Тайна старого компьютера

— Я и вправду свалял дурака… Да, я знаю, что поступил очень плохо… Что это недопустимо… Но…

Тишину нарушил сердитый голос Габриэль:

— Джеймс, никому за столом это неинтересно. Будь добр, сядь где-нибудь в другом месте.

Джеймс не ожидал теплого приема, но грубость Габриэль потрясла его.

— Вы же знаете, я иногда слетаю с катушек, — промямлил он, оглядывая лица приятелей в поисках поддержки.

Тут сурово заговорил Кайл:

— Если ты не пересядешь, уйдем мы все. Ты знаешь, что пережил Энди за последние месяцы?

Мерил рассказала Джеймсу историю Энди, но это не спасло его от жестокого напоминания.

— У него бабушка погибла, сгорев заживо, — сказал Шак. — Полиция установила, что это был поджог, и обвинила Энди в убийстве. Бедняга просидел шесть месяцев в тюрьме, пока не поймали преступника, который на самом деле поджег их дом.

Кайл кивнул:

— Перед тем как попасть в лагерь, он хотел покончить с собой. Он прошел вступительные испытания, но не может приступить к базовому курсу, потому что еще не оправился от пережитого.

— А ты еще и избил его, — укоризненно сказал Коннор. — Ты негодяй.

— Да бросьте вы, — в отчаянии воскликнул Джеймс. — Я его не избивал, только дал пощечину и толкнул. Я извинюсь перед ним и в виде компенсации подарю пару игр для Playstation. Договорились?

Габриэль и Кайл медленно покачали головой. Джеймс понял, что он никого не убедил.

— Ладно же, — сказал Джеймс, вскочил из-за стола и взял поднос. Хотел добавить: «У меня и без вас найдутся друзья», но в горле застрял комок.

Он оглянулся, ища, где присесть. Хотел подойти к Лорин и Бетани, но сидеть с малышами было бы унизительно, к тому же Джеймс сомневался, что встретит там теплый прием. Он заметил и другие знакомые лица: одних ребят он знал по тренировкам, с другими сталкивался на уроках. Но все они сидели небольшими группками, а вклиниваться в чужую компанию было не принято.

В конце концов он одиноко пристроился в дальнем углу столовой. Никто обычно там не сидел, если оставались другие места, потому что там воняло застывшими объедками, которые сгребали в мусорные баки.

*

Пообедав, Джеймс плюхнулся к себе на кровать и погрузился в мрачные мысли. Четыре часа назад он собирался с Керри на пикник, радовался десятидневному освобождению от тренировок и перспективе в конце месяца отправиться на пять недель в «херувимскую» гостиницу на море. А теперь вся его жизнь пошла коту под хвост: Керри его бросила, друзья отвернулись, каникулы накрылись, а со стола ему издевательски ухмылялась груда тетрадок с домашними заданиями.

В дверь постучали условным стуком. Это была Лорин.

— Да, — без энтузиазма отозвался Джеймс.

Он и сам не знал, рад он или нет ее приходу. С одной стороны, ему вроде бы хотелось повидаться с сестрой, но, с другой стороны, придется выслушивать нотацию, а это будет невыносимо, хоть он и прекрасно знал, что ее заслуживает. Он сел на кровати.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Лорин. — Похоже, ты плакал.

— Ничего подобного, — сердито отозвался он, потом пожал плечами. — Да, немножко.

— Кайл разрешил мне поговорить с тобой, потому что я твоя сестра.

Джеймс разинул рот.

— С каких это пор ты спрашиваешь у него разрешения поговорить со мной?

Лорин погрозила ему пальцем.

— Не нападай на Кайла. Он с Габриэль спас тебя от гибели.

— Что за чушь? — возмутился Джеймс. — Ты же видела их за обедом. Они возглавили общую травлю.

— А вот и нет, — покачала головой Лорин. — За Энди присматривают два здоровенных шестнадцатилетних парня. Когда они узнали, что произошло, то собрались оторвать тебе голову. Кайл был одним из тех, кто отговорил их. Он сказал, что бойкот будет более действенным наказанием.

— Уж лучше бы отлупили. Поболело бы и перестало… Лорин, уж очень это несоразмерно. Я его всего один раз ударил. Даже не ударил, а так, пощечину дал.

— Ты так и не понял, в чем дело? — спросила Лорин, раздраженно потирая лоб.

— Чего не понял?

— Джеймс, это происходит уже не в первый раз. Ты теряешь терпение и кидаешься на людей.

— Когда это было?

— Когда ты учился в пятом классе и избил малыша, поломал ему все кисточки для рисования. А в шестом классе ты вывихнул парню ногу и чуть не сломал лодыжку. В день, когда умерла мама, ты побил Саманту Дженнингс. В «Небраска-Хаусе» ты тоже влип в историю. На базовом курсе ты потерял голову и наступил Керри на руку. Вдумайся, ты даже меня пару раз отлупил.

— Лорин, мы в детстве всегда дрались. Все дети дерутся.

Лорин покачала головой:

— В тот раз ты поставил мне фингал. Мы сказали маме, что я ударилась нечаянно, но ведь это было неправдой. Ты сорвался с цепи, потому что я откусила кусочек твоего пасхального яйца.

— Брось, Лорин. Мне тогда было десять лет. А ты делаешь из меня психопата с пеной у рта.

— Может, ты и не психопат, но нехорошая черта в тебе есть. Надеюсь, Джеймс, в конце концов ты из-за этого растеряешь всех друзей. Надеюсь, ты никогда не помиришься с Керри. Может, после этого ты перестанешь наезжать на тех, кто слабее тебя, и избивать всех на своем пути.

После такого выговора у Джеймса закружилась голова.

— Большое спасибо, — всхлипнул он. — Только твоих поучений мне и не хватало.

— И нечего хныкать, — пожала плечами Лорин. — Я думала, ты рано или поздно перерастешь эту блажь.

— Керри меня бросила, — пожаловался Джеймс. — Ни с того ни с сего.

Лорин поняла, что ее брат ищет сочувствия, и не отреагировала.

— А если не перерастешь, Джеймс, знаешь, чем это кончится? В один прекрасный день ты изобьешь свою жену и детей.

Джеймс разинул рот.

— Лорин, не говори глупостей. Этого никогда не случится.

Лорин сказала, передразнивая Джеймса:

— «Ты же знаешь, у меня плохой характер, я ничего не могу с собой поделать». Так если не можешь ничего поделать, откуда ты знаешь, что этого не произойдет?

— Лорин, клянусь богом, я никогда пальцем не трону жену и детей.

— Вот тебе другая клятва. — Лорин помахала пальцем у него перед носом. — Мне до смерти надоели твои выходки. Клянусь маминой могилой: если такое случится еще раз, я никогда больше не буду с тобой разговаривать.

Лорин встала и направилась к двери.

— Лорин! — в отчаянии крикнул ей вслед Джеймс.

Она остановилась.

— Что?

Джеймс пожал плечами:

— Не знаю… Побудь со мной немного, посмотри телевизор. Не хочется оставаться одному.

Лорин покачала головой:

— У меня на этаже сегодня день рождения. Не хочу пропускать веселье. А если ты сидишь тут один и глотаешь слезы, то кто в этом виноват?

Лорин вышла, хлопнув дверью.

Джеймс рухнул на кровать. Лорин не то что прикоснулась к больному месту, она прошлась по обнаженным нервам теркой для сыра. Сдерживая слезы, Джеймс вдруг сообразил: каждый раз, когда он выходит из себя, сильнее всего страдает он сам. Надо научиться сдерживать гнев.

11 ОБЕЩАНИЕ

«Херувим»

Договор о хорошем поведении

Я, Джеймс Роберт Адамс, обещаю выполнять следующие условия:

1. Я буду уважать всех своих товарищей и сотрудников Херувима.

2. Я не буду ни к кому проявлять агрессии, ни словесной, ни физической.

3. Я буду регулярно посещать занятия с психологом.

4. Если я почувствую злость, то пущу в ход методику, усвоенную с психологом, чтобы обуздать свой гнев. Я не дам воли своим рукам.

5. Я принесу письменные извинения Энди Лейгану.

6.Я наверстаю своё отставание по домашней работе. Я не буду списывать задания у своих одноклассников и понимаю, что не буду отпущен из лагеря, пока не восполню все пропуски.

7. Я согласен убираться в корпусе подготовки операций с 5 до 7 часов вечера каждый день в течение трёх месяцев или пока меня не пошлют на операцию.

8. Я буду отстранён от операций на один месяц. Если за это время я не выполню всей пропущенной домашней работы, этот срок будет увеличен до трёх месяцев.

9. Я согласен с тем, что из-за моего проступка меня в этом году не отпустят на летние каникулы в гостиницу Херувим.

10. Я согласен не жаловаться моей наставнице Мерил Спенсер и не просить ее изменить содержание этого договора после того, как подпишу его.

Я понимаю, что через 3 месяца этот договор будет пересмотрен. Если я не выполню все 10 условий, я буду подвергнут суровому наказанию, вплоть до исключения меня из «Херувима».

Подписано: Дж. Р. Адамс

Подпись наставника: М. Спенсер

Засвидетельствовано: Л. З. Адамс.

12. УБОРКА

МЕСЯЦ СПУСТЯ

Первые одиннадцать лет своей жизни Джеймс вёл такое же неприметное существование, что и большинство его ровесников: вставал, шёл в школу, возвращался домой к маме, раз в год уезжал на каникулы, а если везло, то и дважды. Но с тех пор, как умерла мама, Джеймс испытал множество поворотов судьбы: попал в детский дом, обучался в Херувиме, жил в коммуне среди хиппи, работал помощником у торговца наркотиками и даже побывал в аризонской тюрьме.

Но больше всего Джеймс любил повседневную жизнь в лагере. Комната у него была уютная, а каждая трапеза в столовой перерастала в обмен сплетнями о том, кого и за что заставили нарезать круги на стадионе, кто кого пригласил на свидание и с каким успехом, или же ребята подтрунивали друг над другом, обсуждая результаты последнего футбольного матча. Но интереснее всего было просто слоняться по лагерю. То и дело где-нибудь вспыхивала водяная перестрелка, верхний этаж объявил войну нижнему и закидывал его мучными бомбами.

Школьная учёба и тренировки были тяжёлыми, но в целом Джеймс считал жизнь в лагере Херувима очень прикольной штукой.

Но теперь Джеймсу объявили бойкот, и он не находил себе места. Бродить по лагерю, когда не можешь ни с кем поговорить, было слишком нелепо, поэтому он почти всё своё свободное время сидел в комнате. Наверстав домашнюю работу, он читал журналы о мотоциклах или играл в Playstation. До чего же тягостно было сидеть в душной комнате и слушать, как остальные развлекаются вовсю: гоняются друг за другом, кричат, хлопают дверьми, а время от времени, подравшись, ударяются в рёв . Но хуже всего было сознавать, что он сам же, дурак, во всём виноват.

*

«Херувимов» могут в любой момент послать на длительную операцию, и по возвращении они должны наверстать все пропуски в школьной программе. Из-за этого каждый «херувим» учится по индивидуальному расписанию, и уроки идут круглый год, с понедельника по субботу. Единственное исключение — государственные праздники и дни от Рождества до Нового года. И пока все остальные «херувимы» по очереди уезжали на пять недель в приморскую гостиницу, Джеймс ежедневно ходил на уроки.

Он считал личным достижением, если успевал сделать домашнюю работу за час, остававшийся между последним уроком и уборкой в подготовительном корпусе. В ту среду ему это удалось, поэтому Джеймс вышел из комнаты в неплохом настроении, однако вскоре оно развеялось.

В коридоре стоял Брюс. На нем были плавательные шорты на три размера меньше, чем нужно. Шак смотрел на Брюса и хохотал.

— Придется тебе до отъезда смотаться в город и купить новые, — смеялся Шак. — Ума не приложу, как ты вообще в них влез?

Брюс поглядел на свои ноги.

— В прошлом году они мне были в самый раз. Но я уже потратил все деньги, выданные на одежду. Ты не мог бы одолжить мне свои синие?

Шак стоял посреди коридора, загораживая Джеймсу дорогу к лифту.

— Простите, — сказал Джеймс.

Шак недовольно поморщился и прижался к стене, а Брюс окинул Джеймса взглядом, полным презрения. Ожидая лифта, Джеймс подумал, что месяц назад и сам охотно посмеялся бы вместе с приятелями, а потом, скорее всего, сел бы с ними в автобус и поехал в город. Они походили бы по магазинам, а потом весело завалились бы в «Бургер Кинг».

Когда двери лифта раскрылись, ему стало еще тоскливее: внутри, едва не касаясь головой пластикового потолка, стоял Норман Лардж. Джеймс встретился с Ларджем в первый раз после того, как сходил вместе с Даной к директору. Этот визит положил начало цепочке событий, которая закончилась тем, что мистера Ларджа низвели до уровня обычного инструктора. А вместо него во главе «херувимского» тренировочного сектора встал его бывший заместитель, мистер Спике.

Они старались не встречаться взглядами, а Джеймс упорно гнал из головы мысли о том, что этот великан может раздавить его одним пальцем. Лифт медленно тащился к первому этажу.

Дойдя до подготовительного корпуса, Джеймс должен был заглянуть в объектив на двери. Красный луч лазера считывал рисунок с сетчатки его глаза, сравнивал с образцом, заложенным в память, затем на принтере печатался цветной пропуск-ярлычок, и дверь, щелкнув, открывалась. Джеймс каждый день получал точно такие же свеженапечатанные ярлычки со своим именем и фотографией, поэтому, не глядя, сунул его в карман футболки.

Работа уже стала для Джеймса привычной. Сначала он выкатывал из кладовки уборочную тележку — гигантское сооружение с мусорным баком высотой ему до подбородка на одном конце. К бокам были пристегнуты швабра, ведро и пылесос, полки уставлены моющими средствами. Коридор в подготовительном корпусе был изогнут, как банан, и тянулся на всю длину здания, по бокам располагалось двадцать кабинетов и комнат со специальным снаряжением, а в противоположных концах — два кабинета старших контролеров заданий, Зары Аскер и Дэнниса Кинга.

Джеймс начал с кабинета Кинга, потому что тот к пяти часам всегда уходил из корпуса. Распорядок в каждой комнате был одинаковый: вытряхнуть мусорные корзины, собрать всю грязную посуду, протереть ничем не заставленные поверхности, пропылесосить пол и под конец брызнуть освежителем воздуха. Работа была не то чтобы слишком тяжелая, однако нудная, если заниматься ею каждый вечер. Плюс к тому приходилось поторапливаться, чтобы убрать двадцать кабинетов, вычистить четыре туалета,пропылесосить коридор и вымыть всю посуду за два часа.

