Средневековый Восток

Глава 3 Арабский халифат

Смерть пророка поставила перед руководителями арабов-мусульман нелегкую задачу: кто теперь будет их главой?

Речь шла не только и не столько о религиозном вожде, сколько о правителе быстро растущего государства — в представлении сподвижников пророка власть религиозная и власть политическая были неотделимы друг от друга. Религия давала не просто санкцию, но право на власть, а власть не просто опиралась на религию (как то было, скажем, с зороастризмом в сасанидском Иране), но была формой воздействия ее на людей. Словом, после смерти Мухаммеда встал вопрос о его заместителе, о новом религиозно-политическом вожде правоверных. После недолгих совещаний наиболее влиятельная часть сподвижников пророка выдвинула в качестве такого заместителя — халифа — Абу Бекра, одного из самых уважаемых мухаджиров. За недолгие годы его правления (632–634) арабы-мусульмане объединили под единой властью почти все арабские племена и начали завоевания соседних территорий, прежде всего Двуречья (Ирака) и Сирии, потеснив соответственно сасанидский Иран и Византию.

Абу Бекра в качестве главы расширившегося Арабского халифата сменил Омар, тоже влиятельный мухаджир, ближайший сподвижник Мухаммеда. При нем (634–644) у Византии были отняты Сирия и Палестина, затем Египет и Ливия, а у Ирана — значительная часть его западных земель, вплоть до Закавказья. При третьем выборном халифе Османе (644–656) завоевания были продолжены — прежде всего в Северной Африке и Иране, где Сасаниды окончательно лишились власти.

Превращение халифата в гигантскую державу резко обострило в нем внутриполитические противоречия, вылившиеся в острую борьбу за власть. При Османе на передний план вышли его сородичи из числа Омейядов, чем были очень недовольны другие группировки влиятельной исламской родовой знати. Сплотившиеся вокруг кузена и зятя пророка Али недовольные образовали политическую партию шиитов (шиа — «партия, группа»), выступивших за наследственное право на власть потомков пророка — алидов. В 656 году Осман был убит одним из шиитов, и четвертым халифом провозгласили Али.

Влиятельная часть Омейядов, бежавшая от расправы в Сирию, где наместником был Муавия, не только отказалась присягнуть Али, но и резко выступила против него, обвинив его в соучастии в убийстве. Небольшое войско Муавии явно не было в состоянии противостоять халифу, но в решающий момент Муавия пошел на хитрость: его воины подняли на своих копьях листы священного Корана, требуя тем самым не военного, а религиозного решения спора. Али пошел на переговоры, назначив двух судей для урегулирования конфликта, и это стоило ему трона и жизни. Несогласные с его решением, 12 тысяч отборных воинов покинули его армию и ушли в Басру; они стали именовать себя хариджитами (вышедшими). Али вынужден был обратить свое основное внимание на борьбу с ними. Борьба на два фронта завершилась для него печально: в 661 году один из хариджитов убил Али в мечети в Куфе. Халифом же стал Муавия, основавший династию Омейядов.

Омейяды энергично взялись за укрепление своей власти и создание сильной политической структуры, призванной эффективно управлять гигантским государством, состоявшим из весьма разнородных частей. Откупившись от претензий на власть старшего сына Али и Фатимы внука пророка Хасана[1] и расправившись затем с поднявшим было мятеж и погибшим близ Кербелы младшим его братом Хусейном[2], омейядские халифы сумели затем покончить и с остальными недовольными. Опираясь прежде всего на военную силу, они вместе с тем сумели выдвинуть на передний план два важных фактора, которые позволили им добиться успеха.

Первым фактором была исламизация завоеванного населения. Распространение ислама среди покоренных народов шло на редкость успешно. Частично это можно объяснить тем, что христиане отвоеванных у Византии земель и зороастрийцы Ирана видели в новой религиозной доктрине нечто не слишком им чуждое: сложившаяся на доктринальной базе иудаизма и христианства, частично также и зороастризма, очень многое взявшая из Библии мусульманская религия была достаточно близка и понятна тем, кто уже привык верить в единого великого Бога, символизирующего собой все светлое, доброе, мудрое, справедливое. Кроме того, этому способствовала экономическая политика первых халифов: принявшие ислам платили в казну халифата только десятину-ушр, тогда как немусульмане были обязаны выплачивать более тяжелый поземельный налог харадж (от одной до двух третей урожая) и подушную подать — джизию. То и другое генетически восходило к реформам сасанидского правителя Хосрова I (хараг и гезит) и явно было заимствовано арабами от иранцев. Результаты не замедлили сказаться: завоеванные территории, от Испании до Средней Азии, энергично исламизировались, причем исламизация шла фактически добровольно, во всяком случае без активного принуждения, без преследования немусульман.

