Статский советник Евграф Тулин [сборник]

© Георгий и Ольга Арси, 2020

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От авторов

Сюжет детектива затрагивает события, относящиеся к XIX веку. Погружает читателя в поиск коней орловской породы, похищенных конокрадами с тульского конезавода. Книга является третьей из серии книг авторов, повествующих о жизни и быте общества этого периода, однако полностью самостоятельна в сюжете.

В книге наряду с вымышленными героями присутствуют реальные исторические фигуры, активно влиявшие на развитие общества XIX века. Однако авторы не дают им оценки, в отличие от выдуманных героев. Они только констатируют их историческую роль и события, связанные с ними, импровизируя и предполагая их поведение в духе и нравах того времени.

Авторы не ставили цель создать историческое произведение. В связи с этим, степень ответственности за историческую ценность книги весьма условна. Они создали художественное время-пространство, ограничили его чёткими рамками, в которых исторические сюжеты имеют прикладное значение для раскрытия замысла книги.

Авторы признательны и благодарны огромному историческому наследию, которые оставили потомкам русские писатели и мемуаристы: Иван Михайлович Долгоруков, Сергей Васильевич Максимов, Иван Гаврилович Прыжов, Иван Яковлевич Бутович, Николай Герасимович Савин в своих записках, Надежда Петровна Ржевская, в мемуарах.

Благодаря этим историческим трудам, стало возможным создание этой книги.

Посвящается старому и надёжному тульскому другу семьи Д. А. Н., в знак признательности за более чем десятилетнюю дружбу и взаимное уважение.

Текст печатается в авторской редакции и пунктуации.

Пролог

В селе Умновщина, что находится на границе Тульской и Рязанской губерний, рядом с рекой Засмеяшь, наступил поздний вечер. Усадьба генерала-лейтенанта Асмайлова в последнее время освещалась плохо, почти все проёмы окон барского дома были тёмными и нелюдимыми. Только в окнах опочивальни хозяина поместья мерцали огоньки свечей. Да и с порядком было не лучше. Никому не было дела до внешнего антуража. Участник четырёх войн России с врагами государства, кавалер многих орденов и прочих наград Российской империи, сильно болел в семидесятилетнем возрасте. В различных сражениях и походах, в защиту интересов престола и своего отечества, провёл он более десяти лет, получив множественные ранения и не одну контузию. В этом году вообще не везло со здоровьем, видимо жизненные силы были на исходе, возраст давал о себе знать болезнями и недомоганиями, старческой слабостью. Оградившись от немногочисленных приятелей и светского общества, старый блестящий придворный и бывший бравый вояка всё чаще оставался один, предаваясь воспоминаниям и личным переживаниям. Вот и сейчас, он лежал в постели, измученный бессонницей, верной и надёжной спутницей последних лет жизни. Слуга спал где-то внизу барского дома. В голове бродили нерадостные мысли, которые не давали уснуть:

«Прошка, слуга, тоже старый, лет шестьдесят уже стукнуло. Все войны со мной прошёл, но и он сдавать начал. Со слухом нелады, половину того, что говоришь, не слышит. По губам понимает, на том и держится. Надо бы поменять! Только зачем? Самому недолго осталось жить на этом свете. Хотя, может и поднимусь ещё, на дворе скоро лето, а летом всегда сподручнее жить. Душа летом уходить в мир иной не хочет, не желает. Последние годы вообще никого не вижу из старых товарищей, приятелей. Никто и не приезжает. Боевых друзей разметало по огромной России, да многие уже и умерли. Век моего поколения к концу подходит. Остальным, молодым, старик зачем нужен, им бы, погулять, попьянствовать да по девкам побегать. А я уже по этим делам не ходок. Из радостей осталась только одна охота, в прошлом году добывал зверя, и удачно. В этом году посмотрю ещё. Даст Бог здоровья, может и поохотимся. Хотя дело не в этом, совсем не в этом. Обидно за прожитые годы жизни. Общество меня сторонится, всякие кляузы сочиняет, в стыд вводит. Оболгали и оклеветали, тем и рады. Чего не делал, всё приписывают. Под надзор властей ввели за придуманные жалобы от крепостных. Под постоянное наблюдение в своё имение сослали. Приказано жить безвыездно. Так и существую, мучаюсь уже три года. Забыли, сколько я для империи, престола и дворянства сделал! Ещё три года назад на виду у всех был. На всех приёмах и во всех общественных присутствиях, почитаем и узнаваем. Всё уважение окончилось в один миг, в один месяц. Даже император выразил своё неудовольствие и отдал приказ забыть больного и старого, верного слугу престола. Конечно, я не подарок, вспыльчив, жесток, своенравен. Так все такие, не я один. В шестьдесят семь лет из любого старика можно дурака сделать. Видно, кому-то моё богатство спать не даёт. Последние годы и с головой что-то не в порядке. Память теряю, что делал, не помню. Кошмары снятся, видения всякие приходят. Да это и понятно, одних контузий три, не считая ранений. Заснёшь, а кровь, пролитая в сражениях так и стоит перед глазами. Проснёшься, голова разрывается и лопается от боли. Вон их сколько орденов, да прочих отличий по стенам развешано, а здоровье не вернёшь. Плохо, что так и не женился и родных детей не завёл. Незаконнорождённых четверо и трое из них с отцом знаться не желают. Да и как жениться? Потерял, в тяжёлое время, любовь навсегда. Погибла любимая Елизавета, при войне с французом. В то время, когда Наполеон на Русскую землю вторгся. Ограбили и убили под Москвой, когда бежала из белокаменной, спасаясь от иноземных захватчиков. Тяжёлую, мученическую смерть приняла любимая женщина. Больше подобной найти не смог, не повезло и не получилось. Остальным только деньги подавай, любовь ни к чему. А дети, от дворовых девок нажитые, к отцу относятся без особого уважения, без любви, почёта и заботы. В завещании всем отписал большие капиталы. Никого из них, троих, не забыл. Матерей их тоже милостью не обидел. Вольные всем дал, да только мало им. Растут дети неблагодарными. Вся надежда на последнего ребёнка, хоть и незаконнорождённого. Может из него толк будет. Хотя вряд ли увижу, близок смертный час. Четвёртому ребёнку ещё всего ничего, семь лет, но и про него не забыл. О незаконной жене, матери своего ребёнка, побеспокоился, подумал. Она самая любимая, хоть и старик я, а она молода. Всё у нас было по согласию, да только если люди узнают, то опять грязи наговорят и придумают небылицы. Поэтому правильно, что отправил её подальше, в Тулу. Там дом ей купил, фамилию новую с паспортом справил, теперь она Остебная. Никто и не вспомнит о старой фамилии и прежней жизни. Вольную выправил и капиталов на безбедную жизнь оставил. После моей смерти может и замуж достойно выйдет, в жизни всё бывает! Даже необычные украшения заказал у лучшего ювелира. Обещал он, что подобных изделий больше никогда не повторит. Дороги необычайно, по десять рублей за каждое отдал, двух коней купить можно. Одно жене, а одно дочери, семилетней, с символами родового герба. Пусть растит ребёнка, мне уже недолго осталось. Она одна ко мне по-человечески относится. Даст Бог здоровья, съезжу, навещу их».

Мысли путались. Генерал перевернулся с бока на бок, желая заснуть, но не смог. Послышался подозрительный шум где-то внизу дома. Старик присел на кровати. Дверь в его комнату была открыта, поэтому всё, что творилось на первом этаже было хорошо слышно. Иной раз кошки ходят, мышей гоняют, а их слышно, как будто рядом находятся.

– Прошка, ты? Чего тебе не спится? – слабо проговорил он, на громкий голос не хватало сил.

В ответ отозвалась тишина, нарушаемая движениями маятника напольных часов и шуршанием мышей где-то под крышей.

«Кажется, наверное. Опять с головой беда, болит страшно. Покоя от неё нет, скоро окончательно с ума сойду и стану полным дураком. Ни доктора, ни травы, ни заговоры не помогают. Чего только не испробовал, ничего не облегчает боль. Одна тоска днём и страх с бессонницей по ночам, вот мои постоянные спутники. И так уже несколько лет, одна беда со мной!», – подумал старик и вновь прилёг на кровать.

Однако шум повторился, но уже гораздо ближе. Послышались тихие и крадущиеся шаги. Старик привстал вновь и посмотрел на проём двери. Вошёл Емельян, незаконнорождённый сын.

– Чего тебе, Емельян? Как ты здесь оказался, ты ж в Венёве должен быть? Или опять пропился в чистую? Или в карты проигрался? Как посмел прибыть ночью и без спроса? – сердито спросил бывший бравый генерал.

– Про какой спрос вы говорите, тятенька? Я в родной дом приехал, навестить вас. Беспокоюсь, как здоровье ваше? Может помочь чем? – с натянутой улыбкой проговорил, Емельян.

– Чего ты несёшь? Что бы ты и навестил? Да такого в жизни не случится! Да и запрещено без разрешения ко мне прибывать, не помнишь? Что за своевольство такое. Значит, проиграл и раскидал деньги. Я же тебе двести тысяч выдал, да и ещё векселей на такую же сумму. На эти деньги купцом первой гильдии стать можно четыре раза!

– Вы, тятенька, не шумите. Всё одно никто не слышит. Это вы, когда гусарскими полками командовали, тогда шуметь могли. Сейчас вы старый и никому не нужный человек, тем более под государственным надзором и опекой. А деньги эти ушли по назначению. Вы думаете, кто письма на вас клеветнические писал в Тулу, Москву и Санкт-Петербург? Я и писал, ваш покорный слуга. Денег на стряпчих не жалел, кого надобно подмазал от души. Подарков дал, взяток посулил. Создал вам общественное презрение и полный общественный надзор. Все знают про вашу жестокость к крепостным, насилие к девкам и травлю людей собаками. Про пытки и жестокость. Остальные средства сгорели в неудачных коммерческих предприятиях, потому что обманули меня. Ну и малость проиграл и прогулял. И вот, крохи остались. Надобно ещё дать, тятенька, не жалейте, делитесь. Вам, тятенька, жить осталось немного. Вам деньги не к чему, у вас их куры не клюют, – вызывающе улыбаясь, ответил Емельян.

– Мне уже семьдесят лет. Какие девки, какое насилие? По человеческой природе сие невозможно! Зачем ты это сделал? Я же с вами по совести поступил, всем помог. Всех на ноги поставил. Вольные выправил. Зачем ты моё честное имя и фамилию испоганил? Она и твоя, я ж отец тебе. Зачем, пользуясь моей слабостью, людей в заблуждение ввёл? – удивлённо и разгневанно спросил старик.

– Как зачем? Детей родных у вас нет. Все прижитые от дворовых девок. Денег дали всем, никто не спорит. Только мне мало. Понимаете, меня? Мне мало! Теперь, когда удалось из вас самодура сделать и под надзор власти ввести, вы в моих руках. Что придумаю, то все стряпчие и раструбят. Все знают, что с головой у вас не в порядке, всему и поверят. Свидетелей любых куплю, чего не было, всё вам припишем. То, что лет вам много, это конечно веры в ваши преступления не вызывает. Но, скажу я вам, тятенька, всё можно купить. Всё имеет цену, только смотря какую дать. Так что, давайте денег. Зачем вам старому человеку деньги, уже прожили своё. Если, конечно, желаете жить и умереть в спокойствии, без досужего надзора власти и полиции. Что касается моего имени и фамилии, так они с вами разные. Остальное мне деньги заменят, в том числе и отца. Если не будет вашей добровольной воли денег дать, я и сам знаю, где они у вас лежат, – смеясь ответил Емельян.

– Ах ты тварь неблагодарная! Посеку, проходимца! – ответил генерал, хватаясь за саблю, стоящую у изголовья кровати.

– Сейчас, посечёте! Это вам не в молодости с поляками, шведами и французами воевать и сабелькой помахивать. Силёнок-то у вас и нет уже. Сейчас вы только мышь можете прихлопнуть, и то не всякую, а умирающую. Такую же, как вы, тятенька, старую и бесполезную. Генерал, все мыши на повал, – с этими словами Емельян, издеваясь, толкнул старика, не обращая внимания на саблю, стоящую у изголовья его кровати.

От толчка помещик Асмайлов, откинулся и ударился о железную спинку кровати, из головы потекла кровь, которая залила часть лица. Он тяжело задышал, но сознание не оставляло его. Собрав оставшиеся силы, он вновь приподнялся и присел на кровать.

– Господь и люди накажут тебя, выкормыш! Сгоришь ты в аду огненном. Пропадёшь за подлость свою!

– Так и наказали! Деньги – они глаз и запаха не имеют. Им всё единно в чьём кармане лежать. Вам, тятенька, они уже не к чему. Зачем вам деньги? Они вам не нужны. На тот свет с деньгами не ходят. А если меня разозлите, я еще и последнюю вашу любовь погублю. Ребёнка тоже не пожалею, прижитого от вас, ваше высокопревосходительство. Думаете, не знаю я, где вы её поселили, четвёртую гражданскую жену, и сколько денег дали? Знаю, я всё знаю, – злобно ответил Емельян, подойдя к деревянному комоду, в котором имелся специальный потайной ящичек с ценностями, старого генерала.

– Что ты там ищешь? – всполошился Асмайлов.

– Ваши деньги желаю забрать. Вам пора о вечном думать и душу спасать, а не о капиталах волноваться, – ответил Емельян, выламывая дверцу комода и доставая потайной, секретный ящичек.

– Я не желаю знать, откуда тебе ведомо про тайник. Забирай всё, что хочешь. Все капиталы бери, но не тронь жену, – вскричал ослабевший старик.

– Какая она тебе жена? Такая же, как все…! Обещаю тебе, что не будет им покоя и хорошей жизни, – зло ответил Емельян, бросая в небольшой мешок деньги, драгоценности и деловые бумаги старого генерала.

– Мерзавец! Не тронь их, они тебе ничего не сделали. Ничем тебя не обидели. Пусть живут своей жизнью. Бог тебя накажет за все твои подлости. Судьба с тобой злую шутку сыграет, подожди. Вспомнишь меня, умрёшь на каторге. Как собака умрёшь! – закричал из последних сил старый генерал.

– Успокойтесь, от вас мало что зависит, – с ухмылкой сказал сын, продолжая собирать деньги и ценности.

– Прошка! Прошка, поди сюда скорей, да пистоль захвати, – позвал слугу измождённый старик.

– Не кричите, тятенька. В доме никого. И возле дома тоже никого, только мой давний приятель из Тулы. Но он вам не помощник, – с мерзкой улыбкой ответил Емельян.

– Мерзавец, что ты сделал с Прошкой? Он со мной три войны прошёл, – устало спросил старый генерал.

– Может, и мерзавец. Но мне и так хорошо и удобно. А с деньгами я не мерзавец, а очень даже уважаемый человек для общества. Прошка вперёд вас намылился на тот свет. Там вам прислуживать станет. Там и увидитесь. Надеюсь, завещание готово уже? Интересно, что и кому вы раздарить желаете. Где оно? Пока не поздно, изъять его надо у вас. Возможно, и переделать. За мои деньги можно стряпчего, нотариуса купить и волю вашу поменять! – задумчиво уточнил сын.

– Завещание уже готово и тебя там нет. Оно в надёжном месте хранится. Всё добро приличным людям отойдёт, дальним родственникам. Тебе, злыдню, ни копейки. Найду я на тебя управу, подожди, – радостно заявил генерал, захлёбываясь старческим смехом.

– Надоели вы мне. Болтаете много и не по делу. Мне ваши проклятья, что гусю вода. А вот с бабой вашей, обязательно разберусь и со щенком, незаконнорождённым, женского пола, тоже, – ответил Емельян, собрав всё ценное на столе.

Затем, посмотрел вначале на генерала, потом на массивный канделябр с тремя основаниями для свечей, стоящий на столе, но передумал. Поднял боевую саблю генерала, лежащую на полу комнаты, и со всего размаха ударил основанием её рукоятки, старика в седой висок. Грузное тело откинулось назад, поперёк кровати. Потекла кровь, тело дёрнулось и замерло навсегда. Сердце генерала Российской имперской армии остановилось. На лице появилась недвижимая маска смерти. Душа помещика Асмайлова, покинула бренное тело. Затем с недовольством и презрением оглядела, с высоты своего плавного полёта, подлого и неблагодарного незаконнорождённого сына Емельяна.

Глава 1 Тульский голова Добрынин

Титулярный советник[46] Евграф Михайлович Тулин встал рано утром, для того, чтобы привести себя в порядок перед предстоящей встречей. Сделал ежедневную разминку, растяжку, повторил несколько приёмов французской борьбы. Уделил внимание китайской гимнастике и китайскому бою без оружия. Московский сыщик, чиновник по особо важным поручениям при начальнике сыскной части города Москвы, находился в гостиничной квартире, от императорского оружейного завода, на улице Посольской, города Тулы. Жильё любезно предоставил Василий Николаевич Бестужев-Рюмин, генерал и начальник оружейного завода. Евграфа Михайловича связывало с Бестужевым дело, которое сыщик, расследовал год назад, в 1881 году. Оно касалось секты изуверов-скопцов, проводивших обряды по удалению половых органов. Также похищения ими секретных документов и чертежей, предоставляющих возможность создания нового стрелкового оружия. В Тульской губернии сектой руководил некий купец, целью которого являлось освобождение с каторги главного «кормчего» всех общин российской империи. Генерал Бестужев расследованием дела остался доволен, государственную тайну удалось сохранить. В связи с этим, Евграф Михайлович пользовался его искренним гостеприимством и расположением. Накануне, буквально вчера, сыщик, неплохо отдохнул в дорогой ресторации на Киевской улице. Был он не один и не просто так. Повод имелся. Успешно законченное следственное дело по известному грабителю и убийце с Орловского тракта, некоему Михаилу Ивановичу Ершу, тульскому дворянину из города Белёва и бывшему корнету кавалерии уланского полка. В ходе совместной деятельности с жандармским управлением Тулы и лично начальником, генералом Муратовым, удалось задержать убийцу и двух его подельников. Сегодня они уже должны были быть направлены, под усиленным конвоем, в Москву, в знаменитый тюремный Бутырский замок. В ходе расследования устал он изрядно, поэтому и был рад отдохнуть в хорошей компании. Присутствовало семь человек из самого высшего света Тулы и не только. Все были торжественно одеты: мужчины в праздничных визитных костюмах, женщины в вечерних платьях. На встрече присутствовали генерал Муратов и генерал Бестужев-Рюмин, с супругами. Старые друзья сыщика, граф Пётр Владимирович и графиня Ольга Владимировна Бобринские-Брежнёвы, брат и сестра. Также присутствовала и актриса из Симферополя, прима театра, очаровательная Виктория Тихоновна Худеярова.

В ресторацию прибыли сразу после театрального представления. Давали комедию незабвенного Николая Васильевича Гоголя «Настоящий ревизор». Встречал компанию лично хозяин заведения в сопровождении двух метрдотелей. Спиртное мужчинам и дамам подавали за счёт заведения, вечер проходил в отдельном кабинете. Блюд было заказано немного, но дорогих и весьма оригинальных. Угощались ухой из стерляди, ростбифом с гарниром из овощей, пирогом со страсбургским паштетом из гусиной печени с трюфелями, котлетами на рёбрышках, лимбургером и пармезаном. Белые грибы, приготовленные в сметане, пирожки с мясом и рыбой, также были отменными. Вино, предложенное метрдотелем, имело хорошую выдержку и отличалось великолепным вкусом. Украшением стола явились ананасы, дыни и персики. Метрдотель лично доложил гостям о порядке приготовления ростбифа. Долго объясняя, что вначале мясо в течение суток находилось в молоке. Затем легко обжаривалось, далее томилось в белом вине и только потом окончательно готовилось, оставаясь посредине слегка недожаренным. Также особо подчеркнул, что пирог с гусиным паштетом доставлен из Москвы. Чем весьма порадовал генерала Муратова, искренне уважающего хорошую кухню. В ходе встречи, этим вечером, обсуждалось много различных тем. Будущее театра, красоту и неотразимость современных женщин, нравы общества и другие немаловажные и обязательные вопросы, сопутствующие весёлой компании, сытому столу и хорошему вину. Неоднократно говорились и поднимались тосты за Евграфа, с хорошими, добрыми словами и пожеланиями.

Отношения Евграфа с графиней Бобринской улучшались каждый день. Иногда они уже называли друг друга на «ты», в те моменты, когда, оставались без лишних глаз и ушей. Евграф надеялся на продолжение и развитие отношений. Сближению способствовало и то, что в скорости они должны были жить в одном городе, так как графиня собиралась переехать в Москву.

Но сейчас, ранним утром, Евграф готовился к выезду в городскую управу, к голове города Тулы, Добрынину Николай Никитичу,[47] человеку уникальному во всех отношениях. Он занимал свой пост более двадцати лет. Генерал Муратов обещал полное содействие в вопросах покупки земли в Суходольском приходе, вблизи усадьбы Астебное, где родился Евграф. Так как день был субботним, выходным, ехать решили все вместе: Муратов, Тулин и Бобринские-Брежнёвы. Генерал Бестужев отказался в связи с приездом на завод комиссии артиллерийского управления из Санкт-Петербурга. День предстоял быть интересным и многообещающим. После встречи Евграф Михайлович желал пригласить графиню на прогулку и провести с ней, всё время до вечера. Собравшись и подойдя к зеркалу, сыщик, увидел в отражение высокого и спортивного молодого человека двадцати восьми лет. С приятным и уверенным лицом, небольшими раскосыми глазами, считающимися признаком врождённой осторожности. Ещё раз осмотрев внешний вид и найдя его безукоризненным, махнув отражению, сыщик направился вниз по лестнице, к выходу. Он собирался пройтись до городской управы пешком. Она располагалась недалеко, на той же Посольской улице. Подойдя к зданию городской управы, как и было определено Муратовым, Тулин, от нечего делать, начал прохаживаться по улице, в ожидании всей компании. Майское утро было удивительно теплым. Через непродолжительное время подъехали Бобринские. Евграф помог выйти Ольге из экипажа.

– Рад новой встрече, Евграф Михайлович! Везёт Николаю Никитичу, имеет два кабинета. В здании управы и в городской думе, – весело заявил Пётр, выпрыгнув из экипажа.

– Здравствуйте графиня и вы, Пётр Владимирович. Почему у головы их два? – удивлённо спросил Евграф.

– Он же по своему положению является головой управы и председателем думы. Не знаю, как у других, а у нас в Туле так. Что-то господин генерал задерживается, слишком увлечён работой? Не по правилам, – продолжал рассуждать Пётр.

– Ничего страшного, что задерживается генерал. У нас есть время обсудить планы на сегодня. Предлагаю после встречи с Добрыниным где-нибудь отобедать вместе, пригласив Викторию Тихоновну, – ответил Тулин, сопровождая Ольгу Владимировну к зданию.

– Конечно, я не против, но Виктория завтра уезжает, я обещал ей сегодня показать Тулу. Поэтому, предлагаю вам вдвоем с Ольгой, исполнить ваше предложение. А вот вечером давайте встретимся у нас, выпьем чаю, раскинем карты.

– Как вы, Ольга Владимировна. Что скажете? – уточнил сыщик.

– Предлагайте, Евграф Михайлович, у меня сегодня много свободного времени и я всё готова рассмотреть. Впрочем, давайте дождёмся результатов встречи с Добрыниным, затем будем строить планы.

Подъехал генерал Муратов с адъютантом, остановившись возле здания, бодро выскочил из коляски. Поприветствовав собравшихся предложил пройти в здание управы. Поднявшись по красивой чугунной кованной лестнице, имевшей рельефный узор ступенек и перил, они оказались в приемной головы. Служащий, видимо выполнявший обязанности секретаря, увидев важную компанию, пропустил без доклада. Сопровождавший генерала жандармский офицер остался в приёмной.

– Александр Иванович, как я рад вас видеть! Вчера получил записку. Прибывал адъютант от вас, с просьбой принять, если имеется свободное время. Ваше предложение о встрече меня несказанно порадовало. Конечно, не откажу в общении, кто ж начальнику жандармского управления откажет, никто. Для вас всегда есть время, – ответил Николай Никитич, радушно встречая гостей в центре кабинета.

– Спасибо, дорогой Николай Никитич. Знал, что не откажите старому товарищу, – широко улыбаясь, ответил Муратов.

– Что вас привело, чем обязан? Совсем недавно виделись в театре, на прекрасной постановке симферопольской труппы. Что-то случилось после этого? – уточнил семидесятилетний хозяин города, выглядевший подтянуто и бодро для своих преклонных лет.

– Что вы, Николай Никитич, ничего существенного. Дело есть, совсем небольшое. Сказал бы, мизерное дело для вас. Да и не дело совсем, а так, дельце. Хотел представить вам одного молодого человека, вашего земляка. Остальных, из присутствующих, вы знаете давно и, надеюсь, с лучшей стороны, – пошутил Александр Иванович.

– Так-так, вижу одно незнакомое мне лицо. Не сомневаюсь в личных и служебных достоинствах, коль вы, Александр Иванович, лично представляете! Назовитесь, с кем имею честь знакомиться, – ответил голова и хитро посмотрел на неизвестного гостя.

– Позвольте, я за него скажу. Как говорил ранее, представить хочу молодого человека. Тулин Евграф Михайлович, титулярный советник, служит при московской сыскной части. Сам туляк, родом с Суходольского прихода. Дворянин, обучался в Александровской военной гимназии. Воевал в последнюю Крымскую войну, дослужился до звания штабс-капитана. Героически защищал Баязет, награждён серебряной имперской медалью за военные действия в период русско-турецкой войны 1877—1878 годов. В общем, очень достойный дворянин и гражданин отечества. Последнее время оказывает нам большую помощь в розыске преступников. Слышали, наверное, два дня назад Орловского убийцу Ерша взяли? Его рук дело. Мною, при содействии генерала Бестужева, ходатайство направлено в Санкт-Петербург, в высочайшее присутствие, с просьбой рассмотреть возможность присвоения следующего чина досрочно и выплаты хорошей премии. Поэтому, деньги у нашего героя вскорости появятся. Хотелось бы обсудить коммерческий вопрос, если вы не возражаете. Думает и мается, куда их потратить с пользой для дела. У нас в губернии все знают, что лучше вас никто совет не даст. В коммерческих делах, как в прочем и во всех остальных, вы известный дока, – подвел итог своего монолога генерал Муратов.

– Помогу, чем могу, – с уважением сказал Добрынин и пожал руку Евграфу в знак особого уважения.

– Очень приятно, Александр Иванович! И вам спасибо, молодой человек, за обращение ко мне. Польщён, польщён. Давайте обсудим, несколько позже, наши коммерческие дела. А пока присаживайтесь, чай уже готов. Я же ждал вас. Все вопросы решим. Мы, туляки, хоть люди и не богатые, но гостеприимные и воспитанные. А то своими коммерческими делами нашу очаровательную графиню утомим, – продолжал говорить Добрынин, помогая Ольге Владимировне присесть за чайный столик.

– Да, Николай Никифорович, вы гостеприимны. Об этом весь город знает. Чаю отведаем с удовольствием, у вас он всегда особый, вкуснее в губернии нет, – поддержал разговор Муратов, также присаживаясь к столику.

– Вы, Ольга Владимировна, всё хорошеете, одна из самых очаровательных и неподражаемых наших тульских красавиц. Да что тульских, российских красавиц! Как папенька, Владимир Алексеевич, и маменька поживают? Как дед? О вас, Пётр Владимирович, всё знаю, недавно разговаривал с Василием Николаевичем Бестужевым. Кстати, у него сегодня посетители из столицы, хотели по поставкам железа поговорить, но он занят гостями. Знаете, что гости приехали? – уточнил голова, приглашая рукой Петра и Евграфа к богато накрытому чайному столу, с белёвской пастилой, тульскими пряниками и дорогими конфетами.

– Знаю, Николай Никитич. Такая суета на заводе, еле вырвался. Если бы не авторитет Александра Ивановича и вчерашний договор, не получилось бы вас навестить, – ответил Пётр и приступил к подробному повествованию о жизни семьи.

Свой рассказ он сопровождал смешными подробностями и интересными примерами. Евграф, в очередной раз услышал, что отец Петра и Ольги из Киева практически не выезжает, занимается сахарным производством. Весь в заботах по расширению и реконструкции заводов. Матушка, Мария Гавриловна, по-прежнему проживает в городе Венёве. Переезжать в Тулу не желает, несмотря на все уговоры, помогает деду в ведении домашнего и торгового хозяйства. В ходе беседы Петр делился и другими семейными историями, отвечая Николаю Никитичу вместо Ольги.

Во время этой беседы Евграф с интересом рассматривал легендарного голову и его кабинет. Вчера он много услышал об этом известном и удивительном человеке. Добрынину шёл семьдесят первый год, но он был необычайно крепок и подвижен. О нём говорили, как о человеке выдающегося ума и хозяйской хватки. Не зря четверо членов его семьи, уже более тридцати пяти лет правили городом, занимая эту должность двенадцать сроков. Сам Добрынин, был избран уже в седьмой раз, до 1886 года. Его род начинал свой путь в большую жизнь с казённых кирпичников, затем способные предки занялись торговлей хлебом. В восемнадцатом веке стали купцами второй гильдии. В начале девятнадцатого века были переведены в сословие почётных граждан города. А три года назад Николай Никитич получил дворянство, в шестьдесят восемь лет. С этого момента он и все его дети, а также и потомки детей, стали дворянами Российской империи. В Туле голове принадлежала большая часть всех хлебных лавок. Кроме того, семья Добрыниных торговала и железом, поставляя товар местным заводам. Николай Никитич, являлся крупным домовладельцем, сдавая площади под магазины, квартиры и гостиницы. Однако особой страстью головы были кони. Добрынин расширил коневодческое хозяйство в сельце Прилепы, выкупив конюшни и землю у военного ведомства после смерти генерала-майора Гартунга.[48] Был награждён многими орденами и медалями, среди которых имелся даже персидский орден Льва и Солнца, утверждённый вторым шахом Ирана, Фетх Али-Шахом. Являлся всем известным меценатом и благотворителем. Совместно с многими купцами совершил много богоугодных дел, приносящих пользу тульским жителям. Особо выделялось строительство богаделен в городе и Богородического монастыря в Щеглове,[49] на которое он дал более пятидесяти тысяч рублей. В общем, являлся настоящим и признанным отцом города, неустанно думавшем о пользе обывателей и общественных присутствиях. Кабинет у него был купеческим, несмотря на дворянство. На стенах висели портреты императорских особ, выделялись по своему красивому исполнению портреты Александра II, погибшего от руки террористов-революционеров, и Александра III, ныне правящего. Ранее генерал Муратов рассказывал, что Добрынин присутствовал на коронации прежнего государя и, скорее всего, будет приглашён на коронацию нынешнего. Изразцовая печь, располагавшаяся в углу, имела искусное художественное исполнение. На стенах размещались канделябры для свечей. Шторы, на окнах, были исполнены из бархата. Все предметы интерьера кабинета имели вид основательный и крепкий, как и сам хозяин. На хорошем дубовом столе резной работы большой стопкой лежали конторские книги. С одной стороны, городские, с другой свои, по личной коммерции и торговле.

«За столько лет правления городом у уважаемого головы уже всё коммерческие дела перепутались. Где государственные, городские, а где свои, личного хозяйствования. Однако и там, и там польза большая. Город развивается, сам богатеет. Вот ведь умудрятся особые люди не путать своё с чужим. Везде успевают. Рождён порядочным, поэтому и не ворует», – подумал Тулин.

– Ну, а как там у вас в Прилепах? Что с конезаводом? – перехватил инициативу у Петра генерал Муратов.

– Всё не плохо, я даже сказал бы, прекрасно! Сейчас там у меня тридцать коней, много орловских. Прямые потомки тех, что выведены графом Орловым-Чесменским на Хреновском заводе в Воронежской губернии. Месяц назад прикупил я, на этом Хреновском конезаводе, за восемьдесят тысяч трех коней. Одного жеребца Антония и двух кобылок-маток, Эсмеральду и Крали. Уже перегнали в Прилепы. Жеребец свою родословную ведёт от самого Бычка, а тот от Сметанки, так что будем ждать хорошее потомство. Скоро на лучшие ипподромы выйдем, – с удовольствием и гордостью рассказал Николай Никитич.

– А что это за жеребцы такие, Сметанка и Бычок? Почему они такие знаменитые? – спросила, заинтересованно, Ольга.

– Сметанка был арабским скакуном и основателем породы, купленным за огромные деньги. За него заплатили шестьдесят тысяч серебром. Он того стоил, высокий и крепкий красавец. Когда граф Орлов его приобрёл, то побоялся его морем отправлять и приказал везти сушей. Охраняли его больше двух десятков солдат и слуг. Турки выдали охранную грамоту и приставили янычар. Все ехали верхом, а коня конюх вел в повод. Шли через Румынию, Молдавию, Венгрию, Польшу ну и так далее, не дольше пятнадцати вёрст в сутки. Везде караван на границе встречали местные власти, выделяя военную специальную охрану. По прибытию в Россию, вместе с другими лошадьми, был окроплён святой водой и в честь его прибытия отслужен краткий молебен. После себя конь оставил четырёх сыновей и одну дочь. Даже его скелет был помещён в музей. Вот такой был скакун, – с удовольствием рассказал голова, было видно, что эта тема ему близка и интересна.

– Да, удивительно интересно! Некоторые кони оставляют после себя память большую, чем некоторые люди, – улыбнувшись, сказала графиня.

– Бычок, это Бычок! В 1836 году этот удивительный гнедой конь, рожденный на Хреновском заводе пробежал в Москве на скачках три версты[50] за пять минут сорок пять секунд, и поставил мировой рекорд того времени. После скачек его купил один из коннозаводчиков за огромные деньги, тридцать шесть тысяч рублей. После этого, с большими предосторожностями, перегнал к себе на конезавод для поднятия потомства, – вновь доложил Добрынин.

– С такими познаниями и такими настроениями вскоре вы, Николай Никитич, затмите славу графа Орлова-Чесменского и прославите тульскую землю. Прилепы станут одним из мест, где существуют лучшие конезаводы. А память о вас переживёт поколения благодарных потомков. О вас ещё неоднократно напишут многие, с прославлением ваших заслуг, – с улыбкой заявил Муратов.

– Стремимся, стараемся. Возраст у меня уже, сами понимаете, не малый. Думать о вечном надобно. Для детей стараюсь, и для родного края. В этом вы правы. Бог даст, Прилепский конезавод многие поколения переживёт, вот тогда и вспомнят обо мне добрым словом. В церкви свечку поставят, спасибо скажут. Господь не «Мякишка», у него своя книжка. Что мы всё о конях, да о конях. Вас же не это привело ко мне, Александр Иванович? Какие у нас заботы и невзгоды могут быть, если дружба есть? Давайте вернёмся к вопросу молодого человека. Так что вы желаете, Евграф Михайлович? – уточнил Добрынин.

– Хотелось бы ему, на сумму дополнительного вознаграждения, приобрести землю под усадьбу и саму усадьбу начать строить. Специально уточнил цены в Суходольском приходе, вблизи усадьбы Астебное, хорошая земля сейчас идёт по пятьдесят-шестьдесят рублей за десятину. Там многие земли вами, уважаемый Николай Никитич, скуплены. Не могли бы уступить какой-нибудь хороший участок по милостивой цене? Евграф Михайлович заслужил пользой нашему краю! – продолжил неспешно и уверенно начальник жандармского управления.

– Есть там у меня землица, всё вы Александр Иванович знаете! Не обмануть вас, не укрыться. Отчего не уступить. Хорошему человеку можно и пользу сделать. А если и очаровательная Ольга Владимировна того желает, тогда разговор за малым. Только выбрать остаётся! Ради неё всё сделаем. Я, так понимаю, все, кто прибыли, это ходатаи за титулярного советника. Надо думать о старости заранее. Дай Бог, в молодости кушать кости, а в старости хорошее мясо, как говорят в народе, – весело заявил голова.

Но дальше разговор был неожиданно прерван. В кабинет вбежал служащий-секретарь, с совершенно изумлённым и испуганным лицом. За ним ещё один человек, с перекошенным от страха выражением лица. Все, кто находился за столом гостеприимного хозяина кабинета, повернулись к вбежавшим.

– Беда, батюшка, беда, отец родной! – запричитал секретарь.

– Чего случилось, Аристарх, не томи душу. А это кто с тобой? – спросил взволнованный Николай Никитич.

– Беда! Жеребца Антония и кобылок Крали и Эсмеральду похитили конокрады! Это вот табунщик с завода, его управляющий прислал с докладом о происшествии. Горе-то какое навалилось!

– Сейчас сам всё расскажет, – запричитал секретарь Аристарх.

– Ну, говори, не томи душу! – строго приказал голова.

– Ваше высокоблагородие, коней украли! По утру старший конюх пришёл, начал проверять утреннюю дачу лошадям, а Васьки-конюха, который к ним был прикреплён, нет в конюшне. И Майлова, канцелярского служащего, нет. Пропали оба. Посмотрел, а в денниках ни жеребца, ни кобыл. Они же в отдельной конюшне содержались, особо ото всех. Управляющий всех табунщиков, свободных конюхов и помощников поднял на коней, по округе на розыски отправил. Сам определил, где и как искать. Он округу знает хорошо. Лично ночного конюха опрашивает. В ночь отдельно дежурил Васька при Хреновских лошадях, тех, которых неделю назад купили и Прохор в ночную смену на общую конюшню. В общей конюшне-то осталось всего пять лошадей. Табунщиков не было, они с основным табуном на дальнем пастбище были. Управляющий сказал вам доложить и после ваших указаний обратно ехать.

– А ты кто будешь? – уточнил задумавшись, расстроенный Добрынин.

– Десять дней как у вас работаю на конезаводе табунщиком, из Прилепских, управляющий нанял. Федором Кушкой кличут.

– Вот что, Фёдор, обожди в приёмной! Дай подумать, – взволнованно ответил Добрынин.

– Как прикажите, Николай Никитич, – с этими словами гонец развернулся и быстро скрылся с глаз хозяина.

– Что ж такое творится, Александр Иванович? Кто ж посмел? То ли цыгане? То ли наша золотая молодёжь? Сейчас же, знаете, некоторые дворяне и помещики взяли за правило лошадей красть, у них это как спорт, развлечение. Одного коня помещик Трескин пытался похитить у купца второй гильдии Фролова. Да только для Трескина плохо окончилось, его приказчики купца изловили и хорошенько отдубасили. Сейчас при смерти, дома лежит. Прошу, Александр Иванович, помочь. Шутка ли, такие производители! А каких денег стоят! Восемьдесят тысяч отдал чистыми, не считая перегона и прочих затрат. Кто посмел? Изверги, а не люди! – продолжал расстраиваться неутешный и огорченный Николай Никитич.

– Николай Никитич, полно вам так надрываться. Всех на ноги поставим, а ваших лошадей найдём. Обещаю вам. У нас ещё с этим порядок. Вон в Тамбовской губернии в прошлом году было триста заявлений о кражах лошадей, в Рязанской четыреста. У нас всего сто. Будем искать. Вот ведь ничего не боятся, за кражу или сбыт краденной лошади положено заключение в общую тюрьму до года. Если будет доказан постоянный промысел, то и ссылка в Тобольск или еще куда похуже. Ну что, Евграф Михайлович, подключайтесь. Заодно и Прилепы изучите, отпуск с пользой для дела пройдет. Надо нам Николаю Никитичу помочь. Всё, что от меня требуется, будет сделано. Лучших сыщиков-филёров и нештатных агентов подключу, всю информацию предоставлю, – пообещал огорчённый случившемся, не меньше чем хозяин прекрасных коней, генерал Муратов.

– Ну что ж, делать нечего, немедленно займусь. Сейчас и выеду в село, на конезавод. Когда вам сообщить о результатах, если таковые будут? – уточнил сыщик, уверенно говоря, впервые за встречу у головы.

– Немедленно, милейший, немедленно. Я сам туда тоже выеду, только вот отдам необходимые распоряжения по городу. А вы мой экипаж берите и поезжайте. Прошу вас, примите все меры!

– Не беспокойтесь, Евграф Михайлович найдет коней. Не такие сюжеты распутывал. Я ему тоже готов помочь, если Бестужев не будет против моего участия. Попросите генерала, для вас мы все готовы подключиться, – поддержал Пётр.

– Спасибо граф, дай бы Бог! Дай бы Бог! Попрошу Василия Николаевича, авось не откажет. Вдвоем то вам сподручнее будет. Вы уж, Ольга Владимировна, голубушка, извините старика, вот как вышло. А что касаемо землицы, решим. Вот разберёмся с бедой и решим! – огорчённо заявил Добрынин.

После этого гости, успокаивая хозяина города, находившегося в расстройстве, покинули городскую управу. Муратов, уточнив детали с Тулиным, убыл к себе. Пётр направился к Виктории Тихоновне, получив заверения Евграфа, что сегодня он ему не нужен. Ольга Владимировна решила тоже ехать в Прилепы, и Евграф этому совершенно не сопротивлялся.

Глава 2 Подпоручик Ржевский

Усадьба Мильшино, что располагается недалеко от города Венёв, Тульской губернии, готовилась к театральным действиям. Господский дом, построенный в стиле императорского Зимнего дворца, в миниатюре, сотрясал весёлый смех. Хозяин усадьбы, Пётр Семёнович Ржевский, бывший поручик императорской армии, а ныне уездный земский начальник, находился в Туле. Был вызван полицмейстером с докладом о своих успехах и неудачах. Неудач было больше, но это никак не влияло на настроение семейства Ржевских. Впрочем, никто в точности и не знал, там ли Пётр Семёнович. Может и в Туле, а может у одной из своих многочисленных любовниц. Только известных дам, милых сердцу офицера, насчитывалось около двадцати. Сергей Семёнович, младший брат, готовил карнавальный спектакль. Выше среднего роста, сухощавый, с приятным и веселым лицом, он неутомимо бегал между импровизированными артистами и актрисами. Одним он поправлял одежду, другим предметы театрального действия, третьим неутомимо напоминал слова. При это был несказанно весел и заразительно энергичен. Зрителей было мало, только старухи и старики с села Мильшино. Но и им были очень рады, так как театр без зрителей, что кладбище без покойников. Сцены не было, потому что действие шло везде, в разных уголках усадьбы и в самом господском доме, таково было решение неутомимого «режиссёра». Зрители обязаны были не сидеть на постоянных местах, а следовать за артистами. Если не успевали следовать за действием или не выражали своих эмоций в достаточном количестве, могли быть биты розгами. Однако, не в серьёз, а так, ради смеха. Те, кто наоборот высказывали бурные эмоции, поощрялись. Им давалось по копеечке или какая-нибудь сладость, конфета либо пирожок. Для этого назначался специальный человек с розгами и корзинкой с подарками. Этот подход, к работе со зрителями, был новым и прогрессивным в театральном искусстве. Сие новшество придумал сам Сергей Ржевский для веселья и потехи. Он искренне удивлялся, почему эту практику не применяет ни один театр мира.

Усадьба представляла собой, как уже было сказано, Зимний дворец, только очень и очень маленький. Злые языки говорили, что старший брат вложил в строительство более двадцати тысяч рублей, полученные в наследство. Сей удивительный проект прислали ему из Санкт-Петербурга, по поручению самого императора. Дворец Пётр Семёнович строил почти три года, но полностью так и не достроил из-за нехватки средств. Это было трёхэтажное здание с подвальными помещениями, в которых имелись прекрасная баня, кухня, помещения для прислуги, прачечная, комната со льдом, погреб для вина, хранилища для овощей, девятнадцать жилых комнат. Детские, кабинет хозяина и его спальня, будуар супруги, столовая, комната горничной, судейская, помещение для ожидания свидетелей и обвиняемых. Так же библиотека, правда без книг. Зимний сад с растениями, которые и сами без всякой помощи и ухода активно произрастали в Венёвской округе. Вся эта роскошь предназначалась на девять человек семьи: супругу поручика Ржевского, шесть детей и младшего брата. Прислуга, из трёх человек, занимала огромный подвал. В тылу усадьбы, за зданием, там, где их было не заметно, стояли уличные туалеты. Обустроить в здании самой усадьбы люфт-клозеты не получилось из-за банального отсутствия капиталов.

Бывший подпоручик гвардии, Сергей Ржевский, был очень рад и весел новой забаве, им самим и придуманной. Вместе с ним были рады и веселы все слуги. Веселиться – не работать. Наступило тепло, пережили зиму. Особенностью семьи Ржевских являлось то, что у них не было достаточных капиталов для поддержания уровня того статуса, которому они желали соответствовать. Зимой было не комфортно, потому как протопить это Венёвское чудо сооружение практически было нечем, из-за недостатка средств. Театральное действие начиналось в большом зале для танцев. В этот день, в усадьбе, репетировали постановку «Вий», по повести Гоголя, 1835 года. Двух студентов Киевской духовной академии, не на главной роли, играли два мужика из села, Потап и Фёдор. Студента Хому, главного героя, представлял Васька, худой и тщедушный с жиденькой бородой. Он являлся всем известным корчмушником, торговцем самодельной водкой, поэтому был, как всегда, слегка навеселе. Глаза его выражали пьяное веселье. Хозяйку дома, ведьму, где остановились студенты, играли две бабы. Одна старая кухарка Матрёна, с большим носом, картошкой и толстой, объёмной фигурой. Её роль начиналась в начале и прекращалась до того, как хозяйка превращалась в красивую панночку. Второй актрисой, была молодая гувернантка Мили, очаровательная француженка. Трудилась она в усадьбе недавно, заменив прошлую воспитательницу детей. До неё гувернанткой была немка, особа весьма занудная и неприятная, в возрасте около сорока лет. Она рассчиталась, перейдя на службу в другую семью. Только предварительно подав в суд за оскорблённое достоинство. Виной всему была шутка подпоручика. Поведение немки, гувернантки, отличалось вечной озлобленность и претензиями к окружающим, включая детей. Племянникам и племянницам подпоручика. Подобное отношение Ржевский простить не мог, так как младших любил и баловал, вставая на их защиту постоянно. Вскорости нормы поведения гувернантки перешли все грани дозволенного и Сергей Семёнович решил с этим покончить. У него имелся недалёкий по уму приятель, докучавший постоянными просьбами о долговых займах. Подпоручик уже и забыл, где он с ним и в каком месте познакомился. Однако, тот Ржевского в покое не оставлял. Прибывал, когда заблагорассудится и не уходил, пока не выпросит несколько денежных купюр и не пообедает. Частенько оставался и на ужин, вопреки желанию хозяев и правилам гостеприимства. Деньги возвращал редко, в основном только для того, что занять вновь на следующий день. Скорее всего, был подвержен карточной игре. А уж алкоголизм был меньшим из его недостатков. Так вот, подпоручик решил проучить обоих. Он рассказал бывшему приятелю, а ныне надоедливому повесе, мещанину Александру Асмайлову о том, что гувернантка готова дать в займы достаточно неплохую сумму. Но при одном условии, если только тот обязательно жениться на ней. Предварительно, шуточно, отхлестав её плёткой, так как у них на родине, это является правилом для будущего мужа и обязательным условием демонстрации любви. Вечно находящийся в долгах Асмайлов вначале сопротивлялся. Но затем махнув рукой на возраст дамы и прельщаясь деньгами, согласился. Ржевский немке несколько раз сообщал, что мещанин желает жениться на ней, так как она ему несказанно нравится за красоту и необычность происхождения. Он, дескать, испытывает любовь ко всему немецкому, педантичному и желает подобную хозяйку в дом. К женитьбе гувернантка была давно готова. Можно сказать, что даже мечтала, являясь старой девой по русским и немецким общественным законам морали. Сравнительно молодой Александр ей нравился, несмотря на то, что был личностью премерзкой, по мнению подпоручика. Так как находился постоянно в долгах, просительном положении, злоупотреблял картами и водкой. Немка желала поселиться в России с мужем, надеясь на его перевоспитание. Но Ржевский поставил ей обязательное условие, что для сватовства необходимо показать будущему жениху сколько у неё имеется наличных денег. В один из дней состоялась встреча. Ранее они были поверхностно знакомы, немного общались. Однако в этот день встреча и разговор должны были быть другими, посвящёнными женитьбе. Александр Асмайлов прибыл в лучшем наряде, хоть и не первой свежести, и был практически трезв. Когда он был в трезвом состоянии, то картавил. Только лёгкое состояние подпития позволяло ему, почти скрыть свой дефект речи. Асмайлов прибыл в усадьбу и уединившись с гувернанткой в одной из комнат, предоставленных Ржевским, видимо начал разговор о деньгах. Однако друг друга они понимали плохо. Разговор проходил на смеси ломаного немецкого языка с русским языком. «Невеста», по уговору, показала ему кошелёк с ассигнациями. «Жених» в свою очередь, поняв о том, что деньги необходимо заслужить, начал оказывать ей знаки внимания, как его и научил подпоручик. Достал плётку и несколько раз ударил по мягкому месту. Дело закончилось скандалом и судом, в ходе которого с Асмайлова была взыскана большая сумма, окончательно вогнав его в долги. Этим и закончилось неудачное сватовство немки-гувернантки. Ржевский достигнул своей цели, отвадил Асмайлова от дома, а домашние освободились от занудной немки.

Театральное действие в усадьбе набирало обороты. «Вия» играл кучер Макар, специально для этого обряженный в три тулупа один больше другого и с бородой до пола, сделанной из мешковины. Последний тулуп был вывернут мехом наружу. Остальную «нечисть» изображали все, от мала до велика, общим числом человек десять, одетые кто, во что горазд. В рваной одежде, в том числе шиворот-навыворот, с размалёванными лицами, они метались по всей усадьбе тренируя слова и свои театральные действия. Всем было весело от барских придумок и затей.

– Барин, а барин, а вы в театре сами бывали когда-нибудь? – спросил один из мужиков у подпоручика Ржевского.

– Конечно, и не раз бывал! Пока к вам не переехал, вурдалакам! – смеясь ответил подпоручик.

– А правда, что эти актёрки и актёры на цыпочках там, в театре, ходят?

– Правда. Только не в театре, а в балете. И не актёры, а танцоры. Тебе всё одно не понять, – ответил Сергей Семёнович.

– Хотел спросить у вас барин, а почему они на цыпочках ходить изволят? – не унимался мужик.

– Почему, почему? А ты вот почему на курином дворе, где куры живут и гадят, на цыпочках ходишь?

– Знамо почему, потому что загадят все места и ходить негде становится, – ответил мужичонка.

– Вот и они по той же причине так ходят. Всё, хватит болтать. Искусство не ждёт, в воскресенье даём постановку. Давай, Матрёна, прыгай на студента Хому и погоняй его. Играй ведьму. Хотя тебе и играть её не надо, ты и есть ведьма! Прыгай, кому говорю, иначе выпорю, – весело кричал Семен Ржевский, на втором действии, собственной пьесы.

– Батюшка ты наш, барин! Как же я на Ваську прыгну, слабенький он, махонький. Вообще одни кости. Сломаю его, ненароком, бедолагу. Да и прыгать лет уж десять, не умею. Не смогу я! -визжала кухарка, весело смеясь.

– Прыгай, Матрёна. Полетим с тобой вместе, как ведьмаки! – кричал полупьяный Васька, успевший накатить стакан спиртного где-то в углу залы, пользуясь общей суматохой.

– Чёрт с тобой, Матрёна. Вернее, «Вий» с тобой! Так и не достигнешь успехов в театральном искусстве. Умрёшь не обученной венёвской бабой. Ну тогда вы, Мили, прыгайте, у вас получится, – приказал Ржевский.

Прислушавшись к Сергею, горничная быстренько ухватила Ваську за шею одной рукой и присела к нему на спину. Для этого он присел на корточки. Второй рукой она начала шуточно хлестать его, по бокам, самодельно сделанным кнутом. Васька, встав, поддаваясь общему весёлому настроению, начал суматошно бегать по танцевальному залу, пугая стоящих по стенам старух. При этом он визжал как «резаный боров», пытаясь то хрюкать, то кудахтать, то мяукать. Наконец-то запыхавшись, остановился в центре зала.

– Молодцы, получилось! Тащите гроб и пусть готовиться «Вий» и прочая «нечисть» к выходу. Вы, милая моя, дорогая Милли, готовьтесь прилечь в гроб, – приказал подпоручик.

– Это обязательно, подпоручик? – спросила Мили, затем повторила то же самое по-французски, – C’est sûr monsieur l’officier?[51]

– Конечно, милая Мили, это обязательно. Vous êtes si belle que le cercueil ne vous gâchera pas![52] – вначале сказал Ржевский, на русском, а затем добавил фразу на французском языке.

– Взопрел я, батюшка, в трёх полушубках и тяжело мне их таскать на себе. Пахну плохо. Можно хоть один сниму, – заявил кучер Макар, изображающий «Вия».

– Что ты, Макарушка, потерпи. Скоро твой выход. Я, когда на балах бываю, тоже потею и пахну изрядно. Вот однажды был я в Туле, на одном общественном балу, по билетам для всех желающих и имеющих право по сословию. Стою с одной дамой возле стены зала. Она мне и говорит: «Как жарко Сергей, может что-нибудь открыть?». А я ей отвечаю: «Пойдёмте, найдём официанта и попросим открыть шампанское на двоих, сразу полегчает». Потерпи, обещаю, стакан вина налью обязательно! – заявил подпоручик, весело смеясь.

– Надо и нам бал как-нибудь закатить. Вот Пётр приедет, посоветуемся. А что, Макар закатим великосветский бал на весь Венёв. Дворец у нас есть, денег займём, или грибов, ягод насобираем. Во потеха будет! Соберём всех старух по округе, пригласим наших узколобых дворян и купцов, насмеёмся от души. Или публичный и благотворительный, в честь сельского дурачка Митрофана. А вырученные деньги пустим ему на покупку гармоники и красной рубахи, – продолжал веселиться Сергей.

– Сергей Семёнович, к вам какой-то господин! – заглянув в окно, сказал один из слуг.

– А, это опять господин Асмайлов пожаловал, собственной персоной. Опять денег попросить желает. Ещё прежние не отдал, опять на займы идёт. Хочет упрекнуть меня в судебном иске от немки. Ни совести, ни стыда, причем здесь я! Я же не просил его предлагать руку и сердце немецкой гувернантке. Удивительный пройдоха! Малое дитё, что глупый человек, а глупый человек, что малое дитё! Надо проучить, чтоб было более не повадно заявляться без спроса, – засмеялся подпоручик.

– Всё сделаем? Что прикажите, барин? – уточнил слуга, в ожидании очередного веселья и приключения.

– Вот что Макар, и вы, Федор, Потап и Васька проучите его. Давайте, облейте его липкой брагой, что на варенье настояна и пером из подушки обсыпьте. Вот потеха будет. Только много не берите, с ведро, не больше. Пётр с Тулы приедет, ворчать станет. Самим нужно, – после этих слов Сергей Семёнович, побежал в спальню за подушкой, а мужиков послал в подвал за брагой.

