Свояченица

- А вы кто? Мама? Здорово, что пришли! Тут такой классный музей! Вход, правда, платный, но я дядю Сашу попрошу, может быть, вас пропустят!

Не успела Марья Павловна возразить, как он уже помчался внутрь.

- Ну, убедилась? - язвительно спросила Маринка, наматывая хвост от косы на палец. - Нормальный пацан, и вовсе никакой не ухажер!

- Ладно, - примирительно сказала мать.

Они вошли во двор, а Юрка уже сбегал со ступенек с виноватой улыбкой:

- Ничего не получится, им план надо делать, а экскурсантов: раз, два и - обчелся! Слушай, как тебя зовут? - повернулся он к девочке.

- Её зовут Марина, а тебя? - перебила Марья Павловна и, получив ответ, скомандовала: - Показывай, где тут касса.

Улыбка Юрки стала ещё виноватей:

- А кассу уже закрыли... Там прошли последние посетители: какая-то многодетная семья отдыхающих. Они тут в третий раз.

- Что, так понравилось? - изумилась капитан Луканенкова.

- Да нет. Просто здесь некуда больше пойти. Присаживайтесь! - вежливо пригласил мальчишка, делая широкий жест в сторону скамейки у цветника.

Маринка чинно подошла, провела рукой по доскам, прежде, чем доверить свои шорты недавно выкрашенному сиденью. Села, закинула голые коленки друг на друга.

- Ну, а я тогда пойду прогуляюсь, - решила Марья Павловна. Бросив искоса взгляд на демонстративно молчавшую дочь, она спросила: - Не хочешь со мной?

- А хотите, покажу вам поселок? - доброжелательной общительности парня не было предела. - Я только дяде Саше скажу...

- Погоди, не надо ему мешать, он же экскурсию ведет! Вы тут побудьте, чтобы я знала, где искать Маринку...

- А чего меня искать? Я - вот она! - фыркнула девчонка, перекинув косу на грудь.

- До встречи! - Марья Павловна мысленно по привычке "сфотографировала" Юрку и, получив в ответ кивок, удалилась.

- Чего ты с ней так? - удивился мальчишка.

- Хорошо тебе говорить, - горячо закартавила Маринка, - ты интернатский, никто тебе не указ. А тут, с утра до ночи - сплошной контроль! Думаешь, её так музей этот привлёк? Как же! На тебя захотелось посмотреть. Всё боится, как бы я с дурной компанией не связалась...

- А чё это она такая пуганая?

Тут уж в Маринке взыграла гордость за мать, захотелось похвастаться. И, хотя они с Марьей Павловной уговаривались, что дочь не будет трубить направо и налево о профессии мамаши, не удержалась, брякнула:

- Она не пуганная, просто она - следователь! Капитан московской милиции!..

Если Маринка и ожидала произвести фурор, то дождалась прямо противоположного эффекта. Юрка вскочил, губы у него задрожали, он чуть не бросился на неё с кулаками:

- Это из-за таких, как она, моя мама... была... графиней, - он стал как ёрш для мытья бутылок. - Все эти твои менты... - мыльная пена полилась из бутылки через край.

У Маринки тоже задрожал подбородок. Она не понимала, что происходит:

- Юрка, ты что, больной? При чем здесь моя мать? Она не из областных, а из горотдела. Ты-то ведь местный!..

Удержу не было, парень продолжал вопить, как ненормальный, от волнения без конца повторяя частички сослагательного наклонения:

- Шла бы ты со своей мамашей... в ментовку! Там бы тебе самое место! Пожила бы пять лет в интернате - давно бы на своих патлах бы повесилась!

На этот истерический взрыв вышел Трегубов, покачал головой:

- Юрка! Разве можно так разговаривать с дамой?

- Она мне - не дама! Она мне - дурная компания!

Пожелав сквозь зубы своей новой знакомой обовшиветь, Юрка гордо удалился по направлению к дому скульптора.

- Прошу у вас прощения за выходку моего юного друга, - извинился за мальчишку скульптор.

- Но почему, почему?.. - рыдала Маринка не столько от несправедливости брошенных обвинений, сколько от невозможности достойно ответить.

Трегубов только плечами пожал: он не знал причины Юркиного негодования и - тем скорее поспешил за ним.

Марья Павловна застала дочь размазывающей по щекам слёзы, но так и не добилась от неё вразумительного объяснения, что произошло. Зловредная Маринка лишь яростно сверкнула глазами:

- Всё из-за тебя!

- Что ж это ты, голубушка, с больной головы - на здоровую? возмутилась мать. - Я с ним и двух слов-то не сказала!

- Зато он много чего успел наговорить!

- И что же, например? - Марья Павловна впервые видела дочь такой разъяренной.

- Например, что ты и твои менты сделали его мать какой-то графиней!..

Марья Павловна ухмыльнулась:

? Знаешь, что, драгоценная моя! Во-первых, не "менты", а сотрудники милиции (что можно Юпитеру, того нельзя быку), а во-вторых, в интернатах бывают не совсем здоровые детишки, - она покрутила пальцем у виска, поэтому, мой тебе совет: наплевать и забыть! Давай лучше, раз мы с тобой такие "менты", найдём нашу кастеляншу и поспрошаем, что там у неё с машиной стряслось этой ночью.

- Чем с сопливыми знаться, лучше делом заняться! - согласилась Маринка.

"Ого! ? Марья Павловна отметила про себя, что мальчишка чем-то зацепил её дочь. ? А парень и в самом деле непростой..."

Решив не вдаваться в подробности, она подхватила Маринку под руку и стала увлечённо рассказывать ей по дороге в пансионат, какой симпатичный и очень дешевый набор керамической посуды видела только что в поселковом универмаге.

* * *

Анне было совсем худо... Она поднялась наверх, не забыв перед этим выключить видеоплеер. Катя спускалась ей навстречу.

- Куда?

Анна была против того, чтобы девочка ходила во дворовый туалет: слишком много сил бы это отнимало. Но Кате хотелось показать матери, что она начинает приходить в себя.

Поход в домик с сердечком на деревянной двери был только началом!.. Потом они без разрешения хозяина (но ведь и запрета не было, скорее наоборот) забрались в его мастерскую. С Катей буквально в считанные секунды произошла метаморфоза: второй глаз окончательно раскрылся... Она с восхищением ходила от одной фигуры к другой, знакомилась, шутливо представлялась, каждый раз играя новую роль...

Девочка быстро устала, прилегла в траве, а мать взяла на себя смелость и вытащила на свет Божий не скульптуры (на это у неё смелости бы не хватило) - миниатюры-поделки из сосновых корней, берестяной и лубяной коры, ивовых и липовых веток. Она поселила дочь в деревянном царстве, торжественно провозгласила её императрицей. Себя же - ручным дворцовым драконом.

В калитку как раз влетел расстроенный Юрка. Правда, увидев мать и сестру на лужайке, заметно повеселел.

Тут пришел Саша Трегубов, не рассердился.

- В игрушки играете?

Мимо калитки прошли двое: женщина и девочка.

- Менты вонючие! - фыркнул Юрка.

Анна сразу насторожилась:

- Что значит "менты"?..

Скульптор отреагировал по-другому:

- Ты же сам пригласил девочку в музей!

- Ребята, вы что, с люстры грохнулись?..

Катя вдруг отказалась возвращаться в мансарду:

- Мамочка! Можно я посижу с вами?

Аню каждый раз окатывало теплой волной, когда она слышала это хриплое: "Мамочка!". Она кивнула и нашла себе занятие: стала заводить самовар. Притихший Юрка уселся на скамейке рядом с сестрой.

- А где дядя Лёша? Я его сегодня ещё не видел, а ты, Кать?..

Когда Алексей зашел на веранду, он увидел мирную идиллическую картинку в духе Кустодиева: за самоваром Красавица Расписная - Анна, по правую руку от неё - Катя. Мужчины охраняли прекрасный пол с краёв.

Все вчетвером они спокойно, по-купечески чаевничали.

Алексей шумно выдохнул и уселся напротив свояченицы:

- Ну что, Анна Даниловна, не побалуете путника чайком, если хозяин не возражает? - изображая ревность покосился он на Сашу.

Юрка повис у дяди на шее, скульптор вздохнул с заметным облегчением, Катя робко улыбнулась, Анна - "рублём подарила":

- Где тебя носило? Извелась вся!

- Мам, ладно тебе, меня лучше поругай, - вступился за опекуна мальчишка.

- Вижу, ждали!.. - с удовлетворением отметил Алексей и добавил: - Ну, в самом деле, покормите! Почти сутки не ел!.. Юрка, отпусти, ведь задушишь. Лучше матери помоги, а то она известная копуша.

Впрочем, он сам подошел к Анне, которая уже ставила на электроплитку кастрюлю с бульоном и вполголоса сказал:

- Отправь-ка детей. Есть разговор.

Анна сразу повернулась к нему, потом посмотрела на детей и просительно - на скульптора. Тот как будто не понял: сидел, уставившись в летящего по клеенке гуся и левой рукой раскалывал баранку за баранкой, а кусочки указательным пальцем пододвигал Кате.

Катя-то как раз всё поняла:

- Мамочка, можно мы с Юркой пойдем наверх? Пусть он посидит со мной, я одна не хочу...

- Конечно, моя умница! - обрадовалась мать. - Я провожу тебя!

Девочка сначала покачала головой - сама, мол, - поднялась, опираясь на стол, пошатнулась и кивнула. Женщины в обнимку поднялись по скрипучей лестнице. Сверху раздался голос Анны:

- Мальчики, я посижу с Катей, пока она не заснёт.

- Обязательно! - отозвался за всех "мальчиков" Алексей. - Смотри только сама не усни, нам ещё нужно кое-что обсудить. Спокойной ночи, Катюха!

Юрка поглядел на потолок, где раздавались шаги матери, серьезно спросил:

- Что с ней было?

Алексей обдумывал, как бы ответить полнее, но при этом не говорить о девочке того, чего никому знать не положено. Наконец, решился:

- Те люди, которые увезли из лагеря всех, кроме тебя, переправили Катю в одно место, где с ней ужасно обращались. Если бы не подоспел дядя Саша... Да что там говорить, ты и так всё видишь! Только не задавай сестре вопросов. Она сама расскажет, если захочет. А нет - её право. Ты в состоянии понять, что человек имеет право на свои тайны?..

О да! Юрка уже одну свою имел!

Получив разрешение погулять и дяди Лёшины командирские часы, чтобы контролировать время, он потихоньку смылся. Мужчины вышли покурить во двор.

- Как ты после боя, оклемался?

- Гадом меньше... - поразил Саша равнодушием ответа.

- Оставаться нам у тебя всё равно теперь нельзя, мы и так наследили здесь больше, чем достаточно.

Трегубов поднялся с крыльца:

- В этом ты прав. Надо нам двигаться дальше. Но дети будут связывать по рукам и ногам.

- Никаких "нам"! - отрезал Алексей. - Завтра утром я увезу их к Рустаму, а ты останешься тут. Пойми, исчезновение твоё не может пройти незамеченным, а это неминуемо приведет к твоим гостям, которые и так слишком заметны.

- Как бы то ни было, Катя физически должна окрепнуть. Иначе она просто не выдержит такого переезда, - ответил скульптор. - И я знаю, где их с Юркой можно пока схоронить, - он поморщился от неудачно подобранного слова и исправил оговорку: - в смысле, спрятать...

Трегубов пошел к калитке.

- Куда ты? - удивился художник.

- Соскучился по камню. Пойду в монастырь, поработаю. Знаешь, как там хорошо дышится?!..

- Еще бы! В женском-то!

* * *

Марья Павловна и Маринка послонялись по дорожкам пансионата, посмотрели расписание мероприятий в местном рассаднике культуры, записались на автобусные экскурсии и вполне довольные собой, отправились на ужин.

За одним столом с ними оказалась та самая многодетная семья, коей так посчастливилось с музеем Пожалостина.

Семья состояла из невероятных размеров мамаши, её царственного супруга и четверых как под копирку сделанных и одинаково постриженных детей-погодков.

Жизнерадостный папаша быстренько взял салфетку, перетёр все вилки и чайные ложки (включая луканенковские), подмигнул Марье Павловне, покосился на томную подругу жизни и побежал на кухню за чайником.

Маринка, уплетая вкусный творожник, с любопытством и ухмылкой наблюдала взаимодействия в семейном мирке соседей, сверила свою реакцию с материнской и заметила: на переносице у той появилась "служебная" складка... Марья Павловна явно думала о работе.

"А что, если и вправду этот Юрка - Арбузов?!. Да нет, вряд ли. Подобные совпадения бывают только в кино!"

- Маринка, ты в состоянии подробно, слово в слово, пересказать мне всё, что говорил твой интернатский ухажер? - наклонилась она к уху дочери и, предвосхищая поток возмущений, интригующе добавила: - может статься, ты окажешь мне неоценимую услугу в одном запутанном деле!..

Польщенная доверием, дочь округлила глаза и запустила воздух под верхнюю губу.

Парочка заговорщиц покинула ужин. Они нашли скамейку-качели.

Пока Марья Павловна "накачивала" смекалистую дочь, объясняя, что именно от неё требуется, к их висячей лавочке подошел пятилетний карапуз, поднял с земли камень, зажал его в пухлом кулаке и выжидающе-пристально стал смотреть сквозь Маринку на вожделенное сиденье.

- Тимурчик! - раздалось кудахтанье наседки. - Где ты?..

На тропинке, откуда ни возьмись, появилась скрюченная бабка с драным целлофановым мешочком, из которого сыпался какой-то гербарий.

- Вот ты где, негодник, - сварливо запричитала бабулька. - Оставили тебя, непоседу, на мою голову! Что ты опять удумал? Дай сюда камень! Девочка уже покаталась, сейчас она встанет, - произнесла старушка с нажимом, глядя на Маринку красными глазами, - девочка встанет и пустит тебя. Ведь это качели для маленьких. Правда? - обратилась она за подтверждением к Марье Павловне.

Та предложила вариант:

- Вы лучше сами присядьте, отдохните. Пока Маринка и ваш боец ознакомятся вон с той фигурной композицией, вы мне покажете, чем тут можно запастись на зиму.

Дети пошли разглядывать оберегавших яблоневый сад гипсовых горнистов и юных граций в потемневших от течения дождей и времени косынках. Марья Павловна же, поскольку сама уважала травное лечение, с прилежанием отличницы внимала ведунье, удивленной внезапным послушанием внука. В бормотании старой колдуньи проскакивали названия: мята, полынь, чабрец, зверобой, повилик, ромашка, пустырник, что-то еще, - Марья Павловна не всё разобрала. Она стала уточнять, в каких случаях какие травы предпочтительнее и когда их надо собирать.

- От ожогов? Это безумно актуально!

