Святой Франциск Ассизский

МЕЧТА РЫЦАРЯ

Когда Франциск был ребенком, в его сердце глубоко проникли два видения: бродячие певцы, распевавшие песни о Роланде и Оливье, и рыцари с орлом на гребнях шлемов и крестом на щите, которые проходили через город. Обратившись, он, конечно же, посвятил и это чудесное воспоминание Господу Богу, думая так: чтобы обратить к Нему многие души, непременно надо служить Ему как бродячий певец, и как рыцарь, то есть песней и в сражениях. В то время, однако, достойным рыцарем считался лишь тот, кто посетил Святую Землю, и лишь в сражении за Гроб Господень он получал право изобразить крест на своем гербе. Истинную знатность обретали в Крестовых походах.

Но Крестовые походы уже не были жизненным идеалом, они стали выгодным предприятием и для знати, и для буржуазии. Теоретически считалось, что люди отправляются освобождать Святые места от мусульман; на деле же, крупные феодалы, особенно французские и провансальские, то есть те, кого более или менее вежливо отдалили от короля и императора, стремились обрести на Востоке господство, потерянное на Западе. Наши морские республики, с расчетливой щедростью предоставлявшие им корабли, пользовались их оружием, чтобы получить лучшие порты Эгейского, Черного и Средиземного морей, торговцы наши, сооружая пристани в Леванте, захватили всю европейскую торговлю в свои руки.

Таким образом, форма сохранилась, но изменилось содержание. Результаты вполне ему соответствовали: все делалось в целях экономических и политических, и ничего — для веры. Вокруг Гроба Господня сверкали турецкие ятатаны, а по горам, где молился Спаситель, бродили лошади неверных.

Святой Франциск страдал, что уничтожен дух, который некогда был движущей силой крестовых походов, но он был безоружным рыцарем, и понимал, что христианство можно принести в далекую страну на кресте, а не на мече, и прежде, чем завоевать землю, нужно завоевать сердца. Вместо того, чтобы убивать неверных, лучше обратить их, а с их обращением сам собой освободится Гроб Господень.

Смотря на это с религиозной точки зрения, святой Франциск думал, что лучше будет, если вместо солдат в бой отправятся проповедники, готовые не к тому, чтобы сеять смерть, но к тому, чтобы умереть за веру, а он и его братья должны быть первыми в этом ряду.

Но сарацины были жестоки, они считали, что прославляют Аллаха, убивая христиан. Тем лучше, того и хотел святой Франциск: пролить кровь за Христа, как Христос пролил кровь за нас. Крестовый поход был для него мученичеством: крест начертают не на печати, а на его теле, смерть настигнет его на поле боя, где он будет тайно сражаться, верой и делом. Вот о чем мечтал рыцарь.

ПТИЦЫ НЕБЕСНЫЕ

Святой Франциск воплощал свои мечты в действия. Для того, чтобы отправиться в духовный Крестовый поход в Святую землю, ему были нужны соизволение папы и согласие братьев. В согласии братьев на деле необходимости не было, но, как истинный наставник, он хотел убедиться в справедливости своих деяний.

В то время — а было это в конце 1212 года — Иннокентий III готовил новый поход против Египта, центра мусульманского влияния. Святой Франциск отправился в Рим испросить высшего соизволения на то, чтобы и он со щитом святого Евангелия отправился в этот поход, как безоружный знаменосец Христа. Подходя к Беванье, замку, находившемуся между Ассизи и Тоди, он увидел у дороги деревья с множеством птиц на ветвях, птицы были и на ближнем поле. Наверное, это была перелетная стая, ибо наступила осень, время птичьих перелетов. Увидев крылатые творения Божьи, святой Франциск возрадовался и воспрянул духом, и сказал братьям:

— Подождите меня здесь, а я прочту проповедь сестрам моим птицам.

Он направился к птицам и приветствовал их, словно они были людьми.

— Сестрицы мои птички, — сказал он, — вы — любимицы нашего Создателя, Господа Бога, и потому всегда должны прославлять Его, ибо Он сохранил род ваш в Ноевом ковчеге и дозволил вам летать, куда вам угодно, отдав вам в распоряжение чистое небо.

Птицы обернулись в его сторону с деревьев, кустов, лугов и изгородей и внимательно его слушали, вытянув шейки и склонив головки, словно были наделены разумом.

— Птички, сестрицы мои, — продолжал святой, и они внимали ему, — прославляйте же Бога, ибо вы не сеете и не жнете, а Всевышний дает вам реки и источники, чтобы вы утоляли жажду, высокие деревья, чтобы вы вили гнезда, горы и долины для отдохновения вашего. Вы не прядете и не шьете, и Всевышний одевает вас и детей ваших в теплое платье из перьев, пригодное и на лето, и на зиму. Смотрите же, как любит вас Создатель, но опасайтесь, сестрицы мои, греха неблагодарности и всегда прославляйте Бога.

Птицы, кивая головой, открыв клюв и распахнув крылья, сперва запищали вразнобой, потом громко защебетали, словно огромный хор, — так ответили они согласием на слова святого. Франциск же в изумлении радовался; он ходил среди них и задевал их полой, но ни одна из них не испугалась, ни одна не улетела. Наконец, он поднял руку для благословения и позволил им улететь. Тогда они поднялись в небо и разделились на четыре вереницы, повторяя очертания креста, которым благословил их святой Франциск, — каждая вереница соответствовала одной из его четырех линий.

Братья, задрав головы, дивились этому чуду, и думали о том, что их учитель — истинный святой, раз он умеет говорить с тварями Божьими и вдыхать в них душу.

