22. ВЕСНА. ПТИЦЫ ГНЕЗДА ВЬЮТ*

*Из наблюдений юного натуралиста.

СЕМЬ

На моё семилетие я попросила всех, если будет такая возможность, подарить мне детские книги. Желательно не одинаковые, ха. И не про репку-колобка.

Или так же бумагу для печатания, запас карман не тянет. Или бумагу для черчения. Во всяком случае, воздержаться от игрушек.

В день рожденья папа снова прибежал с утра, снова притащил мне здоровенную упаковку бумаги для печатания, рассказывал смешные истории про своих юных борцов из спортивной секции. Снова сказал, что остаться на праздник не сможет, и этим ожидаемо нагнал на меня некоторой меланхолии. Скорей бы уж устаканились эти эмоции, и мы могли жить в относительно спокойном взаимодействии.


К обеду, как обычно, собралась большая толпа. Дети, взрослые — вся родня. Вновь глядя на это со стороны, я подумала, что очень они привыкли жить вместе, рядом, и теперь каждый крошечный повод использовали, чтобы лишний раз пообщаться.

Тут тётя Клара решила пошутить и говорит:

— Ты бы, Оля, скорее хоть писала свою книжку, а то тут вперёд тебя успела твоя тёзка написать. Ира читала в «Костре», говорит: на-адо же, тоже Ольга и тоже Шаманова.

— Как это тёзка⁈ — возмутилась бабушка. — Это Ольгина книжка!

— Ты что, мама! — замахала руками тётя Клара. — Там такие места описаны! Разные города, и тайга, и техника. Даже я бы так не написала!

— Потому что Ольга у нас умная, как Ленин! — выступила с торжественным тезисом мама.

— Просто я много читаю и у меня богатое воображение, — скромно сказала я. И пока они не начали хором кричать, что «не может быть!» и рассказывать, что они бы в жисть такого не насочиняли, добавила: — А если вы мне на́ слово не верите, я вам покажу мою рукопись, заверенную у нотариуса.

Все, конечно же, захотели увидеть этакое диво. Да и слова какие: «рукопись», «нотариус»! Все набились в нашу с мамой комнатку, и я достала папку из своего отдельчика серванта.

— Только, чур, не дёргать! — громко предупредила я. — Бумага нежная, листочки не должны порваться! Эта копия на случай споров в суде об авторском праве.

Эта фраза произвела ещё бо́льшее впечатление.

— Да я вообще трогать не буду! — тётя Клара спрятала руки за спину. — Только посмотрю и всё.

И все заявили, что только посмотрят, раз такие сложности. Я бережно извлекла из папки распечатанную книжку и положила на столик:

— Вот, пожалуйста.

— Действительно, гляди-ка, заверено, дата и печать, — тётя Клара неверяще посмотрела на меня, никак я в её уравнение в качестве неизвестного не вписывалась.

— Да мы вместе туда ездили! — сердито, от того, что ей сразу не поверили, проворчала бабушка.

— Так ты, Ольга, правда настоящий писатель? — удивлённо спросил Евгений, который тоже был приглашён и рассматривал мой талмуд поверх остальных голов, как жираф. Удобно, блин! Но я не завидую, нет-нет. Меня мой мелкий будущий метр шестьдесят устраивает более чем.

— Конечно! — скроила важную мину я. — А ты, дядь Женя*, думал: это всё понты корявые, что ли?

*Как-то мы с ним после деда Мороза

незаметно на ты перешли.

Тут все начали ржать, а я (как это мне периодически свойственно) задним числом спохватилась, что ни разу пока не слышала здесь этого выражения. А ходит ли оно вообще? «Взять на понт» — да, было, а чтоб «понты» и «корявые»?

Блин. Может, ничего, прокатит?

— Ну, давайте за стол! — позвала всех бабушка. И все пошли. И никто, и впрямь, не стал руками рукопись трогать. Кроме маленькой Ирки, которая, приоткрыв рот, провела по печати нотариуса пальцем. Приобщилась к таинственному.

РОМАНТИШНОЕ

На восьмое марта дядя Женя пригласил маму в романтическую поездку.

