Только всем миром

10

Преувеличивать значение этой поездки в порт не стоило. На чудеса Чекалин особо не рассчитывал. Весьма сомнительно, чтобы именно площадка перед воротами порта была местом совершения преступления. Если трезво смотреть на вещи, в лучшем случае возможный убийца здесь сел в такси «47–47», не более того. Стало быть, главное (а может быть, и единственное), что предстоит сделать в порту, — выявить людей, которые могли видеть Блондина в районе порта в тот момент, когда он садился в такси, или незадолго перед тем. Попутно Чекалйн собирался набросать план-схему расположения зданий на припортовой площади, чтобы потом, когда появятся свидетели, каждый из них обозначил на плане место, где находился. Про себя Чекалин подумал, что вернее было бы сказать: если появятся свидетели…

Вернулся Исаев с Липовой аллеи. Пистолет ему там не понадобился. Малый, стращавший водителя Пономарева, оказался довольно безобидным субъектом. Сам он на Липовой аллее не жил, здесь обреталась его симпатия, некая хорошо известная местному участковому Леночка, девица смазливая, но нрава не слишком спокойного. У Исаева сложилось твердое убеждение, что к убийству Щербанева малый этот — Саня Буряк — отношения не имеет. И вообще на его достаточно нечистой совести, скорей всего, никакого такого злодейства не числится. Чего ж тогда лаялся да грозился? А это у него, оказывается, такой безотказный прием: если таксист артачится, не хочет его куда везти (по причине ли того, что он, Саня Буряк, лыка не вяжет, или из- за невыгодности рейса), тут Саня, стало быть и начинает нагонять страху, выставляя себя крупным специалистом по «пришиванию» неугодных ему шоферов… В данном же случае он, по пьяному делу, несколько опередил события: настолько-то уж не сомневался, что таксист не захочет его везти, — поди, и не заметил, что тот и словом не возразил, все равно вывалил свои заготовленные впрок угрозы.

— Бич? — спросил Чекалин.

— Типичный! — подтвердил Исаев. — По образу жизни, по миропониманию. Хотя формально — работяга. Матрос на буксирном катере. Сутки работает, трое суток гуляет. В буквальном смысле. Кабаки, карты, ну и Леночка эта самая.

Катер больше всего заинтересовал Чекалина. Буксирная служба как раз располагалась в порту.

— Думаешь, это не он? — сказал Чекалин.

— Уверен, что не он.

— Уж не оттого ли такая уверенность, что он шатен, а не блондин? — с улыбкой спросил Чекалин, чуть не слово в слово повторив то, что недавно говорил сам Исаев.

— Нет, не поэтому, — сказал Исаев, как бы не заметив подковырки. — Кстати, он не шатен, а, скорее, блондин, только не очень светлый… Полное алиби. В те сутки, когда было совершено убийство, он находился на катере, была его вахта. Я заезжал в порт, благо по пути, проверил: точно. Буксир все время в работе был. Никто ни на миг не покидал борта судна. Шпикер катера клятвенно утверждает это. По-видимому, так все и было.

Чекалин рассказал о сведениях, сообщенных водителем Зарубиным.

— Я тебя понимаю, — сказал Исаев. — Предполагаемый убийца сел в такси около порта, а этот оболтус Буряк именно в порту и работает. Хотя я уверен, что он не имеет отношения к нашему делу, я опрошу всех членов команды. На катере так мало людей, что отсутствие, пусть ненадолго, даже одного человека никак не может остаться незамеченным.

— Да, — сказал Чекалин. — Это обязательно надо проверить. — Он придвинул Исаеву фотокопию композиционного портрета: — Так выглядит Блондин. — Поправил себя: — Примерно так.

— Нет, — уверенно сказал Исаев, — ничего общего с Буряком. Просто ни одной похожей черты. Совершенно другой тип лица. Как будто кто-то нарочно задался целью сделать все наоборот.

— И все же, — сказал Чекалин.

— Да: и все же, — согласился с ним Исаев.

В порт поехали вместе.

