Tyrmä

22. Юрье Лейно

Отношения Тойво с Лиисой были просты. Это, конечно, не значит — примитивны. В некотором роде их взаимодействие было таким: и того, и другую вполне устраивала возможность оказаться рядом с другим человеком. Он делал тяжелую работу на два дома, она делала легкую работу на дом. Хозяйство не разваливалось, хоть и не развивалось. По крайней мере, куры были в порядке и с энтузиазмом делали то, что и положено курам: гадили с насеста друг другу на головы и в перерывах несли яйца.

Ни Антикайнен, ни Лииса не питали никаких иллюзий насчет дальнейшего будущего. Лед с озера сойдет — и отношения прекратятся, на время, или навсегда.

Женщина некогда была «столичной штучкой», но достаточно легко сделалась настоящей «селянкой». За бывшим мужем, во всяком случае, ехать не собиралась. Эта уединенная жизнь оказалось вполне по ней.

— Вероятно, Тайми, как человек с тонкой душой, способный только подделываться под других, почувствовал во мне тягу к природе, — как-то сказала она. — А сам, побарахтавшись в сельской жизни, ее не принял и не выдержал. Вот и ушел. Скатертью дорога.

— Да, бывает, — ответил Тойво, но потом удивился. — Тайми здесь жил?

— Ну, да, — согласилась она. — Я скажу даже больше: он был моим мужем.

Такого прошлого женщины он не знал. Мир тесен, оказывается. Адольф Тайми, некогда сатанист, ныне коммунист, так сказать, подпольщик, оказывается, тоже жил с Лиисой. А теперь он мотает свое пятнадцатилетний срок в одной из финских тюрем.

— А ты не навещала своего бывшего мужа, когда его посадили? — спросил Антикайнен.

— Разве он в тюрьме? — удивилась она.

Тойво призадумался: Адольф был разносторонне подготовленный человек, вполне мог за этот год уже и сбежать. Неужели после этого он наведывался к своей бывшей супруге? Никаких дружеских чувств к нему Антикайнен не испытывал, но побеседовать бы не отказался: всяко подпольщик был в курсе, что там в России сейчас творится. А, может быть, удалось бы через него и с Куусиненом связаться.

— Ну, не уверен, но в прошлом году его, вроде как, судили, — проговорил он.

— Правда? — вскинула брови женщина.

— Так об этом все газеты, говорят, писали, — пожал плечами Тойво.

Лииса округлила глаза, а потом неожиданно рассмеялась.

Все, спеклась бабенка. Любовь, наверно, была у нее к этому Тайми. Вот теперь и последствия сказываются в виде незначительного помутнения разума.

— Не, это Адольфа в тюрьму упекли, — наконец, сказала она.

— Верно, — осторожно согласился Антикайнен и на всякий случай посмотрел по сторонам в поисках путей отступления. Черт, надо бы было об этом в курятнике говорить — там, в случае чего, можно курами отбиться.

— А я жила с Антти.

— Правильно, — немедленно согласился Тойво, который и был представлен женщине именно, как «Антти». У него и паспорт на это имя был под рукой.

— Антти Тайми — родственник Адольфа Тайми. Брат, что ли — черт их разберет, коммунистов недоделанных. Ну, партийная кличка у него «Юрье Лейно». В знак признательности творчеству Эйно Лейно. Понял?

Вот, оказывается, где собака-то порылась! Братья! Или кто-то еще, но не сестры.

Ну, если судьба так настойчиво намекает ему на этого самого Юрье Лейно, то с ним нужно встретиться. Зачем? Так просто больше не с кем. Наверняка найдутся общие темы для обсуждения. Может, через него и канал в Советскую Россию имеется? Тойво не мог сам себе лгать: очень неприятно было чувство, что его считают дезертиром, кем он, в принципе, и был. Ну, во всяком случае, узнать, как дело кончилось после пресловутой «Лыжни Антикайнена».

Тойво тряхнул головой, словно отгоняя невеселые мысли и больше к теме бывшего мужа Лиисы не возвращался.

Эта тема сама к нему возвратилась, когда они перестали встречаться на момент ледохода, а добрая душа аптекарь, искренне веривший в свою знаковую роль при знакомстве «двух одиноких сердец», позволил себе пространно рассуждать, кто такой был этот Лейно, и отчего он укатил восвояси.

— Меня просил письма ему пересылать, если таковые будут, — сказал он.

— И адрес оставил? — невинно поинтересовался Тойво.

— А то! — гордо ответил тот. — Вот, сам полюбопытствуй.

Антикайнен полюбопытствовал и понял, что этот Юрье обозначил свое местоположение адресом старого толстого оппозиционера Саши Степанова. «Рыбак рыбака видит издалека!»

