Твердыни России. От Новгорода до Порт-Артура

Глава 4 НА РУБЕЖЕ ДВУХ ВЕКОВ. СУВОРОВСКИЙ ШТУРМ ИЗМАИЛА. ПОЛЕ БОРОДИНСКОЕ. ЧЕРНОМОРСКАЯ ВАРНА

В мировой истории немного найдется примеров, сравнимых по кровопролитию, начиная с эпохи Древней Греции и Древнего Рима, со штурмом турецкой крепости Измаила русскими войсками под командованием генерал-аншефа Александра Васильевича Суворова.

...Шла очередная Русско-турецкая война 1787—1791 годов, называвшаяся еще и как «Вторая екатерининская турецкая война». Боевые действия переместились к дунайскому устью. Русские войска успешно взяли неприятельские крепости Килия, Исакча и Тульча. Теперь на левобережье Дуная оставалась неприступно стоять только Измаильская крепость — крупнейшая твердыня Оттоманской Порты на ее границах.

В Стамбуле на нее уже в почти проигранной войне возлагали большие надежды. Этого не скрывал ни султан Селим III, ни его полководцы. Они надеялись, что Измаил станет подлинным «камнем преткновения» для победно наступающей русской армии и что битва под измаильскими стенами может изменить ход войны.

Что из себя представляла крепость Измаил? В переводе ее название означало «Да услышит тебя Аллах». Это была не просто громадная, обширная крепость, стоявшая на левом (северном) берегу Дуная. По турецкой военной терминологии она называлась «орду-калеси» («армейская крепость») и была способна вместить в себя целую армию.

После предшествующей Русско-турецкой войны крепость претерпела значительные изменения. Модернизация «орду-калеси» проводилась под руководством опытных французских фортификаторов в соответствии с требованиями нового времени. Главным иностранным специалистом считался француз де Лафит-Клове. Султанская казна денег на фортификационные работы действительно не пожалела. Современники считали «новый» Измаил неприступной крепостью.

Измаильская крепость напоминала собой неправильный треугольник, примыкавший южной стороной к дунайскому Килийскому рукаву.

Город стоял на склонах прибрежных высот, нисходящих к Дунаю, и широкая лощина делила городские кварталы на две неравные части. Западная, большая часть, называлась, Старой крепостью, восточная — Новой крепостью. Берег реки в черте города был обрывист.

Общая протяженность крепостной ограды по внешнему обводу составляла около 6,5 километра. Ее западный участок имел протяженность 1,5 километра, северо-восточный — более 2,5 и южный — 2 километра.

Измаил имел мощные стены, представлявшие собой высокий земляной вал с глубоким и широким рвом перед ним. Крепостную ограду усиливали семь бастионов, защищавшие город с суши. Бастионы тоже были земляные, только два из них турки успели облицевать камнем. Высота вала составляла от 6 до 8 метров. Ко всему прочему он отличался большой крутизной.

По всему периметру крепостной ограды перед валом шел ров. Он имел разные глубины — от 6 до 10 метров. То есть штурмующим, оказавшимся на дне измаильского рва, пришлось бы взбираться по лестницам на вал на высоту современного дома в четыре этажа и даже еще выше.

Над валом возвышались бастионы. Их высота достигала 20—24 метров. На бастионах размещалась большая часть крепостной артиллерии, и каждый из них имел собственный гарнизон. С внутренней стороны в бастионах и валу были устроены жилые помещения, склады боевых припасов, различные службы.

Ширина крепостного рва достигала 12 метров. Это позволяло осажденному гарнизону в случае необходимости сосредотачивать во рву для вылазок и контратак не только пехоту, но даже конницу. Большая часть рва в позднее осеннее время была заполнена водой, которая местами имела глубину до двух метров. С Дунаем ров не сообщался.

Измаил имел собственную цитадель, которая защищала город с севера. Здесь, на вершине треугольника, располагался Бендерский бастион, одетый камнем. К западу от цитадели находилось озеро Броска, болотистая местность от которого вплотную подходила к крепостному рву, отчасти питая его водой.

Однако сплошной крепостная ограда не была. Со стороны Дуная крепость бастионов не имела. Фортификаторы не укрепили приречную сторону «орду-калеси», надеясь на силу своей многочисленной речной военной флотилии и крутизну обрывистого берега.

Однако после боя 20 ноября 1790 года, когда русские моряки почти полностью уничтожили вражескую дунайскую флотилию, прикрывавшую Измаил со стороны реки, султанское командование стало спешно укреплять южный участок, поскольку стал уязвимым.

На этом участке было спешно возведено 10 батарей с орудиями крупных калибров. Они держали под прицелом реку и батареи противника, которые могли быть поставлены на острове Чатал, лежащем прямо против крепости.

Фортификаторы особенно хорошо укрепили юго-западный край крепостного обвода, где берег спускался к реке отлого. Здесь крепостной вал оканчивался (примерно в 100 метрах от уреза воды) каменной башней Табией, называемой иногда бастионом или редутом. Он имела трехъярусную пушечную оборону.

Неширокий промежуток между Табией и берегом был прикрыт неглубоким рвом и палисадом из заостренных бревен. Орудия башни хорошо фланкировали этот участок крепостного обвода.

Внутри крепости имелось много крепких каменных построек — частных домов, мечетей, караван-сараев, торговых строений, которые можно было легко приспособить для обороны. Штурм Измаила показал, что османы заранее привели их в оборонительное состояние на случай уличных боев.

Неприступность «орду-калеси» значительно усиливалась естественными препятствиями. Это были, естественно, широкий Дунай с юга, озера Кучурлуй и Алапух с запада и озеро Катабух с востока. Эти водные преграды ограничивали возможности маневра русских войск и удлиняли их коммуникации. К тому же местность под Измаилом в большей части была тогда заболочена.

Турки, опытные в ведении крепостных войн, постарались укрепить и полосу перед рвом. Здесь в немалом количестве они устроили «волчьи ямы» и всевозможные ловушки.

Измаильская крепость имела укрепленные, хорошо защищенные ворота. Их было четыре: с запада — Броские (русские называли их Царьградскими) и Хотинские, с востока — Килийские и с севера — Бендерские. Подступы к воротам простреливались фланкирующим артиллерийским огнем, что позволяла конфигурация крепостного вала. Ворота всегда являлись самым уязвимым местом в обороне крепостей.

Измаильский гарнизон к началу осады насчитывал 35 тысяч султанских войск. Почти половину из них—17 тысяч — составляли янычары, отборная и привилегированная регулярная пехота. Остальную часть составляли сипахи — легкая турецкая конница, конные крымские татары большей частью из Буджакской орды, артиллерийская прислуга и вооруженные горожане-ополченцы.

В Измаил бежали отряды из разгромленных гарнизонов Кили, Тульчи и Исакчи. Это были воины, не потерявшие желания сражаться с «неверными». Ряды осажденного гарнизона пополнили экипажи с потопленных кораблей турецкой Дунайской флотилии, имевших на своих бортах несколько сот орудий малого калибра. Поскольку большинство судов было потоплено под самым берегом, осажденные смогли достать из-под воды или просто снять с разбитых судов немало корабельных пушек. Они пошли на усиление прибрежных батарей.

Всего на вооружении крепости находилось 265 разнокалиберных орудий. По другим сведениям, на вооружении Измаила было около 200 орудий. Вероятно, в последнее число не вошли пушки речной флотилии, поставленные на речном берегу. Из этого количества орудий 85 пушек и 15 мортир занимали приречные позиции.

События показали, что «армейская крепость» имела огромные запасы различных боевых припасов и провианта. (Подвоз запасов и продовольствия в крепость по Дунаю прекратился только с началом ее блокады.) Главный фортификатор де Лафит-Клове при сооружении «орду-калеси» в своих планах рассчитывал на длительное пребывание за оградой Измаила многотысячного войска. Не крепостного гарнизона, а именно войска, целой армии.

Кроме того, затворенными в Измаиле оказались многие тысячи коней турецкой и крымской конницы. Горожане согнали за крепостные стены немало домашнего скота из окрестностей, что заметно увеличивало запасы провианта для осажденного гарнизона.

Комендантом Измаильской крепости являлся один из лучших султанских полководцев, опытный трехбунчужный сераскир Айдос Мехмет-паша (Мегмет Айдозла). В Стамбуле не без оснований рассчитывали на его стойкость и упорство, что и подтвердили последующие события. При сераскире находилось еще несколько пашей (генералов) и брат крымского хана Каплан-Гирея, командовавший татарской конницей.

Стойкость защитников «орду-калеси» во многом объяснялась недавним приказом султана Селима III. Он грозил сдавшимся в плен небесными и земными карами. Последняя в условиях неудачной войны часто приводилась в исполнение. Кроме того, сераскир мог рассчитывать и на религиозный фанатизм своих воинов.

.„Борьба за Измаил началась с октября 1790 года. Первыми подступили к вражеской крепости корабли речной флотилии генерал-майора Иосифа Михайловича де Рибаса. До подхода к крепости сухопутных войск моряки истребили вражескую речную флотилию, высадили на острове Чатал десант и установили на нем восемь батарей.

К концу ноября русские войска встали осадным лагерем в четырех верстах от Измаила. Они бездействовали, если не считать стычек конных дозоров.

Наступала осенняя непогода. В голой степи холод чувствовался теперь не только ночью, но и днем. Топлива, кроме камыша, в округе почти не находилось. Провиант приходилось завозить издалека воловьими упряжками. Начались болезни.

Прибывшие под Измаил войска не были подготовлены к ведению крепостной войны. Тяжелых пушек не было совсем. Полевая артиллерия имела всего по одному боекомплекту снарядов. К тому же почти половину осадных войск составляли казаки, в большинстве своем за войну потерявшие лошадей и вооруженные укороченными пиками, которые в бою легко перерубались ударами ятаганов.

Но все же главной причиной бездействия собравшихся под стенами «орду-калеси» русских полков было отсутствие единого командующего.

Так получилось, что в осадном стане оказались четыре военачальника, которые к тому же не ладили между собой: генерал-аншеф И.В. Гудович, генерал-поручик П.С. Потемкин (двоюродный брат екатерининского фаворита), генерал-майор М. И. Голенищев-Кутузов и командовавший гребной флотилией генерал-майор де Рибас.

Военный совет принял решение снять осаду крепости и отвести полки на зимние квартиры. Когда об этом узнал Потемкин-Таврический, чья штаб-квартира размещалась в Яссах, то он понял, что может и не исполнить настойчивое требование императрицы взять Измаильскую крепость и побыстрее закончить войну.

