Ф. ЭНГЕЛЬС БРАЙТОН И УИМБЛДОН

Действия волонтерских частей Лондона и его окрестностей в пасхальный понедельник, кажется, полностью подтвердили наши предположения, изложенные в статье «Генералы-волонтеры». Попытка лорда Раниле собрать на один день всех волонтеров своего округа под своим собственным командованием сразу же вызвала раскол между различными частями. В лице лорда Бери появился конкурирующий кандидат на пост главнокомандующего; показному бою в Брайтоне он противопоставил однодневное полевое учение в Уимблдоне. Между некоторыми частями возникли большие разногласия, и, как следствие этого, одни направились в Брайтон под начальство лорда Раниле, другие — в Уимблдон под начальство лорда Бери, третьи — в этот же пункт, но самостоятельно, некоторые— в Ричмонд, а некоторые — в Уонстед. Это рассредоточение само по себе не принесло бы никакого вреда. Каждая часть совершенно не зависит от другой и имеет право по своему усмотрению использовать свой праздник. Но эти резкие споры, личные перебранки и проявления враждебности, которые предшествовали этому расколу и которые, наверное, продлятся еще некоторое время, должны были нанести и нанесли большой вред. Офицеры стали на сторону либо одних, либо других; равным образом приняли в этом участие и их солдаты, но не всегда вместе со своими командирами, так что большинство лондонских волонтеров раскололось на две больших партии — группировки Раниле и Бери. Очень многие солдаты из частей, получивших приказ отправиться в Уимблдон, появились в Брайтоне без оружия, по в форме, чтобы протестовать против решения и распоряжения своих же непосредственных начальников; а лорд Раниле, удивительно довольный этим выражением симпатии, даже сформировал из них временный батальон и, проявив изысканный военный вкус, до сих пор не встречавшийся ни в одной армии, разрешил им пройти перед ним торжественным маршем вместе с его собственными солдатами. Так, по крайней мере, сообщает «Daily Telegraph»[141].

Но какое право, спросим мы, имеют лорд Раниле или лорд Бери выдвигать самих себя в качестве кандидатов в волонтерские генералы и тем вызывать раздор между частями, действовавшими до сего времени совместно и согласованно? Оба эти офицера служили в регулярных войсках; если у них было честолюбивое желание стать генералами, то перед ними, как и перед всеми другими, был открыт обычный путь добиваться этого положения; а по своему общественному положению они имели на это в десять раз больше шансов, чем огромное большинство их товарищей. Они очень хорошо знали, когда поступали в волонтерские части, что высшим воинским званием в этих войсках является звание подполковника; что если волонтеры будут когда-нибудь призваны на действительную военную службу, то они будут сведены в бригады вместе с линейными и милиционными войсками и поставлены под командование бригадных генералов линейных войск; что сама природа английской военной организации не допускает назначения генералов из какого-либо другого вида войск, помимо линейных. Стремясь занять положение временных генералов волонтерских войск, они домогаются таких постов, на которые ни они, ни любой другой волонтерский офицер никогда не будут назначены и которые они и не способны занимать из-за отсутствия опыта в управлении большими массами войск. Но если только из-за того, чтобы в течение одного дня поиграть в генералы, они расстраивают единство между различными частями своего округа и рискуют нанести движению серьезный ущерб, то они тем более заслуживают решительного и сурового осуждения.

До сих пор при всех крупных сборах волонтеров обыкновенно пост главнокомандующего и право назначения бригадных и дивизионных генералов предоставлялись командующему войсками округа. В предыдущей статье мы говорили, что полностью одобряем этот порядок как соответствующий военному этикету и субординации и обеспечивающий назначение знающих свое дело командиров. Теперь мы видим, что такой порядок имеет еще большее значение. Если бы командование пасхальными сборами было поручено соответствующим военным властям, то раскола бы не произошло и можно было бы избежать всех этих пререканий. Но лондонские командиры, по-видимому, вселили в своих солдат в высшей степени нелепый страх перед Главным штабом. «Ради бога, не допускайте Главный штаб!» — взывали они. Мы на севере не проявляли такой обособленности. Мы всегда были в превосходных отношениях с нашими настоящими военными начальниками и убедились в преимуществах этого; мы надеемся также, что останется в силе прежняя система, которая избавит нас от этих смешных ссор, разъединяющих в данное время лондонские войска.

