ТРЕТЬЕ ИНТЕРМЕЦЦО: Тайная Вечеря

Вечер наш очень и очень затянулся. Я должен был бы догадаться об этом, как только Б. Кемпфер вынул из кармана пиджака свой портсигар и положил его на мой письменный стол. Во всяком случае, мне без особого труда удалось уговорить его прервать на какой-то момент свой рассказ и отправиться вместе со мной в ближайший ресторан, где нам крупно повезло и мы нашли свободный столик в тихом уголке, от которого только что отказались заказавшие его посетители. Я взглянул на Б. Кемпфера, но он только пожал плечами и улыбнулся; жизнь нужно принимать такой, какая она есть, сказал он, и не забивать себе голову прочими мыслями.

Против такой постановки вопроса я ни в коем случае не собирался возражать, благо я уже уяснил себе, что нет никакого смысла вдаваться с ним в какие-либо дискуссии. Во-первых, в спорных вопросах он всегда разбирался лучше, в этом я, к стыду своему, убедился с самого начала, во-вторых, это было бы лишней тратой времени, ведь я в этот вечер собирался узнать как можно больше о том странном Братстве, которому я несколько дней назад передал оригинал рукописей за приличное вознаграждение. Кстати, об этом обстоятельстве Б. Кемпфер напомнил мне в конце вечера, когда дело дошло до оплаты счета, сильно выросшего из-за его обильных возлияний. Дескать, если я уж заработал на нем, сказал он вполне резонно, то и он тоже хотел бы иметь от этого свою выгоду в приличествующих случаю рамках.

Это тоже не стоило спора, так что я волей-неволей оплатил счет, присовокупив к нему солидные чаевые, к этому меня тоже вынудил Б. Кемпфер своими саркастическими замечаниями. Во всяком случае, во время последующих посещений этого ресторана меня встречали как давно отсутствовавшего и долгожданного члена семьи. Получить там столик для меня больше не было проблемой, но в тот вечер нас обслуживали с пока еще профессиональной любезностью. Мне это было безразлично, так как я старался не упустить ни слова из рассказа Б. Кемпфера, и лишь во вторую очередь удовлетворить свой голод. Дополнительное удовольствие мне доставило то, что Б. Кемпфер, которому я любезно предоставил право выбора меню, оказался на высоте, проявив незаурядные познания в этой области.

Да, еда была превосходной, но на этот раз я не мог целиком предаться этому виду наслаждения, к чему обычно я весьма и весьма склонен. Правда, постепенно я перехожу в тот возраст, когда радости душевные предпочитают плотским наслаждениям, пусть даже всего лишь по той причине, что лишь дух остается энергичным. Однако Б. Кемпфер был в состоянии посвятить себя одновременно как духовным, так и плотским наслаждениям, ибо еда, кажется, доставляла ему столько же наслаждения, сколько фонтанирующий бьющими через край эмоциями рассказ.

То, что я не всегда мог понять, о чем именно он хочет мне рассказать, ибо даже набитый до отказа рот не мешал ему говорить, я упоминаю здесь только для того, чтобы сразу же подчеркнуть, что некоторые неясности и непоследовательность в моем изложении истории Б. Кемпфера объясняются не столько провалами в моей памяти, сколько неразборчивыми формулировками рассказчика. И должен добавить, что он ни разу не дал себе труда ответить на мои встречные вопросы, поэтому я вскоре отказался от дальнейших попыток их задавать. В результате, когда я вернулся через несколько дней в горы и попытался записать услышанное от него, мне пришлось самому реконструировать тот или иной эпизод, и я не всегда был уверен, что слышал это от Б. Кемпфера именно так, а не иначе.

Естественно, я попытался проверить некоторые детали истории, но мои изыскания не дали однозначного результата: иногда после поисков я находил свидетельство того, что история Б. Кемпфера могла иметь реальную основу, иногда мои источники давали совершенно иные объяснения. В большинстве случаев мне не удавалось отыскать ровным счетом ничего, что могло бы помочь в дальнейшем, и вскоре я оставил эти попытки по причине их полной бесполезности.