- Боль от ожога кипятком легко снимается яйцами, сбитыми с топленым маслом, - посоветовала собеседница, издали приглядывая за бесценным внуком. - А для обычного ухода за кожей, - она одобрительно исследовала глазами прекрасные руки капитана, - помогает кофейная гуща: прежде, чем вымыть чашки, намажьте на руки, а потом домывайте, минуты через две.

- Да нет, я на солнце сгораю!

- Ну, от этого есть просто идеальное средство: ваша собственная моча, - продолжала делиться опытом бабка, покачивая в воздухе короткими кривыми ногами. - Вот вчера, во время грозы, у одной из сестер-хозяек дом от молнии загорелся. Тут неподалёку. В нём было четверо мужиков. Дотла! Её счастье, что дежурила, - проскрипела старая колдунья, - а то бы и самой несдобровать. Ночью ведь!

Марья Павловна, хоть и сидела, но, как говорится, так и села...

- У кого ж такое?

- Есть тут одна... пышечка... - Красноватые глазки злобно прищурились. - Бог шельму метит!..

- А кто сгорел? Родственники её?

- Кто надо, тот и сгорел! Сама разберись, коли интересуешься, сказала бабка, бодро соскочила на землю, кликнула внука и пропала меж деревьев...

Марья Павловна подождала, пока Маринка слезет с постамента, махнула дочери: иди, мол, скорей!

"Мистика! Что ж это со мной? И на солнце, вроде, не должна была перегреться... Нигде отдохнуть нельзя, тут же начинают "грузить". Как будто чуют, где я работаю!"

- Дочка! Пойдем! Что за программа у нас на вечер назначена?

- Там фильм какой-то, - живо откликнулась Маринка. - Старьё, небось!

- Фильм? Отличненько! Будем культурно отдыхать, а то все норовят запрячь, даже старые ведьмы, - продолжала ворчать Марья Павловна.

- А она что, в самом деле ведьма?

- Самая настоящая! Пошли, заберем из номера деньги и сумку. Раз тут такое происходит...

В номере их ожидал сюрприз... Нет, не взлом, и не кража. Хуже: потоп! Вода лилась из всех кранов, набираясь в душевом поддоне и не успевала убежать, хотя сливной водоворот трудился изо всех сил.

Марья Павловна расценила это, как диверсию темных сил.

- Ах, так?!..

Она перекрыла вентили, плюнула в лужу на полу (благо, в комнату не пошло: порожек высокий, а вниз протечет - тем быстрее слесаря пришлют) и неприступно виляя бедрами, забросила сумку с документами и деньгами на плечо:

- Дочка! Идем развлекаться!

Фильм и в самом деле оказался старый: Марина видела его раза два по телевизору. Кроме того, над кассой висела доисторическая табличка: "Детям до шестнадцати лет смотреть не рекомендуется." Поэтому она отпросилась в поселок.

- Ну, что ж, не хочешь смотреть, так иди погуляй, пока я буду плавать в этом "Море любви". вдруг там и вправду чего покажут, так сгоришь со стыда, глядя на это одновременно с дочерью, - сказала она.

Маринка подмигнула матери:

- Я пошла!

- Но только пока не стемнело!

* * *

Гордая доверием матери, Маринка весело вышагивала по центральной улице, как по Бродвею, радуясь, что летом солнце садится поздно. Волосы щекотали кончиком хвоста голые ноги. Она перекинула косу на ещё плоскую грудь, и тут вдруг обнаружила, что навстречу решительно движется этот нахальный грубиян...

Внезапно, мимо неё, как вихрь, пронёсся старший из отпрысков многодетного семейства... Видимо, у него ещё за ужином чесались руки: он на ходу пребольно дернул её за косу. Юрка небрежным балетным движением оттянул ногу в сторону и обидчик полетел в придорожную пыль, вскочил, набросился на защитника с кулаками, опять полетел - в канаву. Прямо под ноги стройному иван-чаю, который, как известно, лучше всего кустится на помойках.

Указав на выбравшегося из грязи и оттиравшего свой джинсовый костюмчик разбойника, Маринка бесхитростно предложила:

- Пойдем отсюда!

Закинув головы, дети безжалостно заржали и пошли рядом, весело обсуждая происшествие.

? Марин, ты прости меня, я не хотел тебя обидеть, и мама твоя мне понравилась...

? Юр, ? сказала она примирительно, ? фиг с ним! Ты мне лучше расскажи, почему у тебя мама, как Эдмон Дантес? Если не хочешь, не говор-ри. Я ведь тоже не должна была тр-репаться по поводу того, где моя мутер-р р-работает... - от волнения она всегда сильнее раскатывала букву "р".

Это был аргумент! Юрка, тщательно подбирая слова, рассказал о смерти отца, обвинении матери и похищении братьев и сестер. Не сказал только, что теперь мать и старшая Катя - уже на свободе.

Они бы стояли и дольше, если бы он не спохватился о времени: командирские стрелки приближались к десяти.

* * *

Разомлевшая от детективной мелодрамы Марья Павловна поднялась в номер и с досадой обнаружила, что забыла вызвать слесаря.

Она поспрашивала, как его найти, - её отослали к сестре-хозяйке: она, мол за всё отвечает.

В холле за "прилавком", где выдавали ключи от номеров и где должна была находиться ответственная за хозяйство дама, никого не было. Зато в комнатке ключницы раздавались зверские стоны и яростные всхлипывания.

- И как же я теперь буду-у, - истерично взвизгивал женский голос. Где мне голову приклони-ить в мои-то годы-ы-ы... На что я жить-то буду-у, чем расплачу-усь... Мне теперь только вешаться остало-ось!.. О-ой, с меня спрося-ат, что же я отве-ечу-у!..

- Люся, погоди, я тебе сейчас сердечного принесу, - на пороге появилась пожилая медсестра и почти бегом отправилась в медпункт.

Вопли привлекли внимание Луканенковой. Марья Павловна остановилась, повертела в руках "книжечку отдыхающего" и решительно направилась в каморку.

- Где здесь можно найти слесаря, или мне так и плавать всю оставшуюся жизнь?! - строго спросила она у опухшей от слёз кастелянши и, разглядев в ней свою вчерашнюю благодетельницу, надела на лицо сочувственно-озабоченное выражение. - Голубушка моя, что случилось?! Вас кто-то обидел?

- Обидел, оби-идел... - зарыдала в голос голубушка.

На столике возле неё зазвонил телефон. Дернувшись от неожиданности, она сбила левым локтем трубку и оттуда послышался голос телефонистки:

- Алло, пансионат Солотча? Рязань - телефон: 22-13-47 - заказывали? Ответьте, Рязань - на проводе.

Сестра-хозяйка с удивительной резвостью схватила говорящую трубку и плотно прижала её к уху.

- Алло! Алло! - слёзы на её физиономии мгновенно просохли. - Нет, не из дома!.. Да это и есть крайний случай: дома-то у меня теперь нет!.. Тут всего не расскажешь... - она покосилась на отдыхающую. - Когда? Хорошо... тон стал не плаксивым, а унылым. - Конечно, понаехали: полный дом, то есть двор... Как я могу?.. Понятно. Да и с машиной тоже какая-то непонятная вещь... - взгляд кастелянши стал затравленным. - Да, зачем же, конечно буду на месте!.. Тем более, что мне теперь велено никуда не отлучаться: надо отвечать на вопросы... Что я, дура?!..

Марья Павловна ничем не выдала своего удивления по поводу напастей, свалившихся на тётку: "Не много ли для одной... как бабка сказала?.. шельмы?"

Она успокаивающе положила руку на пухлое плечо, повторяя в уме номер телефона:

- Это ваши друзья? Они ещё не знают, что случилось? Они помогут вам?

- Когда они всё узнают, они помогут мне по полной программе! проговорила погорелица монотонно, а потом скинула оцепенение вместе с рукой Марьи Павловны. - Мне надо идти, я должна спешить...

- Подождите! - Капитан перекрыла телом выход. - Расскажите мне всё по порядку. Я действительно могу помочь: у меня есть знакомства в линии МВД!

- Не у вас одной!

Пострадавшая от стихии стала прорываться сквозь отдыхающую. Наивная! Сквозь капитана Луканенкову? Не тут-то было! Марья Павловна, особенно заинтригованная последней фразой, усадила заведующую наволочками обратно на стул, ткнув её своим аристократичным указующим перстом в лоб.

- Рассказывайте! - повторила она металлическим голосом, в котором уже не было ни тени сочувствия.

Кастелянша уставилась куда-то за её спину с надеждой вырваться: подоспела медсестра с мензуркой. Капитан перехватила её взгляд, мило улыбнулась медицинскому работнику, взяла у той из рук успокоительное средство и решительно выпроводила "белый халат" из каморки, заверяя, что ни за что не оставит тётю Люсю, пока она в таком состоянии. Медсестра с облегчением вздохнула и побежала запирать на ночь свои служебные помещения.

- Так вы от Грека? - с облегчением спросила сестра-хозяйка и, увидев выжидающее выражение на лице гостьи, стала торопливо заговаривать зубы: Что ж вы раньше не сказали, я разместила бы вас с дочерью в люксе...

- Давайте ближе к делу! - Марья Павловна пояснила: - И про машину, и про пожар... - Она не знала, что конкретно сгорело: дом, квартира, дача, поэтому постаралась задавать вопросы в обтекаемой форме.

Кастелянша рассказала ей о вырванных проводах в BMV, о грязи с чужих ботинок. Кто мог это сделать - представления не имела. Самое интересное, что машину-то вернули! На вопрос, как и когда узнала о пожаре, объяснила, что с утра отпросилась с работы: поехала в автосервис. После того, как автослесарь исправил разрушения в салоне машины, она съездила к себе домой пообедать и обнаружила... Тут её испуганно-непрерывная речь снова перешла в прерывистый всхлип.

Капитан, наконец, смилостивилась: предварительно понюхав, протянула страдалице медицинскую мензурку, от которой за версту несло валерианой. Та опрокинула содержимое в рот, словно водку.

- Клянусь, я не знаю, что там произошло, и почему все мальчики оказались в просмотровом зале. Последние дни там находилась только доверенная мне девчонка. Режиссер был убежден, что в этот вечер сумеет её дожать. Он перед всем худсоветом раскритиковал предыдущие методы обучения: ему нужна актриса, а не проститутка.

Марья Павловна ушам не верила. Кто же это сидит перед ней: менеджер по актерам, кинопродюсер?.. Да нет, вроде бы это - сестра-хозяйка пансионата. Вот только за кого она принимает её - капитана Луканенкову? Почему в ней страха больше, чем горя? Почему оправдывается перед ней, как перед аудитором или налоговым инспектором?.. О какой актрисе толкует и о каких "мальчиках" сокрушается:

- Я уезжала на работу в восемь часов вечера и все были на местах. Все были такие весёлые, так радовались, что съемочная группа укатила на натуру, а у них выдастся спокойный вечерок! На редкость были дисциплинированные ребята: никогда не оставляли своих постов!

Используя обрывки подслушанного телефонного разговора, Луканенкова стала спрашивать, перейдя на "ты" и подчеркнув тем самым своё главенство:

- Ну, а когда подъехала к дому, что ты увидела?

- Да что же я могла увидеть! - завыла кастелянша. - Одни головешки, да пожарников... И чего они там в них ковырялись, чего искали?.. Как будто, определив, что "очаг возгорания" находился в подвале, они вернут мне дом, оборудование, аппаратуру... Как раз при мне из подвала доставали режиссера, и ваших мальчиков. Наружный наблюдатель тоже среди них оказался. Такой видный парень, жить бы да жить... - она жалостливо всхлипнула.

- Милиция на месте была?

- Спрашиваете! Как вороны налетели!

- Вопросы какие-нибудь задавали? - следователь не отпускала цепкого внимания.

"Пострадавшая" злобно усмехнулась и проскрипела:

- Еще бы! Почти как вы!

- Что их интересовало? - последовал новый вопрос.

- Кто эти "орлики" и почему вооружены...

Сестра-хозяйка уловила перемену в допрашивающей её посланнице. Она не поняла её причины, стала доказывать с пеной у рта, хватаясь за сердце, что ничего им не сказала.

Марья Павловна действовала наощупь:

- А кто по-твоему, это сделал? Не могла всё устроить девчонка?

Сердобольная погорелица убежденно замахала руками:

- Да что вы! Даже если б смогла выскочить! Не в том она была состоянии: слишком активно сопротивлялась, всё невинность интернатскую из себя строила.

Ехидство мелькнуло в глазках, опухших от плача по родимому гнезду. Именно это злорадное "сочувствие" к состоянию девочки, которое так контрастировало с демонстративным проявлением сожаления по поводу гибели охранников, и нарушило традиционность служебного мышления капитана.

До этого момента реалистке Луканенковой шорами закрывало глаза неверие в то, что подобная фантастическая удача возможна, что бывают в жизни удивительные совпадения.

Но открывшемуся в ней внутреннему зрению теперь не мешали ни крокодильи слёзы кастелянши, ни фальшь сфабрикованного дела Арбузовой, ни заинтересованность в дальнейшем продвижении по службе.

Марья Павловна уверенно пошла напролом, быстро восстановив в памяти всё, что почерпнула из папки Арбузовой:

- А тело Катерины нашли?

- В том-то всё и дело, что нет! Было только четыре трупа, на всех остатки одежды, все тела - мужские. Девчонки среди них не было. "Ассистентка по актрисам" недоумевала: - Не могла же она дотла сгореть?..

"Дотла! Бабка недаром подсела ко мне! - утвердилась в своей невиданной догадке Марья Павловна. - Дотла! Именно так сказала старуха! Интересно только, за кого меня эта мерзость принимает. Господи, до чего она отвратительная! Как это она сказала? От грека?.. Н-да... Нам только иностранцев в этом деле не хватало..."

- Поехали! - бросила капитан Луканенкова тёте Люсе.

- Куда? Не поеду, не хочу, я не виновата, я им ничего не сказала! завизжала та не своим голосом.

- У тебя есть выбор, душечка? - сладко спросила Луканенкова. - Будешь брыкаться, позвоню, кому следует! Да не ссы, - грубо бросила "отдыхающая", видя, что у бабы от страха ноги подкашиваются, - пока повезешь меня к останкам родного пепелища. А там, - многозначительно добавила Марья Павловна, - там я решу, что с тобой делать дальше. Иди вперёд, заводи свой отремонтированный танк: сядешь за руль!

У сизой от ужаса кастелянши зуб на зуб не попадал. Она была не в себе. Как вдруг к ней подоспела нежданная помощь...

Это была Маринка. Дотирая уже высохшие остатки слёз, она с разбегу уткнулась в мать:

- Она ни в чем не виновата! Её оклеветали, как... как... - от волнения она забыла имя известного героя Дюма.

Пышнотелая сестра-хозяйка закивала: да, да, мол, я не виновата!.. Потом прислушалась к бормотанию девчонки:

- И отца Юрки она не убивала, и детей у неё похитили!

