Часть третья
Орланко
Паутина всегда была ярко освещена изнутри, но сегодня ночью пылал огнями даже фасад здания.
Повинуясь слову Последнего Герцога, в город хлынула армия теней. Поодиночке и группами, верхом и в обшитых броней фургонах, следуя полученным предписаниям, они образовали поток горящих фонарей, сверкающей стали и черных шинелей, плещущих полами на ветру. Широкий поток, вытекая из ворот Онлея, устремлялся к городу.
Вот оно — еще одно преимущество единообразной формы, черной шинели, так прочно запечатленной в сознании толпы. В Конкордате на каждого шпиона и убийцу приходилось по два письмоводителя и счетовода, а потому в ночи, подобные этой, остро ощущалась нехватка рабочих рук. Однако возьмите тишайшего младшего аналитика, полоумного малого, кому в жизни не доверяли дела серьезнее, чем складывать числа в столбик, обрядите его в зловещую черную кожу — и вот уже перед вами агент Конкордата, наводящий ужас исполнитель воли всезнающего и всесильного Орланко. И неважно, что, дай ему меч или шпагу, он сумеет только порезаться. Обыватели беспрекословно подчинятся, подгоняемые жуткими призраками, что породило их собственное воображение. Разве не замечательно?
Разумеется, всегда оставались поручения, которые нельзя было доверить переодетым писарям. Орланко пролистал первые донесения — они уже непрерывно поступали ему на стол — и поднял выжидающий взгляд на ступившего в кабинет Андреаса.
— Вы меня вызывали, сэр.
Вызывал. Согласно твоему отчету, ты установил, кто стоит за Дантоном.
— Лишь частично, сэр. У меня есть источник среди заговорщиков, но его осведомленность ограниченна.
— Но тебе известно, где они проводят собрания.
— Полагаю, что да, сэр.
— И ты думаешь, они соберутся сегодня?
Почти наверняка, сэр. Арест Дантона по приказу министра юстиции взбудоражил всю столицу.
— Вальних, — с горечью проговорил Орланко. — Предполагалось, что это… препятствие будет устранено еще в Хандаре.
— Так точно, сэр, — ровным голосом подтвердил Андреас.
— В своем отчете, — продолжал герцог, — ты рекомендуешь не предпринимать немедленных действий против этой… группы заговорщиков.
Именно так, сэр. Подозреваю, существует некий ближний круг, куда имеют доступ только старшие члены группы. Мой источник утверждает, что денежные средства для поддержания заговора получены от спекуляций на бирже, но это очевидная чушь. Наверняка за этими щенками стоят солидные толстосумы. Если дать заговорщикам повариться в собственном соку, мы рано или поздно обнаружим этих благотворителей.
Орланко побарабанил пальцами по столу. Обычно они именно так и поступали. После того как подцепишь добычу на крючок, наилучшее решение — позволить ей еще какое-то время потрепыхаться на свободе, особенно если объект уже ощутил на затылке дыхание облеченных властью преследователей. Всегда занятно наблюдать, как эти господа мечутся, пытаясь ускользнуть от возмездия.
К сожалению, нынешняя ситуация далека от обычной. «Корабль подходит к рифам, — подумал герцог. — Если сумеем провести его узким безопасным проходом, дальше можно будет идти без опаски, под всеми парусами, и тогда уж найдется время избавиться от корабельных крыс».
— Арестуй их, — сказал он вслух. — Сегодня же. Возьми столько людей, сколько сочтешь нужным. Я хочу, чтобы как можно больше заговорщиков осталось в живых для последующих допросов. Прихвати также своего осведомителя и помести его с другими. Пускай послушает их разговоры — вдруг скажут что-то стоящее.
Андреас едва заметно поклонился.
— Слушаюсь, сэр, — сказал он. И, помявшись, добавил: — Возможны затруднения.
— Вот как?
Вам известно, что несколько агентов следили за этими заговорщиками — и они были найдены мертвыми в тот день, когда банк обанкротился.
Очевидно, они позволили себе проявить беспечность. Заговорщики — отчаянная братия.
— Точно так, сэр. Один из тех агентов прислал мне заключительный отчет с весьма многообещающими сведениями, которые в итоге привели нас в тупик. Когда наши люди подвергли отчет анализу, в тексте обнаружились несоответствия. Сейчас я уверен, что это дело рук…
— Серой Розы, — перебил Орланко, не трудясь убрать из своего голоса скучающие нотки. — Андреас, у тебя навязчивая идея.
— Но, сэр, это единственное здравое объяснение! И наводит оно на тревожные мысли. Если наши шифры рассекречены…
— Наши шифры составлены лично мной, — опять прервал его герцог. — И составлены так, что, если чей-нибудь личный шифр попадет в руки противника, это никоим образом не затронет нашу безопасность.
— Я знаю, сэр, но если это и впрямь Серая Роза, то она знает наши методы и приемы, и ей не составит труда нанести чувствительный удар. Я думаю, что…
— А вот это так или иначе неважно! — отрезал герцог. — Ты знаешь, где собираются заговорщики. Ступай и возьми их под арест. А если вдруг столкнешься с Серой Розой, даю тебе разрешение убить ее.
Мгновение казалось, что Андреасу не терпится возразить, однако он быстро справился с собой и обрел привычный бесстрастный вид. И низко поклонился, качнув полами потертой кожаной шинели.
Как прикажете, сэр. Я приступлю к делу немедля.
Андреас бесшумно удалился, и герцог вновь устремил взгляд на донесение, которое просматривал перед этим разговором, борясь с нарастающим раздражением и, что досадней всего, беспокойством. Так или иначе, можно не сомневаться, что решающий момент близок.
«Вальних. Все зависит от Вальниха».
Именно он решил арестовать Дантона — ход, безоговорочно ведущий к беспорядкам в городе. Орланко не понимал, какую игру ведет новый министр юстиции, что всесильному главе Конкордата казалось непривычным и в высшей степени неприятным. Времени, чтобы остановить Вальниха, не было, и Орланко принял наилучшее решение из доступных ему.
«Если Вальних хочет довести город до кипения, поглядим, что он скажет, когда кипящие страсти хлынут через край». Агенты Конкордата, рассыпавшись по городу, брали под стражу всех агитаторов, всех смутьянов, всех, кто печатал клеветнические газетенки и разнузданные памфлеты. Аресты начались на закате дня и продолжались до зари; отряды в черных шинелях рыскали по городу, выламывали двери домов, выволакивали на улицу перепуганных до смерти мужчин и женщин в ночных сорочках и свозили их к угрюмой громаде Вендра.
Стычки неизбежны, даже со смертельным исходом. Это лишь усилит воздействие на обывателей.
Улицы займутся огнем. Грянут бунты, грабежи, беспорядки. Потом не составит труда свалить вину на Вальниха. В конце концов, именно арест Дантона по его приказу стал той самой искрой, что подожгла пороховой погреб. К тому же поддержание общественного порядка суть обязанность жандармов и Министерства юстиции. Это им необходимо благоволение обывателей. Конкордату нужно лишь одно — страх.
Потом, когда король умрет — а аналитики Орланко утверждали, что, вопреки всем стараниям Индергаста, это произойдет уже сегодня ночью, в крайнем случае завтра, — у Вордана будет новый монарх. Именно то, чего герцогу отчаянно недоставало все эти годы, краеугольный камень его незыблемой власти. Ручной болванчик на троне, королева, которая сделает все, что ей скажут. Как только она сядет на трон, Вальниха можно будет сместить, а всех заключенных выпустить на свободу, чтобы народный гнев сменился народным же ликованием. Дантону придется умерить бунтарский пыл своих речей, иначе его тоже со временем можно будет заменить. Орланко получит громадное удовольствие, показав Рэкхилу Григу, к чему приводит отступничество.
Что до Вальниха, однажды темной ночью он попросту исчезнет. Его скрутят, как ягненка, подготовленного на убой, и передадут Черной Курии. Это ублажит понтифика, а кроме того, думал герцог, будет как нельзя более уместным и надежным способом навсегда избавиться от этого человека.
Он проведет корабль через рифы. Проход узок, и с обеих его сторон кипят буруны, но он, безусловно, есть. Там, в конце пути, королева и весь город восславят его имя, восславят того, кто сохранил Вордан в годину тяжких испытаний.
Медленная улыбка раздвинула губы герцога, грезившего о будущей славе.
А пока — да разгорится огонь смуты!
Если бы этим вечером над Йорданом парил не геральдический, а самый настоящий орел, он решил бы, что город и впрямь охвачен огнем, — и ему можно было бы простить это заблуждение.
В воздухе стоял влажный жар прачечной, и душные испарения сгустились настолько, что стали почти осязаемы, — каждый глоток этого воздуха давался с трудом. Жара лишила горожан сна и обычного благодушия, а взамен принесла сильнейшее раздражение. Ребятишки раздевались догола и плескались в реке у берега, прыгая в воду с причалов, а кто похрабрей, и с мостов. На Триумфальной площади собрались в ожидании речи Дантона тысячи обывателей. Уже начинались потасовки, когда прибыли жандармы, а вслед за ними явились и арестные команды Конкордата.
Улицы по всему городу панически пустели при виде фигур в черных кожаных шинелях, что плечом к плечу неуклонно двигались от одного обреченного жилища к другому. Дети плакали, когда агенты Конкордата кувалдами ломали двери, женщины причитали, видя, как бесцеремонно обыскивают их дома. Беда не заставила себя ждать. Печатник крамольных памфлетов, не желая угодить в Вендр, попытался бежать и, прыгнув из окна третьего этажа, разбился насмерть. Другой горожанин, всего лишь выступавший в таверне с речью против откупщиков, выстрелил из пистолета в агентов, которые пришли взять его под арест; он промахнулся, но взбешенные шпики нанесли ему больше десятка ножевых ран и бросили истекать кровью на пороге собственного дома. Женщин выволакивали из постелей и гнали по улицам в одних ночных сорочках. Черные бронированные фургоны неутомимо сновали туда и назад, доставляя рыдающий груз в чрево Вендра.
Вначале почти весь город оставался погружен в темноту: устрашенные ворданаи задули лампы и свечи в домах в надежде, что так их минует гнев Конкордата. Впрочем, даже и в этой темноте тут и там мелькали островки огней. Примыкавшее к Университету Дно представляло собой сплошную полосу света. В тавернах и питейных заведениях под доброй сотней разноцветных вымпелов студенты и богема всех мастей кричали и бранились, пили и разбивали стаканы о стены.
Они все сильнее расходились с каждой вестью о новых зверствах, подлинных и порожденных чьей-то фантазией. Больше дюжины женщин подверглось насилию в Старом городе. Два десятка священников Свободной церкви искалечены за богохульство (с точки зрения Элизиума). Полсотни хладнокровно застрелено в трущобах Канав. Еще несколько сот агентов Конкордата направляются в город… нет, на самом деле это борелгайские наемники, собранные банками и одетые в черные шинели, а в Вордан их тайно переправил Последний Герцог ради укрепления своих позиций… да нет же, это мурнскаи, Черные священники, их послали изничтожить еретиков под корень.
В другом конце города, в Доках, горела еще россыпь огней. Вначале она была невелика, но как раскаляются угли, почуяв живительное дыхание кузнечных мехов, так и они разгорались все ярче. Их становилось все больше, и ручейки огня текли по лабиринту кривых улочек и проулков, огибая рыбные лавки и склады, тянулись вдоль реки и заполняли площади. Там были факелы — сотни факелов, свечи сальные и восковые, горящие головни и фонари с выпуклым стеклом. Ручейки слились в поток, и, придя в движение, он медленно, но неотвратимо двинулся к Речному тракту и далее на восток вдоль берега — туда, где поднимался Великий Мост.
Оказавшись на противоположном берегу, этот огненный поток повстречался с другими — из Нового города и Старого города, из Дна, и даже из процветающих и добропорядочных кварталов Северного берега. Огни факелов с разных сторон столкнулись друг с другом, закружились, словно колеблясь, на одном месте, и наконец решительно, все до единого, повернули на запад, чтобы хлынуть к подножию отвесных черных стен Вендра.
Глава десятая
Расиния
К тому времени, когда Расиния наконец выбралась из Онлея, она была почти вне себя от злости.
За стенами дворца, в городе, разворачивались невиданные события, на улицах бушевали страсти. Между тем она почти до рассвета шагу не могла ступить из дворцовых покоев, принимая непрерывный поток высокопоставленных посетителей. Каждый из них перед тем побывал у одра ее отца и счел своим долгом лично доставить принцессе весть о том, что в состоянии его величества пока не произошло никаких перемен. Разумеется, все они прекрасно знали, что король умирает, а потому графы и прочие носители благородных титулов спешили обеспечить себе благосклонность нового монарха. С каждым очередным посетителем вынужденная учтивость Расинии иссякала, и наконец ее терпение лопнуло. Сот объявила, что у принцессы случился приступ истерии и ее высочество, приняв снотворное, улеглась в постель, — а затем Расиния и ее камеристка улизнули из дворца.
Оставить отца было нелегко. С другой стороны, Индергаст и не позволил бы ей находиться при нем; и в любом случае Расиния считала, что, узнай отец все обстоятельства, он и сам безоговорочно одобрил бы ее решение. Благо страны и Короны превыше всего, даже семейных уз. Закрыв глаза, Расиния наскоро, без слов, помолилась. «Продержись еще хоть сутки, папа! Знаю, ты страдаешь от боли, но, пожалуйста, дай мне еще хоть один день!» Даже эта безмолвная просьба обожгла ее горьким раскаянием и стыдом.
Небо на востоке уже светлело, предвещая зарю, но во всех закоулках Дна так же жарко горели фонари и факелы. В кофейнях было не протолкнуться, разноцветные вымпелы обвисли в безветренной духоте, и на прохожих, что она видела в окно экипажа, красовались нарукавные повязки, ленты и прочие знаки политических пристрастий. Расиния сунула четки в карман и потрогала брошь, приколотую к ее плечу, — бабочку с синей, зеленой и золотистой полосами на крыльях. Она пока не заметила никого, кто носил бы те же цвета, и уже начинала беспокоиться.
Повсюду, куда ни глянь, мелькали газетные листки и памфлеты — свежеотпечатанные, влажно пахнущие дешевой типографской краской. Наверное, все щелкоперы и частные печатники трудились не покладая рук, а мальчишки, что обычно торговали их товаром по пенни за штуку, сейчас бесплатно раздавали охапки газет всем желающим приобщиться к последним новостям. Всякий листок, отпечатанный больше часа назад, уже считали устаревшим и безжалостно бросали ради более свежего чтива, так что мостовую, по которой с дребезгом и хрустом ехал экипаж, густо выстилали брошенные за ненадобностью газеты. Оставалось лишь гадать, насколько велики запасы бумаги на столичных складах и что будет, когда они окончательно иссякнут.
Наконец Расиния краем глаза заметила вывеску «Синей маски», но толпа, заполнявшая улицу, стала такой плотной, что экипаж не катился, а едва полз вперед. Терпение принцессы лопнуло, и, пинком распахнув дверцу, она нырнула в водоворот возбужденной, захваченной спорами молодежи. Обогнув пятачок, где буйная ватага утопистов ожесточенно дискутировала с под-под-подкомитетом рационалистов, она пересекла улицу и заняла позицию у витрин кофейни. Отсюда хорошо был виден сине-зелено-золотистый вымпел «Маски», вяло повисший в длинном ряду себе подобных.
Рядом из ниоткуда возникла Сот. Расинии подумалось, что ее спутница обладает приятнейшим свойством: в любой толчее можно не опасаться, что она отстанет.
— Настоящий бедлам, — сказала принцесса вслух. — Здесь, наверное, собралась добрая половина Университета.
— И не только Университета, — мрачно отозвалась Сот. — Здесь опасно. Мы должны вернуться.
— Сот, все это — дело наших рук. Обратно пути нет… да и экипаж вряд ли удастся развернуть, — прибавила она с нарочитой веселостью, хотя в этом гаме ее могли подслушать, только если бы она горланила что было сил. — Идем. Заглянем в «Маску», узнаем, есть ли там еще кто из наших.
И они двинулись дальше, шаг за шагом продираясь через толпу. Казалось, все университетские фракции и кружки в полном составе вышли на улицу, по мере сил пытаясь контролировать незаурядные события. Реюнионисты громко превозносили преимущества объединенной церкви, республиканцы вторили лозунгу Дантона о созыве Генеральных штатов, а утописты, расколотые на сотни непримиримых группировок, потрясали зачитанными до дыр экземплярами «Прав человека» Вуленна. Оравы феодалистов со старинными флагами осыпали бранью монархистов, по-своему продолжая сражения эпохи Фаруса IV, который скончался и был погребен задолго до рождения Расинии. И повсюду, куда ни глянь, — газетные листки и памфлеты: аршинные, вкривь и вкось набранные разномастными шрифтами заголовки, с кляксами типографской краски из-за неисправности станков, полные всевозможных ухищрений, на которые шли печатники, чтобы привлечь внимание к своей продукции. Тут и там торчали экипажи, точно так же застрявшие в толчее и брошенные пассажирами на произвол судьбы; кучеры, восседая на козлах, резались в карты и с философским спокойствием дожидались, пока схлынет толпа. Судя по явственной вони конского навоза, кое-кому приходилось ждать уже долго.
Минут десять Расиния кое-как продвигалась лишь благодаря энергичной работе локтями — и вдруг вырвалась на свободу. Улица перед «Маской» была совершенно пуста. Буйная толпа полукругом огибала вход, словно на это место были наложены злые чары. Внутри царила темнота, и она не сразу почувствовала неладное. Окна таверны — огромные, дорогие, из цельных кусков стекла — были разбиты вдребезги, и груды осколков блестели на мостовой.
— О господи! — Расиния невольно качнулась вперед, и тут же рука Сот стиснула ее плечо, удерживая на месте. — Что за чертовщина?
Она лихорадочно огляделась по сторонам и ухватила за руку подвернувшегося кстати индивидуалиста. Тот лишь протестующе пискнул, когда его выдернули в зловещий полукруг пустоты.
— Что случилось?
Наткнувшись на непонимающий взгляд, принцесса повысила голос:
— Что здесь, черт возьми, произошло?
Пойманный, веснушчатый парнишка с рыжеватыми локонами и ошарашенной физиономией, глянул на выбитые окна и помотал головой.
— Конкордат, — пробормотал он. — Агенты явились еще до того, как на улице стало полно народу, и разгромили порядочно заведений. Потом собралась толпа, и их погнали прочь.
— Разгромили? Но зачем?
— Откуда мне знать? Говорят, просто хватали всех, кто под руку подвернется, и волокли в Вендр.
Лицо паренька прояснилось:
— Вот оно, неоспоримое доказательство изначальной незаконности коллективистских правящих структур: во время кризиса они неотвратимо вынуждены прибегать к принудительным мерам либо прямому насилию. Подлинно справедливое государство возникнет стихийно путем…
Расиния оставила его лопотать и схватила за плечо Сот.
— Подручные Орланко были здесь! Они нашли нас!
— Это еще наверняка не известно, — трезво заметила ее камеристка. Разгромили не только «Маску». Впрочем, вполне вероятно, что и нашли.
Она нахмурилась:
— Говорила же я: мы не сможем вечно водить их за нос.
— Нужно разыскать наших, — твердо сказала Расиния.
— Не глупи, — отмахнулась Сот. — Если их и впрямь схватили, они уже на пути в Вендр.
— Мы должны их найти. Ты же знаешь, что творится с теми, кто попадает в Вендр!
Сот смерила принцессу уничтожающим взглядом:
— Разумеется. И мне хорошо известно, что сотворит Орланко с тобой, если вдруг узнает, что ты замешана в этом деле.
— Но… — начала Расиния, и тут ее осенило. — Они знают меня, верно? Их начнут допрашивать, они опишут мою внешность, и уж тогда Орланко наверняка сообразит, что к чему!
— Может быть, они станут молчать, — возразила Сот, но заметно помрачнела.
Рано или поздно у всякого развязывается язык. Ты сама мне это говорила!
— Я помню.
— Так пойдем! Если на улицах всюду такие же толпы, далеко их не увели. Мы сможем…
— Освободить их? Может, ты тайно припрятала под юбкой мешок с гранатами? — Сот покачала головой, задумалась, что-то прикидывая. — Я пойду одна. Ты останешься здесь.
— Ты же понимаешь, что мне ничего не грозит…
— Еще как грозит, — перебила Сот. — Пускай даже ты не можешь умереть, но, если тебя схватят, все пропало.
— А если схватят тебя — и развяжут тебе язык?
Сот мрачно усмехнулась.
Поверь, на этот случай у меня кое-что припасено.
— Но…
— К тому же без тебя я буду передвигаться куда быстрее. Останься здесь, вот и все. Затеряйся в толпе, затаись, не лезь на рожон. Я найду способ с тобой связаться, как только появится что сообщить.
Она мельком глянула на разгромленную «Маску»:
— И не вздумай соваться в таверну. За ней могут следить.
— Сот…
— Некогда спорить.
Хорошо. — Расиния глубоко вздохнула. — Просто… верни их, ладно? И, конечно, вернись сама.
— Да уж постараюсь. На мгновенье Сот крепко, до боли стиснула ее руку и тут же разжала пальцы. — Помни, что я сказала. Держись в толпе и не привлекай внимания шпиков.
Расиния лишь молча кивнула в ответ — у нее вдруг перехватило горло. Сот развернулась на каблуках и шагнула в толпу, скользя сквозь шумную толчею, словно бестелесный призрак. Секунда, две — и она исчезла бесследно.
«Долбаный Зверь, — мысленно ругнулась Расиния, оставшись в одиночестве на булыжном полукруге мостовой. — Яйца долбаного Зверя!»
Разумеется, она всегда осознавала, что такое может случиться. Весь этот заговор сам по себе был весьма рискованным ходом. Как только стало очевидно, что отец не проживет и года, у нее просто не осталось иного выхода. Лишь всенародное восстание против Последнего Герцога могло избавить страну от его пагубного влияния, потому Расиния и взялась за подготовку восстания.
«Но кто же мог ожидать, что все произойдет именно так? Кой черт дернул Вальниха арестовать Дантона? Я думала, он умнее».
Она вздрогнула от неожиданности, услыхав свое имя. Звук голоса, звавшего ее, сопровождали треск дерева и отборная ругань. Стремительно обернувшись, Расиния увидела, что в недрах разоренной таверны мечется зыбкое пятно света.
— Рас! — повторился крик. В осипшем, сорванном голосе звенело отчаяние. Да это же Бен!
«Вот черт».
— Рас!
Расиния выругалась сквозь зубы и вбежала в «Синюю маску».
Общая зала была разгромлена начисто. Столы, все до единого, разбиты в щепки, стулья опрокинуты и разломаны ударами ног, а кофейный аппарат — хитроумный агрегат, всегда красовавшийся на барной стойке, — превращен в искореженные куски латуни. Повсюду были разбросаны бутылочные осколки, и от резкого запаха вина, разлитого по полу и впитавшегося в половики, у Расинии закружилась голова. Винный запах смешивался с вонью мочи из раздавленного ночного горшка и едким насыщенным запахом пороха.
Свет исходил из коридора в дальнем конце залы, где располагались столовые — именно там собирались заговорщики. Расиния миновала расколоченную дверь и пробежала по полу, истоптанному отпечатками мокрых от вина ног. Дверь в комнату, где проходили их собрания, также оказалась выломана, большой стол опрокинут. Бен осторожно выглядывал наружу из разбитого окна.
— Бен! — окликнула Расиния.
Он обернулся так стремительно, что остатками стекла едва не располосовал локоть.
— Рас!
Она не успела и глазом моргнуть, как Бен оказался рядом и бесцеремонно сгреб ее в медвежьи объятия. Фонарь, который он так и держал, неистово закачался и больно уперся в поясницу Расинии, но она чудом ухитрилась не издать ни звука. Ноги ее на краткий миг оторвались от пола, и жесткая небритая щека Бена прижалась к ее щеке.
— Слава богу, — бормотал он, — ох, слава богу! Я уж думал, тебя схватили… Нет, не схватили. Бен, отпусти меня. Пожалуйста. — Он не шелохнулся, и тогда Расиния, не без труда высвободив руку, резко оттолкнула его. — Бен! Ты же видишь, со мной ничего не случилось. Что произошло? Где остальные?
Его глаза, покрасневшие от слез, не сразу обрели осмысленное выражение, и он судорожно сглотнул.
— Сартона я не видел. Мауриск на собрании фракций. Они там решают, как действовать, но, когда я уходил, ни к чему так и не пришли. Фаро я потерял в толпе, но, думаю, с ним все в порядке. Кора…
Бен запнулся.
— Что с Корой? — быстро спросила Расиния, холодея от недоброго предчувствия.
— Ее схватили. Агенты Конкордата. Я был на другой стороне улицы, когда они ворвались сюда — человек десять, не меньше. Выломали дверь, разбили окна и принялись всех выгонять. Наверное, искали нас. Всем остальным просто позволили уйти. Пара агентов обыскивала таверну, громила все подряд, а потом Кору вывели и затолкали в фургон. Я хотел… — Он стиснул кулаки. — Я хотел помочь ей, правда, но на улице тогда уже не было ни души. А мне нужно было предостеречь тебя и всех остальных…
— Ничего, — проговорила Расиния.
Ее мутило — давно забытое за эти годы ощущение, — но Бена, явно на грани нервного срыва, необходимо было поддержать.
— Мы найдем ее. Послушай, я кое-что придумала. Как только все успокоится…
На самом деле вы увидитесь со своей подружкой гораздо раньше.
На пороге разгромленной комнаты возникли двое мужчин в потертых штанах и картузах с широкими козырьками. Выглядели они как обычные студенты, но тот, кто выступил вперед, пригнулся в бойцовской стойке, а его товарищ держал заряженный и взведенный пистолет. Расиния застыла.
— Что? — Бен еще не сообразил, что происходит. — Вы кто такие?
— Агенты Конкордата, — ответила ему Расиния. — Полагаю, ждали нас.
— Превосходно. — Первый агент, очевидно, главный в этой паре, чуть заметно наклонил голову. — Мое имя Андреас, и я действительно служу его светлости министру информации. Вы, насколько я понимаю, Бенджамин Купер, а вы, сударыня — таинственная Расиния, неиссякаемый источник блестящих идей. Прошу вас, воздержитесь от опрометчивых поступков. Мой напарник очень метко стреляет.
Лицо шпика оставалось совершенно бесстрастным, однако в глубине глаз таился лихорадочный, азартный блеск — словно втайне он только и мечтал, чтобы они решились на «опрометчивый поступок». Расиния украдкой быстро глянула через плечо и увидела: снаружи, в проулке, маячат еще две фигуры.
— Что вам нужно? — спросил Бен.
Андреас пожал плечами.
— Его светлость желал бы услышать ответ на кое-какие вопросы. Если пойдете с нами добровольно, то, даю слово, с вами не случится ничего дурного.
«Черт!»
Расиния лихорадочно перебирала в голове варианты. Андреас явно не узнал ее с первого взгляда, но, если она угодит в Вендр, разоблачение неминуемо.
«Черт, черт, черт!»
Броситься наутек? Может сработать, по тогда придется оставить Бена. А Сот сейчас уже на полпути в Вендр. Расиния мысленно обругала себя за то, что не вняла совету камеристки.
«Орланко приставил шпиков наблюдать за таверной — кто бы сомневался! Ох, святые и мученики…»
Что же теперь?
Она бросила взгляд на Бена — и столкнулась с его ответным взглядом. С дрогнувшим сердцем Расиния поняла, что тот собирается совершить какую-то глупость.
«Нет-нет, не надо! Я что-нибудь придумаю! Не…»
— Рас, беги!
По-бычьи наклонив голову, Бен ринулся вперед. Расстояние до дверного порога он одолел с быстротой, удивительной для такого крупного сложения, — но все же недостаточно быстро, чтобы агент Конкордата не успел спустить курок. Расиния увидела, как из спины Бена фонтанчиком брызнула кровь, однако пуля не сумела его остановить, и со всего набранного разгона он врезался в стрелка и припечатал того к стене напротив. Пистолет с металлическим стуком упал на пол.
Андреас, верткий, как угорь, крутнулся вбок, по-прежнему перекрывая коридор, ведущий в общую залу. Расиния стремглав бросилась за Беном. Она оттолкнулась от стены коридора, притворилась, будто направляется в одну сторону, и тут же прянула в другую, чтобы проскользнуть мимо широко расставленных рук шпика. Андреас легко повторил ее маневр и, как только Расиния попыталась проскочить вперед, поймал ее запястье и рывком притянул к себе. Другой рукой он ухватил девушку за локоть и жестко, ладонью вверх заломил ее руку за спину, пригибая жертву к полу.
Во всяком случае, именно так этот прием подействовал бы на любого обычного человека. Принцесса же, даже не пытаясь избавиться от грубой хватки, стиснула зубы и развернулась к противнику. Что-то хрустнуло в локте, затем с отчетливым треском переломились кости предплечья. Секундного замешательства, которое этот звук вызвал у Андреаса, ей хватило, чтобы проворно пнуть шпика под коленный сгиб, отчего его нога сама собой сложилась пополам, и он повалился на пол. Для верности Расиния успела встретить его подбородок согнутым коленом. Зубы агента звучно клацнули, и вцепившиеся в ее руку пальцы бессильно разжались.
Оглушенный столкновением второй агент обмяк и сполз по стене на пол. Бен стоял перед ним, едва держась на ногах. Сорочка его была спереди густо залита кровью, будто его окатили ведром красной краски. Здоровой рукой Расиния схватила его за плечо, потащила вперед, и он, шатаясь, покорно двинулся с ней, но при каждом шаге на сорочку толчком выплескивалась новая порция пугающе алой крови.
В разгромленной общей зале «Маски» было пусто. Когда они добрались до входной двери, Бен уже бессильно раскачивался из стороны в сторону, и, едва сделав пару шагов ио вымощенной булыжником мостовой, ноги окончательно отказались ему служить. Расиния начисто позабыла о том, что одна рука у нее сломана, и попыталась удержать его, но безуспешно, и они, сплетясь и обливаясь кровью, вместе рухнули на камни. Расиния приподнялась, опираясь на здоровую руку, и Бен перекатился на спину.
Он хватал ртом воздух, пытался что-то сказать, но голос был так тих и слаб, что ей пришлось наклониться ближе, чтобы расслышать хоть слово.
— Беги, — прошептал Бен. — Рас… беги…
Вместо этого Расиния закричала: «Помогите!» Несколько человек уже обернулись в их сторону, но смысл увиденного дошел до них не сразу. Затем какая-то женщина пронзительно завизжала, и охваченная любопытством толпа в едином порыве хлынула вперед. Оглянувшись на «Маску», Расиния заметила, что в дальнем дверном проеме общей залы возник неясный человеческий силуэт. Андреас?.. Силуэт мелькнул и исчез бесследно.
«Они не посмеют, — подумала Расиния. — Сегодня, в такую ночь, они не посмеют схватить нас на виду у толпы. Как же глупо все вышло, глупо, глупо! Надо было мне послушаться Сот. Ах, Бен, Бен…»
Врача! — крикнула она первому же юнцу, чей взгляд ей удалось поймать. — Найдите врача, скорее!
И тут же, вновь повернувшись к Бену, осознала, что никакие врачи ему уже не помогут. С каждым ударом сердца из зияющей в его груди раны выбивалась кровь, но струйка ее становилась все тоньше и скуднее. Губы Бена зашевелились, и Расиния ниже наклонилась к нему.
— Рас… — шепнул он, задыхаясь. — Я тебя… лю…
— Я знаю, Бен, знаю. — Глаза ее наполнились слезами. — Тебе никогда не удавалось это скрыть. Кого ты хотел обмануть…
Она прильнула к нему, к его залитой кровью груди, и поцеловала в губы. У поцелуя был теплый медный привкус крови.