Однако в тот вечер история, поведанная Б. Кемпфером, показалась мне убедительной, и не только потому, что обильная и изысканная еда сопровождалась столь же изысканными алкогольными напитками, воздействие которых незаметно, но потом никак не можешь точно вспомнить, когда наступила и наступила ли вообще стадия блаженного опьянения. Я не хочу целиком исключать такие эффекты, но должен все же сказать, что то, как Б. Кемпфер преподносил свой рассказ, как он сливал одно с другим, как сочетал намеки с обоснованиями, так, само собой, рождало в голове слушателя неопровержимые выводы, и слушатель постепенно поддавался очарованию слов и голоса рассказчика. Лично я в конце вечера уже не мог противостоять убедительности его аргументов. Еще более удивительно то, что я и не хотел им противостоять, пусть даже потому, что стремился избежать угрызений совести, если вдруг эта история покажется мне недостоверной; в тот момент только мысль о такой возможности казалась мне страшно неприятной.

Это чувство поспособствовало и тому, что я очень быстро прекратил поиски источников и доказательств истории Б. Кемпфера. Мне было чрезвычайно неприятно подвергнуть волшебство его рассказа проверке грубой реальностью, словно качество и значение сказки намереваешься проверить наличием горшка с золотом в конце радуги.

Но я допустил бы несправедливость, сравнив историю Б. Кемпфера со сказкой, ведь я сам как-никак в определенном смысле испытал ее реальность на своей шкуре. Я собственной персоной вступил в контакт с представителем этого таинственного Братства (точнее, он вступил в контакт со мной), а до сих пор мне не удавалось вступить в контакт с большинством протагонистов сказок, хотя я прилагал к тому немало усилий, но это уже другая история. В то же время рассказ Б. Кемпфера захватил меня со всеми потрохами, словно сказка, и я наслаждался, смакуя ее очарование, динамику и напряжение.

Стоит только поддаться сомнению, и волшебство исчезает без возврата, даже если в конце концов все-таки найдется то или иное подтверждение истории: в качестве отчета о подлинных ужасах и опасностях мореплавания в античности история Синдбада Морехода представляет интерес только для некоторых исследователей, но как драма с собственной логикой и динамикой она овладевает сердцами и мыслями многих людей. И это не зависит от того, существование каких именно чудовищ и демонов будет доказано путем сравнительных исторических исследований, но именно этой логике и этой напряженности следует отдаться, не допуская сомнения, во всяком случае, пока находишься внутри этой истории, ну а потом — a la bonne heure(в добрый час. — Прим. пер.)

Как бы то ни было, тем долгим вечером Б. Кемпфер поведал мне о событиях поистине исторического масштаба, которые, оговорюсь заранее, не сформировали новый взгляд на ход человеческой истории (да и как это было бы возможно при том, что любую теорию вездесущих заговоров мы категорически отвергаем как чистое суеверие), но кое-что они все-таки выявили. В частности, люди во все времена и повсюду пытались не только понять сложные процессы, происходящие в нашем мире, но и занять с их помощью как можно более высокое положение, а иногда даже вмешиваться в них и изменять их в свою пользу. Нельзя сказать, что эти попытки в каждом отдельном случае были успешными, в том смысле, что ход событий в мире действительно менялся в интересах людей и им на пользу; однако каждая неудача — грандиозная, неприятная или достойная — всегда имела своим последствием то, что люди после непродолжительного разочарования вновь брались за работу бодро, неколебимо и не слушая ничьих советов.

Об этом можно думать что угодно, можно, конечно, вспоминать в таких случаях пресловутый миграционный поток леммингов, в отличие от которых толпа людей во главе с вождями меняет направление своего движения лишь перед краем пропасти, а иногда и за этим краем. Можно во всем этом почувствовать гордость Сизифа, которого не смущает крах и который каждое утро вновь принимается за дело и вкатывает камень в гору. Идет ли при этом речь о прогрессе в каком бы то ни было смысле этого слова — вопрос спорный, по меньшей мере, требующий обоснования, именно это, во всяком случае, внушала история Б. Кемпфера. Правда, как заверил меня Б. Кемпфер, это не входило в его намерения, но от этого вопроса уклониться невозможно, как бы его сегодня не страшились люди.