Когда лед почти сошел, по озеру можно было передвигаться на лодке. Он навестил Лиису, которая неожиданно, утром, сказала:

— Когда ты уедешь, помни мои слова.

— Какие слова? — удивился Тойво.

— Стало быть, ты уедешь, — вздохнула женщина и отвела взгляд.

Пожалуй, она была права. Деятельная натура всегда, к сожалению, любой отдых и жизнь в свое удовольствие воспринимает, как бездействие. На самом деле это не так, но привычка, вторая натура, взывает: надо что-то делать, а не только хозяйством заниматься.

— Я обязательно вернусь, — сказал Тойво. — У меня впервые есть свой дом, и он — здесь.

— Я верю, что это так, — улыбнулась Лииса. — Но сердце твое не здесь.

Ну, что же, и это верно. Свое сердце он закопал в безымянной могиле на кладбище Выборга. Где-то там лежит убийца Мищенко, но это не важно. Важно то, что сердце Тойво навсегда осталось возле могильного камня с именем «Лотта».

— Ты не ответила, — помрачнев, сказал он.

Лииса, заметив перемену в настроении своего мужчины, улыбаться не перестала: в конечном итоге, все они прошли через многое в этой жизни, у каждого есть своя грусть. Она взяла Антикайнена за руку и заглянула ему в глаза.

— Береги природу, мать вашу! — сказала она и рассмеялась.

Тойво, сначала удивившись, потом рассмеялся и сам. Хорошие слова и очень уместные.

— На самом деле мне бы хотелось тебя немного предостеречь, — прекратив смеяться, проговорила Лииса, сделавшись опять серьезной. — Не доверяй моему бывшему мужу. Не связывайся с ним — он способен на любую подлость, а потом обязательно найдет этому оправдание.

Вокруг бурлила весна 1929 года, снег проседал на глазах, являя проталины и первые подснежники, птицы кричали друг другу какие-то свои лозунги, собаки щерились на солнце, не обращая внимание на лежащих на заборах и крышах сараев котов. Уже пролетел, жужжа на всю округу, первый жук, уже сожрал его после приземления пробудившийся ежик. Уже люди начали улыбаться не только из вежливости друг другу, но и по причине внезапно свалившегося на их головы хорошего настроения. А весной — только так! Весной по-другому не бывает.

— Почему ты так решила? — спросил Тойво.

— Не знаю, — пожала плечами женщина. — Мне так кажется.

На самом деле, конечно, об интересе к Юрье ей рассказал все тот же аптекарь.

— Ты последи за моим домом, пожалуйста — уже садясь в лодку, сказал Антикайнен.

— Без проблем, — ответила Лииса.

Вот так и вышло, что толчком к поездке в Хельсинки послужила эта мимолетная беседа. Тойво вытащил из озера все сетки и катиски, развесил их сушиться в сарае, собрал нехитрый походный саквояж, сдал аптекарю по пути на станцию всю выловленную рыбу и помахал гостеприимному городку Тохмаярви рукой.

Тохмаярви в ответ тоже помахал тремя руками: одной — ленсмана, одной — аптекаря, и еще одной — собаки ленсмана по кличке, как водится, «Бобриков».

Оппозиционер Степанов жил в столичном районе Керава. Был у него дом, жена, такая же продажная, как и он сам, и — все. Дети разъехались, собаки и кошки в доме не приживались, друзей не было. Саша промышлял лекциями о политической обстановке, в основном — зарубежной. Про Финляндию — или хорошо, или никак. Такая ныне существовала установка, словно про покойника. Левые и правые были под запретом, ну, а средние — это вовсе никто.

Такое положение вещей не очень смущало обычных финнов, в эпоху «сухого закона» у них были цели и задачи поважней, нежели какая-то политика.

Вот из-за этого денег у Степанова было не очень много. С хлеба на воду не перебивались, однако личного шофера пришлось уволить, а автомобиль — продать. Нормальное, в общем-то, положение, но те, кто разок вкусили плоды своей «значимости» с этим мирятся крайне неохотно. Им все мало.

Тойво не торопился бежать к знакомому с детства политикану. Он остановился в гостинице и пару дней изучал жилище Саши, входы-выходы, а также людей, что приходили по этому адресу. Проследил его маршруты, а также передвижения его жены, в лишний раз убедившись, что пара стоит друг друга, потому что сволочи. Степанов охотно контактировал с полицией, изображая на лице при этом полнейшее радушие. Его жена также радовалась при встречах с какими-то сотрудниками министерства внутренних дел, то ли получая от них указания, то ли делясь какой-то информацией.