В скорости вернувшись он, вместе с мужиками, выбежал во двор.

– Что Сашка тебе надобно здесь? Сказывал тебе не приезжай больше, неужели не понял меня? – задал вопрос непрошенному гостю, Ржевский.

– Виноваты вы в моих горестях, подпоручик. Желаю компенсации за ущерб чести моей и достоинства в денежном выражении! Предлагаю обсудить размеры морального ущерба и сумму помощи, – проговорил испуганный видом мужиков, Асмайлов.

– Что за глупость, однако! Вот я сейчас проучу тебя, каналья. Макар, Федор, Потап, Васька хватайте его и держите крепко. Помогайте мне, вашему любимому барину, – с этими словами подбежав к непрошенному гостю, подпоручик вылил на незадачливого гостя ведро браги.

Помощники держали гостя за руки, мешая сопротивляться этой обидной затеи. Затем Ржевский набросал на него перьев из вспоротой подушки. Одежда непрошенного гостя местами намокла от вылитой на нее браги, сверху к ней прилепились перья. Создавая вид чудной и забавный.

– Не прощу тебе этой обидной и оскорбительной затеи, Сергей! Жди суда, или чего похуже. Отомщу, попомни меня! – с этими словами, под хохот дворни и зрителей в окнах, гость, прыгнув в коляску, приказал гнать от этих дураков.

– Всё, спасибо мужики за помощь. Пойдём дальше репетировать. Отвадили его навсегда, надеюсь. Какой же премерзкий тип, этот Асмайлов! Как репей прицепился, никак не оторвать! – сказал Сергей и направился к дому.

Театральное действие продолжалось далее. Жизнь в усадьбе Ржевских была весёлой и незлобивой. Чем могли, тем и разгоняли скуку. Хоть особых денег и не было, зато развлечений хоть отбавляй.

Глава 3 Сельцо Прилепы

От города до сельца Прилепы было около семнадцати вёрст. Повернув с дороги на Богородицк в сторону конезавода, оказались среди живописной природы, достойной кисти художника. Места были холмистыми, с красивыми и ровными посадками леса, небольшими озерцами. Радость от общения с природой портила только дорога, разбитая и полностью не просохшая после зимы. Тулин с удовольствием рассматривал места своего рождения и с не меньшим удовольствием беседовал с графиней. Разговор проходил на «ты», как между старыми друзьями или близкими людьми.

– Евграф, тебе немного не везёт, опять новое поручение. Но это хорошее дело, услугу Добрынину оказать. Николай Никитич добрейший человек, достоин помощи. Да и Муратов расстарается ради него. Сейчас всех на ноги поднимет. Как считаешь, Евграф, кто похитил лошадей? – сказала Ольга, наблюдая чудесную природу, откинувшись на спинку экипажа.

– Трудно сказать, не посмотрев конюшни и не поговорив со слугами. Возможно, цыгане. Может ради мести голове или молодецкой забавы похитили. Однако, нельзя отметать и уголовно-коммерческий интерес. Шутка ли, восемьдесят тысяч! А может кто и из заводчиков увёл, на зло голове.

– Да, это действительно сложно, разобраться во всей этой истории. Но в тебя верю. Давно не бывал в этих местах? Ты же здесь родился, – уточнила Ольга.

– Не бывал в здешних местах с момента обучения в Александровской военной гимназии, что была в городе. А неделю назад, когда Ерша разыскивали, с вашими драгоценностями, через Суходольский приход от полиции уходил, на пролётке Скуратовского трактирщика. Правда, дело было поздним вечером, даже ночью. Сильно гнали не разбирая дороги, так что мало что и увидел. Ты на меня не сердишься, за прошлое недоразумение?

– Конечно не сержусь, но вы меня поразили, когда заявились с Кротовым грабить! Понимаю, что у вас обоих не было другого выхода, поэтому прощаю. Помните, как на вас набросилась собака, так бы и сгрызла. Смотрите, в следующий раз Кики порвёт тебя, как Тузик старую грелку. Если будешь несправедлив ко мне, буду жаловаться ей. На мой взгляд, эти сиба-ину очень умны, бесстрашны и преданы, не зря их японцы использовали для охоты на медведей. Берегись! – заразительно засмеялась графиня.

– Согласен! Лучше ей под ноги не попадаться. Этот японский «пучок жёлтой травы» или, по-другому, японский карлик[53] действительно бесстрашен, – ответил Евграф.

– Но оставим это. Лучше расскажи, если знаешь, конечно, кому принадлежала эта усадьба ранее. До того, как её приобрёл Николай Никитич Добрынин?

– Знаю, но совсем немного. В прошлом году покопался в Московских архивах, получил ради интереса немного знаний. Изначально вся земля в округе принадлежала царской семье Романовых. Первыми известными владельцами усадьбы были Опочины, дворянский род, занесённый в родословные книги Ярославской губернии. Они были богатыми землевладельцами и вели свой род от местного воеводы Степана Опочина, в XVII веке, в Переславле-Залесском Ярославской губернии. В 1661 году во время войны России с Польшей, царь Алексей I Михайлович для поощрения, наиболее заслуженных воинов, приказал направлять их для исполнения дел по управлению различными городами царства в качестве местных воевод. Возможно, эти земли были подарены воеводе царем за верную службу и военные заслуги. Затем, хозяевами усадьбы и некоторых земель являлись помещики Скаржинские, потом семья Гартунгов. Один из которых, генерал-майор Леонид Гартунг, был мужем дочери Александра Сергеевича Пушкина и, как вы знаете, трагически застрелился. А вот теперь уже Добрынин Николай Никитич. Но давайте по порядку. Так вот, в семье этого местного воеводы родился сын, Михаил Опочин, который в дальнейшем жил и служил государству во времена правления Великого Петра I, по артиллерийской линии. Дослужился до великих чинов и званий, к концу жизни став действительным тайным советником.[54] В том числе его деятельность описана в «Истории России с древнейших времён», господина Соловьева, где он пишет о том, что генерал-майор Опочин жестоко пресёк бунт в Калужской губернии, на заводе Евдокима Демидова, поймав и сослав в ссылку более шестьсот взбунтовавшихся крестьян. Причем до него крестьянам удалось разбить отряд в пятьсот солдат во главе с полковником, ранив одиннадцать офицеров и двести солдат, а самого командира взяв в плен. Вы знаете, что в противовес господину Карамзину создан вот такой труд, Сергеем Михайловичем Соловьевым.

– Конечно знаю, дорогой Евграф. Ты забыл о том, что я активно занимаюсь изучением истории, философии и русского права. Кто же не знает уважаемого профессора и ректора Московского университета. Он более тридцати лет работал над своей историей Российского государства. Последний том, двадцать девятый вышел в 1879 году, совсем недавно. Жаль, что Сергей Михайлович умер в том же году, однако он оставил после себя огромное наследие, описав развитие государства с V века, то есть двадцать три столетия. Просто версия господина Карамзина признана государственной, а версия господина Соловьева нет, – ответила, хитро улыбнувшись очаровательная спутница, придерживая шляпку от ветра, так как они начали спускаться с горы в районе сельца Малое Яловое.

– Вас ничем не удивить, милая графиня!

– Так что дальше с Опочинами? Продолжай, мне интересно.

– Дальше, так дальше. Михаил Степанович Опочин имел больше четырехсот крепостных. В его семье родилось трое детей, все сыновья. Впрочем, они не стали такими великими и известными вельможами, как их отец. Один из них, Пётр, стал статским советником палаты уголовного суда в Пензе. Говорят, что проиграл свою часть имущества в карты. А вот его сын был женат на дочери фельдмаршала Кутузова, Дарье и сделал блестящую карьеру. О втором сыне, Дмитрии, мало что известно. Третий сын, Иван Михайлович Опочин, дослужился до майора по артиллерийской линии. Родившийся, теперь уже, в его семье сын Николай продолжил семейное дело, служа по артиллерии. Однако недолго, так как подпоручик осадной артиллерии Николай Иванович Опочин умер в двадцать четыре года, оставив вдовой супругу Татьяну Фёдоровну. Вот она-то и владела усадьбой Астебное и многими землями в Тульской округе. Была она очень богата, ей принадлежало около двенадцати уделов земли только в Тульской губернии и восемь в Орловской, в том числе и сельцо Прилепы, и пустошь Астебная.

Сама жила в Москве, но в сельце Прилепы и Акулино, что располагается недалеко отсюда, имела по деревянному дому. В Прилепах проживало пятьдесят мужиков и сорок девять баб, её крепостных. В Акулино двадцать шесть мужиков и двадцать одна баба. Крестьяне занимались хлебопашеством, в Прилепах на помещицу запахивалось тридцать десятин, в Акулино, восемьдесят пять. Остальные запахивались на себя, для собственных крестьянских нужд. О её богатстве говорит и то, что когда она выдала свою дочь, Екатерину Николаевну, замуж за Петра Петровича Нарышкина,[55] то отписала ей четыреста крепостных. Нарышкин женился во второй раз, так как его жена умерла.

– Екатерина была красива? – с интересом уточнила Ольга.

– Видимо да, возможно, что более того. Или обладала какими-то особыми чертами женственности. Вы слышали о князе Иване Михайловиче Долгорукове?[56] Он был очень увлечён Екатериной Николаевной всю свою жизнь.

– Конечно. Древний княжеский род, служил в гвардии. Писал и переводил комедии, у него даже дома был театр на сто мест. С восемнадцати лет начал писать стихи. Все образованные люди читали его мемуары. Я читала его стихи, которые публиковались в сборниках Николая Михайловича Карамзина, три раза в год. Одно из них мне очень нравится. Не знаю кому оно посвящено, так как ни одну из его жён не звали именем Нина. Тем не менее, стихи очень занятны. Хочешь прочту пару четверостиший, оставшихся в памяти?

– С удовольствием Оленька, сочти за просьбу, – ответил Евграф.

Ольга опёрлась о плечо Евграфа левой рукой, встала в пролётке и громко с выражением начала декламировать стихи Долгорукова, при этом активно жестикулируя правой рукой:

«Деньги – бедная награда, за свободу, за любовь;

Пышность – слабая отрада, когда в нас пылает кровь.

Пусть фортуны обольщенье, весь морочит род людей;

Нина, ты моё прельщенье, ты краса судьбы моей!

Твоя скромность и приятство, речь, улыбка, страстный взор —

Вот одно моё богатство! Всё другое в свете – вздор.

Кучей денег кто гордится, тот пускает пыль в глаза;

И сквозь золото катится, часто горькая слеза».

Она так этим увлеклась, что забыла про шляпку, которая улетела в поле, под теплый весенний ветер. Пришлось остановиться и ловить её под заливистый смех графини. Впрочем, ничего со шляпкой не случилось, грязи уже почти не было.

– Так что, она была ещё и умна? Ты так и не сказал, почему ей был увлечён князь Долгоруков, – вновь спросила, разгорячённая стихами, Ольга.

– Да, она была красива, умна, хитра и женственна. Князь писал мемуары и у него есть очень занятное сочинение, редко встречаемое у других, он описывал всех людей, с которыми ему приходилось встречаться в своей жизни. Называется оно «Капище моего сердца». В нем он уделил несколько листов Екатерине Николаевне и её мужу.

– Очень интересно. Наверное, есть какая-то интрижка. Быстро рассказывай, Евграф. Не тяни! Жутко люблю интрижки! – засмеялась Ольга, повернувшись к нему лицом, в экипаже.

– В начале, в своем сочинении, он даёт описание матери, Екатерины, Татьяны Фёдоровны Опочиной. Считая её зажиточной и тщеславной женщиной, мечтавшей дать Катерине Николаевне наилучшее модное образование. Что, в прочем, у неё и получилось. С его слов, девушка хорошо говорила на французском языке, с искусством танцевала и удачно играла разные роли в домашнем театре. То есть была полностью подготовлена к высшему свету и общению с равными себе. Можно предположить, и фамильной знатью империи. При этом Долгоруков, с удовольствием отмечает, что у Катерины было особое преимущество: ум и пригожество. Кроме того, молодость и резвость. Она рано, с пятнадцати лет, выезжала в общественную публику, где он с ней и познакомился. Кроме того, её мать охотно принимала молодёжь из известных фамилий, и князь был частым гостем у Опочиных. Вскорости, Долгоруков очень понравился Катерине. Как сам пишет в своих воспоминаниях: «полюбился». Благодаря взаимному влечению стал проводить с младшей Опочиной много времени, участвовать во всех семейных приёмах, посещении театров и балов. В сочинении князь прямо говорит, что незаметно и сам влюбился в Катеньку, самым серьёзным образом. У матери Катерины, Татьяны Фёдоровны, Долгоруков находил полное взаимопонимание. Так как она очень хотела видеть дочь княгиней, более того, отец князя не был противником этого, не совсем равного союза. Но богатство Опочиных, а самое главное очаровательность Катеньки, сметали все преграды.

– Так, так! Что же дальше? – нетерпеливо уточнила графиня, провожая взглядом одиночного всадника, обогнавшего их экипаж в сторону Прилеп.

– Всё получилось не так, как было задумано. Судьба распорядилась иначе. Князь убыл к Санкт- Петербург, и некоторое время находился там. В столице влюбился в Евгению Сергеевну Смирнову, выпускницу Смольного института благородных девиц и фрейлину императорского двора. Когда же вернулся в Москву, в отпуск, то был женат и кроме того узнал о том, что Катерина помолвлена с Нарышкиным, приятелем князя и сверстником. Однако, согласно запискам Долгорукова, эти ситуации в обеих семьях ничего не изменили, и он продолжал бывать у Опочиных очень часто. Основанием была старая дружба и хорошее отношение к нему матушки Екатерины. А потом, когда переехал в Москву, старая страсть к Екатерине вспыхнула с новой остротой. Он очень часто приезжал к матери, туда же и пребывала Екатерина Нарышкина, по мужу, в то время как сам Петр Нарышкин занимался посещением клубов и мужских собраний. До трёх часов ночи Иван Михайлович засиживался в доме Опочиных, что в скорости вызвало подозрение и ревность со стороны его жены. Сам он пишет, что настолько был влюблён в прошлую любовь юности, что готов был ко всему, только лишь бы увидеть или услышать Екатерину Николаевну. Но, супруга князя, кстати, он о ней очень уважительно отзывается, убедила его, пользуясь поддержкой отца, поступить вновь на государственную службу. Надеясь получить должность в Москве, он поступил на службу. Но вместо Москвы был отправлен вице-губернатором в Пензу. Видимо, не без хитрости отца, который очень любил и ценил Евгению Сергеевну, жену князя. Уехав из Москвы, он не забыл Екатерину в своих мыслях. Не зря жена, с которой он прожил семнадцать лет, ревновала его всю жизнь только к Нарышкиной. Как сам он писал, говоря о ней: «что из всех женщин, которые сердце мое пленяли, ни одна так соблазнительно не очаровывала меня, как Опочинина, ни в одну я до такого безумия не влюблялся». Он исключительно раболепно повиновался Катерине, ожидая приглашения к ней в то время, когда она могла его принять.

– Да, очень интересно, – с сожалением сказала Ольга. – Такая загадочная и необычная любовь. Интересно, были ли они счастливы. А что же князь пишет о самом Нарышкине, он что, не замечал их отношений?

– О нем он пишет немного и ничего плохого. Считал его своим приятелем, осуждал его за пьянство и потерю имения и доходов в следствии своего развратного поведения. Они вместе служили в гвардии и имели возможность часто быть при дворе императора. Оба жили в Москве и являлись одногодками по рождению, с одной только разницей, Нарышкин был моложе Долгорукова, на один месяц. В своих записках князь отмечает, что несмотря на любовь к Катерине Опочиной-Нарышкиной, он на протяжении всей жизни оставался другом семьи. Лишившись своего состояния, Пётр Петрович жил в доме своей тёщи, помещицы Опочиной. Существуя на свое небольшое жалование и её деньги. Опомнившись, Нарышкин перестал пить и предаваться развлечениям, но было уже поздно. Высокое общество не принимало его, а из старых друзей остался только Долгоруков. В общем, они оставались друзьями до конца своей жизни. Екатерина Николаевна умерла в 1852 году, прожив восемьдесят шесть лет и дав жизнь пятерым детям.

– Да, интересная история, возможно, они часто здесь бывали, приезжая для отдыха или по коммерческим делам. Мы уже подъезжаем, Евграф. Остальное, об усадьбе, расскажешь на обратном пути. Договорились? – уточнила Ольга.

– Как скажешь. Как будет угодно графине! – покорно сказал Евграф и улыбнулся.

Чуть больше полутора часа в разговорах прошло не заметно. Впереди появились Прилепы. Сельцо располагалось на горе, с которой открывался красивый вид на окрестности с холмами и полями. С одной стороны, оно было окружено красивыми яблоневыми садами, а с другой хвойными деревьями. Издалека была видна красивая роща из лип, клёнов и берёз. С правой стороны при въезде, раньше стоял небольшой дом обедневших дворян Тулиных, сейчас там ничего кроме пустыря не было. Дом, наверное, сгорел, когда Евграф был на Турецкой войне. Впрочем, он уже и не принадлежал ему. Смотря на пустырь, Тулин невольно вернулся в прошлое. Вся его жизнь пролетела перед глазами. Родился он в старинной дворянской семье. Отца практически не помнил. Будучи на военной службе, отец погиб в одной из многочисленных Турецких войн Российской империи. Семья значительно обнищала. То и оставалось, что дворянское положение, которое не давало ни денег, ни особых привилегий. Да небольшой дом в близи усадьбы Астебное Тульской губернии. Дом в дальнейшем опекун продал за долги, даже не спросив его мнения. Матушка, женщина строгих правил, замуж больше не вышла, несмотря на предложения поклонников. Когда Евграфу было десять лет скончалась. В начале, Тулин, учился в военных гимназиях. Потом, в 1872 году, окончил Александровское пехотное училище, проучившись в нем два полных года. По окончанию училища, был выпущен по первому разряду, с присвоением звания «подпоручик». Направлен в действующую армию, в Крымский 73-й пехотный Его Императорского Высочества Великого Князя Александра Михайловича, полк. Через четыре года ему было присвоено звание «поручик». В 1876 году «запахло» войной. В апреле Крымский, 73-й пехотный полк перешёл границу Османской империи в составе Эриванского отряда и принял участие в войне на территории Турции. После окончания войны, по собственному желанию перешёл в Московскую полицию. Затем в сыскную часть, в период её создания в 1881 году.

– Что с тобой, Евграф? Почему молчишь? Воспоминания? – спросила Ольга, тормоша его за руку.

– Да, что-то нахлынули на минуту. Не обращай внимание, всё в прошлом. Нам нужно жить настоящим и будущим, – улыбнувшись ответил Тулин, взяв нежную ручку графини в свою руку.

Миновав въезд в сельцо, направились к барскому дому-усадьбе, располагавшемуся в некоторой низине. Сыщик лишь смутно помнил обустройство и расположение сельца, прошло уже восемнадцать лет, как он здесь не бывал. Да и его уже, наверное, никто не помнил. Дорога к усадьбе Астебное пролегала между садами, аккуратно спускаясь в низ, утопая в зелени. Возле одноэтажного, под железной крышей, барского дома, стоял хорошо одетый и бородатый мужик, в ожидании гостей, видимо управляющий усадьбой и конезаводом.

Глава 4 Допросы жителей Прилеп

Как только они подъехали к усадьбе, Евграф Михайлович вышел из экипажа и помог сойти графине. Управляющий стал как вкопанный, увидев очаровательную городскую даму, не понимая кто приехал и зачем. Скорее всего, его предупредили, что приедет полиция для совершения дознания по розыску коней, а прибыла красивая молодая пара. Да и посмотреть было на что, Тулин и сам залюбовался прекрасной спутницей. Графине Ольге Владимировне Бобринской-Брежнёвой шёл двадцать один год. Она была стройна, приятно сложена, чуть ниже Евграфа ростом. Прекрасные черные волосы спиралями окаймляли очень нежное и светлое лицо. На милой головке надета изящная дорожная шляпка, с небольшой вуалью. Внешний вид изумительно дополняла красивая весенняя шубка на беличьем меху. Очарование усиливали пухлые губы и синие, озорные глаза. Поздоровавшись с встречающим их управляющим, сыщик внимательно его осмотрел. Управляющий был одного с ним роста, крепок в теле, одет в короткий полушубок-бекешу по сезону и хорошие сапоги. На его бородатом лице имелось бывалое и хитрое выражение человека, хорошо знающего жизнь. Глубоко посаженые глаза внимательно сверлили лицо Евграфа. Чтобы растормошить управляющего и приступить к работе сыщик предъявил ему служебный документ. В нем было написано: «Департамент государственной полиции. Сыскная часть. Тулин Евграф Михайлович. Титулярный советник сыскной части Московской полиции. Именем его императорского величества обладает полномочиями: Арестовывать. Допрашивать. Конвоировать. Всем государственным служащим и гражданам империи оказывать сему лицу всякое содействие»

Внизу стояла гербовая печать и подпись Московского обер-полицмейстера, генерала Е.О.Янковского.

– Добро пожаловать, ваше благородие, к нам в усадьбу. И вам барыня наше уважение. Я местный управляющий усадьбой, конюшнями и конезаводом, Михаил Иванович Ломакин. Ждём вас, час назад гонец прискакал от господина Добрынина. Сказывал, что Николай Никитич полицию послал для учинения сыска. Прошу в дом, прохладно ещё на улице, там всё что нужно расскажу и кого нужно вызову. Здесь два флигеля, один я занимаю, как управляющий, так как проживаю здесь, в сельце, временно. На срок связанный с моими полномочиями по управлению усадьбой и конезаводом. Постоянное место моего жительства в городе, имею в Туле дом. Второй флигель, для гостей. Вот его я для вас и подготовил, в нем вы можете все свои допросы и проводить. Остальные комнаты барина, Добрынина Николая Никитича. Открывать не велено, вы уж простите. Самовар готов, сейчас внесут. Варенье и мед прилепский на столе. – невозмутимо сказал управляющий, приглашая пройти в барскую усадьбу.

При этом небрежно и независимо вернув документ, даже особо его не читая. В управляющем наблюдалась уверенность в себе, чувство собственного достоинства и некая гордость за свою должность.

– Михаил Иванович, что не найдены ещё кони и канцелярский, с ночным конюхом? – уточнил сыщик.

– Нет ваше благородие, не найдены. Все, кто свободны, по округе направлены в поиск и коней и людей. Всё, что можно, то должны обыскать. Сам я округу хорошо знаю, лично приказы отдавал. Если ничего не обнаружат, то только по темноте вернутся, а с утра снова в поиск. Такой от меня указ им даден. Срамно в глаза голове нашему смотреть. Николай Никитич небось места себе не находит, переживает. Сказывал, завтра здесь по утру будет. Сегодня не может, сердце захватило. Нам, конечно, неприятно за такую неудачу, – ответил управляющий.

Вошли во флигель, расположились. Оставив графиню за чаем, Тулин пошёл осматривать конюшни и манеж конезавода вместе с управляющим, Михаилом Ивановичем. По пути к постройкам состоялся разговор.

– А что, Михаил Иванович, сами-то как думаете, кто мог коней украсть? Кто на такую смелость дерзнул?

– Думаю, я ваше благородие, вот что. Не местные это, даже и не тульские. Кто посмеет с Добрыниным ссориться? Без малого уже, сорок лет Тулой правит, всех в кулаке держит. И подумать не могли, что кто-то супротив него пойти может. Цыган нет в округе, пришлых мы в сельце сразу заметим. Чужие люди в глаза бросаются. Та же Марфа-травница враз сообщит. Есть у нас такая баба, балаболка. Ох, и дура баба, но польза есть, всё про всех знает. Все сплетни как сорока под хвостом носит, газет не нужно. Если кто сдуру, попроказничать решил по-модному, как у дворян последнее время завелось, то это не тот случай. Эти кони, производители, деньжищ за них отвалено немерено. За такое Николай Никитич и каторгу устроит, с этапом, в один миг. Нет, не местные людишки. Пришлые это! В этом я уверен. Разберётесь, я думаю вам не впервой. Интересно, как вы с Москвы за несколько часов добрались до Тулы? Понимаю, что этот розыск пропавших коней не совсем по вашей части. Вы же с сыскной полиции, а это задачка для обычной. Или Николай Никитич, пользуясь своими обширными связями, устроил ваш приезд, не веря местным? – уточнил управляющий внимательно, наблюдая за сыщиком.

– Нет Михаил Иванович, я не прискакал из Москвы. Скорее всего не успел ускакать в белокаменную. Находился здесь по делам службы, вот и получил новую задачу. Причём хочу вам сообщить, что это дело держит на контроле сам начальник жандармского управления, генерал Муратов, – ответил Тулин, так же внимательно наблюдая за реакцией управляющего.

– Муратов человек уважаемый, его босяцкий, воровской мир биться. А барышня, тоже из полиции? – невозмутимо спросил Михаил Иванович.

– Нет, графиня старая знакомая Николая Никитича. Никогда не была в вашем сельце. Пользуясь этим случаем, хоть и неприятным, попросила меня показать ей эту местность, – несколько чувствуя себя неудобно, оправдался сыщик.

– Окажу всяческую помощь. Спрашивайте, буду докладывать. Учиняйте допрос! – уверенно ответил Михаил Иванович.

– Что вы, не допрос, просто беседа. Расскажите о служащих и работниках. Прошу подробно о каждом, кто связан с конезаводом. Начнем с пропавшего кучера Васьки. Чем знаменит, как живёт? – уточнил Евграф.

– Кучер Васька? Да обычный мужик, наш местный, с сельца Кишкино, что располагается недалече. Назначен был служить постоянно, при жеребце Антонии и кобылках, Эсмеральде и Крали. В этот день дежурил в ночную. Где он сейчас, никто ответить не может. Дома тоже отсутствует. Избу проверили, я посылал. Живет один, бобылём, поэтому спросить о нем больше некого. Непьющий, положительный работник. Работу свою и коней любит. Плохого не скажу, напраслину зачем наводить на человека. В нарушениях ранее не замечался.

– Что ж, хорошо. А следующий пропавший, Майлов? Канцелярский этот, служащий, что за человек? Давно у вас? Чем он характеризуется, – опять уточнил Тулин, по следующему разыскиваемому лицу.

– Александр Майлов из городских мещан, ведёт все конторские книги. Приход-уход денежных средств и заведует учётами кормов и конского снаряжения. На службу был взят три недели назад, главной канцелярией Добрынина, занимающейся всей коммерцией головы в губернии. Он к ней и был приписан. Полагалось ему работать через день, так как был взят не на полную неделю. Но в этот день на месте службы присутствовал, проводя сверки и выдачу имущества. Ночевать собирался в Прилепах, я ему разрешил спать в гостевом флигеле. Так как на следующий день должен был ехать в Тулу для отчёта в главной канцелярии Николай Никитича, за отпущенные и потраченные деньги на развитие конезавода. Старший конюх с ним разговаривал уже поздно ночью, когда тот прогуливался возле барского дома. Но утром его никто не видел, а из Прилеп в ночь не выезжал, по крайней мере, никого в известность не ставил и извозчика не нанимал. Своих коней и экипажа не имеет. Постель не стелил, присутствия его ночью, во флигеле, не было замечено. А так дрянь, а не человечишка. Неопрятный, замечен в питие. «Корчмой»[57] увлекаться. Но не я его на службу брал, не с меня и спрос. Кто взял, тот за него и в ответе. Разорился он, когда-то деньги промотал по гуляньям и ресторациям. Хоть у кого спросите, хоть у Марфы-травницы, то же самое скажут. Не прижился у нас в сельце этот человечишка. Здесь все работящие, пьянь не любят.

– Сами-то, кого опрашивали ещё, Михаил Иванович? Может, кто и что видел ночью? – задумчиво уточнил Евграф.

– Местных, прилепских, всех опросил. Ничего не видели. Если коней угоняли, то конокрады могли в сюда и не заезжать. Немного стороной уйти, дорога позволяет. Надо бы в сельцо Лутовиново съездить, там на окраине, с прилепской стороны, домик стоит невзрачный. В нем дед Егор-корчмушник проживает, он гонит «корчму» на продажу. К нему многие захаживают, со всех окрестных деревень, если его крутануть, то все сплетни узнать можно. Сам не успел, некогда мне было,

– Я сам заеду, порасспрошу на обратном пути, не утруждайтесь!

– Только просьба одна, ваше благородие, не говорите никому, тем более в полиции, что он бражной коммерцией промышляет. Посадят в общую тюрьму на несколько месяцев, а мужик он неплохой. Бывший солдат. Я же вижу, что вы не из нашей, не из тульской полиции. Вам всё равно, а мы здесь в Суходольском приходе всё про всех знаем, друг друга не обижаем.

– Все ли табунщики честно служат? Нет ли нового кого. Кто увольнялся за последний год? Они же всегда при лошадях, все ваши порядки хорошо знают. Может кто из них ради мести, злодейство совершил? – продолжил опрос сыщик.

– Табунщики все старые, уже больше двух лет работают. Все проверенные и местные жители, с Суходольского прихода. Ни одного нового нет. К ним подозрения отсутствуют. Полгода назад только один уволился, Прохор Александров. Но ни в чём плохом замешан не был. Решил счастье попытать на заводах под Москвой, вот и ушёл. Жалко было, хороший наездник, – ответил управляющий.

– Что про остальных скажете? Что за люди проживают. Кто знал про таких особых и дорогих коней? Может подозреваете кого? – уточнил сыщик.

– Подозревать кроме Майлова больше некого. Да и его особо подозревать нельзя. Такая пьянь и бездарность как он, на подобные поступки вряд ли способна. Остальной народ всем известный, каждый на виду у другого. Это же не город. У нас здесь всего сто дворов, каждый друг про друга всё знает. Про коней все знали. Как кони здесь поселились, так все каждого коня по имени знают. Всё запуталось, где кони, а где люди. Люди живут ради коней и кони для людей. В Прилепах так! Только ещё раз прошу, не выдавайте Лутовиновского мужичка. А то весь авторитет в приходе потеряю, – засмеялся Михаил Иванович.

Тулин пообещав выполнить просьбу управляющего, внимательно изучил где содержались похищенные кони. Конюшня для благородных лошадей была бревенчатой и новой. Находилась в стороне от остальных построек. Возле неё было чисто и ухожено. Видно, что хозяин, Добрынин, на содержании своих любимцев не экономил. В остальном всё как во всех конюшнях, ничего не обычного. Однако обойдя постройку со всех сторон. Евграф заметил возле одного из рубленых углов строения, необычный блестящий предмет, который валялся в молодой, только что проросшей траве. Сыщик нагнулся, поднял его и поднёс к глазам. Это была маленькая женская серебряная и не дорогая брошь-эгретка в форме шпаги поражающей змею. Вещица была изящной. Видимо была утеряна какой-то женщиной совсем недавно. Такие украшения носили молодые модницы из светского общества. Хотя и могли использовать и мещанки или дамы купеческого происхождения и круга. Но только не крестьянки сельца Прилеп.

– Михаил Иванович, посмотрите вот эту занятную вещицу. Уверен, что в вашем сельце подобные вещи никто не носит. Не могли бы вы сказать откуда это украшение возле конюшни. Может быть кто-то из более серьёзного общества был у вас недавно в гостях. Осматривал хозяйство, коней? – задал вопрос Тулин, передовая управляющему найденное украшение.

– Нет никого здесь не было, тем более дам. Да и не можем мы гостей принимать без разрешения Николая Никитича. Вещица занятная, но вижу в первый раз, – ответил Михаил Иванович, явно нервничая.

– Ну что ж хорошо. Разберёмся. Давайте продолжим осмотр, – ответил сыщик, забрав украшение и спрятав его в карман.

При этом он внимательно наблюдал за управляющим. Было видно, что тот переживает и волнуется. На некогда уверенном лице появилась гримаса беспокойства. Глаза забегали, руки начали непроизвольное движение, потирание друг друга, сжатие и разжатие в кулаки. В дальнейшем поняв, что движения рук выдают его состояние, Михаил Иванович, спрятал их за спину и несколько успокоился. Евграф приступил к осмотру местности. Обойдя конюшню, сыщик попытался определить следы злоумышленников, но местность, вокруг конюшни, уже вся была вытоптана. Осмотр ничего более не дал. Закончив свои действия и больше ничего для себя не определив, Тулин с Михаилом Ивановичем вернулся к усадьбе. Отсутствовал он недолго, чуть более часа. По дороге он ещё раз узнал от Михаила Ивановича, как всё произошло и уточнил небольшие детали по содержанию конюшен и барского дома. Попросил собрать местных, кто работает на конезаводе для опроса. Войдя во внутрь барской усадьбы, застал Ольгу Владимировну весело разговаривающей с местной женщиной, по-видимому, приносившей самовар и являющейся или экономкой, или служанкой по дому. Сидя за столом во флигеле, они пили чай с вареньем. Евграфа уже давно перестали поражать либеральные взгляды Ольги и полное отсутствие снобизма. Поэтому он не удивился этой доброжелательной картине беседы графини и крестьянки из Прилеп. В дальнейшем оказалось, что эта крестьянка является местной достопримечательностью. Известной своим норовом и поведением в сельском обществе, Марфой-травницей. Как только они, с управляющим, вошли в дом, женщина заторопилась уходить, внимательно, оглядев вошедших.

– Побежала я, барыня, вы уже заняты, видимо. Если что, то вызывайте, расскажу всё, что знаю. А если травки какой, то посылайте ко мне, у нас здесь в деревне лучшие травы Тульской губернии. Сама заготавливаю, от всех хворей и болезней вылечат. Меня все здесь знают, спросите Марфу-травницу. Да и за усадьбой я слежу, уборкой и порядком занимаюсь. Баре редко бывают, только летом на отдых, – проговорила женщина и под неодобрительный взгляд управляющего, быстро вышла.

– Ты уже здесь Марфа? Кто тебя просил без разрешения в барский дом входить! Не тебе же приказано за гостями ухаживать! Иди и не мешайся под ногами, – крикнул вслед, управляющий.

– Зачем вы так строго, Михаил Иванович, право, не удобно обижать добрую женщину! – мило улыбаясь, сказала Ольга Владимировна.

– Не верьте вы ей, барыня. Собака умнее её, на хозяина лаять не будет. Опять на меня, небось, жаловалась? Убирается плохо, болтает по деревне незнамо что, вот и ругаю, требую. Хоть у кого из местных жителей узнайте, например, у местного батюшки, что за пустая баба. Бесы и анчутки у неё в лучших друзьях и товарках. Брешет так, как ни одна собака не сможет её перелаять. Вот ведь узнала, что вы, барыня, из города приехали и сразу к вам. Как успевает, ведь на другой стороне сельца живёт, – удручённо ответил, Михаил Иванович.

– Совсем нет. Вы не правы. Ничего не говорила плохого, тем более про вас. Славная женщина. Рассказывала про местную жизнь, – улыбнувшись, ответила графиня.

– Пригласите, будьте добры всех, кто не занят поиском коней, для опроса. Как соберёте перед входом местных жителей, позовите меня, – поставил задачу сыщик перед управляющим, желая остаться один с графиней и думая, что же делать дальше.

– Что выяснил, Евграф? – спросила Ольга, наливая ему остывший чай.

– Нового ничего не узнал. Конюшни как конюшни. Все на розыске лошадей, по округе мотаются. Надо узнать по подробнее об этом управляющем, откуда он и чем известен? Кстати, о чем ты беседовала?

– Эта женщина очень болтлива, хотя и мила. Она рассказала мне, что у них в селе начали происходить странные вещи. За конюшнями протекает река Упа. Затем она, делая поворот проходит через город и впадает в Оку. Так вот, там имеются обрывистые склоны и дубовые рощи. Местные жители зимой и ранней весной особо эти места не посещают, а летом ходят по грибы и ягоды, собирают травы, рыбачат. А эта крестьянка туда часто и по весне ходит для сбора какой-то травы, начинающей расти по ранней весне. Меньше недели назад на реке, по ночам начали слышаться странные звуки и появляться блуждающие огни. Когда снег ещё лежал, Марфа-травница туда сходить не рискнула. Но как только снег сошёл, взяла с собой местную бабу и направилась, никому не говоря, посмотреть. Любопытство замучило. Пришли они к дубовой роще, что возле реки Упы, и чуть не умерли от страха, огромные волчьи следы вокруг, кровь на земле и остатки костей животных. На ветвях висят корзинки с какими-то остатками пищи, и кружит вороньё. Испугались они и бросились бежать, еле до дома добрались. Бросились они к батюшке местной церкви, тот их выслушал, потом перекрестил и посоветовал в Бога верить и глупостями не заниматься. Рекомендовал почаще церковь посещать. Так вот, она совершенно искренне считает, что в дубовой роще, что на берегу Упы, живут Волколаки. Майлов, канцелярский служащий при конезаводе, именно и есть главный Волколак, он и съел конюха Ваську, а потом и коней. Так как у него волосы на голове очень грубые, похожие на волчьи, как бывает у этих зверей. Ещё она сказала, что прошлая помещица имела хорошую компаньонку, живущую с ней, которая могла ворожить и управлять этими необычными животными. Ты в это веришь, Евграф? Всю эту чушь я слушала около часа, – засмеялась графиня.

– Волколак, согласно славянских народных преданий, колдун-оборотень путём заклинаний, всяких прыжков и кувырков превращающийся в крупного волка. Согласно верованиям крестьян, чаще всего это происходит по весне и осени. В этого зверя можно превратить любого человека если набросить на него волчью шкуру и знать соответствующие заклинания. Да много чего придумывают на эту тему неграмотные крестьяне. Вот чудеса! Даже подумать бы не смог, что в наш век и рядом с губернским городом, подобные сказки ещё живут в умах сельских людей, – ответил сыщик.

– По-моему, я просто не заменима для тебя. Видишь сколько нового узнала? Без меня твой розыск зайдёт в тупик и тебя бесславно изгонят из Тулы! Что дальше делать будем? – смеясь, уточнила графиня.

– Сейчас опрошу местных людей, затем всё-таки надо бы проверить сказки и байки этой Марфы. Есть у меня мысли на этот счёт. Возьму её и съездим к дубовой роще, на берег Упы. Затем, если ничего не узнаем нового, то заедем, по пути в Тулу, к местному священнику. По дороге заскочим в Лутовиново, там проживает одна интересная личность, которая возможно обладает информацией. Надо торопиться, уже день перевалил за полдень. Нужно как можно больше собрать сплетен и разговоров, может, что и проясниться, – ответил Евграф, допивая чай.

– Я с тобой, очень хотеться посмотреть на Волколаков, – засмеялась Ольга.

Опросив собранных жителей, которые трудились на конезаводе сыщик ничего нового не узнал. Информация крутилась по кругу. В прямую спросил у управляющего о его личности. С его слов выяснил, что Михаил Иванович у Добрынина работает уже с десяток лет. Человек ему известный и поставленный на конезавод для наблюдения за порядком и поддержания хозяйства. Главным специалистом по коням был старший конюх, который, впрочем, тоже ничего вразумительного не рассказал. Только то, что ранее было известно Евграфу. Пока приходилось верить на слово, так как на конезаводе личных дел не было, не в пример оружейному императорскому заводу. Узнать по каждому человеку было возможно только в полицейском или жандармском управлении, и то не про всех. Так как на государевой службе конюхи и управляющие не состояли. Поэтому дела до них государству не было, если только не совершат какого-либо ущерба частной собственности или личности, нарушив общественный порядок. Или не войдут в общество сектантов или революционеров. Впрочем, до первых и вторых, прилепцам было далеко. Воздух был свеж, природа красивая. Река и лес рядом. Работа радовала. Поэтому можно было предположить, что подобной ерундой местные жители не занимаются. Евграф вновь уточнил про Марфу, очень его заинтересовавшую. Он так и не мог понять, глупа она или наоборот, весьма умна и хитра. По поводу этой женщины управляющий пояснил, что баба взбалмошная и чудная, постоянно придумывает всякие сказки и страшные истории-небылицы, чтобы поддерживать интерес и уважение к своей деятельности. Так как занимается знахарством на травах от сглаза и чёрных заговоров. Травы в Тулу продаёт, в покупателях, в основном, жёны купцов и зажиточных мещан. У местных жителей пользуется дурной славой ведуньи и чернокнижницы. Веры языку её, без костей, нет ни на копейку. Где просто баба там Тульский базар, а где Марфа-травница там Московская торговая площадь.

Закончив с опросом, и пригласив графиню, которой явно нравилось необычное приключение, сыщик приказал на двух экипажах следовать к дубовой роще, что находилась недалеко, за конюшнями. В одном экипаже, в том самом, что выделил голова города, следовал Евграф и графиня. В другом, Михаил Иванович и Марфа-травница. В ходе движения к реке, до Евграфа и Ольги доносился громкий скандальный голос Марфы, что-то высказывающей управляющему. Она находилась в первом экипаже, и ветер сносил её слова к коляске Тулина. Крестьянка активно руководила движением экипажа, размахивая руками, споря с управляющим, показывая путь к дубовой роще.

Евграф знал таких крестьянок, они были в каждой деревне. Могли до бесконечности рассказывать местные сказки и причуды, зная повадки и названия всех «нечистей» в округе. Особо им нравилось поражать воображение городских слушателей всякими водяными, банными или болотными Анчутками, проживающими в лесу. Которые, по народным преданиям, представляли собой маленьких чертят с лысыми головёнками и длинными руками, охотящимися за одиночными сельскими жителями, собирающими грибы или другую лесную поживу. Или их друзьями, Хухликами и Шиликунами, известными чудаками и весельчаками, охотившимися за бражниками и пьяницами, существами из той же породы малых чертей.

– Ольга, а ты знаешь про Шиликунов? – улыбнувшись, спросил Евграф, следуя с ней в экипаже.

– Нет, а кто это ещё? Что за необычность такая? Я здесь много чего удивительного от Марфы-травницы узнала. Не сельская крестьянка, а старая волшебница! Не сельцо, а какой-то сказочный мир. Осталось только Чеширского кота, Мартовского зайца и Белого кролика увидеть. Тогда я буду точь-в-точь как Алиса в стране чудес, – весело заявила графиня.

– Очень плохо, что наша знакомая Марфа этого не рассказала. Скорее всего, они тоже здесь живут. Это такие необычные жители сельских сказок, которые уж очень пьяных любят. Как увидят, что человек пьяного мёда или браги наглотался через меры, так тотчас в чёрную кошку превращаются и под ноги кидаются. Пока пьянчуга не упадёт и лоб не разобьёт, Шиликунчик не успокоится. Особо понравившихся с собой в болото или прорубь обязательно утащит. Или, с горячей сковородой любят бегать и огненные угли к пьяным в дом подбрасывать, отчего избы и загораются. Как вам эти весёлые друзья людей? Вообще, бывает чаще, когда черти пьяным помогают. Они пьяных очень уважают, по народным поверьям, и не оставляют в беде.

– Почему? Они же людям должны всякие гадости создавать? – уточнила удивлённая графиня.

– Наверное потому, что на пьянство они сами их наталкивают. По народным поверьям именно черти наводят на людей болезнь под названием «хмелевик», а потом ими и забавляются. Всякие шутки с ним шутят. Им, чертям, пьяный человек очень близок. Его на грех направить можно, драки, убийства, воровство и всякое другое. Если здесь Волколаки живут, то и те тоже где-то поблизости обитают. Нечисть – она по отдельности не живёт, вся рядышком. Компанией-то лучше чёрные дела творить.

– Да ну тебя, Евграф, ты же надеюсь не веришь в то, что рассказала Марфа и поэтому шутишь! Хотя вдруг в этом что-то есть? Я вот «Алису в стране чудес» в детстве читала. Дедушка книжку нам с Петром дарил, одну на двоих. Так вот там всё похоже на правду! – хитро уточнила Ольга.

– Верю, поэтому и еду. Только верю, естественно, не в присутствие Волколаков и чертей, а в злой умысел чьей-то злой воли. Всё уж, здесь в сельце, больно запутано.

Глава 5 Гвардейская пуговица

Подъехав к роще, все вышли из экипажей. Красота была неописуемая. Они находились над обрывом у реки, с которого было видно версты три-четыре, вперёд. Куда не посмотреть, всюду были рощи, яблоневые сады или заросли крыжовника. Воздух свеж и наполнен весенним ароматом земли и растений. Снега не было, земля уже подсохла полностью. К Евграфу и графине подбежала взъерошенная Марфа.

– Вот здесь, барин, недалече я всё и видела. Следы Волколаков и кровь жертв безвинных, от них пострадавших. Пойдёмте в рощу, там всё покажу. Только вы, барин, рефольфер свой достаньте, мало ли чего может случиться. С рефольфером оно поспокойнее будет. А пули у вас обычные или серебряные? Нечисть только серебряными погубить возможно!

– Пройдёмте, Марфа. Показывайте, где ваши сказочные существа обитают? – ответил сыщик, смотря на неё с нескрываемой улыбкой.

Вместе с крестьянкой вошли в рощу, несколько сзади следовала графиня и управляющий. Через несколько метров Евграф подошёл к указанному месту. Возле большого кряжистого дуба имелся огромный камень, неизвестно как сюда попавший. На нем действительно была кровь. Рядом на ветках деревьев висело несколько небрежно изготовленных корзиночек из подручной травы с остатками пищи. Кругом действительно имелись следы крупного зверя, похожие на волчьи. Следы были не парные как от четырёхногого зверя, а по два следа, как обычно, ходит человек.

– Вот видишь, барин, не шутила и не обманывала я. Я вообще всегда правду говорю. Что увижу, то и рассказываю людям. Священник мне не поверил, а управляющему нашему бесполезно, что-то говорить. То на смех поднимет, то материт, если не в тот момент под руку подвернёшься. Вот следы перед вами, точь-в-точь как у Волколака. Наш, канцелярский, Алексашка Майлов и есть этот Волколак. Он конюха Ваську и съел. Я часто замечала, что пахнет он жиром, толи гусиным, толи бараньим. И волосы у него жёсткие как у волка. Он и есть Волколак-чародей.

– Уймись баба, не гневи Бога. Откуда здесь Волколаки, волков-то всех уже отвадили, одни лисы остались. Курей таскают в округе. Ох, и Марфа, ни как ты не остынешь. Баба да бес, один у них вес. Посмотрите, ваше благородие, ход следа явно людской, как охотник вам говорю. Кто-то надевал специальную обувку со следами, похожими на волчьи и ходил здесь вокруг камня и на выходе из рощи. Шутят люди, только неизвестно кто?

– Если не Волколаки, тогда Волколисы. Всё одно, нечистой силой здесь пахнет, стоять на этом буду, – не унималась Марфа, посмотрев, на весёлую и довольную от приключения Ольгу.

– Вы хоть, барыня, меня поддержите. Что от этого мужика взять, мелит сам чего не знает? Кроме коней своих ни в чем не разбирается. Ни в бабах, ни в нечистой силе. Только одно знает, как про нас обидные словечки всякие и поговорки прилюдно говорить. Сам бобылём живет, поэтому и мозгов уже не осталось. Скоро улыбаться не сможет и жизни радоваться перестанет, – шумливо и быстро проговорила женщина.

Евграфу давно уже начало казаться, что эта Марфа-травница ухлёстывает за управляющим, поэтому и применяет все свои чары для покорения мужика, вплоть до откровенных упрёков в безразличии к себе. Сама она была одного возраста с Михаилом Ивановичем, лет пятидесяти, может самую малость побольше. По деревенским меркам ещё достаточно красивая и крепкая баба. Внешне была она ширококостной, с весёлым и раскрасневшимся приятным лицом, длинными, черными волосами, спрятанными под платок.

«Но следы она не придумала ради Михаила Ивановича. Кровь на камне не сама разлила, кто это сделал и для каких-то целей? Речь её, конечно, деревенская, иногда не грамотная. Но кажется иной раз, что она это делает специально. Только зачем, не понятно? Не так глупа, как хочет казаться», – подумал сыщик.

Прилепская красавица не унималась, не давая опомниться уныло и хмуро стоящему возле Евграфа, рассматривающего следы причудливых зверей, управляющему. Возможно, пользуясь молчаливостью Тулина и поддержкой Ольги, которая весело смеялась на каждое выступление Марфы.

– Что, Михаил Иванович, упустил конезавод? Кошка да баба всегда в избе, а мужик то должен быть во дворе. Надо смотреть за хозяйством. Вот, Николай Никитич Добрынин, тебе головёнку и отшибёт и бородку выщиплет. Не соображаешь ничего про Волколаков, так может про домовых тебе рассказать? Ты хоть когда-нибудь домового видел? Хотя откуда тебе. От бобыля и домовой уйдёт. Что с тебя взять, мужика, что бабе показать стыдно, то мужику смех, – не унималась Марфа.

– Успокойся, Марфа, дай его благородию разобраться во всех делах. Что тебе под хвост попало? Всё неймётся! – устало сказал побеждённый управляющий.

– Михаил Иванович, молчу, молчу! Не буду более мешать ни его благородию, господину сыщику, ни вам, человеку бывалому и на нашем конезаводе властью оделённому, – хитро сказала крестьянка, посматривая на него с некой любовью и весельем.

Тулин внимательно осмотрел место с остатками пищи и кровью, после этого направился к обрыву, пригласив с собой Михаила Ивановича. В дальнейшем, спустился, держась за деревья вниз и пошёл по тропинке, ведущей вдоль обрыва. Через некоторое время его взгляд упёрся в достаточно широкий лаз, уходящий в землю, под обрыв. Лаз был занавешен каким-то холщовым плотным тряпьем, грязным и бесцветным. Сыщик достал пистолет и сдернул холщовую ткань от входа. Взгляду представилась небольшая пещерка-нора, человек на двух-трёх не более, и то если располагаться близко друг другу. Пол был ровный, имевший по трём углам лежанки из сена и лапника. Только напротив входа лежанка отсутствовала. В середине пещерки имелся очаг, сделанный из небольших камней. На лежанках лежали двое связанных человек с мешками на головах, которые услышав шум от сдернутой ткани начали шевелиться и мычать. Видимо, во рту у них были кляпы. Тулин подал знак управляющему, тот залез, скрючившись в половину своего роста, в земляную нору, и достал оттуда волоком первого человека. Вытащив, снял с головы мешок и выдернул грязный кляп изо рта. Взору сыщика и управляющего предстал господин, с жесткими, коротко подстриженными волосами на голове. Надменным лицом и невообразимо дурно пахнувший, видимо от собственных испражнений. Это был Александр Майлов. Как только ему вытащили кляп, господин начал злобно орать, при этом внимательно осматривая своих спасителей.

– Я, господа, никому не позволю издеваться надо мной. Буду жаловаться губехнатоху, полицмейстеху и начальнику жандахмского упхавления. Подобное отношение ко мне недопустимо! Хиски, котохым я подвехгаюсь, не соответствуют денежному содеханию. Тхебую компенсации и пхошу запомнить моё ненадлежащее состояние, гханичащее с хиском для жизни. Тхебую немедля напхавить меня к голове, Добхынину для выяснения всех вопхосов. Иначе суд, господа!

Майлов страшно картавил и, видимо, этот недостаток речи в большей степени проявлялся именно тогда, когда он нервничал. Пока он орал, управляющий достал из пещеры-норы второго, видимо конюха Ваську, поступив с ним аналогично. Васька не орал, а только разминал затёкшие суставы ног и рук, виновато поглядывая на Михаила Ивановича. Тулин пролез в пещеру сам. Осмотрелся и обнаружил предмет, который валялся на песчаном полу. Это была старая выцветшая, желтоватая пуговица из металла от военной одежды гвардейского чина императорской армии. Именно гвардейского, так как у артиллерийских, инженерных, гренадерских и кавалерийских, пуговицы имелись другого цвета из беловатого метала. Найденный предмет Евграф положил к себе в карман. В сопровождении управляющего, конюха и крикливо скандалящего Майлова, поднялся наверх. Как только канцелярский увидел графиню и Марфу, то немедля успокоился. Видимо, пристыженный своим положением.

Зато начала кричать Марфа-травница, скороговоркой произнося слова: «Говорила я, что здесь что-то не так. Говорила! И вот оказалась моя правда. Пусть нет здесь Волколаков, но ни в чём не повинные люди страдали в темнице. Кто-то же их туда упрятал? Кто-то же это беззаконие сочинил? Надо, господин сыщик, разобраться. А то страшно жить здесь становится. Кровь чья-то? Еда для кого-то? И вот тебе на – узники!»

– Успокойтесь, Марфа, Евграф Михайлович обязательно разберётся и найдёт злоумышленников, – ответила графиня.

– Я ещё знаю одну тайну! У сельца Фалдино, что от нас недалеко, Берендей поселился. Там, где он жить захочет, страсти всякие происходят. Может и земля под низ уйти и новое озеро образоваться. Так как Берендей в друзьях с Водяным и русалками, жёнами его, ходит. Не разлей вода – друзья. Но это не сразу происходит. Только тогда, когда найдёт Берендей того Водяного, который к нему переселиться захочет. Берендеи они колдуны, в медведей превращаются и лес от всякого люда берегут, что б значит не жгли и не разворовывали. Надо спасать Фалдинцев от чудища. Давайте, барин и туда поедем! Уж больно хорошо у вас получается с нечистой силой расправляться. Батюшки святы, а не сын ли вы покойного дворянина Михаила Тулина, что жил в доме при въезде в Прилепы? Хороший был человек. К нам крестьянам с душой относился, уважал и помогал. Он офицером императорской армии был. Супруга его, матушка ваша, умерла вскоре после того, как сам он погиб на войне, – всплеснула руками Марфа, неожиданно остановив свой рассказ, на полуслове.

Сыщик подал жест успокоиться и приступил к допросу. Он совсем не хотел обсуждать с Марфой свои семейные дела. В ходе беседы с освобождёнными пленниками выяснил, что неизвестные люди, числом, видимо, двое, схватили спящего в конюшне на сене кучера Ваську. Затем заткнули ему рот и надели мешок на голову. Связав руки верёвкой спереди, погнали его бегом к обрыву. Перед кучером, бежал один из неизвестных, держа верёвку, а сзади ещё один, подгоняя и не скупясь на тумаки и удары палкой. Васька был мужичок тщедушный и, естественно, сопротивления не оказал. Всё было настолько неожиданным, что он, с его слов, до того испугался, что испражнился прямо в свои портки, пока бежал. По поводу мещанина Майлова, история была почти похожа. В этот день, он до глубокой ночи гулял по сельцу.

Прогуливаясь недалеко от конюшен, услышал шорохи и негромкие разговоры. Немедля решил узнать, кто это нарушает покой, вдруг какие злоумышленники решили своровать господское добро или того хуже, на коней позариться. Осторожно направился к конюшням. Не доходя до строений был ударен каким-то тяжёлым предметом. По его словам, начал сопротивляться и отчаянно драться. Однако по его голове, вновь был нанесён удар. После которого, остального он уже практически не помнил. Каким образом оказался в пещере-норе, предполагал смутно. Помня лишь только о том, что его тащили волоком в пещеру. На голове у него действительно имелась запёкшая кровь и небольшая рана, а одежда вся была в грязи. По словам обоих, злоумышленники, во время своих действий против каждого из них, не разговаривали. Оглоушенный мещанин вообще пришёл в себя полностью только во время затаскивания его в песчаную нору. Единственные слова, которые они отчётливо слышали оба, когда уже находились в пещере, это слова: «„теперь на Ушкинскую и в Мильки“ или „теперь на Ушкинскую и в Мульки“».