Когда Расиния выпрямилась, из раны больше не текло. Она медленно поднялась на ноги. Блузка ее была густо измазана красным, на лице засыхали кровавые потеки. Выпрямив сломанную руку, она ощутила, как обитавшая внутри сущность принялась за дело, как обломки костей соединяются с неслышными щелчками, словно пары магнитов, и мышцы вновь оплетают возрождающийся сустав.
Ее окружало кольцо перепуганных зевак; они не решались подойти слишком близко, однако не могли противостоять натиску жаждущей зрелища толпы. Расиния коснулась броши-бабочки, приколотой к ее плечу, и на разноцветных крыльях остался кровавый след.
— Этого человека только что убил агент Конкордата, — проговорила она тихо и тут же повторила громче, с нажимом: — Этого человека только что убил агент Конкордата!
«Прости меня, Бен». Расиния не любила его, но он был ее другом, по сути, одним из немногих настоящих друзей. Впрочем, ей отчего-то казалось: сам Бен не станет противиться тому, чтобы его имя послужило символом грядущей борьбы. «Он бы понял, что нам нельзя мешкать — надо действовать. Я поплачу о нем после, наедине с собой».
— Кто здесь главный? — спросила Расиния вслух. Ей пришлось повысить голос, чтобы перекричать возбужденный гомон толпы. И подняла выше окровавленную руку, указующим пальцем обводя зевак. — Кто главный?
— Совет, наверное, — предположил кто-то. — Он заседает в «Золотом соверене».
— И вовсе они там не главные, — отозвался другой голос. — Просто любят подискутировать.
— В сущности, — вмешался третий, — сама идея «главного» в корне противозаконна и воплощает собой ошибочное представление о принципе управления повседневной деятельностью челове…
— Проведите меня туда! — приказала Расиния. Приказ не возымел эффекта, и тогда она взмахнула рукой, забрызгав ближний ряд зевак густеющими каплями крови Бена. — Живо!
Расинию проводили к месту заседания совета. Но сперва она приняла великодушное предложение дородной женщины средних лет, что оказалась владелицей расположенного по соседству пансиона, и отправилась туда — наскоро умыться и переодеться. В безупречный вид привести себя не удалось: прическа ее, вопреки стараниям, все так же наводила на мысли об огородном пугале, — но, по крайней мере, она уже не выглядела так, словно только что сбежала с бойни. Из подходящей по размеру одежды хозяйка сумела подыскать ей только девичье летнее платьице из светло-зеленого полотна, с пышными кружевными рукавами — впрочем, их Расиния немедля ободрала и выбросила. И приколола к плечу трехцветную брошь-бабочку, теперь покрытую засохшей кровью.
Название «Золотой соверен» носила вызывающе дорогая кофейня на углу Старого тракта и Второго проспекта, заведение с фасадом в стиле псевдобарокко, украшенным гипсовыми позолоченными колоннами. Сине-красно-серебряный вымпел над входом возвещал: здесь обосновались монархисты. Как слышала Расиния, именно тут собирались студенты из высших слоев общества — отпрыски графов и прочей знати, умеренно разбавленной семействами менее благородного происхождения (но те уже так долго числились в богачах, что могли тоже сойти за некое подобие аристократии). Даже при нынешнем чрезвычайном положении «Золотой соверен» сохранял присущий ему ореол респектабельности, и два привратника в длиннополых ливреях и белых перчатках все так же стояли у его дверей, преграждая вход уличной черни.
Тут же торчал и Фаро, нетерпеливо притопывая и нервно ощупывая рукоять рапиры. Толпа в этом месте была заметно реже, а потому он издалека увидел Расинию и почти бегом устремился к ней.
— Мой бог! — выдохнул он. — Как ты, Рас? Мне сказали, что в «Маске»…
— Кто из наших еще здесь? — перебила она.
Мауриск там, внутри. Саргона, говорят, задержали под дверью его квартиры, но правда ли это, наверняка неизвестно. Сам я его не видел. А Дантона арестовали еще вчера, но это ты и сама знаешь.
Кору схватили в «Маске», — сообщила Расиния, изо всех сил стараясь не выдать дрожи в голосе. — А Бен убит.
— Не может быть! Ты уверена?
«Да, черт возьми, уверена! — едва не выкрикнула принцесса ему в лицо. — Меня с ног до головы залило его кровью!» Усилием воли она сдержалась и так же ровно продолжила:
— Я была с ним. Мы зашли в «Маску», проверить, не осталось ли кого внутри, и там нас поджидали агенты Орланко. Бен помог мне уйти, но его подстрелили.
— Яйца Зверя! — сдавленно ругнулся Фаро.
— Именно так.
Что же теперь делать? Им явно уже известно, кто мы такие. Может, выбраться из города и…
От такого подхода веяло некоторой черствостью, но Фаро и не относился к тем, кто печется о благе ближних, когда беда грозит его собственной шкуре. И все же Расинии было его жаль. Хотя он всегда утверждал, что относится к общему делу так же серьезно, как остальные, для него заговор был игрой — и вот теперь игра обернулась нешуточной опасностью.
— Не обманывай себя, — сказала она вслух. — Как бы далеко ты ни убежал, от Орланко тебе не скрыться.
— Так сдадимся добровольно и избавим его от лишних хлопот! — выпалил Фаро. — Как только волнения утихнут…
— Нам нельзя отступать, — оборвала его Расиния. — Да, мы полагали, что времени будет больше, но пойми, Фаро: час, который мы приближали, уже настал. Если мы не преуспеем сейчас, другого случая не представится.
Но… — Фаро осекся, уставясь на нее с открытым ртом. — Мы к этому не готовы, Рас. Все только началось! Мы собирались созвать Генеральные штаты, наладить связи с жандармами, выпустить Дантона с речью о… ну да ты знаешь…
Некогда этим заниматься. Некогда. — Расиния глубоко вздохнула. — Король вот-вот умрет. Может быть, даже сегодня ночью.
— Святые и мученики! Если на трон сядет эта девчонка все кончено! С тем же успехом Орланко мог бы короновать самого себя.
— Думаю, она к нам прислушается, — сухо отозвалась Расиния. — Если мы сумеем показать ей, что народ не потерпит, чтобы в стране хозяйничали Орланко и его борелгайские пособники. И сделать это надо именно сегодня, пока люди еще не остыли. Не знаю, чего герцог думает добиться всеми этими арестами, но он ухитрился настроить против себя пол города.
— Ходят слухи, виной всему новый министр юстиции. Вроде бы герцог был против того, чтобы арестовать Дантона, но этот граф Миеран настоял на своем.
— Ложь! — возразила Расиния.
«Отец сказал, что Вальниху можно доверять».
Судя по тому, что я слыхала о графе Миеране, они с Орланко люто ненавидят друг друга. И те, кто устроил нам засаду в «Маске», были именно агентами Конкордата.
Фаро пожал плечами:
— Я сегодня слыхал столько всяких россказней, что и не сосчитать. Да и какая, на самом-то деле, разница, кто все это устроил? Нам-то как быть? У нас ровным счетом ничего не подготовлено. Даже до собственных денег без Коры не доберемся. И что остается? Отправить Мауриска провести с герцогом политический диспут?
— Нам нужны они. — Расиния взмахом руки обвела улицу, уже залитую нежным светом поднимающегося солнца. С рассветом толпа заметно увеличилась в размерах — к тем, кто так и не сумел заснуть прошлой ночью, добавились те, кто проснулся ни свет ни заря. — Здесь от всех этих людей толку мало, но если привести их под стены Вендра…
Вендра?! Ты предлагаешь штурмовать тюрьму?
Хотя бы пригрозить штурмом. Вынудить Конкордат освободить Дантона.
— Рас, на них это не подействует.
— Представь себя на их месте. Как еще они могут избавиться от нас?
— Картечь, — не раздумывая, ответил Фаро. — Двойная картечь с тридцати шагов — и вся площадь завалена оторванными руками и ногами.
— Даже Орланко не посмеет так поступить. Против него поднимется весь город.
— И ты сама пойдешь в первых рядах?
— Пойду.
«Мне-то легко говорить».
Впрочем, надо признать, ей еще ни разу не доводилось лишаться конечностей. Интересно, что за этим последует? Руки и ноги отрастут заново или придется собрать их и приставить на место?
Фаро выразительно воздел руки к небу.
— Да что толку об этом болтать? Ты не слышала здешних дискуссий. Этих твердолобых не убедишь даже в том, что солнце встает на востоке, — а ведь восход был каких-то десять минут назад! — Он безнадежно покачал головой. — Рас, я тоже хочу помочь Коре… но мы не станем ради этого штурмовать стены Вендра.
— Дантон сумел бы подвигнуть этих людей на штурм.
— Дантон, — сказал Фаро, — подвигнул бы их соорудить под стеной живую пирамиду, чтобы съехать по ней в колеснице. Вот только его с нами нет. В том-то и беда.
— Тогда я поговорю с ними сама.
С этими словами Расиния обогнула приятеля и направилась ко входу в кофейню. Фаро двинулся следом. Он подал знак привратникам, и те распахнули двери «Золотого соверена».
— Рас…
— Что? — отозвалась она.
— Бен… и вправду погиб?
Она на миг зажмурилась. На губах до сих пор оставался слабый солоноватый привкус крови.
— Да. Погиб.
— Черт, — пробормотал Фаро и повторил, словно заклинание: — Черт, черт, черт…
Общая зала «Золотого соверена» выглядела так, что сделала бы честь любому замку. Геральдические гобелены (на почетном месте — орел династии Орбоан) перемежались с отполированными до блеска мечами, секирами и прочим оружием, имевшим, по всей вероятности, богатую историю. Здесь имелся даже полный набор рыцарского доспеха с алебардой — нес парадную стражу у лестницы в дальнем конце залы. Одну из стен целиком занимал огромный камин (сейчас по причине летней жары огонь в нем не горел), а вокруг гладких мраморных столиков были в вольном порядке расставлены стулья в старинном стиле, с высокими резными спинками. Словом, вошедшему могло показаться, что он перенесся на четыре века назад, в гостиную средневекового герцога. Единственной данью подлинному назначению залы была скромная стойка в углу, где в ряд выстроились бутылки спиртного и утварь для приготовления кофе.
При одном взгляде на то, что творилось сейчас в зале, Расиния от души понадеялась, что коллекция старинного оружия прочно прикреплена к стенам. «Совет» выглядел так, словно в его рядах вот-вот разразится потасовка. Разные фракции под давлением взаимной неприязни разделились на три большие группы и сдвинули стулья, стремясь оказаться как можно дальше друг от друга.
Политические пристрастия самой многочисленной группы, предусмотрительно расположившейся ближе всех к барной стойке, легко определялись но дорогим модным нарядам участников: монархисты и их союзники, защитники старого порядка. Они чувствовали себя в «Соверене» как рыба в воде и всем своим видом демонстрировали неприязнь к чужакам. Многие были вооружены, впрочем, в основном парадными шпагами вроде рапиры Фаро щедро изукрашенными позолотой и драгоценными камнями. Туалеты их скрупулезно подражали придворной моде, хотя Расинии, у которой была возможность наблюдать оригинальные образцы, здешние щеголи показались чрезмерно юными и недостаточно уверенными в себе — точь-в-точь ребятишки, что без спроса нацепили родительскую одежду. Расиния нисколько не удивилась, обнаружив, что среди них нет ни одной женщины.
Судя по тому, что вторую группу возглавлял Мауриск, в ней собрались реформаторы и другие близкие им по духу кружки — те, кто не прочь подправить нынешний общественный уклад, но не стремится разрушить его до основания. Они также выглядели прилично, но менее броско, в неярких тонах, подобающих отпрыскам банкиров и коммерсантов, каковыми в большинстве своем и являлись. Мауриск встретился взглядом с Расинией, и она рискнула улыбнуться, но его непреклонно мрачное лицо в ответ даже не дрогнуло.
Третью группу составляли радикалы — в том числе республиканцы, индивидуалисты и прочие вольнодумцы, обладатели безумных взоров и ярые поклонники Вуленна. Это объединение выглядело наиболее пестро; именно так художник мог бы изобразить вертикальный срез ворданайского общества — от аристократических шелков до нищенских лохмотьев. Были здесь и женщины, но большей части немногочисленные студентки Университета, чью манеру одеваться переняла в свое время Расиния. В отличие от прочих, радикалы и сейчас носили значки своих кофеен, таверн и других заведений, и в задних рядах этой группы, судя по невнятному ропоту, неустанно спорили о каких-то мелочах.
Словесная баталия была в самом разгаре, когда входная дверь распахнулась, пропуская в залу Фаро и Расинию, и все взгляды тотчас устремились на них. Расиния испытующе оглядела лица монархистов, лишь сейчас с беспокойством подумав, что кто-то из них мог видеть ее при дворе, и затаила дыхание в ожидании неминуемого разоблачения. Впрочем, ее опасения оказались напрасными.
У наших полоумных пополнение? — осведомился молодой человек, восседавший во главе монархистов. За его спиной послышались смешки.
— Она со мной, — бросил Мауриск, вызвав бурю оживления в рядах соратников. — Иди сюда, Расиния.
— Понимаю, — кивнул глава монархистов. — Стало быть, в новые Генеральные штаты будут допускать маленьких девочек?
Я пришла не затем, чтобы примкнуть к чьей-то фракции, — нарочито громко проговорила Расиния. — И не для политических дебатов.
— Тогда зачем же вы сюда пришли? — осведомился он. — Не для того же, чтоб выпить чашечку кофе?
Расиния дождалась, пока стихнет взрыв хохота.
— Могу я узнать ваше имя, сэр?
Монархист склонил голову:
— Альфред Педдок сюр Вольмир, к вашим услугам.
Расиния повернулась к радикалам, которых, судя по всему, возглавляли двое: юноша в слегка поношенном полотняном костюме и женщина в мешковатом и бесформенном черном наряде.
— А вы?..
— Роберт Дюморр, — представился юноша, мельком глянув на соратницу. — Ее все мы зовем Кит, но…
— Китомандиклея, — отчеканила женщина. Волосы ее были стянуты на затылке в тугой узел, глаза подведены темным. Из-за этого она казалась взрослее, но Расиния подозревала, что на самом деле Кит — ее ровесница.
— Мое имя, — сказала она вслух, — Расиния Смит. Полчаса назад меня пытался убить агент Конкордата. Один из моих ближайших друзей был застрелен в упор и умер у меня на руках. Быть может, его тело до сих пор лежит там, на улице.
По зале пробежал шепоток, и Расиния сделала глубокий вдох.
— Бьюсь об заклад, каждый из вас знает кого-то, кто был арестован прошлой ночью. Я пришла спросить, что вы собираетесь предпринять.
— Говори за себя, а не за всех! — раздраженно бросил Педдок. — Я, безусловно, всем сердцем сочувствую твоему горю, но, если твои друзья привлекли к себе внимание Министерства информации, полагаю, ты связалась с неподходящей компанией.
— То есть с теми, кто борется за правду, — вставила Кит. — С теми, кто…
— Она права, — перебил Мауриск. — Это не просто исчезновение пары-тройки отъявленных сумасбродов. Не знаю точно, сколько арестов произвел этой ночью Конкордат, но, должно быть, много, по меньшей мере несколько сотен. И хуже того, говорят, священников Свободной церкви…
Вздор! — фыркнул Педдок. — Его светлость прилагает все усилия, чтобы восстановить порядок.
— Он арестовал Дантона, — напомнила Кит.
Расиния заметила, что на лице Педдока отразилось беспокойство. При всех своих спесивых замашках глава монархистов и его друзья все же пришли сюда, и это уже говорило о многом. Расиния подозревала, что Педдок в глубине души встревожен куда сильнее, чем на словах.
— Дантон… провоцировал беспорядки, — наконец проговорил Педдок. — Уверен, он взят под стражу ради его же безопасности. В любом случае Дантона арестовали жандармы, а не его светлость. Если кого и винить в его аресте, так это графа Миерана.
— Не мели чушь! — фыркнула Кит. — Думаешь, какой-то граф, только прибывший из Хандара, может хоть пальцем шевельнуть в Онлее без ведома Орланко?
Это заявление вызвало одобрительный гул, даже среди монархистов. Расиния не была уверена, хочется ли ей поддерживать представление об инфернальном всемогуществе Орланко, — но сейчас любые средства были хороши. Она кивнула Кит и прибавила:
— Видели бы вы, что творится снаружи. Эти люди только и ждут, когда их возглавят и поведут к цели.
— Именно это мы здесь и пытались сделать, — заметил Дюморр. У него был низкий повелительный голос трагического актера. — Если бы кое-кто из присутствующих перестал придираться к каждой незначительной мелочи…
Педдок огрызнулся:
— В этом не было бы нужды, если б вы были в состоянии составить декларацию принципов, которая притом не подрывала бы основы общества!
И добавил, неприязненно глядя на Мауриска:
— И если бы ваша братия наконец определилась, чего вам на самом деле хочется!
— Для начала — созыва Генеральных штатов, — ответил Мауриск, но эти слова почти мгновенно заглушили нестройные возгласы за его спиной.
Расиния успела различить «Сословное представительство!», «Умеренность бюджета!» и бурный спор о запретах и полномочиях, а затем Мауриск убийственным взглядом восстановил тишину.
— Сидя здесь, мы подобьемся ничего, — заявила Расиния. — Всем вам хорошо известно, что король при смерти и может скончаться с минуты на минуту. Если упустим шанс и позволим Орланко собраться с силами, его будет уже не остановить. Вы, — она глянула на Мауриска и его вздорных соратников, — лишитесь наилучшей возможности изменить существующий порядок вещей, а вы, — это относилось уже к Педдоку, — получите королеву-ворданайку, которую держат за горло борелгаи! Что до вас, — Расиния развернулась к Дюморру и Кит, — выбирайте: остаться здесь и до хрипоты спорить, чего хотел бы Вуленн, или попытаться хоть что-то сделать своими руками! Я знаю, что сказал бы вам Дантон, даже если бы арестовали не его!
Расиния знала, чувствовала, что ее выступление возымело эффект. В конце концов, именно она писала речи Дантону, а все эти люди слышали их, и не раз. Пускай она и не обладала таким же непревзойденным ораторским даром, по слова ее были созвучны тому, что говорил он, а потому пробуждали в памяти его красноречие. Во взгляде Педдока все еще сохранялась настороженность, но молодые дворяне позади него были куда менее сдержанны, и некоторые даже попытались зааплодировать.
— Все это прекрасно, — сказал Дюморр, — но пока у нас нет декларации о принципах, почем нам знать, за что именно мы боремся? Одно дело — заявлять, что мы хотим свергнуть Орланко…
— О свержении речи не было! — отрезал Педдок. — Возможно, его светлость необходимо убедить согласиться на более… скромную роль, хотя я не думаю, что…
— Орланко может подождать, — перебил Мауриск. — Как только мы добьемся созыва Генеральных штатов…
Дальнейшее превратилось в бурю бессвязных криков, захвативших всю залу.
Фаро тронул Расинию за плечо.
— Я же говорил, — прошептал он, наклонившись к ней.
— Мы так близко, — пробормотала Расиния. — Они знают, что должны что-то сделать.
— Они боятся остаться в дураках, — пояснил Фаро. — Все-таки рискованно браться за дело, не зная заранее, что с пего выгадаешь.
Расиния встретилась взглядом с Мауриском. Тот неловко пожал плечами, словно говоря: от меня-то ты чего хочешь?
В другой части залы Дюморр вскочил с места и наступал на Педдока, а кое-кто из монархистов уже положил руку на рукоять шпаги. Разобрать, о чем они спорят, в общем шуме и гаме не смог бы никто. Одна только Кит в упор смотрела на Расинию, и лицо ее было задумчиво.
— У меня есть мысль, — проговорила Расиния. — Фаро, здесь наверху найдется комната, где мы могли бы устроиться?
— Да, наверное. Но…
— Прихвати перо и бумагу и приходи туда. Скажи этой девушке, Кит, что я хочу узнать ее мнение кое о чем, и постарайся привести ее с собой.
Фаро поглядел на нее с сомнением:
— Хочешь сама сделать набросок декларации?
— Вроде того. Кажется, я знаю, что именно всех устроит.
Как скажешь. — Фаро окинул взглядом спорщиков — их дискуссия грозила вот-вот перерасти в потасовку — и покачал головой. — Думается мне, это будет чудо.
Весть постепенно распространилась за пределы «Золотого соверена». Снова вспыхнули споры — разнообразные компании разъясняли друг другу смысл Декларации, впадали в заблуждение, сравнивали самые противоречивые слухи и бесцельно кружили по улице. Кто-то находчивый побежал в печатную мастерскую, засучил рукава и подготовил набор лаконичного документа; и когда заработали печатные станки, споры, что бурлили тут и там по всему Старому тракту, стали заметно точней и осмысленней. По призыву Мауриска, Педдока, Кит и Дюморра их сторонники выстроились рядами; вначале их было немного, но с каждой минутой к строю примыкали все новые люди.
К моменту, когда солнце поднялось в зенит, толпа уже пришла в движение. Громадное шествие протянулось по Старому тракту и Мостовой улице, направляясь к мосту Святого Валлакса, чтобы перейти на Остров. Расиния, шагавшая во главе шумной колонны, уже различала за широкой полосой реки западную оконечность Острова, где зловеще маячили черные стены Вендра.
Фаро и Мауриск шли рядом с ней. Они уже рассказали Мауриску о гибели Бена и аресте Коры.
— Жаль, что ты не сообщила раньше, — ответил он. — Ты же знаешь, Рас, я всем сердцем хочу ее выручить. Вот только остальные…
Да, знаю. — Главам фракций далеко не всегда удавалось держать в узде своих сподвижников. — Все же мы их расшевелили, и это главное.
Фаро покачал головой. В руке он держал свежеотпечатанный, еще пахнущий краской экземпляр Декларации.
— Зато обеспечили себе крупные неприятности в будущем.
— С будущим разберемся, когда оно настанет. А теперь… — Расиния красноречиво пожала плечами.
— Откуда ты знала, что вот это всех устроит? — осведомился Фаро, помахивая Декларацией.
Расиния отняла у него листок и, улыбаясь, пробежала его взглядом. Полный текст Декларации состоял из нескольких абзацев. В нем не было ни слова о принципах, праве вето, налогах или даже правах человека. Декларация выдвигала всего два простых требования: освобождение Дантона и всех тех, кто был брошен в Вендр прошлой ночью, и согласие короля на созыв предварительных Генеральных штатов, куда войдут лица, подписавшие Декларацию, и другие влиятельные горожане, — для обсуждения всех вопросов, которые возникнут.
— Что ж, — сказала Расиния вслух, — прежде всего, я показывала Декларацию каждому по отдельности. Каждый, таким образом, мог предположить, что все остальные непременно ее подпишут, а он, воздержавшись, останется на бобах.
— Ловкий ход, — согласился Фаро. — И все-таки…
— Ну же, подумай. Дано: компания студентов, которые целыми днями спорят друг с другом в кофейнях и питейных заведениях. Что их всех объединяет?
— Даже не представляю, — признался Фаро.
— То, что они любят спорить, — сказал Мауриск.
Расиния улыбнулась.
— Именно. Стало быть, если хочешь их объединить, предложи им возможность спорить с поистине грандиозным размахом.
Фаро издал сухой смешок. И как бы невзначай сбавил ход, пропустив Мауриска на шаг вперед и оставшись рядом с Расинией.
— Послушай, — прошептал он, наклоняясь к ней, — я знаю, ты вне себя из-за смерти Бена, ты хочешь помочь Коре, но… ведь того, что сейчас происходит, уже не остановишь. Ты же это понимаешь, правда?
— Понимаю, — негромко отозвалась Расиния. — Мы пойдем до конца.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
Улыбка Расинии погасла.
— Я тоже, — сказала она. — Я тоже.
Глава одиннадцатая
Маркус
Тусклый свет зари сочился на улицу Святого Хастофа, разгоняя тени. С ними развеялась и надежда Маркуса на то, что огни, всю ночь пылавшие под стенами, окажутся отвлекающим маневром. Толпа, которая ночью, в отблесках бесчисленных факелов, казалась лишь сонмом призраков, в предутреннем свете обрела пугающую реальность. Многолюдное скопление протянулось поперек всего узкого острова и заполнило боковые улицы вплоть до самой Триумфальной площади. Маркус на глаз прикинул: здесь собралось по меньшей мере несколько тысяч человек — и это только в пределах видимости со стен. Бог весть сколько просто не сумело протолкнуться поближе.
История повторялась: он будто опять оказался в Форте Доблести. Вот только вместо нескольких батальонов вооруженной мушкетами ворданайской пехоты и артиллерийской полубатареи в его распоряжении имелись десятка четыре до смерти перепуганных жандармов и охрана из Министерства информации, которую вряд ли можно было считать надежной боевой единицей. Да и толпа под стенами Вендра отнюдь не проявляла присущего хандараям нежелания рваться в бой — Маркус уже разглядел с полдесятка спешно сооружавшихся лестниц, и часовым на стенах приходилось то и дело пригибаться, спасаясь от летящих камней и других метательных снарядов.
Высота внешней стены Вендра была добрых тридцать футов, и, чтобы перебросить через нее камень, требовалась сильная рука. Впрочем, среди тех, кто собрался внизу, недостатка в силачах не наблюдалось, и кому-то из охранников уже метким броском перебили руку, а одного жандарма едва не сбил со стены шальной кочан капусты. По крайней мере, здесь, в отличие от Форта Доблести, имелась настоящая стрелковая ступень — надежная опора для тех, кто, согнувшись в три погибели, укрывался от обстрела за парапетами.
При всей зловещей репутации Вендр, как и Форт Доблести, давно потерял оборонное значение. Изначально эту крепость возводили для поддержки водных батарей, что прикрывали столицу от нападения с юга, с реки, и потому стены, обращенные к морю, отличались толщиной и обилием амбразур. Укрепления со стороны суши сооружались без особого тщания и представляли собой заурядную каменную стену — она окружала внутренний двор и служила внешней линией обороны. Когда зарождение современной артиллерии вынесло приговор каменным фортам по всему континенту, Корона передала Вендр гражданским властям, а те превратили крепость в тюрьму.
Нынешние затруднения Маркуса упирались в формальность. Будучи тюрьмой, Вендр состоял в ведении министра юстиции и жандармерии, а Маркус, как капитан жандармерии, по чину превосходил любого в этой организации, кроме самого Януса. Однако жандармерия уже довольно давно уступила Вендр Министерству информации, а потому тюрьмой управлял Конкордат, и охрана ее набиралась также из его рядов.
Таким образом, тот, кто сейчас прибыл представиться Маркусу, формально находился у него в подчинении. С другой стороны, он и сам носил на воротничке капитанские нашивки, а его взгляд и манера держаться яснее слов говорили, что Маркуса он считает по положению в лучшем случае равным себе. Мундир его выглядел, мягко говоря, своеобразно: покроем похож на армейский, но не синий, а черный, с серебряными пуговицами и кантом. Поверх мундира он набросил черную кожаную шинель из тех, которые так обожал Конкордат. Прибывший и не подумал отдать честь, и Маркус отплатил ему тем же.
— Сэр, — проговорил офицер Конкордата. Судя по выражению лица, он считал это обращение единственной уместной уступкой. — Прошу прощения, что не имел возможности увидеться с вами раньше.
— Ничего страшного, ночь выдалась хлопотная, — ответил он и представился: — Маркус Д’Ивуар, капитан жандармерии.
— Так точно, сэр. Капитан Джеймс Росс, к вашим услугам.
— Могу я спросить, капитан, к какому подразделению вы принадлежите?
— Особая служба Министерства информации, сэр.
— Особая служба. Ясно.
Маркус никогда не слыхал о такой, но, с другой стороны, он провел много лет вдалеке от Вордана.
— Сколько людей у вас в распоряжении?
— Всего — семьдесят восемь, сэр. Часть нужна, чтобы надзирать за заключенными, но я могу выставить на стены по меньшей мере сорок человек.
Ровно столько, сколько сейчас всего под началом у Маркуса. При этой мысли ему стало не по себе: оказаться в подчинении у этого, с позволения сказать, «капитана» в черной кожаной шинели и начищенных до блеска сапогах Д’Ивуара совсем не прельщало.
— Что ж, — сказал он вслух, — будем надеяться, до драки дело не дойдет.
Росс выглянул наружу, отметил взглядом лестницы, которые сооружала толпа.
— Думаю, шанс такого исхода невелик. Впрочем, нам не составит труда отбиться.
Он ненадолго задумался:
— Собственно, готов держать пари: если поставить на стенах десятка полтора метких стрелков, мы живо выметем этот мусор с улицы. Чернь труслива, два-три смертельных случая быстро охладят ее пыл. Так послать за стрелками?
Нет, капитан. — Лицо Маркуса потемнело. — Позвольте внести ясность. От нас требуется обеспечить безопасность тюрьмы и заключенных. Подавление бунта в наши обязанности не входит. Нисколько не сомневаюсь, что министр юстиции и прочие члены кабинета скоро разрешат эти трудности. До тех пор мы будем прилагать все усилия, чтобы избежать кровопролития.
Взгляд глубоко посаженных глаз Росса остался непроницаем.
— Понимаю, сэр.
— Сколько арестантов сейчас на вашем попечении?
Дантона Гифорт разместил в башне, но Маркусу до сих пор не представилось случая посетить казематы. Фургоны Конкордата доставляли арестованных в Вендр всю ночь, пока толпа снаружи не перекрыла улицы. Маркус и его небольшой отряд из кордегардии едва не застряли в пути и проскользнули в Вендр как раз перед тем, как Росс приказал запереть ворота. Сейчас капитан Конкордата, наверное, сожалеет, что так долго тянул с этим решением: он явно из тех, кто привык командовать сам.
— Мы не вели точного счета, сэр, но навскидку, я бы сказал, чуть больше пяти сотен. Мужчин отделили от женщин и детей, порядок поддерживается.
Он увидел, как изменилось лицо Маркуса, и, неверно истолковав это, поспешил добавить:
— Не беспокойтесь, сэр. Мы знаем свое дело.
— С какой, собственно, стати мы держим в казематах детей?
— Не могу знать, сэр. Это вне моей компетенции. Все списки на взятие под стражу были составлены и подписаны ответственными лицами в министерстве.
Росс позволил себе гаденько усмехнуться:
— Я только держу этих людей за решеткой, сэр.
Маркус глянул вниз, на лестницы, и прикинул, что толпа будет готова пойти на штурм не раньше, чем через час, а то и позже — если там вообще затевают именно штурм.
— Капитан Росс, — сказал он вслух, — не могли бы вы проводить меня в казематы? Полагаю, мне следует произвести инспекцию.
Донжон — главная башня — Вендра представлял собой скошенное, неправильной формы сооружение: высотой в несколько этажей со стороны реки, но с одним-единственным наземным этажом, обращенным к суше. Над окованными железом дверями на парапете выстроились вооруженные шпагами и мушкетами охранники в черных мундирах Конкордата. При виде Росса все они вытянулись и слаженно откозыряли — точь-в-точь шеренга внезапно оживших пугал.
Большую часть нижнего этажа занимал просторный зал. Еще совсем недавно он был заставлен рядами длинных дощатых столов и скамей, чтобы писарям Орланко было где корпеть над грудами бумаг, но в суматохе минувшей ночи все их сдвинули, а кое-где и свалили горой, освобождая проход. Каменный пол щедро усеивали клочки бумаги и лужицы пролитых чернил.
— Обычно мы доставляем заключенных через боковые ворота или со стороны пристани, — объяснял Росс, направляясь к лестницам в дальнем конце зала, — но прошлой ночью они поступали в таком количестве, что пришлось задействовать главный вход. Прошу прощения за беспорядок. — Он глянул на лестницу, которую они миновали. — Это подъем в башню, где ваш помощник Гифорт содержит Дантона. Вон там — спуск в казематы.