Черт побери, что они могли знать, проводя большую часть времени дома?

Вот как раз в этом-то и была опасность. Нельзя давать даже малейший повод, чтобы чета Степановых выявила усердие и проявила рвение. Застучат, это не вызывало никаких сомнений.

Тогда Антикайнен написал письмо Юрье Лейно, якобы пересланное из Тохмаярви через попутчика, и за десять пенни попросил какого-то мальчишку доставить его Саше. А сам приготовился ждать и наблюдать в облюбованном по такому случаю садике.

Левой рукой через плечо он написал полнейшую чепуху, придумав мифический долг, а также просьбу в счет этого долга организовать поставку литературы. Письмо, конечно, было неважно. Важно, чтобы за ним пришел Лейно.

Однако тот не появился, зато на другой день появился совсем молодой человек, доселе в дом не вхожий. Пробыл он внутри всего пару минут и ушел, как ни в чем не бывало: считая ворон и похлопывая себя по внутреннему карману пиджака.

Тойво, нимало не заботясь, последовал за ним и дошел до пансиона, в котором молодой человек также провел всего пару минут, по выходу тряся мелочевкой в кулаке — плата за услуги курьера.

Заходить внутрь и задавать вопросы показалось для Антикайнена предосудительным. Уж лучше подождать, имея хорошую ориентировку: возраст, рост, татуировка на спине «Не забуду мать родную?» и манера поведения состоявшегося политика. На надпись между лопаток он надеялся меньше всего — вряд ли Юрье имеет обыкновение ходить топлесс.

Не прошло и получаса, как субъект, почти по всем описаниям подходящий под Лейно, неторопливо и важно вышел из дверей пансиона и пошел по своим делам. Оставалось только напасть на него и содрать пиджак, рубашку, нательное белье, чтобы убедиться: вот он, демон! Однако, конечно, этого не требовалось — уж больно чем-то неуловимым Юрье напоминал ему сидящего в тюрьме Адольфа Тайми.

Тойво пошел следом за ним, а, поравнявшись, оглушительно шепнул ему прямо на ухо:

— Антти!

Тот подпрыгнул на месте и, похоже, чуть-чуть описался в штаны. Вероятно, не привык к такого рода случайностям на улице.

— Как? — спросил он, зажав ладонью оглушенное ухо. — Чего вы хотите?

— Это меня зовут «Антти». А ты — Юрье. Так? — подвинувшись к нему вплотную и дыша недавно специально пережеванным чесноком, спросил Тойво.

— Я Антти, то есть, Юрье. Но в чем дело? Ты что — белены объелся?

Похоже, он быстро начал приходить в себя.

— Чеснока, — поправил Антикайнен. — Поговорим?

— О чем? — досадливо поправляя брюки — точно, описался! — спросил Лейно.

— О литературе, — сказал Тойво и подмигнул.

Юрье сразу на память пришло только что полученное письмо, из которого он ничего не понял. Он почесал в затылке, пытаясь сообразить, посмотрел на Антикайнена, потом еще раз и, вдруг, заулыбался.

— Ох и сволочь ты, — сказал он несколько неожиданно.

— Почему? — настал черед удивляться самому Тойво.

— Я тебя знаю.

— А я тебя — не очень. Вернее, не знаю совсем.

— Ты же тот самый красный террорист Антикайнен, который лыжник! — перейдя на зловещий шепот, сказал Юрье.

— Нет, — даже слегка растерялся Тойво. — Он — это не я. Точнее, я — это не он.

— Да ладно! — Лейно даже махнул рукой. — Помню еще в восемнадцатом году видел тебя с Вилли Брандтом, а потом с этим русским революционером — с Бокием. Помню твои выступления перед рабочими в Тампере.

— В Турку, — поправил его Антикайнен.

— Вот, а, говоришь, не ты. Побеседуем? Только мне домой забежать надо, а то напугался преизрядно.

Потом они отправились в «очень приличную чайную», где за чашечкой крепкого чая можно было вести разговоры хоть до посинения.

— Нам «воробышка» для настроения, — сказал Юрье, и потому, что его никто не стал переспрашивать, сделалось понятно, что он здесь свой проверенный и бывалый клиент.

Лейно был уверен, что Антикайнена прислали из «центра» с каким-то особым заданием. Мировую революцию замутить, либо Маннергейма пришить, немецкого прихвостня, или что-то еще секретное. Тойво не пытался его разубедить, но понимал, что придется раскрыться. Ну, или частично выдать правду, недомолвками придавая ей загадочный и даже сакральный оттенок. В смысле «великих коммунистических идей» сакральность.

