Тысяча и одна ночь. В 12 томах

ВЕЛИКОЛЕПНАЯ ИСТОРИЯ ПРИНЦА ДИАМАНТА

Об этом рассказывается в книгах мудрых людей, ученых и поэтов, открывших дворец своего разума для тех, кто пребывает в его бедности, — многократные и особые хвалы Тому, Кто на земле наделил превосходством некоторых из людей, подобно тому как Он поместил на небосводе солнце, окно дома славы Его, и на краю неба — рассвет, светильник ночной залы красоты Его; Тому, Который облачил небеса в мантию из голубого атласа, а землю — в ярко-зеленую мантию; Тому, Кто украсил сады, деревья и кустарники Своими зелеными одеждами; Тому, Который дал жаждущим источники наслаждения — виноградники, женщинам — красоту, весне — розы, розам — улыбки, а чтобы прославлять розы, — поющих во все горло соловьев; хвалы Тому, Кто поместил женщину в глаза мужчины и желание, этот драгоценный камень посреди пустыни, — в сердце его! И в этих книгах говорится, что в одном царстве среди великих царств жил величественный правитель, каждый жизненный шаг которого был осенен удачей, чьи рабы были благословенны и который превосходил Хосроя Ануширвана[26] справедливостью и Хатима ат-Таи[27] — щедростью.

И этого безмятежного царя звали Шам-шах, и у него был сын с изысканными манерами и чарующим видом, и был он подобен звезде Канопус[28], когда она сияет над морем.

И этот молодой принц, которого звали Диамант[29], пришел однажды к отцу своему и сказал ему:

— О отец мой, душе моей сегодня грустно в городе, и она хочет, чтобы я пошел на охоту или на прогулку — развлечься, иначе от скуки порву свои одежды на куски.

И когда царь Шам-шах услышал эти слова от сына своего, он поспешил из-за своей большой любви к нему отдать необходимые приказы для охоты и прогулки, о которой шла речь. И охотники и птицеловы приготовили ястребов, а конюхи оседлали коней своих. И принц Диамант возглавил великолепный отряд крепко сбитых и ладно сложенных молодых людей, и он отправился с ними в те места, где хотел поохотиться, чтобы развеять скуку.

И, двигаясь верхом с гордым и величественным видом, он наконец прибыл к подножию горы, которая своей вершиной соединялась с небом. И у подножия той горы росло большое дерево, а у подножия дерева тек ручей, и из него пил олень, склонив голову к воде. И Диамант, обрадованный этим зрелищем, приказал своим людям остановить коней и позволить ему одному отправиться в погоню для поимки этой добычи. И он бросил своего коня со всем пылом на это красивое дикое животное.

В этот момент своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

И он бросил своего коня со всем пылом на это красивое дикое животное. А олень, понимая, что жизнь его зависит от этой минуты, совершил большой прыжок, быстро отбежал от ручья, выбрался из лощины и помчался вперед на легких ногах, уничтожая расстояние перед собой на обширной равнине. И Диамант, погнавшийся за ним как ветер, последовал за оленем в пустыню, удалившись от своего вооруженного отряда. И он продолжал преследовать оленя по песку и по камням, пока его лошадь, вся покрытая пеной и задыхающаяся, не рухнула под ним в пустыне, где не было ни следов сынов Адама, ни даже их запаха и где на всем протяжении царил лишь один Невидимый.

И вот в этот момент он оказался перед песчаным холмом, закрывающим вид перед его глазами, и за этим холмом олень, которого он преследовал, исчез. И отчаявшийся Диамант стал взбираться на этот холм, и, когда он достиг его вершины, внезапно перед его глазами открылось совсем иное зрелище: вместо безжалостной и засушливой пустыни он увидел освежающий оазис с живой зеленью, с текущими ручьями, и на всем своем протяжении он был украшен красными и белыми цветами, похожими на вечерние и утренние сумерки. И принц Диамант почувствовал, как душа его расцвела, а сердце расширилось, словно он оказался в саду, крылатый хранитель которого сам ангел Ридван[30].