Вторым важным фактором усиления власти халифов была арабизация. По мере завоевания новых территорий вчерашние бедуины расселялись иногда чуть ли не целыми племенами на новых местах, где они, естественно, занимали ключевые позиции и брали себе в жены представительниц местного населения, к тому же и в немалых количествах, что было санкционировано освящающим многоженство Кораном. Исламизированные жены из числа местного населения арабизировались, как, естественно, и их многочисленные дети. Быстрой арабизации способствовало и то, что семитскому, в основном арамейскому, населению Сирии и Ирака были близки арабский язык и культура.

Христианизированное население Египта, Ливии и всего Магриба арабизировалось медленнее, но и здесь этот процесс шел успешно. Это было, в частности, связано и с тем, что арабский язык и письменность превратились в престижное средство общения[3]. Менее успешно шла арабизация в землях Ливана и Палестины, где позиции христиан были особенно сильны. Впрочем, частично это касается и Египта, хотя христиане-копты, живущие там и поныне, по языку все же стали арабами. Только собственно Иран, страна древнейшей культуры и весьма независимой политической традиции, успешно противостоял арабизации, не говоря уже о весьма отдаленных от Аравии Закавказье и Средней Азии, где арабов было очень мало, а местные языковые корни имели мало общего с семитскими. Но и здесь, особенно среди социальных верхов, арабский язык, равно как и арабо-исламская культура, заняли важное место. Знание арабского было не только неизменным залогом процветания, но и важнейшим элементом более или менее благополучного существования.

Собственно, все это неудивительно. Если в период первых четырех халифов управление находилось в руках местных властей и велось в основном на греческом и персидском языках (ведь это были земли, отвоеванные у Византии и Ирана), то с Омейядов, правда не сразу, ситуация начала меняться. Арабский язык повсюду вводился в делопроизводство. Он был единственным в сфере науки, образования, литературы, религии, философии. Быть грамотным и образованным значило говорить, читать и писать по-арабски. Это касалось практически всех жителей халифата, всех мусульман. Исключение делалось только для небольших все еще сохранявшихся анклавов христиан и рассеянных по халифату иудеев — те и другие считались почти родственниками мусульман, уважительно, вначале во всяком случае, именовались «людьми писания» и пользовались определенными правами и признанием.

Важнейшей особенностью халифата и вообще всех исламских стран вплоть до наших дней является неотъемлемая слитность религии и политики. Ислам никогда не был хоть сколько-нибудь отделен от государства и тем более не противостоял ему. Напротив, ислам всегда был идейно-институциональной основой, сутью исламского государства. Это в немалой степени способствовало усилению власти омейядских халифов, как религиозной, так и светской.

Верховным собственником всех земель халифата было государство; формально собственником считался Аллах, но от его имени всем распоряжался халиф. Вновь завоеванные территории были разделены на наместничества, одним из которых стала и Аравия. Пять наместничеств с центрами в Ираке, Аравии, Египте, Закавказье и Западной Африке управлялись всевластными эмирами, которые, хотя и подчинялись центру, были фактическими хозяевами в своих эмиратах, ведали их финансами и армией.

Все земли обрабатывались крестьянами, которые за небольшими исключениями выплачивали государству строго установленную норму ренты-налога. В казну халифа, а затем и эмиров стекались также доходы от пошлин, которые взимались с городского населения; туда же поступала пятая часть от всей военной добычи, за счет чего нередко выплачивались пенсии обедневшим потомкам пророка (сейидам) и его сподвижников.

