Старик в углу

ГЛАВА XX. АЛИБИ

– Прошло почти шесть недель, прежде чем доктор, наконец, позволил своему пациенту заняться серьёзным делом, которое так сильно выбило его из колеи.

Замечу, что среди множества людей, прямо или косвенно пострадавших в результате этого загадочного происшествия, никто, по-моему, не вызывал большего сострадания и искреннего сочувствия, чем Роберт Айрленд, старший сын управляющего.

Вы помните, что он служил клерком в банке? И, естественно, когда на отца упали подозрения, положение сына стало невыносимым. Все были очень добры к нему. Мистер Сазерленд Френч, назначенный исполняющим обязанности управляющего – на время прискорбного отсутствия мистера Льюиса Айрленда – изо всех сил старался демонстрировать молодому человеку доброжелательность и симпатию, но вряд ли кто-либо (в том числе и мистер Френч) сильно удивился, когда после того, как удивительные заявления миссис Айрленд стали достоянием общественности, мистер Роберт скромно намекнул временному управляющему, что решил разорвать отношения с банком.

Естественно, в его распоряжении оказались лучшие рекомендации. Впоследствии стало понятно: как только отец полностью выздоровеет и перестанет нуждаться в его присутствии в Лондоне, он попытается найти работу где-нибудь за границей. Мистер Роберт упоминал о новом добровольческом отряде, организованном для военной полиции в новых колониях, и, по правде говоря, никто не мог винить его в том, что он хотел оставить далеко в прошлом все связи с лондонскими банковскими организациями. Было совершенно очевидно, что собственная семья перестала надеяться на невиновность бедного управляющего.

И всё же мистер Айрленд был абсолютно невиновен. Вы должны помнить, как этот факт стал всеобщим достоянием, как только бедняга смог сказать слово в свою защиту. Что он и сделал.

Мистер Айрленд очень любит музыку. В тот вечер, когда он сидел в своём клубе, то увидел в одной из ежедневных газет объявление о необычайно привлекательной программе концерта в Квинс-Холле. Он не был одет для театра[62], но, тем не менее, почувствовал непреодолимое желание услышать эти чудесные музыкальные произведения, поэтому направился в Холл. Такого рода алиби обычно очень трудно доказать, но Дама Фортуна, как ни странно, благоволила мистеру Айрленду – вероятно, чтобы компенсировать те тяжёлые удары, которые без устали наносила ему в последнее время.

Место, проданное мистеру Айрленду в кассе, оказалось незаконно занятым решительной женщиной, которая отказалась удалиться. Пришлось обратиться к служителям, которые запомнили не только инцидент, но и лицо, и внешний вид джентльмена, ставшего невольной причиной ссоры.

Как только мистер Айрленд смог говорить, он упомянул о произошедшем и назвал лиц, бывших свидетелями этого. И свидетели опознали его – к изумлению, следует признать, как полиции, так и общественности, давно и определённо решивших, что никто не может быть виновен, кроме самого управляющего «Английского Провидент-банка». Более того, мистер Айрленд оказался довольно богатым человеком, с хорошим счётом в «Юнион-банке» и изрядными личными средствами – результатом многих лет бережливости и добропорядочной жизни[63].

Он легко доказал: если бы у него действительно возникла срочная необходимость в 5000 фунтах (именно столько той ночью извлекли из банковского сейфа), то с помощью имевшихся в его распоряжении ценных бумаг в течение часа он собрал бы вдвое большую сумму. Страхование жизни было полностью оплачено, а максимальный долг не превышал пяти фунтов.

Он помнил, что в ту роковую ночь попросил сторожа не запирать дверь в его кабинет, так как собирался написать несколько писем, когда вернётся домой, но позже совершенно забыл об этом. После концерта он встретил сына на Оксфорд-стрит, недалеко от дома, и больше не думал о конторе, дверь которой была заперта, и всё выглядело так же, как и обычно.

Мистер Айрленд категорически отрицал, что находился в конторе в тот час, когда, по утверждению Джеймса Фэйрберна, миссис Айрленд изумлённо произнесла: «Льюис, чем, чёрт возьми, ты занимаешься здесь, да ещё и в темноте?» Таким образом, стало полностью ясно, что и жена управляющего, и сам разговор Джеймсу Фэйрберну просто померещились.

Мистер Айрленд отказался от должности управляющего «Английского Провидент-банка»: как он, так и жена не сомневались в том, что с их именем было связано слишком много разговоров и слишком много злословия, поэтому ясно, что банк не станет держать такого служащего. Кроме того, здоровье мистера Айрленда оказалось подорванным. Теперь у него красивый дом в Ситтингборне, и в часы досуга он развлекается любительским садоводством. А я – единственный в Лондоне (помимо людей, напрямую связанных с этим таинственным происшествием) знаю истинное решение загадки, часто задаваясь вопросом, что из этого известно бывшему управляющему «Английского Провидент-банка».

Старик в углу замолчал. Мисс Полли Бёртон, преисполнившись самонадеянности, с началом рассказа решила внимательно выслушать все факты и доказательства, которые собеседник изложит ей, и следить за сутью, чтобы попытаться прийти к собственным выводам и сокрушить допотопное пугало своей проницательностью.

И в результате не произнесла ни слова, поскольку не пришла ни к какому выводу. Действительно, это дело непрестанно поражало и озадачивало публику – с того момента, когда общественное мнение поставило под сомнение честность мистера Айрленда, до тех пор, когда его честность была неопровержимо доказана. Кое-кто подозревал, что настоящей воровкой была миссис Айрленд, но от этой идеи вскоре пришлось отказаться.