Выслушав историю о неравной борьбе со злоумышленниками, которую поведал Майлов, управляющий сказал: «Вот брешет! Он курицы боится. Грозилась мышь кошке, да только издали! Нет веры ему, врёт всё! От начала до конца, всё врёт. Он без вранья, как человек без поганого ведра, не обходиться. У Добрынина денег хочет, под свою беду выклянчить».

Евграф к словам прислушался, но ничего не произнёс. Закончив с допросом, поручил управляющему дальнейшую заботу о пострадавших. Попрощался и решил уже убывать. Однако Марфа не унималась.

– Барин, скажите где вы живёте? Я вам домашнего, варенья и медку привезу прям к парадному входу. Как земляку и спасителю нашего села, – затараторила Марфа.

– Нет, не нужно. Благодарен вам, но не нужно. А вот к вам у меня один вопрос есть? Не знаете, чья это вещица? – спросил сыщик, показывая Марфе эгретку.

– Дайте посмотреть, – попросила женщина.

Затем взяв украшение в руки долго его рассматривала, как будто бы о чем-то думая. Поворачивая его различными сторонами и смотря на него с разных положений.

– Нет никогда не видела. Модница какая, может потеряла. Или парнище, какой-нибудь, своей даме сердца прикупил, да потерял. Неделю назад голова наш приезжал с ревизией. С ним городские люди были, прилично одетые. Надо у них поспрашивать, – невозмутимо ответила женщина, после некоторых раздумий.

Однако лицо её стало серьёзнее, болтать по пустякам она прекратила.

– Спасибо. Обязательно поспрашиваю, – ответил сыщик, заметив изменения в её настроении.

– Приезжайте ко мне, Марфа. Я проживаю на Пятницкой, в доходном доме купца Золотарёва. Почти в начале улицы. Там ещё ателье и галантерея на первом этаже располагаются. Вывеска имеется: «Галантерея В. М. Золотарёв», рядом парикмахерская. Так вот, на втором этаже, в одной из квартир я и живу, по табличке найдёте, – ответила Ольга.

– Спасибо, барыня, обязательно, как только в Туле буду, навещу вас. Чаю домашнего и всякой снеди подвезу. Я могу и два или три раза приезжать и по дому убираться, за плату конечно. Но я много не беру, самую малость. Такой барышне, как вы, с удовольствием помогать стану. Готовить я тоже умею. А ежели детишки пойдут и нянькой могу служить. С превеликим удовольствием! – ответила, довольная приглашением, Марфа.

Закончив с назойливой Марфой, Евграф выехал в обратный путь в Тулу, совместно с Ольгой. Немного отъехав от дубовой рощи, где они оставили сопровождающих и спасённых, Евграф, уточнил: «Зачем ты дала ей адрес, Ольга? Мы же совсем незнакомы с ней. Все отзывы о ней отвратительные!»

– Я не верю в то, что она глупа. Мне показалось, что она что-то скрывает. Вот и постараюсь в дальнейшем узнать, что? Тем самым помогу тебе в розыске. Адрес мой и так возможно в Туле узнать, в этом особой тайны нет. Никакого риска здесь не вижу. Может, что-то важное захочет рассказать. Мне очень хочется, что бы ты закончил это дело побыстрее. Мы же едем в Москву вместе. Не так ли? – уточнила графиня.

– Именно так! – ответил, удовлетворенный ответом, сыщик.

По пути графиня настояла, что бы они заехали в местную церковь. Помолиться и поставить свечи за здравие, и уточнить у батюшки о нравах в сельце. Узнать его мнение о Марфе. Евграф согласился, потому, как и сам хотел это сделать. Однако занятый расспросам забыл об этом. Церковь была недалеко от Прилеп, в сельце Кишкино. Священника не было, но имелся строгий и богобоязненного вида диакон. Войдя в церковь Рождества Пресвятой Богородицы, перекрестились. Совершили молитву у икон. Некоторое время побыли в храме. Сельчан внутри не было, кроме одиноко стоящей старушки. На выходе из храма сыщик попросил отца диакона сопроводить его. Они вместе вышли из церкви. За ними увязалась и старушка.

– Отец диакон, позвольте представиться. Титулярный советник Тулин, из полиции. Позвольте несколько вопросов вам задать? Видимо, слышали, что произошло в сельце Прилепы? – спросил сыщик, находясь на улице.

– Задавайте, молодой человек. Я сплетни людские не собираю, но прихожане рассказывали, – ответил дьякон.

– Скажите, а что вы думаете, кто это мог сотворить?

– У нас в Суходольском приходе голову, Николая Никитича, все уважают. Много на благотворительность жалует, людям помогает. Наш храм тоже поддерживает. После того как подпоручик Михаил Иванович Хрущёв, проживавший в приходе, в 1788 году взамен деревянного храма каменный поднял, мало кто так помогал. Только вот в 1833 помещик Дмитрий Андреевич Засецкий из сельца Лутовиново два придельных алтаря устроил. Правый, имени святого Дмитрия Ростовского, левый имени святой мученицы Варвары. Так вот по поводу кражи. Из местных жителей никто такого беззакония сотворить бы не смог. Или городские или пришлые люди. Или ответ на какую-то большую обиду. Не обязательно Николаю Никитичу, может кому ещё? Кони, они твари Божие, сами отказаться от своей роли не могут. Игрушки в руках человеческих. Может кто их использует в слепую, для своих греховных дел? Ищите и обрящете. Просите, и дано будет вам; ищите, и найдёте; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят!

– Позвольте у вас ещё уточнить о прихожанке церкви, Марфе из Прилеп, что за крестьянка? Как народ говорит? – спросил Евграф, под внимательный взгляд Ольги.

– Обсуждать её я не в праве. Господь ей судья. Только много в ней неверия, больше ничего не скажу. Ступайте с Богом, – ответил батюшка.

Евграф и Ольга отошли от храма и направились к экипажу, но вдруг к ним подошла старушка, которая прислушивалась к разговору между Тулиным и отцом дьяконом.

– Если вы Марфой интересуетесь, то расскажу вам кое-чего. Чёртова баба, неизвестно что от неё ждать. Дочь у неё есть, Нинка, лет двадцать, может и побольше. Раньше жила с ней. Помогала по хозяйству, травы собирала. С табунщиками коней пасла, так как в седле держалась как влитая. Отчаянная девка, любого парня за пояс уткнет. Да и красотой её судьба не обидела. Родила она её поздно, около тридцати лет. Кто отец её, то от всех скрывает. Девка образованная, она для неё ничего не жалела, даже в Тулу на обучение отдавала. Не знаю, откуда деньги у неё, но всё для девки делала. В какой-то семье дворянской, но обедневшей, уму и разуму девку учили. Грамоту она знает. Книги читать умеет. Но последнее время не видно совсем дочери, уже года два или три не появляется совсем. Глаз не кажет. На все вопросы Марфа отвечает, что уехала она, куда не знает. Может в Москву, а может, ещё куда подалась. С ней и табунщик Прохор Александров ушёл. Надо бы и узнать, не придумала девка и этот табунщик чего плохого? Может, она это затеяла? Может она коней украла? – не ожидая вопросов, затараторила старуха.

– Постойте, а вы кто будете? – уточнил сыщик.

– Я местная, с Кишкино. Тоже травами занимаюсь. Только подружкам и односельчанкам на хвосты не наступаю, не мешаю. А Марфа всё под себя подмяла и лечит она, и травы продаёт. Полностью меня задавила, ко мне и не ходит никто. Просила я её, просила по совести торговать, а она только смеётся, – заявила конкурентка в распространении трав и деревенской лекарской деятельности.

– А как выглядит её дочь? – на всякий случай уточнил Евграф.

– Рост у неё не высокий, волосы длинные, чёрные. Одевается по городской моде. Дерзкая вся. Слово не скажи, так посмотрит, что кипятком обольёт. Управы нет на неё! – запричитала старуха.

– Благодарю вас, нам пора ехать, – ответил Тулин, стараясь отвязаться от назойливой старухи.

– А ещё желаю сообщить на Ваньку-конюха. Жителя нашего села. Пьёт он, хотя все считают, что не пьющий. Я сама несколько раз видела, как он в деревню к корчмушнику ездил и покупал себе то ли брагу, то ли корчму. Проверьте его тоже, он не тот, за кого себя выдаёт. А Марфа, она ещё и ворожит, с чертями водится! – продолжала вздорная женщина.

– Благодарю вас, обязательно разберёмся. Всего доброго, – ответил Евграф, прервав болтливую бабу и направился к Ольге, ждавшей его возле экипажа.

– Что она хотела? – уточнила графиня.

– Да сумасшедшая какая-то баба. Все деревенские сплетни мне рассказала. На Марфу-травницу жалуется, в том числе. Сдаётся мне, на неё все в этих местах жалуются. Не даёт спокойно местным жителям жить, бойкая больно. А этой старухе дорогу перешла по коммерческой части. Клиентов у неё отбивает, дохода лишает, вот она и сердиться. Желает ей пакость сделать. У них здесь свой мир, со своими правилами, страданиями и радостями. Единственное дельное сказала, что дочь у Марфы есть, но нам это не к чему. Поедемте, уже надоели их местные сказки, – засмеялся Евграф.

– Кто его знает? Что в вашей работе по делу, а что пустое? – серьёзно ответила Ольга Владимировна.

Глава 6 Свидетель в сельце Лутовиново

Тулин и графиня Бобринская-Брежнёва миновав сельцо Кишкино, ехали в экипаже активно обсуждая это происшествие. Мысли кружились вокруг розыска пропавших коней.

– Жалко этих прелестных коней, Евграф! Но, я думаю, найдутся благодаря твоему опыту в розыске. Я не мешала тебе своими попытками помочь? Не отвлекала от дел? – уточнила графиня.

– Ольга, дорогая, с тобой, поездка очень приятна. Кроме того, я и не надеялся сегодня, что-то узнать особо важное. Хорошо, что спасли бедолаг. Считаю, что день очень удачен. Личности, господина Майлова и управляющего чрезвычайно занимательны и интересны, по ним завтра в городе буду уточнять, что они из себя представляют. Для розыска коней необходимы другие методы, наскоком здесь не выиграть. Завтра посоветуюсь с Муратовым и займусь по-настоящему. Сегодня нельзя было расстраивать Добрынина, он ждал от нас активных действий. Мы сейчас еще опросим одного жителя, по пути. О нём я узнал при допросе в Прилепах. Придётся остановиться в сельце Лутовиново. А пока продолжу свой рассказ о бывших хозяевах усадьбы Астебное, если не против.

– Конечно, ты же обещал! Мне очень интересно.

– Так вот, следующими хозяевами были помещики Скаржинские. Но о них мне не удалось ничего узнать, кроме того, что это очень известный дворянский графский род из Польши. Гербом является белый Единорог. На службу в Российское государство первый из Скаржинских перешёл в 1733 году, приняв православие и получив имя при крещении Михаил. Род проживал в Украине, вблизи Херсона и Николаева, занимался земледелием и скотоводством, а также прославился лесоводством. Наиболее известен Скаржинский Петр Михайлович, состоявший в должности полковника Бугского казачьего войска,[58] который воевал под командованием Александра Суворова. А также и сын, Виктор, активно участвовавший в войне против Наполеона. Возможно, кто-то из семьи и владел Прилепами, но недолго. Скорее всего, семья Скаржинских продала земельные угодья императорской армии под конезавод, или самому смотрителю коннозаводческим округом в Тульской губернии, генерал-майору Леониду Гартунгу.

Посудачив о Скаржинских, они незаметно, подъехали к намеченному месту, окраине сельца Лутовиново. Сыщик оставил графиню в экипаже, а сам направился в крайнюю избу. Постучался в калитку. На стук лениво залаяла мелкая невзрачная собачка с маленькими ногами, длинным телом, большими ушами. Высунувшись из-за кустов, растущих возле яблони во дворе, она внимательно осмотрела непрошеного гостя. Затем скрылась. Собака явно приходилась дальней родственницей немецкой охотничьей таксе, только совсем об этом не знала.

– Есть ли хозяева в этом доме? – крикнул Евграф, ещё раз постучавшись.

– Чего надобно? Отдохнуть не дадут, – ответил мужичок, не полностью открывший скрипучую грязную дверь и высунув бородатое лицо, в этот проём.

– Ты будешь дед Егор-корчмушник? – уточнил сыщик.

– Кому корчмушник, а кому Егор Пантелеевич! Чего надобно? – строго ответил местный делец, промышляющий незаконным производством крепких напитков.

– Вопрос хочу тебе задать, по одному делу. Ты знаешь, что в Прилепах коней конокрады угнали или нет?

– Если бы и знал, то дело не моё! Всякая сорока только от своего языка гибнет, – ответил тот закрыв дверь, громко стукнув и положив щеколду изнутри.

– Зря закрыл. Я из полиции, сейчас вернусь с надзирателем и проведу у тебя обыск. Всё твое производство придётся извести, а сам в Белёвский замок на три месяца присядешь.

– Спрашивай! – громко ответил Егор Пантелеевич, не открывая дверь дома. Через неё всё было слышно, так как дверью её назвать было сложно, из-за хилости и гнилости дверных досок.

– Что люди говорят об этом. Может, чего и кто слышал, видел?

Дверь вновь открылась, вышел дед Егор в накинутом рваном полушубке, одна нога была целая, вместо второй имелась деревянная основа, привязанная к культе. Постоял, посмотрел, опираясь на сучковатую палку, исподлобья на сыщика и наконец-то сказал: «Люди ничего не знают толком. Хотя все судачат. Один наш Лутовиновский мужик ночью слышал, как трёх коней мимо гнали, в седлах. Я тоже слышал и видел тень одного проезжающего, только ночь была, не рассмотрел всадника. Не могу сказать, в чём одет был. Верховой этот приостановился напротив дома и остальным, что-то крикнул. Примерно так: «Вай, вай, эряви азор, путомс камбраз, аелдамс авака». Затем соскочил с коня и подтянул подпругу. Потом вновь сел и поскакал, дело было после полуночи. У меня память на слова хорошая, вот и запомнил. Может где-то в словах и ошибся, но примерно так его речь звучала. Больше ничего не знаю. Ты вот что, барин, не тронь меня. Я старый солдат, две Турецких войны прошёл. Ни смерти, ни полиции не боюсь. И на Белёвский замок тоже плевать не хотел. Мы вот с собакой моей, Тусей, вместе с войны вернулись, живём, никого не трогаем и нас тоже никто не обижает. Милостив Бог и я по его милости не убог, пока дело своё есть. Так-то лучше, чем милостыню просить и побираться по людям. Если надо тебе «корчмы», то будет в пол цены. Я завсегда лично для полиции делаю, имей в виду. Могу и сейчас просто так штоф услужить. Как, договорились, барин? Если сам служил, то меня поймёшь. Военный инвалид я, содержание маленькое. Александровский комитет о раненых десять рублей в год назначил за потерянную ногу. Чем жить ещё? Работать на земле не могу, сам видишь! Ну так что, не предашь?

– Солдат солдата не предаёт, Егор Пантелеевич, не переживай! Делай свою коммерцию и дальше. Если понадобиться обращусь, никому про тебя не скажу. За предложение спасибо. Только повтори ещё раз медленно эту фразу, запишу, – с этими словами озабоченный и удивлённый услышанным сыщик, записал фразу, сказанную дедом-корчмушником.

Потом, искренне жалея старика, пошёл обратно к экипажу, где его ждала графиня. Содержание у инвалида войны было совсем небольшим, Александровский комитет существовал на пожертвования. Ежегодно собирая один процент от столовых, десять процентов от таможенных конфискаций, ежегодных отчислений из театров, всевозможных клубов и других заведений. Однако это были мизерные доходы для того, чтобы содержать всех инвалидов многочисленных войн России. Кроме того, в нем, как и во многих заведениях, случались факты воровства и обогащения за счёт потерявших здоровье калек.

Собака опять вылезла из-за яблони, одиноко стоящей во дворе и ненатужно облаяла сыщика, возможно подтверждая слова деда.

– Что узнал у этого интересного и колоритного деда, – уточнила Ольга.

– Да, кое-что узнал. Дед говорит, что трое верховых останавливались возле одного из домов по необходимости. Один из них подпругу подтянул у коня. Возможно, что это были разыскиваемые нами конокрады, как раз верховых по количеству пропавших коней. Разговаривали на непонятном языке. Произнесли одну фразу, он её запомнил. Я записал её, с его слов. Если всё воедино свести: пуговицу от гвардейского мундира. Слова «теперь на Ушкинскую и в Мильки» или «теперь на Ушкинскую и в Мульки». Сказанную дедом фразу, то можно прийти к выводу, что наших дорогих жеребца Антония и двух кобылок-маток, Эсмеральду и Крали, похитили люди пришлые, не тульские. Впрочем, об этом говорят и опрошенные прилепские жители. Завтра к Муратову, доложу свои предложения по дальнейшему розыску. Есть кое-какие мысли. Да и фразу попытаемся перевести. Узнаем, что за язык, что за люди эти, возможные конокрады. Молодец дед, память у него хорошая.

– Трогай, – приказал кучеру сыщик.

– Если тебе всё понятно, Евграф, тогда продолжай рассказывать о собственниках усадьбы, мы остановились на Гартунгах. Дорога ещё около часа займёт, успеешь мне всё рассказать, – попросила графиня.

– Николай Иванович Гартунг, отец Леонида, совершившего трагическое самоубийство, происходил из старинного Прусского рода, Чешского происхождения. Прошёл славный боевой путь сражений и походов за Русские интересы и во славу Русского оружия. В шестьдесят пять лет стал командующим отдельного корпуса внутренней стражи и инспектором резервной пехоты. Пятым командующим от времени его образования. Данную последнюю должность исполнял десять лет, являясь помощником военного министра империи. Добился очень больших успехов на поприще служения отечеству. Был награжден многими орденами и медалями. Имел земли в Тульской губернии, в сельце Федяшево. В семье было четыре сына, трое закончили Пажеский Его императорского Величества корпус. Интересующий нас Леонид Николаевич родился в 1832 году, был дружен с сыновьями Александра Сергеевича Пушкина, Александром и Григорием. Скорее всего и благодаря этой дружбе познакомился с Марией, дочерью поэта. Хотя, может быть их познакомил и отчим, Пётр Петрович Ланский. Второй муж Натальи Николаевны Пушкиной, в девичестве Гончаровой. Как известно, через семь лет после смерти поэта она повторно вышла замуж. В 1852 году после окончания Екатерининского института, Мария Александровна, стала фрейлиной императрицы, тоже Марии Александровны, супруги Александра II. В 1860 году состоялась семья Гартунгов-Пушкиных. Марии исполнилось двадцать восемь лет. В чине полковника Леонид Николаевич возглавил коннозаводческий округ в Тульской губернии. Проживая то в Федяшеве, в родовом имении, то в Прилепах, то на Верхне-Дворянской улице в Туле. Возможно, в это время он и прикупил у помещиков Скаржинских прилепскую землю для развития коневодства и усадьбу «Астебное». Так как еще с 1843 года всеми вопросами разведения и поставок коней в императорскую армию стало заниматься управление государственного коннозаводства. Как правило, главными управляющими назначались лица, имевшие собственные заводы по разведению коней. В 1870 году Леонида Гартунга произвели в генерал-майоры и назначили членом совета данного управления. Основная его служба при управлении заключалась в отборе лошадей и их поставке в действующую армию с конезаводов основных производителей. Семья Гартунгов имела в Туле большое количество друзей. В том числе дружили и с Львом Николаевичем Толстым. Но, однажды, из-за своей доверчивости и доброты, Леонид Николаевич стал душеприказчиком у одного ростовщика. После смерти этого господина, был втянут в семейные и судебные дрязги. Состоялся суд, который признал его виновным в кражах долговых расписок и других документов покойного. Дело слушали в Московском суде в 1877 году, пять лет назад. Через пятнадцать минут после обвинения в суде генерал смертельно выстрелил себе в грудь, сказав предсмертные слова: «Клянусь Всемогущим Богом, что я ничего не похитил. Прощаю своих врагов». Позже его оправдали. Выяснилась невиновность Леонида Николаевича, но было уже поздно! Он был мёртв.

– Что вы говорите! Какое истинное благородство! В это время я жила в Санкт-Петербурге и проходила обучение в Смольном институте. И что же, Мария Александровна простила убийц так же как и Леонид Николаевич? И они свободно гуляют, наслаждаясь жизнью? – уточнила графиня.

– Вот этого я сказать не могу. Знаю только то, что она заявила, что всегда была уверена в невиновности своего мужа, так как за семнадцать лет совместной жизни знала его характер более чем полностью. Все его повадки, достоинства и недостатки. Она, да и всё общество, считала и считает сейчас, что он был не способен к обману и мошенничеству. Говорят, что Мария Александровна сказала следующую фразу: «…Умирая он простил своих врагов, но я им не прощаю…». Что там далее, только Богу и Марии Алексеевне доподлинно известно.

– Кого же определили в главные виновники трагедии? – переживала Ольга.

– Общество обвинило товарища прокурора Московского окружного суда Муравьева, который произнёс в суде слишком эмоциональную речь, унижающую генеральское и дворянское достоинство старинного рода. Ему многие отказали от своих семей и приёмов. Владелец дома, где он проживал, попросил немедля освободить квартиру, не желая видеть в своем доме людей, подобных ему. Но всё это было уже потом, после того как Гартунг трагически погиб!

– Остались ли у них детки?

– Нет, у них к сожалению, за семнадцать лет совместной жизни не было детей, – ответил задумчиво Евграф.

– А что ж Мария Александровна, вышла ли вновь замуж?

– Нет, проживает в Москве в своей квартире, продолжая любить покойного супруга. После гибели генерала у неё не так много средств для существования. Дело в том, что семья Гартунгов была не особо богата. У Николая Ивановича, отца, была большая семья, а из имений только Федяшево. Несмотря на большой чин получал он немного, около восьми тысяч в год, поэтому вряд ли смог передать детям большие богатства. В высшем обществе судачили, что он не раз просил государя императора оказать ему помощь единовременным пособием, и получал его для поддержки своего чина и семьи. У самих Пушкиных капиталов было ещё меньше. Это известно всем. Имение в Прилепах, Леонид Гартунг, ещё в 1866 году продал Николаю Никитичу Добрынину. Усадьбу Федяшево продала Мария Александровна одной из своих давних подруг, после гибели мужа.

– Чем же она занимается? – уточнила Ольга Владимировна.

– Помогает брату Александру Александровичу воспитывать детей. У него умерла жена. Бывает у других родственников, помогая и им в воспитании детей и прочих делах.

– Бедняжка! Отец, Александр Сергеевич погиб на дуэли, а муж застрелился в суде. Оба защищали свою честь, – сказала Ольга, с сожалением.

– Согласен с тобой, но человек предполагает, а Господь Бог располагает! Александр Сергеевич Пушкин, был самым известным дуэлянтом Санкт-Петербурга. Более двадцати восьми раз вызывал на поединок разного рода недоброжелателей. Часть этих дуэлей была отменена, часть состоялась. Смелый человек, не терявший чувства самообладания ни при каких обстоятельствах. Все знали, что господин, титулярный советник Пушкин, был замечательным стрелком и постоянно упражнялся с железной тростью, тренируя руку. Как известно, много стрелял из пистолета, с десяти шагов попадал в игральную карту, но судьба перевернула всё по-своему. В 1837 погиб от руки Георга Карл де Антеса-Геккерна, офицера гвардейской тяжёлой кавалерии. Который якобы выстрелил не на пятом шаге, а на четвертом. Вследствие чего опередил Пушкина в выстреле, на долю секунды. А от кого погиб? Погиб от руки мужа Екатерины Гончаровой, мужа сестры своей жены. Такова судьба, Ольга Владимировна!

– Евграф, а ты знакомы с делом Гартунга? В чем суть обвинений в отношении генерала? Я все думаю об этом, – взволнованно уточнила Ольга, с истинно женским интересом.

– Да, я знаком с этим делом и даже внимательно его изучил.

– Тогда поделитесь знаниями, дорога позволяет, и у нас с тобой много времени, пока доберёмся до Тулы.

– Изволь, но это грустная и запутанная история, постараюсь очень кратко её изложить. Хотя в двух словах её, наверное, не рассказать. Те эмоции, которые присутствовали у участников процесса, вообще не передать. Смогу ли я без эмоций изложить суть дела? Не знаю. Но ты обещай, что в конце подведёшь итог всему сказанному мной и дашь свою оценку. Весьма интересно твоё мнение! – задумчиво, ответил Тулин.

Глава 7 Дело генерала Гартунга

Навстречу экипажу, в котором они находились с графиней, появился встречный. Это произошло на повороте с Богородицкой дороги, на Суходольский приход. В нем располагались двое, мужчина и женщина, скорее всего мадемуазель. Лица пассажиров были не видны из-за верха коляски, можно было увидеть только силуэты и положение тел сидящих. Тулин внимательно осмотрел находящихся в экипаже людей, ему показалось, что молодую даму он уже где-то видел. Её фигура кого-то напоминала.

– Почему молчишь, Евграф? Рассказывай далее, – попросила Ольга.

– Смутно показалось, что пассажирка этой коляски, что встретилась нам на повороте, мне известна. Но не могу вспомнить, где я её видел. Кому же, очень мне интересно, нужно попасть в эти сёла на ночь глядя? – ответил сыщик.

– Вспомнишь позже. Продолжай рассказ. Каковы были обстоятельства дела? – с нетерпением попросила графиня.

– Краткая суть дела такова. В июне 1876 года, на своей Московской даче скончался, в весьма преклонных годах, купец первой гильдии Занфтленбен Василий Карлович. После него остались, принадлежащие ему, определённые денежные средства и большое количество долговых векселей. В духовном завещании покойный купец совершенно определённо распорядился о разделе имущества в отношении своих близких. Десять тысяч рублей своей жене, по второму браку, Ольге Петровне Занфтлебен. Такую же сумму малолетней дочери от первого брака. Остальное имущество, в равных долях, детям от первого брака, которых было семь человек, разных полов. Кроме того, сумма в пятьсот рублей предназначалась его давнему служащему Егору Мышкину. Распорядителями и душеприказчиками были определены генерал-майор Гартунг и полковник гвардии граф Степан Сергеевич Ланской. Через шесть дней после смерти поверенный душеприказчиков Даниил Алферов представил завещание в Московский Окружной суд для утверждения. На следующий день после смерти один из наследников купца, от первого брака, прибыл к Леониду Гартунгу. В ходе посещения тот обвинил генерала в том, что тот совместно с второй женой купца, Ланским, Алфёровым и Мышкиным незаконно перевезли ряд документов с дачи покойного на квартиру Гартунга. К этим документам он причислил счётные книги, наличные деньги, векселя. Судебные приставы, прибывшие по просьбе того же наследника, составили описи и вроде бы всё этим закончилось. Но не так-то было. Наследники подали в суд на обман и мошенничество, недовольные разделом имущества. Несмотря на положительное утверждение завещания покойного, в Московском суде, начался процесс.

– Почему? Всё же сделано по закону. Духовное завещание имелось. Вовремя было передано в суд. Опись могла быть и своевременно не составлена, но в конце концов при всём имуществе находилась законная жена. Которая была вольна распоряжаться имуществом в остальном! – возмутилась Ольга, так как занималась русским правом достаточно всерьёз и понимала в производстве гражданских дел.

– Не всё так. Суд и наследники предъявили душеприказчикам и остальным господам, проходившим по этому делу, следующие претензии. У Занфтлебна, в 1873 году, умерла жена и он переписал духовное завещание, раннее полностью составленное на неё и на всех своих детей, в равных долях. Определив своими душеприказчиками своих старых друзей, какого-то нотариуса и коллежского советника. К сожалению, я не помню их фамилий, но это и неважно. В этот период, как показали дети, отношения с ними у него были просто прекрасные. Этим же летом покойный купец познакомился с Леонидом Николаевичем Гартунгом, который занимал у него деньги под проценты и векселя. Гартунг появлялся у ростовщика не часто, время от времени, и другом семьи считаться не мог. Подобные отношения существовали до 1876 года и не могли вызвать подозрений.

– Тогда что явилось подозрительным? – нетерпеливо уточнила Ольга.

– А вот что! В 1875 году господин Занфтлебен случайно узнаёт, что в одном из доходных домов проживает весьма милая и молодая девица Ольга Петровна Онуфриева. На тот момент, весьма бедная и находящаяся в стеснённых финансовых обстоятельствах. Купец приглашает её к себе на службу учительницей и воспитательницей малолетней дочери с достаточно высоким денежным содержанием, сто рублей в месяц. На следующий год он женился на девице и рассорился со своими детьми полностью и бесповоротно, упрекая их в непочтительности и делясь этим мнением со всеми своими знакомыми. В это период отношения генерала Гартунга с купцом по-прежнему не переходили за чисто коммерческие интересы. Завещание он переписывает, а душеприказчиками назначает Леонида Николаевича и Ланского. Обязывая Гартунга хранить завещание у себя.

– Не вижу ничего особенного. Господин купец женился на молодой девушке, поссорился с прежним окружением, в том числе и детьми, которые переживали за будущее наследство. Поэтому и назначил новых душеприказчиков. То, что новая и молодая жена имела над ним влияние, это обоснованно и естественно. Так происходит везде и всюду по человеческим нормам поведения. Обратного и представить невозможно, зачем он тогда бы женился. Видимо, она была недурна собой. Что ж в этом нового в нормах поведения общества? – уточнила Ольга.

– Вот что! Якобы, перед смертью, он желал помириться со своими детьми от первого брака. Об этом говорили опять же, тот же нотариус и коллежский асессор, но не более того. После смерти мужа, вдова вызвала Леонида Николаевича на дачу и передала генералу все документы, наличные деньги, драгоценные вещи для хранения, которые были увезены к нему на квартиру без описи. В дальнейшем это стало основной темой разбирательств и претензий от наследников. Как я ранее говорил, наследники вызывали приставов, которые по прибытию, описали документы и денежные средства. В этот же период прошёл досмотр судебными приставами, занимавшимися наследством, по просьбе родственников, квартиры в доходном доме, где ранее проживала Ольга Петровна Занфтлебен-Онуфриева. Этой квартирой она продолжала пользоваться и далее, прибывая в Москву по делам. Там были найдены, между бельём, неучтенные в описи наследства покойного, векселя. Ни много ни мало, на сумму долее двадцати тысяч рублей. В дальнейшем, в ходе разбирательств, были ещё найдены неучтённые векселя у Ланского, Мышкина, Алферова и у самой Ольги Петровны. Много и другого имущества было разбазарено по рукам душеприказчиков покойного. Порядка в делах не было, учет долгов по вексельным книгам в полном порядке не вёлся. В общем, найдено много недостатков в ведении делопроизводства по завещанию. Участники этой драмы перессорились между собой и начали упрекать друг друга в непорядочности.

– Сумасшедшая глупость. Завещание уже существовало. Причём здесь наследники. Им же всё равно это имущество не полагалось? – спросила графиня.

– Так-то так. Но суд и прокурор пошли по другому пути. Они усмотрели мошенничество с самого начала жизни престарелого купца и молодой жены, – ответил спутник.

– Но это же противоречит праву. Таким образом под сомнение возможно поставить любую сделку и любой общественный договор. Наверное, у кого-то в суде или прокуратуре был собственный интерес. В чем упрекнули самого генерала? —уточнила графиня.

– Его упрекнули в том, что он вёл смутную переписку с остальными участниками и находился в долгах перед покойным. Генерал часто занимал у ростовщика по векселям и эти векселя, в том числе, оказались у него в руках, после смерти этого купца. В упрёк Леониду Гартунгу было поставлено и то, что он находился в весьма стесненных денежных обстоятельствах. На службе он получал содержание, чуть больше пяти тысяч, недвижимости у него почти не было. В 1877 году его имущество уже описывалось за долги. Подобные претензии имелись и к графу Ланскому.

– Такое смутное дело? Обвинения полностью построены на векселях, найденных и не описанных своевременно. Возможно покойный и сам кому-то их отдавал. Кроме того, как правило близкие служащие специально запутывают дела, чтобы после смерти иметь выгоду. Конечно, новая молодая жена, что-то припрятывала на черный день, а может и престарелый муж действительно и сам дарил ей, и забывал. Обычная жизнь людей. Какое же здесь мошенничество? Странно! Кстати, а сколько лет было мужу и жене Занфтлебен? – уточнила графиня.

– Купцу шестьдесят четыре на момент женитьбы, а молодой супруге двадцать четыре.

– Да, это весьма и весьма существенная разница, – улыбнулась Ольга, – и, конечно, здесь весьма возможно предположить корысть со стороны девицы. Но корысть по отношению к родственнику, своему мужу, это не преступление. Это не мошенничество. Люди по своей натуре корыстны.

– Согласен с тобой. Возможно всё закончилось бы хорошо и малыми потерями, если не обвинительная речь прокурора Муравьева. В обращении к присяжным заседателям он весьма эмоционально обратил внимание всех присутствующих, как низко пали высокие люди общества: заведующий третьим округом государственного коннозаводства генерал-майор Гартунг, полковник гвардии, граф Ланской, бывший секретарь сената, коллежский советник Алфёров, вдова покойного и крестьянин Мышкин, обласканный покойным купцом. Особо остановился в равенстве преступников перед обществом, независимо от чина и заслуг. Рассказал, что, по его мнению, все два года жизни Ольги Петровны со своим мужем, это подготовка к преступлению, в котором участвовали все участники процесса. Предположил, что Гартунг и Ланский специально втягивали бедного покойного купца в лапы девицы. Он прошёлся и по личности самой Ольги Петровны. Рассказав о том, что причиной их знакомства явилось её объявление в газете с предложением услуг гувернантки. После окончания курса института, она пыталась таким образом заработать на жизнь. Наследники утверждали, что она пользовалась дурной репутацией и когда наступил момент свадьбы, то дряхлого старика вели в церковь под руки. По его мнению, каким образом дряхлый старик, имея восемь детей и десять внуков смог решиться на такой поступок? Только из-за обмана. Было вспомнено и то, что в церковь допускали только по билетам, на которых было написано рукой самой Ольги Петровны, «пропустить». Это делалось, по мнению прокурора, с целью оградить престарелого жениха от общения с обществом, возможной правды и влияния публики. Приведены примеры подложных писем, якобы посылаемых от детей отцу с оскорблениями и осуждениями, которые на самом деле не имели место. Прошёлся в очередной раз по личностям Гартунга и Ланского, которые тратят денег больше, чем имеют и это, по его мнению, впрямую указывает на их интерес в присвоение средств купца. Многие показали на дружбу Ольги Петровны с Гартунгом выходящую за нормы приличия, по их мнению. Другие показали, что престарелый купец очень гордился знакомством и общением с такими весьма известными людьми высшего общества, как граф Ланский и генерал Гартунг. Особенно прошёлся по личности Алфёрова, юриста старой формации весьма сведущего в делах о наследствах и обратил внимание на то, что тот не мог ошибиться, так как был весьма сведущ в юридической казуистике. Упомянул и крестьянина Мышкина, которого вырастил и сделал человеком, покойный. Предположил, что Леонид Николаевич уничтожил свои долговые векселя, когда документы покойного находились у него, а затем переписал их вновь на Ольгу Петровну, жену покойного. В общем вся его речь жёстко оскорбляла достоинство генерала из старинной дворянской семьи, была унизительна и эмоциональна. Затронула все нотки гордости и самоуважения Гартунга.

– А каков был долг генерала, перед купцом? – спросила Ольга.

– Пять тысяч рублей, может чуть более!

– Но это же не так много.

– Да это так. Возможно, всё это судебное дело развалилось бы. Так как прокурор, не найдя веских оснований начал давить на жалость и человеческую несправедливость. Особо он прошёлся по личности второй жены. Говоря о том, что почему Ольга Петровна, живущая в нищете ранее, через год смутной жизни с престарелым купцом, должна получить огромный доход и стать богатой вдовой. А дети и внуки остаться ни с чем. Упрекнул в том, что отсутствие четких доказательств вины Ланского и Гартунга не освобождают от сомнений в их причастности, так как все их действия указывают на это. Его речь была настолько пылкой и эмоциональной, что присяжные через четыре часа вынесли вердикт. В котором признали Леонида Николаевича Гартунга и Ольгу Петровну Занфтлебен виновными в похищении вексельной книги с целью извлечения выгоды. Алфёрова в похищении векселя. Ланского и Мышкина признали виновными в многочисленных обманах. Генерал застрелился прямо в зале суда. Смерть окупила вину всех участников этого смутного дела, однако покончил жизнь только один. В результате процесса Ольгу Петровну отравили в Сибирь, Алферова в ссылку в какую-то губернию. Ланского и Мышкина оправдали. Несколько позже сенат вообще отменил наказание, посчитав что в этом деле нет состава преступления. Процесс знаменит ещё и тем, что на нем выступал известный обществу защитник Фёдор Плевако,[59] резко выступавший против непродуманного и неверного решения суда.

– Какая несправедливость. Ради своей карьеры, а может и коммерческой выгоды, Муравьёв погубил благородного человека. А как ты считаешь, Евграф, Леонид Николаевич был виновен? – спросила Ольга, выходя их экипажа на Пятницкой, когда они подъехали к дому.

– А как считаешь ты, Ольга? Вначале хотелось бы услышать твоё мнение!

– Я думаю, если он и был виновен, то только в своей доверчивости по отношению к окружению. Конечно, и Ольга Петровна Занфтлебен преследовала свои корыстные цели, выйдя замуж за пожилого старика. Но она не выходила за рамки приличия, установленные обществом. Она может быть и укрыла от описи имущество, векселя и ценности, принадлежащие купцу, сделав это из корыстного побуждения. Однако, опять же, не переступила нормы приличия, установленные обществом, так как укрыла своё имущество, принадлежащее ей по праву жены. Просто в силу её молодости и в силу старости мужа, их брак не воспринимался как естественный. Общество отказалось признать её законной женой. Что касается крестьянина, находившегося на службе у купца, Мышкина, то вполне естественно предположить, что он приворовывал у старика, несмотря на то, что тот сделал его человеком нужным обществу. Тот сам его научил обманывать и наживаться на людском горе. Покойный Занфтлебен не был художником или священнослужителем, он был купцом-ростовщиком. Сам наживался на людском горе, обменивая его на свою выгоду в процентном отношении. Если подумать насчет графа Ланского и генерала Гартунга, то, наверное, можно заподозрить их в каком-то интересе в силу их потребностях в деньгах, но интерес объясним. Если и были договорённости, то они были достигнуты с покойным купцом и его законной женой. И если предположить, что они изъяли свои векселя, пользуясь своим положением душеприказчиков. То я бы их не осуждала, так как они стремились вернуть свои же деньги, отданные ненасытному и жадному купцу под шестьдесят процентов. На мой взгляд, всё это сочинил и прокрутил не кто иной, как бывший юрист и секретарь сената Алфёров, вышедший чистым из воды в процессе суда со своим интересом. Он и перетянул на свою сторону графа Ланского, убедив что тот уйдёт от ответственности. Так в дальнейшем и получилось. Считаю, что Леонид Николаевич виноват только в одном, в своей доверчивости и вере в благородство друзей. А как думаешь ты?

– Я думаю так же. Не зря же князь Оболенский[60] сказал про Леонида Николаевича, когда тот женился на Марии Александровне, что тот является блестящим представителем конной гвардии. Вполне честен, но очень беззаботен, – сказал Тулин.

– Что будешь делать завтра, Евграф?

– Завтра я с утра у Муратова, а потом, скорее всего, весь день и ночь буду занят делами розыска. Скажи, пожалуйста, Петру, что бы он так же подъехал в жандармское управление к девяти часам, – ответил он, нежно целуя графиню в щёчку. Графиня совсем не сопротивлялась.

Глава 8 Жандармское управление Тулы

С утра следующего дня Евграф, как обычно, сделал китайскую разминку под названием «у-чинь-ши». Которая заключалась в различных движениях, растяжке и принятии положения тела, соответствующего позам и повадкам животных. Теперь он делал это каждый день. Вот уже несколько месяцев сыщик занимался у некого учителя Чана. В 1862 году была открыта Российско-Китайская граница, в целях торговли. С этого года жители Поднебесной стали появляться в Российском государстве всё чаще, в большинстве своём в Приамурском крае. Но вот очередь дошла и до Москвы. В начале года, в белокаменной, появился настоящий китаец, мастер Чан. Он долгое время прожил в Приамурье и достаточно сносно разговаривал на русском. Как его настоящее имя, для чего и отчего он приехал, сыщик не знал. Господин Чан заплатил пошлину один рубль тридцать копеек, и имел полное право весь год жить в России. Снял помещение у какого-то московского мещанина за небольшую плату и открыл школу китайского языка. Кроме этого, он начал преподавать науку побед над противником без оружия, по-ихнему «Уи».[61] Лечение массажем и травами. Правда, ученик пока у него был всего один, Евграф Михайлович. Сыщику, впрочем, показалось, что мастер Чан и не стремиться к поиску учеников, так как совсем не прилагал к этому усилий. В своём деле китаец был признанным гуру, применявшим для самообороны различные предметы. Вообще, в искусстве единоборства, как объяснил мастер, имелось восемнадцать старинных видов оружия. Китаец умел обращаться со всеми. Мастер показал и рассказал про каждый вид. У него имелся самострел – «ню», топор «фу» с двумя острыми лезвиями, который он мастерски бросал в цель. Пика «па» с двумя острыми клинками, находящимися справа и слева от основного. Пика «мао», похожая на копьё. Вилы «ча», похожие на русскую рогатину. Различные мечи и сабли «дао», которые представляли собой острое оружие с односторонней заточкой и большой меч «да-дао». Секира «юэ», похожая на большой топор. Молот «чуй» на ремённой рукоятке. Палка-копьё «шу». Меч «цянь», похожий на обычный кинжал. Кистень «цянь», похожий на небольшую железную палку. Шит, «дунь». Копьё «цян», не особо отличавшееся от прежних пик. Плеть «бянь» с небольшим железным шариком на конце. Лук «гун», ничем особым не отличавшийся от русского старинного лука. Алебарда «цзи». Аркан «суо», мягкая, легко гнущаяся верёвка, которую он ловко набрасывал на различные торчащие предметы. Сыщик пересчитал все предметы, их было семнадцать и задал вопрос. Где ещё одно оружие, если считать, что их восемнадцать? Тогда мастер Чан хитро улыбнулся и ответил: «Бай да – пустой удар», то есть схватка голыми руками. Кроме старинного, имелось и более современное оружие, палки на цепях-цзебянь, верёвки с грузами – лю син чуй, верёвками с крюками- фэйгоу, и много ещё чего. Чудес, которые вытворял мастер Чан, сыщик никогда в своей жизни не видел. Он и ножи умел бросать на расстоянии прямо в цель и всякие острые предметы, называемые по-ихнему «аньцы». Перед поездкой в Тулу учитель подарил Евграфу железные шары, под названием «баодин», для тренировки кистей рук, при этом показав, как их надо применять. При удачном броске ими можно задержать или остановить нападающего, так как они были достаточно тяжелыми. Сыщик даже не представлял, если бы ему, например, подобный шар попал в голову. В Санкт-Петербурге, в полиции, уже начали преподавать японскую науку Джиу-Джитсу. Фёдор Фёдорович Трепов, градоначальник, настоял на этом. Но в Москве пока этого ещё не было, хотя необходимость в задержании преступников без оружия имелась. Сыщик, владевший приёмами французской борьбы, с удовольствием учился новому китайскому искусству, перенимая его у мастера Чана. Кроме того, китаец умел ставить иголки и снимать боль и усталость, пил постоянно чай на травах и угощал этим чаем сыщика. Целей пребывания китайца в Москве, сыщик не знал. Однако, некоторые мысли, по этому поводу всё-таки существовали. Но пока он с мастером Чаном их не обсуждал. Дело в том, что до Москвы дошли слухи о наличии в верховьях Амура, в районе реки Желтуги, по-китайски Мохэ, неких золотых приисков. Говорили, что в этой местности русские и китайские бродяги и всякие искатели приключений организовали Желтугинскую республику.[62] У этого незаконного территориального образования имелась выборная власть и собственные начальники, назначенные на общем сходе общества добытчиков ценного метала. Население было небольшим, человек сто или двести, но золота добывали достаточно. Это золото полузаконно продавалось скупщикам как с российской, так и с китайской стороны. Появлялось оно и в Китае, и в России. Скорее всего, Чан мог иметь некую связь с этими приисками. Это предстояло узнать. Однако пока Евграфа устраивало просто общение с китайцем и те знания, которые он получал от китайского мастера.

Закончив с воспоминаниями и сделав утренние дела, Тулин направился в жандармское управление, на доклад к генералу Муратову. Губернское жандармское управление Тулы располагалось на Ново-Павшинской улице. Прибыв к зданию, Евграф вошёл внутрь и последовал в приёмную. В ней находился молодой жандарм в звании поручика жандармерии, в практичном и красивом тёмно-синем мундире-куртке с запашным бортом на пять крючков, без пуговиц. Шею облегал высокий воротник-стойка с алой выпушкой. На воротнике и обшлагах имелись серебряные петлицы. Шаровары, тоже с алой выпушкой, были заправлены в высокие сапоги. Имелась шашка и револьвер. Офицерский состав в Корпусе жандармов был элитным. Набор осуществлялся из среды армейских офицеров, окончивших военное училище по первому разряду, прослуживших не менее четырёх-шести лет в действующей армии и положительно характеризующихся, не замеченных в карточных долгах. Имеющих боевой опыт и правильные политические взгляды. Успешно сдавших экзамены, которые принимал лично начальник корпуса. При этих условиях кандидат направлялся на специальные курсы. На них преподавались предметы по устройству и организации жандармерии, розыску, дознанию, государственному и уголовному праву. Подробно изучалась Общая и Особенная часть Уложения по уголовным и политическим преступлениям. Службой в жандармерии гордились и ценили, офицеры были преданы корпусу и начальству. Евграф и адъютант были уже знакомы по прошлому году, звали его, Александр Фролович. Он был высок, хорошо сложен, имел красивое, мужественное лицо с бакенбардами. Кроме того, отличался хорошим нравом, оригинальным умом и собственным взглядом на многие события. Природное чувством юмора дополняло приятное впечатление о данном офицере и вызывало уважение. Петра ещё не было, видимо, задерживался. Евграфу всегда доставляло удовольствие беседовать с Александром Фроловичем, поручиком жандармерии.

– Это вы, титулярный советник? Вновь к нам из Москвы прибыли? Какими судьбами занесло в Тулу? – удивился молодой адъютант, увидев сыщика.

– Так и есть, Александр Фролович, собственной персоной. Но я ещё и не уезжал. Дела привели. Могу ли быть принятым, уточните у генерала.

– Рад вас видеть! Пока нет никакой возможности. К начальнику два купца с утра пораньше заявились. Жалуются на подпоручика Сергея Ржевского.

– Кто таков и чем провинился? – уточнил Тулин.

– Не знаете, кто таков подпоручик Ржевский? Ну вы даёте, Евграф Михайлович! Это наша венёвская звезда на небосводе Тульской губернии. Ржевских, в семье три брата, но самые весёлые это Пётр Семёнович и Сергей Семёнович. Так вот, позавчера гулял Сергей в тульской ресторации с купцами. Как обычно, неплохо посидел, скорее всего за их счёт. Он, как в ресторацию сходит, так потом долго весь город обсуждает его чудеса поведения. На всех базарах и рынках судачат, не только в высшем обществе. То, что смеялись все за столом, над его обычными шутками и прибаутками, сильно мешая всей публики, не главное. Если бы не один казус. Урезонить его подошёл один пьяный господин, который попросил не шуметь, если у него есть дворянское достоинство. Так он ему на весь зал ответил: «У меня такое могучее достоинство и родословное древо, в отличие от твоего, что все дамы завидуют». Купцы в смех. Публика, в ресторации, тоже. Тот господин ему опять: «Я не знаю кто вы, но вы хам, наглец и пьянь». Сергей ему в ответ: «А у тебя мой друг, жопа толстая и живот как у помойного кота, я-то завтра протрезвею, а ты так и останешься со своим обликом кота бездомного». Этот господин оказался человеком не простым, а чином восьмого класса в табелю о рангах, коллежским асессором из Калуги. Приказал вызвать полицию. Так пока полиция прибывала, подпоручик подговорил купцов. Они вместе с ним господина этого, когда он вышел по нужде, скрутили верёвками, напоили насильно. Он после влитой в него водки и «лыка не вязал». Затем отдали полиции, как бузотёра и нарушителя спокойствия. Полиция этого чина приняла и увезла в участок. Только когда он протрезвел, то всё выяснилось. Кто он и какого важного чина. Узнав, полицейские отпустили его с извинениями. Говорят, сильно скандалил, грозился найти управу на весельчака Ржевского. Дальше ещё интереснее….

– Так вы про Ржевского? Да, он в этот день позабавил весь город, не только в ресторации. Это было как раз в тот вечер, когда мы были там всей компанией, но, к сожалению, или радости Ржевского, рано ушли. Иначе бы несдобровать ему, творя такие чудеса в присутствии начальника жандармского управления. Мы его не видели, потому как заходили и выходили через отдельный вход, – весело сказал, вошедший, Пётр, извинившись за опоздание и поздоровавшись.

– Так почему купцы жалуются, а не чин из Калуги? Что с ними приключилось? – удивлённо спросил Евграф.

– Господин из Калуги уже вчера был и уехал к себе в губернию, а эти только сегодня пришли. Произошло следующее. После попойки, купцы вместе с ним поехали в номера, выпили там ещё. Дали денег и поручили Ржевскому вызвать дам лёгкого поведения. Сами, значит, купцы в предвкушении милого отдыха расположились в томном ожидании, по отдельным комнатам. Раздаётся стук к одному и второму одновременно. Купцы одновременно в радости отвечают, примерно так: «Милостью просим, дорогая дама!». Дверь открывается, купцы встают с кроватей, а к ним заваливаются медведицы с рычанием и звериными ласками и обниманиями. Сергей послал к цыганам и попросил привезти двух дрессированных медведиц, которые человеку ничего плохого не сделают, но испугать могут до смерти. Так вот, купцы, в чём их мать родила и выскочили из номеров, пугая весь люд. Смеху было у всей публики до коликов в животе, до сих пор весь город смеётся. Они его, как опомнились, чуть не убили. Чудом успел убежать и в своем имении Мильшино прячется. Там его не достать. Так вот, они и пришли жаловаться на его поведение. Только это напрасно, он законы не нарушил, только народ посмешил, – смеясь, продолжил рассказ адъютант Муратова.

– Сергей что, не женат, коли такие чудеса творит? Больше нечем заняться? Почему не служит в армии? – уточнил Тулин.

– Пока нет, не женат. Только однажды сделал попытку, которая с треском провалилась. Как-то раз решил Сергей жениться и вот, что отчудил. Самое главное, всем рассказал. Его крёстная и родная мать решили его соединить узами семейности. Сергею очень нравилась одна девушка из бедной семьи, но весьма симпатичная и романтичная. Фамилию я говорить не хочу из принципа соблюдения порядочности. Так вот, заботливые маменьки решили устроить встречу Сергея с этой милой мадемуазелью с целью налаживания отношений. На всякий случай, положили в карман подпоручика корочки чёрного хлеба. По старинному русскому обычаю для удачи. Молодых расположили в отдельной комнате для удобства общения. Девушке было восемнадцать лет, Сергею двадцать три. Надеялись на то, что это позволит промелькнуть между ними особой искре, способной зажечь факел новой счастливой семьи. Как рассказывал сам Сергей, девушка очень хотела замуж, тем более Ржевские достаточно обеспечены. Видя такую прелестную девушку рядом с собой, он очень взволновался, вскочил и начал ходить по комнате, разговаривая с ней. При этом достал из кармана платок и вместе с ним выпали корочки хлеба. Это, как известно, плохая примета, когда хлеб падает. Он сконфузился, а мадемуазель рассмеялась, да так, что хохотала длительное время и привела Ржевского в весьма стыдное состояние. После этого он очень уважительно с ней распрощался. До сих пор не женат. Однако, молодец Сергей никогда не унывает. Придумывает всё новые и новые забавы. Без него было бы скучно в губернии. В армии не служит, на это есть причины. Хотя служил, но не удачно, – поделился своим мнением Пётр Владимирович.

– Что произошло с ним на государевой службе? – уточнил Тулин.

Ответить ему адъютант и граф Бобринский, не успели. За то время, пока они обсуждали Ржевского, из кабинета генерала начали выходить купцы. Адъютант вошёл к Муратову, доложил о прибытии к нему новых гостей. Выйдя от него, пригласил их войти к начальнику. Оба вошли, договорившись с адъютантом закончить разговор после приёма у генерала.

– Здравствуйте, господа. Вот, вынужден принимать жалобы от нашего купеческого сословия на новую выходку подпоручика Ржевского. Небось, уже слыхали?

– Знаю, адъютант и Пётр поведали эту весёлую историю. Да и весь город судачит, по словам Петра, – ответил Евграф, приветствуя генерала.

– Вот ведь, никак не успокоиться. Родители были исключительно уважаемыми и богобоязненными гражданами. У них в семье трое братьев было. Старший, Дмитрий Семёнович, умер уже, пусть земля пухом будет. Был директором гимназии в Смоленске и Твери, управляющим Тульской контрольной палатой государственного контроля, человеком серьёзным и рассудительным. Шалости себе не позволял. Двоюродный брат, Сергей Дмитриевич, сын Дмитрия Сергеевича, на хорошем счету, служил чиновником по особым поручениям при Рязанском губернаторе. Три года назад стал камер-юнкером двора его Императорского величества. Сейчас исполняет должность Одесского отдельного цензора по направлению цензуры. Если так дело дальше пойдёт, то станет губернатором, отзывы о нём исключительно положительные. А эти двое – шалопаи. Петр, ещё куда не шло, до поручика дослужил. Когда все деньги в свой проект дома вбухал, то за ум взялся, поступил служить земским начальником в уезде. Сергей, после того, как его за проделки из действующей армии выгнали, с семьёй брата проживает, в поместье Мильшино. От нечего делать всю губернию веселит. Прослужил-то всего чуть больше года, и то половина на гауптвахте. У Петра Семёновича порядка особого в уезде нет. То сундук с деньгами из полицейского участка выкрадут, аж восемнадцать тысяч. То голову у убитого трупа отрезали, пока караульные пьянствовали, а он сам на балу вытанцовывал. Ладно, речь не о них. Если вам, Евграф Михайлович будет очень интересно, тогда Пётр Владимирович всё расскажет. Он-то тоже венёвский, все эти истории и сказки хорошо знает. Закончим с Ржевскими, докладывайте по нашему делу. Что у нас по угнанным лошадям с конюшни Николая Никитича Добрынина?