Важно иметь в виду, что существовавшие в халифате принципы и нормы землепользования и налогообложения не были незыблемыми. Так, например, хозяева условных владений, обычно передававшихся по наследству от отца к сыну (при условии, что сын наследует должность отца и служит, например, в качестве офицера), стремились превратить их в неотчуждаемую собственность. С другой стороны, государство твердо стояло за то, чтобы сохранить за собой право распоряжаться этими условными владениями. Нестабильным было и положение мусульман-неарабов. Вначале всех их освобождали от хараджа и джизии, но со временем то одну, то другую из этих форм выплат заставляли платить вновь. Эти чувствительные для населения халифата колебания нередко служили поводом для народных восстаний.

Именно такого рода недовольством воспользовались враги Омейядов, сгруппировавшиеся в середине VIII века вокруг влиятельного рода Аббасидов, потомков дяди пророка Аббаса. Опираясь на недовольство иранцев, Аббасиды спровоцировали в 747 году в Хорасане восстание, во главе которого встал бывший раб Абу Муслим. Восставшие, среди которых было немало шиитов[4], вели успешные сражения с войсками Омейядов, но плодами их успехов воспользовались Аббасиды, представитель которых в конце 749 года был провозглашен халифом.

Аббасиды стали господствовать почти над всей территорией халифата. Лишь в Испании бежавший туда один из Омейядов создал независимый Кордовский эмират, впоследствии тоже ставший халифатом. Но власть Аббасидов не была прочной. Уже с первых десятилетий существования их халифата стало ясно, что зенит политического могущества арабов позади. Новых походов Аббасиды практически не предпринимали; их сил едва хватало на то, чтобы сохранить завоеванное. Но и с этой задачей они справлялись плохо: начиная с IX века от халифата одна за другой стали отпадать его части, правители-эмиры которых становились независимыми государями, в лучшем случае (да и то если они не были шиитами) признававшими сакральный авторитет и сюзеренитет халифа.

Как это ни парадоксально, но политическое ослабление могущества арабов по времени совпало с наивысшим взлетом арабо-мусульманской культуры, как духовной (расцвет догматики ислама, исламского права, литературы, философии, науки), так и материальной (развитие ремесел и торговли в процветающих богатых городах, успехи в мореплавании и др.). Выступив преемником древних эллинистических, римско-христианских и персидских традиций, впитав в себя наследие высокоразвитой городской культуры недавнего прошлого, исламский халифат способствовал ирригационному строительству и освоению новых земель, развитию агротехники и выращиванию новых сельскохозяйственных культур, расцвету городов и торговли. Конечно, ислам при этом оставался исламом, то есть религией довольно жесткой, а в некоторых аспектах и фанатично-нетерпимой. Но нельзя забывать, что распространение исламского по сути своей образования на широкой территории от Испании до Китая способствовало увеличению количества грамотных и образованных людей, росту культурного стандарта. Разумеется, речь идет о восточном стандарте — уважения к человеку, к правам и достоинству личности ислам с собой не нес. Вместе с тем не следует забывать, что в сфере высокой теории, преимущественно в форме богословских споров, в халифате шли оживленные диспуты по многим серьезным проблемам — о божественном предопределении и свободе воли, например. Видные мусульманские интеллектуалы-улемы энергично занимались географией, медициной, историей, не говоря уже о привычной для традиционного Востока поэзии и т. п.

В управлении государством Аббасиды, в жилах которых текло немало иранской крови, возродили административную систему персов, выдвинув на авансцену политической жизни, в частности, должность великого везира (визиря), наделенного огромными полномочиями. Везиру подчинялись центральные ведомства-диваны и весь разветвленный административно-бюрократический аппарат. Только просвещение и суд были целиком выведены из сферы его компетенции — здесь заправляли духовные лица во главе с судьями-кади.

Особое место в халифате Аббасидов заняла армия. Она сильно видоизменилась. На смену воинам-арабам из числа кочевников-бедуинов пришла намного лучше организованная наемная армия, в которой важную роль стали играть профессиональные воины из числа хорасанцев, берберов, а затем тюрок. Главное место в военной иерархии заняла гвардия халифа, составленная из рабов-гулямов (мамлюков). Привезенные издалека в детском возрасте, купленные либо полученные от покоренного населения далеких окраин в форме налога «кровью», оторванные от корней и лишенные связей в Багдаде, юноши из тюрок, кавказцев и славян воспитывались в духе абсолютной преданности халифу, от милостей которого зависели их благосостояние и даже немалые привилегии. Вначале глубоко преданная халифу, эта гвардия вскоре, однако, почувствовала свою силу и стала не только навязывать правителям свою волю, но и подчас свергать тех, кто был ей неугоден, а то и возводить на трон собственных предводителей.