— Какую прекрасную проповедь ты прочел птицам, — сказал брат Массео.

— А какую прекрасную проповедь прочли они нам, — ответил святой Франциск. — Мы должны проповедовать крест Христов во всех четырех сторонах света и жить как птицы небесные, ничем не владея в этом мире и посвящая нашу жизнь лишь Промыслу Божьему.

И братья поняли его.

ПРЕДЕЛЫ СЛОВЕНИИ

Святой Франциск хотел первым показать своим ближним пример Крестового похода в покаянии и мученичестве, и потому, получив разрешение от папы, назначил своим викарием в Италии брата Пьетро Каттани, каноника, а сам, всего с одним товарищем, в первых числах октября 1212 года, сел на корабль, отправлявшийся в Сирию. Но во время бури корабль сел на мель у берегов Словении, и дальше плыть они не могли. Святой Франциск узнал, что ранее чем через год на Восток не отправится ни одно судно, в те времена корабли плавали медленно, на парусах и на веслах, и тогда попросил, чтобы хозяин судна, которое снималось с якоря и отправлялось в Анкону, взял его и его товарища на борт.

— Не надо мне лишних ртов, — ответил тот. — У нас едва хватает запасов на все путешествие.

Но двое братьев были не из тех, кто боится голода. Вечером они крадучись пролезли в трюм, подобно маленьким любителям приключений, убежавшим из дома, которые тайно проникают на корабль, поглощенные страстью к морю, и прячутся за ящиками с товаром. Кроме того один добрый человек на берегу передал другому доброму человеку из команды запас провизии для двух бедных братьев, которые могли бы выйти из укрытия, когда окажутся далеко в открытом море.

Хозяин корабля поворчал немного, но впоследствии ему пришлось благословлять нежеланных гостей, ибо путешествие их оказалось гораздо более длительным, нежели предполагалось. Из-за бури, замедлившей плавание, матросы съели все запасы, и провизия святого Франциска (который всегда ел совсем мало, а если речь шла о других, вообще лишал себя пищи) спасла команду от голода. Еда эта казалась волшебной — на сколько частей ни делили ее, хватало на каждый день — ради любви к святому Франциску Господь приумножал запасы. И хозяин корабля понял, как важно помогать бедным, а попутчиком иметь друга Божьего.

НА ПУТИ В МАРОККО

Истинный рыцарь не боится трудностей. После неудавшегося похода святой Франциск не пал духом, напротив, он возвратился домой, еще больше желая принять мученичество и распространить Евангелие в тех краях, где его либо не знали, либо презирали. Поэтому он выбрал Марокко, крупный сарацинский центр, в котором изгнанные из Испании арабы весьма оживились в ту пору под началом своего султана Мохаммеда Бен Назера, прозванного Мирамолино.

В июне 1213 года Франциск отправился в путь вместе с несколькими товарищами, среди которых был и брат Бернардо, и стремление его было столь неудержимым, что он шел всегда впереди других и больше всех торопился. Так же быстро шел он и в те дни, когда дурно себя чувствовал. Он хотел попасть в Марокко через Испанию, и братьев радовала мысль о том, что они остановятся в святилище Сантяго де Компостелла — после Рима и Иерусалима самом почитаемом в Средние века. Как-то, остановившись, чтобы передохнуть, они увидели больного бедняка, брошенного на дороге, и это так взволновало Франциска, что он сказал брату Бернардо:

— Сын мой, я желал бы, чтобы ты остался здесь и ухаживал за этим больным.

Брат Бернардо, чуть не заплакал, но, смиренно став на колени, принял послушание и остался с больным, а святой Франциск и другие отправились в Сантяго.

Но святому не суждено было добраться до Марокко: он тяжко заболел и снова вернулся в Италию. На обратном пути он нашел брата Бернардо и его подопечного, к тому моменту совершенно здорового, и обещал своему первому рыцарю, что в будущем году отправит его в Сантяго. Вместе они вернулись в сполетанскую долину, в Порциунколу, где всегда собирались рыцари Круглого Стола, и где сердце Франциска радовалось больше, чем в каком-либо ином месте.

Снова Божья воля остановила его на пути к Крестовым походам, но в сердце его росла жажда мученичества.

КАК РЫЦАРИ НИЩЕТЫ ПОДЕЛИЛИ МИР

Две первые миссии не увенчались успехом, но, во всяком случае, они дали Франциску возможность рассказать братьям о дорогах мира и право повелеть верным крестоносцам: «Вооружайтесь и отправляйтесь в путь», ибо он никогда не повелевал делать то, чего не сделал бы сам. Его странствия, особенно путешествие в Галицию, соседствующую с Южной Францией, во время которого он изучил религиозный опыт других стран и опыт еретиков, навели его на мысль о том, что проповедовать Евангелие нужно не только сарацинам, но и европейским христианам. Он был истинным искателем приключений и, хотя разум его был кроток, сознавал значение своих деяний. Он не любил порицать, но речь шла о грубой религиозности, которая вводила людей в соблазн; одним словом, он убедился в том, что было бы полезно направить рыцарей на завоевание мира.

Папа одобрил его, свое стремление он выстрадал, и это окрыляло его. Но, когда пришло время поведать о великом замысле братьям, собравшимся на первый генеральный капитул на Троицу 1217 года, он засомневался, ведь он был чувствителен и кроток до робости. Слишком уж много монастырей, ученых и теологов для только что возникшего Ордена!