Луканенкова попыталась остановить поток льющихся на неё сведений, одновременно доставая носовой платок:

- Марина! Если у тебя есть фонтан, немедленно заткни его!

Из открытой сумочки на пол вылетели какие-то вещи... Среди пудры, дезодоранта и помады на полу валялся один документ, от вида которого у Пышки голова закружилась от ужаса!

Как она могла!.. Где было её чутьё?! Видно, от горя - разум потеряла... Не разглядеть милиционерку под платьем!.. Одним махом выложить ей всё!..

Зато у кастелянши теперь появилась робкая надежда бежать...

Мать отвлекла своё внимание на Маринку и, собирая с пола рассыпавшиеся документы и дамские мелочи, втолковывала ей, что нельзя так орать при посторонних!

Бывшая владелица порностудии тем временем тихо встала, бочком-бочком по стенке приблизилась вплотную к выходу и, толкнув Марью Павловну на дочь, что есть духу помчалась к своей единственной уцелевшей частной собственности - автомашине иностранной марки BMV.

Капитан Луканенкова, не раздумывая, пихнула Маринке ключи от номера, чуть не спутав их с ключами от машины, и побежала следом...

7.

"Изнемогая на каждом шагу, я с трудом поднималась в гору к срединному святилищу."

Сэй-Сёнагон "Записки у изголовья"

Алексей и Анна проводили очередное совещание.

Она продемонстрировала ему кое-какие фрагменты отложенных видеокассет - результат своих дневных мучений, он рассказал ей о телеграмме от Рустама: тот настаивал, чтобы Алексей позвонил. Пришлось заказывать его домашний телефон. Связь была прервана на несколько часов.

Пока ждал назначенного времени, заправлял машину, крутился по городу, на всякий случай запоминая расположение улиц, вернулся на переговорный и опять добрых пару часов ждал соединения.

- Честно скажу, Ань, волновался, словно девица на выданье! Ведь, если не считать Пышки, это - наша единственная зацепка в дальнейших поисках. Зато ждал не зря! - глаза Алексея торжествующе блеснули, - надежды мои оправдались: Двойник снова заговорил. Знает он и в самом деле немного, но направление, "куда ж нам плыть", указал.

- Куда?..

- Надо искать в Рязани.

- Катю бы переправить куда-нибудь...

- Я думал об этом. Рустам примет её с Юркой на время.

Анна с сомненьем покачала головой, невольно повторяя мысль Трегубова:

- Даже небольшой переезд для неё сейчас, по-моему - проблема: физически ещё очень слаба, хотя характер - удивительный! Я и не предполагала, что она может обладать такой внутренней силой!

- Вся в тебя! - серьезно сказал Алексей, поскрёб щетину и вдруг отпустил весьма сомнительный комплимент: - Знаешь, как вы были похожи, когда ползли купаться?

Анна, вспомнив, что на них были надеты Евины одежды, покраснела и отвернулась.

- Дурак!

- В основной своей массе все мужики - дураки, - охотно согласился опекун её детей, на которого вдруг накатило лирическое настроение: Гоняются за стройными и длинноногими, которые, в лучшем случае, лишь задницами умеют крутить. А в худшем, те, что поумнее, вертят ещё и нами, бывает - жестоко вертят...

- Как Алёна - моим Борисом?..

- А он был когда-нибудь по-настоящему твоим? Что ты о нем знала, как о человеке? К чему ещё влекло твоего мужа, кроме искусственных сексапильных блондинок? Каким образом он оказался замазан тем дерьмом, которое тебе придется ещё отмывать и отмывать?..

- Лёш, остановись, пожалуйста! О мертвых...

- Знаю-знаю! - отмахнулся он.

- А то, что его влекло на сторону, сама же виновата. Я ведь была никем: просто бабой.

Анна говорила бесстрастно: это были уже давно пройденные переживания, как экзамен, который плохо сдала, и ничего уже не поделать...

"То, что напоминает прошлое, но уже ни к чему не пригодно... Сад ценителя утонченной красоты, где все деревья были уничтожены огнем. Еще остается пруд, но ряска и водяные травы уже начали глушить его..."

- До одури нагрузила себя хозяйством и детьми, не занималась ни собой, ни мужем. - продолжала рассуждать вслух Анна. - За время нашего брака, дай Бог, полторы книжки прочитала. Весь мой интеллектуальный "багаж" приобретен в дозамужний период. - Обо всём было думано-передумано: благо, времени у Анны на это хватало. - Любой заусенец у кого-нибудь из ребят интересовал меня больше, чем все археологические изыскания вместе взятые. Поэтому Борису было скучно дома, тем более, что особой любви ко мне он не испытывал. Так, "искрило" что-то от случая к случаю...

- Но семья, это же не только страсть или секс! Почему тогда мне всегда было у вас так хорошо? Почему именно рядом с тобой мне хотелось работать? возразил Алексей. - Почему я-то не замечал, что ты мало читаешь? У нас с тобой всегда находились темы для разговоров. Почему меня не раздражали и не мешали детские игры, крики, ссоры?

- Откуда я знаю, что кого раздражало? - упрямо продолжила она. Согласись, что семья у нас была: ты сам об этом говорил неоднократно...

Алексей так же упрямо подчеркнул:

- Но только не благодаря Борису!

- Слушай, умник, прекрати! - Анна уже с трудом сдерживала хамство. Что-то у вас с Любой, несмотря на все твои теории, не очень-то всё складывалось!

- Так я об этом и говорю. Для создания семьи требуется особый талант. С возрастом становишься умнее. И перестаешь ценить ноги за их длину.

- А за что же их ещё можно ценить? - заинтересовалась Анна. - Не за ширину же!..

- За ширину мы, зрелые художники, ценим бедра! - Алексей самодовольно подкрутил несуществующий ус.

- Лёш, ну хватит! - взмолилась Анна, но Алексей патетически продолжил:

- Твои ноги, Аннушка, я ценю за то, сколь долго они могут носить на себе тяжкое бремя твоего тела!..

- Ах ты бесстыжий!

Она запустила в зятя кухонное полотенце, скривилась от боли, вызванной резким движением, и услышала:

- Ну вот, теперь вы уже и дерётесь! - На пороге стоял возмущенный Юрка. Он всё ещё находился под впечатлением от свидания с Маринкой и чувствовал себя бесконечно взрослым и грустным.

- Это тебя Бог наказал! - мимоходом заметил Анне Алексей, а племянника успокоил: - Не бери в голову. Милые бранятся - только тешатся! - и увернулся от летящей в его голову прихватки-рукавицы. - Видишь, у матери зарядка. Доктор прописал, вместо массажа. Чтоб худела поэнергичней...

Анна зашарила глазами по веранде, в поисках, чем бы ещё швырнуть в распоясавшегося художника.

- Мам, ну чё ты, как маленькая, - укоризненно отобрал у неё из рук пластмассовую салатницу сын. - Дядя Лёша шутит же!

- Достал своими шуточками, - обиженно произнесла Анна и демонстративно повернулась к ним спиной.

- А кто-то говорил, что извёлся, пока меня не видел! - снова поддел её Алексей. - Ну всё, не буду, не буду! Мир! - заверил он, заметив, что рука Анны снова потянулась к миске.

- Да ну вас! - Юрка понял, что близкие ему люди опасности друг для друга не представляют и сказал: - Я наверху ещё не был, лучше поднимусь к Катюхе.. (Он хотел в тишине и покое подумать о странностях взаимоотношений мужчин - к которым уже себя причислял - и женщин).

- Только потише! - снова скривилась мать, теперь уже от скрипа старых ступенек.

Прошло несколько минут в полном молчании. На стене грустно и медленно, умирающим сверчком тикали ходики.

Анна встала, нервно прошлась по кухне, чувствуя неловкость и не зная, как разрядить обстановку. Алексей молча смотрел на её маетные движения, потом протянул руку, зацепил свояченицу за локоть, подтянул к себе...

- Анька! - неожиданно он уткнулся лицом ей в солнечное сплетение, выдул горячий воздух. Она отстранилась, но Алексей не отпускал, наоборот, обеими руками крест накрест обхватил её спину и снова вжался головой.

У неё внутри всё завибрировало.

- Что с тобой, Лёш? Ты меня ни с кем не перепутал? грубовато-язвительно спросила Анна, не зная, куда девать руки. - Отпусти! С детства щекотки боюсь!

- Это потому, что ты ревнивая. - Алексей поднял к ней ухмыляющуюся небритую рожу и добавил: - Видишь, врал великий Козьма Прутков, утверждая, что нельзя объять необъятное.

Анна яростно вцепилась в его космы:

- Как ты мне надоел, дикобраз!

- Нюшка, наступит ли конец моим мучениям? - пожаловался он, вынужденно глядя в потолок. - Когда же одна изящная дамочка, - при этом он, кривясь от боли, оторвал от своих волос её руки и скрутил их у неё за спиной, - когда эта могучая бой-баба перестанет прыгать по мне, как горная козочка по уступам скал?..

Анна в это время как раз пристукнула пяткой его ступню сорок пятого размера:

- Не выношу насилия! Отпусти!

- Я - тем более, голубчик! - вспомнил он гримершу и усадил сопротивляющуюся Анну к себе на колени.

Она притихла, перестала дергаться, но ехидно заметила:

- Ноги устанут! От такой-то тяжести...

- Не-а, - парировал Алексей. - Они ничего не чувствуют, Ань, ты же мне их отдавила! - он держал её бережно, как маленькую.

- Что с тобой, Лёшка! - снова переспросила она тихо. - Вы хочете песен? Их нет у меня...

- Зато у меня есть... - Так же тихо, совсем на ухо, ответил он. - Я...

- Последняя буква в алфавите, так меня учили в детстве... - Анна уже шептала, замирая от нежности. Её стала пробивать нервная дрожь.

- В какой-такой умной книжке ты это прочитала? Молодец! Хорошо усвоила уроки золотой беззаботной поры. Просто отличница!.. - Алексей водил носом где-то за её ухом и продолжал нашептывать, играя её именем, пробуя его на все лады, как сластёна - конфетки-ассорти: - Нюшечка... Нюрочка... Анечка... Анюта... Неточка...

Она только слушала, наслаждаясь, с замиранием ждала очередного варианта и тратила все усилия воли на то, чтобы он не заметил, насколько взволновал её.

- Лёш, в самом деле, Юрка сейчас войдет, что он подумает?

Для Алексея это не было аргументом, он по-прежнему не собирался её отпускать:

- Порадуется, что мы помирились... был ли хоть один момент в твоей жизни, моя дорогая родственница, когда ты думала о себе? Только о себе?.. В единственном числе?..

Анна молчала, размышляя. Пожала плечами, потом покачала головой:

- Не помню... не знаю...

Пальцы Алексея жили самостоятельной отдельной от разговора жизнью. Они теребили её густые волосы, гладили руки, касались округлого подбородка, щёк, век, пока сам он продолжал говорить, царапая отросшей колючей щетиной голое не успевшее загореть полное предплечье свояченицы:

- Ладно, раз уж ты так привыкла, думай, как и раньше. Только я бы хотел, чтобы в своё "мы" - ты включила и меня!

Анна попыталась встать - бесполезно!

- Лёш, мы и так последние четыре дня всё делаем вместе...

- Не всё! - наглые пальцы с большим успехом разрушали её многолетнюю броню. - Мы по очереди спим!

Тут уж она вскочила, как подброшенная:

- Ты хочешь сказать...

- Даже не собираюсь, и не рассчитывай! - возмущенно откликнулся Алексей, снова опутывая её объятьями по рукам и ногам. - Очень нужны мне такие испытания. Ты же храпишь во сне!

Анна была способна довольно остро подшучивать над собой, но чужие насмешки всегда воспринимала болезненно.

- Не твоё дело, как я сплю!

Часы-кукушка прервали их дебаты и растрезвонили по дому четверть одиннадцатого.

- Правильно, полностью "ку-ку", - согласился опекун. - Ну, если ты боишься напугать меня храпом, тогда давай вместе бодрствовать.

- Слушай, прекрати издеваться! Чего тебе надо от меня? - вырывалась изо всех сил Анна.

- От тебя? - Алексей снова влепил свой нос ей в живот и невнятно пробормотал: - От тебя - тебя! Хоть кусочек! Разве непонятно, Аннушка?

Анна оттянула от себя его "гордый профиль" за уши. Внимательно рассмотрела. Сама вернулась на жесткие колени.

- Почему ты говоришь мне об этом сейчас?

- А когда я должен был сказать? - отвел глаза Алексей, и не пытаясь усмирять свои пальцы, забежавшие далеко за рамки дозволенного. - Когда ты примчалась ко мне в Эрмитаж? Ну и замашки у вас, сударыня! С места - в карьер!

- Во-первых, не я примчалась, а ты прибежал. А во-вторых, не увиливай, - требовала она ответа. - Почему?!

- Потому! - вдруг резко оборвал её Алексей, аккуратно пересадил на скамью, потянулся за сигаретами. - Наверное, насмотрелся кассет, пе-ре-воз-будился. Проснулся, вобщем. Смотрю кругом, а тут оказывается рядом совсем - такая классная баба пропадает!

Анна вспыхнула, как бракованная лампочка, перегорела и вышла во двор.

Она тщательно остудилась ледяной водой из колонки, сходила в туалет, потом опять поплескалась. Наконец, подумав, что прошло достаточно времени, зашла в дом и снова попала в нежно-жадные лапы.

- Вот видишь, есть ещё одно место, которое ты посещаешь одна.

- Ну хватит! - решительно стряхнула Анна с себя руки Алексея. - Не наигрался ещё! Кошка мышку нашла.

Правда, больше она злилась почему-то на себя и своё больное располневшее одинокое тело.

Сверху спустился Юрка, с подозрением оглядел мать и дядю.

- Ну, как вы тут, без меня? Снова не переругались? - спросил он, заметив гнев на материнском лице, которое она старательно прятала под волосами.

- Да нет, что ты! Наоборот! Я предлагал твоей матери, чтобы мы всегда и везде были вместе. Ты как, не против?

Алексей сначала с тревогой посмотрел на Анну, потом на Юрку, поэтому было не совсем понятно, кому он адресует вопрос.

Юрка принял его на себя. Глаза у мальчишки загорелись и он направил фонари на мать:

- Правда, что ли? Снова как настоящая семья?

Алексей кивнул:

- Вы же с мамой всегда были семьёй, да и я, надеюсь, не чужой вам...

- Тогда нас станет не семь-я, а восемь-я, вместе с Андреем! - быстро подсчитал Юрка и опять "посветил" на мать: она-то ведь ещё ничего не сказала.

Вместо ответа Анна спросила:

- Юр, как там наверху? Что Катя?..

- Спит, как загипнотизированная, - деловито доложил сын.

- Тебе бы тоже пора. Темнеет уже, значит - поздно! - Она уныло поглядела в сумеречный сад. - У бабы Веры мы бы все по струнке ходили!

