т и - Б о н д о к. Ей недавно перевалило за сорок, но глаза у нее удивительно детские, наивные. Это чувствительная, исполненная душевных порывов особа. Мало-помалу ее сковал панцирь социальной и светской респектабельности, которая делает ее малообщительной и даже чуть неестественной. Она еще не утратила прирожденной доброты и живости, но их постоянно подавляют условности жизни, придавая ей скованный и неприступный вид. Порой она похожа на жизнерадостную куклу, порой — на грустную куклу, но чаще это респектабельная дама, вращающаяся среди интеллигенции. Она с приветливой миной подходит к сидящим в гостиной. В руках у нее тяжелые картины в рамках, сумочка и хозяйственная сумка со множеством пакетов.

А л и н а. Извольте видеть, двое элегантных мужчин чокаются здесь, пока другие сломя голову носятся по городу, еле справляясь с множеством дел. Здравствуйте, Теофил, как дела? Ты обедал, Марчел? Освободите меня от этих покупок, и я отплачу вам за это кофе. Что здесь у вас стряслось?

Б о н д о к. Ничего.

А л и н а. Что вы на меня так уставились, у меня растрепанный вид? Одну секунду, и я снова предстану перед вами во всей красе. Имейте в виду, что помаду я съела с досады, погрызлась с этими типами из типографии, вывела их на чистую воду.

Б о н д о к. Они всегда были такими.

А л и н а. Еще этот Гэмуля пришел в зал и потребовал, чтобы я все портреты повесила вместе. Но это неправильно. Ведь они отражают разные эпохи, вы понимаете? Разные видения жизни. Я ведь тоже росла. Зачем тогда выставлять? Пусть будет заметна эволюция. Хорошо еще, что пришел Флавиу, они очень мило часа два переругивались через мою голову. Тем временем я развесила все как хотела. Гэмуля ушел, ворча что-то себе под нос. После еще раз просмотрела все вместе с Флавиу, у него хороший вкус. Все это было прекрасно, но я смертельно устала.

Б о н д о к. А картины зачем принесла?

А л и н а. С них-то и начались несчастья. Флавиу не разрешил мне вывесить несколько картин. «Госпожа, уважаемый товарищ, — сказал он, — мне-то они нравятся, но я не думаю, что…» И объяснил.

Т е о ф и л. Насколько я слышал, он человек опытный.

А л и н а. Настоящий человек. После того как я сняла эти картины, остался пустой стенд. Ну, думаю, что теперь делать? И вдруг меня осенило, что где-то здесь у меня остались юношеские рисунки. Браво. Теперь молодым у нас дорога. Но ведь я-то уже старуха, не правда ли, господин Теофил?

Т е о ф и л. Госпожа, что касается меня, я…

А л и н а. Ну ладно, давайте лучше перейдем к кофе.

Т е о ф и л. То, что вы выставили не все свои картины, я считаю признаком требовательности к себе.

Б о н д о к. Моя жена — женщина совестливая. Прежде чем поступить так или иначе, как правило, спрашивает себя, удобно ли это.

А л и н а. Возможно, даже слишком совестливая. Но эти картины на самом деле плохие. Флавиу был прав, мне он этого не сказал, но я почувствовала. Понимаете, Теофил, моя старая студия пошла на слом, строят новую, а пока я делю с Гицулеску такое помещение, что врагу не пожелаешь. А дома — хозяйство, благоухает луком, бесконечные телефонные звонки, главным образом Мире…

Т е о ф и л. Понимаю.

Б о н д о к (заметив ее оплошность). Невелика беда. А где рисунки, что ты собираешься повесить вместо снятых картин?

А л и н а. В соседней комнате. Мне негде было их свалить. Вот я и попросила господина Кристиана, еще тогда, в начале, положить их у себя. Надо спросить у него. Они в сундуке.

Б о н д о к. Надеюсь, не сейчас.

А л и н а. Именно сейчас, потому что к пяти я пригласила маэстро Флавиу, чтобы он помог мне отобрать рисунки. Он был очень любезен и в хорошем настроении. Это человек, с мнением которого я считаюсь, да и не только я. И другие считаются, лица весьма высокопоставленные…

Б о н д о к. И ты думаешь, что среди этих рисунков…

А л и н а. Я уж не помню, что туда всунула, мне тогда не было и двадцати. Может быть, все же… А если там не окажется ничего стоящего, пусть стенд останется пустым…

Т е о ф и л. Это не рекомендуется. Пустое пространство полагается чем-то занять.

А л и н а. Я тоже так решила. Столько разговоров было, прежде чем удалось достать зал. И мужа совсем замучила… На худой конец, до четверга я еще могла бы… да негде. Вот разве ночью в Мириной комнате, ведь она все равно частенько ночует где-то на стороне. И эту ночь не спала дома. (Смотрит с испугом, поняв, что снова проговорилась.)

Б о н д о к. Как?

А л и н а. Поехала к подруге… Наверно, к Санде. Она мне утром сказала, но я была в ванной и не расслышала. А она еще не вернулась? Не пугайтесь, наверное, где-нибудь задерживается. Может, у парикмахера. (Подходит к дверям смежной комнаты и стучит.) Господин Кристиан! Господин Кристиан, прошу извинить, в сундуке у окна несколько эскизов и рисунков. Будьте так любезны, достаньте мне их. (Тише, остальным.) Мне бы эту комнату, я бы чудеса сотворила.

Появляется К р и с т и а н со старой папкой.

Да, да, эти самые. Благодарю вас, господин Кристиан.

Т е о ф и л. Ну, я пошел.

А л и н а (не замечая его смущения). Может быть, еще посидите? Или позвоните позднее. Я скажу Мире, что у вас было к ней срочное дело. Мне бы самой хотелось, чтобы она была здесь за хозяйку. Тем более для такого гостя, как Флавиу, он у нас будет впервые. Люди у нас бывают редко. Негде принимать.

Т е о ф и л. Господин Бондок мне уже говорил. Ну, всего хорошего и целую руку.

Б о н д о к. Передайте привет Джике. Скажите, что я искренне рад его успехам.

А л и н а. И, пожалуйста, заходите. Мира всегда так хорошо говорит о вас.

Т е о ф и л. Это очень приятно. Всего доброго. (Уходит.)

А л и н а. Можно убрать ликер?

Б о н д о к (мрачно). Можно.

А л и н а. Что с тобой? Неприятности в министерстве?

Б о н д о к. В связи с чем?

А л и н а. Откуда мне знать, может быть, с этим следствием, с Драгней. Если Драгню уволят, тебя не назначат на его место? Ведь ты его заместитель. Это было бы вполне логично.

Б о н д о к. Пожалуй. Но пока что я просто работаю за него. Подписываю за него.

А л и н а. А его уволят?

Б о н д о к. Откуда мне знать? Меня это отнюдь бы не обрадовало.

А л и н а. Само собой.

Б о н д о к. Любая комиссия — штука паршивая. Привыкнешь идти с человеком рука об руку, и вдруг наступает момент, когда приходится бросать его одного.

А л и н а. И Христос остался один, хотя это был Христос. Хотя все клялись, что…

Б о н д о к. Не болтай глупостей, дорогая. Положение здесь куда сложнее. Я бы охотно поддержал его, если б знал, что это может его спасти.

А л и н а. А с ним кончено?

Б о н д о к. И этого нельзя сказать наверняка. Тогда, с Альбертом было куда проще. Всем было ясно, что человек он отсталый, цепляется за свое место. А с такими людьми, как Драгня, никогда не можешь быть уверен. Завтра возьмет да и вынырнет там, где его совсем не ждали. А когда такие падают, то имеют дурную привычку увлекать за собой других.

А л и н а. Боишься, что и тебя…

Б о н д о к. Я давал ему кое-какие советы, и не плохие. Для него же было бы лучше, если бы он меня послушался. А теперь боюсь, что наступит день, когда придется напомнить ему об этом. Мне этого, даю слово, не хотелось бы. Я хорошо относился к нему. К тому же ведь он взял меня сюда на работу.

А л и н а. Тогда помоги ему, дорогой. Представь себе, что мне это тоже не безразлично, особенно теперь.

Б о н д о к. Сейчас я могу только ждать. Один я не в состоянии что-либо сделать. Надеюсь, ты не хочешь, чтобы я сам пострадал.

А л и н а. Так ты же говоришь, он прав.

Б о н д о к. Все дело в том, чтобы определить момент, когда можно разрешить себе быть правым. Совсем ни к чему быть правым несвоевременно, и, кроме того, где уверенность в том, что время не внесет свои поправки? В создавшемся положении мне нельзя быть провидцем, мечтателем. Это — удел художников и поэтов. Мы же должны давать продукцию, не так ли? Двигаться вперед. Ошибся — придет другой и поправит. Не ошибся? Когда-нибудь снова всплывет на поверхность. Такова жизнь.

А л и н а. Я очень сочувствую, что тебе приходится переживать.

Б о н д о к. Сочувствуешь, а помочь не помогаешь.

А л и н а. Чем же я тебе могу помочь в министерстве?

Б о н д о к. Скажешь тоже… в министерстве! Как ребенок! Речь идет об обстановке, о простых вещах, о мелочах, которые могут иметь значение.

А л и н а. Например?

Б о н д о к. Например, Гэмуля. Не надо было с ним ссориться. Он в коллегии. К его слову там прислушиваются. А ты, я вижу, полностью стала на сторону Флавиу.

А л и н а. Флавиу — умница. И в живописи лучше разбирается.

Б о н д о к. Возможно. И человек более тонкий. Сразу видно. Но его влияние пока что незначительно.

А л и н а. Это ты так думаешь. Он только делает вид, что не вмешивается. А на самом деле… Ведь согласился же он зайти.

Б о н д о к. Именно это мне и не нравится. Человек с положением, а занимается такими…

А л и н а (задетая за живое). Это чем же именно? Моими картинами? Браво!

Б о н д о к (заметив свою оплошность). Нет, дорогая, нет! Мне бы очень хотелось, чтобы ты имела успех, больше, чем кому-либо другому. Именно поэтому я и считаю, что нужно действовать двумя пешками, а не одной, каким бы влиятельным ни был Флавиу. Кстати, ты только что проговорилась при парне.

А л и н а. Я заметила, да поздно. Извини.

Б о н д о к. Парень деликатный, не стоит его мучить. Даже если наша барышня делает глупости. Я убежден, что она его разыграла, просила сказать по телефону, что ее нет, специально чтобы подразнить. В их возрасте таким образом стимулируют чувство. А где она на самом деле?

А л и н а. Не знаю, пошла к Санде.

Б о н д о к. Ты думаешь? В любом случае скажи ей, чтобы она его успокоила. Двоюродный брат Теофила в комиссии, которая разбирается с Драгней. А другой… Вот морока! Жизнь — это борьба, поэтому и приходится бороться из любви к ней.

А л и н а (прибирая комнату). Марчел, а если тебя уволят, нам уже не дадут эту комнату? Ведь она нам очень нужна.

Б о н д о к. Знаю.

А л и н а. Ты должен теперь поднажать.

Б о н д о к. Любое вмешательство сейчас несвоевременно. Немного терпения, и, возможно, мы будем разговаривать с другой позиции. (Твердо.) В конце концов, я ничем не запятнан, способный, трудолюбивый.

А л и н а. И молодой!

Б о н д о к (подходит к ней, с нежностью). Спасибо, Алина. Мне хочется сделать тебя счастливой, дорогая, дьявольски счастливой! Прежде всего — тебя, потом — Миру. Мы заслужили это, не так ли? (Обнимает ее.) Желаю тебе успеха, большого успеха.

А л и н а (тронута). И я тебе. А теперь побегу переоденусь. Он должен найти меня очаровательной. Это не помешает, верно?

Б о н д о к. Да ты всегда очаровательна, дорогая. Выработала свой стиль.

А л и н а (недоверчиво). Ты так считаешь, Марчел?

Б о н д о к. Во всем, что ты делаешь, даже в ошибках. (Смеется.)

Звонок в дверь.

А л и н а. Ой! (Выбегая.) Открой, пожалуйста.

Б о н д о к. Открою. Но сразу же уйду в министерство. У меня дела.

Бондок отпирает дверь. Входит женщина лет тридцати, довольно миловидная, ведет себя сдержанно, словно не желая тревожить хозяев. Это Р е т а С т о л е р у. Она чем-то озабочена. Не обращает внимания на окружающую обстановку.

Р е т а. Мне нужен господин Кристиан.

Бондок с недовольным видом идет к левой двери и стучит. Появляется К р и с т и а н, идет к входной двери, где заметил Рету. Потом, ни слова не говоря, ведет ее к своей комнате, сопровождаемый возмущенными взглядами Бондока, который явно колеблется. Но после того, как женщина скрылась за дверью, все-таки решается и обращается к Кристиану с холодной вежливостью.

Б о н д о к. Господин Кристиан, мне хотелось бы поговорить с вами, если возможно.

К р и с т и а н (прикрывает дверь, возвращается на середину комнаты, стоя). Я вас слушаю.

Б о н д о к (подбирая слова). Мы мало знаем друг друга, господин Кристиан, возможно, это и наша вина. Однако жизнь насильно свела нас. (Вдруг решительно.) Да ладно. Перейду к делу. Скажите, вы не ощущаете потребности жить в лучших условиях?

К р и с т и а н (откровенно). Признаться, я об этом не думал. (Словно извиняясь.) Не было времени.

Б о н д о к (с недоверчивой улыбкой, но вежливо). Это исключено. В ваших условиях и принимая во внимание вашу деятельность. О вас хорошо отзываются.

К р и с т и а н. Пустяки.

Б о н д о к. Не скромничайте. Я уверен, что и вам надоело это временное положение.

К р и с т и а н. Какое?

Б о н д о к. Это общее жилье.

К р и с т и а н (с иронией). У меня было жилье куда меньше, и я делил его с куда большим числом людей.

Б о н д о к. Все мы прошли через испытания. Но мы обязаны улучшать свою жизнь шаг за шагом…

К р и с т и а н. Я не считаю себя обязанным в этом смысле.

Б о н д о к. Идти в ногу со всеобщим прогрессом.

К р и с т и а н. Быть может, и так. И этот всеобщий прогресс требует, чтобы я выехал отсюда? Такова теория?

Б о н д о к. Не надо так, прошу вас. Обсудим. Я считал, что это необходимо для вас, так же как и для нас. Не думаю, что вам нравится постоянно ходить через нашу квартиру.

К р и с т и а н. Каждый вынужден ходить мимо чужих, чтобы попасть к себе.

Б о н д о к. Уважаемый господин, почему вы не потребуете для себя подходящего жилья?

К р и с т и а н. Я требовал куда более важных вещей: реактивов. И мне их не дали. Не требую потому, что мне не дают, это так просто. Напрасная трата сил. Я сторонник уравновешенного обмена веществ, нельзя растрачивать энергию на пустяки.

Б о н д о к. Почему же вы так уверены, что вам не дадут квартиры?

К р и с т и а н. Блата нет.

Б о н д о к. Как это понимать?

К р и с т и а н. Как слышали. Не притворяйтесь младенцем. Там сидят оппортунисты и потенциальные взяточники. Чего проще?

Б о н д о к. Постойте, постойте! Возможно, вы не в курсе. Теперь в районе этим занимается товарищ инспектор Иордэкеску. Вы его знаете?

К р и с т и а н. Болван.

Б о н д о к. За что вы его так?

К р и с т и а н. За то, что болван, только за это. Потому что мозг у него работает не больше двух часов в день, да и маловато его.

Б о н д о к. А другие?

К р и с т и а н. Канцелярские крысы, а один ко всему еще и нахал. Есть еще один, тот, правда, не глуп, но вор.

Б о н д о к. Откуда вам это известно?

К р и с т и а н. На лице написано. Его, кстати, уже посадили. Но при первой же амнистии выпустят и назначат на ответственную работу в другом месте.

Б о н д о к. Почему вы так думаете?

К р и с т и а н. Потому что у него есть блат. Если б не было, никто бы его туда не назначил. В природе, как и в обществе, случайность играет ограниченную роль. Все обусловлено.

Б о н д о к. Не думаю, что ваш взгляд на вещи соответствует действительности.

К р и с т и а н. Это ваше дело.

Б о н д о к. Если так рассуждать, то и мое положение является следствием…

К р и с т и а н (искренне, но беззлобно). Блата… Вполне вероятно.

Б о н д о к. Господин Кристиан, я не позволю вам у себя дома…

К р и с т и а н. Ладно. Больше вопросов нет? До свиданья. Иду к себе домой, где могу думать как мне угодно.

Б о н д о к. Имейте в виду, что с этим вопросом надо кончать. Я сам займусь им.

К р и с т и а н. Тем лучше.

Б о н д о к. И без помощи блата, как вы изволили выразиться, или взяток.

К р и с т и а н (у двери оборачивается). А с помощью чего? Доносов?

Б о н д о к. Сударь, вы разговариваете в совершенно недопустимой форме.

К р и с т и а н. После долгих лет ошибок в генетике я не боюсь пустяковых ошибок в лексике.

Б о н д о к. Вы и впрямь считаете, что весь мир состоит из взяточников и воров?

К р и с т и а н. Нет, уважаемый, в таком случае в мире было бы все проще и больше порядка. К сожалению, существует еще довольно много людей честных, но мягкотелых, которые часто, сами того не желая, путают все расчеты. И тогда начинается настоящая неразбериха.

Б о н д о к. Но хотя бы на учет в своем учреждении вы встали? Или там тоже одни взяточники?

К р и с т и а н. Слава богу, этот вид процветает без вознаграждения. Взятка — не всегда деньги. Зачастую она сводится к услуге, продвижению по службе, постельным утехам. А иногда всего лишь к многообещающему взгляду. А поскольку я не хочу никому строить глазки и давать на лапу, а мой нос, если даже допустить, что меня внесут в какой-нибудь список — а я терпеть не могу никаких списков, — не вынесет и вида всех ловкачей, перебегающих мне дорогу «из особых соображений», то при всем своем сожалении я не могу доставить вам этого невинного удовольствия. Я вам еще нужен?