Как может воспринять его слова человек бесхитростный и неграмотный? Другой бы победил в себе робость, положившись на свое влияние, ведь он и создал Орден. В конце концов, если они хотели быть послушниками его монастыря, они должны прислушаться к его словам. Однако, святой Франциск принижал себя по двум причинам: он смутился (он вообще был застенчив), и, кроме того, образ идеального брата, возникший в его душе, должен был соответствовать образу Христа, и он готовил себя к испытанию, рассуждая так с одним из друзей:

— Я не считал бы себя меньшим братом, если бы не оказался в положении, о котором скажу тебе. Искренне преданные мне братья приглашают меня на капитул, и я, тронутый их преданностью, принимаю приглашение. Они просят меня прочесть им проповедь, и я проповедую так, как вдохновляет меня Святой Дух. Предположим, что по окончании моей проповеди братья, ожидавшие от меня Бог знает чего, кричат: «Мы не желаем, чтобы ты руководил нами, ты не умеешь говорить как следует, ты слаб умом и необразован, нам стыдно иметь над собой такого глупца! И не думай больше считать себя нашим вождем». Предположим, что они с позором изгоняют меня. Так вот, я не был бы меньшим братом, если бы не принял это бесчестье с той же радостью, какую испытываю, когда меня хвалят и чествуют, ибо, хотя они в обоих случаях имеют одинаковое надо мной преимущество, для моей души гораздо полезнее, когда меня унижают, но не превозносят.

Он отправился на капитул, готовый к тому, что на него обрушится град ударов, но, как часто случается, услышал рукоплескания. Он не замечал, что именно его простота трогает самых образованных, самых хитрых и утонченных людей. Воодушевившись, он говорил о миссии не только в Святую Землю, но и повсюду на земле, и капитул принял решение разделить мир на области, которые следовало посетить. Это уже сделали в Италии, а сейчас речь шла о Германии, Венгрии, Франции и Испании, и для каждой провинции предназначалась группа братьев. Святой Франциск всегда был образцом решительности; помолившись вместе с другими, он избрал Францию, к которой, втайне от него самого, его тянула кровь матери, и, кроме того, он благоговел перед Святой Евхаристией, к которой французские католики относятся с особенным трепетом.

Затем учитель напутствовал новых миссионеров таким советом:

— Ступайте с именем Божьим во все земли. Идите по двое, тихо и скромно, в строгом молчании, в особенности же утром, до третьего часа, душою обращаясь к Богу, и не ведите пустых бесед. В дороге говорите между собою с достоинством и кротостью, как если бы вы были в скиту или в келье, ибо, где бы мы ни были, куда бы ни шли, наша келья всегда с нами. Тело наше — келья, а душа наша — отшельничество, которому вы посвящаете себя, дабы молиться Богу; если же душа неспокойна в той келье, которую Он даровал ей, то ни в одной келье монастыря, построенного руками человеческими, не найти ей отдохновения.

ПЕРВЫЕ БИТВЫ С ИНОЗЕМЦАМИ

В Германии предводителем был брат Джованни делла Пенна, во Франции — брат Пачифико, в Тунисе — брат Эджидио, в Португалии — брат Захария и брат Гуалтьери, в Испании — Джованни Паренти. Со всеми, кроме двух последних, случилась беда. Братья были чужими, бедными, не знали языка, и если даже на родине к ним относились дурно, то за ее пределами их просто гнали, особенно в Германии, где, отвечая только «ja»[15] на все вопросы, они рисковали жизнью.

«Вы католики?» — спрашивали немцы, а братья отвечали им: «Ja», и это было верно.

Но другие спрашивали их:

— Вы катары, вальденсы, альбигойцы, еретики?

— Ja, ja, — отвечали простодушно братья, и тогда их избивали, привязывали к позорному столбу, заключали в темницу, мучили до тех пор, пока не обнаруживалось недоразумение.

В Венгрии было хуже: люди из цыганских, полуварварских народностей грубо оскорбляли их. Братья, думая, что те хотят стащить их нищенское платье, сбрасывали плащи и башмаки и оставались полуголыми, но их поведение еще более распаляло преследователей. Но гонения не обескураживали рыцарей Христа, более того, их вдохновляла мысль о том, что это — испытание, как охраняет их Господь. В тоже время они добровольно принимали эту борьбу, словно ожидали ее, ибо первым врагом каждый считал самого себя, и единственным их оружием было терпение; потому они умели смирно терпеть страдания, подражая своему Царю, победившему мир крестом. Мысль о том, что обратить душу человека можно с помощью слова, последней возникала для них, ибо истинным оружием их было страдание — этому научились они от божественного Учителя и от Его достойного последователя, Франциска. «Понимают или не понимают нас эти здоровенные тугодумы, нас мало заботит, — думали они. — Главное, что мы умираем ради их спасения. Остальное сделает Господь».

Миссия в Тунис завершилась, едва начавшись: христианское население совсем не благосклонно приняло уличных проповедников, мешавших им ладить с мусульманскими властями, и потому христиане погрузили брата Эджидио и его товарищей на первый корабль, направлявшийся в Италию. Но один молодой послушник остался на той земле, потому что он помнил о предсказаниях святого Франциска и жаждал мученичества. Сарацины нашли его и осудили на казнь. Братец стал на колени, радостно прижимая к сердцу устав учителя, и, прося Бога простить его, если он когда-нибудь пошел против Его воли, склонил голову под удар кривой турецкой сабли, кровью своей освятив устав.

Удачнее оказались походы в Испанию и Португалию. В Испании Джованни Паренти, человек Божий, просветил людей, объяснив им самую сущность рождавшегося Ордена, привил любовь к нему и основал в Сарагосе францисканский центр. В Португалии брат Захария и семеро его товарищей претерпели некоторые гонения но их благосклонно приняла и взяла под опеку принцесса Санча, сестра короля Альфонсо II и королевы Урраки.

