Суженый. Княгиня Имеретии

Глава III. Послание

Амир вернулся в спальню поздно ночью. В комнате горела пара свечей, неясным светом озаряя большое пространство.

Он наклонился над неподвижной молодой женщиной. Софико лежала на боку и мирно спала. Длинный поток волос, видимо, выбившихся из ажурного чепца, разметался по подушке светлым покрывалом. Амир осторожно прилег рядом с ней и с каким-то трепетом пропустил руку в ее шелковистые густые пряди. С упоением молодой человек наклонился к спящей и вдохнул ее сладкий манящий аромат.

В этот миг он ощутил, что впервые за многие дни счастлив. Эта соблазнительная юная прелестница, из-за которой все последние месяцы он пребывал в страстной эйфории, ледяном страхе, тягостных страданиях и любовном упоении, наконец была рядом. В тот день, когда узнал о нападении сванов, он едва не лишился рассудка от леденящего кровь ужаса, думая, что она мертва. А затем появившаяся надежда на то, что она жива, окрашивалась осознанием того, что его нежный цветочек находился в плену, в руках кровожадного Дешкелиани. Все долгие недели поиска Амир пребывал в агонии, опасаясь за ее жизнь и сходя с ума от жгучей ревности, осознавая, что она принадлежит другому мужчине. Это было тяжелым испытанием для его влюбленного сердца. Но, когда он расквитался с Тимуром и Софико взглянула на него своими чарующими колдовскими очами, он понял, что уже ничто не помешает их любви.

Сейчас, в этот миг, не было ни Серго, ни Левана, ни Тимура, которые хотели отобрать у него его драгоценное зеленоокое сокровище. Теперь Софико станет его женой и уже никогда не покинет его. С этими радужными мыслями Амир разделся и осторожно, чтобы не разбудить молодую женщину, лег рядом с нею. Очень осторожно положив свою ладонь на ее бедро, он склонил голову и уткнул лицо в ее шелковистые волосы, пахнущие цветами. Ее сладкий неповторимый аромат окутал его и вызвал в его душе благоговейный любовный трепет. Амир устало прикрыл глаза и мгновенно уснул, представляя в своих мечтах, как удивительно и радостно сложится его жизнь теперь…

Только через неделю Софья пришла в себя. Она вновь начала улыбаться. Словно позабыла все то, что пережила там, в холодных горах, и вновь стала радоваться жизни. Все эти дни подле нее постоянно находился Амир. Он ласково целовал ее, говорил о своей горячей любви, оберегал ее и постоянно пытался угадать настроение. Молодые люди спали вместе в одной постели. Но Амир не дерзал настаивать на интимных ласках, отчетливо понимая, что Софико нужно время, чтобы оправиться от телесных и душевных унижений, которым подверг ее Тимур своим жестоким насилием.

Верико Ивлиановна вела себя с молодой женщиной холодно и отстраненно, как и раньше. И не выражала особых восторгов по поводу того, что ее сын намеревался в ближайшее время обвенчаться со своей возлюбленной. Как и раньше, Софья почтительно и вежливо общалась с княгиней Асатиани, понимая, что ей, видимо, не удастся завоевать любовь матери Амира.

Уже на следующий день по возвращении из Сванети Амир начал настаивать на скорейшем объявлении помолвки. И уже порывался написать отцу девушки в Петербург, намереваясь испросить благословления на брак. Но Софья, испуганная и печальная, слезно просила Асатиани немного обождать. Это вызвало гневную бурю у Амира, ибо он не понимал, отчего возлюбленная тянет с решением выходить за него замуж. Она же сослалась на свое еще неустойчивое душевное и нервное состояние и заявила, что не может принять такое важное решение быстро. Амир, недовольно сверкая глазами, все же согласился дать ей месяц на раздумья и обещал пока не писать графу Бутурлину.