Даже работая без передышки, Джеймс еще ни разу не управился быстрее, чем за два часа с четвертью.

Через полтора часа уборки у Джеймса заныли ноги. Он закончил с последним из туалетов — эту работу он сильно ненавидел. Мало того, что с ним не разговаривают друзья и он лишился летних каникул, так еще и приходится вычищать унитазы, забитые дерьмом и мокрой бумагой.

Выбросив одноразовые перчатки и мокрое тряпье в корзину на своей тележке, Джеймс выпрямился и вдруг услышал тихий смешок. Он знал, что это Джошуа, полуторагодовалый сын Зары Аскер, но тот не собирался сдаваться без боя.

— Ву-у! — Джошуа с криком выскочил из-за тележки.

Джеймс театрально отскочил к стене:

— Ой, напугал! Страшно! Ах ты, маленькое чудище!

Джошуа хихикнул и обнял Джеймса за ногу.

— Джошуа — чудище. — Р-р-р-р-р!

—Ты опять убежал из маминого кабинета?

И подхватил малыша на руки. Джошуа просиял. Его белобрысая челка свисала на глаза, полосатые штанишки были испещрены коричневыми пятнами.

— Всю шоколадку на себя вымазал, да? — сказал Джеймс, отнес малыша к Зариному кабинету и постучал.

Среди лагерного персонала было не так уж много людей, которые нравились Джеймсу, и самой любимой из них была Зара. Она всегда работала допоздна и за тот месяц, что Джеймс был занят уборкой, завела привычку заваривать ему чай. Он выпивал его в Зарином кабинете, и они успевали поболтать.

Джеймс вошел и поставил Джошуа на ковер. Но огорчился, увидев, что Зара не одна.

— Ну, я пойду, — сказал Джеймс, шагнув к двери.

— Погоди, Джеймс. У тебя найдется минутка? — спросила Зара.

Джеймс пригляделся к женщине, сидевшей за столом напротив Зары. Лет тридцати с небольшим, длинные темные волосы, стройная фигура.

— Милли, познакомься, это Джеймс, я тебе о нем рассказывала. Джеймс, это Милли Кентнер, одна из твоих предшественниц в «Херувиме».

Джеймс пожал ей руку, но Джошуа потребовал вернуть ему внимание, постучав по ноге игрушечной машинкой.

— Смотри, — продемонстрировал Джошуа.

Джеймс улыбнулся ему.

— У тебя новая машинка?

Пока Джошуа, сияя, хвастался, Зара пояснила Милли:

— Эварт приносит Джошуа сюда, перед тем, как искупать и уложить малыша. Ему положено проводить с мамой полчаса перед тем, как лечь спать, но его любимец — Джеймс.

Милли ответила Джеймсу улыбкой, достойной рекламы зубной пасты.

— Джеймс, это правда?

— Надо думать, — пожал плечами Джеймс и устроил маленькому «ламборгини» тест-драйв на ковре.

Зара кивнула:

— Едва Джошуа проснется, от него только и слышно: Джеймс, Джеймс, Джеймс. Если спросить Джошуа, что он собирается делать, он такого навыдумывает! Вчера заявил мне, что пойдет с Джеймсом ловить рыбу. Наверно, видел это по телевизору, потому что Эварт никогда не брал его на рыбалку.

— Ну, Джеймс, — ухмыльнулась Милли и прикрыла рот ладонью, как будто не хотела, чтобы ее слышала Зара. — Скажи мне как «херувим» «херувиму»: как тебя угораздило попасть в уборщики?

— Подрался, — потупил глаза Джеймс.

Зара улыбнулась.

— Не совсем так, да, Джеймс?

— А что тут не так?

— Представляешь, — улыбнулась Зара, указывая на Джеймса, — этого дурачка бросила его подружка. Он выскочил за дверь и отлупил первого, кто попался под руку: несчастного одиннадцатилетнего малыша.

Милли прижала ладони к губам.

— Ох боже мой, — воскликнула она. — Джеймс, как ты мог? А ведь ты так мил с Джошуа.

Джеймсу стало неловко, хоть он и понимал, что Милли старается сохранять вежливость.

— В общем, как я уже сказала, — перебила ее Зара, — юный Джеймс обладает неплохим опытом работы на заданиях, однако сейчас у него в жизни черная полоса. Друзья с ним не разговаривают, он лишился летних каникул, и единственный для него способ покончить с уборкой — это если я отправлю его на задание.

Милли кивнула:

— Кто есть, того и возьму. Считай, ему повезло. С жильем я всё устрою, и думаю, это не затянется больше чем на месяц.

Зара объяснила Джеймсу:

— Выйдя из «Херувима», Милли стала работать в Лондонской полиции. Она служит в отделении Восточного Лондона и не может справиться на своем участке с одним из преступников. Классическая «херувимская» задача: надо вместе с другим агентом поселиться по соседству, подружиться с детьми этого преступника, постараться попасть к нему в дом, войти в курс дел и так далее, и тому подобное. Я напечатаю полное описание задания и получу разрешение комитета по этике. Полагаю, тебя это заинтересует?

Джеймс с энтузиазмом кивнул:

— Не важно, что за операция, главное, мне больше не надо будет ковыряться в унитазах!

Зара улыбнулась:

— Я так и знала, что ты это скажешь.

13. ЗАДАНИЕ

«Совершенно секретно

Описание задания для Джеймса Адамса

Этот документ защищен радиочастотным идентификационным знаком. Любые попытки вынести его из подготовительного корпуса автоматически включат сигнал тревоги.

Не снимать фотокопий, не делать записей.

Милли Кентнер

Милли Кентнер родилась в 1971 году. С 1981 по 1988 годы служила агентом в «Херувиме», вышла в отставку с черной футболкой после одиннадцати успешных операций. Ее роль в шахтерской забастовке 1985 года была названа «одним из самых замечательных примеров деятельности агента за всю историю существования «Херувима».

Милли поступила в Сассексский университет, где изучала юриспруденцию. В 1992 году она пришла на службу в Лондонскую полицию. Через четыре года получила звание инспектора. Вскоре после этого повышения Милли перешла из отдела по раскрытию тяжких преступлений в районное управление полиции. Контролируемый ею район расположен в восточной части Кондона и включает в себя квартал Палм-Хилл.

В квартале Палм-Хилл еще не угасло эхо мятежей, прокатившихся здесь в 1981 году, однако в настоящее время среди местных жителей насчитывается немало состоятельных людей, и преступность здесь ниже, чем в среднем по Кондону. Большой вклад в эти перемены внесла деятельность Милли Кентнер за последние девять лет. В 2002 году она отказалась от повышения по службе до звания старшего инспектора и от предложения возглавить городской отряд особого назначения, призванный бороться с преступностью в самых криминальных районах Кондона. Ей хотелось продолжать работу в Палм-Хилле.

Братья Тарасовы

Леон и Николай Тарасовы родились в России в начале 1950-х годов. Николай, как полагают, на год старше брата, однако их точный возраст неизвестен. После службы в Российском флоте оба молодых человека пошли работать рыбаками.

В августе 1975 года на их траулере, промышлявшем ловлей трески в Северном море, отказали два двигателя. Получив сигнал бедствия, британское спасательное судно при помощи норвежского флота эвакуировало всю команду из сорока двух человек. Оказавшись в Великобритании, Леон и Николай вместе с шестью другими членами команды попросили политического убежища. Все попытки правительственных чиновников уговорить моряков вернуться домой и не создавать дипломатических трений с Советским Союзом окончились неудачей, и британское правительство с большой неохотой удовлетворило их прошения об убежище.

Не сумев найти работу в британском рыболовецком флоте, Леон и Николай потянулись к небольшому русскому сообществу, сконцентрированному в районе Боу на востоке Кондона. Братья перебивались на самых непристижных работах: водителями такси, поварами в отелях, санитарами в больницах. По-видимому, они всё больше втягивались в криминальную деятельность. В 1979 году Николай был обвинен в хищении более чем 2000 фунтов стерлингов наличными из офиса таксомоторного парка, где он работал предыдущим летом. Его приговорили к трем месяцам тюрьмы.

Мятежи в Палм-Хилле

После освобождения Николай объявил себя бездомным и лишившимся средств к существованию. Ему была предоставлена двухкомнатная квартира в одном из самых обветшалых домов квартала Палм-Хилл. Леон поселился вместе с ним, и братья зажили как прежде, добывая себе пропитание низкооплачиваемой работой, хитроумными аферами и мелкими преступлениями. Но после мятежей в Палм-Хилле их финансовое положение изменилось навсегда.

Беспорядки в Палм-Хилле начались вечером 13 июля 1981 года, когда полиция задержала молодого человека, выходившего из угнанной машины. Свидетели утверждают, что полицейские, производившие арест, ударили юношу, закованного в наручники, в тот момент, когда сажали его в полицейскую машину. Собралась разъяренная толпа, несомненно спровоцированная волной беспорядков, прокатившихся по многим городам страны после мятежей в Брикстонё, случившихся тремя месяцами раньше. Толпа окружила полицейский автомобиль, забросала его кирпичами и бутылками. Полицейских вытащили из машины и избили, прежде чем они успели передать по радио просьбу о помощи.

После наступления темноты на улицах и в переулках квартала Палм-Хилл вспыхнули бои между молодежью и полицией. Было разграблено более двадцати магазинов, разбиты сотни окон, сожжено множество машин и комплекс из шестидесяти гаражей в задней части квартала. Лишь через восемь часов полиции удалось восстановить порядок.

Правительственные субсидии

После беспорядков правительство разработало схему компенсационных выплат, потому что мятежи не входят в число страховых случаев. На восстановление Палм-Хилла стали выделяться немалые деньги.

Леон и Николай Тарасовы увидели для себя благоприятную возможность поживиться. Братья торговали подержанными автомобилями, и в сгоревшем гаражном комплексе у них погибло пять машин. Правительство выплатило братьям щедрую компенсацию - по некоторым оценкам, они получили в четыре раза больше, чем стоили эти машины.

Не в силах поверить своему счастью, Леон и Николай на компенсационные деньги взяли в аренду заброшенный паб с прилегающим к нему участком земли на краю квартала Палм-Хилл. Пустив в дело правительственные субсидии и займы на реконструкцию, они отремонтировали паб, а на участке земли организовали магазин подержанных автомобилей.

Мелкое воровство

Хотя ни одно из предприятий не приносило больших прибылей, всё же правительственные деньги позволили братьям одеться в приличные костюмы. Выступая перед тележурналистами, время от времени приезжавшими в Палм-Хилл, чтобы сделать репортаж о жизни после мятежей, они гордо представлялись местными бизнесменами.

В последующие годы братья Тарасовы вели свои дела без соблюдения каких-либо законов. Их привлекали к суду за неуплату налогов и за то, что у них на стоянке часто находили детали краденых машин. При обыске у них обнаружили партию фальшивых наклеек на лобовое стекло об уплате дорожного налога. Леон и Николай заявили, что наклейки остались после уволенного работника, и жюри присяжных в окружном суде Боу признало их невиновными.

Их паб под названием «Русский царь» быстро превратился в хорошо известное место, где собираются мелкие преступники и где можно легко купить наркотики или краденые вещи, выпить после закрытия или просидеть всю ночь за нелегальной партией в покер.

Династия Тарасовых

До недавнего времени жизнь братьев Тарасовых протекала на удивление параллельно. Оба женились в 1985 году, и у них родилось по сыну и дочери. Леон женился на Саше Аркадьевой. В 1989 году родилась Соня (сейчас шестнадцать лет) и Максим, он же Макс (сейчас тринадцать лет). Николай женился на Поле Рэндалл. Их дети — Петр, он же Пит (родился в 1988 году, сейчас восемнадцать лет) и Лайза (родилась в 1990 году, сейчас четырнадцать).

В 2000 году Пола Тарасова ушла от Николая, оставив с ним детей, и вскоре снова вышла замуж. После продолжительной болезни Николай скончался в декабре 2003 года. Опеку над детьми взял на себя Леон, со стороны матери не последовало никаких возражений.

В настоящее время Леон и Саша занимают две соседние квартиры в квартале Палм-Хилл. С ними живут сын, дочь, племянник и племянница.

Деньги

После смерти брата Леон Тарасов опустился. Он стал сильно пить. Паб и автомагазин стали убыточным бизнесом, Леон Тарасов наделал много долгов. Кроме этого, появился слух, что Леон проиграл в азартные игры крупную сумму некоей «серьезной» фигуре криминального мира. Многие считали, что скоро Леон потеряет свой бизнес.

Полиция Палм-Хилла была среди тех, кто с нетерпением ожидал неминуемого краха Леона Тарасова. Тарасов давно стал костью в горле у местных органов охраны порядка, как из-за собственной нелегальной деятельности, так и из-за того, что его паб стал местом сборищ для преступников. В полицейском досье Леон Тарасов характеризуется так: «Человек, который любит изображать из себя главу местного сообщества. Однако преступная деятельность Тарасова, словно злокачественная опухоль, разъедает все добрые поступки, какие совершаются в округе. Считается, что Леон тесно связан с бандами угонщиков автомобилей и занимается перепродажей краденого. Подозревают, что он несколько лет занимался рэкетом местных лавочников. В недавнее время он был втянут в жестокую войну за передел сфер влияния с соседней цыганской группировкой».

Но к концу 2004 года жизнь Тарасова сильно изменилась к лучшему. Он расплатился с долгами по всем займам, купил новую машину и взял в аренду паб на северном конце квартала Палм-Хилл. Он потратил значительную сумму на ремонт этого заведения и переименовал его в «Русскую царицу».

В прошлом году по Палм-Хиллу ходила шутка: дескать, Леон Тарасов либо выиграл в лотерею, либо ограбил банк. Выяснив, что Леон не выигрывал ни в какую лотерею, полиция решила найти истинный источник неожиданного богатства Тарасова.

Задача «Херувима»

За более чем тридцать лет сомнительной деятельности Леон Тарасов сумел отделываться лишь небольшими штрафами. Он никому не раскрывает своих дел, и все попытки использовать полицейских информаторов, как и другие подпольные операции, окончились неудачей.

Тысячи часов, затраченных на разоблачение Леона Тарасова, не дали никаких плодов, и полиция Палм-Хилла не желает прилагать новых усилий для его поимки. Милли Кентнер, разозленная отсутствием энтузиазма в коллегах, спросила, не смогут ли старые друзья из «Херувима» помочь ей.