А вот во Франции брата Пачифико, короля стихотворцев, совсем не приняло духовенство, остерегавшееся бродячих проповедников. Тамошним священникам казалось, что братья слишком похожи на альбигойцев.

Святой Франциск тоже отправился во Францию, но еще в Италии, во Флоренции, кардинал Уголино убедил его в том, что ему не надо ехать дальше, ведь лишь он один из многих способен был победить в себе стремление к апостольству, а в Италии было просто необходимо защитить Орден, чьи дела шли очень плохо по вине и мирян, и духовенства. Кардинал Уголино представил своего друга Гонорию III и попросил, чтобы папа дал ему грамоту, рекомендующую братцев епископам и приходским священникам. С такими письмами, которые они всегда носили с собой, новые странствующие рыцари могли найти друга в любом священнике и приют в любой приходской церкви.

ОТБЫТИЕ В МАРОККО

Страдания сотоварищей лишь разжигали в сердцах остальных желание подражать им, и отомстить за них справедливейшей вендеттой Евангельской проповеди. На капитуле, собравшимся в Троицын день 1219 года, на котором присутствовал кардинал Уголино, воздух был пропитан волнением — ведь создавалось новое воинство, чей авангард должен был получить крещение кровью; войско стремящееся к великой победе.

Святой Франциск решил повторить путь в Марокко, который он не прошел до конца несколько лет назад, и потому, призвав шестерых молодых братьев — Виталия, Бернардо, Пьетро, Адиуто, Аккуризо и Оттоне, сказал им:

— Дети мои, Господь повелел мне направить вас к сарацинам с тем, чтобы вы обращали людей в свою веру и побороли закон Магомета. Приготовьтесь же исполнить волю Спасителя.

Шестеро избранников, воодушевившись от того, что им отдано предпочтение, в один голос воскликнули:

— Мы готовы, отец, повиноваться тебе во всем!

— Дети мои любимейшие, — тронутый этой покорностью, продолжал святой Франциск. — Чтобы соблюдать завет Всевышнего о спасении душ ваших, сохраняйте мир между собой, любите друг друга, изгоните из сердца зависть, будьте терпимы к лишениям и смиренны при виде благосостояния других, следуйте Иисусу Христу в нищете, чистоте и послушании. Полагайтесь только на Господа, Который будет вам и проводником, и помощником. С собою несите устав и молитвенник, и читайте псалтырь с великой набожностью. Слушайте все старшего из вас, брата Витале.

Словно лопнувшая струна, задрожал и утих голос святого Франциска, и тон его изменился: человек, наделенный трагической тонкостью души, победил в нем учителя и святого.

— Дети мои, хотя и радостно мне видеть, что решение ваше добровольно, сердце мое не может не печалиться от того, что вы уходите, ибо я люблю вас, но мы должны повиноваться воле Божьей, а не нашей собственной. Для утешения вашего я советую вам думать о страданиях нашего Господа. Это воодушевит вас и придаст вам сил выстрадать все ради Его славы.

Печаль святого Франциска предчувствием близкой смерти проникла в сердца юношей отправлявшихся в поход.

— Отец, — ответил за всех брат Витале, — посылай нас туда, куда хочешь, ибо мы готовы следовать твоей воле, но и ты, отец, молитвами помоги нам выполнять твои приказания. Ведь мы еще молоды и никогда прежде не покидали Италию, народ же той страны нам не знаком, известно лишь то, что люди эти ненавидят христиан, а мы не знаем даже языка их. И как только они увидят нас, нищенски одетых и подпоясанных веревкой, то станут презирать, будто мы безумцы, неспособные произнести и слова — вот почему нам столь необходимы твои молитвы. О, нежнейший отец наш, как можем разлучиться с тобою? Как можем мы, несчастные сироты, без тебя исполнить волю Божью, если Он милостью Своей не поможет нам сделать это?

За их словами слышались рыдания и мучения — это юность восставала против смерти. А благословенная сполетанская долина была залита майским солнцем, и лес вокруг Порциунколы источал золотые лучи и благоухание цветущего дрока.

В один миг святой исправил состояние их духа, смахнув могучим крылом веры злые чары уныния.

— Дети мои, доверьтесь Богу, ибо Он, посылающий вас, даст вам необходимую помощь в исполнении Его воли.

Шестеро братьев опустились на колени, поцеловали, плача, его руку, прося благословения. Святой Франциск в слезах благословил их:

— Благословение Всевышнего снисходит на вас, как на апостолов, и да укрепит оно вас и направит, и утешит. Не пугайтесь, ибо Господь в сражении будете вами.

Так крестоносцы отправились в Марокко, подставив бритые головы палящему солнцу и погружая ноги в пыль и грязь, с уставом на груди и распятием в сердце.

Прощай, Санта Мария дельи Анджели; прощай, Круглый Стол Порциунколы; прощайте, братья; прощай, святой Франциск, утешитель в любой печали; прощайте, гимны, сочиненные вместе с ним и способные состязаться с песнью соловья в итальянской ночи.

А святой Франциск в Порциунколе, словно распятый, раскинув руки, молился Богу.