Софьей же в эти дни владели противоречивые чувства. Да, она отчетливо знала, что любит Георгия Асатиани всей душой и безумно хочет стать его женой. Но она понимала, что должна рассказать всю правду Амиру и открыть свое настоящее имя. Ибо осознавала, что не может вновь предстать перед священником в церкви по подложному имени, она хотела быть честна перед молодым человеком. Когда венчалась с Серго, она страшно боялась, к тому же была лишь влюблена в Серго и оттого позволила свершиться тому обряду. Но теперь она не могла так подло обмануть Асатиани, ведь Амира она любила всем сердцем и не хотела начинать их совместную жизнь со лжи.

Кроме всего этого, теперь Софья осознавала их социальное неравенство с молодым человеком. Ведь в жилах Амира текла царская кровь и он не был простым азнаури. Он должен был стать тавади края, могущественным властителем, в подчинении у которого находилась бы пятая часть земель Имеретии. У нее же, нищей дворянки, за душой, кроме долгов отца и хорошего воспитания, ничего не было. Теперь Софья с горечью понимала, что если раньше она бедная дворянка еще могла быть равной Амиру, то теперь молодой человек не заслуживал того, чтобы связать свою судьбу с женщиной гораздо ниже себя по статусу. Богатая графиня Елена Бутурлина подходила Амиру более, нежели Софья Замятина, которая не была ему ровней.

День и ночь Софья думала только об этом. И эти трагичные печальные мысли точили и терзали ее душу. Она понимала, что должна рассказать Амиру всю правду как можно раньше, но никак не могла решиться. Она подбирала нужные слова и вроде бы уже решалась сказать, но в последний момент ее губы становились каменными, а из горла не могло вырваться ни единого слова на эту тему. На ее глаза наворачивались слезы от одного предположения, что после ее слов Амир разгневается на нее и, разлюбив, прогонит. В эти моменты молодой человек, отчетливо видя, что с Софьей что-то происходит, спрашивал, отчего она так печальна, и просил рассказать ему обо всем. Но она, боясь того, что ее сердце просто не выдержит его холодности и разорвется от боли, молчала. Она так хотела счастья и любви и каждодневно пыталась оттянуть то страшное время, когда она вновь будет страдать. Амир же, видя ее молчаливые слезы, лишь хмурился, думая о том, что Софико не до конца оправилась от тех потрясений, что пережила в горах, и оттого терпеливо ждал.

В тот день Софья гуляла в саду, пока Амир принимал в своем кабинете азнаури, как и делал это ежедневно по утрам. Она прохаживалась по яркой цветущей аллее, когда появился слуга и, поклонившись, протянул ей на подносе письмо.

– Вам письмо, госпожа, – сказал лакей, отдавая ей голубой конверт.

– Мне? – опешила Софья удивленно, ибо за все эти месяцы, прожитые в Имеретии, никто не писал ей, да и не мог написать.

Граф Бутурлин писал ей через старого князя Асатиани и отвечал так же. И тут ее осенила догадка относительно того, от кого могло быть это письмо. Дрожащей рукой она взяла конверт из рук слуги, поблагодарив его.

Софья устремилась в глубину сада, дабы никто не помешал ей. Едва достигнув уединенной скамейки, располагавшейся вдали от дворца, она трагичным взором уставилась на письмо, где красивым почерком было выведено имя Елены Дмитриевны Бутурлиной-Асатиани, для которой предназначалось письмо.

Сделав над собой усилие, молодая женщина тяжко вздохнула и медленно порвала сбоку конверт, вытащив лист бумаги. Нервный витиеватый почерк бросился ей в глаза, и Софья похолодела до кончиков пальцев, отчетливо узнав руку графини Елены. Письмо было кратким, всего в несколько строк. Елена в повелительной форме приказывала Софье немедленно вернуться в Россию и остановиться на постоялом дворе, том самом, где девушки расстались еще весной. Графиня требовала, чтобы Софья незамедлительно поссорилась с Серго Асатиани и возвратилась в Петербург к началу декабря со своей крепостной служанкой, и ожидала Елену на постоялом дворе.