Тулин кратко рассказал о розыске, который он провел вчера в селе Прилепы. Остановился на тех фактах, которые удалось добыть в ходе осмотров и опросов местных жителей, обнаружении пещеры и освобождении Майлова и кучера Васьки.

Муратов был удивлён такими поворотами событий и этого не скрывал. Внимательно выслушал и приступил к обсуждению.

– Да, весьма интересно. Даже бы и не подумал, что такие страсти разгорятся в небольшом селе. Как-то уж всё запутанно, всё непросто. Обычные конокрады так свою жизнь не осложняют. А здесь, в сельце, и заложники, и нападения с похищениями, мистика всякая. Так, что вы думаете? Какой план розыска предлагаете? – уточнил Муратов.

– Предлагаю, ваше высокопревосходительство, следующее. В словах злоумышленников, нападавших на кучера Ваську и служащего Майлова, чётко прослеживалась фраза «теперь на Ушкинскую…». Полагаю, что это городская улица на окраине, в сторону Богородицкого тракта. Надо там установить круглосуточное наблюдение агентов, может что-то и узнаем. Доносчиков, дворников, всех соглядатаев подключить. Кроме того, в ближайшее время разберусь, что за фраза такая: «Вай, вай, эряви азор, путомс камбраз, аелдамс авака» и какой народ на ней разговаривает. Похоже на цыганский язык. Пуговица от гвардейского мундира тоже, несомненно, играет важную роль, но пока даже и не предположу, как она оказалась в пещере. Была там ранее или потеряли злоумышленники. Думаю я, что подключу некоторых своих «личных агентов» узнать, не проживают ли на территории города пришлые ватаги конокрадов или другие ухари бандитского размаха, этим сегодня и займусь. Пойду, поброжу, по площадям и торговым местам, мелочным бакалейным лавкам, народ послушаю, к старым товарищам-ночлежным загляну на Всехсвятское кладбище. Пётр Владимирович пока мне совсем не нужен, но, возможно, пригодится в дальнейшем. Одежда босяцкая у меня осталась на квартире, так что с внешним видом проблем не будет. Завтра доложусь о том, что выясню. По поводу женского украшения, эгретки, прошу вас уточнить у Добрынина при встрече. Возможно, кто-то из его гостей обронил. Нельзя же в серьёз предполагать, что коней похитила женщина.

– Ну что ж, при отсутствии другого плана, более хорошего, и этот сойдёт! Во-первых, я завтра обещал во второй половине дня проинформировать нашего уважаемого голову о том, как продвигается розыск украденных коней, поэтому жду вас до полудня. Во-вторых, к сожалению, у меня тоже никакой дополнительной информации больше нет, несмотря на то, что задействованы лучшие силы жандармского управления. В-третьих, вот такая записка Николаю Никитичу поступила вчера вечером, принёс курьер-мальчишка. В руки служащему сунул и убежал. Прочтите внимательно, и своё мнение изложите, – сказал генерал и передал Евграфу листок бумаги.

На листке, ровным почерком, с соблюдением всех знаков препинания было написано: «Мы, члены общества „Народная воля“ сообщаем вам, милостивый государь, что экспроприация коней – это наше предупреждение. Если вы не прекратите грабить население, следующим актом станет нападение на вас лично и возможно ваша смерть. Отсутствие заботы о простой публике приводит к спаиванию людей, увеличении проституции и других пороков нашей жизни. Несмотря на отмену крепостного права, быт простого человека всё больше ухудшается. Предлагаем вам подать в отставку с поста головы города. Деньги, вырученные от продажи коней, будут направлены на развитие нашего движения. Организационный комитет».

В прошлом году, после покушения на императора, Евграф был откомандирован на три месяца в северную столицу для помощи в проведении расследования, обысков и облав в отношении членов движения Народная воля и Чёрный передел. Обе организации преследовали цели свержения монархии, однако разными путями. В Народной воле собрались оголтелые террористы по своим жизненным убеждениям. В Черный передел вошли более умеренные революционеры, считавшие главной формой работы с народом агитацию и пропаганду. Тогда власти действовали решительно и энергично. За очень короткое время, все террористические группы были выявлены. Более восьмидесяти активных членов были задержаны. Пять из них повешены на плацу Семеновского полка. Более пятидесяти отправлены на каторгу. Различные сроки уголовного наказания получили и остальные. Поэтому вопросы, связанные с революционным движением он знал не по наслышке, а лично.

– Не верю я, что это революционеры. Так нагло и открыто действовать? Да и зачем раскрывать свои намерения? Тем более, что вы сами, ваше высокопревосходительство, говорили о том, что активных борцов на территории губернии нет, за исключением семьи Квановских из села Соковнино, Чернского уезда Тульской губернии. Да и те в бегах и под постоянным наблюдением, – заявил сыщик, возвращая письмо начальнику управления.

– Да я и сам не верю, но для чего-то же это письмо нужно? Конечно, меры предосторожности примем. Голову нашего возьмём под дополнительную охрану. Кто-то играет свою игру. На цыган такое непохоже, слишком замудрённо. Поэтому, имейте в виду! Приступайте к реализации вашего плана. Когда будете исполнять вами придуманный план, узнайте, нет ли информации по банде грабителей почтовых карет. Последнее время дорогу от Москвы до Белгорода лихорадит неизвестная банда, почтовые экипажи грабит. Не слышали, Евграф Михайлович? – задал вопрос Муратов.

– Читал, но в розыске не участвовал. Постараюсь узнать у нищих с Всехсвятского кладбища, есть ли какая информация по фактам ограбления экипажей. Если народ что-то обсуждает, то это нам с вами станет известно. Обещаю, – ответил сыщик.

– Завтра жду господа, – сказал Муратов, встав из-за стола, закончив приём

Евграф и Пётр Владимирович вышли из кабинета и подошли попрощаться к адъютанту.

– Желаю удачи вам господа, а на дорожку свежие анекдоты от Серёжки Ржевского, – сказал Александр Фролович.

Слушайте господа: «Сергей едет в поезде Москва-Тула. Присел рядом с пожилыми светскими дамами и ненароком стал свидетелем разговора.

Первая дама говорит: «Вы знаете графиня, я сделала вывод, что серебро от яиц сильно чернеет!».

Вторая ей отвечает: «Да что вы, милочка? С чего вы это взяли? Никто мне ранее об этом не говорил!».

Первая опять: «Представляете, вчера случайно положила серебряную ложечку возле яиц и что вы думаете? Ложечка почернела!».

«Век живи и век учись подумал Ржевский, перекладывая серебряный портсигар из кармана брюк в нагрудный. Вдруг почернеет и потеряет оригинальный вид.»

– Как вам господа? – засмеялся адъютант

– Совсем неплохо, хотя пошловато, – рассмеялись Евграф и Пётр.

– А вот ещё, – продолжил адъютант: «Поставили подпоручика Ржевского в караул. Он постоял, постоял на посту и ему стало скучно, решил прогуляться по дворцу. Гулял до окончания службы часовым, затем пришёл в караул. Там его начальник спрашивает: «Ржевский, где вы были? Я поставил вас в караул и на пост, но не мог вас найти три часа! Безобразие! Вас надобно наказать!».

Сергей ему отвечает: «Вот уж не знаю при чём здесь я. Сами меня поставили на пост, а найти куда поставили не можете. Может это вас надо наказать, за незнание своих постов».

– А вот ещё один. Приходит Ржевский к уездному доктору и жалуется на самочувствие. Мол всё болит и на душе не спокойно. А доктор у него спрашивает: «Когда последний раз выпивали шампанского?». Ржевский ему отвечает: «Да уже с неделю трезв». «Тогда что вы хотите? От этого и все беды. Наверное, вы нарушили своё обычное состояние!» Как вам этот? – уточнил жандармский офицер, с улыбкой.

Посмеявшись с адъютантом над свежими анекдотами, друзья вышли из приёмной.

– А о каком деле говорил Муратов, не о том ли, о котором уже как полгода судачат все газеты? Так называемое дело «Меланиппок», двух дам, почтовых грабителей? – уточнил Пётр, когда они спускались по лестнице.

– Именно так, Пётр Владимирович, именно так, – задумчиво ответил Евграф.

Глава 9. Почтовые ограбления

Это дело, по ограблению почтовых служащих на почтовом тракте, было весьма неординарным. Оно поразило общество своей необычностью и невозможной смелостью. Все московские и санкт-петербургские газеты трубили об этих загадочных происшествиях. На дороге между Москвой и Белгородом, так называемой, московской почтовой дороге, были совершены дерзкие ограбления. Всего четыре и все без жертв. Неожиданным налётам подверглись почтовые экипажи московского отделения почтовых карет и брик. Данные отделения в Российской империи занимались перевозкой почты, но не чурались и перевозками обывателей, желающих совершить подобное путешествие в специальных крытых каретах. Несмотря на высокую цену услуг по перевозке пассажира, от десяти до двадцати рублей на дальние расстояния, пользовались успехом. Российская почта перевозила таким путём не только пассажиров, письма и корреспонденцию, но и денежные средства. Допустимым являлась отправка по почте денежных пакетов до двадцати фунтов и монет до шестидесяти фунтов. Шайка налётчиков грабила почтовые кареты только с одной целью, с желанием завладеть данными пакетами с деньгами. Вероятнее всего, точно зная, есть ли в почтовом экипаже денежные пакеты или нет. И каждый раз в новом месте на данном почтовом тракте. Почтовые экипажи, в лучшем случае, охранялись единственным охранником, не имеющего особого представления о практическом использовании оружия. В общей сложности, официально было похищено около пятидесяти фунтов бумажных денег и ста фунтов монет. Содержание ценностей досконально было не известно, так как в газетах не описывалось. Кроме того, лица подобным образом посылавшие деньги, очень часто отказывались от них, в связи с их не совсем честным или не прозрачным происхождением. Поэтому, точную сумму ущерба, вероятнее всего, знали только сами похитители и те обыватели у которых они были украдены. Дело в том, что от суммы перевозимых ценностей за безопасность и в целях страхования, было необходимо заплатить половину процента. Сумму немалую! Поэтому многие и не платили, надеясь на русский «авось» и желая сэкономить денег. А если не платили, то значит и реальных денег в отправлениях через почту не было. Получается так!

Нападения происходили между почтовыми станциями, которые стояли по всей дороге. Данные общественные дома использовались для отдыха пассажиров, замены лошадей, обмена почтой между почтарями. По всей империи имелось около четырёх тысяч станций. Там же собирался и государственный сбор, по десять копеек, за каждую прогнанную по тракту лошадь. Свидетелей не находилось. Охрана не смогла ни разу оказать сопротивления, пораженная дерзостью и неожиданностью ограблений. Но все почтовые лица, пострадавшие в ограблениях, в один голос твердили, что это были две женщины на чёрных конях, прекрасно сидевшие в седле. Дерзкие, необычайно смелые, одетые в мужскую одежду и отлично владеющие оружием. Поэтому пресса прозвали их ватагой «Меланиппок». Была в древней греческой истории такая кентавр-женщина. Внучка кентавра Хирона. После названия, употреблённого в газетах, оно закрепилось и в обществе. Однако лиц никто из них не видел, возраст и внешность определить не смог, так как они были в масках. Все случаи были, до обыденности и наивности, просты. Первый случай грабежа, произошёл между Тулой и Мценском. Карету просто нагнали двое верховых и наставив револьверы на почтового кучера и охранника, потребовали сидеть тихо. Пассажиров было двое, престарелая дворянка, помещица и её гувернантка, ехавшие в Мценск. Затем, одна из налётчиц, спрыгнув с коня, держала под двумя револьверами служащих почты на прицеле. Подручная, так же бодро спрыгнув, быстро обчистила груз, вытащив необходимые пакеты с деньгами. Предварительно, забрав револьвер у охранника. Больше ничего не тронув, ни слова не сказав, налётчицы ускакали. Свидетели происшествия в один голос показали, что это были две женщины, лица у них были закрыты масками. Но одежда, стиль походки и особенности фигуры убедительно объяснили их половую принадлежность. Ввиду особой опасности, почтовый департамент министерства внутренних дел, принял решение об усилении охраны. Начали назначать двух охранников. Почтовые депеши разнесли по всей центральной части России описание грабителей, со строжайшим наказом принять меры к их задержанию, но это не помогло. Через неделю ограбление повторилось. Второй случай был сложнее. Произошёл он между Мценском и Орлом в вечернее время, не доезжая трёх вёрст до станции. Почтовый экипаж остановился, так как на проезжей части лежал человек, по виду и одежде женщина. Один из охранников, достал револьвер, осторожно подошёл к телу женщины. Попытался перевернуть лицом к себе. Как только он взялся за плечо, это тело перевернулось само, в сторону охранника. Два револьвера, по одному в каждой руке, уставились дулами в лицо человеку, пытавшемуся оказать помощь. В это же время из правой обочины поднялась ещё одна фигура грабительницы и направила пару револьверов на второго охранника и кучера. Пассажир, чиновник одного из публичных присутствий Орла, испугался и упал в обморок, прямо в почтовом экипаже. У служащих почты не хватило смелости ни повиноваться требованиям злоумышленников. Как и в прошлый раз сопротивления они не оказали. Результат был прежний, пакеты с бумажными деньгами и монетой были изъяты из почты, а оружие у охранников отобрано. Почтовый департамент, обеспокоенный случившимся, выпустил циркуляр, в котором запретил почтовым каретам следовать в ночное время и в период сумерек, дано было распоряжение об усилении поиска грабителей. Вновь, пострадавшие от грабежа, убеждали в том, что это были две дамы, прекрасно сидевшие в седле. Третий случай не поддаётся описанию. Всех, кто знал или читал про это дело «Меланиппок», он покорил своей смелостью и авантюрностью. Случилось это под Тулой. Это был первый случай, когда одну из женщин увидели в лицо. Произошло это так. Почтовая карета, с двумя охранниками, прибыла под вечер на почтовую станцию. Поставив лошадей в стойло, организовали охрану самой кареты одним охранником, со сменой через четыре часа. Остальные расположились в чистой и чёрной половинах станции. Господа в чистой, а слуги, охранники и ямщики, в чёрной. Вместе с кучером, служащими почты, ночевали два бравых поручика, гусарского полка. На почтовой станции также, естественно, находился и смотритель. Поздним вечером раздался стук в дверь почтовой станции. На пороге, со слезами на глазах, стояла миловидная дама в вуали и нервно стучала в дверь. При этом она плакала и заламывала руки. Ей открыли. Стучавшая, стройная брюнетка с длинными волосами и красивой фигурой, плача рассказала, что она убежала с места нападения грабителей. Якобы, на неё и её мужа напали в полуверсте от станции. Муж ранен, кучер ранен, оба истекают кровью. Имущество утеряно, так как грабители, по виду женщины, всё забрали, деньги и драгоценности, не оставив даже верхней одежды. Была она одета в легкое платье и казалась страшно замёрзшей, так как на дворе была ранняя весна. Естественно, оба поручика и один из охранников бросились на спасение пострадавших от грабежа, надеясь на то, что заслужат награду за задержание опасной банды. Однако, вначале решили уточнить, где произошло ограбление, на каком конкретно месте. Но не смогли, так как очаровательная дама упала в обморок. Все усилия привести её в чувство не помогли. Естественно, смотритель немедленно занялся оказанием помощи пострадавшей, перенеся её на руках в одну из свободных комнат чистой половины. Бравые военные и охранник бросились к дороге, уверенные, что это произошло совсем не далеко, коль дама пришла пешком. Каково было удивление смотрителя станции, когда, прибыв с горячим чаем к даме, он увидел револьвер, смотревший ему в лицо. Смотритель был связан преступницей и оставлен в комнате. В это время, помощник или помощница этой дамы, обезоружила охранника кареты, нанеся ему внезапный удар по голове, от которого тот потерял сознание. Грабители успешно присвоили имущество, похитив, как и прежде, мешки с деньгами и убыв на лошадях этого же почтового экипажа. Оба подпоручика вместе с охранником, проскакав вначале в одну сторону две или три версты, затем в другую около шести, вернулись без результатов. Каково же было их состояние, когда они увидели еле-еле приходящего в себя, после удара, охранника и связанного смотрителя почтовой станции. Понятно, что вновь в погоню никто не бросился, так как на дворе была тёмная ночь. Да и времени прошло более чем достаточно, для того чтобы скрыться с похищенным. Четвёртый случай превзошёл по своей авантюрности, описанные события, во много раз. На почтовой станции, под Орлом, второй день проживали две женщины. Обе они были в траурной одежде, с тёмными вуалями на лицах. Как описывали позже свидетели, одна была сравнительно молода, вторая в преклонном возрасте. Впрочем, они мало с кем общались, находились постоянно в своей комнате. Женщины постоянно плакали и страдали от потери родственников. Прибыли они на почтовой карете, но на второй день ехать на ней не смогли, в связи с полным расстройством здоровья графини. Именно так к ней обращалась молодая гувернантка. Ехали они в Белгород. Почтовая карета, проходившая во второй день, задержалась, как положено, на ночь. Утром обе дамы, по установленным правилам, заплатив, заняли места в экипаже. Вещей у них практически не было, только небольшие дамские сумочки в руках. Отъехав на достаточное расстояние, попросили остановиться, графине стало дурно. Затем гувернантка попросила одного из охранников помочь графине, тот согласился. Далее произошло неожиданное: дамы напали на охранников, обезоружили их и связали. Кучер успел сбежать в лес. Взяв необходимые пакеты с деньгами, грабители выпрягли лошадей из кареты и скрылись на них в неизвестном направлении. Полиция не находила себе места. Общество раскололось. Одна часть желала, чтоб похитительниц частной собственности немедленно нашли, наказали и сослали на каторгу. Другая часть, поражённая рассказами прессы о достоинствах дам-грабителей, ждала продолжения приключений «Меланиппок», искренне переживая за них. В России очень любят женщин и многое им прощают. Даже боготворят. А красивых женщин любят вдвойне или даже втройне. Подобные случаи на просторах страны были редкостью, обычно дамы в грабежах не участвовали, в отличие от Европы. Вот, например, в Англии, в Лондоне с 1873 года активно действовала банда, состоящая только из женщин грабительниц и воровок. Называлась она «The Forty Elephants» – «сорок слоних или сорок воровок». Имела свою королеву-преступницу, жестокие порядки и нравы, высокую дисциплину. Грабежам подвергались крупные магазины одежды, украшений и драгоценностей. Налёт совершался несколькими десятками дам, внезапно и дерзко. Сопротивление им обычно не оказывали, а если и оказывали, то дамы действовали отчаянно. При себе они имели холодное и огнестрельное оружие. Несмотря на действия полиции, обезвредить банду полностью пока ещё не удавалось. На каждое свободное место, при аресте одной из преступниц, немедленно приходила новая девушка. Тем самым их было постоянно сорок. Говорили, что они жили очень роскошно, прогуливая шальные деньги в ресторанах и в путешествиях в другие страны. Но в России такого масштаба женской преступности не наблюдалось. Однако, после четвёртого случая ограбления на почтовом тракте прекратились, и о них не было слышно уже около полугода. Надо сказать, что им постоянно улыбалась удача или они имели чёткий расчёт. По данной дороге проезжало больше двенадцати тысяч повозок в год, до тысячи в месяц, до тридцати в день. Однако, ни разу никто из проезжающих не стал свидетелем грабежа. Кроме того, ни разу грабители не ограбили почтовую карету, в которой не было денег, значит точно знали, кого грабить и работали по наводкам. Тулин этим делом не занимался, но знал из газет и донесений по полицейской линии. Судя по просьбе начальника жандармского управления эту ватагу грабителей не нашли, коль по-прежнему генерал Муратов озабочен информацией о преступниках.

Глава 10 Артели нищих и бездомных

Выйдя от начальника жандармского управления, Тулин и Брежнёв, направились на временную квартиру сыщика, предоставленную правлением оружейного завода. Там Евграф должен был переодеться к предстоящему выходу на улицы Тулы, в общество нищих и прочих обитателей трущоб, и публичных мест города.

– Так что, Евграф Михайлович, вы и в правду сейчас на квартире опять переоденетесь в рвань, которую вы еще не выбросили. Потом пойдёте к нищим на улицы или ночевать в ночлежку, чтобы что-то узнать о конях? – уточнил Пётр.

– А что делать, надо искать пропажу. Кроме того, как вы помните, только недавно я вас спас, вместе с дамой вашего сердца, Викторией Тихоновной Худеяровой. Всё успешно получилось, благодаря именно этому неприглядному образу. Что же теперь вам не нравится?

– Вы неправильно меня поняли. Я не осуждаю и не пренебрегаю вашими методами. Я вами восхищаюсь, сколько нужно смелости и мужества поступать подобным образом! Расскажите об этих людях, нищих, чем живут? Чем дышат? Какие цели в жизни?

– Могу рассказать, если вам так интересно! Постараюсь всё поведать, что сам знаю. Для графа это весьма необычные и новые знания, – улыбаясь ответил сыщик.

По пути, на Посольскую улицу, сыщик приступил к рассказу об образе жизни нищих и бродяг в России: «Артели нищих есть в каждом городе России. Что бы стать заправским нищим нужно пять или шесть лет быть учеником у приличного, имеющего большой опыт в своей работе, связи, знакомства в мире беспризорных босяков и нищебродов, наставника. Знающего город, все его подвалы и помойки, базары и лавки, церкви и кладбища как свои пять пальцев. Затем выдержать экзамен на знание молитв, сказок, песен, всяких поговорок и чудесных рассказов. Иногда экзамен принимается не в одиночку, а в присутствии целой комиссии заслуженных в своём деле нищих и старших артелей. Прошедшему отбор новоиспечённому нищеброду дарится торба и определяется место для самостоятельной работы, а также устраивается праздник для старших на деньги нового члена.

Как правило, состоят эти артели из следующей публики, распределённой по профессиям. «Горюны, Слёзные или Печальники», эта уличная братия работает возле церквей, торговых площадей, вблизи кладбищ в день захоронений богатых граждан, в общем везде где можно надавить на жалость и человеческое сострадание. При себе имеют определённый атрибут, заготовленные таблички на всякие жалостливые темы. Например, «Ветеран войны за отечество, потерявший здоровье и семейное счастье» или «Потерял семью и пропитание, воюя за честной народ», «Сгорела семья, пока был на войне». Всех хитроумных надписей и не перечислить. Особой разновидностью этой касты нищих являются «Невозвращенцы», зарабатывающие так же на жалости людей. У них другие таблички: «Не могу вернуться в хозяйство, украли лошадь» или «Обобрали. Дети умирают. Помогите вернуться домой. Господь вам поможет». Такие, как они, всегда очень складно и подробно могут рассказать тяжёлую историю о жизни в городе честного крестьянина. Поплакать на публику, при необходимости и устроить припадок с катанием по земле или битьём головы, например, о дерево. Притвориться умирающим от голода.

Следующими являются «Ерусалимцы или Странники». Некоторые из которых мнимые, а некоторые настоящие, идейные. Одеты обычно в чёрную, похожую на монашеское одеяние одежду. Такие, как они, зарабатывают в публичных местах на рассказах о паломничествах в святые места, чужеземные страны. В своих сказках говорят, что собирают деньги на новое путешествие. Предлагают, от имени обывателя, поставить в святых местах свечу или сделать, что-либо другое для спасения души. Иногда продают фальшивые и недорогие реликвии. Всякие пузырьки, щепочки, образки, волшебные талисманчики, которые изготавливают сами артельные в ночлежках или закупают оптом у специальных мастеров».

– Почему вы сказали о настоящих, идейных странниках. Что, разве есть такие? Наверное, оговорились? – уточнил Пётр.

– Есть и такие, немного позже расскажу, что движет этими людьми и направляет их на этот путь жизни в «животных» условиях, – ответил Евграф, продолжая погружать графа в мир бездомных и обездоленных.

Сделав паузу, он продолжил: «Итак, дальше, по порядку. Имеются и мнимые и настоящие калеки, зарабатывающие на свою жизнь и жизнь артели на сострадании людей к их увечьям. Иногда они работают совместно с сиротами или своими собственными детьми, выдаваемыми за сирот. Доходными местами для них также являются публичные места присутствия народа. Настоящий это калека, или притворный, совершенно не важно, в своих правах они едины и перед артельным обществом равны. Особой кастой являются „Могильщики-Похоронщики“. Они зарабатывают на похоронах, выполняя различную траурную работу. Иногда и сопровождая отход в мир иной, какого-либо обывателя горестным плачем и стенаниями. Одежда у них должна быть под стать событию, хотя и не новая, но строгая и траурная, соответствующая их заработку. Лица печальные и грустные, в любой момент готовые пустить слезу. Таковые, слёзные, ценятся дороже, так как богатый люд норовит даже на похоронах заставить плакать за себя, перед гробом, другого человека. Тем более, если этот покойный был ему совершенно неприятен при жизни. Таких нанимают и для выноса венков, корзин с цветами от неутешных родственников, когда самим родственникам нести их не почину или желания нет. Готовят они и могилы, в том числе нанимаются по их уборке. В артель, как правило, входит один-два „Сочинителя“, обученные грамоте в прежней „приличной жизни“. Они из мещан или даже обнищавших и скатившихся в пропасть дворян. Эти сочинители, зная грамоту и имея образование, пишут жалостливые письма с просьбой оказать помощь. Затем приходят в парадную богатого дома или лавку в самый неподходящий момент и просят ответ. Если их выгоняют, то устраивают скандал на всю улицу, позоря жадного купца или мещанина. Военных и больших чинов не трогают, боясь неприятностей. К бедным тоже не ходят, так как с них взять нечего. Хозяин дома или лавки просто подаёт им немного денег, лишь бы сохранить своё лицо для гостей или клиентов. Могут прибыть на праздник к богатому горожанину с аналогичным действием, а могут и на похороны. В общем, подобные личности, как правило, бывшие опустившиеся интеллигенты, виртуозы в вымогательстве незначительных сумм денег у богатых и обеспеченных мира сего. Всех профессий-направлений не перечислить, так как они нигде, ни в каком перечне не определены и зависят от личного желания бродяги и умения добывать копейку из жалостливой публики. Конечно, любая артель имеет лекаря-колдуна, промышляющего продажей трав и мелким знахарством, леча артельных и неграмотную публику. Свои лесные сборы, травы и коренья, настойки и мази и всякое другое барахло они продают на базарах и торговых площадях, рядом с богатыми лавками и домами. Лечат они всё и всех, кто хочет у них лечиться, за копеечную плату. В том числе и французскую болезнь, сифилис. При этом применяя всё те же известные средства, ртуть и мышьяк. В данном деле у них клиентура большая, как говориться „час с Венерой, годы с Меркурием“.[63] Обязательно такой лекарь имеет какую нибудь мудрёную книжицу на иностранном языке. Видя, что потенциальный клиент безграмотен, он её достаёт из сумки. Долго ищет нужную страницу, а затем делает вид, что читает. В слух произносит всякую тарабарщину, затем переводит на русский язык. Этим он вызывает огромное уважение к себе и уверенность, больного, в его особых и обширных знаниях. Среди них часто попадаются бывшие коновалы. Которые искренне уверены, что лечение людей ничем не отличается от лечения коней или прочего домашнего скота. Отличить обычного лекаря-травника, самоучку, от бывшего лекаря лошадей, очень просто. Во-первых, коновал очень часто употребляет слова из своего обихода. Например, вместо шеи, холка. Вместо задницы, круп. Вместо стоп, копыта и так далее. Кроме того, в его лечебной сумке обязательно найдётся дёготь, свинцовая кашица, сера, алебастра, мышьяк, разная глина, мелкий речной песок, помёт птиц. И многое другое, что случайно найдено по дороге и может пригодиться для введения в заблуждение безграмотного человека. Старостой артели, может стать не каждый, а, например, бывший грамотный опустившийся дворянин, мещанин, солдат или беглый преступник. Человек этот должен обладать или неимоверной силой, или умом, иногда и тем и другим. Только тогда в компании будет порядок. Он отвечает за справедливость и порядок в артели, распределение доходов, дружбу с полицией и крупным бандитствующим людом. В том числе, содержит общак артели. Обязательно имеет своего „стряпчего“, в обязанности которого входит освобождать артельных из полиции и решать дела с местами властного присутствия. Сам он на паперти не стоит. Как правило, занимается закупкой „талисманов и святых вещиц“, общением с себе подобными, мелкими поручениями уголовного люда. В общем выполняет распорядительные функции».

– Кто у нас в Туле находится на подобных должностях? Надо бы знать свою ночную «уличную власть из подворотен», – смеясь, уточнил Петр Владимирович.

– Напрасно смеётесь! Вот проштрафитесь перед каким-либо босяком, он вам и устроит весёлую жизнь. Например, обидите зря, оскорбите не за что, – вполне серьёзно ответил, сыщик.

– Что он может сделать? – уточнил Пётр.

– Много чего. Вы даже не представляете! Например, закажет вам кто-то неприятность и гадость, с целью мести. Как вариант, будет у вас постоянно перед домом куча навоза или дохлые мыши. Или кучер отвернётся, а какой-нибудь мелкий артельный паренёк лошади чего-нибудь подсыплет, да так, что дорогой она «неприятность» сделает на ваш экипаж. Могут и побить ночью какого-нибудь мещанина, сделавшего гадость артели. Обычно, они крадут только по мелочам, но знают, что у кого лежит дома и могут навести более серьёзных воров. Много чего могут учудить, что совесть позволит и фантазия подскажет. Жизнь их всё равно вне закона. Поэтому, повторяю вам со всей серьёзностью, смеётесь весьма напрасно. А верховодят у вас в Туле, два старших артелей, на Чулковке – Феня-король нищих, на Всехсвятском – Санька-солдат. Ведут себя прилично, лишнего не загребают, в уголовном пока не замечены. Чулковского лично не знаю, а про Саньку-солдата могу сказать, что справедлив и не глуп. Познакомился неделю назад. Вот такой особый мир у них.

– Каким же образом делится власть между этими уважаемыми гражданами ночного общества? – уточнил граф Бобринский, но уже без всякого веселья в голосе.

– Всё очень просто. Каждая подобная артель бродяг имеет свою территорию, на которую без взноса единовременного и постоянного чужаку вход воспрещён. Если чужак хочет испытать судьбу и не желает подчиняться, тогда это может закончиться тяжёлыми увечьями, иногда даже смертью. Обычно, многие артельные люди физически крепкие, а самое главное, не имеющие общественных мыслей о совести и весьма жестокие от своей жизни на улице. При себе каждый обязательно имеет нож или заточку. Дисциплина у них жёсткая. Предательство и доносительство карается неминуемой смертью. За проступок могут и торбу отрезать, то есть выгнать из артели без права бродяжничать или нищенствовать. За неподчинение подобному решению артели или старших нескольких артелей, полагается неминуемая смерть. Иногда компании нищебродов, меняются на некоторое время или отдельными представителями артелей или территорией, что бы публика не привыкала. Кстати, фраза нищеброд не оскорбительна в их кругу, она означает лишь нищий бродяга, вот и всё.

– Каков же доход? И сколько их у нас? – уточнил граф.

– Хорошо обученный нищий-попрошайка, так называемый «стрелок», может заработать в Москве от одного до четырёх рублей в день. В Туле, конечно, поменьше. Питание в день, вместе с водкой, стоит не более тридцати копеек. Навар очень хороший, в год от трёхсот до пятисот рублей. Теперь давайте сравним с жалованиями. Прислуга у нас получает от трёх до десяти рублей в месяц, рабочие от восьми до тридцати, младшие служащие чины и учителя от двадцати до тридцати. Фельдшера около тридцати пяти. Начальник почтовой станции – сто пятьдесят. Подпоручик заслуживает около семидесяти, поручик получает около восьмидесяти рублей в месяц, штабс-капитан —сто тридцать, полковник до четырёхсот. Так что, сами судите, зарабатывают не меньше подпоручика-поручика. Сколько сейчас таковых в России, сказать не смогу, но по последним официальным данным канцелярии Министерства Внутренних дел на 1877 год, лиц, просящих милостыню по всей России, имелось около трехсот тысяч человек.

– Так что же толкает этих людей на подобную жизнь? Только их желанье жить на улице вне обычного общества, по своим законам или невозможность заработать на кусок хлеба? Вы обещали поделиться в начале своего рассказа, – уточнил и напомнил Пётр Владимирович.

– Петр, вы знаете, не всегда нищие бродяги живут на улицах и в прочих местах, не приспособленных к человеческой жизни только из-за своей никчёмности, падшего состояния или попытки нажиться на людском сострадании. В прошлом, да и сейчас имеются случаи, когда стремление погрузиться в мир улицы исходит от души. В прошлом году мне пришлось участвовать в расследованиях преступных дел революционеров, замешанных в покушении на императора Александра II. Приходилось много читать переписки этих людей, и, в том числе, заочно изучить жизнь некоторых их них. Так вот, по служебной необходимости, изучил я жизнь и деятельность некого Ивана Гавриловича Прыжова, члена организации «Народная расправа», революционная кличка «Благовещенский». Сейчас он находится в ссылке за свою деятельность, где-то в Забайкалье. Как вы знаете, это общество было основано в 1869 году, организатором и вдохновителем являлся Нечаев, анархист и террорист. Который, кстати, тоже находится в Петропавловской крепости за убийство студента, не согласного с его идеями и взглядами. Так вот, Прыжов знаменит ещё и тем, что изучал жизнь нищих и публики в кабаках и других питейных заведениях. Он много писал об этом. Прочёл я его труд, опубликованный в 1860 году в журнале «Наше время», под названием «Иван Яковлевич Корейша, лжепророк». И вот, в своей статье он описывает одного бездомного, почитаемого как прорицателя, ясновидящего и пророка. Корейша провёл в психбольницах сорок семь лет, почитаемый народом и многими сильными мира сего. Весьма поучительная история. Если желаете, то расскажу. Очень полезно для понимания нищенства.

– С удовольствием послушаю, продолжайте, – ответил Пётр.

– Родился некий Корейша в Смоленске, в семье священника. С детства был весьма любознательным и одарённым ребёнком. Закончил духовную семинарию, где обучался семь лет. Особо интересовался изучением богословия, латыни, греческого языка и Священного писания. Однако, по выпуску отказался от духовного сана и начал преподавать то в семинарии, то в каком-то училище. Через три года он внезапно бросил это занятие и пошёл в странствия без вещей и средств, во время которых посетил несколько монастырей и святых мест. В некоторых из этих мест жил иноком длительное время. Так продолжалось около трёх лет. Затем он опять возвращается в Смоленск по настоянию своих родственников и начинает жить в бане, на огороде у близких людей. А через некоторое время вообще уходит для проживания в лес. Однажды он высказал какому-то весьма значительному чиновнику не понравившеюся правду и с этого момента был помещён в психиатрическую больницу в Смоленске. Однако, количество жителей города, которые хотели поговорить с больным было настолько велико, что по ходатайству властей его перевезли в аналогичное заведение в Москву. Однако и там поток посетителей к нему не иссякал. По мнению автора, его навещал князь Голицын, Московский губернатор, граф Олсуфьев и многие другие. Даже император Николай I, который после посещения больницы оказал ей существенную денежную помощь. Говорят, что он заявил императору, который у него спросил почему тот не встаёт, следующее: «И ты, как не велик и грозен, а тоже ляжешь и не встанешь». А накануне смерти государя, Корейша предчувствовал его близкий конец. И даже якобы сказал: «Нет у нас детушки более царя, уволен раб от своих трудов, он теперь как лебедь на водах». Посещали его многие другие, от простых до весьма известных особ, беря после посещения частицы его быта, одежды, еды и даже испражнений.

– Так чем же он был знаменит таким особым? Почему пользовался почётом, несмотря на постоянное проживание в психиатрической больнице, в грязи и не ухоженности? – уточнил граф Бобринский-Брежнёв.

– Он предсказывал и прорицал правду и будущее. Предсказал Отечественную войну 1812 года. Ещё в свою бытность проживания в Смоленском лесу, имел привычку приходить в те дома, в которых ожидался в скорости покойник. Предсказывал многие болезни и смерти. Определял воров и казнокрадов и ещё многое чего. Так вот, Иван Яковлевич Корейша пользовался великим почитанием москвичей и других жителей близлежащих городов. Когда он умер, Московский митрополит Филарет, узнав о смерти Корейши, посочувствовал ему и принял активную роль в его захоронении. В день похорон пол-Москвы собралось проводить его в последний путь. Все нищие, оборванцы, кликуши и прочий уличный люд сопровождали его до могилы. Похоронили его в селе Черкизово, в ограде храма Пророка Божия Илии. Там и сейчас постоянно имеются его почитатели, за могилкой ухаживают и следят за порядком вблизи её. Вот вам и пример нищенства! Но это другое, дар данный судьбой. Остальная же часть нищих живёт этим по другой причине. После отмены крепостного права многие помещики растерялись. Как жить и благоденствовать без дешёвых рабочих рук. Начали строить винные заводы и по дешёвке продавать алкоголь. Крестьяне начали спиваться и уходить из деревень без барского надзора. Кроме того, сейчас земля помещиками сдаётся для обработки и засевания не каждому крестьянину в отдельности, а всему сельскому миру. Работают все по-разному, а паи одинаковые. Кто-то желает трудиться, а кто-то нет. Те, кто не желают, уходят в нищие. Кроме того, многих крестьянский мир и сам отправляет побираться, деньги зарабатывать для всего села. Ну что, открыл я вам глаза хоть на какие-то вещи?

– Так глубоко про этот неведомый мир мне ещё никто не рассказывал. Но ранее так быть не могло. Ранее не было таких больших городов, отсутствовало промышленное, машинное производство товаров. Не было такого количества накопленных капиталов, развращающих общество. Значит и нравы были проще, – предположил Пётр.

– Полностью с вами согласен. Ещё несколько десятков лет назад нищенство было другим, неорганизованным. Оно не преследовало цели только обогащения, а скорее всего было смыслом жизни и возможностью пропитания. Были даже целые деревни, специализирующие на некоторых видах попрошайничества. Например, Лабори. Этим именем назывались жители местечка Яново, в Белорусской губернии. Они занимались сбором денег на строительство и восстановление храмов. Их специально нанимали настоятели церквей для этих целей. На себя, для жизни и питания, брали малую толику. Остальное, честно и праведно, отдавали настоятелям. Сами они считали своё занятие благочестивым и занимались им от души. Одевались они весьма отлично от обычных крестьян, в сапогах вместо лаптей. Носили хорошие расшитые полушубки и шапки с козырьками. Учились грамоте. Были и калики-перехожие. Они сочиняли песни, сказы и былины и разносили их по всей державе. Но сейчас есть газеты и книги, поэтому обществу они стали не нужны. Вместо них появились Иерусалимцы, которые реально просто надувают некоторый неграмотный обывательский народец.

– Откуда вам всё это известно? – уточнил Петр Владимирович.

– Всё очень просто. Моя служба постоянно сталкивает меня с этим людом. Кроме того, имеются одержимые и образованные люди, которые считают изучение этого мира смыслом жизни. Вот, например, почётный академик Петербургской академии наук Максимов Сергей Васильевич, путешественник и собиратель всякой старины и правды о бродячей и нищенствующей Руси. Он много путешествовал и написал не одну книгу о нищих. Прочтите, советую его труд: «Бродячая Русь Христа-ради», 1877 года издания. Печатало товарищество «Общественная польза», на Подьяческой, в Санкт-Петербурге. В этой книге он делит нищих на: прошаков, запрошиков, кубраков, побирушников, погорельцев, колунов, скрытников, лаборнов о которых мы с вами говорили и многих других. Но он не только о нищих писал, но и о каторжных. Даже о сказочной нечисти всякой, которая в мыслях непросвещённого люда до сих пор живёт. Церковных расколах, народных общинах и сектах. Так, что если вам это интересно, то советую прочесть. У него много достойных трудов.

– Возможно последую вашему совету. Что будем планировать дальше? – спросил Пётр.

– Вот мы уже и подъехали. Я прошу вас меня оставить, дальше я сам. Кроме того, направьте Пашку, ничего ему не говоря и не рассказывая, на Хлебную площадь, через часа три. Пусть ждёт меня у главного входа. Там я его сам найду. Хочу использовать его старые связи в босяцком мире. Кстати, как он справляется со своими обязанностями?

– Должен вам сказать, прекрасно показывает себя. Исполнительный и имеет хорошую память. Вот уже почти как год служит при канцелярии посыльным. Так что очень изменился, совсем не узнаете паренька.

Тулин познакомился с оборванцем и мелким воришкой Пашкой с окраины города Тулы, совершенно случайно, в прошлом году. Прибыв на вокзал города по следственному делу, о розыске пропавших секретных документов на оружейном заводе, стал свидетелем его избиения за неудачную кражу. Карманник-трясун, в ватагу которого входил паренёк, нещадно лупцевал Пашку за то, что тот не смог вытащить кошелёк у купца на перроне. Сыщик защитил и спас его. Затем приложил все усилия, чтобы Павел встал на нормальную стезю жизни, устроившись посыльным на завод, при канцелярии. Кроме того, однажды Пашка сильно помог ему и при розыске преступников, даже почти спас, вовремя предупредив об опасности Бобринских. Пашка был малым разбитным, знавшим весь город изнутри. Раньше водивший дружбу с мелкими ворами, нищими и прочим антиобщественным людом. В этот раз, сыщик вновь надеялся воспользоваться его знакомствами в среде забулдыг и лиц, не желающих общаться с полицией и представителями закона по причине моральных и классовых расхождений.

Глава 11 Всехсвятская артель

Распрощавшись с Петром Владимировичем, Евграф поднялся в квартиру, где переоделся и подготовиться к выходу в «низший свет» общества. Прежде всего он, применив обычный карандаш и серу от спичек, сделал несколько слабо видных синяков в области правой скулы и шеи. Затем растрепал волосы, предварительно намочив их и обильно смазав золой из печи. Далее надел старую рубаху на выпуск, штаны заправил в сапоги, накинул потрёпанную и грязную бекешу. На палец водрузил бронзовый перстень-хулиган с открывавшимися острыми краями. Применяя это не хитрое приспособление можно было нанести существенные раны противнику. Хорошенько побрызгал на одежду корчмой, от которой стоял невыносимый, кисловатый запах дешёвой ночлежки и нищенства. Рассмотрел себя в зеркало, потом взял и немного надрезал правый рукав бекеши ножом. Так было более колоритно, как будто бы кто-то на него нападал или пытался напасть. Руки также натёр золой, загнав грязь под ногти, для создания впечатления о своей босяцкой жизни. В целом его вид соответствовал бродячей щеголеватости. Еще раз оглядев себя в зеркало, направился к выходу. Хорошо, что его квартира имела отдельный вход и выход, иначе не обошлось бы без подозрительных взглядов, а возможно и вызова полиции. Взяв «легкового» извозчика, он направился во Всехсвятскую ночлежку с визитом к старшему артели нищих. Через час он был уже у двухэтажного деревянного здания, недалеко от кладбища, находящегося в конце улицы, на отшибе от остальных общественных мест. Заплатив извозчику, вошёл в здание. Внутри, как обычно, стоял спёртый запах человеческих испражнений, немытых тел, перемешанный с запахом дешёвого табака. Неимоверно сильно пахло испорченными продуктами, недавно сваренной похлёбкой, грязным нестираным бельём. Запах проникал во все детали одежды и человеческое сознание. Кивнув знакомому сторожу-надзирателю и сказав, что он ненадолго, сыщик поднялся на второй этаж. Первый этаж был женским, там же была комната сторожа или управляющего этим заведением, отделённая от основной части помещения перегородкой. Имелась большая печь и стол рядом с ней. Второй этаж предназначался для мужчин, он был разбит на пять комнат-отсеков без дверей, в которых стояли по стенам двухъярусные нары. Имелся общий коридор, в середине которого находилась кирпичная труба печи первого этажа. Постелей не было, вместо подушки были деревянные плоские чурки. В коридоре стояло два длинных деревянных стола и четыре лавки, разделённые трубой печи. Сыщик осмотрел публику, пройдясь по всем отсекам. Никого практически и не было, день то ещё только подходил к часу пополудни. В одном отсеке находились два человека, по виду опустившиеся мещане, валявшиеся скорее всего пьяными на нарах в одежде и сапогах. В другом, как и ожидалось, находился старший артели Санька-солдат в компании какого-то товарища. Они, несмотря на дневное время, распивали корчму, закусывая пирогами и салом. В подчинении артельного имелась подготовленная команда. Три нищих «Горюна или Печальника», выпрашивающие деньги у народа на общественных площадях, рынках и базарах. Два «Ерусалимца», мнимые странники и богомольцы, торгующие обманными святынями. Один мнимый калека, работавший с пареньком Васяткой у церквей и кладбищ. Два «Могильщика-Похоронщика», служившие на поприще похоронных услуг и другой похожей работы. «Невозвращенец», меняющий жалость обывателей на деньги в свой карман и «Сочинитель», который жил откровенным вымогательством, эксплуатируя понятия чести, гостеприимства и уважения к семье. Ну и конечно «Нищий-знахарь» или колдун, занимающийся лечением. Всего двенадцать человек. Никого из них не было, видимо все занимались работой, зарабатывая на пропитание и в запас для общака.

– За здоровье тамошних и здешних, всех друзей наших настоящих и сердечных, – поприветствовал нищих, сидящих в комнате-отсеке, Евграф.

– И тебе Шило не хворать. Откуда взялся? Народ говорил, что облава была на Георгиевской улице, недалеко от старообрядческого кладбища. Там Агея, скуратовского трактирщика, подстрелили на смерть и Ерша, убийцу придорожного взяли в полицию с подельниками. Потом в Скуратове обыски в трактире «Орловский тракт» проходили. Трактир закрыли, да это и понятно. Хозяин то, Агей, убит. Неужто ты тоже там был? А если был, то как сбежал? Последний раз мы с тобой встречались, когда ты, с подельником в Скуратово собирался, к Агею. На дело наняться желал, вместе с подельником, – спросил удивлённый артельный.

– А это кто с тобой? – ответил вопросом на вопрос, сыщик.

– Это старший артели с Чулковки, Феня-король нищих, в гости заглянул. Дела наши насущные обсуждаем. Присядь и расскажи, как жизнь молодецкая. Так как же ты смог уйти? – ответил Санька-солдат.

– Так у вас здесь военный совет в Филях, – рассмеялся Евграф и поставил на стол штоф самогона, положив рядом пакет с разной снедью прикупленный по дороге.

– В каких таких Филях? – угрюмо спросил старший артели с другого конца города.

Он выделялся по сравнению с обычного вида Санькой-солдатом своей крупной фигурой. Крепкими, здоровенными кулаками и большим, круглым и красным лицом, со шрамом через правую щеку. Вид у него был устрашающий. Если такого человечища ночью встретить, то и испугаться можно.

– Это шутка такая, не парься. Сейчас расскажу про свою жизнь и тяготы, и удачи. Удача она, что кляча, садись и скачи немедля, – ушёл от ответа сыщик, понимая, что сказал лишнего, так как гость имел мозги на уровне кошачьих.

Гость от выпитого алкоголя, всё больше тучнел и мрачнел. Поглядывал на Евграфа недобрым и угрожающим взглядом, но помалкивал, видимо, ожидая дальнейшего разговора.

– Когда мы, Санька, от твоей ватаги ушли к Агею, то через день-другой дом один графский удачно потрясли. Барахлишко взяли, побрякушки серебряные и золотые. В общем заработали на них неплохо. Смогли от погони уйти и не попасться полицейским шнырям- мессерам. Куш хороший взяли, даже и шпаера не применяли. Обошлось без стрельбы. Может слышал, что об этом? – после этих слов сыщик сделал особый жест рукой, показывающий его глубокие знания тайных символов делового босяцкого мира и показал рукой на револьвер находившийся за поясом.

– Слышал я, стреляла в вас какая-то сумасшедшая графиня, слава Богу не попала. Народ судачил по подворотням. Полицейских набежало тьма, наших всех расспрашивали кто это сделал? Сам начальник жандармского управления к ней приезжал для расспроса и её успокоения. Видно, большая птица! Фамилия у неё толи Мобринская, толи Швобринская. Говорят, злая баба, сущий дьявол, ради денег двух мужей уже отравила. А сейчас третьего ищет! Но мы своих не сдаём, сам знаешь. Так и дальше что? А как же вы с трактирщиком распрощались, – уточнил старший артели наливая всем по большой кружке корчмы и раскладывая принесённую Евграфом снедь на столе.

– Жадный он, это Скуратовский Агей был. Завидущий человек. С ним дела тяжело делать. Не сработались мы с трактирщиком. Доли разделили на три части по-братски, клифты одели, на железяку-поезд и опять рвать когти в Москву, с моим корешом Кротом, – после этих слов, сыщик вновь продемонстрировал особый жест, тайного воровского языка символов. Выпил полстакана корчмы налитой ему, жёстко поставив стакан на стол, расплескав остальное алкогольное пойло.

– Да, нелегко вам далось! – сочувственно и пьяненько проговорил Санька-солдат.

– Что ж обратно возвернулись? – спросил с широко открытыми глазами от удивления такой необычной историей Феня-король нищих, но уже с уважением и некоторой боязнью.

– Не говори, как вспомню, так по спине кошки когтями скребут. А вернулись вот почему. Мой старший, наш авторитет Угорич – Иван Хитровский, постановил ехать обратно в Тулу и найти одну малую артель, которая должна была прибыть неделю назад для хитрого дела, какого сказать не могу. Ранее он им сообщал, что бы они прибыли в скуратовский трактир и там нашли меня. Теперь сами знаете, что больше трактира нет, после смерти Агея. А возле дома, где трактир, полицейские вышныривают. Что делать ума не приложу. Артель человека три или четыре, все нерусские. Откуда не знаю, как определить не разумею. Может скажите всем вашим, что б послушали народ и поглядели сами. Разговаривают не на русском или второй язык имеют. Должны жить скромно, не высовываясь. Может и найдутся, пока мессеры их не нашли и в тюрьму не упрятали!

– Скажем, отчего не помочь доброму человеку, опросим всех, может кто и что видел. Только, кто они по босяцкой профессии? Как искать иголку в сене. Коли знал бы я, где ты нынче обедал, то знал бы чью песню поёшь. Подскажи по какой масти эти пришлые должны числиться, иначе не узнать! Без этого никак. – ответил артельный.

– Конокрады должны быть, – немного подумав, говорить или нет, ответил сыщик.

– Конокрады! Портит Ивашку белая рубашка. Этих надо по торговым точкам, где лошадей продают искать. Хорошо поспрашиваем про пришлых. Поможем тебе, – ответил весёлый артельный.

– А скажи мне, друг любезный, не знаешь ли ты про грабежи на дорогах? Вот хорошая братва, с ними бы подружиться. Рискованная! Та которая почтовые «коробки раскрывает»? – невзначай, уточнил сыщик у Саньки – солдата.

– Это люди особые, дерзкие. Не то что некоторые пустозвоны. В волчью стаю соберутся, а хвосты собачьи за собой тянут. Нет, про них ничего не известно. Народ говорит, что не местные они. Ну и как обычно придумывает. Якобы это и не люди вообще, а две волчицы-оборотня. Когда надо им, то в людей превращаться, а когда скрыться нужно в белых волков. Только я не верю, глупые бабы на базарах болтают, что ни попадя, – ответил артельный, вытирая руки о подол рубахи.

– Сегодня смотрю, всё твои на работе. Что, день обещается быть хлебным? Даже друга твоего, колдуна-знахаря, нет! – совершенно случайно задал вопрос сыщик, для поддержания разговора.

– Всех дармоедов разогнал по местам, пусть работают нечего дрыхнуть, костями греметь. У нас тут дураков, непочатая грибная поляна. Вот похоронщики, правда, в гору пошли. У Выныкиных работать стали. Это наши тульские шёлковые фабриканты. Купцы второй гильдии. Они все гробовые дела, в губернии, под себя подмяли. Гробы делают и сами же их сопровождают на кладбища. Сами колотят, сами плачут, сами и закапывают. На все руки мастаки. Неплохо зарабатывать стали. Так дальше дело пойдёт, могут и артель бросить. Разбогатеют, собака их укуси, зазнаются! На Воздвиженской самая главная мастерская гробовых дел, вот там и работают, – ответил Санька-солдат.

– И что – отпустишь? Позволишь из артели уйти? Без нищенского суда и наказания? – возмущённо спросил сыщик.

– Конечно, отпущу. Какой суд, зачем? Гордый петух быстрее в печь попадает. Если у них всё удачно, как у людей, пойдёт, то пусть уходят. Глядишь в купцы выйдут. Нам помогать станут. А на их место ещё босота придёт. В России нищих не счесть. Были у нас такие случаи. Вот колдун к Марфе-травнице в Прилепы подался. Трава-мурава у него закончилась, всякие грибочки, ягодки уже силу потеряли. Пойдёт наберет у неё, они старые приятели. Когда-то мы Марфе помогли, а теперь она нам помогает. Конечно, не купчиха, но повыше нас плавает в «людском море», – ответил артельный и засмеялся.

– Что за Марфа такая? – уточнил сыщик, желая получить информацию.

– Марфа? Да она наша раньше была артельная, на паперти стояла по малолетству. Она с семи лет в артель попала, мать у неё сгорела в доме. Ничего из имущества не осталось, ни кола, ни двора, ни родственников. Может и остались, только не помнила она, память от страха вначале потеряла. Да и не искал её никто. Вот и жила в артели нищих, они её подобрали, с ними и росла. При ней, на шее, часики были не обыкновенные, со змеёй. На часиках тех рука саблей эту змею убивает. Очень дорогие, золотые. Вначале продать хотели, но потом поняли, что тайна какая-то в них, пожалели девчонку и оставили. Вначале эта артель в Калугу ушла работать, там жила года два. Потом в Орёл, только через пять лет в Тулу вернулась. Это ещё до меня было, мало кого осталось в живых из тех нищебродов. Умерли по возрасту.

– И что ж, сейчас тоже нищенствует? – уточнил сыщик.

– Нет, у неё судьба по-другому завернула. Она девка выросла с умом, море перескочит и пяток не замочит. Как-то потом на паперти приметила её одна одинокая баба с Прилеп. Та баба травами занималась, выпросила у артели девку, приютила. Так и осталась она жить с ней, это уже лет через пять, шесть было. Научилась ворожить, гадать, травы заготавливать, нужные грибы и ягоды собирать. Когда баба-травница умерла, то заменила её. Марфа свою прошлую жизнь не забыла, нам всегда в благодарность за помощь и приют помогает, – ответил артельный.

– Повезло девке. Самой помогли и даже часики ей сохранили. Алтын серебра не ломит ребра, у нас в Москве обобрали бы сразу, – похвалил Евграф, в надежде на ещё большую информацию, но опасаясь, что артельный затаиться и прекратит рассказывать давнюю историю.