Потемкин не зря считается в истории России великим государственным мужем. Главнокомандующий ордером № 1336 от 25 ноября 1790 года, написанном в Бендерах, назначил генерал-аншефа графа А.В. Суворова-Рымникского командующим всеми войсками в осадном лагере под Измаилом. Герою Кинбурна, Фокшан и Рымника предоставлялось право или отступить от дунайской твердыни Турции, или овладеть ею приступом.

К ордеру было приложено личное послание генерал-аншефу А.В. Суворову-Рымникскому:

«Измаил остается гнездом неприятеля. И хотя сообщение прервано через флотилию, но все же он вяжет руки для предприятий дальних. Моя надежда на Бога и на Вашу храбрость. Поспеши, мой милостивый друг!..»

Потемкинский ордер застал Суворова в городе Галаце, где он командовал передовым армейским корпусом. Сдав дела генерал-поручикам князю Голицыну и фон Дерфельдену, в сопровождении конвоя из 40 донских казаков, полководец немедленно, 30 ноября, «отправился... к стороне Измаила».

Перед отъездом он отдал приказ своему любимому гренадерскому Фанагорийском полку, которым командовал полковник В.И. Золотухин, идти к осажденной крепости.

Отправляясь под Измаил, Суворов понимал, что легкой победы там не предвидится. К «орду-калеси» русские в той войне уже подступали дважды и дважды терпели неудачу (11 сентября 1789 года войска генерал-аншефа Н.В. Репнина, а в ноябре 1790 года П.С. Потемкина).

Появление Суворова под Измаилом вызвало в осадных войсках подъем боевого духа. У всех на устах звучало теперь одно: «Штурм! Будет, братцы, штурм, раз прилетел сам Суворов...»

На следующий день полководец провел рекогносцировку Измаильской крепости. В тот же день он отправил Потемкину рапорт о подготовке к осаде и штурму «орду-калеси»:

«По силе повелениев вашей светлости, первоначально войски сближились под Измаил на прежние места, так безвременно отступить без особого повеления вашей светлости почитается постыдно...

Крепость без слабых мест. Сего числа приступлено к заготовлению осадных материалов, коих не было, для батарей, и будем стараться их совершить к следующему штурму дней чрез пять, в предосторожность возрастающей стужи и мерзлой земли. Шанцевый инструмент по мере умножен. Письмо вашей светлости к сераскиру отправлю я за сутки до действия. Полевая артиллерия имеет снарядов только один комплект. Обещать нельзя, божий гнев и милость зависит от его провидения. Генералитет и войски к службе ревностию пылают. Фанагорийский полк будет сюда».

...Полководец оказался перед сложным выбором. Отсутствие осадной артиллерии и проблемность ее доставки под Измаил делали невозможной «правильную» осаду крепости. Полевые же орудия были бессильны против измаильских стен: пробить их они не могли.

Для овладения дунайской твердыней оставался единственный способ — приступ с помощью штурмовых лестниц. Но при этом даже в победном исходе предвиделись большие потери в людях.

Тщательнейшая подготовка к Измаильскому штурму началась с 3 декабря. Велась она в очень быстром темпе, поскольку Суворов понимал, что любая затяжка во времени играет только на руку осажденным. Велась подготовка по следующему плану:

— обстоятельная рекогносцировка крепостной ограды с суши и Дуная, подступов к крепости при участии военачальников, командиров штурмовых колонн и их помощников;

— заготовка штурмовых средств: фашин, штурмовых лестниц, шанцевого инструмента;

— оборудование по всем инженерным правилам огневых позиций артиллерии, предназначенной для обстрела крепости перед приступом;

— подготовка войск к штурмовым действиям в специальном учебном городке (вне видимости с крепостных стен), который состоял из участков рва и вала, копировавших измаильские укрепления;

— моральная подготовка войск к кровопролитному штурму.

Трудностей набиралось много. Даже в дальних окрестностях Измаила не было строевого леса. Боеприпасы для артиллерии еще только ожидались. Осадные батареи приходилось устраивать только по ночам.

В учебном городке, устроенном вдали от крепости, рота за ротой, казачья сотня за сотней учились преодолевать ров и взбираться на вал. Были изготовлены чучела, изображавшие янычар. Солдаты, преодолев ров и вал, кололи их штыками, отрабатывая приемы рукопашного боя. Отдельно обучались пионеры (саперы), командам которых предстояло идти на. приступ впереди штурмовых колонн.

Помимо имевшихся на острове Чатал осадных батарей, возвели еще две, но более мощные. Обе батареи разместились на берегу Дуная: одна — против Броских ворот, вторая — у Килийских. Каждая батарея состояла из десяти орудий 12-фунтового калибра. Их позиции находились в 100 и 200 саженях от крепостной ограды. Турки энергичной пушечной стрельбой попытались было помешать их возведению, но безуспешно.

С прибытием в осадный лагерь гренадерского Фанагорийского полка, 150 «охотников» из Апшеронского пехотного полка, конных донских казаков и арнаутов численность войск у Суворова достигла 31 тысячи человек. Измаильский гарнизон продолжал численно превосходить своего противника.

По своему составу русские войска делились следующим образом. Пехота насчитывала в своих рядах 28,5 тысяч человек. Конницы, то есть кавалеристов и казаков, имевших лошадей, набиралось всего 2,5 тысячи человек.

Всего под Измаилом полководец А.В. Суворов-Рымникский имел 33 батальона регулярной пехоты (14,5 тысячи человек), 8 тысяч спешенных донских казаков, 4 тысячи черноморских (бывших запорожцев) казаков с гребной флотилии, 2 тысячи арнаутов — молдаван и валахов, 11 кавалерийских эскадронов и 4 донских казачьих полка.

О количестве артиллерии в источниках имеются большие разночтения. Так, количество орудийных стволов полевой и полковой артиллерии определяется от 405 единиц до свыше 500. Количество корабельной малокалиберной артиллерии, стрелявшей с малых дистанций, колеблется от около 400 до 567 пушек.

В любом случае, русская артиллерия численно превосходила крепостную артиллерию Измаила (без учета пушек с разгромленной речной флотилии) почти в 2 раза. Но... русские не имели осадных орудий крупных калибров, действительно пригодных для осадных батарей.

Согласно традициям войн той эпохи, Суворов сперва решил прибегнуть к переговорам о добровольной сдаче турецким гарнизоном крепости. В Измаил были посланы два письма: суворовское и главнокомандующего Потемкина-Таврического.

Султанскому командованию предлагалось сдать крепость в обмен на предоставление гарнизону с личным оружием и имуществом, равно и горожанам, возможности перебраться на противоположный берег Дуная. В противном случае осажденных ожидала известная участь защитников Очаковской крепости. Срок на размышления давался одни сутки.

Генерал-аншеф Суворов в дополнении к посланиям был как всегда лаконичен и суров:

«Сераскиру, старшинам и всему обществу.

Я с войском сюда прибыл; 24 часа на размышление для сдачи и воля, первые мои выстрелы уже неволя, штурм — смерть. Чего оставляю вам на рассмотрение».

Копии этих писем отправили с офицерами ко всем четырем крепостным воротам. Сопровождавшие их трубачи проиграли условный сигнал. Турки ответили с крепостных стен. Тогда к затворенным крепостным воротам подскакали невооруженные донские казаки и, воткнув в них дротики с посланиями, ускакали назад.

К вечеру 8 декабря сераскир дал по-восточному пространный ответ, сводившийся к просьбе о заключении перемирия на 10 дней, чтобы получить от великого визиря султана Селима III разрешение на капитуляцию. Айдос Мехмет-паша хитрил, пытаясь потянуть время перед решающей схваткой в надежде на помощь со стороны султанской армии с дунайского правобережья.

Суворов, недолго думая над явной военной хитростью противника, тут же ответил сераскиру:

«Против моего обыкновения еще даю вам сроку сей день до будущего утра».

О том, как были настроены турки, лучше всего свидетельствуют высокомерные слова одного из измаильских пашей, сказанные русскому офицеру-парламентеру: «Скорей Дунай остановится в своем течении и небо упадет на землю, чем сдастся Измаил...»

На следующий день Айдос Мехмет-паша прислал свое доверенное лицо для ведения дальнейших переговоров с расчетом продолжать тянуть с определенным ответом: да или нет. Суворов приказал парламентеру передать сераскиру на словах, что теперь уже поздно вести переговоры и все в Измаиле обречены на смерть.

В тот же день в суворовской палатке состоялся военный совет, на который были приглашены все генералы и бригадиры осадных войск. Сам командующий уже окончательно принял решение о штурме, но на него по узаконенной традиции той эпохи требовалось согласие большинства генералитета.

Военный совет начался так. Суворов напомнил собравшимся одну из глав «Воинского устава» Петра Великого. Она гласила следующее:

«Генерал своею собственною волею ничего важного не начинает без имевшегося наперед военного совета всего генералитетства, в котором прочие генералы, паче другие советы подавать имеют».

По традиции подать первый голос на военном совете обязан был самый младший из его участников по воинскому званию и возрасту. Таким военачальником оказался бригадир Матвей Иванович Платов, герой штурма Очаковской крепости, самый прославленный в истории России войсковой атаман Донского казачества. Он громко произнес одно-единственное слово:

— Штурм!

Суворов расцеловал казачьего бригадира. Других мнений на военном совете не высказывалось. В постановлении военного совета от 9 декабря 1790 года было записано:

«Приближаясь к Измаилу, по диспозиции приступить к штурму, неотлагательно, дабы не иметь неприятелю время еще более укрепиться, и посему уже нет надобности относиться к его светлости главнокомандующему.

Сераскиру в его требовании (10 дней перемирия. — А.Ш.) отказать. Обращение осады в блокаду исполнять не должно. Отступление предосудительно победоносным ее императорского величества войскам.

По силе четвертой на десять главы воинского устава (решение военного совета подписали. —А.Ш.):

бригадир Матвей Платов,

бригадир Василий Орлов,

бригадир Федор Вестфален,

генерал-майор Николай Арсеньев,

генерал-майор Сергей Львов,

генерал-майор Иосиф де-Рибас,

генерал-майор Ласий (Ласси),

дежурный генерал-майор граф Илья Безбородко,

генерал-майор Федор Мекноб,

генерал-майор Петр Ртищев,

генерал-майор Михаила Голенищев-Кутузов,

генерал-поручик Александр Самойлов,

генерал-поручик Павел Потемкин».