Насколько недоверчиво относились лондонцы к Главному штабу, показывает шум, вызванный присутствием в Брайтоне генерала Скарлетта, который был командирован Главным штабом для доклада о ходе маневров. Мудрецы из различных частей с самым серьезным видом покачивали головами. Посылка сюда этого генерала была попыткой Главного штаба сделать первый шаг. Предсказывались самые ужасные последствия, которые наступили бы в том случае, если бы допустили, чтобы это стало обычным делом. Волонтеры должны протестовать, и действительно было предложено заявить, что генерал Скарлетт не имеет права на салют, который полагается только лорду-наместнику графства. Вопрос был в конце концов разрешен тем, что оба они появились сразу и совместно принимали салют. Но тог факт, что такие вопросы могли быть предметом дискуссии, показывает, до какой степени неправильно некоторые волонтеры понимают свое положение.

Таким образом, мы видим, что ни в отношении дисциплины в частях, ни в отношении субординации или хотя бы уважения к старшим офицерам этот пасхальный сбор не послужил на пользу лондонским волонтерам.

Обращаясь к некоторым вопросам полевых учений, мы должны предупредить, что можем исходить только из сообщений лондонской прессы по военным вопросам, которые чрезвычайно неполны и неясны; поэтому, если у нас будут фактические ошибки, то этого нельзя поставить нам в вину.

Пять бригад лорда Раниле, пройдя церемониальным маршем, заняли позицию к востоку от Брайтона фронтом к городу. Бригады были очень небольшими, каждая насчитывала 3 батальона, в среднем по 400 человек; этими силами нужно было занять гряду холмов, которая была слишком широкой, для того чтобы удерживать ее таким небольшим количеством войск. Если в этом случае 7000 человек принимают бой, то предполагается, что неприятель не имеет очень большого численного превосходства, так как в противном случае войска отошли бы к своим резервам. Следовательно, командир построил бы свои войска, как обычно, в первой и второй линии и в резерве, обеспечивая как можно лучше свой фланг и поручив своим резервам и главным силам (расположение которых предполагается у него в тылу) отражать любые обходные движения со стороны неприятеля. Но, как видно почти из всех сообщений, лорд Раниле растянул все свои 7000 солдат в одну-единственную линию! Его план был разработан в расчете на втрое большее количество войск, а так как вместо 20000 явилось лишь 7000 человек, то он занял этими небольшими силами фронт на протяжении всего участка, который был предназначен для ожидавшегося большего числа войск. Если действительно было сделано так, то тем самым раз навсегда решен вопрос о претензиях лорда Раниле на пост генерала, волонтерского или какого-нибудь иного. Мы меньше всего склонны думать, что он совершил столь нелепый поступок, но мы никогда не видели таких почти единодушных сообщений обычно разноречивой прессы и поэтому должны поверить, что это было именно так. Нам даже сообщили, что имелся небольшой резерв в составе нескольких рот, но что две трети из них были сразу отозваны в первую линию, так что на месте проводимого учения едва ли был даже и намек на вторую линию или резерв.

Эта первая линия со своей воображаемой второй линией и воображаемым резервом была атакована предполагаемым неприятелем, который был встречен огнем застрельщиков из цепи и после этого был отброшен частым огнем рот правого фланга. Почему волонтеров обучали стрельбе шеренгами во время учебного боя, трудно сказать. Мы полагаем, что все солдаты, которые побывали в боях, согласятся с нами, что стрельба шеренгами, находившая некоторое применение в те времена, когда шеренги, маршируя, двигались вперед, теперь совершенно устарела, что она никогда не может принести никакой пользы при наличии перед фронтом неприятеля и что промежуточное звено между огнем одиночных стрелков и залпом нецелесообразно.

