Тайный дневник врача Гитлера

Невредимый

Около 13:00 20 июля 1944 года произошло немыслимое. “Внезапно раздался ужасный грохот, – так Тео Морелль описывал это своей жене, – и я крикнул санитару: "Нам крышка! Они нашли нас. Это бомба!" Но санитар сказал: "О нет, я помню разрывы бомб по Первой мировой войны – это было что-то другое". И в этот момент ворвался камердинер Гитлера и сказал: "Быстрее, герр профессор, быстрее! Вы должны немедленно явиться к фюреру!”" Мятежные офицеры совершили покушение на Гитлера.

Хижина, в которой он стоял, теперь была разрушена, а искалеченные офицеры истекали кровью на обвалившихся половицах. “В конференц-зале, – записал в тот день стенографист Тет, – перед началом совещания полковник граф фон Штауффенберг, которому было приказано прибыть сюда для совещания, поставил портфель с бомбой замедленного действия под стол с картами. На самом деле портфель, должно быть, стоял прямо перед ногами бедняги Бергера”. Генрих Бергер был одним из коллег Тета по стенографии.

Их коллега Хайнц Бухгольц позже написал: “Я помню это как раскат грома, сопровождающийся ярко-жёлтой вспышкой и постоянно увеличивающимся густым дымом. Стекло и дерево разлетелись в щепки в воздухе. Большой стол, на котором были разложены все карты обстановки и вокруг которого стояли участники – сидели только мы, стенографисты, – рухнул. После нескольких секунд тишины я услышал голос, вероятно, фельдмаршала Кейтеля, крикнувшего: "Где фюрер?" Затем раздались крики боли”.

С этого момента у Гитлера начались реальные проблемы со здоровьем, в отличие от любых чисто невротических.

Офицеры, которые несколько мгновений назад слушали Гитлера, вывалились из разрушенной хижины, истекая кровью, их руки и лица почернели и обгорели, волосы опалились и покрылись жёлтыми пятнами, форма рваная и грязная. Бергера срочно доставили в больницу и прооперировали, ампутировав обе ноги. “Врачи фюрера прибыли немедленно”, – вспоминал Бухгольц. Они извлекли более сотни дубовых щепок из ног Гитлера – в основном из правой. Он почти не замечал боли, сам не понимая, как уцелел.

Когда Морелль галопом влетел в спальные помещения бункера, Гитлер приветствовал его презрительным замечанием:

– На самом деле ничего особенного, – сказал он с гримасой.

Затем он действительно ухмыльнулся.

– Я неуязвим, – крикнул он. – Я бессмертен!

Морелль перевязал раны. Гитлер снял свой изодранный и опалённый мундир и сказал:

– Морелль, поторапливайтесь. Муссолини будет здесь с минуты на минуту.

Несколько дней спустя Гитлер отдавал дань уважения выжившим офицерам в армейском госпитале Карлсхоф в Растенбурге. На фотографиях мы видим, как ослеплённый Рудольф Шмундт с ужасно обожжённым лицом обеими руками сжимает руку Гитлеру. Когда Гитлер подошел к кровати Ассманна, он сказал:

– Вот вы все серьёзно пострадали, но не вы были целью убийства. Эти господа охотились за мной и только за мной. И всё же я здесь совершенно невредимый. Четыре раза в этой войне враги пытались покончить со мной вот так, раз и навсегда. И всё же им этого ни разу не удалось.

Немедленный медицинский результат взрыва был неожиданным. Дрожь в левой ноге Гитлера исчезла.

– Чудо в том, – сказал Гитлер 11 дней спустя генералу Йодлю, как записали стенографисты, – что после взрыва я избавился от нервных расстройств. Моя левая нога всё ещё немного дрожит, если совещания затягиваются, но раньше нога дрожала даже в постели. После взрыва всё почти полностью прошло, хоть я бы не стал рекомендовать такое лечение.

Неизбежный вывод состоит в том, что эта дрожь, должно быть, имела невротическое происхождение.

Но тяжёлая рана на голове явно затронула внутреннее ухо Гитлера. Его глаза постоянно смотрели вправо – нистагм. Гитлеру всё время казалось, что он заваливается вправо. Дважды за тот вечер, отправляясь на прогулку, он обнаруживал, что сбивается в темноте с тропинки – снова вправо.

Интересны долгосрочные психологические последствия покушения.

