Лирический вечер

Вскоре начало смеркаться. Зажгли лампу-«сталинградку». И тут у двери раздался чей-то голос:

— Девушки, к вам в гости можно?

— Ой, кто это? — удивилась Таня.

— Старший лейтенант Мамонов, — ответил тот же голос. — И два друга со мной. Проведать вас пришли.

— Подождите минутку, — сказала Наташа. — Мы позовем.

Девушки начали быстро поправлять плащ-палатки, застилавшие еловый лапник, прихорашиваться. Лавров подозрительно посмотрел на Климанову. Откуда это у нее кудряшки появились? Вспомнил: уходила куда-то с шомполом от немецкой винтовки. Значит, где-то разогревала его и делала себе «барашки». Зачем? Выходит, она знала, что придут гости? А может, даже сама пригласила?

Суматоха длилась две-три минуты. Наконец Наташа, взглянув на командира, громко крикнула:

— Входите, пожалуйста!

Первым ступил в землянку Мамонов — высокий румянощекий старший лейтенант. На щегольски заправленной гимнастерке поблескивали два ордена Красной Звезды и медаль «За боевые заслуги». Вслед за ним вошел лейтенант. Совсем юный. На погонах эмблемы связиста. На правой щеке, ближе к глазу, — глубокий шрам. «Молодой, да ранний, — отметил про себя Вадим. — Успел где-то с «курносой» повстречаться. Кстати, не он ли Таню в сосняке целовал?» Третий еще при входе снял пилотку да так и стал в дверях, будто школьник в учительской. На погонах у него темнели нашивки буквой «Т».

— Позвольте представить моих друзей, — обнажая с небольшими залысинами голову, произнес старший лейтенант. — Это Аркадий Скворцов, лейтенант, командир взвода связи. А это Алексей Болдырев, старшина, комсорг батальона. Меня звать Леонид Митрофанович, Леня. Послал нас сюда замполит полка Тимофей Егорович Воронков. «Посмотрите, — говорит, — как живут девушки, не нуждаются ли в чем, не обижают ли их?»

— Так вы вроде комиссии? — прищурив глаза, спросила Надя Чурикова. — Ну и что будете проверять? На «форму двадцать»? Или морально-бытовое состояние?

Старший лейтенант не ожидал такого оборота, стушевался. Выручил старшина.

— Если честно, девушки, — сказал он, — то мы сами сказали майору, что пойдем сюда. Не посылал он нас. Сами мы. Захотелось посидеть вместе, песню послушать. Аркадий, — кивнул он в сторону лейтенанта, — говорит, что уж очень хорошо вы поете.

— Вот это похоже на правду. Молодец, старшина, что не пускаешь пыль в глаза, — похвалила Надя. — Так как, девчонки, примем гостей?

— Если не комиссия, то пусть садятся, — первой откликнулась Таня и подвинулась, освобождая место рядом. Лейтенант-связист не стал ждать второго приглашения.

Расселись и… не знают, о чем говорить. Молчат, смотрят друг на друга. Колышется на лицах огонек коптилки. Неловкую минуту прервала Марина. Она взяла в руки гитару, склонила голову к грифу и тихонько стала перебирать струны. Потом так же тихо, каким-то домашним, уютным голосом запела:

На позицию девушка

Провожала бойца…

В тон ей, тихо, проникновенно подхватили Надя и Наташа:

Темной ночью простилася

На ступеньках крыльца.

А дальше уже пела вся землянка. Пели негромко, так, чтобы была слышна гитара. В одном месте Аркадий и Леонид чуть возвысили голос. Это когда дошли до слов:

И врага ненавистного

Крепко бьет паренек

За любимую Родину,

За родной огонек.

Потом пели «Катюшу», «Вечер на рейде». Выбрав паузу, Алексей Болдырев спросил:

— Девушки, а можно я стихи вам почитаю? Не свои, конечно.

— Читайте, читайте, — раздалось со всех сторон.

Старшина встал, оперся о притолоку двери и начал:

Без вас — хочу сказать вам много,

При вас — я слушать вас хочу:

Но молча вы глядите строго,

И я, в смущении, молчу!

Что делать?.. речью безыскусной

Ваш ум занять мне не дано…

Все это было бы смешно,

Когда бы не было так грустно.