Б о н д о к (более резко). Я хочу вас попросить пощадить и наши уши, когда мы отдыхаем у себя дома после рабочего дня. Я, конечно, допускаю, что вы любите музыку, но…

К р и с т и а н. Я не настолько ее люблю, чтобы отказаться от нее. Кроме того, я занимаюсь не музыкой, а всего лишь упражнениями. Я пока не насилую мелодию, это простые подготовительные упражнения. Думаю, мне придется заниматься ими до конца своих дней, чтобы меня приняли на том свете в оркестр ангелов. (Кланяется и идет к двери.)

Б о н д о к. Итак, я должен понять?..

К р и с т и а н (полуобернувшись). Не пытайтесь все понять, экономьте свои силы. Не забывайте об обмене веществ, уважаемый. И главное — не надо нервничать, иначе в сосудах скопится холестерин, а от него трудно избавиться, несмотря на все обращения в высшие инстанции.

Бондок хочет ответить резкостью, но как раз в этот момент раздается звонок. К р и с т и а н скрывается в своей комнате.

Входит Ф л а в и у. Это мужчина лет пятидесяти, высокий, худощавый. На его лице налет грусти и скептицизма. Благодаря умным, ироническим глазам и приятному голосу не лишен привлекательности. Светский мужчина. Создается впечатление, что он все время борется с целым роем осаждающих его новых идей, которые он излагает с изяществом заядлого диалектика. Одет корректно, но с явной примесью небрежности, присущей богеме, которая ему идет. Это в некотором роде покоритель сердец, обольститель.

Ф л а в и у. Товарищ генеральный директор Бондок?

Б о н д о к. Маэстро Вениамин Флавиу, если не ошибаюсь. Прошу вас, добро пожаловать. Жена сообщила мне о вашем визите, но, к сожалению, слишком поздно, чтобы я успел отложить некоторые срочные дела. Через несколько секунд она будет здесь.

Ф л а в и у. Госпожа Ранетти-Бондок была очень любезна, избрав меня своим советчиком…

Б о н д о к. Я считаю, что она сделала наилучший выбор.

Ф л а в и у. В этой области с ее прекрасным врожденным вкусом она отлично разобралась бы и без моей помощи.

Б о н д о к. Сопоставление вкусов всегда на пользу. Чем больше мнений — это я знаю по своему министерству, — тем меньше риска ошибиться. Это стиль работы, к которому мы все стремимся.

Ф л а в и у. У вас прекрасная обстановка. Узнаю стол Булль{52}, ему не менее ста лет.

Б о н д о к. Мало-помалу и мы обставляемся. Тут еще недостает порядка, разнобой. Помещение неудобное, теснота.

Ф л а в и у. Почему? Мне кажется, планировка удачная. А там ваш кабинет?

Б о н д о к. Нет. Там живет посторонний человек. Биолог. Личность довольно… странная. Мы хотим помочь ему найти другую квартиру.

Ф л а в и у. Что ж, если приложить немного усилий. Особенно если это человек, в чем-то себя проявивший, о котором хорошо отзываются. Любая помощь в этом смысле может оказаться полезной.

Б о н д о к (понял намек). Конечно! Я думаю, что это человек в самом деле одаренный, которому нужно уделить внимание по линии Ученого совета. Если, к примеру, академик Наумеску…

Ф л а в и у. С Наумеску я не знаком. Но с одним из его секретарей я на короткой ноге. Большой любитель искусства. (Конфиденциально.) Правда, он в нем толком не разбирается, но не об этом речь. Как фамилия товарища?

Б о н д о к. Павел Кристиан. Я убежден, что о нем еще заговорят.

Ф л а в и у. Тем лучше. Я запомнил.

Входит А л и н а.

Но вот и наша дорогая гостеприимная хозяйка. Как вы успели за пять часов стереть пять лет, которые отделяют вас от отрочества? (Галантно целует ей руку.)

А л и н а (польщена, легкое волнение в самом деле молодит ее). Ах, оставьте. Хлопот полон рот. Не спрашивайте меня, как я успела со всем справиться. И не старайтесь найти здесь изъяны. (Показывает на разнокалиберную мебель в квартире.) Их тьма тьмущая.

Ф л а в и у. Напротив. Мне кажется, все очень гармонично.

Б о н д о к. В таком случае (улыбаясь) я вас оставляю, чтобы не внести диссонанс. Я был чрезвычайно рад познакомиться с вами, маэстро.

Ф л а в и у. Уверяю вас, мне было еще приятнее.

Б о н д о к уходит.

Ф л а в и у. Госпожа, прежде всего я хочу попросить вас убавить свет. У меня устали глаза. Я простой смертный, у которого с утра до вечера все жизненные функции сосредоточены в одной: смотреть и восхищаться.

А л и н а. Если есть чем. (Убавляет свет.)

Ф л а в и у. Даже если нечем. У меня восхищение стало чем-то вроде привычки, постоянной функцией. Я, как бы поточнее выразиться, нахожусь в таком положении, что обязан восхищаться, чтобы оправдать свое существование. Когда у меня нет идолов, я их создаю. Несомненно, что в конце концов они падают, оголяются, как деревья, с которых облетели все листья. Но даже после этого мне остается восторг первых иллюзий. Я тот, кого всегда обманывают, сударыня, великий банкрот иллюзий.

А л и н а. Не говорите мне этого. Я рассчитываю на вас как на компас, как на поразительно ясный ум.

Ф л а в и у. Какое заблуждение. Ясность — это холодные инструкции и синтез. Ясность помогает исключать, отвергать и никогда не соглашаться. А моя трагедия в том, что мне всегда хочется согласиться, одобрить.

А л и н а. В таком случае… у вас есть в избытке что одобрять.

Ф л а в и у. Конечно. Я отдаю себе отчет в том, что нынешние художники не всегда идут по правильному пути. Но, опьяненный молодым задором начинающих, я шагаю рядом с ними, с молодыми, ради удовольствия двигаться вперед. Потом я прощаюсь и иду дальше. Они такие хрупкие. Земля нуждается в их телах, голосах. В шуме, который они производят. Если хотите, даже в их трупах, которые одухотворяют все волной несостоявшихся мечтаний.

А л и н а (моргая). В таком случае мы… люди не первой молодости… на что же мы можем надеяться, господин Флавиу? (Озабочена и слегка напугана.)

Ф л а в и у. Госпожа Алина, с вами я не могу лицемерить, хотя обычно это доставляет мне большое удовольствие. И надеюсь, я делаю это изящно, то есть не грубо и топорно, как некоторые мои коллеги.

А л и н а. Вы меня все больше пугаете…

Ф л а в и у. У вас достаточно интуиции, чтобы понять, когда я шучу, когда нет. Вот, к примеру, сегодня утром мне было приятно поспорить с Гэмулей, сбить гонор с этой самоуверенной гориллы, которая стольким испортила настроение. Я умышленно снял одну из ваших картин, которая ему понравилась, и не потому, что она плоха, а потому, что он с ожесточением доказывал превосходство поп-искусства, что я считаю давно пройденным этапом.

А л и н а. А мне вы сказали, что эту картину… не стоит выставлять.

Ф л а в и у. Это дело другое. Возможно, она и показательна, но самое большее, как связующее звено с тем, что вы предложите в будущем.

А л и н а. Но, господин Флавиу, что я смогу предложить? Вот в чем вопрос. В моем возрасте уже поздно заниматься этими юношескими исканиями. От трупов дурно пахнет.

Ф л а в и у. Допускаю на момент, что это так. И спешу ответить на предыдущий вопрос. При одном условии: не считайте меня Пифией, прошу вас.

А л и н а (протестующе). Но я всегда считала вас прорицателем, маэстро, всегда рассчитывала на вас. Поэтому когда я слышу, что вы называете себя банкротом…

Ф л а в и у (продолжая рассуждать). Кто знает, быть может, с этого начинается наша гуманность, госпожа Алина. Она сводится к скромному и наичестнейшему праву ошибаться. Гэмуля не разрешает себе этого наслаждения. Для него поп-искусство уже достигнутое благо. Подражание конструктивистам, фальшивый сюрреализм, симуляция примитивизма, так часто встречающиеся в нашей живописи, его не пугают. Он в ужасе только от реализма и не отдает себе отчета в том, что реализм — это неистощимый источник, из которого вытекает все остальное.

А л и н а (смущенно). Но, господин Флавиу, помнится, вы сами пускали в этом направлении отравленные стрелы.

Ф л а в и у. Против подражания, сударыня. И теперь я могу вам ответить. Потому что все увлекались плохо усвоенным модернизмом. Вы тоже пали жертвой этого заблуждения. И правильно сделали. Так усваивается форма. Но теперь наступил период просветления, то, что немцы называют Verklärung, внутреннее озарение. Теперь нужно быть подлинным. Поставьте все в скобки, как говорит Гуссерль{53}, и попытайтесь наконец быть настоящей.

А л и н а. Вы считаете, что моя выставка тоже… не настоящая?

Ф л а в и у. Частично, только частично. Но существуют ведь и частичные истины, не лишенные определенного обаяния.

А л и н а (взволнованно, впадая в панику). Господин Флавиу, скажите мне откровенно, абсолютно откровенно, какого вы мнения о выставке?

Ф л а в и у. Госпожа, откровенными бывают только дети, пока их не отнимут от груди. А после этого и они становятся большими обманщиками.

А л и н а (волнуясь). Но я всеми силами старалась не отставать от прогресса, учиться, идти в ногу со временем, прислушиваться к мнению деятелей культуры.

Ф л а в и у. Относительной культуры. Большей частью — охотников за положением. Или одержимых, вроде Гэмули.

А л и н а. Я старалась заглядывать внутрь, наблюдать. Я пережила столько поражений и разочарований, а порой и ложных похвал, чтобы уловить дух времени.

Ф л а в и у. Это прекрасно, уважаемая госпожа. И я поздравляю вас с этим.

А л и н а. Я хотела внести свою лепту, маэстро, помочь из своей глухомани искусству этой страны, насытить жаждущих красоты. Мне нелегко было перейти к опыту сюрреализма. Я училась, освоила новую технику, новые хроматические и композиционные приемы. Надеюсь, что все это заметно на моей выставке?

Ф л а в и у. Да, заметно. (Осторожно.) Даже слишком заметно.

А л и н а (страстно). Ради этого я пренебрегала семьей. Заставила дочь жить в общежитии, чтобы найти какой-нибудь новый эффект, игру теней, пористость.

Ф л а в и у (видя, что ее не унять). Все в полном порядке. Мне хотелось только узнать, как вы прореагируете на слово Verklärung. Я повторял его несколько раз про себя, сегодня ночью я хотел проверить, как оно действует на других. Искусство — сложнейшая штука, и мы всего лишь жалкие черви, которые изредка при определенном свете сверкаем как бриллианты.

А л и н а. Я не знаю, что делать дальше. Такова моя правда.

Ф л а в и у. Я помогу вам. Но прежде предлагаю посмотреть рисунки.

А л и н а. Вы меня совсем запугали.

Ф л а в и у. Не верю. Такая сильная личность. Это уж, скорее, я немного сдал, переживаю тяжелый период, играю с жизнью, сожму ее в кулак, потом выпущу… и жду, что она вернется на прежнее место. И я вижу, что она никак туда не возвращается. Диалектика, госпожа Алина.

А л и н а. Мне очень жаль, что моя выставка совпала с таким вашим настроением. Я так радовалась, что смогу услышать или хотя бы прочитать в газете благоприятный отзыв. Тем более что именно теперь, господин Флавиу, мне необходимо доброе слово, оно бы мне очень помогло.

Ф л а в и у. Вам угрожает какая-нибудь опасность?

А л и н а. Опасность? Нет, но положение таково… как бы вам сказать…

Ф л а в и у (великодушно). Будьте спокойны, госпожа, я сумею изложить мое восхищение вами словами достаточно выразительными, чтобы в них поверили.

А л и н а (со слезами на глазах). Благодарю вас… А вот и рисунки. Пойду принесу кофе. Он уже готов. (Выходит.)

Флавиу тем временем рассматривает рисунки. А л и н а возвращается с кофе.

Ф л а в и у (удивленно). Это ваши?

А л и н а. Вам не верится? Почему вы так на меня смотрите?

Ф л а в и у. Я вас открываю, госпожа.

А л и н а. Не смотрите на меня так, вы меня смущаете.

Ф л а в и у (категорически). Полное отсутствие опыта. Но какая натура. Ах, какая натура!

А л и н а. Так я рисовала в восемнадцать лет. Наброски. Вам нравится? (Вся в ожидании.)

Ф л а в и у. Госпожа Алина, я скажу вам нечто важное. Я бы очень многое дал за то, чтобы они мне просто понравились. Не ради вас. Ради себя. Но я в плохих отношениях с натурой. И это, поверьте мне, дорого обходится. Натура не ладит со мной. И у меня нет причин быть щедрым с ней. Я живу той самой фальшью, которая заключается в ущемлении натуры ради того, чтобы она вошла в новые формы. Я с увлечением слежу за ее преображением, даже насилием над ней. Одержимый новым, я его отбрасываю, как только оно попадает мне в руки, поскольку оно устаревает.

А л и н а. Вам нравятся эти эскизы? Могу я их выставить?

Ф л а в и у. Почему бы и нет? Но я вас предупреждаю, все мы настолько рафинированны, что никто больше не поверит в их простоту. Что в некотором смысле и неплохо. Все подумают, что вы их специально упростили, передали только суть. И, представьте себе, — только от меня зависит поддерживать в них это заблуждение.

Входит М и р а. Это девушка двадцати трех лет. Современная, серьезная, женственная. Интеллект накладывает на нее отпечаток беспокойства, возбуждения. Когда она вспоминает, что она все же женщина, то может быть умницей и ребячливой. Глаза пытливые. Мира осматривается.

А л и н а. Пойди сюда, Мира. Познакомься с грозным маэстро Вениамином Флавиу, наводящим ужас на всех художников и одним из самых авторитетных голосов в живописи, как, вероятно, и ты слышала.

Ф л а в и у. Да у вас прелестная дочь, госпожа Алина.

М и р а. Какой неожиданный визит. Кто бы мог надеяться, как говорит мама.

Ф л а в и у. В этом мире, мадемуазель, нам только и осталось, что надеяться.

А л и н а. Господин Флавиу весьма любезно рассматривал здесь мои рисунки.

М и р а. Очень мило, что он хотя бы оставил такое впечатление. Однако имей в виду, мамочка, что плоский реализм вышел из моды.

Ф л а в и у. Что вы хотите этим сказать?

М и р а. Что все мы, уважаемый… маэстро, превратились в сюрреалистические рисунки, которые приходится очень тщательно расшифровывать, чтобы понять их суть. Меня бы не слишком-то успокоила любезность господина Флавиу…

А л и н а. Но я должна признать, что маэстро говорил со мной предельно искренне, за что я ему очень признательна.

М и р а. Неужели он позволил себе такую роскошь? В таком случае это более серьезно, мамочка, и я советую тебе быть осторожной. Искренность — это прихоть людей, которые обычно лгут.

А л и н а. Ах, Мира, как ты можешь так говорить. (Извиняется.) Дочка у меня несколько эмансипированная.

Ф л а в и у. Что вы, что вы, это очаровательный парадокс, я его непременно запишу.

М и р а. Не забудьте автора, когда будете цитировать.

Ф л а в и у (галантно). Как я могу себе позволить его забыть.

М и р а. Знаешь, мамочка, как я отличаю людей культурных от людей остроумных? Если человек, воспроизводя чужие слова, говорит, чьи они, значит, он человек культурный, если забывает сказать — значит, человек остроумный.

Ф л а в и у. Но мы все время пользуемся чужими словами, подобно тому как надеваем одежду, сшитую другими. Возможно, только чувства отличают нас.

М и р а. Чувства для вас — это жажда обладать, жажда власти, жажда приобретения. Не думаю, чтобы они слишком отличали одного человека от другого.

Ф л а в и у. Неужели вы никогда не встречались с бескорыстием, щедростью, творческим порывом? Я был бы в отчаянии, узнав это.

М и р а. Я кое-что читала об этом. И на лекциях слышала. Если хотите, маэстро, готова в любое время выслушать вас на эту тему. Меня особенно интересует выражение, стиль. Оценку я смогу выставить сама.

А л и н а. Мира, дорогая!

М и р а. Я думаю, наступит день, когда электронная машина, на которой я работаю, после тщательной наладки будет выдавать прекрасные мысли о великодушии, искусстве, душе и так далее. Причем она будет это делать очень быстро.

Ф л а в и у (проницательно). Но она не сможет побледнеть и умереть, отчаиваться и плакать от любви к чему-нибудь возвышенному.

М и р а. Кто знает, быть может, ценой упорного труда нам удастся добиться от нее по заказу электронных вздохов и стенаний и, услышав от нее многократно слово «возвышенное, возвышенное» или «прекрасное, прекрасное, прекрасное», мы поверим, что машина влюбилась. Прошу прощения, мне надо переодеться. (Уходит в правую комнату.)

Ф л а в и у. Она очаровательна и поразительно здравомыслящая, возможно, это делает ее еще более очаровательной.

А л и н а (с огорчением). Вы не должны на нее обижаться.

Ф л а в и у. Напротив. Я думаю, что она сказала все это, чтобы эпатировать нас или чтобы отомстить.

А л и н а. Отомстить? Кому?

Ф л а в и у. Откуда мне знать. Может быть, у нее какие-нибудь неприятности. Кто знает, какова доля мести в каждом из наших поступков. Вот еще одна черта, отличающая нас от электронной машины.

М и р а (сначала из-за двери, затем возвращается в другом платье). Не верь ему, мамочка. Не верь ни одному слову этого господина. Продолжай спокойно рисовать. Этот господин слишком важная шишка, чтобы оставаться правдивым.

Ф л а в и у (с горькой улыбкой). Вот меня и наказали за то, что я кем-то стал. Вы очень непоследовательны, мадемуазель Бондок: не верите мне.

М и р а (со скрытым ожесточением). И вы еще говорите о последовательности, господин Флавиу? Вы? Смешно!