Софья медленно опустила руку с письмом и нервно прикрыла воспаленные от слез глаза. Вот и все. Это был конец ее короткого счастья. Софья понимала, что разоблачение близко и скоро настигнет ее. Ибо Елена даже не знала, что крепостная служанка убита, как и остальные слуги, а ее муж, Серго, мертв. И теперь она находится во власти Амира Асатиани, который так просто не отпустит ее от себя. Ведь он даже не побоялся поехать за ней в горы и тем самым доказал, что любит. Софья отчетливо понимала, что, пока Амир не узнает всю правду, вряд ли он отпустит ее куда-либо. Был еще вариант не ехать на встречу с Еленой, но тогда Бутурлина могла отыграться на ее больном отце и маленьком брате. И это было еще более ужасно, чем ее страдания.

Вмиг на глаза Софьи навернулись слезы от бессилия что-либо изменить в своей трагичной судьбе. Она осознала, что теперь должна решиться и рассказать все Амиру как можно скорее. А потом, когда он прогонит ее, она поедет обратно в Россию, где ждали ее отец и брат, которые так нуждались в ее заботе и любви. На миг Софья задумалась, а вдруг Амир, узнав всю правду, все же побоится потерять и простит ей все? И она сможет остаться здесь рядом с ним. Но тогда Елена точно в гневе навредит ее родным, в этом Софья даже не сомневалась. Потому она должна непременно поехать в Петербург, даже несмотря на то, что сама будет страдать без Амира.

Не зная, как поступить и что делать, Софья сорвалась с места и, скомкав в ладони страшное письмо-приказ, устремилась к дому. Боясь, что кто-то еще заметит послание Елены, она на бегу засунула письмо в карман платья. Около лестницы она наткнулась на Даура, который теперь, при власти Амира, стал главным азнаури их края.

– Вам нехорошо, госпожа? – спросил участливо молодой человек, оказавшись на пути дрожащей молодой женщины, видя ее ненормальное нервное состояние и слезы в глазах.

– Мне? – переспросила она, словно не понимая его слов.

Софья невольно вскинула на него глаза и отметила участие в темных глазах Даура. Отчего-то в этот миг, когда она чувствовала, что ее сердце заледеневает от страха и боли, которые уже завладели ее существом, она ощутила, что безумно хочет, чтобы кто-нибудь обнял ее и утешил простым словом. Просто друг, который хотя бы немного смягчил бы ее боль добрым отношением. В следующий момент Софья притиснулась к худощавой фигуре молодого человека и пролепетала:

– Даур, милый Даур, если бы вы знали, как я несчастна!

Из ее глаз хлынули слезы. Молодой человек, лишь на миг опешив, тут же приобнял ее и участливо спросил:

– Госпожа, может, пригласить лекаря?

Софья подняла на него благодарный прелестный взор и не успела ответить, как позади них со стороны дворцовой входной двери раздался грозный голос:

– Что здесь происходит?!

Софья испуганно ахнула, услышав гневный возглас Асатиани, и тут же отстранилась от Даура, который так же непонимающим извиняющимся взором смотрел на Амира, который, словно изваяние, застыл на месте.

– Елене Дмитриевне стало плохо, и я… – замялся Даур.

Софья отчетливо отметила, как на лице Амира брови сошлись к переносице, и он гневно пророкотал:

– Ты что же, Гуладзе, наплевал на мое доверие и посмел прикоснуться к ней?!

Отчетливо поняв, что Амир сделал какой-то неверный вывод из этой невинной сцены, Софья нервно выпалила прямо в лицо Асатиани:

– Амир, ты неправ. И ничего не было! Не выдумывай невесть что!

Более не в силах выносить все это, Софья устремилась во дворец и побежала по лестнице вверх, желая скрыться в своей комнате и решить, что делать дальше. Она слышала, как позади раздались гневные слова Асатиани, видимо, направленные на Даура, о том, что если еще раз молодой человек посмеет приблизиться к ней, то его ждет расправа. Софья стремительно ворвалась в свою спальню, захлопнув дверь. Она устремилась к камину, где пылали дрова. Выкинув ненавистное страшное письмо в огонь, она нервным взором отметила, как языки пламени поглотили бумагу. Только после этого она упала на кровать, уткнувшись лицом в подушку, и заплакала.

Не прошло и пяти минут, как она услышала, что в комнату кто-то вошел. Отчетливо узнав тяжелые шаги Амира, она даже не обернулась, ибо не желала видеть его.