Юрка снова запустил в отстраненных взрослых свою хитрость:

- А можно мне хоть немного посидеть на мотоцикле? Я так лучше усну!

К его огромному удивлению, они проглотили его лукавство: и мама, и опекун кивнули почти одновременно. Мальчишка поспешил во двор, пока они не передумали.

- Ну что, начнем сначала? - первым подал голос Алексей.

- Ты провокатор, - констатировала Анна. - Зачем Юрку-то впутывать? Хочешь себе "кусочек" - и хоти.

- Так ведь осень хосеся! - прищурил один глаз по-китайски зять.

- Какой же ты придурок! - расхохоталась Анна. - Думаешь, мне не "хосеся"? За шесть-то лет! Да, за шесть, - повторила она, заметив изумление зятя. - Я же говорю, что Бориса крайне редко замыкало на мне. Но ты представь своим художническим воображением, как я буду выглядеть в процессе... - она замялась, не зная, как обозвать подобную сценку, наконец, подобрала слова: - в процессе так называемой "любовной игры".

- Ага, - кивнул Алексей, - уже представил. Особенно вчера ночью! Неужели ты думаешь, что я стал бы перетягивать твоего сына на свою сторону, если бы мне надо было только это? Ведь я битый час толкую тебе о другом!

- А я целый час тебя спрашиваю, что тебе надо? - Анна раздраженно направилась в горницу. - Довольно! Я не деревянная, в конце концов. Если захочешь поговорить нормально, - как-нибудь в другой раз. Устала и хочу спать.

- Анька, не уходи! - голос Алексея был настолько серьезен, напряжен и настойчив, что она задергалась, развернулась. - А вдруг другого раза не представится?.. Вспомни, как мы дуриком уцелели в прошлую ночь!

Он завис над ней, уперевшись в стену обеими руками с двух сторон и прижал всем телом, когда она попыталась поднырнуть ему подмышку.

- Вобщем так, - подытожила Анна, почти задыхаясь. - Ты что-то сегодня узнал, но не хочешь сообщить, вот поэтому переключаешь моё внимание совсем на другие темы. Права ты не имеешь скрывать! Особенно после того, как решил, что хочешь...

- А что "вы", государыня-императрица, решили? - Широкая мужская грудь получила в ответ удары её сердца. - Войдите! - разрешил Алексей, а его деловые пальцы проверили: открыта ли дверь.

- Лёшка, мне же дышать нечем! - укорила его Анна.

- Ты не передумаешь потом, когда узнаешь меня получше? Не скажешь, что я слишком жесток, что я сметаю всё и всех на пути к цели? - Он мучил её своими настойчивыми прикосновениями и шептал на ухо: - Учти, бой продолжается! Бастионы взять нам предстоит крепкие. - Шальные цепкие руки его, как могли, отвлекали Анну от смысла сказанных слов. - Поэтому предупреждаю, в освобождении мальчишек я использую все возможные и невозможные средства. Вплоть до обольщения несчастной обездомленной хозяйки постельного белья...

- Единственное, что я узнала о тебе нового, так это то, что как раз обольщение тебе скорее всего удастся... - Судя по дальнейшим бессовестным действиям, Алексей, видимо, был удовлетворен ответом. Поэтому ей пришлось их немедленно прокомментировать: - Опекуном моих детей назначили бесконечно нахального типа! Представить не могу, какое влияние ты оказывал на них все эти долгие годы.

Раскрасневшись в темноте, точно дозревающий зеленый помидор, Анна сняла руку Алексея оттуда, где он её "забыл", прослушивая сердцебиение свояченицы. И вовремя: хлопнула калитка во дворе, раздались голоса хозяина дома и Юрки.

- Обидели Юродивого! Отняли копеечку! - заныл Алексей.

- Дурачина ты, простофиля! Не умел ты взять выкупа с рыбки! Хоть бы взял ты с неё корыто, наше-то совсем раскололось! - пропела в ответ Анна, отходя от зятя на безопасное расстояние.

- Сашка! - засиял навстречу другу Алексей. - Какими судьбами?! Наработался уже? Мы вот тут классику вспоминаем: я до оперы дорос, а Анька всё из сказок не выберется!..

Скульптор за те несколько часов, что пробыл в монастыре, как-то посвежел, помолодел, просветлел лицом: в старом фолианте приподняли вощеную бумагу над иллюстрацией.

- Давайте собирать детей, я нашел для них безопасное место!

Анна мгновенно "протрезвела", требовательно спросила:

- Где это?

- Они поживут пока в монастыре, мать-настоятельница ждет их.

- Что вы ей сказали?

Саша объяснил, что матушка много не спрашивала: просто она поняла, что двум детям-подросткам надо дать кров на некоторое время, и что никто об этом не должен знать. Поэтому, переселиться лучше именно сейчас, когда на дворе темнеет.

Анна засуетилась:

- Я пойду будить Катюшу. Юрка, помоги дяде Лёше перетащить обратно в машину ваши вещи. И не забудьте пакеты с едой: не нахлебники, чай.

Избегая смотреть в сторону Алексея, она поднялась к дочери.

Девочка спала в "утробной позе", сжавшись в комок, подтянув колени к животу и сложив руки на груди, словно замерзала. Мать подошла к ней, не скрадывая шагов, даже уронила что-то нарочно. При этом громко ойкнула и только потом позвала:

- Дочка! Катюша! Вставай, детка, просыпайся!

Девочка перевернулась на спину, вслушиваясь в материнский голос, потянулась, позвала: "Мамочка, это ты?" - скрипнула от боли, открыла глаза, ища мать.

- Уже утро?

- Нет, радость моя! Еще вечер, но нам надо подниматься.

- Что-то случилось? - заметались в тревоге глаза Кати.

- Ничего плохого, - поспешила успокоить её Анна. - Дядя Саша нашел безопасное место для тебя и для Юрки.

- А ты?.. Где будешь ты?..

- Я буду рядом, моё сокровище, но нам с дядей Лёшей предстоит ещё много чего сделать, прежде, чем мы окажемся все вместе...

Катюха снова поняла:

- Павел, Петрушка и Маня...

- Да. - Анна и не пыталась скрывать от дочери, что их с опекуном ждет небезопасное мероприятие. - Пока мы не найдём всех, я не успокоюсь, ты сама понимаешь...

- А я, кажется, знаю, где мальчики...

Анна аж рот раскрыла.

- Детка, ты понимаешь, что сейчас сказала?

Катя слабо улыбнулась, видя, какую надежду заронила:

- Можно, я расскажу тебе одной? При всех - не смогу!..

- Да, ненаглядная моя! Рассказывай!

С трудом подбирая слова, ломая своё нежелание говорить о тех днях, девочка рассказала, что сначала их всех держали вместе в каком-то помещении, похожем на больницу. Даже провели ряд анализов и обследований. Досмотр за ними был строгий, объясняли, что свидание с матерью откладывается из-за ухудшения её состояния, поэтому детей обследуют по полной программе: чтобы её ничем не заразить.

Состояние Манечки доктору не понравилось и он отправил её куда-то "на лечение". Со здоровьем мальчишек тоже возникли какие-то проблемы и их оставили долечиваться на месте. У Кати вдруг обнаружилось, что печень увеличена, зато доктору понравилась её фигура. При этом Катю проверили даже в гинекологическом кресле. Ей это уже было не впервой: старшеклассниц из интерната на диспансеризации обязательно посылали в смотровой кабинет. Врач кому-то позвонил, сказал, что вполне созрела... Вскоре она оказалась в том доме...

Снизу раздался нетерпеливый голос опекуна:

- Девчонки, вы там что, обе уснули теперь? Ведь нас ждут!

Анна, всё понимая, но не зная, чем помочь дочери, смотрела на Катю.

- Когда сможешь, доскажешь.

Катя подумала, добавила, что в общих чертах это - всё. И снова забеспокоилась:

- А куда мы сейчас едем? Это далеко? Что за место?..

- У Бога за пазухой! - таинственно произнесла Анна и поторопила дочь: - Давай, а то нас отсюда на руках понесут. Представляешь картинку: я - на руках, к примеру, дяди Саши!

В обнимку они спустились из мансарды. Катя попыталась двигаться самостоятельно, хотя удавалось ей это с трудом.

* * *

Разместились они в "ниве" Рустама впритык: Анна с детьми - сзади, мужчины - на передних сиденьях. Доехали до монастыря за несколько минут. У глухих закрытых арочных ворот стояла женская фигура, почти сливаясь темной одеждой с сумерками. Саша подошел к монашенке, что-то сказал и вернулся к машине. Она на секунду скрылась за тяжелой дверью, вырезанной в толще ворот, распахнула их.

Алексей, не заводя мотора, попытался сдвинуть "ниву", держа руль, Саша подталкивал её сзади. Юрка перелез через кресло и бросился на подмогу. С трудом преодолев границы монастыря, они остановились на широком подворье, где сразу запахло свежим огурцом или скошенной травой.

Скульптор помог монашенке закрыть тяжелые кованные двери. Алексей обошел машину кругом, откинул свободное сиденье, помог вылезти Анне и Кате. Юрка в это время уже стоял возле Христовой невесты, а её рука покоилась на его беспокойной голове.

- Прошу вас, идемте за мной, - тихо сказала женщина, давшая обет Богу. Она протянула Кате и Анне по светлой штапельной косынке. Потом повела их всех во внутренние покои монастыря, куда обычно мирянам доступа нет...

По коридорам одновременно гуляли запахи подземелья, ремонта и церковной службы.

Наконец, искавших убежища мирян впустили в небольшую сводчатую комнату.

Здесь царила приятная для глаз полутьма. Верхний свет был погашен, лишь в углу возле икон мерцала лампада, было зажжено несколько тонких свечей, да горела электрическая настольная лампа. Запах ладана был здесь сильнее, чем в монастырских переходах. К нему примешивался тонкий аромат мирра и растопленного воска.

Навстречу к ним, из-за большого канцелярского письменного стола, покрытого зеленым сукном и поверх сукна - стеклом, поднялась настоятельница. На груди у неё висело небольшое распятие, руки перебирали четки.

"...Я вдруг почувствовала благоговейный трепет... "Как же я могла столько месяцев терять время попусту вдали от храма?" - с недоумением думала я."

Анна вышла вперед, поцеловала руку настоятельницы и смиренно, будто молитву читая, проговорила:

- Матушка, не знаю, как благодарить вас за то, что вы даете приют моим детям. Я ни за что не оставила бы их без присмотра, но мне... нам надо разыскать ещё троих. А эти, - она обернулась, - эти пока должны быть скрыты от... от...

- Не беспокойтесь, - услышала она в ответ ласковый голос. - я всё вижу. Девочка может передвигаться сама? - Катя кивнула. Настоятельница подошла к ней. - Как тебя зовут, дитя моё?

- Екатерина...

Из глаз Кати вдруг полились слёзы, когда белая, словно бестелесная рука коснулась её темени.

- А это ничего, что я - мальчик - побуду в вашем монастыре? - тут же "нарисовался" Юрка.

- Дом Божий открыт для всех, кто нуждается в Господе, - последовал ответ и рука перекочевала на его макушку. - Ты кто?

- Раб Божий Юрий! - гордо представился мальчишка, глядя на монашенку своими библейскими глазами.

- Да? А не отрок? - улыбнулась настоятельница.

Потом она повернулась к Алексею:

- Вы кто им будете?

Алексей вдруг стушевался, как вчера в Москве перед Евгенией Осиповной.

- Я...

- Это наш опекун, - нежданно вступила в разговор Катя. - Он маме помогает... И дядя Саша тоже...

- А как нам вас называть? - Юрка явно чувствовал себя здесь - в своей тарелке.

- Называть меня можешь: мать Варвара, или просто матушка. А вот это сестра Аглаида, - она указала на "тень", безмолвно стоящую у двери. Сестра, готова ли кровать для Екатерины? - Она снова положила руку на голову Кати. - Ты будешь жить в одной келье с сестрой Аглаидой. У нас тут народу немного, так что, когда окрепнешь, мы тебя устроим в отдельную комнату. Как захочешь, - добавила мать Варвара, видя испуг, заметавшийся в глазах девочки. - Болящим можно не поститься, так что, если будет нужда исповедаться, - милости прошу.

Анна спросила, как же быть с Юркой, где его поселят?

- У Александра тут мастерская. Так что раб Божий Юрий ночевать будет там, а днём - и трапезничать и помогать по хозяйству - вместе с нашими сёстрами. Будет хорошо трудиться во славу Господа - может даже и заработает.

- А есть у вас иконописные мастерские? - Юрке не терпелось всё узнать.

Мать Варвара кивнула:

- Завтра сам всё увидишь. А теперь - пора спать. Встаем мы с петухами. Сестра Аглаида, покажите Екатерине вашу келью.

На умоляющий взгляд Анны повелительным кивком подозвала её, сказала, что она может проводить дочь. Потом спросила, за кого должна будет молиться, пока та не вернётся со всеми детьми. Повторив имена рабов божьих Анны, Алексея, Павла, отроков Петра и Марии, она отпустила Аню посмотреть, как устроится Катя. А Саша через двор повел Юрку в свою мастерскую возле трапезных палат, где, припозднившись, иногда работал всю ночь.

Алексей остался ждать их у настоятельницы.

- Ну, что, Алексей - как вас по батюшке? - заговорила она, не спуская с него глаз.

- Анатольевич...

- Много ли пролили крови на белом свете?

Сам не зная зачем, Алексей стал ей отвечать. Говорить оказалось безумно трудно: он через силу останавливал закипавший внутри гнев и слёзы.

- В Афгане... Афганистане, - поправился он, - на моей совести есть... Хотя - если бы не мы их - они бы нас...

- Говорите только о себе, если сможете, - попросила мать Варвара. - И не будем сейчас об Афганистане: Божий промысел не всем дано понять. Что у вас здесь? Сейчас?..

Алексей подумал-подумал и ответил так:

- Человечьей - ни одной капли! Если только когда царапины да ушибы смазывал. А те, по чьему оговору, Анна безвинно пять лет отсидела за смерть собственного мужа, кто детей у неё отнял, - он поднял страшные пустые глаза на матушку, - кто хочет из живых мальчишек сделать консервированных, кто девочку мог... - Алексей задохнулся от нахлынувших картин-видений прошлой ночи.

Настоятельница остановила его речь одним движением руки, села за свой стол, взяла четки.

- Алексей Анатольевич, что делать, если вы не вернётесь? Кто у детей есть, кроме вас и Анны?

- Только мой сын, Андрей, но он ровесник Павла. Чуть старше...

- Получается, что и ему грозит остаться без отца. - Спокойно констатировала мать Варвара. - А его мать?..

- Матери у него уже давно нет. Погибла, - односложно пояснил Алексей. - До тюрьмы - Анна была ему больше матерью, чем тёткой... Вот, долги теперь отдаю!