Мне даже кажется, что одна лишь вера в непрерывный прогресс, как в знаниях, так и в благосостоянии, не дает распасться обществу нашего типа. В общем, нужно очень хорошо подумать, стоит ли расшатывать этот фундамент, и с какой силой следует это делать, особенно если тому нет непосредственной альтернативы. Следовательно, в каждом типе общества имеется уголок запретного знания, а именно, знания о том, что фундаменты общества основаны не на истине, а, в лучшем случае, на восприятии, возможно, на общем договоре, о котором никто уже не вспоминает, поскольку никто из нас не присутствовал при его заключении, а срок расторжения этого договора давно истек.

Короче говоря, то, что поведал мне в тот вечер Б. Кемпфер, сводится в основных чертах к следующему: даже если у нас недостаточно исчерпывающих сведений обо всех животных, то все-таки следует исходить из того, что человек среди них обладает наивысшей степенью свободы в общении с окружающим его миром, причем как в познании, так и в действиях. Стало быть, только человеку дана способность избавляться от своего наследия и от своих инстинктов, а также каждый раз заново принимать поведенческие решения в зависимости от того, насколько они покажутся ему целесообразными. Именно поэтому люди в разные времена, в разных местах создали весьма разнообразные формы и критерии познания и поведения, короче говоря, культуры. В этом нет ничего плохого, ведь эволюция не показывает ничего иного, поэтому люди правильно делают, следуя ее примеру.

Проблемы возникли в результате того, что люди в течение продолжительного времени не сознавали, насколько относительна любая культура, которую они каждый раз утверждали как абсолютную ценность, независимо от времени и места, и главное, независимо от других. Проблема в том, что на все, что не могло быть охвачено культурой, поскольку (как добавил Б. Кемпфер) ни одна человеческая культура не может быть совершенной, т. е. на все, для чего у нее нет образца и объяснения, должна распространяться абсолютная жесткость культурной модели, но тогда уже в негативном и деструктивном смысле.

Нет, не наша культура стала ущербной или несоответствующей времени, утверждали люди, все дело в том, что ей угрожает таинственная и могущественная сила, которую по этим причинам нельзя назвать иначе, как злой. Зло подкрадывается незаметно, оно повсюду и всегда, потому мы должны быть бдительными постоянно, если мы не хотим подвергнуть опасностям нашу культуру, наши традиции, наше наследие, да и наше предназначение. Откуда же приходит Зло? Конечно, извне, поскольку сами мы уютно чувствуем себя у пылающего очага родимой культуры и не испытываем ни малейшего повода оставить его и уйти в холодную мглу мира. Там, снаружи, все чуждо, зыбко и опасно, а нам не хочется слишком долго задумываться, где должно оставаться это чуждое нам, — снаружи или внутри, — главное, чтобы оно было подальше от нас.

Как только люди додумались до того, что все нарушающее уют родного очага, будь это прочие люди, силы природы или непредвиденные повороты судьбы, можно идентифицировать как чуждое, демоническое и злое, которое не случайно, а намеренно приносит в этот мир боль и страдание, остались только два нерешенных вопроса: откуда происходит это чуждое Зло, на кого можно взвалить за него ответственность, и после того как была выяснена природа Зла, как его можно эффективнее всего побороть. Быстро выяснилось, что задача познать мир и изменить его легко не решается, во всяком случае, не может быть решена несколькими людьми и тем более одним человеком за время его короткой жизни. При этом краткость жизни можно было, en passant, объяснить происками Зла, ибо Зло всегда заинтересовано мешать нам везде, где только можно, в борьбе за торжество Добра.

Было ли что-то более очевидное и насущное, чем исполнение этой ясной и чрезвычайно благородной задачи накопления опыта и знаний поколениями и передача его потомкам? Это собственно и породило идею «Братства для исследования Зла и его происков в небесах и на земле». Но это еще отнюдь не означало, что эта идея была уже претворена в жизнь. Проходили годы и годы, так весьма подробно повествовал Б. Кемпфер, и сменилось не одно поколение. Множество вопросов требовали ответа, и не всякий ответ оказывался полезным, посему не каждая форма организации оставалась жизненной, ибо часто ответы, найденные когда-то, оказывались через некоторое время в таком явном противоречии с реальностью, что не оставалось ничего другого, как заново поставить вопрос и надеяться на новое осмысление и познание, если не на озарение.

Естественно, полученные результаты не отбрасывались как глупые и недостоверные, а принимались как важная и существенная часть процесса поисков истины, как необходимая ступень, которую следовало преодолеть, чтобы подойти, наконец, к решающему шагу. Спустя некоторое время весь процесс поисков должен был повториться, но в тот момент это не имело большого значения, потому что хотелось уютно почивать на лаврах только что покоренной ступени. Поэтому история Братства, сказал Б. Кемпфер с ухмылкой, считалась отнюдь не историей поражений и ошибок, а славной историей постоянного и неудержимого прогресса на пути к познанию истины, причем в каждый определенный момент, естественно, с уверенностью утверждалось, что именно теперь, наконец, до конца познана и обретена истина, и никакие возражения не принимались.

Но это были небольшие проблемы: значительно больше сил приходилось тратить на решение двух других вопросов. Во-первых, вовлечение в Братство новых членов. На довольно ранней стадии выяснилось, что не следует ожидать успеха, отправляя на поиски Зла первых встречных. Ведь, в конце концов, Зло является, логично предположить, злым, но не глупым. Совсем наоборот, оно в высшей степени опытно и проницательно, иначе бы оно не стало таким могущественным в этом мире. Поэтому отбирать следовало лучшие и умнейшие головы своего времени и одновременно всячески препятствовать тому, чтобы в ряды Братства проникли агенты Зла.

Во-вторых, важно было также сохранить по возможности существование и деятельность Братства в тайне от глаз в принципе ничего не ведающей, но враждебно настроенной общественности. С помощью этого при любых обстоятельствах хотели избежать открытого выступления против могущественного врага, во всяком случае, пока не будет безусловной уверенности в своей силе. К счастью, на оба вопроса нашелся однозначный ответ: необходимо ограничивать внутренний круг Братства минимальным числом членов и сделать доступ в него возможным в результате тяжелейших испытаний и таинств посвящения, которые мог выдержать лишь тот, кто действительно показал себя достойным во всех отношениях, причем как в телесном, так и в духовном смысле, не касаясь в этом месте моральных аспектов.

Ибо Зло морали не имеет, и нельзя изгнать его с помощью морали Добра, так что побороть Зло можно не с помощью Добра, а только с помощью самого Зла. Тем самым вопросы морали попадают в целый комплекс сложных переплетений, которые не обязательно сразу же открываются людям, да и как бы это было возможно. Если к тому же позаботиться о строго иерархической системе организации, когда, с одной стороны, тот, кто достиг более высокого положения, скрывает сведения от того, кто стоит ниже в иерархии, с другой стороны, всей полнотой информации владеет лишь тот, кто находится на вершине пирамиды, и можно быть вполне уверенным, что никакой отщепенец не нанесет ощутимого вреда, даже если он занимал определенную ступень в иерархии и захотел бы выболтать все известные ему секреты.

Здесь я хочу добавить, что Б. Кемпфер в своем рассказе не случайно употреблял местоимение «он», говоря о членах Братства. Женщины никогда не допускались в узкий круг посвященных. Это имело различные причины, которые для сегодняшних читателей (особенно для сегодняшних читательниц) не будут адекватными, поэтому я здесь не буду приводить их в подробностях. Помимо прочего мне и самому они остались не до конца понятными, так как Б. Кемпфер в этом месте своего повествования был занят непосредственно тем, что вынимал из раковин остро пахнущих устриц.

Пусть будет так. Мы говорим здесь о таинственном Братстве со строгой иерархией, куда принимаются только избранные и посвященные мужчины, давшие священный обет молчания и служения долгу, затем они неоднократно подтверждают этот обет, соблюдая определенный ритуал, и проделывают при этом некие запрещенные и нечестивые действия, которые, в случае их выявления, создадут исполнителю серьезные проблемы во взаимоотношениях с властями, что после нескольких неприятных случаев оказалось еще одним надежным санитарным кордоном вокруг Братства.

Успех использования такого механизма привел в конце концов к тому, что не только Братство сохранило тайну своего существования и оставалось на протяжении долгих лет скрытым от внимания заинтересованной общественности, но и другие тайные общества, религиозные или политические, воспользовались этим механизмом, пусть и не всегда все получалось так четко, как того требовала практика.

Эта практика показала, что тридцати шести членов вполне достаточно, чтобы выполнять цели и задачи Братства. Особенно если позаботиться о том, чтобы переложить деятельность низшего порядка на сочувствующих. Такой способ перекладывания черной работы на других (сегодня это, кажется, называют словом outsoursing) дал несколько преимуществ сразу, например таким образом создавался своего рода резервуар для отбора новых членов Братства, к тому же это обеспечивало лучшую защиту деятельности ядра организации и, не в последнюю очередь, освобождало вышестоящих членов от скучной и утомительной работы. Это число тридцать шесть приобретало в Братстве мистическое значение, во всяком случае, его можно было интерпретировать следующим образом: тридцать шесть есть произведение тройки, четверки и еще раз тройки, т. е. Божественного (Триединство) и мирского (четыре стороны света, четыре стихии и т. д.), и затем все это еще раз увеличивалось и возвышалось, умножаясь на Божественное.

Такая интерпретация использовалась сначала только в культурах Средиземноморья, поскольку только там числа обладали мистическим значением. В других культурах использовали, соответственно, другие трактовки, во всяком случае, спустя годы было установлено, что практически каждая культура создавала собственную мистику чисел, которая всегда предоставляла лучший способ передачи тайных посланий, доступных лишь посвященным. Неудивительно поэтому, как сказал Б. Кемпфер, что криптография по прошествии многих лет стала полагаться только на числа, а не на буквы, причем постоянно усложняя способ шифрования. При этом, продолжал он, так называемый Запад первоначально отнюдь не занимал ведущего положения в этом деле, ему пришлось медленно и трудно учиться у индусов и арабов, прежде чем он сам смог внести свою лепту и математический прогресс. В этом месте Б. Кемпфер углубился в весьма ученый, но чрезвычайно невыгодный для драматургии его повествования экскурс об истории нуля, который я не желаю здесь воспроизводить.

Лучше я укажу на то, что, судя по словам Б. Кемпфера, за эти долгие годы не могло не случиться так, чтобы кое-какая, пусть и не полная информация о существовании и делах Братства не стала известна. Именно в Средиземноморье, где издавна в ходе миграций, торговли или войн возник тесный контакт между различными культурами, создавались и распространялись всяческие, каждый раз заново рождавшиеся, слухи о тайных культах и религиях, потому и наше Братство не осталось от этого в стороне, равно как и от гонений и преследований.

Опыт такого общения с окружением и властями вынудили Братство еще больше замкнуться от общества и еще жестче хранить тайну своего существования. В течение многих лет ему все лучше удавалось защищаться от любопытства и преследований. Во всяком случае, сохранились сказания и легенды, например о Сокрытом Святом или нистаре, как его называли в еврейском Талмуде, т. е. сказания и легенды, которые впитывали в себя вполне определенные, но никак не связанные между собой детали из жизни и организации Братства, а из-за отсутствия точной информации их интерпретировали самым странным образом. Согласна этой легенде о нистаре, в каждом поколении должно быть тридцать шесть праведных и честных мужей, которые уже одним своим существованием создают основу мира, но в своих деяниях они должны оставаться анонимными, ибо в противном случае все их действия будут лишены ценности в глазах людей.

Один из них, как рассказал Б. Кемпфер, возможно и есть тот долгожданный мессия, который, однако, до тех пор не явит людям своего лика, пока текущий век не будет достоин его внимания. Во всяком случае, добавил Б. Кемпфер с ухмылкой, придется еще подождать его прихода, если учитывать положение вещей в нашем мире. Ведь Мессия не явится спасать от страданий и грехов какой-то жалкий мир, он придет только тогда, когда мир подготовится к этому и принарядится словно юная невеста перед свадьбой.

Как бы то ни было, подобные легенды будили время от времени любопытство, но никогда их не увязывали с Братством настолько тесно, чтобы его существованию и его деятельности грозила опасность и ему пришлось бы объясняться и защищаться перед обществом, которое всегда настроено критически, а в сомнительных случаях — враждебно. Братству пришлось бы нелегко, случись на самом деле такая неприятность, ибо для достижения своих целей оно зачастую находило средства и пути, которые не всегда соответствовали плоской и поверхностной морали этого мира. Правда, об этом Б. Кемпфер не желал в тот вечер распространяться, хотя меня это очень интересовало.

Мне более важным показалось замечание Б. Кемпфера, сделанное им мимоходом и как само собой разумеющееся, о том, что Братство не ограничивалось только определенным кругом культур, а распространилось с течением времени по всему свету. Когда он наконец завершил свой экскурс, одновременно расправившись с необычайно вкусным апельсиновым шербетом, я стал его энергично расспрашивать. Он в своих ответах ограничился указанием на то, что нахождение Зла можно предполагать всегда и везде, поэтому Братство, поставившее себе задачей исследование проявлений Зла в небесах и на земле, может проявлять себя исключительно глобально, причем задолго до того, как это понятие стало модным словом.

Всегда существовали конкретные пути взаимообмена между культурами, хотя пути эти в некоторые периоды были более сложными и запутанными, в некоторые — наоборот. Но все-таки они постоянно функционировали вполне приемлемым способом. При этом, конечно, не всякая культура вносила одинаковый вклад в исследование Зла и его проявлений, ибо культуры тем и отличаются друг от друга, что они устанавливают для себя разные приоритеты. В них Зло воспринимается, трактуется, идентифицируется и оценивается по-разному.

Я уже испугался, что вслед за этим последует новый бесконечный экскурс о различных культурах и, прежде всего, об историческом развитии принципов, по которым они каждый раз обустраивали мир, но Б. Кемпфер ограничился лишь некоторыми отсылками к восточноазиатским культурам, в которых, согласно его словам, меньше занимаются такими вопросами и вместо этого отдают внимание повседневным проблемам. Он не собирается критиковать или хвалить это, а упомянул только ради полноты картины. Тем не менее и эти культуры внесли свой специфический и важный вклад в область скорее методических вопросов, таких, как применение техники дыхания или использование определенных химических субстанций для улучшения способностей к познанию.

В этот момент на меня вполне могло бы обрушиться очередное словоизвержение, но Б. Кемпфер после роскошной еды оказался милостивым и довольно быстро нашел обратную дорогу к своей истории. По этим культурным, как он выразился, причинам Братство сегодня все еще носит западный характер, но число членов из других культур и их иерархические позиции сильно укрепились за последние годы, и сейчас следует ожидать, что это повлечет за собой в будущем изменения в делах и трудах Братства. И Б. Кемпфер был полон любопытства по этому поводу.

За много лет, а может быть, и эпох интенсивного поиска и настойчивых исследований Братство собрало громаднейший материал и массу примеров, а также создало теории о Зле и его действиях на небесах и на земле, при этом эти теории расходились в некоторых важных деталях, в зависимости от места, времени и целей их создания, что, естественно, привело к полному разброду и неразберихе. В конце концов пришлось создать особую группу, состоящую из старых членов Братства, и поручить ей отыскать возможность разработки единой теории Зла.

Это было одно из самых важных и далеко идущих решений, принимавшихся Братством за всю его долгую историю, и вызвало необходимость изменить в корне принятые методы установления связей, даже если они с течением времени стали использовать самые современные технологии. Нужно было собрать старых членов Братства в каком-то месте на некоторое неизвестно долгое время. Это место, в свою очередь, не должно было вызывать подозрений, но в то же время, оттуда должен иметься непосредственный доступ к любой информации, которая была получена Братством за всю его историю путем кропотливых и упорных усилий и затем заботливо и аккуратно архивирована. Во всяком случае, было принято решение еще раз внимательно просмотреть и оценить всю имеющуюся информацию, не полагаясь на оценку предыдущих поколений. Ее нужно было осмыслить заново.

В некотором роде, это решение, так объяснил его Б. Кемпфер, родилось от отчаяния. До тех пор в Братстве ни на что так не полагались, как на собственные традиции, но теперь (примерно пару десятилетий назад) пришлось со страхом признать, что при этом они ни на шаг не приблизились к поставленной ими самими задаче — узнать истину о Зле и его кознях на небесах и на земле.

Тезис о том, что истинная сущность Зла, может быть, в том и состоит, что оно вообще (во всяком случае, усилиями человеческого духа) не поддается изучению, не говоря уже о познании его, показался некоторым членам Братства на короткое время привлекательным, но после жестоких споров был в конце концов отброшен как отступничество и чистая ересь. Такой тезис в конце концов должен был бы повлечь за собой роспуск Братства, что не нашло поддержки большинства его членов. Помимо прочего, они вдруг с великим ужасом установили, что за всю историю Братства оно никогда не имело правил для решения таких вопросов, а посему нельзя было решить вопрос о дальнейшем местопребывании не такой уж незначительной части Братства. Таким образом, на первое место вышло желание отважиться на еще одну, возможно последнюю, попытку совершить прорыв в поисках сущности Зла, приложив к этому все силы и возможности, даже если для этой цели придется полностью перестроиться. Как добавил Б. Кемпфер, иногда нужно решительно порвать с традициями, для того чтобы их сохранить.

Действительно, после долгих поисков наконец нашлось место, где группа пожилых членов Братства могла совместно проживать, не вызывая любопытства со стороны окружающих. Б. Кемпфер не пожелал дальше распространяться на эту тему и только смутно намекнул на тайное, но весьма приятное пребывание на острове в западной части Средиземного моря. Туда переправили, разумеется в электронном виде, все собранные за годы документы и большинство артефактов Братства, чтобы они находились в постоянном распоряжении рабочей группы. За работу принялись с вдохновением и впервые в истории Братства наслаждались преимуществом непосредственного общения, прямых дискуссий и разговоров, что действительно довольно быстро принесло свои плоды.

Собственно, до той поры существовало твердое убеждение, что только читатель и толкователь могут судить о достоверности текстов и документов, если все, что он распознал собственным духом, могло быть где-то найдено и в качестве письменного свидетельства любого времени. Но теперь связь была прямая и дискуссии велись воочию, что привело к совершенно новым результатам в интерпретации известных старых текстов. И хотя вера в то, что существует возвышающееся над всеми народами и временами знание, одна и та же для всех культур и мифологий изначальная мудрость, которую можно постичь, приложив совместные усилия, осталась неколебимой, но при тщательном просмотре и анализе документов было установлено, что прежние поколения Братства какие-то моменты откровенно проглядели или, по меньшей мере, недооценили их значение, а иногда имело место и то и другое, хотя это делалось с добрыми намерениями. Теперь весь корпус информации, дополненный, очищенный и тщательно изученный путем текстологического анализа, дал важные и на удивление новые выводы.

Однако и об этом Б. Кемпфер не пожелал высказаться конкретно, что меня, учитывая все предыдущие пространные рассуждения, весьма удивило. Он только туманно намекнул, что рабочая группа пришла теперь к единодушному убеждению, что сущности Зла можно, наконец, дать одно имя. С помощью этого имени, если оно известно и если его произнести в ходе сложного и дорогостоящего ритуала 72 раза, правильно модулируя голос, то Зло и, прежде всего, его проявления можно изгнать из мира, правда, не навечно. Но этот ритуал можно и нужно повторять через определенные промежутки времени, поскольку никогда ни в чем нельзя быть уверенным до конца, зато это гарантирует дальнейшее существование Братства, ибо только оно способно с полной ответственностью пользоваться этим именем Зла и ритуалом.

Естественно, радость членов Братства по этому поводу была велика, ведь мало того, что был достигнут, по всей вероятности, самый большой успех за всю историю Братства, при этом было еще обеспечено и его дальнейшее существование. Для большинства его членов второе обстоятельство имело не меньшее значение, ибо в этом случае им не нужно было думать о средствах пропитания, ведь вряд ли они умели что-нибудь делать, кроме того, как исследовать Зло и его проявления на небесах и на земле, а наш современный мир чистой экономики не испытывает в том особой нужды, о чем мы отлично знаем.

Если я и надеялся на то, что Б. Кемпфер, сообщив имя Зла, раскроет мне последнюю тайну, то меня ждало разочарование. Заказывая последнюю чашечку кофе и давая последнюю подачку желудку, он рассказал мне скупыми словами о том, что хотя та самая рабочая группа Братства и достигла бесспорно важного прорыва в познании того, что такое имя Зла должно существовать, однако необходимо продолжать работать над тем, чтобы получить возможность действительно назвать это имя. К примеру, отнюдь неизвестно, сколько и каких букв потребуется, чтобы составить это имя. Пока считается вероятным, что это имя составлено сложнейшим образом из комплекса нескольких языков и шрифтов, как и то обстоятельство, что для этого могут быть привлечены не только мертвые и современные языки, но и будущие, которых еще нет, необычайно затруднит поиск.

Насколько ему известно, заявил Б. Кемпфер, после того как я оплатил поистине невероятный счет и мы покинули ресторан, сейчас в Братстве созданы дополнительные рабочие группы. Пока первая группа продолжает просматривать имеющиеся документы и занимается поиском новых, другие группы исследуют все возможные языки, письменные и устные, и прилагает все силы к отысканию новых языков, о которых никто до сих пор ничего не знал. Оставалась, по крайней мере, еще одна важная задача — экспериментально опробовать в различных ритуалах уже найденные имена Зла или кажущиеся достоверными их составные части и тем самым выработать дальнейшие указания для поисков имени Зла.

Как стало известно из неких заслуживающих доверия источников, при этом были совершены крупные промахи с катастрофическими последствиями, поскольку переносить приемы магии или алхимии на управление и производственные процессы современных промышленных предприятий, таких, как заводы, атомные электростанции или космические корабли, как минимум проблематично и неразумно. Однако Братству удавалось скрыть от общественности истинные причины этих катастроф, так что после определенного периода затишья можно было снова проводить эксперименты.

Он, Б. Кемпфер, не хочет, да и не имеет права сказать больше, может быть, в следующий раз, а сейчас он должен распрощаться, и хотя вечер доставил ему массу удовольствия, он должен заняться делами, не терпящими отлагательства. Я за это время привык к тому, что Б. Кемпфер каждый раз исчезает из моей жизни с той же быстротой, с которой в нее врывается, посему я торопливо пожал ему руку, а затем мог наблюдать, как он бесследно исчез во мраке ночи.

В конце концов, я и ресторан выбрал, исходя из того, чтобы не портить долгим хождением радость и удовольствие от доброй еды. Разумеется, я надеялся узнать как можно больше о Братстве, поэтому то, что мне только что рассказал Б. Кемпфер, скорее подогрело, чем охладило мое любопытство. Знание действительно может оказаться наркотиком, дозу которого необходимо постоянно увеличивать, чтобы почувствовать его воздействие.

В какой-то момент, когда меня пробрала прохлада ночи, я задался вопросом, какую пользу в моей дальнейшей жизни мне может принести знание о Братстве и его тайной деятельности в нашем мире. Но я знал, что такие вопросы не имеют ответа, а потому мне больше не захотелось ломать над этим голову. Мне вообще кажется, что люди из меркантильных соображений посвящают себя в основном только тем вопросам, ответы на которое, как они полагают, можно получить через определенное время. Было мнение, что даже тогда, когда будут найдены ответы на все возможные вопросы науки, наши жизненные проблемы останутся незатронутыми. Лично мне этот тезис весьма импонирует, ибо смысла жизни мы не найдем ни в космической технике, ни в генном коде, ни в движении элементарных частиц, хотя бы потому, что там еще никто не искал подобных решений.

После рассказа Б. Кемпфера я пришел к выводу, что Братство, несмотря на интенсивные поиски, еще не достигло цели. Я не мог бы даже сказать, на правильном ли пути они находятся, хотя от этого, во всяком случае, по моему мнению, вряд ли что-нибудь будет зависеть. Как бы то ни было, Братство было мне симпатично хотя бы уже потому, что оно каждый раз отправлялось на поиски смысла жизни, даже если часто приходилось признавать свои неудачи. В общем, мне нравилась эта неутомимость, неколебимая убежденность и эта неизбывная энергия. Уже только по этой причине мне захотелось узнать о Братстве как можно больше, и я глубоко сожалел, что не использовал тот краткий период общения с его представителем, чтобы глубже проникнуть в тайны Братства. Не утешало меня и то, что в то время я просто не мог получить более глубоких сведений.

Во всяком случае, я решил еще раз скрупулезно проверить все мои источники, опираясь теперь на сведения, полученные от Б. Кемпфера, и надеясь узнать что-то действительно новое. Я поспешил домой и предвкушал заранее удовольствие, с которым я окунусь в лабиринт электронных знаний. Я был полностью погружен в свои мысли, когда свернул в улицу, ведущую к моему дому, и потому не обратил особого внимания на фигуру, притаившуюся в глубине подъезда. Лишь подойдя поближе, я заметил ее, и облик незнакомца показался мне знакомым. Я изумленно остановился, а затем поспешил вперед, вытянув руку, чтобы поприветствовать мужчину, который несколько дней тому назад вел со мной по поручению Братства переговоры о передаче дискет. Ни в коем случае я не хотел показать своего удивления и поэтому твердым голосом сказал, что я давно уже его жду.

Загрузка...