– Я требую объяснений, Софико! – гневно выпалил Асатиани, приблизившись к кровати и замерев над девушкой, лежащей к нему спиной.

Софья молчала.

Амир ощутил, что начинает впадать в крайнюю степень неистовства. Он сжал кулак и, горящим взором смотря на ее стройную нежную спину, затянутую в желтый атлас, процедил:

– Софико!

– Господи! – воскликнула она по-грузински и, обернувшись к нему, села на кровати, понимая, что он просто так не отстанет. – Да ничего не было! Я же сказала тебе, Амир!

Он вперил в нее злой взор и, угрожающе наклонившись к ней, процедил:

– Он обнимал тебя!

– И что же? – опешила она. – Я была не в себе. Просто так получилось, что Даур оказался рядом.

– Так получилось?! – прохрипел он в запале. – Я что, не знаю, что большая часть моих азнаури смотрят на тебя с вожделением?! Ты принимаешь меня за дурака? Даур явно не просто так обнял тебя! Ты нравишься ему! Я знаю это!

– Да это я прижалась к нему, Амир! Что ты привязался к Дауру, он тут ни при чем! – выпалила Софья нервно.

И тут же увидела, как лицо Асатиани стало серым, а серо-голубые глаза просто заполыхали безумным огнем. В этот миг девушка осознала, что произнесла неверную фразу, которая не просто не успокоила Амира, а, наоборот, разозлила его еще сильнее.

– Ты сама прижималась к нему?! – прохрипел молодой человек, склоняясь к ее лицу сильнее, и в следующий миг он жестоко стиснул горло девушки своей ладонью и процедил: – Сама?!

Софья испуганно схватилась за его неумолимую руку и поняла, что необдуманная фраза может сейчас остановить ее жизнь. Ибо теперь Асатиани впал в какое-то дикое ненормальное состояние, и в его глазах она отчетливо видела желание немедленно расправиться с ней. Понимая, что надо немедленно что-то предпринять, она, задыхаясь, попыталась оторвать его неумолимую сильную руку, которая яростно сжимала ее горло, и из последних сил пролепетала по-грузински:

– Я просто расстроилась, Амир, и побежала в дом. Даур попался на моем пути. Он спросил, не нужен ли мне лекарь. В тот миг я почувствовала себя нехорошо, и он придержал меня, желая помочь. И все, Амир!

Она видела, как выражение лица Асатиани начало меняться, и уже через миг его взгляд стал менее угрожающим. Он отпустил ее горло и резко выпрямился. Сжимая кулак, он тихо угрожающе вымолвил:

– Я предупреждаю тебя, Софико, только попробуй еще раз приблизиться хоть к одному мужчине! И клянусь, ты изведаешь моего кинжала! Ты моя и больше ничей не будешь! Лучше я собственноручно убью тебя, чем отдам другому, поняла?

Софья задрожала от его леденящих кровь угроз и ощутила, что его слова окончательно раздавили ее сердце. Не в силах выносить все это, она поджала губы, едва сдерживая навернувшиеся на глаза слезы.

– Господи! Еще и твоя ужасная ревность! Я и так вся измучена! А ты решил окончательно доконать меня? – вспылила она по-русски, не желая более говорить на его языке.

Ибо его недоверие и угрозы разрывали ей сердце. Отвернувшись от него, Софья вновь упала лицом на подушку и разрыдалась. И тут же услышала его грозный голос:

– Побудь одна и подумай над своим поведением! Я не желаю видеть тебя до вечера, коварная девчонка!

Она услышала быстрые удаляющиеся шаги Асатиани и сильный грохот захлопнувшейся двери. После этого дикого выяснения отношений Софья окончательно ощутила себя глубоко несчастной. Она отчетливо поняла, что Амир не тот человек, который сможет понять все как надо. Она с горечью осознала, что, если признается ему в том, что она не Елена, он может впасть в еще больший гнев, чем сейчас. Ибо теперь даже невинные объятья с Дауром вывели его из себя. А уж горькая правда вообще вызовет в нем жуткое бешенство. Уже через полчаса девушкой овладел тревожный сон, в котором она хоть на время забылась от тягостного гнетущего настоящего.