Среди членов военного совета не было самого старшего по воинскому званию среди осадных военачальников генерал-аншефа И.В. Гудовича. Еще до прибытия Суворова он получил назначение на должность командующего русскими войсками на Кубани.

Диспозиция полководца А.В. Суворова к штурму Измаильской крепости является одним из самых значимых документов его военно-теоретического наследия. Пожалуй, это один из самых ярких документов в мировой истории крепостных войн.

Суворовским решением штурм «орду-калеси» Блистательной Порты был назначен в ночь с 10 на 11 декабря. По диспозиции непосредственная подготовка к приступу началась с 18 часов 8 декабря.

Первый раздел диспозиции штурма Измаильской крепости посвящался артиллерийской подготовке приступа. Общее руководство действиями артиллерией осадных сил возлагалось на генерал-майора Петра Ртищева:

«По его знанию главный над всеми батареями и действием артиллерии при атаке».

Система артиллерийской атаки Измаила состояла в следующем. Против приречных участков крепостной ограды устраивались четыре батареи (две уже стояли) по 10 полевых орудий. К ним прокладывались коммуникационные линии (дороги). Эти работы надлежало закончить в первую же ночь.

Для устройства этих батарей наряжалась тысяча человек, работавших в две смены. Они имели в качестве шанцевого инструмента до 500 лопат, 150 кирок, 60 топоров, 20 толкушек и 250 мешков для переноса земли.

На устройство каждой 10-орудийной осадной батареи ушло до 250 туров, столько же фашин и до 450 фашинных кольев. Эти цифры свидетельствуют о большом объеме земляных работ при устройстве артиллерийских работ. В данном случае на устройство батарей отводилась всего одна ночь.

По диспозиции все осадные батареи и суда гребной флотилии должны были начать бомбардировку крепости в 6 часов утра. Ограниченность боеприпасов вести усиленную бомбардировку не позволяла. Последний артиллерийский обстрел Измаила, наиболее яростный и интенсивный, намечался в полночь накануне приступа.

Особую задачу получал отряд из 8 бомбардирских судов, которые с началом штурма должны были подойти как можно ближе к крепости и частым огнем обстреливать «каменную батарею» и еще три назначенных пункта в обороне Измаила.

Огонь по «армейской крепости» ядрами надлежало продолжать до 6 часов утра 11 декабря. После этого надлежало пальбу вести «пустыми выстрелами», то есть холостыми зарядами, чтобы не поражать штурмующие русские войска и устрашать обороняющегося неприятеля.

По диспозиции предусматривались и меры предосторожности перед штурмом. Дополнительно выделялись конные казачьи пикеты и сдвоенные посты часовых. Каждую батарею на суше скрытно охраняли днем и ночью от вражеских вылазок пехотный батальон с полковыми орудиями и кавалерийские резервы, бывшие наготове подать помощь.

Речной гребной флотилии по диспозиции надлежало перед атакой вытянуться в две линии напротив города и встать для ведения стрельбы из орудий на якорь в 20 саженях от берега. Первую (ближайшую к берегу) линию составляли низкобортные гребные суда. Во второй линии должны были находиться более высоко сидящие над водой парусно-гребные суда.

Флотилия генерал-майора де Рибаса несла на своем борту две тысячи десантников. Ей предстояло вести огонь по внутренней части крепости прямой наводкой, «очищая берег картечью».

Военным морякам, по суворовскому замыслу (как говорилось в диспозиции), отводилась роль «резерва штурмующих». В мировой военной истории это был редкий случай столь масштабного взаимодействия войск на суше и на воде при штурме сильной прибрежной крепости.

Согласно диспозиции приступ планировался одновременно со всех трех сторон. Штурм осуществлялся и со стороны реки. Атаку предстояло вести девятью штурмовыми колоннами, направленными по три на каждый участок крепостной ограды. Десантные отряды (три) с острова Чатал, перебрасываемые на судах, тоже именовались колоннами.

Штурм Измаила сводился, согласно диспозиции, к двум фазам. Первая — овладение внешним обводом крепостной ограды (валом, бастионами и городскими воротами). Вторая — захват внутренних укреплений, уничтожение или пленение вражеского гарнизона в уличных боях. Каждая группа осадных войск, каждая штурмовая колонна имела четко определенные задачи.

Правофланговой группой командовал генерал-поручик П.С. Потемкин. Она имела численность в 7500 человек и предназначалась для атаки западного участка крепостной ограды. В ее состав вошло 6,5 тысяч регулярной пехоты и тысяча арнаутов (молдаван и валахов). Войска, штурмующие с запада, состояли из трех колонн:

1-я штурмовая колонна генерал-майора С.Л. Львова — батальон белорусских егерей, два батальона гренадерского Фанагорийского полка и 150 мушкетеров-апшеронцев. Последними (и егерями) командовал полковник князь Дмитрий Лобанов-Ростовский. Резерв составляли два батальона гренадер-фанагорийцев.

Колонна Львова наступала вдоль берега Дуная на самое сильное в огневом отношении укрепление «орду-калеси» — каменную башню Табия. Здесь штурмующим предстояло преодолеть устье речки Броска и обеспечить проход в палисаде. С этой целью впереди шли 50 саперов с топорами, кирками, ломами и лопатами.

2-я штурмовая колонна генерал-майора Б.И. Ласси состояла из трех батальонов Екатеринославского егерского корпуса и 128 стрелков. В резерве находились батальон белорусских и батальон екатеринославских егерей. Колонне предстояло брать приступом укрепления Старой крепости севернее Броских ворот. Екатеринославские егеря несли восемь трехсаженных штурмовых лестниц.

3-я штурмовая колонна генерал-майора Ф.И. Мекноба была составлена из трех батальонов лифляндских егерей. Резерв составили два батальона Троицкого мушкетерского полка, построенные в каре. Колонна имела восемь четырехсаженных штурмовых лестниц. Ей предстояло брать Броские ворота.

Генерал-поручик Потемкин, согласно диспозиции, имел в подчинении (кроме пехотных резервов штурмовых колонн) общий резерв. Он состоял из трех полков конницы: Северского карабинерного, Воронежского гусарского и Донского казачьего полковника Сычева. Кавалерия должна была прийти на помощь атакующим и развивать успех в месте прорыва обороны неприятеля. Ввод общего конного резерва в саму крепость задумывался после взятия и открытия западных городских ворот — Бросских и Хотинских.

Командующий дал генерал-поручику Потемкину (и другим старшим военачальникам) право на инициативу — в случае крайней необходимости спешить кавалеристов и отправить их на подмогу атакующей пехоте.

Левое крыло русских войск вверялось под командование генерал-поручика А.Н. Самойлова. Группировка сил, атакующая северо-восточный фас крепости, по численности являлась самой сильной — 12 тысяч человек. В нее входили 3 тысячи пехотинцев, 8 тысяч спешенных донских казаков и тысяча арнаутов. Эти войска тоже делились на три колонны.

4-я штурмовая колонна бригадира В.П. Орлова называлась «пешей кавалерийской». Она состояла из двух тысяч пеших донцов, из которых 500 находилось в ближнем резерве. Колонна наносила удар в районе Бендерских ворот.

5-я колонна бригадира М.И. Платова состояла из пяти тысяч спешенных донских казаков. Им предстояло атаковать по широкой лощине между Старой и Новой крепостями. Резервом платовской колонны были два мушкетерских батальона Полоцкого полка.

Общее командование донскими казачьими 4-й и 5-й колоннами поручалось генерал-майору графу И.А. Безбородко.

6-я, приречная, штурмовая колонна генерал-майора М.И. Голенищева-Кутузова состояла из трех батальонов сформированного им Бугского егерского корпуса и 120 отборных стрелков из тех же бугских егерей. Колонна имела сильный резерв из двух батальонов гренадерского Херсонского полка и тысячи казаков. Удар наносился по Новой крепости в районе Килийских ворот. Для приступа кутузовским егерям было выделено восемь четырехсаженных штурмовых лестниц.

Суворов как полководец с даром предвидения, распределяя свои войска, понимал, что наиболее упорное сопротивление турки окажут тем атакующим колоннам, которым предстояло наносить удар вдоль речного берега. Именно здесь измаильские укрепления со стороны поля выглядели наиболее внушительно.

По инструкции, объявленной в осадных войсках, специально отобранные стрелки каждой колонны, идущие впереди, должны были в темноте скрытно расположиться в линию вдоль эскарпа крепостного вала. С началом боя им предстояло беглым ружейным огнем по гребню вала и бойницам бастионов не дозволять туркам вести прицельный пушечный и ружейный огонь по штурмующим. Те в ходе перестрелки быстро подходили ко рву, спускались в него и начинали восходить на вал.

В своей «Науке побеждать» А.В. Суворов так описывал задачу стрелков в начальной фазе приступа крепости: «Стрелки, очищай колонны! Стреляй по головам!» Когда на верху крепостного вала завязывались рукопашные схватки, стрелки подкрепляли собой ряды атакующих.

Резерв каждой штурмовой колонны строился в каре (на случай вылазки за стены крепости многотысячной конницы османов) и следовал непосредственно за колонной. В случае первой же необходимости атакующие могли сразу же получить из-за спины сильную поддержку.

Саперам, шедшим в голове колонн, предстояло топорами, кирками, лопатами проломить палисад и «уничтожить» другие искусственные препятствия на пути следования колонн. Те же команды подносили штурмовые лестницы ко рву и забрасывали его фашинами, по которым пехотинцы и спешенные казаки-донцы должны были спуститься к подножию измаильского вала.

Штурмовые лестницы в разобранном виде были доставлены из-под Галаца и частью изготовлены в самом осадном лагере. Но, как выяснилось в ходе приступа, их оказалось недостаточно.

Группировкой гребной флотилии, атакующей южный участок крепости, командовал генерал-майор де Рибас. Он имел под своим начальством 9 тысяч человек, в том числе 5 тысяч регулярной пехоты и 4 тысячи черноморских казаков, из которых состояла большая часть судовых команд. С острова Чатал через Дунай десантировалось три колонны.

1-й чатальской штурмовой колонной командовал генерал-майор Н.Д. Арсеньев. В нее входили Приморский Николаевский гренадерский полк, батальон Лифляндского егерского корпуса и две тысячи черноморских казаков. Здесь в авангарде десанта шли на мореходных лодках-«дубах» три казачьи сотни во главе с полковником А.А. Головатым.