А л и н а. Мира!

М и р а. Будь добра, дай и мне чашечку кофе.

А л и н а смотрит на нее с недоумением, но уходит.

Ф л а в и у. Может быть, вы все-таки объяснитесь?

М и р а (быстро и резко). Зачем ты сюда пришел?

Ф л а в и у. Чтобы увидеть тебя… Вот уже десять дней, как я тебя разыскиваю. Сам не знаю, что говорю. До чего ты хочешь меня довести?

М и р а. Ты пришел, чтобы причинить боль маме. Как ты только можешь?

Ф л а в и у. Это неправда.

М и р а. Ты ведь знаешь, что это ее единственная опора. (Показывает на картины.)

Ф л а в и у. Я пришел, чтобы вдохнуть воздух твоей комнаты. Ради удовольствия представить тебя в домашней обстановке, вновь обрести хотя бы в мыслях. Остальное лишь слова.

М и р а. Ты и сам одни слова. Жонглируешь ими, как старый клоун. Я не могу больше выносить этот спектакль.

Ф л а в и у. Я пришел узнать, от кого ты переняла эту жестокость. Мать у тебя добрая, мягкая, даже слишком для того, чтобы заниматься живописью. Отец делает карьеру. Только в тебе есть жилка, необходимая для искусства.

М и р а. Значит, мамины работы ничего не стоят. Таким образом ты хочешь нанести удар мне.

Ф л а в и у. Мама делает что может, а ты делаешь что хочешь, это большая разница.

М и р а. И ты говоришь это?

Ф л а в и у. Знаю, что после холодного размышления ты решила подчинить меня, расчленить на составные части. И после этого лишить последних моральных устоев…

М и р а. Замолчи, Флавиу, не говори громких слов. Я верила в тебя, понимаешь? Ты можешь быть обаятельным, когда захочешь. Можешь быть всем — от Прометея до бедного, покинутого ребенка, печального и страдающего… Играешь. Ты обольстительно деликатен и нежен. И ты пользуешься этим. Я не жалею, что ты сделал меня женщиной. Я знаю теперь всю игру, тысячу правил, которые только ты мог мне преподать. Но я выхожу из игры, и это все. И я требую, чтобы ты сейчас прекратил игру с мамой. Это низко. Это тебе не идет.

Ф л а в и у. При чем тут мама?

А л и н а появляется на пороге и застывает на месте.

Мама — домашняя хозяйка. Вот уже много лет она ничего другого не делает, как хозяйничает в живописи. Лишь одно из ее произведений восхищает меня. (Любуется Мирой.)

А л и н а (входит, робко). Какое?

М и р а (встает, залпом выпивает кофе). Спасибо, мамочка. Я убегаю. И прихвачу с собой грозного маэстро. Вы идете, господин Флавиу?

Ф л а в и у. Охотно, мадемуазель.

А л и н а (Мире). Заходил Теофил. Если заглянет еще раз, что ему сказать?

М и р а. Теофил всегда возвращается. Он цикличен и вечен, как земля, солиден, как эта стена. Нам нужны и солидные люди, как вы думаете, господин Флавиу?

Ф л а в и у. Весьма возможно. Госпожа Алина, прошу вас рассчитывать на меня в любых обстоятельствах.

А л и н а. Благодарю, маэстро.

М и р а. До скорого, мама. Будь умницей!

М и р а и Ф л а в и у уходят.

Оставшись одна, Алина падает в кресло. Она в полной растерянности. От ее обычного оптимизма не осталось и следа. Сидит в полной прострации перед папкой с рисунками. Не может понять, почему вдруг все потеряло для нее ценность. Дверь соседней комнаты открывается. К р и с т и а н молча провожает Р е т у к выходу. Вид у молодой женщины сияющий. После ее ухода Кристиан возвращается к своей комнате. Замечает чем-то взволнованную Алину. Останавливается, подходит, берет у нее из рук папку с рисунками и внимательно рассматривает их. Потом поворачивается к Алине, разглядывает ее и несколько раз одобрительно кивает головой.

А л и н а (робко). Вы так считаете?

К р и с т и а н. Да.

А л и н а. Они что-то из себя представляют?

К р и с т и а н. Где?

Алина молчит, ничего не понимая.

Где? Для кого? У кого вы хотите узнать их ценность? У других? Вы спятили?

А л и н а. Но позвольте…

К р и с т и а н (разглядывая рисунки). Да, вы были прелестной девушкой. Жизнерадостной. Нежной. Немного мечтательной. В платьице с васильками. Старинная песня, мостик, вечер… вот и вся ваша тогдашняя наука.

А л и н а. Так оно и было, господин Кристиан.

К р и с т и а н. И вечерами вы красиво умирали и от вас поднимались к небу непонятные мысли, как удивительные леса. Вы их добросовестно рисовали, прикусив язык, приоткрыв влажные губы. Вот так-то. Вы прекрасны, госпожа Алина.

А л и н а (покраснев). Господин Кристиан!..

К р и с т и а н. Вы красивы в своей сути. Но кожа увяла. Черт бы их побрал! Индюки. Ничтожества. Философы. А вы-то… как последняя дура. Ей-богу, дура. (Возмущен.)

А л и н а (протестуя). Господин Кристиан, даже мой муж не позволяет себе…

К р и с т и а н (прерывая ее). А я позволяю. Меня никто не может остановить.

А л и н а. Я надеялась, что… простая вежливость.

К р и с т и а н. Молчите, коли вы дура. Вы и умрете из-за учтивости. Уже умерли наполовину. Но вы красивая. Посмотрите на себя. Вы родились красивой. Сам бог погладил вас по головке. А вы что сделали? Сбросили его руку.

А л и н а (всхлипывая). Мне кажется, что бога нет.

К р и с т и а н. Может быть, и так. Это нас не касается. Но божественное существует. Смотрите, вот оно. Просто! Обаятельно! А вы ищите откликов в газетах!.. Мне вас жаль. У вас был и есть дар. Он у вас в руках. А вы не чувствуете? Мне жаль вас… Он у вас в пальцах. А был здесь. (Показывает на грудь.) Мне жаль вас!.. До свидания. (Уходит к себе.)

Алина потрясена.

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Прошло несколько дней. Та же декорация. В квартире полумрак, только из комнаты Кристиана пробивается свет.

Открывается дверь, щелкает выключатель, и входят А л и н а с м у ж е м, М и р а и Т е о ф и л. У женщин полны руки цветов. Теофил тоже держит букет. Столик сервирован как для семейного торжества.

А л и н а. Ох! Наконец-то дотащились. Теперь хоть чуточку отдохнем. Чудовищный день.

Б о н д о к (чуть торжественно, но с большой теплотой). Прежде чем ты отдохнешь, дорогая, позволь мне поздравить тебя от всей души. Такого огромного успеха я, откровенно говоря, даже не ожидал.

Т е о ф и л (спокойно и любезно). Позвольте и мне, госпожа, порадоваться вместе с вами.

А л и н а. Самым большим подарком для меня были бы сейчас домашние туфли.

М и р а (ставит цветы в вазы). Погляди, мамочка, как они хорошо смотрятся здесь! Но их ужасно много. Можем экспортировать.

Б о н д о к (разглядывает букеты). Этот от доктора Янку. Очень мило с его стороны, что он сам пришел. Ты знаешь, он тебя искренне ценит, он мне сказал, что ты просто чудо.

М и р а. Я тоже так думаю, если она выжила после его лечения. Янку — типичный маразматик, он наверняка собирался в оперу, а случайно попал на твою выставку.

Т е о ф и л (стараясь исправить бестактность Миры). Вид у него был очень решительный. Спросил, где вас найти, так как это «его святой долг».

Б о н д о к. Болокан был очень удивлен, увидев там Истрэтеску. Он этого не ожидал. Тем более что ему известна эта история с Истрэтеску. Недаром он привел с собой и госпожу Греческу. Что ты там делаешь, дорогая, снимаешь туфли? А кто же нас угостит чем-нибудь после того, как мы спустили столько потов ради тебя.

А л и н а (заметив наконец сервированный стол). О! И стол накрыт на четыре персоны. Как мило с вашей стороны. Кому пришла в голову эта мысль? Мире?

М и р а. Я тут ни при чем, мамочка.

А л и н а (тронута). А что вы здесь приготовили, мои дорогие? Конечно, шампанское. Только не напоите меня, а то я вечером буду болтать чепуху и плохо выглядеть.

Б о н д о к. Какое там вечером. У нас остался всего час. И мы должны быть абсолютно точны, так как семья Петреску очень щепетильна на этот счет. А Драгомира пригласила?

А л и н а (в испуге). Забыла.

Б о н д о к. Ну вот, дорогая, я же тебе специально напоминал о нем.

А л и н а (в отчаянии). Но там было столько народу.

Б о н д о к (мрачнея). Все это так, но ведь ты знаешь, какой вес имеет Драгомир. Кроме того, это наш верный друг, и он нам этого не простит.

А л и н а. Я совсем потеряла голову, Марчел.

Б о н д о к. И все же это было очень важно. Подобное упущение…

А л и н а (нервничая). Принеси шампанское, Мира.

Т е о ф и л (примирительно). Это совершенно естественно, госпожа, любой бы на вашем месте растерялся. Особенно из-за этой толчеи.

Б о н д о к (настаивая). Сейчас мы уже не успеем с ним связаться? Который час? Он сочтет себя оскорбленным. Драгомир исключительно порядочный человек, немного вспыльчивый, но всякий раз, когда мне было нужно, он с готовностью помогал мне. Кульчер преподнес тебе что-нибудь?

Т е о ф и л. Кажется, эти гвоздики.

Б о н д о к. Нет, гвоздики принес Митаркэ, я видел. (Читает записку.) «Самой лучшей из педагогов». Он занимался у тебя в кружке?

А л и н а. Да. (Надев домашние туфли, поднимает бокал.) Ну вот, теперь можно жить. Благодарю вас, ребята. Я сделала, что могла. Надеюсь, все было пристойно.

Т е о ф и л. Вы недооцениваете, госпожа, все было блестяще.

Б о н д о к. Что и говорить. Люди собрались знающие, с положением. Ты не успела даже повидать их, но все были довольны, взволнованы. «Очень интересная выставка», — сказал мне Догэрою. Мели просила поцеловать тебя тысячу раз. Она явилась с дочкой. Посмотрела бы только, какие глазки строила эта девчонка, какие истины изрекала. Нет, нет, выставка заинтересовала всех. Я уж не говорю о вступительном слове маэстро Флавиу.

Т е о ф и л. Он прекрасно говорил.

М и р а (со скрытым намеком). Да, говорить он умеет. (Уходит.)

Б о н д о к. Итак, дорогая, мы можем со спокойной душой выпить этот бокал до дна и пожелать тебе больших успехов! Ты их заслужила. Думаю, ты не обидишься, если будут и кое-какие материальные блага. Они тебе не помешают. Кстати, когда мы уходили, мне показалось или я в самом деле видел на одной картине этикетку «продано».

Т е о ф и л. Да, да, и я видел.

Б о н д о к. Одна или две, не помню. И это не официальная комиссия, а просто частное лицо, человек с тонким вкусом заплатил из своего кармана, чтобы быть уверенным, что никто не перехватит у него выбранной вещи. Чего же еще желать.

М и р а входит с подносом.

А л и н а. О! Черная икра. Да вы меня сегодня балуете.

Б о н д о к. Это очень хороший признак, дорогой Теофил. Люди смотрят дальше обычных бытовых потребностей — телевизор, стиральная машина, автомобиль и так далее, — делают культурные приобретения, украшают свои жилища произведениями искусства, растут в этом смысле, начинают разбираться… Я сам не особенно был просвещен в проблемах искусства, но благодаря Алине набрался знаний, попытался думать о них, понять их… И мало-помалу они меня захватили. И я понял, что мы должны уделять должное внимание и этой области жизни. Особенно те, кто вплотную занимается производством и постепенно деформируется. Техника, разумеется, дело хорошее, но кроме нее необходима и другая опора. Я считаю это вполне нормальной эволюцией нашего общества.

М и р а (пытаясь быть «умницей», но не в силах сдержаться). Ты что, папа, готовишься к выступлению на сегодняшнем вечере?

Б о н д о к (удивленный). Почему, Мира? Разве я сказал что-нибудь не так? Я только признал, что мы немножко огрубели на работе ради того, чтобы последующее поколение смогло пожинать плоды и хотя бы немного освободиться от повседневных забот.

Т е о ф и л. Именно последующее?

Б о н д о к. Вы очень хорошо сказали. Хотя мы измотанное поколение, но мы можем и должны подняться до нового, высшего понимания жизни. Чему ты улыбаешься?

М и р а. Я не улыбалась.

Б о н д о к. А все же?

М и р а (выпив большой бокал). У меня создалось впечатление что по линии министерства ты получил задание добиться «высшего понимания жизни». И теперь мобилизуешь себя, чтобы выполнить это задание на сто процентов.

Б о н д о к (обижен). Что ты хочешь этим сказать?

М и р а. Я шучу, папа. Шуток не понимаешь?! За твое здоровье.

Б о н д о к (сдерживая раздражение). Так ты считаешь, что я не способен воспринимать прекрасное? Из-за того, что не умею как следует выразить свою мысль? Что я не смогу отличить пейзаж от портрета? Я люблю даже абстрактную живопись, которой так увлекается твоя мать. Это сгусток волнения, личного синтеза, и я с ней согласен. Здесь есть детали, духовные нюансы. Ты думаешь, мне не хочется время от времени вырваться из этого мира? Подышать иным воздухом. Мне не хватает отпуска, чтобы увидеть и охватить все, что хотелось бы.

М и р а (не в силах сдержаться). Давайте бороться за увеличение отпусков.

Т е о ф и л (пытаясь сменить тему). Я, напротив, хотел бы видеть в отпуске лишь один пейзаж и, если возможно, в одном измерении.

Б о н д о к (с сожалением). В одном измерении. И я недавно смотрел на вещи…

М и р а. Хватит, папа. Если мы выпьем еще по стакану шампанского, то увидим во многих.

А л и н а. Мира, не забывайся.

М и р а. Потерпи, мама, хотя бы ради успеха твоей выставки.

Т е о ф и л (галантно). Первой, но не последней!

М и р а (с напускной наивностью, целя в Бондока, Алине). И Никулеску были и Бистрецяну. И Гэмуля пришел. Что изрек товарищ Гэмуля?

А л и н а. Он поцеловал мне руку и сказал, что выставка замечательная.

Б о н д о к (удивленный). Гэмуля, с которым ты так спорила перед этим? Что это на него нашло?

М и р а. Он «вырос», папа, «вырос». Ты не допускаешь этого? За неделю у него было достаточно времени, чтобы вырасти.

Б о н д о к (Алине, не обращая внимания на Миру). Ты думаешь, он это искренне?

А л и н а. Что за вопрос, Марчел?

Т е о ф и л. Это можно будет увидеть из его рецензии.

М и р а (не выдержав, иронически). Понятно. Рецензия несомненно служит свидетельством искренности.

Т е о ф и л. Если не свидетельством искренности, то хотя бы публичным заявлением, от которого уже не отступишься.

М и р а. Подумать только, какое счастье свалилось нам на голову.

Б о н д о к. Да нет, они частенько отступаются от своего мнения, меняют его. Я читал такие отзывы — сегодня одно, завтра другое.

Т е о ф и л. В конце концов, никакой трагедии не случится, если господин критик окажется недостаточно искренним. Ведь он связан социальным долгом. К чему приписывать ему какие-то дополнительные намерения?

Б о н д о к. Гэмуля в любом случае напишет иначе, чем Флавиу.

Т е о ф и л. Вот именно. А господин Флавиу выступил публично. Какое нам дело до того, был ли он искренен?

Мира бросает на него быстрый взгляд.

Сумма подобных выступлений создает общественное мнение. Когда я получил премию за проект в Исакче{54}, я ни на миг не задавался вопросом, искренне это или нет. Я даже не понимаю, о какой искренности может идти речь в области действий, которые материализуются.

Б о н д о к. Вы высказали очень интересную мысль, Теофил. Есть области, где с самого начала нет места искренности. Она лишь все портит. Она субъективна. Ты можешь сказать что-либо искренне и с той же искренностью позже убедиться, что ошибся. Так и получается. Я одно время поддерживал Драгню. А теперь понял, что поступал неправильно. Многие его действия оказались порочными, даже если его намерения и были самыми корректными.

А л и н а (слегка опьянев). Я самым искренним образом намерена выпить еще бокал. Это будет правильно?

Б о н д о к. Тебе пора привести себя в порядок.

А л и н а (пристально глядя на него). Это ты говоришь, Марчел?

Б о н д о к. Я имею в виду — переодеть платье, нечего передергивать. По правде говоря, мне совсем не хочется тащиться сейчас в город. Но должны же мы угостить званым обедом всех, кто поздравил тебя.

А л и н а. Мы будем кормить их обедом за то, что они меня поздравили? Только за это?

Б о н д о к. Ты опьянела.

А л и н а (в самом деле под хмельком). Это когда все как в тумане. Я буду писать все в сером тумане. Осень туманная, я не ждала тебя так рано.

Звонок.

Вот она и пришла.

Б о н д о к. Кто?

А л и н а. Осень, богиня грустных песнопений.

М и р а (возвращаясь от двери). Букет. Социально овеществленный факт. От… «Джеордже Фэйнару, сердечные поздравления в связи с вернисажем».

Б о н д о к (взволнованно). Фэйнару? Быть не может! Фэйнару прислал цветы?

А л и н а. Прислал. А он должен был прислать что-нибудь другое?

Б о н д о к (прикидывая с той и другой стороны). Знаешь, что это означает?

А л и н а. Что ему понравились мои рыбы с пятью глазами и двумя хвостами.

Б о н д о к. Это означает — комиссия во всем разобралась, и бедный Драгня погиб. Очень жаль, но он погиб. Если уж Фэйнару нашел время, чтобы прислать поздравления…

М и р а (саркастически). Блестящий вывод, папочка. Как в жестоком комиксе.

