Тувинские народные сказки

Бытовые сказки

Было это раньше раннего, древнее древнего. В верховьях Кара-Хема жил Караты-хан, а в устье — лама с двумя послушниками. В среднем течении реки в чуме из коры лиственницы жил бедный рыбак Оскюс-оол. У него была огромная черная злая собака.

Лама каждый день думал: «Как бы взять в жены прекрасную дочь Караты-хана, Сияющую красавицу? Как ее увезти? Ехать свататься нельзя. Запрещает закон. Надо хана обмануть. А как его обмануть?» И наконец придумал. Он приехал к Караты-хану. Когда они сели пить — незаметно всыпал ему в араку белый порошок, сделанный из ядовитой травы. И поскорей уехал, чтобы хан заболел без него.

Только он вернулся домой — прискакали ханские слуги.

— Скорее, достопочтенный лама, скорее садитесь на коня! Наш хан тяжело заболел! — сказали они.

— Сейчас возьму лекарство — сказал лама и побежал к послушникам.

— Мои верные послушники! — сказал он. — Я еду к хану. По Кара-Хему я скоро спущу большой сундук, обтянутый кожей. Стойте у реки и караульте, чтобы его не пропустить. Поймайте этот сундук и принесите в мою юрту. Но не вздумайте открывать без меня!

И лама уехал вместе с ханскими слугами. Он пришел к больному хану и начал бросать гадальные кости.

— О хан, у вас страшная болезнь, — сказал он. — Очень скоро вы должны умереть. Эрлики в нижнем мире уже знают об этом и приготовились вас встречать… Но вместо вас можно послать в нижний мир другого человека. Этим человеком может стать только ваша единственная дочь. Надо посадить ее в сундук, обтянутый кожей, и пустить вниз по Кара-Хему.

— О, что ты, что ты, достопочтенный лама! Свою единственную юную дочь я в воду не брошу. Уж если умирать, то пусть я умру, я ведь старик, — сказал хан.

Лама снова подсыпал яду — совсем хана скрутило. А сам собрался уходить.

— Постой, постой! — закричал хан, — я больше не могу терпеть боль. А жизнь — ох, как дорога! Я согласен. Отправляй мою дочь в нижний мир, только избавь меня от мучений! Я, я должен жить, а не она. Ведь она не сможет сесть после меня на почетное место — управлять ханством и вершить суд, она не сможет стрелять в тайге дикого зверя… Ох, спаси!

Лама положил ханскую дочь, Сияющую красавицу, в большой черный сундук, обтянул его кожей коровы и пустил вниз по Кара-Хему. А хану подсыпал порошок, который выгоняет яд. Хан сразу поправился.

Оскюс-оол, как обычно, рыбачил. Около него сидела его огромная злая собака. В полдень он увидел плывущий по реке большой сундук, обтянутый кожей. Оскюс-оол зацепил его длинной палкой и вытащил на берег. Он принес сундук в свой бедный чум, открыл… и увидел в нем прекрасную девушку, Сияющую красавицу, излучавшую свет солнца и луны. Он бережно вынул девушку и посадил в сундук вместо нее свою огромную злую собаку. Сундук закрыл, обтянул кожей и пустил вниз по Кара-Хему.

Послушники ламы, не отрываясь, смотрели на реку — ждали сундук. И наконец увидели: плывет, плывет! Они бросились в воду, вдвоем вытащили его и отнесли в юрту ламы.

Скоро вернулся и сам лама, радостный, возбужденный и пьяный.

— Ну, мои верные послушники, поймали вы сундук, который я спустил по реке? — спросил он.

— Поймали, башкы, — ответили они.

— Где он? — спросил лама.

— В вашей юрте, башкы, — ответили они.

— Очень хорошо, очень хорошо! Слушайте: сегодня ночью я буду совершать тайную священную молитву. Никто не должен меня видеть во время этой молитвы. Не входите в мою юрту, даже если услышите крики и стоны: это я буду разговаривать с бурганом. Вы поняли меня? — спросил лама.

— Поняли, башкы, — ответили послушники.

Лама ушел в юрту. С нетерпением открыл сундук. Оттуда выскочила огромная злая голодная собака и бросилась на него. Лама закричал, застонал, стал звать на помощь. Но послушники знали: как бы он ни кричал, входить нельзя. Утром они принесли мясо и лепешки своему башкы. Вместо ламы лежали обглоданные кости.

А рыбак Оскюс-оол все смотрел и смотрел на Сияющую красавицу и не мог насмотреться. Он даже перестал ходить на реку, ловить рыбу.

— Что с тобой стало? Прежде, говорят, ты работал, рыбачил. Почему теперь дома сидишь? Что мы есть будем? — спросила красавица.

— Я любуюсь твоей красотой и не могу от тебя отойти, — ответил Оскюс-оол.

— Тогда я нарисую себя. Смотри на мое изображение и лови рыбу, — сказала красавица.

Оскюс-оол снова начал ходить на рыбалку. И всегда брал с собой рисунок красавицы. Рыбы стал ловить больше прежнего.

Но однажды сильный порыв ветра вырвал рисунок из рук Оскюс-оола и унес неизвестно куда. Сколько рыбак ни искал его — нигде не нашел. С заплаканными глазами вернулся домой.

— Что случилось, Оскюс-оол? Почему ты так печален? — спросила красавица.

— Я печален потому, что ветер вырвал у меня из рук твой рисунок и унес неизвестно куда, — ответил Оскюс-оол.

Загрустила красавица.

— Неумиравший, теперь ты умрешь, негаснувший твой огонь погаснет, — сказала она.

А рисунок долго летел по ветру и опустился в аале соседнего хана. Его нашла ханская шивишкин и поскорей отнесла повелителю.

— О, какая красавица живет на земле! Я на ней женюсь! — воскликнул хан.

Он собрал войско и отправился искать прекрасную девушку. Скоро его воины нашли чум Оскюс-оола. Хан забрал Сияющую красавицу, разрушил чум, а Оскюс-оола прогнал.

Бедный Оскюс-оол заплакал и пошел вверх по Кара-Хему.

Пришел в аал Караты-хана и нанялся к нему пасти овец. Пас целых три года. За работу попросил серого безрогого быка, медвежью шубу и волчью шапку. Надел он шубу и шапку, сел на быка и поехал искать свою жену.

А жена его, Сияющая красавица, за три года ни разу не улыбнулась. Сколько ни старался хан— не мог ее развеселить. Даже уголки губ красавицы ни разу не дрогнули.

И вдруг она увидела человека в медвежьей шубе и волчьей шапке, ехавшего на сером безрогом быке. Она засмеялась таким радостным смехом, какого ни хан, ни его шивишкин никогда нигде не слыхали.

— За три года ты ни разу не улыбнулась, даже уголки губ у тебя ни разу не дрогнули. Почему же ты сейчас, увидев захудалого нищего парня на плохом безрогом быке, так обрадовалась, так засмеялась? — спросил хан.

— Как же мне не смеяться — у него такие смешные шуба и шапка и такой смешной бык! — ответила красавица.

— Ну, а если я так же наряжусь и поеду на этом безрогом быке, ты будешь весело смеяться? — спросил хан.

— О хан, если вы так же нарядитесь, я буду смеяться еще больше! — ответила красавица.