Нет, на самом деле он гораздо прозаичнее её пригласил. Это называлось «празднование восьмого марта». Предполагалось, что здоровенная толпень авиадиспетчеров и прочих причастных с их предприятия со своими дамами специальным автобусом выдвинутся седьмого около семи часов вечера в сторону небольшого дома отдыха, обслуживавшего нужды авиаорганизаций. Может, там ещё кто-то тусовался, не знаю, но Женя маму уверял, что уже там бывал пару раз, и всё прилично. Итак, седьмого они прибывают где-то в восемь, скромный поздний ужин, дискач (культурно, в отдельном клубе, с ведущим и светомузыкой, все дела), после чего общие посиделки в гостиничном корпусе — кто что с собой привёз, самопальная гулянка. А уж восьмого обширная программа. Катание на лыжах по берёзовому лесу (да, за городом же у нас чуть не до апреля снег лежит), концерт (для желающих), обильный праздничный банкет (для всех), песни под гитару (гитара в наличии), вечером снова дискач (опять же, для тех, кто ещё способен).

А ещё там баня есть, — подумала я. Была я на этой турбазе с первым мужем. Он тоже авиаинженером был. Поэтому я, кстати, и профессию Женину тогда так чётко угадала.

А! Ну вот, восьмого все гуляют до состояния полного отруба, девятого утром грузятся в тот же автобус (как дрова) и к семи прибывают в город, поскольку многим к восьми на работу. Шикарный план!

— Я тебя и до дома сразу отвезу, — уговаривал маму Женя, — я машину на нашей стоянке у аэропорта оставлю.

Мама обещала подумать.

Обсуждали они всё это, пока бабушка к соседке, подружке своей, Марии Петровне пошла. А то бы она тут сразу высказалась, что неприлично и вообще.

А я опять сидела в зале, черновик пра́вила. И даже не прислушивалась специально. Слушайте, прямо шпионское какое-то место.

Евгений от нас на дежурство поехал, а мама осталась задумчивая в кухне сидеть. Я вышла к ней:

— Ты чего такая?

— Да вот не знаю, ехать на праздники за город или нет.

Я присела за стол и тоже подпёрла щёку ладошкой.

— А ты знаешь, мам, не старайся сделать как положено или как принято. Отстранись немножко, не паникуй. Ты сама хочешь? Хочешь — едь. Не хочешь — не едь. Во всяком случае, ни то, ни другое решение вреда никому не причинит. Тем более, праздник женский, твой, вот и думай про себя.

— А тут, готовить, гости придут?

— Приготовим прекрасно и без тебя. Ты у нас будто особый готовщик.

Мама, правда, готовить не очень любит. Ей бы лучше пилить что-нибудь, строгать, строить. Редкая женщина, да уж. Но шить, правда, тоже любит. Однако, на восьмое марта всё это неактуально.

Вернувшейся бабушке мама ничего не сказала и целые сутки решала, разбиралась в ощущениях. А я, в то время, пока она на работе была, провела с бабушкой вдумчивую беседу на тему: «Вот и Наиль женится, одна мама бедная, одинокая, всё боится нас бросить даже на день, одна сплошная работа, никакой личной жизни…» — и т. д. и т. п. И когда мама вечером завела осторожный разговор о том, что вот, мол, Женя приглашает, бабушка неожиданно сказала:

— Да езжай. Отдохнёшь хоть, повеселишься с молодыми.

Мама так удивилась, что молча в комнату ушла и довольно долго там сидела. Переваривала, видать, новую информацию. А потом смотрю — платья перебирает. Решилась, значит.


Приехала она с этого сабантуя какая-то вся… светящаяся, что ли. И Женя вокруг неё стал ходить со значением. Срастётся ли у них, и хорошо ли всё будет, как бы заранее знать…

ПРО ДЕНЕЖКИ

Денежки шли, и журнал «Мурзилка» вносил в их поступление некоторое разнообразие. В феврале они ничего из моих картинок не взяли, зато в марте — побольше, лабиринт на пол-листа. Опять же приятно!

Вот кто меня окончательно проигнорил, в этом моя убеждённость крепла день ото дня — «Весёлые картинки». Да и хрен бы с ними. Обижусь вот и тоже вас игнорировать начну, целуйтесь сами со своим журналом.

Я посмотрела, что́ я им отправляла, и часть, более подходящую для школьного возраста, хотя бы для начальной школы, послала в «Костёр». Ну, а вдруг? Чтоб не терзаться сомнениями, вложила в бандероль подписанный конверт (с марками, конечно же), адресованный мне. А в сопроводилке к заданиям подписала, что если, мол, их не устраивает мой материал, пожалуйста, пусть они отправят этот конверт вместе с прочей исходящей корреспонденцией. Я хоть буду в курсе и ещё куда-нибудь их попытаюсь пристроить. Вон, какой-то «Барвинок» выходит в УССР, и есть даже вариант на русском языке. Всё одна страна, почему бы и нет?

