Тяжелый хлеб

ХIV.

Еще вздрагивая от волнения, Сусликов вышел на сцену и стал занимать публику несложными ручными фокусами. Окончив номер, он ушел в уборную и, едва передохнув, вышел снова на смену Антона. Он решился отработать свои деньги и словно забыл об усталости.

На минуту он скрывался за занавескою и выходил снова, удивляя публику своими разнообразными способностями. Он и жонглировал, и занимался эквилибром, и вертелся колесом, он протанцевал в женском костюме с пузырем, вместо турнюра, и, упав на пол, с громким треском раздавил этот пузырь, что вызвало неудержимый смех в публике. Наконец, он вышел в своей коронной роли "королем огня" и на глазах у всех грыз раскаленное докрасна железо и гнул его руками, после чего, уже совершенно измученный, заявил, что представление окончено и скрылся за занавескою.

Публика с веселым говором стала выходить из здания школы, а занимавшие скамейку пошли за занавес, куда скрылся Сусликов,

Красный, тяжело дыша от усталости и вытирая ситцевым платком вспотевшее лицо, встретил Сусликов важных по месту гостей я его грустное утомленное лицо тотчас озарилось улыбкою,

-- А где Антон? -- удивлено спросил доктор.

-- Антона отослал; урядника спаивать, -- ответил Сусликов.

-- Это зачем?

Сусликов рассказал о посещении урядника со строгим наказом.

-- А ты его и накачал! -- весело воскликнул Селиванов,

-- Ловко! -- одобрил учитель.

-- Обмануть полицию -- это всегда подвиг! -- заявила Ахалцыкова.

-- Ха-ха-ха! -- заливался доктор, радуясь проделке Сусликова.

-- Выпьем! -- решительно возгласил учитель, двигаясь к столу.

-- Мишель, пойдем отсюда. Они будут пить! -- брезгливо сказала казначейша своему мужу с желтыми, словно из мочала, баками. Мишель уныло вздохнул и послушно пошел следом за своей женою, жалея в душе, что теряет случай провести весело время.

-- Так ты его коньяком? -- надрываясь от смеха, спрашивал доктор.

-- Два стакана!

-- А посему и мы -- с коньяку начнем! -- заявил учитель, -- барыня, начинайте!

Ахалцыкова бросила недокуренную папироску, ухарски подняла рюмку и выпила ее залпом, проговорив:

-- За посрамление полиции!

-- Браво! -- одобрил учитель.

-- Фокусник, пей! -- приказал Селиванов. Сусликов взял рюмку, но ему было не до питья. Едва он окончил представление, как тревожное беспокойство овладело им и увеличивалось с каждой минутою.

Он не находил себе места и то вставал, то садился, то снова вставал и суетливо начинал укладываться.

-- Брось! -- кричал на него Селиванов. -- Ты лучше научи меня, как это железо грызть. Я тебе синенькую за науку.

-- Здесь есть фокус, но в такой же степени и риск. Не проходит разу, чтобы я не сжег себе губы и язык, а зубы окончательно пропали.

-- Коли так, так и черт с твоею наукою!

-- А ты бы выучился, сытый буржуй! -- бормотал язвительно учитель: -- может тогда понял бы, во что деньги обходятся!

-- Деньги, милый человек, мы и без тебя отлично понимать можем, -- добродушно отвечал Селиванов.

-- Не ссорьтесь, миленькие! -- говорил доктор.

Ахалцыкова, положив ногу на ногу, раздумчиво курила папиросу за папиросой и не сводила взгляда с лохматого учителя.

Попойка принимала все большие размеры. Учитель затеял спор с Селивановым, стараясь убедить его бросить свое кабацкое дело и раздать все имущество бедным.

Доктор заливался визгливым хохотом и смотря масляными глазами на Ахалцыкову, предлагал ей выпить брудершафт. Ахалцыкова сочувственно кивала головою на филиппики учителя и кокетливо улыбалась доктору.

Вся компания на время забыла о Сусликове и тот, томимый беспокойством, незаметно уложил свой чемоданчик, выскользнул за дверь и бросился бежать к своему печальному жилищу...