Хан побежал к Оскюс-оолу и упросил его поменяться шубами и шапками. Потом он сел на серого безрогого быка и уехал в степь, чтобы неожиданно вернуться на быке и рассмешить красавицу. А она поскорей позвала Оскюс-оола в юрту и уложила в ханскую постель. Потом созвала воинов и сказала:

— Наш хан тяжело заболел. Жизнь его держится на волоске, на лезвие ножа. По степи на сером безрогом быке ездит черт в медвежьей шубе и волчьей шапке. Это он нагнал болезнь на нашего хана. Вы должны черта убить. Скоро он опять появится здесь. Он вас захочет обмануть, будет кричать: «Я ваш хан! Я ваш хан!» Но вы черту не верьте. Ваш хан лежит здесь, в юрте. Он болен.

Красавица поставила воинов вокруг аала. Воины увидели: кто-то едет к аалу на сером безрогом быке.

— Посмотрите, как он одет?

— На нем медвежья шуба и волчья шапка.

— Это черт, черт! — закричали все воины. — Он едет сюда, чтобы убить нашего хана!

Они побежали навстречу и стали в него стрелять.

— Стойте! Я ваш хан! Я ваш хан! — кричал хан.

— Нет, ты нас не обманешь, ты — черт! — кричали воины.

И они убили переодетого хана.

А Оскюс-оол с Сияющей красавицей жили долго и счастливо.

Жил когда-то старик. У него был сын Оскюс-оол, тридцать коней, тридцать коров и тридцать коз. Скоро старик умер. Оскюс-оол остался совсем один. «Нет у меня братьев, нет у меня сестер, — думал он. — Зачем мне одному столько скота? Лучше я променяю свой скот трех родов на три науки».

Он погнал свой скот на север. И вот увидел три юрты. Он вошел в одну из них. Там люди играли в шахматы.

— Откуда ты пришел? Что ты ищешь? — спросили его.

— Я пришел с юга. Родители мои умерли. Мне оставили скот трех родов. Я решил променять его на три науки. Научите меня играть в шахматы, и я отдам вам тридцать коз, — сказал Оскюс-оол.

Игроки согласились, взяли у него тридцать коз и за месяц научили играть в шахматы. Оскюс-оол стал играть даже лучше своих учителей. «Одну науку я постиг, — подумал он. — Осталось еще две». Он попрощался с учителями и погнал свой скот на север.

Скоро он подъехал к юрте. В ней три человека показывали друг другу китайские фокусы.

— Откуда ты пришел? Что ты ищешь? — спросили его.

— Я пришел с юга. Родители мои умерли. Мне оставили скот трех родов. Я решил променять его на три науки. Одну я постиг — научился играть в шахматы. Научите меня вашим фокусам — и вы получите тридцать коров, — сказал Оскюс-оол.

Искусники согласились, взяли у него тридцать коров и за месяц научили своему искусству. Оскюс-оол стал показывать фокусы даже лучше своих учителей. «Две науки я постиг, — подумал он. — Осталась одна». Он попрощался с учителями и погнал своих коней на север.

И снова встретил юрту. В ней три человека сидели и считали. Оскюс-оол рассказал им, что своих коз и коров он променял на две науки — умеет теперь играть в шахматы и показывать фокусы.

— Научите меня считать — и вы получите двадцать девять коней, — сказал он.

Ученые люди согласились, взяли у него двадцать девять коней и за месяц научили счету. Оскюс-оол стал считать не хуже своих учителей.

«Я постиг три науки, — подумал он. — Теперь можно ехать по аалам». И поехал на своем единственном коне.

Он услыхал, что Караты-хан играет в шахматы на голову: кто ему проиграет — голову потеряет, а кто трижды его обыграет— сам ханом станет. «Нет у меня братьев, нет у меня сестер, — подумал Оскюс-оол. — Один я на свете. Некому будет обо мне горевать. Поеду, сражусь с Караты-ханом».

Недалеко от аала хана, на перевале он увидел много отрубленных человечьих голов. Они висели, подвешенные за косы, на деревьях вдоль тропы. Оскюс-оол сосчитал головы. Их оказалось девяносто девять. «С головой хана будет сто», — подумал он и смело пошел вперед.

— Откуда ты приехал? Что тебе надо, странник? — спросил его Караты-хан.

— Я приехал из-за той горы. Хочу сыграть с вами в шахматы. Я слыхал, что можно выиграть ваше ханство, — сказал Оскюс-оол.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся хан. — А когда ты ехал из-за той горы, ты что-нибудь видел на перевале?

— Я видел много голов.

— Пойди-ка сначала сосчитай, сколько там голов, а уж тогда будем играть, — сказал хан.

— Я их сосчитал. Девяносто девять. С вашей, хан, будет сто.

Удивился хан, что простой человек счету обучен, и сел играть. Скоро он увидел, что проигрывает.

— Э-э, парень, постой, шахматы — игра трудная, долгая. А человек есть-пить хочет. Давай отдохнем, поедим, — сказал он.

Жена хана принесла им еду на двух золотых тарелках. Оскюс-оол понял, что еда, которая стоит перед ханом, глаз просветляет и ум оживляет, а еда, которая стоит перед ним, глаз затуманивает и ум одурманивает. Не зря он учился фокусам. За то время, пока хан глазами моргнул, он успел обменять тарелки. Хан ничего не заметил.

После еды продолжили игру. Через несколько ходов хан проиграл.

— Один раз я выиграл, осталось два, — спокойно сказал Оскюс-оол.

Хан злобно на него посмотрел, и они начали играть снова. И опять Оскюс-оол одолевает, и опять хан кричит:

— Принеси, жена, вкусной еды — силы наши подкрепить!

Опять перед ними появились две золотые тарелки, и опять их сумел поменять ловкий парень.

После еды продолжили игру. Глаза хана затуманились. Не знает, что делать. Быстро проиграл.

— Осталось обыграть вас всего один раз, — сказал Оскюс-оол.

Хан со страхом на него посмотрел, и они начали последнюю игру. После первых ходов хан понял: приходит ему конец. Снова он приказал, чтобы принесли еды, снова Оскюс-оол поменял тарелки. Только хан поел — в глазах его зарябило, фигуры запрыгали. Три хода сделал и проиграл.

— Ну что, хан, все три раза выиграл я! На перевале— девяносто девять голов. С вашей головой будет сто!

— О Оскюс-оол, пощади меня! Возьми все золото и серебро, возьми весь скот и всех слуг, будь ханом, только не отрубай мне голову! — взмолился хан.

— Те девяносто девять человек, которые опередили вас, не нарушали условий. Они играли на голову и проиграли. Теперь ваша очередь расплачиваться! — сказал Оскюс-оол и повел Караты-хана на перевал. Там он отрубил хану голову, и больше никто в тех землях на голову не играл.

А Оскюс-оол, постигший три науки, стал править ханством.

Жил когда-то белоголовый старик Ак-Сал *. И жил в соседнем аале злой дужумет. Он любил издеваться над людьми. Каждому, кто приходил в его аал, он загадывал загадки-головоломки. Каждого, кто не мог их отгадать, он избивал тяжелой плетью.

— Кто отгадает загадку — сам меня изобьет плетью! — весело говорил дужумет.

Но никто не мог отгадать мудрых загадок. Каждому доставались плети.

Мудрым, бывалым человеком был белоголовый старик Ак-Сал. Решил он защитить простых людей, отомстить дужу-мету. Пришел он в соседний аал и вошел прямо в юрту к злодею.

— Старик, разве ты не знаешь моих правил? Каждый, кто сюда приходит, отгадывает мои загадки-головоломки. Отгадаешь— ты бьешь меня плетью. Не отгадаешь — сам попробуешь тяжелую плеть!