И когда принц Диамант увидел сию замечательную работу Создателя, он спустился к оазису, напоил свою лошадь и сам напился его восхитительной воды, зачерпывая ее ладонями, а потом он встал и стал осматриваться, приглядываясь к разным деталям. И вот под сенью очень старого дерева, корни которого, должно быть, доходили до внутренних врат земли, он увидел уединенный престол. И на этом троне, глубоко задумавшись, сидел старый царь, с головой, увенчанной царской короной, и с босыми ногами. И Диамант почтительно подошел к нему со своим «салам». И старый царь ответил ему своим «салам» и сказал ему:

— О сын царей, зачем ты пересек суровую пустыню, где даже птица не может махать крыльями и где кровь хищных зверей превращается в желчь?

И Диамант рассказал ему о своем приключении и добавил:

— А ты, о достопочтенный царь, не можешь ли объяснить мне причину своего пребывания в этом месте в окружении такого запустения? Твоя история, должно быть, необычна?

И старый царь ответил:

— Конечно, моя история удивительна и необычна. Но тебе лучше не слушать, что я могу рассказать, ибо в противном случае это станет для тебя причиной многих слез и бед.

Однако принц Диамант ответил:

— Ты можешь говорить, о достопочтенный, потому что я вскормлен молоком матери своей и сын отца своего.

И он очень настаивал, старался убедить его рассказать историю, которую он хотел услышать.

Тогда старый царь, сидевший на троне под деревом, сказал ему:

— Послушай же слова, которые выйдут из самой глубины сердца моего, а затем собери их и вложи в складки своего тюрбана. — И он на мгновение склонил голову, а затем поднял ее и начал свой рассказ так: — Знай же, о юноша, что до моего прибытия на этот зеленый островок посреди пустыни я правил в землях Вавилона, и я жил среди моих богатств, двора, войск и славы.

^{И на этом троне, глубоко задумавшись, сидел старый царь, с головой, увенчанной царской короной, и с босыми ногами.}

И Всевышний — да будет Он превознесен! — даровал мне для потомков семерых детей, которые были благословением своего Создателя, и они были радостью для моего сердца. И все в моем царстве пребывало в мире и процветании, пока однажды мой старший сын не узнал из уст караванщика, что в далеких землях Сина[31] и Масина[32] есть принцесса, дочь царя Камуза, сына Тамуза, по имени Мохра, и что нет ей равных в мире, и что перед совершенством ее красоты меркнет лик молодой луны, и что Юсуф и Зулейха[33] должны быть рабами перед нею. И это о ней сказал поэт:

И караванщик также сообщил моему старшему сыну, что у этого царя Камуза не было другого ребенка, кроме этой благословенной дочери. И для этого очаровательного дитяти прекрасного сада пришла весенняя пора расцвета, и вокруг ее цветущего тела, словно пчелы вокруг цветника, стали появляться женихи, молодые принцы из самых разных стран, и, согласно обычаю, они просили руки юной принцессы. Однако при этом перед ними было поставлено условие — ответить на вопрос, который задавала принцесса: «Какие отношения связывают сосновую шишечку и кипарис?» И это все, что требовалось от каждого жениха, и от него не требовали ничего в качестве приданого для принцессы, однако всякому, кто не сможет ответить на этот вопрос должным образом, грозили отрубить голову и повесить ее на стене дворца царя Камуза.

И когда мой старший сын узнал все эти подробности из уст караванщика, его сердце воспылало, как мясо на жаровне, и он подошел ко мне, проливая слезы, как грозовая туча. И, застонав, он попросил у меня разрешения уйти, чтобы отправиться в путь и попытаться завоевать принцессу земель Сина и Масина. И я, до крайности напуганный этим безумным предприятием, тщетно пытался отговорить его и вывести из состояния любовной горячки, однако ни одно лекарство и ни одно возражение не подействовало. И тогда я сказал сыну своему:

— О свет очей моих, если ты не можешь не умирать от печали и не в состоянии удержаться от посещения областей Сина и Масина, где правит царь Камуз, сын Тамуза, отец принцессы Мохры, я буду сопровождать тебя туда, находясь во главе своего войска. И если царь Камуз охотно согласится отдать мне свою дочь для тебя в жены, все будет хорошо, а иначе, клянусь Аллахом, я заставлю руины его дворца обрушиться на его голову, и я пущу его царство по ветру. И его дочь, таким образом, станет твоей пленницей и твоей собственностью.

Однако моему старшему сыну этот план, похоже, не понравился, и он ответил мне:

— Не надо ронять наше достоинство, о отец мой, брать силой то, что не дано нам взять уговорами. Поэтому я должен сам ответить на ее вопрос и таким образом завоевать царскую дочь.