Колонна Арсеньева десантировалась в район лощины, которая прорезала весь город и хорошо просматривалась с Чатал а. Десантники по диспозиции должны были в первую очередь содействовать успеху восточной приморской штурмовой колонны Голенищева-Кутузова. Считалось, что бой за Новую крепость сложится труднее других. Опасения А.В. Суворова действительно оправдались.

2-й штурмовой колонной с Чатал а командовал бригадир Черноморского казачьего войска З.А. Чепега. Его десантные силы состояли из Алексопольского пехотного полка, 200 гренадер Приморского Днепровского полка и тысячи черноморских казаков.

В 3-ю чатальскую колонну секунд-майора лейб-гвардии Преображенского полка И.И. Маркова входили 800 гренадер-днепровцев, батальон бугских и два батальона белорусских егерей, а также тысяча черноморских казаков. Десантники имели боевой задачей поддержать атакующие усилия бойцов генерал-майора Львова, которым предстояло брать каменный бастион Табия.

1-ю и 3-ю десантные колонны с острова Чатал имели огневую поддержку судов Дунайской гребной флотилии. Ее артиллерия вела обстрел прибрежной части крепости вплоть до ее захвата десантом.

Как было приказано, генерал-майор Иосиф де Рибас заблаговременно построил свою флотилию в две боевые линии.

В первой встало 145 малых судов (преимущественно казачьих лодок-«дубов») с десантом на борту. Во второй — 58 более крупных речных судов. Вторая линия и предназначалась для огневой поддержки десантных сил.

По суворовской диспозиции, со стороны Дуная и на прибрежных участках крепостного обвода было задействовано около половины атакующих сил и примерно три четверти артиллерии. В своем замысле овладения Измаилом русский полководец рассчитывал на прорыв внутрь крепости именно здесь. При этом действия штурмующих не затрагивали ту часть крепости, где находилась городская цитадель.

Из наличной кавалерии Суворов выделил общие резервы: 11 эскадронов и 4 Донских казачьих полка общим числом в 2500 всадников. Их разделили на четыре резервных группы, по одной на каждые городские ворота. Диспозицией предписывалось в случае успеха приступа открывать их незамедлительно. Конница должна была ворваться в город, чтобы поддержать пеших бойцов в уличных схватках.

В ходе штурма внешнего обвода крепости неизбежно должна была сложиться ситуация, когда какие-то штурмовые колонны первыми взойдут на вал. В том случае, если они продолжат стремительный бросок в городские кварталы, турки, благодаря своей многочисленности, имели реальный шанс нанести им поражение.

Неприятель в начальной фазе боя внутри крепости обладал заметным преимуществом в людях. К тому же сераскир Айдос Мехмет-паша позаботился о том, чтобы сам город был подготовлен к обороне. Поэтому измаильскому гарнизону не составляло большого труда изолировать в ходе уличных боев друг от друга штурмовые колонны русских.

Суворов прозорливо предвидел такую ситуацию. Поэтому он в диспозиции «наистрожайше» запретил самовольный сход штурмовых колонн с вала и бастионов внутрь крепости. Уличные бои предписывалось начать только с соответствующего «повеления начальства». Полководец ясно понимал, что захват крепостного вала и его укреплений еще не означал уничтожения или капитуляцию измаильского гарнизона.

Диспозиция Суворова к штурму Измаила давала командирам штурмовых колонн широкие возможности для проявления разумной инициативы. Они сами использовали назначенный им резерв («по лестницам или в ворота»), могли направить его «подсобить» соседям, оказавшимся в более трудном положении, заботились о безопасности тыла и флангов в ходе приступа.

Штурм Измаила стал ярким образцом суворовской «Науки побеждать», примером того, как надо побеждать в крепостной войне. Полководец не случайно требовал от подчиненных ему людей — от генералов до нижних чинов — проявления инициативы и творчества на поле брани.

По замыслу командующего, приступ Измаила должен был начаться для осажденных неожиданно. Поэтому диспозиция указывала на то, что турок за последние перед приступом дни следовало приучить к пуску сигнальных ракет на русских позициях. Надлежало их пускать перед рассветом каждую оставшуюся ночь.

Одной из важнейших сторон предштурмовой подготовки Суворов считал укрепление боевого духа войск. Он требовал от начальников всех рангов и полковых священников в ночь перед приступом позаботиться о «внушении мужества» рядовым воинам. От стойкости и храбрости рядовых бойцов — гренадеров и егерей, казаков и мушкетеров — в конечном исходе зависела нешуточная схватка за Измаил.

В диспозиции указывались и меры безопасности для войск при занятии города-крепости. Необходимо было «крайне беречься» от возникших пожаров, которые могли повлечь за собой взрывы складов с боеприпасами, а также незамедлительно выставлять «крепкие» караулы к захваченным пороховым погребам.

...Артиллерийская подготовка приступа дала неплохие результаты, в чем немало сказалось «искусство» генерал-майора Ртищева. В ходе контрбатарейной борьбы многим турецким орудиям пришлось замолчать. В городе возникло несколько пожаров. Однако полевые пушки серьезных разрушений огромному валу и крепким бастионам нанести не могли.

Бомбардировка Измаила не прошла для русских без потерь. Во время артиллерийского обстрела 10 декабря неприятельская бомба прямым попаданием взорвала бригантину «Константин». При этом погибло 62 человека ее экипажа.

Артиллерийские огонь по Измаильской крепости чатальские батареи и батареи на суше прекратили за два с половиной часа до начала приступа. За это время турки не могли устранить повреждения в фортификационных строениях.

В ночь перед генеральным штурмом в русском осадном лагере не спали. В пехотных ротах и казачьих сотнях заканчивались последние приготовления к бою. Командиры и полковые священники проводили последние «душевные» беседы.

В 3 часа ночи 11 декабря 1790 года в небо взвилась первая сигнальная ракета. Войска, назначенные на приступ, в полной тишине оставили лагерные бивуаки и выстроились в колонны соответственно диспозиции. Штурмовым колоннам надлежало менее чем за четверть часа до начала атаки выдвинуться в исходное положение приблизительно в 600 метров от крепостного вала.

Начало атаки Измаила было назначено на 5 часов 30 минут (восход солнца приходился на 7 часов 40 минут). Суворов рассчитывал, таким образом, провести штурм в предутренней темноте.

Сигнальная ракета «приказывала» речной флотилии прийти в движение. Ее суда заранее выстроились в две боевые линии. Идущие во второй линии корабли с более сильным артиллерийским вооружением — лансоны, дубель-шлюпки, плавучие батареи и бригантины — встали на назначенные им места.

В 5 часов 30 минут была пущена вторая сигнальная ракета. Не успела она еще погаснуть, как штурмовые колонны в полном молчании направились к исходным местам для атаки. Тучи закрыли небо, а по земле стлался предутренний туман, особенно густой у реки. Это скрыло от неприятельских глаз начальное движение русских войск.

Третья сигнальная ракета была пущена по команде Суворова в 6 часов 30 минут и возвестила о начале генерального штурма.

Начало атаки на крепость показало, что осажденный гарнизон не спал в эту ночь в напряженном ожидании штурма. Орудийные расчеты находились на месте, а на валу и бастионах оказалось много турок. Осажденные обнаружили штурмовые колонны тогда, когда они приблизились на дистанцию прямого ружейного выстрела.

Яростный ружейный и пушечный огонь с измаильских стен вспыхнул, как по команде. Он усиливался по мере того, как на вал и бастионы поднимались новые тысячи защитников крепости. Вспышки выстрелов хорошо высвечивали в ночи вершину крепостной ограды.

Впоследствии выяснилось, что сераскир Айдос Мехмет-паша узнал о генеральном штурме от нескольких перебежчиков. Ими оказались бывшие запорожцы, ставшие черноморскими казаками.

Но в ту ночь потеря внезапности удара мало что меняла. Штурмовые колонны, во главе с их командирами, пошли на приступ. Суворов избрал для своего командного пункта небольшой степной курган, находившийся (приблизительно) за 3-й штурмовой колонной генерал-майора Мекноба. Руководство атакой осуществлялось через конных адъютантов и вестовых казаков.

Первой успешно справилась с поставленной по диспозиции задачей колонна генерал-майора Ласси. Его стрелки метким и частым огнем согнали турок с кромки вала, не давая им вести прицельную пальбу. Первыми взошли по штурмовым лестницам на бруствер люнета подчиненные прапорщика лейб-гвардии Измайловского полка князя Гагарина.

Отличился здесь премьер-майор Леонтий Неклюдов. Ведомые им егеря, взойдя на вал, стали напористо прокладывать себе путь в толпах яростно сражающихся янычар. Когда на верху оказалось достаточно людей, Екатеринославские егеря построились в боевой порядок и, раз за разом бросаясь в штыки, начали двигаться влево по валу, очищая его от неприятеля. Тот, отступая шаг за шагом, отчаянно защищался.

Успех сопутствовал и атаке 1-й штурмовой колонны. Генерал-майор Львов, поняв, что взять каменную башню Табия «открытой силой» почти невозможно без больших потерь, проявил частную инициативу. Он повел свою колонну правее, по самому речному берегу, чтобы ворваться в крепость через палисад между Табией, расцвеченной в ночи яркими вспышками пушечных выстрелов, и урезом дунайской воды.

Преодолев палисад (в числе первых это сделал сам Львов), русские ворвались внутрь крепостной ограды под картечным огнем с трех ярусов башни. Им помогло то, что палисад оказался частично разбитым при бомбардировке крепости и саперам не составило особых трудов «обустроить» проходы в полуразрушенном частоколе из заостренных бревен.

Эффективность огня турецких пушек оказалась здесь намного меньше, чем ожидалось. Причина крылась в неудачной артиллерийской дуэли, которую они вели с русскими пушкарями: много орудий оказалось подбито, то есть сброшено с разбитых лафетов.

Контратака турок на 1-ю колонну, оказавшуюся по ту сторону палисада, не заставила себя долго ждать. Из башни Табия высыпала большая толпа османов с криками «алла!». Однако генерал-майор Львов самолично повел колонну (вернее тех, кто успел уже перелезть через палисад) в штыки и, разметав янычар, заставил их затвориться в каменной башне.

Суворов в победной реляции на имя светлейшего князя Т.Л. Потемкина с восторгом писал об этом боевом эпизоде. Он говорил, что стрелки-апшеронцы и его любимые гренадеры-фанагорийцы «как львы дрались» с султанской янычарской гвардией.

В завязавшейся перед Табией яростной рукопашной схватке ранения получили и Львов, и его помощник полковник князь Лобанов-Ростовский. Тогда командование 1-й штурмовой колонной взял на себя командир гренадерского Фанагорийского полка полковник Василий Золотухин.