— Я слушаю твою загадку-задачу. Я пришел проучить тебя, разбойник! — смело сказал белоголовый старик Ак-Сал.

— Вон ты какой! Ну смотри. Видишь вон ту гору? На вершине горы — белый всадник. Пойди спроси у него, когда и откуда он приехал, когда и куда собирается уехать, — сказал дужумет.

— Хорошо. Все узнаю, — сказал старик.

И пошел к горе. А на ней нет ничего. Вершина снегом сверкает. Посидел старик на камне, покурил и вернулся к юрте дужумета. А около юрты народ собрался, все хотят узнать, что будет. Дужумет вышел со своей любимой плетью в руках.

— Ну что, расспросил всадника?

— Да, расспросил, — ответил старик.

— Он все тебе рассказал? — спросил дужумет.

— Да, все рассказал, — ответил старик.

Дужумет вдруг испугался и притихшим голосом спросил:

— Что же он сказал?

— Белый всадник сказал, что приехал он осенью с верхнего мира, а уезжать собирается весной в нижний мир, — ответил старик.

Все поняли его мудрый ответ. И шагнули навстречу дужу-мету. Он бросился в юрту. Но люди вытащили его. Старик взял тяжелую плеть и избил злодея. Отомстил за всех бедняков, над которыми он издевался.

С тех пор дужумет перестал загадывать загадки.

Давным-давно жила девушка-искусница. Звали ее Шевер-Чечен * Не было у нее ни скота, ни мужа, ни детей. Ходила она по аалам, шила для баев идики, халаты и шапки.

Однажды Шуужен-хан * захотел сшить своим детям небывало красивую обувь и одежду.

— Эй, Бызаакай-Тараакай! — кликнул он слугу. — Отправляйся с оседланным конем хоть на все четыре стороны, но найди и привези мне Шевер-Чечен, искусную мастерицу!

Старик Бызаакай-Тараакай долго ездил по аалам, всех расспрашивал и наконец нашел Шевер-Чечен.

— Вас зовет наш хан, — сказал старик.

— Когда хан зовет, а простой человек не идет, то у него снимают голову, — сказала девушка и села на коня.

«Я ведь ни в чем не виновата, зачем меня зовет хан? — со страхом думала она. — Что он со мной сделает?»

— Здравствуйте, хан, — сказала девушка, входя в юрту.

— Зачем приехала? — спросил Шуужен-хан.

— Старик сказал, что вы звали меня, — ответила девушка.

— Да, я хочу посмотреть, насколько ты искусна. Будешь шить черные идики, халаты из черного шелка и шапки из черных соболей! — Хан дал ей кожи, шелк, шкуры и посадил за работу.

Знаменитая искусница Шевер-Чечен сшила прекрасные идики, халаты и шапки, сшила так, что не было видно швов. Потом она собрала все обрезки и сшила из них идики, халат, шапку и спрятала их в мешок. Хану понравилось, как искусно, как быстро она работает.

— Будешь моей служанкой, — сказал он. — Будешь ходить за водой и за дровами, разжигать костер и варить еду, обрабатывать кожи и шить одежду.

Семь лет без отдыха, без перерыва работала у Хана Шевер-Чечен. Но вот она забеременела и вскоре уже не могла делать тяжелую работу. Однажды ее увидела ханша и закричала:

— Ах ты пройдоха! Нищая ты пришла в наш дом, разъелась, а теперь делать ничего не хочешь?!

— Что поделаешь, — ответила Шевер-Чечен. — Такая наша женская доля. Стала я тяжелой, и с тяжелой работой не справляюсь.

— Эту ненужную тварь надо выгнать туда, где люди еще не бывали! — сказал хан. — Она опозорила мой аал.

— Хорошо. Я уеду, — ответила Шевер-Чечен. — А что вы мне дадите, хан, за семь лет работы?

— Что тебе дам? Ха-ха-ха! А разве того, что ты тут за семь лет съела и выпила, тебе мало? Эй, старик Бызаакай-Тара-акай, увези эту херээжок * в такую глухомань, куда человек еще не забирался, и брось ее там!

Старик взял на дорогу еду, навьючил ее на лошадь, на другую посадил Шевер-Чечен, и они направились на север. Долго ехали и остановились у Чинге-Кара-Хема. Там было много грибов, ягод и марьиного корня *. Старик срубил несколько деревьев, поставил чум, отдал Шевер-Чечен стальной нож, черное седло, узду и потник.

— Пусть у тебя родится сын! — сказал он на прощание и уехал.

— Пусть мой сын поможет вам когда-нибудь! — крикнула ему вслед бедная ханская служанка.

Вскоре она родила мальчика. Сын ее так быстро рос, что через день стал годовалым, а через два дня — двухлетним. Через несколько дней он стал помогать матери выкапывать съедобные коренья.

Однажды Шевер-Чечен решила узнать, живет ли кто-нибудь по Чинге-Кара-Хему. Она взобралась на вершину горы и увидала покинутое стойбище. Там что-то шевелилось.

Шевер-Чечен пришла туда и увидела тощего солового жеребенка. Он был совсем слабый. Спину его клевали вороны и сороки. Шевер-Чечен прогнала птиц и привела жеребенка к себе. Она вылечила его спину таежными травами, выкормила, вырастила. И стал жеребенок могучим соловым конем.

А сын Шевер-Чечен стал могучим парнем, богатырем. Из лука, который сделала ему мать, он убивал косуль и маралов. Как-то он пришел к матери и спрашивает:

— Что за зверь в лесу ходит: безрогий, бурый, лохматый?

— Ой, сынок, не ходи туда! Человеку нельзя ходить там, где ходит этот зверь. Он очень сильный и может тебя убить, — сказала мать.

— Да разве он сильный? Он зарычал, встал на задние лапы и пошел на меня, а я взял его за уши, встряхнул и отбросил. И зверь убежал, — ответил богатырь.

— Сын, ты уже взрослый. Тебе надо иметь настоящее оружие, — сказала мать.

Она показала ему, какие деревья надо срезать, и помогла сделать черный жестокий лук. А потом дала ему черные идики, халат из черного шелка и шапку из черного соболя, которые она когда-то сделала из обрезков. Все это было парню впору, и стал он похож на богатыря. Он оседлал солового коня, которого выходила мать, взял лук и стрелу и хотел было взлететь в седло, но конь сказал:

— С тех пор как я родился, никто на меня не садился. Еще никто не совал мне в рот железо, никто не надевал на грудь нагрудник, никто не пропускал под хвост подхвостник. Наверное, мне будет щекотно, и я буду прыгать и вставать на дыбы. Поэтому ты положи лук и стрелу, они тебе будут мешать. Попробуй проехать без оружия.

Богатырь бросил лук, воткнул в землю стрелу, подоткнул полы халата и сел на коня.

— Ну как, хорошо держишься? — спросил конь.

— Хорошо, — ответил богатырь.

Конь поскакал так, что искры посыпались из глаз богатыря. Где были горы — там стала ровная степь. Где была ровная степь — встали горы. Звезды неба сыпались на землю, а пыль земли подымалась до небес. Зиму богатырь узнавал по инею, лето — по росе. Наконец он не выдержал и закричал:

— Если хочешь убить — убивай скорей! Если хочешь пощадить — остановись!

Конь сказал:

— Ты меня не жалей, ударь посмелей! Ударь меня по боку так, чтобы ребра мои на солнце засверкали, — ты ведь не отца бьешь. Натяни узду так, чтобы щеки мои до ушей разорвались, — ты ведь не материны щеки разрываешь.