Б о н д о к (пропустив ее слова мимо ушей, обращается к Теофилу, который один из всех не пил). Драгня был неплохим человеком, хорошим администратором. Но его моральное поведение оставляло желать лучшего. Особенно с женщинами… Сегодня этому придают большое значение… наступило время строгого пуританизма. Можно допускать профессиональные промахи, но морально ты должен быть безупречным.

Т е о ф и л. А кто займет его место?

Б о н д о к. Не знаю…

А л и н а. Какие потрясающие розы! Я их нарисую!

Б о н д о к. Но почему Фэйнару не пришел на выставку? Вероятно, не хотел слишком обязываться. Что ты делаешь, Мира? Зачем несешь еще бутылку?

М и р а. Чтобы выпить за конец Драгни.

Б о н д о к. Нет, дорогие, нам пора идти, и мы должны быть в форме. Но вы можете еще немного задержаться. Я бы с огромным удовольствием остался дома. Если бы вся квартира принадлежала нам, мы могли бы пригласить всех сюда. (С ожесточением.) Ничего, разрешим и эту проблему, будьте уверены! И в самом скором времени.

К р и с т и а н выходит из своей комнаты и провожает Р е т у к выходу. Никто ничего не говорит, но все неприязненно наблюдают за этим. Только Кристиан, по-видимому, ничего не замечает и спокойно возвращается обратно.

А л и н а. Господин Кристиан, у нас тут небольшое семейное торжество. Не хотите ли выпить с нами бокал вина?

К р и с т и а н (мягко). Я не пью по особым случаям, госпожа, я пью только тогда, когда хочется пить.

М и р а. Тогда вам, быть может, сейчас хоть немного хочется выпить?

К р и с т и а н (спокойно). Так или иначе, но пить с вами я не буду.

А л и н а. Мы вам так антипатичны? Все?

К р и с т и а н. Не поэтому. Но мы совсем разные люди. Я вам совсем чужой. Как инструмент, который неожиданно вступает в партитуре.

Б о н д о к (довольно любезно). В таком случае я попытаюсь установить с вами контакт с помощью упрека. Господин Кристиан, вы оказали мне плохую услугу. Я с большим трудом добился для вас аудиенции, которая могла бы оказаться вам очень полезной.

К р и с т и а н. Что вы хотите этим сказать? Вы устроили мне встречу с этим кретином?

Б о н д о к. Опять кретин? Можно подумать, что мир полон ничтожеств. Так вас понимать?

К р и с т и а н (терпеливо, убедительно). Я еще точно не знаю, как обстоит дело со всем миром, уважаемый, хотя и пытаюсь его познать. Но если он бесстыдно повторяется, то повторяю и я: ваш человек — начетчик, который пытается доказать все с помощью формул. Располагая весьма малым количеством собственного серого вещества, этот недоумок навсегда усвоил несколько азбучных истин, и пытаться вытащить его за их пределы — все равно что отнимать у калеки костыли: ведь конечности у него отнялись. Мне жаль его, но я ничем не могу помочь.

Б о н д о к (нетерпеливо). Так вот, этот человек, которого вы так жалеете, мог бы уладить ваши дела, и прежде всего обеспечить вам комфорт.

К р и с т и а н. Да избавьте меня от вашего калеки. Ему следует подавать милостыню. Я должен хвалить его, говорить, что он умен и находчив, когда я прекрасно знаю, что мышление его навсегда застыло на схемах и все его склонности к науке ограничиваются прямой кишкой. Как с ним беседовать о предметах, о которых он понятия не имеет и не может иметь.

Б о н д о к. А я думаю, что он мог бы иметь понятие о комфортабельной квартире для вас.

К р и с т и а н (разочарован в интеллекте собеседника). Так вот что вы имеете в виду? Я забыл, что с вами я тоже должен разговаривать на особом языке. Я думал о комфорте как о возможности мыслить свободно, черпать информацию из самых точных источников, сообщать о достигнутых результатах, не делая ради этого уступок и низких поклонов.

Б о н д о к (все более теряя самообладание). Я послал вас туда с тем…

К р и с т и а н (прерывая его, но без гонора). Извините, но вы не можете меня никуда послать. Вы можете послать куда угодно самого себя, членов своей семьи, хотя думаю, что они мечтают о независимости, или подчиненных. Я же перемещаюсь по приказу более высоких авторитетов, нежели вы. Меня посылают доктор Райнер{55}, доктор Кантакузино{56} и доктор Пастер{57}.

Б о н д о к. Вы выражаетесь аллегорически, я же говорю с вами на практическом, конкретном языке.

К р и с т и а н (с искренним огорчением). Не сердитесь! Мне кажется, что вы вместе с определенной группой людей не имеете достаточно точных понятий. Что я могу для вас сделать?

Б о н д о к (четко). Переехать, господин Кристиан. Уступить мне смежную комнату, чтобы мы могли жить по-человечески.

К р и с т и а н (качая головой, не в силах понять или объяснить). Другой язык! Совсем другой язык. (Направляется к своей двери.)

А л и н а (стремясь разобраться). Постойте, господин Кристиан. Я глупенькая, да еще под мухой, и, кроме того, виновник торжества.

К р и с т и а н. Торжества? По какому поводу?

А л и н а (со скрытой горечью). Потому что я продала, понимаете. Нашелся глупец или оригинал, который пожелал приобрести кое-что из того, что я сотворила. Так вот, прошу вас как виновник торжества: растолкуйте мне ваш словарь. Согласны?

К р и с т и а н (внимательно смотрит на нее с сочувствием и лаской). Не могу, госпожа. Невозможно. Вижу по вашим глазам, что объяснять бесполезно.

А л и н а. Но я готова узнать.

К р и с т и а н. Так-то так! Вы всегда готовы узнать. Вы забыли, как бы это сказать, черт побери, то, что вы знаете. Я не могу вам объяснить, но вы знаете. Смутно, как во сне. Для вас «конкретно» не значит что-то продать, организовать, протолкнуть в газеты.

А л и н а. Да, да.

К р и с т и а н (кричит). Да нет. Лжете!

Б о н д о к. Господин Кристиан!..

К р и с т и а н (осознав, что в комнате есть и другие люди). Извините меня. (Улыбается Алине.) Теперь видите, что нельзя?

Т е о ф и л. Так вы считаете, что общение между людьми невозможно?

К р и с т и а н (обернувшись к нему, внимательно, с любопытством разглядывает, затем мягко). Дорогой молодой человек, вам решительно безразлично, что именно я отвечу.

Т е о ф и л. Почему вы так думаете?

К р и с т и а н (клинический диагноз). Потому что вас не научили переживать. Вы не результат извержения. Вы созданы из застывшей лавы.

Т е о ф и л. Я не улавливаю смысл. Что вы хотели этим сказать?

К р и с т и а н. Дело не в смысле. Вы очень четко усвоили расхожие понятия. Вы их получили готовыми. Вы наверное были примерным студентом или что-нибудь в этом роде. Вы без труда поднимаетесь со ступеньки на ступеньку. Для вас все вещи настолько ясны и понятны, что вы больше не испытываете потребности копаться в их подноготной. Вы спрашиваете только для того, чтобы получить информацию. Ваша кожа скрывает все пропасти. Вы не переживаете драм, как эти две женщины. У вас только вопросы.

Т е о ф и л. Следовательно, мы не можем общаться.

К р и с т и а н (с грустным удовлетворением). Вот это вы поняли! Вы всего лишь эпидерма.

Б о н д о к. Я думаю, нам пора подвести итоги.

К р и с т и а н (поворачивает к нему голову, искренне удивлен). Вы хотите подвести итоги? Я вас понимаю. Гигантские умы, от которых мы питаемся, никогда не подводили итоги, не могли. Вы можете. Потому что вы наполовину мертвы. Я понял это недавно, когда вы сказали «человеческая жизнь».

Б о н д о к (взвинченный до предела). Мы вас остановили не для того, чтобы вы выставляли нам оценки. Я хочу предупредить вас, что буду добиваться самым энергичным образом, чтобы вас выселили отсюда, если не по доброй воле, то административным путем. Вы антиобщественный элемент, ретроград. Вы нарушаете наш покой, у вас враждебный взгляд на общество, все окружающие кажутся вам искалеченными животными, с которыми в силу вашей порочной идеологии исключается какое-либо общение. Кроме того, вы аморальная личность, вы на глазах моей жены и дочери приводите к себе каких-то сомнительных женщин. Я не могу оставить семью и моего ребенка в таких условиях. Я хочу самым «конкретным» образом, чтобы эти молодые люди создали здесь у меня на глазах свой семейный очаг. И я верю, что наше государство поддержит меня. Я, как ответственный съемщик, имею право выселить вас из смежной комнаты со всеми вашими заумными изречениями. Желаю вам всего наилучшего, сударь.

А л и н а. Марчел!

К р и с т и а н (мягко, спокойно, наблюдая, как Бондок все больше распаляется). Зачем же так нервничать, дорогой, я вас уже предупреждал. Вы бедный, запуганный человек. Но если бы вы немного поразмыслили…

Б о н д о к (резко). Для того чтобы мыслить, мне и нужна ваша комната.

К р и с т и а н. Если бы вы немного поразмыслили, то убедились бы, что мы не всегда можем сказать, кто ответственный съемщик, а кого только терпят. (Не спеша идет к себе.)

Б о н д о к. Басни. Библейская чепуха!

К р и с т и а н (в дверях). Вы даже не можете с уверенностью сказать, какая из комнат в этой квартире смежная. (Улыбается Мире.) Вот почему, мадемуазель, я не пью на вашем торжестве. (Уходит.)

Б о н д о к (очень рассержен, старается успокоиться). Он испортил нам весь вечер своей заумной болтовней…

Звонок в дверь. Т е о ф и л идет открывать.

Кто бы это мог быть?

Т е о ф и л приносит букет.

(С недоумением читает.) Генеральный директор Драгня.

Молчание.

А л и н а. Это очень любезно с его стороны.

Б о н д о к. Правда! Но любезность — это одно, а служебные дела, принципы — другое. (Теофилу, вдруг решившись.) Я хотел бы поговорить с вашим двоюродным братом, журналистом. Возможно, есть еще вещи, которые нельзя скрывать от общественного мнения. Мы должны продвигать достойных, не так ли? Устранять со своего пути все, что нам мешает идти вперед. Мне нужно, чтобы меня окружала безупречно чистая среда. Я допускаю, что есть еще глупцы, воры, аморальные личности, но у нас хватит сил, чтобы избавиться от них, в том числе и от тех, кто критикует нас с враждебных позиций. Мне было бы любопытно узнать, над чем работает этот прорицатель. (Показывает на дверь Кристиана.) Этот одержимый манией преследования. Мира, не пей больше! Как только он смеет говорить так нагло! Я скоро ему покажу, какие мы мертвые.

М и р а (двусмысленно). Если ты его выгонишь, он не сможет этого увидеть.

Б о н д о к (в поисках поддержки). А вы не считаете, что настало время действовать энергично?

А л и н а (быстро, шепотом, с необычной для нее энергией). Да, да, пусть уезжает, и как можно скорее.

Т е о ф и л. Все-таки вам придется найти для него подходящее жилье.

М и р а (с ожесточением). Нет! Пусть его выкинут на улицу. На улицу!

Т е о ф и л (стремясь успокоить ее). За что, Мира?

М и р а. Да, так. На улицу. Вон! Пусть валяется ночью на мостовой. Посмотрим, что он тогда запоет.

А л и н а (быстро, шепотом). Я не хочу больше его видеть. (Выходит в правую дверь.)

М и р а. Да, да. На мостовую, под мост, в трущобу. Тогда увидим, что он понимает под «человеческой жизнью». Пусть попрыгает!

Т е о ф и л. Я думаю, что его можно еще перевоспитать. Конечно, потребуется немного терпения.

Б о н д о к. У меня оно иссякло, Теофил. Мне его неоткуда взять. Мне хочется наконец вздохнуть. Походить на концерты, выставки, возместить потерянное время. Моя жена истерзалась, как мученица. Я не хочу, чтобы это продолжалось.

М и р а (возбужденная алкоголем). Правильно, папа. Прими энергичные меры, чтобы она больше не мучилась. А я стану белым херувимом и обращу весь мир, обращу всех в сообщество счастливых людей.

Т е о ф и л. Собственно говоря, счастье — это доведенная до совершенства рациональность. Древние, чтобы добиться его, исключали желания. Мы их сохраняем, но в рациональных пределах.

Звонок.

А л и н а (появляясь, кричит). Я не хочу больше цветов! (Уходит.)

Т е о ф и л идет открывать.

Появляется С о н я. Это женщина лет тридцати шести — тридцати восьми, немного поблекшая, но еще привлекательная, если бы на ее лице не лежала печать огорчения, которая искажает ее черты, тушит блеск некогда пылких глаз. Соня — человек способный к самопожертвованию, к сожалению, однако, слишком общительный, не способный жить, не рассказывая о своем состоянии. Немного смущена, останавливается в дверях.

С о н я. Простите за беспокойство. Мне нужен господин Павел Кристиан. Мне сказали, что он живет здесь.

Б о н д о к (недовольно). Да, пока здесь.

С о н я (растерянно). Где я могу его найти?

Никто ей не отвечает. В это время в комнату входит А л и н а, одетая в вечернее платье.

Госпожа, мне нужен Павел Кристиан.

А л и н а (сдержанно). Позвоните два раза.

С о н я. Зачем же звонить, если я уже здесь? Скажите, пожалуйста, где его комната.

Б о н д о к (строго). Госпожа, я не знаю, в качестве кого…

С о н я. Я его жена.

А л и н а (еще сдержаннее, но желая избежать сцены). В таком случае, госпожа, я не знаю, можно ли…

С о н я. Что случилось? Он болен?

А л и н а. Здоров.

С о н я. А что произошло?

А л и н а (тактично). Ваш муж довольно… странный человек. Не знаю, будет ли он доволен, если мы впустим вас к нему. Все же позвоните два раза, прошу вас!

Б о н д о к (решительно). Нет, дорогая, к чему это? Ведь она его жена. Пожалуйста, госпожа, вот комната господина Кристиана.

С о н я. А он дома?

Б о н д о к. Дома. И случайно один. Вы ему не помешаете.

А л и н а. Марчел!

Б о н д о к (продолжая свою мысль). Вот если бы вы явились раньше, все было бы гораздо сложнее. Но теперь он свободен.

С о н я. Он всегда свободен… Возможно, я предоставила ему слишком большую свободу.

А л и н а. Если вы развелись, госпожа…

С о н я. Нет.

Б о н д о к. Как — нет? Вы не расторгли с ним законный брак?

С о н я. Еще нет.

Б о н д о к. В таком случае почему вы не живете вместе? Как он сумел получить другую комнату?

С о н я. Он ушел. Вот уже четыре года как ушел. Я до сих пор не знаю, почему.

Б о н д о к. Но как же он сумел отделиться без разрешения суда?

С о н я. Не знаю… Ушел однажды и не вернулся. И я до сих пор ломаю голову, чтобы понять, чем я ему не угодила. (Вынимает платок и вытирает глаза.)

А л и н а. Присядьте, вы взволнованы.

С о н я. Да, госпожа, конечно, взволнована… Павел — настоящий человек! Я вышла за него по любви… А теперь… Я не поняла… не понимаю. Он очень хорошо со мной обращался.

Т е о ф и л. Хорошо?

С о н я. Да, конечно, по-своему хорошо! Это очень деликатный человек. Я пошла ради него на такие жертвы… Он был бедный, бедный… Покупал… хотя не было денег, книги, химикалии… Отказывался от еды. А я подурнела… Работала ради него. (Рыдает.) Я люблю его… госпожа.

А л и н а. Успокойтесь, прошу вас.

С о н я. Потом вдруг его уволили… Слишком распустил язык. Поспорил с каким-то модным тогда ученым, назвал его скотиной. Три дня спорили. Павел, знаете, никого не щадит, даже самого себя. Всегда говорит то, что думает. Швырнул пробирку прямо в голову ученому. Сказали, что он рехнулся.

Т е о ф и л. Быть может, у него в самом деле неладно со здоровьем?

С о н я. Нет. Попались злые люди. Состряпали целое дело. Потребовали его увольнения. Чтобы он не мог доказать свою правоту. Он как-то обозвал уполномоченного министерства, когда разбирали его дело.

А л и н а. Возможно, это и восстановило его против…

С о н я (резко обрывая ее). Нет, госпожа. Павел не злой. И не озлобленный. Ничего не могу понять. Целыми днями надрывалась ради него, весь дом на себе тащила. Когда он уехал в эту дыру изучать какую-то живность… я отправляла ему посылки, ободряющие письма. Устроилась работать. Ждала его, как собака. Умоляла вернуться. Угрожала…

А л и н а. Может быть, это его оттолкнуло…

С о н я. Не думаю. Ведь потом он вернулся. Благодарил меня… Жили как прежде.

Б о н д о к. Кто же подал на развод?

С о н я. Я, когда он снова уехал. Хотела припугнуть. Не испугался даже после решения суда. Я до сих пор не оформила окончательно развод, оставила лазейку. А он и не думал о решении суда. Да и мне нет дела до этого решения. Мне нужен Кристиан. За четыре года, клянусь вам, госпожа, я не сделала ни одного ложного шага. Ни одного. Клянусь вам жизнью.

А л и н а. Я верю вам.

С о н я. Я жила только ради него. И он об этом знает. У меня были такие моменты…

А л и н а. Тяжелые?

С о н я. И возможности, да еще какие! Люди с положением, начальники, интеллигенты, один даже обещал помочь Павлу. Но я не захотела порочить свое доброе имя. Не хотела выходить замуж, хотя могла. Пусть найдет меня чистой, если раздумает. Ведь он…

Б о н д о к. Гм!

С о н я. Я хотела быть ему полезной. Думать только о нем и чтобы другие не мешали.

М и р а. Как же он вас бросил?

С о н я. Очень просто, мадемуазель или госпожа. Чудовищно просто. Однажды он сказал мне: «Я от тебя ухожу». — «Почему?» — «Ты мне наскучила». И уехал.