Два опытных агента «Херувима» поселятся в пустой квартире на одной лестничной площадке с семьей Тарасовых. Младший агент — Джеймс Адамс, тринадцати лет — будет разрабатывать Макса и Лайзу. Старший агент — Дэйв Мосс, семнадцати лет — будет разрабатывать Соню и Пита.

Согласно легенде, Дэйва зовут Дэйв Холмс, он недавно ушел из приемной семьи. Джеймс будет выдавать себя за младшего брата Дэйва, который еще остается под опекой, но ему разрешено жить со старшим братом. Организует операцию старший контролер Зара Аскер, а Милли Кентнер будет изо дня в день следить за ее ходом.

Задачи операции

1. Проникнуть в семью Тарасовых и попытаться добыть как можно больше улик, подтверждающих их преступную деятельность.

2. Просочиться в бизнес Леона Тарасова, особенно в его торговлю подержанными машинами, которая, как полагают, стала средоточием его преступной деятельности.

3. Главная цель — установить источник неожиданною финансового благосостояния Леона Тарасова.

Комитет «Херувима» по этике принял это описание задания без каких-либо замечаний.

Степень опасности данной операции оценивается как низкая. Опытные агенты получат право действовать без постоянного надзора со стороны контролера операции».

14. ДОМ

Джеймс и Дэйв прибыли в Палм-Хилл на потрепанном «форде мондео». Стояло субботнее утро, задние сиденья машины были подняты, и весь салон до самой крыши был забит пожитками. Кондиционер был выключен, поэтому ребята боролись с жарой тем, что открыли окна, и поток встречного ветра на автостраде взбил им на головах экзотические прически.

Джеймс уже во второй раз встречался на операции с Дэйвом. Семнадцатилетний парень сидел за рулем; довольно длинные светлые волосы, большие голубые глаза и симпатичное лицо — он казался моложе своих лет, но если взглянуть на его мощную, атлетическую фигуру, то она соответствовала, пожалуй, и большему возрасту. Джеймс был коренастый, нос слегка приплюснутый, однако не требовалось напрягать фантазию, чтобы принять этих двух мальчишек за родных братьев.

Дэйв любил старый рок, и путешествие проходило под «Лед Зеппелин» вперемешку с «Блэк Саббат» и «Ху». Джеймс предпочитал музыку поновее, но, когда компакт-диск заиграл в третий раз, стал размахивать руками на пассажирском сиденье, изображая знаменитого гитариста.

Они прибыли в Палм-Хилл вскоре после полудня. Двор был уставлен в основном потертыми семейными автомобилями, среди которых попадались и более экзотические штучки, например «БМВ» и «ауди», принадлежавшие амбициозным молодым профессионалам, которые с недавних пор начали покупать квартиры в лучшей части квартала. Со всех сторон двор окружали четырехэтажные жилые дома, недавно отремонтированные: кирпичная кладка была вычищена, окна покрашены, на каждом подъезде установлены надежные стальные двери.

Джеймс вышел из машины и прошелся, разминая нош, затекшие после трехчасовой поездки. Он заглянул и просвет между двумя зданиями и увидел задний двор паба «Русский царь», уставленный ящиками с пустыми бутылками.

Джеймс и Дэйв взяли из машины сумки и пошли к подъезду. Поднимаясь по лестнице, Джеймс ощущал волнение и тревогу, обычные в начале каждой операции, но сейчас к ним примешивалась еще и радость оттого, что удалось смыться из лагеря. Ему не хотелось болтаться там, когда Лорин, Керри и все остальные вернутся с моря, покрытые золотистым загаром, и начнут взахлеб рассказывать, как им было весело.

Они вышли на балкон второго этажа. Их квартира располагалась метрах в двадцати от лестницы, а через четыре двери от нее находились две квартиры, занятые семьей Тарасовых. Помещение давно не проветривалось, лапах стоял затхлый. О первоначальном цвете ковров можно было только догадываться, а аляповатые узорчатые обои и пластмассовые люстры выдавали чудовищный вкус прежних хозяев.

— Мебели негусто, — заметил Джеймс, заглянув в гостиную. Там стояли только одинокий диван да кофейный столик с треснувшим стеклом.

Дэйв кивнул:

— Ты же читал задание. Детям, отпущенным из приемных семей, выдается субсидия на мебель в триста фунтов. На неделе съездим в ИКЕА, купим подушек и еще чего-нибудь, только без роскоши.

Джеймс продолжил осмотр. Кухня и ванная были вполне терпимыми, однако в большой спальне стояли только металлическая вешалка для одежды и новенькая кровать. Ковер и тисненые обои были розовые, как фламинго.

— Боже мой, — простонал Джеймс.

Вслед за ним вошел Дэйв.

— Другая спальня — белая. Выбирай.

Джеймс пожал плечами:

— Ладно.

— Круто, — восхитился Дэйв, плюхнувшись на двухспальную кровать.

Комната Джеймса была меньше, с односпальной кроватью и всем походила на девчачью. Ему стало грустно, потому что она напомнила ему детскую, в которой он обитал, когда мама была жива. Он уселся на матрац — тот был еще запакован в пластиковую пленку с приклеенным ценником — и представил себе, как стучит в стенку Лорин и ее подружкам, чтобы те не слишком шумели по вечерам, а из-за другой стенки доносится раскатистый мамин храп.

*

Совершив десять походов по лестнице за вещами и обратно, Джеймс взмок от пота, принял душ, надел чистые шорты и одну из футболок «Арсенал». Из лагеря ребята прихватили несколько банок кока-колы и чипсы, но им нужно было молоко и что-нибудь из еды. По дороге сюда они заметили неподалеку «Сейнсбери»*, и пока Дэйв мылся, Джеймс отправился в магазин.

Он взял хлеба, молока, хлопьев на завтрак, какое-то китайское лакомство для микроволновки, несколько тарелок с макаронами и пару карри для Дэйва. Возвращаясь, он впервые заметил одного из Тарасовых: тринадцатилетний Макс с двумя приятелями гоняли по двору на велосипедах. Джеймс подошел к запертой двери подъезда и обнаружил, что, переодеваясь, он забыл положить ключи к карман чистых шорт. Он нажал на домофоне кнопку своей квартиры и стал ждать. Через пару минут позвонил еще раз и сердито закричал в микрофон:

— Дэйв, впусти!

Прождав еще полминуты, Джеймс потерял терпение. Он посмотрел на часы, решил, что пора бы уже Дэйву выйти из душа, нажал на кнопку раз десять и заорал:

— Дэйв, болван, открой дверь! Ты что, оглох?

Тут с лестничной площадки второго этажа, прямо у Джеймса над головой, послышался девичий голос:

— Застрял, да?

Джеймс отступил назад и разглядел собеседницу. Девчонка примерно на год его старше.

— Мой брат меня не впускает. Или оглох, или нарочно издевается.

Девчонка улыбнулась:

— Я тебе открою.

Она спустилась по лестнице. Джеймс смотрел на нее через стеклянное окошко в двери. Сначала на верхней ступеньке появились шлепанцы и ноготки, выкрашенные фиолетовым лаком. Потом — загорелые ноги и короткая джинсовая юбочка. Девчонка широко улыбнулась Джеймсу через окошко и, откинув с лица длинные волосы, открыла защелку на внутренней стороне двери.

__________________________________________________________________________

Сейнсбери (Sainsbury), третья по величине сеть супермаркетов в Великобритании

— Спасибо, — улыбнулся в ответ Джеймс.

— Я тебя сегодня видела, ты с каким-то парнем таскал вещи. Меня зовут Ханна. Я живу через одну квартиру отсюда.

— А меня зовут Джеймс, — представился он, с магазинными пакетами в руках поднимаясь за девчонкой. — А тот парень — мой брат Дэйв.

— Я видела только вас двоих. Где ваши родители?

— В шести футах под землей, — сказал Джеймс, завернул за угол и вышел из полумрака лестницы на балкон.

— Ох… прости.

Джеймс понял, что преподнес информацию слишком небрежным тоном и напугал Ханну.

— Мне было четыре года, — пожал плечами он. — Я их почти не помню.

— Как же вам удалось поселиться одним?

— Мы жили в приемных семьях, потом Дэйву исполнилось семнадцать, и он получил квартиру. Мне разрешено жить с ним на испытательных условиях, но к нам по нескольку раз в неделю заходит социальный работник.

Ханна хихикнула:

— Чтобы вы не слишком буянили.

— Да, к сожалению, не разгуляешься, — вздохнул Джеймс, остановился у дверей своей квартиры и нажил на звонок. Изнутри доносилась громкая музыка.

— Рада познакомиться с тобой, Джеймс. Надеюсь, скоро увидимся.

Джеймс улыбнулся:

— Ты не очень занята? Хочешь зайти поздороваться с моим братом?

— Почему бы и нет? — пожала плечами Ханна.

Дэйв в одних шортах открыл дверь, и в лицо Джеймсу ударила оглушительная музыка — «Бейби О’Райли» в исполнении «Ху».

— Где твои ключи? — осведомился Дэйв.

— А ты как думаешь? — раздраженно отозвался Джеймс. — Забыл я их. А если бы ты не оглашал своей музыкой всю округу, то услышал бы, как я звоню по домофону.

Дэйв нырнул в гостиную и приглушил музыку, чтобы можно было поговорить. Пожал руку Ханне, и она расплылась в улыбке:

— Рада познакомиться, Дэйв.

У Джеймса уже было три подружки, и он не раз знакомился с девчонками на вечеринках и в других местах. Он считал, что для тринадцати лет это неплохо, но всё же завидовал Дэйву. При виде Дэйва девчонки заливались румянцем и смеялись над любыми его шутками. Он менял красивых девчонок как перчатки и, как говорили в лагере, чуть ли не вытирал об них ноги.

— Откуда у тебя шрам на груди? — поинтересовалась Ханна и показала на отметину, но остановила палец в паре сантиметров от груди Дэйва, как будто его тело было прекрасной вазой, которую она не смела тронуть.

— Несколько месяцев назад у меня на стенке грудной клетки образовался сгусток крови, — пояснил Дэйв. — Пришлось вставить трубку и его откачивать.

Ханна отпрянула:

— Фу.

— Плакали мои надежды на карьеру в модельном бизнесе, — пошутил Дэйв.

— Пойду положу покупки в холодильник, пока не испортились, — сказал Джеймс.

— Правильно, — одобрил Дэйв. — Заодно уж завари нам чаю.

Если бы рядом не было Ханны, Дэйв схлопотал бы за наглость, но сейчас Джеймс покорно побрел на кухню и поставил чайник. Раскладывая продукты, он выглянул из-за дверцы холодильника и увидел Ханну в дверях.

— Я не могу остаться, — сказала Ханна. — Мне надо до вечера закончить уроки.

— Куда торопишься? — ухмыльнулся Джеймс. — На свидание?

Ханна покачала головой:

— За кварталом есть большое водохранилище. В хорошую погоду там собираются здешние ребята. Можешь прийти и ты. Купим чего-нибудь выпить, я тебя кое с кем познакомлю.

Джеймс кивнул:

— С удовольствием. При галстуках или как?

— «Арсенальную» футболку лучше сними, — сказала Ханна и сунула два пальца в рот, как будто ее тошнило. — Иначе ты серьезно подмочишь мою репутацию.

15. ПРОГУЛКА

Усевшись перед телевизором с помятой комнатной антенной, мальчишки поужинали разогретой в микроволновке лазаньей. Дэйв выглянул в окно и заметил во дворе Соню Тарасову. Он выскочил из комнаты, споткнувшись об ноги Джеймса, бегом спустился по лестнице и выбежал во двор. Нагнав Соню, он похлопал ее по плечу.

— Привет, Мелани, — с жаром воскликнул Дэйв. Соня обернулась. Она была неприметная, как мышка, чуть полноватая, с круглым лицом.

— Я не Мелани, — раздраженно ответила Соня. Дэйв схватился за голову и сделал вид, будто страшно смущен.

— Прости, — охнул он. — Я не хотел тебя напугать. Просто… Ты как две капли воды похожа на девчонку, с которой я раньше встречался.

Джеймс на цыпочках вышел в коридор и, уплетая лазанью, стал слушать. Соня наконец поняла, что к ней не пристает маньяк, заметила симпатичную физиономию Дэйва и расплылась в улыбке.

— Не переживай, — хихикнула Соня. — Я и сама нередко обознаюсь.

— Надо было сразу догадаться, что такого везения не бывает, — сказал Дэйв. — Понимаешь, я только что переехал и никого тут не знаю.

— Ты будешь жить здесь?

Дэйв кивнул и показал на парадную дверь:

— Да, в шестнадцатой квартире. С младшим братом.

Соня улыбалась, но никак не могла найти, что сказать.

— И много здесь развлечений субботними вечерами?

Соня указала в просвет между домами:

— Вот там — «Русский царь», но в нем собирается публика постарше. А если пройти подальше, а другой конец квартала, то увидишь «Русскую царицу». Там народ повеселее, а по субботам играет живой оркестр. Иногда, когда народу много, я там подрабатываю.

— Здорово, — одобрил Дэйв. — Я как-нибудь загляну. Разрешишь мне угостить тебя?

Соня кокетливо положила пальчик в рот и улыбнулась.

— Конечно. Может быть, я даже угощу тебя в ответ.

— Кстати, меня зовут Дэйв, — сказал он и протянул руку.

— Соня, — ответила девушка.

Дэйв осторожно пожал ей руку.

— Рад познакомиться, Соня. Мне пора. Пойду готовить ужин младшему братишке.

Дэйв вернулся в квартиру и захлопнул за собой дверь победоносным пинком.

У Джеймса отвисла челюсть.

— Глазам не верю, — ахнул он.

— Что? — с невинным видом спросил Дэйв.

— Да ты ей практически свидание назначил. И при том, что ты видишь ее впервые в жизни.

— Это не так уж трудно, — сказал Дэйв. — В твоем возрасте я тоже боялся, но, знаешь, цыпочки — не болотные твари с планеты Зог. Просто подойди и заведи разговор. Либо тебе повезет, либо нет.

— И всё равно, — проговорил Джеймс, качая головой. — Просто так подойти к незнакомой девчонке и познакомиться — это надо уметь.

— А как же, — самодовольно ухмыльнулся Дэйв и взял с кофейного столика свою лазанью. — Приятно, когда женщины находят тебя неотразимым.