Богатырь поднял плеть, так что заслонил солнце, и ударил коня по боку, так что ребра его засверкали, а потом натянул узду так, что щеки коня разорвались до ушей.

Конь остановился и сказал:

— Ты можешь быть моим хозяином, а я согласен быть твоим конем.

Богатырь спешился и увидел, что мясо его бедер оторвалось от костей и обмоталось ниже колен, мясо его предплечий оторвалось от костей и обмоталось ниже локтей. Он стал легчиться таежными травами, которые залечивали раны к утру. Он стал лечиться разноцветными травами, которые вылечивали раны к вечеру. А когда вылечился — приехал домой.

На коне он стал охотиться еще лучше и привозить мяса еще больше. Однажды, когда богатырь был на охоте, с юга прилетели семь гусей и прокричали:

— Где ты, Экер-оол*? В юрте ты или в пути? — Они покружили над чумом и улетели.

«Что это они? — подумала Шевер-Чечен. — Ведь я еще не давала имени моему сыну. Вечером расскажу ему об этих гусях». Но когда вернулся сын, она об этом забыла. Назавтра снова прилетели гуси. И она снова забыла рассказать. Гуси прилетели и на третий день. «Уж сегодня я не забуду», — думала Шевер-Чечен, привязывая ниткой уголек к уху. Вернулся сын.

— Что с тобой, мама, зачем тебе серьги из угля?

— Это я для памяти, сын. Уже три дня, как прилетают с юга семь гусей и спрашивают тебя. Не ходи завтра на охоту.

Назавтра опять прилетели гуси и закричали:

— Где ты, Экер-оол? В юрте ты или в пути?

— Я в юрте! — ответил парень.

Когда он выбежал из юрты, гуси были далеко. Парень вскочил на коня, догнал их и крикнул:

— Стрела моя, прострели их всех до единого! — И начал натягивать тетиву.

И тут первый гусь устремился к земле и превратился в красавицу.

— Кто вы такие, откуда вы, почему вы как птицы летаете? — спросил парень.

— Мы — дочери Кускун-Кужура-хана, мы живем на юге. Отец одел нас в птичьи одежды, чтобы мы свободно летали по свету и сами нашли себе добрых молодцев по сердцу. Мы облетели весь свет, и мои сестры нашли себе женихов. А мне понравился ты. Вот мы и прилетели, чтобы поговорить с тобой.

Парень вернулся домой.

— Что, догнал ты этих гусей? — спросила мать.

— Это не гуси. Это семь дочерей Кускун-Кужура-хана. На младшей из них я женюсь. Сейчас поеду за ней и привезу ее сюда.

— Что ж, сынок, поезжай. Подари хану самого черного из соболей, самого серого из волков, самую красную из лисиц и самую белую из белок, — сказала мать.

Парень отправился в тайгу, убил самого черного из соболей, самого серого из волков, самую красную из лисиц и самую белую из белок, потом настрелял много зверя — заготовил для матери много еды и приготовился к отъезду.

— Пусть тебя зовут Экер-оол с Ээр-Сарыг-конем *,— сказала на прощание мать.

Богатырь направился на юг. Путь в месяц он проезжал за день и скоро приехал к аалу Кускун-Кужура-хана. Перед ханским шатром стояло семь белых юрт. Экер-оол привязал коня около самой нижней юрты и вошел в нее. С одной стороны пятнадцать мальчиков играли на игиле, с другой стороны пятнадцать девочек пели песню. А за ними пятнадцать девочек играли на хомусе, а пятнадцать мальчиков пели горловую песню. Красавица встретила его, положила перед ним олбук, угощала мясом, чаем, сахаром, лепешками.

А наутро богатырь пошел к хану и приподнес ему драгоценные шкуры.

— Садись, садись, зять, угощайся! — сказал хан и поставил перед ним разные угощения на девяти блюдах.

А на другой день хан решил проверить ум и отвагу своих зятьев. Он собрал их и сказал:

— Убейте мне Демир-Ала-марала *, который живет на Шил-Тайге. Его шкура и панты мне очень нужны. Кто убьет марала, тот первым заберет жену, скот, слуг и уедет на родину.

Зятья начали готовиться к отъезду. Поставили своих коней, чтобы они выстоялись и стали крепкими, чтобы в начале месяца, в начале дня поехать на Шил-Тайгу.

— Что приказал хан? — спросила красавица, когда Экер-оол вернулся.

— Он приказал убить Демир-Ала-марала, который живет на Шил-Тайге.

— Нет коня, который мог бы взобраться на Шил-Тайгу. Нет человека, который мог бы убить Демир-Ала-марала! Почему ты не сказал, что тебя ждет старая мать, что тебе надо скорее возвращаться домой? Скажи хану, что ты нс поедешь, — попросила красавица.

— Может ли мужчина иметь жену, если он не может убить зверя? Зачем мужчине конь, если он не может взобраться на тайгу? Нет, мне нельзя не ехать! — сказал Экер-оол.

В начале месяца, в начале дня семь зятьев взяли луки и стрелы и направились к Шил-Тайге. Неизвестно, сколько они ехали. Кони шести зятьев устали, отощали. А Ээр-Сарыг не только не устал, а еще жиру набрал! Зятья ехали грустные, понурые, а Экер-оол — со смехом да с песнями. И вот Шил-Тайга. Зятья развели костер и сели отдыхать.

— Пойдемте на ту сторону тайги, поищем след Демир-Ала-марала, — сказал Экер-оол.

— Нет, мы не можем, кони наши устали, у них и копыт не осталось. Да и сами мы устали, думаем, как бы добраться до аала.

— Тогда отдыхайте здесь, а я поеду искать марала.

Экер-оол взобрался на Шил-Тайгу. И увидел огромного железного марала.

— Пронзи, моя стрела, сердце-легкие Демир-Ала-мара-ла! — сказал храбрый парень, натягивая тетиву.

Стрела попала в лысую подмышку зверя и пронзила его насквозь. Марал побежал вниз так, что земля затряслась. Он упал у подножия тайги. Экер-оол пришел к ханским зятьям и говорит:

— Я убил этого марала. Он лежит здесь, недалеко. Пойдемте, вместе снимем шкуру.

Ханские зятья издали посмотрели на тушу страшного зверя и, задрожав, побежали прочь. Экер-оол сам содрал шкуру, отрезал панты и сказал:

— Навьючьте мясо на коней, и поедем домой!

— Нет, лучше мы съедим это мясо здесь, отдохнем, наберемся сил. А ты поезжай вперед, — ответили ханские зятья.

Экер-оол поехал один. Он вручил хану шкуру и панты Демир-Ала-марала. Народ смотрел на него с восхищением.

— А где остальные мои зятья? — спросил хан.

— Они очень устали. У их коней стерлись копыта. Они отдыхают у Шил-Тайги, — ответил Экер-оол.

— Нет на земле такого смелого человека, как мой зять! Сколько смельчаков ни ездили на Шил-Тайгу — никто не смог убить Демир-Ала-марала! Будем праздновать победу моего зятя! — сказал хан.

После праздника Экер-оол пришел к хану.

— Моя старая мать одна живет в пустом аале. Она бедствует. Я должен ехать к ней.

— Возьми скот из моего скота, добро из моего добра, — сказал хан.

Добро навьючили на девять белых верблюдов и тронулись в путь. С полдороги Экер-оол уехал вперед — подготовить место для стойбища.