Маркус задержался, заметив какой-то предмет, застрявший в щели между каменными плитами пола. Наклонившись, он разглядел крохотный томик «Писаний» — детское издание с крупным шрифтом и рисунками. Книжка изрядно намокла, а кроме того, лишилась задней обложки и половины листов. Маркус не без труда выудил из щели невеселую находку и окинул ее задумчивым взглядом.
— Сэр? — окликнул Росс, оборачиваясь.
Пустяки, ничего особенного. — Маркус сунул томик в карман. Идем.
Спуск в казематы тоже охраняли солдаты в черных мундирах, и они так же исправно козыряли и вытягивались. На лестнице густо пахло кожей и сапожной ваксой, по с каждым шагом постепенно усиливался и другой запах — отсыревшего камня и глины. Они вышли на широкую лестничную площадку, и Росс жестом предложил Маркусу задержаться.
— Что именно вы хотели бы осмотреть, сэр? — осведомился он. — У нас здесь три этажа камер. Первый — старые казематы, где мы держим обычных заключенных, второй…
Куда вы поместили тех, кто поступил прошлой ночью?
— На самом нижнем этаже, — ответил Росс и снова двинулся вниз по лестнице. — Обычно мы не используем эти помещения, они слишком сырые, но зато там много свободного места. Сначала они предназначались под пороховой склад, но этаж ниже уровня реки, и никому до сих пор не удалось найти способа полностью избавиться от сырости.
Маркус чувствовал себя героем старинной сказки, который спускается в некий вымышленный ад, чтобы сразиться с прислужниками тьмы. Лестница, извиваясь, вела все ниже, ее освещали равномерно расположенные масляные лампы. Вскоре дала о себе знать упомянутая Россом сырость: на ступенях стояли лужи, на стенах будто блестела влажная пленка, тут и там даже вырастали небольшие колонии грибов.
На самой нижней площадке их ожидал наряд из трех человек. Командир наряда, не удостоив вниманием Маркуса, четко откозырял Россу.
— Рад, что вы пришли, сэр, — сказал он. — У нас тут случилась небольшая потасовка. В мужском отделении обнаружилось, что один из заключенных — дьякон Истинной церкви, и несколько человек попытались его избить.
Росс нахмурился.
— Сэр, я должен заняться этим случаем. Не хотите присоединиться?
— Если не возражаете, я предпочел бы взглянуть на женское отделение.
Выражение, которое при этих словах появилось на лице Росса, Маркусу категорически не понравилось.
— Разумеется, сэр, — произнес капитан Конкордата. — Лейтенант Валт, проводите капитана.
Валт был выше ростом и плотнее, чем Росс, но его внешний вид отличался той же скрупулезной безупречностью. Он, по крайней мере, молодцевато козырнул Маркусу, а затем бодро зашагал вперед по едва освещенному коридору. Двинувшись следом, Д’Ивуар смотрел, как его провожатый невозмутимо шлепает по лужам, и гадал, сколько сил тот тратит каждое утро на придание сапогам идеального блеска. И где только герцог добывает всех этих ретивых молодых инквизиторов?
— Женщины здесь, сэр.
Они свернули в другой коридор. По его сторонам располагались три двери. У каждой стояло по два охранника, и когда все они развернулись, чтобы отдать честь, черные шинели взметнулись с шорохом, точно крылья.
— По два с лишним десятка в каждой камере.
— У вас не нашлось для них одиночных камер?
Валт пожал плечами:
— Все занято, сэр. Слишком много заключенных. Полагаю, когда все утихнет, их переведут в другое место.
Маркус кивнул, изображая задумчивость, и неспешно двинулся по коридору. За второй дверью он различил слабый звук, похожий на крик, но сильно приглушенный деревом и камнем.
— Откройте, — приказал капитан.
Охранники вопросительно глянули на Валта, тот кивнул. За дверью обнаружилось тесное помещение, каменный пол которого был почти целиком залит водой. С потолка непрерывно капало, и капли, сливаясь с ручейками на стенах, стекали вниз неприятной бурой жижей. Окон здесь не было, и единственным источником света служила лампа, бросавшая длинные тени на стены камеры.
Большинство узниц сгрудилось на сухом пятачке у самой двери. Прямо напротив входа, сгорбившись, стояла на коленях девушка, а над ней возвышался, широко расставив ноги, охранник в черном мундире. Он как раз замахнулся для жестокого удара в висок, но на скрип двери неуклюже обернулся и уставился на силуэты Маркуса и Валта, очерченные светом из коридора.
— В чем дело, рядовой? — В голосе лейтенанта не было ни тени возмущения, одно только любопытство. — Что здесь происходит?
— Принес еду заключенным, сэр! — отчеканил охранник, указав на большую глубокую миску с вареными бобами. — А эта особа на меня напала, сэр!
— Вовсе она не… — зазвенел из толпы девичий голос, но кто-то из соседок зажал болтунье рот.
— Рядовой, — мягко проговорил Валт, — постарайтесь без необходимости не прибегать к крайним мерам. Помните, увечный арестант — это лишние хлопоты.
Охранник косолапо отступил от стоявшей на коленях девушки, выпрямился и откозырял:
— Так точно, сэр! Спасибо за напоминание, сэр!
Валт повернулся к Маркусу.
— Вы хотели допросить заключенных, сэр?
Маркус не сводил глаз с девушки. Она медленно поднялась на ноги. Блузка ее была изорвана в лоскуты, и в прорехах на миг мелькнули маленькие белые груди, покрытые пятнами синяков. Затем она запахнула обрывки блузки и, волоча ноги, вернулась в угол, где сидели ее товарки.
— Нет, — ответил Маркус, стараясь, чтобы голос прозвучал ровно и бесстрастно. — Давайте вернемся наверх.
— Рад вас видеть, сэр, — сказал Гифорт, когда Маркус, одолевая по две ступени за раз, поднялся в башню. Судя по всему, он был почти искренен. Как бы вице-капитан ни относился к своему новому начальству, последние события изрядно пошатнули его душевное равновесие. — Что там, на стенах… уже началось?
— Еще нет, — ответил Маркус. — Соберите всех, на кого, по-вашему, можно положиться, и отправьте их вниз, в казематы. Скажите Россу, что мы берем охрану нижних этажей на себя. Скажите ему… — Он на миг задумался. — Скажите так: я считаю, что, если дойдет до драки, его люди справятся с делом лучше наших и потому я предпочту, чтобы они защищали стены, а не охраняли камеры. Надеюсь, это его осчастливит.
— Есть, сэр.
И сделайте что-нибудь, чтобы заключенные не сидели в воде, иначе половина к завтрашнему вечеру свалится с лихорадкой. Может быть, пригодятся те большие столы на первом этаже. Разломать их, а щепки пустить на растопку. Я хочу, чтобы в каждой камере горел огонь. Ясно?
— Так точно, сэр. Что насчет…
— Живо, Гифорт! — Маркус отыскал кресло и тяжело опустился в него, обхватив голову руками. — Всё прочее может подождать.
Вице-капитан козырнул и бесшумно вышел. Д’Ивуар не двигался, силясь замедлить участившееся дыхание и унять ломоту в висках.
О чем только, черт возьми, думал Янус? Конечно, такой же вопрос следовало задать Последнему Герцогу, который должен был знать, что будет твориться в Вендре, если утроить обычное число арестантов. Конечно, вполне возможно, что Орланко и хотел — ради какой-то своей злокозненной цели, — чтобы узники страдали от невыносимых условий; но Маркус не верил, не хотел верить, что Янус сознательно допустил такой поворот событий. Он не мог знать, что Орланко решится на повальные аресты… но он наверняка предвидел, к каким последствиям приведет арест Дантона!
«Рано или поздно, капитан, всем нам приходится что-то принимать на веру».
Тогда, в хандарайской церкви, слушая, как пушечные ядра с гулким звоном молотят по стенам, Маркус безоговорочно верил, что полковник не бросит его в беде. В тот раз его появление превратило последний безнадежный бой в блистательную победу, пусть даже цена этой победы оказалась чрезмерно высокой.
«Придет ли он мне на помощь и сейчас?»
Так же бесшумно ступая, вернулся Гифорт. Башенная камера, где они сейчас находились, была гораздо светлей и просторней казематов: с высокими потолками, с бойницами, через которые, рисуя дорожки на полу, просеивался солнечный свет. Из обстановки тут имелись лишь пара стульев, сколоченный из досок стол да два бочонка. В косых узких полосах света неистово плясали пылинки.
— Я отдал распоряжения, сэр.
— Хорошо.
Маркус двумя пальцами потер лоб, но боль в висках от этого только усилилась. Капитан вздохнул:
— Удалось вам вытянуть что-нибудь из Дантона?
Никак нет, сэр. Он прикинулся слабоумным. Только и просит что принести пива, да еще найти принцессу.
— Святые и мученики! А ведь он, казалось бы, должен понимать, что произойдет, если вся эта толпа двинется штурмовать стены.
— Я пытался ему объяснить, сэр.
Что ж, тогда не забудьте оставить двух-трех наших людей и здесь, наверху. Если Дантон попадет в лапы Росса и начнет ломать перед ним ту же комедию, ему не миновать знакомства с раскаленной кочергой и тисками для пальцев.
— Думаете, Росс на такое способен?
Маркус помедлил. От необходимости отвечать его избавило появление шестового Эйзена, который запыхался, поднимаясь по лестнице бегом.
— Сэр! — выпалил Эйзен.
Причина такой спешки могла быть только одна.
— Уже иду.
Лестницы были готовы, но толпа не штурмовала стены. Пока еще не штурмовала.
— Эй, кто там у вас главный? — взывал снизу гулкий бас. — Выходи, мы хотим потолковать!
Призыву вторил согласный рев толпы.
Росс нагнал Маркуса и Гифорта у основания стены.
— Нам ни к чему соглашаться на переговоры, — сказал офицер Конкордата. — Это может быть ловушка. Если у них там где-нибудь засел хороший стрелок с винтовкой…
— Я рискну, — отозвался Д’Ивуар. — Вы можете остаться здесь.
— Но…
— Капитан, у них численное преимущество пятьсот к одному. По-моему, веский довод в пользу переговоров. Согласны?
Не дожидаясь ответа, он торопливо поднялся по узкой каменной лестнице на стрелковую ступень. Росс и Гифорт следовали за ним по пятам. Приказ, ранее отданный Гифорту, был уже выполнен, и половину жандармов на стене заменили солдаты Росса в черных шинелях. Все они были вооружены, и Маркус вдруг задумался, не было ли ошибкой поддаться порыву рыцарских чувств. Хватит и одного выстрела, чтобы все пошло кувырком.
— Росс, — сказал он вслух, когда они уже добрались до вершины стены. Внушите своим людям, чтобы открывали огонь только по моей команде. Всякий, кто начнет стрелять раньше времени, будет держать ответ лично перед министром юстиции.
— Есть, сэр.
Росс направился к своим лейтенантам, а Маркус поднялся на парапет и окинул взглядом собравшуюся внизу толпу.
В сравнении с тем, что он видел утром, она стала заметно организованней, и это не сулило ничего хорошего. Шесть огромных лестниц лежали наготове у основания стены, окруженные плотным кольцом людей. Сборище было пестрое — рыбаки, ремесленники, чернорабочие и даже женщины, — но сразу бросалось в глаза, что вдоль лестниц выстроились кряжистые портовые грузчики, способные без труда поднять их и прислонить к стене. Кроме того, все эти люди были вооружены, правда, по большей части дубинками или самодельными копьями. Изредка кое-где поблескивала металлом добытая невесть откуда шпага.
Посредине импровизированной осадной команды высился громадного роста человек в кожаном рыбацком фартуке; рядом стояли две женщины. Именно этот великан и призывал к переговорам, могучим басом без усилий перекрывая возбужденный рокот толпы.
Маркус набрал в грудь побольше воздуха и сложил рупором ладони.
— Здесь командую я! — прокричал он. — Это незаконное вооруженное собрание, и я вынужден призвать вас разойтись!
По толпе прокатились волны смеха. Великан в кожаном фартуке обменялся парой слов с женщинами рядом и выкрикнул в ответ:
— Прошу прощенья, не можем! У нас тут дело!
— Чего вы хотите?
— Откройте ворота и освободите заключенных! Если не станете сопротивляться, мы отпустим вас и ваших людей на все четыре стороны!
— Я не вправе так поступить, — сказал Маркус. Краем глаза он заметил, что Росс возвращается. — Однако если вы пожелаете прислать своих представителей для ведения переговоров, мы впустим их, и, быть может, нам удастся достичь какого-то соглашения?
Это предложение вызвало некоторое замешательство. Женщины жарко заспорили, великан помалкивал, напряженно прислушиваясь к ним. Маркус затаил дыхание, наблюдая за этой сценой. «Если они пойдут на переговоры, я смогу выиграть время». Время — вот единственная надежда, шанс правительству принять хоть какое-то решение, исполнить требования толпы или вызвать ближайшую армейскую часть, чтобы подавить бунт.
«В любом случае отвечать за это уже не мне».
На кой нам переговоры? — пробасил великан, прекращая спор. Или откройте ворота, или мы откроем их сами.
И добавил, склонив голову к плечу:
— Ты ведь жандарм, верно? Против жандармов мы ничего не имеем. Неужто тебе и впрямь охота помирать за псов Орланко?
«Похоже, что нет».
Маркус оглянулся — Росс неистово жестикулировал, пытаясь привлечь внимание.
— Рядовой Ханс отменно стреляет, — сообщил капитан Конкордата. Он уверен, что с такого расстояния сможет подстрелить главаря.
— И что это даст? — осведомился Маркус.
Внесет смятение в толпу! Потом пара залпов по командам у лестниц, и…
— Стрелять только по моей команде.
— Но…
— Эй, жандарм! — окликнул снизу все тот же гулкий бас. — Как насчет ответа?
Маркус глянул на Гифорта, но вице-капитан упорно смотрел в сторону, на редкую цепь зеленых и черных мундиров, протянувшуюся вдоль стены. У жандармов, пригнувшихся за парапетом с мушкетами в обнимку, вид был далеко не воинственный. Большинству этих парней, скорее всего, ни разу в жизни не приходилось стрелять в людей.
— Я не могу вас впустить! — прокричал Маркус. — Если бы вы согласились на переговоры…
— Вперед! — громыхнул великан.
Толпа отозвалась единым оглушительным ревом. Маркус едва различил в нем отдельные выкрики: «Дантон!», «Орел и Генеральные штаты!», «Смерть Последнему Герцогу!» Команды портовых грузчиков слаженно подхватили лестницы и рысцой побежали к стене. Вооруженные дубинками отряды следовали за ними, не отставая ни на шаг.
— Сэр! — воскликнул Росс.
Маркус понимал, что с военной точки зрения уже совершил серьезную ошибку. Все это время солдатам на стенах следовало стрелять, вынуждая противников держаться вне досягаемости мушкетного огня, чтобы с началом штурма им пришлось преодолевать более широкую полосу ничейной земли. Последствия таких действий могли оказаться двоякими. Численное превосходство штурмующих было устрашающе велико, но у неопытных, необстрелянных бойцов, каковыми они являлись, как правило, не хватает духа карабкаться вверх по тридцатифутовой лестнице, пока вокруг свищут пули и замертво падают люди. Два-три залпа могли бы сломить их. «Или разъярить настолько, чтобы добраться сюда и раскроить нам черепа, как гнилые орехи».
Если бы он отдал приказ стрелять…
В этом случае его имя безусловно вошло бы в историю. Его запомнили бы — независимо от исхода событий.
«Маркус Мясник, который приказал открыть огонь по толпе горожан».
Молодая рыжеволосая женщина сорвалась с места и бегом нагнала одну из осадных команд. Другая все так же стояла, неотрывно вглядываясь в Маркуса, как будто его лицо казалось ей знакомым.
«Яйца Зверя! Я не могу этого сделать, ведь правда же, не могу?»
Вся эта толпа — ворданаи, его соотечественники, просто рыбаки, носильщики, лавочники, и единственный их враг — люди в черном, которые в глухой ночи забрали сотни мужей, жен, детей.
«Черт, да если б я не носил этого мундира, я и сам сейчас мог быть там, среди них!»
И как только Маркус осознал это, его вдруг охватило невыразимое спокойствие. Наконец-то цель стала совершенно ясна. Выиграть как можно больше времени, не отняв, по возможности, ничьей жизни. А значит, нет и не может быть сомнения, как ему следует поступить.
— Сэр! — настойчиво повторил Росс и, не дождавшись ответа, повернулся к своему лейтенанту: — Приготовиться открыть…
— Отставить! — гаркнул Маркус. — Всем покинуть стену! Отступаем в донжон!
Он развернулся, повысил голос, стараясь, чтобы его услышали и те, кто штурмовал стену:
— Всем отступать!
— Вы шутите?! — воскликнул Росс.
— Донжон проще оборонять, — любезно пояснил Маркус. — Я не хочу рисковать людьми в бессмысленных стычках.
Солдаты Конкордата, слышавшие приказ, еще колебались, но жандармов не пришлось уговаривать. Они направились к лестнице и спешно спустились во внутренний двор. Гарнизон стены разом уменьшился вдвое, и черным мундирам волей-неволей пришлось последовать примеру зеленых.
Наконец на стене остались только Росс, Гифорт и Маркус.
— Прошу. — Маркус жестом указал на лестницу во двор.
— Сэр, — ледяным голосом сообщил Росс, — это государственная измена. Можете быть уверены, я извещу его светлость о вашем возмутительном решении.
— Как угодно, — согласился Маркус. Сквозь ликующие крики снизу пробился отчетливый стук — это ударилась о парапет первая штурмовая лестница. — Но, может быть, нам стоит продолжить этот разговор в более подходящем месте?
Росс сквозь зубы выругался и сбежал вниз, разом перепрыгивая через две ступеньки. Маркус, глядя на толпу осаждающих, невозмутимо осведомился:
— Он ведь не упал с лестницы и не свернул себе шею, верно?
— Никак нет, сэр, — отозвался Гифорт. — Нс упал.
— Какая жалость. Что ж, идемте.
Маркус глубоко вздохнул. Головная боль, донимавшая его с утра, наконец отступала.
Винтер
Человек, вызванный Джейн, чтобы разобраться с дверью, носил прозвище Серомордый, или просто Серый — не потому, что, как поначалу решила Винтер, происходил из Хандара, а потому, что, будучи кузнецом, имел привычку слишком низко наклоняться к горну, отчего лицо его постоянно было покрыто слоем серого пепла и сажи. Он был плотного сложения, не такой великан, как Орех, но заметно шире того в поясе. И хотя сейчас его лицо цветом не соответствовало прозвищу, выглядело оно все же довольно устрашающе. Бровей Серый лишился давным-давно, а скулы и лоб его были густо покрыты отметинами ожогов, оставленных брызнувшими невзначай искрами.
— Смастерить таран нетрудно, — сложив руки на объемистом животе, рассуждал он уверенным тоном знатока, излагающего профессиональное мнение. — Вот глядите: берешь, например, здоровенный чугунный котел. На крайний случай сойдет и половина большой бадьи. Добываешь приличных размеров бревно, надеваешь на него котел, хорошенько раскаляешь и обрабатываешь молотом. Котел остынет, убавится в размерах и прочно сядет на дерево.
— Хорошее же нам понадобится бревно, чтобы пробить дырку вот в этом, — заметил Орех.
«Этим» была дверь донжона, массивное сооружение из дуба, для прочности окованное полосами железа и вогнанное в каменный проем глубоко и плотно — ни щелочки, ни малейшего признака дверных петель. Для неопытного глаза дверь и впрямь выглядела несокрушимой преградой, но Винтер сразу не сочла ее серьезным препятствием, поскольку крепость строилась без расчета на оборонительные действия.
Если Остров в целом напоминал очертаниями выжатый лимон, то Вендр располагался на его макушке, занимая треугольный участок земли, острым концом направленный вниз по течению. Донжон тоже был выстроен в форме треугольника. На реку выходили две наружные стены высотой в три этажа, со множеством бойниц и давно опустевших амбразур. С тыльной их стороны шиферная, причудливой формы крыша полого спускалась к низкой стене со стороны суши. В паре обращенных к ней прямоугольных башен не имелось ни единой бойницы.
Иными словами, защитники крепости не смогли бы досаждать противнику после того, как он займет внутренний двор. И, как доказал ранее Янус в оазисе Большого Десола, никакая дверь не может до бесконечности выдерживать напор врага при наличии у того времени, людских ресурсов и подобающих орудий. У импровизированного войска Джейн пушек и пороха не было, зато в достатке имелись крепкие плечи и охочие до дела руки, а потому таран и впрямь казался для них наилучшим выбором.
Беспокоило Винтер другое: что произойдет после того, как они взломают дверь? Ни Орех, ни прочие, судя по всему, не заглядывали так далеко, и у нее не было ни малейшего желания подрывать авторитет Джейн, а потому она помалкивала и лишь незаметно старалась перехватить взгляд подруги.
— …человек двадцать, наверное, — говорил Серый. — Или тридцать, чтобы наверняка. Считайте, по два фута на человека стало быть, брус нам нужен длиной футов в тридцать.
— В точку, — сказала Джейн. — Вот и займись этим. Орех, проследи, чтобы ему дали все, что потребуется.
Серый ошарашенно моргнул.
— Да где же мне взять этакий длиннющий брус?
— Вокруг полно построек, — отозвалась Джейн. — Найди потолочную балку подходящей длины, да и забирай.
— Это же черт знает сколько возиться, — бормотал Серый, неловко ежась от непривычного бремени ответственности, которая ни с того ни с сего свалилась на его плечи. — Снять черепицу, поставить подпорки…
— Это если тебе не плевать, рухнет крыша или нет, — уточнил Орех.
— Ты что же, хочешь, чтобы я развалил чужое жилище?
— Я хочу, — сказала Джейн, — чтобы ты добыл брус для тарана, и чем быстрее, тем лучше.
С этими словами она быстро глянула на Ореха. Тот понимающе кивнул и подхватил Серого под локоть.
— Пошли, — сказал он. — Я тут дальше ио улице видел Истинную церковь, и, сдается мне, там как раз и есть то, что нам надо.
— Только проверьте, не прячется ли кто внутри! — крикнула им вслед Винтер, хотя и сомневалась, что ее услышали.
И вот они с Джейн наконец остались одни — насколько здесь вообще возможно было уединиться. Внутренний двор Вендра был полон хохочущих, громогласно перекликающихся людей. До нашествия тут располагались две-три небольшие бревенчатые конюшни и другие хозяйственные постройки, но мятежная толпа в запале разнесла их до основания, а обломки дерева забрали на топливо для громадных костров, которые уже занимались на улице, за стеной. Вот-вот должны были подвезти еду, а выпивку уже доставили — либо безвозмездно прихватили из ближайших заведений, закрытых по случаю бунта. Людей постепенно охватывало бесшабашно-праздничное настроение: казалось, что после того, как жандармы отступили со стен, ничего больше и делать не придется, кроме как покричать в свое удовольствие. Громадную толпу опьяняло сознание собственной силы, как будто победа, добытая так легко, сделала ее неуязвимой для возможных последствий.
Если кто и направлял действия мятежников, так это Джейн. По крайней мере, она могла отдавать приказы, и их по большей части выполняли. Тихоня Мин в коммуне Джейн ведала расписанием дежурств, а сейчас с не меньшим воодушевлением принялась составлять боевые отряды, собирая с помощью других Кожанов рабочие команды и разъясняя людям, что и как им надлежит делать. Не обошлось без шуточек о «девицах Чокнутой Джейн», но шутники живо прикусили язык.
— Ну? — сказала Джейн. — Что случилось?
Винтер растерянно моргнула. Ей и в голову не пришло, что тревожные мысли так красноречиво отражаются на ее лице.
— Почему ты решила, что…
Джейн расхохоталась.
— Да брось! Точно такой же вид у тебя был, когда ты отговаривала меня швыряться тухлыми яйцами в мистрис Горменталь или стырить панталоны Коули. Про себя я это твое выражение лица называла «Но, Джейн!». «Но, Джейн, нам же за это достанется!»
Винтер вымученно улыбнулась.
— Не подумай, что я хочу испортить тебе настроение…
— Но… — с нажимом подсказала Джейн.
— Но, — повторила Винтер, — по-моему, ты не принимаешь все это всерьез.
Улыбка Джейн погасла.
— Правда? Я только что приказала крушить чужие дома, чтобы мы могли проломить эту дверь. По-твоему, это не всерьез?
— Дело не в двери. Если они откроют огонь…
— Не откроют, — отрезала Джейн. — Хотели бы в нас стрелять — стреляли бы со стены. Что проку начинать сейчас, когда позиция хуже прежней?
— Не уверена, что их позиция так уж плоха. Пробиваться через эту дверь с боем — сущий кошмар. Если до такого дойдет, погибнут люди. Очень много людей.
— Мы были готовы к этому утром, и нас это не остановило.
— То было утром. Теперь же все ведут себя так, будто мы уже победили.
Джейн нахмурилась, затем осторожно глянула на Винтер.
— Сдается мне, ты что-то недоговариваешь.
Винтер неохотно кивнула.
Капитан жандармов. Вид у тебя был такой, будто ты его знаешь. Это так?
— Его имя, — сказала Винтер, — Маркус Д’Ивуар. Он командовал моим батальоном в Хандаре.
Ты хорошо его знала? — Джейн нетерпеливо подалась вперед. — Может, поговоришь с ним от нашего имени? Если б только тебе удалось объяснить ему…
— Что? — Винтер вздрогнула. — Нет! Ты не понимаешь. Он не знает, что я… — Она обвела жестом свою фигуру. Винтер, как и Джейн, была одета по-мужски, но эта одежда не могла скрыть признаков женственности. — Я не могла бы с ним заговорить, не объяснив прежде, как здесь оказалась и почему.
— Извини. — Джейн покачала головой. — Меня занесло. И все-таки — ты его знаешь?
Немного. Больше понаслышке, чем лично. Мы не были близки.
— Что он за человек?
Жесткий. Не сказать, что одаренный вояка, но крайне упрямый. В бою на Тсели готов был драться до последнего солдата, но не отступить с позиции, которую ему приказали оборонять. А еще он откровенно боготворит полковника.
— Что еще за полковник?
— Граф Миеран. Нынешний министр юстиции.
— Ага… — Джейн задумчивым взглядом окинула дверь донжона. Значит, ты думаешь, у него припрятан какой-то козырь?
— Ну… не совсем. Я просто не думаю, что он сдастся без боя.
Но ведь он уже оставил стену?
Только потому, что мог отступить в донжон. Если мы окончательно загоним его в угол…
Винтер мысленным взором увидела, как дубовая дверь, расколовшись от удара, валится внутрь, как поверх нее с воплями врываются в донжон ликующие Кожаны. И натыкаются на сооруженную наспех баррикаду, что щетинится десятками мушкетов. Вспышки выстрелов, залихватское пенье пуль, звон рикошетов и глухое чавканье свинца, угодившего в живую плоть. Страшные предсмертные крики. Кровь.
Ты вправду считаешь, что этот Д’Ивуар прикажет стрелять? — тихо спросила Джейн.
Он явно не хочет отдавать такого приказа, иначе сделал бы это еще раньше, на стене. — Винтер всеми силами старалась изгнать из воображения чудовищную картину. — С точки зрения тактики ты права: открыть огонь со стены было бы наилучшим ходом. И все-таки, если полковник приказал ему любой ценой удержать под арестом Дантона, рано или поздно он вынужден будет вступить в бой.
— Черт! — Джейн с ненавистью глянула на дверь.
Странно было думать, что по ту сторону засели люди, отделенные от мятежников лишь несколькими дюймами прочного дуба и железа, так близко и в то же время недоступно далеко, как если бы они окопались на луне.
— Когда будет готов таран, попытаемся вступить в переговоры. Может, и сумеем достучаться до его здравого смысла. Только ты же знаешь, времени у нас в обрез. Кто-нибудь там, — она мотнула головой в сторону севера, где располагался Онлей, — вот-вот проснется и наконец решит действовать.
— Знаю, — выдохнула Винтер. — Правда, есть и хорошая новость.
— Какая именно?
— Если там, в донжоне, командует капитан Д’Ивуар, с Абби и другими девчонками ничего худого не случится.
Джейн постаралась не показать виду, но все же на лице ее отразилось безмерное облегчение.
— Ты так думаешь?
— Если их доставили в Вендр целыми и невредимыми, капитан позаботится, чтобы так было и впредь. Полковник однажды сказал, что, когда дело касается женщин, Д’Ивуар становится настоящим рыцарем, защитником прекрасных дам.
Джейн от души рассмеялась.
— Пожалуй, новость и впрямь хорошая.
«Если только там командует именно Д’Ивуар».
Винтер прикусила губу. На стенах, помимо жандармов, стояли и солдаты в черных шинелях Конкордата.
От этой мысли ее отвлекло появление девушки в фартуке, какие у Кожанов были чем-то вроде форменной одежды. Винтер не помнила, чтобы видела ее на совещаниях у Джейн, — многие жены и дочери портовых рабочих примкнули к походу на Вендр самовольно, следуя примеру сорвиголов Чокнутой Джейн. Подруга Винтер, будучи человеком практичным, приняла их под свое командование и приставила к делу.
— Сэр… то есть мэм… то есть Джейн! — Девушка согнулась пополам, упершись ладонями в бедра и бессильно хватая ртом воздух. — Я… у меня…
— Не спеши, — приказала Джейн. — Отдышись как следует.
— Есть, сэр!
Винтер невольно улыбнулась этой попытке изобразить «военную косточку». Уж не читала ли эта девушка те же самые книги, которые глотала и Винтер перед побегом из «Тюрьмы миссис Уилмор»?
Наконец юная посланница перевела дух и выпрямилась.
— Там, на улице, пришли какие-то люди! — выпалила она. — Их много… сотни!
Винтер присвистнула.
— А ведь, казалось бы, в Доках не осталось ни души.
— Они не из Доков, — сказала девушка, — и не наши. По виду чистая, благородная публика, хоть и не все разодеты в пух и прах. Виера думает, они из Университета. Они пришли через мост Святого Хастофа.
— А что им здесь нужно, сказали? — осведомилась Джейн.
— Сказали, хотят помочь. И все время толкуют о Дантоне.
Дантон. Винтер знала, что этот краснобай никогда особенно не интересовал Джейн, однако у него было немало поклонников в Доках. И, как видно, на Северном берегу — тоже.
— Что ж, — сказала Джейн, — думаю, помощники нам не помешают. Она покосилась на Винтер. — Может, если мы поставим впереди пару-тройку приличных граждан, жандармы поостерегутся стрелять.
— Прошу прощенья, сэр… то есть, мэм, — перебила девушка, — но там некоторые хотят повидаться с тем, кто у нас главный. И один из них уж такой нарядный, никак не меньше, чем граф.
— Ладно. — Джейн расправила плечи, приосанилась и быстро переглянулась с Винтер. — Не будем заставлять их благородия ждать.
Расиния
Альфред Педдок сюр Вольмир к решению о походе на Вендр отнесся без особого восторга, но вскоре его настроение резко переменилось. Выяснилось, что молодой аристократ, прежде чем отказаться от мысли об армейской карьере, проучился пару лет в военной академии и обзавелся обширным запасом стратегических знаний, дающих ему очевидное право возглавить то, что он упорно называл «нашей операцией». Он даже ухитрился добыть где-то шпагу и на ходу грозно размахивал ею, словно прорубаясь сквозь незримый вражеский строй.
Педдок собрал вокруг себя группу единомышленников — одни, как и он, претендовали на практическое знание военного искусства, другие прочли уйму книг по теории войны или же просто увлеклись возможностью побыть стратегами. Вся эта компания почти сразу ударилась в жаркие споры о том, как надлежит действовать дальше, но, по счастью, не столько они вели толпу, покинувшую Дно, сколько сама толпа неудержимо несла их с собой, как пузырьки воздуха на поверхности бурного ручья. В конце концов, всем и каждому здесь было хорошо известно, куда именно они направляются, а после того как остался позади последний ряд домов, тянувшихся вдоль Мостовой улицы, скошенные башни Вендра стали видны как на ладони.