Он проглотил кусок лазаньи и громко рыгнул.

— А обязательно надо было выставлять меня пятилетним малышом? — спросил Джеймс, усаживаясь на диван рядом с Дэйвом.

— Ты о чем? — озадаченно спросил Дэйв.

— «Пойду готовить ужин младшему братишке», — процитировал Джеймс. — Я бы не возражал, но не кто иной, как я, достал лазанью из коробки и проткнул пленку.

*

Вечером Ханна зашла за Джеймсом, приведя с собой пару подружек. В одной из них Джеймс узнал Лайзу Тарасову — он видел ее пухлое личико на полицейских фотографиях, которые показывала ему Милли Кентнер. Другую девчонку звали Джейн.

— Джейн раньше жила в твоей квартире, — сказала Ханна, пока Джеймс запирал дверь. — Она переехала на первый этаж в соседнем доме, потому что ее бабушке было тяжело подниматься по лестнице.

До водохранилища было минут десять ходьбы вверх но холму. Берега искусственного озера заросли травой и кустарником. По тропинкам бегали трусцой и выгуливали собак местные жители, малыши под присмотром родителей играли в футбол или в салки. Но три девчонки повели Джеймса подальше от цивилизации, в заросший уголок возле тихой дороги. Единственной приятной для глаза деталью захламленного пейзажа был быстрый ручеек, впадающий в водохранилище, но и то его берега были усыпаны пустыми банками из-под пива и старыми шинами, а русло почти перегорожено ржавой кухонной техникой.

Джеймс изучал историю Палм-Хилла и знал, что после мятежей в квартале был построен молодежный центр, обошедшийся в три миллиона фунтов стерлингов, а также оборудованы прогулочные зоны, где подростки могли собираться, не беспокоя своим шумом обитателей квартала. Однако за время, проведенное на заданиях, Джеймс успел заметить, что ребята его возраста редко ходят туда, куда им положено, предпочитая непривлекательные укромные уголки, где они спокойно могут заниматься вещами, которые снятся их родителям в ночных кошмарах.

На берегу собралось человек тридцать ребят лет двенадцати—пятнадцати. Они «тусовались» группками по четыре-пять человек. Атмосфера была спокойная, несколько мальчишек поменьше с гиканьем гоняли на велосипедах, но большей частью ребята сидели в высокой траве и болтали. Вскоре солнце скрылось за высокими домами на другой стороне поля.

Главной задачей Джеймса было сблизиться с Лайзой и Максом, но от этого его сильно отвлекала Ханна. Она под страшным секретом рассказала Джеймсу, что у нее нет приятеля, и они с большим удовольствием поболтали обо всем на свете — от футбольных матчей премьер-лиги до того, кто как отлынивает от домашних заданий.

Потом Лайза с группкой девчонок куда-то исчезла. Джеймс и Ханна остались с банкой «Хейнекена», которую она отобрала у парня постарше, явно неравнодушного к ней, и Джейн, почувствовав себя лишней, заявила, что пойдет домой пораньше — проведает бабушку.

Ребята, проходившие мимо, останавливались поговорить с Ханной, и она знакомила их с Джеймсом. Когда наконец рядом нарисовался Макс Тарасов и протянул Джеймсу руку для рукопожатия, было уже восемь часов вечера, и Джеймс понимал, что не может упустить случая сдружиться со своим главным подопечным, даже если это сводит к нулю шансы поцеловаться с Ханной.

— Ты мой сосед по балкону, — сказал Джеймсу Макс. — Как хорошо иметь поблизости еще одного болельщика «Арсенала».

Джеймс усмехнулся, глядя на свою футболку:

— Похоже, в этих местах мы с тобой редкие пташки.

— Это верно, — ухмыльнулся Макс. — Тут больше в чести «Уэстхем» и «Челси».

Джеймс воодушевился. В «Херувиме», разрабатывая операцию, сделали так, чтобы у него было как можно больше шансов подружиться с Максом, но раз они оказались еще и болельщиками одной команды, это сильно облегчало задачу.

— Мы с ребятами идем в магазин за пивом, — сообщил Макс. — Хочешь прогуляться с нами?

— Деньги у меня есть, — ответил Джеймс, — Но вряд ли мне можно дать восемнадцать лет.

— Мы тут знаем одно местечко. Владелец даже нервно-паралитический газ продаст шестилетнему малышу, если сможет выгадать на этом хоть пару фунтов.

Джеймс ухмыльнулся:

— А что, газы у него под прилавком тоже есть?

— А ты спроси. Попытка не пытка.

Джеймс встал, поглядел на Ханну и увидел у нее и глазах обиду.

— Пойду схожу за пивом. Не возражаешь?

— А чего мне возражать? — пожала плечами Ханна.

Однако она поджала губы и съежилась. Джеймс понял, что она очень даже возражает.

— Я тебе что-нибудь принесу, — сказал Джеймс, изо всех сил пытаясь увязать задачи операции с симпатичной девчонкой, сидевшей на траве. — Шоколадку, хлопьев — чего хочешь.

Ханна сменила гнев на милость.

— Принеси мне кока-колы, не банку, а пол-литра, и маленькую бутылочку водки, чтобы сделать коктейль.

Джеймс понял, что этот заказ встанет ему почти в десятку, однако в кармане лежали деньги, выданные Зарой на еду, и он решил потратить их.

Двое мальчишек чуть постарше повели их к магазину. Джеймс и Макс шли в нескольких шагах позади.

— Ну, Джеймс, ты даешь, — сказал Макс. — В первый же вечер назначил свидание Ханне!

Джеймс постарался говорить так же снисходительно, как и Дэйв пару часов назад.

— Понимаешь, друг, главное — быть уверенным к себе, — пожал плечами он. — Цыпочки — не инопла нетянки с планеты Зог. Надо просто заговорить с ними.

— Легко сказать… — У Макса заплетался язык. Джеймс, выпивший пополам с Ханной одну банку легкого пива, понял, что его новый друг успел опорожнить гораздо больше.

— Но, знаешь, с тех пор как в прошлом году с ее двоюродным братом случилась трагедия, Ханна стала какой-то странной, — продолжал Макс.

— Какая трагедия? — спросил Джеймс.

— Двоюродный брат Ханны, Уилл. Ему было восемнадцать. Чудной малый, задохлик, хиппи, наркоман. Свалился с крыши за нашим домом. Говорят, он так обкурился, что не понимал, где находится.

Джеймс не помнил, чтобы в описании задания указывалось нечто подобное, но это, скорее всего, объяснялось тем, что трагедия не имела никакого отношения к делу Тарасова.

— Ханна была с ним очень дружна? — спросил Джеймс.

— Не то чтобы очень, — пожал плечами Макс. — Но Ханна и Джейн стояли в пяти метрах от того места, куда он упал.

— Не может быть, — ахнул Джеймс.

— Еще как может, — ухмыльнулся Макс. — Места в переднем ряду. Полюбуйся, как твой двоюродный брат превращается в котлету. Неудивительно, что у нее после этого крыша поехала.

16. МАКС

До магазина надо было идти минут двадцать, но хозяин оказался именно таким, как его описывали: он не моргнув глазом отпустил Джеймсу водку для Ханны и шесть банок пива. Он даже не стал приглашать к кассе двоих старших ребят, которым было по пятнадцать.

Когда они вышли из магазина, уже почти стемнело, поэтому обратно пришлось идти более длинным путем, по дороге, а не по неосвещенным тропинкам на берегу водохранилища. На ходу Джеймс помахивал сумкой, в которой лежала упаковка из шести банок пива. Макс разговаривал мало, но Джеймс знал, что лучше уж малоразговорчивый приятель, чем болтун, который рта не закрывает.

Чтобы попасть на поле, им пришлось перелезть через стену высотой по плечо. Они сразу заметили — ребят стало гораздо меньше и атмосфера была какая-то напряженная.

— Черт возьми, — проворчал Макс. — А этим-то что здесь понадобилось?

Джеймс тотчас же заметил новоприбывших — четверых ребят лет по шестнадцать—семнадцать, довольно с массивными фигурами. Они были одеты в джинсы и сапоги, с ними были две девчонки самого разбойничьего вида.

— Это здешние? — спросил Джеймс.

Макс кивнул:

— Из квартала Гроувнор, на том берегу водохранилища. Обычно они сюда не заглядывают.

Тут Джеймс увидел Ханну — она стояла метрах в пятидесяти. К ней подошли Лайза и еще пара девчонок, они сбились в кучку. Джеймс быстрым шагом направился к ним, Макс старался не отставать.

— Привет, — сказал Джеймс. — С вами ничего не случилось?

Ханна сердито посмотрела на него.

— Мы только ждали, пока вы вернетесь, чтобы сразу уйти отсюда. Сами знаете эту компанию. Они что-то затевают.

— Может, пойдем в молодежный центр? — предложила Лайза.

Худенькая девочка по имени Джорджия покачала головой:

— Там такая тоска. Десятилетние малыши орут как резаные и бегают с ракетками для пинг-понга. Давайте лучше погуляем по кварталу.

— Да, — согласился Макс. — Ребята из Гроувнора к нашему кварталу и близко не подойдут.

— Почему? — спросил Джеймс.

Макс хихикнул:

— Потому что им наваляют по шее.

— А ты, Джеймс, куда хочешь пойти? — спросила Ханна.

Джеймс пожал плечами:

— Понятия не имею. Куда вы, туда и я. Я же тут ничего не знаю.

— А чего тут знать? — фыркнула Лайза. — Субботние вечера — тоска зеленая! Скорей бы мне вырасти! Буду тогда ходить по клубам, развлекаться.

— И встречаться с красивыми парнями, — хихикнула Джорджия.

И все три девчонки покатились от хохота.

— Куда уж вам, — сказала Ханна. — У меня хоть есть Джеймс, он такой симпатяшка.

Джеймс обнял Ханну за талию, радуясь, что она на него не сердится.

— Развлекаетесь? — вдруг пробасил низкий голос у них за спиной.

Джеймс обернулся и увидел двоих громил из соседнего квартала. У того, что повыше, курчавилась жидкая юношеская бородка. Оба были широкоплечие и мускулистые, и весь их вид говорил о том, что с ними лучше не связываться.

— Знаете что? Я подыхаю от жажды, — прохрипел бородатый, для пущей выразительности потирая горло. — Заметил у вас банки с пивом и решил: может, вы поделитесь?

— Всего только парочку, — добавил его приятель.

Макс окинул их сердитым взглядом.

— Пойдите и купите себе. Нечего попрошайничать.

Бородатый посмотрел на приятеля и покачал головой:

— Ох, какие невежливые ребята! Обзывают нас попрошайками.

— Я уязвлен, — ухмыльнулся приятель и указал на Макса. — Ты его узнаешь? Его папаша — тот пузырь, которому принадлежит «Русский царь».

— Полный паб выпивки, а ему жалко для нас бутылочки пивка! А ну, гони!

Тот, что пониже, потянулся за сумкой Макса. Но тот успел отскочить.

— Проваливайте отсюда! — дрожащим голосом произнес Макс. В его голосе явственно слышался страх.

— Вот это храбрец! — хихикнул бородатый.

Ханна потянула Джеймса за руку и прошептала на ухо:

— Они сильнее нас. Нечего ввязываться в драку из-за пары банок пива.

В прошлый раз один-единственный удар кулаком испортил Джеймсу жизнь. Он был уже готов переступить через свою гордость, потянулся к сумке и достал из пластиковой упаковки две банки пива.

— Нате, — проворчал Джеймс. — От меня.

— А как насчет всей шестерки? — без тени благодарности осклабился рослый. — Я умираю от жажды и обиделся на то, что вы, мерзавцы, обозвали меня попрошайкой.

— А может, он в глаз хочет? — поинтересовался невысокий и шагнул вперед, так что нос Джеймса чуть не уперся ему в грудь.

— Джеймс, прекрати, — в отчаянии воскликнула Ханна, попятившись.

Но резкая перемена в требованиях навела Джеймса на горькую мысль о том, что хулиганам нужно не пиво. Макс оскорбил их, и негодяи хотят унизить обидчиков на глазах у девчонок.

Если он предложит им всё пиво, они потребуют чего-нибудь еще, например денег. И как только он им уступит, то за свои труды непременно получит по шее. Джеймс понял, что рано или поздно ему придется постоять за себя, и лучше начать это раньше, чем позже.

— Знаете что? — сказал Джеймс, стараясь держаться хладнокровно. — Я предлагал вам мир, но вы продолжаете нарываться.

Хулиган, стоявший перед Джеймсом, отступил на шаг и замахнулся кулаком, но прежде, чем он успел нанести удар, Джеймс обеими руками схватил его за футболку, дернул на себя и ударил головой. Бандит покачнулся, потом рухнул ничком в траву, зажимая руками разбитый нос.

Бородатый ринулся в бой и попытался ухватить Джеймса за пояс. Джеймс перехватил его руку и крепко сжал ее около локтя.

Джеймс не знал, вступят ли в драку остальные ребята из квартала Гроувнор. Нельзя было допускать, чтобы на него навалились вчетвером против одного, поэтому он должен был вывести хоть одного из игры. Он дернул нападавшего за руку, потом резко ударил по задней стороне локтя, разорвав сухожилия и сломав кость.

На тренировках Джеймс отрабатывал этот прием много раз, но их проводят бесконтактно; сейчас же он впервые почувствовал, как хрустнула настоящая плоть и кость.

Бородатый парень закричал от боли, и на Джеймса нахлынуло странное чувство: тошнота, к которой примешивалась гордость за свою силу, набранную ценой изнурительных многочасовых тренировок. Десять месяцев назад он стрелял в человека и убил его, но на это был способен каждый. А сейчас, голыми руками сломав человеку руку, он почувствовал настоящий страх, хотя последствия были далеко не такими губительными.

На Джеймса надвигались остальные двое громил, сзади их подстрекали подруги. Джеймсу не хотелось драться с ними, и он решил, что лучшей стратегией для отпугивания будет чудовищная, наглая самоуверенность.

Он указал на парня, корчившегося в траве, и ухмыльнулся:

— Кто хочет поваляться рядом с ним? Подходи, осчастливлю!

Все остальные ребята на поле смотрели на Джеймса, пытаясь при лунном свете разглядеть, что же происходит. Хулиганы остановились в нескольких шагах от Джеймса, и у него гора свалилась с плеч. Одна из девчонок склонилась над парнем со сломанной рукой.

— Вызови ему «скорую помощь», — сказал ей Джеймс, подпустив в дерзкий тон нотку сочувствия.