— Где будет черта вдоль — идите, где черта поперек — ночуйте! — сказал он.

Дома он рассказал матери обо всех приключениях. Скоро приехал его аал. Он показал народу, где жить, где пасти скот. Однажды он подумал: «Как получилось, что мать моя жила одна, вдали от людей, в этих глухих местах?» Он пришел в юрту матери и спросил:

— Мама, где мой отец? Как получилось, что ты жила здесь одна, без друзей, без скота?

— Да, сын, я должна тебе обо всем рассказать, — ответила мать. — Я сирота. У меня не было ни родных, ни скота. Я ходила по аалам и шила одежду. Шила хорошо, и меня прозвали Шевер-Чечен. Однажды Шуужен-хану понравилась моя работа, и он сделал меня своей служанкой. Семь лет я у него работала. А когда забеременела, он приказал отвезти меня в эти глухие места. Пастух телят Бызаакай-Тараакай отвез меня сюда, сделал мне чум, дал стальной нож, который ты носишь… У тебя нет отца, но если ты кого-нибудь хочешь называть отцом, то называй старика Бызаакая-Тараакая. Прощаясь, я сказала ему: «Мой сын когда-нибудь вам поможет».

Экер-оол позвал верховода своего народа старика Кызыл-Чиртака в шапке из красных лис.

— Нет дела, с которым бы ты не справился, Кызыл-Чир-так. Нет страны, куда не добрался бы твой конь Кызыл-Шо-кар. Поезжай к Шуужен-хану, спроси, почему он выгнал мою беременную мать, не заплатив ей за семь лет работы, почему он приказал увезти ее в места, где не ступала нога человека? Скажи ему, если он хочет со мной воевать — пусть готовится! Через три дня я приеду мстить ему!

Старик Кызыл-Чиртак приехал к Шуужен-хану.

— Кто ты, чей ты слуга? — спросил хан.

— Меня прислал богатырь Экер-оол. — И старик передал хану слова своего хозяина.

Хан опечалился. Хан затревожился. Хан задумался.

— Да, это моя ошибка, — сказал он. — Когда приедет Экер-оол-богатырь, я с ним поговорю.

Старик уехал. Хан собрал дужуметов и сказал:

— Когда-то я выгнал беременную Шевер-Чечен. Но она не умерла. И вот ее сын, богатырь Экер-оол, через три дня приедет мне мстить. Собирайте войско. Мы не змеи, чтобы умирать лежа! Мы будем драться и умирать стоя!

— Нет, — сказали дужуметы, — мы не хотим умирать. А Экер-оола нам не победить. Разве вы не слыхали, хан, что он взял в жены самую младшую дочь Кускун-Кужура-хана, который живет на юге, разве вы не знаете, что он убил Демир-Ала-марала, который жил на Шил-Тайге? И что вы за хан, если вы высылаете в таежную глушь беременную женщину, будто она преступница? Если бы она жила здесь, ее сын был бы вашим богатырем, вашим помощником. Когда хан делает ошибку, с него снимают голову! Экер-оол сам знает, что с вами сделать. А мы воевать не будем!

Старик Кызыл-Чиртак вернулся к Экер-оолу.

— Что сказал хан? — спросил богатырь.

— Хан сказал, что он сделал ошибку. Он хочет с тобой поговорить, — ответил Кызыл-Чиртак.

Экер-оол вскочил на Ээр-Сарыг-коня и помчался к хану.

Хан сидел и дрожал.

— На кого это залаяли собаки? — со страхом спросил он.

— К нам едет молодец, стройный, как тополь, на коне, огромном как гора, — доложила ему шивишкин. — Собаки лают, сидя на хвостах.

Услышав это, хан Шуужен залез за сундук. Экер-оол плетью открыл дверь ханской юрты и сказал:

— Молодые вырастают, старые стареют, но месть не стареет никогда! Я вас предупредил, хан. Как вы подготовились к встрече? Где ваше войско?

— Ох, пощади меня! — взмолился хан, вылезая из-за сундука.

Экер-оол позвал ханских дужуметов.

— Решайте, что делать с ханом! — крикнул он.

— Когда хан делает ошибку, с него снимают голову! — хором сказали дужуметы.

— Нет, голову снимать не будем, — сказал Экер-оол. — Мы его вместе с ханшей вышлем туда, где еще не бывали люди.

Хана с ханшей посадили на верблюдов и отправили на далекую тайгу. Старик Бызаакай-Тараакай стал ханом — так решил Экер-оол. А ханскому сыну он дал имя Бызаакай и послал пасти телят. Ханские дочери стали служанками. Для всего народа Экер-оол устроил великий пир. Араку на пир он собрал самую крепкую, а еду — самую вкусную.

А потом вернулся домой и отпустил коня пастись.

— Пей холодную воду из вечного родника, ешь зеленую траву на склонах родной тайги. Набирайся сил.

А сам стал неуязвимым богатырем. Ему не страшны были никакие эрлики из нижнего мира, никакие огненные стрелы из верхнего мира. И жил он долго и счастливо. Пока жил, удлинились овраги, углубились лощины.

Жили когда-то три брата. У них был один-единственный конь. Однажды они проснулись, и младший брат говорит:

— Нашего коня украли.

Средний брат говорит:

— Скорее пойдем по следам.

Старший брат говорит:

— Не надо спешить. Давайте сначала сварим чай, попьем, подумаем.

Они сварили чай, попили, подумали.

— Нашего коня увели на ту сторону реки, — сказал старший брат.

— Нашего коня увел человек из белой юрты, которая стоит на той стороне реки, — сказал средний.

— Нашего коня увел человек, которого зовут Оодежик, — сказал младший брат.

Втроем они пришли к Оодежику.

— Ты украл нашего коня. Отдавай! — сказали они.

— Как вы докажете, что я украл вашего коня? Где ваши свидетели?

— У нас нет свидетелей, мы это сами поняли, — ответили братья.

— Ну, а если вы такие находчивые и наблюдательные, то давайте я что-нибудь спрячу, а вы найдите.

Братья вышли из юрты. Оодежик поймал паука и спрятал под коврик.

— Входите! — крикнул он.

Братья вошли.

— Вы что-то спрятали под коврик, — сказал старший брат.

— Что-то с длинными лапками, — сказал средний.

— Это паук! — сказал младший брат.

— Я вам не верю. Вы, наверное, подсмотрели. Давайте снова. Уйдите подальше в степь, — сказал Оодежик.

Братья отошли далеко от юрты. Оодежик спрятал в сундук ягодку шиповника.

— Идите сюда! — крикнул он братьям.

Братья вошли.

— Вы что-то спрятали в сундук, — сказал старший брат.

— Что-то из ягод, — сказал средний.

— Это шиповник, — сказал младший брат.

Оодежик решил, что это необыкновенные люди, ссориться с ними нельзя. И привел украденного коня. Братья сели на него втроем и поехали по степи. На берегу реки они увидели следы.

— Колесо у телеги сломано, — сказал старший брат.

— Верблюд у них слепой, а конь — короткохвостый, — сказал средний.

— У хозяина одна дочь, а жена его беременна, — сказал младший брат.

Скоро они догнали кочевников. Хозяин отстал. Братья по-ровнялись с ним.

— Колесо у твоей телеги сломано, верблюд слепой, у тебя одна, дочь, а жена — беременна, — сказали они.

Хозяин удивился.

— Все верно, — сказал он. — Откуда вы узнали?