А л и н а. Он ни в чем вас не упрекал?

С о н я. Никогда, госпожа. Он обращал так мало внимания на все неудобства. Я пошла в институт, после того как его восстановили, хотела отыскать. Жаловалась какому-то начальству. Потом снова отступилась. Взяла жалобу обратно. Вот уже четыре года живу так. Ведь я еще не старуха. Пыталась забыть его. (Плача.) Не могу…

А л и н а. Выпейте шампанского, вам будет легче.

С о н я (отпивает глоток). Я даже не знаю, что ему сказать. Мне только что сделали предложение. Мне страшно… Я ведь должна принять решение. Я пришла, чтобы спросить его… в последний раз… Прошу вас, извините меня.

Б о н д о к (ободряюще). Все обойдется, госпожа Кристиан.

С о н я. Ах, не называйте меня так… мне делается дурно.

Б о н д о к. Так ведь это ваше законное имя. Вы его законная жена. По законам нашей страны вы имеете право на своего супруга.

С о н я. Павел не считается с законом о бракосочетании…

Б о н д о к. Мне очень жаль, что вы так думаете. Кроме того, есть еще общественное мнение, моральные устои нашего общества. Человек, на что-то претендующий в обществе, не может оттолкнуть женщину, которая всем жертвовала ради него в трудные, достойные сожаления времена.

С о н я. В том-то и беда, что он ни на что не претендует. Он занят только своей наукой, своей жизнью, работой. Это человек честный, абсолютно ни в чем не заинтересованный.

Б о н д о к. Это аморальный человек, госпожа. И лучшим доказательством этого может служить то, как он обошелся с вами. Если каждый, когда ему вздумается, будет говорить «ты мне надоела», общество полетит в тартарары. Это безнравственно.

С о н я. Нет, это не так. Вы не знаете Павла. Он совсем не легкомысленный. Все его поступки обусловлены внутренней убежденностью.

Б о н д о к. Тогда и вам пора перестать жаловаться. Может быть, он полюбил другую?

С о н я (обиженно, недоверчиво). В это я никогда не поверю. Это невозможно!

Б о н д о к (спокойно). Как ни печально, но я должен вас разуверить, госпожа.

А л и н а. Марчел!

С о н я (с негодованием). Вы хотите сказать, что Павел вступил в связь с какой-то женщиной? Не так ли?

Б о н д о к. Я хочу сказать, госпожа, что на наших глазах и на глазах этих молодых людей Павла периодически посещают женщины.

М и р а. Папа!

Б о н д о к. Оставь, я знаю, что говорю. Я хочу помочь этой госпоже разобраться, чтобы она знала, как действовать дальше. Мы не можем быть молчаливыми соучастниками разрушения семьи, присутствовать сложа руки при драме. Каждый должен брать на себя моральную ответственность. Ради этого мы живем.

С о н я (получив удар в самое больное место). Павел — с женщинами?

Б о н д о к. Как видите, это «ты мне наскучила» может иметь более конкретное значение. (Остальным.) Это по поводу слова «конкретный». (Соне.) Мы как раз только что поспорили с вашим мужем.

Соня быстро встает и громко стучит в дверь Кристиана. Появляется К р и с т и а н.

К р и с т и а н. Кто здесь? В чем дело, Соня?

С о н я (с любовью). Павел! (Замялась, не зная, что сказать, смущаясь присутствующих.) Быть может, ты все же пустишь меня к себе?

К р и с т и а н. Нет. И прошу тебя говорить тише! Спит!

С о н я. Кто?

К р и с т и а н. Прошлое. Оставь его там. Если разбудишь, оно наделает ошибок.

С о н я (после временного замешательства, теряя самообладание). Дорогой мой, я хотела тебе сказать, что ни разу за все это время… независимо от… я тебя не ненавидела, а…

К р и с т и а н. Ты добрая женщина. Я это знал. Что ты еще хочешь?

С о н я. Я не могу без тебя.

К р и с т и а н (беззлобно, объективно). Тебе больше некому посылать посылки? Адресуй их Международному Красному Кресту.

С о н я. Но что я тебе сделала?

К р и с т и а н. Ничего. Я не могу жить с комком признательности в горле. Вот и все. Это меня душит.

С о н я. Разве за все эти годы я в чем-нибудь провинилась перед тобой, дорогой мой?

К р и с т и а н. Абсолютно ни в чем. Это почти невыносимо.

С о н я. Тебе есть что мне прощать?

К р и с т и а н (с легкой досадой). Не знаю. Ты хочешь, чтобы я потратил целый день, размышляя о том, в чем ты передо мной провинилась?

С о н я. И все же, Павел…

К р и с т и а н. Мне нечего тебе прощать, понимаешь? Неужели ты думаешь, что заведующий нашей лабораторией Анджелеску когда-нибудь попросит у меня прощения за то, что он глуп? Или за то, что он ни черта не смыслит в биологии? Или за то, что он никчемный администратор? Не попросит. И правильно сделает. Какие тут могут быть извинения. Это не его вина. Если б его назначили шофером, он бы прекрасно справлялся со своими обязанностями. В наше время никто не просит прощения за то, что не соответствует своему служебному положению. Ты могла бы быть прекрасной женой для кого-нибудь другого.

С о н я. Я не хочу быть женой другого. За это время я могла семь раз выйти замуж. И если все же целых четыре года…

К р и с т и а н. Знаю, ты любила тень. Продолжай ее любить, если иначе не получается. Вообрази, что я там с тобой.

С о н я. Но это невозможно.

К р и с т и а н. Ну как же. Я очень часто воображаю, что ко мне пришел Пастер.

С о н я (резко). Но к тебе приходит не только Пастер, но и женщины!

К р и с т и а н. Посланные им. Не может же он приходить ко мне каждый день.

С о н я (внимательно смотрит на него, чтобы узнать, говорит ли он серьезно). Откуда мне знать, не приходят ли они совсем с другой целью.

К р и с т и а н (просто). Потому что это говорю тебе я.

С о н я (верит, потому что привыкла ему верить). Не мучь меня, Павел.

К р и с т и а н. Будь у меня такое намерение, мы бы остались вместе.

С о н я (остальным). Прошу нас извинить за эту сцену.

К р и с т и а н (спокойно). Не обращай на них внимания. Ведь они не просят извинения за то, что населяют эту квартиру вожделением, амбициями, угрызениями совести. Им это и в голову не приходит. Если бы люди стали просить прощения за свои физические или духовные уродства, мир наполнился бы стенаниями и воем, невозможно было бы читать.

С о н я. У каждого свои несчастья.

К р и с т и а н. Большое преимущество одноногих состоит в том, что они верят, будто им недостает именно этой ноги, чтобы быть счастливыми. Когда ты требуешь должность, комнату или мужа, это верный признак того, что начинаешь себя умерщвлять. Не можешь больше держаться на своих собственных ногах, а уповаешь на законы, квитанции, акты гражданского состояния. Слишком много законов, дорогая, для такой музыки. Знаю, у тебя нет слуха, но ты не должна просить за это прощения, его нет и у остальных.

С о н я (возмущенно). Ты эгоист! Бесчувственный человек!

К р и с т и а н (сочувственно). Пусть так, если тебе это приятно… Но я очень сомневаюсь, что ты сама в это веришь.

С о н я. Не верила. Но если придется, поверю. Многие верят!

К р и с т и а н. Хорошо сказано: многие верят, если понадобится. Мало кто может позволить себе роскошь просто-напросто верить. Для этого нужна определенная воля. У кого она есть? Если не дашь рядовому человеку то, что он у тебя просит, он тебя покинет. Рядовой человек занимается обманом: ты его надул, и он тебя надует. Он тебе верит, пока ему выгодно. А что значит выгода, Соня, по сравнению с верой? В простонародье говорят, что доверчивый — дурак, а жулик — умница. Такова жизнь — все шиворот-навыворот. Окунись в нее, если тебе это доставляет удовольствие.

С о н я (нежно). Павел, тебя столько лет травили. Только я знаю, как они все подстроили. Я могу разоблачить их, бороться вместе с тобой ради…

К р и с т и а н (гладя ее по голове). Ради чего, Соня? Никто не может у меня что-либо взять или дать мне. Ты это знаешь. Я живу, как природа. Некоторые хотят совершить над ней насилие, исторгнуть из нее мелодию, праздничный концерт. А я смотрю на нее иначе — как на вечную подготовку, которой никто не в силах помешать. (Воодушевляясь.) И что удивительно: именно лишенные музыкального слуха люди хотят концерта. Хотя не могут получить от него никакого удовольствия.

Б о н д о к. Это намек на нас, господин Кристиан?

К р и с т и а н (искренне). Мы рассуждали вообще, я вас даже не заметил.

Б о н д о к. Вы могли бы рассуждать об этих вещах у себя в комнате.

К р и с т и а н. Там я не рассуждаю, я живу.

Б о н д о к. Мы убедились как.

С о н я (отклоняя намек Бондока, становится более сдержанной, твердой. Она повидала мужа, зарядилась от него энергией. Теперь она может уйти. Она не добилась своего, но лучше узнала его, лучше понимает, чем эти чужие ей люди). Павел!

К р и с т и а н. Да, Соня.

С о н я. Прощай. Желаю здоровья.

К р и с т и а н. Счастливо.

Они прощаются. Он идет к себе. С о н я выходит, не прощаясь с остальными.

Мира следила за происходящим жадными, лихорадочными глазами.

Б о н д о к (готовится высказать свое неодобрение). Постеснялся нас. Он ее запугал. Но я помогу ей обрести свое достоинство.

А л и н а. Зачем ты вмешиваешься?

Б о н д о к. Потому что нельзя так обращаться с женщиной в наши дни. Он ее бросил, а теперь ей же доказывает, что она глухая и глупая, как и мы. Ведь так он сказал. Я подам на него в суд, если потребуется.

А л и н а. Оставь его в покое.

Б о н д о к (возмущаясь). А он нас оставляет? Если мы не можем спасти в моральном плане определенные устои, то напрасно мы отдали столько сил, чтобы добиться того, чего добились. Какие идеалы мы предлагаем молодежи, если подобный сумасброд…

А л и н а. Марчел, умерь свой пыл. Через десять минут нам уходить. Мира, ты готова?

М и р а (глаза ее блестят, зубы стучат о краешек бокала). Я не иду.

А л и н а. Почему?

М и р а. Не пойду. Не в состоянии.

Б о н д о к. Ты не можешь не пойти на торжество в честь твоей матери. Я же говорил тебе, не пей столько!

М и р а. Оно фальшивое.

А л и н а (чувствуя что-то неопределенное, словно угрозу). Что — фальшивое?

М и р а (едва сдерживаясь). Шампанское! Фальшивое шампанское! Подделка. Я никогда не стану белым ангелом! Не могу.

А л и н а. Мира!

М и р а. Я не переношу рая. Меня тошнит!

Б о н д о к. Как быть, дорогая?

М и р а. Идите. Устройте триумфальное шествие. Вам будут целовать руку, говорить, какая вы очаровательная. Какой победы вы добились. Как славно послужили прекрасному. Вам преподнесут розы. Много, много роз, мы заставим ими всю квартиру.

А л и н а (встревоженно). Ей плохо.

М и р а. Прихватите мне бутылку шампанского! Это фальшивое. Принесите мне настоящего. Если найдете.

Б о н д о к. Мира, пойди приляг, потом прими холодный душ, и приходите позднее с Теофилом.

М и р а. Мы явимся на торжество. Да здравствует Искусство. Будем смирно сидеть на своих местах. Нам поцелует руку господин Кирэческу. Кто же еще? И господин Дабижа! А еще кто? И господин Флавиу, который так красиво и возвышенно говорил на вернисаже.

Б о н д о к. Хватит тебе иронизировать на его счет. Он сказал то, что нужно.

М и р а. Ну конечно. Он чудесно говорил о потрясающем успехе нашей великой художницы Алины Ранетти-Бондок, о ее врожденных способностях, которые передаются от отца к сыну и от матери к… дочери!

Б о н д о к. Ты несешь чепуху. Иди лучше к себе.

М и р а. Куда мне идти? В смежную комнату? Там он! Там смежная комната. Лучше я останусь здесь и повеселюсь во славу и во имя триумфа морали.

Т е о ф и л. Мира, может, лучше прокатимся на машине, подышим воздухом.

М и р а. Поезжай, дыши и делай с ним что хочешь. Ты перенасыщен воздухом, ты полон самоуверенности, дорогой, сам видишь. Тебе не хватит вдохновения, чтобы оживить древние фрески. Ты не чета Флавиу.

Б о н д о к. Что у тебя с Флавиу?

М и р а. Ничего, что у меня с ним может быть? Было. Я считала его демиургом, вальпургом, тауматургом, а он всего лишь бедный, больной человек. Поглощенный зрелищем своих утонченных, одухотворенных страданий.

Б о н д о к (нахмурившись). Откуда ты знаешь?

М и р а. Потому что я жила с ним, поэтому. Обаятельный чародей, который предлагал мне в качестве пищи только великие сомнения и цеплялся за меня, за мое тело, как за реальность.

Б о н д о к. Мира, прекрати, прошу тебя.

М и р а. Ты не веришь?

А л и н а (удрученно). Да разве можно поверить, что такой серьезный человек, как он…

М и р а. Серьезный?! Жалкий фигляр. Великий фабрикант инсинуаций. Я ждала от него просветления, а убедилась, что сама просветленнее его. Он весь погряз в формулировках и ухищрениях, мой бедный Флавиу, и любое его слово болезнетворно. Не доверяйся ему, мамочка. Он очень ловок, уверяю тебя. Не доверяйся никому. Они все притворяются. И похвалы, которые они расточали в твой адрес, подстроены. Мною, моим толом!!! (Истерически рыдает.)

Б о н д о к. Мира, немедленно прекрати. Я больше не в силах выслушивать эту омерзительную ложь.

М и р а (в ярости). Почему? Тебе не нравится, что похвалили маму? Разве твои акции не подскочили от этого в цене? Ты знаешь, что все это только показуха, но все равно идешь туда и кичишься, что ты владелец домашнего таланта, а маэстро произносит хвалебную речь, учтиво целует руку и распространяется о судьбах румынского искусства и Цукулеску{58}, которого он убил!

Б о н д о к. Никто его не убивал. Ему оказывают самые высокие почести. Но не об этом сейчас речь. Как ты могла, моя дочь?

М и р а. Как могла, так и могла. Это мое, а не твое дело. Что тебе от того, что это Флавиу, а не кто-нибудь другой? Внутренние процессы тебя не интересуют, тебя волнует только «социальная вина». Преимущество налицо. Я принесла тебе сплошные преимущества. Чего же ты еще хочешь?

Б о н д о к (приближаясь, угрожающе). Я не позволю!

М и р а. С каких это пор ты мне не позволяешь? Каждый раз, когда складывалась выгодная ситуация, ты мне позволял. Брал меня с собой, знакомил с похотливыми стариками. Ты был в восторге, что Драгня волочится за мной. Почему не Драгня? Это теперь он разложился. И мы бросили его на произвол судьбы за то, что он связался со всякой шушерой. Он мог бы таким же образом связаться со мной, если б я только пожелала, и тогда ты был бы доволен.

Б о н д о к (с пеной у рта). Уведите ее и суньте под холодный душ. Иначе я надаю ей пощечин.

М и р а. И хорошо сделаешь. Сорвешь с моих глаз пелену. Отвесь и маме парочку, она в этом тоже нуждается. Она тоже слепая. Готова на все ради твоих махинаций.

А л и н а (еще не пришла в себя от потрясения). Как ты могла, Мира?

М и р а. Брось, мама, сама прекрасно знаешь, что можно. Легко потерять девственность, труднее ее вновь обрести. И я ее обрету, мамочка, понимаешь?! Я трижды перевернусь через голову, но снова стану чистой. Идите, уходите! (Почти со стоном.) И принесите мне бутылку настоящего шампанского, с большой этикеткой.

Т е о ф и л. Я останусь с тобой.

М и р а. Уходи и ты, зачем тебе оставаться. Хочешь увидеть меня голой? Таких немало, кто хочет увидеть меня голой, ходят за мной по пятам, а потом хвалят моих родителей, делают из отца апологета министерских принципов. Охотятся за мной И обещают ему комнату. И мама делает успехи, в первый же день у нее приобретают картину, которую купило частное лицо — Теофил.

Т е о ф и л (краснея, с возмущением). Мира, этого я от тебя не ожидал. (Быстро выходит.)

М и р а. Они целуют мне руку и говорят о Брынкуши, а сами только и думают, как бы увидеть меня голой, и я разорву на себе платье, чтобы видели. (Рвет на себе платье.) Вот так, смотрите, вот так, чтобы меня увидели голой. Чтобы потом я могла читать другим лекции о человеческом достоинстве. Ха-ха-ха! (Истерически хохоча, выбегает в соседнюю комнату, откуда доносятся ее рыдания.)

Б о н д о к (холодно, Алине). Пойдем, уже поздно.

Уходят.

Сцена некоторое время пуста. Потом появляется М и р а в халате, крадется к комнате Кристиана. Стучит в дверь. Дверь открывается. На пороге появляется К р и с т и а н.

М и р а (с раздувающимися ноздрями). Господин Кристиан, я вас ненавижу.

К р и с т и а н. Я вам не верю, девушка. Вы слишком современны для этого.

М и р а. А если бы я сказала вам противоположное, вы бы поверили?

К р и с т и а н. Столь же мало и по той же причине. (Пауза.) Это все? Спокойной ночи. (Хочет уйти.)

М и р а. Постойте, господин Кристиан.

Кристиан оборачивается.

Я хочу объяснить, за что я вас ненавижу. Я убеждена, что вас интересует причина.

К р и с т и а н. Возможно, только с биологической точки зрения. Я замечаю, что в этом мире становится все меньше действий и все больше причин.

М и р а (пристально глядя на него). Вам без малейшего труда удается добиться того, чего я пытаюсь достичь ценой неимоверных страданий.