Она отошла к иконам, преклонила колени, начала молиться. Слов не было слышно, но Алексею казалось, что она говорила:

"Да пошлёт им Бог удачу! Да не допустит он гибели невинных. Господь Милосердный, раскрой на них глаза, пусть их минует гибель, пускай и они понапрасну не ошибутся..."

Матушка перекрестилась, поднялась на ноги, обернулась к Алексею:

- Где сейчас ваш мальчик?

Она карандашом пометила у себя в перекидном православном календаре день приезда Андрея и сказала Алексею на прощанье:

- Если до этого времени не будет от вас вестей, кто-нибудь из сестер его встретит.

- Саша Трегубов может, - задумчиво сказал Алексей, - мы не возьмём его с собой, хотя он настаивает. С него хватит и вчерашнего...

Настоятельница добавила:

- У нас здесь в нескольких километрах по ту сторону реки - мужской монастырь, у них связей побольше, могут и учиться пристроить... Даст Бог, не придётся...

Алексей благодарно низко склонил голову, когда она его перекрестила, потом в неожиданном для самого порыве припал к руке матушки Варвары. Заслышав, что по коридору гулко приближаются знакомые шаги, быстро вытер непрошеные слёзы и с улыбкой встретил зарёванную Анну:

- Слышишь, раба Божия, а ведь Катерина твоя вполне может быть подружкой невесты.

Мать Варвара посмотрела на него с укоризненной улыбкой, но подтвердила:

- И отпеваем, и крестим, и венчаем! Все основные события жизни бренного тела у нас - как на ладони. Не горюйте, Анна! Позаботимся о Екатерине. Вон, раб Божий Юрий - он уже точно не пропадёт! У нас целый день ребятня бегает: то экскурсии, то местные. А вы главное - себя сберегите.

- Нет, - покачала Анна головой. - Главное нас ждёт теперь в Рязани! Спасибо вам, матушка!

- Бога благодарите! Всё в его власти. Только Он ведает, что творит!..

Распрощавшись с благословившей их настоятельницей и пообещав, что завтра обязательно зайдут проведать детей, Анна с Алексеем вышли на монастырское подворье. Трегубов с Юркой уже давно торчали у приоткрытых ворот.

Они так же втихую вывезли машину на шоссе...

И вдруг, пока скульптор показывал Юрке, как запереть ворота изнутри, Анна увидела, что из ворот дома отдыха вырулила знакомая BMV и помчалась по направлению к Рязани.

- Лёш, Лёшка, смотри! - указала она на удаляющийся автомобиль Пышки, но он и без того уже всё понял:

- Прыгай в машину, быстро! Сашке - ни звука!

Они бросили удивленного Трегубова на дороге, крикнув, что едут купаться, и, пока Юрка с таинственной миной объяснял, что, наверное, мама с дядей Лёшей наконец-то перестали ссориться на каждом шагу, - вышеозначенных мамы с дядей Лёшей и след простыл...

Часть вторая

"То, что производит жалкое впечатление... Замызганный экипаж, который в летний полдень еле тянет тощий бык."

Сэй-Сёнагон "Записки у изголовья"

8.

"То, что внушает опасения... Щедрый на посулы человек, когда он, делая вид, что готов услужить вам, берется за какое-нибудь очень важное поручение."

Сэй-Сёнагон "Записки у изголовья"

Марья Павловна злилась на себя, на бедную Маринку, на целый мир и на неизвестно откуда взявшуюся "ниву", загородившую ей обзор шоссе. Сколько она не сигналила фарами, треклятый советский джип дорогу не уступал. Приходилось держаться у него на хвосте, чтобы при первом удобном случае пойти на обгон.

Тётя Люся мчалась, как оголтелая, сама толком не соображая, куда летит. То, что она так прокололась с "отдыхающей" беспокоило её сильнее всего. Она не могла понять, с какой целью к ней была приставлена эта баба с ребенком (а то, что это была явная подстава, она не сомневалась: иначе зачем бы той было плести в первый вечер о своей несчастной женской доле?).

Когда Пышка не понимала, что ей следует делать, - она немедленно впадала в панику. Она была исполнительна, инициативна (в рамках порученных ей обязанностей), но ей всегда требовалась жесткая начальственная рука, некий "голос свыше". Без руководящих указаний она терялась. В детстве таким "голосом" была для неё классная руководительница московской школы, в которой училась активистка-общественница Людочка Сорокина; когда ей исполнилось пятнадцать руководить ею стал великовозрастный десятиклассник Весков (ему было то ли девятнадцать, а может уже и к двадцати: издержки обязательного наличия аттестата "половой зрелости"). Он научил её всему, что так долго потом кормило в жизни и дало фигуристой комсомолке массу ценных знакомств среди городских партийных властей. С учебой, правда, не клеилось... Но к чему ей была нужна эта головная боль?! Она и без дипломов имела всё, что могли пожелать её куцые невидимые мозговые полушария (в отличие от вполне зримых, которые всегда можно было пощупать).

Потом, руководители перевели её на новый ответственный участок работы: обслуживать отдыхающих (иногда - высокопоставленных отдыхающих) и по мере необходимости собирать на них компромат.

Когда она в силу неумолимости возраста перестала отвечать половым потребностям нуждающихся ответственных руководителей, её сделали экономкой, наблюдающей за порядком в подпольном доме "культурного отдыха", по совместительству - студии полудетских полуюношеских порнофильмов. На месте вполне ещё крепкой избы, потерявшей престарелых хозяев, недалеко от ставшего теперь родным пансионата бывшей москвичке за счет спонсоров был выстроен тот самый дворец, которого она теперь лишилась.

Мышиное сердечко, которое, может, и трепетало когда-то от любви к насильнику Вескову (вот бы кто быстро справился с упрямой Арбузовской девкой), с тех пор лишь изредка встряхивали пароксизмы страха, когда её зачем-нибудь вызывали "на ковёр".

Начальство, хоть и поменяло ориентиры, хоть и подросло, взбираясь на ходулях по должностным ступенькам, но неизменно играло для неё свою руководящую и направляющую роль. По отношению к ней шефы пока что всегда были милостивы: за Пышкой не числилось особых провинностей.

Но она прекрасно знала, как они умели карать! Зачем и куда она, дура, едет?! Чего хорошего может ждать от руководства?..

Вспоминая недовольный тенор, выспрашивающий её по телефону, что она успела сказать ментам, Пышка обмерла: ведь она - связующее звено между "очагом культуры" и шефом - деятелем этой самой культуры. Пока очаг приносил ему дивиденды и пока о нём никто из местных не знал, она была в фаворе. Но, как только искорёженную, хотя вполне опознаваемую аппаратуру вместе с четырьмя трупами и их оружием вывернуло наизнанку, сама Пышка стала угрозой безопасности шефа - выпускника операторского факультета ВГИКа, высокопрофессионального фотографа, обладающего потрясающими связями, благодаря чему пока что ему всё сходило с рук...

Он мог открыть в столице казино, мог позволить себе частную порно-студию на природе, обеспечив работой девчонок и парней - мотыльков, стремившихся к звездам. Мог выстроить в провинции подпольную клинику для её старого школьного приятеля Грека, непризнанного светила медицины, однажды вернувшего ему жизнь. Но зато потом полностью подчинить "светило" себе и заставить, наряду со вполне официальными исследованиями, заниматься нелегальным сбором базы человеческих органов (впрочем, надо отдать шефу должное - не безвозмездно)...

Кто стоял над ним - неизвестно... Однако, Пышка догадывалась, что не чиновники, обладающие властью, руководили им, а как раз наоборот... Недаром же подслушивающие и подсматривающие устройства были повсюду натыканы в тигровые стены!

И вот теперь ей предстояло отчитаться перед этим "начальством"...

Она затряслась, руки выпустили руль, машина стала елозить по дороге, вылетела на встречную полосу и чуть не столкнулась с бодро бегущей "ладой" с рязанскими номерами.

Страх мобилизовал её куриные мыслишки. Тётя Люся быстро взяла себя в руки, стала соображать: машина из Рязани, в такое время? Уж не за ней ли? Сколько там было?.. Трое?.. Четверо?.. Какая разница! Всё равно достаточно, чтобы оторвать ей голову и выпустить кишки... Сейчас они доберутся до пансионата, выяснят, что её нет, поймут, кого встретили на шоссе и тогда...

Она автоматически крутанула руль вправо - на проселочную дорогу. В лес, в овраг, в поле, в болото, - куда угодно, только подальше от них!..

Не учла в панике Пышка, что её блестящий дорогостоящий красавец-автомобиль не рассчитан для езды по родным русским просторам. Он создал ей такое "море любви", какое ни в одном кино ни одной Марье Павловне и не снилось!..

...А капитан Луканенкова, между тем, да-алеко отстала на шоссе от двух машин, летящих нос - в хвост. Сначала она досадовала на светлую машину, отделившую её старенькую тележку от великолепного BMV. Сколько ни старалась, обгон "нивы" не удавался. Та шла за тачкой тёти Люси, словно примагниченная.

"Какого хрена?.. Живчики-сослуживчики её что ли опекают? - стала чуть позже недоумевать Марья Павловна. - Мне б такую подмогу со стороны Смыслова - я б его на руках носила!"

Расстояние между "москвичом" и "нивой" постепенно увеличивалось: вскоре они стали еле видны. "Не уходи, блин! Побудь со мною", - жала Марья Павловна на газ, сгорая от стыда за свой металлолом.

Бесполезно! Она безнадежно отстала. На какой-то миг ей показалось, что на шоссе сейчас произойдет столкновение: BMV вдруг вынырнул на встречную полосу и чуть не "забодал" бегущую "ладу". Но - вовремя ретировался и исчез вместе с озабоченной партнершей-"нивой", напоследок игриво подмигнувшей "москвичу" задними огнями...

Если бы сидящие в машине Рустама знали, что москвичонка, привязавшегося к ним ещё в поселке, ведёт капитан милиции Луканенкова, на которую пытались повесить явный "висяк" - труп в квартире Анны!..

Да, собственно, что бы это изменило? Им важно было настигнуть полуграмотную бандершу. И все силы они бросили на погоню.

- Лёшечка, миленький, не упусти эту суку! - умоляла Анна. - Поднажми! Давай, не отставай! Это же она Катьку мучила!

От нетерпения она так вцепилась в его правую руку, что у него посинели пальцы.

Алексей оскалился над рулём, как тигр над горлом жертвы.

- Ага, наблюдается явный прогресс: вот я уже и миленьким стал, сбивал он температуру с Анны, как с градусника, - а что ты мне говорила час назад: дикобраз, засранец, нахал и прочее!

- Конечно, нахал! Ты же сам сказал, что готов обольщать теперь всех толстозадых, вот и газуй. Догонишь её - будем вместе "обольщать" и в хвост, и в гриву! Пусть только попробует не сказать мне всё про мальчишек и Маню!

Тут Анна передала ему свой разговор с Катей - он аж зубами заскрипел:

- Дого-оним, куда она от нас денется!..

Минут пятнадцать они мчались в неразрывном тандеме с иномаркой. Вдали на встречной полосе показались фары какой-то машины... Вдруг BMV заюлил, завертелся, и чуть не столкнулся с приблизившейся "ладой".

- Что он бёдрами виляет, как педик? - Алексей, повторяя маневры пышкиной тачки, тоже едва не грохнул "ниву": Анна не давала возможности свободно маневрировать. - Руку отпусти, - дернулся афганец. - Это тебе не член!

Охотничий азарт и напряжение погони так заполнили всё её существо, что она даже не обиделась, лишь яростно выдохнула:

- Господи, какой же ты идиот!

- А ты - богохульница, если не сказать больше, - напружинившись, снова страшно оскалился Алексей, - лечить тебя будем! Та-ак, молодец, теперь направо... Кайф! Тут-то мы тебя и накроем.

Анна не сразу сообразила, что он комментирует путь, который выбрал автомобиль Пышки. До неё это дошло, когда они запрыгали по кочкам и буеракам проселочной дороги, а матерящийся зять уже криком повторял в третий раз: - Кретинка, тупоголовая, дура, бестолочь! Прыгай назад, я кому говорю?!.

С перепугу она сиганула на заднее сиденье, перекувырнувшись через спинку и застряв на полпути. "Нива" Рустама слева обогнула увязший по брюхо в родной российской грязи BMV, и стала впритирку правым бортом. Только что там сидела Анна, занеси машину чуть больше - что бы от неё осталось...

"Нива" окончательно перекрыла "иностранцу" возможность двигаться дальше...

Алексей, утихомирив дыхание, развернулся к барахтавшейся вверх ногами свояченице, хлопнул по мягкому месту:

- Эй, Арбузова, ты что там, пылинки собираешь? - Она только чертыхалась, соображая, как выбраться. Он схватил её за ноги и вытянул обратно. - Пошли, не время сейчас демонстрировать мне свои прелести! оглянулся на заднее стекло. - Она, небось, уже полные штаны наложила.

Почти одновременно они схватились за дверцы, но Алексей передумал и велел Анне подождать в машине. Затем он поднял крышку багажника. Анна услышала, как расстегнулась молния сумки, раздалось лязганье металла о металл и молния была снова застёгнута.

Она внимательно наблюдала за его манипуляциями, но в темноте было плохо видно, фары освещали лишь какие-то кусты. В салоне свет не горел. Потихоньку Анна всё-таки выбралась, оставив машину открытой, подошла к вражескому средству передвижения, игнорируя предостерегающий жест опекуна.

Алексей подергал ручку - дверца оказалась запертой изнутри, проверил остальные, которые тоже оказались заблокированными, через стекло осветил фонариком перекошенную физиономию Пышки:

- Хороша! Как твоё мнение, дорогая, на что нам употребить эту оболочку, когда мы пустим её в расход?..

- Я думаю, - громко включилась в обсуждение "проблемы" непослушная родственница, нагибаясь к самому стеклу, - что мы сдерём с неё шкуру и набьем соломой.

- Ты права, - подхватил Алексей. - Набьем соломой и выставим в центре этого замечательного места. Чтобы всем ублюдкам издалека видно было!

- А ещё лучше, - "размечталась" Анна, подыскивая, чем бы высадить окно, - развести небольшой костерчик, насадить эту пышечку на кол, подкоптить слегка... а потом бросить бедным бездомным кошечкам и собачкам: хоть какая-то польза...

Её мечты были прерваны неожиданно подгрёбшей к ним издалека, уже знакомой железной старой калошей.

- Пикнешь, сука, - это будет твой последний писк! - пообещал Алексей.

Он терпеливо ждал, как поведет себя хозяин "москвича".

Что-то щелкнуло в его правой руке...

"Лада", благополучно избежавшая лобового столкновения с иномаркой, промчалась мимо надрывавшегося четырехколесного старичка-долгожителя. "Ах ты, паскудство какое!" - разорялась Марья Павловна, которую начальник решил удалить в отпуск - от греха подальше. Надо же так случиться: она оказалась в самой гуще событий, закрученных вокруг дела Арбузовой, и рисковала теперь выйти из игры в самый её разгар.