— Мы посмотрели на следы, — ответили братья.

Хозяин угостил их чаем. Братья поехали дальше. И приехали в ханский аал. Они вошли в юрту к хану.

— Кто вы такие, где живете? — спросил хан.

— У нас нет аала, — сказал старший брат.

— Мы странствуем на своем единственном коне, — сказал средний.

— Увидели ваш аал и заехали переночевать, — сказал младший брат.

— Рядом есть пустая юрта, — сказал хан. — Поешьте там и переночуйте.

Братья пришли в юрту. Их угостили мясом и аракой. Хан послал свою шивишкин к юрте, чтобы она послушала, о чем будут говорить братья.

— Вы думаете, нас принимал хан? Нет, мы кланялись простому человеку, — сказал старший брат.

— Вы думаете, нас угощали аракой? Нет, мы пили воду, — сказал средний.

— Вы думаете, нам давали баранину? Нет, мы ели собачье мясо, — сказал младший брат.

Шивишкин все донесла хану.

— Голодные бродяги! — закричал хан. — Они были рядом со смертью, я их накормил, напоил, а теперь они ругают мое угощение да еще называют меня простым человеком! Я прикажу отрубить им головы! — Но потом он подумал и решил сначала спросить у матери: а вдруг правы эти братья.

Он пришел к матери.

— Мать, ведь эти братья кланялись хану, а говорят — простому человеку. Почему они так говорят?

— Хан, мой муж, надолго уезжал в тайгу. Твой отец — простой человек. Потому они так говорят, — ответила мать.

— Но ведь угощал я их бараниной! А они говорят — собачьим мясом. Почему они так говорят?

— В прошлом году весной пала овца. Ее маленького ягненка пустили к собаке, и она его выкормила. Это был тот самый барашек, выкормленный собачьим молоком. Потому они так говорят.

— Но ведь пили-то они араку! А говорят — воду. Почему они так говорят?

— Араку, которую давали братьям, варили зимой. На чашу клали лед. И лед попал в араку. Потому они так говорят.

Хан удивился и сказал:

— Это не простые братья. Это — братья, которые видят правду.

Он приказал угостить их и проводить с почестями. Братья сели втроем на единственного коня и поехали странствовать по степи.

Давным-давно жил парень, которого звали Коолу-Сандак. Однажды он решил, что пора ему представиться хану. Он сел на своего единственного коротконогого сивого коня и приехал к юрте Ай-хана. Вошел, вежливо поздоровался и сел у очага.

— Кто ты, зачем пришел? — спросил хан.

— Я — Коолу-Сандак. Я решил, что подданный хана должен представиться самому хану.

— Правильно, правильно, — сказал хан и подвинул к нему чашу с мясом.

Коолу-Сандак начал есть. Ему попалась толстая кость. Он взял ее, повертел в руках и стал беспокойно оглядываться по сторонам.

— Что ты ищешь? — спросил хан.

— Я ищу, на чем бы разбить эту кость, — ответил парень.

Хан вытащил из сундука большую монету — пятьдесят серебряных ланов. И бросил ее Коолу-Сандаку.

— На, подложи под кость!

Коолу-Сандак взял монету и снова стал оглядываться.

— А теперь что ты ищешь? — спросил хан.

— Теперь я ищу, чем бы разбить кость, — ответил парень.

Хан полез в сундук и бросил парню еще одну такую же монету.

— На, разбей!

Коолу-Сандак разбил кость, высосал мозг, положил обе монеты за пазуху, попрощался и ушел. Хан и слова сказать не успел. Он рассердился и позвал слугу.

— Я дал Коолу-Сандаку сто серебряных ланов, чтобы было на чем разбить кость, а он положил деньги за пазуху и ушел. Беги вслед, забери монеты!

Слуга нашел Коолу-Сандака дома.

— Наш хан дал тебе сто ланов. Я приехал за ними!

— Когда хан что-нибудь дает, он не должен забирать назад. Так и передай хану, — ответил парень.

Слуга вернулся и передал Ай-хану слова Коолу-Сандака. Хан задумался. «Надо его в чем-нибудь обвинить, отрубить голову и тогда уж забрать деньги. Но в чем его обвинить?» Всю ночь думал хан. А утром крикнул:

— Пусть придут ко мне десять начальников и десять чиновников!

Пришли десять начальников. Прибежали десять чиновников. Хан сказал:

— Мне надо в чем-нибудь обвинить Коолу-Сандака и отрубить ему голову. Десять начальников! Возьмите десять одинаковых табакерок и одновременно протяните их Коолу-Сандаку, когда он придет. А когда он вернет их — смотрите, чтоб не перепутал! Если перепутает — рубите голову! Десять чиновников! Раскурите десять одинаковых трубок и одновременно подайте их Коолу-Сандаку, когда он войдет. А когда он покурит и вернет их — следите, чтоб не ошибся! Если ошибется — рубите голову! И еще. Около коновязи рассыпьте овечий помет, полейте его водой и заморозьте. Когда Коолу-Сандак будет привязывать коня, смотрите во все глаза. Если этот парень поскользнется — обвините его в том, что он поклонился не хану, а столбу, и рубите голову! Если же он всюду сумеет вывернуться, то неожиданно дайте ему в руки полную до краев пиалу горячего-горячего чая и, если он хоть немного прольет — обвините его в неуважении к хану и рубите голову!

Назавтра двое слуг поехали за Коолу-Сандаком. Двое других заморозили воду вокруг коновязи. Приготовились десять начальников. Раскурили трубки десять чиновников.

По дороге слуги сказали парню:

— Ты должен остановиться у ханской коновязи.

Коолу-Сандак быстро привязал коня. А когда шагнул назад, чуть покачнулся и со смехом сказал:

— Я чуть было не поскользнулся, чуть было вместо хана не поклонился столбу!

Он вошел в ханскую белую юрту и сказал:

— Здравствуйте, хан! Здравствуйте, десять начальников, здравствуйте, десять чиновников!

В это время десять начальников протянули ему десять табакерок. Коолу-Сандак взял их, понюхал табак и вернул. Тут десять чиновников подали ему десять трубок. Парень по очереди затянулся из каждой трубки и вежливо отдал назад. Не успел он и глазом моргнуть, как кто-то, подошедший сзади, сунул ему в руки полную до краев пиалу горячего-горячего чая. Коолу-Сандак выхватил из-за пазухи четки, положил их на ладонь, а на четки поставил пиалу и спокойно выпил чай. Потом вышел из юрты, сел на своего коротконогого сивого коня и уехал домой.

— Он не перепутал, мы не смогли его обвинить, — сказали хану десять начальников.

— Он не ошибся, нам не в чем было его обвинить, — сказали хану десять чиновников,

— Что за кулугур! — вскричал хан. — Ну ничего. Завтра я должен представиться великому хану, солнечному хану — Хюн-хану! Этого парня я возьму с собой. По дороге я сумею его в чем-нибудь обвинить!

На другой день слуга привел Коолу-Сандака к хану.

— Я еду представляться великому Хюн-хану, — сказал Ай-хан. — Ты поедешь со мной. — Он надел высокую шапку с шариком, сел на коня и направился на юг.

Коолу-Сандак поспешил за ханом. Они ехали по широкой желтой степи. Подул ветер. Через степь катились, гонимые ветром, кустики перекати-поля.

— Пойди, парень, спроси их, откуда и куда они катятся, — сказал хан, а сам подумал: «Если он скажет, что это — шапка черта *, я отрублю ему голову».