Мауриск и Дюморр шагали неподалеку, погруженные в дискуссию о том, является ли республика большим благом для народа, нежели монархия, и какими именно допущениями касательно человеческой природы это можно обосновать. Расинии досталось общество Фаро (с той самой минуты, когда они встретились у входа в «Золотой соверен», он следовал за ней тенью) и женщины по имени Кит, вместе с Дюморром представлявшей радикалов. Впереди, позади, со всех сторон текла, заполняя дорогу, бесконечная людская река. Во всех домах, что они миновали, двери и окна были наглухо закрыты: их обитатели либо бежали без оглядки, либо, трясясь от страха, затаились внутри. Жандармов нигде видно не было.
— Китомандиклея? — после долго молчания окликнула Расиния.
— Да? — отозвалась Кит. Она обливалась потом, и тушь вокруг ее глаз начала подтекать. Всякий раз, когда Кит вытирала вспотевшее лицо, под ее глазами оставались черные потеки.
— Я только хотела спросить: почему ты выбрала именно это имя? Ты же сама его выбрала, верно?
Кит настороженно глянула на Расинию, явно подозревая, что над ней потешаются.
— Китомандиклея была королевой митрадакитов, — наконец ответила она. — Когда все прочие вожди выступили за то, чтобы покориться ванадитам, Китомандиклея с каждым из вождей сразилась в поединке и убила всех до одного. Затем она повела свой народ — и мужчин, и женщин — против ванадитов. Произошло это примерно за тысячу лет до явления Кариса.
— И что было дальше?
Кит пожала плечами:
— Бойня. Один из ванадийских вождей заколол Китомандиклею, а потом ее тело бросили под колесницы и ездили по нему, пока не превратили в кровавое месиво. Всех пленных мужчин ванадиты казнили, женщин и детей обратили в рабство. Знаешь, мы, ворданаи, отдаленные потомки митрадакитов. Говорят, если у кого-то голубые глаза, значит, в его жилах течет частица митрадакийской крови.
— Да… поразительное имя. Тебе когда-нибудь приходило в голову, что вожди, которые хотели покориться ванадитам, были правы?
Кит снова пожала плечами, и в глазах ее на мгновение мелькнула неловкость.
— Это же просто предание. Может, Китомандиклеи никогда и не было на свете.
— А как тебя зовут на самом деле?
Глаза Кит вспыхнули.
— Именно так меня и зовут!
Извини. Я просто спросила.
Расиния поглядела вперед. Первые ряды шествия, возглавляемые Педдоком, как раз переходили мост, который вел на Остров.
— Меня назвали, разумеется, в честь принцессы. Такая скука. Всегда жалела, что ношу такое заурядное имя.
— Первая Расиния, — сказала Кит, — была удивительной женщиной. Старшая сестра последнего языческого короля Вордана. Говорят, она умела исцелять хворых и с помощью чар отличать правду от лжи. Брат сделал ее верховным судьей страны.
— Что с ней стало?
Кит вздохнула.
После Обращения священники Черных объявили ее колдуньей и казнили. Когда Фарус Четвертый изгнал из Вордана слуг Истинной церкви, Орбоаны решили, что Расиния была подлинной героиней, и возродили ее доброе имя. Считается, что династия Орбоан по одной линии происходит от древних языческих королей.
Никогда о таком не слыхала.
В наше время об этом предпочитают помалкивать. — Кит покосилась на Расинию, и лицо ее едва заметно порозовело. — Извини, что болтаю без умолку. Я, видишь ли, изучаю древнюю историю.
— Ты учишься в Университете?
Кит кивнула.
Первый год. И возможно, последний, если отец узнает, во что я ввязалась. Что поделаешь, стоило мне послушать Дантона, и я просто не могла усидеть в библиотеке.
Она плавным жестом обвела толпу:
— Взгляни на них! Все это происходит сейчас. Не теоретический диспут о природе государственной власти, — Кит глянула на Дюморра, — а живые, настоящие события. Сама история творится у нас на глазах.
Она улыбнулась, и на краткий миг за аскетической прической и размазанной тушью стало видно юное, миловидное личико.
Как если бы Китомандиклея вела свою битву прямо под моим окном. Я бы никогда не простила себе, останься дома только из-за страха, что в меня угодит случайная стрела.
Расиния молча смотрела на собеседницу. Что почувствовала бы Кит, узнай она, что Дантон лишь неграмотный простак с разумом ребенка и все его речи до последнего слова составлены парой заговорщиков-любителей в задней комнате «Синей маски»? Или что Расиния намеренно разжигает смуту против того самого правительства, которое ей однажды — и весьма скоро — предстоит возглавить? Или что она, Расиния, формально даже не живой человек, а кощунственное порождение магии демона, созданное альянсом Последнего Герцога и священников Черных. Или…
Одна ложь наслаивалась на другую, и толща лжи все росла, темными водами подымаясь вокруг Расинии, густая, мутная, омерзительно липкая. Скоро, очень скоро эти воды поднимутся так высоко, что сомкнутся над ее головой…
«Впрочем, мне ведь на самом деле даже не нужно дышать. Верно?»
— Тебе плохо?
— Мне? — Расиния вдруг поняла, что, забыв обо всем, оцепенело таращится в пустоту. — А, нет! Извини. Просто задумалась.
— Мне жаль, что твой возлюбленный погиб. Не получилось сказать это раньше, но… прими мои соболезнования.
— Возлюбленный? А… ты имеешь в виду Бена. — Расиния ощутила, как лицо ее невольно заливается краской. — Он не был… то есть мы не зашли так далеко… но спасибо за сочувствие.
— Мы заставим Последнего Герцога заплатить за каждую…
Кит осеклась на полуслове — к ним подошел Фаро. Они уже приблизились к опоре моста, и до Острова оставалось рукой подать. Улица Святого Хастофа пролегала перед самыми стенами Вендра, и даже отсюда было видно, что она полна народу. Расиния удивилась, что голова их колонны так быстро добралась до места назначения, но потом ее осенило.
Фаро открыл рот, но Расиния его опередила.
— Кто эти люди? — спросила она, указывая вдаль.
— Простолюдины из Доков, — ответил Фаро, на долю секунды смешавшись, но тут же овладев собой. — И не только оттуда, полагаю. Некая женщина ио прозвищу Чокнутая Джейн привела их сюда после того, как разошлась весть об аресте Дантона, и они осадили Вендр.
Кит восторженно ахнула, а Расиния испытала смутное облегчение — впервые с той самой минуты, когда сжимала в объятьях мертвое тело Бена. Не только Университет — весь город поднимается против Орланко! Пускай все их расчеты и продуманные планы пошли прахом, но они и впрямь могут победить. И тогда смерть Бена не окажется напрасной.
Фаро, впрочем, был настроен далеко не так оптимистично.
— Педдок, едва прибыв на место, с ходу принялся отдавать приказы, и портовой братии это пришлось совсем не по вкусу. Один из них отправился за этой самой Джейн, чтобы устроить совещание честь по чести. Надо добраться туда, пока Педдок не успел выставить себя полным ослом.
Кит заговорщически глянула на Расинию и выразительно закатила глаза.
— Я сильно подозреваю, — сказала Расиния, — что мы можем опоздать.
Она оказалась права. Еще до их прихода — собственно, даже до того, как Фаро сообщил им новости, — Педдок уже успел выставить себя ослом, а к моменту, когда Расиния и ее спутники протолкались через мост и забитые людьми улицы к самым стенам тюрьмы, ухитрился превратить мирный разговор в ожесточенную перебранку, а та вот-вот могла перейти в драку.
Передние ряды колонны давно остановились в самом начале улицы Святого Хастофа, там, где мост соприкасался с Островом и начиналась стена Вендра. Весть об этом не сразу достигла задних рядов, и потому люди все теснее набивались на мост, стремясь разглядеть, что препятствует движению. Расинии и Фаро пришлось прокладывать себе дорогу локтями; Кит, Мауриск и Дюморр протискивались следом, не отставая ни на шаг.
Пробившись наконец в голову колонны, они увидали впереди, за неширокой полосой пустого пространства, толпу портовых рабочих и сердито сверкавших глазами девушек в мужской одежде — те и другие сомкнулись плечом к плечу, перекрыв улицу, как настоящий боевой строй. На нейтральной полосе Педдок и его свита новоявленных стратегов вели спор с плечистым великаном в кожаном фартуке.
И все это разворачивалось перед тюремной стеной. Расиния обеспокоенно глянула на парапет и вздохнула с облегчением: стена тоже была занята бунтарями из Доков. Обе стороны надрывались так, что невозможно было разобрать ни слова, и лишь когда Расиния выбралась из толпы и подошла к Педдоку, ей наконец стало слышно, о чем идет разговор.
— …не хочу показаться невежливым, — вещал Педдок, — но вести осаду надлежит должным образом, о чем вы, без сомнения, были бы осведомлены, если бы, подобно мне, получили военное образование. Будет только естественно следовать плану, который…
— Это еще кто такие? — перебил великан, заметив Расинию и ее спутников.
— А! — Педдок расправил плечи, и на лице его появилось кислое выражение. — Это мои… кхм, — он поперхнулся, перехватив убийственные взгляды Мауриска и Дюморра, — соратники. Другие члены нашего совета. Хотя я, обладая познаниями в военном деле, счел необходимым взять на себя непосредственное командование операцией.
— Что ж, — сказал великан, — меня звать Орех. Джейн скоро придет. Может кто-то растолковать, какого черта вам тут нужно, и не болтать без умолку про цирковых волов?
— Циркумвалационные линии! — оскорбленно поправил Педдок. — Это важнейший стратегический элемент осад…
— Мы хотим вызволить Дантона, — сказала Кит и тут же получила выразительные взгляды от Мауриска и Дюморра.
— Дантон — это частность, — изрек Мауриск. — Мы хотим обратить внимание власти к чаяниям народа…
— Дать власть народу, — подхватил Дюморр, — привести правление страной к единственно верному…
Расиния выхватила свой экземпляр Декларации и высоко подняла его перед собой. Ораторы тотчас насупленно смолкли.
— Мы, — сказала Расиния, — хотим освободить заключенных. И просить короля признать законность Генеральных штатов, которыми и будут обсуждаться все прочие вопросы.
— Все это прекрасно, — не выдержал Педдок, — но сейчас перед нами стоит чисто военная задача…
В рядах портовых рабочих возникло движение, и через мгновение из толпы вышли две женщины. Одна — высокого роста, с буйной гривой рыжих волос и ярко-зелеными глазами, в которых плясали сумасбродные огоньки. Другая — невзрачная, белокурая, остриженная коротко, почти по-армейски — держалась в шаге позади. Расинии не составило труда угадать, кто из них Чокнутая Джейн, но та все равно представилась.
— Я Джейн, — сказала она, а это Винтер. Орех, кто все эти люди?
— Они вроде как главные, — пояснил великан.
— Как, все разом?
— Так мне сказали.
— Мы составляем совет, — пояснил Педдок, — а я…
— Мы не давали согласия войти в совет, — перебил Мауриск. — Это означает, что у нас равное количество голосов.
— Количество голосов должно быть пропорционально представительству, — заявил Дюморр. — Следовательно, никто не обязан слушать Педдока.
— Полагаю, вы убедитесь, — начал Мауриск, — что поддержка здравомыслящего центра…
— Нужно будет провести перепись, — перебил Дюморр.
— Дело не в голосах! — возопил Педдок. — У меня имеется опыт…
Расиния выступила вперед и, обойдя увлекшихся спорщиков, молча протянула Джейн Декларацию. Женщины быстро взглянули на текст, затем на Расинию.
— Ну а ты кто такая? — осведомилась Джейн.
— Меня зовут Расиния, — ответила та. — Я пришла сюда, потому что одного из моих друзей прошлой ночью застрелил убийца из Конкордата и потому что я думаю, что других моих друзей держат там.
— А Генеральные штаты?
Расиния кивнула в сторону поглощенного препирательствами совета. Губы Джейн подозрительно дрогнули.
— Другими словами, — сказала она уже громче, — вы пришли помочь.
— Именно! — воскликнул Педдок. — Послушайте, до сих пор вы явно справлялись неплохо — для любителей, конечно, — но, если мы хотим захватить Вендр, нам очевидно потребуется вести осаду по современным научным принципам. Первым шагом станет создание циркумвалационной линии, дабы предотвратить вылазки противника на уже отвоеванные позиции. Начнем с того, что выроем траншею через…
— Контрвалационной, — сказала Винтер.
Педдок и Джейн разом уставились на нее. Она неловко пожала плечами.
— Контрваланионные линии защищают от вылазок осажденных и попыток прорвать осаду изнутри. Циркумвалационные линии прикрывают осаждающих от удара подкреплений извне. Вы назвали их наоборот.
Наступило продолжительное молчание.
— На экзаменах я вечно путался в этих линиях, — пробормотал кто-то из свиты Педдока. — Старина Вертингхэм как-то снизил мне за это оценку.
— Что ж, — попытался Педдок вернуть прежний напор, — вполне очевидно, что нам понадобятся и те и другие. И я…
И вы предлагаете нам вырыть траншею? — отозвалась Винтер. — Здесь?
Она притопнула ногой, и все, как по команде, глянули вниз. Улица Святого Хастофа, как и все улицы Острова, была добросовестно вымощена булыжником.
— Что ж, — повторил Педдок уже менее уверенно, — по всей видимости, нам…
— Не стоит также забывать, что Вендр выходит углом на реку, — продолжала Винтер. — Значит, ваши линии будут на две трети длины проходить под водой. Впрочем, меня больше беспокоит другое. Говоря, что осаду нужно провести по всем правилам науки, вы, вероятно, имеете в виду метод Клейнворта?
— Д-думаю, да, — промямлил Педдок. — В свое время…
Его трактат предполагает сооружение ряда параллелей, призванных помочь осаждающим вплотную приблизиться к противнику, что в данном случае совершенно излишне, поскольку мы уже можем без помех подойти к самой стене. Более того, согласно Клейнворту, когда возведена последняя параллель, осаждающие должны установить на ней осадную батарею — и прежде, чем приступать к штурму, пробить брешь в стене. Правильно?
Педдок, загипнотизированный этой речью, лишь безмолвно кивнул.
— Вы взяли с собой осадную батарею? — Винтер оглянулась на Ореха. — Ты выше меня ростом. Видишь какие-нибудь пушки?
Великан наигранным жестом приставил ладонь козырьком к глазам и шутовски внимательно вгляделся в дальний берег по ту сторону моста.
— Моя подруга, — сухо проговорила Джейн, — деликатно намекает, что наше положение не совсем укладывается в учебники и трактаты.
Она повысила голос:
— А теперь слушайте все! Я хочу, чтобы вы усвоили одно: мне глубоко наплевать и на это, — Джейн тряхнула листком Декларации, — и иа ваши Генеральные штаты! Но, — и теперь она прямо взглянула на Расинию, — там держат моих друзей, и я намерена их вытащить. Хотите с этим помочь — помогайте. Что будет потом, уже ваше личное дело.
Наступила долгая пауза — а затем совет взорвался хором протестующих возгласов. В этом гаме Расиния встретилась взглядом с Кит и улыбнулась.
Глава двенадцатая
Маркус
— А по реке? — спросил Маркус.
— Я сегодня утром осмотрел пристань, — ответил Гифорт. Тон его не сулил ничего хорошего. — Там всего один небольшой причал и пара лодок.
— Сколько народу они могут вместить?
— Я бы сказал, по десятку каждая. Слишком мало.
— Для всех нас — безусловно. — Маркус помрачнел. — Следовало подумать об этом раньше. Мы могли бы послать людей на берег и собрать целую флотилию.
— Там нет места для флотилии, — возразил Гифорт. — Крепость строилась с расчетом на оборону со стороны реки. Большая часть стены примыкает к самой воде.
— А что… — Маркус запнулся, не желая произносить слово «мятежники». Мятежниками были бесноватые, жаждущие крови фанатики в Хандаре. «Эти… совсем другие». — Что бунтовщики? Не пытались перекрыть переправу?
— Они держат у того берега пару лодок, но пока только наблюдают за пристанью. Не думаю, что им по плечу помешать прорыву с оружием в руках. Хотя как только они сообразят, что мы хотим вывезти отсюда штатских…
Маркусу не было нужды объяснять, чем это закончится. Неуклюжие баржи, битком набитые яростно сопротивляющимися узниками, и десятки гребных лодок и рыбацких яликов, которые неотвратимо окружают их со всех сторон… Ничего хорошего.
— Как там таран?
— Думаю, будет готов с наступлением темноты, а может, и чуть раньше.
Полдень давно миновал. Это означало, что у Януса, регулярной армии или бог весть кого остается всего четыре-пять часов, чтобы прийти на помощь гарнизону Вендра. Как только толпа примется молотить по двери тараном, Маркусу неизбежно придется принимать нелегкое решение.
— Яйца Зверя, — пробормотал он и со стоном потер глаза.
«Когда же я спал в последний раз? Двадцать часов назад? Больше?»
— Ладно. Так или иначе, нам нужен запасной план. Я хочу, чтобы вы взяли пятнадцать человек и… это еще что за черт?
Маркуса на полуслове прервал треск дерева, смешанный с оглушительным металлическим звоном — словно от души ударили в гигантский гонг. За этим последовал поток многоголосой ругани.
— Не могу знать, сэр, — сказал вице-капитан, — но звук доносился с главной лестницы.
— Пойду взгляну, в чем дело.
Он наскоро дал Гифорту прочие указания, тот откозырял и поспешно вышел. Капитан не без труда выбрался из кресла, скривился от ноющей боли в ногах, изнуренных многочасовой беспокойной ходьбой. Натянув зеленый мундир — уже изрядно измятый и пропотевший, — он направился к лестнице осторожным, почти старческим шагом. Каменные полы крепости не щадили торопыг.
Шум доносился снизу, и Маркус начал спускаться по главной лестнице, пока не обнаружил, что та перекрыта кучкой взмокших от пота и охрипших от брани солдат в черных мундирах Конкордата. Оставив где-то свои кожаные шинели, они с видимым трудом волокли из-за поворота лестницы какую-то громоздкую штуковину. Один из солдат налегал на самодельные веревочные стропы, а прочие, пыхтя, пытались приподнять махину снизу. Парой ступенек выше за всей этой возней наблюдал Росс, судя по всему, чрезвычайно довольный собой.
— Капитан! — резко окликнул Маркус. — Что это вы тут творите?
— А? — Росс обернулся на оклик, ухмыляясь до ушей. — Извините за шум, сэр. Мы кое-что обнаружили на одном из полузатопленных этажей.
— И что же это? — Из-за спин копошащихся солдат Маркус лишь частично мог разглядеть предмет их стараний.
— Пушка! Восьмидюймовая мортира, я полагаю.
Маркус похолодел.
— Я думал, здесь не осталось пушек.
И я так думал! Но эту, видимо, бросили, чтобы избежать лишних хлопот. Ядер тоже не осталось, но нам не составит труда соорудить пару картечных снарядов. Поставим ее прямо напротив входа. Когда мятежники своим чертовым тараном проломят дверь, их будет ждать веселенький сюрприз! — Росс радостно захихикал.
Маркус слишком хорошо представил себе, что произойдет. Он подозревал, что офицер Конкордата никогда собственными глазами не видел, на что способен пушечный залп.
— Но отдача… — слабым голосом начал он.
— Не беспокойтесь. Мы разместимся в главном зале и, когда втащим эту зверюгу наверх, установим ее на приличном расстоянии от нашей позиции. — Росс широко ухмыльнулся. — Знаете, сэр, я был встревожен не на шутку, когда вы отвели солдат со стен… но я не из тех, кто боится признавать свои ошибки. Донжон, безусловно, проще оборонять. Поскольку мятежникам доступен только главный вход, мы сможем отбиваться, пока не соорудим перед дверью баррикаду из трупов! — Судя по голосу, капитан с нетерпением ждал этой перспективы.
Видеть Росса в таком ликовании было непривычно и, по правде говоря, неприятно. Маркус пробормотал что-то уклончивое и почти бегом вернулся наверх, по пути высматривая Гифорта. Вице-капитан еще не вернулся, зато в комнате дожидался, нервно переминаясь, незнакомый Маркусу сержант в зеленом жандармском мундире. При виде Маркуса он встал навытяжку и истово отдал честь. Струйки пота текли по его лицу, заползая в складки обвисшего подбородка.
Прошу прощенья, сэр! — выпалил он.
— Что там еще? — рявкнул Маркус резче, чем намеревался, и сержант затрясся от страха. — В чем дело?
Извините, сэр! Не хотел помешать, сэр! Просто вышла заварушка с заключенными, сэр, пустяковая, сэр, но вы велели сообщать, ежели что…
— Что произошло?
Подняли шум в камере, сэр. В женской камере, молоденькие девицы. Говорят, будто могут нам помочь, и хотят потолковать с… — Сержант осекся и беспомощно огляделся по сторонам.
— Ясно. — Маркусу до смерти хотелось рухнуть в кресло, надвинуть кепи на глаза и на пару часов предаться отдыху. — Проведи меня к ним.
Прошу прощения, сэр, но они хотят видеть вице-капитана. Гифорта? — удивился Маркус. — Они объяснили почему?
— Нет, сэр.
— Гифорт сейчас, вероятно, внизу, на пристани, — сказал Маркус. — Идем. По пути кого-нибудь отправим за ним.
В казематах было все так же сыро, но теперь, когда в камеры принесли столешницы из главного зала, заключенным по крайней мере было где сидеть. Коридоры по-прежнему охранялись солдатами Конкордата, за самими камерами присматривали жандармы, и это заметно приободрило узников. Во многих камерах двери, под бдительным оком охранника, были открыты, и Маркус заметил пляшущие отсветы пламени: заключенные, тесно сбившись, грелись у огня.
— Сюда, сэр. — Сержант указал на камеру в самом конце коридора. Дверь ее была закрыта, рядом стояли двое охранников с мушкетами. При виде Маркуса они дружно откозыряли, затем один отпер ключом дверь и отступил в сторону.
— Наконец-то! — едва Маркус распахнул дверь, прозвенел девичий голос. — Я уже…
Он шагнул через порог, и звонкий голос осекся. В свете одинокого факела, что горел в кронштейне на стене, Маркус разглядел девушку лет восемнадцати, с каштановыми, изрядно спутанными кудрями и россыпью веснушек на юном лице. Она стояла между дверью и прочими узницами, которые тесно прижались друг к другу в темном углу камеры.
— Вы не мой… то есть вы не вице-капитан Гифорт, — проговорила она.
— Мое имя — Маркус Д’Ивуар, — отозвался он, — и я — капитан жандармерии. Все, что вы хотели бы сказать вице-капитану, можно изложить мне.
— Но… — Девушка оборвала себя, смолкла, сжав губы.
— Почему бы вам для начала не представиться?
— Абигайль, — сказала девушка. — Все зовут меня Абби.
И вскинула голову, явно придя к какому-то решению:
— Послушайте. Людьми, которые вас осаждают, командует Джейн, так ведь?
— Не знаю, есть ли у них вообще командир. Тот, с кем я перекрикивался, был какой-то здоровяк исполинского роста. — Маркус нахмурился. — А вы весьма недурно осведомлены для арестанта, запертого в камере без окон.
За спиной у него смущенно кашлянули.
— Виноват, сэр, — сказал сержант. — Это наши парни распустили язык. Можно даже сказать, повздорили. Сами не заметили, как повысили голос. Заключенные могли их услышать.
— Этого исполина зовут Орех, — пояснила Абби. — Если он здесь, то и Джейн, стало быть, тоже. Чокнутая Джейн — вы наверняка о ней слышали.
Маркус пожал плечами и оглянулся на сержанта.
Тот кивнул.
Мне знакомо это имя, сэр. Чокнутая Джейн верховодит в Доках, в банде по прозванию Кожаны.
— Так это она возглавляет толпу? Вам что-нибудь об этом известно?
— Ничего такого не слыхал, сэр, — отчеканил сержант. — Как вы уже сказали, сэр, непохоже, чтобы бунтовщиками кто-то по-настоящему командовал.
— Джейн здесь, — упрямо повторила Абби. — Никто другой не мог бы так взбаламутить все Доки!
— Даже если она здесь, — сказал Маркус, — как это касается вас?
Мы с Джейн… друзья. Вы пытались поговорить с толпой?
Лицо Маркуса окаменело.
— Мы предлагали переговоры, однако противная сторона не проявила ни малейшей склонности к беседам.
Абби энергично закивала:
— Вот почему вы должны устроить мне встречу с Джейн! Я смогу склонить ее к переговорам! Она прислушается ко мне, и тогда… вместе мы сумеем найти какой-нибудь выход.
Наступило продолжительное молчание.
— Что заставляет вас полагать, будто я ищу выход? — осведомился Маркус.
— Ваши люди говорили о капитуляции, — ответила Абби. — Они опасаются, как поступит с ними толпа, если они сложат оружие. Дайте мне только поговорить с Джейн! Я уверена, она согласится отпустить вас живыми и невредимыми.
— Капитан? — донесся из коридора голос Гифорта.
Маркус развернулся, подал знак сержанту, и тот сразу двинулся за ним, закрывая дверь.
Погодите! — крикнула вслед Абби. — Позвольте мне увидеться с…
Лязг двери заглушил ее слова.
Гифорт быстрым шагом подошел к Маркусу. Вид у него был слегка запыхавшийся, словно весь путь он преодолел бегом. За ним смятенно следовали двое рядовых.
— Вы меня вызывали, сэр?
Маркус кивнул, размышляя о своем.
— Вы отдали приказ подготовить лодки?
— Так точно, сэр.
Маркус развернулся и одарил убийственным взглядом обливавшегося потом сержанта.
— Что это она говорила насчет капитуляции?
Я не… сэр, я хочу сказать… то есть… — Сержант сжался, точно в ожидании удара, затем сделал глубокий вдох и вытянулся но стойке смирно. — Мы просто говорили, сэр.
— О чем говорили?
Маркус помедлил и чуть мягче добавил:
— Излагайте, сержант. Даю вам слово, никто не будет наказан.
— Ну… — Сержант утер лоб обшлагом рукава. — Кое-кто из парней — только не я, понимаете? — толковал, что, когда выломают дверь, драться будет бессмысленно. Нас тут едва ли сотня, даже если считать герцогских прилипал, а портовиков снаружи тысячи. Ясно же дело, чем все закончится. И нам… то есть им… думается, что всякому, кто окажет сопротивление, толпа попросту башку проломит. К тому же нашим парням не очень-то по нраву стрелять в этих самых бунтовщиков. Они ведь, как ни крути, такие же ворданаи, как мы с вами. Словом, если бой мы так или иначе проиграем, может, проще будет сдаться без боя? Так оно и всем легче.
Сержант судорожно хватанул ртом воздух и поспешно добавил:
— Только не подумайте, сэр, что я с этим согласился!
Маркус покосился на Гифорта, и тот едва заметно пожал плечами.
Д’Ивуару неизменно приходилось напоминать себе, что жандармы все-таки не солдаты регулярной армии. Впрочем, будь на их месте армейский гарнизон, он сейчас, при подавляющем численном превосходстве врага и полном отсутствии надежды на помощь, неизбежно помышлял бы о капитуляции. Это было бы самое разумное решение.
— Там, в камере, — медленно проговорил Маркус, — девушка, которая утверждает, что в числе вожаков толпы ее близкая подруга. Она полагает, что сможет добиться согласия на переговоры.
Гифорт поскреб пальцами бороду.
— Мысль недурная, если только это правда. И если эта самая девушка не замышляет таким образом просто выбраться на волю.
— Она хотела побеседовать именно с вами. Отчего бы это?
— Не знаю, сэр.
Ладно. Мы можем, ио крайней мере, выяснить, что ей нужно именно от вас. — Маркус кивнул сержанту. Открой дверь.
На сей раз Гифорт вошел в камеру первым, и длинные тени от факельного света тотчас упали на его лицо. Маркус шел следом. Абби дожидалась их, все так же не отходя от двери, но при виде Гифорта неуклюже попятилась и опустила голову, уставясь в пол.
— Вице-капитан Гифорт перед вами, — сказал тот. — Какое у вас ко мне дело?
— Э-э… — Абби, пряча руки за спиной, неловко переступила с ноги на ногу. Затем она подняла глаза, и Маркус услышал сдавленный выдох Гифорта. — Кхм… Здравствуй, папа.
Двери в Вендре были массивные, прочные, как пристало крепости, — но не настолько, чтобы заглушить крики, доносившиеся из комнаты. Маркус сидел на табурете в коридоре, чувствуя себя учеником, за безобразное поведение выставленным из классной комнаты, и изо всех сил старался ничего не подслушать. Через некоторое время крики сменились неразборчивым шепотом, к которому то и дело примешивался звук, весьма похожий на всхлипы. Маркус даже не мог бы сказать, что хуже.
«Как же я устал».
Он привалился затылком к стене и прикрыл глаза — всего лишь на минутку, не более.
— Капитан.
Маркус поспешно выпрямился, усиленно моргая. Дверь была чуть приоткрыта, и за ней стесненно переминался Гифорт, который не хотел застать своего капитана врасплох.
— Простите, — Маркус сдержал зевок, — что, уже… все улажено?
— Пока да. Вице-капитан шире приоткрыл дверь. — Вы можете зайти.
Капитан с видимым усилием поднялся на ноги. Спина неприятно ныла после тесного контакта с жестким камнем. В комнате, за рабочим столом Маркуса, сидела Абби, россыпи веснушек резко выделялись на ее побледневшем лице. Глаза ее чуть заметно покраснели, однако вид она имела решительный.
— Моя дочь говорит, что некоторое время сотрудничала с этой самой Чокнутой Джейн, — произнес Гифорт. — Она убеждена, что именно Джейн привела толпу к стенам Вендра.
Абби открыла рот, собираясь что-то сказать, но под жестким взглядом отца передумала. Лицо ее порозовело.
Маркус неловко переступил с ноги на ногу.
— И каково ваше мнение?
У меня нет причины не верить ее словам, но посылать кого-то на переговоры к бунтовщикам в высшей степени рискованно. Нельзя поручиться, что Чокнутая Джейн не поведет себя враждебно или что она вообще способна удержать своих соратников. Наши наблюдатели в башнях сообщили, что за последние часы к толпе из Доков присоединилось изрядное количество вновь прибывших.
— Если я смогу поговорить с Джейн, — начала Абби, — уверяю вас…
— Абигайль! — одернул Гифорт.
— Хватит меня так называть! — взвилась она. — Не смей обращаться со мной как с ребенком!
Маркус выразительно кашлянул, чтобы упредить назревающую ссору.
— Сударыня, — сказал он, — вы не будете против, если я переговорю с вашим отцом с глазу на глаз?
Абби фыркнула и скрестила руки на груди. Маркус тронул Гифорта за плечо и увлек его в угол комнаты, намеренно развернув спиной к девушке.
— Я понимаю, как вам нелегко, — проговорил он, понизив голос. — Что вы намерены предпринять?
На лице Гифорта промелькнуло страдальческое выражение. Уж не надеялся ли он втайне, что решение за него примет кто-нибудь другой? Наконец вице-капитан решительно выдохнул.
— Соглашаться на переговоры опасно, — сказал он, — но, мне думается, это наилучший шанс избежать кровопролития. Я… — Гифорт на миг замялся. — Я бы вызвался отправиться с дочерью, сэр. Если она сумеет склонить Чокнутую Джейн к переговорам, лучше, чтобы сразу было кому с ней потолковать.