Антикайнен с первых же минут общения видел в собеседнике своего в доску парня. Веселый, остроумный, очень неглупый и способный к анализу ситуации с прагматической точки зрения, — Юрье располагал к себе. Однако Тойво помнил слова Лиисы, а также знал о некоей связи Лейно с продажной шкурой Степановым. Чтобы сделать какой-то вывод, этого, конечно, недостаточно. Но в общих чертах получалось нечто следующее: партийное дело вполне могло превратить дружески настроенного человека в полного недруга. То есть, можно общаться с Юрье и быть уверенным, что он не побежит в полицию, но при возникновении неких обстоятельств, которые как-то пагубно могут отразиться на репутации или дальнейших перспективах — сдаст, не поморщившись.

Первый «воробышек» закончился быстро, прилетел второй, беседа приобрела вполне задушевный характер. Тойво ничего не стал говорить о Лиисе, зато понял, что время информации наступило.

— Такое дело, Юрье, — начал он. — Да ты, пожалуй, уже и сам понял, что я в некотором роде не при делах.

Тот в ответ важно кивнул головой, хотя на самом деле ни черта не понял.

— У меня случилась неприятность, своего рода последствия того лыжного марша, — сказал Тойво. — В общем, получил я по голове сосулькой, и многое из того, что потом случилось со мной, теперь для меня загадка. Сам понимаешь, руководству сообщать об этом невозможно: не поймут они, да и с посадкой твоего брата у меня все концы обрубились.

— Концы, как говорится, в воду, — захихикал Юрье. Похоже, то, что Адольф в тюрьме, не очень заботило его. — То-то я смотрю — странный ты какой-то. Ни лозунгов, ни позывов.

— Ах, к чему эта патетика! — вздохнул Антикайнен. — Мы тут свои пацаны, нам кривляться не за чем.

— Отличный тост, слушай! — обрадовался Лейно. — А также предлагаю выпить за то, что можно вот так спокойно «попить чайку» с херрушкой политбюро!

В 1923 году, оказывается, Тойво стал членом ЦК компартии Финляндии, а уже через два года сделался и вовсе членом Политбюро ЦК компартии Финляндии. Хорошие должности, руководящие, зарплата весьма достойная, опять же, санитарно-курортное лечение на уровне мировых стандартов.

Антикайнен почесал в затылке: хорошо он устроился, нечего сказать.

— А семья? — поинтересовался он. — Ну, там, жена, дети?

— Да ты что! — деланно возмутился Юрье и отодвинулся от стола на вытянутых руках, качнувшись на стуле. — Ведь ты же фагот! И жена твоя Николай Асеев!

— Этот поэт Асеев все по Маяковскому вздыхал, — засомневался Тойво, отчаянно застеснявшись непонятной для него репутации. — Как же так?

— Да, шучу я! — серьезно, будто и не пил вовсе, сказал Лейно и засмеялся, прикрыв рот рукой, чтобы не привлечь внимание других посетителей. — Видел бы ты сейчас свое лицо!

Да, это точно — посмотреть бы в лицо тому, кто теперь заместо него затесался в красные финны! Ну, не может же быть так, чтобы на столь руководящие должности принимали заочно! Выходит, есть теперь другой Тойво Антикайнен, живет своей жизнью, снятой с его собственной, и в ус не дует. Или это его самого после прохождения портала клонировало, как овечку? Нет, в этом случае Бокий такой случай не упустил бы для своих исследований. Значит, по-щучьему велению, по партийному хотению, появился у него двойник. Может быть, это даже неплохо — не будут его искать ни те, ни другие.

Однако срока давности у дела по пропавшей финской казне нет. Тем более в нынешних реалиях, когда псевдо-Антикайнен сидит где-то в России, отвлекая, так сказать, внимание, а настоящий бродит по Финляндии. Тут уже дело государственной, следует понимать, важности. Стоит только пустить слух, завтра же все полицаи будут иметь ориентировки на поимку опасного преступника-террориста, проникшего на территорию страны младенцев жрать, девушек насиловать и мужчин убивать, предварительно их истязая.

— Ты вот что, Юрье, — сказал Тойво. — Не говори никому, что я здесь.

— Ты вот что, Тойво, — ответил Юрье. — Помощь твоя нужна.

Они посмотрели друг другу в глаза, словно и не было этих сожранных «воробушков».

— О Степанове не беспокойся — это не мое доверенное лицо и никогда им не будет, — продолжил Лейно. — Мне до зарезу нужен твой опыт в одном деле на севере.

— Какой опыт? — спросил Антикайнен. — Шюцкора, красного командира, лыжника-шиша?

— Да весь, — сказал Юрье. — Но об этом — завтра. Давай, что ли споем?

И они спели, стараясь не распугать посетителей чайной.