Тайный дневник врача Гитлера

«Барбаросса» и пиявки

Гитлеровский вермахт напал на Советский Союз. В тот день, 22 июня 1941 года, молодой дипломат Вальтер Хевель отметил в своем дневнике “спокойное, благодушное настроение” в здании Рейхсканцелярии. На следующий день он добавил: “Фюрер в прекрасном расположении духа из-за наших гигантских побед в России (военно-воздушный флот)”. В тот вечер после чая с Гитлером он добавил: “Россия: пока сплошные вопросительные знаки”. Вопросительные знаки остались. Гнетущая неопределённость первых месяцев восточной кампании породила у Гитлера болезни, которые имели серьёзные последствия.

Ночью 24 июня он отправился в "Волчье логово", свой штаб для этой кампании. Он был построен на болоте близ Растенбурга в Восточной Пруссии.

– Не иначе какое-нибудь правительственное ведомство обнаружило, что земля здесь самая дешёвая, – ворчал Гитлер три года спустя.

27 июня автор военных дневников Верховного командования Гельмут Грейнер жаловался в частном письме: “Нас измучили ужаснейшие комары. Было бы трудно выбрать более бессмысленное место, чем это – лиственный лес с болотистыми лужами, песчаным грунтом и застойными озёрами, идеально подходящий для этих отвратительных существ. Вдобавок ко всему, в наших бункерах холодно и сыро. Мы замерзаем до смерти по ночам, не можем уснуть из-за гудения кондиционера и ужасного сквозняка, который он создает, а каждое утро просыпаемся с головной болью. Наше нижнее белье и униформа вечно холодные и липкие”.

Поначалу военная кампания не давала оснований для беспокойства. На севере войска взяли Либаву и Двинск, в центре 300 тыс. русских были окружены, а Минск захвачен. К 4 июля русские потеряли 4600 танков и тысячи самолетов.

Гитлер часто задерживался до 02:00 или 03:00 часов ночи, беседуя со штабом о будущем – и прежде всего о планах колонизации России для немцев.

– Я войду в историю как разрушитель большевизма, – хвастался он.

Грейнер, по крайней мере, считал иначе. “У фюрера снова было довольно интересно, – писал он 4 июля, – но не так, как в прошлый раз. Он держался очень тихо и почти не участвовал в разговоре”. И хотя два дня спустя Грейнер посчитал, что через несколько дней придут благоприятные новости с полей сражений, он добавил: “Вчера мы это вообще не обсуждали. Сначала фюрер просто молча размышлял сам с собой. Затем он оживился и более часа распространялся о наших мужественных, дерзких итальянских союзниках и головной боли, которую они ему доставляют. Могу только восхищаться его проницательностью и восприятием. Помимо этого он хорошо выглядит и, кажется, в добром здравии, хотя почти никогда не ложится спать раньше 05:00 или 06:00 утра”.

В конце июля 1941 года здоровье Гитлера пошатнулось. Он поссорился с министром иностранных дел фон Риббентропом, который однажды накричал на него:

– Бог не позволяет людям заглядывать в карты, которые у него на руках!

Гитлер внезапно побледнел, остановился на полуслове, рухнул в кресло и схватился за сердце. Риббентроп окаменел и пообещал никогда больше не выходить из себя.

Вскоре после этого Гитлера постигло худшее – “незначительное недомогание”, как называли это его ухмыляющиеся генералы. Он заболел дизентерией. В течение трёх жизненно важных недель его одолевали диарея, спазмы желудка, тошнотой, ломота в конечностях, озноб и лихорадка.

Военные последствия были серьёзнее. Адъютант Карл-Йеско фон Путткамер, высокий капитан военно-морского флота, куривший сигару, мог видеть, что из-за растущей слабости Гитлер был не в состоянии спорить с энергичными армейскими генералами, которые тем летом каждый день приходили на его военное совещание, полные решимости отказаться от первоначальной стратегии окружения, изложенной в плане Гитлера "Барбаросса", и превратить главный удар кампании в традиционное наступление на Москву.

– Если эта фронтальная атака продолжится, как сейчас, – слабо предупредил Гитлер главнокомандующего сухопутными войсками Вальтера фон Браухича 5 августа, – мы остановимся, как остановились в Первую мировую войну.

Браухичу были даны подробные инструкции о том, как использовать эскадрильи военно-воздушных сил, но когда болезнь Гитлера ухудшилась, генералы добились своего. Когда наступит русская зима, армии фельдмаршала фон Бока будут по-прежнему барахтаться под Москвой.

– Я по-прежнему считаю, – скажет позже Герман Геринг на допросе, – что если бы первоначальный гениальный план Гитлера не был так размыт, восточная кампания закончилась бы самое позднее к началу 1942 года.

Обеспокоенный началом этой болезни врач Гитлера отправил образец кала во Фрейбург для анализа. 5 августа профессор Ниссле доложил Мореллю: “Ничего подозрительного”. Он рекомендовал препарат мутафлор. “Едва ли нужно добавлять, что при посещении районов, заражённых дизентерией, рекомендуется носить шерстяной пояс, воздерживаться от употребления сырых фруктов и салатов и от питья некипячёной воды и тщательно мыть руки после каждого контакта с военнослужащими, особенно перед едой”.