"Куда, бежишь, тропинка милая? - вопрошала Луканенкова, не видя впереди кроме пустого шоссе ничего... - Ну, Вовка, ну, муж дорогой, ответишь ты мне за то, что вовремя не заменил этот кусок дерьма чем-нибудь стоящим!"

Вдруг ей показалось, что она проехала развилку от основной дороги. Марья Павловна сдала назад и её наблюдение подтвердилось. Мало того, вдалеке этого еле заметного ответвления неподвижно горели чьи-то фары. Капитан, не раздумывая, пошла "в разведку".

Видимо, всё-таки там было ДТП, две машины стояли, прилипнув друг к другу, как собаки в случке. BMV упирался "ниве" в правое заднее бедро.

Осветив этот "акт", Марья Павловна увидела две фигуры: мужскую и женскую (не тётю Люсю), которые торчали возле иномарки. Самой кастелянши что-то видно не было...

- Может, помощь нужна? - закинула она вопросик наудачу.

- У вас троса, случайно, нет? - раздался в ответ мужской голос.

- Есть, конечно! Мне на моём драндулете без троса нельзя! - капитан нарочно тянула время, пытаясь понять, что это за парочка, которая так активно преследовала беглянку-продюсершу.

Алексей передал Анне фонарик:

- Подойди, возьми у неё трос и пусть проваливает!

- Лёш, а как он выглядит? - спросила начинающая "водила".

- Провод такой длинный. Бери, что даст, некогда мне тебе лекцию читать! - поторопил он её.

Анна, собравшись с духом, пошла к женщине, запасшись приветливой улыбкой:

- Просто не знаю, что бы мы без вас делали! Где он у вас?

Что-то в облике подошедшей женщины показалось Марье Павловне знакомым.

Луканенкова продолжала тянуть время.

- Пострадал кто-нибудь?

- Нет, просто завязли слегка, а так - ни одной царапины, к счастью! Вы дайте нам трос, а мы уж дальше сами...

Марья Павловна, недоумевая, с какого боку им понадобился трос и что они с ним будут делать (завхозихе, что ли, на шею накидывать?), полезла в багажник. Анна встала рядом.

"Не удосужилась вовремя сактировать и передать на хранение - таскай теперь с собой!" - Чтобы добраться до свернутого в кольцо троса капитану пришлось приподнять кое-как сложенные там картины.

- Ой, что это у вас, вы художница? - любопытство "ожидавшей помощи" женщины было неподдельным.

- Да нет, это не мои! - постеснялась присвоить себе авторство Луканенкова. - Должна художнику вернуть, но его самого - как корова языком слизала!..

- А можно посмотреть?..

- Да, но не отходя от машины: я за них отвечаю!

Фонарный круг желтым блином осветил часть лежащего вверх ногами холста...

Анна вдруг позабыла, зачем тут стоит, развернулась и бегом бросилась к мужчине:

- Лёшка! Там твои картины! Они оказывается не сгорели! Пойди, сам убедись...

"То, от чего становится неловко... Попросишь слугу доложить о твоем приезде, а к тебе из глубины дома выходит кто-то другой, вообразив, что пришли именно к нему. И совсем конфузно, если у тебя в руках подарок."

Марья Павловна увидела, что мужчина приближается огромными семимильными шагами. Женщина кричала ему вслед:

- Лёша, не надо! Она так их отдаст! Она сама тебя искала!..

- Замолкни, жалельщица! - рявкнул через плечо Алексей. - Сам разберусь! За той стервой лучше следи!

Он подошел к багажнику "москвича" и пистолетом (теперь капитан разглядела у него оружие) велел ей поднять крышку.

Переставшей удивляться Марье Павловне такой оборот дела показался даже забавным:

- Арин, что ли, Алексей Анатольевич? - фыркнула она, стараясь не замечать металлического предмета в его руке.

Он круто развернулся к ней лицом:

- Собственной персоной! С кем имею честь?

- Собственной персоной капитан милиции Луканенкова! - отчеканила она. - На отдыхе! Была бы при исполнении, храбрый ты мой, давно бы уже землю целовал с дыркой в ноге. Это у тебя что, - она указала на пистолет, - кисть или палитра?

- Поллитра! - гаркнул художник. - Показывай!

Марья Павловна снова распахнула перед ним багажник.

- На, любуйся. Награда нашла героя!

Ей было удивительно, с маской какого холодного равнодушия он разглядывает повреждения на холстах.

- Здесь не все...

- Чем богаты... - пожала она плечами. - И так я вот уж двое суток ношусь с ними, оплакивая автора.

Алексей прищурил глаза:

- Ты же говорила, что на отдыхе?..

- Отдохнёшь тут в вашей Солотче, как же... - Она вздохнула. - Пушку-то спрячь, не игрушечные ведь ни она, ни я. Да Анну зови. Поговорим... Юрка у неё - забавный пацан, быстро с моей Маринкой общий язык нашел.

Челюсть у Алексея отвисла, а он-то думал, что его уж точно теперь ничем нельзя удивить!..

Марья Павловна закрепила успех:

- Тётю Люсю-то зачем обездолили?.. Сейчас я её тачку прижму, чтобы не рыпалась!

Она с молчаливого согласия ничего не понимающего Алексея, но под надзором "всевидящего ока" пистолета села за руль и, демонстративно не захлопывая левую переднюю дверь, аккуратно уперлась в задний бампер BMV. Потом вышла, вынула ключи зажигания и протянула их Анне:

- Будем знакомы! Луканенкова Марья Павловна - наследница следователя Колоскова Николая Васильевича. Теперь уже, правда, покойного.

Анна отшатнулась от неё, кинулась к Алексею, спрятала лицо у него на груди:

- Лёш, спаси меня, мы же ещё не всех вытащили! Я не хочу снова в тюрьму!..

Он мягко отстранил Анну.

- Не паникуй, Анюта, Пышку упустим. Их двое и нас двое.

- Пока вы будете ворковать, голубки, вы её действительно упустите! раздался язвительный резкий окрик Марьи Павловны.

Она спокойно прищемила дверцей выползающую из заблокированной тачки кастеляншу.

Анна как с цепи сорвалась и бросилась на эту дверцу всем телом.

- Падла! Сволочь! Сука белесая! Ты мне за Катьку ответишь! - рычала она. - Лешка, забери меня, я убью её, а она нам нужна живая! - вопила, теряя последние остатки разума...

Алексей растерялся. Он ещё не видел Анну в таком состоянии: мимо его глаз прошло то, как она душила бывшую подружку Бориса, и как воевала за дочь в подвале у Пышки. Он помнил только тумаки, которыми она наградила его по дороге в Солотчу, и предостережение Евгении Осиповны: "Присматривайте за ней, девочка - на пределе!"

Как ни странно, помощь снова пришла от капитана Луканенковой:

- Арбузова! - раздался её грозный окрик. - Номер камеры!

Несчастная Анька затравленно посмотрела на неё и, опустив голову, сжавшись, как от удара, пробормотала:

- Не помню...

Марья Павловна обняла её, ещё раз пришибла каменным бедром торчавшую в двери, но уже обмякшую Пышку, и улыбнулась:

- Вот и хорошо, что не помнишь. А скоро и навсегда забудешь... Алексей, чего стоишь столбом, помоги!

Он подхватил свояченицу под руки, опустил прямо на землю.

- Что ж ты делаешь, изверг! - возмутилась Луканенкова. - Она же придатки застудит, балда! Есть что-нибудь подстелить?

- Там, в машине, - он кивнул в сторону "нивы".

Марья Павловна залезла в незапертый багажник и крикнула, чуть погодя:

- Это в сумке с арсеналом, что ли?

Алексей только крякнул, досадуя на свою тупость:

- Ну, давай быстрее, раз нашла!

- Не запрягал! - одернула его милиционерша, выныривая из машины с армейским одеялом. Оно пришлось как нельзя более кстати: Анну трясло такой мелкой дрожью, что зуб на зуб как раз попадал - и очень громко!

- Эх, ей бы сейчас глотнуть чего-нибудь...

- Удивляюсь я на мужиков: как выпить - это они первые, а чтобы заранее позаботиться - всё на нас рассчитывают, - вздохнула Марья Павловна и полезла под сиденье "москвича", пока художник закутывал побледневшую, спавшую с лица Анну в тёплую колючую шерсть. - Уж не обессудь: посуду не припасла! Ваше счастье, что хоть водку сегодня успела купить. Видишь, местная, "Сергей Есенин" называется!

Капитан Луканенкова чертыхнулась, открыла бутылку и, поддерживая голову Анны, влила ей в рот несколько хороших бульканий. Та, естественно, закашлялась, начала отфыркиваться, как щенок, попавший в воду, потом порозовела, открыла глаза...

- Плохо твоё дело, подруженька! - констатировала Марья Павловна.

- Чем это моё дело плохо стало? - слабо возразила Анна. - Я своё отсидела, теперь надо как-то жить.

- Чтобы хоть как-то дальше жить, надо сначала отлежаться!

Анна замотала головой:

- Просто у меня аллергия на сволочей... - Она всё ещё тяжело дышала, потому говорила через паузу. - Слушай, чего привязалась?.. Хочешь показать, какая добренькая?.. Видала я таких добреньких...

Марья Павловна усмехнулась:

- Ну, всё сказала? - она повернулась к Алексею: - Ты такой запасливый, может, там браслеты найдутся?..

- Найдутся.

Он попытался бережно прислонить к темной, почти черной полированной стенке машины Анну, но она всё время заваливалась на бок.

- Не дёргай ты её, - остановила его Луканенкова, - я уже свои нашла.

Как великий маг и волшебник, она достала откуда-то из сарафана наручники, покрутила их на одном пальце, подошла к ошалевшей от страха Пышке, велела перебраться назад.

- Поза новая: может, слегка непривычно, но достаточно сексуально, громко объявила капитан и пристегнула её правое запястье к левой дверце.

Дебелую руку, с трудом преодолевшую равнины и взгорья холмистого торса жутко резал браслет. Кастелянше пришлось поджать под себя левую ногу и перевернуться лицом к окну, чтобы ослабить натяжение.

- Ну вот. А теперь послушайте меня... - Луканенкова заговорила с выражением благородного негодования на челе. - Это - моя благодетельница! Вчера в неурочный час поселила она меня в шикарный номер с бассейном. (Бедная Маринка, как она там без воды? Одна надежда - нижние соседи, на которых, наверное, уже сыплется штукатурка.) Так вот, запомните: я её в обиду не дам! Да, тётя Люся? - та судорожно закивала головой, как норовистая лошадь. - Правильно, не дам! Она женщина в возрасте, положительная, не раз премирована почетными грамотами (я правильно говорю, тёть Люсь? - "лошадиный аттракцион" продолжался). Она ведь понимает, что сейчас лучше всего - рассказать Марье Павловне всё, что ей известно. Верно, тётя Люся? Ведь она человек подневольный! Ей велели: работай в пансионате, - пожалуйста! Назначили директором киностудии, - как скажете. В министры выберут - и там справится. Да вы - что, обижать тётю Люсю?! Такие люди - на вес золота! Да ведь она открывала новые перспективы начинающим дарованиям!

В этом месте монолога капитан одним движением бровей осадила "возникшую" было Анну. Алексей крепко прижал к себе голову свояченицы, якобы невзначай заткнув ей уши. Убедившись, что речь её не служит раздражителем для Анны, Марья Павловна направила теперь весь свой пафос в сторону Пышки:

- Разве ж она не кормила, не поила неблагодарную девчонку?! Разве она не хотела, чтобы та из обыденной серой жизни вошла в яркий, полный цветов и поклонников, мир кино?.. - Тут капитан Луканенкова сменила тон и запела: А теперь говори, сладенькая, кто тебе девочку привёз, что сказал, где её братья, где сестра?.. Всё говори! А то ведь я уеду дочку от наводнения спасать, а ты тут с ними останешься... Ты хочешь с ней вот, - капитан указала на Анну, - вдвоём остаться? - перманентная голова теперь судорожно сбрасывала лошадиную узду. - А ведь придётся, если быстренько язык не найдёшь! Я долго ждать не могу: моя Маринка - тоже очень хороший человек, хоть пока и не завхоз!..

Разомкнув пересохшие губы, Пышка пролепетала:

- Всё-всё скажу... Только выпить дайте... Хоть глоточек!..

Присосавшись к бутылке, как изголодавшееся дитя к груди, Пышка по-мужицки вливала в себя водку. Выпив, громко срыгнула, привалилась к открытому окну своими пережженными кудельками, заголосила, как над покойником:

- Ой, бедные, несчастные деточки-и... Ох и горькая их ждет судьбинушка-а... Ой, на кого ж их отец с матерью покинули и... покинули-оставили-и... Ой не видеть им света белого-о...

Марья Павловна проверила, сколько осталось водки в бутылке, завинтила крышку, продемонстрировала Алексею (симулирует опьянение!). Он понимающе кивнул и повернулся к Анне.

Хмель ударил свояченице в голову, поэтому она перестала контролировать свою манеру общения с зятем: на протяжении монолога Марьи Павловны она горячо и неадекватно реагировала на его поддержку. Он, в принципе, был доволен.

- Ну, как, Анюта, ты ещё в состоянии держаться на ногах?

Она кивнула, процитировав вслух любимую Сэй-Сёнагон слегка заплетающимся языком:

- "Бамбуковая флейта-хитирики утомляет слух. Она пронзительно верещит, словно кузнечик осенью. Не слишком приятно, когда на ней играют вблизи от тебя, а уж если плохо играют, это невыносимо." Действуй, дорогой! Удави тварь!

- Сейчас, - рассмеялся Алексей, - сейчас я выключу эту программу! Мне тоже не нравится концерт!

- С бабой я как-нибудь сама, - остановила его Луканенкова. - Терпеть не могу самодеятельность, тем более, что сегодня мы с дочерью тети Люсину программу уже слышали...

Она подошла к Пышке, в упор просверлила её заюлившие глазки и пообещала:

- Другого шанса у тебя не будет! Выбирай: либо сейчас же выкладываешь, где её чада, и я скрываю тебя от твоего начальства, либо...

- В Рязани, в городе они... Во всяком случае, вчера были еще, заговорила Пышка, поняв, что не отвертеться...

- Кто такой Грек? - Алексей начал допрос по всем правилам.

Сбиваясь с мысли, запинаясь и увиливая от прямых ответов, Пышка рассказала, что есть один частнопрактикующий врач, хирург по профессии Греков Сергей Александрович (его наши иногда ещё Асклепием называют). Спонсируют деятельность его не совсем... легальной... частной клиники - те же люди, что вкладывали деньги в студию. Доверенным лицом и правой рукой у него служит заведующий паразитологическим отделом инфекционки.