– Это так! Берегись козла спереди, коня сзади, а лихого человека отовсюду. Попался на её счастье старший артельный, у которого дочь умерла в таком же возрасте, вот и помог, пожалел.

А что касаемо часиков, то вообще история интересная. Всем, кто тогда девчонку спас, Марфу эту, счастье подвалило. Несколько месяцев назад, неизвестный человек по тридцать рублей в кружки раскидал. У нас только один получил, старый калека, что при церквях сидит с Васяткой. Раньше он с Марфой в одной артели был. Да ещё трём повезло с Чулковской артели, они в то далёкое время ещё мальцами были и тоже помнили Марфу. Вот так бывает. Деньги они на общее дело сдали, в общак. Не нужны им эти деньги, уже привыкли к своей доле, по-другому себя не мыслят. Без артели жить не могут. Хороший человек, повезло ей в жизни. Потом дочь родила, только не знамо от кого. Никому не рассказывает, кто отец. Дочь у неё красавица, знатной выросла. Нинкой зовут, – с удовольствием рассказал Санька-солдат.

– Слушай, не та ли Нинка-красотуля, что на Скуратовских двориках любительской проституткой трудиться. Видел я там одну Нинку, по описанию похожую. Даже приглашал к нам с Кротом, когда ещё Агей жив был. – уточнил Евграф.

– Нет, ты что? У неё дочь хоть сумасшедшая девка, но таким промыслом никогда заниматься не станет, она гордая. Лучше на большую дорогу выйдет. Вот как те две бабы, что «почтовые ящики» грабили. А то, что проституткой трудится, в это не верю. Она с мужем живёт, он тоже из Суходольского прихода, только не знаю кто. Ни разу его не видел, да и её уже не видел давно, с год, наверное. Не знаю куда запропастилась. У меня ночевать останешься? А то по старой привычке приютим, ребята тебе будут рады. Уважают они тебя и Крота, – уточнил Санька-солдат.

– Нет, не останусь, дела есть. Да и остановился я уже недалеко от вокзала у одной вдовушки. Недорого взяла, – ухмыльнулся сыщик.

– У вдовушки, это хорошо. Известно, лучше, чем с нами! – засмеялся главный нищий.

– Ты уж пришли ко мне помощника, какого, к часам восьми вечера на улицу Ушкинскую. Я там вначале улицы, то центральной части города, ждать его буду. Там мелочная лавка есть, вот к ней пусть и подойдёт. Расскажет, что узнали.

– Договорились. Васятку к тебе подошлю, ты его знаешь. Он с «калекой» на паперти работает. Малый быстрый. Всё, что узнаем про пришлых конокрадов, тебе расскажет. Что, ж давай ещё по одной тяпнем и бывай. Пришёл не зван и иди не гнан, с Богом! – ответил старший артели, разливая корчму по стаканам.

– Без меня, не могу. Вы уж сами. И вот, помяните Агея, а Васятку буду ждать, – с этими словами сыщик положил на стол два рубля и попрощавшись вышел.

Его путь дальше лежал, на Хлебную площадь, где его должен был ждать давний приятель Пашка. В дороге мысли его крутились около личности неизвестной Нины из Прилеп и той самой проститутки Нинки-красотули со скуратовских двориков. Что-то в них было общим, только что – Евграф понять не мог.

Больше недели назад он занимался розыском беглого преступника Ерша. При вхождении в доверие к местному трактирщику Агею, начальник жандармского управления шепнул ему кличку и кодовое слово для связи с нештатным агентом работающим, видимо под прикрытием. Этим агентом, была проститутка. Тулин и Кротов вызвали её в трактир и через неё передали необходимую информацию в жандармское управление. Вызванная, поклонница самой древней профессии, была весьма внешне приятна, можно даже сказать красива, вела себя дерзко, независимо и нагло. Настолько дерзко, что привела в замешательство скромного в отношениях с женщинами надзирателя Кротова. Помогла она им очень вовремя, если бы не она, неизвестно чем закончилось это дело. И остались бы они в живых или нет, тоже не известно. Когда Евграф, после этого розыскного дела, попытался узнать у генерала Муратова о её личности, то тот отвечать не стал, не объясняя причин.

«Что-то здесь не совсем срастается. Не может быть, что бы дочь Марфы-травницы и проститутка на службе у жандармского управления было одно и то же лицо. Хотя подобные случаи имеются», – думал сыщик.

Для получения информации и наблюдения за обществом, полиция и жандармские управления привлекали негласных агентов в большом количестве. Эти агенты были везде. В гостиницах, трактирах, на постоялых дворах и вокзалах, базарах и банках, в торговых рядах, местах проживания и работы проституток. В общем, везде, где есть возможность. Да и сами проститутки иногда поставляли информацию. Через этих агентов и добывалась информация о членах шаек своих и залётных. Кроме того, была налажена система доносов, справок от различных лиц, преследующих свой корыстный интерес. Сбор слухов через дворников и швейцаров также был весьма распространён. Но вскорости эти мысли, уступили место другим. Через четверть часа он добрался до нужного места. Хлебная площадь была вымощена серым булыжником. Народа бродило немного, видимо, торговля шла вяло, некоторые лавки были закрыты. Хотя, в хороший день здесь продавалось всё. Скобяные изделия, шторы, одежда, молоко и масло, сушёные и солёные грибы. Битая птица, мочёные яблоки, зерно, квашеная капуста и солёные огурцы. Картофель, хлеб и многое, многое другое. Где-то здесь должны были трудиться, опираясь на крючковатые палки-посохи, «горюны Святский и Хлебный» собирая на жалости народа милостыню. На входе имелась специальная лавка-ларёк, где обычно они и стояли. В ней торговали всякой недорогой едой, мятой картошкой с солёными огурцами, гороховым супом, кашами с маслом и без него, пирогами и пирожками, чаем и квасом. Всегда могли налить корчмы для приёма на месте и даже с собой на вынос. Обычно, возле этой лавки собрались мещане, мастеровые, крестьяне и всякие оборванцы. Осторожно, чтобы не нарваться на «Горюнов», сыщик купил пирожки и чай. После этого терпеливо стал ждать мальчишку, пробуя пирожки и делая вид, что он увлечён исключительно ими. Расположился он так, чтобы его не смогли увидеть знакомые нищие. Объясняться и разговаривать не хотелось. В этот раз это было излишним.

– Здорово, дядя! Что, уже выгнали из мессеров, теперь нищим-барабанщиком стал? – задал вопрос тихо подошедший, хитро улыбающийся паренёк в возрасте около пятнадцати лет.

– Здравствуй, Павел. Я смотрю, ты подрос. Только вот разговаривать по-человечески так и не научился, всё по фени разъясняешься.

– Да всему я обучен. Так просто, для веселья и прикрытия. Вы то, Евграф Михайлович, тоже не в выходном костюме стоите. По виду так босяк босяком. Рад вас видеть в добром здравии. Мне сегодня господин граф сказал, что вы в городе и моя помощь вам нужна. Завсегда готов помочь, – ответил парень.

– Спасибо, я рад встрече с тобой. Действительно, мне нужна твоя помощь. У головы города, Добрынина, украли коней. Сейчас я занимаюсь поиском конокрадов. Кажется, мне, что не Тульские они, а приезжие. Может быть, ты смог бы используя свои старые знакомства в среде извозчиков, узнать, не привозили ли они кого, кто разговаривал на незнакомом языке. Возможно их было человека три, а может и меньше. Одну фразу я тебе могу показать, – с этими словами сыщик передал Павлу, клочок бумаги на котором были написаны слова на непонятном языке.

– Посмотрим, может что-то и узнаю. Сделаем, Евграф Михайлович, в лучшем виде. Где вас найти?

– Давай сегодня часам к восьми на улицу Ушкинскую подъезжай, в начало улицы. Только если с кем-то меня увидишь – не подходи. Там встреча с одним человеком из артели нищих, что возле Всехсвятского кладбища обитают и промышляют.

– Знаю я эту артель, там Санька-солдат верховодит. С кем встреча будет из барабанщиков? – любопытно, уточнил Павел.

– С Васяткой, который с мнимым калекой побирается, а может ещё кого пришлют. Возможно, кто-то и со стороны наблюдать будет, поэтому постой в сторонке.

– Хорошо Евграф Михайлович, так и сделаю. Васятка парень хороший, надо его тоже к нам на завод устроить. Но это я без вас с ним поговорю. Смотрите, если что, я всех знаю, могу и выпытать чего. Правда, последнее время они со мной мало общаться стали, после того как я на оружейном стал служить, не доверяют, – с гордостью заявил паренёк.

– А что, ты в Туле теперь на постоянке служишь? – задал вопрос любопытный паренёк.

– Нет, случайно задержался. Так получилось, – ответил сыщик.

Проводив Павла, сыщик направился на Ушкинскую улицу. До встречи ещё было четыре часа, и он собирался прогуляться по этой улице, послушать о чём говорит народ, походить по мелочным лавкам, понаблюдать.

Глава 12 Неизвестные гости на постое

Улица была небольшой и располагалась на окраине города. Домов двадцать, не более. В начале неё имелась невзрачная мелочная лавка, представлявшая собой одноэтажный дом с вывеской «Бакалея», разделённый на две части. Видимо, в одной хозяева проживали, в другой вели незамысловатую торговлю. Недалеко от входа стояли три бабы, лузгая семечки, обмениваясь местными новостями. Евграф подошёл к компании сплетниц поближе, прислонился к углу лавки боком, вполоборота к ним, делая вид, что ожидает кого-то. Настороженно прислушался. Лиц местных бабёнок он не видел, зато хорошо слышал о чём шёл разговор. Говорили они громко, не смотря по сторонам и не обращая внимания на окружающих. Мещанские дамы были увлечены только собой и совместными разговорами. Евграф знал, что, послушав подобные беседы городских сплетниц, можно узнать многое. Главное не спугнуть говорящих. Постоянно кто-то входил в лавку и выходил из неё, поэтому проблем с нахождением рядом с компанией разговорчивых местных жительниц, не должно было быть.

– Знаешь, Меланья, голова наш, Николай Никитич, весь город хочет «финорями» осветить. Будет у нас светло и днём, и ночью. Как на Миллионной. Заживём припеваючи, как богатый люд. Ничем не хуже купцов и дворян. Первостатейный город будет! – сказала одна из них.

– Ну ты, Параска, и бестолочь, хоть и мещанская жена. Скажешь тоже. Не финорями, а фонарями. Неделю назад была я на Миллионной, семечками торговала, там даже ночью светло. Молодец голова, старается для публики, для городского люда. Хотя и себя не забывает, богатеет с каждым днём на нашем горбу. Однако страшно ночью без света, преступлений много в городе. Полиция бездействует, прока от неё никакого нет. Дармоеды, одним словом. Сам голова их и распустил, потакает во всём. Видимо, боится, что бы его воровские делишки не раскрутили. Слышали бабы, что на Подьяченской улице, что недалеко от Хлебной площади и Всехсвятского кладбища случилось? – уточнила Меланья.

– Я слышала, мне околоточный надзиратель рассказал, – ответила третья.

– И что ты, Наташка слышала? – опять уточнила Меланья.

– Слышала я, что революционеров там изловили. Четыре человека враз взяли, а многие сбежали. Хотели они на нашего начальника жандармского управления и голову города, Николая Никитича Добрынина, покушение устроить. Пальба была, взрывы, крови много, поубивали несколько человек, жуть, одним словом. Туда им и дорога, мешают жить честным людям, прости меня Господи, – ответила, перекрестившись Наташка.

– Эх и тупая ты Наташка. Брешешь ты и надзиратель твой брешет, креста на вас нет такие страсти придумывать. Врать горазды! Если бы там перестрелки были или покушение какое, тогда бы полиция на каждом углу города стояла, политических ловила. У нас полиция, подготовленная революционеров ловить. Там всего лишь мужичонку преподавателя зарезали из-за любви к соседке. Муж приревновал и зарезал. Любовь у них была светлая и настоящая! – возмутилась Меланья.

– Тебе всё не угодить! Все у тебя дуры, только ты одна умница-разумница. С одной стороны, голова у тебя молодец, а с другой стороны вор. Сначала сказала, что полицейские дармоеды, потом их хвалишь. Вот и где тут правда. Рассуждаешь как дворянка. Всех судишь, всем оценку горазда давать. У самой муж пропойца и бездельник, но всё туда же, в «дворянки» стремишься. Как деньги появляются, так ты нос и задираешь выше колокольни! Как деньги кончатся – мы у тебя опять в подругах, да товарках ходим, – закричала Наташка, на Меланью.

– Тьфу на вас, голодранок, чтоб мужики на вас только по пьяни смотрели. Я вам не чета, мой муж из высокой семьи по рождению происходит! Не то что ваши голодранцы! – заявила Меланья и гордо развернувшись последовала по улице, видимо к своему дому.

– Вот баба дура. Ты вот, Наташка, правильно её отчитала, нам её дружба незачем. Как говорится: «Баба два года на базар серчала, только базар этого не замечал. Всё собирался, да собирался». Мы с тобой старые подружки, друг друга уважаем, лишнего не позволяем. Только одно скажу, не права ты только в одном, хочешь скажу, в чём? – поддержала подругу Параска.

– И в чем я не права? – вновь обиженно взволновалась Наташка.

– А вот в чём. Нет у неё никакого мужа. Живёт она не венчанная, в блуде, с Емельяном. Сама знаешь, кем она раньше была, в борделе подрабатывала. И Емельян такой же, отовсюду гонят его. Сам он из Венёвских. В общем с тех краёв. Когда-то деньги были у него, только пропил всё подчистую. Вот она и бесится. Домик у них на окраине стоит, разваленный. Живут тем, что жильцов пускают. Вот и на днях жили у них трое, непонятно какой национальности, за забор не выходили целую неделю, говорили на чужеродном языке, – поддержала вновь подругу Параска.

– А ты откуда знаешь? – уточнила Наташка.

– Откуда, откуда. Ты же знаешь, я напротив живу, ну и наблюдаю иногда, по-соседски. Так вот, они только по нужде из дома выходили. В один из дней я мимо проходила и расслышала разговор, только ничего не поняла. Не по-нашему говорили, на своём языке. Чувствую, дело здесь тёмное. Неспроста они этих людей укрывали, да и Емельян у неё со всякими путается, работать не желает. Всякие к нему ходят, может и революционеры. Всё в Скуратово часто мотался, видели его там и не раз. Дружбу водил с местным трактирщиком Агеем, пока не убили его. А то, что на Подьяченской улице, преподавателя убили, это верно. Мне знакомая подружка с Хлебной площади рассказала. Так что ты ошиблась, милая моя! – хитро заявила Параска.

– Параска, ты туда же. Какая ты мне подруга, если верить мне не хочешь. Не желаю я с тобой болтать о пустом, хозяйством заниматься надо, – с этими словами Наташка развернулась, не прощаясь, и направилась в другой конец улицы.

Оставшись одна, Параска подхватила корзинку с продуктами и направилась в проулок между улицами, в третью сторону.

«Жена мужа так любила, что в тюрьме место загодя купила. Ох, и бабы, что хотят то и придумают. Но польза от того, что я разговор подслушал, есть. В нужное время я появился. Зачем агенты жандармскому управлению, если такие подружки есть? Сама того не понимая подвела мужа. Теперь необходимо выяснить, кто такой этот Емельян? Кто у него проживал и зачем? Действительно, говорят в народе, баба без мозгов, что река без берегов. Сама разольётся и всё в округе затопит!» – подумал Евграф, улыбаясь в душе.

Оставшееся время, до появления посыльных с информацией он потратил на изучение улицы, пройдясь в одну и в другую сторону. Зашёл и в мелочную лавку, стал присматриваться к товарам, делая вид, что его интересует ассортимент. В ней всё было так, как и во всех лавках подобного предназначения. Торговали всем, чем можно, кроме сена и дров. Но интересовали сыщика не продукты, а хозяин. Он решил уточнить у него некоторые вопросы. Конечно, можно было бы узнать всё это и у городового. Однако, никто не мог гарантировать правду, так как в каких отношениях состоял городовой с Меланьей, сыщик не знал. Может и подкармливала она его. Такие отношения не редкость. Денег городовые получали немного, поэтому часто пользовались услугами своих подопечных. От подарков и подношений не отказывались. За это всячески помогали, прощали торговлю самодельным алкоголем, прикрывали незаконную сдачу в аренду «углов» в домах. Могли на многое закрывать глаза. В основном на неуплату налогов и пошлин. Здесь расчёт был другой. Обычно, этот мелкий мещанин, хозяин мелочной лавки, занимающийся торговлей, знал всех жителей ближайших улиц. Прекрасно разбирался в семейной жизни покупателей, доходах, нравах местной публики, знал всех по именам и роду деятельности. Лавка, это не просто место для покупок. Это место встреч, обсуждений последних новостей, получения советов об устройстве жизни, крещении, лечении, организации похорон и прочих жизненных ситуаций деятельности человека. Кроме того, как правило, лавочник, водил дружбу с дворниками, городовыми и околоточными надзирателями. Для городового или околоточного всегда имелась рюмка водки под хорошую закуску и небольшой подарочек. Наиболее ушлые из лавочников, ходили в друзьях у участкового пристава, главного полицейского начальника на участке. Для которого у них всегда имелся подарок поценнее, к праздникам и именинам. За счет подобной дружбы хозяин мелочной лавки был и хозяином улицы, влияя на жизнь и нравы публики, проживающей на ней.

Вот и в этой лавке хозяин по внешнему осмотру был достаточный пройдоха. Небольшого росточка, с хитренькими глазками на широком лице, он сам торговал за прилавком. Значит, позволить себе приказчика или помощника не мог в силу малого коммерческого дохода или из-за жадности. Имелся у него и весь набор трюков подобного заведения. Как и положено, на столбах, что разделяли прилавок и поддерживали потолок, висели зеркала для дам. Редкая женщина-покупательница не посмотрит на себя в зеркало. Пользуясь этой слабостью, ушлый торгаш в это время, обязательно не довесит товар. Судя по подходу к своему делу, он умел вытворять и остальные мелкие шалости торговли, которые понемногу, и самое главное незаметно, опустошали карман покупателя. Например, отправить покупку на весы легким незаметным броском и товар сразу прибавлялся в весе. Весы показывали совсем другой результат. Проводить обвес «на бумажку». Это тогда, когда большое количество ненужной упаковки также добавляло вес покупке. Обычно, это практиковалось при упаковке колбас, пряников, круп и другого примерно похожего товара. Были хитрости вообще достойные цирка. Когда обвес отрабатывался «на путешествие». Пока покупатель ходил в кассу для оплаты товара, продавец ловко отрезал от товара небольшой кусочек или отсыпал крупу. Были в употреблении и поддельные гири с большим весом. Применялись и «радуги», когда сорта рыбы или мяса быстро менялись с дорогих на дешёвые, пока покупателю заговаривали зубы. Вот и сейчас сыщик с удовольствием наблюдал, как трудится пронырливый хозяин. В лавку вошла местная мещанка, внимательно осмотрев предметы торговли, попросила по одному фунту пряников и хлеба, капусты на три копейки, дюжину яиц и три аршина атласной ленты, видимо, на платье. Торговец внимательно её выслушал, вначале приготовил продукты, отрезав хлеб и насыпав пряников в бумажный кулёк. Хорошенько их взвесив по наблюдательный взгляд женщины и предоставив каждое яйцо, её взору, для оценки. После положительной оценки товара, выдал ей ленту. Когда успокоенная честной покупкой женщина начала прикладывать её к своему плечу, пытаясь определить подходит ли ей цвет, хозяин ловким жестом пальцев, выкинул из кулька один пряник обратно под прилавок. Затем заменил два крупных яйца на мелкие или более старые. Поменял отрезанный ломоть хлеба на меньший. Ничего не заметив, женщина расплатилась, поблагодарила и вышла из лавки. Одна копейка осталась в лавке, добавляя коммерческую выгоду продавцу. Никакого опасения, исходя из внешнего вида, сыщик у хозяина не вызывал. Поэтому все свои манипуляции он провёл практически у него на глазах, ничуть не стесняясь, и не переживая за свою потерянную совесть.

– Чем могу быть полезен вам, может, подсказать что? – уточнил он у Евграфа, хмуро посмотрев на него.

– Подскажи, милейший, когда совесть потерял? В каком возрасте? – уточнил сыщик.

– Кто ты такой, бродяга, чтобы меня учить! Липнешь ко мне, как банный лист к срамному месту. Чего тебе надобно, подаяния не подаю. Пошёл отсюдова, пока городового не позвал! – крикливо заявил торговец, доставая из фартука свисток, видимо предназначенный для взаимного оповещения с местным городовым.

– Вот что, ты не ори и свисток свой прибери до лучших времён. Посмотри-ка, что я тебе покажу? – с этими словами сыщик предъявил ему своё служебное удостоверение.

– Чем могу быть полезен, вашему благородию! – подобострастным голосом, заявил испуганный и изменившийся в лице хозяин лавки.

– Расскажи-ка мне любезный, кто такие Меланья и её сожитель Емельян? – уточнил Евграф.

– С превеликим уважением доложу вашему благородию. Меланья баба дрянь. Что ни есть поганая баба. Склочница, торгует семечками в разных районах города. Бывшая бордельная проститутка, конечно, сам не знаю, но люди сказывали. Нет повода не верить! Как по возрасту ушла с дома терпимости, так и поселилась здесь. Емельян мужик в целом положительный, только работы у него постоянной нет, плотничает по вызову. Крышу кому починить, хлев поправить, мебель отремонтировать, всё по плотницкому делу. Но плотник из него никудышный, особо ничего не умеет. Несколько раз был бит за то, что работу выполнял из рук вон плохо. То есть у них деньги, то нет. Всё большей частью не бывает. Сын у них есть, только с ними не живёт, появляется редко. Чем занимается – не знаю. Вот на прошлые недели опять у них средства были. Меланья недели две покупала хорошие продукты и водочкой мужа жаловала. Потом плохо неделю жили, на капусте сидели, даже хлебушка не покупали. Больше недели опять хорошо живут, опять богато кушают, покупают продукты, как на целую ватагу. Вот и сегодня сальца, хлебушка и рыбки прикупила. Люди говорили, что когда-то жил Емельян очень хорошо, деньги у него были. Да только в карты проиграл или коммерция не пошла. Обмельчал сильно и опустился. Так-то он из образованных, говорят, из дворян. Не знаю правда или нет врать не буду. Но, судя по тому, что плотник никудышный, похоже на это.

– И что ж, Емельян бестолков и не умел или положительный? Не брешешь? Определись каков уж он? Вначале одно, потом другое мелишь, – уточнил сыщик.

– Что вы, ваше благородие. Мне вам резона врать нет. Что знал, всё вам рассказал, как на духу. Пустой человек, пустой. Как на духу вам говорю. Ошибся вначале, – ответил лавочник, стараясь угодить.

– Тогда на что живёт? – опять уточнил сыщик.

– Людей в пристрой дома, к себе, селит. Баба семечки продаёт. Вот и в этом основной доход. Понимаю, что, судя по вашему положению в полиции, враз меня закроете и в участок. Вся коммерция станет, а у меня трое деток и жена на сносях. Даже и приятель мой участковый пристав не поможет. Может, желаете, чего бесплатно, так я мигом вам соберу. И завсегда ко мне заходите, мне с вами приятнее дружить чем с приставом, – ответил хитроватый хозяин.

– А кто у него жил в съёмной комнате этого пристроя?

– Чего не знаю, того не знаю. Сам Емельян в лавку почти и не ходит. Ему Меланья всё приобретает. Да и что мужику надо для себя, портков, махорки да водки. Да и запойный он, хотя тщательно скрывает. Чужие, те, которые у него жили, в лавку не заходили. Я бы знал, а другая лавка, только через улицу.

– А какие фамилии у этого Емельяна и Меланьи? Единая или разные? – уточнил сыщик.

– Разные, они не венчанные. Живут в блуде, не по-людски. У неё, по-моему, Прошкина, а его и не припомню. Он то людей чурается, избегает. Околоточный надзиратель должен знать, у него вам надо спросить, ваше благородие, – ответил лавочник, немного подумав.

Задав ещё несколько вопросов и прикупив леденцов на палочке, Евграф вышел из лавки, время подходило для встреч с нештатными агентами. Через несколько минут подбежал, запыхавшись, Васятка с информацией от нищих.

– Дядя Шило, меня Санька-солдат отправил. Просил он передать вам, что нет у нас в городе такой ватаги. Может и есть, но нам неизвестна, – скороговоркой сказал Васятка.

– Понял, передай моё с кисточкой артельному. Пусть и дальше удачливо грызёт подаяния. Да знает, что у царя, да у нищего друзей нет, за случаем старых приятелей. Вдруг, что узнает, пусть при себе держит. Если сам никого не найду, то наведаюсь через день, другой. Желаю вам удачи, как известно нищий толстеет у костра и у тепла. Поэтому тепла вам и каждый день по червонцу, – с этими словами сыщик, потрепал Васятку за плечо, и вручил леденцы.

Довольный паренёк, забрав подарок, быстро удалился с места встречи. Сыщик стал по-прежнему прохаживаться вдоль улицы, рассматривая дома в ожидании второй встречи.

– Что, Евграф Михайлович, не помогли друзья из ватаги нищих? Не нашли конокрадов? За ватагу нищих, одного карманника выменять можно! – смеясь, уточнил Павел, появившийся внезапно.

– Молодец, незаметно ходишь. Что узнал? – похвалил Тулин, паренька.

– Узнал я немного. Был я во всех местах, где собираются извозчики. Поговорил со многими, никто не помнит, что б подвозил непонятных мужиков. Тем, более разговаривающих не на русском. Всё больше местные из деревень, на заработки. Однако выяснил, что ваши фразы похожи на язык мордовцев, это народец такой, малоизвестный, проживающий на реке Мокша. Ещё его называют мокшанами. Один из извозчиков долгое время жил в Тамбовской губернии, в уездном городе Темникове. Там и научился разговаривать на мокшанском языке. Я ему вашу бумажку дал, долго он думал, но примерно перевёл. «Вай, вай, ащемс тефтома азор, эряви путомс камбраз, аелдамс авака», переводиться, по его словам, так: «Ой, ой, подожди старший, надо прикрепить седло и подтянуть подпругу у коня или кобылы».

– Спасибо и на этом Павел, это многое проясняет, – поблагодарил паренька, сыщик.

Немного поговорив о жизни и службе на заводе, они распрощались. Павел направился домой, а Евграф на квартиру. Быстро переодевшись и приведя себя в порядок, он немедленно последовал в жандармское управление. Генерал Муратов ещё был на месте. Внимательно выслушав всё, что ему доложил Тулин, он немедленно отдал распоряжение о проведения обыска в доме Емельяна и Меланьи, по улице Ушкинской. О задержании всех лиц, которые окажутся в это время в доме. Написав соответствующее письмо судебному следователю, без которого обыск был не возможен, Евграф последовал вместе с жандармским офицером и тремя агентами, вначале за судебным следователем, а затем по адресу предстоящих действий.

Обыск и допрос в доме Емельяна и Меланьи закончился неожиданно удачно. Во дворе дома были найдены следы коней, да в таком количестве, что можно было предположить, что их было несколько. Кроме того, были найдены почтовые мешки, для перевозки бумажных и металлических денег, применявшиеся департаментом почтовых перевозок. Точь-в-точь такие, которые были похищены из почтовых экипажей с Московского почтового тракта. В одном из мешков имелось и с десяток купюр денег. Был найден и один револьвер, отобранный у охранника. Все эти вещи лежали аккуратно завёрнутые в рогожу в углу сарая, под крышей. Данную находку ни Меланья, ни Емельян за свои не признали, отпирались. Меланью охватила психическая истерика, она упала на пол, начала заламывать руки и кататься по грязному деревянному полу. Сопровождая свои действия плачем и громкими криками. Через некоторое время успокоилась и понуро отвечала на все вопросы, задаваемые судебным следователем, тихо плача и стоная. Сам Емельян тоже сильно испугался, но истерик не закатывал. Только сетовал на судьбу и говорил, что всё подброшено злыми людьми. Потом начал говорить про рок и проклятье, которое сопровождает его всю жизнь. Чьё проклятье и о чём оно, утаивал. У полицейских и судебного следователя создалось впечатление, что он слегка тронулся умом. Было ему больше шестидесяти лет, человеком он был грамотным, образованным. Только печать пьянства и вечного страха делала его лицо мерзким и невыносимо угрюмым. По поводу гостей, проживавших у них, не отпирались. Признались, что недавно пускали пожить, в пристрой к дому, трёх мужиков. Мужики жили неделю, за забор не выходили. Сама Меланья общалась только со старшим. Покупала для них продукты, кашеварила, обстирывала. За что и были заплачены хорошие деньги. Как они разговаривали и на каком языке не слышала. Старший разговаривал на русском, как обычный человек. Остальные двое всё больше отмалчивались. Появились они внезапно ночью на коляске с извозчиком. Постучались в дом, подняли с постели Емельяна и попросились на постой. Их впустили за хорошую плату, в общем сторговались. На вопрос почему именно к ним попросились приезжие? А не к кому другому, испуганный Емельян показал, что работает он у многих хозяев по плотницкому делу. Где бы он не работал, везде предлагал услуги по временному постою приезжих. Поэтому о том, что они сдают пристрой, знали многие. Определить, кто из знакомых Емельяна прислал ему временных постояльцев не представлялось возможным. Одной ночью, по их показаниям, прискакали временные постояльцы на трёх конях, завели их во двор. Переждали до рассвета, попрощались с хозяевами, расплатились и убыли в неизвестном направлении. Больше ничего пояснить ни Меланья, ни Емельян не смогли. Но дали небольшое описание их внешнего вида. Кроме того, в ходе выяснения личностей, оказалось, что фамилия Емельяна Майлов. Получалось, что Александр Майлов, канцелярский с конезавода, приводился ему сыном. Своё родство с Александром, Емельян и его общественная жена не скрывали. Только показали при опросе, что с сыном не общаются, даже где живёт он не знают по причине разлада в семье. Кроме того, сообщили, что не видели его около года. На основании улик оба были немедленно задержаны и препровождены в Тульский временный замок общего содержания для проведения следствия и дознания по двум делам. Ограблению почтовых экипажей и конокрадстве коней с Прилепского конезавода. Улик было достаточно, чтобы следствие закончить в кратчайшие сроки. Обоим светил конвойный этап и бессрочная каторга. Согласно приказу губернского жандармского управления, в Рязанскую, Тамбовскую и Пензенскую губернию была направлена депеша. Текст везде был один: «Начальнику жандармского управления Рязань, Тамбов, Пенза. Имею сведения о действиях шайки мордовцев, в количестве трёх человек крестьянского сословия, похитивших трёх коней Орловской породы с конезавода в Тульской губернии. Описание. Все среднего роста. Одеты в простую одежду. Двое имеют бороды, один не имеет по причине молодости. Разговаривают на мокшанском языке. Примерный путь движения в сторону города Темников. При обнаружении прошу немедля задержать конокрадов и сообщить в Тулу. Для конвоя к месту совершения преступления будет направлена группа агентов. Муратов».

Глава 13 Письмо от революционеров

Утром следующего дня Евграф находился в приемной у Муратова вместе с Петром Владимировичем. О проведённом обыске и результатах, было доложено ещё вчера. Муратов задержанию подозреваемых весьма обрадовался. Возможно, одни и те же преступники были участниками двух преступлений. Кроме того, немедля, ещё вчера, принял решение направить телеграмму о задержании пособников. Оставалось узнать, где же кони сейчас и награбленные деньги почтовых перевозок, а также ждать задержания пособников-мордовцев с Мокши. Емельян Майлов и его общественная жена молчали, ни в чём не признавались. Клялись, что в конокрадстве и грабежах не участвовали. Было принято решение задержать и их сына, Александра, для проведения опроса. От результатов которого зависело, останется он на свободе или окажется там же, где его родители, во временной общей тюрьме. О чем были отданы соответствующие распоряжения. Теперь все ждали голову, Николая Никитича Добрынина. Не мешая работать начальнику жандармского управления, Евграф и Петр в ожидании беседовали и обменивались новостями с приятелем, адъютантом. Тон задавал Александр Иванович, адъютант и помощник по особым поручениям начальника.

– Расскажу вам, господа, новые анекдоты про Серёжку Ржевского. Если вы не против. Народ выдумывает не останавливаясь. Время есть, до приезда головы, – с улыбкой заявил Александр Фролович.

– С удовольствием! – ответили оба, практически одновременно.

– Так вот, находятся, недавно, в ресторации, господин Сергей Семёнович Ржевский, известный вам граф Пьер Кириллович Безухов и его приятель, князь Андрей Николаевич Болконский. Выпили изрядно, настроение поднялось. Сергей и спрашивает у графа Безухова.

– Граф, когда я изрядно выпью, то мне все дамы кажутся весьма прелестными, волочусь за ними без устатку. Затем как протрезвею, мне обратное кажется. Скажите, граф, а как у вас происходит?

– Вы знаете, Сергей, мне проще. Сниму очки и вообще ничего не вижу. Хороши или плохи дамы, всё едино! Но у меня другой вопрос. Сергей, и вы, князь! Не кажется ли вам, что мясо, поданное нам, к столу, пахнет водкой?

– Одну минуту, – говорит Ржевский и встаёт из-за стола, – а теперь господа, пахнет или нет?

– Теперь не чувствую, – отвечает Пьер.

– Это не мясо пахнет водкой, это я третий день пью, – отвечает Сергей.

– Да много странностей господа. Вот вчера, у меня был случай. Встретил я недавно одного бывшего метрдотеля, с ресторана «Хива» на улице, в форме околоточного надзирателя. Спрашиваю его, как на новом месте служится? – поддержал разговор князь Болконский.

– И что? – уточнил Ржевский.

Он мне в ответ: «Очень хорошо, Ваше Сиятельство!»

– И в чём же, хорошо? – Уточняю я.

– Раньше я был всегда не прав, когда был официантом. Теперь всегда не правы жители моего околотка.

– О чём вы задумались, подпоручик, – уточнил у Ржевского, Безухов.

– Да вот думаю, если бы золушка потеряла на балу не туфельку, а корсет. Что бы делал принц? Как бы он искал прелестницу?

– Да, Золушка, это вечная тема! – ответил князь.

– Вот недавно слышал новую версию посещения бала. Поделюсь. Просит Золушка у мачехи отправить её на бал к голове города Тулы, для знакомства с сыном головы, а та сопротивляется. Не желает. Наконец Золушка уговорила мачеху. Однако та предупреждает. Смотри золушка, не перепутай. Сын головы должен искать тебя и желать на тебе жениться. Поэтому надо вовремя исчезнуть. Не как прошлый раз на балу в дворянском собрании, когда ты напилась и гонялась по кустам за сыном статского советника Петрова, – рассказал Ржевский.

– Доброго дня вам. Я смотрю, господа вам весело? Александр Иванович на месте? – уточнил, вошедший голова города.

Все встали при входе Добрынина и поприветствовали его.

– Так точно, Николай Никитич. Ждёт вас! – доложил адъютант.

– Так пойдёмте же. Время не ждёт, господа, – ответил голова и направился в кабинет генерала.

Вслед за ним Евграф и Пётр прошли к Муратову.

– Николай Никитич, рад вас видеть! Как городские дела? – поприветствовал Добрынина, генерал.

– И я вас рад видеть. Дела неплохо складываются. Вот сегодня подсчитали, если в 1880 году на каждого жителя города тратилось по два рубля на общие нужды по благоустройству. То в этом году тратится уже три рубля. Продолжаем город керосиновыми фонарями обустраивать, к 1895 году, по плану городской думы, должно быть тысячу сто фонарей. Сейчас главным считаем обустройство мест общественных гуляний, кремлёвский сад и вокзал. Обяжем купцов, ведущих там торговлю, что бы трижды в неделю оркестр играл для увеселения публики. Что бы заботились о порядке и благочинии в кремлёвском саду. Но, господа, поймите, я к вам не за балагурством прибыл. Хотелось бы знать, что по поиску моих коней? Вот новое письмо получил от анонима, сегодня с утра подбросили, полюбопытствуйте, – ответил Добрынин, передовая письмо генералу.

Муратов взял в руки письмо и прочитал вслух, присутствующим:

«Смею вам сообщить, что знаю о вашей беде, краже коней. Имею данные, что замешаны в этом молодые революционера, которые собираются на квартире мещанина, господина Александра Малова. Квартира расположена, недалеко от сахарного завода, по адресу улица Ствольная, дом 6. Прошу принять меры к революционерам. Возможно и коней обнаружите. С уважением к вам, доброжелатель».

– Что ж, разберёмся и с этим. Думается мне, что письма, прежнее и это, придуманы для введения нас в заблуждение. Не особо верю, но меры примем немедленно, – ответил Муратов.

После этого отдал немедленное распоряжение адъютанту направить дежурную группу жандармов по адресу, указанному в письме. Для проведения дознания, при необходимости и обыска, по дороге согласовав действия с судебным следователем.

– Есть ли новости, господа, по розыску, – спросил голова.

– Имеются новости и результаты, и неплохие. Задержаны два лица, у которых на постое находились конокрады. Следы во дворе подтверждают нахождение там не меньше трёх коней. Скорее всего эти кони и есть жеребец Антонио и кобылки Эсмеральда и Крали. Мною уже вчера направлена телеграмма в губернии, по возможному их маршруту движения и проживания. Дело нескольких дней и кони будут у вас. Так что, не беспокойтесь, Николай Никитич. Всего несколько дней ожидания. Как только их задержат по дороге к дому, немедля высылаю группу агентов. Кроме того, возможно Емельян Майлов и Меланья Прошкина участвовали в грабежах на дорогах. При обыске в доме найдены улики преступной деятельности. Пойдут на каторгу, если вина будет доказана, – ответил Муратов.

– Что вы говорите? Прекрасно, Александр Иванович, прекрасно! Всего одного дня вам потребовалось, чтобы обнаружить преступников на частную собственность. А как в точку угадали! Сразу за два преступления злодеев схватили. Если мне память не изменяет, это вы о почтовых ограблениях? Вот это профессионализм. Жду результатов, потом хорошенько обмоем это событие, хорошенько! – весело заявил Добрынин.

– Полно, Николай Никитич! Это наш долг. Кроме того, как ранее и говорилось, умения нашего Евграфа Михайловича творят чудеса. Высокий специалист своего дела, вся эта удача его рук дело, – ответил Муратов, не забыв напомнить голове, кто занимается розыском.

– Всё помню по Суходольскому приходу. По приезду сейчас на службу отдам немедленные распоряжения по поиску подходящей землицы под усадьбу. Не переживайте, договоримся. По хорошей цене уступлю, без всяких сожалений, – ответил голова.

– Позвольте полюбопытствовать, Николай Никитич, а что стало с конюхом, управляющим конюшней и канцелярским, Александром Майловым, после этого случая? Похищения коней с конюшни в Прилепах, – уточнил Евграф.

– Управляющего я пока оставил при должности, до окончания следствия. Что ни говори, а дело своё он знает. Кучера уволил. Майлов утром вчера был у меня. Весь в истерике, просил компенсацию за унижения и риски для жизни. Просил уволить, так как больше не может рисковать своей жизнью. После этого случая в Прилепах ему страшно и днем, и ночью. Немного заплатил я ему и уволил. А тут вот его личность по письму проходит. Может и он виноват? Но Александр Иванович разберётся вместе с вами. Мне уже пора, буду с нетерпением ждать результатов, – ответил Добрынин.

– Ещё один вопрос, Николай Никитич. Не знаю, удобно ли спрашивать, но всё же уточню. На конюшне Евграф Михайлович вещицу любопытную обнаружил. Посмотрите, не ваша ли. Может кого из близких, – уточнил генерал, попросив сыщика представить находку обществу.

Добрынин рассмотрел женское украшение, взяв его в руки. Повертел, рассматривая, и положил на стол.

– Нет, у меня такой никогда не было. У тех господ, что со мной были обязательно спрошу. Неделю назад привозил я в Прилепы гостей. Конями хвастался, признаюсь, грешен. Но дам там не было. Спрошу. Может, кто и обронил. Но мало вероятности. А что прям возле конюшни? Если так-то конечно странно. Занятная вещица. Спрошу и вам сегодня же сообщу посыльным, – пообещал голова.

Больше вопросов Добрынину не задавали. Муратов кратко рассказав Добрынину в присутствии сыщика и графа Бобринского, краткую суть произошедшего за двое суток. Уделив внимание каждой мелочи, выявленной в ходе розыска. Внимательно выслушав и пожелав удачи, Добрынин уехал по городским делам, пробыв у начальника жандармского управления не более одного часа.

– Ну что, господа, какие дальнейшие мысли и планы? Прежде чем ответите, давайте послушаем офицера. После вашего доклада, Евграф Михайлович, о мужичках, проживавших у мещанина Малова, по улице Ушкинской. Я поручил подготовить доклад о мордовцах, говорящих на мокшанском языке. О некоторых традициях этого народа. Не будет лишним изучить, и кое-что уяснить, – сказал Муратов.

Вошёл офицер, с разрешения генерала присел за рабочий стол, и приступил к докладу, читая текст: «Народ мордовцев делаться на две части, народы эрзя и мокшу. Эрзя в свою очередь на Шокшу, немногочисленный народ проживающий в основном в Темниковском уезде, Тамбовской губернии и народец Терюханы. Данная, небольшая, часть Эрзян, в большинстве своём, располагается в Нижегородской губернии. Мокшане имеют в своём составе Каратаев, проживающих в Казанской губернии. Основная часть мокшан проживает в Темниковском и Спасских уездов, Тамбовской губернии. Мокшане являются христианами, однако имеют и влечение к древне языческим верованиям. Иногда они совершают служения одновременно, объединяя христианские и языческие верования. Согласно вашего распоряжения, ваше высокопревосходительство, я подобрал несколько основных языческих традиций. Согласно этим верованиям главным богом является верховный бог Шкай. Кроме того, имеются ещё двадцать шесть не главных богов. Моления проходят общинами или лично. Местами являются рощи, берега рек, луга и овраги. Имеет место и жертвоприношения. В жертву приносятся жертвенные животные у специального камня. Кровь сливается в яму у священного камня, а мясо принимается в пищу. Интересными являются традиции свадебных обрядов и захоронения умерших. Начнём со свадьбы. Перед тем, как сватать сына, отец жениха приносит жертвоприношение богам. Затем он должен заполнить мёдом каравай хлеба, под утро положить на крыльце дома невесты и постучать в окно. Потом громко прокричать о намерение взять её в семью, так чтобы обязательно все домашние услышали и убегать что есть мочи, можно и верхом. Как правило, за ним организовывают погоню, если догонят, тогда не только каравай вернут, могут и тумаков надавать. Если всех договор устраивает и заранее положительный ответ обсуждался, тогда отец невесты или брат у дома жениха подтверждает согласие на свадьбу. Начинается обсуждение самой свадьбы и денежных вопросов, связанных с ней. В доме девушки проводятся определённые ритуалы, связанные с подготовкой, чередой появляются родственники и подруги. Невесте даются соответствующие указания по поведению в доме мужа. Готовится приданое. Все мероприятия проводятся в грусти и печали. Нельзя на людях показывать свою радость от создания семьи и выдачи дочери замуж в другую семью. В доме жениха наоборот имеет место веселье. Пекутся пироги, и проводятся ритуалы от нечистой силы и порчи. Помывшись в бане и в чистой одежде, жених следует к дому невесты, где за определённый выкуп подтверждается его право на свадьбу. С ним следует друг жениха, задача которого спасать его от порчи, всевозможной нечистой силы и руководить всеми церемониями. Затем проходит венчание в церкви. После свадьбы происходило наречение невестки новым именем, представление умершим предкам и совместное моление к ним. Особый интерес вызывают традиции захоронений. В древности, в более поздние времена, для захоронения использовались деревья. Тело умершего подвешивали на дереве, завернув предварительно в священный, погребальный наряд. Потом, в семнадцатом веке, на специальных лесных кладбищах. Делая из четырёх деревцев специальный сруб и ставя его на четыре пня, оставшихся после их рубки. Умершие рассматриваются, как перешедшие в иной мир. Но продолжавшие существовать, как духи-покровители семей. Присутствуют традиции почитания умерших, которые могут гневаться, а могут и помочь в решении жизненных проблем. Имеется особое отношение к возможности возвращения умершего в мир живых. Для того, чтобы этого не произошло, в лавку, на которой умирает человек, втыкается топор, а после проводов покойника в иной мир, во дворе разводится большой костёр. Все, кто приходят с кладбища, подходят к нему, для очищения. В дальнейшем проводится поминовение в доме покойного. Как вы и просили, ваше высокопревосходительство, узнал об отношении к коням. Данный народ весьма уважает коней, считая их своим культовым животным. Это находит место как в украшениях для людей, так и домов. Много народных праздников связаны с изображениями коней. По характеру народ добрый, отзывчивый и не злопамятный».

— Что скажете, господа? – спросил Муратов.

– Это многое меняет. Теперь понятно почему в Прилепах имелись следы жертвоприношения. Можно предположить, что там проживали или находились мокшане. Это ещё раз показывает на них, как на конокрадов. Считаю, что необходимо опросить служащих Рязанской заставы. Возможно, они видели подобных людей на конях, – предложил сыщик.

– Уже опросили. Действительно, позавчера, рано утром, через Рязанскую заставу проезжали трое мужиков верхами. У них проверили паспорта и документы на лошадей. Купчие были в порядке. Самое интересное в том, что, по показанию служивых заставы, лошади были обычными, явно не Орловскими рысаками. Так, обычными лошадьми, не дороже десяти рублей ценой. Поэтому, я несколько слукавил, когда сказал Добрынину, что конокрады определены и дело за малым, за их задержанием. Сам я пока в этом весьма сомневаюсь, хотя и дал телеграфную депешу на всякий случай, – подвёл итог сказанному Муратов.

– Что вы думаете о новом анонимном письме Добрынину? Какие предложения, Евграф Михайлович? Как все эти случаи соединить во едино? – опять уточнил Муратов.

Сыщик ответить не успел. Вошёл адъютант и доложил, что группа, посланная для обыска на улицу Оружейную, прибыла. Старший группы просится на доклад.

– Пусть войдёт, – сказал генерал.

Вошел жандармский офицер и доложил о том, что в данном доме постоянно никто не проживает уже около месяца. Комната в доме сдавалась некому Александру Майлову. Хозяев нет, проживают в Москве. Соседи показали, что тот последнее время, этот Майлов, появляется наездами. Крайне редко. Однако, при обыске найдена свежая революционная газета «Вольное слово». Кроме того, найдено некое письмо, которое он посмотрел и считает очень важным для доклада. Письмо и газеты лежали на столе. Возможно дом являлся неким почтовым ящиком для переписки неизвестных, жандармскому управлению, революционеров.

– Читайте, – приказал Муратов.

– Не могу, ваше высокопревосходительство, – ответил офицер.

– Почему?

– Зашифровано, – ответил тот.

– Позвольте, посмотрю, – сказал Евграф и подошёл к офицеру.

Заглянул в письмо, сыщик с улыбкой сказал: «Это старославянский шифр, я уверен. Прикажите расшифровать немедля, у вас подобные специалисты имеются. Тем более здесь всего две строчки».

Евграф в прошлом году активно помогал полиции Санкт-Петербурга в задержании террористов, покушавшихся на жизнь императора Александра Второго. Там, в ходе своей службы, был вынужден, весьма часто, сталкиваться с различными шифрами. Революционеры не сидели на месте. Члены различных партий и движений были повсюду. Они активно изучали возможности сбора информации с переписок различных ведомств империи. Но сами активно применяли в свою очередь, любые возможности зашифровать свои сообщения. Так, революционеры подпольных организаций Народная воля, Народная расправа, анархисты и другие, в целях конспирации, применяли различные агентурные шифры. Наиболее распространенными из которых являлись такие, как «книжный шкаф». Шифр простой замены. Для него необходимы были книги – ключи, которые успешно находила полиция при облавах и обысках. «Старославянский шифр» – замена букв на их числовое значение в старославянской письменности. «Невинные письма» – когда для получения истинного смысла письма, было необходимо читать каждое шестое или другое по взаимной договоренности, слово. Популярным был и тюремный шифр – «полибия», его можно было использовать для перестукивания между камерами. Например, буква «б» стояла на втором месте в алфавитном ряду и звучала она следующим образом: «длинный удар, пауза два коротких удара». Буква «в», стояла на третьем месте, значит она звучала как: «длинный удар, три коротких удара».

– Ну что ж, возможно вы правы, – сказал Александр Иванович, передавая письмо вошедшему адъютанту, с просьбой немедленного дешифрования.

– Что за газета такая, «Вольное слово»? – уточнил Пётр, молчавший до этих пор.

– Давайте не будем на эту тему. Так каковы же ваши мысли, Евграф Михайлович, по поводу кражи коней? – вновь задал вопрос сыщику Муратов.

– Мысли очень просты. Или вся семейка Майловых закоренелые преступники или кто-то водит нас за нос. Сами посудите. С одной стороны, у старика Майлова найдены неопровержимые улики преступлений. Сегодня поступило случайное письмо на его непутёвого сына, по результатам обыска у того тоже улики и тоже тянут на каторгу. С другой стороны, Александра Майлова и конюха зачем-то посадили в пещеру и связали. Можно было просто связать и бросить где-то поблизости. Хотя, конечно, возможно, это сделано ради того, чтобы не нашли подольше. В районе дубовой рощи проводили странные и языческие жертвоприношения. Мужики эти, мокшане, оказались в районе Прилеп, да ещё в утреннее время. На конях и возможно тайно. В то же время совершенно открыто выехали через заставу в направлении Рязани, и при них были исправные документы. Письма всякие, Николаю Никитичу, голове, приходят. Всё это наталкивает меня на мысль, что некто, весьма хитрый и умный, воплощает свои мысли, запутывая нас. Сам в это время планирует направиться с конями в неизвестном направлении. Мне кажется, нас за нос водят. Я признаюсь, даже в этом убеждён

Через полчаса, вошёл офицер и доложил: «Всё расшифровали. Содержание следующее: «Мы в В… Там где императорский дворец. Завтра уходим на Орёл».

– Разрешите идти? Или ещё какие распоряжения, ваше высокопревосходительство? – уточнил он.

– Идите, милейший. Что скажите, Евграф Михайлович, по поводу фразы? – спросил генерал.

– Скажу следующие. Пока ничего не понимаю. Они что, в Санкт-Петербурге, ведь там императорский дворец? – недоумённо ответил сыщик.

– Я знаю, возможно, они в Венёвской округе, есть там такой дворец. У нас там есть село Мильшино, в ней некая усадьба Ржевских. Так вот, эту усадьбу Ржевских иначе никто и не называет, как «императорский дворец». Они же построили Зимний дворец в миниатюре. В сто раз уменьшенную копию. Им сам государь-император проект присылал. Пуговица, которую Евграфу передали, гвардейская. Они оба в прошлом гвардейцы. Кроме того, Майлов говорил, что преступники между собой разговаривали о каких-то «Мульках» или «Мильках». Конечно, я далёк от мысли, что Пётр или Сергей могли украсть лошадей. Пётр, вообще, земский начальник. Полицейскую власть в уезде представляет. А вот Сергей мог поозорничать. Говорят, что у них с головой, Добрыниным, недоразумение получилось на прошлом городском балу. Надо ехать в Венёв и Мильшино, – с горячностью заявил Пётр.

– Какие недоразумения? – уточнил сыщик.

– Да было одно. Сергей Ржевский прибыл на костюмированный бал в костюме «дерева с дуплом» впереди и сзади. Оба дупла были закрыты дверцами, на которых имелись надписи: «Не открывать, пчелы. Могут ужалить». Так вот, наиболее любопытные гости, мужчины и женщины, решили посмотреть и начали открывать дверцы.

– И что? – уточнил Евграф.

– Так вот они начали открывать, а там человеческое естество, в том, в чём мать родила. Так голова приказал его вывести с бала, под смех публики. Ели вытащили. Он сопротивлялся и бил ветками от карнавального дерева слуг и публику. Шутка удалась. Все были в восторге, кроме Добрынина, – засмеялся Пётр.

– Поезжайте. Попрошу немедленно, сегодня же. До Венёва около пятидесяти вёрст. Сегодня к ночи будете в Венёве, а с утра усадьбу проверите. Полномочий вам представить не могу. Обвинения весьма шаткие. В помощь тоже дать никого не могу. Но вам и не надо, Пётр Семёнович Ржевский сам полицейскую власть представляет в уезде. Возможно, что Сергей без его разрешения решил шутку сыграть. Вот и разберётесь, Пётр Семёнович однозначно будет на вашей стороне. Можно и прямо в «лоб» сказать, пусть разрешат осмотреть усадьбу и опросить слуг и жителей села. Думаю, что проблем у вас не будет, – подвёл итог разговора Муратов.

– Полностью согласен с вами, господин генерал и Петром Владимировичем. Несмотря на то, что кто-то нас водит за нос, эту версию необходимо проверить. Тем более, меры по задержанию возможных конокрадов, мокшан, и без нашего вмешательства примут. Но те слова, которые были сказаны преступниками: «теперь на Ушкинскую…», подтвердились. Проживание Мокшан на этой улице, выявлено, возможно и что-то подтвердится и в этом случае, – согласился Тулин.

Через десять минут Пётр и Евграф вышли из здания жандармского управления и направились на временную квартиру для сбора вещей. Затем они решили заехать за Ольгой Владимировной и направиться в Венёв. Иначе бы она не простила им самостоятельной поездки. Там проживали матушка и дед обоих.

– Евграф Михайлович, вы что-нибудь знаете про эту газету? – уточнил, Пётр, когда они вышли из жандармского управления и направились к заводскому экипажу с кучером.

– Немного знаю. Но говорю вам по большому секрету и прошу вас ни с кем не делиться. Конечно, это не государственная тайна, но всё же не для всех ушей. Газета эта задумана известной в узких кругах «священной дружиной», или «святой дружиной». Возглавляют которую самые именитые государственные чины. Министр двора и уделов граф Воронцов-Дашков, министр внутренних дел граф Игнатьев, обер-прокурор синода Победоносцев и другие не менее уважаемые люди. Кстати, говорят, что и князь Сан-Донато причастен. Создана газета как приманка для революционеров. Каждый экземпляр на контроле. Те кто читают и распространяют, враз берутся на карандаш и надзор жандармским управлением.

– Вы имеете в виду Павла Павловича Демидова, получившего этот титул от своего бездетного дяди, Анатолия Николаевича Демидова? Того, который был женат на племяннице Наполеона? – уточнил Пётр.

– Именно его. Великого эзотерического мастера тамплиеров Европы, духовно-рыцарского и масонского ордена. Великого Мастера Ордена Сиона.[64] Кавалера Ордена Чести Тевтонцев.[65] Члена общества Туле.[66] Под эту газету, деньги выделены частные и государственные. Она давно уже выпускается. Так вот, в этой газете всё продумано, чтоб оппозиционеров с истинного пути сбить. Дискредитировать идеи, в том числе и отдельные личности. Да и сам факт её укрытия и изучения даёт право на арест, тюремное заключение или каторгу, при необходимости, – ответил Евграф.