К р и с т и а н. Не знаю, что вам сказать. Нет, пожалуй, знаю. Вы ищете возможности остаться в одиночестве и (с легкой улыбкой) стучите в мою дверь…

М и р а. Чтобы спросить, существует ли что-то подлинное, не фальшивое.

К р и с т и а н. Я видел лавку, где его продают в обертке из фольги.

М и р а. Не смейтесь.

К р и с т и а н. Уж не вы ли запретите мне смеяться? Ищете подлинное… Вы гусыня, милочка. Возможно, образованная. Идите спать. Делайте детей. Мучайтесь. А потом поговорим.

М и р а. Я пришла с крыши, господин Кристиан. Не через трубу, как в сказках. Нет, сегодня ночью я спала там. С Адо. Вы не знаете, кто это? Тем хуже.

К р и с т и а н. Чепуха!

М и р а. Плохо, что я сама не знаю, кто он. Адо — это природа, думала я. Ломка, Свобода, Простота, Протест. Я спала с ним сначала в страстных объятиях, в забытьи, потом становилась все чище. Не смейтесь.

К р и с т и а н. Я не смеюсь.

М и р а. На крыше, на стрехе мира. Мы долго развлекались С Адо, дурачились… Я была с ним… Не смейтесь.

К р и с т и а н. Не смеюсь.

М и р а. Была в подполье монастыря Плумбуита{59}. Адо попрошайничал. Чуть было не занялся воровством, но я ему не позволила. Хотел украсть икону.

К р и с т и а н. Зачем?

М и р а. Да так. Ему уже приходилось воровать. Потом мы побывали у каких-то субъектов и там тоже развлекались. Танцы в простынях. Понимаете?

К р и с т и а н. И что же дальше?

М и р а. Мы забрались на гостиницу «Унион»{60}. Адо стоял на голове у самого края и болтал ногами, а я его целовала. Я сумасшедшая, правда?

К р и с т и а н. Я подумаю. (Делает шаг назад.)

М и р а. Постойте, господин Кристиан, я вас ненавижу, понимаете? Все это было на самом деле. Вам известно, что я прекрасный электроник?

К р и с т и а н. Это в порядке вещей.

М и р а. Четыре ночи с Адо… я хотела сама не знаю чего… невозможного. Понимаете?

К р и с т и а н. Понятно.

М и р а. Мы занимались любовью при свете луны, бедные, как церковные крысы. Днем я прекрасный электроник, дочь товарища директора, а ночью я вешала платье на перекладину антенны, как знамя… Мы решили сделать как можно больше при минимуме жестов, понимаете? Чтобы избавиться от накипи, оставить только сущность. Теперь понимаете, за что я вас ненавижу?

К р и с т и а н. Пойму, после того как вы объясните мне, что такое сущность.

М и р а. Я — вам? Чудовище! Толстокожее животное. Вы все прекрасно поняли с самого начала, господин Кристиан. Все наши старания гроша ломаного не стоили. А я-то думала, что стоят… Я ушла, порвала, освободилась от всего, что накопилось во мне. Мы сверкали при свете луны оборванные, голые. От всего, от любого содержания. Мы были смешны?

К р и с т и а н. Думаю, что да.

М и р а. Потому что мы притворялись. И мама спала на крыше училища изящных искусств. Может быть, и отец воровал. Не знаю. Меня бы это не огорчило. Они занимались этим искренне. Скажите, можно еще чем-нибудь помочь?

К р и с т и а н. А что говорит Адо? Вы его спрашивали?

М и р а. Адо — позер и фат. Он тоже не настоящий. Господи! Господи, иногда мне хочется повеситься.

К р и с т и а н. Не думаю, что вы это сделаете.

М и р а. Возможно, вы правы… Вы, страшное чудовище… За эти ночи, проведенные на крыше, я поняла… что и вы… и вы такой же.

К р и с т и а н (улыбаясь). Закон крыши — не думать.

М и р а (не слушая его, озабоченно). И вы испытываете эту потребность. Но, господин Кристиан, у вас это получается. Я не знаю, как вы этого добиваетесь, но у вас получается. Я ненавижу вас! Ненавижу всеми фибрами! Всей своей потребностью в настоящем.

К р и с т и а н. А электроника? Что вам дает электроника?

М и р а. Это совсем другое. Я ищу человеческий ответ. Я была женщиной. Я бы охотно снова стала ребенком. Только бы отыскать правду.

К р и с т и а н. Вам захотелось поиграть, черт бы вас побрал! Марш домой! (Готовится уйти; вспомнив.) И вот что имейте в виду — Цукулеску никто не убивал. Он сам выбрал свой путь.

М и р а (с ненавистью). Я сделаю все возможное, чтобы вы убрались отсюда. Завладею вашей комнатой, которую вы так оберегаете. Подожгу ее. Пусть не останется ничего настоящего.

К р и с т и а н. Вы останетесь в дураках, мадемуазель. Не в комнате дело. Спокойной ночи. (Уходит к себе.)

И тотчас же из-за двери слышится несколько одинаковых аккордов на скрипке.

М и р а (кричит ему вслед, сначала громко, потом все тише). Знаю! Мы должны вас уничтожить. Потому что вы бросаете вызов всем условностям, всей фальши. И потому, что вы понимаете, господин Кристиан. Понимаете все, что я вам говорю, и все, о чем умалчиваю. Это ужасно. И пальцем о палец не ударите. (Плачет.) И потому, что вы поразительно противно пиликаете на этой несчастной скрипке!

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Прошло еще несколько дней. В средней комнате сидит перед зеркалом А л и н а и изо всех сил старается переменить прическу. Закрутила кокетливый локон, который делает ее лицо смешным. Но она не оставляет своих попыток. С ее лица теперь исчезло выражение важной дамы, и она похожа на куклу со сломанной пружиной. Лихорадочно старается сделать свое лицо таким, каким оно было когда-то в юности. На эти тщетные попытки уходит несколько минут. Потом на ее лице появляется глуповатое выражение безнадежности. Она берет из груды один из рисунков и пристально разглядывает его. Потом рвет на куски. Роняет их на пол. Берет другой рисунок, готовясь поступить с ним таким же образом. Входит Б о н д о к.

Б о н д о к. Добрый день.

А л и н а (глухо). Добрый день, Марчел.

Б о н д о к. Давно пришла?

А л и н а. Давно.

Б о н д о к. Заходила на выставку? Как там дела?

А л и н а. Хорошо.

Б о н д о к. В каком смысле?

А л и н а. Хорошо идут. Идут хорошо.

Б о н д о к. «Заря» опубликовала отзыв на твою выставку. Мне дала ее секретарша. Довольно положительный.

А л и н а. Да?

Б о н д о к. Чем это ты занимаешься? Зачем сменила прическу?

А л и н а. Разве не идет?

Б о н д о к. Серьезно, Алина, что это пришло тебе в голову?

А л и н а. Хочу стать красивой. Одобряешь?

Б о н д о к. А зачем ты рвешь рисунки? Почему ты их рвешь?

А л и н а. Старые.

Б о н д о к. Ну и что ж?

А л и н а. Они устарели. Нарисую другие, новые.

Б о н д о к. Это несерьезно, Алина. Они тебе разонравились?

А л и н а. А тебе нравятся?

Б о н д о к. Я считаю их очень удачными. И в любом случае…

А л и н а. Они вышли из моды.

Б о н д о к. Да не обращай ты внимания на всех этих дураков.

А л и н а. Прислушаться к голосу своего сердца, да? (Рвет еще один рисунок.)

Б о н д о к. Алина, перестань их рвать.

А л и н а. Тебе в самом деле их жалко?

Б о н д о к. Конечно.

А л и н а. Это уже пройденный этап.

Б о н д о к. На сегодня — возможно. Но ты ведь знаешь, как бывает в искусстве: мода возвращается. То, что считалось устаревшим, снова идет за новое. Все начинается da capo[12]. Поэтому сохрани их, может, придет и их черед.

А л и н а. На что черед?

Б о н д о к. Черед снова нравиться.

А л и н а. Кому?

Б о н д о к (теряя терпение, озадаченно). Ты сегодня ведешь себя как ребенок, дорогая. И этот локон. Тебе нездоровится?

А л и н а. Снова понравятся общественному мнению, так, что ли? (Рвет еще один рисунок.)

Б о н д о к. Алина, что с тобой, деточка? (Подходит, обнимает ее.)

А л и н а. Замолчи!

Б о н д о к. Что с тобой стряслось?

А л и н а. Мне не идет этот локон? Правда? Он меня уродует?

Б о н д о к. Слишком по-детски. Ты стала гораздо красивее, дорогая. Поверь мне.

А л и н а (как-то странно улыбается, покорно). Ну конечно. Я стала красивее, чем когда бы то ни было. Мы с тобой очень удачная пара. Идеальная пара. Разве ты не знал? (Негромко смеется.)

Б о н д о к. Перестань. Я устал.

А л и н а. Так ты советуешь мне оставить рисунки и дожидаться подходящего момента, когда вернется на них мода. Ну а если мода больше не вернется? Тогда что будем делать?

Б о н д о к (устало). Разве можно знать наверняка?

А л и н а. А откуда знать наверняка, не вернется ли мода на такие локоны? Я сделала себе прическу, которая может снова войти в моду.

Б о н д о к (приняв это за шутку, говорит о живописи). Если мода не вернется, у тебя будет по крайней мере свидетельство.

А л и н а (сдерживая смех). Свидетельство?

Б о н д о к. Свидетельство этапов, пройденных в своем творчестве. Почему ты смеешься?

А л и н а. Неужели ты веришь, Марчел, что у меня есть что-то оригинальное?

Б о н д о к. Ну вот, опять за свое.

А л и н а. Ты веришь? Ну и хорошо. А что пишут в этой заметке?

Б о н д о к. Пишут, что ждут от твоего таланта настоящих…

А л и н а. Ах вот оно как. Ждут?

Б о н д о к. А в чем, собственно, дело?

А л и н а. Ждут! Это хорошо. А ты и впрямь веришь, что ждут?

Б о н д о к. Естественно.

А л и н а. И сколько же времени они будут ждать? Гм! Еще двадцать лет? Ты знаешь автора заметки?

Б о н д о к. Немного. Это женщина.

А л и н а. Скажи ей, чтобы больше не ждала. Пусть занимается своим делом. Своим мужем.

Б о н д о к. Зачем ты так.

А л и н а. Это невежливо — заставлять людей ждать. Ты меня этому учил. (Рвет еще один рисунок.)

Б о н д о к. Алина, ради бога, зачем ты это делаешь?

А л и н а. Я сделаю из них себе папильотки для волос, накручу их и буду ждать, пока снова войдут в моду.

Б о н д о к. Любимая, ты переутомилась, переволновалась. Когда закроется выставка, поезжай куда-нибудь, полечись на воздухе.

А л и н а. Я буду принимать витамины, бромистый калий в ампулах, и все как рукой снимет. Я снова обрету свою индивидуальность.

Б о н д о к (теряя терпение). Чего же ты, в конце концов, хочешь?

А л и н а (удивленно). Не знаю, чего хочешь ты. Это мои вещи, моя жизнь, и я могу поступать с ними, как мне заблагорассудится. Надеюсь, что я не наношу ущерба твоему положению, когда рву их. (Готовится разорвать еще один рисунок.)

Б о н д о к (хватает ее за руку). Я хочу, чтобы ты перестала рвать рисунки. У тебя приступ самокритики. Для этого нет ни малейшего повода. Выставка твоя удалась. Несколько картин купили, и не все из любезности… (Иронически.) Не мог же я повлиять на всех, ведь есть же понимающие люди, имеющие свое мнение.

А л и н а. Да?

Б о н д о к. Отзывы были и плохие и хорошие, что также может служить признаком объективности. Существуют общепринятые в обществе светские обязанности, через которые ты должна пройти, а затем продолжишь свою работу. И если ты недовольна, рисуй лучше.

А л и н а. Как это просто.

Б о н д о к. Достаточно просто. Неудовлетворенность своим творчеством всегда являлась двигателем прогресса, Я постараюсь создать для тебя наилучшие условия…

А л и н а (с саркастической усмешкой). Тогда я сохраню эти рисунки. Может быть, я нарисую что-нибудь на их обороте. Холст хороший.

Б о н д о к. Теперь ты передразниваешь меня, не так ли?

А л и н а. Да, передразниваю.

Б о н д о к. Накрой лучше на стол.

А л и н а. Да, я накрою на стол. Это ты хорошо придумал.

Б о н д о к. И не в кухне, а здесь.

А л и н а. Здесь?

Б о н д о к. Да. Я именно это хотел сказать. (С теплотой.) Алина, мы должны попытаться жить. Не только готовиться к жизни. Жить. Я тоже отдаю себе в этом отчет.

А л и н а. С каких пор?

Б о н д о к. С каких пор отдаю себе отчет?

А л и н а. Нет! С каких пор мы должны начать жить?

Б о н д о к. Не знаю. Но я чувствую, что я до сих пор все откладывал. Ты еще жила, у тебя была твоя живопись…

А л и н а. Да, была. А еще чем мы должны заниматься?

Б о н д о к. Алина!

А л и н а (покорно, неуверенно). Я спрашиваю тебя. Хочу тоже знать.

Б о н д о к. Почему ты меня спрашиваешь?

А л и н а. А кого же мне еще спрашивать. Я всегда тебя спрашивала. И ты мне всегда отвечал очень конкретно. Ответь и теперь: что нам дальше делать?

Б о н д о к. Что мне тебе сказать? Продолжай рисовать.

А л и н а. Хорошо. Буду рисовать дальше.

Б о н д о к. Алина, дорогая!

А л и н а. Буду рисовать. Как ты сказал, так и поступлю. Ты знаешь, что положено. У тебя четкая программа. Буду рисовать дальше. Краски у меня есть. Холст есть. Свет есть. Покой, с тех пор как уехала Мира, тоже есть. Успех есть. Эта женщина, написавшая заметку, ждет от меня картин. Буду писать. А пока накрою на стол. Что нового в министерстве?

Б о н д о к. Ты меня совсем не щадишь. А ведь я переживаю сейчас поистине драматические дни.

А л и н а. В министерстве? Да? Драматические? Тогда я буду тебя щадить, дорогой. Что я должна для этого делать? Писать лучше? Как можно лучше? Каким еще образом я могу помочь тебе пережить драматические моменты в министерстве?

Б о н д о к (раздраженно). Алина, последний раз прошу тебя…

А л и н а (механически, как кукла). Я сейчас накрою на стол. Сию минуту. Начнем жить, дорогой. Раз есть такое указание… (Шатается.) Начнем…

Б о н д о к (встревоженно, поддерживает ее). Посиди в кресле. (Усаживает ее.) Сейчас я принесу капли.

Звонок в дверь.

Бондок открывает дверь, входит Т е о ф и л.

Т е о ф и л (холодно, официально). Прошу извинить за беспокойство.

Б о н д о к (старается быть вежливым, дружелюбным). Вы нас не беспокоите. Жене вот нездоровится.

Т е о ф и л. Сочувствую. Целую руку. Надеюсь, это пройдет.

Б о н д о к. И я надеюсь. (Холодность Теофила настораживает его.)

Т е о ф и л. Я хочу вас попросить, чтобы вы дали мне брюки и спортивную куртку Миры.

Б о н д о к. Если в этом есть такая необходимость… Но что произошло?

Т е о ф и л (спокойно, обыденно). Ничего особенного. Она собирается поехать в горы.

Б о н д о к. С кем?

Т е о ф и л. Со мной.

Б о н д о к (заинтересован, не знает, какую позицию занять). Но…

Т е о ф и л. Что ж тут особенного? Мы уже не раз ездили. С вашего согласия.

Б о н д о к. При чем тут согласие.

Т е о ф и л. Тогда я не знаю, о чем идет речь.

Б о н д о к (отступает). Она здорова?

Т е о ф и л. Абсолютно здорова.

Б о н д о к. Ночует у вас?

Т е о ф и л. Нет, у подруги.

Б о н д о к (с оттенком мужской солидарности). Вы убеждены?

Т е о ф и л. Уважаемый товарищ Бондок, вам не следует задавать мне подобные вопросы.

Б о н д о к. А я думаю, что как раз следует, после всего, что я слышал неделю назад.

Т е о ф и л. Что-то не припоминаю ничего предосудительного в отношении Миры.

Б о н д о к. Ну как же. А эти обвинения, наговоры?

Т е о ф и л (спокойно). Возможно, все это была правда.

Б о н д о к (в изумлении). Вы думаете?

Т е о ф и л. Иначе она не стала бы говорить.

Б о н д о к. И эта унизительная, базарная сцена, которую она объяснила плохим шампанским?

Т е о ф и л. Шампанское в самом деле было плохое.

Б о н д о к (начиная сердиться). Дорогой Теофил, не вынуждайте меня изменить мнение о вас.

Т е о ф и л. Пока не об этом речь.

Б о н д о к. Как же вы можете допустить, чтобы Мира высказала вам в лицо, что… (Колеблется.)

Т е о ф и л. Что она спала с Флавиу. Она бы наверное не сказала этого, если б вы не поставили ее в такое положение. Действительно, достойно сожаления, что дело дошло до этого.

Б о н д о к (возмущаясь). А само положение вас не тревожит, не возмущает?

Т е о ф и л. Какое положение?

Б о н д о к. Что у нее была связь. Ваша невеста признается, что с кем-то сожительствовала, а вы?

Т е о ф и л. И я пришел к ней не безгрешным. Не вижу причин требовать большего от Миры.

Б о н д о к. А как вы поступите с вашими принципами, господин Хотэрану?

Т е о ф и л. Насколько мне известно, принцип равенства полов внесен в конституцию. Я не могу себе позволить нарушать его.

Б о н д о к (громче). А как быть с моралью? С моралью?

Т е о ф и л (хладнокровно). Не вам меня об этом спрашивать, господин Бондок.

Б о н д о к (искренне огорчен). Конечно, теперь вы все готовы поставить с ног на голову, потому что любите, как… Верно говорит Мира, что вы похожи на стену.