Оперативная «Волга» мчалась по запорошенным свежим снегом, принарядившимся и потому словно незнакомым улицам. Рассеянно разглядывая проносившиеся мимо дома, Чекалин думал о том, что кому-нибудь со стороны может показаться — эта поездка в порт не очень и нужна. Коли сам считаешь, что, скорее всего, убийство произошло не там, а где-то в другом месте, — чего же, дескать, тратить время на пустые хлопоты? Ну что ж, с точки зрения немедленной практической пользы, может быть, все это верно. Смешно и надеяться на то, что стоит, мол, появиться тебе в этом самом порту, как тут сразу и придет разгадка. Чекалин слишком давно служит в уголовном розыске, чтобы всерьез рассчитывать на подобную удачу.

Но при всем при этом одно он знал непреложно: когда ведешь розыск или расследование, никогда и ни чем нельзя пренебрегать: осмотр же места, так или иначе связанного с преступлением, вполне может навести и на дельную мысль. Да, ничем и никогда нельзя пренебрегать. В особенности теперь… До того, как в поле зрения появился Зарубин, в деле был полный мрак.⁴ Зарубин локализовал круг поиска, только теперь и появилась та конкретность, которой так не хватало. Только теперь розыскные действия обрели определенность, более или менее точную направленность. Впервые в кромешной тьме появился пусть слабенький, скорее, лишь сам себя освещающий, но все же хоть какой-то огонек. Еще это можно сравнить, наверно, со светом в конце тоннеля, крошечной точкой далеко-далеко впереди. Этого света еще недостаточно, чтобы увидеть даже своды тоннеля, но главное — уже есть цель, там, впереди, и ты хоть знаешь, в каком направлении двигаться, чтобы приблизить к себе призывный свет свободного, не стиснутого скалой пространства. Каждый шаг вперед — это новая информация, все более новая, и так до конца, пока в один прекрасный миг не обнаруживается, что преступление раскрыто. В пор1у предстояло расширить круг информации — в вечной надежде на то, что не вся она окажется никчемной. Как же было пренебречь такой возможностью?

Тут, конечно, еще один резон имелся — в сегодняшнем выезде. Часто бывает так, что самоочевидные, казалось бы, вещи каким-то образом ускользают от внимания. Нужен дополнительный толчок, некое добавочное впечатление, тот обостренный взгляд на привычное, который неизбежно возникает, когда занят раскрытием преступления, сущая подчас пустяковина какая-нибудь нужна, чтобы увидеть дело в нужном свете…

Когда «Волга» от вокзала свернула к двухъярусному мосту, Чекалин словно обрел новое зрение. Он видел то, что он видел; видел пакгаузы, длинными серыми коробками пластавшиеся по обе стороны улицы, потом — сменившие их склады вторчермета, замусоренные дворы строительных контор, желтую махину портового элеватора, плохонькие, барачного типа, строения сетевязальной мастерской, бесконечный забор, огораживающий территорию порта, — автоматически и намертво фиксировал все это с точностью, в которой, пожалуй, мог потягаться с самой чувствительной фотопленкой. Но одновременно — внутренним, что ли, взором, как писали сочинители прошлого века, — видел (впрочем, не вернее ли — осознавал?) то, чего видеть никак не мог. Он увидел то, до чего едва ли додумался бы в тиши служебного кабинета. Он догадался вдруг (хотя, понятно, тут ничего нового не было для него), что на всем пути от вокзала до порта, то есть, по крайней мере, на протяжении шести примерно километров, нет ни одного жилого дома. Такое уж это особенное место — хозяйственная часть города, промышленное его ядро. В данном случае эта особенность имеет поистине решающее значение. Тут и днем-то не встретишь случайного человека: лишь те, кто работает здесь. Что же про ночь говорить? Вряд ли Блондин составляет исключение; стало быть, он должен, непременно должен иметь какое-нибудь отношение к порту…

Около порта улица расширялась, образуя сравнительно большую площадку. В центре ее высилась стела с какой-то замысловатой морской эмблемой. Проходная была чуть в стороне. Из заметных строений — павильончик автобусной остановки, рядом, почти впритык, — газетный киоск и табачный ларек. Ближе к проходной — две будки телефона-автомата, Доска почета, монументальное бетонное сооружение с выцветшими от времени фотографиями. Были здесь еще крошечный, едва ли на десять хилых кустиков, скверик и узаконенная соответствующим дорожным знаком стоянка служебных автомашин.