При напоминании о взрослых настроение на поле резко изменилось: толпу из двадцати с лишним ребят охватила паника. А если вместе со «скорой помощью» появятся копы? А если хулиганы вернутся и приведут своих приятелей? И каждая цепочка мыслей приводила к одному и тому же решению: сматываться отсюда скорее!

Публика начала рассеиваться. Ханна потянула Джеймса за руку.

— Пошли, — взмолилась она.

Макс, Джеймс и три девчонки пустились бежать. Впереди маячили тени других ребят. Все направлялись к воротам, ведущим от водохранилища к Палм-Хиллу. Ханна дала Джеймсу платок, чтобы вытереть лицо, а Макс внезапно обрел дар речи и возглавил восторженный хор почитателей Джеймса:

— Джеймс, где ты этому научился? Ух, круто, прямо… прямо как в «Терминаторе»! А как рука хрустнула! Вот это да! Прямо как вытаскиваешь цыпленка из духовки и отламываешь ему ножку!

Джеймсу не хотелось слушать напоминания о содеянном, к тому же его раздражало, что новые приятели бегают так медленно. «Херувимские» тренировки вместе с многочисленными кругами по стадиону, отбеганными в наказание, придали Джеймсу столько сил, что он мог пробежать пять километров даже не запыхавшись. А его спутники задыхались, одолев едва ли десятую часть этого расстояния.

— Джеймс, где ты так научился? — повторил Макс, благоговейно распахнув глаза.

— Один из моих приемных родителей был инструктором по каратэ, — соврал Джеймс.

— Можешь показать приемы?

— Чтобы их освоить, надо много месяцев, — раздраженно отмахнулся Джеймс, оглядываясь на девчонок, замешкавшихся далеко позади.

Первая сирена никого не встревожила: все решили, что это «скорая помощь». Но симфония, разразившаяся через полминуты, не предвещала ничего хорошего. Кареты «скорой помощи» всегда ездят поодиночке, а значит, остальные четыре или пять сирен принадлежат полицейским машинам.

Когда компания ребят, бежавших в двухстах метрах впереди, добралась до ворот, Джеймс заметил луч фонарика.

— Полиция, — встревоженно произнесла Лайза.

Джеймса охватил страх. Лучше всего было бы спрятаться среди деревьев или пригнуться за стеной, но он совсем не знал окрестностей и потому решил действовать напролом.

— Прекратите бежать, — велел он. — Ведите себя обыкновенно.

Макс встревоженно посмотрел на Джеймса:

— Давай лучше бросим выпивку.

Джеймс со вздохом закинул в кусты сумку, в которой лежали водка и пиво на двенадцать фунтов стерлингов, и оглянулся на девчонок.

— Есть тут другие места, где собираются ребята?

Джорджия кивнула:

— Игровая площадка.

— Хорошо, — сказал Джеймс. — Если копы спросят — мы были на игровой площадке.

Ханна подошла к Джеймсу.

— Дай-ка посмотреть на твое лицо.

Джеймс на секунду остановился. Ханна лизнула носовой платок и стерла со лба Джеймса последние следы крови. Ребята пошли навстречу полицейским. Джеймсу было не по себе, но предыдущую компанию пропустили, побеседовав всего с минуту.

Им навстречу вышла женщина-полицейский с фонариком в руках.

— Здравствуйте, — вежливо приветствовала она ребят. — Ответьте, пожалуйста, на мои вопросы.

Ребята дружно умолкли.

— Что-нибудь случилось? — с невинным видом спросила Ханна.

Вперед вышел второй полисмен, азиатской внешности. Макс тотчас же узнал его.

— Здравствуйте, сержант Патель.

— Привет, Макс, — равнодушно кивнул полицейский. — Надеюсь, ты больше ни во что не впутался. Много окон разбил?

— Ни одного, — виновато ухмыльнулся Макс.

— Ребята, где вы были? — спросила женщина.

— На игровой площадке, — хором ответили Джорджия и Лайза.

— А не наверху, у ручья?

Девочки дружно покачали головами.

— К нам поступило сообщение о том, что ребята из квартала Гроувнор подверглись нападению и были жестоко избиты. У одного из них сломана рука. Если будете лгать мне, вам не поздоровится, так что даю вам еще один шанс. Вы в самом деле не были у ручья?

— Нет, мисс, — хором ответили девчонки.

Джеймс вздохнул с облегчением.

— Как я уже сказала, происшествие очень серьезное. Поэтому я запишу все ваши имена и адреса, чтобы связаться позже.

Ханна, последняя в шеренге, послушно назвала женщине свое имя и адрес. Следующим был Джеймс.

— Джеймс Роберт Холмс. Палм-Хилл, дом шесть, квартира шестнадцать.

Полицейская улыбнулась:

— А почтовый индекс?

Джеймс замялся:

— Е… дальше не помню.

Полицейская явно решила, что вывела Джеймса на чистую воду.

— Ты не знаешь свой почтовый индекс? Давно ты тут живешь?

— Мы переехали только сегодня утром.

— В самом деле? — с подозрением переспросила женщина.

— Да, — подтвердил Макс. — Он живет в четырех дверях от меня. Я могу за него поручиться.

— Какой твой домашний телефон?

— Нам еще не поставили, — ответил Джеймс.

— А где же твои родители? У них есть мобильные телефоны? Я позвоню им и поговорю.

— Мои родители умерли, — пояснил Джеймс. — За мной присматривает старший брат, но его, наверное, нет дома.

— Итак, ты переехал только сегодня, живешь с братом, которого по чистой случайности нет дома, — недоверчиво произнесла женщина. — Сколько лет твоему брату?

— Ему семнадцать, формально я еще нахожусь под опекой, но мне разрешили жить с Дэйвом…

Полицейская явно сочла рассказ Джеймса чистой выдумкой. Она посветила фонариком ему в лицо, и через минуту ее сомнения подтвердились.

— Что у тебя на подбородке?

— Где? — спросил Джеймс.

Он коснулся подбородка и почувствовал кончиком пальца липкую жидкость — скорее всего, капельку крови.

— Как она туда попала?

Джеймс понял, что влип, но тут Ханна забила последний гвоздь в крышку его гроба.

— Мисс, Джеймс не виноват! — заверещала она. — Мы на них не нападали. Они первые начали!

— Да, — подтвердила Джорджия. — Они во сто раз крупнее его!

— Тише, тише, по одному, — закричала женщина полицейский, с трудом сдерживая улыбку. Потом оглянулась на второго полисмена. — Майкл, надень на этого Джеймса наручники и вызови еще одну машину. Отвезем эту компанию в участок на допрос.

— Маловат он как будто, — заметил Патель.

Джеймс злился на себя за то, что попался. Надо было помнить такую простую вещь, как собственный почтовый индекс. К тому же — ему только сейчас пришло в голову — мгновение назад Ханна назвала свой индекс, а они, скорее всего, одинаковы.

— Иди сюда, — устало велел Патель, доставая из-за пояса наручники. — И только попробуй вякнуть хоть слово. Я сегодня не в духе.

Джеймс сделал шаг вперед и протянул руки. Патель застегнул наручники и монотонным голосом зачитал Джеймсу его права. Они пошли к полицейской машине, стоявшей у двойной желтой линии за воротами.

— Вы имеете право не отвечать на вопросы, однако всё, что вы скажете, будет записано и может быть обращено против вас…

Джеймса однажды уже арестовывали, и он знал эти слова наизусть, однако на этот раз чтение закончилось неожиданно. Когда он пригнулся, чтобы сесть в машину, Патель схватил его за голову и сильно приложил к краю крыши.

У Джеймса искры из глаз посыпались, он рухнул на заднее сиденье.

— Мы с тобой разберемся, — прорычал Патель, захлопывая дверь. — Если бы ты знал, как я устал от вас!

17. КОПЫ

Джеймс проснулся на голом виниловом матраце и в одних носках побрел в туалет. Стоя возле унитаза, он ощупал голову — там, где его вчера ударил сержант Патель, остался небольшой порез.

Застегнув молнию, Джеймс подошел к двери и позвонил. Через минуту глазок распахнулся, в камеру заглянул дежурный.

— Смойте мне, пожалуйста, в туалете, — сказал Джеймс

Тощий полисмен с желтыми зубами и лохматой рыжей шевелюрой был в благодушном настроении.

— Сынок, не хочешь ли позавтракать?

Джеймса немного подташнивало, и он сомневался, станет ли ему лучше после еды.

— А что у вас есть?

— Полноценный английский завтрак — бекон или колбаса, яйца в любом виде, поджаренный зерновой хлеб с джемом из свежих фруктов и взбитым сливочным маслом.

В такую рань Джеймс спросонья еще не пришел в себя. Он не сразу понял, что над ним просто подшучивают.

— Да, я, кажется, немного проголодался.

— Мы получаем еду, запакованную в целлофан, и она очень питательна. Так хочешь или нет?

Джеймс пожал плечами:

— Пожалуй, да.

Полицейский вскоре вернулся и просунул в глазок серый пластиковый поднос, а вслед за ним — кружку чая с молоком.

— Вы не знаете, что со мной будет? — спросил Джеймс. — Я тут проторчал всю ночь.

— Ты несовершеннолетний, поэтому мы не можем ни допросить тебя, ни отпустить, пока не придут твои родители или опекун, — пояснил офицер.

Сразу после ареста Джеймс рассказал про Зару, назвал ее своим социальным работником и дал номер телефона, который автоматически переадресовывал звонок на наблюдательный пункт в «Херувиме». В лагере убедились, что Джеймсу не грозит никакая опасность, и, видимо, успокоились. Никто не собирался ни свет ни заря воскресным утром вскакивать с постели и мчаться ему на выручку.

Джеймс съел кашу, поковырял тягучую штуковину, похожую на вафлю, с кубиками розовых и оранжевых фруктов посередине. В голову упрямо лезли мысли о том, что скажет Лорин, когда узнает, что он опять ввязался в драку. Он старался держаться подальше от неприятностей, но, когда ты на задании, это бывает нелегко.

Как только он допил чай, в замочной скважине заскрежетал ключ.

— Похоже, ты идешь домой, — сказал дежурный сержант, распахивая дверь, и бросил Джеймсу на кровать коробку с его вещами.

— Разве меня не будут допрашивать? — спросил Джеймс, натягивая кроссовки и раскладывая по карманам ключи, мобильный телефон и прочие мелочи.

— Как я понял, допросили твоих приятелей, — пояснил сержант. — Но у них свои счеты друг с другом. Те два парня в больнице отказались предъявлять обвинение. Так что перед законом ты чист.

— Слава богу, — вздохнул Джеймс.

— Рано радуешься, — предупредил коп, выводя Джеймса из камеры. — Не хотел бы я быть на твоем месте, когда ты опять повстречаешься с той компанией.

Освободил Джеймса не кто иной, как Джон Джонс. Ради этого он выехал из «Херувима» в воскресенье в пять часов утра. Джон раньше работал в полиции, потом — в МИ-5, а около года назад перешел в «Херувим» контролером заданий. Он уже побывал с Джеймсом на двух крупных операциях.

Джон показал сержанту фальшивое удостоверение личности, гласящее: «Лондон, округ Тауэр, социальная служба».

— Как вы здесь очутились? — спросил Джеймс, выходя из полицейского участка. Воскресное утро встретило его мелким дождичком.

— У Зары двое детей, — пояснил Джон. — Она и так с ними почти не видится, и было бы жестоко заставлять ее среди ночи делать фальшивое удостоверение и ехать за тобой в Лондон. Кроме того, она старший контролер, а эта операция не такая уж сложная.

— Значит, теперь моим контролером будете вы? — спросил Джеймс.

Джон кивнул.

— За мои грехи.

— Простите, что среди ночи вытащил вас из постели.

— Я переживу, — отозвался Джон. — Я работал в разведке еще до того, как ты, Джеймс, появился на свет. Мне не в первый раз приходится не спать ночью, и готов спорить, не в последний.

Джон взял одну из машин в гараже «Херувима», черную «воксхолл омега». Садясь на переднее сиденье, Джеймс заметил сзади Милли Кентнер.

— Доброе утро, — поздоровался Джеймс.

Милли посмотрела на Джона:

— Поехали скорее, пока кто-нибудь из участка меня не узнал.

От полицейского участка до квартала Палм-Хилл было всего несколько минут езды. Джон остановился на боковой улице, и они завели разговор под шум дождя, стучавшего по крыше.

— Джеймс, что случилось? — сурово спросила Милли.

Джеймс оглянулся, подивившись ее тону.

— На нас наехали два психа. Я старался, как мог, от них отвязаться, но они нарывались на драку и схлопотали ее.

Милли укоризненно покачала головой:

— У меня и так хватает хлопот со здешним хулиганьем, а тут еще ты пытаешься развязать третью мировую войну между Палм-Хиллом и Гроувнором.

— Ничего я не развязываю, — сердито отозвался Джеймс. — Вы же были «херувимом», сами знаете, как это получается. Невозможно подружиться с преступниками, если будешь сидеть дома и изображать паиньку.

— Замечание принято, — согласилась Милли. — Но, пожалуйста, не забывай: ты здесь для того, чтобы помочь мне избавиться от Тарасова и сделать воздух в Палм-Хилле хоть немного чище.

Джеймс вздохнул:

— А кто тот азиат, что арестовывал меня?

— Майкл Патель, — сказала Милли. — А что?

— Чокнутый он, вот что, — ответил Джеймс. — Стукнул меня головой об машину, когда я садился. До сих пор голова раскалывается.

Милли недоверчиво посмотрела на него.

— Наверно, это произошло нечаянно.

— Вот, полюбуйтесь. — Джеймс раздвинул волосы, демонстрируя порез, вокруг которого был большой синяк.

Джон озабоченно покачал головой:

— Ушиб сильный. Может, тебе показаться врачу?

— Бывало и хуже, — отказался Джеймс.

— Ну, как хочешь, — сказал Джон и обернулся к Милли. — Этот Патель когда-нибудь был замечен в избиении арестантов?

— Нет, конечно, — воскликнула Милли. — Майкл — мой заместитель в отделении. Он наш единственный азиатский офицер. Азиатское землячество тут большое, и за четыре года, что Майкл у нас работает, он сумел навести там порядок. Это просто фантастика.

Джеймс не верил своим ушам.

— Меня не волнует, что он делает в азиатском землячестве! — закричал он. — Он чуть не раскроил мне голову!

— Джеймс, я знаю Майкла Пателя. Это произошло ненамеренно.