СВЯТОЙ ФРАНЦИСК В ЗАМОРСКОЙ СТРАНЕ

Если святой Франциск повелел братьям уехать, это означало, что и сам он принял такое же решение. Пятый крестовый поход, организованный по воле Иннокентия III и провозглашенный Гонорием, проходил вяло, из-за нерешительности христианского войска, в то время как мусульмане действовали сплоченно и защищались жестоко. В 1219 году святой Франциск в сопровождении нескольких товарищей отправился в Анкону, чтобы сесть на корабль крестоносцев, державший курс на Акру, сирийскую столицу Латинской империи, но так как места для всех братьев не хватало, святой положился на судьбу, решив, что тех, кто уедет с ним, и, тех, кто останется, избрать должен ребенок.

— Скажи мне, дитя мое, угодно ли Богу, чтобы все эти братья отправились со мною в Египет?

— Нет, — ответил мальчик.

— Кто же из них поедет со мною?

— Вот этот, этот и этот… — и мальчик указал на двенадцать братьев, среди которых были Пьетро Каттани и брат Иллюминато да Риети, человек одаренный и добродетельный.

Два месяца длилось плавание. Наконец, корабль бросил якорь в Акре, где они встретились с другими братьями, прибывшими годом раньше, и затем, как обычно, отправились в путь по двое, чтобы распространить в тех краях Евангелие. Святой Франциск вместе с братом Иллюминато выбрал Дамиету в Египте — в то время главную цель крестового похода, ибо уже целый год город осаждали христиане, мусульмане же яростно оборонялись. Прибыл он туда в августе, когда крестоносцев, пытавшихся приступом взять крепость, с многочисленными потерями отбросило сарацинское войско, под предводительством двух отважных и ловких полководцев — Мелек-эль-Камела, египетского султана и его брата Мелек-эль-Мохаммеда, султана Дамасского.

Святой Франциск нашел лагерь в плачевном состоянии: ненависть, зависть, жажда власти, разбой, разврат и дурные нравы царили там. Воины эти просто позорили крест.

Святой чувствовал гнев Божий, и однажды, пока крестоносцы готовились к новой осаде, он сказал брату Иллюминато:

— Господь поведал мне, что, если сегодня наше войско вступит в бой с врагом, нам не победить. Если я стану увещевать их, они сочтут меня безумным, если же я промолчу, совесть моя будет нечиста. Что же мне делать?

И на этот раз великий святой сомневался в себе, и спрашивал ученика. Брат Иллюминато ответил ему во францисканском духе:

— Тебе ли прислушиваться к людским суждениям? Не в первый раз ты прослывешь безумным. Поступай, как сочтешь нужным и бойся Бога более людей.

Тогда святой Франциск попытался предостеречь полководцев, сказав им, что их победят, но те его осмеяли, ибо считали фанатиком. Но предположения подтвердились: этот день, девятнадцатое августа, стал для крестоносцев горестной датой поражения — они потеряли около шести тысяч человек. Побоище укротило воинов, теперь они хотели слушать презренного итальянского паломника, который понял, что прежде всего надо проповедовать самим крестоносцам, а уж затем сарацинам; и, беседуя с рыцарями и воинами по-французски и по-итальянски, на языках рыцарства и воинственности, обращал их души к Господу, возрождая в них рвение к истинной и почти забытой их цели — священной войне.

Проповедь его, образ и очарование покорили христианский лагерь, и лучшие из воинов стали стремиться к духовности «меньших братьев». Джакомо да Витри, августинский епископ, француз из Акры, присутствовавший при осаде Дамиеты, увидел, как его преданные священники, и даже собственный его секретарь англичанин, вступают в Орден святого Франциска, и стал отговаривать остальных, ведь так могла опустеть его епархия.

ФРАНЦИСК У СУЛТАНА

Однако святой Франциск не довольствовался этими победами, не они были целью его странствия. Ему оставалось одно: броситься в пасть к волку, но, не желая искушать Бога, совершая деяние несоразмерное с его силами, он и на этот раз решил получить одобрение Церкви, и обратился к кардиналу Пеладжио Галвани, папскому легату в Святой Земле с тем, чтобы тот позволил проповедовать султану. Кардинал, не желавший брать на себя ответственность за их жизнь, сперва отказал, но, побежденный его мольбами, отпустил Франциска с товарищем, сказав им: «Старайтесь держать сердце и разум ваш всегда обращенными к Богу, ибо лишь Он один может спасти вас. И помните о том, что не я вас послал на это».

Христиане, напуганные ненавистью сарацин, обеспокоились. «Не ходите, не ходите! — говорили крестоносцы. — За голову христианина у них платят один золотой бизант».

Святой Франциск перекрестился, как в тот день, когда он шел навстречу волку из Губбио, и вместе с братом Иллюминато, ступил на территорию врага, распевая псалом Давида: «Если я пойду долиною смертной тени, не убоюсь зла, ибо Ты со мною»[16].

На дороге они увидели двух овец, которые брели им навстречу и воодушевленный Франциск сказал товарищу:

— Брат мой, доверься Богу, ибо в Евангелии сказано: «Я посылаю вас, как овец среди волков»[17].

Как только они пришли в сарацинский лагерь, их схватили, связали и избили, и блаженный Франциск, возрадовавшись этому, думал: «Вот чудесное начало»; но, решив обратить Мелек-эль-Камела, закричал: «Султана, султана!» — и сарацины, подумав, что у него есть послание для их повелителя, или что он хочет сделать ему признание, провели его в шатер.

— Вы пришли просить мира, или же вы хотите сделаться почитателями Аллаха? — спросил султан, смерив взглядом двух странных пришельцев.