И тогда я лучше, чем когда-либо, понял, что ни одно существо не может стереть письмена судьбы своей, которые крылатый писец начертал для него в книге судеб. И, понимая, что судьба моего ребенка именно такова, я не без многих вздохов разрешил ему уйти. И он, соответственно, простился со мной и отправился искать судьбу свою.

И он прибыл в ту далекую страну, где правил царь Камуз, и явился во дворец, где жила принцесса Мохра, и он не смог ответить на вопрос, о котором я говорил тебе, о незнакомец. И по приказу принцессы ему без сожаления отрубили голову и повесили ее на стене дворца. И я, получив это известие, заплакал слезами отчаяния. И я надел траурные одежды и оставался наедине со своей болью в течение сорока дней. И мои друзья посыпали свои головы пылью, и они порвали свои одежды от горя. И весь дворец оглашался плачем и стенаниями.

Затем и мой второй сын нанес собственной рукою вторую рану моему истерзанному печалью сердцу, выпив, как и его брат, смертную чашу, потому что он, как и его старший брат, тоже захотел попробовать себя в этом деле. А затем настала очередь и пяти других моих детей, которые таким же образом вступили на путь смерти и погибли мучениками любви.

И я, неизлечимо поверженный черной судьбою и раздавленный безнадежной болью, оставил царскую власть и страну свою и пошел по пути судьбы своей. И словно в беспамятстве я пересек равнины и пустыни. И я прибыл сюда, где я нахожусь, как ты видишь, с короной на голове и босиком, и теперь я ожидаю собственной смерти на этом троне.

Когда принц Диамант выслушал эту историю старого царя, он был ранен стрелой любви и испустил искрящийся вздох, потому что, как сказал поэт:

Вот и все, что случилось с бывшим вавилонским царем Вавилем, сидящим на троне в оазисе.

Что же касается товарищей Диаманта по охоте, то они очень беспокоились об исчезновении принца, и через некоторое время, несмотря на данный им приказ не следовать за ним, они начали его искать и в конечном итоге нашли его выезжающим из оазиса. И голова его была грустно склонена на грудь, и лицо его было бледным. И они окружили его, как бабочки розу, и подали ему свежую и быструю лошадь, истинный зефир[34] легкости, которая мчалась быстрее, чем воображение. И Диамант отдал своей свите свою первую лошадь и сел на поданную ему, а она была с золотым седлом и уздечкой, украшенной жемчугом. И после все они благополучно прибыли во дворец царя Шам-шаха, отца Диаманта.

И царь, вместо того чтобы найти своего сына с посвежевшим лицом и расширенным сердцем после этой прогулки и этой охоты, увидел, что его цвет лица сильно изменился и принц погрузился в океан черной печали. Ибо любовь проникла в его кости, сделала его слабым и бессильным, она пожирала сердце его и печень его.

В этот момент своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

И принц погрузился в океан черной печали, ибо любовь проникла в его кости, сделала его слабым и бессильным, она пожирала сердце его и печень его. И царь с помощью молитв и увещеваний уговорил наконец сына раскрыть причину своего болезненного состояния. И когда с этой тайны спала пелена, царь обнял сына своего, прижал его к груди и сказал ему:

— Не беспокойся! Осуши глаза свои и успокой свою драгоценную душу, потому что я собираюсь направить своих послов к царю Камузу, сыну Тамуза, который правит областями Сина и Масина, с письмом, написанным мною собственноручно, в котором я попрошу выдать за тебя его дочь Мохру. И я пошлю ему на верблюдах множество дорогих одежд, ценных вещей, драгоценности и прочие подарки всех видов, достойные царей. А если, на свою беду, отец принцессы Мохры не согласится на нашу просьбу и станет для нас источником унижений и печали, я пошлю против него целое войско, которое разрушит трон его, зальет его кровью и пустит царство его по ветру. И таким образом мы завладеем прекрасной Мохрой, со всеми ее с очаровательными достоинствами.

Так сказал царь Шам-шах сыну своему Диаманту, сидя на золотом троне перед визирями, эмирами и шейхами, которые кивали в знак одобрения этих царских слов.

Однако принц Диамант ответил ему:

— О надежда мира, не стоит этого делать! Лучше я приду туда сам и дам требуемый ответ, и тогда я заслуженно получу очаровательную принцессу.

