Tyrmä

11. Неуместный торг

Май расцвел черемухой и рассыпался мириадами комаров, мошек и иных кровососущих вредителей. Начало лета на Соловках ознаменовалось крупной партией классово неприемлемых для Советского государства субъектов. Помимо белогвардейцев это были банковские служащие и уркаганы. Так сказать, пробная партия дармовой рабочей силы.

Все сорок новоприбывших, конечно, составляли определенную силу, вот только никак не рабочую. Урки были плохими работниками по своим понятиям, белое офицерье оказались плохими работниками из классовых соображений, а бухгалтера были просто плохими работниками.

Ни воры, ни беляки не боялись ни побоев, ни смерти, а банкиры хоть и брались за все и сразу, но ничего стоящего из этого не выходило. То ли умиление от нового расцвета природы, то ли отсутствие навыков борьбы с летающим гнусом повлияло на то, что суровость надзора над зэками несколько утратило свою суровость.

Если строгая отчетность в рабочем инструменте — молотках, пилах, топорах — соблюдалась неукоснительно, то обрезки досок, неучтенные гвозди, метры пеньковой веревки могли лежать в куче под майским дождиком и прорастать лопухами.

— Доски, веревку и гвозди собирать под дверь той кладовки, где много воды, — сказал Тойво барону.

Мика не стал переспрашивать «зачем?» и между делом, проходя мимо, подпихивал в щель под дверь оговоренные материалы. Он верил в красного финна, верил в то, что под его руководством им удастся отсюда выбраться. Только не вполне было понятно, зачем им нужно что-то поблизости от монастыря, коли все дело должно замутиться на острове Анзер. Ну, да раз надо — значит, надо.

После памятной беседы с Бокием прошло, вместо обещанного, целых три дня, когда Антикайнена опять вызвал всесильный чекистский босс. Для этой цели освободили внутренний дворик между колокольней и Никольской церковью, приспособленный под прогулки особо ненадежных заключенных.

— Тебе есть, что нам сказать? — спросил Блюмкин, стоящий рядом со своим начальником в расслабленной позе. Вряд ли в былой Российской империи нашелся бы человек, способный мгновенно отреагировать на малейшее изменение ситуации, как мог Яков.

— Если вас, конечно, это все еще интересует, — ответил Тойво и почувствовал некую тень кокетства в своих словах.

— Я скажу, только как насчет моего условия? — поспешно добавил он.

— Ну, так назови его, — недовольно заметил Глеб. — У нас мало времени.

— Мне нужны два помощника, — сказал Антикайнен. — При такого рода делах, связанных с Сампо, мне нужны люди, которым бы я доверял.

— А при чем здесь Сампо? — удивился Блюмкин, не пытаясь скрыть своего разочарования.

Тойво посмотрел в змеиные глаза Бокия и не увидел в них ни тени понимания.

— Ну, а если я скажу так: Самполла? — продолжил Тойво. — Не это ли Рерих ищет?

На этот раз реакция последовала, как от Глеба, так и от его телохранителя. Бокий прищурился, а Блюмкин рассмеялся.

— Да тебе в цирке фокусником надо работать, — сказал он. — Как ты дошел до этого, мать честная!

Как и любой неординарный и наделенный талантами человек, Яков умел восхищаться вещам, на которые он сам не способен. Пока не способен.

Можно было предположить, что товарищ Глеб чуть растерялся, но такие люди ведут себя иначе: они сердятся. А Бокий вознегодовал серьезно. Был бы пистолет под рукой, выстрелил бы непременно. В Блюмкина, в Антикайнена, в пролетающую ворону или прячущегося за сараем Буйкиса — без разницы.

— Кто? — спросил он тоном, который, как говорится, не предвещал ничего хорошего. — Откуда про Шамбалу знаешь? Назови предателя!

— Ты меня просил подумать, ну так и получите, — пожал плечами Тойво, ничуть не страшась стоящего перед ним человека, наделенного чудовищной властью. — Мне нужны мои помощники.

Бокий не привык принимать скоропалительных решений, первая мысль об утечке информации все-таки пока доминировала в его голове, и с ней нужно было разобраться. Он отвернулся от Антикайнена, намереваясь уйти по-английски, не прощаясь.

— Учти, товарищ Глеб, что лучше ночи, чем на 22 июня, не будет. И я не буду сотрудничать без выполнения моего условия, — в спину ему сказал Тойво.

— С тобой свяжутся в нужное время, — на минуту остановившись, через плечо ответил Бокий.

За ним поспешил Блюмкин, на ходу подмигнув финну и показав поднятый вверх большой палец правой ладони.