И человек Божий с уверенностью ответил:

— Я послан Всевышним, а не человеком мира сего. Я должен наставить тебя и народ твой на путь истинный во имя спасения душ ваших, а кроме того, открыть тебе истину Евангелия о Христе — и прочел ему проповедь столь вдохновенно, что султан, умный и образованный араб, слушал его с восхищением, и рассудил, что этот бедняга-христианин достоин украсить его двор, известный своими мудрецами.

И султан предложил Франциску остаться с ним, ибо добродетель святого Франциска была столь велика, что всякий, кто узнавал его, будь то даже сарацин, уже не мог себе представить жизнь без него. Вдохновленный Богом, Франциск ответил:

— Если ты хочешь обратиться в христианскую веру и обратить в нее народ твой, я охотно останусь с тобой. Если же ты сомневаешься в том, стоит ли тебе оставить веру в Магомета ради веры в Христа, то прикажи разжечь большой костер, а мне и магометанским священнослужителям войти в огонь, и избери веру того, кто выйдет живым из погребального костра.

Если бы султан был древним тираном, он с удовольствием, развлечения ради, устроил бы это испытание огнем, но он был разумен, а кроме того, увидел, что кое-кто из его мудрецов, услыхав это предложение, попросту сбежал, и ответил так:

— Боюсь, что ни один из служителей Аллаха не подвергнет себя такой опасности ради нашей веры.

Святой Франциск предпринял последнюю попытку:

— Хорошо, ради того, чтобы ты уверовал, я брошусь в огонь, и если сгорю в нем, то знай, что я поплатился за грехи мои, если же я останусь невредимым, ты признаешь Христа истинным Богом и Спасителем мира.

Тогда султан, который никогда прежде не встречал человека, готового ради его души броситься в огонь, предложил ему золота, серебра, шелков и других драгоценностей, и велел ему выбрать все, что ему угодно. Конечно, святой Франциск отверг эти дары, к величайшему изумлению султана, который желая испытать его до конца, предложил ему всяческие почести и удовольствия, но Франциск с твердостью отвечал отказом на все соблазны.

И тогда Мелек-эль-Камел созвал влиятельных и набожных придворных, чтобы спросить их о двух пленниках, и те сказали, что им следовало бы отрубить голову, не испытывая при этом никакой жалости, ведь в своих проповедях они выступают против магометанского закона, султан же, как страж этого закона, не должен позволять богохульства.

ПОБЕДА СВЯТОГО ФРАНЦИСКА

— Господа мои, — сказал Египетский султан двум братьям, — мудрецы советуют мне казнить вас, но я никогда не обрек бы на смерть тех, кто готов отдать жизнь за спасение моей души.

Итак, он отпустил их, снабдив фирманом о том, что святой Франциск и его братья могут беспрепятственно проходить через все сарацинские земли, включая Палестину, а кроме того, проходить к Гробу Господню не платя дани.

Святой Франциск воспользовался этим указом и, как обычно, пытался в пути обратить встречных к Евангелию. Он посетил Вифлеем, Иерусалим и Голгофу, и это весьма благоприятно повлияло на тогдашнюю веру, но так как он не достиг двух главных целей своего странствия — обращения неверных и мученичества, а из Италии до него доходили тревожные известия, то он решил возвратиться на родину.

Прежде, чем отправиться в путь, он встретился с Мелек-эль-Камелом, который сказал ему:

— Брат Франциск, я бы охотно обратился в христианскую веру, но боюсь, как бы мои сарацины не убили меня, тебя и всех твоих братьев, узнай они об этом. А так как ты можешь сделать очень много добрых дел, а я должен решать важнейшие проблемы, то не хочу быть причиной твоей и моей смерти. Но научи меня, как спастись, и я сделаю все для этого.

— Господин, — ответил святой Франциск, — я возвращаюсь в свою страну, но после моей смерти пришлю тебе двух моих братьев, от которых ты получишь христианское крещение. Ты же будешь свободен от любых мыслей, которые могут этому воспрепятствовать, чтобы благодать Божья снизошла на тебя, когда ты сможешь принять в себя веру и убеждения наши.

Он обещал это, потому что с достоверностью ощущал, что и малейшая милость, оказанная ему, бедняку Христову, не может остаться без вознаграждения. Прошло семь лет — святой Франциск умер на голой земле; прошло еще двенадцать — и султан занемог в своих роскошных палатах, и, мучимый болью, лежа на коврах и подушках, ждал, что исполнится обещание итальянского странника. Он разослал гонцов на границы своей земли, чтобы они узнали, не видел ли кто двух монахов, одетых как святой Франциск. Однажды со стороны моря к нему пришли два монаха, которых святой Франциск вдохновил во сне, и стражники тотчас же отвели их к умирающему султану, который увидев их, сильно возрадовался, так, словно перед ним предстал образ святого, некогда благословившего его. И он крестился и умер христианином среди сарацин, ибо Господь обещал, что не будет на земле грешника, который, возлюбив всем сердцем Орден Святого Франциска, не обретет милость Божью — так говорится в «Цветочках».

На первый взгляд, и этот крестовый поход святого Франциска был неудачным. Он искал мученичества, но обрел почести; он мечтал проповедовать Евангелие сарацинам, удалось же ему чуть больше, чем простое паломничество. Возвращался он, еще больше стремясь отправиться в новый поход ради Господа нашего Христа, рождение, жизнь и страдание Которого он словно увидел воочию в тех местах, и, кроме того, он знал теперь, что Бог не пошлет ему прекрасную мученическую смерть. Однако, Тот готовил ему смерть еще более прекрасную.

