Точка невозврата

Глава 21

Иногда реальность размывается, стирает грани, плавно переходя в область иррационального. Может, и правда существуют некие параллельные миры, где живут такие же люди, но с иной судьбой. В детстве Жанна часто думала, что где-то рядом с ней, невидимая, живет еще такая же девочка, ее точная копия, с такими же хвостиками и разбитыми коленками. Но только у нее все немного не так. По ночам она придумывала ей приключения. Невероятные, полные неожиданных событий и открытий. Потом она выросла и забросила своего двойника. Правда, в последнее время ей все чаще хотелось, чтобы такой двойник у нее все же был. Он бы тогда принял на себя все плохое, что с ней случилось. И вот это нынешнее тоже.

Алена все еще стояла рядом с Кириллом, уткнувшись лицом ему в грудь. Совсем маленькая рядом с ним.

– Это неправда, – который раз повторил Порошин, с угрозой кидая взгляды на следователя и полицейских, маячивших неподалеку. – Ален, ты же это несерьезно? Ты не в себе. Она не в себе. Вы же видите?!

Алена оттолкнулась от него и сделала шаг назад.

– Я все расскажу. Только не при всех…

Хорхин сделал знак полицейским, и те принялись оттеснять толпу. Вскоре остались только Алена с Кириллом, Жанна и Мухин. Тот отказался уйти. Хорхин сильно не возражал.

– Да, это я отравила Борисова, – Алена сказала это и вдруг сдулась как шарик, стала еще меньше, словно истаяла. – Можно я сяду? – Она прошла и села рядом со своей развороченной сумкой.

– Зачем? – Кирилл внезапно побледнел. – Он… что-то сделал тебе? С тобой?

Мухин как-то странно хекнул, Жанна быстро глянула на него. Наверное, тренер знал о любимой забаве своего форварда. Вот же…

Алена печально улыбнулась.

– Нет, – мотнула она головой, – вернее, сделал, но не сейчас. Тринадцать лет назад.

– Алена! – Порошин крикнул это так, что все вздрогнули. – Вы же видите, что она не в себе. – Он повернулся к следователю и схватил его за грудки. – Вы понимаете, что она несет полную чушь?

– И что же случилось тринадцать лет назад? – Хорхин отодрал от себя его руки и отступил, одновременно дав сигнал полицейским, которые вскинулись на крик, что все в порядке.

Кирилл сел рядом с женой и взял ее за руку.

– Алена, приходи в себя.

По лицу Алены скользнула горькая усмешка, ладошки, стиснутые в замок, прижались к подбородку. Голос звучал монотонно, словно рассказывая историю тысячный раз.

– Тринадцать лет назад мы с братом катали парные танцы. Собирались на чемпионат. У нас все было так… хорошо, так радужно. А потом брат получил травму. Он тогда приехал на тренировку раньше меня, и там что-то произошло. Когда я пришла, он лежал на льду без сознания. Его еле спасли. Но он… стал инвалидом. Он не помнит, что произошло, он не может говорить, он ничего не может. Только мычать. Это не жизнь. Это кошмар. У него все забрали. Все.

– Это был несчастный случай, Ален, – тихо сказал Кирилл. – Там же было следствие, развязался шнурок, он споткнулся и упал. Просто так случилось.

Алена сидела с закрытыми глазами и на каждое его слово качала головой. Потом заговорила:

– У него был огромный синяк. На голени, вот тут, – она рукой показала место на ноге. – Если он упал спиной назад, откуда синяк на ноге спереди? Сначала я тоже поверила, что Глеб упал. Врачи сказали, что это необратимо, такая травма. Он никогда не встанет. Никогда. Я пыталась кататься одна, но… это было не то. Я не могла. Глеб был для меня больше, чем брат, больше, чем партнер по танцам. Но лед никогда не отпускает насовсем. Я приходила просто смотреть, как тренируются другие. Там и познакомилась с тобой, Кирилл. Ты помнишь. И вот тогда я увидела, какие синяки может оставить шайба. А ведь перед нами всегда тренировались хоккеисты. Кто-то из них и сделал это с Глебом. Я только не знала, кто это был. Лишь недавно я выяснила правду, но решилась не сразу. Сначала я просто много плакала. Ты помнишь, Кирилл, я тогда говорила, что это просто гормональный сбой? А потом… потом подумала, почему Глеб, такой добрый, умный, талантливый, сидит в инвалидном кресле, пуская слюни, а этот живет в свое удовольствие, ест, пьет, трахает все, что шевелится? Почему? Это несправедливо. Он должен был понести наказание. Я не хотела его убивать. Нет. Я много читала про рицин. Он должен был сделать его инвалидом. Чтобы до конца жизни он мучился и вспоминал, чего лишился. После того как раздали обед, я подсела к Игорю на последний ряд.

– Зачем ты Арама задираешь, Игорь? – укоризненно сказала Алена.

– А зачем ты всех защищаешь? Прям мать Тереза.

Алена пожала плечами и с улыбкой поставила перед ним коробку.

– Это тебе.

Игорь удивленно поднял брови.

– Закусывай, Игорь.

Игорь поднял брови еще выше.

– Ой, мне-то не ври. Я же прекрасно вижу, когда ты выпивший. У тебя глаза блестят. Ну и запах, конечно.

Игорь поднес руку ко рту, дыхнул в нее, понюхал.

– Шмонит, да? – нисколько не смущаясь, спросил он.

Алена кивнула и помахала перед лицом рукой.

– Завязывал бы ты, Игорь. Геннадий Павлович не будет это долго терпеть.

– Палыч? Ха! – Игорь хмыкнул.

– И все равно завязывай.

– Ну вот сейчас допью и завяжу.

Чуть поскрипывая, к ним подкатила тележка, которую везла стюардесса.

– Кофе налейте, – буркнул Борисов.

Стюардесса с растянутыми в улыбке губами подала чашку. Алена опередила Борисова и взяла чашку из ее рук. Тележка покатилась дальше.

– Выпей со мной, мать Тереза, – Игорь вытащил из-под куртки наполовину пустую бутылку.

Алена выглянула в проход и повернула к нему блеснувшие озорством глаза.

– А давай. Только ты мне в кофе налей. И обещай закусывать.

Она открыла коробку, вытащила из нее чашку, поставила перед Борисовым.

– Сюда наливай, Игорь. Ты с этой бутылкой спалишься совсем.

– Тебе не все равно?

– Нет. Завтра же матч. Если Палыч тебя от игры отстранит, команде трудно придется.

Борисов презрительно хмыкнул, но все же налил в чашку коньяк. Потом плеснул в подставленную Аленой чашку с кофе.

– Ну, давай тогда за игру.

Они чокнулись. Игорь выпил коньяк в два глотка. Шумно выдохнул. Алена пригубила кофе, чуть сморщила носик.

– Ароматно. Закуси, Игорь. Ну, пожалуйста.

– Я курицу терпеть не могу.

– Знаю. Другого ничего нет. Это Кирилла обед. А он спит весь полет. Но тут вот овощи есть. Возьми огурчик хотя бы.

Игорь сунул в рот огурец, похрустел, перемалывая крепкими зубами.

– Везунчик твой Кирилл, живет в раю непуганых идеалистов. Никаких договорняков, никаких подстав.

– А ты нет, что ли? Игорь, тебе грех жаловаться. Ты лучший игрок в команде. Геннадий Павлович тебя любит.

– Эх, Аленка, – Игорь показал на чашку. – Если б ты знала про меня правду. Всякое было. Но я еще всем покажу, кто такой Борисов. Вот они у меня где все. – Он сжал кулак и немного полюбовался на него. – Ладно, давай еще по одной.

– Ага. – Алена подставила чашку. – Только не много. Я пьянею быстро. Придется меня из самолета выносить, – она хихикнула. Щеки ее порозовели.

– Ничего. Алкоголь лучший друг девушек, слышала?

– Разве?

– Вон ты какая сразу красивая стала. Может, отбить тебя у Кира?

– Ой, – Алена засмеялась. – Не смеши. Зачем я тебе? У тебя и так нас как грязи.

– А я не хочу грязи. Хочу чистую. Веришь?

Алена без слов подняла чашку и чокнулась с Борисовым. Тот усмехнулся и опрокинул в себя коньяк.

– Кто мешает, Игоречек? Найди себе девушку…

– Угу, – Борисов хмыкнул. – Вот свалю от вас и сразу найду.

– Так это правда? Ты уходишь?

– А ты жалеть будешь, что ли?

Алена вздохнула и внимательно посмотрела на Борисова. Тот сжал челюсти, обозначив желваки на лице. Лоб его покрылся мелкой испариной.

– Нет, – сказала она, – не буду. Честно. От тебя много проблем. И не только команде.

– Честно. Ну и молодец. Не люблю лгунов. Пожалуй, мне надо выйти. Дай-ка…

Борисов попытался встать и тут же упал на сиденье обратно. Алена не шевельнулась, пристально вглядываясь в его лицо. Борисов потер грудь под расстегнутой олимпийкой.

– Плохо? – Алена чуть наклонилась к нему. – Ничего, скоро будет легче. Совсем легко.

– Ты о чем? – с трудом произнес Борисов, все еще силясь встать.

– Он тоже хотел быть чемпионом, хотел быть лучшим. И он мог. Мог стать лучшим. Но не стал. И я не стала. И ты… тоже не станешь.

Борисов дернул рукой, задев откидной стол, чашка с остатками коньяка упала на пол и покатилась куда-то под кресло. Алена придержала коробку, не давая ей упасть следом. Поднялась и, не глядя на него, пошла к своему месту.

– Я не хотела его убивать, – повторила Алена. – Он должен был почувствовать, каково это – лишиться всего.

– Вы не рассчитали с дозой, – сказал Хорхин.

– Очень даже может быть, что и так, – влез Валентин Семенович. – Если бы он не употреблял алкоголь, то, возможно бы, и не умер. Хотя восстановить работу внутренних органов было бы сложно. До конца жизни ему бы пришлось жить очень и очень трудно. Н-да-с.

– Ну ладно, – Хорхин почесал затылок. – Борисова понятно за что отравили. А гражданку Усову?

Алена подняла глаза.

– Не знаю. Я не планировала ее убивать. И не хотела. Я не знаю, как это вышло.

– Тоже случайность? Не слишком ли много случайностей? – следователь повысил голос.

– Не кричите на мою жену, слышите? – вскочил Порошин. – Кто дал вам право?

– А вы тут руками не машите, а то пойдете соучастником, ясно?

– Нет! – Алена тоже вскочила и вцепилась руками в мужа. – Кирилл! Слушайте, я во всем призналась. Мой муж ничего не знал. Клянусь! Где вам что подписать?

– Дурдом, – проворчал Хорхин и еще раз дал знак полицейским, что все в порядке. – Так, расклад такой. Всем отойти. Всем, я сказал. Или кто-то поедет не на матч, а в КПЗ. Лейтенант, – позвал он одного из оперативников, – обеспечьте порядок в помещении. Чтобы вот к этим рядам и близко никто не подходил. Да, и этого… освободите. – Он кивнул на Усова, сидевшего с вытянутой шеей и, кажется, совсем не понимающего, что происходит.

Полицейские двинулись на толпу, недвижимо стоящую возле места, где находились Порошины, оттеснили.

– Я не оставлю ее, – Кирилл угрожающе посмотрел на полицейских, пытавшихся увести его.

– Поверьте, молодой человек, вы делаете только хуже и себе, и вашей жене, – Валентин Семенович укоризненно покачал головой.

– Иди, Кирилл, – устало сказала Алена, – иди. Я в порядке.

– Вот-вот, – Хорхин бросил на них раздраженный взгляд, потом хлопнул криминалиста по плечу. – Давай, Валентин, быстро собирай улики и что тут тебе еще нужно. Не до вечера же тут торчать. А мы пока протокол напишем. Я даже оформлю как чистосердечное признание. Не думайте, у меня тоже сердце есть.

Жанну Хорхин тоже выгнал, она немного обиделась. Она им преступника на блюдечке, а ее вон поперли, мол, сами теперь разберемся. Никакой благодарности. Мухин уже вел под руку освобожденного Усова. Тот тряс головой как паралитик. Жанна отвернулась, не в силах смотреть на это, и встретилась взглядом с Камаевым.

– Ну, поздравляю, вы раскрыли преступление века.

Почему-то насмешка в его голосе взбесила ее.

– Не вижу повода для иронии, – сухо ответила она.

– Да, тот случай, когда преступник вызывает сочувствие больше, чем жертва. Если бы… если бы не второе убийство.

Она не нашла что сказать. Кирилл сидел в окружении товарищей по команде, обхватив голову руками.

– Ну-ка, отвалите, – Мухин подошел к ним, сел на быстро очищенное для него место и положил руку Порошину на плечо. – Кирилл, во-первых, возьми себя в руки. Слезами горю не поможешь. Помни, мы с тобой. Мы не просто команда, мы семья. Самый лучший адвокат будет вести это дело. Я позабочусь. Во-вторых, – он резко встал, – всех касается, парни. Мы команда. Мы – один за всех и все за одного. Беда одного – беда каждого. Тебе плохо, мы поможем. Но и спросим. У нас завтра игра. Мы потеряли Борисова. И многие решат, что «Буревестник» сдулся. Вы понимаете, о ком я. Наши соперники спят и видят, как мы сломаемся и сольем финал. Но нет. Мы докажем, что наша команда может играть в любом составе, в любом состоянии. Мы же гордые буревестники. Так? Не слышу?

– Так, – раздались нестройные голоса.

– Что? – Мухин картинно приложил раскрытую ладонь к уху. – Кто мы?

– Буревестники, – вразнобой прозвучало в ответ.

– Что мы делаем?

– Гордо реем, – четко сказал чернявый спортсмен и ткнул себя кулаком в грудь. На лицах замелькали улыбки.

– То-то! – Мухин поднял палец. – Гордо. Вот в чем дело. Позволит нам гордость завтра уйти с поля побитыми гагарами?

– Нет, – замотали головами игроки.

– Люблю вас, парни. – Мухин развел руки в стороны и положил их на плечи стоящих рядом с ним спортсменов.

Жанна с удивлением смотрела на странную церемонию братания. Рослые парни хватали друг друга за плечи, образовывая круг, головы их сблизились, речитативом разнеслась по залу некая речевка, в которой слабо угадывалась «Песня о буревестнике». Она невольно хихикнула и наткнулась на суровый взгляд Камаева, судя по всему, ему данная церемония казалась вполне уместной. Ну да, конечно. Суровое мужское братство, а она просто глупый пучок перьев, не понимающий ничего в настоящей мужской дружбе.

Она чуть отодвинулась и увидела Кирилла Порошина: он не принимал участия в коллективном поддержании боевого духа. Одной рукой он держался за лоб, словно при сильной головной боли. Широкие темные брови сошлись возле переносицы, возле рта гуляли желваки. Тут только Жанна заметила, как он необычайно красив: высокий, широкоплечий. Да, не броская восточная красота, как у Камаева, а вот эта, чуть смазанная, с первого взгляда незаметная, северная. Иван-царевич. А Аленушку его нечисть лесная в темное царство уволокла. И она к этому руку приложила. Вот же пакость! Ей стало неуютно. Словно оклеветала кого-то. Но ведь она просто искала истину. Но лучше бы не нашла. Бог с ней, с работой. Она сломала жизнь двум любящим друг друга людям. По-настоящему любящим. Придется с этим жить.

Порошин поднял глаза, и вместо ненависти Жанна увидела боль. Настоящую. Горло перехватило спазмом. Она сделала два быстрых шага ему навстречу.

– Кирилл, откуда Алена узнала, что Борисов виноват в несчастье с братом? Через столько лет?

Порошин смотрел на нее несколько, как показалось, долгих мгновений. Не мигая. Потом тряхнул головой, русая прядь упала на лоб.

– Это я, – прохрипел он. – Это я сделал. Я! Слышите? Это я Глеба толкнул!

Жанна испуганно оглянулась. Хоккеисты разомкнули круг, выпрямились.

– Что смотрите? – Порошин обвел всех безумным взглядом. – Да, это я виноват, что ее брат стал инвалидом. Мы дурачились и не хотели ничего плохого. Но так получилось. Нас отмазал тренер. Мы ему все рассказали, он велел молчать. Сказал, что парень сильно ушибся, и если мы не признаемся, то всем только лучше будет. Потом я с Аленой познакомился, как-то у нас все закрутилось. Я не сразу узнал, что у нее брат есть и что он… это тот самый фигурист. Я видел его. Алена водила меня к нему в интернат. Сказать, что я в шоке был, так ничего не сказать. Потом мы поженились. Глеба в хороший пансионат поместили, чтобы там за ним ухаживали, лечили, занимались. Несколько раз пытался признаться. Но каждый раз боялся. Боялся ее потерять. Она бы не простила. И все равно думал об этом. Хоть мне и говорили, что не стоит…

– Кирилл? – полный ужаса голос пригвоздил всех к месту. Алена стояла на другом конце зала и тянула к мужу руку. Хорхин придерживал ее за плечо, видимо, опасаясь, что она сорвется с места. – Что ты говоришь, Кирилл?

Порошин перемахнул через ряды скамеек так быстро, что Жанна и глазом моргнуть не успела. Навстречу ему выдвинулся полицейский, но Порошин как-то ловко боднул его плечом и тот отлетел на метр.

– Ален, это правда. Это я виноват. Я хотел тебе сказать…

Она отшатнулась и упала на сиденье, закрыв лицо руками. Кирилл потянулся к ней, но она закричала, словно увидела перед собой нечто ужасное. Тут на Порошина сзади навалились люди в форме, схватили за руки. Но он не подумал сопротивляться.

– Это ж… нападение на сотрудника при исполнении… – прошипел тот, кого толкнул Кирилл.

Хорхин поднял раскрытую ладонь, полицейский обиженно замолк.

– Значит, я все сделала неправильно? – Алена отняла руки от лица и посмотрела на Хорхина. – Я ведь спешила. Знала, что Игорь уходит из команды. Это была последняя игра с ним, последняя поездка. Просто невозможно. Нет. Не верю. Кирилл, скажи, что это неправда. Это не можешь быть ты. Ты не такой.

– Ален, это сделал я. Да сколько мне тогда было? Пятнадцать всего. Я не мог представить последствий. Не простишь, я знаю. Но жить с таким грузом не могу больше.

– Уведите меня отсюда, – Алена встала и протянула руки Хорхину. – Скорее только. Куда угодно. Хоть в подвал.

Сотрудник полиции выпустил плечо Порошина и вытащил из кармана наручники. Хорхин еле заметно качнул головой.

– Обойдемся и без этого, думаю. Алена Петровна, вы же не будете совершать глупости?

Алена удивленно посмотрела на него:

– Боитесь, что сбегу?

Хорхин усмехнулся.

– Да нет, другого. – Он поманил полицейского и, понизив голос, приказал: – Посади ее пока в машину и побудь с ней. Глаз не спускай, понял?

– Алена! – возглас Кирилла повис в пустоте.

Ни разу не обернувшись, Алена прошла на выход. Ее муж так и остался стоять с безвольно повисшими вдоль туловища руками.