Он бесстрашно повел фанагорийцев к Броским воротам и в рукопашной схватке «очистил» их от турок. Солдаты стали разбирать завал из бревен, камней и земли, чтобы открыть городские ворота для кавалерийского резерва, который, изготовившись к атаке, в нетерпении ожидал этой минуту по ту сторону вала.

Наконец заваленные изнутри ворота были распахнуты, восстановлен мост через крепостной ров, и тогда в Измаил с победными криками первыми ворвались один за другим три кавалерийских эскадрона.

Тем временем засевшие в Табии 300 янычар отчаянно отбивались от гренадер-фанагорийцев, забрасывая их с верхних этажей ручными гранатами. Полковник Золотухин, чтобы не дробить силы, соединил 1-ю колонну со 2-й и повел штурмующих вдоль крепостного вала. Вскоре юго-западный участок крепости оказался в руках русских.

Почти одновременно успех сопутствовал и 6-й штурмовой колонне генерал-майора М.И. Голенищева-Кутузова. Бугские егеря в первом порыве взяли один из бастионов Новой крепости.

Выбитые из бастиона турки быстро усилились за счет подмоги из города. Сераскир Айдос Мехмет-паша, чтобы отстоять Новую крепость, прислал сюда немалую часть своих резервов. Осажденные стремились сбросить взошедших на бастион русских егерей обратно в ров. А те не могли двигаться вдоль по куртине к соседним бастионам, как то требовалось от них согласно диспозиции.

Видя, что пробиться вперед бугским егерям возможности нет, генерал-майор Голенищев-Кутузов послал в бой свой резерв — гренадерский Херсонский полк. Но не весь: 300 человек пришлось оставить в крепостном рву для защиты его участка под бастионом на случай контратаки турок.

Херсонцы, взойдя на бастион, вместе с подуставшими егерями опрокинули густую толпу турок и державших здесь оборону крымских татар. Только после этого 6-я штурмовая колонна стала продвигаться вперед, очищая крепостную ограду от неприятеля.

Суворов получил донесение от Голенищева-Кутузова о сильной контратаке османов на захваченный бастион. Понимая, что 6-й колонне приходится особенно трудно, полководец не стал подкреплять ее спешенным конным резервом. Он послал адъютанта к Кутузову с извещением, что тот назначается комендантом Измаила и что в Санкт-Петербург уже отправлено донесение о взятии дунайской твердыни Оттоманской Порты.

Такие два известия не могли не воодушевить ни Голенищева-Кутузова, ни его офицеров и бойцов. Генерал повел колонну в новую атаку с возгласом:

— С нами Бог, братцы!..

Именно действия 1-й, 2-й и 6-й штурмовых колонн на приморских участках крепостного обвода позволили русским «закрепиться» на измаильском валу. Генерал-аншеф А.В. Суворов-Рымникский в победной реляции в Яссы, в штаб главнокомандующего, отмечал, что доблестные войска Львова, Ласси и Голенищева-Кутузова «положили основание» победе в схватке за Измаил.

В начальной фазе штурма успешно действовала и Дунайская гребная флотилия. Преодолевая огонь береговых батарей, ее суда подошли к крутому берегу в городской черте и высадили там десантные отряды. После этого начался бой за береговые артиллерийские позиции.

Когда наступил рассвет 11 декабря, русские войска уже захватили всю приречную часть Измаила и, ценой большой крови, закрепились на ней.

Штурмовым колоннам, действовавшим вне видимости дунайского берега, успех пришел с гораздо большим трудом. Причины тому были разные. 3-я колонна генерал-майора Мекноба, не имевшая толкового проводника, в темноте сбилась с дороги и неожиданно для себя вышла не к крепостному валу, а почти к самой Измаильской цитадели.

Штурмующие пошли на приступ, но крепостной ров здесь оказался намного глубже, чем в других местах, что заметно увеличивало, естественно, и высоту вала. Лифляндским егерям пришлось спешно связывать штурмовые лестницы по две, чтобы можно было дотянуться до бруствера атакуемого бастиона. Все это делалось под разящим ружейным и пушечным огнем турок.

Понеся ощутимые потери в людях, 3-я штурмовая колонна все же взошла на вал. Бой наверху принял самый ожесточенный характер. Потом отмечалось, что именно здесь в рукопашных схватках турки проявили наибольшую твердость духа. Атакованный бастион удалось взять только после прибытия резерва колонны — мушкетеров Троицкого полка.

Получив тяжелое ранение в ногу, генерал-майор Мекноб передал полковому командиру полковнику Александру Хвостову командование колонной. Тяжелые ранения получили все батальонные командиры лифляндских егерей. Тогда командование ими было возложено на подполковника Воронежского гусарского полка Карла Фриза.

Труднее всего в ходе штурма Измаила пришлось казачьим 4-й и 5-й колоннам. Первая из них, бригадира Василия Орлова, быстро подошла к крепостному рву, перед бастионом Бендерских ворот, удачно спустилась в ров, и донцы, приставив штурмовые лестницы, стали взбираться на вал. Наверху начался рукопашный бой, а часть казаков еще дожидалась у лестниц своей очереди подняться на вал.

Сераскир Айдос Мехмет-паша, поняв, что он теряет бастион, решился на рискованный шаг — на контратаку. Из неожиданно отворившихся Бендерских ворот в ров хлынула густая толпа янычарской пехоты, стремясь разрезать колонну русских пополам и истребить здесь донских казаков.

Трудно сказать, как сложился бы бой во рву под бастионом, где шел рукопашный бой. Бывшие во рву полковник Иван Греков и секунд-майор Иван Иловайский, став в первые ряды донцов, организовали отпор нападавшим янычарам. Тем пришлось спустя короткое время отступить к городским воротам и укрыться в крепости. Казакам тогда не удалось помешать закрытию Бендерских ворот, хотя они и пытались это сделать.

Суворов поспешил отправить на поддержку орловской колонны Воронежский гусарский полк из резервных сил генерал-поручика П.С. Потемкина. Из них было взято и два эскадрона Северского карабинерного полка.

Однако и этих подкреплений для успеха на участке атаки 4-й штурмовой колонны оказалось мало. В бой были посланы спешенные конные резервы генерал-поручика Самойлова и из общего резерва один Донской казачий полк.

Только после этого орловской колонне удалось удержать за собой бастион, вступить в огневой контакт с 3-й колонной и начать очищение от турок северного фаса крепостной ограды.

5-я штурмовая колонна бригадира Матвея Платова атаковала по лощине. Оказавшись под вражеским огнем во рву, донцы неожиданно столкнулись для себя с препятствием: протекавший здесь ручей создал глубокую запруду. Бригадир Платов с саблей в руках первым шагнул в ледяную воду, которая оказалась ему по грудь. Приставив лестницы к стене, казаки дружно полезли наверх, превратив свои укороченные пики в дротики, которые метались снизу в стрелявших сверху турок.

Платовские казаки, взобравшись на вал куртины, захватили стоявшие здесь пушки и вскоре соединились с бугскими егерями и гренадерами-херсонцами кутузовской колонны. После этого донцы спустились внутрь крепости и продолжили атаку по все той же лощине, пробиваясь к дунайскому берегу. Навстречу им «продиралась» сквозь вражеские ряды колонна генерал-майора Арсеньева.

В 6 часов 30 минут, то есть спустя всего 45 минут с начала приступа и схваток на валу, вся крепостная ограда оказалась в руках русских. Первая боевая задача согласно суворовской диспозиции была выполнена. Штурмовые колонны оказались сильно расстроенными, причиной чему стала большая убыль офицеров. Потребовалось некоторое время, чтобы перемешавшиеся батальоны и казачьи сотни восстановили прежнюю организованность.

Все четверо городских ворот были распахнуты настеж: кавалерийские резервы вступили в Измаил. Часть конников уже сражалась в пешем строю. Так, карабинеры Северского полка, «спешась и отобрав ружья и патронницы от убитых, вступили тотчас в сражение». Внутрь крепости вошло и 20 орудийных расчетов полковой артиллерии.

Теперь положение дел с артиллерией менялось: турки артиллерийской поддержки имели все меньше, а штурмующие получили весомое огневое усиление.

Хотя каменные городские строения были подготовленными к обороне, серьезного сопротивления внутри Измаила войска сераскира Айдос Мехмет-паши организовать не смогли. Комендант крепости растерял нити управления, и борьба в городской черте приняла очаговый характер. Теперь она сводилась к захвату больших каменных строений, в которых и вокруг засели турки. Именно в этих схватках при свете дня противоборствующие и понесли наибольшие потери.

Османы все же предприняли серьезную попытку изменить ход сражения внутри крепости. Но она оказалась единственной. Значительные силы спешенной крымской конницы и янычарской пехоты (несколько тысяч человек) под предводительством Каплан-Гирея, прославленного победителя в сражении с австрийцами под дунайской крепостью Журжей, провели сильный контрудар в сторону речного берега. Русским удалось не только выдержать его, но в ходе боя истребить большую часть нападавших османов.

Приведя себя в прежний порядок, штурмовые колонны сошли повсеместно с крепостной ограды в город и начали атаку в направлении центральной части Измаила.

Большой по площади город горел во многих местах. Пожары уже никто не тушил. Метались обезумевшие горожане, своими воплями дополняя шум битвы.

Пожалуй, самым страшным зрелищем в то утро представляли собой сорвавшиеся с привязей тысячные табуны обезумевших коней, которые носились по пылающим улочкам, сметая все на своем пути. Не одна сотня людей погибла под лошадиными копытами.

Турки, сбиваясь в тысячные группы, не желали сдаваться «неверным». С 7 до 11 часов без передышки в городе шел кровопролитный рукопашный бой. Штурмующим приступом пришлось брать едва ли не каждое каменное строение. Кое-где пришлось брать их приступом с помощью лестниц. Но с каждым часом вокруг разрозненных остатков гарнизона стягивалось кольцо окружения.

Последними опорными пунктами измаильского гарнизона стали большая крепостная мечеть, два каменных «хана» (караван-сарая) и «казематная каменная батарея». Они стали настоящими крепостцами внутри Измаила.

Суворов к полудню ввел в Измаил свои последние резервы, которым сразу же нашлось дело. В уличных столкновениях штурмующие, без различия рода войск и чинов, действовали «примерно»: храбро и инициативно. Орудийные расчеты поддерживали атакующие усилия «ближней» картечью, порой стреляя в неприятельские ряды с расстояния в несколько десятков шагов. Контратаки турок отражались беглым огнем в упор и встречным штыковым ударом.