Миссис Айрленд не испытывала ни малейшей нужды в средствах. Ограбление произошло полгода назад, и в её кармане за это время не оказалось ни единой банкноты из украденных. Кроме того, у неё должен был быть сообщник, поскольку в ту ночь в кабинете управляющего видели двоих; и если другой был её сообщником, почему она рискнула выдать его, громко заговорив в присутствии Джеймса Фэйрберна, когда намного проще выключить свет и погрузить зал во тьму?

– Вы абсолютно неправы, – прозвучал резкий голос в ответ на мысли Полли, – и рассуждаете совершенно неверно. Если вы хотите овладеть моим методом индукции и улучшить свои мыслительные способности, вам нужно следовать моей системе. Прежде всего полагается установить один абсолютно бесспорный, положительный факт. И двигаться от отправной точки, а не блуждать в лабиринтах предположений.

– Но никаких бесспорных фактов нет, – раздражённо возразила Полли.

– Да неужели? – прошептал Старик. – Разве не бесспорно, что банковский сейф облегчили на 5000 фунтов стерлингов вечером 25 марта до половины двенадцатого ночи?

– Да, но и только…

– Разве не бесспорно, – тихо прервал он, – что замок сейфа не взломан и, судя по всему, открыт собственным ключом?

– Я знаю, – огрызнулась мисс Бёртон, – и поэтому все согласились с тем, что Джеймс Фэйрберн не мог…

– И разве не бесспорно, что Джеймс Фэйрберн не мог ничего увидеть сквозь запертую стеклянную дверь перегородки? А также то, что сама миссис Айрленд впустила Джеймса Фэйрберна в кабинет мужа, когда увидела того лежавшим в обмороке перед открытым сейфом. Конечно, это был бесспорный факт, и он доказывал любому мыслящему уму: если сейф открыт ключом, это мог сделать только человек, имевший доступ к этому ключу.

– Но человек в личном кабинете управля...

– Совершенно верно! Человек в личном кабинете. С вашего разрешения, продолжу перечисление бесспорных фактов, – усмехнулось забавное создание, отмечая каждую фразу одним из своих любимых узлов. – Человек, который в ту ночь свободно мог получить доступ к ключу от сейфа, о чём не подозревал ни управляющий, ни даже его жена. Человек, во имя спасения которого миссис Айрленд была готова солгать. Много ли существует мужчин, ради которых англичанка, принадлежащая к высшим слоям среднего класса, согласилась бы лжесвидетельствовать? Разумеется, нет! Она могла бы сделать это для своего мужа. Как и считала общественность. И никому никогда не приходило в голову, что она могла сделать это для своего сына!

– Для сына! – воскликнула Полли.

– Ах! Очень умная женщина, – с энтузиазмом воскликнул Старик, – обладающая такими храбростью и присутствием духа, каких мне в жизни не приходилось встречать. Она спускается вниз перед сном, чтобы посмотреть, не пришли ли с последней почтой какие-либо письма. Замечает приоткрытую дверь кабинета мужа, толкает её, и тут, при внезапной вспышке света от торопливо зажжённой спички, она мгновенно понимает, что перед открытым сейфом стоит вор, и этот вор – её собственный сын. В этот момент она слышит шаги сторожа, приближающегося к перегородке. Нет времени предупреждать сына; она не знает, что стеклянная дверь заперта; Джеймс Фэйрберн в любую секунду может включить электрический свет и увидеть, как молодой человек грабит хозяйский сейф.

Только одно может успокоить сторожа. Только один человек имел право находиться в кабинете в этот час, и миссис Айрленд без колебаний произносит имя своего мужа.

Имейте в виду, я твёрдо уверен, что тогда бедная женщина хотела всего лишь выиграть время, и у неё оставались надежды на то, что её сын всё-таки не станет возлагать столь тяжкое чувство вины на свою совесть.

Что произошло между ними, мы никогда не узнаем, но нам известно, что молодой злодей сбежал со своей добычей в полной уверенности, что мать никогда не предаст его. Бедная женщина! Что за ночь ей пришлось пережить! Но миссис Айрленд была умной и дальновидной. Она знала, что репутация мужа не должна пострадать из-за её действий. Следовательно, она выбрала единственный доступный ей путь, чтобы спасти сына даже от отцовского гнева, и смело отвергла заявление Джеймса Фэйрберна.

Конечно, она полностью осознавала, что её муж мог легко оправдаться, и худшее, что ей угрожало – впечатление о том, что она считала мужа виновным и пыталась спасти его. И была уверена, что в будущем с неё снимут любые обвинения в соучастии в краже.

К настоящему времени все забыли бо́льшую часть обстоятельств; полиция по-прежнему следит за карьерой Джеймса Фэйрберна и расходами миссис Айрленд. И, как вам известно, у неё до сих пор не обнаружили ни одной банкноты из похищенных. Но зато обнаружили несколько штук в других районах Англии. Никто не понимает, как легко обналичивать английские банкноты в небольших agents de change[64] за границей. Changeurs всегда рады фунтам; и какая разница, откуда эти деньги берутся, при условии, что они подлинные? Проходит неделя-другая – и почтенный месье le Changeur уже не может сказать, откуда в его кассе взялись те или иные банкноты.

Вот так. Молодой Роберт Айрленд уехал за границу; когда-нибудь он вернётся, сделав состояние. Вот его фотография. А это его мать – умная женщина, согласны?

И прежде, чем Полли успела ответить, Старик ушёл. Она никогда не видела, чтобы кто-нибудь так быстро передвигался. И всегда оставлял после себя занятный след: кусок верёвки, состоявший из одних узлов, и несколько фотографий.