Уж не задумал ли его заместитель воспользоваться случаем и сбежать, прихватив с собой дочку? Маркус тут же отбросил эту мысль. Нет, на Гифорта не похоже. Каковы бы ни были тайные грехи вице-капитана, Маркус, во множестве читавший его рапорты и донесения, составил себе четкое представление об этом человеке. Гифорт — точно так же, как и он сам, — не способен был бросить на произвол судьбы тех, кто ему подчиняется. И потому Маркус без колебаний кивнул:
— Если вы этого хотите — идите с ней.
— Да, — сказал Гифорт, — хочу. Спасибо, сэр.
Со стороны суши бойниц в Вендре не имелось, и, чтобы наблюдать за происходящим, Маркус был вынужден подняться в башню на противоположном конце крепости. Увы, даже здесь все бойницы и амбразуры были обращены в неподходящую сторону, то есть на реку, так что ему пришлось подняться на самый верх, взломать старинный люк и выбраться на крышу. То была узкая полоса каменных плит, насквозь продуваемая постоянным ветром с реки, и здесь явно давно никто не бывал, даже часовые. Парапет — ограждение высотой по пояс — постепенно крошился, и увесистые обломки, пролетев четыре этажа, скатывались по пологой крыше нижнего яруса крепости.
Маркус опирался на каменный блок, что выглядел покрепче прочих, и старался не замечать дрожи, пробиравшей до пят всякий раз, когда порыв ветра насквозь продувал мундир. Ему отчаянно недоставало подзорной трубы. Собственно, в его кабинете в Министерстве юстиции хранилась подзорная труба отменного качества, но Маркусу и в голову не пришло прихватить ее с собой.
Далеко внизу, за громадой крепости, был различим заполненный бунтовщиками внутренний двор. Гифорт уже говорил, что осаждавшую Вендр толпу теперь составляют не только обитатели Доков, и сейчас, даже с такого расстояния, Маркус видел, что так оно и есть. Многолюдная толпа четко разделялась на группы, и они не смешивались друг с другом, как не смешиваются масло и вода. Помимо кожаных фартуков и пестрых безвкусных нарядов, которыми щеголяли рабочие Южного берега, там мелькали менее броско и более пристойно одетые компании. Маркус предполагал, что это студенты. Речи Дантона пользовались немалой популярностью в Университете.
По поведению толпы Маркус без труда угадал, что массивные двери донжона начали отворяться. От неожиданности люди разом хлынули назад. Затем толпа убедилась, что это не отчаянная вылазка гарнизона, так же дружно качнулась вперед, и глухой невнятный гул множества голосов мгновенно усилился до крика. Минуту спустя небольшая, но сплоченная группка принялась решительно пробиваться от донжона через толпу. Маркус мог лишь догадываться, что в центре этой группы, тесно окруженные спутниками, продвигаются Гифорт и его дочь.
Несмазанные петли люка издали протяжный страдальческий визг. Оглянувшись через плечо, Маркус увидел, что в проеме люка появился капитан Росс; его тяжелые сапоги гулко топали по ступеням узкой дощатой лестницы. За ним следовали двое солдат Конкордата, вооруженные мушкетами. Маркус не произнес ни слова, пока все трое не поднялись на крышу. Их кожаные шинели хлопали на ветру, точно флаги.
— Капитан, — сдержанно приветствовал Маркус.
— Сэр, — в тон ему отозвался Росс, — любуетесь пейзажем?
Маркус поднял взгляд на панораму, которая открывалась за пределами внутреннего двора. До захода солнца оставался еще час, но башни Вендра уже отбрасывали на Остров длинные тени, словно столбики-указатели гигантских солнечных часов. Уже мелькали во внутреннем дворе искорки фонарей и факелов, и на улицах за стеной крепости зловещее зарево костров, разведенных толпой, освещало фасады зданий и играло отблесками в немногих уцелевших витринах.
— Не совсем, — признался Маркус.
И снова посмотрел на внутренний двор. Кто-то уже навел там подобие порядка, расчистив место вокруг Гифорта и Абби, и сейчас их стало можно различить в толпе. Рядом хлопотала стайка девушек — препирались, кто имеет право обнять Абби первой. Очевидно, там в самом разгаре была волнующая сцена воссоединения старых друзей.
Офицер Конкордата проследил за взглядом Маркуса.
— Вы освободили мою заключенную, — процедил он.
Это был не вопрос, а утверждение. По всей видимости, его уведомили о случившемся охранники с нижнего этажа.
— Не освободил, а отпустил под честное слово и под мою ответственность, чтобы склонить к переговорам вождей бунтовщиков. — Маркус оттолкнулся от парапета и, развернувшись, в упор взглянул на Росса.
А поскольку здесь командую я, капитан, эта девушка — моя заключенная.
— Да, конечно. — Росс дернул углом рта. И чего же вы надеетесь достигнуть этими… переговорами?
— Узнать, существует ли приемлемый для обеих сторон способ удовлетворить их жалобы, и выиграть время, чтобы кабинет министров мог найти выход из положения.
Иной сказал бы, что предложение переговоров есть признание в трусости.
Маркус пожал плечами.
— Вы же сами говорили, капитан, что нам не составит труда отбиться от целой армии. Что плохого в том, чтобы занять противника переговорами?
Ничего плохого. — Взгляд Росса похолодел. — При условии, конечно, что вы и впрямь намерены драться.
— Когда придет время…
— Вот что я обо всем этом думаю, перебил Росс. И, сложив руки за спиной, устремил глубокомысленный взгляд на реку. — Я думаю, вы трус. Я думаю, вы не намерены исполнить свой долг и защитить эту крепость. Я думаю, вы стремитесь, говоря вашими же словами, «выиграть время» для подготовки собственного побега и бросить гарнизон крепости и заключенных на произвол толпы бунтовщиков.
Маркуса словно окатили ведром ледяной воды. Он уже привык пропускать мимо ушей едкие реплики Росса, но это…
— Я требую, чтобы вы взяли свои слова обратно! — прорычал он.
— С какой стати? Это всего лишь правда. Или вы станете отрицать, что ваши люди готовят лодки для бегства по реке?
— Капитан Росс! уже громко, чеканя слова, проговорил Маркус. — Я отстраняю вас от командования отрядом. Вы арестованы за нарушение субординации.
Росс глянул через плечо. Один из солдат Конкордата неотрывно смотрел вниз, на сцену, что разыгрывалась во внутреннем дворе, но другой вскинул мушкет к плечу и взвел курок. Дуло красноречиво уставилось в грудь Маркуса.
Наступила долгая тишина.
«Я должен был это предвидеть».
Господь свидетель, Росс не давал ни малейших оснований доверять ему. И все же здесь не хандарайская пустыня, где от Военного министерства полк отделяли тысячи миль песка и океана. Это Вордан, черт возьми, и предполагается, что законы здесь не пустой звук.
— Что бы вы ни задумали, — сказал Маркус, — вы об этом пожалеете.
— Сомневаюсь. — Росс протянул руку, и Маркус после затяжной паузы отстегнул шпагу и отдал ее офицеру Конкордата. — Его светлость всегда защищает тех, кто действует в его интересах.
— Так же, как и милорд министр юстиции.
— К тому времени, как все это закончится, слово графа Миерана вряд ли будет что-то значить.
Росс повернулся ко второму солдату:
— Рядовой Миллс, каково ваше мнение?
— Примерно восемьдесят ярдов, — отозвался тот, снимая с плеча оружие. — Запросто.
Лишь сейчас капитан разглядел, что в руках у солдата вовсе не мушкет. Чуть уже, ствол заметно длиннее, хитроумный металлический механизм выше приклада… Винтовка. Вероятно, один из печально известных хамвелтайских «охотников за головами».
— Рядовой Миллс — превосходный стрелок, — пояснил Росс. — Как только эта Чокнутая Джейн появится на сцене, у нас будет отличная возможность с ней разделаться. И это может окончательно сломить дух толпы.
— Не мелите чушь! — прошипел Маркус. — Никого вы не сломите! Они навалятся на ворота…
— А мы их встретим, — перебил Росс. — Мои люди уже установили мортиру, и мы отменно забаррикадировались. Будет настоящая бойня!
Эта мысль явно приводила его в восторг. В отчаянии Маркус повернулся ко внутреннему двору и увидел, что к Гифорту и Абби пробиваются через толпу еще несколько человек. По всей видимости, Джейн и ее товарищи. Миллс тщательно готовился, подправляя целик винтовки.
Вряд ли его расслышат там, во дворе, но попытаться стоит. Маркус вскинул ко рту сложенные рупором ладони.
Гифорт! Джейн! — прокричал он во все горло. — Здесь…
Приклад мушкета впечатался ему в зубы; они лязгнули, в глазах потемнело. Капитан зашатался, пытаясь удержаться за парапет, но ноги его подвернулись, и он неловко повалился на каменные плиты. Солдат Конкордата стоял над ним, занося мушкет для нового удара.
— Весьма неразумно, — заметил Росс. — Поднимите его.
Полуоглушенного Маркуса поволокли к лестнице. Другие солдаты, поджидавшие там, ухватили его за ноги и спустили вниз, как мешок с картошкой. Когда ему связали руки за спиной и поволокли прочь, он услыхал позади резкий треск винтовочного выстрела.
— Думается мне, — сказала Винтер, — что отправлять людей рушить дома было все-таки ошибкой.
— Нам нужно было бревно для тарана, — отозвалась Джейн. — И потом, я не приказывала…
Ее на полуслове прервал протяжный душераздирающий грохот — второй этаж граверной мастерской, точно пьяный, накренился над улицей, всколыхнулся и обрушился грудой разломанных балок и кирпичного крошева. Толпа разразилась ликующими воплями, и прежде, чем успела осесть пыль, на развалинах уже закопошились мародеры.
— Я не приказывала им разносить в щепки всю чертову улицу, — с запинкой договорила Джейн. И равнодушно пожала плечами. — Что, по-твоему, я должна сделать?
— Это же была твоя затея, верно?
— Моя затея была спасти Абби и других девчонок, а не устроить все это…
Она взмахом руки обвела оргию разрушения и, не найдя подходящих слов, помотала головой.
Наверное, Винтер полагалось ужаснуться или даже впасть в панику от того, что творилось вокруг. Вот только бессонная ночь и груз постоянной тревоги за Джейн отбили у нее всякую способность к переживаниям. Ясно было одно: спасательная операция — или народное шествие, или бунт, или революция, или бог весть что еще — давно перехлестнула через край, и обуздать ее нет никакой возможности. Круг того, что действительно заботило Винтер, резко сузился; так уже было в Хандаре, когда конница искупителей перевалила через гребень холма. Первый колониальный полк, город, страна и даже Янус остались далеко за чертой. Сейчас у Винтер хватало сил лишь на то, чтобы думать о тех, кто рядом.
И думала она прежде всего о Джейн, которую непрерывно швыряло из одной крайности в другую — от непостижимого душевного подъема до вспышек угрюмой злобы. Как ни была она изнурена, Джейн наверняка приходилось в сто раз хуже, поскольку все полагались только на нее. Винтер слишком хорошо помнила, как это изматывает.
Снова протяжный грохот — дальше по улице, уже едва различимый. Толпа быстро освоила наилучший способ сноса строений: ключевые балки туго обвязывали веревкой, ее конец выбрасывали наружу, и сотни рук, ухватившись за него, тянули, пока не рушился фасад здания. Другие смутьяны бродили окрест с мешками битого кирпича, высматривая уцелевшие окна, либо собирали щепки для костров. Особую ненависть вызывало все так или иначе связанное с борелгаями или герцогом, и Винтер собственными глазами видела, как разъяренные бунтовщики швыряют в огонь меха или изысканные ткани стоимостью в тысячи золотых.
Кожаны, подручные Джейн, по крохам собирали сведения о том, что творится за пределами осады, но составить из их сообщений цельную картину было непросто. Жандармы сосредоточились на восточной стороне Острова, охраняя собор Истинной церкви и мосты к Бирже. Насколько смогла понять Винтер, они не стремились бросить вызов толпе, скопившейся западнее Триумфальной площади несмотря на редкие попытки смутьянов с Северного берега собрать силы для удара по их позициям, — и такое положение ее вполне устраивало.
Солнце опускалось за линию городских крыш на западном горизонте. Джейн полуобернулась, привлеченная отдаленным грохотом нового разрушения; янтарный предзакатный свет пронизал ее волосы и на миг одарил их сиянием чеканного золота. От этого зрелища у Винтер перехватило дыхание.
— Я всего этого не хотела, — сказала Джейн, возвращаясь к разговору. Изломанная тень домов коснулась ее, погасив золотое сияние в волосах, и, обхватив себя руками, она опустила взгляд. — Я хотела только…
— Знаю. — Винтер обняла ее одной рукой за плечи. — Не кори себя.
Джейн отвернулась.
— Не надо было ее отпускать, — пробормотала она. — Чертов Дантон! Что же я наделала…
— Ты никак не могла знать, что именно в этот день Орланко вздумает учинить репрессии, — резонно заметила Винтер. — Но, Джейн, не бойся. С ними ничего плохого не случится.
— А если случится? — Джейн стиснула зубы. — Что, если Абби будут мучить? Или…
— Капитан Д’Ивуар этого не допустит, — решительно перебила ее Винтер. — Он защитит и Абби, и других девочек.
«Хотя одному богу известно, кто защитит его, когда мы станем штурмовать донжон».
Джейн кивнула с несчастным видом и судорожно вздохнула. Схватив Винтер за руку, она крепко стиснула ее пальцы.
— Яйца долбаного Зверя! Как же я рада, что ты здесь…
Они замолчали надолго — так уютно молчат только близкие друг другу люди. Тишину нарушали лишь треск костров да сокрушительный грохот падающих строений. Издалека донесся пронзительный крик и тут же резко оборвался. Джейн помрачнела.
— По крайней мере, — сказала Винтер, — борелгаям хватило ума пуститься при виде нас наутек. Вместе со всеми остальными.
У Джейн вырвался неуверенный смешок. На деле, конечно, все было не так, и Винтер подозревала, что ее подруге об этом тоже известно. Большинство зданий на Острове принадлежало магазинам или конторам, и весь их штат обратился в бегство, едва узнав о приближении мятежной толпы. Опустели и немногие жилые дома. Джейн даже отправила Кожанов вывести в безопасное место несколько семей. Теперь, с прибытием колонны из Дна и тысячных подкреплений из Доков и прочих бедняцких кварталов города, толпа стала неуправляемой. Большинство местных жителей уже покинуло Остров, но Винтер старательно обходила стороной отдельные шайки бунтовщиков, которые явно развлекались не только вандальными выходками. Кое-где на фонарях чудовищными украшениями уже болтались трупы жертв самосуда. Винтер прилагала все усилия, чтобы не привлекать к ним внимание Джейн. «Не хватало, чтобы она считала себя виновной еще и в этом».
— Надо вернуться, — сказала Джейн. — Таран, наверное, уже почти готов.
— Ты бы лучше поспала хоть немного.
— Думаешь, я сейчас смогла бы заснуть?
Винтер пожала плечами:
— Я бы смогла. Почти двое суток на ногах.
— Это все твоя солдатская выучка. — Как-то само собой вышло, что теперь они шли, держась за руки, точь-в-точь влюбленная парочка на романтической прогулке по ночному городу. — Можно тебя кое о чем спросить?
— Конечно, — отозвалась Винтер.
Почему ты сбежала именно в Хандар? В такую даль?
Наступила долгая пауза. Винтер судорожно сглотнула.
— Знаешь… тогда, после побега, я была не в себе. — Она запнулась, помедлила. — Мне, наверное, казалось, что миссис Уилмор — просто всевидящее и всезнающее чудовище. Как Последний Герцог, только хуже. И я была твердо уверена, что бежать надо как можно дальше, иначе меня найдут и силой вернут обратно.
— Занятно, — проговорила Джейн. — Я помнила миссис Уилмор этакой злющей великаншей, а когда вернулась в «тюрьму», глянула на нее — так, ничего особенного. Просто щуплая старушка. Странно, правда?
Винтер кивнула. Они снова погрузились в молчание, и Винтер невольно гадала, о чем думает сейчас Джейн. «Если б я не была такой трусихой, если бы не сбежала, Джейн нашла бы меня намного раньше. Черт, да я могла бы спасти ее! Если бы не…»
— Это Мин! — воскликнула Джейн и помахала рукой. Хрупкая девушка на другой стороне улицы помахала в ответ и заторопилась к ним. Она тяжело дышала.
— Приходи к воротам! — выпалила Мин, переводя дух. — Скорее!
— Что случилось? — спросила Винтер.
— Какой-то человек вышел из башни для переговоров. С ним Абби. Только Педдок и все остальные…
Винтер схватила Мин за руку и побежала, почти волоча ее за собой. Джейн уже обогнала их на добрую половину улицы и все прибавляла ходу.
За время их отсутствия толпа во внутреннем дворе Вендра заметно выросла: студенты и портовые рабочие с равным усердием напирали, теснились, протискивались вперед, при этом ухитряясь не смешиваться друг с другом. Несмотря на соглашение между Джейн и членами совета, обоюдная неприязнь двух мятежных фракций никуда не делась, что наглядно подтверждал шум спора, доносившийся от середины двора.
Здесь Винтер отделилась от Мин: та протолкалась через толпу и присоединилась к Кожанам, что собрались возле своей предводительницы. Сама Винтер осталась в задних рядах, но и здесь было хорошо слышно, как надрывается Педдок:
— Да конечно же это ловушка, черт побери! Эти люди — подручные Последнего Герцога, а он — воплощенное коварство!
— К тому же, — подхватил другой член совета, — с какой стати нам соглашаться на переговоры? Одно то, что они предлагают сделку, говорит о слабости. Они, по сути, у нас в руках! Таран уже готов, и как только мы высадим двери…
— Во-первых, — перебил его третий, незнакомый Винтер голос, — я — Алек Гифорт, вице-капитан жандармерии. Меня отправил сюда капитан жандармерии Маркус Д’Ивуар, и я не подчиняюсь Министерству информации.
— Все знают, что Вендр — тюрьма Конкордата! — выкрикнул кто-то из портовых рабочих.
Невысокий рост не позволял Винтер толком разглядеть, что творится впереди. Она пробилась к самому краю двора, где были грудами свалены ящики и бочки с провизией. Крис уже успела забраться повыше; она узнала Винтер и великодушно протянула руку, помогая присоединиться к ней. С высоты этой «позиции» Винтер наконец разглядела Гифорта в кольце обозленных рабочих и сторонников совета. Рядом девушки из коммуны тесно обступили Джейн, а та стискивала кого-то в объятиях. Это была Абби, и у Винтер отлегло от сердца.
«Я знала, что с Маркусом заключенные будут в безопасности!» Она подняла взгляд на зловещую громаду крепости, на которой теперь, когда солнце скрылось за силуэтами башен, едва можно было различить нескольких человек — они наблюдали за тем, что творится внизу, во дворе.
— Во-вторых, — громыхал Гифорт могучим басом сержанта, отдающего приказы на строевом плацу, — капитан прекрасно знает, что мы, как вы тут изволили выразиться, у вас в руках. Однако если вы все же решитесь на штурм, мы будем вынуждены защищаться, и тогда не миновать огромных жертв.
Винтер, глядя на двери донжона, не могла не признать его правоту. Узкий проход, заранее подготовленные позиции, полная невозможность обойти защитников с фланга. Наступающим сказочно повезет, если их потери составят хотя бы десять к одному.
Капитан послал меня к вам, потому что надеется избежать кровопролития. Он понимает, что все мы, в конце концов, ворданаи, и точно так же, как вы, не жаждет начинать бойню. — Гифорт огляделся. — В особенности он просил меня поговорить с вашей предводительницей по прозванию Чокнутая Джейн. Она здесь?
— Не понимаю, зачем… — начал Педдок, но Джейн прервала его на полуслове, решительно выступив из толпы подруг и подопечных. Абби следовала за ней по пятам.
— Это я, — сказала Джейн так громко, чтобы ее расслышали во всех уголках двора. — И Абби говорит, что вам можно доверять.
— Рад, что она так считает, — отозвался Гифорт, и в тоне его промелькнуло непонятное веселье.
— Так какие условия предлагает ваш капитан?
Во внутреннем дворе стало тихо: все, как один, напрягли слух, чтобы расслышать ответ. И в этот миг сверху, издалека, донесся крик, настолько слабый, что больше походил на шепот:
— …Джейн… здесь…
Гифорт заговорил, но Винтер уже не слушала. Быть может, кто-то еще и различил этот предостерегающий крик, однако все, кроме нее, смотрели только на Джейн и вице-капитана. Винтер глянула вверх, на парапет донжона, и там…
— Джейн! — пронзительно, что есть силы выкрикнула она. Толпа разом обернулась к ней.
Приглушенный расстоянием треск выстрела в заполненном людьми дворе прозвучал как едва слышный хлопок. Винтер, однако, ожидала его услышать, и в ее сознании этот далекий звук отдался грохотом пушечного залпа. Посреди двора кто-то упал. Винтер больше не могла разглядеть ни Джейн, ни Абби — девушки из коммуны плотно сомкнулись вокруг них, в то время как все прочие разом отхлынули к стенам. Тут и там над толпой взвились пронзительные крики.
— Вот он! Стреляй!
Зычный рев Ореха без труда взвился над невнятно гудящей толпой. Кожаны еще в Доках прихватили с собой несколько мушкетов и карабинов и вдобавок разжились кое-каким оружием, когда заняли внутренний двор. Джейн расставила всех, кто хоть как-то умел обращаться со стрелковым оружием, на внешней стене — следить и за башнями, и за наружной дорогой к крепости. Теперь эти стрелки дали нестройный залп по парапету донжона. Дистанция была слишком велика для мушкета — почти сто ярдов, да еще в надвигающихся сумерках, — но грохот и вспышки выстрелов произвели должное впечатление на тех, кто затаился наверху башни. Темные фигуры засуетились, спеша в укрытие.
Винтер спрыгнула с груды ящиков, в последнюю секунду извернулась, чтобы не столкнуться с бежавшим со всех ног студентом, и неудачно приземлилась, подвернув лодыжку. Ногу пронзила жгучая боль, но она, стиснув зубы, выпрямилась и бегом, насколько хватало сил, бросилась к середине двора. Позади воодушевленно, но бестолково палили мушкеты, заглушая испуганные крики людей. Кожаны тесно сгрудились посреди двора, своими телами прикрывая Джейн от неведомого стрелка.
«Восемьдесят ярдов, не меньше, — лихорадочно твердила себе Винтер, — да еще в темноте. Он промахнулся, наверняка промахнулся. Даже с первоклассной винтовкой — слишком далеко… и Джейн все время двигалась… не может быть, чтобы она… чтобы ее…»
Она врезалась в толпу, расталкивая не ожидавших такого напора девушек. И рявкнула властным голосом, хорошо знакомым любому солдату седьмой роты:
— С дороги, мать вашу! Живо!
Перед ней расступились. На земле неподвижно лежали двое, и сердце Винтер страшно екнуло при виде крови. Кровь была повсюду — темные брызги и огромная лужа, растекшаяся по земле.
Джейн лежала ничком, поверх другой девушки. Лицо ее было густо измазано темной кровью.
— Джейн!
Винтер упала на колени, схватила ее за плечо, рванула вверх, содрогаясь от ужаса и твердя бессмысленную молитву. «Боже, господи, умоляю, только не она, только…»
— Помоги ей.
Голос Джейн едва пробился сквозь бешеный грохот пульса в висках Винтер.
Ты цела? — Она бесцеремонно перекатила подругу на спину. Кровь, повсюду кровь… но ран, кажется, не видно. — Джейн! Ты меня слышишь?
— Слышу. — Джейн выплюнула комок кровавой слюны. — Да цела я, черт возьми, цела! Помоги ей.
Винтер впервые за все время глянула на другую девушку. Мин лежала навзничь, откинув руку и прижав другую к животу. Пуля навылет пробила шею, вырвав изрядный кусок плоти. Мин еще дышала, часто и неглубоко, но пробитое горло при каждом вздохе пузырилось свежей кровью. Глаза ее были широко раскрыты.
Для Винтер стало очевидно, что ей уже ничем нельзя помочь. Она повернулась к Джейн, которая пыталась сесть.
— Помоги ей, — с мольбой повторила Джейн. — Она истекает кровью. Винтер…
— Лежи смирно. — Винтер схватила ее за плечи, придавила к земле. — Не двигайся.
— Она оттолкнула меня, — пробормотала Джейн. — Когда услышала твой крик.
Мин издала клокочущий звук, судорожно скребя землю. И наконец, благодарение господу, стихла.
— Она… — Джейн не могла видеть Мин, но взгляд ее не отрывался от лица Винтер.
— Мертва, — сказала Винтер. — Надо вывести тебя отсюда. Они могут повторить попытку.
— Абби, — проговорила Джейн. — Где она?
— Я здесь.
Абби опустилась на колени рядом, сжала руку Джейн. Винтер взялась за другую руку, и вдвоем они подняли ее на ноги. Тотчас Кожаны вновь живым щитом сомкнулись вокруг них. Винтер глянула вверх, на парапет донжона. Стрелки Ореха до сих пор вели огонь, но на парапете не было заметно ни души.
Джейн, выпрямившись, смотрела на мертвую Мин. Рука ее, липкая от крови, с силой стиснула плечо Винтер.
— Готовьте таран, — очень тихо сказала она.
— Если мы ворвемся туда, — торопливо, едва слышно проговорила Винтер, — погибнут другие люди, много людей. Может быть, все-таки попытаться…
Голос Джейн взвился до крика, тотчас облетевшего весь двор:
— Готовьте чертов таран!
Сотни глаз впились в ее залитое кровью лицо, и из сотен глоток вырвался неистовый рев. Толпа в едином порыве хлынула вперед.
Глава тринадцатая
Маркус
Дом занялся снаружи. Огонь, перекинувшись со старых, сухих, точно трут, бревен конюшни, охватил входную дверь, разбежался по стенам и взлетел на крышу. С гулким уханьем полыхнул мягкий ковер в прихожей, и тюлевые занавески, которые так любила мама, всплеснулись, объятые пламенем, словно клочья невесомой паутины.
Маркус знал, что спит и видит сон, но это ничего не меняло. Он шагнул в обугленную дыру на месте входной двери и пересек прихожую. Огонь плясал на стенах, жадно пожирал старинные обои, и Маркус брел по коридору пламени.
Вокруг метались и кричали люди. Слуги, кто в ливреях, кто наспех завернувшись в простыни, бросались вперед, пытались пробиться к выходу, но тут же отступали, бессильные перед стеной огня. В глубине дома что-то с грохотом обрушилось, и до Маркуса донеслись пронзительные крики.
Все лица скрывала тень. Он их почти и не помнил. Он прошел через толпу, как призрак.
Снова крик, теперь уже с верхнего этажа. Тонкий, жалобный, пронзительный вскрик до смерти перепуганной девочки.
«Элли!»
Маркус сорвался на бег — вернее, как часто бывает в снах, он не бежал, а нестерпимо медленно плыл, изо всех сил работая ногами, но еле продвигаясь вперед. Добравшись наконец до главной лестницы, он увидел, что сестренка в белой ночной сорочке стоит на лестничной площадке и широко раскрытыми глазами смотрит на все сильнее бушующее пламя.
— Элли!
За ревом огня он даже не смог расслышать собственного крика. Если сестра и услыхала его, то ничем этого не показала. Лишь развернулась и побежала прочь, вверх по лестнице.
Маркус бросился следом, заскользил по лестничной площадке, ухватившись за шар, венчавший перила, как делал до того тысячу раз. Выбрался в коридор верхнего этажа и успел заметить, как Элли нырнула в свою спальню, лишь взметнулись на бегу светлые волосы, выбившиеся из-под чепчика. Маркус побежал за ней, миновав собственную комнату, где на двери у самого плинтуса до сих пор были видны выбоины от ударов — он имел привычку закрывать дверь пинком.
Спальня Элли была при пожаре сущей ловушкой: балдахин на кровати, ковер, множество мягких игрушек. Дым уже густо выстилал потолок, щупальцами сползал по стенам. Элли, кашляя, побежала прямиком в угол, где стоял громадный гардероб, расписанный в ярко-зеленых и небесно-голубых тонах.
— Нет! — закричал Маркус. — Элли, не надо! Стой…
Девочка не послушалась — или просто не могла его услышать, ведь на самом деле его здесь не было. Она забралась в гардероб и захлопнула за собой дверцу, наивно прячась от огня и удушливого дыма. Маркус пересек комнату — на это ушла, казалось, целая вечность, ковер лип к ногам, как тянучка, — и схватился за ручку дверцы. Дернул — и почувствовал сопротивление изнутри. Тогда он как следует уперся ногами и рванул ручку к себе, всем весом откинувшись назад.
Внезапно дверца подалась, и Маркус, не удержавшись на ногах, повалился навзничь. Теперь огонь окружал его со всех сторон, набивные мишки и зайцы пылали, словно крохотные факелы, струйки пламени растекались по ковру. На четвереньках Маркус подполз к гардеробу, распахнул дверцу настежь и…
Внутри был один только пепел. Черный, мельчайший, как пыль, он тек меж пальцев и полосами оседал на лице.
Долгое время Маркус лишь неотрывно смотрел на горку пепла, отрешенно слушая неистовый рев огня и треск рушащихся балок. Наконец он поднялся и побрел назад к лестнице. Путь, который еще недавно занял у него целую вечность, сейчас промелькнул мгновенно. Шаг, второй — и вот он уже в прихожей, объятой пламенем, смотрит в темноту за прямоугольником входной двери.
Там стоит человек. Лицо его, как и все другие лица, скрыто тенью, но на плечах его — длинная тяжелая шинель, и черные кожаные полы хлопают на ветру, точно крылья.
Конкордат.
Маркус открыл глаза. Он сидел, забившись в угол, в кромешной темноте, под ним каменные плиты пола, позади него — каменные стены. И видел он лишь одно: вертикальную полоску бойницы, узкий блик рассеянного звездного света.
Он никак не мог вдохнуть полной грудью, словно получил увесистым кулаком под дых. То же самое с ним было восемнадцать лет назад, в день, когда ему сообщили о пожаре.
«Никто не выжил».
И конечно же, самого Маркуса при этом не было. Сон — всего лишь сон, не более. Но эта фигура в длинной черной шинели…
Орланко.
Мысль, подспудно возникшая в подсознании, сама собою всплыла и обрела облик в его сне.
Пожар — дело рук Орланко.
У Маркуса не было никаких доказательств, ни единой улики, что можно было бы предъявить в суде, но преступный почерк был ему знаком по документам из жандармского архива, и он приводил именно к такому и никакому иному выводу. Конечно, вице-капитана мог вынудить к содействию какой-нибудь влиятельный граф, главарь преступного мира или даже иностранный шпион, но до сих пор Маркус не обнаружил ни единого свидетельства того, что таинственный «друг» Гифорта когда-либо требовал от пего сделать что-нибудь значительное. Так, время от времени потерять в ворохе бумаг неугодное донесение или затянуть следствие, пока дело не забудется вовсе. Всякий раз, когда Конкордату было нужно от чего-то избавиться.
Насколько Маркус знал, его родители никогда не занимались политикой, не совершали ничего, что могло бы вызвать гнев Последнего Герцога. Впрочем, по слухам, неизменно сопровождавшим деяния Орланко, это и не имело особого значения. Люди, как гласила молва, исчезали из-за того, что были конкурентами борелгайских дельцов, союзников Орланко, владели слишком большим количеством облигаций Короны или просто случайно увидели то, что не подлежало огласке.
«Да что же такое они могли увидеть?..»
Глухая, обжигающая ярость всколыхнулась в нем.
«Какая нелепость! Неужели мне стало бы легче от того, что у Орланко была веская причина от них избавиться?»
И все же при одной только мысли о том, как Последний Герцог походя, по пустячному поводу губит человеческие жизни, Маркусу отчаянно хотелось стиснуть кулаки и проломить стену.