Восторженнее всех хлопала ладошками Таня. Она же и спросила:

— Интересно бы узнать, к кому относятся эти слова?

— Лермонтов написал их в альбом Александре Осиповне Смирновой, светской даме. А вот послушайте другое:

Одной тебе, тебе одной,

Любви и счастия царице,

Тебе прекрасной, молодой,

Все жизни лучшие страницы!

Ни верный друг, ни брат, ни мать

Не знают друга, брата, сына,

Одна лишь можешь ты понять

Души неясную кручину.

Ты, ты одна, о, страсть моя,

Моя любовь, моя царица!

Во тьме ночной душа твоя

Блестит, как дальняя зарница.

— Тоже Лермонтов? — спросила Лида Ясюкевич.

— Нет, это Александр Блок.

Потом он читал стихи Есенина, снова Блока и Лермонтова. Читал с душой, с большой любовью к каждому слову. Его взволнованность передалась и другим. Погрустнели все, задумались каждый о своем.

И опять на выручку пришла Марина. Она вдруг резко ударила по струнам и, провозгласив: «Люблю Лермонтова!», запела в полный голос:

Скажи-ка, дядя, ведь недаром

Москва, спаленная пожаром,

Французу отдана?..

Все словно вздохнули, грянули, как на строевом плацу. А дальше уж пошли «Песня о встречном», «Москва майская», «Бьется в тесной печурке огонь». Марина не меняла позы. Играла и пела, склонив голову к гитаре. Вадим поймал себя на том, что все время смотрит на маленькие завитушки волос на ее почти детской шее. В одну из пауз Леонид Мамонов, специально испросив разрешения у Нади Чуриновой, рассказал несколько смешных и вполне пристойных анекдотов. Только Аркадий Скворцов ни в чем себя не проявил. Вместе со всеми он пел, но больше его занимала рука Тани, которую он держал в своей. Таня ее не убирала. Она лишь изредка постреливала глазами в лейтенанта, как бы говоря: «Не жми крепко, не увлекайся».


Так закончился этот, как выразилась одна из девушек, лирический вечер. Гости, а с ними и Вадим, вышли на улицу. Их провожали Наташа Самсонова, Таня Климанова и Аня Шилина. Моросил дождь — мелкий, холодный. Когда он начался, никто не заметил. Два часа назад небо было чистое. Прибалтика есть Прибалтика…

— Ничего, скоро перестанет, — авторитетно заявил старший лейтенант Мамонов и пояснил: — Если дождик начался вечером, то к середине ночи обязательно перестанет. А если с утра, то, считай, на полный день зарядил, а то и больше. Примета такая.


Высоко над головами с шелестящим порханьем пронесся снаряд. Спустя несколько секунд где-то в тылах гулко ухнуло. Нередко снаряды рвались и здесь, в расположении штаба полка. Потому и землянки сделаны не менее чем в два наката. Траншеи нарыты, ходы сообщения. Пользуются ими, правда, редко, потому как лес кругом. Он для солдата — друг, брат и отец родимый. И накормит, и напоит, и прикроет от опасности. Ему вечная признательность воинов, ему их любовь.

— Ну, девочки, спасибо за прекрасный вечер, — приложив руку к сердцу, поклонился старшина Болдырев. — Честное слово, давно не было на душе так чисто и светло.

— Непременно приходите еще, — пригласила Наташа Самсонова. — И конечно, со стихами. Я думала, что так много их знает только моя мама. Она филолог, преподает в школе.

— Выходит, мы с вашей мамой коллеги. Я тоже филолог. Воронежский университет закончил. На последнем курсе очень увлекся Гёте. Какой великий человечище! Если пожелаете, в следущий раз почитаю его.

— Будем ждать. А сейчас, извините… дождь, замерзли.

Наташа, Аня Шилина юркнули в дверь землянки. Вслед за ними и Таня Климанова.

— Чудесные у тебя снайпера, младший сержант, — обнял Лаврова за плечи лейтенант Скворцов, — метко бьют, прямо в сердце.

— Я вот не представляю их в туфлях и цветных платьях, — раскурив папиросу, сказал старший лейтенант Мамонов. — По-моему, в военной форме они самые красивые. Это их выделяет. А сменят ее — и станут такими же, как все.

— Я за то, чтобы они ее как можно быстрее сменили, — проговорил Болдырев.

Загрузка...