Хирургическая клиника только строится - готовы лишь операционная в подвале, две-три палаты, лаборатория да зал заседаний - однако, всё это уже функционирует.

Самого Грека сейчас в Рязани нет: он уехал в Москву по своим коммерческо-служебным делам. Поэтому, его заместитель взял на себя заботу о детях.

Сначала все четверо прошли обследование в больнице, Катя и младшая девочка оказались по медицинским показателям "забракованы" Греком (кажется, год назад они переболели желтухой), а мальчики пока содержатся у его помощника.

Пышка добавила, что, в связи с событиями на её вилле (она так и сказала: "вилле"), заведующий наверняка завтра утром вообще в отпуск уедет! Давно собирался, тем более, что работы у него в последнее время было немного.

Она вздохнула и обиженно поджала губки:

- Ни разу меня с собой не взял, а мы ведь не первый год знакомы! Хотите, я вам его домашний адрес дам? Вот у него уж вилла настоящая!

Марья Павловна быстро запомнила названье улицы и номер дома (Беломорская, два), Алексей выслушал объяснение, как туда доехать, и они отошли к "ниве" посовещаться.

Анна, пока ещё нетвердо стоящая на ногах, вдруг плюхнулась на колени и голова её оказалась прямо на уровне глаз Пышки:

- А где моя Маруся? Ты, людоедка, где моя Манечка?

На Анну, похоже, снова "накатило": сгибом левого локтя она прижала белокурую прическу к окну так, что край стекла надавил на шею бандерши, а двумя пальцами правой руки норовила попасть в быстро мигающие куриные глазки. Спасло хозяйку наволочек только то, что прикована была она лишь частично и могла отмахиваться свободной рукой, а также - то, что мгновенно среагировали Алексей с Луканенковой...

- Не знаю я, где ваша Маша! Вот те крест! - божилась прошедшая и крым и рым проститутка-пенсионерка по выслуге лет. - Увезли её. Несколько дней, как увезли. У Асклепия спросите!

Анна поднялась с колен, высвободилась из караулящих каждое её движение Алексеевых рук. Отряхнулась.

- Спросим ещё... Ну, поехали, что ли? Эту - лучше не брать, а то ведь прибью или придушу по дороге. За неё, правда, много не дадут, но всё равно - неохота больше... - Она обратилась к Марье Павловне: - Эй, ты, добренькая, как, говоришь, тебя зовут?

Луканенкова подошла к ней близко и сказала что-то на ухо. Глаза у полупьяной женщины наполнились счастливыми слезами:

- Так тебя мне Бог послал! Слушай, Машка, объясни своей благотед... благолед... блягодатнице, что мы её отпускаем... Пусть сидит в своей тачке - свободная как птичка для полёта...

Язык у неё заплёлся окончательно и она полезла в "ниву", тихо бормоча себе под нос: "Человек даже не особенно блестящего положения и не самого высокого рода все равно не пойдет пешком в сопровождении многих слуг, а поедет в парадном экипаже, правда, уже немного потрепанном в дороге."

Марья Павловна подошла к открытому окну пышкиного BMV, в котором та всё ещё размазывала тушь по щекам. Предупредила, что проверит лично, правду ли рассказала им тётя Люся. Лошадку снова взнуздали. Она засуетилась, насколько позволял наручник, стала возражать, что так они не договаривались, она выложила, что знала - вплоть до адреса близкого друга!

Для верности она даже дала московский телефон владельца клиники и порностудии.

- Ну, если всё подтвердится, - заверила капитан, запомнив номер, тогда и я сдержу слово. У меня тоже есть достаточно близкие друзья, которые обеспечат тебе своими личными связями другое имя. А уж тихую непыльную работенку с проживанием поищешь потом сама...

Пока она рисовала бывшей подпольной киношнице перспективы новой жизни, Алексей согнал Анну с переднего кресла на заднее. Она взобралась на сиденье с ногами, разулась, потянула носом воздух и поморщилась:

- Нет здесь поблизости какого-нибудь лягушатника?

- Чистые носки в пакете с юбилейной картинкой, - напомнил ей зять, усмехаясь: пьяная Анька была ужасно забавной, как ребёнок, строящий из себя взрослого. Но для порядка он всё же сказал: - Уймись, наконец, смотреть на тебя стыдно! Вот подарочек достался...

Анну это задело:

- Я вас не просила... Нечего было спаивать!

Натянув новую пару носок, она свернулась клубком, подложила под голову пакет и очень скоро сонно засопела.

Луканенкова подошла к "ниве", заглянула, удовлетворённо отметила:

- То, что надо! Пусть хоть с часик поспит!

- Ей давно это надо, - возразил Алексей, - за последние четверо суток она дай Бог восемь часов проспала.

- Что так? Некогда было?..

- Не стройте из себя всезнайку, мадам! - раздраженный намёком, прозвучавшим в голосе Марьи Павловны, Алексей подобрал с земли брошенное одеяло и прикрыл им Анну. - Если бы на вашу долю досталась хоть одна пятая всего, что пережила она, и ваш муж лишился бы не жизни, а всего-навсего ноги, руки, головы или иной части тела, да отсидели бы не пять, - один годик, прекрасно зная, что членовредительство причинили ему не вы, а вернувшись из мест "не столь отдаленных", обнаружили, что ваш ребёнок, ваша - как вы сказали, Маринка? - бесследно пропал, то есть пропала, а вы всё время заключения мечтали о встрече с ней, и вместо этого получаете свидание с любовницей благоверного, которая не скрывает, что именно благодаря ей он лишился своей любимой части тела: обещался подарить ребёнка, и - не смог, поэтому его должок лежит на ваших хрупких плечах, не вернёте - заплатите дочерью, так что о Марине забудьте!.. Ну?

- Прекрасный и очень полный доклад! - поаплодировала капитан. - Я вот только не до конца поняла, какого ребёнка обещался сделать Борис - и не сделал, и почему за это теперь должна ответить Анна?

- Мы и сами это не до конца поняли. Там всё завязано на последней археологической экспедиции Бориса. Договор какой-то он не выполнил, или документы не вернул, за это его и прирезали... Почти на её глазах. Выйдя на волю, она каждый раз просыпается, чуть не утонув во сне в его крови. А уж то, что мы обнаружили в резиденции вашей тёти Люси, и в каком состоянии мать нашла Катю!..

Алексей пошарил по карманам, сигарет не нашел и Марья Павловна предложила ему пачку "Marlboro".

В ней "заработал" следователь:

- А почему ты так уверен, что насчет Бориса она сказала тебе правду?

- Я слышал это признание из уст самой Алёны (если вы видели материалы дела, - должны её помнить) буквально за несколько минут до того, как из-за них пришлось подпалить мой собственный дом... - Алексей глубоко затянулся и покосился в сторону "москвича". - За картины - спасибо! Или это надо оформлять как-то официально? Тогда я - пас: пока всех племянников не разыщу, официально не объявлюсь!

Следователь тоже выпустила дым:

- А что она для тебя? Уж больно горячо ты защищал её во время следствия!

Алексей ответил коротко, но исчерпывающе:

- И она, и дети для меня - всё. - И добавил, пристально глядя Луканенковой в глаза: - Можешь не верить. Я сам, идиот, в это не мог поверить до недавних пор.

Марья Павловна предложила:

- Знаешь что, давай-ка, сядем рядком, да поговорим ладком. Только факты. И - без дураков! Сам понимаешь: свидетелей нет, поэтому можешь не бояться. Магнитофон в лифчике тоже на отдыхе при себе не ношу. Так что начинай, как в фильме: ты - мне, я - тебе...

* * *

Разговор окончился быстро, минут через пятнадцать. Марья Павловна поверила почти всему... Конечно, кое-что надо бы перепроверить (следуя заветам Ильича), но следовательское чутьё на сей раз говорило: всё правда! Она изложила Алексею свои скудные сведения и выводы, которые сделала за два неполных дня работы в отпуске, и добавила, с ненавистью глядя на хозяйку иномарки:

- Этой мрази бы не новый паспорт, а - пулю промеж глаз, сучка бесплодная! Ладно, пусть ночует здесь - там видно будет. Ну, что, адрес мы помним, если не соврала. По машинам!

- А стоит ли вам влезать, - спросил Алексей, - вы - представитель закона (если всё это можно назвать законом), хоть и на отдыхе.

- Да я и так уже влезла! Потом, у меня в резерве остался один старлей над делом корпеть, я обещала помогать!.. О! - сообразила капитан. - Я ему как раз из Рязани и звякну. Не хрен спать! - бессердечно решила она нарушить режим ничего не подозревавшего Смыслова, - пусть делом занимается!

- Вы езжайте вперёд, - дипломатично предложил Алексей, - а мы с Анной - за вами.

- Не доверяешь?.. В принципе - правильно! Ну, пойду, развернусь. - И развернувшись всем корпусом, предложила: - Слушай, давай - на "ты", всё равно ты мне уже трижды "тыкал".

Луканенкова пошла искать ключи зажигания от своего "москвича", которые должны были валяться где-то под окошком BMW кастелянши. Пока она шарила по земле фонариком, Пышка умоляла её отстегнуть наручник, уверяя, что всё равно ей бежать невозможно, так как автомобиль застрял "по самое некуда".

- Ничего, переночуешь и так, не барыня! - еле сдерживаясь, чтобы не придавить её по примеру Анны Арбузовой, гавкнула на неё Марья Павловна. Катя сколько у тебя провалялась?

- Так ведь девочка буянила, - ещё имела наглость оправдываться Пышка. - С ней трое человек справиться не могли!.. - Поймав металлический взгляд милиционерши, она заторопилась объясниться: - Но поверьте, что вреда ей... - ну, в том смысле, ну, вы меня понимаете... - не причинили: у неё как раз начались "критические дни". Половой акт в такое время - крайне негигиеничная вещь. Поэтому я (именно я!) настояла, чтобы подождали несколько дней, пока у неё это не закончится... Да и Кофр настаивал, чтоб мы пока не активизировались...

- Кофр - это владелец? - уточнила Марья Павловна у случайно обмолвившейся экономки.

Той ничего не оставалось, как признать.

"Кивает, сволочь! Голова скоро отвалится, столько кивать. А рассказала - с гулькин нос!" - капитан Луканенкова снова нахмурила брови, пытаясь выжать из кастелянши ещё хоть что-нибудь полезное:

- Это так называется: не активизировались?.. За что же девочку тогда избивали? Уж не хочешь ли ты сказать, что вы заставляли её...

- Нет, нет! Успокойтесь, прошу вас! Ничего такого... Просто есть определенная методика подготовки к съемкам, раскрепощающая новичков, чтобы режиссеру не приходилось терять времени. А она отказывалась, была очень перевозбуждена, кричала...

Луканенкова подобрала ключи, показала их уже в нетерпении сидящему за рулём Алексею и поспешила к своему верному железному другу, оставляя позади монотонное бормотание Пышки...

* * *

Добраться до Почтамта было делом двадцати пяти минут: Алексей прознал все пути-дороги, ведущие к пообносившемуся зданию, построенному в традициях сталинских времен, так как уже угробил возле него полдня. То же самое, видимо, ждало и капитана Луканенкову, только в позднее время: междугородная телефонная связь из-за вчерашней грозы находилась в состоянии неустойчивого равновесия.

Марья Павловна заказывала номер домашнего телефона Смыслова.

Пока её соединяли, пока она слушала "безответственные" длинные гудки и переносила заказ на час позже, - Алексей курил, облокотясь на машину, караулил сон Анны, пристально разглядывал и запоминал ночной город...

Ему нравилось, как лихо вписывается современная нахальная живая молодежная суета в Рязанский классицизм. На улицах - по которым должны были стучать копытами цугом запряженные четверки с экипажами - шныряли праздношатающиеся автомобили.

Несоответствие стилей, дисгармония "монстров" старинной архитектуры и современных лёгких торговых павильонов напоминали о том, сколь быстротечен человеческий срок и сколь бесконечно движение жизни.

Внезапно от философских размышлений Алексея оторвал детский голосок, который со всей серьёзностью предупреждал:

- Осторожно! Еду назад! Осторожно! Еду назад! Осторожно! Еду назад!..

Опекун стал беспокойно озираться, но никого не увидел. Лишь автомобиль, который задним ходом приблизился к нему вплотную: это оказалось очередным изобретением автолюбителей. Изумлённо проморгавшемуся небритому "дяде" ничего не оставалось, как завести машину и уступить дорогу "ребёнку" за рулём.

Чтобы ему не пришлось долго веселиться, подошел "гаишник". Он вежливо, по форме козырнул и объяснил водителю машины с московскими номерами, что в этом месте - не паркуются... Указав другое место для парковки, гаишник снова козырнул рязанскому гостю и отошел (но Алексей пережил несколько довольно неприятных минут).

Вскоре появилась раздосадованная Марья Павловна: треклятый Смыслов упорно не поднимал трубку.

- Одно из четырёх: или дрыхнет, как сурок, или телефон отключил!

- А может, он до сих пор бегает по служебным делам, или у парня бурная личная жизнь? - предположил на "второе" и на "третье" Алексей.

- У кого? - фыркнула Луканенкова. - Не смеши! Только время из-за него уходит!

Алексей предложил ей попробовать ещё раз, а сам решил, пока Анна спит, уточнить дорогу к дому Грека.

- И вот ещё что!.. - Алексей вспомнил свои ощущения при виде стража порядка. - Нельзя ли загрузить ваш...

- Твой, - поправила Марья Павловна.

- Да, твой москвич моей сумкой? - Алексей покосился в сторону гаишника.

- А что, уже интересовались?

- Пока только парковкой, но - кто его знает! Не хотелось бы уходить в нелегалы.

- Бедный мой старикан! - Хоть и ругала его частенько, но Марья Павловна любила своё средство спасения от давки в метро. - Тебе только лишних железочек не хватало!

Алексей вынул из багажника черную тяжелую сумку (пистолет у него остался задвинутым сзади под ремень), напружинив мускулы, перенёс её в почти пустой багажник "москвича". Картины Алексея они переложили в машину Рустама ещё там, "на большой дороге".

Марья Павловна снова решила попытать счастья и скрылась за дверями переговорного пункта.

Алексею захотелось ещё раз посмотреть, что именно уцелело. Там - в пригороде - было слишком темно. Он перекладывал в открытом багажнике холсты старой ветошью, рассматривал сгоревшие куски и обдумывал, что пропало безвозвратно, а что можно будет восстановить (но - стоит ли?).

- Лёш, это ты? - над сиденьем поднялась всклокоченная голова Анны.

- Проснулась, хулиганка? - Алексей не отрывал взгляда от одной, особенно пострадавшей работы.

- А можно мне поглядеть? - виновато спросила Анна, чувствуя себя ужасно.

- Ты лучше поспи ещё, - посоветовал он, по-прежнему занятый своими мыслями...

- Лёш, меня тошнит, - жалобно призналась она.