Командиры батальонов, сотен, эскадронов и рот приказывали своим бойцам обтекать вражеские опорные пункты и пробиваться все дальше и дальше. То есть идти на соединение с теми, кто таким же способом пробивался к ним навстречу. Таким образом, турки, засевшие в каменных строениях, оказывались отрезанными друг от друга. Их блокировали, а потом уничтожали.

Только под вечер 11 декабря остатки оборонявшихся стали то там, то здесь сдаваться в плен. Дальнейшее сопротивление становилось бессмысленным. Среди сдававшихся оказалось огромное количество тяжелораненых.

Сам сераскир Айдос Мехмет-паша в окружении свиты с тысячью янычар засел в большом каменном строении у Хотинских ворот. Его окружили гренадеры-фанагорийцы во главе с полковником Золотухиным. Тот через пленного янычара потребовал от паши немедленной сдачи. Сераскир, после минутного совещания с приближенными, решил принять предложение русских.

Когда уже около половины турок вышли на улицу и сложили свое оружие, произошел следующий случай. Один из фанатиков-янычар неожиданным выстрелом из пистолета убил русского офицера, принимавшего капитуляцию.

Пришедшие в ярость от такого вероломства, гренадеры без какого-либо на то приказа «самочинно» ударили в штыки и буквально в считанные минуты истребили всех, кто еще оставался в каменном строении. Среди последних оказался Айдос Мехмет-паша со своей свитой.

Сражение за «орду-калеси» завершилось под самый вечер. Турки, засевшие в большой городской мечети, запросили пощады. Сдались на милость победителей и последние защитники башни Табия — 250 янычар во главе с трехбунчужным Мухафиз-пашой. Сложили оружие и те османы, которые засели в каменных «ханах», — почти четыре тысячи человек.

На том и закончилось сопротивление гарнизона Измаила, самой большой надежды Стамбула в финальной части Русско-турецкой войны 1787—1791 годов.

Сражение за Измаильскую армейскую крепость прославило на века русское оружие и полководческий гений Александра Васильевича Суворова.

Лишь одному безвестному для истории турецкому воину посчастливилось спастись бегством из крепости. Он сумел переплыть через Дунай, держась за бревно, не будучи вовремя замечен с судов флотилии де Рибаса. Он и принес султанскому командованию страшную весть о падении Измаила. Второй такой крепости на границах Порты не существовало.

В тот же день, 11 декабря, генерал-аншеф Суворов кратко рапортовал о победе из взятой вражеской крепости главнокомандующему генерал-фельдмаршалу Потемкину-Таврическому:

«Нет крепчей крепости, нет отчаяннее обороны, как Измаил, падший пред высочайшим троном ее императорского величества кровопролитным штурмом! Нижайшее поздравляю вашу светлость!

Генерал граф Александр Суворов-Рымникский ».

Подробная победная реляция была отправлена в потемкинскую штаб-квартиру на следующий день. В одном из донесений Суворов сообщал, что отслужен молебен в честь одержанной победы и в память о погибших православных воинах. Для этого пришлось превратить большую городскую мечеть в церковь, которую назвали именем Святого Спиридония. Измаильская крепость была взята в день памяти этого святого Русской православной церкви.

В подробном рапорте о ходе штурма Измаила победитель А.В. Суворов писал светлейшему князю:

«...Таким образом совершена победа. Крепость Измаильская, столь укрепленная, столь обширная, и которая казалась неприятелю непобедимою, взята страшным для него оружием российских штыков; упорство неприятеля, полагавшего надменно надежду свою на число войск, низринуто».

У великого английского поэта Джорджа Байрона в знаменитой поэме «Дон Жуан» о взятии русскими турецкой крепости Измаил есть такие строки:

...Руины представляя лишь собою, Пал Измаил, он пал, как дуб могучий, Взлелеянный веками великан, Что вырвал с корнем грозный ураган.

...Разгром султанской армии сераскира Айдоса Мехмет-паши, оборонявшейся в «орду-калеси», оказался по потерям страшен для противной стороны и впечатляющ для победителей. Из 35-тысячного гарнизона в сражении пало убитыми 26 тысяч человек, остальные 9 тысяч сдались в плен. Часть из них, равно как и тяжелораненых русских воинов, скончалась в последующие несколько дней. Немногочисленные полковые врачеватели оказались здесь просто бессильны.

Численность измаильского гарнизона по сей день вызывает споры исследователей. Сам Суворов указывал на то, что число защитников Измаила, получавших казенное довольствие, «простиралось» до 42 000 человек. По всей видимости, эта цифра основывалась на разведывательных данных, опросе пленных «чиновников» (офицеров), захваченных документах канцелярии коменданта крепости.

По мнению же самого полководца, численность неприятельских войск, оборонявших «орду-калеси», была несколько меньшей, «...но по точному исчислению полагать должно — тридцать пять тысяч».

Трофеи победителей оказались огромны: 265 крепостных орудий, большей частью крупнокалиберных, 345 знамен и 7 бунчуков. Среди трофеев оказались и не потопленные суда еще недавно многочисленной неприятельской Дунайской военной флотилии. Их насчитали 42 — восемь лансонов, 12 прамов и 22 более малых судна.

В число измаильских трофеев вошли: личное оружие 35-тысячного султанского войска, большие запасы провианта (по оценке их должно было хватить гарнизону на месяц осады), пороховые склады, прочие материальные ценности. Трофейные боевые припасы исчислялись в 20 тысяч ядер разного калибра и до 30 тысяч пудов пороха.

Суворов поступил с поверженной крепостью в полном соответствии с духом войн своей эпохи. Объявив ранее, что неприятелю в случае сопротивления не будет дано никакой пощады, он дозволил победившим войскам в течение трех дней брать в завоеванном Измаиле все, что только возможно:

«Дорогие уборы, изделия из золота, серебра, жемчуга и драгоценных каменьев, все досталось солдатам, на сумму до 10 миллионов пиастров».

Автор «Побед Суворова», известный историк старой России А.Н. Петров, говорил в одной из своих работ, что «маркитантам, за добрую чарку вина, солдаты давали по ковшу жемчуга».

Пленных турок под конвоем перевезли партиями в город Николаев на Буге, где их до конца войны использовали для различных работ. Измаильских «начальных людей» отправили в Бендеры. Горожане были отпущены в пределы оттоманских владений за Дунай.

...Потери русских войск в Измаильском штурме оказались гораздо меньше, чем неприятельских. Считаются наиболее достоверными цифры историка А.Н. Петрова: 1815 погибших и 2400 получили боевые ранения.

Согласно реляции главнокомандующего русской армией генерал-фельдмаршала Г.А. Потемкина-Таврического, отправленной императрице Екатерине II, потери назывались следующие: убитых — 1879 человек (64 офицера, 1815 нижних чинов), раненых — 2703 человека (253 офицера и генерала, 2450 нижних чинов). В число погибших, по всей видимости, были включены умершие от тяжелых ранений сразу же после взятия крепости.

Однако в потемкинской реляции в Санкт-Петербург вызывает сильное сомнение соотношение между убитыми и ранеными. Число нижних чинов, получивших боевые ранения при штурме, явно занижено. Понятны и причины этого: перевязочные пункты не справлялись с огромным количеством раненых. Поэтому многие легкораненые, перевязанные товарищами, остались в строю и не были включены в цифру, указанную в реляции.

Число раненых (в соответствии с соотношением убитых и раненых в войнах той эпохи) следует увеличить в 1,5—2 раза. Тогда получится, что суммарные потери русских войск должны доходить до 6—6,5 тысяч человек, то есть более 20 процентов от общего количества войск, участвовавших в штурме Измаила.

Огромные потери понес офицерский состав войск, участвовавших в приступе. Из 650 офицеров убитыми и ранеными оказалось 400 человек, то есть почти две трети. Это объясняется тем, что командиры в рукопашный бой шли впереди своих подчиненных.

Уже под вечер 11 декабря в городе, в уцелевших от пожаров и бомбардировок домах расположился огромный военный госпиталь. Однако две трети тяжелораненых ушли из жизни вследствие антисанитарных условий и неопытности немногих оказавшихся в осадном лагере врачей.

Два опытных армейских хирурга — Массо и Лиссиман — в это время находились в городе Бендеры, поскольку у светлейшего князя Потемкина-Таврического разболелась нога. Они возвратились в Измаил только через два дня после штурма.

Победителям потребовалось целых шесть дней, чтобы очистить захваченную вражескую крепость от павших. Тела погибших русских воинов свозились для погребения с воинскими почестями за город. Тела турок во избежание «заразы» было велено бросить в Дунай.

...Офицеры, участники Измаильского штурма, были награждены орденами, Золотым оружием, внеочередным повышением в чине. Те, кто по каким-либо причинам не получил таких наград, в 1791 году удостоились золотого Измаильского креста, носившегося на георгиевской черно-оранжевой ленте.

Отличившиеся при взятии неприятельской крепости нижние чины сухопутных войск и Дунайской гребной флотилии получили наградные серебряные медали. Они были овальной формы. Надпись на них гласила: «За отменную храбрость при взятии Измаила декабря 11 1790».

Императрица Екатерина II за время своего продолжительного царствования еще никогда не делала столь широкого, но вполне заслуженного «наградного жеста».

Но он откровенно слабо коснулся Суворова. Потемкин очень ревниво отнесся к успехам и славе Суворова, поэтому награда генерал-аншефа за Измаил оказалась на удивление мала.

Полководец А.В. Суворов-Рымникский за Измаил получил высочайшую благодарность и звание подполковника Лейб-гвардии Преображенского полка, полковником которого являлась сама императрица. Но Суворов был уже одиннадцатым в его тогдашних списках, носившим это почетное звание.

Суворову была пожалована еще одна награда. Ею стала персональная золотая медаль за Измаильский штурм. На лицевой стороне медали полководец был изображен в львиной шкуре.

В захваченной турецкой крепости был оставлен крепкий гарнизон, состоявший из двух мушкетерских полков, четырех батальонов егерей и двух тысяч донских казаков. Остальные осадные войска разошлись по зимним квартирам.

В 1791 году, по условиям мирного договора между Россией и Турцией, крепость на берегах Дуная возвращалась побежденным. Но отдавать мощную крепость в полной исправности османам было нельзя по многим соображениям. Тогда ее приказали срыть, то есть вал «переместить» в ров. Что и было исполнено трудом нескольких тысяч солдат, ставших не на одну неделю исправными землекопами.