Воображаемый противник отбросил линию обороняющихся войск. Как были изображены действия второй линии и резервов (которые, как надо в конце концов предположить, должны были поддержать первую линию), мы затрудняемся понять. Батальоны должны были представить себе не только то, что они были отброшены, но также и то, что им была оказана помощь. Затем была занята и оставлена вторая, находившаяся в тылу линия высот, но на третьем рубеже местности дела приняли другой оборот, и с подходом воображаемых подкреплений противник был отбит, однако серьезному преследованию не подвергся.

«Times» сообщает нам, что передвижения носили самый несложный характер. Ниже приводится краткое сообщение, которое корреспондент «Telegraph» получил от одного офицера, как отчет о движениях его батальона:

«Прибыв в строю со вздвоенными рядами, шеренги образовали перед фронтом роты № 1 колонну с дистанцией в одну четверть; колонна стала заходить влево и снова развернулась фронтом к роте № 1, продвинулась в линейном построении, прикрываемом № 1, и остановилась, после чего был дан сигнал сбора и начали действовать застрельщики; огонь справа от рот; линия отступила, она отошла в тыл по четыре в ряд с крайнего правого фланга рот; фронт перестроился в колонну; образовал колонну с дистанцией в одну четверть позади роты № 1; колонна повзводно прошла вокруг центра; развернулась для захождения на дистанцию из тыла; зашла налево вперед, развернутая в линию, и дала залп; продвинулась в ротных колоннах справа вдоль тыла; выстроилась в шеренгу с ротой № 1; образовала колонну впереди роты № 1 с дистанцией в одну четверть, развернулась фронтом к роте № 2; затем рота № 1 продвинулась на линию фронта, и остальная часть зашла направо вперед; образовала колонну сзади роты № 1 с дистанцией в одну четверть, по четыре налево, и таким образом оставила холм».

Относительно того, как выполнялись эти передвижения, мы знаем только, что, как обычно это и случалось у волонтеров, очень часто нарушались дистанции, и роты при построении в линию выходили порознь.

В Уимблдоне лорд Гровнор рано утром проводил маневры со своим батальоном и ушел, когда прибыли две бригады лорда Бери (менее 4000 человек). Занятия, которые провели эти бригады, были очень простыми, но они очень хорошо были приспособлены для того, чтобы дать солдатам представление о действиях и перестроениях, которые будут иметь место в настоящей войне. Все это так хорошо изложено в обращении полковника Мак-Мердо, что нам придется только добавить, что и здесь мы встретились со стрельбой шеренгами, применявшейся для того, чтобы заполнить промежуток времени между отступлением застрельщиков и открытием огня залпами — прием, который мы самым решительным образом считаем ошибочным во всех отношениях. Герцог Веллингтон скорее позволил бы своим солдатам в такие моменты залечь, прижавшись к земле, чем подняться для того, чтобы попасть под огонь артиллерии и отвечать на него слабой, неэффективной и деморализующей их самих стрельбой шеренгами.

В отношении всего остального мы полностью разделяем мнение полковника Мак-Мердо, высказанное им в его великолепном обращении, которым мы и заканчиваем эти замечания. Мы надеемся, что все волонтеры обратят внимание на то, что он говорит о ротном строевом учении, и запомнят это. Первоначальное обучение волонтеров должно быть в силу необходимости менее совершенным, чем обучение солдат регулярных войск, но тем не менее для придания батальонам устойчивости оно имеет громаднейшее значение. Только самое внимательное отношение к ротному учению может до известной степени восполнить этот неизбежный недостаток. Полковник Мак-Мердо говорит:

«Волонтеры! Сведущим людям нет необходимости детально разъяснять те движения, которые вы производили сегодня, но я считаю необходимым обратить ваше внимание на характер тех двух позиций, которые вы занимали во время выполнения вами передвижений в поле. Первая позиция, которую вы занимали, была безусловно очень сильной позицией — настолько сильной, что две трети неприятеля не смогли бы успешно действовать. Его кавалерия не смогла бы успешно действовать, его артиллерия оказалась бы не в состоянии нанести вам вред, разве только навесным огнем. Предполагалось, что неприятель, обнаружив, что позиция является очень сильной, попытается достигнуть плато, на котором мы теперь находимся, обходя наш фланг вдоль одной из тех вытянутых в направлении к Уимблдону долин. Следовательно, вам необходимо было оставить сильную позицию, которую вы прежде удерживали, путем перемены фронта влево. Неприятель имел в виду двоякую цель. Он хотел выйти на гладкую и ровную местность, посредством чего он мог ввести в действие свою артиллерию и кавалерию, а также использовать и пехоту; он хотел также обходом вашего левого фланга выйти на уимблдонскую дорогу, по которой он мог двинуться через ваш фронт на Лондон. Я хочу указать вам на разницу между двумя позициями, которые вы удерживали. Совсем по-иному обстояло дело, когда вы расположились вдоль этого вытянувшегося в длину, трудно преодолимого гребня высоты, где вы были недосягаемы ни для кавалерии, ни для артиллерии. Там вы остановили неприятеля, и там остановило бы неприятеля любое число смелых солдат; но здесь вас поместили как бы на своеобразный биллиардный стол, где вы, возможно, могли быть поставлены под удар лучших войск в Европе. Я замечал, что некоторые батальоны здесь при построении в линию были несколько неустойчивы. Я не упрекаю их в этом, так как до сего времени они имели очень мало практики. Все же они были неустойчивы; и если они были неустойчивы сегодня при построении в линию, то что произошло бы, если бы эта равнина простреливалась огнем неприятельской артиллерии, если бы вы изнемогали от жажды, вокруг вас падали бы многие ваши товарищи и если бы внезапно, среди пыли и дыма, вы почувствовали, что сама земля сотрясается под вами от мощной атаки неприятельской кавалерии? Подумайте, как легко могли бы оказаться неустойчивыми молодые войска при таких обстоятельствах. Как же можно все это преодолеть? Дисциплиной и только дисциплиной. Под термином «дисциплина» я не имею в виду исправление дурного поведения; я подразумеваю под ним вошедшее в привычку единство, сочетание духа и тела, направленное к осуществлению определенной цели, — то сочетание духа и тела, которое приводит в действие все в целом и заставляет роту, батальон или бригаду действовать подобно машине. А этого можно достигнуть только ротным учением; этого можно достигнуть только уделяя большое внимание одиночному обучению, так как я рассматриваю роту как определенную единицу армии, и если одиночные бойцы хорошо обучены и стойки, то и рота будет стойкой, а значит, стойкой будет и вся армия. Все, чему вы научились в ведении стрельбы, все ваше рвение, весь ваш патриотизм окажутся бесполезными в день битвы без полного знания ротного учения. Помочь может ротное учение, и только оно, и поэтому я прошу вас подумать над тем, что отличная стрельба — это еще не все, что вам ничто не поможет до тех пор, пока вы не приобретете абсолютной устойчивости в строю под огнем неприятеля. Джентльмены, вам выпала сегодня тяжелая работа на мокрой земле, и поэтому я не хочу вас больше задерживать, предоставляя вам возможность разойтись по домам, которые вы так успешно способны защищать».

Написано Ф. Энгельсом около 4 апреля 1861 г.

Напечатано в «The Volunteer Journal, for Lancashire and Cheshire» № 31, 6 апреля 1861 г.

Подпись: Ф. Э.

Печатается по тексту журнала

Перевод с английского

Загрузка...