Ну, и что дала эта беседа?

Антикайнен убедился, что ход его мыслей был правильным. Художник Рерих, проведший чертову кучу времени в «чертовой валле», то есть, в Сортавале, занимаясь своими собственными изысканиями, решился на поиски. Его всегда интересовала Шамбала, связь между Тибетом и севером прослеживается, если как следует присмотреться. Вернее, следует сказать по-другому: с Севера всегда виден Тибет. С Тибета север не виден, потому что нынешнее его население просто не смотрит в ту сторону.

Может, ушел уже Рерих по пути продвинутых? Может, и Бокию следует отправиться за ним? Ну, не самому, а кому-нибудь из его приближенных. Тойво он, понятное дело, не доверяет. Тот нужен только для того, чтобы помочь в открытии способа следования за Рерихом. Древние знания легче даются людям, у которых чище, стало быть — древнее, кровь.

Вот теперь и остается ждать два развития ситуации.

Первый — товарищ Глеб решит, что Антикайнен слишком много знает и прищучит его при первой возможности.

Второй — будет использовать Тойво, пока можно, а потом все равно ликвидирует.

В общем, жизни для красного финна осталось немного при любом раскладе.

И вот какая интересная картина вырисовывается: вроде бы и жить-то не для чего — любимая погибла, идеалы разрушены, будущее ужасно и отвратительно — но умирать отчего-то не тянет вовсе. Даже больше: хочется жить, чтобы вырваться из проклятых Соловков. Жить не потому что, а вопреки чему-то.

Где ты, Пан, чтобы спросить? Или Архиппа Перттунен, может, ты объяснишь?

Молчат они, не в силах их на Соловецком архипелаге даже в сон проникать, нет у них такой власти. Самозванец здесь обосновался, богом себя кличет. И прочие его также величают.

Чем меньше времени оставалось до условленной даты, тем менее уверенней стал чувствовать себя Тойво. Не верил он Бокию, но дело не в этом. Не мог постичь он все коварство, всю вероломность натуры товарища Глеба. Логика его поступков не поддавалась никакому объяснению.

Отшумела непогода первой недели июня, как раз под окончание цвета черемухи. Пуще прежнего взвились кровососы, не стало от них спасения ни в кельях, ни в залах. Начальство лагеря в кои то веки здраво рассудило: траву вокруг построек надо выкашивать, ибо там как раз гнус растет и строит свои гнусные планы.

Бросили клич: косы к осмотру. Этого добра оказалось с избытком. Да и косари тоже нашлись. Коси коса, как говорится, пока роса. Тойво сотоварищи начали привлекать на утреннюю борьбу с травой. Ну, а сено, само собой — тоже незаменимый продукт. Его можно было заготавливать, его можно было продавать по спекулятивной цене, на него можно было меняться. И цена на сено тоже была разной. С колючками и лопухами, мать-и-мачехой и одуванчиками — бросовая. С тимофеевкой, горохом и злаками — первосортная.

За такой травой охотились редкие местные жители. У всех была скотина, все хотели, чтобы скотина ела от пуза и, стало быть, выдавала из себя максимальную пользу.

— Попы-то себе лучшие угодья для покоса прибрали, — сказал один местный житель. — Нам-то вовсе болотины остались.

«Соловейцы», или, вовсе «соловьи», как любые крестьяне, предпочитали зариться на все чужое, в то же самое время никому не позволяя брать у себя что-либо. Они подтягивались к тем местам за монастырскими стенами, где махали косами заключенные, и вступали в переговоры с охранниками.

— Так рано еще сено-то заготавливать! — заметил Мика, случившийся поблизости.

— Ничего, ничего, на осень — самое время, — ответил другой «соловей».

— Чего дашь? — охраннику было, по большому счету, плевать — скотину они не содержали, но просто так делиться с первыми встречными не хотелось.

— Так сами побираемся, ничего нету, — хором сказали крестьяне.

— С плохой овцы — хоть шерсти клок, — возразил красноармеец и принужденно зевнул. Ему в голову никак не приходило, что бы такое с местных отжать.

— Ты рыбу у них спрашивай, — пришел на помощь Тойво, заложив свою косу за спину. — Сейчас как раз щуки должны ловиться.

Местные жители переглянулись. Судя по всему такой обмен их вполне устраивал.

Охранник не торопился с ответом. Выдерживая паузу, ему хотелось показать всем, кто здесь начальник.

— Ну? — вопросил один «соловей».

— Сколько дашь? — наконец, поинтересовался красноармеец.

Оба крестьянина тут же отошли в сторону и стали держать военный совет.

— Эй, а где рыбачите? — крикнул им Антикайнен. — На ламбушках, либо на Белужьем мысу?