Вот эту стылую, непрошибаемую стену. Ярость угасла бесследно, и на смену ей пришла вспышка отчаяния.
Спина немилосердно ныла после долгого сидения в каменном углу, затекшую шею свело болью. Проще всего было бы вовсе не двигаться с места, но переполненный мочевой пузырь настоятельно напоминал о себе, и в конце концов Маркусу пришлось подняться на ноги. Росс не посмел отправить его в казематы — на нижних этажах было слишком много жандармских постов, — а потому приспособил под камеру одну из неиспользуемых комнат в башне. Клиновидный закуток с каменными стенами, одной-единственной дверью и бойницей, выходящей на реку, был совершенно пуст и не располагал даже таким примитивным тюремным удобством, как место для отправления естественных нужд.
Маркус тяжело вздохнул.
«За что мне это? Неужели я такой бестолковый командир, что собственным подчиненным приходится держать меня под арестом?»
Он вспомнил, как сидел в темной палатке под охраной подручных Адрехта. «Что ж, на этот раз меня по крайней мере не связали».
Маркус отошел как можно дальше от места, где сидел, помочился и торопливо, стараясь не замечать вони, вернулся назад. Глаза уже привыкали к темноте, и через бойницу виднелось слабое свечение. Приникнув к ней, Маркус разглядел узкий клочок реки и смутные очертания Северного берега вдалеке. В озаренном звездами небе высились причудливой формы шпили и башенки — квартал, называемый Сказочными Замками, где особняки знати состязались друг с другом в нарядности и непрактичности постройки. Нынешней ночью в них светились всего два-три окна, и Маркус мог лишь гадать, сколько аристократов из осторожности (которая, как известно, считается лучшей частью доблести) поспешило удалиться в загородные владения.
Он как раз прикидывал, сумеет ли при необходимости мочиться через бойницу, когда скудный вид на реку перекрыла тень. Черным крылом мелькнул край просторного длинного плаща — и снаружи к бойнице приникло чье-то лицо, верней, часть лица, почти неразличимого в темноте. Маркус невольно попятился, но тут же остановился, мысленно обозвав себя дураком.
— Капитан Д’Ивуар! — окликнул женский голос. — Это вы?
Маркус не видел смысла отрицать очевидное.
— Да, это я. Откуда вы…
Он осекся и помотал головой. Кем бы ни была его неведомая собеседница, сейчас она, цепляясь за голые камни, висит в полусотне футов над острыми скалами в основании крепостной стены. Маркус решительно не представлял, что говорить женщине, оказавшейся в таком положении.
Я хотела поговорить с вами, но капитан Росс явно не желает этого допустить.
— Что ж, — он обвел жестом пустую комнату, — я чертовски занят, но так уж и быть, постараюсь выкроить для вас время. Кто вы такая?
— Называйте меня Розой, если это вас устроит.
— Стало быть, Роза. И о чем же вы хотели со мной поговорить?
— Я слыхала, — сказала Роза, — что капитан Росс посадил вас под арест, потому что вы собирались сдать крепость. Это правда?
Маркус пожал плечами.
— Я хотел заключить соглашение.
— Почему?
— Я присягал защищать короля и народ Вордана, — ответил Маркус. — И не захотел во благо Последнего Герцога стрелять картечью по толпе граждан Вордана.
— Верно ли в таком случае будет сказать, что вы не сторонник Орланко?
Маркус развел руками:
— Как видите, я заперт здесь.
Роза молчала, явно обдумывая его слова. Маркус поежился и украдкой ущипнул себя за локоть, желая наверняка убедиться, что это не сон.
— Росс не сказал вашим людям, что вы арестованы, — наконец проговорила она. — Как полагаете, узнай они об этом, попытались бы вас освободить?
— Вряд ли, — отозвался Маркус. — У Росса больше солдат, и они лучше вооружены.
— А согласились бы они капитулировать, если бы вы отдали такой приказ?
— Возможно, хотя лучше, чтобы такой приказ исходил от вице-капитана Гифорта. — Маркус поколебался. — Не знаете ли вы…
— Солдат Росса подстрелил кого-то во внутреннем дворе. Кого именно, не знаю, но толпа пришла в ярость. Сейчас они готовят таран.
Маркус на миг закрыл глаза.
— Если они ворвутся в донжон, будет бойня.
— Знаю. — Роза помедлила. — Если б нашелся способ предотвратить кровопролитие и для этого пришлось бы сдать крепость бунтовщикам вы бы согласились нам помочь?
— Да, — без колебаний ответил Маркус. — Вот только вряд ли я что-то могу сделать, пока сижу взаперти.
— Мы освободим вас, и вы прикажете своим людям сложить оружие.
— С радостью, — сказал он. — Если вы дадите слово, что никто из моих людей не пострадает.
— Думаю, я смогу это устроить. — Роза вновь замолчала, надолго погрузившись в размышления. — Что ж, ладно. Сидите тихо, капитан, и ждите. Я вернусь.
Лицо ее исчезло. Маркус попытался глянуть, как она будет карабкаться по стене, но узкая прорезь бойницы перекрывала почти весь обзор. Наконец он сдался и покачал головой.
— Ну и ладно, — сказал он в темноту комнаты. — Можно подумать, у меня есть выбор.
Расиния
— Рас? — Это был голос Фаро. — Ты не спишь?
— Не сплю.
Именно в таких случаях она остро жалела, что не может спать. Демоническая сущность избавляла плоть от усталости точно так же, как исцеляла любую рану или увечье, но все же Расинии отчаянно недоставало бодрости, с которой она когда-то просыпалась по утрам.
Или, может, ей только представляется, что было именно так. Со дня смерти прошло столько времени. Она уже толком и не помнит, каково это — спать и просыпаться. Пройдет еще пол века, а может, и век — и что же останется в памяти о тех немногих, уходящих все дальше в прошлое днях, когда принцесса Расиния была самым обыкновенным человеком?
«Придет время — узнаю».
Выбора у нее, судя по всему, нет.
Ее временное пристанище было устроено таким образом: ковер привязали к торчавшей наружу оконной раме и закрепили внизу обломками кирпичей. В этой самодельной палатке она смогла укрыться от мятежников: после стрельбы во внутреннем дворе они становились все безудержней. Недавнее праздничное ликование испарилось бесследно, и толпа разделилась на два лагеря, сбившиеся вокруг своих костров. Кожанам, подручным Джейн (а только их признавали вожаками выходцы из Доков), уже пришлось разнимать несколько потасовок между своими соратниками и сторонниками совета.
Ковровый полог зашевелился, и в палатку на четвереньках вполз Фаро. Длины ковра хватило, чтобы прикрыть его краем уличные булыжники, к тому же Расинии удалось раздобыть где-то потрепанную пуховую подушку и фонарь. Фаро одобрительно оглядел ее убежище.
— Весьма уютно, — похвалил он.
— Спасибо. — Расиния села и, притворяясь сонной, принужденно зевнула. — Ты говорил с Абби?
— Мне стоило некоторого труда оторвать ее от Джейн и Винтер, но да, говорил.
— И что?
Она не видела Кору.
Должно быть, огорчение, захлестнувшее Рас, отразилось на ее лице, потому что Фаро поспешил добавить:
— Правда, Абби сказала, что женщин и детей поместили в отдельных камерах. И еще: поначалу солдаты Конкордата обходились с ними довольно грубо, но потом вмешался капитан Д’Ивуар и поставил своих жандармов охранять камеры, так что никто не пострадал.
Капитан Д’Ивуар. Бородатый, грубовато-прямолинейный офицер, который тогда во дворце сопровождал Вальниха. Расиния задумалась, поджав губы.
— Что ж, ладно. Уже кое-что. Какого ты мнения о Чокнутой Джейн?
— Не такая уж она и чокнутая, на мой взгляд. Ее люди, по сути, возглавили поход на Вендр. Думаю, большинство явилось сюда ради Дантона, но, пока он под замком, всем заправляет Джейн. Ей подчиняется отряд проворных девиц и дюжих грузчиков, а остальные, судя по всему, безмерно ее уважают.
— Чего, собственно, она добивается?
— Именно того, о чем говорила, — освободить всех заключенных. Мауриск и Дюморр пытались растолковать выходцам из Доков, каким образом их манифест избавит народ от вековых уз рабства и обеспечит ему участие в управлении государством, но это, похоже, невыполнимо. Подобные речи звучат убедительно в устах Дантона, но никак не этой парочки.
— Дантон… — Расиния покачала головой. Его участь тоже не давала ей покоя. — Одному только господу известно, что с ним там сотворили.
— Во всяком случае, его не раскусили, — отозвался Фаро, — иначе напоили бы пивом и прислали сюда сказать всем, чтобы расходились по домам.
— Мы должны его вытащить! — Расиния отрешенно провела рукой по волосам и невольно поморщилась, наткнувшись на спутанные пряди. По привычке, конечно — на самом деле она давно уже не чувствовала боли. — Времени в обрез. Пока нам везло, потому что Орланко был занят более важными делами, но Онлей не станет бесконечно закрывать глаза на то, что творится вокруг Вендра. Рано или поздно сюда пошлют настоящие войска.
Расиния могла лишь воображать, какая паника царит сейчас во дворце и в кабинете министров. И гадала, жив ли еще отец, помогла ли ему операция Индергаста, или умер, а Орланко просто скрывает его смерть от внешнего мира. И неужели ее до сих пор не хватились во дворце — сколько можно, в конце концов, прикрываться истерией?
«Впрочем, из всех наших забот эта, пожалуй, самая пустячная. Если уж Последний Герцог окончательно решился на открытое противостояние…»
Ей бы сейчас находиться в пяти местах одновременно, и уж ни в коем случае не здесь, не под стенами Вендра. Однако там, в крепости, Кора, и Дантон, и, быть может, Сартон.
«Я не могу их бросить».
— Долго ждать не придется, — услышала она голос Фаро. — Педдок долго спорил с Джейн о тактике, но сейчас они готовят таран. Как только выбьют двери, начнется штурм.
— Святые и мученики! Если тюремщики откроют огонь…
Все были свято уверены, что защитники крепости капитулируют без единого выстрела, — до того, как эту уверенность разрушило покушение на жизнь Джейн.
— Мы угодим в западню, — согласился Фаро. — И все же их слишком мало, чтобы нас остановить.
— А потом начнется всеобщая бойня.
Фаро кивнул.
— Во внутреннем дворе уже кричат «Никакой пощады!».
Ничего не выйдет. Что, если охранники начнут убивать заключенных? Черт возьми, а вдруг они решат взорвать пороховой погреб?
Эта мысль не на шутку ужаснула Расинию. Она представила себе, как сидит, одна-одинешенька, обгоревшая до кровавых волдырей, но живая, посреди разгромленного взрывом Острова, а вокруг возвышаются горы обезображенных трупов.
— Знаю, — сказал Фаро, — но что еще остается? Ты сама сказала, времени в обрез. Если мы дождемся того, что сюда пришлют регулярные войска, будет только хуже.
Я должна поговорить с Джейн. Можешь это устроить?
— Попытаюсь, — пожал плечами Фаро.
— Скажи ей… скажи, что у меня есть план.
Он оторопело моргнул.
— У тебя есть план?
— Нет, — вздохнула Расиния. — Но, может, к тому времени я что-нибудь придумаю. Мы должны хоть что-то сделать, Фаро. Это наша вина, хоть мы и не могли предвидеть такого развития событий. Все речи Дантона, до последнего слова, написаны нами. И я не допущу, чтобы наши замыслы обернулись кровавой резней.
— Ладно, — сказал Фаро. — Сделаю, что смогу.
С этими словами он развернулся и на четвереньках выбрался из крохотной палатки. Прежде чем задернуть за ним ковровый полог, Расиния пристально вгляделась в испещренную огнями темноту ночи.
Она с самого начала знала, что избранный ею путь рано или поздно приведет к противостоянию. Когда они пустили в ход речи Дантона, такой исход стал почти неминуем. И все же ей всегда казалось, что это противостояние будет более… цивилизованным, что ли. Собрание политических деятелей. Дуэли красноречия в мраморных залах. Может, пара массовых шествий, мирно изъявляющих волю народа. Орланко и его прихлебателей безусловно надлежит вытеснить с политической сцены, но…
Но не таким образом. Не мятежной толпой с таранами, во все горло орущей: «Никакой пощады!»
То ли она, Расиния, переоценила свою способность управлять событиями, то ли недооценила порочный нрав Орланко и его подчиненных.
«Или же, скорее всего, то и другое. Черт, черт, черт!»
Ей почудилось, что из темноты, мягко улыбаясь, глядит на нее бесплотный призрак Бена.
«А ты чего ожидала, Рас? Мирной революции?»
— Расиния!
Голос прозвучал из ниоткуда. Занятая беседой с призраком, она от неожиданности вскинулась, запуталась в ковровом пологе и лишь чудом не обрушила хлипкое сооружение себе на голову.
— Кто там… — выпалила она, и тут ее осенило. — Сот!
Камеристка возникла из темноты, словно оживший клочок мрака. Расиния выпуталась из ковра и неуклюже поднялась на ноги.
— Как ты? — быстро спросила она. — Зря я тебя отослала, но кто же знал, что все пойдет наперекосяк…
— Жива и невредима, — мрачно ответила Сот. — И если бы я знала, как обернутся дела, нипочем не оставила бы тебя одну.
— Прости. — Расиния опустила глаза и покаянно качнула головой. Бен погиб.
— Знаю. Об этом гудит уже весь город.
— Так где же ты была?
Сот кивком указала себе за спину, где маячила едва различимая в ночном небе грузная громада крепости.
— Там.
— Ты была в казематах? Видела Кору?
— Нет, не видела, — ответила Сот, — по с арестантами, судя по всему, обращаются сносно. По крайней мере пока. Ты знаешь капитана Д’Ивуара?
— Главу жандармерии? Я с ним как-то встречалась.
— Это он приказал оставить внешнюю стену, и он же поставил охранять камеры жандармов — вместо головорезов Орланко.
— Похоже, человек здравомыслящий. Как думаешь, он согласится капитулировать?
— Согласится — да, но не сможет. Капитан Конкордата держит его под арестом в башне. Сам он готовится разнести в кровавые клочья всякого, кто ворвется через главный вход. Его люди где-то раздобыли пушку, а теперь строят баррикады, чтобы на пути в казематы пришлось биться за каждую комнату.
— Святые и мученики, — пробормотала Расиния. — Это будет ад. Если только мы станем прорываться через главный вход.
Расиния слишком хорошо знала свою камеристку.
— Ты нашла другой вход в башню! Ради бога, скажи, что ты нашла другой вход!
Сот кивнула.
Под башней есть пристань. Д’Ивуар оставил там охрану, но этот новый капитан забрал всех на баррикады. Думаю, мы сможем проскользнуть туда на небольшой лодке, и часовые на парапетах нас не заметят.
— Насколько небольшой?
— Четырех- или пятиместной.
Расиния нахмурилась.
— Что смогут сделать пять человек?
— Я кое-что придумала. — Сот на мгновенье замялась. — Это… рискованно. Тебе придется отправиться с нами.
— Мне? — Расиния опешила. Сот всегда настаивала на том, чтобы, несмотря на сверхъестественную неуязвимость, принцесса держалась подальше от любых опасных предприятий — иначе она могла случайно выдать свою тайну. — То есть… я, конечно же, согласна, но почему?
— Нам нужен кто-то, кому доверяет Дантон, то есть один из вашего кружка, а единственный из вас, кому доверяю я, — это ты.
— Остальным тоже можно доверять! — возразила Расиния.
— Принцесса, — мягко проговорила Сот. — Ради бога…
— Ладно, — вздохнула Расиния. — В конце концов, я же все это и затеяла, верно? Значит, поделом.
Сот огорченно глянула на нее, но не сказала ни слова. Расиния набрала полную грудь воздуха и решительно выдохнула.
— Ладно, — повторила она. — Так что же ты придумала?
— Вот так, — заключила Расиния. — Затея небезопасная, но все же намного лучше, чем штурмовать баррикаду под огнем мушкетов и картечи. Предводители бунтовщиков благоразумно отошли для разговора к дальней стороне внешней стены — на случай, если кто-нибудь из людей Конкордата решит испытать свою меткость в новом покушении. Наверху, на парапете, бдительно несли стражу вооруженные мушкетами добровольцы; они открывали стрельбу всякий раз, когда замечали тень, крадущуюся в ночи, — или просто диковинной формы облачко.
Сам таран (уродливая штуковина с наконечником из кованого вхолодную железа), похожий на бугристый кулак, уже втащили в ворота и пронесли через внутренний двор десятки озлобленных, вопящих во все горло бунтовщиков. Позади него во двор вливалась толпа, и ее ничуть не страшило, что с башни по ней могут начать стрелять. Вооруженные чем попало люди напирали, готовые после падения двери первыми ворваться в пролом.
Джейн, Абби и Винтер устроились на ящиках перед небольшим костром — его сложили из обломков, которые набрали у разрушенных домов. Вокруг жались девушки в кожаных фартуках. Совет представляла только Кит, она сидела у огня, на портновский манер скрестив ноги. Мауриск, Дюморр и прочие были заняты, видимо, произнесением пылких речей перед группками мятежников, а Педдока и его почитателей Расиния еще раньше заметила в первых рядах толпы, собравшейся у тарана, — им явно не терпелось урвать свою долю славы.
Джейн взглянула на своих помощниц. Винтер медленно кивнула, покусывая губу.
— Я ничего не знаю о внутреннем устройстве этой крепости, — произнесла она, — но даже без артиллерии штурм главного входа будет делом кровопролитным, и точно такую же бойню нам могут устроить на каждой баррикаде. Если солдаты и впрямь раздобыли пушку, это будет ад.
— Есть у них пушка или нет, мы наверняка не знаем, — возразила Абби. И покосилась на Сот, которая молча стояла рядом с Расинией. — Пока мы знаем только то, что сказала эта…
— Роза, — мягко подхватила Сот. — Зовите меня Розой.
— Эта Роза, — повторила Абби. — Почем нам знать, что она не служит Конкордату?
— Я ручаюсь за нее! — вмешалась Расиния.
— А кто поручится за тебя? — парировала Абби.
Джейн пожала плечами:
— Абби права. Ты и твои друзья заявились на эту вечеринку с изрядным опозданием. У Орланко была уйма времени, чтобы заслать к вам шпиков.
— Да, но что мы теряем? — отозвалась Винтер. — Рас и… Роза уже сказали, что сами отправятся на пристань. Если это ловушка и там засели солдаты Конкордата — нам-то это чем грозит?
— С ними будут три наших добровольца, — напомнила Абби. — Подумай, что грозит им.
— Если мы пойдем на штурм, погибнет куда больше народу, — мрачно сказала Винтер. — Даже в случае победы. Я считаю, стоит рискнуть. — Помедлив немного, она добавила: — Я пойду с ними.
Не мели чушь! — отрезала Джейн. — Если кто из наших и должен отправиться с ними на вылазку, так пусть это буду я.
Она не успела закончить, а Винтер и Абби уже дружно качали головами.
— Ты нужна нам здесь, — сказала Абби. — Раз уж мы решились на эту затею, нельзя допустить, чтобы штурм начался раньше времени, а кроме тебя, удержать толпу некому.
— Но… — начала Джейн, однако Винтер перебила ее:
— Остаются двое.
Расиния кивнула:
— Хорошо бы одним из них — добровольно, само собой — стал вице-капитан Гифорт. Роза говорила с капитаном Д’Ивуаром; по его словам, большинство жандармов сложит оружие, если получит такой приказ от вице-капитана.
Лицо Абби при этих словах застыло, но она смолчала.
— Не хочешь объяснить, каким образом ты ухитрилась «поговорить» с капитаном Д’Ивуаром в крепости, битком набитой солдатами Орланко? — осведомилась Джейн, обращаясь к Сот.
Та лишь хладнокровно пожала плечами, и Джейн раздосадованно фыркнула.
— Ладно, — сказала она. — Мне все это совсем не по душе, но раз уж Винтер хочет пойти с вами…
— Пятой буду я! — выпалила Абби. — Если мой… если вице-капитан тоже… я должна…
— Нет! — Джейн стиснула ее плечо с такой силой, словно девушка уже порывалась уйти. — Одна я здесь со всем не управлюсь. И потом, ты только что выбралась оттуда.
— А другие остались там!
Абби развернулась к предводительнице, и взгляды их скрестились в безмолвном поединке. Наконец Абби сдалась и отвернулась, понурив голову.
— Я пойду.
Все разом обернулись к Кит, которая до сих пор не произнесла ни слова. От пристального внимания девушка на мгновение сжалась, но тут же овладела собой и решительно вскинула голову. Черная тушь на ее ресницах размазалась и темными потеками сползла на лицо, словно варварская боевая раскраска.
Ты уверена? — спросила Джейн.
— В вылазке должен участвовать представитель совета, — ответила Кит. — Или вы предпочитаете, чтобы я позвала Педдока?
Рас выразительно скривилась и кивнула. Джейн перевела взгляд с нее на Винтер — та, нахмурясь, испытующе оглядела Кит, но ничего не сказала.
— Что ж, приступим.
Джейн уперлась ладонями в колени и встала. И добавила, покосившись на Винтер:
— А если к утру не вернетесь, я разнесу эту дверь в щепки и приду за вами.
— Я подыщу лодку, — решила Винтер. Рас, узнай у Гифорта, пойдет ли он с нами.
— Пойдет, — сумрачно заверила Абби. — Он упрям, как тысяча ослов, но когда дело касается тех, за кого он в ответе… — Девушка вздохнула. — Присмотри за ним, ладно?
— Постараюсь, — кивнула Рас и протянула руку Винтер. — Встретимся на берегу?
Винтер кивнула в ответ и пожала протянутую руку. Верней, почти пожала. Едва пальцы девушек соприкоснулись, между ними точно проскочила электрическая искра. Сущность, незримо дремавшая в Расинии, внезапно пробудилась, заметалась, неистово оплетая тугими кольцами самую сердцевину ее души. Все тело Расинии пронизал безудержный порыв, яростная потребность броситься в бой, бежать без оглядки… как угодно, но действовать. Никогда раньше принцесса не испытывала ничего даже отдаленно похожего, и, судя по округлившимся глазам Винтер, отзвук этого ощущения передался и ей.
Сущность не была способна управлять поступками Расинии, однако неким смутным, едва уловимым образом могла дать понять, каковы ее желания. Сейчас она хотела, чтобы принцесса попятилась, отбежала, ударила Винтер первым попавшимся оружием, — а самое главное, чтобы ни в коем случае к ней не прикасалась. Не знай Расиния, что имеет дело с демоном, она могла бы поклясться, что сущность перепугана до смерти.
Винтер
— Винтер, что с тобой? — участливо спросила Кит. — Тебе нехорошо?
— Все в порядке, — пробормотала Винтер. — Я просто… кое о чем задумалась.
На самом деле она даже толком не поняла, что именно произошло. Порой было так просто забыть о магии, которая поселилась в ней той памятной ночью в храме и которая, если верить Янусу, пребудет в ней до самой смерти. Обв-скар-иот, Инфернивор, демон, пожирающий себе подобных. Обычно ее странный жилец был отнюдь не навязчив, и Винтер лишь изредка чувствовала, как он урчит и чуть внятно подрагивает в самой глубине ее существа; так едва заметная струйка дыма над входом в пещеру исподволь намекает: внутри обитает огнедышащий дракон.
Когда она протянула руку Расинии, Инфернивор пробудился. Он рванулся вперед, натянув до предела связавшие их магические узы. Винтер вдруг испытала пугающую уверенность: если она коснется девушки и отдаст мысленный приказ, обв-скар-иот прянет через пропасть, разделяющую их души, и поглотит неведомые чары, сокрытые в Расинии, погрузив ее — как некогда Джен Алхундт — в летаргический ступор, если не хуже.
Но это означает, что в ней есть чары, которые можно поглотить! Каким образом юная заговорщица ухитрилась стать вместилищем демона? По словам Януса, в цивилизованном мире колдовством владеют только те, кто состоит на службе у Черной Курии, те, кто положил своей целью искоренить себе подобных. Полковник, правда, упоминал, что существуют и самородки, принявшие в себя магическую сущность безо всякого вмешательства извне, но подробно об этом не распространялся. Значит, Расиния либо такой вот самородок, либо лазутчица врага?
В любом случае Винтер должна сообщить о ней Янусу. Только не сейчас, а попозже. «Если мы останемся живы». Настоящий шпион, наверное, бросил бы все, чтобы первым делом передать своему хозяину такие сногсшибательные сведения… но Винтер не была готова бросить Джейн и всех остальных на произвол судьбы. «Если я погибну, Янусу придется выкручиваться самому».
— Все в порядке, — повторила она вслух, сообразив, что слишком долго молчала, бессмысленно глядя в пустоту. — Извини.
— Ничего страшного. — Кит глянула на нее украдкой, но, встретившись взглядом, тотчас отвела глаза и уставилась на булыжники у себя под ногами.
— Нас, по-моему, толком не познакомили, — сказала Винтер. — Тебя, кажется, зовут Кит? А я — Винтер.
— На самом деле, — отозвалась та, — меня зовут Китомандиклея, хотя можно и просто Кит.
— Тебя назвали в честь древней королевы?
Кит ошеломленно вскинула голову:
— Ты о ней слыхала?
— Мне довелось прочесть уйму исторических трудов.
Книги по истории — в особенности древней — составляли немалую часть очищенной от всякого подобия скверны библиотеки миссис Уилмор. Когда-то Винтер и Джейн, прячась от надзирателей, немало часов провели в стенах библиотеки, и Винтер обрела пускай пестрые и разрозненные, но обширные познания в этой области.
— Джейн всегда восторгалась этой королевой. Она обожает доблестные битвы до последней капли крови.
— Надо же! — покачала головой Кит. — Я‑то думала, во всем мире нет людей, которым это тоже интересно. В Университете историей до Рождества Карисова занимаются только неудачники.
— То есть ты неудачница? — Винтер улыбнулась, давая понять, что шутит, но Кит стала мрачнее тучи.
— Я — женщина, — процедила она, — а родиться женщиной само по себе неудача.
Наступило неловкое молчание. Затем лицо Кит едва заметно смягчилось, и она провела рукой по темным волосам.
— Прости, — выдавила она. — Старые раны, понимаешь?
Винтер кивнула и жестом указала вдоль берега реки:
— Пойдем посмотрим, удастся ли нам найти подходящую лодку.
Вдалеке от ворот крепости народу заметно поубавилось, однако тут и там мелькали небольшие компании, сгрудившиеся вокруг костра или под фонарем, от которого падали на мостовую неверные пляшущие тени. Там, где силуэт Вендра скрывался из виду за шеренгой городских домов, угрюмо-кровожадный настрой бунтовщиков немного рассеялся и даже уступил место прежнему ликованию. Здесь дома не рушили, а просто вышибали двери и обшаривали, иногда в поисках ценностей, но чаще ради выпивки, и шайки молодых докеров охотно пускали свою добычу по кругу. Иные даже распевали песенки, правда, частенько безбожно фальшивили. Судя по всему, ни один бунтарь-оратор из студенческой компании Кит еще не забрался так далеко на юг.
— Сколько тебе лет? — внезапно спросила Винтер.
— Двадцать. — Спутница с любопытством посмотрела на нее. — А что?
«Двадцать». Кажется, служба в Хандаре добавила Винтер добрый десяток. Ей ведь всего на два года больше, чем Кит, однако эта молоденькая студентка — сущий ребенок, а вот она уже необратимо взрослая. Нечто похожее Винтер испытала, став сержантом и впервые увидав солдат своей роты. А ведь многие из них были еще моложе.
— Я просто… — Она покачала головой. — Знаешь, ты ведь совсем не обязана идти в эту вылазку. Я знаю, что ты чувствуешь, но…
— Сомневаюсь, — мрачно возразила девушка. — И да, я понимаю, что не обязана. Я вызвалась добровольцем, точно так же, как и ты.
— Вряд ли ты понимаешь, на что вызвалась, — сказала Винтер. — Тебе уже доводилось драться?
— Случалось, раз или два.
— По-настоящему драться, когда тебя кто-то пытается убить — а ты пытаешься убить его?
Кит поджала губы и промолчала.
— Ты владеешь каким-нибудь оружием?
— Я упражнялась в фехтовании, — сухо ответила Кит. — Четыре года назад.
— С учебной рапирой и картонными мишенями, — кивнула Винтер. Понимаю, — процедила Кит. — Ты-то, видимо, уже прикончила целую дюжину?
— Не дюжину, — согласилась Винтер, — но одного или двух.
— Или трех. А может быть, четырех. Она попыталась вспомнить, но не смогла. Восставшие мертвецы с горящими зеленью глазами считаются? Я не хотела сказать, что ты…
— Меня не волнует, что ты хотела сказать, — перебила Кит. — Я вызвалась. Я иду с вами. И я способна за себя постоять.
— Я не говорила, что…
— А вот и пристань, — заметила Кит. И, перепрыгнув через канат, осторожным шагом двинулась по каменному парапету набережной. — Как думаешь, эти лодки подойдут? Или они слишком маленькие?
Винтер сунула руки в карманы, мысленно вздохнула и двинулась следом.
Глава четырнадцатая
Винтер
С востока надвигались тучи. Это было и хорошо, и плохо: темнота укроет лодку от дозорных, наверняка расставленных на парапетах, но и отыскать спрятанную под стенами Вендра пристань станет гораздо труднее. По счастью, Роза обладала отменным чувством направления, которому нс мешали ни темнота, ни течение реки. Они с Винтер слаженно работали веслами, стараясь грести как можно тише, и лодочка уверенно приближалась к крепости, массивная громада которой уже почти заслоняла ночное небо. Кит и Расиния сидели позади них, а вице-капитан Гифорт, сгорбившись, примостился на корме.
Легкий ветерок едва щекотал дыханием лицо Винтер, тусклая поверхность реки Вор была ровной и гладкой, как стекло. Отвесные стены тюрьмы высились громадной скалой, и в темноте тут и там слабо мерцали узкие полоски света, проникавшего сквозь бойницы. Когда лодка подошла вплотную, Винтер затаила дыхание. Здесь даже чутья Розы было недостаточно, чтобы указать им путь, и пришлось приоткрыть заслонку фонаря и выпустить на волю тонкий лучик. Он позволил различить там, где река примыкала к стене крепости, груды каменных обломков, обточенные многолетними трудами неутомимых волн. Среди камней притаился узкий — издалека не разглядеть — вход в низкий туннель со сводчатым потолком, проходящий под стеной Вендра.
Они с Розой вновь принялись грести, и лодка, почти беззвучно пройдя узкую расселину, вошла в длинный, наполовину заполненный водой туннель. Здесь пахло плесенью, уровень прилива отмечали потеки засохшей слизи на стенах. Винтер напряженно вгляделась в даль, силясь различить во мраке очертания пристани. Она взялась было за фонарь — толика света не помешает теперь, когда часовые на стенах не могут их увидеть, — но Роза тут же с силой прихлопнула ее руку своей.
— Там охрана, — едва слышно прошипела она. — Фонарь, во всяком случае. Закрой заслонку.
Винтер подчинилась и очутилась в полной тьме. Верней, как почти сразу обнаружилось, не совсем полной. Где-то впереди, за поворотом туннеля, горел другой фонарь, и отражения его света крошечными бликами дробились на сырых стенах и поверхности воды. «Да как же она ухитрилась разглядеть?!» Винтер оглянулась на Розу и увидела, что та решительно расшнуровывает ботинки.
— Я об этом позабочусь, — бросила Роза. — А потом вынесу фонарь на край пристани — это будет знак, что можно причаливать.
Гифорт неловко продвинулся вперед, отчего лодка закачалась и легко царапнула бортом о стену туннеля. Винтер показалось, что Розу передернуло, как от боли.