В общий котёл я всё так же подкидывала по сорок-пятьдесят рублей в месяц, как получалось. Неровный «хвост» в пределах десятки оставляла себе на случай расходов, остальное прятала в кубышку. Мама меня спросила: может, ещё что полезное для дома купим? И тут я предложила ход конём: запланировать на лето поездку в подмосковный Солнечногорск, к деду Али. Он давно зовёт. В прошлый раз мама с бабушкой созрели к восемьдесят четвёртому году. Но оказалось, что именно тем летом в Москве проходили международные игры «Дружба-84», в пику олимпиаде в США, которую СССР вместе со всем соцлагерем бойкотировал, и в столицу впускали только по спецпропускам. Получилось, что в саму Москву мы смогли приехать только один раз, и то под видом покупки обратных билетов в Иркутск, толком ничего не посмотрели. А я бы хотела и в Третьяковку зайти, и дом-музей Васнецова маме показать, думаю, он ей не меньше чем мне понравится. Любим мы такое. Оружейная палата, интересно, открыта? Да просто старые станции метро посмотреть — это хлеще многих музеев мира!

Ну и по магазинам пронестись не лишнее.

Так что ехать лучше бы нынче. Мама с бабушкой задумались.

ИНТРИГИ

Период у матушки с Евгением однозначно развивался как конфетно-букетный. Во всяком случае, букеты у нас не переводились, да и конфеты со всякими пироженками и тортами тоже. Да, разнообразие было не то́, что в будущем. Зато вкус не пластмассовый!

И вот сидела я однажды (ближе к концу марта это было), точила очередное мраморное пирожное с чайком, и вдруг подумала, что совсем неплохо было бы иметь с собой в путешествии здоро́вого мужика. Не в смысле «не больного», хотя и не больного тоже, но… Короче, вы поняли. Спокойнее, и тёмных личностей не так бояться будем.

А то всё здо́рово, конечно, но две женщины (одна из которых бабушка) с маленьким ребёнком да с чемоданами. О! Про чемоданы, кстати, я не подумала. Чемоданов обычно мужчинам требуется раза в три меньше, чем женщинам. А тащить они могут в три раза больше. Очень полезное качество.

Мама с Евгением сидели тут же, чай пили с теми же пироженками. Я возьми да и брякни:

— Дядь Женя, а у тебя когда отпуск?

— Часть в июле, а часть осенью, — точно, у диспетчеров же отпуска большие, почти как у учителей, а потом станут ещё больше. — А что?

— А ты не хочешь с нами в Москву поехать?

— Оля-я! — опять сказала мама.

— А вы собираетесь в Москву? — спросил Женя.

— Точнее, в Солнечногорск, там у бабушки брат в военной части живёт, генерал.

— Ух ты!

— Я тоже так думаю. Так вот. От Солнечногорска до Москвы недалеко совсем, электричка ходит.

— Оля, ты думаешь — нет? — попыталась остановить меня мама. — Ну как мы таким табором к деду Али завалимся?

— Да-а. Таким табором — это, пожалуй, будет для него слишком, — согласилась я. — А если мы у него бабушку оставим, а сами в гостиницу? Должны же там гостиницы быть? Условия там, конечно… Но мы же всё равно только ночевать приходить будем, правильно?

— Ты прямо уже распланировала всё! — мама возмущённо налила воды в чайник и включила его в розетку. — А если не получится?

— Чему тут не получиться? — удивилась я. — Деньги есть, отпуск есть, даже принимающая сторона есть. Я лично собираюсь.

Она фыркнула и пошла к бабушке, которая что-то кричала ей из Наилькиной комнаты.

— Между прочим, — сказала я, глядя в кружку, — семьи диспетчеров имеют право на бесплатный пролёт самолётом туда и обратно. Правильно?

Мы уставились друг на друга.

— И у нас есть ещё три с небольшим месяца, чтобы решить эту проблему.

— Какую проблему? — спросила мама сзади.

— Проблему приобретения билетов на самолёт, — с покерфейсом сказала я. — Потому что поездом ехать я категорически не хочу. Четверо суток умеренного комфорта, одни туалеты чего стоят! Нет уж, ешьте сами.