На площадке было довольно многолюдно. Несколько человек толклись на автобусной остановке, группа моряков расположилась в сквере, кто-то из них выкликивал фамилии по списку. Люди шли к проходной и от проходной — обычная картина, какую можно видеть перед воротами любого предприятия. Чекалин раскрыл свой блокнот и старательно зафиксировал топографию местности.

Потом они с Исаевым пошли к проходной: портовая милиция располагалась сразу за воротами.

…Этого человека Чекалин еще издали заприметил. Что-то до странности знакомое почудилось в его лице. В подобных случаях так и тянет поздороваться, пока не сообразишь, что это, к примеру, продавщица из соседнего магазина; когда она за прилавком, почти не замечаешь ее, вот увидел н. а улице — и готов принять за добрую знакомую.

Исаев слегка толкнул под локоть, проговорил с нарочитой негромкостью:

— Тебе не кажется, что…

Да, Чекалин тоже успел сообразить, кого напоминает ему напористо шедший навстречу человек. Был он молод, во всяком случае — не больше двадцати пяти лет. Высок. Без головного убора. Светлые волосы. Лицо привлекательное. Нос прямой… Чекалин и сам не сразу заметил, что формулирует свои впечатления словами из ориентировки на Блондина. Но что поделаешь — смахивает, определенно смахивает…

— Да, пожалуй, — сказал Чекалин, ничуть не удивляясь такому сказочному совпадению; «его величество» случай еще и не такие, бывает, коленца выбрасывает…

Исаев остановился перед молодым человеком:

— Добрый день.

— Добрый день, — с едва уловимым удивлением, но довольно доброжелательно ответил парень.

— Простите, вы не могли бы уделить нам несколько минут?

— Вы не из милиции случайно? — без особого нажима поинтересовался парень, — при желании вопрос можно было принять за шутку.

— Почему вы так решили?

— Гм… Очень уж вы вежливы.

— Приходилось иметь дело? — в тон ему, почти шутливо, сказал Исаев.

Парень не остался в долгу:

— Нет, сужу исключительно по детективам.

Пока шла незатейливая эта пикировка, Чекалин все всматривался в парня. Естественно ведет себя, черт побери. Испуга ни малейшего.

— Да, — сказал Чекалин, — мы из милиции. — И предъявил свое удостоверение. — Если вас не затруднит — пройдемте, пожалуйста, вот в ту машину, побеседовать.

Парень на миг смешался, но тотчас и хмыкнул, правда:

— Интересно, а вот если б затруднило… — И, не ожидая ответа, первый двинулся к «Волге».

— Ваши документы, — попросил Чекалин (уже в машине, парень был между ним и Исаевым на заднем сиденье).

Парень достал из модной мужской сумочки со множеством карманчиков на «молниях» паспорт моряка, протянул его:

— Пожалуйста.

— Ершов Виктор Николаевич? — с полувопросительной интонацией — так уж получилось почему-то — прбчитал Чекалин.

— Да, прошу, как говорится, любить и жаловать, — все пытался шутить парень, но было заметно, что дается ему это теперь с заметной натугой.

— Где работаете? — строго спросил Чекалин, чтобы совсем уж сбить парня с легкого тона.

— Рефмеханик с «Тайфуна», — не просто без улыбок своих, но даже и с тревогой некоторой отвечал теперь парень. — Одесское пароходство. Пришли с цитрусовыми.

— Давно пришли?

— Ночью.

— Которой ночью?

— Нынешней. В три двадцать пять, если точно. Пока таможня, граница, то, сё — вот когда только удалось выбраться в порт.

— Откуда пришел ваш «Тайфун»?

— Вообще-то из Марокко. Ну, по пути и другие заходы, конечно, были. Перечислить?

— Нет, не надо. Бывали в нашем городе?

— Бессчетно раз.

— Есть знакомые?

— Знакомая.

Исаев показал парню композиционный портрет Блондина:

— Никого вам не напоминает?

— Разве что меня! Преступник?

— Возможно. Этого мы еще не знаем.

— Но вообще-то… — Парень все всматривался в рисунки. — Честно говоря, не очень все-таки похож. Я как-то привык себя по-другому воспринимать.

