Светунец

Знакомый дом.

Деревья возле дома.

Не вспоминай, что видели они,

когда луна светила невесомо,

венчая нашей молодости дни!

Мой старый двор…

Но все теперь в нем ново,

и люди в доме новые уже.

— Курбатов я. Не знаете такого?

Мы жили здесь на первом этаже…

Еще не знают

и уже не помнят.

И я к деревьям повернусь лицом.

К деревьям,

что смотрели в окна комнат.

К деревьям,

что посажены отцом.

И будет миг и сладок,

и печален,

Тихонько вздрогнет ветка под птенцом,

и я пойму:

они меня узнали —

деревья,

что посажены отцом.

Когда ночь

В фиолетовый дым

Одевает

громады фасадов,

Этот город так мною

любим,

Что вовеки другого

не надо.

Я иду

по его декабрю,

Я скольжу

На его поворотах,

Я на свет мимоходом

смотрю…

Он за стеклами

в окнах,

Как в сотах.

Ночью город

почти невесом,

Сонно улицы темные

дышат,

И сквозь тучи

луны колесо

По заснеженным

катится крышам.

Этот город…

Ночами высок,

Потому что

невидимы горы.

И пульсирует

кровью висок:

Моя память,

вместившая город.

Я иду

по его декабрю,

И плыву

В фиолетовой дымке,

И, чудак,

сам с собой

говорю…

И рождается

в выдохе имя:

«Златоуст»…

Затянув потуже пояса,

неужель отступимся от братства,

если есть хоть малое богатство, —

хлеб да соль, да птичьи голоса?

Да рассвет, сменяющий закат,

да такая трудная дорога…

К черту шлем и дьявола, и бога,

но попутчик дорог нам, как брат.

Мы в пути слова соединим.

За ошибки насмерть не осудим.

Выйдет срок — ошибки позабудем.

Только тех, кто предал, не простим.

Опять сентябрь пылает пламенем,

и в нем горят, горят дотла

уже не нужные желания,

пустые мысли и дела.

Костры иные — для свечения,

костры другие — для тепла,

а этот дан для очищения

от накопившегося зла.

Березки раскалились досветла,

и осень я благодарю,

что весь сгорю…

Но ведь не до смерти —

До обновления сгорю!

Мудрость встреч — это мудрость разлук.

Этой мудрости нужно учиться:

взять и выпустить птицу из рук,

чтоб увидеть, что это за птица.