— Ну, вот в кого она такая а? — риторически вздохнула мама.

— В Ленина, наверно, — развела я руками. — Я ж умная как Ленин.

Мама аж поперхнулась, Женя хлопал её по спине, а я прихлёбывала чай.

— Кстати, можно было бы квартиру двухкомнатную на месяц снять. Это, наверное, будет даже дешевле, чем гостиница. И кухня есть. И никто не будет в номер не вовремя ломиться, подселять кого-нибудь или паспорта у вас проверять.

— А зачем паспорта? — не поняла мама.

— Ну, как — общий номер могут снять только супруги. При этом доселить к тебе могут кого угодно, вот это меня вообще восхищает.

— Ты откуда это знаешь? — подозрительно спросила мама.

— В кино видела! — гордо сказала я. — Там ещё девушка, чтоб с чужими мужиками в комнате не спать, этой тётке из гостиницы большую шоколадку дала — и всё! Сразу нашёлся и номер свободный и вообще…

Маму, по-моему, больше всего поразила перспектива чужих мужиков в её комнате, она аж передёрнулась.

— Ну, вы тут думайте, — сказала я, — а я пошла: работать, работать!


Четыре дня у Евгения ушло, чтобы переосмыслить своё жизненное состояние и собраться с духом. Или дело было просто в графике работы? И на четвёртый день он пришёл. Хорошо, тридцать первого марта, а не первого апреля, в день дураков.

Нарисовался на пороге, намарафеченный, в новом костюме, и с огромным букетом белых роз.

Я открыла дверь, заценила.

— Отлично! Не забудь на одно колено встать, как принц.

— А это обязательно?

— Конечно! Все принцы так делают. И плюс сорок процентов к общему положительному впечатлению.

— Ну, тогда ладно.

Я пошла звать маму, которая уже выглядывала из нашей комнаты. В домашнем халатике!

— Кто там?

Я затолкала её обратно:

— Быстро! Что-то красивое надевай!

— Да что случилось-то?

— Ма-а-ма! Некогда! Сюрприза не получится. Давай скорее! — я распахнула шкаф. — Что берём?

— Красное давай!

Отлично! Очень выразительно. В зале заохала бабушка, и мама заторопилась, путаясь в рукавах.

— Да не спеши, не начнут без тебя. Волосы распусти! Держи расчёску! На одну сторону сделай, вот так.

Мы торжественно выбежали в зал, и Евгений опустился на одно колено. И правильно сделал! А то он и так огромный, а с этим букетом — вообще!

— Галя, выходи за меня! — сказал он.

Мама огромными глазами посмотрела на нас с бабушкой.

— А в свадебное путешествие поедем в Солнечногорск, — тихонько сказала я.

— Ой… — испуганно сказала мама. Он смотрел на неё выжидательно. — Ну… давай попробуем…

— Ну что, совет да любовь! — сказала бабушка.

Женя встал и вручил маме цветы:

— Это тебе. Минутку! — он вышел в коридор и вернулся с тортом и шампанским. — Я думаю, это надо отметить! А тебе, Оля, лимонад! — мне торжественно был представлена бутылка «Тархуна».

— М-м! Класс, спасибо!

И мы стали отмечать.

Торт в этот раз был редкий, шоколадный, с шоколадным же кремом и орехами.

— Очень я такие торты уважаю, — сказала я. — А ещё, говорят, к шампанскому неплохо сыр идёт.

— Да? А не шоколад?

— Да сыр к любому вину идёт. А шоколад в шампанском играет прикольно. Видели?

Оказывается, они не видели такого простого фокуса! Я притащила из кухни начатую плитку шоколада, которая с позапрошлого Жениного прихода в шкафчике лежала, и отломила несколько небольших кусочков:

— Бросаем в бокал и ждём.

Шоколадные брусочки начали обрастать пузырьками газа, всё больше и больше — и вот уже начали всплывать и снова опускаться, и так по кругу.

— Надо ж! — сказала бабушка. — Завтра померла бы — и не знала!

— Играет — значит шампанское хорошее, — я подпёрла щёку, следя за кувырканием шоколадок в бокалах.

— А ты откуда знаешь? — спросила бабушка.

— Вычитала где-то… — слегка пожала плечами я.

Так, однако, пора завязывать с такими откровениями, что-то часто меня спрашивают, откуда я то или это знаю…

Загрузка...