И царь Шам-шах, услышав это от своего сына, стал издавать болезненные стоны и сказал:

— О душа моя, я до сих пор хранил ясность глаз моих и жизнь тела моего лишь ради тебя, ибо ты единственное утешение для моего старого сердца и моя единственная опора в жизни! Как же ты можешь бросить меня и устремиться навстречу смерти, пренебрегая помощью мне в старости?!

И он продолжал так говорить с ним, чтобы смягчить его сердце. Но все было напрасно. И чтобы не увидеть собственными глазами, как сын его умрет раньше него от печали, царь Шам-шах был вынужден отпустить его.

И принц Диамант сел на великолепного коня и поскакал по дороге, ведущей во владения царя Камуза. А отец его, мать его и вся семья его в отчаянии заламывали руки, погружаясь в бездонную пропасть отчаяния.

И принц Диамант двигался день за днем, и благодаря безопасности, которая была ему предписана судьбою, он прибыл наконец в далекую столицу царя Камуза. И он оказался перед его дворцом, который казался выше гор. И на стенах этого дворца висели тысячи голов принцев, одни с коронами, а другие — покрытые одними волосами. А на месте главной площади были воздвигнуты шатры из золотой ткани и китайского атласа с дверями из золотого муслина. И, созерцая все это, принц Диамант заметил, что на главной двери дворца висел барабан, украшенный драгоценными камнями, а также колотушка для него. И на этом барабане золотыми буквами было написано: «Всякий принадлежащий к царской крови, желающий увидеть принцессу Мохру, должен стукнуть в барабан колотушкой». И принц Диамант не раздумывая слез с коня и решительно направился к двери, о которой шла речь. И он взял украшенную драгоценностями колотушку и ударил ею в барабан с такой силой, что звук, который он извлек из него, заставил задрожать весь город.

И тотчас же из дворца появились люди и повели принца к царю Камузу. И царь, увидав его красоту, увлекся им в душе своей и захотел спасти от смерти. И он сказал ему:

— Горе тебе, о сын мой! Почему ты хочешь потерять свою жизнь, как все те, кто не смог угодить прихоти моей дочери? Откажись от этого, пожалей себя и стань моим сановником, потому что никто, кроме Аллаха Всеведущего, не знает всех тайн и не может объяснить сумасбродные идеи молодой девушки. — Но поскольку принц Диамант настаивал на своем, царь Камуз снова заговорил: — Послушай, о сын мой! Для меня будет большим горем видеть, как такой красивый юноша из Восточных земель подвергнется столь бесславной смерти, вот почему я прошу тебя, прежде чем ты решишься на роковое испытание, поразмыслить в течение трех дней, а затем вернуться и попросить об аудиенции, в результате которой твоя светлая голова должна будет отделиться от царственного тела твоего. — И царь жестом приказал принцу удалиться.

И принц Диамант был вынужден покинуть дворец в тот же день. И чтобы скоротать время, он начал бродить по базарам и лавкам, и он обнаружил, что жители земель Сина и Масина полны такта и ума. Однако он чувствовал, что его неодолимо влечет к дворцу, где жила та, чье притяжение извлекло его из собственной страны, и это притяжение напоминало то, как магнит притягивает иглу. И он решил прийти в дворцовый сад, подумав, что, если ему удастся попасть туда, он сможет увидеть принцессу и удовлетворить свою душу этим зрелищем. Но он не знал, как туда пройти, чтобы его не остановили привратники, и тогда он увидел под стеной канал, вода из которого текла в сад. И он подумал, что вполне может попасть в сад вместе с этой водою, вот почему он решительно нырнул в канал и без труда оказался в саду. И он присел ненадолго в укромном месте, чтобы его одежда высохла на солнце. А потом он поднялся и начал медленно проходить по этому саду. И он восхищался его зеленью, которую омывала вода ручьев; и земля там была украшена, как богатый человек в праздничный день; белая роза улыбалась там своей сестре — красной розе; и переливы соловьев, влюбленных в своих возлюбленных, трогали душу, как нежные стихи, положенные на прекрасную музыку; клумбы там были великолепны; капли росы на пурпурных розах были подобны слезам благородной молодой девушки, расстроившейся из-за какого-то пустяка; птицы в этом саду, опьяненные радостью жизни, распевали песни во все свои глотки, а среди ветвей кипарисов, стоявших у самой воды, ворковали горлицы, чьи нежные шейки были украшены кольцами. И в этом саду все было так прекрасно, что сады Ирама Многоколонного[35] представлялись по сравнению с ним терновым кустом.