Т е о ф и л. Что ж, вполне вероятно. Разве не нормально, что она станет опираться на меня?

Б о н д о к. А нормально, что она помыкает вами как хочет? Нормально, что она ночует где-то на стороне? Нормально, что она водит вас за нос?!

Т е о ф и л (с легким сожалением, но твердо). Господин Бондок, я привык видеть в вас хотя бы справедливого человека. К сожалению, мне придется от этого отвыкать.

Б о н д о к (взбешен). Она оговорила меня, дрянь.

Т е о ф и л. Мира жалеет вас и пытается простить.

Б о н д о к. За то, что я ее плохо воспитал, избаловал. За это мне нет прощения!

Т е о ф и л. Не за это. За то, что вы притворялись и притворяетесь совсем другим человеком. Мира жила с мужчиной, который соблазнил ее потому и только потому, что она была убеждена в его исключительных качествах. Вы же совершаете недостойные поступки даже в тех случаях, когда ваши личные убеждения совершенно иные.

Б о н д о к. Например?

Т е о ф и л. Например, в случае с Драгней. Вы поддерживали его, пока это было выгодно вам. Потом, когда появилась перспектива занять его место, вы всеми силами начали выступать против него.

Б о н д о к. Драгня виноват.

Т е о ф и л. Я этого не знаю. Знаю только, что теперь вы хотите извлечь из его вины личную пользу.

Б о н д о к. Личную?

Т е о ф и л. Абсолютно личную. Даже не на пользу семьи, которой вы пользовались как инструментом.

Б о н д о к. Это все Мира вам наговорила. Она пресытилась комфортом и изобилием, а теперь подражает хиппи, о которых вычитала в принесенных мной журналах. Кривляется, как избалованный ребенок, который сам не знает, чего хочет.

Т е о ф и л. Уверяю вас, господин Бондок, Мира знает, чего она хочет. Она сама сказала: немного воздуха!

Б о н д о к (саркастически). И вы считаете, что сможете ей его дать?

Т е о ф и л. Я дам ей то, что смогу. Я никогда не был убежден, что смогу дать ей все. Моя задача — позволить ей быть самой собой, насколько это возможно. (Многозначительно глядя на сидящую в кресле Алину.) Скромная программа, как видите.

Б о н д о к (окончательно удрученный). Мой сосед был прав, говоря, что вы всего лишь эпидерма.

Т е о ф и л. Ваш сосед был прав во многих случаях. Но мне неудобно было его поддерживать. Могу я взять брюки и куртку?

А л и н а (тихо). Где Мира?

Т е о ф и л. Внизу в машине.

Б о н д о к. Пусть поднимется и возьмет сама.

Т е о ф и л. Как вам будет угодно. Целую руку. Всего лучшего. (Выходит.)

Через некоторое время входит М и р а. Она бледна, но ведет себя непринужденно. С Бондоком она убийственно корректна. Все симпатии обращены к матери.

М и р а. Добрый день, отец. Что с мамой? Что с тобой, мамочка?

А л и н а (без сил). Ничего, дорогая, ничего.

М и р а. Но все же что-то неладно. Я тебе советую — вырви. Вырви все…

А л и н а (печально). О, Мира…

М и р а. Не принимай больше успокоительного. Выбрось все. Иначе отравишься.

А л и н а. Поздно, Мира.

М и р а. Знаю, что поздно, мама. Но ты должна попытаться. Это единственный выход. Ты ела слишком сытные, но не питательные блюда. Тебя просто раздуло.

А л и н а (ласково гладя ее). Нет, не раздуло, дорогая. От этих питательных блюд у меня выросло другое тело. Другая материя и форма. Сегодня я искала до устали ту, прежнюю. Я ищу ее уже давно. И не нахожу. Где она может быть, дорогая?

Б о н д о к. А как твои дела, Мира?

М и р а. Так себе, папа. Как ты сам думаешь? (Идет к себе, быстро собирает вещи, возвращается.) А у тебя? (И, не дожидаясь ответа, уходит.)

После ухода Миры Бондок добросовестно пытается понять, что происходит, почему все вокруг него меняется. Он пытается осмыслить все, чтобы оправдаться перед Алиной и самим собой. Ему кажется, что виной всему — возникшая между ними недоговоренность, непонимание, и горячо желает все уладить.

Б о н д о к (грустно качает головой). Как мало в них стремления разобраться во всем! (Вздыхает.) Воздуха им захотелось. Кто его не хочет? Мне все время его недоставало. Но когда уж увязнешь во всех этих повседневных делах, когда жизнь затягивает тебя в их гущу… (Умолкает, курит.) Теперь представь себе, что я захотел бы совсем отмежеваться от дела Драгни, думаешь, я смог бы? Он рухнул бы прямо на меня, а мы оба — на остальных. И кто-нибудь быстро вскарабкался бы на мой труп и стал использовать мои недостатки, даже те, которых у меня никогда и не было. Думаешь, это было бы справедливее? Разве я непременно должен позволить сокрушить себя, чтобы уступить место субъектам, также вовлеченным в эту безвыходную игру и высматривающим свободное место, промахи других? И наоборот, разве было бы лучше, если бы я поддержал Драгню при всех его недостатках? Что ты на это скажешь, Алина?

А л и н а (глядя в сторону). Ничего не скажу. Я думала о птице.

Б о н д о к. О какой птице?

А л и н а. О птице с яркими крыльями, которая каждый день теряет по перу…

Б о н д о к (подходит ближе, по-прежнему пытаясь разобраться). Или этот Кристиан, на которого я пожаловался по вполне обоснованным причинам. (Размышляет, утверждаясь в своем мнении.) Допустим, мне захочется вдруг пойти и сказать: «Нет, все это неправда, я считаю, что Кристиан — хороший человек». Думаешь, это возможно? Машина уже закрутилась, все, что я сообщил, увязывается с его склонностями, с его прошлым, с жалобами его жены.

А л и н а. Его жена не жаловалась.

Б о н д о к. Наверняка жаловалась. Она сама сказала.

А л и н а (спокойно, но с необычными нотками в голосе). Его жена жаловалась на то, что он ушел, а не на его недостатки. Потому что она верит в него.

Б о н д о к. Тем более. Она требовала, чтобы он вернулся домой.

А л и н а (мечтательно). А быть может, она поняла, что у него другая, своя дорога.

Б о н д о к. С другими женщинами.

А л и н а. Возможно, эти женщины не имеют с ним никаких порочных связей.

Б о н д о к. Скажешь тоже, Алина! Какой ты еще ребенок!

А л и н а (внимательно глядя на него, мягко). Возможно, тебе доставляет удовольствие воображать это. (Безразлично улыбаясь.) Для того чтобы твой пасьянс удался.

Б о н д о к (сочувственно, покровительственно). Быть может, это тебе доставляет удовольствие воображать, что все обстоит иначе. Чтобы спасти свои иллюзии.

А л и н а (немного серьезнее). Я тебе скажу, как обстоит дело, Марчел. Мне в самом дело это доставило бы удовольствие. Это было бы одно из немногих реальных удовольствий, которые мне предоставила бы жизнь в последнее время.

Б о н д о к (задетый за самое больное место). Что ты говоришь? Вот где находится, оказывается, кладезь сюрпризов — в господине Кристиане, который нагрубил нам всем по очереди.

А л и н а (устало). Ты был несколько вежливее, Марчел. А что в результате получилось?.. Ты ощипал птицу, перо за пером.

Б о н д о к (тронутый тем, что услышал, гладит жену по голове, собирает с пола разорванные рисунки). Я не хотел причинить тебе никакого зла. Клянусь! Я хотел и хочу, чтобы мы жили. Начиная с сегодняшнего дня. Вспомним о тех временах, когда мы были молоды. (Кладет обрывки рисунков ей на колени.)

А л и н а (берет два обрывка и пытается сложить). Самое большое, на что я способна, — это склеить их. Создать их я больше не могу… Даже с помощью всех твоих заводов синтетических красителей…

Звонок в дверь. Бондок, злой от того, что нарушили его доверительную беседу с женой, ворча, идет открывать.

Входит Р е т а, возбужденная, полная энтузиазма. Бондок с неприязнью и удивлением смотрит на нее.

Р е т а. Мне господина Кристиана.

Б о н д о к (почти кричит). Господина Кристиана нет дома!

Р е т а. Это не беда. Я его подожду. (Направляется к смежной комнате.)

Б о н д о к. Я не знаю, открыта ли дверь.

Р е т а. Она всегда открыта.

Б о н д о к (раздражен, но не в силах противостоять ее напору). В конце концов… если вы так настаиваете.

Р е т а. Очень настаиваю. Я принесла весьма важную для него весть. Хочу первой сообщить ему.

Б о н д о к (сухо, но с любопытством). Надеюсь, это хорошая весть!

Р е т а. Прекрасная. Господин Кристиан поедет за границу во главе делегации специалистов.

Б о н д о к. Каких специалистов?

Р е т а. Биологов. Вы удивлены? И другие тоже! Этот человек удивительно скромен.

Б о н д о к. Кто?

Р е т а. Господин Кристиан. Создается впечатление, что он не принимает себя всерьез. Но нас-то он не смог провести.

Б о н д о к (все с большим недоумением и досадой). Кого именно?

Р е т а. Нас, своих сотрудников. Меня и еще нескольких.

А л и н а (не вставая с кресла). Вы с ним работаете?

Р е т а. Представьте себе. Я даже заведую его отделом. Не потеха ли. Он ученый с мировым именем, можно сказать. А мне приходится морочить ему голову всякими директивами. Я за него отвечаю. (С трудом сдерживает смех.)

А л и н а. Перед кем?

Р е т а. Меня назначили по политической линии. Я говорила товарищам: это грандиозный человек, мы должны снимать перед ним шляпу. Как я могу давать ему указания? Для меня радость обменяться с ним некоторыми мыслями. Это всеобъемлющий, потрясающий мозг в области биологии.

Б о н д о к. А вы случайно не преувеличиваете?

Р е т а. Возможно, и так. Но именно такое чувство я испытываю по отношению к нему.

Б о н д о к (строго). Может быть, это чувство капитуляции?

Р е т а. Нет. Это человек, за которого я могу дать любые гарантии: честью, жизнью, карьерой. Я сказала товарищам: это подлинный посланник нашей страны, он может принести нам огромную пользу. И не только нам.

Б о н д о к. Что же вам ответили товарищи?

Р е т а. Было очень трудно. Не все люди подготовлены. «Какой из него посланник, — сказал мне один, — в таком случае вы не знаете, что такое дипломатия, вам еще надо поучиться». Другого он обидел, обозвал дураком. Меня он дразнит ящерицей и говорит: «Да прекрати, ты, дура». Его от этого не отучишь. Таков уж он есть. Я пошла выше, настаивала, пришли двое коллег. Нет, он не идеалист, сказал один из них. Нет, он биолог, верит в то, что открывает. Идеалист — это вы сами, потому что верите в предвзятые, готовые идеи и, не имея никаких позитивных знаний, декретируете все, что вам придет в голову. Он материалист и диалектик. А почему его уволили из института? Именно за это его и выгнал товарищ академик. И я назвала имя того, кто считался тогда глашатаем определенных теорий, рвал и метал, а теперь повернул на сто восемьдесят градусов и числится среди самых рьяных защитников противоположных концепций. Это уже называется не идеализм, а совсем иначе. И мне он противен.

А л и н а. Простите, что я вас прерываю. Вы замужем?

Р е т а (просто и прямо). Да, замужем. Мой муж мне изменяет. Возможно, потому, что ему нечем больше заняться. Он не любит свою профессию. А я вот люблю и считаю для себя счастьем, что могу работать вместе с господином Кристианом.

Б о н д о к. А вы не боитесь, что эта… страстная поддержка господина Кристиана вызовет у кого-нибудь подозрения?

Р е т а. Да, я об этом думала. Пусть дураки болтают что угодно. Ну опозорят меня… велика важность. Важно, чтобы суть стала очевидной, чтобы все прояснилось.

Б о н д о к. И проясняется?

Р е т а. Уже прояснилось. Превзошло все ожидания. Возможно, его и другие знали. Сменился кое-кто из начальства, вплоть до высокого. Теперь ему поручат исключительно ответственную научную работу. Пока вот посылают на конгресс.

Б о н д о к. А его противник? Что сделали с ним?

Р е т а. Что с ним сделаешь? Да это и не имеет никакого значения. Важно, что Павел Кристиан… наш Павел… Скажу вам искрение, я отправила одну из его статей за границу. Конечно, официально. Послала одному его знакомому, чтобы проверил. Сначала я сама проверила. Ведь я как-никак его начальница. Мне показалось, что там есть что-то совершенно новое. Она меня ошеломила. Поразительно, что статья ошеломила и иностранца. Думаю, что это тоже сыграло известную роль.

Б о н д о к. И как он допустил, чтоб вы одна всего этого добивались?

Р е т а. А он ничего не знает. (Видя удивление на лице Бондока.) Конечно, не знает. Я приходила к нему, мы спорили, потом я кое-что прихватывала с собой из его бумаг. Училась. Это допускается. В науке все воруют. Он сам об этом говорил. Только одни воруют ради собственной славы. Как тот академик… Все делают только ради себя. Если у них есть талант, они его эксплуатируют, продают с аукциона. А вот господин Кристиан… Да вы сами его знаете.

Б о н д о к. Вы и теперь ничего ему не скажете?

Р е т а. Ни слова. Что я могу ему сказать? Что надо мной из-за него подтрунивают. Что его посылают за границу, а меня ругают. Это нормально! Он сила! Я, конечно, пересолила, и меня долго будут за это поносить. Коллеги будут на меня пальцем показывать. Но наука движется вперед — это главное.

Б о н д о к (злобно, недовольный этой подозрительной верностью). А если господин Кристиан станет важной персоной?

А л и н а. Марчел!

Р е т а (откровенно). Если господин Кристиан станет важной персоной, будет очень хорошо.

Б о н д о к. Особенно для вас…

Р е т а. Для меня? Почему? (Соглашается.) Да, признаюсь, это было бы очень хорошо и для меня. Я убедилась бы, что человек, в которого я верила больше, чем в кого-нибудь, которого я…

Б о н д о к. Почему вы замолчали? Признайтесь, вас что-нибудь смущает?

Р е т а (пристально смотрит на него). Нет, я боюсь только, что вы меня не поймете!

Б о н д о к (с сарказмом). Об этом не беспокойтесь, ваш пафос был достаточно красноречив. Впрочем, как и ваши визиты.

Р е т а (продолжая смотреть на него, не обращая внимания на иронию). Тогда… (Решившись.) Знаете, товарищ, есть люди, которые не переносят возвышения. Других. И своего тоже. После большого успеха разлагаются, из них получается нечто отвратительное, тягостное. Существа мягкотелые, легко поддающиеся любому влиянию и совершенно лишенные способности мыслить.

Б о н д о к. Не вижу связи.

Р е т а (продолжая мысль). И что самое удивительное — некоторые из них, возвысившиеся и разложившиеся в результате сложившихся обстоятельств, позднее винят эти обстоятельства в том, что они стали такими.

Б о н д о к. О чем вы? Надеюсь, мы говорим о моем соседе?

Р е т а. Да. Когда сильно привязываешься к человеку, то хочешь видеть его большим и в обстоятельствах, где другие становятся мелкими. Но поскольку обстоятельства в счет не идут, в счет идут только люди. Обстоятельства — это то же самое, что и люди, которые их создают. Таким образом, я смогу радоваться, что высоко наверху у меня будет человек, который…

Б о н д о к. Который будет оказывать вам протекцию.

Р е т а. В которого я буду полностью верить. А вы, извините, ни в кого целиком не верите? Я убеждена, что верите, иначе вы не смогли бы жить, вы давным-давно покончили бы самоубийством.

Б о н д о к (задет за живое). Во всяком случае, я уже избавлен от легкомысленных иллюзий и фанатизма, присущих вашему возрасту.

Р е т а. Они так рано у вас затормозились?

Б о н д о к (раздражен). Возможно, уважаемая. И поэтому я борюсь, чтобы растормозить их, увеличить здесь свое жизненное пространство.

Р е т а. К чему вам его расширять, чтобы снова замкнуть?

Б о н д о к. Вижу, что вы слово в слово вызубрили лекции господина Кристиана.

Р е т а. Мне кажется, я прошла ту же школу мышления вместе с вами, товарищ директор. Но вы, вероятно, все, что вам преподали, забыли.

Слышно, как в замке поворачивается ключ.

(Встрепенулась.) Это он. Узнаю его шаги.

Входит К р и с т и а н с обычным выражением лица, непринужденный.

К р и с т и а н. Пришел? Вы знали, что вас считают моей соучастницей?

Р е т а (протестуя, широко раскрыв от удивления глаза). Ой, что вы, господин Кристиан!

К р и с т и а н. Нет? Ну вот, и я тоже. Только сегодня узнал. Пошли ко мне. Но что, собственно, произошло?

Р е т а. Вы должны немедленно идти со мной оформлять паспорт.

К р и с т и а н. Это еще ради чего?

Р е т а. Поедете в Данию на конгресс! Возглавите делегацию.

К р и с т и а н (невозмутимо). Да ну?

Р е т а. Вам нужно поговорить с товарищем Дамианеску.

К р и с т и а н (четко, беззлобно). С этим бездельником?

Р е т а. Может, и так. Но именно он выдвинул вашу кандидатуру.

К р и с т и а н. Это ничего не меняет в его сути. Или вы воображаете, что с сегодняшнего дня он будет казаться мне трудолюбивым?

Р е т а (радостно). Впрочем, и товарищ Гьюрицэ, с которым вы были на ножах, дал положительный отзыв…

К р и с т и а н. Почему вы такая глупая, Рета? Положительно отозвался? О чем? Вы думаете, после его положительного отзыва я стал лучше знать биологию? Или лучше играть на скрипке? Это было бы трагично.

Р е т а. Но это по меньшей мере означает, что товарищ Гьюрицэ изменил мнение о вас.

К р и с т и а н. Тоже нет. Где-то там в заоблачных высотах произошли небольшие мутации, что-то изменилось, сдвинулось с места. И ваш Гьюрицэ формально подчинился этой эволюции, оставшись при этом таким же остолопом. Теперь мне будут улыбаться и другие, возможно, даже присутствующий здесь господин Бондок сменит гнев на милость, до тех пор пока не произойдут новые изменения и сдвиги, и они их отразят, как болото отражает свет неба, который в свою очередь является результатом многочисленных физических явлений. Биология адаптации.

Р е т а. Все организмы живут согласно этим принципам, господин Кристиан.

К р и с т и а н. Безусловно. Именно поэтому не стоит волноваться. Но мне известны не только организмы, живущие на основании определенных принципов, не провозглашая их, но и немало таких, кто провозглашает принципы, не применяя их в жизни. Они даже не приспосабливают свои жизненные принципы к тем принципам, которые провозглашают. Эта разница порождает неизлечимые болезни и вызывает окончательные разрывы.

А л и н а (озабоченно). Вы так считаете, господин Кристиан?

К р и с т и а н. К счастью, да, госпожа. Меня учит этому биология. И многие другие примеры. Нельзя всю жизнь насиловать природу, не расплачиваясь за это. Нельзя до бесконечности пассивно приспосабливаться, не вырождаясь при этом. Бывает, что создается впечатление, будто ты поднялся наконец над вещами, одолел стихию, и именно тогда замечаешь, что ты спас всего лишь обломки своего существа, которые не знаешь как собрать в прежнее состояние.

Б о н д о к (встревоженный эффектом, который эти слова произвели на Алину). Какой вы сегодня мрачный, в такой день, когда вам следовало бы радоваться.

К р и с т и а н. Радоваться? Я радуюсь каждый день, господин Бондок. Я радуюсь тому, что просыпаюсь живым, что не чувствую над собой надругательства, что все оставленное мной вчера вечером ждет меня утром, потому что никто не может у меня ничего отнять, что я такой же образованный и такой же глупый, как обычно, и меня интересует все живое, вплоть до болтовни этой дурочки, Реты, которая меня развлекает, какой бы сумбурной она ни была. А вопрос с Данией — это обычная махинация, которая меня не касается.

Б о н д о к. Почему же?

К р и с т и а н. А вот почему. Я не знал, за что меня выкинули из института, так же как теперь не знаю, почему меня посылают в Данию. (Пожимает плечами, лукаво улыбается.) Вероятно, все тот же блат.

Б о н д о к. Вас посылают потому, что вам удалось убедить начальство, что вы полезны и сможете послужить там стране.

К р и с т и а н (удивленно). Я?

Б о н д о к. Вам никогда не приходило в голову, что нужно быть полезным этой стране?

К р и с т и а н. Не знаю, господин Бондок. Откровенно говоря, не знаю. В мои расчеты всегда входило жить правильно. Без слишком высокопарных мыслей. С микроскопом. С несколькими упрямыми мыслями… На самом-то деле я ведь баловень.

Р е т а. Баловень, который работает по двенадцать-четырнадцать часов в день.

К р и с т и а н. Замолчите, ящерица. Если бы мне это не нравилось, я бы столько не работал. Это только вы считаете, что мы должны мучиться и надрываться. Зачем надрываться? Там, где надрываются, не может быть удовлетворения. А там, где нет удовлетворения, там невроз. Не так ли, госпожа Алина?

Б о н д о к (поправляя его). И все же жизнь требует усилий, напряжения, господин Кристиан. Жизнь — штука тяжелая.

К р и с т и а н. Черта с два! Она тяжелая, если ты себя насилуешь. Иначе она проста и естественна. И наука проста и естественна, пока не сталкивается с господином Гьюрицэ. Там она кончается, становится проблемой. Поэтому я всегда избегал этого.

Б о н д о к (с оттенком злобы). Посмотрим, что будет теперь, когда на вас возложат ответственность…

К р и с т и а н. Я всегда за что-нибудь отвечал, господин Бондок. Я всегда чувствовал большую ответственность перед созиданием, начиная с травы и кончая летающими тарелками. Я знаю, что завтра мы можем окочуриться, взлететь на воздух вместе со всем нашим балаганом. Вполне вероятно, что так оно и произойдет. Но сегодня меня занимает стебелек травы. Как будто и я и он вечны. За каким чертом меня посылают в Данию? Может быть, для того, чтобы вселить в вас надежду, что я не вернусь и вы завладеете наконец смежной комнатой. Не надейтесь на это… Я вернусь обратно…

Р е т а. Я за вас поручилась.

К р и с т и а н. Что поделаешь, если вы такая глупая! Я и гроша ломаного не дам за ваше поручительство.

Р е т а. Чепуха. Я знаю, что вы патриот и, хотя никогда не говорите об этом, горячо любите…

К р и с т и а н. И вы пристрастились к громким фразам. (Улыбаясь.) Я румын, потому что родился им. А люблю ли я свою страну, это опять-таки вопрос начальной биологии. Я не могу не любить ее, так же как растение не может отказаться от земли, воды, света. И, пожалуйста, не делайте мне больше дешевых комплиментов, иначе вспылю. Куда мы должны с вами ехать? (Тянет ее к выходу.)

Р е т а (поспевая за ним). И не отрицайте, когда я говорю, что вы коммунист.

Оба выходят.

Бондок растерян больше чем когда-либо оттого, что является свидетелем полной переоценки ценностей. Он чувствует, что отступать некуда, что он должен идти вперед любой ценой, чтобы спасти свое собственное равновесие и равновесие Алины.

Б о н д о к. Хорошенькое дело! Эта свихнувшаяся особа ставит все с ног на голову, белое превращает в черное, потому что живет с ним. Я думаю, что теперь и ты в этом убедилась. Это возмутительно. Ты обратила внимание, что происходит у нее в голове? Он стал для нее чем-то вроде идола, потому что холодно с ней обращается и ей это нравится. Она убеждена, что служит принципам, бегая и стараясь с помощью бог знает каких махинаций сделать из своего возлюбленного великого деятеля. Возможно даже, что этого изменяющего ей супруга, если он обладает каким-то влиянием, обязали искупить несправедливость, которую он совершает по отношению к своей жене, в другом плане.

Алина смеется.

Возможно, такова подоплека всего этого дела.

А л и н а (тихо). Значит, у всего есть подоплека? А без подоплеки нельзя?

Б о н д о к. Это немыслимо, Алина. Ты живешь в идеальном мире, и тебе лучше оставаться в нем, чтобы творить прекрасное, которое нам так необходимо. Это твоя функция. (С растущим ожесточением.) Конечно, ты можешь верить в позу этого типа, которая для меня — чистейшее притворство и лицемерие. Время покажет, кто из нас прав. Пока что они выдвигают его, с тем чтобы он выдал все, на что способен, и чтобы не создавалось впечатления, будто с ним несправедливо обошлись. Я даже допускаю гипотезу, что именно этот академик, его противник, убедившись, что он долго не выдержит, подтолкнул его вперед, чтобы тот свернул себе шею. Он использовал для этого подходящий момент. Какой-то коллега с факультета или дружок, вместе с которым он шлялся по бабам, написал о нем заметку в каком-нибудь журнале, и теперь этот псих, не зная, что им маневрируют, строит из себя нового человека, после того как выбросил, словно тряпку, собственную жену и спит со своей начальницей. (Уже не сдерживаясь.) А она в свою очередь, не чувствуя никаких угрызений совести, поскольку муж ей все равно изменяет, накрутила двух-трех господ, которые увиваются за ней, не знаю уж, с какой целью, и подняла шум у какого-нибудь незначительного начальника, который уже скомпрометировал себя другими делами и которого в любом случае должны уволить. И через эту брешь проскользнул наш голубчик, достаточно ловкий, чтобы создать впечатление, будто ничем не интересуется и способен даже отказаться от соблазнительных предложений, чтобы укрепить свое положение. Что ты икаешь?

А л и н а встает с кресла и, тихонько посмеиваясь, выходит из комнаты.

(Думая, что она в спальне, обращается к ней громче.) Конечно, тебе, возможно, и нравится его умение казаться оригинальным, но мне на моем веку довелось немало повидать и пережить, могу тебе сказать, не боясь ошибиться, что я не встречал другого такого себялюбца, двуличного человека, который, дай только ему волю, задаст всем нам работы, натворит бог знает чего. Во всяком случае, очень печально, что нас за границей будет представлять тип, который, по-видимому, плюет на ту тяжелую борьбу, что мы ведем во имя… Алина, ты меня слышишь?

Никакого ответа.

Алина, тебе плохо? (Испуган.) Алина, где ты? Алина! (Заглядывает в спальню, в ванную.) Алина! Алина! Ответь же! (Убеждается, что она ушла из дома.)

Бондок возвращается и останавливается перед дверью в смежную комнату. Нерешительно открывает ее. Застывает на пороге. Оставляет дверь открытой. Возвращается. Усаживается в кресло. Непривычный покой охватывает его. Понемногу расслабляется. Из смежной комнаты падает на его лицо луч света и придает ему необычное выражение умиротворения и грусти. Он словно дремлет. Проходит некоторое время. Бондок не слышит, как в комнату входит Ф л а в и у. Возможно, он умышленно не обращает внимания. Он видит его сквозь полузакрытые веки, когда тот подходит вплотную. Не здоровается. Флавиу пришел, вероятно, для того чтобы извиниться, объясниться. Вид у него решительный, серьезный. Но он быстро улавливает своим острым чутьем, что в комнате иная атмосфера, что перед ним другой человек, чем он ожидал. С его лица исчезает официальность, он говорит более интимным тоном.

Ф л а в и у. Дверь была открыта. Я ее закрыл. Простите, если я вам помешал.

Б о н д о к (не вставая, протягивает ему вялую руку, без обычной улыбки и наигранного оптимизма). Очевидно… жены… нет дома.

Ф л а в и у. Я встретил ее на улице… Она меня не заметила. Хотя я с ней поздоровался. Она шла нараспашку, как-то странно улыбаясь, без шарфа. Ее вид показался мне несколько… странным.

Б о н д о к (как в забытьи, вспоминает детство). Почему? Когда я был мальчишкой… я ходил без шарфа… босиком… было очень хорошо. Я гонял в горы волов, пригонял их домой… мы шли вместе… ночью, когда становилось совсем темно, я цеплялся за их шеи… мы пробирались сквозь кустарники, и я чувствовал на лице их дыхание. Они несли меня… согревали… их теплое дыхание проникало мне за ворот рубахи до самых подмышек, было щекотно. Но я все-таки робел, боялся нечистого.

Ф л а в и у (подыгрывая ему). И я боялся всякой чертовщины. Однажды мне гадали перед зеркалом. Горела свечка. Наплывали какие-то туманы и растворялись, становились прозрачными.

Б о н д о к. А я пропадал у реки, у заводи. Там у меня был свой омут… только я знал о нем… так мне казалось… Угри… И окуни. Я опускал руку… они бились, сверкали, как серебро. Я раздевался догола. И приходила кошка. (Размечтавшись.) Какая кошка! Ее звали Кокуца. Она ела только из моей миски, из других не нравилось.

Ф л а в и у. Мою звали Луана. Глаза у нее были круглые, как пуговицы. Когда она злилась, зрачки у нее расширялись и в них начинали играть золотые искры. Я мучил ее, для того чтобы полюбоваться ее красивыми глазами.

Б о н д о к (помрачнев). Какой-то мальчишка убил Кокуцу. Зачем? Потом они пришли и плюнули на мертвую кошку. Я и теперь знаю, где она: под одним кустом. Я отнес ее туда… мне было пять лет… я сам отслужил по ней панихиду. Отпевал ее. Мама говорила, что она может воскреснуть. Так оно и получилось. Но это была уже другая кошка. Не Кокуца. Ее звали Кива. Ее выкинули соседи. Потом мне кто-то сказал… когда мне связали первые варежки… что они из шерсти Кокуцы.

Ф л а в и у. Я терпеть не мог мертвецов. Швырял камнями в могилы на кладбище, чтобы они не вернулись. Там росла груша. Я постоянно сбивал с нее плоды. Чтобы не быть должником покойников. Я любил говорить людям: это неправда! Это неправда! Это неправда! Когда я слышал, как они говорят о своих суевериях, я приходил в бешенство и тогда чувствовал себя хорошо.

Б о н д о к. А моя мама предсказывала: ты станешь большим человеком. У тебя будет семья и просторная квартира с дорогими коврами. Однажды, когда я сидел в стоге сена, надо мной пролетел коршун.

Ф л а в и у. Я любил следить за полетом летучих мышей. Живые перепонки! Они рассекали воздух в своем слепом полете. И трепетали, трепетали, как мотыльки, как ресницы умирающего. На вас никогда не наталкивались летучие мыши?

Б о н д о к (словно пробудившись от сна). О чем вы меня спросили?

Ф л а в и у. Это вроде сверхзвуковой ракеты с веерообразным нимбом.

Б о н д о к. Что вы хотите сказать?

Ф л а в и у. Даже сам их полет создает… не знаю, как бы выразиться, — ощущение пространства.

Б о н д о к (все более трезвея). Я вас не понимаю. Скажите лучше, как поживает эта ваша кошка Луана.

Ф л а в и у. Ее чучело по-прежнему со мной. Я ничего не забываю из того, что любил.

Б о н д о к (вздрагивает). Мне кажется, здесь сквозняк. (Идет и закрывает дверь смежной комнаты. Утраченное на мгновение самообладание возвращается к нему.) Что вы не забываете?

Ф л а в и у. Целую сумму вещей. Одни из них более радужные, другие — неприятные, из которых я пытаюсь иногда создать свою личность по формуле Пифагора. (Явно готовится к защите.)

Б о н д о к. На что вы все же намекаете?

Ф л а в и у (тактично). Уважаемый господин, каждый из нас таков, какой есть, и, возможно, именно разница в тональности и составляет волнующий отблеск нашей личности.

Б о н д о к (осторожно). Конечно, может существовать какая-то разница, но все-таки в рамках общей последовательности. Таким образом… (Ждет, что скажет собеседник.)

Ф л а в и у. Таким образом, я жду, что вы мне укажете, в каких случаях я действовал не совсем последовательно.

Б о н д о к. По отношению к кому?

Ф л а в и у. По отношению к общепризнанным принципам. И возможно, по отношению к вам. Потому что мне показалось, будто бы…

Б о н д о к (настороженно). Что именно?

Ф л а в и у. Что в вашем положении произошли небольшие изменения.

Б о н д о к (вновь становится помощником генерального директора). В каком положении? Прошу вас быть точнее.

Ф л а в и у (нащупывая). Скажем, в психологическом. И во всех других областях, вытекающих из него, во всех других планах.

Б о н д о к (внимательно). У вас создалось впечатление, будто мое положение претерпело кое-какие изменения и в других планах? Я был бы вам признателен, если бы вы объяснили мне, в каких именно. Я знаю, что ваши сведения лишь в редких случаях не оправдываются. Да и то лишь во второстепенных областях. (Окончательно оправился, с обычной улыбкой.) К примеру, в области пластического искусства. Итак, мне хотелось бы услышать, что вы разузнали.

Ф л а в и у (пользуясь таким оборотом дела). Я не могу сказать, что в отношении вас у меня сложилось определенное мнение.

Б о н д о к. Но все же?

Ф л а в и у. Я основываюсь, скорее, на интуиции.

Б о н д о к. Мне кажется, вы неспроста чуть раньше намекнули на кошку, которую приходилось мучить.

Ф л а в и у (все более расходится). А я убежден, что и вы не зря рассказывали о волах, которые тащили вас на себе.

Б о н д о к (насупясь). Должен предупредить, что теперь я терпеть не могу никаких кошек.

Ф л а в и у. В то время как я по-прежнему ненавижу мертвецов. (Многозначительно.) Этим в известной мере объясняется причина, по которой я вас побеспокоил.

Б о н д о к. Следовательно, это предложение? Я должен чувствовать себя польщенным?

Ф л а в и у. Не знаю, в какой мере, настолько, насколько мои скромные познания в жизни искусства (жест нетерпения в сторону Бондока) и мои жалкие познания в области искусства жить могут быть вам полезными. (Умышленно делает паузу.)

Б о н д о к (подытоживает). Вы намерены предложить их мне. Это хороший признак. Я задам вам прямой вопрос: на каких условиях?

Ф л а в и у (уловив подходящий момент). Уважаемый товарищ Бондок, я все еще с удовольствием вспоминаю ночные полеты этих странных созданий, какими являются летучие мыши и которых славный Иоганн Штраус сделал грандиозным символом оперетты — жанра, который, к сожалению, недостаточно культивируется у нас в эти годы напряженного строительства.

Б о н д о к. Должен предупредить вас, что в шесть у меня важное заседание.

Ф л а в и у. Прекрасно. Итак, в этом плане я хочу сообщить вам, что один хорошо подготовленный молодой человек, который приходится мне кем-то вроде племянника и к которому я прекрасно отношусь, потому что он, как и мы, выходец из простонародья и у которого в то же время весьма приятная внешность…

Б о н д о к. Понятно. Этого для меня достаточно. Нам как раз нужны порядочные, энергичные люди, которые помогут исправить то, что не соответствует нынешнему направлению мысли.

Ф л а в и у. Благодарю вас. (Встает.)

Бондок провожает его.

Прежде чем уйти, я хотел бы передать уважаемой госпоже Бондок эту вырезку из алжирского журнала, где очень тепло пишут о ее творчестве. Я убежден, что это доставит ей удовольствие.

Б о н д о к (вздрогнул в середине фразы, только теперь вспомнив об уходе Алины; сжав губы). Конечно, маэстро, конечно. Это доставит ей огромное удовольствие.

Ф л а в и у уходит.

Б о н д о к (возвращается обессиленный и останавливается, устремив взгляд в пустоту. Он остался один, опустошенный. Бормочет). Огромное удовольствие… Огромное… (Ходит один по комнате, как по пустыне, берет в руки первые попавшиеся вещи, кладет их на место, пытается понять, разобраться в своих мыслях, прийти в себя…)

З а н а в е с.