— Часовой из моих людей? — сиплым шепотом спросил вице-капитан. — Или человек Росса?
— Не разобрать. Разве это так важно? Стоит ему крикнуть, и нам конец.
Роза сбросила куртку и одним плавным движением стянула через голову тонкую нижнюю сорочку. Гифорт смущенно кашлянул, хотя в туннеле было так темно, что Винтер различала только смутные силуэты.
— Просто…
— Сделаю, что смогу.
Она сняла штаны, аккуратно сложила их и вручила Винтер. Сверток оказался увесистей, чем выглядел; сквозь ткань отчетливо прощупывались металлические пластины.
— Присмотри за моими вещами, — велела Роза и ловко, почти без плеска, спрыгнула в воду.
От толчка суденышко вновь закачалось. Мелькнули над поверхностью воды босые ноги, и ныряльщица скрылась в глубине. Винтер так и не сумела разглядеть, где она вынырнула.
— Она работает на тебя? — потрясенно прошептала Кит, обращаясь к Расинии.
— Можно и так сказать, — отозвалась та.
— Тс-с! Винтер напрягала слух, пытаясь различить приглушенный выстрел или хотя бы звуки борьбы, но безуспешно.
Что, если она не подаст сигнала? — не унималась Кит. — Сколько нам еще?..
— Подаст, — сказала Расиния. — Поверь мне, она справится.
Через мгновение впереди вспыхнул и отразился в воде яркий свет. Винтер принялась грести, поочередно работая веслами, а Расиния свободным веслом отталкивалась от стен. Через несколько десятков ярдов туннель завершился просторной пещерой, где поднималась из воды каменная пристань. На краю сидела Роза с фонарем в одной руке и причальным канатом в другой; капли стекали с ее обнаженного тела. Она бросила канат Винтер, и та подвела лодку к пристани и привязала к швартову.
Когда они осторожно выбрались на сушу, Расиния спросила:
— Были сложности?
Роза покачала головой, приняла у Винтер свои вещи и оделась. Непринужденность, с какой это было проделано, напоминала о Джейн. Винтер успела заметить, что без одежды их загадочная спутница выглядит куда мускулистей и что кожа ее покрыта хрупкими белыми отметинами давних шрамов. Бугристый звездчатый рубец уродливо выпирал на одной из грудей, а руки были буквально исчерчены следами заживших ран. Гифорт демонстративно отвернулся, и Винтер, совладав с минутным наваждением, последовала его примеру.
Труп часового лежал у основания пристани, прикрытый черной кожаной шинелью, словно саваном. Она приблизилась и, нагнувшись, увидела молодое, с бородкой, замурзанное лицо. Единственная ранка, крохотная, как след укола, темнела под самым ухом.
У него был пистолет. Взгляни, заряжен ли. — Роза подошла сзади и протянула Винтер оружие, держа за ствол.
Она проверила ствол и затравочную полку, подтвердила, что пистолет заряжен, и неловко сунула его за пояс. Там уже торчал другой, а на боку висела старая кавалерийская сабля. Вновь оказаться при оружии было приятней, чем Винтер хотелось бы признать. Расиния вооружаться наотрез отказалась, зато у Гифорта были шпага и пистолет, а Кит прихватила рапиру. Что до Розы, она и так могла постоять за себя.
Когда маленький отряд собрался в круге света, Роза указала на коридор, который начинался за пристанью:
— Отсюда рукой подать до главной лестницы. Двумя ярусами выше содержат недавних арестованных. Потом еще есть три яруса обычных камер до нижнего этажа. Дантон и капитан Д’Ивуар заключены в башне. Не думаю, что мы встретим кого-то на лестнице — Джейн уже отвлекла их, затеяв возню с тараном; но возле камер будет охрана. Рас и я отправимся за Дантоном. Вице-капитан, большинство охранников — ваши подчиненные. Вы сумеете убедить их не вмешиваться?
— Да, если у них есть голова на плечах, — проворчал Гифорт.
Винтер, Кит, ступайте с ним, вдруг среди охраны окажутся солдаты Конкордата. Мы освободим капитана и Дантона, а потом спустимся к вам.
— А если вы попадете в беду? — спросила Винтер.
— Тогда главной станешь ты. Сделай все, что сочтешь нужным.
Роза подняла фонарь:
— Идемте. И постарайтесь обойтись без лишнего шума.
На первом повороте винтовой лестницы стояла непроглядная темнота. Роза кралась впереди, за ней следовала Винтер, чуть приоткрыв заслонку фонаря — ровно настолько, чтобы идущие сзади могли разглядеть ступеньки. Когда они пересекли первую лестничную площадку, стало заметно, что сверху сочится неяркий свет. Роза предостерегающе подняла руку и, бесшумно ступая, двинулась вверх по повороту лестницы, пока совершенно не скрылась из виду. Потом так же беззвучно вернулась.
— На площадке двое часовых, — озабоченно хмурясь, прошептала она. — Жандармы. Я не смогу без шума убрать обоих. Либо кто-то из вас возьмет одного на себя, — она посмотрела на Винтер, затем на Гифорта, — либо, вице-капитан, попробуем действовать по-вашему.
— Я с ними поговорю, — сказал Гифорт.
Только голос не повышайте. — Роза глянула на потолок. — Люди Росса наверняка где-то рядом.
Вице-капитан кивнул, расправил плечи и молодцевато двинулся вверх, почти чеканя шаг, словно на плацу. Остальные шли следом, отставая примерно на половину витка лестницы. Двое жандармов, охранявших площадку, праздно привалились к стене по бокам от дверного проема. Заслышав шаги, они разом выпрямились, но вид зеленого офицерского мундира на мгновение вверг их в ступор, и это решило дело. Гифорт величаво выступил на свет и встал, позволяя хорошенько разглядеть свое лицо. Жандармы попытались приветствовать его по всей форме, но вице-капитан остановил их взмахом руки.
— Тихо! — театральным шепотом гаркнул он.
Есть, сэр! — отозвался жандарм слева и вытянулся так усердно, что весь затрепетал. Его товарищ, постарше, заметно обрюзгший, с подозрением уставился на появившихся на лестнице спутников Гифорта.
— Э-э… сэр? — промямлил он. Прошу прошенья, сэр, но нам сказали, что вы хотели сдать крепость бунтовщикам и что вас следует задержать на месте.
— Обстоятельства изменились, сержант, — жестко отрезал Гифорт. — Я получил личный приказ капитана Д’Ивуара вступить в переговоры. Когда Росс узнал об этом, он бросил капитана в камеру и захватил командование.
— Чертов Росс! — выпалил молодой жандарм. — Я так и знал, что он подлая змея!
— Но… — Сержант замялся, поглядывая на четырех женщин.
— Это представители осаждающих, — пояснил Гифорт. — Я согласился освободить заключенных, которые содержатся на этом ярусе, — так или иначе, они были незаконно задержаны Министерством информации. Взамен нам будет предоставлена возможность безопасно покинуть крепость. Всю ответственность за это решение перед министром и его величеством несем капитан Д’Ивуар и я.
Этого сержанту было более чем достаточно.
— Так точно, сэр! — браво козырнул он.
— Где прочие наши люди?
Около половины здесь, стерегут камеры вместе с парой-тройкой «черных шинелей». Остальные на баррикадах. Росс хотел забрать всех, но капитан еще раньше лично приказал нам охранять заключенных.
— А на тюремных ярусах выше кто-нибудь есть?
— Ни единой души до самого низа. Росс в ожидании штурма согнал всех подчистую. Хотя, думаю, он все же оставил людей в башне, где держат Дантона.
— Разумно. — Гифорт оглянулся через плечо. Судя по всему, путь для вас свободен, по крайней мере до самой башни.
— С парой охранников я управлюсь, — отозвалась Роза. — Рас, держись на полвитка за мной. Пошли.
— А нам, — сказал Гифорт, — предстоит решить трудную задачу. Как известить остальных жандармов, чтобы при этом никто не поднял тревогу?
Сержант неловко кашлянул.
— Сэр, — сказал он, — не хотелось мне лезть не в свое дело, но Росс вряд ли согласится сложить оружие но одному только вашему приказу. И людей у него гораздо больше.
Не всё сразу. — Вице-капитан посмотрел на Винтер. — Есть предложения?
Как устроен этот уровень? — спросила она.
— Здесь, — указал сержант пальцем на дверной проем, — что-то вроде передней. За ней коридоры расходятся в двух направлениях. Один ведет туда, где мы поместили женщин и детей, другой — к камерам, где сидят мужчины.
— Сколько человек сейчас находится в передней?
— Ни одного, — тут же ответил жандарм. — Мы в ней отдыхали, но Росс отозвал всех наверх.
Превосходно. Вице-капитан, вы останетесь ждать там. Вы, сержант, пойдете к камерам и попросите одного из ваших товарищей заглянуть сюда на минутку. Скажите, мол, Росс требует отчета о заключенных, или что-нибудь еще в этом роде. Как только человек уяснит, что к чему, отправляйте его назад и зовите другого.
— А как же люди Конкордата? — спросил Гифорт.
— Вряд ли наших парней придется долго уговаривать взять их на прицел, — отозвался сержант. — Черт, да у меня самого уже руки чешутся проучить паршивцев!
— Мы с Кит будем следить за лестницей, — добавила Винтер. — Я хочу, чтобы каждый из этих охранников видел только людей в зеленых мундирах.
Гифорт решительно кивнул.
— Не будем мешкать, сержант. За дело.
— Нам лучше на половину оборота подняться, — сказала Кит. — Оттуда проще следить за верхней площадкой.
Винтер одобрительно кивнула; трое жандармов скрылись в недрах каземата, и девушки двинулись вверх по ступеням. Масляные лампы в настенных светильниках мерцали, отбрасывая на лестницу неровные тени. Когда дверь внизу закрыли, вокруг вновь воцарилась глубокая тишина, лишь изредка нарушаемая приглушенным невнятным шепотом.
А если что-то пойдет не так? — почти беззвучно спросила Кит.
— Тогда мы услышим крики, — отозвалась Винтер. — Или выстрелы.
Они затаились и стали ждать. Винтер по опыту знала, что в таких случаях время тянется, как патока, и минуты превращаются в бесконечность. Жаль, у нее нет при себе карманных часов — по крайней мере поняла бы, когда и впрямь пора беспокоиться. Хотя, в конце-то концов, что проку в беспокойстве?
Сверху донеслись звуки, вначале едва различимые, но с каждой секундой все более отчетливые и громкие — шаги на лестнице, перебивающие друг друга голоса.
— Спускаются, — сдавленно прошептала Кит.
— Может, они сюда и не дойдут. Просто проверяют камеры.
— А если дойдут?
Винтер протяжно выдохнула.
— Тогда нам придется их убрать. Как можно тише.
— Убрать, — повторила Кит и для верности сжала рукоять рапиры. Ясно.
«Уходите прочь, — молила Винтер приближающиеся шаги. — Вернитесь наверх. Вы проживете дольше, и я тоже».
За поворотом лестницы возникли две пары черных сапог. Полы кожаных черных шинелей мерно колыхались в такт шагам. Она обнажила саблю, переждала еще мгновение — и бросилась в атаку.
Наверху показались двое солдат Конкордата с мушкетами за плечами. Взбегая, Винтер потеряла скорость, и солдат справа получил секунду форы. Он вздернул мушкет наискосок, готовый отбить выпад клинком в грудь или ударить противника прикладом. Ее ответный ход оказался для него полной неожиданностью: тяжело дыша, девушка резко остановилась на несколько ступенек ниже, взмахнула массивной саблей и полого рубанула его под колено. От удара коленный сустав словно лопнул, нога солдата неестественно вывернулась вбок, и, рухнув вперед, он кубарем покатился по ступеням.
Винтер едва успела отскочить, чтобы покалеченный, падая, не сбил ее с ног; его товарищ с рычаньем бросился на нее, обеими руками занося мушкет над головой, как дубинку. Она блокировала удар, но напор был так силен, что она едва не выронила саблю и лишь чудом удержалась на ногах. Прежде чем второй враг успел воспользоваться преимуществом и опрокинуть ее на лестницу, рядом возникла Кит и, приняв фехтовальную стойку (насколько это было возможно на ступенях), неуклюже выбросила рапиру вперед. Тонкое лезвие нырнуло солдату под мышку, отыскало лазейку между ребер и гладко вошло в плоть почти до самой рукояти. Он выронил мушкет и с булькающим звуком завалился на спину, отчего рукоять рапиры вырвало из руки Кит.
Винтер хотела выяснить, что стало с ее собственной жертвой, но тут же резко обернулась на отчаянный крик Кит:
— Винтер! Еще один!
Вверху мелькнул силуэт третьего солдата; он шел в четверти витка от этих двоих и теперь бросился наутек. Она выругалась и одним прыжком перемахнула через сраженного Кит противника, на бегу выдирая из-за пояса пистолет. Еще раз проверять затравочную полку было некогда. Только прицелиться и выстрелить…
«И даже если я в него попаду, там, наверху, услышат выстрел…»
Она спустила курок. Пистолет оглушительно рявкнул, и шинель убегающего всплеснулась, будто прохожий озорник дернул за полу. Пуля, однако, пролетела мимо и с отчетливым стуком ударилась о каменную стену. Прежде чем Винтер успела выхватить второй пистолет, беглец одолел виток лестницы и скрылся из виду.
— Яйца Зверя, — пробормотала она и повернулась к Кит. — Сейчас он вызовет подмогу. Отходим к площадке. Живо.
— Я не…
Кит запнулась и беспомощно указала на свою рапиру: та все еще торчала в теле второго солдата. Его скрюченные пальцы лихорадочно скребли пустоту, на губах пузырилась кровь.
Винтер ухватилась за рукоять, уперлась ногой в бок раненого и рывком выдернула оружие. Содрогнувшись всем телом, тот испустил дух. Она отдала Кит клинок, густо покрытый липкой алой кровью, сорвала с убитого пистолет и кисет с порохом. Затем крепко стиснула руку Кит и без церемоний потащила девушку вниз — к лестничной площадке, где по крайней мере можно будет драться на ровном месте.
Там лежал покалеченный ею солдат. При падении он разбил голову о каменные ступени, и из расколотого черепа вытекала струйка крови. Винтер отволокла труп в сторону и повернулась к своей спутнице.
— Как ты? — спросила она.
— Сносно. — Кит не отрывала глаз от окровавленной рапиры, словно понятия не имела, откуда у нее в руке взялась эта штуковина. — Да, вполне сносно. Только…
— Знаю, — перебила Винтер. — Соберись. Ты должна держать себя в руках.
Ее мутило от собственной безжалостности. Она сама себе напоминала Дэвиса — Дэвиса, который походя убивал направо и налево, а потом с пьяных глаз хвалился своими подвигами. Вот только времени на душевные муки сейчас нет. Солдат, в которого она стреляла, вернется к своим товарищам на нижнем этаже, и сюда наверняка вышлют отряд помногочисленнее…
— Кит! Китомандиклея! — При звуке своего вымышленного имени девушка вздрогнула, слегка пробуждаясь от оцепенения. — Ты умеешь заряжать пистолет?
— Не… не знаю. Мне никогда не доводилось…
Черт! — Винтер шагнула к двери, изо всех сил застучала по ней кулаком. — Гифорт! Гифорт, вы здесь? Сюда идут солдаты Конкордата!
Ответа не было. Винтер напряженно вслушалась, и ей показалось, что сверху уже доносится топот множества ног. Она схватила Кит за руку и подтащила ее к внутренней стене площадки.
— Стой здесь, пока солдаты не подойдут вплотную, — приказала она. — Незачем подставляться под пули, если они решат открыть огонь. И в любом случае держись на площадке, подальше от ступеней — там у них будет преимущество в высоте.
— Но… — Кит наконец-то в полной мере осознала, что происходит. — Их же слишком много! Они нас убьют!
Здравомыслящий собеседник заметил бы, что именно на это опа и соглашалась, когда вызвалась добровольцем. Дэвис попросту наорал бы. Винтер только пожала плечами, ободряюще (по крайней мере, она надеялась, что ободряюще) похлопала девушку по руке и отправилась за мушкетом свалившегося солдата. По счастью, мушкет оказался заряжен, и — о диво! — порох от удара об пол не высыпался. Винтер взвела курок, опустилась на одно колено у основания лестницы и приготовилась ждать.
Ожидание было недолгим. Дробный топот сапог возвестил о приближении людей Конкордата; они спускались по двое. Винтер прицелилась еще до того, как первая пара целиком показалась в поле зрения. Секунду она следила за их продвижением, а затем выстрелила. Мушкетный выстрел грохнул еще громче пистолетного, отдача привычно ударила в плечо. На сей раз она целилась лучше: опрокинутый выстрелом, человек в длинной черной шинели рухнул на ступени.
Винтер отшвырнула мушкет и бросилась на пол. Как и предвиделось, взвинченные опасностью солдаты открыли ответный огонь. Лестничный пролет наполнился нестройным громом выстрелов, звоном и цоканьем рикошетящих пуль. Пороховой дым, исторгнутый дулами и затворами, клубился вокруг, будто привязанная к месту грозовая тучка. Она так и осталась висеть в неподвижном затхлом воздухе, серыми щупальцами цепляясь за шинели солдат, что ринулись в атаку и, точно копьями, размахивали мушкетами с примкнутыми штыками.
В следующие секунды Винтер осталась жива лишь благодаря тому, что штыки — как бы впечатляюще ни сверкали они в боевом строю на открытой местности — на самом деле не слишком подходящее оружие для рукопашной на лестничном марше. При виде бегущих солдат она проворно вскочила на ноги и, как только первые двое приблизились почти вплотную, скользнула вбок. Левый развернулся к ней, чуть запнувшись, спрыгнул с нижней ступеньки, приземлился на площадку и выставил штык перед собой, чтобы проткнуть Винтер, как цыпленка. Она саблей отбила удар, угодив по дулу мушкета пониже штыка. Сталь оглушительно лязгнула о железо, и сила ответного удара отбросила руку нападавшего. Он не успел остановиться и по инерции врезался в Винтер; та развернула саблю резной рукоятью вверх и навершием изо всей силы ударила его в лицо. Толчок, прибавленный к силе разгона, сбил солдата с ног так же верно, как если бы, скача во весь опор, он налетел на протянутую поперек дороги веревку.
Его напарник повел себя осторожней: вовремя притормозив, он бросился на Винтер со штыком в тот самый миг, когда она отступала от падающего противника. Она увернулась от острия и неистово взмахнула клинком, однако мушкет со штыком длиннее сабли, и это преимущество позволило врагу оставаться на безопасном расстоянии. Ободренный неудачей Винтер, он вновь атаковал, и ударом плашмя ей едва удалось отбить смертоносное острие. Ее неуклюжий ответный удар лишь рассек пустоту. Винтер попятилась, отчетливо сознавая, что еще пара шагов, и площадка позади нее продолжится лестницей вниз.
Она краем глаза увидела: еще один солдат перескочил через тело упавшего и пытался достать ее справа. Он не заметил, что позади вжалась в стену Кит. Девушка взмахнула рапирой и сделала выпад — безупречный, точно на фехтовальной дорожке. Заостренный кончик рапиры проткнул кожаную шинель, и узкий клинок вошел солдату чуть ниже поясницы и вышел наружу поблизости от пупка.
Он пронзительно вскрикнул, и это на долю секунды отвлекло противника Винтер. Тот оглянулся, и она, извернувшись, уклонилась от острия штыка, свободной рукой ухватилась за ствол и дернула мушкет из рук зазевавшегося врага. Обернулся он как раз вовремя — чтобы увидеть саблю: резко упав сверху, она разрубила его от грудины до бедра.
Четверо врагов выведены из строя за считаные секунды! Винтер бросила мушкет; поднимая взгляд, она ожидала, что на лестнице обнаружится еще один любитель штыковой атаки.
Вместо этого ей в лоб уставилось черное дуло пистолета.
«О боже!»
Вполне разумный ход, особенно если хочешь, чтобы твои товарищи бездумно бросились в драку и отвлекли врага, пока ты целишься. Время словно застыло, сжалось в один-единственный бесконечный миг. Винтер ясно различала двухдневную щетину на одутловатом лице противника, тусклый блеск капитанских нашивок под распахнутой на груди шинелью. С той же убийственной ясностью она видела открытую затравочную полку, которая ждала только искры, выбитой ударом кремня.
Всякое возможно. Пистолет, заряженный впопыхах, может дать осечку или не выстрелить вовсе. Деформированная пуля может покинуть ствол под необычным углом и безвредно шмякнуться о стену. Ломаются спусковые пружины, лопаются хомутики, кремни щелкают вхолостую, не высекая искру. Даже с малого расстояния можно промахнуться по цели, особенно если стрелок неопытен. Вот только Винтер вдруг охватила пугающая уверенность в том, что сейчас ни одна из этих счастливых случайностей ей не подвернется. Палец врага напрягся на спусковом крючке…
Затем его глаза разъехались, как бы озадаченно, и он повалился вперед. Выстрел грохнул, пуля звонко зацокала но ступенькам, а капитан Конкордата все падал, падал, безвольно катясь вниз по лестнице, и наконец ничком распластался у ног Винтер. Массивный нож — почти тесак — под углом торчал в основании его черепа, точь-в-точь как в разделочном столе мясника.
Роза, возникшая на лестнице, распрямилась после удачного броска. Она перехватила взгляд Винтер и коротко усмехнулась.
Следом за Розой появились Рас и незнакомый Винтер мужчина постарше. Очевидно, это и был Дантон, хотя внешне он ничуть не походил на вдохновенного вождя и пламенного оратора: рубашка заскорузла от пота, нечесаные волосы после нескольких дней заключения превратились в неопрятную копну. При этом лицо его выражало неописуемое блаженство, и он крепко держался за руку Расинии. Уж не кроются ли здесь нежные чувства? Тогда ясно, почему Рас настояла на том, чтобы пойти с ними.
— Это все? — осведомилась Роза, аккуратно ступая меж разбросанных тел. Возле того, кто получил в лицо навершием сабли, она присела на корточки, откуда-то извлекла нож и легко, почти бережно воткнула лезвие во впадинку перед ухом. Солдат дернулся всем телом и беззвучно испустил дух.
— В… все.
Винтер помотала головой, силясь отогнать видение пистолета, направленного ей в лоб, и страшную уверенность, что она вот-вот умрет. Сердце неистово колотилось, к горлу подступал муторный ком.
«Не время сейчас, черт возьми!»
— Да. Это все, кто спустился по лестнице. Хотя я думала, их будет больше.
— Оказывается, по соседству с капитаном были заперты еще несколько жандармов, — объяснила Роза. — Они перехватили следующую группу и сейчас удерживают ее на площадке нижнего этажа.
— Это ненадолго, — отозвался сверху новый голос, сопровождавшийся дробным топотом, и на лестнице появился капитан Д’Ивуар с мушкетом в руке. Как непривычно, подумала Винтер, видеть его в зеленом жандармском мундире. — У нас не хватит людей, чтобы их окончательно отбросить, однако после первого залпа они стали заметно осмотрительней. И все же, если противник предпримет серьезную атаку, придется отступить.
Отчего-то Винтер до сих пор не задумывалась, как произойдет эта встреча. С окровавленной саблей в руке стояла она на лестничной площадке — и чувствовала, как взгляд капитана неуклонно приближается к ней. Точно такое же предчувствие неизбежной беды охватило Винтер, когда она смотрела в черное дуло пистолета. Если капитан узнает ее… «И самое главное — если поймет, что я женщина…»
А что тогда? Страх разоблачения, взращенный годами притворства, обжег виски гулом крови. «На самом деле, что за беда, если меня и раскрыли бы? Я бы могла остаться с Джейн и ее подругами. И сказала бы Янусу, что не стану больше сражаться в его треклятой тайной войне».
Ничего, конечно же, не выйдет. Хотя бы потому, что ей не избавиться от Инфернивора; как заметил когда-то — кажется, целую вечность назад — Янус, ее ни за что не оставят в покое, а значит, выбора нет. Кроме того, добавлял настойчивый голос совести, наполняя Винтер чувством неизбывной вины, не забудь, что есть еще и Бобби. И Феор, и Графф, и Фолсом, и вся седьмая рота.
Все эти мысли промелькнули в сознании Винтер за один краткий миг — за миг до того, как Маркус, двинувшись по ступеням, увидел ее.
Взгляды их встретились, и иа долю секунды ей показалось: в лице капитана что-то дрогнуло, неуловимо изменилось. Затем все исчезло; он обошел Рас и Дантона и целеустремленно направился к двери в тюремный коридор.
Силы разом оставили Винтер — словно хлынула вода из бочонка, в котором выбили дно. Она кое-как вытерла саблю о мундир конкордатского солдата и, пошатываясь, как пьяная, на ослабевших ногах, неуклюже сунула в ножны. И увидела, что Кит все так же стоит возле убитого ею человека. Рапиру она на сей раз удержала в руке, но смотрела на окровавленный клинок так, словно не знала, куда его девать.
— Как ты? — спросила Винтер, и теперь затуманенные глаза Кит прояснились почти мгновенно.
«С каждым разом все легче, верно?»
Я… да, пожалуй, в порядке. — Кит оглядела себя, явно изумляясь тому, что осталась невредима. — Мы победили?
— Пока еще нет.
— Что же будет теперь?
Винтер постаралась припомнить план, наскоро, в общих чертах изложенный Рас. Внятных указаний там не было, но…
— Полагаю, — произнесла она, — это зависит от Дантона.
Передняя на тюремном ярусе была битком набита людьми. Стол, за которым отдыхали охранники, оттащили к наружной двери — в качестве трибуны и частично баррикады. Винтер, Расиния, Дантон и остальные стояли в дверном проеме, а жандармы во главе с Гифортом непрочной цепью выстроились по другую сторону стола. Позади них толпились заключенные. Капитан Д’Ивуар приказал открыть все камеры, и освобожденные узники хлынули в переднюю, заполнили ее до отказа и растеклись по коридорам. Самые обозленные — в основном мужчины, но также и несколько женщин — протолкались в первые ряды и сейчас во все горло бранились с капитаном, а тот, забравшись на стол, тщетно пытался их урезонить.
— Послушайте! — Он уже охрип, стараясь перекричать всеобщий гвалт. — Я понимаю, у вас нет причины мне доверять — но мои люди тоже пойдут с вами! Кое-кто из них в эту самую минуту уже ведет бой там, наверху, чтобы мы тут могли попререкаться всласть. Я тоже пойду с вами. И если мы не разоружим солдат Конкордата, они расстреляют сотни ваших сограждан, таких же горожан, как и вы!
— Уж лучше мы сначала вздернем вас! — проорал кто-то.
— Чертовы жандармы!
Если мы сунемся в драку с людьми Орланко, они перестреляют нас!
— Я слыхал, там, снаружи, толпа грузчиков, — вставил кто-то с выговором, присущим жителям Северного берега. — Что же нам, рисковать жизнью ради шайки ленивых нищебродов?
Винтер до смерти захотелось врезать горлопану по зубам. Судя по нестройным возгласам, многие в толпе бывших узников разделяли это мнение, и назревавшая потасовка грозила перерасти в беспредел. Маркус, срывая голос, громко призывал к порядку. В передней стоял спертый запах десятков немытых тел.
Рядом Расиния что-то тихо говорила Дантону. Знаменитый оратор сидел, по-портновски скрестив ноги, все с той же бессмысленной улыбкой на лице, и рассеянно кивал, слушая, как девушка зачитывает явно подготовленные заранее заметки. Сейчас он до боли смахивал на мальчугана, безмятежно пропускающего мимо ушей наставления строгого родителя.
Винтер отступила на пару шагов в коридор, где было и посвежее, и попрохладней — и где, привалившись спиной к каменной стене, стояла Кит. Глаза ее были закрыты, на лице, под потеками черной туши, рдел румянец.
— Что там происходит? — спросила она.
— Капитан убеждает заключенных ударить по конкордатским позициям с тыла, — ответила Винтер. — Получается не так гладко, как они надеялись.
— А что Дантон?
— Рас еще натаскивает его. — Винтер покачала головой. — Я думала, он совсем другой.
Они помолчали. Увещевания Маркуса заглушил яростный рев толпы.
— Это было… совсем не так, как я представляла, — наконец проговорила Кит.
— Не так?
— Прежде всего — кровь. Столько крови… — Она поежилась. — Мне казалось, что…
— Да, знаю, — подтвердила Винтер. — Что будет, как в опере. Взмахнешь клинком — и противник падает замертво. И разве что пятнышко театральной крови у тебя на руках.
Она глянула на пол. Трупы солдат давно оттащили в сторону, но на каменных плитах до сих пор отчетливо видны были смазанные красно-бурые пятна.
Впрочем, сколько бы крови ты себе ни воображала — на деле ее всегда намного больше.
— Я думала, убить человека… труднее.
— Я знаю.
— Ты пыталась отговорить меня. — Кит открыла глаза. — Спасибо.
— У меня же не вышло.
Девушка устало пожала плечами.
— По крайней мере, ты старалась, а это уже кое-что.
— Ну что ж, — прозвучал позади них голос Расинии. — Ты все понял?
— Я все понял, Принцесса, — отозвался Дантон. — А потом…
— Потом, Дантон, ты получишь все, чего только пожелаешь, — заверила она, покосившись на Винтер и Кит. — Но сейчас этим людям не терпится услышать твою историю.
— Ладно.
Дантон поднялся на ноги. Расиния оправила спереди его заскорузлую рубаху, наскоро поддернула манжеты и отступила.
И тогда Дантон — преобразился.
Это было потрясающее зрелище. Он расправил плечи, переступил, небрежно провел рукой по волосам. Мгновенье назад это был добродушный простак — на взгляд Винтер, почти слабоумный. Сейчас его глаза загорелись вдохновенным огнем, и каждый жест был исполнен осмысленности. Капитан Д’Ивуар отступил в сторону, и оратор, поднявшись на стол, воздел руки, призывая к тишине. К изумлению Винтер, он получил желаемое — во всяком случае, насколько способна сохранять тишину такая огромная толпа. Возгласы и споры погасли, словно свечи на ветру, и Дантон окинул взглядом переднюю.
— Рекомендую спуститься на пару ступенек вниз, — проговорила Расиния, обращаясь к Винтер. — Через минуту сюда хлынет толпа.
Винтер и Кит на несколько шагов отошли от дверного проема, и Расиния присоединилась к ним. За ней неотступно следовала Роза, до сих пор державшаяся так тихо и незаметно, что Винтер совсем забыла о ее присутствии.
— Ты и впрямь думаешь, что он сумеет их убедить? — шепотом спросила она.
— Считай, что это наитие, — отозвалась Расиния.
— Братья! — начал Дантон. — И воистину, разве не братья все мы здесь, в этом мрачном подземелье? Я обращаюсь к вам…
С ревом воодушевления освобожденные хлынули но лестнице, точно бурный поток, прорвавший плотину. Миновав кучку жандармов, что обороняли спуск, этот поток с мощью приливной волны обрушился на солдат Конкордата. Те, чьи мушкеты были заряжены, открыли огонь, и несколько человек упали замертво, но для гигантского зверя, какого и представляла собой толпа, эти потери были все равно что булавочные уколы. Врагов в черных шинелях опрокинули, смяли, разоружили и, подхватив множеством рук, торжествующе уволокли вниз, в тюремные камеры, а человеческий вал между тем устремился к наружным дверям башни.
Гибель капитана Росса и грозный гул мятежников, скопившихся во внутреннем дворе, и до того изрядно подорвали дух солдат Конкордата на баррикаде. Грохот перестрелки на лестнице встревожил их, а единый многоголосый гул, неуклонно катившийся снизу, усилил эту тревогу. Некоторые из них обернулись, пытаясь разглядеть, что происходит, и лишь у немногих хватило присутствия духа, чтобы спустить курок. Никому даже в голову не пришло развернуть дулом к лестнице громоздкую, заряженную картечью мортиру, а когда и пришло, было уже слишком поздно. На баррикаду обрушилась разъяренная толпа.