- Только, ради Бога - не в машине! - Он переложил холсты, помог ей выйти на тротуар и подвел к ближайшей урне. - Вот и хорошо. Теперь легче станет, мне подобное состояние знакомо, - и вдруг заругался: - Что ж ты кроссовки-то не надела, чумичка!

Тут только Анна заметила, что на ней нет обуви. Она искренне удивилась:

- А где они?

- Где, где. В Караганде! Не помнишь, как собиралась стриптиз устроить?..

Анна помотала головой из стороны в сторону, сморщилась и попросила:

- Не кричи! И без тебя башка трещит!

- Ладно, алкашка, жди меня, я скоро.

Зять побежал искать какой-нибудь открытый аптечный киоск.

9.

"Надо выбирать таких телохранителей, в добром поведении которых ты совершенно уверен."

Сэй-Сёнагон "Записки у изголовья"

Алексей вернулся быстро, откупорил банку с водой, распечатал какую-то таблетку и бросил её в жидкость. Там что-то бурно закипело. Дождавшись, пока микроизвержение затихнет и не слушая возражений, почти насильно заставил Анну проглотить приятный кисловатый напиток. Он потрогал её ступни, присев на корточки у раскрытой дверцы, и, убедившись, что они сухие, одел на свояченицу кроссовки. Наконец, сел рядом.

- Сейчас полегчает. Где же эта Марья Павловна?

- Как она тебе? - вяло поинтересовалась Анна, разглядывая пустую банку.

- Трудно сказать сразу. - задумался Алексей. - Мы с ней потолковали, когда ты уснула. Вроде, приличный человек, но стопроцентно голову под паровоз не положу. Хотя, с другой стороны, - чего ей лезть в это дело? Кстати, она сказала, что договаривалась о встрече с Колосковым, он же "случайно" был убит в бытовой ссоре.

- Подонок, мразь! Туда ему и дорога!

- Тс-с, тише! - жесткий палец лёг ей на губы. - Не заводись! И так понятно, что он тоже был подневольный, как Пышка. Да, связи у них, будь здоров!.. - Алексей обнял её и пригрозил: - Будешь возникать, опять напою!

- О-ой, не надо! - Анне было отвратительно своё состояние. - Неужели ты меня никогда раньше пьяной не видел? Мы же столько праздников отмечали вместе, всегда ведь пили.

- Закусывали, дорогая, обильно! А на пустой желудок, да ещё от такой дозы - слон упадёт! Что, опять?

Алексей растерянно оглянулся, не зная, чем ещё помочь. Он вспомнил, что в одном из пакетов, кажется, оставался лимон, достал его, надгрыз корку и протянул Анне кислую мякоть.

Свояченицу, видимо, больше всего беспокоил провал в памяти. Лизнув сочный плод, причмокивая и гримасничая от оскомины, она попыталась восстановить потерянное:

- А что, я очень плохо себя вела?

Он снова развеселился:

- Не комплексуй! Ты была бесподобна! И - весьма мила... Всегда бы так, только чтоб ещё перегаром не несло! - Он явно собирался закрепить предъявленные на неё права.

Анна отодвинулась.

- У меня скоро сформируется стойкий отрицательный рефлекс ко всякого рода ласкам... Давай, что там ещё случилось, пока я спала? И прекрати изыскания! У меня всё - на месте.

- Есть две новости и обе - от Пышки, - Алексей предпочитал, чтобы она злилась на него: она тогда не впадала в ярость, а просто дулась. - Одна так себе, вторая - нормальная, если этот пончик опять не соврал.

Анна мгновенно просекла:

- Адрес липовый?..

Алексей достал из заднего кармана брюк карту города:

- Только что купил, здесь такой улицы даже и в помине нет.

- Господи! - простонала Анна. - Какая же я дура! Ведь ты из-за меня не взял её с собой. Иначе она бы не отвертелась: показала дорогу прямо к дому! Как же теперь?..

- Анька, погоди горевать. У меня есть одна мысля.

- Говори скорей!

Он оценивал её состояние.

- Скажу, когда успокоишься!

Алексей взял её за руку, стал терпеливо объяснять сложность ситуации, которая возникла в связи с появлением на их ночном горизонте такой помощницы, как Марья Павловна.

Общительно-недоверчивая и очень решительная Марья Павловна вызывала у Алексея уважение и симпатию, в отличие от самого учреждения, где она работала. Когда он, взвешивая каждое слово, рассказал ей практически всё, он ничем особенно не рисковал: будь она к ним "приставлена" - её так и так уже ввели в курс дела те, кому надо. Но Алексей и под пыткой не указал бы нового убежища Кати и Юрки. А теперь он считал, что ни к чему обсуждать с ней то, что адрес липовый. Если она из противостоящего клана - пусть думает, что и он, и Анна верят в её искренность.

Надо как-то постараться избавиться от её "опеки". В любой момент (опять-таки, при условии, что эта "сочувствующая" - лишь глаза и уши бандитов) её присутствие может помешать Алексею с Анной в дальнейшем поиске детей.

- С другой стороны, если её действительно отодвинули от ведения дела и она теперь играет на нашей стороне, а это больше похоже на правду, Алексей не отрывал успокаивающего взгляда от лица свояченицы, - как ты думаешь, не должны ли мы использовать её отпуск нам на пользу? Отрываться от неё насовсем не имеет смысла.

Анна в задумчивости кусала губы. В ней теперь не было и намёка ни на злобную ярость, ни на пьяную истерию:

- Но ведь след оказался потерян. Что нам теперь делать? "Подъезжать" к ней на кривой козе? Или возвращаться к Пышке?

- Я предлагаю тебе пойти на переговорный и покараулить её, то есть занять светской беседой, - пояснил зять. - Мне за это время необходимо убедиться в правильности одной догадки.

- Какой?

Алексей досадливо отмахнулся: обязательно она должна быть в курсе всего!

- Если я прав, - он пересел на более привычное для себя место водителя, - мы с тобой скоро увидим хату Грека. Вон - Марья Павловна идёт. Не вздумай при ней... - он опустил стекло машины пониже. - Ну, что, дозвонилась?

Капитан только руками развела:

- Он как раз взял трубку и нас разъединили. Пообещали в течение часа...

- Надоело мне тут торчать бельмом в глазу. - Алексей повернул ключ в гнезде зажигания. - Анька! Хочешь, покажу тебе старую Рязань?

- С ума сошел? Меня мутит! Добро бы - ради дела, а просто так кататься - извини! Я - пас! - И пулей вылетела из машины...

Она настолько натурально сыграла своё благополучно уже завершившееся "нездоровье", что даже Алексей сначала поверил, а потом изумился: "Ай, да Анька! И ведь не один год её знаю!.. Интересно, сколько ещё сюрпризов она мне преподнесёт?.."

Марья Павловна и Анна сидели на переговорном пункте и ждали, когда восстановится связь с Москвой. Анна слушала её рассказ о встрече на пляже Юрки и Маринки.

- Маш, ты можешь мне честно рассказать последние известия от этой грёбаной Пышки? - вопрос гвоздем торчал у Анны в мозгу.

Луканенковой не хотелось понапрасну обнадёживать Арбузову - а вдруг это очередные выверты развратной тётки.

- Ну хоть намекни! - канючила Анна.

- Я бы хотела сначала убедиться, что она не наврала.

Анины приставания прервал механический голос, на весь зал пригласивший Марью Павловну в третью кабину переговорить с сослуживцем. Она тут же вскочила, плотно притворив за собой дверцу. Анне оставалось через стекло наблюдать бурную артикуляцию и жестикуляцию новой знакомой.

- Ну, наконец-то! Давай, быстренько излагай, что там у нас. Как мало времени? Целый день прошел! Потому так поздно и звоню, надеялась, ты что-нибудь новенькое разузнал... Ну, ладно, давай из хорошо забытого старенького...

Марья Павловна говорила со Смысловым, а краем глаза увидела, как зашел странно изменившийся Алексей, подошел к Анне, она также переменилась в лице, кивнула, подошла к кабине, что-то сказала через стекло.

- Вась-Вась, погоди минутку. Нет, девушка, не разъединяйте! - Марья Павловна прикрыла трубку рукой, толкнула дверь и крикнула в спину уходящим Анне и Алексею. - Что там стряслось?

- Мы скоро! - махнула рукой Анна. - Встретимся здесь через час! Ускорив шаг она догнала зятя и они исчезли из пределов видимости...

- Слушай, батенька, ты там что-то слишком долго просыпаешься! Нельзя ли покороче? - Марья Павловна, наконец, вникла в смысл сказанного Смысловым и уже не рвалась на выход...

* * *

Анна торопливо семенила за Алексеем к машине. Но, вопреки обыкновению, это было совсем не трудно: он шел так медленно, словно находился под водой, а к ногам у него было привязано по маленькой подводной лодке.

А просто Алексей изнемогал от тяжести давившей его ноши, которую собирался прибавить к немалому грузу свояченицы.

- Лёш, я не поняла, что ты сказал? Кому ты звонил? Кто меня ждет?..

- Сядем в машину, - не глядя на неё и чувствуя себя предателем, глухо сказал Алексей.

- Лёш, ну-ка посмотри мне в глаза! - Анна требовательно понизила голос почти до шепота. - Что с мальчиками? Отвечай! Почему у нас почти нет времени?.. - Он по-прежнему не мог совладать с собой. - Ну, что ж, в машину, так в машину!

Анна решительно двинулась к "ниве" Рустама и села за руль. Алексей попытался её согнать, но пока ему удалось отцепить лишь одну подводную лодку: ноги по-прежнему не слушались, а женщина уже включила мотор и газанула. Сделав крутой разворот, вопреки правилам дорожных движений словно на площади Пляс Пигаль - она подъехала к растерянному зятю почти по встречной полосе и подставила правую дверцу:

- Ты надумал, или мне на тебя больше не рассчитывать?..

Он удивился, что в самом деле вести машину сейчас - впервые не в состоянии. А терять времени действительно было нельзя: к сожалению, теперь ему это стало хорошо известно.

Свояченица действовала уверенно и профессионально, словно провела за рулём полжизни: газ, сцепление, первая скорость, снова газует, плавно жмёт на педаль сцепления - переводит на вторую.

- Ты будешь говорить? - разрывала ему сердце Анна, всё набирая темп. Дорогу... Говори, куда ехать...

- Я не хочу, чтобы ты, чтобы с тобой...

- Дорогу! - перебила его Анна. - Показывай, ты ж у нас любознательный, днём всё повидал, всё разузнал... Как только отделываешься от меня, остаешься один - нате вам - сразу ценную новость приносишь! Где ты их только берешь... Кто тебе их подбрасывает...

Алексей пожинал плоды собственной сдержанности...

Оберегая Анну от лишних волнений, он не учёл, что уже не раз в своей жизни она наталкивалась - с разбегу, с размаху - на человеческую подлость. Сколько раз в кровь разбивала доверие к людям, веру в любовь, справедливость, человечность... Начал эпопею Борис - своей бесконечной чередой измен и уходом к Алёне. Продолжил - Колосков - простой трудяга-следователь, засадивший её за решетку... Одновременно с ним - почти все близкие ей когда-то люди, не желавшие больше знать Анну. Теперь - эти мерзавцы, эти ублюдки, покусившиеся на смысл её жизни, на саму её жизнь её детей...

Поэтому теперь Алексей с покорностью слушал все эти ужасные и несправедливые обвинения, сыпавшиеся градом:

- Вы, наверное, договорились ещё днём, а может тогда, когда я ждала тебя на даче, ещё до пожара, - рассуждала вслух Анна, вполне алогично сводя "концы с концами". - Как же, такая добрая, прекрасная капитанша... Оказывается в нужном месте, в нужное время и спасает самое ценное - твои картины! Может, и те двое тоже спаслись? Может, это как раз Алёна и тот "профессор" с риском для жизни вынесли твои шедевры из огня? А потом нате! Мы "случайно" встретимся, споим глупенькую дурочку Нюшку, воздействуем на неё морально и физически (у тебя это прекрасно получается), и будет она плясать под мою дудку!.. Только зачем?.. Чего вам всем от меня надо?..

Она повернулась к нему всем телом. К лицу Алексея словно прижали целлофановый пакет, через который он не мог ни говорить, ни дышать... На это оказалось невозможно смотреть и Анна перевела взгляд на дорогу.

Не было кругом ничего. Только чужой город, только её Маня, её Павлик, её Петька где-то в нём. Где? Кто ей подскажет? Кто будет с ней рядом? Катя с Юркой?..

"Досадно, когда заметишь, что шила что-то наизнанку."

Да. Катя с Юркой. Они помогли вновь отчетливо разглядеть реальность. В бесконечной смене вранья и правды вновь открылось её внутреннее безошибочное зрение.

Реальность... Лёшка - это реальность. Он привёл её к сыну, нашел Юрку. Это - реальность. Он возвратил ей Катю. Пусть страдающую, униженную, но увидеть дочь снова Анна смогла, благодаря Лёшке и его другу... Он пытается возродить в ней женщину. Зачем? Для себя! Пусть!.. Да как она смеет! Не могла же она измениться настолько?.. Алексей - единственный, кому можно довериться в этом безбрежьи вранья и предательства. Все её домыслы - бред сивой кобылы!..

Он будто читал её мысли.

...Пусть для себя - для кого ж еще? Не для нового же Бориса? Ведь только рядом с ней - не с роскошной Любовью, по которой он буквально засыхал - лишь рядом с некрашеной, простоволосой, в спортивном костюмчике, всё понимающей сердцем и часто ничего не понимающей головой Анькой - ничто не мешало ему быть самим собой. Собственно, и счастливым даже быть... И вот теперь, когда это ему открылось, он должен...

- Я должен привезти тебя к ним... Если мы не будем там через тридцать, - он посмотрел на приборную доску, - нет, уже через двадцать пять минут...

- Что, что тогда?.. Нет, не говори!.. Кто?.. - Она уже не хотела слышать ответа, она боялась его услышать: грядущее черной неотвратимой тенью предстало перед ней во всей своей сатанинской красоте.

Но Алексей уже сделал выбор. Он перестал её щадить:

- Петя.

- Где?

- У Грека в клинике.

- Знаешь, как ехать?..

- Мне объяснили.

- Я не найду, я тут ничего не знаю...

- Меняемся местами, может, успеем...

- Как ты нашел Грека?..

Этот вопрос был самым ожидаемым. Странно, что Анна не задала его первым. Если каким-то чудом уцелеет, она никогда не сможет понять, почему он не сказал ей раньше...

- Я сам туда позвонил!!!

В результате этой страшной викторины, постепенно - как жемчужины из раковин - выуживая из Алексея слово за словом, Анна узнала, что во время уничтожения пышкиного Содома и Гоморры, вернее, за пару минут до него, Алексей тогда занялся перетаскиванием видеокассет в машину, - в доме раздался телефонный звонок (она отчетливо вспомнила тот миг).