И, продвигаясь вперед медленно и осторожно, принц Диамант дошел до поворота аллеи, где находился небольшой водоем, облицованный белым мрамором, на краю которого был расстелен шелковый ковер. И на этом ковре беспечно сидела, как отдыхающая пантера, юная девушка, и она была так красива, что своим блеском осеняла весь сад. И аромат ее вьющихся волос был настолько силен, что казалось, он уносится в небо, чтобы этот благоуханный янтарь могли обонять гурии рая.

И принц Диамант при виде этой прелестницы, за красотой которой он мог наблюдать с той жадностью, с какой пьет воду из Евфрата больной водянкой[36], понял, что такой красотой могла обладать одна Мохра, — та, ради которой тысячи душ принесли себя в жертву и погибли, как гибнут бабочки, летящие на губительное пламя.

И вот в то время как принц предавался экстазу созерцания, молодая девушка из числа сопровождавших Мохру подошла к тому месту, где он прятался, и хотела было наполнить водой из ручья золотую чашу, которую она держала в руке. И вдруг девушка вскрикнула от испуга и уронила свою золотую чашу в воду. И она, дрожа и прижимая руку к сердцу, побежала назад, к своим подругам. И те немедленно отвели ее к госпоже своей Мохре, чтобы она могла объяснить причину своего испуга и почему она уронила чашу в воду.

И молодая девушка, которую звали Коралловая Веточка, сумев немного подавить биение сердца своего, сказала принцессе:

— О корона на голове моей, о госпожа моя, когда я наклонилась к ручью, в воде я внезапно увидел отражение молодой красивой фигуры, столь совершенной, что я не знала, принадлежит ли ее обладатель к роду джиннов или к роду человеческому! И от волнения я уронила золотую чашу в воду.

Но на этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что приближается утро, и, преисполненная скромности, не проговорила больше ни слова.

А когда наступила

она сказала:

И от волнения я уронила золотую чашу в воду.

Услыхав эти слова Коралловой Веточки, принцесса Мохра приказала, чтобы другая девушка из ее свиты немедленно пошла и посмотрела в воду. И тут же эта вторая побежала к ручью и, увидев там отражение очаровательного лица, прибежала назад, и ее сердце горело и стенало от любви, и она сказала своей хозяйке:

— О госпожа наша Мохра, я точно не знаю, но думаю, что это отражение в воде принадлежит ангелу или сыну джиннов! А может, это даже сама луна спустилась в ручей!

При этих словах принцесса Мохра почувствовала, как в душе ее вспыхнуло любопытство и в сердце — желание увидеть все собственными глазами. И она поднялась со своего ложа и, гордая, как пава, пошла к ручью. И, увидав отражение принца Диаманта, она побледнела и пала жертвой любви.

И, вернувшись назад, пошатывающаяся и поддерживаемая своими прислужницами, она поспешно позвала свою кормилицу и сказала ей:

— Пойди, нянюшка, приведи мне того, чье лицо отражается в воде, иначе я умру!

И кормилица ответила, что слушает и повинуется, и она ушла, оглядываясь по сторонам. И через некоторое время ее взгляд упал наконец на уголок, где прятался принц с очаровательной фигурой, тот молодой человек, подобный солнцу, которому завидуют звезды. А прекрасный принц Диамант, увидав, что его обнаружили, решил спасти свою жизнь, притворившись сумасшедшим.

И когда кормилица, взяв юношу с очаровательной фигурой за руку так осторожно, словно она дотрагивалась до крыльев бабочки, привела подобного солнцу принца к своей великолепной хозяйке, тот засмеялся, как дурачок, и сказал:

— Я голоден и не хочу есть. — И он также сказал: — Муха превратилась в буйвола. — И еще: — Гора хлопка от воды стала глиной. — И еще сказал, выкатывая глаза: — Воск растаял от снега, верблюд ест уголь, а крыса сожрала кошку. — И добавил: — Я проглочу весь мир. Именно я, а не кто-то другой.

И он продолжал, не переводя дух, громоздить одну нелепицу на другую, пока принцесса не убедилась в его полнейшей глупости.