– Похоже, Павел Павлович собрал все оккультные науки под контролем своей семьи. Надо бы будет изучить, повнимательнее, весьма интересно, – задумчиво заметил Пётр Владимирович.

Глава 14 Дорога в Венёв

Сборы были недолгими. Через час, после полудня, выехали в Венёв. Решили остановиться у Брежнёвых на ночлег, а с раннего утра прибыть в усадьбу Мильшино. Ехали в экипаже-ландо, взятым с оружейного завода, наслаждаясь окружающей природой. Настроение в компании было прекрасным. Сам Евграф немного волновался о предстоящем знакомстве с родными Ольги Владимировны. Всё-таки личные мысли о графине, о создании совместной жизни, ни на сутки не оставляли сыщика. Ему казалось, что он влюбился в очаровательную Ольгу окончательно и бесповоротно.

Судьба у этой семьи была необычная, не похожая на многие другие судьбы дворян России. Прадедушка Бобринских являлся незаконнорожденным ребёнком, появившимся на свет от взаимной любви двух знаменитых для России государственных особ. Его назвали Алексеем. Чтобы избежать молвы и преследования, маленького ребёнка отдали на воспитание в семью камердинера матушки новорожденного. В ней он долгое время воспитывался, совместно с родными детьми верного слуги. В дальнейшем Алексея воспитывал Иван Иванович Бецкой. Будущий президент императорской академии художеств. Что самое интересное, тоже внебрачный сын, только генерала-фельдмаршала, князя Трубецкого, соратника Петра Первого. Фамилия Бецкой, была сокращенной от фамилии отца, Трубецкой. Таким образом поступали многие именитые дворяне того времени, да и сейчас это было не редким случаем. В тысячу семьсот семидесятых годах, Алексею Григорьевичу присвоена фамилия Бобринский. В дальнейшем, в 1782-м году Алексей Григорьевич, после окончания Сухопутного кадетского корпуса в Санкт-Петербурге получил звание поручика армии. В 1796 году ему был пожалован графский титул. Закончил службу генерал-майором, удалившись от суеты в свое имение в Богородицк. В отставке занимался сельским хозяйством, периодически навещал Санкт-Петербург и замок в Лифляндии. Был похоронен в семейном склепе в Бобриках. У Алексея Григорьевича от счастливого брака было четверо детей. Все прожили достойно и с пользой для Отечества. Одним из них являлся Алексей Алексеевич Бобринский, внук императрицы Екатерины II, зачинатель сахарной промышленности в России. У него в браке родилось трое мальчиков, одним из которых и являлся отец, Петра и Ольги, граф Владимир Алексеевич Бобринский. В своё время, граф занимал большой пост в министерстве путей сообщения. Имел чин генерал-майора и действительного тайного советника. В 1861 году, находясь по делам в Туле, Владимир Алексеевич Бобринский встретил Марию Гавриловну Брежнёву, дочь купца из Венева. В дальнейшем, сочетался браком. Брак изначально был мезальянсом, неравным по сословному признаку. В супружестве они прожили недолго, три года, в дальнейшем развелись. Он рано ушел в отставку, занялся сельским хозяйством и развитием сахарной промышленности. Построил пять сахарных заводов, один из которых в селе Михайловском в Тульской губернии. Занимался добычей угля с земель своего имения в Бобриках и поставкой его в Пруссию. Сам, в данное время, проживал в Киеве, в местечке Смела. Занимаясь развитием сахарного производства. Матушка Петра и Ольги, была против того, чтобы соединились две фамилии Бобринские и Брежнёвы, но потом, уважая мнение детей, смирилась. Так что можно было сказать, что Бобринские-Брежнёвы являлись праправнуками великой правительницы России.

– А что Евграф Михайлович, только мужчины бывают преступниками высокого уровня или есть женщины? – лукаво спросила графиня.

– В большинстве своём да, но есть и исключения. Вот, например, Софья Ивановна Блювштейн, по кличке Сонька золотая ручка. Долгое время занималась незаконной деятельностью, кражами в особо крупных масштабах. Не только в России, но и в Европе. Два года назад была арестована в Одессе и после судебных процессов сослана в Иркутскую губернию. Имея очаровательную внешность и особо дивные бархатные глаза, гипнотически действовала на мужчин. Особо удачно работала по ювелирным изделиям. Для этого у неё имелось особое платье с двойным подкладом. Бросишь колечко в определённое украшение на платье, и оно окажется где-нибудь в самом низу подола. Имея большие ногти, могла загонять под них малые драгоценные камушки. Иногда пользовалась специальной обезьянкой или собачкой, обученной к воровству. Особо удачно грабила в поездах, под новое знакомство и шампанское. Имеются случаи, когда выкрала у сонного пассажира, попутчика двести и триста тысяч. А уж по мелочам и не счесть. Для этого имела специальные сигареты с хлороформом или опиумом, одурманивающие духи, колечки с опиумом. Применяла эти «чудные изобретения», если попутчик отлучался, добавляя малыми дозами в шампанское. Не экономила на нарядах и внешнем виде, одевая дорогие драгоценности. Снимала самые дорогие номера в гостиницах. Имела шикарные парики и накладные ресницы. В общем много чего, что помогало ей в незаконном промысле. Летом прошлого года совершила побег и до сих пор не поймана. Говорят, что видели её в Европе. Но может и не она. До неё были не менее известные авантюристки, но сейчас, она самая известная воровка в России.

– Вы её, видели сами? – уточнила графиня.

– Никогда, – ответил Тулин, только фото.

– Может быть расследовали преступление, по её похождениям? Очень было бы интересно ознакомиться, – уточнил Пётр.

– Нет я слишком поздно пришёл в сыскную часть, в 1881 году. Софья Ивановна в 1880 была задержана. Но старожилы полиции, рассказали мне, несколько случаев. Один из них забавен. Софья Ивановна познакомилась с очень бравым офицером гвардии, кроме того достаточно богатым. Появлялась с ним неоднократно в одном из самых дорогих ювелирных магазинов, тщательно рассматривая драгоценности. Несколько раз позволяя ему приобретать небольшие безделушки. Данному офицеру она постоянно повторяла, что очень скромна и её не интересуют дорогие украшения. Ей интересен только он сам, и его любовь к ней. Конечно молодой офицер был польщён и начал верить ей беспрекословно. Однако в ходе посещений она заприметила, что ювелир очень внимательно к ней относиться как к женщине и не прочь увлечься. В один из дней Софья Ивановна вновь появилась в магазине и выбрала несколько очень дорогих украшений на сумму в триста тысяч. Затем она попросила доставить их на квартиру к офицеру, где она проживала. Обещав там, на квартире, их оплатить. Зная с кем, она проживает и понимая её платежеспособность, он согласился. Однако предупредила хозяина о том, что её муж сегодня в отъезде и он может прибыть к ней для личной, тайной встречи. Конечно ювелир был рад и заработать денег и провести вечер с прекрасной дамой, в отсутствии мужа. В назначенное время он томимый страстью к ней прибыл с драгоценностями. Она попросила его подготовиться и раздеться в одной из комнат. В это время появился гвардейский офицер, вызванный запиской из казарм. В записке она описала, что ювелир преследует её, желая близости и просила защитить. Ворвавшись в дом, офицер нашёл ювелира в неглиже в одной из комнат. Завязалась драка. В это время Софья Ивановна со всеми накоплениями офицера и драгоценностями быстро покинула квартиру прямиком на вокзал и немедленно убыла в неизвестном направлении. Вот такая история.

– Я понимаю, что очаровательная Софья в большинстве своём пользовалась своей внешностью и игривым отношением к ней со стороны мужчин, – заявила Ольга.

– Возможно и так, – ответил Тулин.

Дорога протекала в ровной беседе. Бобринские были веселы в предвкушении встречи с родными.

– А что наш старый друг граф де Тулуз-Лотрек не объявлялся, – уточнила Ольга Владимировна.

– Он нам не друг графиня. Только вам, возможно. Именно вам он дарит подарки, – ответил Евграф.

– Ну, ну не обижайтесь. Всего один раз, и я его не просила. Расскажите, что знаете. Я просто неудачно пошутила, – ответила Ольга, видимо решив заставить Тулина, немного поревновать.

В прошлом году Тулин расследовал дело секты скопцов. В ходе розыска ему пришлось познакомиться с графом де Тулуз-Лотреком, выдававшим себя за французского аристократа. Тот обвёл жандармское управление, Евграфа, Петра и Ольгу вокруг пальца. При чём, не только смог избежать правосудия, но и похитил бриллианты и крупную сумму денег, у ныне покойного «кормчего» тульской секты скопцов. Некого купца Платинина. Выгодно провернув дело, мнимый граф, удачно скрылся в Болгарии. Перед убытием он направил графине прекрасный букет цветов, покорённый её красотой.

– Мнимый граф де Тулуз-Лотрек, как оказалось, проживал в Туле несколько лет. Вообще, это мне генерал Муратов рассказал. Знал губернию как свои пять пальцев. Скорее всего имел много товарищей, которые помогали ему в разных делах. Господин Савин воевал в 1877 году во время Русско-Турецкой войны, в Болгарии. Находясь добровольцем в девятом армейском корпусе под командованием генерал-лейтенанта, барона Кридинера. Был ранен в одном из боёв под Плевной. Переправлен через границу и проходил лечение в госпитале Красного Креста в Туле. Вылечился, но по какой-то причине не стал уезжать к себе в Калужскую область. Возможно не захотел контроля со стороны близких. Купил себе усадьбу Руднево, в окрестностях города. Занимался охотой. Большой дружбы с местными дворянами не водил, держался особняком, допускал к себе только избранных. Принимал у себя старых Московских и Санкт-Петербургских товарищей, в том числе и друзей из-за границы. В усадьбе преспокойно жил и не тужил четыре года, выдавая себя за французского графа. Периодически путешествовал по Европе, жил в Болгарии. Все в округе усадьбы были уверены, что он француз, и живёт в Туле временно. Вы же сами знаете, какой он мастер перевоплощения. Тем более усадьба дальняя, дорога на Московский тракт имеется, не заезжая в Тулу. А если по этому тракту ехать, то и на Калугу попасть можно, повернув на лево. Есть там дорога вблизи уездного города Алексин. Получается, что жил он там и в прошлом году, приехав из Болгарии.

– Так что же, полиция разыскивает его или нет? – уточнила Ольга.

– В том деле, о присвоении денег купца Платинина, состава преступления нет, по Российским законам. Сам купец убит, показаний дать не сможет, свидетели сделки отсутствуют, письменных обязательств не имеется. А то, что он псевдоним себе присвоил, так это не возбраняется. Муратов считает, что привлечь господина Савина не за что, будем ждать его новых похождений.

– Что вы говорите! – в один голос воскликнули Пётр и Ольга.

– А что известно о нём ещё? – уточнил Пётр.

– Сейчас скорее всего в Европе. В Москве мне удалось встретиться с некоторыми приятелями Савина, по службе в гвардии и гусарском полку. Они рассказали много интересного о нём. Если желаете, поделюсь, – предложил Евграф.

– Давайте, сделайте милость. Дорога дальняя, надо чем-то занять, – поддержал предложение Пётр.

Тогда слушайте: «Николай Герасимович Савин родился в семье отставного гвардейского офицера Герасима Сергеевича Савина. Его отец был достаточно крупным помещиком, имевшим около пяти тысяч крепостных. Женился поздно, в сорок лет и по любви. Взяв в жёны красивую семнадцатилетнюю девушку, приходящуюся ему дальней родственницей. Лето семья проводила в селе Серединском, что находится в Калужской губернии. Зиму в Москве, где у них имеется дом, у Никитских ворот. Их трое братьев, Сергей старше Николая Герасимовича на девять лет и Михаил, младше на три года. Родители желали отдать его для обучения в Императорский Александровский лицей в Санкт-Петербурге, но по настоянию бабушки, оставили его в Москве. Там он обучался в лицее, который открыл Леонтьев Константин Николаевич, писатель, философ и публицист. Однако Николай Герасимович с детства очень любил театр, это сыграло с ним, в дальнейшем, злую шутку не один раз. В общем он очень часто захаживал на театральные представления и знал многие постановки наизусть. В частности, оперетту Прекрасная Елена, французского композитора Жака Оффенбаха. Если вы помните сюжет, то постановка достаточно взрослая и не для возраста Николая Герасимовича, на то, молодое время. Речь идёт о любви и взаимоотношениях между мужчиной и женщиной. Так вот он отказался изучать латынь, а процитировал несколько текстов из оперетты. За что был высечен и помещён в карцер. После этого молодой Савин наотрез отказался учиться в этом лицее и был отправлен к родителям. Через некоторое время он был вновь отправлен для обучения, но в Александровский лицей, в Санкт-Петербург. Но и там проучился всего три года, вместо пяти положенных. Причина прежняя, вновь театр. Николай Герасимович увлёкся театром „Буфф“. В данный театр лицеистам ходить было строго запрещено. Однажды он, вместе с товарищем, попадается в театре самому Фёдору Фёдоровичу Трепову. Тот потребовал назвать фамилии. Они назвали. Трепов говорит адъютанту: „Запишите данные фамилии. Надо разобраться, почему без разрешения в театре находятся лицеисты?“. Адъютант записал. Но Савин не удержался и спрашивает градоначальника, а какова ваша фамилия. Тот отвечает: „Вы что не знаете меня? Я Трепов Фёдор Фёдорович, ваш градоначальник“. Николай Герасимович нисколько не смущаясь, говорит товарищу: „Ты тоже запиши эту фамилию, некто Трепов, и в театре без разрешения. Будем разбираться!“ Этот случай стал анекдотом Санкт-Петербурга. После этого он был отчислен и поступил на военную службу в гвардию, став юнкером».

– Давайте я угадаю, что было дальше, – предложил Пётр, сам служивший, ранее в гвардейцах.

Расположившись поудобнее в экипаже, начал рассказывать: «В гвардии есть несколько обязательных условий для поступления в полк. Одно из них, это общее решение офицеров о приёме кандидата. Если офицерский состав отказывает, тогда кандидат ни под каким „соусом“ в полк не попадёт. Полк для гвардейского офицера, что дом родной. В нём он проводит большую часть жизни. Если коллектив примет положительное решение, тогда служба начинается с представления офицерскому собранию. Существует целый ритуал. Необходимо выпить по стакану шампанского со всеми офицерами полка на брудершафт. Вторым негласным ограничением является наличие денежных средств, по меньшей мере нужно иметь не менее трёх тысяч рублей в год. Гвардейская жизнь очень растратна. Необходимо посещать только лучшие рестораны, в театрах располагаться в лучших ложах, ездить в вагонах первого класса, нанимать только лучшие экипажи. В театры одевать первоклассное обмундирование. Пошив, которого, как известно, производится за свой счёт. Кутежи, полковые праздники, обеды, театры, рестораны, подарки женщинам, требуют много средств. Но каждый гвардеец просто обязан соблюдать данные правила. В обязательном порядке необходимо быть членом какого-то престижного клуба. Членство, в котором, стоит также немало средств. При обедах, ужинах в обязательном порядке необходимо приобретать бутылку шампанского или дорогого вина, по цене не ниже двенадцати рублей. При жаловании в сто рублей, позволить себе, это может только обеспеченный офицер. Взамен вращение в самом высшем обществе, большие связи и хорошая карьера после службы на любом поприще. Скорее всего он погряз в долгах и решил перейти на службу в другое формирование, где жизнь значительно дешевле».

– Так сколько же денег ты раскидал, когда служил в Кирасирском Его Величества лейб-гвардии полку? В вашем полку вообще страшно представить сколько средств тратилось на внешний лоск. Шефом полка всегда были императрицы. Вначале жена Павла I, императрица Мария Фёдоровна. Затем император Николай I назначил уже свою супругу, Марию Александровну. Сейчас Мария Федоровна, супруга императора Александра III, является шефом, – уточнила Ольга Владимировна.

– Достаточно много, честно признаюсь! Отец помогал, да и дед не забывал, – с улыбкой ответил Пётр.

– У меня такое впечатление, что вы только собутыльничали и таскались по балам, ресторанам и театрам? И ничего более, – вновь уточнила графиня.

– Ты не права Ольга. Требования к исполнению служебных обязанностей очень высоки. Кроме того, гвардейцы должны быть всегда лучшими в воинской науке. Лучше всех стрелять, сидеть в седле. Да много чего. Во всех войнах, гвардейцы показали высокий боевой дух и верность присяге. Везде были на переднем крае. Днём рождения гвардии, считается двадцать второе августа. Именно в этот день Пётр Великий сделал запись в своей записной книжке, что Семёновский и Преображенский полки стали гвардейскими, парировал Пётр.

– Даже отбор нижних чинов, в гвардию, это особая процедура. Каждый год, в октябре, в Санкт-Петербург прибывают команды новобранцев. В них попадают самые крепкие и рослые. Затем их разбивают по полкам. В Преображенский полк, брюнеты, шатены и рыжие с богатырским сложением. В конную гвардию красивые брюнеты. В Семёновский полк высокие и белокурые, желательно с синими глазами. И так далее. Так что же далее случилось с Савиным? Может быть я угадал, он залез в долги? – закончил рассказ о гвардии, граф.

– Вы угадали Пётр. Именно так и произошло. Николай Герасимович много задолжал и признался в этом отцу. Тот заплатил за него большие суммы, но потребовал сменить службу. Савин перешёл в гусары и убыл для службы в Варшаву. Там он продолжал кутить и втянулся в карточную игру, впрочем, это не помешало ему получить следующие младшее офицерское звание, корнет. Произошло несколько скандальчиков которые, вместе с долгами, вынудили его окончить службу. Однажды к нему явился за долгом полковой портной. Но у Савина не было денег для отдачи долга. Несмотря на уговоры портной не уходил. Тогда корнет пообещал его застрелить. Но упорный портной не желал верить и просил денег пуще прежнего. Савин выстрелил, портной упал без сознания. Полковой доктор, прибывший по вызову, констатировал обморок от страха, поразившего беднягу портного. Затем через некоторое время он подвесил на фонарный столб, под мышки, маляра и облил его краской. Это было сделано за то, что моляр покрасил стойло лошади и не дождавшись, когда она высохнет, убедил служащего поставить туда лошадь корнета. За все его шальные дела, начальство попросило оставить, корнета, военную службу. По окончанию службы в гусарах, он вернулся в Санкт-Петербург и начал весело проводить свою жизнь, общаясь с товарищами по прежней гвардейской службе. Этот период жизни знаменателен тем, что они забавлялись, как могли. Переодевались в извозчиков и подсаживали пассажиров побогаче, потом увозили их в неизвестном направлении. Затем оставляли их совершенно не там, куда им было нужно. Радуясь испугу пассажиров и скандалам, которые те устраивали. Били стёкла в окнах домов по ночам, пугая жильцов. Стучались в окна первых этажей, а когда кто-то открывал, то хватали его за нос и делали испуганному бедолаге «дулю». Был случай, когда бросили несколько человек в Неву, правда всех удалось спасти. Много времени он проводил в театрах с актрисами и прочими людьми, постоянно присутствующими в театральной жизни. В общем много чего делал назло людям и обществу, в том числе периодически избивая кредиторов. Дававших ему деньги в займы. Всё это надоело градоначальнику Трепову, и он возбудил против него следствие, которое закончилось ссылкой в Петрозаводск. Там он пробыл недолго, вернувшись вначале в Петербург, а затем к себе в деревню. Помогли связи. Хотя есть и другое мнение. Вы помните Пётр Владимирович? Именно вы о нем мне рассказывали в прошлом году!

– Конечно помню. В высшем обществе судачили, что он агент влияния графа Шувалова, шефа жандармов. Якобы совместно с Великим князем Николаем Константиновичем, сыном младшего брата государя-императора Александра II, он похитил бриллианты из иконы Мраморного дворца для его любовницы. Некой Фанни Лир, американки, – ответил Пётр.

– Зачем Великому князю похищать семейные драгоценности, во-первых? Даже ради любовницы! У него и так достаточно средств. Во-вторых, причем тут граф Шувалов? Зачем Шувалову вносить скандалы в императорскую семью? Как связать воедино, шефа жандармов, американку, Савина и Великого князя, – уточнила, удивлённая Ольга.

– Всё очень просто, его отец Великий князь и генерал-адмирал, Константин Николаевич, был категорически против реформ покойного императора. Тот, уменьшил круг Великих князей. С его тяжёлой руки, Великими князьями могли быть только внуки самого Александра II, правящего императора. Остальные, в том числе и внуки братьев, только Князьями императорской крови. Так что дети Николая Константиновича могли претендовать только на Князей императорской крови. Это потеря власти! Вот и причина. Все были наказаны, Николай Константинович был вынужден успокоиться и смириться. Сын в Ташкенте, в ссылке. Хорошо, что, хотя бы жив. Американка выслана из России, без права возвращения. Савин уволен и живёт своей жизнью авантюриста. Неужели кому-то может показаться, что без высокой поддержки возможно творить такие чудеса в нашем государстве, – ответил Пётр.

– Да весьма запутанная история! Что дальше? – уточнила Ольга.

Тулин продолжил: «Потом, как я уже говорил, ушёл добровольцем на Русско-Турецкую войну. Возможно и благодаря этой истории с бриллиантами. Но там ему не удалось добиться каких-либо положительных результатов. Вдогонку за ним, пришли требования о возвращении денег по векселям, а также предписание об отчислении его из действующей армии. Сам он говорил, что на войне был ранен и контужен, но в документах об его отставке этого не числилось. Кроме того, его утверждения о наградах, не подтверждались официальными документами. Более того, он вынужден был вернуть пятьсот рублей жалования, полученного им во время боевых действий. Вот такая история. Я думаю мы с ним ещё встретимся. Один приятель рассказал, как он сжёг один из своих домов, чтобы получить страховку. Он сам ему поделился в приватной беседе. Дело было примерно так. Одна из усадеб Савиных, принадлежащая Николаю Герасимовичу, должна была быть продана за долги с торгов. Денег у него, как обычно, не имелось, но сам барский дом был застрахован на большую сумму денежных средств. Усадьбу ему было жалко. По его словам, пошёл он в церковь молиться Николаю Угоднику и просить вразумить его, как поступить в данном случае. Поднял взгляд и увидел большую свечу. Тут его и озарило. Немедля прикупил в магазине свечу на два фунта, посчитал, прикинул, что хватит на часов восемнадцать, горения. А может и больше. Ему это было выгодно, так как мог добраться до Москвы. Как раз часов до двух ночи. Затем зажег её, положил рядом всякий хлам, добавил керосину и уехал в белокаменную. Там загуляв в ресторане, дал по морде первому попавшемуся гостю заведения, в целях получения алиби. Естественно была вызвана полиция и составлен протокол. Усадьба сгорела, а он получил немалые суммы по страховой премии. Хотя дело о поджоге и возникло, да доказать ничего не смогли. Вот таков, ваш и мой землячок. Судя по своему поведению, не уступает в веселье Сергею Ржевскому!»

– Чем интересен ваш город Венёв, – в свою очередь, задал вопрос Евграф.

Рассказывать взялся Пётр: «Венёв город особо не известный, однако свою историю тоже имеет. Основал крепость боярин и воевода Иван Шереметев. Неоднократно он сопровождал Ивана Грозного в походах, и назначался воеводой в различные города и полки. В шестнадцатом веке активно участвовал в сражениях против Крымской орды и Крымского хана Девлет Герая. Умер приняв монашеский постриг. Затем крепость перешла во владение князю Мстиславскому, особо уважаемому боярину царя Ивана Грозного. Долгое время он возглавлял опричнину. После воцарения на престол Бориса Годунова был сослан в монастырь.

Сейчас проживает около пяти тысяч жителей, если всю округу пересчитать. Местные купцы, наш дед Гаврила Брежнёв, занимаются поставками хлеба и других товаров, от земли, в Москву и Рязань. Места у нас красивые, добрые».

В ходе разговоров и не заметили, как прибыли в Венёв.

Глава 15 Тульский купец Брежнёв

Разговор был правильный и светский. Всё говорило о хорошем образовании и воспитании. Обычно, купеческие дочери и жёны жили по другим принципам. Одевались в платья и наряды, пошитые местными портнихами, имевшими поверхностный взгляд на моду. Фасоны были заимствованы из прошлогодних журналов невысокого уровня, и это в лучшем случае. А то и вообще придуманы какой-либо базарной или доморощенной уличной модницей. Спали они и кушали по несколько раз в день, не утруждая себя лишней заботой о движениях тела. От этого, как правило, были тучны и рыхлы. Послеобеденное время и вечера проводили в гостях, выезжая к подругам из своего сословия или принимая их у себя. Всё больше сплетничая и обсуждая равных и неравных им, обывателей и дворян. Естественно, частым было и посещение церкви. Не отказывали себе и в наливочке с пряниками, орешками и блинчиками с медом или вареньем. Покупками еды и обихода занимались хозяева домов, сами купцы, между торговыми делами. Образованием не увлекались, читать писать умели, но не всегда успешно. Основной задачей дочерей являлась подготовка к свадьбе, а жён уважение к мужу и соблюдение благочестия в семье. Чем выше гильдия, тем больше благочестия приходилось показывать и соблюдать. У каждой гильдии имелся свой статус и денежный уровень. Для первой гильдии не меньше пятьдесят тысяч рублей. Для второй, не менее двадцати тысяч. Однако бывало, что имея большие капиталы, купец из второй гильдии в первую переходить не желал, так как ежегодный денежный взнос был значительно выше. Но благочестия показывал как будто он в первой гильдии. Вся жизнь дочерей купцов, до замужества, являлась подготовкой к замужеству. Большинство из них воспринимало это как само собой разумеющиеся и к другому не стремилось.

– Ну что, как говорил батюшка Александр Суворов: «Портки последние продай, но после бани выпей!». Знали бы, то баню протопили, но ничего, и так хорошо. За приезд, детки! – поднял и опрокинул рюмку «Ерофеича», купец второй гильдии, Гаврила Брежнёв.

Затем закусил хрустящей маринованной капустой, за ним действие повторили и гости. Женщины пригубили вишнёвой наливочки. Кухарка в это время принесла и поставила на стол фарфоровую супницу и начала разливать всем знаменитых купеческих щей с белыми грибами. После того как все с удовольствием поели щей, на столе оказалась жареная картошка с мясом, разогретая рыба, запечённые овощи и курицы в приправах. Разговор продолжился.

– Спасибо, дед, вам за встречу. Какие у нас здесь ещё новости? – поинтересовался Петр.

– Какие у нас новости? Купец Редин дочь замуж выдаёт. Ни кожи, ни рожи, а хвостом как русалка вертит. Один глаз у неё на нас, другой на Арзамас. Уже сваху засылали. Но будущий муж бедноват, посмотрим, как у них всё получиться. Ждём, когда свадьба будет. Мы вот, с твоей матушкой, приглашены на венчание и свадьбу! Пойдём, погуляем от души, – ответил дед.

Купеческие свахи и сам обряд брака был в купеческой среде строго регламентирован. Знакомство или внешний осмотр друг друга, происходил во время какого-то праздника, в церкви, на гуляньях под присмотром маменьки. Затем, в дело вступала сваха, знавшая все обряды и все нравы той или иной семьи. Она являлась гарантом внешней благопристойности. Так как желание соединения молодых не всегда было удачным, могло и закончиться без результатов из-за противоречия в морали или капиталах родителей.

У купцов первой и второй гильдии полагается жениха или невесту искать по солидности семьи, по доходам. Можно было присматриваться друг к другу на тайных смотринах, во время гуляний. Затем, посылалась сваха, которая вначале изучала, мнение родителей на этот счёт. Затем, обсуждалось приданое, в которое обычно входило до десятка различных церковных образов, серебряных или золотых. Три или четыре цепочки золотые, серебряные или жемчужные с крестиками или образами. Серьги, перстни, кольца не меньше дюжины, а то и больше. Дюжин десять разных платков и шалей. Дюжины две или три платьев. Большое количество верхнего холодного и теплого платья и шуб. У невесты обязательно, должны быть четыре или пять шуб из соболей и на лисьем меху. Бельё в огромном количестве. Обязательно несколько комодов, гардеробов и сундуков. Вся спальня дарилась за счет невесты. Много одежды и для жениха. Давались и деньги. Как тут после таких нарядов и средств работать, нужно было думать, как сносить за всю жизнь. Да и муж не оставлял своими заботами, одаривал жену по праздникам. Для внешнего показательного благочестия перед публикой, и чтобы все знали о его коммерческих успехах в торговле.

– Будем верить, что у них всё будет удачно, – поддержала разговор Мария Гавриловна.

– У жениха то очи орлиные, а крылья комариные. У нас ведь, у купцов, как в этом деле? Не знаете, Евграф Михайлович? – уточнил Гаврила Никитич.

– Знаю, но не всё, – ответил сыщик.

– Невеста хоть рябая, но дорогая, а жениху по шерсти кличку дают. Всё от денег идёт. С именем Иван, а без имени болван. Если семья не едина по богатству, тут и начинается разлад. Какое приданное за кого дадут. Сидят все как куры на яйцах, боятся раздать, глядишь, а они уже и испортились. По любви не каждый раз бывает. Всё больше родители мутят омут, хотят сома достать. Ловят, ловят, а только плотву и вытаскивают. Купец Редин сына женит, ему уже двадцать восемь лет, а он всё за отцом прячется. Невеста тоже не принцесса, но царевну строит из себя. Как говорится, загордилась кошка до того, что с печи слазить не желает. Потому как денег много. Правил у нас больше чем денег. Вот, к примеру, если дворянин захочет жениться на дочке купца, тогда вначале посмотрят, не обобрать ли захотел? Есть ли свой капитал у этого дворянина, если нет. Дворянки за купцов редко замуж выходят. Только если нищие уж совсем. К ним тоже недоверие, а вдруг умыкнёт часть богатств? Хвостом крутанёт, да в свой круг обратно и уплывёт. Вот такие у нас нравы, – вздохнув сказал дед.

– По какому делу в Мильшино? – уточнила Мария Гавриловна, решив сменить тему для разговора.

– Евграф Михайлович имеет поручение от начальника жандармского управления. Необходимо опросить подпоручика Ржевского по одному делу. Он с Петром завтра выедут по утру, а я останусь дома, – ответила Ольга, с улыбкой посмотрев на Тулина.

– Хорошо, мы с тобой все новости и обсудим. Вы, Гаврила Никитич, рассказали про воздушный шар из Мильшино? – уточнила Мария Гавриловна.

– Рассказал. Могу еще рассказать, да не интересно. Всяк себе молодец, на свой образец. Так и Сергей Ржевский. Всё веселится, не переставая, народ смешит и радует. А как у вас там, в Москве? Чем купцы сейчас занимаются? Каких больше, бородатых или безбородых? – с улыбкой задал вопрос Гаврила Никитич.

В России деление купцов по бороде было весьма условным. Считалось, что бородатые – это купцы, которые торгуют на внутреннем рынке. За границу не стремятся. Или не хотят, или размаху мало. Безбородые и за границей приторговывают, и нового в торговле не чураются. Стараются фабрики и мануфактуры открывать, детей учить по дворянским нормам. Европейскую моду в делах, поведении, образе жизни и в одежде принимают полностью и бесповоротно.

– Безбородых, современных, и бородатых хватает и в Москве. Но я-то не по купеческой части. Могу только об обманах рассказать, как и кто, какой хитростью промышляет, – ответил Евграф.

– Вот и расскажите. Прелюбопытно будет узнать. Ни подмажешь, ни поедешь. Курочка без хозяина, что дурочка. На то и хозяин у курочки, чтобы лисичка не съела, – засмеялся Гаврила Никитич.

Перешли к чаю. Кухарка и Мария Гавриловна с Ольгой убрали несколько блюд со стола, а на их место поставили новые угощения. На столе появились печенья домашней выпечки, четыре сорта варенья, сахар большими кусками, а при нем специальные щипчики. Орешки, мёд, мармелад, тульские пряники и белёвская пастила и, конечно, огромный самовар. Мария Гавриловна налила кипятку и чая из заварника, как полагается, главе семейства. После него к процедуре приступили остальные. Процедура чаепития у купцов была особой. Самой любимой, на дню чай пили раз по шесть, а то и более. На территории России приветствовалось и было в почёте несколько сортов чая. Кирпичный с солью, маслом и молоком. Чёрный плиточный и прессованный чай, по пятьдесят семь рублей за пуд, из Китая. Жемчужный, калмыцкий или монгольский, он же ханский. Большое количество китайского разных сортов. Ну и, конечно же, свой, домашний, из трав, набранных в летне-осенний период, в том числе липовый и морковный. Сухой чай заливался кипятком и настаивался. Евраф за чаем приступил к рассказу о Московских торговых нравах.

– Суть в следующем. В Москве существуют «кулаки», некие хитрые торговцы. На заставах скупают у мужиков сено, потом перекладывают в свои. Из трёх возов делают четыре, потому как в каждый воз ещё и дров положат или специальные рогатины, тем самым вес и объём прибавляют. Если дровами торгуют, то так сложат, что внутри пустота образуется и опять из трёх возов четыре сделают. Продают только неразумным, которые на глаз определить не смогут. Так, привезёт мещанин такой воз, выгрузит, осмотрится, а товара на треть меньше от заявленного. Ищи-свищи продавца. С грузовыми извозчиками они в деле, те барыш свой обязательно имеют. Но доказать невозможно.

– Ох и молодцы! Залетела ворона в царские палаты, думала, что навсегда поселиться и царицей станет, ан нет. Через минуту подстрелили. Так почему их полиция не ловит? Все же знают про эти уловки? – задал вопрос неугомонный дед, возмущённый обманом.

– Ловят, Гаврила Никитич, но меньше таких ловкачей не становится. Это же Москва, не обманешь – не проживёшь! Ещё спитый чай продают. По ресторациям и трактирам скупают, пересушивают и приезжим вновь продают. В бочках с маслом, рыбой и грибами можно обнаружить камни или лёд, для веса. В возе овса, мякину на дне. Особенно, всяких скупых любят. Торгуются с ними до хрипоты в голосе. Уступят несколько копеек. Те, скупые, воз домой на двор привезут, довольные выгодой, потом посмотрят, а оказывается это их вокруг пальца провели. По обвесам и рассказывать не буду, всем известная практика. Но это по мелочам. А в крупном, так часты банкротства. Иной купец наберёт товара на большую сумму, затем спрячет или продаст на стороне и заявит о банкротстве по причине воровства, пожара или несчастного природного случая. Договорится с кредиторами о погашении долга в течении трёх-пяти лет. Тем деваться некуда, соглашаются. Он, тем временем, на подставное лицо торговлю ведёт, деньги моет.

– Залетела ворона в княжьи палаты, почёту много, а полёту нет! А захочет стражник и боле не будет летать! Как же они так, имя своё, купеческое, позорят, эти воры. Общество им не простит! Купечество не примет, по всей земле слух, как об обманщиках пойдёт! – возмутился тульский купец.

– Бывает, что имущество сожгут и получат страховой платёж в несколько раз выше, чем оно стоило. На эти деньги новый дом построят и на торговлю хватит. Сплошь и рядом купцы второй гильдии, что бы гильдейские сборы не платить, свои коммерческие интересы дробят. Нанимают мещан без купеческого чина, открывают несколько лавок по всей стране и торгуют от их имени. Да много чего народ придумывает, чтоб обмануть публику или от государства деньги укрыть.

– Если голова на плечах, то шапка всегда найдётся, это конечно. Но у нас такого нет. Москва большая, народ друг друга иногда в первый и последний раз видит, поэтому и озорничает. А у нас все друг друга знают, такого никак не получится. Чтоб и рыбу наловить и ног не замочить. У нас торговлю надо честно вести, иначе народ враз осудит. Как не хорони концы от верёвки, всё равно найдутся, – подытожил разговор, Гаврила Никитич.

– Как отношения между дворянами и купцами? Между купцами и заводским работным людом? – опять уточнил дед, не утерпев, несмотря на укоряющий взгляд дочери.

Время было позднее, по купеческим нравам и обычаям надо было отдыхать. На следующий день торговлю и всякую коммерцию вести. Приказчиками управлять, сделки заключать.

– Как везде. К мещанам да крестьянам московские купеческие люди относятся как к равным. Мастеровых не любят только за одно, за их пьянство. Мелких чиновников бранят, если только чрезмерными поборами они увлекутся. А так до них дела нет. Но вот к дворянам подход особый! Дворянам завидуют и не доверяют, с ними только корысть рассматривают. Если купец с дворянином дружбу завел, то корысть где-то обоюдная есть. Где и какой подряд выгодно пристроить и взаимно деньжат поиметь и дворянину, на службе у государя-императора, и купцу на вольных хлебах.

– Всё как везде. В кремне огонь, как не смотри, никогда не увидишь. А у человека, с какой стороны не обходи, душу не усмотришь! У нас также, как и у вас в Москве. Как у тебя дела, Оленька? Забыл спросить! Чем занимаешься? – уточнил, неугомонный дед.

– В Москву вернулся Борис Николаевич Чичерин, избран городским главой в этом году, однако, будет продолжать курс своих лекций по философии и русскому праву. Хотелось бы поехать и продолжить обучение. Пока, по-прежнему, преподаю в женской гимназии французский и британский языки.

– Будет ум, будет и рубль, не будет ума, не будет и рубля. Поезжай. Учиться нужно. Надеюсь, и Евграф Михайлович подскажет и поможет на первых порах. Ты девушка умная, надо перспективы создавать. Деньгами поможем, не сомневайся. Это я, Гаврила Брежнёв, тульский купец второй гильдии. А ты и Петр – графья Бобринские-Брежнёвы. У вас, Евграф Михайлович, перспективы в службе-то имеются? – хитро спросил бывалый купец, строго посмотрев на дочь, Марию Гавриловну.

– Евграф Михайлович ожидает присвоения классного чина коллежского асессора раньше сроков нахождения в прежнем.

В двадцать восемь лет стать коллежским асессором весьма неплохо. Кроме того, приобретает усадьбу в Суходольском приходе Тулы, вблизи усадьбы Астебное. Генералы Бестужев и Муратов обещали посодействовать в приобретении земли у Добрынина Николая Никитича, городского головы Тулы, – ответила за Тулина, Ольга Владимировна.

– Ну что ж, это дело хорошее. На красивого смотреть хорошо, а с умным жить легко. А если красив да умён, тогда не жизнь, а сказка. Слову – вера, хлебу – мера, деньгам – счет, а жизни – время. Посмотрим, жизнь она всё расставит и покажет. Иметь чин, соответствующий восьмому классу Табелю о рангах и армейскому чину «майор» в таком возрасте действительно не плохо. Это уже должность советника или секретаря. Две звезды на двух просветных петлицах. Это уже-ваше высокоблагородие, – с улыбкой заявил хитрый купец, введя Ольгу в смущение.

Подумал и лукаво заявил: «Тебе, Пётр, тоже в жизни степенством надо обзаводиться. Смотри, если много щеголять смолоду, то в старости умирать от голода».

– Непременно буду думать, ваше степенство, – улыбаясь ответил Петр Владимирович.

Ещё некоторое время поговорив и обсудив вначале переезд Ольги Владимировны в Москву, а затем предстоящую поездку в Мильшино все разошлись спать. Легли на втором этаже, где имелись спальни женской и мужской половины.

Глава 16 Мильшино. Усадьба Ржевских

Ранним утром Евграф и Пётр выехали в Мильшино. Дорога была близкой, около двенадцати вёрст. Предстояло опросить Ржевских по делу о конокрадстве. Надежды на то, что кто-то признается в преступлениях, не было. Да и вероятность в том, что замешан один из них была близка нулю. Но саму процедуру выполнить было нужно. На всякий случай они договорились, что до опроса и после него осмотрят местность и поговорят с крестьянами, мало ли что смогут выяснить. Следуя по извилистой дороге, среди леса, Евграф и Пётр спокойно расположились в экипаже, наслаждаясь свежестью раннего утра. Кучер задорно подбадривал коней, что-то весело покрикивая и щёлкая кнутом в воздухе. Вдруг перед ними упало небольшое сухое дерево, перегородив проезд. Экипаж остановился, кучер недоумённо посмотрел на пассажиров и слез с козел. Тулин и Брежнёв, так же выпрыгнули из коляски. Приказав кучеру оставаться на месте, направились к деревцу, для того чтобы убрать его с дороги. Как только они подошли к нему, сзади коляски тоже упало ещё одно. Евграф удивлённо посмотрел по сторонам и достал револьвер. Его примеру последовал и Пётр.

– Стойте, где стоите, а не то будет плохо! – закричал громкий голос, видимо через рупор.

– Кто здесь и что это за глупые шутки? – крикнул сыщик.

– Шериф, вы находитесь в Шервудском лесу, здесь всё в моей власти. Это говорю вам я, Робин Гуд, благородный разбойник. Защитник угнетённых и обездоленных. Вы попались! Предлагаю сдаться, – громко заявил голос, откуда-то из леса.

– Что за чудачества? Человек, который говорит, находится где-то на дереве, осмотритесь, Пётр, – тихонько сказал сыщик и сам также начал осматривать кроны деревьев, вертя головой.

– Напрасно вы сопротивляетесь, шериф! Прикажите друзьям связать самим себя, а сами положите оружие на землю, – вновь заявил голос.

– Что за глупости. Вы рискуете получить пулю, господин разбойник. Давайте уберём дерево и поедем дальше. Надоели эти сказочные герои, – заявил сыщик, обращаясь вначале к неизвестному, а затем к Петру и кучеру.

Он подошёл и решительно взялся за деревце, с целью убрать его с дороги. Тут несколько стрел, выпущенных из лука, воткнулись в землю рядом с ними, но на значительном безопасном расстоянии.

– Предупреждаю вас в последний раз, сдавайтесь. Отец Тук заходи справа и поддай им дубинкой, Мариан стреляй в толстяка кучера, прямо в зад. Маленький Джон ты тресни по голове этому глупому шерифу, а я возьму второго, бродящего, тульского графа, – воскликнул голос.

После этого, действительно, на дорогу вывалились из леса четверо человек. Евграф, Пётр и кучер не смогли удержать смеха. Справа от них находился мужчина их возраста в шляпе с большими полями и луком в руке. Слева, какой-то мужичок в шубе, наружу мехом, медленно шёл к ним с большой палкой. Рядом с ним шагала девушка в сапогах и одетая на мужской лад. В руке у неё был ржавый серп. За ней следовал хиленький мужичонка, явно пьяненький. Ноги у него заплетались, но бутыль в руке, видимо с корчмой, он держал крепко.

– Сергей, опять чудачишь? – воскликнул Пётр, весело смеясь.

– Так и есть! Скучно жить в глухомани, Петруша. Вчера случайно узнал, что вы родственников навестили. Решил вас встретить по утру. Спросите, как узнал, что приедете? Очень просто. Брат вчера из Тулы вернулся. Его кучер дружит с заводскими кучерами, те и сказали, что ландо укатило в Мильшино. По делам, с двумя баринами, зачем – никто не знает. Вот я и начал разведку проводить. Как узнал, что вчера к Гавриле Никитичу гости пожаловали, то всё понял. Что, испугались? – весело уточнил Сергей Ржевский.

– Очень, – смеясь ответил Евграф.

– Я же, Пьер, театр в Мильшино запустил, всей усадьбой играем. С соседних деревень иногда народ собираю. Хочу в Венёве дать постановку «Вий», захотите и вам покажем. Вот местные старухи перепугаются, ночью спать не будут! Кстати, познакомьтесь. Отец Тук, это наш кучер Макар, он ещё и «Вия» хорошо играет. Маленький Джон, это Васька-корчмушник. Но он сегодня не в духе, еле подняли с утра, вчера перепил, видимо. Мариан, это наша гувернантка Мили, она француженка. Но уже сносно говорит, понять кое-что возможно. Приглашаю вас в усадьбу. Брат по делам уехал, я один, одинёшенек. Шампанское готово, завтрак тоже. Всё в Зимнем дворце. Только, с кем имею честь беседовать? – уточнил Ржевский, обращаясь к Тулину.

Евграф Михайлович представился и они, совместно убрав деревья, выехали в усадьбу. Сыщик и Пётр в своём ландо, а Сергей с деревенскими актёрами, в экипаже, которой стоял, укрытый, в лесу. Через некоторое время подъехали к усадьбе. Остановились на площадке вымощенной булыжником. Здание впечатляло. Как и старший брат, дворец в Санкт-Петербурге, построенный знаменитым архитектором Франческо Растрелли, Мильшинский дворец был трёхэтажным. Также имел колонны и три красивых арки. Фасад его отличался большими и светлыми окнами. Имелась лепнина, по всему периметру внешней части здания.

– Вот и наш «Зимний дворец». Конечно у нас не тысяча восемьдесят четыре комнаты как в Санкт-Петербурге. Всего, девятнадцать комнат, но тоже немало. Окна, как и у старшего брата, дворца на Неве, из лиственницы, с бронзовой фурнитурой. Ох, и дорого обошлись, скажу я вам. Пётр, не считаясь со временем и здоровьем, три года строил. Семья так ждала окончания работ, что последние крохи отдавала на строительство дворца. Сейчас все несказанно рады. Проект прислали ему из Санкт-Петербурга, по поручению самого императора. Размеры его, соответствуют двадцать одному метру на семнадцать с половиной. Ровно в сто раз уменьшенная копия от дворца в столице. Пройдёмте во внутрь, – гордо пригласил гостей Ржевский.

Евграф и Пётр, скрывая улыбки прошли внутрь. Они-то знали, что старший брат вложил в строительство более двадцати тысяч рублей, полученные в наследство. Замучил всю семью недоеданием и тяжёлыми условиями жизни, пока строил это чудо. Почти обанкротился, разорился и был вынужден поступить на государственную службу. Дворец он строил почти три года, но полностью так и не достроил. Не хватило средств. Во время возведения дворца семья ютилась в селе Власьево, у родственников, беря в долг у лавочников и мужиков необходимые продукты. В этом сооружении было много напускного и горделивого. Однако трёхэтажное здание практически не отапливалось, туалеты располагались на улице, библиотека была без книг, а зимний сад довольствовался полевыми и лесными растениями местной Венёвской флоры. Об этом говорить в слух не стоило, чтобы не обидеть и не оскорбить хозяев.

– Пройдемте в столовую. Там мы встречаем гостей. Брата нет, по делам в уезде. Правда, я уже об этом говорил, не буду повторяться. Но мы с вами позавтракаем, – предложил подпоручик.

В начале вошли в залу с огромными окнами. На полах лежал узорчатый паркет. На одной из стен имелись полки, на которых стояли самовары, старинная, изумительной красоты, посуда. Там же имелись шкафы с фарфоровой посудой и такими же безделушками. На стенах висели различные картины. Затем прошли в столовую. На столе уже был накрыт лёгкий завтрак, стояло шампанское во льду.

– Матрёна, подавай горячее, – приказал кухарке гостеприимный хозяин.

– Безвыездно в усадьбе проживаете, Сергей Семёнович? – уточнил Пётр, не желая вначале говорить о проблемах, которые привели их в Мильшино.

– Господа, не тяните время. Хотите анекдот? Старый, шестидесятилетний граф танцует с пятидесятилетней баронессой. Танцует и постоянно на неё смотрит. Та его спрашивает: «Граф почему вы так часто смотрите на меня, я вам нравлюсь?» Граф отвечает: «Сейчас очень нравитесь! А смотрю я на вас так часто потому, что хочу понять. Понравились ли бы, вы мне тридцать лет назад?» Всему своё время, господа. Но, я думаю, знаю зачем вы здесь. Купцы пожаловались на медвежат, которых я им в номера запустил по пьяному делу? Или на воздушный шар жалоба поступила? Так это случайно. На базар в Венёв летели, а то, что в чертей переоделись, так это для смеха и увеселения публики. Скучно живём, господа! Правда? Угадал? – наливая холодное шампанское, уточнил Сергей.

– Совсем нет, Сергей Семёнович, – ответил Евграф, решившись перейти к разговору.

– Тогда выпьем. У меня есть хороший и вечный во времени тост в стихах. После тоста всем поделитесь, ничего не скрывая. Уверяю вас, внимательно выслушаю и повинюсь. Слушайте.

«Шли юноши берегом моря. И спору не видно конца. Но вдруг повстречали у моря седого они мудреца.

– О мудрейший, мы спорим всё утро.

– В чём спор ваш, никак не пойму?

– Скажи нам кому нам верить, а может не верить вообще.

– Шатенкам не верить, брюнеткам не верить? Иль верить нельзя никому?

– Я лично боюсь и белых, и рыжих. Но знаю, клянусь бородой, что женщине можно тогда лишь поверить, когда она стала седой!».

– Давайте, господа, за женщин, за их красоту и уникальность! – поднял бокал подпоручик и осушил до дна.

За ним подняли бокалы и гости. Затем, всё без утайки, рассказали Ржевскому. Тот очень внимательно и не перебивая выслушал. В конце разговора высказался.

– Поверите или нет, но я здесь не причём. Конечно, я могу пошутить, иногда и сверх меры, но воровством не занимался и не занимаюсь. Если бы я не знал Петра Бобринского-Брежнёва, то посчитал бы за оскорбление. Кто-то очень желает сделать мне неприятность. Или мне, или брату. Он должность занимает немалую, завистников и врагов хватает. За законом наблюдать, не грибы собирать! Я, конечно, шалопай, в гвардии около года прослужил, но, господа, всему виной моё желание весело жить. Казарма не по мне, я свободная птица. Люблю женщин, вино и свободу. А что вы говорили про чудака, который картавит, вместо «р» применяет «г» и «х»? Как он был одет, какие повадки? Кого-то он мне напоминает!

– Это некий Майлов, канцелярский служащий на конезаводе. Ведал учётом фуража для коней, вёл записи по хозяйственным работам, все конторские книги. На службу был взят четыре недели назад, главной канцелярией Добрынина, занимающейся всей коммерцией головы в губернии. Он к ней и был приписан. Полагалось ему работать через день, так как был взят не на полную неделю. Из городских мещан. Местный управляющий о нем говорит, что дрянь, а не человечишка. Неопрятный, замечен в питие. Якобы, разорился он. Когда-то деньги промотал по гуляньям и ресторациям. Зовут Александром. Одевается как все в его положении, одежда смесь мещанской и дворянской. Только часы, «луковица», дорогие, серебряные, с позолотой, видимо от прежней жизни остались. Имеет особенность, жесткие, коротко подстриженные волосы на голове. Лицо надменное, визглив и склочен. Когда я его из пещерки на берегу Упы достал, вместо спасибо, скандал закатил. А затем, на следующий день, то же самое повторил в кабинете Добрынина, компенсацию за ущерб здоровью требовал. Что знакомая личность? – уточнил сыщик.

– Да, есть одна мысль! Был у меня приятель, Александр Емельянович Асмайлов. Личность своеобразная. Я его недавно приказал сладкой брагой облить и пухом обсыпать. Слуги всё в аккурат и выполнили. Можете у кучера Макара и у Васьки спросить, вы их с утра видели в роли друзей Робин Гуда. Да и многие видели, кроме них. Дело в одной шутке с гувернанткой, немкой. Была у нас тут одна особа, весьма занудная и неприятная. Сейчас уволилась. Так вот она на него в суд подала, и с него была взыскана большая сумма. Он во всём меня обвинил. Конечно, я ему помог вначале с деньгами, половину отдал, что по суду причиталась, как компенсация немке. Но ему всё мало. Тогда я приказал в шею его гнать. Ранее жил и столовался у нас постоянно. Да и когда я ему розыгрыш предложил, он понимал, что это шутка. Не такой уж он и дурак, как кажется! Мог на меня и обиду затаить, – ответил Ржевский.

– Как-то не связанно, Асмайлов и Майлов? Фамилии разные? Вас это не смущает? – уточнил сыщик.

– Это как раз и есть не самое сложное в этой истории. Судьба у него не простая. Это как в анекдоте. Приходит старый граф к цыганке и спрашивает, как сложится его судьба. Та ему рассказывает, что всё у него хорошо. И деньги есть, и жена не изменяет, и у соседей пользуется уважением. Незачем ему, отцу, двух детей горевать. Тот удивлённо говорит о том, что она ошиблась, у него четверо детей. Она ему в ответ: «Да нет, это вы, сударь, ошиблись! У вас детей всего двое. Просто остальные не ваши!». Емельян Асмайлов, незаконнорождённый сын Асмайлова, генерала, человека, прошедшего ни одну войну. Сын Емельяна, внук генерала и есть Александр Асмайлов. Судьба жестоко посмеялась над отцом и внуком. Вначале определив их в известный род, а затем сбросив его с пьедестала в самый низ жизни. Так вот, его отец был награждён многими орденами и знаками отличия. Видимо, на почве военного поприща он и сошёл окончательно с ума. Имел несколько имений в Рязанской и Тульской губернии, но самым любимым было имение Умновщина. Именно там он творил свои самые главные зверские действия, по обывательским сплетням. Отличался жестоким характером и самодурством против мелких дворян, чиновников и крепостных крестьян. Безвинно, за малейшие проступки порол плетями без разбора. Менял крепостных целыми семьями на борзых собак, которых любил больше, чем людей. Всего у него было более шестисот борзых. У самых любимых собак имелись отдельные комнаты, были и свои слуги. Имел свои тюрьмы в усадьбах, где содержал крепостных без суда и следствия в кандалах и цепях. Пытал, при неподчинении поджигал соломенные крыши домов и сжигал дотла избы. Всё ему было не почём, однако слухи о его самодурстве со временем дошли до Санкт-Петербурга. Император Александр I поручил Тульскому губернатору разобраться в обстоятельствах. Следствие шло три года, к разбирательству был привлечён целый полковник из столицы. Но, благодаря связям и деньгам, Измайлову удалось выйти из ситуации малой кровью. Над ним была учреждена опека и приказано безвыездно проживать в своём имении. Может, и сплетни какие, но по крайней мере так говорили. Хотя я сам в этом весьма сомневаюсь, так как в имении он начал жить в весьма преклонном возрасте, в шестьдесят семь лет. Сильно болел, в том числе имел определённые помешательства головой. Через три года умер в семидесятилетнем возрасте. В таком возрасте говорить о зверствах и всяких самодурствах, на мой взгляд, не стоит. Так как в этом возрасте люди уже думают о душе больше, чем о мирском. До заточения в своём поместье, он занимал весьма важные посты, где проявил себя с наилучшей стороны. Но люди у нас могут придумать что угодно, поэтому верить или не верить ваше право. Как хотите, так и думайте, господа!

– Что ж он оставил потомкам? – уточнил Евграф.