Этот мыс находился с западной части Соловецкого острова, выдаваясь в Онежскую губу Белого моря.

— Так там артелью надо рыбачить, лодки большие, опять же — сети другие, — словно оправдываясь, громко ответил крестьянин.

— И рыба другая, — ухмыльнулся охранник.

— Так опасно там, море штормит иной раз. Чего нам с нашей надобностью туда соваться?

Они помолчали, а потом к красноармейцу приблизился один «соловей» и, тыча пальцем в ровные рядки скошенной травы, предложил:

— Корзинка рыбы за эту полянку.

— Так это же два воза сена! — прикинул охранник.

На самом деле тележки, с которыми пришли сюда местные жители, не были столь уж велики и соответствовали по грузоподъемности одной человеческой силе.

— А рыба с ламбушки? — опять спросил Тойво.

— Так с Долгой губы — это ж тоже Белое море.

Долгая губа была бухта, глубоко врезающаяся в восточную часть острова. Здесь море всегда было спокойное, однако иной раз хорошая треска или камбала заплывала на эти малые глубины.

— И много вас там рыбачит? — как бы между делом поинтересовался Антикайнен.

— Так, почитай, все, кто здесь живет, — пожал плечами «соловей».

— Бери рыбу, командир, — подал голос Мика. — Завялишь, которая помельче. Уху сваришь, с прочей. Выгодная сделка!

— Ладно, не вашего ума дело, — насупился охранник. — Хорош баклуши бить, пора косить. А мы еще поторгуемся.

— Торг здесь не уместен, — вздохнул крестьянин и для пущей важности развел в стороны руки.

За пять дней до оговоренного с Бокием срока Тойво собрал большой совет.

— Парни, — сказал он. — Время близится к часу «че». Подведем наши итоги относительно подготовки.

Большой совет согласно закивал головами.

— Сухарей хватит на неделю, — отчитался Игги.

— Я тоже об этом хотел сказать, — сокрушился Мика.

— Ну, а больше добавить нечего, — далее сказали они, то есть, большой совет, хором.

— Тогда слушай сюда, пацаны, — усмехнулся Антикайнен. — Рвем когти, как договаривались. Ксивы нам не нужны. Без котлов как-нибудь обойдемся.

Монах посмотрел на барона, тот посмотрел на монаха.

— Переведи.

Тойво перевел, объяснив, что надеяться на товарища Глеба не стоит. Все, что нужно сделать — это ранним-ранним утром отбиться от коллектива косарей и затаиться возле той сторожки, куда Мика ранее запихал доски и гвозди. Внутри лагеря досмотр не слишком пристальный, поэтому не хватятся сразу, что кто-то отсутствует. Лишний час, отвоеванный у ночи — лишние километры перед погоней.

— А будет покос в этот день? — спросил Игги.

— За полторы недели, что пройдет к тому времени, трава вырастет по пояс. Заколосится и выдаст из себя армию мошек, — объяснил Тойво. — Для нас теперь 22 число не принципиально. Как поведут поутру, так и сорвемся.

— А что там в этой сторожке? — поинтересовался Мика. — Я лично ничего полезного в ней не заметил.

— Там вода, — сказал Антикайнен. — Она сама по себе не возникает. Она течет, причем, что характерно, под наклон.

Когда барон нечаянным образом замочил ноги, дождей не было. Стало быть, это не грунтовая вода. Тем более, что в другой кладовке было сухо.

— И это не колодец, а также не случайный пробившийся ключ — в противном случае он бы промыл землю возле фундамента. Это подземный поток. Он может быть пресным, что нехорошо, или соленым, что уже лучше.

— Почему? — спросил Игги.

— Если вода солоноватая, значит, это море течет. То есть, можно и нам это самое моря достичь. Если пресная — то она все равно впадает куда-то. В конечном итоге — в то же самое море. Однако это некоторая потеря времени для нас.

Доски, гвозди и веревка нужны для того, чтобы сделать временное плавучее средство. Когда доведется выбраться на берег морской — ведь не может же подземный поток впадать в середину моря — придется плыть до первой обнаруженной лодки. С восточной части лодок много — об этом поведал «соловей», менявший себе сено, с западной — не очень. Зато там ближе до материка. Впрочем, плыть нужно будет на юго-запад. Без часов нехорошо ориентироваться в море, рассчитывая по солнцу направление движения. Но делать нечего.

Ни денег, ни документов ни у кого нет. Деньги можно раздобыть, вот с документами могли бы быть сложности.