Джеймс в ярости встряхнул головой.

— Милли, может, двадцать лет назад вы и были «херувимом», но сейчас вы насквозь коп и всеми силами выгораживаете своих. С какой стати я буду лгать, бестолковая корова?

— Ах ты!.. — взвилась Милли. — Следи за своим языком, молодой человек!

— Джеймс, — сурово перебил Джон. — Перестань говорить в таком тоне.

— Вот именно, — воскликнул Джеймс. — Еще один коп, и тоже на ее стороне.

— Я ни на чьей стороне, — яростно заорал Джон. Это было так не похоже на него, что Милли и Джеймс вжались в сиденья. — Если мы не научимся работать вместе, эта операция провалится! Джеймс, я понимаю, это нелегко, но постарайся не забывать того, что сказала Милли, и не впутывайся в неприятности. Милли, если вы хотите работать с «Херувимом», то должны прислушиваться к словам юных агентов. Иначе нет смысла их использовать.

— Майк — один из лучших офицеров в нашем отделении, — сердито возразила Милли.

— Тогда, я уверен, вам не составит труда заглянуть в его личное дело и посмотреть, не бывало ли в прошлом подобных инцидентов.

Милли воздела руки.

— Ну хорошо, загляну, если вас это успокоит. Но я знаю своих офицеров. Раз уж на то пошло, я крестная мать дочери Майкла.

Джон улыбнулся:

— Может, он просто не выспался. Работа полицейского полна стрессов.

— И что дальше? — спросил Джеймс. Он почувствовал, что Джон хотя бы отчасти на его стороне, и ему стало легче.

— Найдешь отсюда дорогу домой? — спросил Джон.

— Более или менее, — кивнул Джеймс.

— Хорошо, тогда иди пешком. Всё идет по плану; постарайся сдружиться с Тарасовыми. А я отвезу Милли домой, потом вернусь в лагерь.

Джеймс вышел из машины. Милли посмотрела ему вслед и улыбнулась, как будто очень хотела помириться, но не знала как.

— Мальчики, сегодня вечером я вам позвоню на мобильные, — сказала Милли. — Проведем короткое совещание и посмотрим, чего добились вы с Дэйвом.

— Отлично, — кислым голосом сказал Джеймс, захлопнул дверь и под дождем поплелся домой.

*

— Дэйв, ты дома? — с порога закричал Джеймс, входя в квартиру. С кухни слышалось радио. — Эта Милли настоящая…

Джеймс начал было жаловаться, проходя на кухню, и вдруг осекся, наткнувшись на Соню Тарасову.

— Ты, должно быть, Джеймс, — с улыбкой встретила его Соня.

— Гм… да, — запнулся Джеймс. — А где Дэйв?

— В ванной, выйдет через минуту. Хочешь чаю или кофе?

Джеймс сел за стол, а Соня приготовила ему чашку чаю.

— Я слыхала, ты с моим братишкой Максом угодил в полицию.

Джеймс кивнул.

— Целую кучу ребят задержали для допроса.

Тут из коридора появился Дэйв.

— Привет, арестант, — ухмыльнулся Дэйв, обнял Соню и звучно чмокнул в щеку.

Такое проявление нежности смутило Джеймса, и Дэйв это понимал.

— В чем дело, братишка? — спросил Дэйв, убирая руку с плеч Сони, и включил чайник.

Джеймс уставился в кружку и неловко сцепил руки. Отчасти он просто завидовал, он до сих пор толком еще и не целовался.

— Пойду помоюсь, — сказал Джеймс и встал. — От меня воняет тюремной камерой.

Но, как только он вышел в коридор, зазвонил звонок. Сквозь матовое стекло в двери Джеймс узнал Макса Тарасова.

— Привет, — сказал Джеймс. — Как вы с Лайзой смылись от полицейских?

— Они вызывали нас по одному и расспрашивали, что произошло. Мы все дружно заявили, что виноваты те, другие, что они первые начали.

— Этот псих Патель чуть не расшиб мне голову о крышу машины.

Макс сочувственно кивнул:

— Он жуткий придурок. Однажды я его видел по телевизору, у него брали интервью, так он был тише воды ниже травы. А ребята про него чего только не рассказывают!

— Например? — спросил Джеймс.

Макс пожал плечами:

— Говорят, лупит всех подряд. Ничего серьезного, но уж очень любит руки распускать.

— А от отца как? Влетело? — спросил Джеймс.

— Не то чтобы очень, — ответил Макс. — Он жутко разозлился, что пришлось уйти из паба и тащиться за нами в полицию, но он и сам не раз сталкивался с гроув-норскими ребятами и терпеть их не может.

18. ОБЕД

На футбольном поле Джеймс показал себя не с худшей стороны и даже по счастливой случайности забил гол со средней линии. Когда шестеро ребят совсем выбились из сил, трое из них пошли в магазин за водой, и на поле остались только Джеймс, Макс да чернокожий мальчишка по имени Чарли. Они сидели на остатках разбитой деревянной скамейки и вели разговор, обычный между тринадцатилетними ребятами: о футболе, о красивых девчонках, рассказывали забавные случаи, произошедшие с ними.

Чарли оказался лихим рассказчиком из тех, чьи истории всегда оказываются самыми интересными. Правда, Джеймс подозревал, что он немного присочиняет или хотя бы преувеличивает. Ну и пусть. Для беседы годится любая тема, лишь бы она позволяла не приближаться к его вымышленному прошлому. Даже при самой проработанной легенде остаются мелочи, которые приходится домысливать на ходу, и чем больше сочиняешь, тем легче потом забыть собственные слова и запутаться.

Когда пришло время обеда, Макс пригласил Джеймса и Чарли в гости.

— А твоя старушка не будет возражать?

— Моя мамаша — просто чокнутая, — пояснил Макс. — Обожает готовить.

Планировка квартиры Тарасовых была такая же, как у Джеймса и Дэйва, только узкая лестница в коридоре вела к дополнительным комнатам на верхнем этаже.

Макс повел ребят в кухню.

— Мам, у нас к обеду двое гостей, можно?

Жарко натопленная кухня была сверху донизу заполнена несусветным количеством всякой всячины. Джеймс не верил своим глазам. Полки были уставлены большими и маленькими банками разнообразных солений. С перекладины над обеденным столом свисали кастрюли и сковородки, на полу громоздились мешки овощей. Саша Тарасова была бледная, круглолицая, ее обширная талия была перетянута фартуком с Гарфилдом.

— Твой брат, по-моему, наверху, с Леоном, — сказала Саша, дружелюбно улыбаясь Джеймсу. Потом устремила взгляд на Макса и перешла на более суровый тон, который родители обычно приберегают для своих отпрысков. — Дай мальчикам попить, потом принеси замороженного жаркого. И всем разуться!

Макс налил три стакана кока-колы, мальчишки взяли их, в коридоре сняли кроссовки и пошли наверх. Узорчатые обои, ковры с зигзагами и цветистые картины с дикими зверями словно состязались в слепящей красочности. Вдоль стен лежали стопки выглаженного белья и коробки с электрическим приборами.

Хотя вся меблировка была кричаще безвкусной, общее впечатление у Джеймса сложилось вполне приятное. Этот дом был полон людей, запахов, шума; среди чуть потрепанной обстановки тебе почему-то сразу делалось тепло и уютно.

— Вот потому я и говорю, что моя мамаша чокнутая, — усмехнулся Макс, вводя Джеймса и Чарли в тесную каморку на верхнем этаже.

Это был кабинет Леона Тарасова. В нем стояли письменный стол, заваленный бумагами, вращающееся кресло в античном стиле, а также самый большой морозильник сундук, какой Джеймс видывал за пределами секций с замороженными продуктами в магазинах. Макс поднял крышку — внутри обнаружились половинки бараньих туш, свиные окорока и куча продуктов домашнего приготовления в пластиковых пакетах. Каждый пакет был подписан от руки по-русски, и Джеймс был приятно удивлен, обнаружив, что обрывочные знания, полученные и «Херувиме», позволяют ему понять большую часть надписей.

— Да тут можно целый год питаться, не выходя из дома, — ахнул Чарли. — А у меня дома в морозильнике только кусочки цыпленка да мороженое.

— У тебя хоть морозильник есть, — сказал Джеймс.

— Знаешь что, Джеймс, — сказал Макс. — Когда вы с братом проголодаетесь, приходите к моей маме. Они обожает угощать; только мойте тарелки перед тем, как вернуть.

Макс покопался в замороженных глыбах еды и нашел круглую стеклянную тарелку, наполненную тушеным мясом.

— Вы пока идите в гостиную, — сказал он приятелям, — а я отнесу это маме.

Все Тарасовы ночевали в соседней квартире, а две спальни на верхнем этаже объединили, сделав просторную гостиную. Ноги Джеймса потонули в толстом бирюзовом ковре.

Дэйв был здесь, сидел на подлокотнике дивана рядом с восемнадцатилетним Питом. На противоположном конце комнаты Соня изо всех сил делала вид, будто незнакома с Дэйвом, а Лайза свернулась на ковре перед телевизором. Кажется, Лайза была рада видеть Чарли. Тот уселся рядом с ней, скрестив ноги, как законный член семьи.

— Ты, должно быть, Джеймс, — сказал Леон Тарасов, протягивая волосатую ручищу. Выговор у него был как у жителя Восточного Лондона, с едва заметным намеком на русское происхождение.

Леон был толстый великан с лысой головой и с массивными золотыми цепями на шее. Чтобы пожать ему руку, Джеймсу пришлось обогнуть откинутую спинку кресла и потянуться через гигантский живот.

Леон сунул руку в карман и достал двадцатифунтовую банкноту:

— На.

— За что это? — удивленно спросил Джеймс.

— Премия, — ответил Леон. — По десятке за каждого побитого тобой гроувнорского придурка. Будь моя воля, я бы пошел туда с бейсбольной битой и разобрался бы с этой шайкой-лейкой.

— Боже мой, папа! — раздраженно воскликнула Соня. — Да ты настоящий фашист.

Леон бросил на дочь сердитый взгляд:

— Поплыла бы ты лучше на шлюпке со всякими хиппи спасать китов.

Он нажал на кнопку в подлокотнике, и умная электроника быстро вознесла его тушу в вертикальное положение.

— Пит и Леон — настоящие мастера своего дела, — с жаром воскликнул Дэйв. — Сегодня утром я никак не мог завести машину, и Пит зашел посмотреть. Леон сказал, что знает торговца металлоломом, который сможет достать мне компрессор для кондиционера и еще пару штучек, чтобы привести машину в порядок.

— Но мы же на мели, — напомнил ему Джеймс. — Отложенные деньги нужны нам на еду и мебель.

— Об этом не волнуйся, — сказал Леон. — Я знаю этого торговца уже не первый год. Он поверит мне в долг на пару монет. Детали я достану, а заниматься починкой можете на моей стоянке. А в виде благодарности Дэйн выполнит для меня пару поручений. Я разрываюсь между автомагазином и двумя пабами, и мне нужен помощник на несколько часов. Можешь работать, когда есть свободное время, по пятерке за час.

Дэйв кивнул:

— Я очень благодарен вам, мистер Тарасов. Честное слово, я буду работать изо всех сил.

— Как ты умудрился застраховать свою машину? — спросил Леон. — Семнадцатилетний парень разъезжает на двухлитровом «мондео». Должно быть, это обошлось тебе недешево.

Дэйв изобразил смущение.

— Ну что вы, я только хотел застраховать, но с меня запросили больше тысячи фунтов. Мне столько не вы платить.

Леон покачал головой:

— Тогда будь осторожнее. Если какой-нибудь парнь, из среднего класса попадает в аварию, на него накладывают штраф. Магистрат ищет простых людей вроде тебя или меня, которые ездят без страховки, и наказывает на полную катушку. Особенно если ты раньше уже попадался.

— Дэйв, ты раньше попадался? — спросил Пит.

— Было пару раз, по мелочам, — с сокрушенным видом отозвался Дэйв.

В «Херувиме» тщательно проработали легенды Джеймса и Дэйва, учитывая все мельчайшие детали, которые давали бы максимальное количество вариантов сближения с семьей Леона Тарасова. Поломка в машине — предлог обратиться за советом, а криминальное прошлое вместе с нехваткой денег превращали Джеймса и Дэйва в юнцов того сорта, какими очень любят воспользоваться опытные мошенники вроде Тарасова.

— Пару лет назад меня поймали за рулем угнанной тачки, — пояснил Дэйв. — Я уж думал, вышибут из школы, но меня только направили на специальную программу, где учат чинить машины.

Джеймс с трудом подавил усмешку, заметив в глазах у Леона кровожадный блеск. Просто диву даешься, глядя, насколько легко позволяют манипулировать людьми операции, тщательно разработанные в «Херувиме».

— Знаешь, Дэвид, — сказал Леон, переплетя толстые, как сосиски, пальцы. — Мы с моим покойным братом прибыли в эту страну тридцать лет назад. И были у нас только резиновые сапоги да плащи, перемазанные рыбьими потрохами. Поэтому, когда я вижу ребят вроде тебя и Джеймса, у меня сердце заходится. Я представляю, каково вам живется, и подумаю, чем вам можно помочь.

Дэйв и Джеймс заулыбались.

— Спасибо, мистер Тарасов, — сказал Дэйв. — Мы вам очень признательны.

*

Джеймс вернулся домой и сел смотреть телевизор, положив ноги на кофейный столик. После обеда прошло уже пять часов, а его желудок всё еще был полон Сашиными яствами. Неудивительно, что все Тарасовы не склонны к худобе. Пришел Дэйв и сунул в микроволновку карри с картошкой по-бомбейски.

— И как ты можешь еще есть после такого угощения?

Дэйв сел рядом с Джеймсом и продемонстрировал технологию.

— Накалываешь кусочек на вилку, поднимаешь с тарелки, кладешь в рот. Хочешь попробовать?

Дэйв сунул Джеймсу под нос кусок цыпленка в карри. Джеймс оттолкнул его руку.

— Перестань, — сердито отмахнулся он. — Если от твоего вонючего карри меня стошнит, то я поверну голову в твою сторону.

— А кто виноват, кроме тебя? — сказал Дэйв. — Ты уплел громадную миску жаркого, потом свиную отбивную с жареной картошкой, целую тарелку овощей и три куска пирога. Ты сожрал не меньше Леона, а он весит добрых сто двадцать кило.

Джеймс с тоской подумал о Сашином морковном пироге. У него в голове не укладывалось — как это пирог, такой вкусный, когда его ешь, сейчас причиняет невыносимые страдания при одной мысли о нем.