Коолу-Сандак погнался за одним кустом, потом за другим. Вернувшись, он сказал:

— Они мне ответили так: «Мы вышли из земли в среднем месяце весны, а в среднем месяце осени оторвались от земли. Сейчас мы спешим к оврагу, там собираются все наши братья».

Хан прикусил язык. Поехали дальше. На вершине горы хан увидел белый снег.

— Пойди, парень, спроси, откуда и куда едет белый всадник, стоящий на той горе, — сказал он, а сам подумал: «Если он скажет, что это — снег, я отрублю ему голову».

Коолу-Сандак поехал к горе. Он долго около нее простоял. А когда вернулся, сказал:

— Белый всадник мне ответил так: «Недавно, в среднем месяце осени, я приехал из верхнего мира, а в среднем месяце весны поеду в нижний мир».

Хан опять прикусил язык. Поехали дальше. Навстречу им скакал на вороном жеребце черный человек в черном шелковом халате. Ай-хан соскочил с коня, поклонился черному человеку, подбежал к нему и начал с ним разговаривать. Коолу-Сандак остался на коне. Черный человек вдруг глянул на Ко-олу-Сандака.

— Что за собаку ты за собой водишь?! — крикнул он Ай-хану, завернул коня и ускакал.

Ай-хан с парнем вернулись в аал.

— Мои начальники и мои чиновники! — закричал хан, — Коолу-Сандак — преступник. Пора ему отрубить голову! Он, мой слуга, видел, как я поклонился Хюн-хану, а сам даже с коня не сошел! Ведите его на казнь.

Начальники и чиновники взяли парня под руки и повели. Коолу-Сандак сказал им:

— Разве это был сам Хюн-хан? Не может быть! Подчиненный ему Ай-хан и тот вел с собой одного слугу — меня, а тот ехал совсем без слуги, один на вороном жеребце! Я про него подумал: «Это слуга какого-то хана».

Начальники и чиновники удивились.

— Если ты сказал неправду, мы тебе отрубим голову! — сказали они.

— Пойдите спросите у хана, правду ли я сказал, — ответил парень.

Начальники и чиновники побежали к Ай-хану.

— Хюн-хан ехал один или со слугой? — спросили начальники.

— Один, — ответил хан.

— Хюн-хан ехал один на вороном жеребце? — спросили чиновники.

— Да, один на вороном жеребце, — ответил хан.

— Коолу-Сандак прав, — сказали начальники.

— Да, он прав, мы не будем рубить ему голову, — сказали чиновники.

И они отпустили находчивого парня.

Когда-то давно в далеком ханстве жило одно племя. В племени было два богача — большой богач, Улуг-бай, и малый богач, Биче-бай, — и два судьи. Первый судья был чином выше второго, а второй — чином ниже первого.

Жил в этом племени старик Чолбен с сыном Орлан-оолом *. У них была одна корова и одна коза.

И жил старик Багайтык. Его дочь Чечен-кыс * была самой прекрасной во всем племени. И не было у них не то что скота — даже собаки у двери юрты. Старик каждый день уходил в тайгу искать коренья. А дочь — большая искусница — шила богачам халаты из черного шелка и идики из черной кожи. Этим они и жили.

Старики Чолбен и Багайтык были соседями, часто ходили друг к другу, заводили длинные разговоры-беседы. И договорились поженить своих детей.

Слух об этом дошел до ушей Биче-бая.

— Неужели нищий Чолбен сосватает за своего оборванца Орлан-оола такую красавицу?! — закричал он. — Нет! Прекрасная Чечен-кыс будет женой моего сына!

Слух об этом дошел до ушей Улуг-бая.

— Нет, Чечен-кыс будет женой моего сына, — сказал он. — Ведь у меня больше скота и добра, золота и серебра, чем у Биче-бая! Да и сам он должен испугаться меня и не сватать красавицу. Завтра я еду к старику Багайтыку.

На другое утро Улуг-бай сказал жене:

— Совсем ни к чему делать бедняку хорошие подарки. Хватит ему одного куска сыру и одного когержика араки. А вечером я приведу прекрасную Чечен-кыс.

Биче-бай тоже стал собираться к Багайтыку. Он сварил козлиную ногу и взял когержик араки.

А в это время старик Чолбен зарезал свою последнюю козу, сварил ее, попросил у добрых людей когержик араки и принес эти угощения старику Багайтыку. Начали они праздновать-араковать, длинный разговор-беседу завели.

Приехал Улуг-бай. Приехал Биче-бай. Оба начали сватать красавицу за своих сыновей.

Старик Багайтык не знал, что делать. Богачам отказать боялся, друга обижать не хотел. Стал он бегать туда-сюда: то выбежит из юрты, то опять вбежит. Все думает, думает.

Чечен-кыс спросила:

— Что это с вами, отец? Вы так растеряны.

— О дочь! Кому и горевать, как не мне! И Улуг-бай и Биче-бай — оба сватают тебя за своих сыновей. Но ведь у меня сидит наш друг Чолбен. И вот не знаю, кому отказать, кому согласие дать.

— О отец, тут нечего горевать. Принимайте подарки у всех и скажите, что ответ будет через три дня.

Старик Багайтык вернулся в юрту и сказал, как посоветовала дочь. Сваты оставили подарки и ушли.

— Через три дня старик даст согласие мне, — сказал Улуг-бай. — Тебе ли, Биче-бай, тягаться со мной, с моим богатством!

— Хоть ты и Улуг-бай, хоть ты и богаче всех, но не ты, а я принес старику мясо, целую козлиную ножку. Старик даст согласие мне! — сказал Биче-бай.

Они шли и всю дорогу ругались.

Бедный Чолбен думал: «Где мне тягаться с баями!.. Неужели прекрасная Чечен-кыс станет невесткой одного из них?»

Через три дня пришли байские слуги за ответом.

— Скажите им, отец, пусть женихи через три месяца приходят в нашу юрту с подарками. Чей подарок будет лучше, тот и станет моим мужем, — подсказала отцу Чечен-кыс.

Старик Багайтык объявил решение слугам.

Улуг-бай отсчитал сыну пятьдесят ланов серебра.

— Иди к торговцам. Что тебе понравится, то и купи в подарок невесте.

Биче-бай дал сыну сорок ланов серебра.

Старик Чолбен продал свою корову за двадцать пять ланов и отдал их Орлан-оолу.

Три парня пошли по базарам искать самые ценные подарки. Ходили очень долго, кончался третий месяц. Наконец они увидели красивую узорчатую телегу на восьми колесах из крепкой стали. Она стоила пятьдесят ланов серебра.

— Почему так дорого? — спросили байские сыновья.

— Потому что она сама, без лошадей, может проехать трехмесячный путь за три дня, — ответил торговец.

Телегу купил сын Улуг-бая.

Потом они увидели зеркало в серебряной оправе. Она стоило сорок ланов серебра.

— Почему так дорого? — спросили байские сыновья.

— Потому что в этом зеркале виден любой уголок земли, какой захочешь, — ответил торговец.

Зеркало купил сын Биче-бая.

Орлан-оол подумал, что самые лучшие подарки уже куплены, но все-таки продолжал искать. Он подошел к китайцу, который торговал целебными травами. У него была небольшая деревянная шкатулка. В ней лежала такая маленькая кучка порошка, что она уместилась бы в вороньем глазу. Шкатулка стоила двадцать пять ланов.

— Почему так дорого? Что в ней? — спросил парень.