...Штурм Измаильской крепости стал для истории вооруженных конфликтов, для истории крепостной войны выдающимся примером того, как надо брать мощные фортификационные сооружения. Современников поразило то, что Измаил был взят без длительной осады и бомбардировки «открытой и скорой атакой». По своей же кровопролитности битва за эту турецкую крепость аналогов в летописании нашей цивилизации имеет мало.

...История Отечественной войны 1812 года вобрала в себя немало ярких побед русского оружия. Но в ходе той войны длительных осад крепостей не велось. Боевые действия носили в основном маневренный — полевой характер. Некоторое исключение составляет штурм Смоленска.

Наполеоновская армия столкнулась с русскими полевыми укреплениями при Бородине: Шевардинский редут, Семеновские (Багратионовы) флеши и батарея Раевского.

Бородинское сражение имело свой пролог: бой 24 августа на левом фланге русской позиции за Шевардинский редут у одноименной деревни. Земляное укрепление имело пятиугольную форму, и было рассчитано на установку 12-орудий-ной батареи полевых орудий.

Редут возводили с большой поспешностью, поскольку наполеоновская армия уже приближалась к Бородинскому полю, на котором и должна была разыграться генеральная баталия Отечественной войны 1812 года. Редут был земляной, усиленный плетеными турами, наполненными землей. Бруствер, по всей вероятности, крепился жердями, благо лес находился совсем рядом.

Шевардинский редут, как и Семеновские флеши, оказался недостроенным к началу схватки за него не только по той причине, что не хватило на него времени. Рабочих рук имелось достаточно, но не было в нужном числе шанцевого инструмента — лопат, кирок, ломов, топоров и прочего. А объем земляных работ предстояло выполнить огромный.

Так случилось, что почти все подобное снаряжение армейских саперов оказалось в войсках 1-й Западной армии генерала от инфантерии М.Б. Барклая-де-Толли. В войсках же 2-й Западной армии генерала от инфантерии П.И. Багратиона саперного шанцевого инструмента почти не оказалось.

Главнокомандующий М.И. Голенищев-Кутузов постарался исправить такую ошибку, но его приказ о передаче шанцевого инструмента из одной армии в другую запоздал. Поэтому русским пришлось в день Бородина обороняться в недостроенном Шевардинском редуте и защищать недостроенные Семеновские флеши.

...В схватке за Шевардинский редут с русской стороны участвовали 27-я пехотная дивизия генерал-майора Д.П. Неверовского, 5-й егерский полк и стоявший во второй линии 4-й кавалерийский корпус. Всего 8 тысяч пехоты, 4 тысячи конницы при 36 орудиях. По другим данным, численность русских войск в бою у Шевардино составила 11 тысяч человек.

Схватка за редут началась 24 августа около полудня. Бой начали русские егеря, встретившие появившихся французов прицельным ружейным огнем. Подошедшие к Шевардино три пехотные дивизии корпуса маршала Даву и кавалерийские корпуса генералов Нансути и Монбрена попытались с ходу овладеть редутом. Всего против Шевардинского редута действовало около 30 тысяч пехоты, 10 тысяч кавалерии и 186 орудий.

Есть данные, что в Шевардинском бою участвовало несколько меньше наполеоновских войск, 35 тысяч. Но в любом случае в том деле французы имели примерно троекратное превосходство в силах и подавляющее — в артиллерии.

Попытка французов вытеснить русских егерей с их позиции привела к упорной перестрелке, которая стала переходить в рукопашные схватки. В дело при Шевардино стали втягиваться все новые и новые силы сторон. Пользуясь численным превосходством, французы после упорнейшего четырехчасового боя к 20.00 все же заняли основательно поврежденный артиллерийским огнем редут. Но удержать его в своих руках они не смогли. Укрепление в том бою трижды переходило из рук в руки.

Подошедшая 2-я гренадерская дивизия, полки 2-й кирасирской дивизии, ведомые командующим 2-й Западной армии генералом от инфантерии П.И. Багратионом, вновь опрокинули французов и вернули редут. В той ночной, последней атаке было захвачено 8 орудий, из которых 3 оказались совершенно разбиты, и их пришлось оставить на месте. Французские 57-й, 61-й и 111-й линейные полки понесли большой урон.

Совершенно разрушенный в ходе боя Шевардинский редут уже не представлял серьезного препятствия на пути наступления наполеоновской армии, и оборонять его дальше не было смысла. Он перестал быть укреплением, а о его восстановлении не было и речи.

Главнокомандующий приказал Багратиону отойти к Семеновским флешам. В 23.00 русские войска оставили редут, вернее высоту, всю перепаханную ядрами и устланную тысячами погибших, и увезли с собой годные для боя пушки. Три разбитые пушки достались французам.

Французские потери составили в Шевардинском бою 4—5 тысяч человек, русские — 5,3 тысячи человек. Русских пленных почти не было. Когда на следующий день Наполеон делал смотр 61-му линейному полку, наиболее пострадавшему в борьбе за укрепление на высоте, то спросил полкового командира, куда он дел один из своих батальонов. «Сир, он в редуте», — ответил тот.

Таким был пролог Бородинского сражения.

...Бородинское сражение состоялось через два дня после Шевардинского боя — 26 августа 1812 года. Наполеоновская армия главный удар наносила по левому крылу позиции русских, там, где находились Семеновские флеши. Император французов сосредоточил здесь основную массу своих войск: корпуса Даву, Нея, Жюно, кавалерию Мюрата. Здесь же были сосредоточены резервы «Великой армии». Или, говоря языком цифр, 70 процентов пехотных и 80 процентов кавалерийских дивизий.

В 6 часов утра первые залпы более 100 французских орудий возвестили о начале битвы на реке Москве (так во Франции называется Бородинское сражение). Русские батареи в ответ начали обстрел позиций неприятельской армии. Завязалась артиллерийская дуэль.

Центром битвы стали Семеновские флеши. Ожесточенные схватки за обладание ими продолжались более шести часов, в течение которых французы провели восемь массированных атак, поддерживаемых всей мощью наполеоновской артиллерии. В атаки ходили, сменяясь, корпуса Даву, Мюрата, Нея, Жюно.

Опытный Наполеон продолжал наращивать натиск на Семеновские флеши. Багратион, скоро израсходовавший свои резервы, запросил у главнокомандующего поддержки. Тот отправил к Семеновским флешам 2-й пехотный корпус генерала К.Ф. Багговута.

Поскольку схватки на позиции 2-й армии становились все ожесточеннее, М.И. Голенищев-Кутузов направил в распоряжение Багратиона часть сил общего резерва, сохранившегося на самый крайний случай сражения. Это были три гвардейских полка — Измайловский, Литовский и Финляндский, 8 сводно-гренадерских батальонов, три полка 1-й кирасирской дивизии и гвардейскую артиллерию — две роты и одну конную батарею.

Для прибытия этих резервных войск к деревне Семеновское требовалось 1,5—2 часа. В это время пехотные дивизии корпусов Даву и Нея в 8 часов утра в ходе ожесточенного боя захватили флеши. При этом генерал-майор граф М.С. Воронцов был тяжело ранен, а от его 2-й сводно-гренадерской дивизии в строю осталось всего около 300 человек.

Последовавшая контратака русской пехоты, поддержанная кавалерией, вынудила французов очистить уже полуразрушенные флеши. При этом маршал Мюрат, король неаполитанский, едва не попал в плен к русским кирасирам.

Наполеон, внимательно наблюдавший за ходом сражения у села Семеновское, приказал вернуть укрепления. Около 10 часов утра пехота корпуса маршала Нея вновь завладела флешами. Но прибывшая к месту боя 2-я пехотная дивизия П.П. Коновницина и четыре полка 3-го кавалерийского корпуса в рукопашных схватках вернули утраченные позиции.

Накал борьбы за Семеновские флеши все нарастал. Маршал Ней запросил у императора поддержки. Тот вначале двинул вперед дивизию Молодой гвардии, но, заколебавшись, вернул ее назад. На помощь Нею Наполеон послал 2-ю дивизию 1-го пехотного корпуса графа Л. Фирана. С ее подходом французы получили у флешей полуторакратное превосходство в силах.

Артиллерийский огонь у села Семеновское своим грохотом перекрывал все иные звуки. Флеши теперь напоминали из-за разрыва бомб клокочущий вулкан. Тяжелое ранение получил командующий 2-й армией Багратион: осколок ядра раздробил ему ногу. Ранение получает его начальник штаба Э.М. Сен-При. Временное командование армией принимает на себя генерал Коновницын.

Весть о ранении командующего, который руководил борьбой за Семеновские флеши, вызвала временное замешательство в войсках 2-й армии, чем не преминули воспользоваться французы. В 10.30 в контратаку пошли Ревельский и Муромский пехотные полки, ведомые генерал-майором А.А. Тучковым 4-м, нашедшем вскоре смерть от вражеского ядра.

Неослабевающие атаки наполеоновской пехоты и тяжелой кавалерии привели к тому, что к 12 часам Семеновские флеши (получившие название Багратионовских) были окончательно потеряны русскими.

Вероятно, что в тот день схватка за эти полевые укрепления могла бы длиться еще долго. На оставление их русскими войсками повлияло одно немаловажное обстоятельство. В 10.00 польский корпус Понятовского при помощи войск Жюно оттеснил (на южном крыле позиции) 3-й пехотный корпус Тучкова 1-го, и Утицкий курган, господствовавший над округой, перешел в руки французов. Те разместили на высоте 40 орудий, которые повели фланговый обстрел русских войск у села Семеновское.

...После захвата Семеновских флешей Наполеон перенес основной удар на укрепление на Курганной высоте — батарею Раевского. Теперь она становилась вторым центром (Семеновские флеши еще не были окончательно захвачены) Бородинского сражения. Наполеон двинул для ее захвата 35 тысяч войск и около 300 орудий. Полки корпуса Е. Богарне несколько раз ходили в атаку на высоту, брали ее, но каждый раз русские контратаковали врага и сбрасывали его с батареи.

Бой за Курганную высоту носил столь ожесточенный характер, что часть войск, направленных Голенищевым-Кутузовым на помощь Багратиону, по пути своего движения с правого фланга на левый оказывалась втянутой в борьбу за эту высоту (например, большая часть 2-го пехотного корпуса генерала Багговута).

В том деле был эпизод, когда казалось, что высота окончательно останется в руках французов. Генерал А.А. Ермолов вместе с начальником артиллерии русской армии А.И. Кутайсовым (погибшим на батарее Раевского) организовали контратаку и вернули Курганную высоту.