– Законных детей у него не было. Имелось четверо незаконнорождённых. Из них три дочери, одна из них удачно вышла замуж, получив от него хорошее приданое. Вторая не получила ничего, по какой-то причине, была управляющей фермой. Говорили, что сыну Емельяну, он оставил двести тысяч денег, дал образование и приписал в мещане. Но якобы, деньгами он распорядиться не смог, прогулял, пропил, вступил в неблагоприятные коммерческие предложения и всё потерял. Однако, опять же говорили, что после смерти старого генерала и помещика, вновь разбогател значительно, но пьянство и карты вновь всё съели. Так что, сыну своему и моему «шапочному» приятелю он ничего не оставил. Хотя жив сейчас он или нет – не знаю, не имел чести с ним быть знаком. Судьба четвертого ребёнка, дочери, вообще неизвестна. Вот Александр Майлов и промышляет, чем придётся. С одной стороны, род его очень знатен, с другой – он никто в этом роде. Родственники не знаются, у себя не принимают. Может и были какие-то деньги, но давно закончились. То ли проиграл в карты, то ли обманули его мошенники. В одних кругах он Асмайлов, по фамилии деда, в других Майлов, по фамилии отца. Мало кто знает правды, а он старается эти круги не смешивать. В среде мещан и простых людей он – Майлов, а если повыше удаётся прыгнуть и связи завести, то Асмайлов. Вы же знаете, по старой традиции присваивать фамилии незаконнорождённым детям, в половину от фамилии родителя. У меня он известен как Асмайлов, а у вас как Майлов. Подозреваю я, что это он замешан в краже лошадей, – закончил подпоручик.

– Почему вы так думаете? – спросил Евграф.

– Доходили слухи до меня, что он совсем поиздержался. Кроме того, связался в Венёве с какой-то девкой из крестьян. Девка не простая, огонь баба. Молода, говорят, да и внешностью вышла. Однако уже огонь и воды и медные трубы прошла. Кто говорит, что в Москве бывала, в проститутках трудилась. Больше сказать не могу, а пуговицы у меня на мундире все, могу показать. Давайте поднимем тост, господа. Вот и анекдот, вспомнился, – сказал подпоручик и поднял бокал.

– Говорите, Сергей Семёнович, – поддержали гости.

– Однажды, в публичном доме случился пожар. Все посетители выбежали из комнат, мадам-хозяйка кричит: «Воды, воды немедля!». Только один офицер выходит из номера и кричит, мне воды не нужно, прошу подать в номер шампанского! Давайте, господа, поднимем бокал за то, чтобы не терять духа ни при каких обстоятельствах. Вы обязательно найдёте ваших коней! А на Добрынина, за то, что выгнал с бала, я не в обиде. Вы думаете, я другого ждал? Нет, именно такого действия и ждал. Скучно, господа! – весело сказал Ржевский и опять опустошил свой бокал до дна.

В след за ним эти же действия повторили и гости.

– Что будете делать далее? Некоторые мои приятели как-то рассказывали, что Александр проживает сейчас в Умновщине. Якобы видели его там. Если вы туда, то я с вами.

– Что будем делать, Евграф Михайлович? – задал вопрос Пётр.

– Надо немедля ехать туда, в усадьбу Умновщина. Возможно он там, коль люди говорят. По крайней мере станет ясно, виноват ли Майлов или нет. Интересная личность, оказывается. Вроде бы выдавал себя за самого себя, однако видите сколько тайн. Считаю, что необходимо убедиться в его невиновности или виновности. Проверить просто необходимо. От Венёва до Умновщины, чуть больше семидесяти вёрст, к вечеру будем. Только вот как быть с графиней, – ответил сыщик.

– Ольга Владимировна знает, что, если сегодня не приедем, сама в Тулу завтра доберется. Дед обеспечит и коляску, и сопровождающих. Согласен с вами. Предлагаю ехать, время не ждёт, – поддержал Пётр.

– Тогда ещё один тост и едем. Имеется хороший анекдот, он же тост. Господа, каждый должен понимать разницу. Конь в яблоках и гусь в яблоках, это не одно и тоже. Поднимаю бокал за удачу. Едемте, и пусть нам сопутствует успех! – воскликнул Ржевский.

– Нет, Сергей Семёнович, прошу вас, останьтесь. Так будет гораздо лучше. Мы вас обязательно оповестим о ходе дела. Тем более, я не уполномочен привлекать вас к сыску, для меня это является нарушением. Могу пострадать! – слукавил Евграф, не желая брать с собой сумасбродного подпоручика, способного на любые поступки.

– Да, загадали вы задачу, Сергей Семёнович, рассказав нам о Майлове. Личность весьма подозрительная, ко всему способная. Интересно бы знать, кто его подруга? – заявил Пётр, уводя разговор в сторону, прекрасно понимая ход мыслей Тулина.

– Более ничего особо не знаю. Однако говорили досужие языки, что несколько раз видели его с ней, в разных трактирах третьего класса.[67] В том числе и в Венёве.

– Кому же оставил отец всё своё богатство? – уточнил Евграф.

– Кому-то из родственников, точно не знаю, – ответил Ржевский.

Распрощавшись с подпоручиком, Тулин и Брежнёв выехали в усадьбу Умновщина. Ржевский ещё долго провожал друзей. Вначале опять предлагая ехать с ними в усадьбу, затем, после выпитого шампанского, умолял остаться на денёк. После взял слово с обоих, что на обратном пути они обязательно к нему заедут. В конце концов, отдав его под неусыпный контроль гувернантки-француженки им удалось уехать из Мильшино. Настроение, у обоих, было хорошим по многим причинам. Во-первых, наконец-то смогли покинуть гостеприимное Мильшино, во-вторых, были рады, что не пришлось оскорблять Ржевского обыском дома и построек. Сергей был хоть и шалопаем, но очень весёлым и благородным малым.

Глава 17 Село Умновщина

Отъехав на полверсты, Евграф и Пётр издалека увидели небольшой салют в усадьбе Мильшино. Видимо, подпоручик Ржевский запустил его в их честь.

– Да, чудак изрядный, этот Ржевский. Всякие чудеса творит. Жизнь у него праздная и весёлая. Армию бросил. Всего около года прослужил и то всё больше на гауптвахте просидел. Уволившись на государственную службу не пошёл, коммерцией не занимается. Слава Богу, с нами не поехал, смогли от него отговориться. Не знамо, что от него ожидать возможно, но как приятель и товарищ незаменим. Согласны со мной? – уточнил сыщик у Петра.

– Возможно, вы и правы. Погулять и повеселиться с ним одно удовольствие! Весёлый и незаменимый человек в компании.

– А что вы думаете про генерала Асмайлова, бывшего помещика усадьбы Умновщина? Достаточно противоречивая личность. Не находите? С одной стороны, герой войн, государственный человек, а с другой сатрап и злобный помещик, не дающий спуска крепостным. В одном человеке поместились две души. Как его оценивать? – уточнил мнение Петра сыщик.

Петр Владимирович задумчиво ответил: «У нас на Русской земле много всяких чудес, в том числе и всяких „чудных и одарённых помещиков“. Как будто бы их черти учили руководить людьми. Слава Богу, сейчас такое не позволительно. Вот, например, Струйский Николай Еремеевич, из Рузаевки, Пензенской губернии. Не слышали о таком чудаке?».

– Нет, не приходилось. Чем же знаменит? – уточнил Тулин.

– Тогда послушайте, это вас весьма просветит, – ответил Пётр.

После этого начал рассказывать: «После ухода с военной службы, в звании прапорщика гвардии, весьма дорого обустроил своё поместье. Доподлинно известно, что за материалы для поместья расплачивался крестьянами, одному из поставщиков железа на усадьбу передал права на триста крестьян. Так вот, Струйский коллекционировал орудия пыток и имел целый подвал для этих «забав» в своём имении. В целях «воспитания» крестьян и приучения их к законам. Говорили, что периодически устраивал суды над ними. Выбирал жертву из крестьян и обвинял в преступлении. Сам преступление придумывал, сам говорил обвинительные речи и речи в защиту. Переодевался то в судью, то в защитника, то в обвинителя. Если крестьянин, не поддерживая его «игру» и не признавался, то при дознании применял орудия пыток. Основательно и по-настоящему или шуточно, мне доподлинно не известно. Врать не буду. Он очень любил писать стихи. Создавал их в огромном количестве. Приобрёл личную типографию в которой печатались только его собственные сочинения, в том числе на французском языке и на многих прочих. Эти произведения печатал в огромном количестве и раздаривал направо и налево, в том числе обязательно отправлял государыне нашей Екатерине II. Всех крестьян и собственных детей заставлял эти стихи учить, а многие знать наизусть, в целях просвещения и научности. Кроме того, вокруг усадьбы имелись специальные каналы, по которым в особые дни плавали крестьяне в лодках, называемых гондолами и пели песни, рассказывали стихи, сочинённые барином. За незнание или нежелание учить его сумасбродные сочинения, наказывал. Потомки называли его стихи бездарными. Я даже помню несколько строк, например, «Ты вспомянешь, когда свянешь…» или «Чувства млеют, каменеют от любви ея зараз…». Представляете, Евграф Михайлович, какой бред? Вот таким был этот «поэт». Имел огромные капиталы, которые и помогали ему творить и воплощать в реальную жизнь все выдумки. А достались они ему по причине того, что во время Пугачёвского бунта всех его родственников крестьяне вырезали. Вот он и стал наследником огромных богатств. Умер в своем поместье, после смерти Екатерины II. Не смог пережить кончину императрицы, своего кумира. Она для него была очень дорога как ангел хранитель. С ней он вёл переписку, её портреты были по всему дому. После его смерти хозяйством заправляла вдова, Александра Петровна, будучи известной красавицей, тоже имевшая непростой нрав. В своё время, этому её научил сам Николай Еремеевич. Со временем он охладел к своей супруге до такой степени, что однажды проиграл её в карты соседнему помещику. Некоторые его дети тоже оставили подобный след в истории. Всего их было восемь, но особо запомнились двое. Александр, полковник и участник Бородинских боёв, был известен в Рузаевке, «как страшный барин». Умер не своей смертью, был зарублен крепостным крестьянином. Тот отрубил ему голову. За что и про что, доподлинно не известно. После этого случая «любящая мать» четыре дня не кормила крепостных, а затем жестоко наказала крестьянина, лишив его жизни. Леонтий, ещё один сын, помещик деревни Покрышкино, за убийство своего управляющего был лишён дворянства и сослан в ссылку. У него имелся внебрачный сын, от крестьянки, Александр. Эту крестьянку, после рождения ребёнка, отпустили на волю и выдали замуж за саранского купца Полежаева, с которым она переехала опять же в деревню Покрышкино. Жили они и в Саранске в течение нескольких лет. Смерть отчима, Александра, совсем непонятна, он пропал без вести. Так вот, из этого Александра, сына Леонтия и внука барина Струйского Николая Еремеевича, получился поэт бунтовщик, Александр Иванович Полежаев. Однако жизнь у него сложилась весьма трагически. После одного сочинительства, поэмы «Сашка», был вызван к императору Николаю I, который принял его в Кремле в присутствии министра просвещения. Там он, в его присутствии, был вынужден прочесть своё сочинительство, в котором описывались кутежи и прочие весёлые нравы. В том числе осуждалась существующая власть. За что был отправлен в армию в чине унтер-офицера в пехотный Бутырский полк с возможностью очиститься службой и стать на путь исправления. Однако, он неоднократно сбегал из полка и со временем был лишён личного дворянства и звания. Разжаловали до рядового. Правда, затем он воевал на Кавказе и вновь вернул себе прежнее звание, за личные заслуги. Умер от чахотки, так и не узнав о произведении его в следующий чин, прапорщика. Вот такая замысловатая история. Как говорится, у жизни две стороны: черная и светлая. Были и другие, не менее известные баре-сумасброды. Например, тамбовский и пензенский помещик, поручик, Михаил Кашкаров. Достойный дворянский род, неоднократно доказавший свою любовь к отечеству подвигами и служением. Однако, был один Кашкаров, известный своими зверствами. Большую часть времени после отставки проживал в усадьбе в деревне Акшенас Рузаевского уезда. Имел усадьбу и в Темниковском уезде, Тамбовской губернии. Крепостных без суда порол кнутом до четырёхсот ударов за малейшие провинности. Мог волосы поджечь на голове, или воск от зажжённой свечки на лицо накапать, да многое чего. Люди умирали от голода и отсутствия одежды. Говорят, что умерших хоронили на местных кладбищах без всякой огласки. Крепостные разбегались десятками. Как крестьяне при следствиях показывали, что секли за всё. Если скотина была худа, секли за худость. Если толста, секли за то, что корма без надобности переводили на скотину. Если барин был злой, то секли от отсутствия настроения. Если был весел, секли для потехи. Во всех деревнях помещика не было ни одного человека, не высеченного хотя бы один раз. Убили его собственные крестьяне, длительно издеваясь и «оскопив», за что получили по сто плетей и были сосланы на бессрочную каторгу. Были и женщины, помещицы, не уступавшие в зверствах мужчинам. Например, Дарья Салтыкова, московская, вологодская и костромская помещица, погубившая около ста крепостных крестьян. Поэтому, в те времена возможно этот генерал Асмайлов особо и не выделялся на общем фоне того общества. Был как все. Трудно судить, так как уже прошло более сорока лет».

– Полностью с вами согласен. Нравы были свирепые. Крепостных за людей не считали после того, как императрица Елизавета Петровна издала грамоту «О запрете крепостных на верно подданничество», тем самым признав их за последнее сословие общества. Забрав у них все права и оставив только обязанности, – ответил Евграф.

– Слава Богу, крепостное право отменили в 1861 году. После отмены беззаконий стало гораздо меньше. В одном и том же человеке могло быть и благородство в служении отечеству и нечеловеческая жестокость по отношению к себе подобным. В человеке всегда много хорошего и много плохого. Никто не знает, что из него и в какой момент жизнь выдавит больше. Даже ангелы бывают падшими, – подвёл итог беседе Пётр.

К вечеру они подъехали к селу Умновщина.

– Что будем делать далее? Скоро ночь! – задал вопрос Пётр.

– Нам нужно ночлег найти, опросить местных жителей. И как можно скорее, пока ещё кого-то на улицах найти возможно. Едемте к усадьбе Асмайлова. Там или хозяева имеются, или управляющий. Спросим об Емельяне и Александре Майловых, возможно, что-то узнаем о них. Заодно попросимся на ночлег, – ответил сыщик.

Подъехав к усадьбе, перед правым флигелем, увидели пожилого и достойно одетого человека, отдававшего распоряжения двум работникам. По-видимому, это был управляющий.

– Вечер добрый. Вы управляющий усадьбой? – уточнил сыщик.

– Так и есть. По какой надобности нужен вам, и кто вы? – уточнил, мужчина.

– Мы из полиции. Я титулярный советник Тулин. Хотел бы задать несколько вопросов и получить правдивые ответы, – ответил Евграф и предъявил служебный документ.

Управляющий долго рассматривал удостоверение личности, несколько раз подозрительно посмотрев на владельца.

– Чем могу быть полезен, – наконец-то сказал он.

– Видно, никто не живёт в усадьбе. Или хозяева на месте? – уточнил сыщик.

– Нет, хозяев нет. Новые господа предпочитают жить в Москве, здесь бывают редко, – ответил управляющий.

– Что вы можете сказать о Емельяне и Александре, внебрачном сыне и внуке, бывшего хозяина усадьбы? Может, появляются здесь? – опять уточнил сыщик.

– Внука и сына знаю. Что-то опять натворили, если полиция разыскивает? Пропащие люди. Сам Емельян здесь не появляется со дня смерти отца, после его убийства. Только на похороны приезжал. И то, на них, на похоронах, ему стало плохо, до падучей горячки. Я тогда помощником управляющего был, сам видел. Так получилось, что в этот день и барина убили и его верный слуга умер по старости. Судьба обоих в один день в другой мир отправила. После этого, больше его никто здесь не видел. Так что, здесь он не известен и носа не кажет. Да и усадьба ему не принадлежит. После своей смерти старый хозяин всё подарил дальним родственникам. А вот Александр появляется. Иногда его видим, в село приезжает за продуктами. Покупает у крестьян, что подешевле. Видимо, денег нет совсем. Да и как отец его, пьющий сильно.

– А не могли бы вы рассказать, где же он тогда проживает, если иногда бывает в селе? – вновь уточнил сыщик.

– Отчего же не скажу. В свое время старый помещик сыну своему, Емельяну, домик подарил. Небольшой крестьянский домик на берегу речки. Да какой это домик, так избёнка кое-какая. Разваливается вся. Раньше для рыбной ловли бывшему хозяину служила, он в ней бывал, когда на рыбалку выезжал, между охотами. Вот, может там и остановился.

– А почему вы сказали, что помещика убили? Считается же, что сам умер. Или следствие другую причину установило? А было ли вообще разбирательство? – уточнил сыщик.

– Да, было и следствие. Я тогда был ещё парнем молодым. Барина-то нашли с кровью на голове. Ударили его саблей прямо в висок. Искали, кто это сделал, но так и не нашли. Наверное, дело затерялось. У нас каждый знает, что помещика убили и ограбили. После смерти генерала не осталось ни денег, ни драгоценностей. Даже все деловые бумаги пропали. Слуга его, Прошка, уже престарелый был. В один день с ним мёртвым был найден, во сне задохнулся. Может, сам умер, а может и нет. Кто его сейчас разберёт. Вот такая история, – печально закончил свой рассказ управляющий.

– Понятно всё. Как добраться до этого домика на реке, не подскажите? – задумчиво уточнил сыщик, поражённый услышанным.

– Если вы со стороны Михайловки[68] или Епифани приехали, то обратно и возвращайтесь. Выезжайте на околицу села, последний дом минуете, потом ещё с версту вперёд. Увидите поворот направо, там дорога есть в сторону реки. Вот там на берегу и ищите эту избёнку. Она приметная, по берегу идите от села в противоположную сторону и увидите. Конечно, дело к ночи, но если поторопитесь, то успеете.

Сыщик поблагодарил управляющего, договорившись с ним о ночлеге и немедленно выехал на поиски избёнки. В раздумьях о возможной удаче.

– Вы знаете, Петр Владимирович, как будем подъезжать, держите револьвер наготове. Мало ли, что произойти может. Судя по отзывам, Майлов этот, человек непредсказуемый и прохвост отчаянный, – обеспокоенно проинструктировал сыщик Петра.

Без труда найдя дорогу к дому на берегу реки, они остановились от него на некотором расстоянии и далее пошли пешком. Оставив экипаж под надзором кучера. Предупредив его, что, если через час они не придут обратно, чтобы тот следовал в село и поднял на ноги управляющего. С тем, чтобы тот организовал помощь, собрав местных мужиков и направив их к речному домику. Двигались друзья с мерами предосторожностей, держа револьверы в руках, в полной готовности к применению. Подойдя к дому, разделились. Евграф направился к двери. Пётр стал в ожидании у единственного окна, на всякий случай подстраховывая сыщика и имея возможность помешать побегу через него. Сыщик исключительно тихо приблизился к двери и прислушался. Из-за двери доносились пьяные бормотания, смысл бормотаний этих был не ясен. Тулин толчком ноги открыл дверь, выбив жидкую щеколду и ворвался во внутрь, держа револьвер наготове к применению. Его взору представилась мерзкая картина падения морального облика человека. Александр Майлов лежал на лежанке из сухого сена в грязной одежде и пьяном виде. Периодически бормотал во сне. На самодельном столике из большого пенька дерева стоял кувшин, вероятнее всего с «корчмой». Рядом с ним лежала чёрствая краюха хлеба и печёная на костре картошка, в золе. Обувь, потрескавшаяся и рассохшаяся, стояла рядом у пенька, возле которого на земляном полу избы, видимо, и разводился костёр. Вся изба была в запустении. Мебели и посуды не было. В углу запищали мыши, разбуженные и сердитые на вторжение незнакомца. Сыщик окликнул Петра, и тот через некоторое время вошёл во внутрь.

– Вот, наш герой, лежит пьяный и грязный. Надо будить и опрашивать. По-моему, с ним, что-то не так. Наверное, мы появились вовремя. Вот, посмотрите, – сказал Евграф и показал на верёвку с петлёй свисающую с деревянной балки из-под крыши. Может, самоубийством желал закончить, грех на душу взять.

После этого подошёл к спящему и начал трясти за плечо, но тот не реагировал.

– Пётр Владимирович, сходите за экипажем, будьте любезны. Такого погрузим, пьяного и поедем до усадьбы, там переночуем. Очень рано отправимся в Тулу. Есть ли дорога короче той, что мы приехали? Минуя Венёв. Хотелось бы пораньше завтра быть в Туле. Да и не заезжать к Ржевскому, – уточнил у Петра, сыщик.

– Есть дорога через Бобрики.[69] Верст семьдесят до Тулы будет. Если очень рано выедем, то к вечеру в Туле обязательно будем, – ответил Пётр и отправился за экипажем.

Погрузив задержанного в экипаж, они вернулись в усадьбу. За отдельную плату управляющий позволил им переночевать в гостевых комнатах господского дома. Осуждающе посмотрев на пьяного Майлова, только и сказал: «Да, яблоко от яблони недалеко падает».

Ночью Пётр и сыщик дежурили при задержанном посменно. Утром, загрузив уже почти отрезвевшего и испуганного мещанина, не понимающего, что произошло, но страшно испугавшегося новому появлению Тулина, отправились в Тулу.

В дороге Майлов разговаривать отказался, сделал вид, что не понимает, почему он задержан. Поведение его было весьма удручённым, глаза тоскливыми и безрадостными. Сидя в экипаже, он всю дорогу вздыхал и плакал. Может спьяну, а может от каких-то душевных переживаний.

Глава 18 Освобождение преступников

По прибытию в Тулу, экипаж немедленно последовал в жандармское управление. Наступал вечер. Задержанного передали жандармским офицерам для допроса. Генерала Муратова не было, он находился в общественном присутствии, на котором губернатор проводил городское совещание. Обещав прибыть через три часа вновь, Евграф и Петр убыли на квартиры для того, чтобы привести себя и внешний вид в порядок. Через три часа они вошли к Муратову в кабинет, прибыв вновь. Он их уже с нетерпеньем ждал.

– Ну что господа, молодцы, быстро вы его нашли. Мещанин, Александр Майлов, сознался в конокрадстве и уже написал письменные показания, своей личной рукой, – обрадовал их генерал.

– Каким образов ваше высокопревосходительство этого удалось добиться. С нами, этот Майлов, разговаривать отказался, – уточнил удивлённый сыщик.

– Всё очень просто. Мы предъявили ему две статьи уголовного уложения государства и у него появился выбор. Если он сознается и расскажет обо всём случившиеся и назовёт подельников по делу о конокрадстве, тогда ему светит год общей тюрьмы. Так как вы, Евграф Михайлович, знаете, что, за кражу или сбыт краденной лошади положено заключение в общую тюрьму до года. Если будет доказан постоянный промысел, то и ссылка. В его случае суд я думаю ограничиться годом заключения. Если он не желает признаваться и говорить правду, тогда ему ожидается каторга, как политическому революционеру, за укрывательство, чтение и распространение газеты: «Вольное слово». Он выбрал первый вариант и всё рассказал. Совсем, малый, не глуп! – ответил Муратов.

– Это очень хорошо и существенно облегчает поиск коней. Возможно ли уточнить, ваше высокопревосходительство, не задержаны ли предполагаемые конокрады, Мокшанцы? Скорее всего Майлов и они, это единая артель воров? – уточнил сыщик.

– Ничего радостного нет, господа. Пока нет результатов, деятельности Рязанской и Тамбовской полиции. Хотя я уверен, что все необходимые действия проводиться, и в ближайшее время мы узнаем об их задержании. Но я почему-то уверен, что они не конокрады. Слишком откровенно себя вели при проезде через заставу. Да и зачем простым мужикам в такую историю ввязываться. Скорее всего это ложный след. Для пользы дела расскажу вам, что стало известно со слов этого господина Майлова, Ваше мнение меня очень интересует. Как вы оцените его чистосердечное признание, – заявил генерал Муратов.

Дело со слов, мещанина, было так: «Господин Майлов жизнь вел разгульную и весёлую. Карточные игры, бордели, изрядное пьянство. Постоянной работы не имел, перебивался временной, составляя всякие письма и ходатайства по просьбам безграмотных людей. Сам он, грамотой владел. Но основным его доходом была карточная игра, которой он занимался в обществе дворян, приказчиков и мещан, не высокого уровня. Надо сказать, видимо в азартных играх ему везло. Так как небольшой доход у него был. Так вот однажды он познакомился с публичной девкой, некой Варварой. Отношения с ней развивались и вскорости они начали встречаться. Возможно она встречалась с ним специально, с весьма конкретной целью. После нескольких встреч, девица предложила ему жить вместе, единой семьёй. Майлов похоже влюбившись в неё, немедля согласился. Прошло некоторое время, около двух, трёх месяцев. Девица поставила условия, о том, что для семьи нужны деньги. При этом сообщила, что якобы она уже в положении, понесла от него. Для поправки дел в финансовом плане, та девка предложила ему хорошее выгодное дело. Она рассказала, что голова города приобрёл дорогих коней на свой конезавод, в Прилепах, для разведения породистых рысаков. Цена этих коней доходит до восьмидесяти тысяч. Украсть и продать коней не представляет труда. Девка поделилась с ним, что её брат входит в артель конокрадов. Поэтому он, то есть брат, всё провернёт вместе с артелью и без особого его участия. Для этого необходимо дождаться, когда на конезаводе будет очень мало ночных рабочих, затем усыпить сторожа. Роль Майлова заключалась в следующем, он лишь только был обязан рассказать, когда настанет удобный день и удобный, располагающий момент. После этого Майлов, должен был уволиться и ждать в селе Умновщина, обещанные деньги. За это ему обещали пять тысяч рублей и вечную любовь девицы. Он согласился, но дальше, по его словам, всё пошло не по намеченном плану. Ночью его схватили неизвестные лица. Затем избив, самым издевательским образом, оттащили в пещеру на берегу Упы. Там поместили, как в дальнейшем он узнал при освобождении, вместе с кучером Васькой. Несколько раз пнули обоих и пригрозили смертью, если будут много болтать. Разговор он подслушал и в дальнейшем рассказал вам полностью. Это его единственный поступок, продиктованный ненавистью к похитителям. В общем, будучи человеком боязливым, он страшно испугался и решил ехать в деревню Умновщина. С одной стороны, он боялся и страшно опасался наказания со стороны Добрынина, с другой стороны боялся полиции. Кроме того, опасался и неизвестной артели конокрадов. Но всё-таки надеялся на деньги, которые ему обещали, и любовь Варвары. В общем он довёл себя до отчаяния, ещё бы не много, и наложил бы на себя руки. Получается вы его почти спасли. Только одно плохо он не знает, где кони. Что вы обо всём этом думаете? – удручённо подвёл итог разговора, генерал.

– Ваше высокопревосходительство, думаю я вот что. Посмотрите, что происходит и к чему мы подошли, в расследовании этого дела. Мы имеем семью Майловых, конокрадов и грабителей почтовых экипажей. Кроме того, младший Майлов замешан в революционном движении. По всем законам им всем троим светит каторга. Доказательств у нас достаточно, а оправдания у них шуточные. То есть у нас иметься полное право их осудить немедля. То, что кони не найдены играет против них, и усугубляет их вину. Вы со мной согласны? – уточнил Тулин.

– Да, полностью с вами согласен. Каторга по ним плачет, – ответил генерал Муратов.

– Тогда я предлагаю их временно отпустить за недоказанностью улик, – подвел итог сыщик.

– По-моему, вы Евграф Михайлович, сошли с ума, – раздражённо сказал начальник жандармского управления.

– Совсем нет. Мне кажется есть третье лицо в этой драме. То которое очень хорошо всё режиссирует и старается управлять процессом розыска. Посудите сами. Мы узнали, что конокрады проживают на улице Ушкинской от Александра Майлова, а он от неизвестных лиц. В ходе розыска вышли на его родителей. Если бы он был с ними связан в одном деле, тогда зачем ему их раскрывать. Значит он с ними в деле не стоял и совместных преступлений не совершал. Потом зачем направлять следствие по ложному следу в Мильшино, в усадьбу Ржевского, его недруга? Мне кажется только за тем, чтобы тот рассказал про Майлова и его жизнь, и указал место, где он мог быть. Далее родители Александра Майлова явно стары для грабежей почтовых карет на тракте, и если бы они были конокрадами, тогда зачем прятать у себя на чердаке сарая улики грабежей, мешки из под денег и револьвер. Всё не складывается в реальную картину преступления. Письмо и революционная газета, которое мы нашли на квартире Александра Майлова, явно подброшены. Так как в это время он был в селе Умновщина. Если бы мы не пошли по пути, который нам предлагал неизвестный «режиссёр» преступления, тогда бы нас по нему направили. А направили бы по нужной дороге следствия, подмётными письмами. Которые и так уже имеются сейчас. Два письма, которые получил Добрынин, придуманы явно для того, чтобы нас заставить делать так, как выгодно этому «режиссёру». Я предлагаю завтра выпустить Майловых, за недоказанностью улик, о чем раструбить на каждом углу. Обязательно в Прилепах, среди других коммерческих предприятий Добрынина, на улице Ушкинской и среди всех нищих и оборванцев города. Сдаётся мне, что это месть за какой-то старый грех. Надо выяснить за какой? Пусть они будут «подсадными утками!» – доложил своё мнение сыщик.

– Как вы предлагаете обеспечить безопасность, этих «уток»? – уточнил генерал.

– Думаю я, что, если мы их выпустим временно, организуем тщательное наблюдение и охрану, ничего страшного не произойдёт. Никто их похитить не сможет. Но тот, кто это всё придумал и затеял, обязательно сделает следующий ход. Уверен, что мы этим воспользуемся и задержим реальных преступников. Кроме того, хотел вам доложить, что, когда мы посещали село Умновщина, произошёл разговор с управляющим бывшей усадьбой генерала Асмайлова. Тот в ходе разговора весьма чётко определил свою позицию о смерти генерала. Он заявил, что тот был убит и ограблен. Нельзя ли поднять дела более чем сорокалетней давности о смерти генерала Асмайлова. Может там отыщется какой-то след, который поможет нам понять настоящее, – доложил сыщик.

– Дело по смерти генерала Асмайлова, помещика из села Умновщина поднимем, посмотрим. Но мало вероятности, чтобы что там откопать что-то возможно. Да и времена были другие. Розыски и следствия велись не так как сейчас, более по-простому. Завтра возьмёте в канцелярии, ознакомитесь. Необходимые распоряжения я отдам. По поводу задержанных, может быть вы и правы. Однако Александра Майлова я выпускать не буду. По нему всё решено, он признался в своих злодеяниях. Его ждёт суд и заключение от полугода до года. Да и Николаю Никитичу что-то нужно доложить. Он нас не поймёт. Всю неделю ищем, а преступников не обнаружили. Сведений по артели конокрадов —Мокшан, пока нет! Каков же наш авторитет в его глазах? А вот с отцом его и матерью можно попробовать, пожалуй. Прислушаюсь к вам. Ещё раз, что вы конкретно предлагаете? – уточнил Муратов.

– Предлагаю сегодня распустить слухи об их освобождении. А завтра выпустить их в связи с недоказанностью преступных деяний. Организовать за ними наблюдение и обеспечить охрану. Думаю, что даже скрывать от них зачем и почему это сделано, нет смысла. Пусть помогают правосудию. Это в их целях. Они сами должны опасаться, если я на правильном пути размышлений, то им грозит не только каторга, но и возможно смерть. Ожидать действий неизвестных преступников днем маловероятно, скорее всего нападения надо ждать ночью. Поэтому я в ночь буду внутри дома, тем самым обеспечу гарантии того, что Майлов и его жена, не сбегут. А в случаи успеха смогу обеспечить задержание настоящих преступников. Кроме того, предлагаю их дом оцепить двойным кольцом агентов, в светлое время суток, и тройным ночью, в целях безопасности, – доложил сыщик.

– Если позволите, ваше высокопревосходительство я буду с Евграфом Михайловичем, в ночь, – заявил Петр Владимирович.

– Ну что ж соглашусь с вами. Попытка, не пытка. Главное, чтобы у нас не получилось, как в старинной пословице: «Поцеловал ястреб курочку так сильно, что и пёрышка не осталось». Смотрите, обеспечьте мне сохранность этих Майловых-Прошкиных, мужа и жены. Ваше предложение и ход мыслей конечно интересны. Можно попробовать, может что и выйдет. Однако они задержаны за конкретные преступления, есть достаточные улики и им светит каторга. Если завтра в ночь вам не удастся ничего нового выяснить, этот эксперимент сворачивается. Они вновь будут водворены под стражу, с последующим осуждением на каторгу. Это их единственный шанс, благодаря вам Евграф Михайлович. Коль вы взялись с Петром Владимировичем за это дело, то отвечаете своими головами за них, не дай Бог сбегут. Я бы на этот эксперимент не пошёл, если бы мне кто другой предложил, но вам верю. Уже знаю вас достаточно, чтобы понимать, что вы глупость не предложите. Беседу с семьёй Майловых поручаю вам лично, если они будут против, то предлагаю отказаться от вашей идеи. Дело по смерти генерала Асмайлова я из архивов подниму, если оно сохранилось. Но только один день и одну ночь. Именно так и не как иначе. Для Емельяна Майлова и его жены, это последний шанс вы с этим согласны? – уточнил генерал Муратов.

– Полностью согласен, ваше высокопревосходительство, – ответил Евграф.

– Я немедля поставлю задачу собрать все возможные материалы по делу смерти старого генерала и постараюсь, что бы у нас свами были результаты к следующей встрече. Есть ли ко мне вопросы, господа? – уточнил Муратов, давая понять, что аудиенция закончена.

– Только один, ваше высокопревосходительство. Не могли бы вы рассказать о личности некой Нины, именно той которая выступала в роли внештатного агента в прошлом расследовании. Той которая скрытно передала информации по действиям покойного трактирщика Агея, грабителя и вымогателя со Скуратовских двориков. Очень много совпадений и подозрительных фактов. Не одно ли лицо, эта Нина из Прилеп и Нина из Скуратовских двориков, – уточнил Евграф и поделился своими подозрениями.

Он доложил Муратову и про Марфу-травницу из Прилеп и про то, что узнал о самой Марфе и её дочери от нищих артельных, со Всехсвятского кладбища. Высказал подозрение не замешана ли дочь Марфы, каким-то образом, в этом деле. Поделился и тем, что видел у неё редкий по искусной работе, медальон-часы, с интересной гравировкой. На крышке медальона, ювелиром была изображена рука со шпагой поражающая змея. Внутри изображение повторялось, только шпага была в виде стрелки. Внутри часов, змей, находился вверху, и шпага-стрелка поражала его ровно в двенадцать часов или в полночь. Данное изделие было сделано настолько искусно, что сразу говорило о том, что было сделано рукой хорошего мастера и за весьма дорогую цену. По словам артельных, подобный медальон принадлежал Марфе, когда она семилетней девочкой попала к нищим.

– Может эта дама, загадочная дочь Марфы и Нина, работавшая нашим агентом и одно лицо, но жандармскому управлению это не интересно. Она свою функцию выполнила. Да действительно она привлекалась для наблюдения за покойным трактирщиком. Нам была интересна его деятельность как преступного «Ивана» в Туле. Однако вы сами более недели назад поставили точку в его деятельности. Он более не опасен. Далее наши пути с этой дамой разошлись. Официально она у нас агентом не числиться. На службу внештатным осведомителем напросилась сама, выйдя на нас через знакомого жандармского офицера. Предложила услуги. Зачем это было её нам не известно, работу выполняла добросовестно, снабжала хорошей и своевременной информацией. Связь с нами держала через него же. Единственное мы обучили её стрелять из револьвера и приобрели ей, по её просьбе, дамский «дерринджер».[70] Сейчас о её судьбе мне не известно. Не вижу никакой загадки и интриги в этом. Где она сейчас мне не интересно и не известно. Хотя вы можете побеседовать с офицеров завербовавшим эту даму. Кстати его я и назначу ответственным за данное дело, предложенное вами. Какие ещё есть вопросы? – ответил Муратов, и назвал должность и фамилию офицера.

– Вот посмотрите, ваше высокопревосходительство какая особенность. Найденная мной на конюшне эгретка тоже имеет примерно такой же сюжет, как и на часах. На украшении имеется шпага, поражающая змею. Единая мысль и в шпаге, и в украшении. Не одно ли и тоже лицо имело эти украшения? – вновь высказал свои сомнения, сыщик.

– Посмотрите на досуге геральдику. Возможно, что-то откроете для себя. Что ещё? – ответил генерал.

– Спасибо. Действительно надо посмотреть геральдические знаки. Почему то, эта мысль мне в голову не приходила. Больше вопросов нет. Позвольте завтра преступить к делу. Посмотрим, что из этого получиться, – ответил Евграф и встав вместе с Петром, удалился.

Перед убытием из жандармского управления, они встретились с офицером и познакомились. Договорились каким образом будет распространена информация об освобождении Емельяна Майлова и его жены. Для распространения информации применялись все негласные агенты жандармского управления, которые в ночь и с утра должны были данную историю о невиновности Майлова и его общественной жены распространить через дворников, нищих, базарных баб, знакомых лавочников и всех сплетников Тулы. К обеду следующего дня эта история должна была стать достоянием широкого круга обывателей. По поводу загадочной Нины, особо нового узнать ничего не удалось. Офицер сообщил, что обратилась к нему некая Нина сама. Предложила услуги, какой-то личный интерес у неё был к трактирщику. Её интерес совпал с интересом жандармского управления, вот и всё. Задача была выполнена, более интереса в ней не было. Поэтому уже более недели с ней никто не общался и чем она занимается не известно. Офицер обещал навести справки к исходу следующего дня. Обсудив систему охраны и наблюдения за Майловым и его женой, которую предстояло обеспечить на следующий день все распрощались. Евграф и Пётр убыли из жандармского управления по квартирам. Вначале Тулин заехал к Бобринским на Пятницкую, где они выпили чаю в обществе Ольги Владимировны и посудачили о новостях, рассказав ей о своих достижениях в расследовании дела по розыску украденных коней. Уже перед самим уходом от них, когда сыщик стоял на пороге к выходу, раздался стук в дверь квартиры. Тулин с удивлением открыл входную дверь и увидел стоящую, на площадке перед ней, Марфу-травницу из Прилеп. Ему показалось, что она могла слышать последнее общение с Петром. Он, уходя как раз обсуждал каким образом завтра они проведут день и в каком месте лучше встретиться на улице Ушкинской. Марфа не давая опомнится, затарахтела: «Ой, как хорошо ваше благородие, что увидела вас здесь. Как поимка этих преступников, не нашли ещё? Изверги таких коней украли. Мы всем селом переживаем! Горюем, голову жалко! Так жалко, что каждый вечер плачем!»

– Пока нет Марфа, ничего нового. А что вы здесь делаете поздно вечером? – уточнил сыщик.

– Как что барин? Обещала я зайти к графине. Мёда ей Прилепского привезти. Вот возвращаюсь с торговли, травы развозила по домам. Была у дворян Мещеряковых, мещан Рандиных, купца Прокопова и к ней, голубушке, решила заглянуть. Мёда вот привезла, – ответила Марфа и показала горшок с мёдом.

– Ну хорошо Марфа, я к вам наведаюсь возможно на днях. Кое-что хотел бы у вас уточнить? – сказал сыщик, понимая, что разговор о её прошлой жизни сейчас не к чему.

– Жду барин, Ольгу Владимировну тоже приглашайте. У нас теперича уже тепло совсем. Гулять одно удовольствие, а я пирогов напеку. Только знать бы, когда будите. Пришлите весточку, заранее. А я уж подготовлюсь, не подведу, – ответила разбитная баба.

Разговор с ней должен был быть длинным. А в данный момент кроме старой истории о её нищенстве, да смутных претензий к её дочери, он больше предъявить ей ничего и не мог. Откланявшись, Евграф прибыл к себе в гостевую квартиру и с удовольствием лёг спать. Предыдущие дни были весьма тяжёлыми и сложными.

Глава 19 Неизвестные странники

На берегу речушки Проня, что протекает на границе Тульской и Рязанской губернии, находилась небольшая ватажка людей. Состояла она из трёх плохо одетых и не стриженых мужичков хитрого и загадочного вида. Их лица имели, двойное выражение. С одной стороны, крестьянской непосредственности, а с другой, природной хитрости, свойственной Поволжским народностям. Одежда отличалась крестьянской простотой и особенностями той местности, в которой они проживали. Так как зима ещё не полностью оставила землю, поверх лёгкой одежды на них были надеты сезонные чапаны, полностью расстёгнутые из-за тепла, которое приходило вместе с весенним солнцем. Недалеко от места их размещения лежали три тулупа с отрезной талией, что говорило о том, что проживают они вдали от дома давно, коль имели запас и зимней одежды. Там же лежали и шапки ушанки. Под чапанами имелись, вышитые узором по вороту и вырезу для одевания, рубахи на выпуск, называемые у них панарами и штаны, понкст. Все трое были подпоясаны кушаками с бляшками из бронзы. Фигуры странников, благодаря опущенным плечам и длинным рукам, говорили об изнурительном, постоянном труде. Двое были бородаты, а один из них бороды не имел, по причине молодости и неполной мужской зрелости. Находились они в полуразвалившейся хиленькой избёнке, скрытой зарослями от чужих глаз. Сквозь щели стен лился дневной свет, окна были обтянуты непонятным тряпьём, пол был земляным, а печь отсутствовала. Дверь избы, исполненная из тонких обрубков деревцев, была открыта, на столе стоял котелок только что сваренной ухи из рыбы, пойманной в местной речушке. Лежал хлеб, наломанный кусками, порезанное сало, солёная капуста и огурцы. На столе находился большой штоф корчмы, называемый в народе восьмериком.[71] Публика отдыхала, наслаждаясь наступающей весной и теплым уже не зимним солнцем, а так же обмывала удачное дело. Рядом с избой паслись трое стреноженных коней, прыгая с места на место. Их было отлично видно из избы. Мужички, занимаясь своими делами, часто поглядывали на животных, с аппетитом поедавших только появившуюся травку.

– Как ты думаешь, рассуждаешь, дуган-приятель Урас, они нас догонят или кони будут наши навсегда? Если наши, то я своего продавать не буду. У меня свадьба скоро. Своей жизнью буду жить, от бати отделюсь. Аля-отец разрешил свою семью завести, по возрасту уже положено. Своя семья появится, придётся о жене и детях думать. В хозяйстве конь завсегда нужен. А вы сколько денег заработаете на продаже своих? Куда потратите? – спросил, один из мужичков, самый молодой, сидящий на обрубке дерева валяющегося в избе, у другого товарища.

– Ты, дуган Ямаш, не только о своих, но уже о чужих деньгах думаешь, мучаешься. Тысяч десять возьмём с каждого коня, не меньше. Своего оставь, коль тебе нужен. А нам кони не нужны, мы сезонные. Один сезон в Туле промышляли, другой, до этого, в Рязани. В родные края прибудем, недельку по хозяйству посмотрим и сразу в Тамбов. Там уже ждут. Лето, весь год кормит, сам знаешь, – ответил Урас.

– Долго нам ещё здесь рыбу ловить ожидаючи? Как ты думаешь, когда дальше в дорогу? – не успокаивался молодой Ямаш.

– Когда обратно – пока неясно, «городские» приедут, всё и расскажут. Договор-то какой? Стать на этом месте на ночёвку и сутки жить, ждать, а если никто из них не прибудет, тогда следовать в родные края. Что, скучаешь по родной стороне?

– Да, Урас, на чужой сторонушке и летом холодно! Якшамава и Якшаматя, вдали от дома, больше власть свою показывают.[72] Больше человека мучают, а дома Кудава[73] завсегда помогает, дома и зимой тепло, – улыбаясь ответил весёлый Ямаш.

– Скоро будем дома. Если Шкая[74] поможет, да Идемявозь[75] не помешает, то всё будет удачно. Так как мы хотим. Приедем, домашние будут рады нашей удаче, – ответил Урас, заканчивая последние приготовления на столе, сбитом из обрубков тонких стволов дерева, таких же, как и дверь.

– А что Урас, мы всё как договаривались и выполнили перед «городскими»? Странные они какие-то, непонятные. В первый раз с такими чудаками встречаюсь. Ты как считаешь? – спросил разговорчивый Ямаш.

– Конечно, всё выполнили. Разговор и договор-то какой был? Мы забираем коней, на повороте. Потом ночуем там, где они нас поселили. Ждем их до утра, ежели они не приходят до рассвета, по утру идем конно на Рязань. На речке Проне останавливаемся в определённом месте, где нам указано, вот в этой избёнке. Ждем их обоих. Если они не прибывают и на речку, в течении суток, то едем к себе, в родные места. Там дома коней кормим, поим и содержим. Опять ждём десять дней. Если они появляются, то платят нам по десять рублей за работу и забирают коней. Если нет, то кони наши, и мы вольны с ними делать что хотим. Мы всё делаем, как они желают. Странные они или нет, то не наша забота, только Масторатя[76] знает, какие у них в голове мысли. Значит, есть какой-то интерес, не нашего ума дело. Главное, что у нас по десять рублей так и так будет. Мы с вами за два месяца всего по десять рублей заработали, а тут за две недели сразу десять. Разница, наверное, большая. Садитесь к столу, отдохнём. Мы все, заслужили отдых, – пригласил всех товарищей к столу Урас.

– Вот ты, Урас, про деньги говорил! Деньги мне очень нужны. Скоро свадьбу хочу сыграть. Дадите в займы по три рубля, если удачно коней продадите? На свадьбу не хватает. Отец готовится хлеб с мёдом отвезти в дом невесты, мне ой как деньги нужны. Дадите или нет, вы же мне дуганы? – уточнил Ямаш, с хитринкой и надеждой смотря на спутников.

– Какой ты хитрый, Ямаш. Хитрее самого хитрого будешь. Сам коня продавать не хочешь, а у нас денег просишь. Я, например, уже придумал куда деньги дену. Жене и детям одёжку справлю, до сих пор в лаптях ходят. Родителем жены рубль дать надо, чтоб зятя уважали и привечали. Тёща последнее время и блинов не испечёт, всё недовольна. Вся желчью покрылась, как сосна, смолой. Чем обидел, эту сварливую бабу, сам не знаю. Ты пойми, Ямаш, я тебе друг, но своя рубаха телу ближе. Ты, когда эти деньги отдашь? Через год, а нам сейчас кушать надо, – спокойно ответил Урас.

Третий спутник даже и не ответил, угрюмо посмотрев на разговорчивого парня.

– Аля резвого коня ищет. А вот приеду и скажу: «Аля, отец мой, я нашёл коня, не волнуйся. Не зря ты своего сына вырастил. Он у тебя как Ваня-Овтай или как богатырь Перя, такой же герой»,[77] – засмеялся Ямаш, не обращая внимание на отказ, видимо зная, что другого и не услышал бы.

– Может закончим болтать, есть пора. Уха уже стынет. Давай-ка, Урас, наливай ухи! Корчмы уже хочется, что у деда в Лутовиново прикупили. Не зря с собой столько времени таскали. Уговор же был, как только дело сделаем, так отведаем. Вот выпьем и домом запахнет, родной край приснится. Только ты, Ямаш, не налегай, тебе в дозор до утра. Уход за конями весь провести нужно. Утром часок дадим поспать, отоспишься. Молодому длинный сон не нужен, – сказал Тягай, старший ватаги, бородатый мужичок с хитрыми бегающими глазами.

– Как скажешь оцюня, азор.[78] Перекусить давно пора, -ответил Урас, заканчивая с Ямашем последние приготовления на столе.

– Вот и ляцкас ярхцамс.[79] Приступаем, – ответил Тягай.

Он на правах старшего, разлил в кружки крепкий напиток. Урасу и себе, побольше. Молодому Ямашу меньше, по молодости, и в связи с ночным дежурством. Они чокнулись, выпили, непроизвольно крякнули, удивляясь крепости напитка и одновременно занюхали хлебом.

– Хороша корчма-настойка, крепка перегонка у этого Лутовиновского умельца. Умеет гнать, знает, как и что добавлять. Почти как у нас дома, – заявил старший артели, Тягай.

Затем практически не разговаривая, взялись за уху. Но, если бы и разговаривали, то тульский или рязанский житель, случайно оказавшейся рядом, всё равно бы ничего не понял. Говорили они на своем поволжском языке, мало кому в этих местах известному. При разговорах чередовали русские слова с национальными, известными только этой народности. После плотного закусывания ухой, разговор возобновился вновь. Разговорчивый Ямаш не останавливался.

– Дуганы мои, как хочу я свадьбу справить, заждался этой радости. С любимой моей, красавицей-Анелиной, всё обсуждено, всё договорено. Ох и свадьбу закатим, с прошлого года грибов и ягод заготовлено достойно. Медок есть, хватит и так гостей угостить и на хмельную брагу в достатке. Двух поросей кормим, лелеем. Муки и картошки вдоволь, да много чего ещё есть. Милая она у меня, не зря имя переводится, как баловать и нежить. Ох и заживём после свадьбы, как в старых сказах, душа в душу. Как Ваня-Овтай! – заявил довольный Ямаш.

– А что Ямаш, у вас в Зубовской Поляне, по старинке свадьбы играют? В Спасске, уже и не помнят всех обычаев.[80]

– У нас всё по правилам, предками установленными. Иногда можно и своровать наречённую и запереть в каком-нибудь доме, бане или сарае, пока согласие на свадьбу не даст. Но это так, для шутки ради. Если в серьёз, тогда отец должен заполнить мёдом каравай хлеба, под утро положить на крыльце дома невесты и постучать в окно. Потом громко прокричать о намерении взять её в семью, так чтоб обязательно все домашние услышали. После всего этого убегать что есть мочи. Можно и на коне, на коне сподручнее. Только кони не у всех, а в займы брать дорого. Как правило, за отцом жениха, организовывают погоню, если догонят, тогда не только каравай вернут, могут и тумаков надавать. Если всех договор устраивает и заранее положительный ответ обсуждался, тогда отец невесты или брат следует за ним, давая шанс убежать или ускакать. Несколько позже, у дома жениха, даёт согласие на свадьбу. Но у нас всё договорено, и с отцом невесты и с братом. Решено породниться. Уже и новое имя невесте, жене моей будущей, найдено. Будет называться Вандола, то есть сияющая, сверкающая. У нас всё как у предков раньше было, если жена в дом мужа пришла, тогда получает новое имя, от свекрови.

– Вот вы молодцы, весело у вас! – засмеялся Урас.

– У нас, у засечных[81] так, свои традиции бережём, а за чужими не гонимся. Места у нас хорошие, на реке Парце стоим. Рыбка есть и поля с лесами хорошие, плодовитые места. Быстрее уж домой бы! Урас, а Урас! Ты про «городских» что думаешь сам? Они кто такие? Тот, который ночью с нами был, больно уж умён, студент похоже. Всё о свободе чего-то говорил, о равенстве, грехе богатства. А тот который на берегу с нами был и еду приносил, вообще странный, на девушку похож. Только в штанах и мужской одежде. Зачем он нас попросил показать ему, как кардаз сярхка[82] положено уважить.

– Ямаш успокойся, хватит переживать. Нам какое дело, наши деньги пусть отдадут или коней подарят, вот и всё. Потом хоть Ведява в воду их утащит, хоть Вармава унесёт или Анамаз съест, я горевать и плакать не буду.[83]

– Давайте ещё по одной, под сало. Хватит про этих городских болтать. Расскажи-ка ты, Ямаш, про своего Ваню-Овтай или ещё про кого, повесели нас, – с этими словами Тягай, разлил в кружки по второй порции напитка.

Мужики выпили, крякнули, закусили салом с картошкой. Посидели довольные приемом внутрь напитка, настоянного на тульских травах.

– У в родных местах, на Парце-реке на калган-траве,[84] особом лекарственном корне настаивают. Настойка жизнь продлевает, и ум развивает. Слушайте дальше правду-быль.

Ямаш начал рассказывать: «В каждой местности по-разному про Ваню-Овтая рассказывают, я по-своему расскажу. Жила в одной хорошей и богатой веле сокай,[85] где мёд и масло на столе были каждый день и в каждом доме, одна семья. Состояла она из трёх братьев и отца. Матери не было, умерла он у них, по воле Шакая. Больше Аля-отец так и не женился, духи предков не советовали, так как в родном селе хороших и свободных женщин не было. А из другого села духи брать запретили, боялись, видимо, что попадётся какая-нибудь, последние лапти продаст и удачу из семьи унесёт. Куд-дом стоял, как и положено, по желанию духов леса и воды, на одну треть от истоков реки Мокша. Сами знаете, ближе нельзя, а то ни рыбы, ни удачи не будет. Старшего сына звали Вардям, по-русски Вася, среднего Кведором – Фёдором, а младшего Овтаем – Ваней. Собрался Аля умирать, позвал его Масторатя, время пришло, но кручина его мучает. Как же он детей оставит, не женил он их при жизни, не успел. Кручинился, кручинился, да и умер. Но перед смертью собрал братьев пред собой и сказал им, чтобы после того, как он к Масторатя отойдёт, они в смертную лавку, на которой лежать будет, топор не вбивали.[86] Как только его похоронят, приказал каждый следующий вечер на калмот[87] приходить. Ночевать по старшинству и могилку его охранять. Первым должен был идти Вардям, по-русски Вася, только он ленивый был и идти не хотел, несмотря на слова отца. Сослался он на то, что приболел, и попросил Вардям, Овтая сходить за него. Взамен предложил за него воды натаскать в баню и в дом. Согласился Овтай-Ваня, пожалел брата. Да только каждая дайдекть кафта пенза[88] Пришёл он на калмот, и чтобы время зря не шло, лёг спать на могилке Аля. Проснулся рано утром и видит красавец конь пасётся. Поднялся Ваня-Овтай да и поймал скакуна, потом стреножил и пустил его на луга возле калмота, а сам аде куд.[89] Но перед этим обучил коня его свисту повиноваться, так как конь был волшебный. Слышал он тот свист, где бы его не свистнули. Когда парень Овтай в куд-дом вошёл, братья всё ещё спали. Как Аля не стало, совсем обленились они, ничем заниматься не хотели, ни по дому, ни по саду, ни по реке. Плюнул Ваня-Овтай и сам натаскал воды в дом и баню. На второй день положено было идти на калмот среднему сыну Квёдору, по-русски Фёдору. Только он боязливый был, всего страшился. Мышь пробежит, а он вздрагивает и плачет. Попросил Квёдор, Овтая на калмот сходить за него. Предложил плафтома[90] сено для тракс[91] накосить, вместо Вани, и на пастбище её вывести. Согласился Овтай, пожалел брата. Пришёл вечером тоса[92] на могилку, сильно уставший. Целый день воду из Мокши таскал, да и заснул. Просыпается рано утром, а перед ним рой пчелиный летает. Поймал он этот рой и в дупло старого дуба определил, что бы значит мед таскали, к зиме готовились. Коня проверил, на Мокшу съездил и выкупал скакуна. Потом опять, стреноженного, пастись определил. Утром пришёл домой, а братья опят спят. Тракс орёт во дворе некормленая. Плюнул Ваня-Овтай и сам накосил травы, тракс накормил и на пастбище определил. Наступил вечер, и наступила очередь самого Вани-Овтая аде аля калмот.[93] Братья даже и разговаривать с ним не стали, пошли по улице гулять, на девок любоваться. Пришёл в третий раз Ваня-Овтай на могилку, заснул усталый. Проснулся рано утром, а возле него рыбацкая сеть лежит. Да такая, какой он никогда не видывал, узорная и крепкая. Взял он её и на Мокше поставил. Проверил коня, пчёл, и домой пошёл. Пришёл домой, а братья опять спят. Нагулялись и браги[94] напились, работать по хозяйству никак не желают. Плюнул Ваня-Овтай и сам всю работу сделал.