Аграрные отношения при Аббасидах остались в основном прежними, а налоги даже несколько уменьшились, что с лихвой компенсировалось доходами от процветавшего ремесла и развитой торговли. Тем не менее народные выступления на протяжении едва ли не всей истории халифата Аббасидов не прекращались. Борьба с этими движениями стоила халифам немалых усилий и средств. Для поддержания порядка им все чаще приходилось обращаться к помощи влиятельной знати, особенно наместников-эмиров. Формой расплаты стало постепенное укрепление экономической и политической самостоятельности эмиров, превращавшихся в наследственных правителей той или иной части халифата — со всеми вытекавшими из этого последствиями для центральной власти.

Начиная с IX века сепаратизм эмиров, не говоря уже о феодальных владетелях рангом поменьше и тем более вождях племен или сект, захватывавших силой определенную территорию, ощущался все заметнее. Еще в конце VIII века в Марокко возникло фактически независимое государство Идрисидов (788–905), которым управляли шииты из числа алидов. Затем полунезависимым стал Хорасан, где был создан эмират Тадиридов (821–873), едва ли не все земли Средней Азии оказались под властью эмирата Саманидов (875–999), а Тунис и Алжир превратились в полунезависимый эмират Аглабидов (808–909). Наконец, в 868 году захватил власть в Египте наместник халифа из числа тюрок-гулямов, основавший династию Тулунидов (868–905). На развалинах халифата обретали былую независимость и многие местные династии. Например, в 875 году возродилось царство Багратидов в Армении.

Политический распад халифата в конце IX века был усугублен восстаниями зинджей. Зинджи, чернокожие рабы из Занзибара, использовались на тяжелых работах в Южном Междуречье близ Басры, где десятки тысяч их, организованные в отряды, занимались строительством каналов и расчисткой солончаков. Бывшие собственностью халифата зинджи в 869 году восстали и на протяжении четырнадцати лет удерживали под своей властью район Басры и часть Хузистана, действуя при этом с большой жестокостью: перестав быть рабами, зинджи в основанном ими собственном халифате стали превращать в рабов едва ли не всех остальных, начиная с пленных арабов.

В восстании зинджей участвовала и группа шиитов из крайней шиитской секты исмаилитов, получившая наименование карматов. В конце IX века карматы подняли еще одно восстание, распространившееся на Сирию, Ирак и Бахрейн.

В Сирии и Ираке оно вскоре было подавлено, но в Бахрейне карматы закрепились надолго, создав здесь собственное весьма своеобразное государство. Оно просуществовало около полутора столетий. По некоторым описаниям, им правила выборная коллегия руководителей, население вовсе не платило никаких налогов, а казна пополнялась за счет военной добычи, то есть грабительских набегов на соседние земли. В счет такой добычи входили и пленники-рабы; кроме того, государство на награбленные средства покупало других рабов. Десятки тысяч рабов обрабатывали землю, за счет чего, в сущности, и жило государство карматов.

Обращает на себя внимание то, как зинджи и карматы относились к рабам и рабству. Ислам как религия рабство не поощрял; это, однако, не мешало существованию государственного рабства в халифате. Поэтому важно не то, что рабы и рабство, несмотря на религиозный принцип социально-юридического равенства, все же были. Гораздо важнее, что социально неполноправные категории населения, испытавшие унижение в общегосударственном масштабе, иных форм эксплуатации чужого труда не желали знать: освободившиеся от рабства рабы предпочитали, став хозяевами жизни, жить за счет рабского труда других.