Но в том, что касается религиозной и социальной стороны дела, этот крестовый поход превзошел все надежды святого Франциска, и его современников. Он первым принес в шатры сарацин то, о чем они ничего не знали: истинное христианство, живой образ Христа и готовность умереть ради спасения чужой души, даже души незнакомца и грешника. Он передал крестоносцам дух апостольства, итальянцам — способность жить по Евангелию, европейцам — древний и обновленный смысл, который следовало придавать заморским войнам. Он напомнил, что бороться надо ради славы Христа, а не ради земных королей; лишь тогда можно править страной долго и счастливо.

Возможно, благодаря его святости, приводившей его к мысли о миссиях, идея францисканства так развилась. «Охрана Святой Земли» навсегда осталась делом францисканцев. И сегодня лучшее, что есть в Палестине, связано с ними; и сегодня самые истовые защитники и распространители римского духа среди других народов, мистические натуры, неспособные принять слишком формальную и рациональную религию — францисканцы. Святой Франциск расширил границы своего Ордена, и они перешагнули через все страны. Он обозначил, где должен стоять его авангард, где надо вести справедливую осаду, где — одержать победу без венца.

МАРОККАНСКИЙ ПОХОД

В то время, когда святой Франциск задумывал крестовый поход в Святую Землю, небольшой отряд братьев, отправившихся в марокканскую экспедицию, проходил через Испанию и остановился в Севилье, которая была последним оплотом арабского владычества. К несчастью, предводитель отряда, брат Витале, задержался в Арагоне из-за болезни, и пятеро юношей, более пылких, нежели опытных, остались с одним лишь наставником — уставом святого Франциска, где было два указания на то, как вести себя братьям, находившимся среди сарацин или других неверных: не ссориться и не входить с ними в распри, но ради любви к Богу подчиниться любому созданию Его, открыто исповедовать христианство, а также проповедовать слово Божье. И одно, и другое напоминает о том, что братья предали свое тело Господу нашему Иисусу Христу, и, значит, должны храбро идти навстречу видимым и невидимым врагам. Из двух этих дорог маленький отряд выбрал вторую — открытую проповедь веры.

Они принялись проповедовать на неслыханном италр-арабо-испанском наречии перед севильской мечетью. Их немедленно схватили и повели к султану Абу-Якубу, прозванному Мирамолино, сыну первого Мирамолино, при котором святой Франциск совершил свой крестовый поход.

Абу-Якуб находился в Марокко после того, как его отец потерпел неожиданное поражение при Навас де Толоса, в 1212 году, но не вынашивал коварных планов против христиан. Напротив, он доверил командование своим войском христианскому принцу, дону Педро, инфанту Португалии, который, поссорившись со своим братом-королем, без зазрения совести перешел на службу к магометанам.

Вместо того, чтобы заключить в темницу пятерых миссионеров, Абу-Якуб предоставил их дону Педро, который принял их с почестями у себя во дворце. Братья воспользовались возможностью свободно проповедовать Евангелие, и как-то раз Мирамолино натолкнулся на брата Бернардо, который, стоя в повозке, говорил против Магомета. Султан приказал, чтобы пятерых миссионеров схватили и выгнали вон, и дон Педро посадил их на корабль, плывший в Сеуту, заклиная их из Сеуты возвращаться в Италию.

Спустя некоторое время, они снова появились на марокканских дорогах со своими проповедями — тогда Мирамолино схватил их и отправил в Сеуту. Но героический отряд, обрекший себя на мученичество, опять вернулся в Марокко, и дон Педро схватил их вновь, опасаясь, как бы их отчаянное сопротивление не принесло вреда местным христианам, и посадил братьев под стражу на марокканской территории. И все же, ускользнув от стражников, они вернулись в город, и в пятницу — а для магометан это словно воскресенье — принялись проповедовать на той площади, по которой должен был пройти Мирамолино. Увидев, что уже не впервые ему бросают вызов, он пришел в ярость и заключил миссионеров в темницу, где подверг их допросу, а молодые герои отвечали ему с твердостью древних мучеников. Потом он принялся за пытки, приказав катать их по битому стеклу, и, наконец, озверев от их терпения, отсек турецкой саблей головы всем пятерым.

Дон Педро собрал тела мучеников и отправил их в Коимбру. Траурная процессия донесла их до церкви Санта Кроче, где и похоронили их, и люди, видевшие это, были охвачены волнением и жалостью.

Так закончилась марокканская миссия, которая стремилась к смерти с самого начала. Началась она в мае, в Порциунколе, и была словно бы священной весной францисканского рыцарства. Когда учитель узнал об этом, то в скорби, радости и зависти, вскричал: «Теперь я могу сказать, что у меня пятеро братьев!»

Ведь он томился той же жаждой мученичества, что и они, но их жажда была утолена. Другие братья стали приписывать себе славу, пришедшую к Ордену, и святой предостерег их: «Следует гордиться своим мученичеством, но не чужим!»

Он был всегда мудрейшим из мудрых и опасался высокомерия толпы так же, как и высокомерия одного человека. Он желал, чтобы его братья, даже если и случалось им возвыситься над другими, всегда считали себя «меньшими».

ПУРПУРНОЕ СЕМЯ

Из двух дорог апостольства, указанных святым Франциском, пятеро марокканских рыцарей избрали наиболее опасную, ибо она была кратчайшим путем к мученичеству, и вернейшим — к обращению неверных. Они выбрали эту дорогу так яростно, что это казалось безумием, но к столь решительному шагу их привели обстоятельства. Сарацины, не понимавшие их слов, должны были понять их кровь и поверить если не проповеди, то смерти. К этой вере побуждал их сам арабский фанатизм.