— В этом порошке — все целебные травы всех девяти хребтов, — ответил китаец. — Травы измельчены в золотой ступке и просеяны через самое тонкое сито. Этот порошок может оживить человека даже через три дня после смерти.

Орлан-оол купил шкатулку. Байские сыновья начали смеяться над ним и хвалиться своими подарками. Сын Биче-бая взмахнул зеркалом и сказал:

— А ну, зеркало, покажи, где сейчас прекрасная Чечен-кыс?

Зеркало показало старую юрту. Прекрасная Чечен-кыс была мертва. Рядом с телом сидел старик Багайтык. Он плакал.

Байские сыновья сказали:

— Поедем на восьмиколесной телеге — успеем на похороны. Его с собой не возьмем.

— Возьмите меня, — попросил Орлан-оол. — Ведь у меня есть целебный порошок, которым я оживлю Чечен-кыс.

Байские сыновья бросились на него, чтобы отнять порошок. Тогда Орлан-оол схватил их за пояса, придавил к земле. Сын Улуг-бая сказал:

— Ладно, ты поедешь на телеге, но, если она в дороге сломается, ты будешь работать на меня пятьдесят лет.

Орлан-оол согласился. Сын Биче-бая сказал:

— Если твой порошок оживит Чечен-кыс, то, я думаю, наши отцы согласятся отдать тебе твои двадцать пять ланов.

Через три дня восьмиколесная телега приехала в аал. Орлан-оол всыпал в рот красавице порошок, сделанный из целебных трав всех девяти хребтов. Девушка ожила.

И снова стали спорить Улуг-бай, Биче-бай и старик Чолбен: чьей невесткой станет прекрасная Чечен-кыс.

— Главное — восьмиколесная телега, — сказал Улуг-бай. — На ней они успели вовремя вернуться.

— Нет, — главное — зеркало, — сказал Биче-бай. — Иначе

как бы они узнали о смерти Чечен-кыс?

Пошли к судьям. Судьи долго думали, и младший судья предложил:

— Надо позвать Чечен-кыс. Пусть она сама разрешит спор стариков.

Чечен-кыс сказала:

— Я не могу решать такой спор, потому что спорят обо мне. Но будь я судьей я решила бы его в пользу того, кто понес больше убытков.

Старший судья вызвал к себе баев и старика.

— Твой сын не понес никаких убытков, — сказал он Улуг-баю. — У него теперь есть волшебная телега. Он не женится на Чечен-кыс.

— И твой сын не понес никаких убытков, — сказал он Биче-баю. — У него теперь есть волшебное зеркало. Он не женится на Чечен-кыс.

— А у твоего сына, — сказал он старику Чолбену, — ничего не осталось. Целебным порошком он оживил красавицу. Он женится на Чечен-кыс.

На этом кончился спор. Все племя собралось на свадьбу Орлан-оола и Чечен-кыс. И стали они наслаждаться счастьем и довольством, а парод — миром и благоденствием.

Пришел однажды гость к Хайдып-нойону *. Сели они пить-праздновать. Нойон налил араку в золотую пиалу и подозвал слугу Орлана:.

— Пойди, Орлан, пожертвуй араку бургану.

Орлан вышел из юрты и выплеснул араку, но пиала вырвалась у него из рук и раскололась.

— Где золотая пиала, Орлан? — спросил нойон, как только слуга вернулся.

— Вы же мне сказали, чтобы я принес жертву бургану. Я пожертвовал араку вместе с пиалой, — ответил Орлан.

— Но ведь я не говорил тебе: «Пожертвуй вместе с пиалой!» Ну-ка, быстро ее принеси, — сказал нойон.

— Бурган разгневается, если мы заберем назад то, что пожертвовали, — ответил Орлан.

— Замолчи, щенок! Принеси пиалу, я приказываю!

Орлан вышел из юрты. Посмотрел на осколки пиалы и вернулся с пустыми руками.

— Где пиала? — закричал нойон.

— Бурган выпил араку, а пиалу разбил в знак признания вашего богатства, мой нойон.

Нойон зло посмотрел на Орлана и прикусил губу. А гость, глядя на нойона, еле сдерживал насмешливую улыбку. Ему нравились остроумные ответы парня, и он хотел услыхать что-нибудь еще. Но нойон испугался и больше не заговаривал со своим слугой. Тогда начал Орлан:

— О, богатые люди — это необыкновенные люди! У них все по-своему, все особенное, и в каждой мелочи видно их богатство. У них даже собаки лают полновесно, не так, как у простых людей.

Нойон не вытерпел, грудь его поднялась от гордости.

— Как, скажи, как лает моя собака, Орлан?

— О, голос у нее громкий, она лает басом: «Хонн! Хонн!» А собаки простых людей лают тонким голоском: «Хан-хан!»

Нойон радостно заулыбался.

— Значит, говоришь, моя собака лает: «Хонн! Хонн!» А собаки простых людей: «Хан-хан!» Байская собака, значит: «Хонн! Хонн!» А собаки бедняков: «Хан-хан!»

Тут гость вспомнил: ведь Орлан спорил с ним, что заставит своего хозяина лаять по-собачьи. А нойон все не мог успокоиться, все повторял, как лает собака бая и как — собака бедняка.

Гость подумал: «А ведь Орлан спорил со мной, что накормит своего хозяина собачьим пометом. Как это ему удастся? Посмотрим».

А Орлан уже говорил:

— Удивительные волшебники и чародеи живут на свете, мой нойон. Вот недавно у меня так болела голова, что я чуть не умер. Ни сидеть, ни лежать не мог. И тут Нарын-Шулуту-башкы дал мне несколько кусочков чудного лекарства. Я принял один, и сразу у меня в голове посветлело.

— О, дай и мне попробовать этого лекарства, Орлан.

— Попробуйте, мой нойон. — И Орлан с поклоном двумя руками протянул маленький серый узелок, который отвязал от пояса.

Нойон взял кусочек и медленно разжевал.

— Да, у него своеобразный, какой-то особенный вкус. Несомненно, это — чудодейственное лекарство. — И нойон поклонился серому узелку.

Гость смотрел, слушал и еле-еле сдерживал смех. «Не жалко проиграть несколько монет этому парню, — думал он. — Где еще такое увидишь?»

А Орлан уже говорил:

— Мой нойон, умеете ли вы угонять коней? Только самые отважные и находчивые могут угнать коня…

— А ты умеешь? — спросил нойон.

— Умею.

Нойон решил отомстить Орлану. Он все думал о своей золотой пиале. И он сказал:

— Тогда угони этой ночью моего Калчан-Шилги. Угонишь — конь будет твоим, не сумеешь — будешь бесплатно работать пять лет.

Орлан согласился и ушел домой.

Нойон приказал двум дужуметам караулить коня. Полночи должен был караулить толстый дужумет и полночи — тощий.

Около полуночи Орлан надел шапку с шариком * и пошел к юрте нойона. Толстый дужумет ждал — не мог дождаться, когда придет смена. Он все думал о когержике араки, припрятанном в сундуке. Едва различив в темноте шапку с шариком, он бросил поводья Калчан-Шилги и, ни слова не говоря, побежал домой.

Орлан-оол спокойно повел Калчан-Шилги. А когда вывел за пределы аала, вскочил на него и поехал сначала шагом, а потом — рысью. Утром он прискакал к юрте нойона верхом на прекрасном Калчан-Шилги.

Нойон хотел что-то сказать, но потом решил, что лучше промолчать.

И больше никогда не спорил с находчивым Орланом.