Можно добавить, что наряду с карматами активизировались и другие секты исмаилитов, в частности ассасины. Воины-смертники из числа специально воспитывавшихся сторонников этой секты (их именовали также федаями, федаинами) были нарочито ориентированы на смерть во имя веры. Хорошо тренированные и поддерживавшиеся в их воинственном азарте немалыми долями гашиша (откуда и название секты — гашашины, фр. ассасины) федаины умело проникали и ко двору неугодного эмира, и в стан крестоносцев, делая там свое дело. В конце XI века центром секты стал горный замок Аламут, после чего в горных районах прилегающего к замку Кухистана, а также в ряде других мест возникло фактически государство исмаилитов, которое просуществовало до монгольского нашествия.

Восстания и сепаратистские устремления эмиров привели к тому, что на рубеже IX и X веков реальная власть халифа сильно уменьшилась. В начале X века он контролировал лишь западную часть Ирана и небольшую прилегающую к ней территорию вместе со столицей Багдадом. Но и это продолжалось недолго. В 935 году в западноиранских землях возникло государство Бундов, которые в 945 году захватили Багдад и окончательно лишили халифа светской власти. Бунды присвоили себе титул «эмир эмиров» и стали управлять Ираком и Западным Ираном. Халиф же остался духовным главой правоверных, да и то лишь для ортодоксальных мусульман-суннитов. В этом состоянии он — а с ним и халифат как институт — просуществовал в Багдаде еще около трех веков. Впрочем, и это следует подчеркнуть, номинально халиф все-таки продолжал считаться верховным правителем, хотя функции его ограничивались вручением инвеституры очередному претенденту на власть в том или ином из эмиратов, позже также и султанатов.

После лишения халифа политической власти на месте бывшего единого государства один за другим стали возникать эмираты и султанаты, правители которых, чаще всего уже не претендовавшие на всеобъемлющую духовную власть в пределах своей страны (особенно это касалось султанов, признававших авторитет багдадского халифа в религиозной сфере), были, тем не менее практически неограниченными властелинами. При этом эти эмираты и султанаты были чаще всего непрочными и во многом случайными политическими образованиями, их взлет и падение нередко зависели от способностей и удачливости того или иного царедворца, полководца, а то и выходца из низов, раба-гуляма. Неудивительно, что в глазах подданных эмиры и султаны часто выглядели самозванцами, и, если возникал удобный случай, их приближенные не отказывались от соблазна прибрать власть к своим рукам.

Политическая карта ближневосточного региона в X–XIII веках, о которых теперь идет речь, была не только пестрой, но и менялась с калейдоскопической быстротой. Новые политические образования сменяли только что сформировавшиеся, а на них все чаще наслаивались волны чуждых Ближнему Востоку пришельцев. Однако ни частые политические перемены, ни появление новых этнических волн не меняли сути ближневосточной исламской структуры в целом. В сфере аграрных отношений сохранялось традиционное и даже усилившееся при исламских правителях абсолютное господство государства. Формами взимания избыточного продукта по-прежнему были рента-налог (ушр, харадж и иные виды налогов), трудовые повинности, пошлины. В городах в сфере ремесел и торговли по-прежнему господствовал строгий централизованный контроль власти при полном отсутствии каких-либо официальных оговоренных и тем более законодательно закрепленных свобод или правовых гарантий, не говоря уже о льготах и привилегиях. Самоуправление в городах не выходило за рамки удобной для властей практики ведения внутренних дел в рамках каждой из многочисленных корпораций, главы которых беспрекословно подчинялись городской администрации в лице наместника-хакима, градоначальника-раиса, надзирателя-мухтасиба, начальника стражи или судьи-кади.

Лишившее власти халифа государство Бундов просуществовало сравнительно недолго. Уже в 60-х годах X века возник независимый от Саманидов султанат Газневидов, наиболее выдающийся правитель которого Махмуд Газневи, правивший в 998 — 1030 годах, отвоевал у Бундов значительную часть их восточных владений. Махмуд был ревностным мусульманином. В его войске немалую долю составляли воины-фанатики, бойцы за веру (гази, газии), с помощью которых он совершил несколько удачных походов в Северную Индию. Смерть Махмуда привела к упадку султаната, причем здесь сыграло свою роль выдвижение сельджуков.

Небольшое племя тюрок-огузов (туркмен) во главе с предводителем из рода Сельджуков стало богатеть за счет подчинения своей власти земледельческого населения соседних территорий. В 1035 году династия Сельджуков вынудила потомков Махмуда Газневи отдать им часть Хорасана, в 1043 году сельджукские тюрки захватили Хорезм. Газневиды вскоре были вынуждены ограничиться лишь небольшой территорией Афганистана и Пенджаба, тогда как огузы распространяли свое влияние все дальше, пока в 1055 году их предводитель Тогрул-бек не захватил Багдад, заставив халифа дать ему титул «султана Востока и Запада».

Преемники Тогрул-бека продолжили его успешные завоевания, объединив под своей властью земли Ирана, Ирака, Закавказья, Сирии и Палестины, даже часть отвоеванной у Византии Малой Азии. Но внутренне расширившийся султанат был слаб, политически рыхл. Не имея веками отработанной административно-политической традиции и не придавая ей большого значения, вчерашние кочевники выше всего ценили родоплеменные связи, следствием чего стала практика наделения членов правящего дома полунезависимыми вассальными владениями, быстро превращавшимися в автономные султанаты.

Уже в XI веке возникли фактически самостоятельные Керманский и Румский султанаты, затем появились Хорасанский и Иракский. К концу XII века междоусобицы сделали свое дело: государство Сельджуков окончательно распалось на части, что сыграло существенную роль в усилении правителя Хорезма. В начале XIII века хорезмшахи объединили под своей властью значительную часть Средней Азии и Ирана, Афганистан и даже Азербайджан. Однако их политические успехи были остановлены монгольским нашествием.

В 20-х годах XIII века монголы разгромили войска хорезм-шаха и вторглись в Иран. На территории Ирана и прилегающих к нему земель было основано монгольское государство ильханов во главе с Хулагу. Хулагуиды правили в Иране около столетия (1256–1353), причем именно в годы их правления халифы были вынуждены покинуть Багдад, а халифат практически был упразднен. В отличие от сельджуков монголы, тоже кочевники, придавали крепкой бюрократической администрации серьезное значение. Ильхан Газан-хан (1295–1304) официально принял ислам, сделал эту религию государственной и провел ряд важных реформ, которые немало способствовали восстановлению разрушенной монголами экономики Ирана.

Западная часть бывшего халифата, куда не дошли монголы, имела свою историю. Там на рубеже VIII и IX веков началось отпадение эмиратов. Можно напомнить, что эта часть халифата, наиболее удаленная от столицы, вообще была склонна к оппозиции. Именно сюда, в Кордову, бежал последний из Омейядов. Здесь появились первые полунезависимые эмираты (Аглабидов в Алжире и Тунисе, Тулунидов в Египте), которые хотя и признавали духовный авторитет халифа, вели независимую политику. В конце IX — начале X века ситуация в этом плане стала меняться еще решительней.

Шииты исмаилитского толка (они почитали седьмым святым имамом, то есть прямым наследником Али и Фатимы, а в конечном счете и самого пророка, Исмаила, сына шестого имама Джафара, который несправедливо, по их мнению, лишил Исмаила права на имамат) считали, как и все шииты, что управлять мусульманами имеют право лишь святые имамы, ведущие происхождение от пророка. Только эти имамы, а после пресечения их прямой линии[5] их ближайшие родственники, то есть опять-таки потомки Мухаммеда, пусть по боковой линии, сейиды[6], могли быть, по их мнению, халифами. Исма-илитские имамы на протяжении IX века вели весьма активную миссионерскую деятельность, имевшую наибольший успех среди племен, населявших Магриб, в частности среди берберов. Сначала это была преимущественно религиозная проповедь, но на рубеже IX и X веков она вылилась в вооруженное восстание. Имам исмаилитов некий Убейдаллах, объявивший себя потомком Фатимы и выдававший себя к тому же за Махди, возглавил это восстание и провозгласил себя халифом. Так был создан заменивший собой государство Аглабидов исмаилитский халифат Фатимидов, просуществовавший свыше двух с половиной веков (909 — 1171).

Владевший вначале лишь частью Магриба, Алжиром и Тунисом халифат Фатимидов вскоре вступил в ожесточенную борьбу с Аббасидами за Египет и Сирию. Египет с 905 года, после падения эмирата Тулунидов, вновь стал владением багдадского халифа. Это была богатейшая провинция Аббасидов, большинство населения которой в то время составляли христиане-копты, потомки древних египтян, выплачивавшие в казну халифа харадж и джизию. После образования государства Бундов и лишения багдадского халифа политической власти обстановка в Египте оказалась благоприятной для Фатимидов, которые, совершив ряд успешных походов, в 969 году присоединили Египет к своему государству и перенесли туда, в заново отстроенный город Аль-Кахир («победный город»), то есть Каир, свою столицу. Затем, в 970 году, они присоединили к своему халифату Сирию.

Борьба за Сирию обострила отношения фатимидских исмаилитов с другой ветвью исмаилитов — карматами, часть которых жила в Сирии, тогда как другая, как уже говорилось, основала государство в Бахрейне. Бахрейнские карматы ждали возвращения на землю в качестве мессии-Махди сына имама Исмаила и потому не признали власти Фатимидов. Однако они и не выступали против фатимидских халифов. Иное дело — сирийские карматы. Будучи вынужденными реагировать на вторжение Фатимидов в Сирию, они вступили в союз с Бундами и ненадолго отвоевали у них Дамаск. Но уже в 977 году сирийские карматы вынуждены были покинуть Сирию, которая досталась Фатимидам. Таким образом, в начале XI века Фатимидский халифат стал, пожалуй, сильнейшим арабо-исламским государственным образованием. Влияние Фатимидов достигало Мекки и Медины, чем в Каире весьма дорожили.

Сирия была богатейшей провинцией арабских халифов. Как и в Египте, здесь была весьма заметная прослойка христиан, хотя уже преобладали арабский язык и арабо-мусульманская культура. Но едва ли не высшей ценностью Сирии — во всяком случае, в глазах европейских христиан — была включенная в нее Палестина с «божьим городом» Иерусалимом. Как известно, именно это явилось поводом для Крестовых походов (XI–XIII века), имеющих прямое отношение к нашей теме.

Халифат Фатимидов, как и многие другие политические образования арабского мира, возникшие на развалинах аббасидского государства, был внутренне слаб. Уже в середине XI века потомки первых халифов оказались игрушкой в руках гвардейских военачальников из числа гулямов тюркского либо суданского происхождения. Это привело в XII веке к заметному ослаблению политического могущества Фатимидов.

Крестоносцы отобрали у них Сирию и Палестину, причем новый иерусалимский король Амальрих в 1167 году побывал даже у стен Каира. На западе значительная часть Магриба оказалась под властью Альморавидов, захвативших во второй половине XI века не только все североафриканские арабские владения, но частично также и земли Ганы, а затем и мавританскую Испанию, где под ударами христиан в это время пал Кордовский халифат. В середине XII века на смену Альмо-равидам в Магрибе пришли к власти Альмохады, к которым перешло наследие Альморавидов, включая и мусульманские территории Испании.

В 1171 году военачальник Саладин (Салах-ад-дин) совершил в Каире переворот, провозгласил себя султаном и основал династию Айюбидов (1171–1250). Объединив под своей властью также и Сирию и заключив мир с ассасинами. которые дважды до этого покушались на его жизнь, Саладин всю свою незаурядную энергию направил на борьбу с крестоносцами. В 1187 году он занял Иерусалим. На крестоносцев Саладин произвел неизгладимое впечатление, и неслучайно в западноевропейской традиции он предстает в качестве благородного рыцаря.

После смерти Саладина его наследники начали борьбу за власть в султанате, владения которого к этому времени охватывали не только Египет и Сирию, но также Хиджаз с Меккой и Мединой и часть Месопотамии. Междоусобные распри вновь усилили роль мамлюкской гвардии, которая в 1250 году свергла последнего из Айюбидов. После этого Египет на протяжении двух с половиной веков был под властью мамлюкских правителей, которые не только сумели сохранить свою власть, но и успешно противостояли монгольским войскам.

После упразднения Багдадского халифата при Хулагуидах в Каир явился один из близких родственников последнего халифа. Мамлюкские султаны приютили и признали его, результатом чего стало превращение Каира в местопребывание последней ветви халифов, не без выгоды для мамлюков сохранявших свой сакральный авторитет у мусульман-суннитов вплоть до начала XVI века.