— Всё еще тошнит? — ухмыльнулся Дэйв, отправляя в рот картошку по-бомбейски. — Чего бы тебе сейчас меньше всего хотелось съесть? Яйцо всмятку? А как насчет мокрого бисквита со взбитыми сливками? Или толстого бифштекса, сырого в серединке, так что надкусываешь — и чувствуешь, как кровь струится по подбородку?

— Дэйв, не смешно, — проворчал Джеймс. — Заткнись и дай посмотреть.

Дэйв расхохотался:

— Ты что, на полном серьезе смотришь «Хвалебную песнь»? Вот уж не замечал за тобой интереса к религии.

Джеймс пожал плечами:

— Я смотрел передачу о гиппопотамах. Когда она закончилась, хотел переключить канал, но пульт провалился куда-то между подушками, а я так объелся, что лень вставать.

Дэйв захохотал еще громче, и Джеймс тоже улыбнулся: он не мог не понять, до чего смешно прозвучало его признание.

— Хватит издеваться, — простонал он, потирая живот. — Без тебя тошно.

— Знаешь что, — сказал Дэйв, на минутку обретая серьезность. — Я думаю, тебе надо выпить то лекарство от несварения желудка, которое нам дала Зара. Оно в зеленой аптечке. Я положил ее на полку в ванной.

— Верно! — воскликнул Джеймс и поднялся с дивана. — Это как раз то, что мне нужно.

19. ПРИГЛАШЕНИЕ

Лекарство помогло, и к половине десятого Джеймсу стало легче. Он лег спать. На следующее утро, в понедельник, его в восемь часов разбудил звонок в дверь. Он выскочил в коридор и увидел Дэйва. Тот открыл дверь; на пороге стоял Леон Тарасов.

— Здравствуйте, мистер Тарасов, — удивленно сказал Дэйв, в одних трусах встречая гостя.

— Дэйв, я тебе не школьный учитель. Зови меня Леон.

— Если не ошибаюсь, мы договорились, что я приду к вам на автостоянку, — сказал Дэйв.

— У меня к тебе небольшое предложение, — начал Тарасов. — Работа легкая. Можно мне войти?

Дэйв сделал вид, что еще не проснулся.

— Гм, да… Конечно… — И провел Леона в гостиную. Глядя на гигантский живот Леона, проплывающий по коридору, Джеймс вдруг вспомнил, как на уроке географии смотрел видеофильм о супертанкере, идущем по Панамскому каналу. Леон плюхнулся на диван, а Джеймс вышел в коридор и встал за спиной у Дэйва.

— Как я понимаю, у вас обоих были трения с законом, — сказал Леон. — Значит, вы понимаете старинную поговорку «слово — серебро, молчание — золото».

— Я не стукач, — заявил Дэйв.

— Тут дело не в стукачестве, — сказал Леон и зашевелил пальцами, как будто его руки разговаривают друг с другом. — А в простой болтовне. Слово нечаянно слетит с губ — и не поймаешь.

— Слово — серебро, молчание — золото, — с улыбкой подтвердил Дэйв, и Джеймс тоже кивнул.

— Как я понимаю, все деньги, какие у вас, ребята, есть, поступают от социальных служб. Вчера вечером я лежал в кровати и думал. И решил предложить вам дело, которое положит хорошее начало вашим сбережениям. За следующий месяц, возможно, заработаете пару тысяч фунтов. Любопытно?

Джеймс и Дэйв переглянулись с напускным интересом и заулыбались, как и положено всем мальчишкам из самых низов общества, у которых перед носом вдруг замаячило четырехзначное число.

— Еще как любопытно, — просиял Дэйв.

— Вот и хорошо, — сказал Леон. — Схема, конечно, противозаконная, зато действенная. Я знаю кое-кого из людей, работающих в самых крупных агентствах по домашней уборке. Их клиенты — в основном состоятельные люди, которые не хотят брать на себя хлопоты с постоянной домработницей. Вместо этого они звонят в «Биг Клин», «Брайт Хаус», «Супер-Мейд» или подобную контору. Пока они на работе, приходит барышня с тряпкой и убирается, а им остается, не пачкая рук, только оплачивать счета. Дальше начинается самое интересное: летом почти все эти денежные мешки уезжают в отпуск и прерывают отношения с уборочными службами. И мои деловые партнеры остаются на две или три недели с комплектом ключей от дома и со списком кодов, отключающих сигнализацию. А тем временем в гараже простаивают без дела шикарные авто.

— Дайте-ка подумать, — ухмыльнулся Дэйв. — А когда они возвращаются домой, машин в гараже и след про стыл.

— Верно, — улыбнулся Леон, прищелкнув языком. — Нас интересуют только почти новые машины, которые можно продать в Восточную Европу или разобрать на запчасти. Раздобыв ключи от дома и коды на сигнализацию, я засылаю разведчика, у которого есть масса времени, чтобы обшарить дом и найти ключи от машины. На следующий день другой мой помощник проникает в дом. Сигнализация срабатывает, но это уже не имеет значения, потому что мой разведчик оставляет ключи в дверце машины. Вы смываетесь прежде, чем копы почуют неладное.

— А почему нельзя, угоняя, открыть двери в дом ключами? — спросил Джеймс.

Дэйв окинул Джеймса презрительным взглядом.

— Потому что тогда станет ясно, что работал человек, имеющий доступ в дом.

— А-а… — Джеймс понял, что дал маху. — Ясно.

— А полиция не заподозрит уборочное агентство? -спросил Дэйв.

— Может заподозрить, — ответил Леон. — Если угнать сразу десять машин за короткое время и все пострадавшие будут иметь контакты с одним и тем же агентством, то полиция может вычислить связь. Но мы действуем рассредоточенно — в разных районах, с разными агентствами — и держим количество угонов в разумных пределах.

Поэтому в преддверии летнего сезона мне будут нужны ловкие помощники, которые будут проникать в дом и укатывать в хозяйской машине.

— Сколько мы за это получим? — осведомился Дэйв.

— По двести пятьдесят фунтов за операцию, — сказал Леон.

— Каждому? — уточнил Джеймс.

— С этой работой справится и один человек, — сказал Леон. — Можете идти и вдвоем, но лишнего платить я не буду.

Дэйв понимал, что это предложение поможет им глубоко проникнуть в преступный мир Леона, однако будет подозрительно, если он согласится без размышлений.

— Дело в том, Леон, что у меня уже были конфликты с законом. Если меня опять поймают в угнанной машине, то мне светит два года за решеткой.

— Как хочешь, — пожал плечами Леон. — Если откажетесь — обижаться не буду. Просто я вам, ребята, делаю выгодное предложение. Сходите на дело раз пять или шесть за месяц — и заработаете столько, что приведете свою машину в порядок и обставите квартирку поприличнее.

— Двести пятьдесят — это не так уж и много, — продолжал Дэйв. — Вы же сами говорили, что за каждую машину получите по двадцать или тридцать тысяч.

— Но я несу расходы, — сказал Леон. — Разведчик, уборочное агентство. И человек, который будет перегонять машину за границу, берет ее номера не из справочника подержанных автомобилей. Мне повезет, если я выручу пять тысяч за «мерседес», который был только что куплен в салоне за тридцать.

— Леон, мне нравится ваше предложение, — сказал Дэйв. — Но я рискую двумя годами жизни, а за это надо дать хотя бы четыре сотни.

— Лето близится, и сейчас у меня машин больше, чем угонщиков, — улыбнулся Леон. — Поэтому поднимаю ставку до трехсот фунтов, но на большее не рассчитывайте.

— Триста двадцать пять, — сказал Дэйв.

Леон неуверенно покачал головой, потом протянул Дэйву руку.

— И вот еще что, — добавил Леон, скрепляя сделку рукопожатием. — Все эти годы я спасался от встреч с полицией только потому, что был очень осторожен. Мы с вами заключили договор и больше никогда об этом говорить не будем. Вам позвонят мои люди. Деньги вам опустят в почтовый ящик. Если вы спросите меня о чем-нибудь напрямик, я в душе очень огорчусь и сделаю вид, будто ничего не понимаю.

— А если будут сбои? Например, я не получу плату?

— Вам дадут телефонный номер, — сказал Леон и начал медленно подниматься с дивана. Потом обернулся к Джеймсу. — Я не впутываю семью в грязные дела. И если будешь общаться с Максом или Лайзой, держи язык за зубами. Понятно?

— Не беспокойтесь, — отозвался Джеймс, плюхнулся на диван и стал смотреть, как исполинская туша плывет к входной двери.

Джеймс растянулся на диване и ухмыльнулся во весь рот, радуясь быстрому продвижению операции, и вдруг подскочил на полметра: его плеча осторожно коснулся чей-то палец.

— Мой отец ушел? — шепотом спросила Соня Тарасова.

— Боже мой, — ахнул Джеймс, обернулся и увидел шестнадцатилетнюю девицу, сидящую на ковре за диваном. — Ну и напугала же ты меня! Ты что, всё это время была там?

— Джеймс, веди себя прилично, — сурово заявил Дэйв, входя в комнату. — Я привел твоего отца сюда, потому что думал, что ты всё еще в кухне.

— И опять заползла под раковину? — сердито спросила Соня. — У меня после вчерашнего до сих пор спина болит.

Соня проворно уселась на диван.

— Дэйв, прошу тебя, не делай грязную работу для моего отца.

Дэйв пожал плечами и натянул футболку.

— Соня, он предлагает мне отличный шанс для начала. Посмотри, в какой халупе мы живем. Мне нужны деньги, чтобы обставить ее, а с теми грошами, что будут платить в супермаркете или кафе, я заработаю нужную сумму только лет через пятьсот.

— Но если тебя поймают? Ты наверняка попадешь в тюрьму и потянешь за собой Джеймса, или же его опять отдадут в приемную семью.

— Значит, надо вести себя так, чтобы меня не поймали, — сказал Дэйв.

Он подошел к Соне, чтобы успокоить ее поцелуем, но она увернулась.

— Напрасно мой отец втягивает вас в это, — бушевала Соня. — Ему самому это больше не надо, у него и так два успешных паба да в придачу автомагазин. Дэйв, он использует тебя. Если бы он вправду хотел помочь, то предложил бы честную работу.

— Соня, ты со мной знакома всего два дня, — отрезал Дэйв. — Ты мне очень нравишься, но не пытайся вмешиваться в мою жизнь.

— Ладно, не обращай на меня внимания, — пожала плечами Соня. — Но я тебя предупреждаю: мой отец думает только о себе, а я тебя в тюрьме навещать не буду.

— Послушай, Соня, — сказал Дэйв. — Я понимаю, ты желаешь мне только добра. Но пойми: мне нужны эти деньги.

— Мой отец всегда выходит сухим из воды. Знаешь, что он сделал в прошлом году? Провернул самое крупное дело за всю свою жизнь. Бедная мама до смерти боялась, что нагрянет полиция, но отец даже глазом не моргнул.

— А что он сделал? — с невинным видом поинтересовался Джеймс.

— Он нам никогда не рассказывал, но все считают, что он совершил какое-то колоссальное ограбление, — ответила Соня. Тут ее взгляд упал на стенные часы, и в глазах мелькнул испуг. — Ох, черт! Уже полдевятого, а я еще не одета! В школу опоздаю!

20. ПОДСЧЕТЫ

Дэйв с Питом Тарасовым ушел на свалку металлолома, а Джеймс без дела шатался по квартире, не зная, чем себя занять. Записываться в местную школу не было смысла, потому что до летних каникул оставалось всего два дня.

Пока Макс, Лайза и остальные местные ребята были в школе, Джеймс ничего не мог делать для успеха операции. К несчастью, Зара это предусмотрела и попросила учителей нагрузить Джеймса домашними заданиями.

Когда Дэйв ушел, Джеймс сел за Playstation играть в FIFA 2005. У него была сохраненная игра, где «Арсенал» возглавлял премьер-лигу, опережая соперников на пять очков, и Джеймс, разгромив «Челси», увеличил этот отрыв до восьми очков. Джеймс понимал, что пора браться за уроки, но голы сыпались один за другим, и когда он смел с дороги «Ливерпуль», «Чарлтон» и «Астон Виллу», был уже полдень. Под конец в игре против «Тоттенхэма» он потерял хватку, и компьютер при ничейном счете 2:2 в дополнительное время присудил себе пенальти.

— Счас тебе, пенальти! — взревел Джеймс, пнул кофейный столик, отшвырнул джойстик и в ярости выключил приставку. — Дурацкая игрушка! Наверняка ее программировали болельщики «Сперса».

Успокоившись, Джеймс понял, что проголодался. Намазал на хлеб ореховой пасты и сдобрил каждый кусок взбитыми сливками. К часу дня он наконец взялся за учебники.

Джеймс лег на кровать и задумался. Мировая история полным-полна великими битвами, катастрофами, тайнами цивилизации, почему же из всего этого многообразия учитель выбрал ему для реферата на 1500 слов, как минимум с тремя иллюстрациями, необычайно увлекательную тему об очистке воды в викторианскую эпоху? Джеймс терпеть не мог долгую писанину, отчасти из-за того, что мистер Бреннан всегда возмущался его почерком, говорил, что Джеймс пишет как курица лапой, и заставлял переписывать целые страницы.

И тогда Джеймс принялся за единственный предмет, в котором был силен. Ребята начинали готовиться к выпускным экзаменам за курс средней школы, только когда им исполнялось четырнадцать, но Джеймс еще в ноябре прошлого года сдал экзамен по этому предмету на высшую оценку и давно уже углубился в высшую математику. Он поудобнее устроился на кровати, положил на колени блокнот и пухлый учебник и с карандашом в руках уверенно пробирался к концу параграфа 14F: «Правило трапеции для приближенного интегрирования».

Отличные оценки по математике — это не та фишка, от которой девчонки приходят в восторг. Но, уверенно расправляясь с задачками, Джеймс был втайне горд собой. Приятно было хоть по одному предмету всегда получать, только высшие отметки и видеть, как учитель улыбается, встретив тебя в коридоре, а не оттаскивает в сторону с расспросами, почему ты опять не сдал вовремя домашнюю работу.

Джеймс взялся за параграф 14G и всерьез увлекся, как вдруг в дверь позвонили. Он вышел из комнаты и с удивлением увидел через матовое стекло синюю полицейскую форму.

Он открыл дверь — на пороге стояла Милли.

— Привет, — улыбнулась она. — Ты дома? Я тебе звонила на мобильный.