— Но в нашем случае все просто. Никого из нас не судил суд, ни на кого не составлены протоколы, в официальных органах о нашем существовании могут подтвердить, что потерялись, но не были задержаны. Вот такая, братцы, перспектива. Гарантий никаких нет, шанс один, но выбор есть у каждого.

Мика только хмыкнул в ответ, а Игги лишь поднял, словно в удивлении, руки: какой выбор? Все уже решено давным давно.

— Тогда, братцы, у меня к вам есть одна большая просьба, — сказал Тойво, поморщившись, будто собираясь сообщить что-то неприятное. — Не питайте большие надежды на наш побег. Каждый из нас должен смириться с мыслью: «Все в руках Господа». Получится — хорошо. Не получится — ладно, дело житейское.

Пресекая вопросы, он поднял правую руку ладонью кверху.

— Дело в том, что наш мир устроен не так, как нам бы того хотелось, — объяснил Антикайнен. — И если чего-то очень хочется, то обязательно найдется то, неведомое нам, что этому будет противиться. Таков закон маятника: чем больше мы его толкаем — тем большая сила будет стремиться вернуть его в первоначальное положение. Что за сила такая — то ли Бог-Самозванец, то ли морока из Нави — но лучше об этом не думать вовсе. Пусть будет то, что будет.

— Ладно, — очень серьезно сказал Игги.

— Хорошо, — также серьезно поддержал его Мика. — Нам терять нечего.

На самом деле этот план, который Тойво поведал своим товарищам, был план, что называется «Б». За основу он все-таки держал ту возможность, которую мог бы предоставить Бокий. Но от того все еще не было ни слуху, ни духу.

А 20 июня вечером Прокопьев объявил камере Антикайнена, что завтра с рассветом опять на покос.

— Какой же рассвет в белые ночи? — не удержался Мика, видимо чуть взволновавшись предстоящими событиями.

— Для тупых сделаю уточнение: в 4 часа утра, — ощерился рыжий охранник. — Ты у меня, клоун, руками траву будешь рвать.

— Ладно, ладно, — поспешил проговорить барон. — Как скажешь, начальник.

Наутро, обвязавшись под рубахами спеленутыми сухарями, красный финн, монах и барон получили инвентарь и медленно побрели вдоль монастырского двора. Сзади их конвоировал Прокопьев, что было удивительно — обычно он не утруждал себя подобными мероприятиями.

— Чего это ты в такую рань, начальник? — спросил Мика. — Или спать не охота?

— Так я вас сдам, а сам обратно на боковую, — криво улыбнулся рыжий. — Есть утренние мероприятия, которые желательно избегать. У меня будет на то законное право.

Но не успели они дойти до ряда кладовок, как из монастыря прибежал посыльный.

— Заключенный Антикайнен и кто-то с ним на месте, остальным идти дальше, — заявил он. — Приказ товарища Бокия.

Прокопьев вздохнул, передал косы своих подконвойных другим заключенным и махнул рукой: пошли.

— Ну, ждите здесь товарища Глеба. Уверен, он для вас приготовил что-то специальное.

Посыльный убежал в монастырь, косари ушли по маршруту, Тойво кивнул головой товарищам.

— Ну, вот, будем действовать по первоначальному плану. План с подземным потоком отменяется.

Их никто не охранял, да и, в принципе, бежать было некуда. От монастыря к ним шел упругой походкой сильного и уверенного в себе человека сам Блюмкин. Одет он был вполне по-граждански, вот только карман брюк оттопыривался. Там было либо очень много денег, либо слиток золота, либо пистолет системы «наган». Скорее всего, последнее.

— Так, Антикайнен, один человек с тобой — и на выход с вещами, — сказал Яков вместо приветствия.

— Моим условием были два человека, — удивился Тойво.

— Ну, торг здесь не уместен, — ответил Блюмкин и полез рукой в карман.

Финн посмотрел на своих товарищей. Какое-то решение следовало принимать прямо сейчас. Но в голову ничего не приходило, к такому повороту событий он был просто не готов.

— Прощайте, друзья, — вдруг сказал Мика и, словно боясь, что его сейчас схватят за руки, отступил на несколько шагов. — Вы идите, да поможет вам Господь. Видать, разные у нас пути.

— Быстрее! — сказал Блюмкин и руку с кармана убрал.

— Береги себя, барон, — проговорил Тойво. — Промочишь ноги — суши портянки в первую очередь. Верю в тебя.

— Прощай, Мика, — добавил Игги, даже не пытаясь разыгрывать сцену «пусть он идет, я останусь». — Не поминай лихом.

И они, не оборачиваясь, зашагали вслед за Яковом.

Ну, и барон фон Зюдофф пошел в другую сторону.