Гитлер полетел со штабом в изнурительное путешествие по Украине 6 августа. Хевель записал: “В 04:00 утра он вылетел в Бердичев, 3 часа летел через Россию в Белосток. Встретился с генералом Антонеску в школе, штабе армии Рундштедта. Прогулялся по Бердичеву. Разрушенный монастырь. Вскрытые гробы, казни, ужасный город. Много евреев, древние лачуги, плодородная почва”.

Солнце палило прямо на них, когда они летели обратно. На следующее утро Гитлер был болен и прикован к постели. Он не явился ни на обед, ни на военное совещание. Он не мог уснуть. Это вызвало сенсацию в "Волчьем логове".

Хевель много лет занимался выращиванием каучука на Яве. В своем дневнике он записал тревожную фразу на малайском: “Фюрер сакит [болен]”.

Неудивительно, что всполошившийся врач Гитлера начал записывать ход болезни в дневник, царапая карандашом на маленьких страничках почтовой бумаги.

Морелль продолжил вести дневник чрезвычайных ситуаций на задней стороне дневного меню – жареные яйца, репа, зелёная фасоль, картофель, клубника.

Чтобы избавить Гитлера от звона в ушах, Морелль прибегнул к пиявкам, одному из древнейших средств в истории.

Хайнц Линге, камердинер Гитлера, позже написал: “Гитлер сидел перед зеркалом и зачарованно наблюдал, как пиявки утоляли свою жажду его кровью”.

После этого Гитлер вздохнул с облегчением.

– Хорошо, – сказал он. – Теперь в голове снова ясно, как в колоколе.

Пиявки когда-то были модным средством от постоянных головных болей и флебита. Они выделяют вещество, которое препятствует свертыванию крови; поэтому, когда они начинают сосать, это похоже на небольшой надрез для кровопускания.

В настоящее время используется искусственный антикоагулянт гепарин, хотя аптеки в Германии по-прежнему поставляют пиявок, если их предупредить за несколько дней.

Морелль сделал Гитлеру электрокардиограмму в полдень, а позже уехал в Берлин.

ЭКГ стала поворотным моментом в жизни Гитлера. Морелль предоставил её для интерпретации профессору-кардиологу А. Веберу из Бад-Наухайма. Диагноз гласил, что у Гитлера развился коронарный склероз. Это было подтверждено специалистами с Харли-стрит, которым я показал электрокардиограммы. Это не было чем-то ненормальным для мужчины возраста Гитлера, 52 лет; но это создавало опасность внезапной стенокардии или эмболии с возможными фатальными последствиями.

Сначала Морелль скрывал эту новость от Гитлера и подразумевал, что его органы здоровы. Однако сам стал читать учебники по болезням сердца.

25 августа 1941 года Муссолини прибыл в "Волчье логово". После совместного совещания два диктатора на следующий день отправились в Брест-Литовск для инспекции своих войск.

В тот вечер они вернулись и в 20:00 отбыли специальным поездом в альтернативную штаб-квартиру фюрера в Виннице, на Украине.

На следующий день путешествие продолжилось на четырёхмоторном "Кондоре" до Умани, откуда открывался прекрасный вид на плодородные степи России.

Командующие наземными и воздушными силами Герд фон Рундштедт и Александр Лор проинформировали лидеров стран Оси о достижениях вермахта. Затем они поехали дальше по бескрайним просторам и ещё неубранным полям, а потом вылетели обратно в Винницу при великолепной погоде. Здесь Гитлер попрощался с Муссолини.

На этом дневники Морелля за 1941 год заканчиваются.

К осени 1941 года гитлеровские армии продвинулись вглубь Советского Союза.

“Наступление на востоке развивается успешно”, – радовался Вальтер Хевель в своём дневнике 5 октября. Два дня спустя вермахт замкнул кольцо вокруг Вязьмы, и вся советская армия попала в жестокий плен.

Генерал Йодль говорил о “самом решающем дне войны в России” и сравнил его с битвой при Кениграце.

Но в октябре Гитлера снова сразила таинственная болезнь, похожая на чуму.

На известном только ему малайском языке Хевель отметил, что фюрер был болен и что он “не появился ни на полуденной, ни на вечерней трапезе, хотя у рейхсфюрера [Генриха Гиммлера] был день рождения и он был специально приглашён на обед”.

Морелль затруднялся это объяснить, но к 10 октября возобновившееся недомогание прошло. “Провёл вечер с Ф., – писал Хевель. – Он удивительно расслаблен и пребывает в прекрасном расположении духа. Он совершенно беззаботен”.

13 октября он добавил: “Фюрер в наилучшем расположении духа, очень расслаблен”.

В письме от берлинской фармацевтической компании Мореллю от 3 ноября 1941 года предполагается, что Гитлера сразили тошнота и изжога. Морелль подозревал, что партия мутафлора, возможно, была не свежей.

На востоке гитлеровское наступление увязло в осенних дождях, затем застыло в московской зиме. Вступление Японии в войну в декабре вызвало временную эйфорию, но несколько дней спустя Гитлер начал размышлять о мрачном будущем Германии.

– Странно, – сказал он Хевелю, – мы разрушаем позиции белой расы в Восточной Азии с помощью Японии, а Британия присоединилась к большевистским свиньям в борьбе против Европы!

Когда немецкая военная машина замедлила ход и остановилась, Гитлер начал искать козлов отпущения. Он уволил главнокомандующего сухопутными войсками и ряд командующих группами армий и сухопутных войск.

Его обязанности расширились ещё больше. Связанные с этим проблемы со здоровьем также умножились.