Джеймс сунул руку в карман спортивной куртки, висевшей у двери, и достал телефон.

— Наверняка аккумулятор сел. Вечно забываю подзарядить.

Милли вошла.

— Я решила разок заглянуть. Если кто-нибудь из местных спросит, зачем я заходила, скажи, что это связано с твоим недавним арестом.

Джеймс подумал, что Милли неплохо выглядит, даже в унылых туфлях и бронежилете, скрывающем очертания ее хорошей фигуры. Она села на диван, расстегнула небольшой рюкзак и достала бумажный пакет.

— Я принесла сандвичей и пирожных, — сказала она. — Ты уже пообедал?

— Только бутербродов поел, — сказал Джеймс и раскрыл пакет. — Можно мне взять сандвич с копченой лососиной? На втором слишком много майонеза, а я его плохо перевариваю.

Милли смущенно улыбнулась:

— Бери что хочешь. А я буду питаться сухими корочками.

— Что-что?

— Сухими корочками. Потому что ничего другого не заслуживаю, — повторила Милли и достала из рюкзака несколько ксерокопированных листков. Все они представляли собой экземпляры одного и того же заявления: «Форма 289В. Официальное уведомление полицейскому о недопустимом поведении в ходе расследования», и на всех в верхнем углу значилось имя Майкла Пателя. — Если человек подает жалобу на полицейского, то один экземпляр такого уведомления выдается самому полисмену, а второй помещается в его личное дело. У каждого оперативника есть по нескольку таких жалоб. Я и сама дважды попадала под прицел; оба раза выяснялось, что арестованные хотели отомстить, возведя ложное обвинение.

Джеймс пересчитал листки:

— Восемь жалоб.

Милли кивнула:

— Это больше среднего, но ни одна из этих жалоб не была поддержана. Кроме того, на полицейских из национальных меньшинств обычно жалуются чаще, чем на белых.

Джеймс понимающе кивнул:

— Расисты?

— Совершенно верно. Но дело вот в чем. Посмотри на две последние жалобы, которые я пометила маркером. Прочитай пункт семь.

Джеймс взял нужные листки.

— «Пункт семь. Первоначальное обвинение, — прочитал он вслух. — Избиение несовершеннолетнего в камере предварительного заключения в полицейском участке Холлоуэй». — Потом прочитал второй листок: — «Пятнадцатилетняя девочка была избита полицейским в тот момент, когда он сажал ее в машину. Жертва пострадала от сотрясения мозга и резаной раны на голове, на которую потребовалось наложить три шва».

— Ни одному из обвинений не был дан ход, потому что не было твердых улик, то есть дело сводилось к показаниям Майкла против показаний жалобщика. Обе жалобы лежат уже пять лет, но всё равно… — проговорила Милли.

Джеймс откусил сандвич.

— Этот второй случай точь-в-точь как мой.

— Понимаю, — тихо произнесла Милли. — Когда я увидела эту жалобу, у меня челюсть отвисла. Знаешь, до чего же мне стало паршиво! Я чуть было не назвала тебя вруном прямо перед твоим контролером задания. Мне очень, очень жаль.

— Все мы делаем ошибки, — пожал плечами Джеймс. — Спросите того одиннадцатилетнего пацана, которого я отлупил.

— И еще твое замечание о том, что я выгораживаю Майка, потому что он коп, — продолжала Милли. — Ты и сам не догадываешься, до чего же ты попал в точку. Полицию не любит никто. Мошенники — по понятным причинам, а с обычными людьми мы сталкиваемся только в стрессовых ситуациях, например, когда они разбили машину или если их обокрали. И они не понимают, почему мы не посылаем весь отряд особого назначения на поиски их украденного телевизора. Нас вечно в чем-нибудь обвиняют, и постепенно привыкаешь всегда держать сторону своих коллег, потому что они — единственные люди, кто в случае чего заступятся за тебя.

— Вот доем этот сандвич и шоколадное пирожное — и сразу забуду, — пообещал Джеймс.

— Ты очень любезен, Джеймс, — улыбнулась Милли. — Я еще ничего не рассказывала Джону и, честно говоря, не горю желанием признать, что поступила как последняя дура. Я оставлю тебе эти заявления, покажи их Дэйву, когда он вернется, только не оставляй их на виду.

— Хотите чаю? — предложил Джеймс.

Милли посмотрела на часы и запихнула в рот кусок сандвича, совершенно недостойный истинной леди.

— Пожалуй, нет, через полчаса у меня встреча в полицейском участке. Но я тебе принесла кое-что еще.

Милли достала из рюкзака еще один листок.

— Сегодня утром Дэйв позвонил мне и рассказал, что, по словам Сони, ее отец добыл деньги в ограблении. Это список нераскрытых крупных ограблений, произошедших с марта по июль прошлого года. Всего здесь восемьдесят шесть пунктов, но, по нашим оценкам, Леону нужно было не меньше двухсот тысяч фунтов, чтобы расплатиться с долгами и купить второй паб. А это оставляет нам всего четыре случая.

— Значит, Леон — вероятный подозреваемый в любом из них?

Милли покачала головой:

— Мы так не думаем. В трех из этих четырех ограблений отдел по раскрытию тяжких преступлений уже нашел подозреваемых, но пока не имеет достаточных улик, чтобы арестовать их. А в последнем случае был ограблен охраняемый грузовик, похищено три миллиона в старых банкнотах Английского банка, которые везли на уничтожение. Но ограбление проведено на высоком техническом уровне и наверняка организовано кем-то из своих.

— Да, такие фокусы Леону Тарасову не по зубам, — сказал Джеймс.

— Верно, — кивнула Милли. — Среди местных преступников шло много разговоров об ограблении, но, чует мое сердце, это всего лишь дымовая завеса, пущенная Леоном. Лично я вижу только один способ, которым мелкая сошка вроде Леона Тарасова может легко отхватить двести тысяч.

— Торговля наркотиками, — закончил Джеймс за Милли.

— Ты читаешь мои мысли.

*

Вернувшись к урокам, Джеймс подумал, что было бы неплохо наконец-то приступить к реферату про викторианскую очистку воды. Для начала он прочитал соответствующий параграф в учебнике, потом взял ручку и написал в тетради свое полное имя и название сочинения, что дало ему одиннадцать слов.

Потом Джеймс взялся за первый абзац:

«В викторианскую эпоху по улицам Лондона текли бурные ручьи грязной сточной воды. От этого люди заболевали и страдали болезнями, о которых мы сейчас не имеем понятия, такими, как малярия, чума, рахит и тиф. Со временем дела стали лучше, потому что в викторианскую эпоху люди строили стали строить очистные сооружения и делали воду чище».

Джеймс насчитал шестьдесят пять слов, включая имя, заголовок и те слова, которые он вычеркнул. Потом вычеркнул чуму и написал «черная смерть», потому что это давало два лишних слова. Оставалось еще тысяча четыреста тридцать три слова, а Джеймса преследовало жуткое чувство, что он уже написал о викторианской санитарии всё, что знал.

Наилучшим выходом было бы скачать что-нибудь из Интернета. Он полез под кровать за ноутбуком, как вдруг в дверь позвонили.

На пороге стояла Ханна. На ней были белые колготки, длинная серая юбка, бледно-зеленая блузка и полосатый галстук.

— Впусти меня скорее! — пискнула Ханна, оттолкнула Джеймса с дороги и захлопнула дверь.

— Что за паника? — поинтересовался Джеймс.

Ханна не ответила.

— У тебя ведь нет подружки, да, Джеймс?

Джеймс покачал головой.

— А что…

Но закончить он не успел. Ханна обняла его за шею, встала на цыпочки и принялась целовать. Отстранилась она лишь спустя полминуты.

— Что с тобой? И что это за нелепая форма?

— Терпеть ее не могу, — торопливо заговорила Ханна. — После того, как умер Уилл, меня выгнали из старой школы, и родители устроили меня в частную. Какой у тебя номер мобильного?

Джеймс назвал, и Ханна записала номер на запястье.

— Сегодня в школе я целый день думала о тебе, Джеймс. Как ты защитил нас в прошлую субботу! Потрясающе! Но отец, когда забрал меня из полиции, страшно разозлился и запретил мне гулять. Он терпеть не может, когда я гуляю с окрестными ребятами, и, наверно, мне теперь целую неделю не удастся выйти из дому. Но я позвоню тебе попозже, поболтаем, ладно?

Джеймс улыбнулся:

— Да, конечно.

Ханна еще раз поцеловала Джеймса.

— Если отец нас застукает, можешь переломать ему руки.

Она подняла с пола рюкзак, повернулась, взметнув подол плиссированной юбки, и направилась по балкону к своей квартире.

*

После школы Джеймс пошел погонять мяч с Максом и Чарли и получил приглашение на ужин к Тарасовым. После предыдущего знакомства с русской трапезой из четырех блюд Джеймс решительно пресекал попытки Саши положить ему добавки.

Когда он вернулся домой, Дэйв и Соня смотрели телевизор в гостиной. Джеймс прошел к себе и заметил на телефоне сообщение:

«НЕ СТРАДАЕШЬ ГОЛОВОКРУЖЕНИЕМ»? ХАННА

— Какое странное письмо, — подумал Джеймс и написал ответ:

«НЕТ, А ЧТО?»

Ханна сидела у себя в комнате с телефоном, поэтому ответила сразу:

«ХОЧЕШЬ ПОИГРАТЬ?»

Джеймс был заинтригован.

«ДА.»

Ответ от Ханны пришел не сразу.

«ВЫХОДИ НА 2 ЭТАЖ НАЛЕВО. ПРОЙДИ ДО КОНЦА БАЛКОНА. ОТТУДА НАПИШИ.»

Джеймс понятия не имел, что затеяла Ханна, но хотел продолжить игру. Он взял ключи от двери, телефон, вышел через входную дверь и поднялся по бетонной лестнице на верхний этаж.

«Я ТУТ», — написал Джеймс, подойдя к бетонной стене в торце балкона. Через несколько секунд зазвонил телефон.

— Ханна? — улыбнулся Джеймс. — Что всё это значит?

— Видишь пожарный выход?

— Да.

— Выйди в дверь.

— Ханна, что за дьявольщину ты затеяла?

Она хихикнула:

— Выйди в дверь — и поймешь.

Прижимая телефон к уху, Джеймс вышел через разрисованную дверь на бетонную лестничную клетку.

— Фу! — воскликнул Джеймс. — Воняет, как в туалете!

— Поднимись по лестнице и выйди через люк.

Джеймс поглядел на алюминиевую лестницу, привинченную к стене. Над ней в потолке виднелся люк.

— Ханна, на нем висит громадный ржавый замок.

— Вскарабкайся и толкни посильнее, — велела Ханна. — Мне пора, деньги скоро кончатся.

Разговор оборвался. Джеймс сунул телефон в карман и полез по лестнице. Он не знал, как справиться с висячим замком, но сделал, как было велено, и увидел пробившийся сквозь щель лучик солнечного света. Джеймс понял, что шурупы на петлях напротив замка были давно вывинчены. Он распахнул люк, подтянулся и вылез на плоскую крышу здания. Солнце било прямо в глаза, но, сфокусировавшись, он разглядел силуэт Ханны. Она шла к нему по гудроновому покрытию.

— Совершила побег, — с улыбкой сказала Ханна, обняв Джеймса. — В моей квартире есть еще один люк. Он как раз около моей комнаты, а старик сидел внизу и смотрел телевизор.

Она уже переоделась в футболку и леггинсы.

— Классно выглядишь, — сказал Джеймс, внезапно осознав, что у него самого волосы растрепаны и после футбола от него воняет потом.

— Спасибо, — ответила Ханна. — Слыхал про Уилла?

Джеймс замялся:

— Макс как-то упоминал. Если не ошибаюсь, он был твой двоюродный брат?

— Дурачок он был, — горько вздохнула Ханна. — Пойди сюда, покажу.

Ханна взяла Джеймса за руку и подвела к краю крыши. Встала так, что носки кроссовок свешивались за край.

— Осторожнее, — сказал Джеймс, остановившись на полшага сзади. — Какой красивый вид! Отсюда виден весь центр Лондона. Наверно, тут высоко!

Ханна еле заметно улыбнулась.

— Не зря же этот квартал называют Палм-Хиллом.

Джеймс понял, что сморозил глупость.

— Да, верно.

— Посмотри лучше вниз, — сказала Ханна. — И встань на самом краю, чтобы хорошенько понять.

Джеймс шагнул вперед и посмотрел вдоль фасада здания. По сравнению с самой высокой точкой тренировочной полосы препятствий в лагере здесь было не так уж страшно. По крайней мере, до той минуты, как Джеймс заметил возле крыльца вдребезги разломанные перила.

— Это и есть то самое место? — сказал Джеймс.

— Даже не удосужились починить перила, — отозвалась Ханна, отходя от края. Вид у нее был грустный. — Каждый раз, как прохожу мимо, снова вижу Уилла со сломанной спиной, из уха течет кровь.

— Вы были друзьями?

— Когда я была маленькая, то любила с ним играть, — ответила Ханна. — А потом мы отдалились друг от друга. Уилл был чудной, не от мира сего. Только о компьютерах и думал. Друзей у него не было, но он был парень клевый и очень-очень умный. А под конец он совсем зачах. Наверное, впал в депрессию.

Джеймс не знал, что сказать.

— Он покончил с собой?

— Может быть, — пожала плечами Ханна. — Но никакой записки не оставил. Люди считают, что он совсем потерял разум, не понимал, где находится, и нечаянно упал.

— Бедняга, — печально вздохнул Джеймс, в последний раз посмотрел вниз и отошел от края крыши.

Ханна прислонилась головой к плечу Джеймса и нервно хихикнула:

— Ты, наверно, думаешь, что я совсем рехнулась, раз позвала тебя сюда. Я целый день ломала голову, как встретиться с тобой, раз меня не выпускают из дома, вот и придумала… Да, у тебя это, наверно, самое худшее в жизни свидание.

Джеймс обнял Ханну.

— Нет, очень здорово, — улыбнулся он, подбадривая ее. — Вид отсюда классный. Наверно, когда стемнеет, все городские огни как на ладони.

Джеймс коротко чмокнул Ханну в губы, но она всё еще была грустна, и Джеймс понял, что выбрал не самое лучшее время для поцелуев. Под конец они уселись на теплый гудрон. Он прислонился спиной к вентиляционной трубе, а Ханна опустила голову ему на колени. Они долго болтали о всякой всячине, глядя на заходящее солнце.