— Обычное дело, — сказал Чекалин. — Все мы не узнаем себя на фотографиях. Равно как и голос свой не улавливаем на магнитофоне.

— Это — точно! — отчего-то обрадовался парень.

— Но вы и правда не очень похожи, — сказал Чекалин.

— Тем Не менее вы меня все равно задержите?

— Не думаю, — сказал Чекалин. — Только выясним, когда пришел «Тайфун». И еще — действительно ли вы член его команды, простите уж. Минутное, в сущности, дело. Пойдемте.

Все трое прошли на территорию порта. «Тайфун» стоял под разгрузкой у третьего причала — недалеко было идти. И пяти минут не понадобилось, чтобы установить — в ночь убийства водителя такси Виктор Николаевич Ершов находился за много сотен миль от места преступления. Более убедительного алиби и придумать невозможно… Расстались с Виктором Ершовым почти друзьями: парень он был незлобивый, к тому же и с юмором. Пошутил напоследок:

— Весьма сожалею, что не сумел оказаться вам полезным.

Пришлось отвечать в лад ему:

— О, это уж была бы чрезмерная даже удача!

С коллегами из портовой милиции Чекалин и Исаев быстро нашли общий язык. Предстояло выяснить, кто работал в порту в ночь убийства (докеры, крановщики, охрана), проверить, нет ли среди них лиц, по приметам и композиционному портрету похожих на предполагаемого убийцу, проверить с той же целью экипажи судов, дислоцированных в порту, наконец, изучить личные дела работников порта (равно как и недавно уволившихся), сличить фотографии с композиционным портретом.

Вроде бы не так и много вопросов — всего три, но Чекалин отчетливо представлял себе, какой огромный объем работы предстоит по их выяснению. Достаточно сказать, что только судов, находившихся в ту ночь в порту, было (как тотчас подсказал кто-то) ровным счетом тридцать три, а на каждом до ста человек команды, и в час проверки какая-то часть людей непременно окажется в увольнении на берегу. Поэтому Чекалин попросил в первую очередь, притом неотложно, провести работу по двум первым заданиям. При этом подумал, что товарищам из портовой милиции с третьим заданием (проверка личных дел в отделе кадров) все равно не справиться в сколько-нибудь обозримый срок, надо будет дополнительно подключить людей.

Уходя уже, Чекалин спросил:

— Что, много ли людей бывает перед проходной после ноля часов?

Петрунин, майор, заместитель начальника портовой милиции, сказал:

— Хватает. Иногда не меньше, чем днем. Примерно в это время у ряда служб как раз пересменок. Я уточню, у кого именно.

Исаев остался в порту — чтобы уж до конца выяснить все про Буряка, того малого, который, если верить ему, единственно по дурости запугивал водителя Пономарева. Чекалин же, вернувшись к машине, велел шоферу ехать в райотдел, но, когда тот, вырулив на дорогу, уже включил левый указатель поворота, чтобы свернуть к центру, Чекалин вдруг (ему показалось, что неожиданно даже для самого себя) передумал:

— Нет, пожалуйста, на Садовую.

Нет горше обязанности, чем допрашивать близких погибшего человека. У людей горе, они не знают, как избыть свою боль, а тут кто-то, совсем-совсем посторонний, так некстати бередит незажившее, незаживающее. Если бы была хоть малейшая возможность избежать такой встречи, Чекалин, не раздумывая, обошелся бы без нее.

Но нет, сейчас другой случай. Совершенно необходимо сегодня встретиться с женой водителя Щербанева… увы, уже вдовой. Если быть честным — еще вчера следовало это сделать. Ну, вчера, положим, не до того было, ни секунды свободной просто, разве только подумать о необходимости встречи, да и то мимолетно, мгновенно. Вчера, правда, еще можно было ожидать, что эта встреча окажется ненужной. Сегодня же ясно — не обойтись. Пока что нет ни одной сколько-нибудь надежной тропки, которая вела бы к истине. Оставалось надеяться, что хоть встреча с вдовой Щербанева приоткроет завесу тайны. Так что, как ни прискорбно, а придется наведаться незваным в этот дом на Садовой, потревожить своими расспросами его обитателей.