Майор Кортес Ф. Энло-младший, который допросил почти всех врачей из штаба Гитлера по поручению медицинского отделения Управления стратегических бомбардировок США, позже напишет: “Несколько пруссаков старой школы, которые пытались убить Гитлера, в значительной степени способствовали поражению Германии. Их покушение вызывало в сознании этого злого и неуверенного в себе человека цепь психологических реакций, которые отделили фюрера от советников и друзей и постепенно подорвали его психику. В конце концов, эти реакции заманили Гитлера в ловушку его собственных навязчивых идей и поставили его перед саморазрушением в качестве единственного выхода”.[19]

Геббельс подтвердил эту оценку в беседе с министром финансов Шверином фон Крозигком, который отметил в дневнике в апреле 1945 года: “20 июля действительно наложило на него свой отпечаток, как физически – он по-прежнему не может пользоваться одной рукой, потому что она сильно дрожит, – так и морально: удар по его доверию был серьёзным, и он стал ещё более недоверчивым и одиноким”.

Полковник Хайнц Брандт был начальником оперативного отдела Генерального штаба. Он сам был участником заговора против Гитлера и на смертном одре в больнице сокрушался, что сообщники даже не сказали ему скрыться. Стенографист Бергер и генерал Шмундт были двумя другими погибшими в результате взрыва бомбы.

Сопровождавший Гитлера врач Карл Брандт поспешил обратно в Растенбург из Берлина, как только было объявлено о взрыве бомбы. Его беспокоила кровь, непрерывно сочащаяся из ушей Гитлера. Морелль разделил его беспокойство и позвонил ЛОР-специалисту профессору фон Эйкену в Берлин. Поскольку фон Эйкен был в отъезде на свадьбе, вместо него из ближайшего армейского госпиталя вызвали доктора Эрвина Гизинга. После первого визита 22 июля Гизинг лечил Гитлера почти каждый день и составил очень подробные отчёты о тех неделях.

Адъютант предупредил его, что Гитлер был “могущественным, но мистическим сверхчеловеком”. Вскоре после этого Гизинг стоял в бункере фюрера. Его первое впечатление о Гитлере было несколько иным: стареющий человек – почти сгоревший и измученный, как будто держался из последних сил. Гитлер сутулился, прихрамывал на правую ногу и держал руку под туникой, как Наполеон. Лицо было пепельного цвета, глаза налиты кровью, губы распухли.

– Доктор, – сказал он тоном, которым разговаривал с экспертами, – я слышал, вы лечите моих друзей. Мне не хотелось беспокоить вас. В течение последних двух дней, после взрыва, у меня мучительная боль в правом ухе и проблемы со слухом. Камердинер говорит, что это потому, что я много кричу.

Гизинг утверждал, что у него дважды была возможность провести Гитлеру полное физическое и неврологическое обследование в августе и октябре 1944 года.

Его выводы в значительной степени подтвердили выводы Морелля. Гитлер весил около 72 кг. Его волосы были редкими, кожа тела удивительно белой; на правой нижней челюсти был огромный золотой мостик. Его половые органы были, по-видимому, нормальными – так утверждал Гизинг после осмотра.

– Посторонние часто подозревали гипертрофию правой руки или плечевых мышц, – продолжал он, – но никаких признаков этого не было... Тем не менее его физическая выносливость была поразительной, особенно на крупных партийных мероприятиях, таких как парады и шествия, где он часами стоял с вытянутой правой рукой.

Гизинг не обнаружил клинических отклонений в сердце или лёгких Гитлера; пульс был полным, устойчивым и довольно сильным, по его словам.

Повышение кровяного давления, о котором сообщил Морелль, Гизинг приписал восприимчивости автономной нервной системы Гитлера к гневу и беспокойству.

Что касается неврологического и психиатрического состояния Гитлера, Гизинг заявил, что два обследования в августе не выявили никаких отклонений:

– Ушной лабиринт с правой стороны, который я описал в отчёте от 12 июня 1945 года, был поражён ударной волной, которая вызвала серьёзный разрыв правой барабанной перепонки; и взрывным повреждением полукруглых каналов и улитки внутреннего уха. Из того, что он сам сказал, Гитлера силой взрыва отбросило с его первоначального положения у середине стола с картами в непосредственной близости от левого дверного косяка выхода.

Стояла поздняя осень 1944 года, когда Гитлер частично оправился от покушения. Затем дрожь вернулась. Он пошутил по поводу растущей слабости, но это только подчеркнуло его беспокойство.

– Перед взрывом бомбы я мучался дрожью в левой ноге, – сказал он своим секретарям. – Теперь дрожит уже правая рука. Хорошо, что не голова. Если бы у меня тряслась голова, все было бы намного хуже.

Некоторые врачи считали, что растущая немота правой руки Гитлера была “истерией обращения” – реакцией, при которой какое-то реальное или воображаемое физическое явление становится символом неприятного воспоминания. Кортес Энло напишет: “Эта дрожь в правой руке Гитлера действительно стало символом постепенного разрушения его личности после покушения. Действие предательства на психику правителя в конце концов поглотило его разум”.