«Итак, вы говорите, что рай Магомета находится под сенью сабель. Вы говорите, что тот, кто умирает в бою, следует прямо в объятия Аллаха. Но и мы, если умираем за Христа, воскреснем с Ним. Вы не верите? Хорошо, мы докажем это вам, стремясь к смерти. Тогда вы поверите?»

Сарацинам казалось, что кровь эта пролита зря. Но пурпурное семя, упавшее в землю Марокко, дало росток в Португалии и расцвело в Италии чудесным цветком, которому не перестают дивиться и сегодня. Святой Антоний Падуанский был студентом-августинцем в монастыре Коимбры, когда в эту землю принесли тела пятерых мучеников, и это потрясло его так сильно, что он бежал со своей родины, бежал от учености и привилегий, чтобы облачиться в одеяние прекрасных безумцев, которые последовали за бедняком из неизвестного итальянского города — Франциском Ассизским.

Все знают о чудесах, которые святой Антоний творил на земле и творит на небесах, но немногим ведомо, что этот великий святой — бесценный дар всему миру, в особенности, Италии, за первую кровь францисканцев.

ДВА ВОИНА

Когда блаженный Франциск учреждал рыцарство Нищеты, другой великий святой, родом из Испании — Доменико ди Гусман, собирал новое воинство, которое своим учением и рвением должно было защищать Церковь Христову.

Доминик и Франциск встретились в 1220 году в Риме, куда оба нередко отправлялись, чтобы авторитетом Церкви скрепить свои деяния. Доминик, со светящимся взором, степенный и мягкий, носил черно-белую одежду, похожую на оперение ласточки; Франциск был моложе, но уже таял, и ряса его была такого цвета, как перья жаворонка. Они не были знакомы, но Доминик видел Франциска во сне, и знал, что этот человек посвятил себя Богу, и ему предстоит вершить судьбу христианства. С первой же встречи они поняли друг друга без слов, как бывает со святыми. Они стояли на Авентинском холме, где Доминик основал два первых крупных монастыря своего Ордена, а перед ними лежало беспорядочное смешение арок, колонн, развалин, колоколен, башен, мозаичных фасадов — город сбрызнутый то там, то тут пятнами лугов и рощ. Из зелени бронзовым поясом выдавались авреалианские стены, и за ними императорский Рим превращался в пустынные поля. Воды Тибра текли под мостами, словно время.

Перед величавой сумятицей разрушенного мира и мира возрождавшегося, два великих человека, восстанавливавших веру, христианство, поверили друг другу свою жизнь и мысли.

— Я родом из Испании. Учился с детства; университет Саламанки открыл мне глубокую истину богословия и красоту науки, которая приходится сестрой вере. Десять лет я провел среди самых отпетых еретиков Прованса, познал зло ошибок и опасность безбожной учености. Я был рядом с Симоном де Монфортом, как священник — рядом с рыцарем, и прежде, чем солдаты вступили в битву, я сражался Евангельским словом, я молился и постился, пока шла битва, которой не удавалось избежать. Я познал, что мирское зло проистекает из гордыни ума, и лишь истина ведет нас к свободе. Что можешь ты сказать о себе, брат мой?

— Я был торговцем, мирским человеком и грешником. Учился я мало и мало читал, только хозяйственные книги нашей лавки, а еще канцоны, сирвенты и баллады, и прочие недостойные песни, пока милостивый Господь не тронул моего сердца и не велел мне читать то, что написано на кресте. Я не знал еретиков, но знал прокаженных. Затем Господь послал мне братьев, и никто не учил меня, как поступать. Сам Всевышний поведал мне, что я должен жить в соответствии со Святым Евангелием.

— И мои братья живут по Евангелию, и молятся и учатся, чтобы побороть мирское коварство.

— А мои — простодушны и безграмотны, и не имеют другой книги, кроме Распятия.

— И мои не должны иметь ничего, кроме общего монастыря и кельи, которая сегодня принадлежит им, завтра — нет.

— Моим же негде приклонить голову, а келья их — мое сердце.

— Брат мой, как же можно управлять сообществом, если не заботиться о людях и не предоставлять им всего необходимого для жизни?

— Отец Доминик, Господь поведал мне, что если мы обнимем крепко святую Нищету, миряне пойдут за нами и будут кормить нас, ибо Господь скрепил договор между миром и нами, чтобы мы подавали миру пример; Бог же позаботится о наших нуждах.

— Но и мы бедны — мы как сторожевые псы Господни с факелом, заженным верой, вносим ужас и смуту в стан волков-еретиков.

— Мы — менестрели Божьи, и желаем, чтобы Он радовался нашим гимнам и тому, что мы радуемся лишениям. Мы хотим, чтобы люди поняли, что служить Богу — все равно, что царствовать, и служить Ему нужно в радости.

— Мы обрубаем сухие сучья ереси и вырываем ядовитые сорняки.

— Мы достойны не того, чтобы рубить, но того, чтобы нас рубили, и охотно идем на смерть, ибо если зерно не умрет, оно не приносит плода.

— Бог есть Истина, и грех рождается из неведения.

— Бог есть Любовь, из отсутствия любви рождается неведение.

— Я желал бы, брат Франциск, чтобы один Орден стал и твоим и моим, и чтобы мы жили по единому уставу.

— Мы — два колеса одной повозки, но мое — меньшее.

— Брат мой, — с почтением сказал Доминик, — удостой меня чести носить веревку, которой ты подпоясан.

Франциск из смирения отказался, но Доминик столь умилительно настаивал, что победил, и, вложив свои руки в руки брата, предал себя его молитвам.

Так испанский святой и святой итальянский обнялись под великим римским небом.