Главнокомандующий Голенищев-Кутузов, чтобы ослабить здесь давление наполеоновских войск, приказал 2-му кавалерийскому корпусу Ф.П. Уварова и казачьим полкам М.И. Платова (всего 4,5 тысячи человек с 12 конными орудиями) совершить рейд на левый неприятельский фланг. Рейд русской конницы на целых два часа приостановил атаки французов на Курганную высоту.

Только убедившись в том, что опасность рейда русской конницы миновала, Наполеон продолжил штурм Курганной высоты с десятком орудий (историки по сей день спорят о количестве орудий на батарее Раевского). Сменяясь, вели атаку корпуса Богарне, Груши, Коленкура, Латур-Мабура. Высоту обстреливали более чем из 120 орудий.

Оборонявшийся здесь 7-й пехотный корпус генерал-лейтенанта Н.Н. Раевского нес огромные потери. Огонь вражеских батарей был губителен. Ряды полков быстро редели. Артиллеристы были почти все «выбиты», их заменяли пехотинцами. Земляное укрепление перестало существовать как таковое: ядрами и бомбами бруствер его оказался совсем разрушенным.

Массированная атака конницы Мюрата с фронта и с обоих флангов позволила французам окончательно овладеть Курганной высотой. Но сделано это было ценой огромных потерь. На поле Бородинском осталось лежать более половины наполеоновской кавалерии — около 16 тысяч, или 57 процентов своего состава.

Взятие батареи Раевского стало последним тактическим успехом французов, силы которых были уже истощены, а наступательный пыл иссяк.

Наполеону удалось в Бородинском сражении захватить все полевые фортификационные укрепления противника — Семеновские флеши и Курганную высоту, а перед этим Шевардинский редут. Но это не решило исход битвы. С наступлением темноты артиллерийская дуэль прекратилась, и французские войска отошли на исходные позиции. Русские заняли те места, от которых им пришлось отступить, в том числе Семеновское и Курганную высоту.

...После Бородинского сражения Наполеон скажет, что в тот день его войска проявили наивысшую доблесть и добились наименьшего успеха. Русские же, по словам Наполеона Бонапарта, стяжали право быть непобедимыми. Эти слова были сказаны им уже во время ссылки на острове Святой Елены.

В моральном плане русская армия выиграла в день Бородина несравненно больше, чем наполеоновская армия. Писатель Лев Николаевич Толстой считал Бородинское сражение нравственной победой русских.

К этому следует добавить, что они доблестно и мужественно защищали три свои полевые крепости, перед земляными стенами-брустверами которых угасла атакующая мощь французской армии, победно покорившей пол-Европы.

...Русско-турецкая война 1828—1829 годов началась с того, что греки подняли восстание против османского владычества, надеясь на поддержку христианских государств Европы в борьбе за свое национальное освобождение.

Турецкий султан Махмуд II призвал на помощь своего вассала — правителя Египта Мухаммеда-Али. Тот прибыл к греческим берегам с многочисленным флотом, высадил египетскую армию и вместе с турецкими янычарами начал жестокую расправу над восставшими.

Трагедия Древней Эллады не оставила равнодушной Европу. 20 ноября 1827 года объединенная англо-русско-французская эскадра вошла в Наваринскую бухту и уничтожила там турецко-египетский флот. Героем сражения оказался экипаж русского линейного корабля «Азов». Морская мощь Оттоманской Порты, владевшей восточным Средиземноморьем, оказалась серьезно ослабленной.

Ответ султана Махмуда II, считавшего главным виновником Наваринского поражения и греческого восстания Россию, не заставил себя долго ждать. В Стамбуле было объявлено о расторжении с ней всех ранее заключенных договоров. Император Николай 114 апреля 1828 года в Санкт-Петербурге объявил высочайший манифест о начале войны с Турцией.

Русская армия, форсировав в который уже раз Дунай, начала боевые действия в Северной Болгарии. Главный удар наносился по приморской части болгарской земли к Балканским горам и дальше к Константинополю. Но путь русской армии на юг преградила сильная крепость Варна, миновать которую было нельзя.

...Варна располагалась на перешейке между морем и лиманом Девно, в глубине одноименного Варненского залива. Город был основан греками в VI веке до нашей эры под названием Одессос. Затем он стал болгарским, а потом был завоеван турками-османами. Крепость занимала на побережье исключительно важное значение: она запирала собой один из проходов через восточные отроги Балкан.

В Стамбуле давно заботились о силе Варненской крепости, представлявшей в первой половине XIX столетия образец фортификационного искусства. Ее укрепления состояли из 14 бастионов каменной кладки, соединенных между собой высокими валами. Перед северным фронтом крепостной ограды проходил широкий, в 50—60 метров, ров, по дну которого протекал ручей, образующий в ряде мест водоемы.

Гарнизоном командовал известный султанский полководец Иззет Мехмет-паша. На начало осады он имел 12 тысяч войск, к концу осады — вдвое больше, 24 тысячи. Впрочем, больше вместить Варненская крепость в себя и не могла, стесненная с двух сторон морем и лиманом.

Русская армия вышла на подступы к Варне в июле 1828 года, планомерная же осада вражеской крепости началась с 7 августа. После боев за полевые укрепления (траншеи) перед рвом туркам пришлось укрыться за крепостной оградой. Взять же ее штурмом без инженерной подготовки виделось делом многотрудным и связанным с большими людскими потерями.

Командующий осадным корпусом генерал от инфантерии М.С. Воронцов (будущий генерал-фельдмаршал, светлейший князь и царский наместник на Кавказе) полагал наиболее уязвимым местом крепости тот ее участок, который примыкал с севера к морю. Здесь стояли 1-й бастион и Морская башня. Осадные работы здесь легли на Лейб-гвардии саперный батальон, которым командовал полковник К.А. Шильдер, известный отечественный военный инженер.

Гвардейские саперы пытались подвести сапы (окопы глубиной до метра и такой же ширины) под Морскую башню, но от этого пришлось отказаться из-за сильного противодействия турок.

Тогда стали подводить сапы под 1-й бастион. Когда земляные работы закончились был произведен подрыв сразу пяти пороховых зарядов. Однако их взрывной силы оказалось недостаточно: вместо ожидавшейся одной большой бреши появилось пять отдельных воронок. Когда же в крепостной стене удалось взрывами мин пробить две бреши, то откосы обвалов оказались такими крутыми, что идти по ним на штурм не представлялось возможным.

...Тогда полковник Шильдер предложил подрыв другого участка крепостной ограды — 2-го бастиона. Его проект одобрил император Николай I, наблюдавший осаду крепости Варна с борта флагманского корабля Черноморского флота «Париж», стоявшего в Варненском заливе.

Ко рву этого бастиона были подведены две сапы, но без учета глубины рва. Шильдер предложил устроить от одной из сап ступенчатый спуск на дно крепостного рва. Когда саперы углубились на три метра и проделали отверстие в ров, то увидели, что его дно находится на 4 метра ниже уровня подземной галереи. Ко всему прочему по дну рва проходил ровик, по которому тек ручей.

Шильдер придумал оригинальное решение: соорудить через ров крытый переход. Для начала ровик с водой закидали фашинами. Для защиты от вражеских пуль по обе стороны перехода поставили стены из плетеных туров в два этажа и крышей из фашин.

Противоположную сторону рва было решено пройти сапой, защищенной сверху турами, укрепленными на кольях. В итоге этих работ предстояло уложить в конце сапы пороховую мину и взорвать бруствер бастиона.

Турки всячески пытались воспрепятствовать инженерным работам противника. По гвардейцам постоянно велся сильный ружейный огонь. Осажденные совершали вылазки, стремясь помешать противнику. В ночной вылазке в ночь на 19 сентября, например, участвовало несколько сот турок. Рукопашная схватка их с русскими саперами носила самый яростный характер.

Теперь предстояло устроить в каменной кладке основания 2-го бастиона камеру для закладки мины. Артиллеристы выбили в бастионной стене брешь и в сапу был доставлен в нужном количестве порох.

Встал вопрос: как защитить во время закладки мины переход через ров? Турки могли в любое время совершить очередную вылазку в крепостной ров и опять все разрушить. Полковник Шильдер нашел выход из положения. В голове второй, неиспользованной пока сапы был ящик из трех слоев толстых досок высотой в 3,5 метра. В стенах ящика прорезали бойницы для десяти стрелков.

Турки на бастионе пришли в замешательство, когда увидели, как такое импровизированное укрепление стало продвигаться вперед. По ящику с бастиона был открыт такой сильный ружейный огонь, что о сапе там сразу забыли. Этим временем и воспользовались гвардейские саперы, беспрепятственно перенеся порох общим весом в 280 пудов (около 4,5 т).

В 3 часа ночи 22 сентября оба горна (подземных выработках, где размещаются заряды) были подорваны. Мощный взрыв разрушил бастион, под развалинами которого погибло около 600 турецких солдат и офицеров, а еще немалое их число было контужено взрывной волной и переранено камнями и обломками дерева.

Выброшенная силой взрыва земля засыпала водяной ровик. Образовалась пологая насыпь, которая вела изо рва к огромной бреши, образовавшейся в стене бастиона. Заделать таких размеров брешь осажденные не смогли, поскольку она сразу оказалось под огнем русской артиллерии. Теперь для варненского гарнизона, изнуренного осадной жизнью и бомбардировками с моря и суши, штурм стал неизбежен.

Взрыв 2-го бастиона сделал главное в осаде Варненской крепости: ее до того крепкая ограда оказалась взломанной на самом сильном участке — северном. Русские войска изготовились к приступу. Корабли Черноморского флота подошли ближе к вражеской крепости, чтобы огнем своих пушек поддержать атакующих...

Турецкие войска, оборонявшие Варну, капитулировали 29 сентября. Иззет Мехмет-паша понял, что дальнейшее сопротивление крепости бесполезно и очередную войну с Россией Турция уже проиграла[7].

Полковник К.А. Шильдер со своим Лейб-гвардии саперным батальоном под Варной продемонстрировал успешное ведение инженерной атаки на крепостной бастион. Она в истории отечественных крепостных войн стала хрестоматийной, образцовой благодаря разумной инженерной инициативе и блестящему конечному результату. Не говоря уже о бесстрашии и трудолюбии саперов, которые в буквальном смысле слова «прорывались» к турецкому бастиону. Бывшему по фортификационному исполнению не земляным, а прочной каменной кладки.