Женщины оседлали поверженных солдат и не давали тем шевельнуться, покуда их не скрутят как подобает; дети постарше деловито шныряли вокруг, собирая брошенные мушкеты. Десятка два мужчин ухватили и подняли громадный железный брус, запиравший вход изнутри. Дверь распахнулась, и стали видны изумленные осаждающие, которые сгрудились вокруг тарана с оружием наготове в ожидании вражеской вылазки либо коварного трюка.
Через пару минут обе толпы смешались. Ликующие крики расходились от дверей башни, словно круги на поверхности пруда от брошенного в воду камня; скоро весь остров был охвачен хриплым торжествующим ревом множества глоток, и к нему то и дело примешивались хлопки победных выстрелов в воздух.
Вендр пал.
Глава пятнадцатая
Расиния
— Рас!
— Ко…
Расиния не успела выговорить имя до конца. Кора с разгона врезалась в нее — едва не вышибла дух! — и так крепко стиснула в объятьях, что и не вздохнешь. С минуту Расиния терпеливо сносила такое обхождение, но в конце концов похлопала девочку по плечу, намекая, что недурно бы ослабить хватку. На самом деле она вовсе не нуждалась в дыхании, но вести разговор, не набрав воздуха в легкие, прямо скажем, затруднительно.
— Кора! — выдохнула принцесса, когда наконец получила такую возможность. — Ты в порядке?
— Более или менее, — отозвалась девочка, все так же уткнувшись ей в плечо. — Когда нас вязали, не особенно церемонились.
Они не… — Расиния запнулась, не решаясь договорить, и Кора ободряюще сжала ее руку.
Все хорошо. «Черные» угрожали некоторым женщинам расправой, но ничего у них не вышло, капитан Д’Ивуар заменил их своими жандармами.
— Хвала господу! — Несмотря на уверения Абби, Расинию преследовали кошмары о том, как, захватив каземат, они обнаруживают там лишь груды изуродованных трупов. — Ты видела Сартона? Мы слышали, его тоже забрали.
Видела только что. — Кора скорчила гримаску. — Шныряет по старым тюремным ярусам. Там полно приспособлений для… в общем, для всяких неприятных дел. Ты же знаешь, Сартон без ума от любых механизмов, для чего бы они ни предназначались.
— Знаю. — Губы Расинии дрогнули в мимолетной улыбке, но она тут же помрачнела. — Кора…
— А как наши? — Кора наконец подняла голову. Волосы ее были всклокочены, глаза покраснели и припухли от недавних рыданий, но следы слез уже высохли. — Их тоже арестовали?
Мауриск внизу, вероятно, с кем-нибудь дискутирует. Фаро тоже там. Бен… — Расиния на миг прикрыла глаза. — Бен погиб.
Кора все так же ее обнимала, но при этих словах отчаянно вцепилась пальцами в ее блузку.
— Ты… ты уверена, что он…
— Я была с ним. Он спас мне жизнь. — Ложь, конечно, но при таких обстоятельствах — ложь во благо. — Агенты Орланко пытались убить нас обоих.
— Бен… — Кора судорожно сглотнула. — Боже мой! Мне и в голову не приходило, что все это обернется так ужасно!
Болезненный ком вины подкатил к горлу.
— Мне тоже, — с трудом пробормотала Расиния. — Мне тоже.
Наступило долгое молчание. Наконец Кора разомкнула объятия и отодвинулась на шаг. Сейчас они находились в одной из комнат башни Вендра, давно заброшенной и почти пустой — из обстановки лишь пыль, ветхий от древности стол да кресла. Расиния отошла к одному из них и осторожно уселась, внутренне готовая к тому, что оно рухнет под ее весом. Кресло страдальчески заскрипело, но выдержало.
— Так что же все-таки произошло? — спросила Кора. — Охранники были не слишком разговорчивы. Сказали только, что тюрьму осаждает огромная толпа.
— Арестовали Дантона, — ответила Расиния. — Сделали это, полагаю, жандармы, но потом Конкордат, видимо, решил, что настала пора избавиться от недовольных. Людей хватали по всему городу.
— Это я знаю, — отозвалась Кора. — Я была в той самой церкви в Старом городе. Когда на улице появились шпики, мы отправили всех выбираться через черный ход. Я решила попытаться поговорить, но дверь выбили ногами и скрутили меня, не дали и слова сказать.
Расиния кивнула.
— Конкордат явно знает о нас. Что ж, рано или поздно это должно было случиться. Я только не думала, что Последний Герцог решится устроить такое. Казалось бы, в уме ему не откажешь.
— Но откуда же взялись все эти бунтовщики?
— Отовсюду. Женщина по прозвищу Чокнутая Джейн привела громадную толпу из Доков, потому что схватили кого-то из ее друзей. Я отправилась в Дно и помогла Мауриску поднять студентов и сочувствующих. А уже после начала осады люди стекались к нам сами по себе, со всех сторон. Сейчас здесь, наверное, добрая половина города.
Кора лишь покачала головой. И глянула на узкую бойницу в стене, откуда уже пробивался слабый предутренний свет, только сейчас ставший видимым в чадных отблесках свечей.
— Уже почти утро, — заметила она. — Что же будет дальше?
— Не знаю, — ответила Расиния.
Больше всего ей сейчас нужно было одно — время. Чтобы остыть и трезво оценить пережитое, собрать воедино рассыпавшийся кружок и составить четкий план действий. Чтобы привести в порядок собственные мысли. Чтобы, наконец, достойно оплакать Бена. Вот только так же отчетливо Расиния понимала: именно времени у нее нет и не будет. Можно собрать на улицах половину города, но надолго ли удастся ее там удержать? Что-то происходит, и хочет она того или нет — происходит именно сейчас.
«Если мы не возьмем дело в свои руки, этим займется кто-то другой».
Падение тюрьмы вызвало всеобщее ликование, но ярость в толпе кипела по-прежнему. И одному богу известно, что творится сейчас в Онлее. Если отец скончался, Орланко во что бы то ни стало попытается захватить власть. Слишком много вероятностей, слишком много переменных величин. Может, оставить распоряжаться здесь Кору и Мауриска, а самой…
В дверь постучали. Кора вздрогнула и стремительно развернулась.
— Это я, — прозвучал голос Сот.
— Войди, — отозвалась Расиния.
Девочка удивленно глянула на нее, но промолчала. Сот бесшумно скользнула в комнату и плотно закрыла за собой дверь. Расиния усталым жестом указала им друг на друга:
— Сот, это Кора, ты ее знаешь. Кора, это Сот. Она… э-э… мой агент. Работала с нами с самого начала. Я доверяю ей свою жизнь.
«По крайней мере, то, что можно назвать моей жизнью».
— Если бы не она, мы не смогли бы захватить Вендр.
Кора насупилась, но затем учтиво поклонилась Сот:
— В таком случае я даже не знаю, как тебя благодарить.
— Меня не нужно благодарить, — сказала Сот, наградив Расинию выразительным взглядом, который сулил не слишком приятный разговор в скором будущем. — В конце концов, это входит в мои обязанности.
— Кем же ты служишь? — с любопытством спросила Кора.
— Камеристкой, — ответила Расиния, и Сот подавила усмешку.
Кора поглядела на одну, затем на вторую и лишь покачала головой.
— Внизу собираются созвать большой совет, — сообщила камеристка. — Нечто в духе тезисов из твоей Декларации.
— Кто приглашен? — деловито осведомилась Расиния.
— Все, кто входил в прежний совет, плюс ты, Чокнутая Джейн, кое-кто из ее сподвижников, капитан Д’Ивуар и несколько представителей купечества. В толпе всякой твари по паре, и каждый требует себе место за столом. — Сот мгновение помолчала. — Они хотят, чтобы Дантон произнес речь.
— Это можно устроить, — согласилась Расиния. — Мне только надо наметить, что именно он должен сказать.
— Но вначале, — продолжала Сот, — необходимо обсудить еще кое-что.
— Обсудить?
— Да, всем нам. — Лицо Сот потемнело. — Всему кружку. Наедине.
Всходило солнце, но в утреннем свете плывшие по небу облака обернулись тяжелыми грозовыми тучами. Словно вражеская армия, нахлынули они на город, погружая его в зловещий сумрак. Было все так же сухо и жарко, но ветер, порывами хлеставший парапеты Вендра, отчетливо пах скорым дождем. Отдаленный тревожный рокот катился над рекой, будто на том берегу отрывисто порявкивали пушки.
Расиния сидела на парапете, привалившись спиной к зубцу крепостной стены и беспечно болтая ногой над рекой и каменными клыками далеко внизу. Рядом стояла Кора — по крайней мере, в те редкие моменты, когда ей удавалось спокойно постоять на месте. В основном она нервно расхаживала, скрестив руки на груди и крепче обхватывая себя при особенно сильных порывах ветра. Сот между ними была невозмутима и совершенно бесстрастна.
Постепенно, один за другим, появились остальные заговорщики. Глаза Мауриска ввалились от усталости, но на лице его было написано ликование. Фаро ухитрился успеть переодеться и теперь снова щеголял в наряде придворного модника, включая парадную рапиру у пояса. Бодрый и полный энергии, в отличие от Мауриска, он все время поглядывал то иа Расинию, то на Сот. Последним прибыл Сартон. На нем тяготы заключения, похоже, нисколько не отразились.
— В чем дело, Рас? — нарушил молчание Мауриск. — У меня хлопот по горло. Сегодня вечером заседание совета.
— И кто это такая? — осведомился Фаро, тыча пальцем в Сот.
— Это Сот, — пояснила Расиния. — Она, если можно так выразиться, внештатный член нашего кружка.
Фаро оторопело моргнул.
— Внештатный? Что это значит?
— Это значит, — сказала Сот, — что я работаю на Расинию, но остаюсь неизвестной для всех других. Помогаю сбивать Конкордат с нашего следа.
Мауриск потемнел.
— Да уж, нечего сказать, отменно ты с этим справилась.
— Мне это не нравится, — заявил Фаро. — Рас, тебе не следовало оставлять нас в неведении. Действуя втайне, ты, по сути, подставила всех нас под удар. Если ты что-то замышляешь, мы имеем право об этом знать.
— Я доверяю Сот, — парировала Расиния. — Я знаю ее дольше, чем любого из вас.
— Зато я ее совсем не знаю, — мрачно заметил Мауриск. — Фаро прав. Почему ты нам ничего не рассказала?
— Потому, — ответила ему Сот, — что я работаю на Расинию. И моя работа — ее охранять. В том числе и от любого из вас.
После этих слов наступила долгая тишина. Кора отвернулась и, отойдя к внутреннему краю парапета, устремила взгляд во двор, где по-прежнему толпились люди. Сартон все так же неотрывно смотрел в небо — зато Расиния, Мауриск и Фаро быстро переглянулись.
— Вот уж это совсем не нравится мне, — бросил Мауриск и, сделав шаг, встал прямо перед Сот. — На что ты намекаешь?
— И, кроме того, — добавил Фаро, шагнув вслед за ним, — с какой стати мы должны тебе верить?
Заворчал гром.
— Вот оно! — воскликнул вдруг Сартон. — Молния!.. Извините, — опомнился он, — знаете, как это бывает, когда вгрызаешься в з-задачу. Я долго рассматривал здешние приспособления, и мне кажется…
Он осекся, лишь сейчас осознав, что творится неладное. Сот кашлянула.
— Я ни на что не намекаю, — проговорила она. — Я попросила вас всех собраться здесь, так как предыдущей ночью получила веские доказательства: один из вас — осведомитель Конкордата.
Мауриск фыркнул:
— Если бы среди нас был лазутчик Конкордата, неужели б мы так долго продержались на свободе?
— Я не сказала, что этот человек служил Конкордату с самого создания кружка. Это началось не так давно, возможно, после беспорядков, связанных с банкротством Второго доходного. Именно тогда Дантон стал представлять нешуточную угрозу власть имущим. Я могу только предполагать, что Последний Герцог начал искать разгадку смуты… и нашел, из кого выжать нужные сведения.
Фаро гневно сверлил Сот взглядом, сжимая рукоять рапиры.
— И тебе даже в голову не пришло сообщить нам об этом сразу? — Он оглянулся на Расинию. Бен погиб из-за того, что мы понятия не имели: Конкордат напал на наш след! Если, конечно, верить тому, что она говорит…
— Это справедливый вопрос, Сот, — заметила Расиния.
«Могла бы, по крайней мере, рассказать мне».
Я молчала, так как у меня не было полной уверенности. Ни один тесный, немногочисленный кружок не может существовать без доверия друг другу. Одно голословное обвинение оказалось бы губительным для вас, и я не хотела идти на риск, пока не узнаю имя осведомителя наверняка.
Она быстро глянула на Расинию:
— Если это решение стало причиной смерти Бена, я готова признать свою вину.
— Ни единому слову не верю! — заявил Мауриск. Отвернувшись от Сот, он отошел на пару шагов — и снова круто развернулся к ней. — Последний Герцог был бы счастлив, если б мы сейчас схлестнулись друг с другом. И насколько я могу судить…
— Сот не служит Конкордату! — перебила Расиния. — Вот уж в чем я совершенно уверена!
— Это ты так говоришь, бросил Фаро. Он все так же стоял вплотную к Сот, почти лицом к лицу. — Но ведь именно ты с самого начала и утаила от нас правду! И с какой же стати мы должны верить твоим словам?
Сартон деликатно кашлянул.
— Если раньше ты молчала потому, что не знала н-наверняка, — обратился он к Сот, — а с-сейчас рассказала, из этого л-логически следует, что т-теперь ты з-знаешь все. — Новый раскат грома почти заглушил его мягкий, запинающийся голос. — Откуда?
Гарнизоном Конкордата в Вендре командовал капитан Джеймс Росс, — ответила Сот. — Он содержал свой архив в отменном порядке. Но, как и многие сотрудники Конкордата, не стремился соблюдать устав, который предписывает не хранить шифровальные книги там же, где и зашифрованные документы.
Не слишком ли много ты знаешь о том, как… — начал Фаро, но Мауриск перебил его на полуслове:
— Ты смогла прочесть бумаги Росса?
— Не все, но достаточно, чтобы убедиться в своей правоте.
— И там… — голос Мауриска дрогнул, — там есть имя осведомителя?
— Да. Последний Герцог хотел быть уверенным, что того не прихватят при повальных арестах.
— Быть не может, — пробормотал Фаро, — чтобы ты принимал всерьез все эти…
Вжик — его рапира молнией вылетела из ножен. Такой прыти Расиния не ожидала.
И все же Сот оказалась проворней. Ее рука резким движением перехватила его, пальцы их сплелись, точно у влюбленной парочки на прогулке, а затем произошло нечто неуловимое, но явно болезненное. Фаро выронил рапиру и дернулся прочь, но цепкая Сот рывком вернула его на место. Ее левая рука вынырнула из-за пояса, и в ней блеснул узкий длинный кинжал.
— Что ж, — сказала она, — теперь, надеюсь…
— Сот, — негромко перебила Расиния.
Прозвучал отчетливый щелчок. Лишившись рапиры, Фаро свободной рукой проворно выхватил из кармана другую опасную игрушку — короткоствольный пистолет. Большим пальцем отведя курок, он прицелился Расинии ровно между глаз.
— Ты должна ее охранять! — сдавленным от боли голосом проговорил Фаро. — Так ведь? Тогда отпусти меня!
Сот коротко, в упор глянула на Расинию. Та выразительно приподняла брови и едва заметно кивнула.
«Пусть лучше целится в меня, чем в кого-то другого».
Часть ее до сих пор пыталась осознать чудовищное открытие: Фаро, по сути, подписал смертный приговор Бену, — но разум работал четко и хладнокровно. «Все, что мне сейчас нужно, — вынудить его спустить курок». Шанса перезарядить пистолет у него не будет. Расиния собственными глазами видела, как Сот с расстояния в добрых двадцать ярдов броском кинжала рассекает надвое зеленый листок, а при ней всегда спрятано не меньше полудюжины таких кинжалов. Ну же, мысленно подгоняла она Фаро, ну же, решайся…
Сот медленно разжала пальцы и выпустила его. Он тут же отступил, все так же целясь в Расинию, и встал спиной к каменной, высотой по пояс, стенке парапета.
— Тебе не уйти отсюда живым, — заметила Расиния непринужденным тоном, будто ведя светский разговор. И услышала, как Мауриск со свистом втянул воздух, как потрясенно пискнула где-то позади Кора. — Ты ведь это понимаешь, верно?
— Черта с два! — Фаро грубо схватил ее за руку и приставил дуло пистолета к затылку. — Ступай к люку. Живо.
Свои слова он сопроводил увесистым тычком, но Расиния даже не шелохнулась.
— А потом?
Потом я оставлю всех вас здесь, наверху, запру дверь снаружи и покину Остров прежде, чем кто-нибудь поднимется и выпустит вас.
Он снова толкнул Расинию, и, когда она не двинулась с места, добавил почти с мольбой:
— Ну же, Рас, не упрямься! Пойдем со мной, и никто не пострадает.
— А как же Бен? — тихо спросила Расиния. — Он погиб, потому что ты сообщил Орланко, где нас искать.
— Но я же не знал, что его убьют! Да и с Беном ничего не случилось бы, если б вы не вздумали сопротивляться!
— Рас… — негромко проговорил Мауриск. — Он прав. Мы разберемся с мерзавцем позже. Не стоит тебе из-за этого рисковать жизнью.
— Рас, не надо! — тонким испуганным голосом вскрикнула Кора.
— Скажи, Фаро, — неумолимо продолжала Расиния, — сколько им это стоило, купить тебя? Чем они заплатили — парой новых сапог? Или модной шпагой, до которых ты такой охотник?
— Замолчи! Шевелись, черт тебя возьми!
Фаро дернул ее за руку, пытаясь увлечь за собой, но она расслабила ноги и как бы безвольно обмякла, прислонившись к парапету, лицом наружу, так что Фаро пришлось привалиться к ней сзади. Колени ее уперлись в камень, ноги заскользили по плитам, и Расиния почувствовала, что вот-вот потеряет равновесие.
— Рас! — отчаянно взвизгнула Кора.
Она свободной рукой оперлась о парапет.
— Сколько тебе заплатили, Фаро?
— Да что ты вытворяешь, мать твою?!
Он отступил на шаг, рывком развернул ее лицом к себе, а затем, все так же цепко сжимая запястье, толкнул к стенке. Теперь дуло пистолета упиралось ей в лоб.
— Ты что, добиваешься, чтобы тебя пристрелили?
«Более или менее».
Расиния усмехнулась.
— Сколько?
Они взяли моих родных! — прошипел Фаро сквозь стиснутые зубы. И сильнее вдавил дуло пистолета в ее лоб — от толчка она едва не качнулась назад, в пустоту. — Отца, маму, сестер — всех! И сказали, что, если стану упрямиться, мне пришлют их изрезанными на кусочки! Как я должен был поступить? Клянусь Спасителем — как?!
Он крепко зажмурился, пытаясь сморгнуть слезы. Пора, решила Расиния. Вряд ли подвернется более удобный случай.
Она вскинула свободную руку, обхватила запястье Фаро, весом своего тела увлекая его к краю. И одновременно с силой саданула коленом в пах. От такого удара он сложится пополам, и тогда можно будет оттолкнуть пистолет прежде, чем он успеет выпалить ей в лоб.
По крайней мере, так она себе это представляла.
Уже нанося удар, Расиния ощутила неладное. Колено ее, нацеленное между ног Фаро, угодило в нечто неожиданно твердое…
«Ножны!»
Растреклятые ножны его растреклятой рапиры, так некстати развернувшиеся вместе с ним…
Обшитые тканью деревянные ножны затрещали, приняв на себя всю силу ее атаки. Расиния цепко сжимала запястье Фаро, но пистолет оставался все так же прочно прижат к ее лбу, и у нее не хватало силы оттолкнуть его. Она видела, как Фаро открыл глаза и опять зажмурился, — замедленно, словно во сне, — и его указательный палец дернулся на спусковом крючке. Курок упал, высекая искру на полке, а затем…
Выстрел в голову Расиния испытала впервые. Как будто невидимая длань сгребла ее волосы и немилосердным рывком дернула назад. В тот же миг все ее туловище онемело, а руки и ноги попытались охватить, оплести его — так малыш безотчетно охватывает ладошкой ободранную до крови коленку. Поскольку колено самой Расинии, угодив между ног Фаро, застряло в ножнах, а пальцы сжимали его запястье, этим бессознательным движением она опрокинула его на себя.
Что-то жестко царапнуло пониже поясницы. Взвился страшный, пронзительный крик… «Кора, это Кора»… а затем на нее с головокружительной быстротой понеслось темнеющее небо. Словно тугой комок рванулся наружу из живота, и она поняла, что падает в пустоту.
Ощеренный камнями берег лежал далеко внизу. Расиния успела выпустить Фаро и оттолкнуть его от себя. Она смутно надеялась — насколько способен надеяться мозг, превращенный в месиво сукровицы и костных обломков, — что сумеет упасть в воду, подальше от крепостной стены, но, перевернувшись в воздухе лицом вниз, увидела: рассчитывать не на что. Основание стены переходило в полосу камней, и внизу их слегка обкатали речные волны, но выше, над водой, они были безжалостно острыми.
«Ох ты, черт. Сейчас мне будет больно».
Оказалось, Расиния все же способна потерять сознание. Для этого только и нужно было, чтобы пистолетная пуля пробила ее мозг, а падение с высоты в сотню футов расплескало его кровавыми ошметками по прибрежным камням.
Ей всегда хотелось самой испытать явление, о котором порой рассказывают тонувшие и чудом спасенные моряки: душа отделяется от тела и, воспарив над плотской оболочкой, слышит призывный хор небесных голосов. Это дало бы ответ па кое-какие вопросы, порожденные ее посмертным существованием. Однако же либо несчастные моряки бессовестно лгали, либо Расинии не полагалось хора ангелов. Впрочем, и полчища демонов ее тоже не поджидали. Было только… ничто, провал в памяти с того самого мгновения, когда она рухнула на камни. Немного похоже на внезапное пробуждение, но без той отрадной бодрости, что наступает после крепкого глубокого сна.
Сущность, обитавшая в ней, уже истово трудилась, затягивая раны и наращивая потерянную плоть. Слепая бездумная решимость этих действий напоминала о семье муравьев, которая раз за разом упорно восстанавливает муравейник, растоптанный слишком любознательным сорванцом. Ни осознанной цели, ни умысла — один бессознательный животный отклик.
К примеру, сущность неспособна была понять, что угодила в тупик. Тело ее хозяйки застряло на самом краю каменистой полосы, опоясавшей основание Вендра. Голова и плечи находились под водой, а ноги неприличнейшим образом торчали в воздухе. Легкие заполнились грязной речной водой, сердце в груди до сих пор не билось. Однако переломанные в падении кости уже приведены были в порядок, и Расиния с грехом пополам могла двигать руками. Ощупав лицо, опа обнаружила па лбу гладкий, размером с монету, островок новой кости, со всех сторон окруженный постепенно нарастающей и смыкающейся восстановленной кожей.
Впрочем, все это были пустяки по сравнению с тем, почему ее тело застряло в прибрежных камнях. Зрение пока не восстановилось, пришлось прибегнуть к осязанию. Острый каменный зубец, выдавленный наружу неким подводным катаклизмом, при падении воткнулся в живот Расинии, нанизав ее на себя, словно пойманную гарпуном рыбину. Покачиваясь в едва уловимом течении речных струй, она чувствовала, как зазубренный камень трется о ее нижние ребра. Сущность со всем усердием трудилась над разорванной этим вторжением плотью, однако стащить ту с зубца ей было явно не под силу.
«Что ж, придется действовать самой».
С минуту Расиния подергала ногами, пока окончательно не убедилась: с их помощью ничего не добьешься. Руками она могла дотянуться до камня, но он был такой скользкий, что не ухватишься как следует, и вдобавок чересчур острый. Все неуклюжие попытки освободиться привели лишь к ободранным до крови ладоням, и сущность тотчас, — надо полагать, подавив вздох досады, — принялась залечивать ссадины.
И что теперь? Не болтаться же ей здесь до скончания времен! Наверняка есть люди, которые зарабатывают себе на жизнь, убирая с городских улиц бесхозные трупы. Рано или поздно кто-нибудь заметит тело, торчащее вверх ногами под самой стеной Вендра. Заметит и отправит сюда лодку. Тогда-то и обнаружат, что на каменном зубце висит, задрав к небу аристократический зад, не кто иной, как наследная принцесса Вордана. Пожалуй, от такого-то открытия безвестного бедолагу удар хватит на месте.
Впрочем, неважно. Сот доберется сюда первой.
Некоторое время Расиния висела не шевелясь. Зрение понемногу возвращалось к ней, но смотреть было не на что — одни только темные воды реки Вор. Пряди волос причудливой сетью окружали ее голову, то и дело колыхались в едва ощутимом течении реки. Что-то чувствительно ткнулось в ногу сквозь прореху в штанине. Стервятник, решила Расиния и наугад лягнула, чтобы показать, что еще жива. Ну… по крайней мере, теоретически.
Неподалеку что-то плюхнулось в воду. Расиния повернула голову, но сквозь речную муть сумела различить лишь тень, скользящую вдоль камней. Несколько секунд спустя тень оказалась рядом, проворные руки бережно ощупали ее тело и обнаружили каменный вертел, на который оно было насажено. Тогда неизвестный крепко ухватил ее с двух сторон от злосчастного камня и потянул вверх. Грязная вода хлынула в сквозную рану, а навстречу ей полилась густая темная кровь. Расинии представилось, как обитающее в ней нечто снова вздохнуло — на сей раз с облегчением — и принялось деловито штопать изодранные внутренности.
Неизвестный оттолкнул ее от камней, и уже кто-то другой, поймав за руки, потащил к себе. Действуя слаженно, они сумели перевалить ее через низкий борт лодки и уложить на дно. Расиния не шевелилась, вода стекала с нее грязными ручьями. Лодку ощутимо качнуло, когда следом перебрался через борт неведомый пловец.
Положение было затруднительное. До поры до времени можно притворяться мертвой. Может, один из этих двоих — Сот, но, может, и нет, а Расиния не осмеливалась открыть глаза и проверить. Она предпочла лежать смирно, чувствуя, как неуклонно восстанавливается изувеченное тело, и надеялась, что рано или поздно кто-нибудь из этих двоих заговорит.
Ждать пришлось долго. Грозные стены Вендра остались далеко позади, вокруг неспешно катились обширные воды реки Вор, а в лодке стояла все такая же тишина, нарушаемая лишь мерным плеском весел. Наконец затих и он, и тогда чьи-то сильные руки, взяв Расинию за плечи, перевернули ее на спину, чтобы она смогла взглянуть на своих спасителей.
— Ваше высочество, — проговорил Янус бет Вальних, — должен со всей прямотой сказать: выглядите вы неважно.
Расиния села, хлюпнув промокшей насквозь одеждой, и огляделась. Крохотная гребная шлюпка, в которой они находились, явно не была рассчитана на троих. На корме с веслами в руках сидела Сот, упорно избегая встречаться с нею взглядом. На носу восседал Янус, в одной только белой рубахе и облегающих штанах — и промокший до нитки.
Принцесса открыла рот, собираясь что-то сказать, но исторгла наружу лишь тонкую струйку речной воды. Тогда она подняла палец, жестом показывая, что с разговором придется обождать. Янус серьезно кивнул. Расиния перегнулась через борт, и ее вырвало смесью воды и крови. Продолжалось это намного дольше, чем она ожидала. Наконец ей стало чуть полегче, и, снова повернувшись к Янусу, она сделала пробный вдох. Сущность щекочущей волной прошлась по легким, исправляя последствия долгого пребывания иод водой. Сердце нервно дернулось, а затем неохотно забилось в привычном ритме — словно древняя колымага, со скрипом покатившаяся по прежней колее.
— Это… — начала Расиния и остановилась, чтобы выплюнуть за борт очередную порцию воды, — скоро пройдет. Пройдет.
— Полагаю, вы полностью восстановитесь?
— Надеюсь.
Расиния чувствовала легкое головокружение — то ли оттого, что ее все-таки спасли, то ли сущность не сотворила еще достаточно крови, чтобы целиком возместить потерянное. Она окинула взглядом изодранную в клочья блузку и со вздохом добавила:
— Вот только эта одежда свое отслужила.
По губам Януса скользнула беглая улыбка.
— Что ж, — сказал он, глянув на Сот, — в таком случае плывем назад, к Северному берегу.
— Погодите! — воскликнула Расиния, когда весла снова врезались в воду. — Я должна вернуться в Вендр! Меня…
— Считают убитой, — перебил Янус. — Мисс Сот любезно сообщила мне обо всем, что там произошло. Ваше воскрешение из мертвых вызовет по меньшей мере подозрения, если не хуже.
— Сообщила? Вот как?
Расиния наконец перехватила взгляд своей камеристки, и взгляд этот красноречиво говорил: «Потом объясню». Она помотала головой:
— Я могу… что-нибудь придумать. Чудесное спасение или что-то в этом роде. Неважно. Мне надо…
— Уже не надо, — сказал Янус. — Дела пошли не совсем так, как задумывалось, однако результат вполне приемлем. Вам больше незачем оставаться здесь.
«Да кто ты такой, чтобы мне это заявлять?»
Мысли ворочались с трудом, словно мозг еще не до конца оправился от потрясения.
«Он явно знает, чем я занималась. Откуда? Как много рассказала ему Сот?»
— Кроме того, — продолжал Янус, — ваше присутствие настоятельно требуется в Онлее. Начался следующий акт драмы.
Расиния судорожно сглотнула. Во рту стоял привкус крови и речной воды. Слова Януса могли означать только одно.
— Мой отец?..
С величайшим прискорбием вынужден сообщить вам: король скончался. Профессор Индергаст сделал все, что было в его силах, однако организм его величества оказался чересчур изношен, чтобы вынести очередную операцию. Он умер на рассвете, в первые часы утра.
— Понимаю, — пробормотала Расиния.
Сколько месяцев прожила она, каждый день ожидая услышать именно это известие, — и все же сейчас се словно ударили стальным кулаком под дых.
«Отец умер. Умер…»
— Об этом уже объявлено?
— Пока нет. Герцог приложил все усилия, чтобы не допустить огласки. Впрочем, надолго его стараний не хватит.
Расиния кивнула, пытаясь собраться с мыслями. В голове колыхался бессвязный туман.
Янус низко, насколько мог, склонил голову.
— Будучи ворданайским дворянином, я некогда присягал в верности вашему отцу. И так же ныне я приношу присягу вам. Я, Янус бет Вальних, восьмой граф Миеран, клянусь служить Расинии, королеве Вордана, и защищать ее даже ценой своей собственной жизни.
Знакомые, сотни раз слышанные слова — Расиния не единожды была свидетельницей того, как подданные присягали ее отцу. И все же сейчас присяга эта прозвучала с особой, пугающей торжественностью, и озноб, охвативший Расинию, был порожден не стылым речным ветром и не мокрой насквозь одеждой.
«Даже ценой своей собственной жизни».
Бен и Фаро уже заплатили эту цену, и одному богу ведомо, скольких людей постигла та же участь.
«И скольких еще постигнет до того, как мы одержим победу».
— Вы правы, — сказала Расиния, тряхнув головой.
Перед ее мысленным взором промелькнули лица. Насупленный Мауриск. Сартон, целиком погруженный в книги. Всхлипывающая Кора. Бен, на предсмертном вздохе признавшийся в своей неразделенной любви…
— Вернемся в Онлей.
«И вам еще многое, очень многое предстоит объяснить».
Высоко в небе раздались оглушительные раскаты грома, и спустя мгновение хлынул дождь.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги