Глава 22

Входная дверь открылась и закрылась с громким стуком. Хорхин ходил по залу, отдавая последние распоряжения сотрудникам полиции. Лаврушин следовал за ним и пытался выяснить, когда им дадут разрешение на взлет. За большими окнами стремительно темнело. Стрелки наручных часов показывали начало седьмого. Жанна поднесла их к уху, чтобы убедиться, что они идут. Неужели прошло всего четыре часа? Кирилл все еще стоял неподвижно, гипнотизируя двери, за которыми скрылась Алена. Странно, никто из других спортсменов не подошел к нему. Наоборот, все быстро рассеялись по залу. Краем уха Жанна уловила вздохи облегчения и надежды, что скоро их отсюда выпустят. Но вот Мухин, который не переставал что-то говорить Усову, держа его за плечо, оставил его и направился к Порошину. Тронул его за плечо, тот медленно повернул голову.

– Кирилл, пока суд да дело, назначаю тебя временно капитаном команды. Понял? Черт знает, когда нас отсюда выпустят, так что стратегию на игру начнем сейчас прорабатывать.

Кирилл молчал, казалось, он вовсе не понимал, что говорит тренер. Наталья рядом с Жанной шумно выдохнула и фыркнула, возмущенная такой бездушностью. Человек любимую женщину, можно сказать, потерял только что, а ему про какую-то стратегию талдычат. Но Жанне-то как раз был хорошо понятен тактический ход Мухина. Кирилла надо отвлечь, нагрузить его долей ответственности, чтобы не погружался в горькие мысли. Хороший психолог этот тренер, подумалось ей. Очень. Как там Степан Андреевич говорил, отец и мать своим подопечным? Да, повезло им.

Тренеру вроде удалось достучаться до Порошина: он опустил голову, повел плечами.

– Я останусь с ней. Тут. Или куда они ее повезут. Простите, Геннадий Павлович.

– Понимаю, Кирилл, понимаю, – Мухин похлопал его по плечу. – Давай не будем торопиться. Конечно. Подумай, прими правильное решение.

– Уже принял.

Кирилл повернулся, сделал пару быстрых шагов и наткнулся на взгляд Жанны, которым она сверлила его с ног до головы.

– Это же все из-за тебя, – он так резко остановился, что шедший за ним Мухин уткнулся ему в спину. – Если бы ты не ходила, не вынюхивала, Алена сейчас была тут, со мной. Это же ты, паскуда, виновата во всем. Ты…

Голос его был тих, но полон ненависти. Ясные глаза помутнели и казались глазами безумца. Жанна помнила его стремительный бросок через весь зал к жене. Эту машину и танком не остановишь. Она застыла, считая секунды до момента, когда он кинется на нее.

– Алена сделала то, что сделала, потому что не могла поступить иначе. Я тоже не могла поступить иначе. Да, она убила человека, которого считала виноватым в инвалидности брата, но Викторию она не убивала. И я могу это доказать, – торопливо выпалила она в надежде хоть как-то привести его в чувство.

Тут Мухин, опомнившись, схватил Порошина за плечо, возможно, применив какой-то болевой прием, потому что лицо его исказилось, а глаза приняли осмысленное выражение.

– Кирилл, сядь на место, – стальным голосом приказал Мухин. – Мы поможем твоей жене, я обещаю. Главное, сам не наделай глупостей. Понял?

Кто-то потянул Жанну за рукав, она увидела Наталью и послушно пошла за ней в другой угол зала.

– Кошмар! Он бы тебе шею свернул одним щелчком. Я говорила, что рейс этот нам запомнится. Скорей бы уже дали разрешение на взлет. Господи, как я устала. – Наталья приложила руки к вискам. – Все, наверное, буду проситься в учебный центр. Не могу больше. Черт с этой ипотекой. Пусть муж вторую работу берет. Что я одна-то за двоих пашу?

Жанна обняла ее:

– Перестань. Ты же не сможешь без неба. Это временная слабость. Все пройдет. Прилетим в Самару, прогуляемся по Струковскому саду, по набережной пройдемся…

– В Иверский монастырь хочу. На богослужение. Пойдешь со мной?

– Конечно, – Жанна погладила ее по спине. – Куда хочешь. Можно и в монастырь.

– А вот ты зря так. – Наталья погрозила пальцем. – Просто тебя еще жизнь не ставила в такие ситуации, когда только на высшие силы одна надежда. А вот случится такое, не дай бог, сразу по-другому заговоришь.

– Конечно, – криво улыбнулась Жанна. – Не ставила. Отойду на минутку.

Низко наклонив голову, она прошла в туалет. Виски ломило. Щеки пылали. Она тронула их ледяными руками и чуть не обожглась. Плеснула в лицо воды, похлопала по щекам ладонями, покусала губы. Сняла шапочку-пилотку, запустила в волосы пальцы и поскребла кожу. То, что сейчас случилось с Натальей, происходило с ней каждый раз до и после полета. Желание бросить все и забыть о небе. И горячий ужас от того, что это может исполниться.

Поступая в школу бортпроводников, она и не думала, что профессия станет для нее спасением. К тому времени она окончательно запуталась в жизни. Дни и ночи, проводимые в угаре вечеринок, тусовок, калейдоскоп людей разной степени адекватности, отсутствие цели, все это порождало в душе неясную тоску, а с ней и тревогу. Тоска глушилась в ночных клубах, тревога – коктейлями. Но долго так продолжаться не могло. Однажды утром она проснулась на чьей-то даче среди почти незнакомых людей, вышла на улицу босиком и услышала над собой звук самолета. Задрав голову, она смотрела, как ярко окрашенная стальная птица идет на посадку. Она видела круглые окна иллюминаторов, выпущенные стойки шасси. Аэропорт был рядом, и за час, что она простояла, пялясь в небо, она проводила на посадку штук пять самолетов разных моделей и расцветок. А ведь все они прилетели из тех мест, где она никогда не была и, наверное, не будет. Ноги у нее уже давно застыли на мокрой от росы траве, похмелье выходило крупной дрожью, зубы выбивали неравномерную дробь. Но она стояла и улыбалась, потому что знала: теперь у нее есть цель.

Шумно подышав и успокоив пульс, Жанна смахнула со лба остатки капель. Нет, она не сдастся так просто. Ничего. Все пройдет. И это тоже. Она пригладила волосы, смочив их водой. Пристроила на место шапочку. Улыбнулась сама себе в зеркале. Проделала ряд упражнений, которым научила Таня. Надуть щеки, вытянуть губы трубочкой. Нахмуриться, разгладить брови. «Чтобы твое лицо не выглядело маской, – объясняла Таня. – Когда ходишь три часа по салону, всем улыбаясь, улыбка становится искусственной. Как у американского менеджера. Ты ж не хочешь носить такой же фальшивый смайл? Ну вот, когда заходишь на кухню, снимай улыбку и делай вот так», – она надула щеки и хлопнула по ним ладонями, издав громкий пукающий звук. И расхохоталась. Посмеяться она любила.

В щелочку из туалета Жанна осмотрела помещение. Вроде все заняты своими делами. Хоккеисты разбились на три группы и что-то шумно обсуждали. Команда бортпроводников сидела к туалету ближе всего. Лаврушина не было видно, наверное, согласовывает с диспетчерами сроки вылета. Приоткрыв дверь пошире, она выскользнула и неторопливо пошла вдоль стены к закутку, за которым пряталась лестница на второй этаж. Нет, конечно, ничего предосудительного в ее поступке не было. Многие покуривали, не афишируя плохую привычку. Но ей не хотелось, чтобы об этом знали в команде. «Не будь слишком откровенной никогда и ни с кем, не подставляйся, – наставляла та же Таня. – Обязательно найдется гад, который вопьется в твой незащищенный бок».

Легко взбежав на второй этаж, она очутилась в темном зале. Где включается свет, она не знала, практически на ощупь вышла на балкон и остановилась, увидев контур человеческой фигуры. Человек обернулся, мелькнул огонек тлеющей сигареты.

– Так и думал, что ты тут объявишься. Ну и кто же убил Викторию?

– Вы? – Жанна вгляделась в его лицо.

– Ага. Нарушаю режим. Сигарету?

Жанна качнула головой и достала свою пачку. Федулов услужливо поднес зажигалку.

– Так что про Алену? Говоришь, не она Вику траванула?

Сигарета затлела, Жанна поперхнулась дымом.

– Ты пойми, Кирилл мне друг. Алена как сестра. Когда меня дисквалифицировали, от меня же все как от чумного шарахались. Только они меня тогда и поддержали. Верили.

Голос Федулова звучал приглушенно, и до нее не сразу дошло, что звук искажается у нее в голове. Опять? Она потерла виски.

– Вы знали про несчастный случай с ее братом?

Федулов задумался на секунду и кивнул:

– Конечно. Кирилл говорил. Алена не любила жаловаться. Это, знаете, такая «скорая помощь»: кому чем помочь, так она первая. Даже раздражало поначалу. Мы же привыкли, что никто просто так ничего не делает. Но Алена абсолютно бескорыстна. Я не представляю, что она могла совершить такое.

Жанна покивала. Да, трудно представить Алену в роли убийцы, но это так. Возможно, она долгие годы жила с этим чувством несправедливости, ведь судьба отняла у нее не только брата, но и возможность реализоваться в спорте.

Что такое спортивный азарт, Жанна представляла хорошо. Она сама ушла из спорта, когда поняла, что никогда не сможет чисто откатать программу. Не дано. Каталась она неплохо, но и только. Выше третьего места не поднималась. Это было очень обидно. До слез. Возможно, ей не хватило упорства. Но больших амбиций у нее никогда и не было. И все это соперничество не для нее. Слишком нервно. А вот Алена, кажется, так и не смирилась с потерей. Да, и пыталась отыграться на карьере мужа. Он заменил ей брата в каком-то смысле. И вдруг Алена узнает, что человек, который сломал ей жизнь, находится совсем рядом. Да еще и такой довольно неприятный тип. Наверное, ее не слишком терзали муки совести, когда она поднесла ему отравленную чашку. Или терзали? Но откуда она узнала про Борисова? Вернее, кто ей сказал, что это сделал Борисов? Кто-то, кто хотел навредить ему?

Она докурила сигарету и выбросила окурок. Федулов все еще ждал ответа, смотрел с любопытством. А ведь он мог. Имея такой зуб на Борисова, мог придумать такую историю.

– Так ты уже следователю рассказала?

– Что?

– Ну, про то, что Алена не убивала Вику?

Жанна помотала головой. Она и не могла ничего рассказать, у нее были только догадки на уровне интуиции.

– Ясно, – Федулов усмехнулся. – Ладно, пойду. Там тренер собрание затеял насчет завтрашней игры.

– Так матч состоится?

Федулов удивленно посмотрел на нее:

– Если мы не выйдем на поле, нам засчитают техническое поражение. Это раз. И потом, ну умер Борисов, нехорошо, конечно. Но мы-то все живы. Если долетим все же до Самары, то игра обязательно состоится. Если выйдем в финал, то… Ну, короче, сможем взять кубок. Если победим. А это совсем другое дело. Это два.

– О, конечно, – согласилась она. – Совсем другое.

Федулов вышел. Летное поле перед зданием аэропорта освещалось прожекторами. Взлетная полоса длиной более двух километров уходила вдаль вереницей огоньков. На той стороне аэродрома темнела башня диспетчерской. Вдали сияли окна жилых кварталов. В лицо ей дунуло ветром: лизнуло теплым языком и унеслось прочь. Наверное, надо все же поговорить со следователем. Или… ну не дураки же они, сами разберутся. Если захотят.

Она толкнула дверь и оказалась в темноте. Ах да, свет же тут не горел, и узкие окна под самым потолком ловили только редкие сполохи уличных фонарей. Жанна сделала шаг к выходу, и тут же что-то шевельнулось чуть впереди. Или показалось? Она чуть попятилась, пристально вглядываясь в темноту. Да нет же. Там никого нет. Но сердце уже пропустило пару ударов. Кажется или темнота впереди в одном месте образует еще более темное пятно, продолговатый сгусток… в виде человеческой фигуры? Жанна сделала еще шаг назад. И сгусток впереди тоже качнулся ей навстречу. Безмолвно. Сердце пропустило еще удар. Жанна чуть сдвинулась к стене, пытаясь нашарить ручку двери на балкон. Но рука прошлась по гладкой поверхности. А если там никого нет и все это чудится? Но тут ее лица коснулось легкое движение воздуха. Тот, кто стоял там, в темноте, сделал шаг. Почти неслышный. Ее уши, заточенные отсекать ненужное и вычленять основное, уловили это невесомое движение и дали команду в мозг: «Бежать!»

Загрузка...