– Стой, Ямаш. Хорошо ты рассказываешь. Давайте ещё по одной, под сало и капусту. После третьей, твоя быль лучше восприниматься будет, – с этими словами Тягай разлил в кружки по третьей порции напитка. Мужики выпили, крякнули, закусили. Посидели, покряхтели довольные приёмом внутрь крепкого напитка и снова начали слушать Ямаша.

Тот присел поудобнее на обрубок дерева и продолжил: «Так вот, прошёл один день или десять, никто уже и не помнит. Только наступил особый день. Той вастой[95] правил Оцязор[96] Калган и было у него три дочери. Старшая ленивая Маре, средняя пугливая Васенка и младшая бойкая и красивая Анелина. Решил он их замуж выдать. В те времена все князья волю предков исполняли и делали, как они завещали. Но мало кто знал про его дочерей, он в тайне держал их недостатки и прелести. Но те, кто в городе Мохша жили, знали про то. Оцязор бросил кличь по всей васте, о том, что замуж дочерей желает выдать по старинным обычаям. Будет устраивать в самом великом городе из всех городов, Шкая, Мохше, пря[97] на локаши.[98] Было приказано собраться в Мохше всем подданным, даже безногим, слепым и убогим. Никому запрета не было, ни нарядным, ни худобным. Все к назначенному сроку, как приказано было, прибыли. Народ собрался и дивиться на пря локаши. Прибыли и братья в город Мохша. Вначале решили замуж отдать ленивую Маре, а то вдруг никто не возьмёт замуж. Потом уж остальных, по старшинству, значит. Кулянь канды[99]объявил условие оцязора. Кто перепрыгнет на коне реку Мокшу в узкой части, тот и будет её мужем. Многие козяля[100] и дети их начали пробовать, но все в Мокшу упали. Еле, еле выплыли вместе с конями. Стоят плачут, а народ смеётся над ними, пальцами показывает. Они, когда в город Мохшу скакали и ехали на телегах, то народ расталкивали, побыстрее первые места занять хотели. Козяля никто не любит за их богатство и жадность, сами знаете. Братья его стояли на площади и завидовали, у них-то коней не было. Ваня-Овтай отошёл от народа, так чтоб его никто не видел и свистнул. Откуда не возьмись конь появился. Он вскочил на коня и сразу преобразился, таким мазы цера[101] стал, что ни пером описать, ни в сказке сказать. Раз, и перепрыгнул через реку Мокшу. Хотел он к царю, оцязору подъехать, а народ Мохшанский ему и говорит: «Не вздумай на ней жениться, она лентяйка каких свет не видывал. Погибнешь с ней, в грязи зарастёшь». Поверил Ваня-Овтай народу, плюнул, что зря старался, да и ускакал. Народ не дал парня вятнемс шалхкта.[102] Искал его оцязор, искал, но найти не мог. Опечалился царь, что старшую дочь замуж не взяли, пригорюнился. На следующий день решил оцязор вторую дочь сосватать, пугливую и плаксивую Васятку. Опять было приказано собраться в городе Мохше всем подданным. Опять никому запрета не было ни нарядным ни худобным. Кулянь канды объявил условие оцязора. Кто принесёт самую большую берестяную бочку меда лесного, тот и станет мужем царевны Васятки. Будет жить и припевать на всём царском.

– Стой Ямаш. Очень хорошо ты рассказываешь. Давайте ещё по одной, под картошку и капусту. Выпьем за удачу Вани-Овтая. Какой молодец, царя обманул. Цебярсь уцез аф эряй.[103] Этот царь думал, что народ глупый, ничего не знает про его дочерей, а народ всё знал, за всем наблюдал. Небось, не работали, не трудились по хозяйству и старших не привечали. Вот народ и не простил, – с этими словами Тягай, разлил в кружки по четвёртой порции напитка. Мужики выпили, закусили. Настроение ещё лучше стало. Сели поудобнее.

Ямаш продолжил: «Так вот, народ бросился в лес, кто в какой. Братья, Вани-Овтая, молодца и храбреца, тоже побежали, судьбу испытать. Теперь-то кони им не нужны были. Козяля опять первыми поскакали, народ расталкивают, кричат. Шумливые очень, наглые. Овтай опять отошёл и свистнул. Конь примчался, Ваня вспрыгнул в седло и помчался в лес, где он пчёл спрятал, которых Аля ему на могиле дал. Нашёл он тех пчёл, а они уже мёда натаскали, на десяток человек хватит. Взял он, сделал бочонок берестяной и сложил туда мёд. Сам попробовал мёду и поехал обратно. Вперёд всех успел, самым ловким оказался. Но народ, когда увидел, что опять такой мазы цера,[104] хочет свататься к плаксе и пугливеце, начал ему правду рассказывать про Васятку. Плюнул Вася-Овтай, положил берестяной бочонок на крыльцо дома царя, да и опять ускакал. Так его и видели. Цебярь тоса, ашат коса.[105] Опечалился царь, что вторую дочь замуж не взяли, пригорюнился пуще прежнего. Козяля и другие из леса вернулись, с ними и братья Овтая, ничего не нашли. Козяля и братьев ещё и дикие пчёлы искусали. Народ смеялся над ними, пальцами показывает. До следующего утра народ заснуть не мог, всё смеялся от мала до велика. На другой день решил оцязор третью дочь сосватать, бойкую и красивую Анелину. Опять было приказано собраться в городе Мохше всем подданным, на пря локаши. Все прибыли, но все уже знали, что победит парень мазы цера, Ваня-Овтай. Кулянь канды объявил условие оцязора. Кто поймает в Мокше самую большую рыбу, чтоб хватило на пир всего народа Мохши, тот и жениться на красавице. Опять все побежали сети ставить, кто пешком, кто на конях, кто на лодках. Братья тоже стали участвовать. Козяля и тут как тут, желают стать зятьями у царя, народ расталкивают, рыбу из чужих сетей воруют. Шумят, между собой дерутся, царский трон делят. Ваня-Овтай отошёл от всех и свистнул. Конь вновь прискакал. Вскочил наш герой на него и на то место, где сеть поставил, что Аля дал, поскакал. Прискакал, а вытащить сеть не может, огромная рыба застряла. Привязал он сеть к коню и вдвоём с ним вытащил. Привёз царю, а тот дивится, рыба больше него в два раза. Обрадовался оцязор, что такой зять нашёлся, ловкий и умелый, да и сам красавец. Решил немедля свадьбу играть. Однако Анелина заупрямилась и говорит: „Не хочу замуж выходить“. Только народ ей и говорит: „Прамс виде кис. Цебярть инкса якама, а кальдявсь сонць сай“.[106] Смотри какой парень, маза цера, умелый и ловкий. Будешь с ним жить и без царства царствовать. Посмотрела стирь[107]на парня, да и влюбилась сразу. Сыграли свадьбу. Долго жили Ваня-Овтай и Анелина в городе Мохше. После смерти озязора, Ваня стал царём. А братья так и умерли в бедности, так как Аля-отца не послушали. А Ваня-Овтай и Аля послушал и народ Мокшеть уважил. Народ его любил и в обиду не давал. Всегда только хорошее подсказывал. Вот такая сказка-быль».

– Молодец Ваня-Овтай, какой хороший парень. Ты, Ямаш, тоже молодец. Сюконян пек,[108] повеселил. Ещё по одной за хорошее окончание выпьем, и ты ступай к коням. Цебять валсь-ярмакта пини.[109] Глядишь, и у тебя всё получится. Утром видно будет. А мы с Урасом поспим, устали уже волноваться за твоего героя, – с этими словами Тягая разлил остатки корчмы.

Себе и Урасу больше, а Ямашу меньше, ему же на ночное дежурство надо было идти. Мужички выпили, закусили и каждый занялся своим делом, как и было определено. Ямаш приступил к надзору за конями, а Тягай и Урас легли спать, сил набираться, впереди была дальняя дорога.

Глава 20 Убийство Меланьи

На следующий день, Евграф встал рано. Сделал китайскую гимнастику, повторил с десяток ударов руками и ногами, которым его обучил мастер Чан. Затем выполнил несколько упражнений из джиу-джитсу. После тренировки, длившейся около часа, почувствовал себя готовым к новому дню. На скорую руку выпив чаю, спустился на улицу и последовал к Бобринским. Вчера они договорились позавтракать совместно и обговорить особенности действий в ночь. Прибыв к ним, он окунулся в домашнюю обстановку.

– Присаживайтесь за стол. Будем пить чай и завтракать, – пригласила к столу, мужчин, графиня.

Накрывала она сама, так как прислуги не держала. Убираться к ним приходила девушка по найму, три раза в неделю. На столе оказался самовар, сладости и варенье. Холодные закуски и пироги. Заварник с душистым травяным чаем.

– Как прошла беседа с Марфой из Прилеп? – уточнил сыщик.

– Ничего интересного, после вашего ухода задержалась всего на десять минут. Вручила мёд и убыла по делам, рассказав несколько деревенских сплетен. А почему вы не уточнили у неё интересующие вас сведения? – спросила графиня.

– Нет смысла пока у неё это спрашивать. Сегодняшний день всё покажет. Если преступники не появляться у Майлова и его жены, тогда придётся им предъявить обвинения. В случае сегодняшней неудачи, ждёт их каторга. А мне неудача, сулит разработкой новой версии. Вот тогда и придёт её время, – ответил Тулин.

– Вы знаете господа я вчера думала об украшении, часиках-медальоне, который по-вашему, Евграф Михайлович, отличается необычным искусным изготовлением. Если его изготавливали в Туле, тогда только в ювелирной мастерской Ефроима. У нас хороших мастеров практически нет, эта мастерская единственная в этом роде. Вы же знаете, Тула всё больше по оружию и самоварам специализируется. Вот и у меня возникла мысль, почему бы нам не съездить и не уточнить об этом украшении в этой мастерской. Если этот медальон делали в Туле, тогда явно вспомнят. Подобные заказы не часты. Возможно из этого, что-то получиться, – предложила графиня за чаем.

– Кто таков, – уточнил сыщик, заинтересованно, ему эта мысль в голову не приходила.

– О, это известная личность. Ефроим Пальцев, по прозвищу Фингергут, в переводе с идиша «хороший палец», содержит лучшую ювелирную и часовую мастерскую в городе. Весьма богат и уважаем за честность и неподражаемую красоту изделий, которые он делает в своей мастерской. На Киевской улице у него имеется несколько доходных домов. Сам весьма скромен в быту, проживает в небольшом, одноэтажном. Весьма хороший мастер. Весь наш цвет общества у него заказывает украшения. Сам работает, и дети помогают, подмастерьев держит. Поедемте, возможно что-то узнаем, – ответила Ольга Владимировна.

Закончив с чаем и лёгким завтраком, они втроём, отправились по адресу, указанному и предложенному графиней. Прибыв к ювелирной мастерской, вошли. На витрине имелось некоторое количество изящных украшений, Ольга Владимировна подошла к ним и начала осматривать. Евграф и Пётр внимательно огляделись в мастерской.

– Что будет угодно господам, серьги, подвески, кулоны? Наша мастерская имеет небольшой выбор по продаже. Мы больше делаем на заказ. Имеем каталоги лучших ювелирных домов Европы и России. Сделаем украшение вашей даме, не хуже Фаберже, – сказал хозяин, по-видимому, сам, находящийся на приёме покупателей и заказчиков.

– Мы несколько по другому вопросу. Хотелось бы уточнить у вас некоторые детали по ранним, вашим работам, – обратился к хозяину, Тулин.

– С кем имею честь разговаривать и какие именно работы нашей ювелирной мастерской интересуют? С удовольствием отвечу, – настороженно ответил хозяин.

– Мы из полиции. Не изготавливали ли вы, более сорока лет назад, медальон-часы, очень необычной работы. Особенностью которых является то, что на внешней стороне мастером была изображена рука, поражающая шпагой змея. Внутри изделия, шпага, в виде часовой стрелки, поражающая змея в двенадцать часов, – спросил сыщик.

– Я не выполнял подобную работу, её делал мой отец. Но я помогал ему и прекрасно помню все особенности. Это уникальный медальон. Их всего два. Отец обещал заказчику, что более не повторит подобных работ. Почему это вас интересует? – спросил хозяин ювелирной мастерской.

– Это необходимо для следствия по одному преступлению. Не вспомните ли вы, кто был заказчик? Это очень важно!

– Конечно помню. Хотя прошло более сорока лет, но такие изделия заказывают очень редко. Заказчиком являлся генерал Асмайлов, помещик из-под Венёва. Он хотел сделать подарок жене и маленькой дочери. Оба медальона одинаковые. Похожи друг на друга как две капли воды. Мы из изготовили и направили к нему в поместье. Он был очень доволен и немедля оплатил заказ, причём весьма щедро. Чем ещё могу быть полезен? Не хотите ли что-нибудь заказать? – уточнил любезный мастер ювелирного дела.

– Может быть мы закажем какую-нибудь безделицу или приобретём из готовых, – спросил Тулин у графини.

– Нет Евграф Михайлович, не сегодня, – с улыбкой ответила графиня.

– Ольга Владимировна, выше всех буржуазных предрассудков. Она ценит естественную красоту, созданную Богом и природой, – съехидничал Пётр Владимирович.

– Позвольте мне сказать! Конечно ваша дама красива, сомнений в этом нет. Но небольшое колье или серьги несомненно ещё более украсили бы её, добавили некоторой необычайности. Мы можем сделать на заказ и больше такого никто не повторит! – вновь предложил свои услуги ювелир.

– Не сегодня, но возможно позже я воспользуюсь вашим предложением, – ответила Ольга Владимировна.

– Спасибо вам, вы нам сильно помогли. Всегда будем обращаться к вам, при необходимости выбора украшения. У вас действительно отличный выбор, – поблагодарил хозяина, сыщик.

Компания развернулась и начала движение к выходу.

– Стойте господа. Я не всё вам сказал! – воскликнул ювелир.

– Что-то ещё? Внимательно вас слушаю и благодарен за любую информацию, – ответил Евграф, остановившись вместе со всеми.

– Да я вначале не сказал вам некоторые детали, но подумав решился. Дело в том, что около года назад к нам обратился неизвестный человек с просьбой купить один из двух медальонов за пять рублей, совершено дёшево. Скорее всего этот человек не знал, что мы изготавливали их сами, и на них наше клеймо. Они стоили при изготовлении десять рублей, сейчас их цена поднялась. Это показалось подозрительным, тем более история этих изделий нам знакома. Они не были предназначены для мужчин, это подарок взрослой даме и её дочери. Каким образом одно из них оказалось у этого человека неизвестно. Это тоже очень подозрительно. Покупателей принимал мой отец, который сам и изготавливал украшения и прекрасно их знал. Заподозрив злой умысел, он отказал неизвестному и хотел вызвать полицию, но не успел. Тот скрылся. Вот и всё господа. Вначале я не хотел вам этого рассказывать, но видя, что вы благородные люди и не кичитесь принадлежностью к полиции, решился.

– Еще раз спасибо вы нам помогли. А не помните, как он выглядел, – уточнил Тулин.

– Нет я лично не присутствовал. Отца нет, он в Калуге, по коммерческим делам. Но я помню, что он нелестно отзывался об этом странном господине. По его словам, это был пожилой человек, невзрачно одетый и создающий вид глубокого пьяницы. Это тоже его заставило подозревать нехорошее. Тем более мы, никогда не покупаем, то что мы сами сделали. Каждая произведённая нами драгоценность имеет свою историю, свою судьбу и своих хозяев. Мы считаем, что эти изделия сами выбирают хозяев. Нельзя им мешать перемещаться, в обществе, от их желания и принадлежать тем, кому они предназначены судьбой. Вот такой у нас принцип.

– Всего доброго. При необходимости всегда готов вам помочь, – ответил сыщик, и компания вышла из мастерской.

– Что вы по этому поводу думаете? – спросила графиня у Евграфа.

– Я думаю, что благодарен вам за совет. Сегодня мы узнали много нового. Это всё меняет дело. Если верить словам ювелира и принадлежности украшений, то можно уже с уверенностью предположить следующее. Марфа с Прилеп является незаконнорождённой дочкой генерала Асмайлова, а Нина его внучкой. Так как одно из этих украшений, я видел именно у неё на шее. Второе, подобное украшение, может принадлежать только вору или злоумышленнику. Кто он и как у него оказался медальон-часики, мы не знаем. Ювелир прав, эти украшения принадлежали женщинам и если одно из них оказалось в руках мужчины, то это говорит о возможном преступлении или хищении. Если Марфа-травница, незаконнорождённая дочь и она оказалась на улице среди нищих, в семилетнем возрасте, тогда что случилось с её матерью? Именно её матери принадлежали вторые часы. Вот это нам и надо узнать, – ответил Евграф.

– Хотел вам рассказать с утра, да запамятовал. Я изучил Российскую императорскую геральдику по этим шпагам и змеям. Помните, это нам рекомендовал Муратов при разговоре в кабинете. Нашёл интересное совпадение между часами, найденным вами украшением, женской эгреткой и одним старинным гербом.

– И в чем они, эти совпадения? О каком гербе идёт речь? – заинтересованно уточнил Тулин.

– На гербе рода Асмайловых иметься щит на котором из-за облака рука поражает шпагой змею, свернутую восьмёркой. Не правда ли, это очень сочетается с часами и женским украшением, – ответил Пётр.

– Согласен, сюжеты практически однообразны, – ответил сыщик.

– Странный герб, не похожий на другие, – заявила графиня.

– Почему? Что в нём странного, – с удивлением спросили оба мужчины.

– Потому, что змея на гербах является символом мудрости, осторожности и всего вечного. Восьмёрка, это бесконечность. Один овал обозначает жизнь в реальном мире, а другой существование в потустороннем. Получается, что шпага поражает мудрость, осторожность и одновременно с этим вечность в двух временных измерениях. На основании этого возможно предположить, что древний хозяин герба и все последующие, не являлись последователями обычных норм и морали поведения общества. Презирали мудрость и осторожность и не верили в существование вечности жизни. Вот поэтому и странный герб, на мой взгляд, – ответила графиня.

– Наверное я соглашусь, – заявил Евграф, немного подумав, осмысливая слова Ольги.

– Что вы намерены делать дальше? – уточнил Пётр.

– Предлагаю следующее. Мы проводим Ольгу Владимировну и затем направимся к дому Майлова, они уже находиться там с самого утра под надзором агентов в штатском, которые распределены по улицам в целях их безопасности. Однако преступник никогда не придёт если заподозрит малейшую угрозу себе. Поэтому нам нужно проникнуть в дом пораньше, когда на улицах много прохожих. Кроме того, мучают меня догадки, что этот медальон-часы находиться у Емельяна Майлова, незаконнорождённого сына генерала. Да и по описанию Майлов весьма похож на того опустившегося человека, про которого нам рассказал ювелир. Возможно Майлов принимал какое-то участие в смерти старого генерала и непонятных обстоятельствах при которых Марфа оказалась на улице без родных и без памяти, от испуга. Ей очень повезло в жизни, остаться здоровой и вернуться к нормальной жизни. Поэтому проводив графиню, мы осторожно проникаем к Майловым. Для этого нам будет необходимо переодеться под обычных мещан. Затем проведём тщательный обыск дома и допрос обоих. Возможно, что-то выясним. Муратова в известность ставить не будем. Более того по дороге к дому Майловых, мы прикажем жандармскому офицеру, ответственному за действия полиции, снять некоторые посты первой линии. Сообщим ему, что таково решение генерала Муратова. Смотрите Пётр Владимирович, определитесь, вы со мной или нет. Там находиться придётся до следующего утра. Если мы снимем полицейских агентов с постов, то сами будем отвечать за безопасность подозреваемых, – закончил излагать свой план Евграф.

– Так он, жандармский офицер, вам с Петром и поверил, – засмеялась графиня.

– Вчера он получил распоряжение от генерала во всём нас слушать, и поступать согласно моих приказов. Поэтому проблем я не вижу, кроме того я выдам ему письменную расписку.

– Конечно с вами, только найду одежду попроще, и возьму револьвер, – ответил граф Бобринский.

Так и решили. Тулин убыл к себе на квартиру, для переодеваний. Пётр к себе, заодно и проводить сестру. По дороге они нашли в жандармском управлении нужного офицера, руководителя полицейской операции и договорились с ним, что с пятнадцати часов, часть постов должна быть снята. К генералу Муратову подниматься не стали, для того чтобы избежать лишних вопросов и ненужных объяснений. В том числе ознакомились с делом более чем сорокалетней давности, найденному в архивах полицейского управления по случаю смерти генерала Асмайлова, помещика с села Умновщина. Собственно, никакого дела и не было. Имелась докладная записка, составленная полицейским чиновником, в которой со слов местных жителей, свидетелей, описывались обстоятельства смерти. Ни одного факта о подозрении на убийство не было. Осмотр места смерти отсутствовал. Был ли он составлен или пропал потом из архивов, уже определить было невозможно, из-за давности сроков.

В пятнадцать часов они оба встретились в начале улицы Ушкинской.

– Вам идёт подобный вид, если не знать, что вы природный граф, то и не догадаться совсем, кто вы! – засмеялся сыщик, увидев, что Пётр нарядился в одежду традиционного купеческого сословия.

Вдвоем они направились к дому Емельяна Майлова, не вызывая подозрений у проходящих мимо жителей города. Никто из суетящегося общественного люда и заподозрить не мог, кто скрывается за обычным внешним видом обывателей, идущих по дороге к концу улицы. Войдя в незапертый дом, они увидели следующую картину. Сам Емельян понуро сидел за столом, опустив голову с давно неостриженными волосами. На его лице имелась недельная щетина. Жена его, Меланья Прошкина, лежала на железной кровати отвернувшись к стене. При входе сыщика и Петра Владимировича, Майлов встал, но жена даже не среагировала. В углу возле стены стоял агент в партикулярной одежде, обеспечивающий их охрану до прибытия начальства.

– Присаживайтесь господа, вот стулья, – с этими словами Майлов предложил Евграфу и Петру, старые и обшарпанные стулья, находящиеся в гостиной этого бедного жилища.

Сыщик огляделся. Изба была старой, видимо раннее принадлежащей, до покупки Майловым, какому-то небогатому крестьянину. Так как оформление внутри было примитивным и простым. Побочных комнат не имела, всё располагалось в одной. Правда на улице имелся пристрой, с отдельным входом. В котором и жили, раннее, приезжие гости, мокшанские конокрады. При входе имелась русская печь и стол для приёма пищи со стоящим на нём старым и битым, закопчённым самоваром. Стол с импровизированной комнатой-кухней был отгорожен, деревянной перегородкой, от гостиной комнаты. За печью стояли две деревянные кровати, с толстыми обрубками-ножками, загороженные ширмой. На кухне и в гостиной имелись иконы, по православным обычаям. На некрашеном полу лежал один половик, грязный и рваный.

– Мне хотелось бы поговорить с вами господин Майлов. Обсудить многие вещи. Времени у нас много, практически до утра. Жандармское управление предложило вам сделку. Если появляться какие-то новые злоумышленники похищения коней, тогда с вас будут сняты некоторые подозрения. Вы и ваша супруга, наверное, понимаете, что это единственный шанс. В случаи успеха, вам обоим, не проследовать по этапу на каторгу. Если преступник появиться и нам удастся его задержать, то с вас могут быть сняты обвинения в конокрадстве и ограблении почтовых экипажей. Если нет, то следствие будет продолжаться. Ваши аргументы о невиновности очень неубедительны. Я, на свой страх и риск взялся за это дело. Поэтому рассчитываю на откровенность, – заявил сыщик.

– Мне больше нечего вам сказать нового и моей жене тоже нечего. Делайте, что желаете. Я вам не верю. Впервые встречаю полицейского, который хочет помочь. Хотя спрашивайте, что в моих силах я расскажу, как-то надо время коротать. По поводу коней и проживавших людей в моём доме уже всё сказал, но могу повторить снова, – устало ответил Майлов.

– Хотелось бы задать вам вопросы не совсем об этом. Вы знаете, как умер ваш отец и от чего? Были ли вы на его похоронах? Может быть в этом и есть какая-то тайна, какой-то рок, преследующая вас? – спросил Тулин.

– Мой отец умер по смерти. Да я был на похоронах, проводил его в последний путь, – ответил Малов, изменившись в лице.

– Имеются показания, что его убили и ограбили. Об этом сказал управляющий усадьбой. Может быть вам, что ни будь известно об этом, – вновь уточнил сыщик.

– Нет я об этом ничего не знаю. Это всё досужая болтовня крестьян. Следствие проверяло эту версию и ничего не обнаружило, он умер своей смертью, – ответил мещанин.

– Ну хорошо. Скажите куда делись деньги, которые вам дал покойный отец. Кроме того, многие люди говорили, что после его смерти вы вновь разбогатели? На какие средства, позвольте узнать? – спросил Евграф.

– Да мне было передано перед смертью около двухсот тысяч, но знаете молодость и глупость не позволили воспользоваться богатством в полной мере. Много денег было проиграно в карты, много денег ушло на разгульную жизнь. Женщины, картёжные игры. Вы же знаете, как это бывает. Кроме того, являясь малоопытным человеком, я вступил в коммерческие предприятия, которые принесли мне только одни убытки. Правда несколько раз были и удачи, тогда моё коммерческое состояние несколько улучшилось, но это было не часто. В конце концов я потерял состояние, равное четырём состояниям купцов второй гильдии. Стал тем, кого вы видите перед собой, опустившимся обывателем. То, что говорят про меня некоторые люди, то подозреваю, что от ненависти. Если всё это про меня наговорил управляющий усадьбой Умновщина, тогда это просто былая злоба. Мы с ним одногодки, и он всегда мне завидовал. Я такой же крестьянин, как и он, но мне повезло с отцом. У него никогда не было подобного шанса. В детстве и юности мы очень часто дрались. В дальнейшем испытывали сердечный интерес к одной и той же крестьянской девушке. Правда она не выбрала никого из нас. Поэтому его ненависть ко мне объяснима, – вздохнув, закончил изливать душу, Майлов.

– Наверное я могу и поверить вам. Скажите, а что вы знаете про вашу сестру, так же как и вы незаконнорожденную и проживающую в Туле. На год смерти вашего отца, ей было шесть или семь лет. Звали её Марфа. Видели ли вы, когда-либо свою сводную сестру или её мать? Где они проживали? – вновь уточнил Евграф.

– Знаете никогда не знал где они проживали. А об их существовании знал, люди судачили. Саму женщину я не видел, отец был скрытен. Сводную сестру тоже не встречал. Вы для меня открываете тайны, например, то, что сводную сестру звали Марфа, – ответил Емельян, бегающими глазами, внимательно наблюдая за сыщиком.

– Почему звали, она жива и помнит вас прекрасно, – ответил Тулин, внимательно наблюдая за подозреваемым.

– Это исключено. Мы никогда не встречались лично, – ответил Майлов, страшно разволновавшись.

По его лицу потёк пот. Само лицо покраснело и стало невыносимо жалким. По виду мещанина было видно, что эта тема ему неприятна и задаваемых вопросов он боится.

– Что вы можете сказать про подарок вашего покойного отца своей четвёртой незаконной жене и её дочери. Некие одинаковые медальоны-часы, оригинальной работы и сделанные из золота. Вы, когда-нибудь видели их? – уточнил сыщик, не обращая внимание на переживания допрашиваемого.

– Никогда не видел, никогда, – повторил Емельян и заплакал.

– Что с вами? Почему вы плачете? – уточнил Евграф.

– Вы знаете столько всего навалилось разом. Наш сын не общается с нами, он нас бросил. Эти обвинения в краже лошадей, в конокрадстве «убили» нас. Мы с женой очень боимся каторги. Ваши вопросы тяжелы для меня. Мне очень плохо, не могли бы вы оставить меня в покое, хотя бы на некоторое время. Мне надо прийти в себя, – попросил Майлов.

– Хорошо, мы пока приступим к обыску, а вы отдохните, – ответил сыщик, и приступил.

Пётр Владимирович сидя на стуле, не мешал задавать вопросы. Как только Евграф приступил к обыску с помощью агента, он не стал помогать ему, так и остался в задумчивости сидеть за столом о чём-то думая. Тулин внимательно осматривал все предметы, находившиеся в избе. На успех обыска он, особо не надеялся. При задержании Майлова всё уже было тщательно проверено, вывернуто и перетряхнуто. Но на всякий случай решил перепроверить полицейских агентов и судебного следователя, ранее проводивших обыск в избе. Мало ли, что упустили. Да он и не знал, что искать. Мог только предполагать, что в избе спрятан медальон-часы. Но данный факт был маловероятен. За всё время допроса жена мещанина не проронила ни слова. Молчала она и при обыске, который проходил уже более получаса. Допрос длился более двух часов, но она так и не повернулась к разговаривавшим. Лежала спиной отвернувшись к стене, не подавая звуков.

– А что у вас с женой? – спросил Пётр Владимирович у плачущего Майлова.

– Ничего она просто переживает и поэтому заболела. Как привезли сегодня, нас, из общей тюрьмы временного содержания так и лежит, не встаёт. Не стоит, наверное, её беспокоить она всё слышит, – ответил подозреваемый.

– Поверните жену, разбудите её, – потребовал сыщик и Пётр, одновременно.

Емельян Майлов подошёл к жене и пошевелил её за плечо, но реакции не наступило. Затем он, крепко взявшись за плечо повернул её к двери, в направлении полицейских. Тело бездыханно и горизонтально упало на кровать. Она была мертва.

– Что ж это твориться? Моя Меланья мертва, как же это так получилось? Видно сердце не выдержало переживаний. Горевала она из-за всех оскорблений и напрасных обвинений. Как же мне на этом свете одному остаться? – запричитал мещанин.

– Вы куда-нибудь отлучались, после того как привезли арестованных подозреваемых к ним, в избу? – уточнил сыщик у агента, обеспечивающего охрану Майлова и его жены.

– Никак нет ваше благородие, только по нужде на улицу. Но я их в доме закрывал и внимательно следил за обоими окнами. Всё было безопасно и к ним никто не входил, – ответил агент.

Евграф вместе с Петром подошли к трупу женщины, лежащему на кровати, и внимательно осмотрели его, особенно обратив внимание на лицо. Зрачки имели очень расширенный вид, щёки на лице ещё не потеряли свой румянец.

– Всё ясно, цианистый калий, сильнейший яд. Хватает и пяти минут для смерти человека. Предполагаю, что она отравилась сама. Или, была отравлена мужем. Именно тогда, когда агент вышел, за пределы избы. По нужде, как он поясняет, – сказал Тулин.

Пётр Владимирович молча кивнул ему, в подтверждение своего согласия. Продолжая внимательно наблюдать за мещанином.

– Зачем вы отравили свою жену? Она всё или очень многое знала? – спросил сыщик у мещанина.

– Вы зря поклёп наводите. Я здесь не причём. Теперь всё на меня можно свалить. Отца своего по-вашему я убил и ограбил. Коней похитил тоже я. На дороге почтовые экипажи грабил тоже я, а теперь ещё и жену отравил. Мне уже теперь надо на каторге трижды отсидеть, чтобы искупить свою вину. Прошу вас ваше благородие, пожалейте меня, не обвиняйте просто так. Видите, какое горе у меня, последний близкий мне человек, бросил меня, – заявил Майлов уткнув лицо в ладони и заплакал.

– Вот что? Господин Майлов, и вы, – сказал сыщик, обращаясь к мещанину и агенту полиции, – переложите покойную на соседнюю кровать.

– Зачем вы, ваше благородие это делаете. Зачем беспокоите покойную. Не творите греха, – запричитал Майлов.

– Делайте, что говорю, – потребовал Евграф, не отвечая на недоуменный взгляд Петра Владимировича.

После того как умершую, осторожно переложили, на противоположную кровать он начал тщательно проверять скудное постельное бельё, осмотрел и прощупал матрац. Затем после нескольких раздумий, с помощью агента, перевернул кровать и внимательно оглядел противоположную сторону. Поочерёдно заглянул в ножки кровати, в одной из них он увидел деревянную заглушку. Взяв ржавый кухонный нож аккуратно выковырял деревянную плошку. Из полого пространства ножки кровати, вместе с заглушкой, высунулся узелок. Сыщик развязал узелок, там лежал золотой медальон-часы, точно-точно такой, какой он видел у Нины, в Скуратове.

– Вы господин Майлов были арестованы внезапно, поэтому не смогли перепрятать медальон. Затем понимая, что повторный обыск может выявить данную вещицу, указывающую на вас, как преступника решили умертвить свою жену. Во-первых, чтобы она не рассказала о ваших преступлениях, о которых знала. Тогда бы за свои свидетельские показания она бы смогла выторговать свободу. И, во-вторых, вы надеялись, что никто не будет трогать труп умершей женщины и не сможет найти драгоценную вещь, говорящую о ваших преступлениях. Следствию предстоит разобраться как этот медальон оказался у вас.

– Это не моё! – закричал Емельян, – это не моё! Не губите!

Глава 21 Тайна Марфы из Прилеп

Посоветовавшись с Петром, сыщик решил всё-таки подождать до утра, несмотря на то, что вина мещанина в злодейских делах была практически доказана. Возможность того, что мстители захотят появиться, оставалась. Несмотря на явную вину Майлова в ряде преступлений, кто-то же пытался ему отомстить. Евграфу очень хотелось знать кто это. Время шло к полуночи. Тулин, Петр Владимирович, агент полиции находились в избе. На одной кровати лежал труп умершей жены Майлова, на второй лежал сам Майлов. Ему разрешили лечь, чтобы не мешался. Разговаривать и допрашивать мещанина не хотелось. Если ничего нового не случится, ранним утром Тулин решил сдать его в жандармское управление. Утром также было необходимо вызвать врача, чтобы освидетельствовать смерть Меланьи, убедиться, от чего же она умерла. Евграф, Петр и агент дремали, клевая носом. Соседство с трупом не радовало, но служба превыше всего. Вдруг в оба окна что-то ударило, разбитые грязные стёкла разлетелись по избе и в комнату влетели две горящие керосиновые лампы. Керосин разлился по полу, изба запылала. Все, находившиеся в избе, бросились к двери, она была заперта какой-то подпоркой с внешней стороны. Однако усилия трёх крепких мужиков увенчались успехом, после четвёртого или пятого удара хлипкая дверь вылетела из петель. Тулин приказал Майлову и агенту вынести труп умершей Меланьи. Затем попросил Петра организовать контроль за спасением подозреваемых, как живого, так и мертвого. Строение уже горело и его спасение было маловероятным. Огонь перекинулся на внутренние пространства дома, на соломенную крышу. Была полная уверенность, что более спасти ничего не удастся. Сам сыщик, бегом, бросился за злоумышленниками, в надежде задержать. Хотя время уже было несколько упущено. Тулин надеялся на посты филёров второй линии, которые увидев огонь над домом, должны были понять в чём дело, и активно задерживать всех, кто мог быть к этому причастен. Вначале, он бросился на Морозовскую улицу, параллельную Ушкинской. Время приближалось к часу ночи, а может быть и перевалило за этот рубеж. Улица была пустынна. Скорее всего филёры, если они здесь и были, то бросились к избе, понимая, что там они нужнее. Осмотревшись на Морозовской, Евграф не заметил ни одного обывателя. Он побежал дальше, на следующую улицу Белобородовскую, которая была ближе к речушке Рогожне. Вдалеке он увидел силуэты двух людей, в женской одежде. В пространстве местности, слабо освещаемом луной, они были еле заметны. Тулин бросился за ними.

– Стойте! Я вам приказываю остановиться, это полиция, – громко закричал Тулин и эхо ночи разнесло его слова по округе.

Однако женщины не только не остановились, но и бросились бежать от него в направлении речушки. Сыщик бегом последовал за ними, внимательно рассматривая направление их движения и приготовив револьвер. Впереди имелись хлипкие мостки через речушку. Женщины приближались именно к ним. Стрелять он права не имел. Эта ситуация не подпадала ни под один случай применения оружия согласно закону «О правилах употребления полицейскими и жандармскими чинами в дело оружия». В этом законе определялось, что оружие можно применить в пяти случаях. Отражения всякого вооруженного нападения на полицейский или жандармский чин, в том числе сделанного несколькими лицами или даже одним лицом. Но при таких обстоятельствах или условиях, когда никакое иное средство защиты не было возможно. Обороны других лиц от нападения, угрожающего жизни, здоровью или неприкосновенности тех лиц. Задержании преступника, когда он будет препятствовать сему насильственными действиями, или если его невозможно преследовать или настичь. При преследовании арестанта, сбежавшего из-под стражи или из тюрьмы. О каждом случае применения оружия необходимо было докладывать начальнику и прокурору с разъяснением сути применения оружия. Женщины пока ещё преступниками не являлись. Может и вообще никакого отношения к поджогу избы не имели, а были случайными прохожими или проститутками, возвращавшимися со своих ночных промыслов. Возле мостков через речку, сыщик почти нагнал одну их них, вторая уже удачно перебежала на другую сторону речушки. Евграф, не упустил возможность, молча схватил одну из них, последнюю, за рукав верхней одежды. Но та умело выскользнула, и одежда осталась в руке сыщика. Перебежала через мосток, по пути отбросив ногой, широкие доски, которые упали в воду. Обернулась, и Тулин увидел ухмыляющегося крепкого парня в женском платке. При свете луны было видно, что обе фигуры прыгнули в лёгкую бричку и немедленно понеслись по просёлочной дороге, прочь от речушки. Парень управлял конём. Сыщику показалось, что вторая фигура смахивала на Нину, загадочную даму из Скуратова. Преследовать убегающих больше возможности не было. Речушка на вид, была глубокой, да и время безвозвратно потеряно. Тулин немедленно вернулся к избе. К этому времени пожар охватил её полностью, возможность потушить старое покосившееся сооружение и остановить пожар отсутствовала. Отдав необходимые распоряжения касаемые дальнейших действий по доставке Майлова в жандармское управление, а также отправке трупа Меланьи, он подошёл к Петру Владимировичу. Жители соседних домов, разбуженные происшествием, активно препятствовали дальнейшему распространению пожара. Растаскивая строение всеми подручными способами, поливая водой, обеспокоенные угрозой того, что огонь перекинется на соседние дома. Кратко рассказал ему происшедшее. Взяв жандармского извозчика, дежурившего на случай непредвиденных обстоятельств, они с Петром Владимировичем как можно быстрее «полетели» в Прилепы.

– Я уверен, что эта Нина, дочь Марфы, и её муж, и есть эта банда с почтового тракта, выдававшая себя за двух женщин. Кроме того, видимо, они и есть и конокрады. Это дерзкий стиль ограблений сходен с сегодняшней попыткой сжечь Майлова и его покойную жену заживо. Мне кажется, я угадал по силуэту, что это она, Нина из Скуратова. Хотя было видно очень плохо. Отсюда и подброшенные почтовые мешки с ограбления почтовых карет, которые обнаружены у них в хозяйстве. Отсюда и жильцы с конями, неизвестно с какой целью проживавшие у Майлова, на постое. Но мне не понятно причём здесь Майлов, мы полностью не владеем всей тайной. На мой взгляд, знает её только Марфа-травница. Если верить всему, что мы накопали, то она и есть дочь убитого генерала Асмайлова. Поэтому немедленно предлагаю её посетить и арестовать. Заодно спросим, где украденные кони, сдаётся мне, она знает хорошо, где их искать, – в дороге запальчиво изложил свои мысли Евграф.

– Наверное, я соглашусь с вами. Главное успеть! – ответил Пётр.

В Прилепах были через час с небольшим. По прибытию немедля подъехали к усадьбе Астебное, однако там долго не открывали. Наконец-то после долгих стуков в двери, и окна вышел заспанный сторож.

– Чего барам нужно? – сказал он, осмотрев Тулина и Бобринского с ног до головы. Видимо он вспомнил сыщика, проводившего опросы в селе.

– Где проживает управляющий конезаводом и Марфа-травница? – задал вопрос Тулин.

– Управляющий временно проживает при усадьбе, он не местный, а тульский. Только его уже целый день нет. Где он, не знаю, может и в Тулу подался с отчётами в главную контору. А Марфа проживает, на окраине второй улице. Как отъедите…

– Собирайся и покажи где проживает, немедля. Керосиновую лампу захвати, – приказал сыщик, не ожидая объяснений.

Через некоторое время они были у дома Марфы. Он был закрыт, на входной двери висел амбарный замок. Взяв у жандармского кучера фомку, Тулин вскрыл дверь в невзрачную избёнку. Все вошли во внутрь. Осветив небольшое пространство избы, увидели лист бумаги, лежащий на кухонном столе, придавленный глиняным горшком. Сыщик взял его и прочел, одновременно с Петром Владимировичем, приблизив вплотную к лампе. В нём излагалось следующее:

«Уважаемый Евграф Михайлович. После первого знакомства с вами в трактире «Орловский тракт» я поняла, что вы далеко не глупы вместе с вашим приятелем по кличке «Крот». Ещё я поняла, что вы из полиции. Как смогла, я выполнила вашу просьбу и передала всю информацию в жандармское управление. Надеюсь, что у меня получилось вам помочь. Но видите наши пути вновь пересеклись. Хотелось бы сказать, что ваше присутствие мне здорово может помешать, срывом моих давних планов. Если вы читаете это письмо, то уже никого, в Прилепах, нет. Моя матушка, Марфа и мой батюшка, управляющий конезаводом, давно покинули село и находятся далеко от вас. Хотелось бы сразу уточнить, что кони живы и здоровы и находиться недалеко, в лесу. На обратной стороне имеется схема-рисунок как их найти. Жеребец Антоний и две кобылки, Эсмеральда и Крали, всё это время ни в чём не нуждались, живя на свежих кормах. Вы же сами понимаете благодаря тому, что сам управляющий их искал, коней и не обнаружили. Кони нас не интересовали, они были только возможностью отомстить Майловым. Моя история очень проста. Я расскажу её вам, чтобы вы не мучили себя дальнейшими поисками и не считали их жертвами. Моя бабушка была из крестьянок, незаконной и не венчанной женой генерала Асмайлова. Он устроил её жизнь перед смертью, дав другую фамилию, договорившись о новом паспорте и купив его. Дав ей вольную, генерал поселил её в Туле, приобретя неплохой дом. Всё бы было удачно и хорошо, возможно жизнь повернула бы по-другому многие судьбы. Однако человеческая жадность и подлость устроили всё по-своему. Скорее всего Емельян Майлов убил и ограбил старого помещика, моего деда. Затем в один из дней он ограбил мою бабушку. Этот изверг убил её и поджёг дом. Марфе, моей матери, удалось бежать. Ей повезло, артель нищих подобрала её и не дала умереть с голоду. После этой злополучной ночи, когда Майлов совершил своё подлое дело, память оставила её. Долгое время она скиталась с артелью нищих в Калужской и Орловской губерниях. Затем её приютила одинокая женщина с Прилеп, чьей приёмной дочерью она и стала. В дальнейшем она изучила как собирать травы и коренья, лечить людей, этим и жила. Затем у Марфы, моей матери, родилась я. Родила моя мать от обнищавшего дворянина из Тулы. Ныне управляющего конезаводом. С которым вы познакомились во время следствия, по поиску коней. Со временем она рассказала мне эту историю. Однажды она узнала убийцу и грабителя Майлова, к ней вернулась память благодаря медальону. Их было два у неё, который в дальнейшем она подарила мне и ещё один принадлежавший её матери. Когда моя мать скиталась с оборванными нищими, они не позволили себе подлость, не позволили себе ограбить бедную девочку и оставили подарок отца у неё. Увидев в руках одного мещанина в возле ювелирной лавки, подобный медальон, она поняла и вспомнила, что это и есть убийца. Совершенно тайно проследив за ним, она узнала где и с кем, он проживает. Затем рассказала мне. Я решила отомстить. Моя мать долго отговаривала меня от мести, но затем решилась мне помогать. У меня возник коварный план, который я и воплотила. Я начала следить за Емельяном Майловым, изучать образ жизни и отношения с обывателями. Майлов очень часто общался с трактирщиком со Скуратова, скорее всего тот помогал ему в каких-то нехороших делах. Неким Агеем. Предполагаю, что Майлов занимался скупкой и перепродажей краденного. Ради мести я стала агентом жандармского управления. Это помогало мне следить за Агеем и Майловым. У меня назревал план мести, но затем случилось так, что Агей погиб. Пришлось разрабатывать новый план. На семейном совете мы выработали другой. Вначале нашли рабочих, по найму, проживающих в Туле на заработках. Они были с поволжской стороны, мокшане, люди простые и доверчивые, но считающие себя великими хитрецами.

Придумали историю с жертвоприношениями, узнав у них как всё это необходимо проводить. Подготовили песчаную пещеру, углубив и почистив уже имевшуюся. Затем продали по дешёвке коней этим рабочим, с условием их проживания на дворе у Емельяна Майлова. Даже и не продали, а заключили некоторый договор на перегон коней. Постарались, чтобы Лутовиновский корчмушник, запомнил их. Для этого мы посоветовали им купить «корчмы» у этого человека. Рассказав им, что у него она очень качественная и дешёвая. Мы знали, что они не откажутся, в связи со своим суеверным отношением ко всякому делу и начинанью, так как сделку нужно было обмыть обязательно. Иначе не видать удачи. Так же я знала, что корчмушник всё расскажет полиции, если его спросят. Только кроме одного, что он кому-то незаконно продавал своё питие. Большой неожиданностью стало ваше появление в Прилепах. Кроме того, матушка узнала вас. Оказывается, мы с вами земляки. Конечно замышляя эту месть, мы надеялись на обычного полицейского и судебного следователя из местных. С вашим появлением стало сложнее. Вы очень внимательны и умны. Даже смогли найти такую маленькую безделушку, эгретку, потерянную мной возле конюшни. Однако моему отцу, Михаилу Ивановичу Ломакину, управляющему конезаводом, и моей матери, Марфе-травнице, удалось обмануть вас. Даже ввести в заблуждение, при людными скандалами и внешней нелюбовью друг к другу. Всякими сказками про «местную сказочную нечисть». Матушка решила, что вы, весьма увлечённый своей дамой, графиней, пойдёте по тому пути, который был придуман. Узнав адрес проживания вашей любимой дамы, она надеялась повлиять на ход расследования, предоставляя ей информацию. Что в дальнейшем и получилось. Когда вы освободили Александра Майлова, возможно он вам врал о своих героических поступках. На самом деле, когда мы его скрутили, он пытался рассказать про всех, желая выторговать себе свободу. Предлагал любые услуги, вплоть до поджога конюшен или дома Добрынина. Дрянь, а не человек. Проститутку Варвару, за деньги, подослала к нему я. Ей удалось уговорить, этого мерзкого человека на преступление. Путём отправки писем удалось скомпрометировать младшего и старшего Майловых и Меланью, которая всё знала о преступлениях своего мужа. Зная о ненависти Александра Майлова к Ржевскому, использовали и его, для направления по ложному пути, ваш розыск. Александр Майлов очень часто по пьяному делу рассказывал об обиде, которую учинил над ним Ржевский, вываляв в пуху. Поэтому мы и подбросили в пещерку гвардейскую пуговичку, в надежде на то, что такой сыщик как вы обязательно её найдёт. Всё шло по плану, у меня была уверенность, что каторга ждёт Майлова и его жену, а глупца Александра тюремное заключение. Конечно я могла бы просто убить их, но не хотела. Мне хотелось, чтобы они полностью насладились страданиями как моя мать и бабушка. Конечно тогда бы мы не отдали Николая Никитичу Добрынину лошадей сразу. Дождались бы, когда негодяев отправили на каторгу и в тюрьму, а затем вернули. Поверьте, на слово, мы не хотим обогащаться за счёт человеческих неприятностей. Просто по-другому было невозможно. Но всё изменилось, когда вы выпустили Емельяна Майлова и его жену. Тогда я поняла, что вы раскусили мой план. У меня больше нет времени ждать или надеяться на правосудие. Желаю отомстить сама. Я написала это письмо вчера и спрятала родителей в надёжном месте. Если сегодня у меня не получиться уничтожить Майлова и его жену, мы навсегда покидаем Тулу. Коней я отдаю, взамен на то что вы и Добрынин благородны и не станете нас искать. Меняю их на нашу свободу. Если и станете, думаю, что ваши поиски не приведут ни к чему. Спросите откуда у меня была информация, что вы отпустили Емельяна Майлова с женой? Не отвечу пусть это будет моей тайной. Попросите прощения за беспокойство у уважаемого всеми, головы, Николая Никитича Добрынина. Совсем ни хотелось сделать ему неприятности. С глубоким почтением, Нина».

Прочтя письмо, Евграф понял, откуда Нина знала про то, что подозреваемых отпустят. Он вспомнил про Марфу, заставшею его на выходе из квартиры Бобринских.

«Всё-таки она подслушала наш разговор с Петром Владимировичем, по поводу встречи на Ушкинской улице. Ох, и чёртова баба. Да, не оценил я её полностью. Обманула меня!» – подумал, огорчённый сыщик.

– Не проста оказалась эта Марфа-травница. Мы за этими конями по всей губернии гонялись, а оказалось, что они под боком. Хитро придумали эти бабы из Прилеп. Водили за нос и нас, и жандармское управление. А этих бедняг, крестьян мокшан, ловят по всем дорогам, как конокрадов. Я же говорю, где чёрт сам не справится, туда бабу пошлёт! – заявил Пётр, с улыбкой.

– Распоряжение по поиску мордовцев завтра отменим. Дадим соответствующую депешу. А то, что хитры эти деревенщины-прилепцы, это верно. Такое дело замутили, еле разобрались! – ответил Евграф.

Эпилог

Письмо Нины из Прилеп лежало перед начальником жандармского управления и головой города Николаем Никитичем Добрыниным. В кабинете головы собралась всё та же компания, что и неделю назад, до пропажи коней.

– Да, задала нам девка жару. Никто и ожидать такого не мог. И управляющий хорош, предал. Коней сам спрятал, сам и искал. Но кони нашлись, и это самое главное! А вообще, замысловатая история! – ответил голова, прочтя письмо.

– Вы правы, Николай Никитич. Подобного поворота никто ожидать не мог. Какая старая история. Надо сказать, что проклятие генерала Асмайлова, старого помещика, настигло его убийцу. Жену отравил, факт ограбления и убийства матери Марфы-травницы практически доказан. На каторгу пойдёт. Там жизнь и закончит. Младший Майлов три месяца отсидит и выйдет, но кто ж его на службу возьмёт. Никчёмный человечишка, пустой, одним словом. Но кони нашлись и это хорошо, – поддержал его Муратов.

– Давайте чаю, господа. Прошлый раз так и не допили. Аристарх, готовь чайный стол. Гостей будем угощать. А то перед Ольгой Владимировной в прошлый раз было неудобно. Так расстроился, что все вынуждены были очень быстро разъехаться. Да, наверное, вы обижаетесь на меня старика за это? – спросил голова у графини.

– Что вы, конечно нет. Мы так все переживали за вашу беду, что не до любезностей совсем было. Я тоже очень рада, что кони нашлись. Кроме того, большое вам спасибо за заботу о нашем давнем друге, Евграфе Михайловиче. Вообще, я хотела попрощаться с вами, поэтому и заехала, Николай Никитич. Послезавтра, убываю в Москву, буду не часто появляться в городе. Так что, всего доброго, Николай Никитич! – улыбнувшись ответила Ольга.

– Как же так? Аристарх, вина неси хорошего, по бокалу выпьем за людей и за коней. За удачу выпьем! С землицей всё решено, сумма чисто символическая. Все распоряжения отданы. Завтра поезжайте, Евграф Михайлович, и выбирайте. Так что, предлагаю поднять бокалы, – весело заявил Добрынин присутствующим в его кабинете гостям.

– Николай Никитич, завтра же с Ольгой Владимировной и выедем в Прилепы. Подберём землю, как укажите, так и оплатим. Благодарю вас, – с уважением и благодарностью сказал сыщик.

– Хочу две хорошие новости объявить, – встав со стула произнёс генерал Муратов.

– Просим, просим! – живо заговорили члены компании.

Секретарь вместе со слугой очень быстро накрыли чайный стол, открыли бутылки с дорогим вином и разлили в бокалы.

– Состоялось решение Департамента полиции и Московского обер-полицмейстера. Нашему молодому другу, Евграфу Михайловичу, присвоен следующий чин, коллежского асессора. Значительно раньше сроков нахождения в прежнем. Это и прибавка в денежном содержании, хоть и не великая, но копейка рубль бережёт. Премия тоже выписана за прошлое дело. В размере годового оклада! Она была за поимку грабителя Ерша назначена департаментом полиции и купцами, пострадавшими от этого убийцы. Прошу любить и жаловать, – подняв бокал с вином, сказал начальник жандармского управления.

– Вторая новость какова, Александр Иванович? Не томи душу, – уточнил Добрынин.

– Вторая новость такова, уж не знаю, понравится вам или нет. Высочайшим указом присвоено мне звание генерал-лейтенанта. Вскорости будет доведено до всей публики. Но это не всё, ухожу я с государственной службы в отставку. На покой пора. Более восемнадцати лет при должности. Уже пять губернаторов сменилось, а я всё на месте. Пора и честь знать. Да и годы берут своё. Надо молодым дорогу давать, – несколько грустно сказал начальник жандармского управления, указав кивком головы на Тулина.

– Кто же вместо вас, Александр Иванович? – огорчённо уточнила Ольга Владимировна.

– Вместо меня прибудет из Санкт-Петербурга полковник Зенин Владимир Фёдорович. Выпускник первого Московского кадетского корпуса, прекрасный юрист. На службе уже длительное время и знает нашу работу, как пять пальцев. Очень порядочный человек.

– Да, жаль, жаль Александр Иванович! Столько лет мы с вами трудились вместе. А вот теперь новый человек. Куда поедете на проживание, после отставки? – огорчённо сказал Добрынин.

– Подумаю, есть у меня мысли и усадебка иметься. Но пока не скажу господа. Давайте поднимем бокалы за удачу и не будем грустить!

Голова города и гости приподняли бокалы, чокнулись гранёным хрусталём и отпили вина. Разговор продолжился.