Затем, поскольку она уже успела залюбоваться его красотой и была тронута ею в сердце своем, а ум ее был обеспокоен его состоянием, она преисполнилась печали и сказала, обращаясь к слугам своим:

— Увы! Какая жалость!

И, сказав это, она задрожала и затрепетала, как пришибленный цыпленок, ибо любовь впервые вошла в ее тело и произвела свои обычные действия. Тем не менее через некоторое время она смогла оторваться от созерцания прекрасного юноши и с грустью сказала своим прислужницам:

— Вы видите, этот молодой человек сошел с ума оттого, что в него вселились джинны. Однако вы знаете, что блаженные Аллаха — великие святые, а пренебрегать святыми так же опасно, как сомневаться в самом существовании Аллаха или божественном происхождении Корана, поэтому этого юношу нужно оставить здесь, предоставив ему полную свободу, чтобы он мог жить, как ему заблагорассудится, и делать то, что он хочет. И смотрите, чтобы никто не смел его расстраивать или отказывать ему в том, что он может пожелать или попросить.

Затем она повернулась к юноше, которого приняла за блаженного, и сказала ему, с почтением верующей целуя его руку:

— О божий человек, даруй нам милость выбрать этот сад для твоего обитания и павильон, который ты видишь в этом саду, где у тебя будет все необходимое!

И юный блаженный, который на самом деле был принцем Диамантом в здравом уме, ответил, выпучив глаза:

— Необходимо! Необходимо! Необходимо! — и добавил: — Ничего! Ничего! Ничего!

Затем принцесса Мохра оставила его, поклонившись ему в последний раз, и, удрученная и опустошенная, ушла, а за нею последовали ее прислужницы и старая кормилица.

И действительно, с тех пор молодой блаженный был окружен всевозможным вниманием и множеством забот. А павильон, переданный ему под жилище, обслуживали самые преданные из рабов Мохры, и с утра до ночи он был заполнен подносами, уставленными всевозможными деликатесами и джемами всех цветов. И слухи о святости юноши распространились по всему дворцу. И были те, кто с охотой подметал землю, по которой тот ступал, и собирал остатки еды его, и даже обрезки ногтей его, и прочее в этом роде, чтобы сделать из них себе амулеты.

И вот в один день среди прочих дней девушка по имени Коралловая Веточка, любимица принцессы Мохры, пришла к юному блаженному, который был в то время один, и она подошла к нему, бледная и дрожащая, смиренно склонила голову к ногам его и, издавая вздохи и стоны, сказала ему:

— О корона на голове моей! О, творец красоты твоей — Всевышний, Владыка совершенств! Я все сделаю для тебя, если ты позволишь! Мое сердце волнуется за тебя, оно в печали и тает от любви, как воск, ибо стрелы твоих взглядов пронзили его и в него проникло жало любви! Скажи же мне, молю, кто ты и как ты попал в этот сад, чтобы, узнав тебя получше, я могла бы еще лучше служить тебе!

Однако Диамант, опасавшийся хитрости принцессы Мохры, не поддался умоляющим словам и страстным взглядам юной девушки, и он продолжал говорить как те, чьи умы действительно находятся во власти джиннов. А Коралловая Веточка, издавая стоны и вздохи, продолжала умолять юношу и кружить вокруг него, как мотылек вокруг пламени. И поскольку он всегда воздерживался отвечать толком на ее расспросы, она в конце концов сказала ему:

— Ради Аллаха и пророка Его, раскрой мне веера своего сердца и открой мне свой секрет! Никаких сомнений в том, что он у тебя есть! Мое же сердце можно уподобить шкатулке, ключ от которой теряется сразу после ее закрытия! Так что поторопись ради любви, которая находится в этой шкатулке, сказать мне определенно то, что ты обязательно должен мне поведать!

И когда принц Диамант услышал эти слова прекрасной Коралловой Веточки, он убедился, что они искренние, от любви, и поэтому не будет ничего плохого в том, чтобы все объяснить этой чаровнице. Поэтому он какое-то время смотрел на девушку, не говоря ей ни слова, а затем улыбнулся и, раскрыв веера своего сердца, сказал ей:

— О чаровница, если я прибыл сюда, после того как вытерпел тысячу страданий и подвергся множеству опасностей, то только в надежде ответить на вопрос принцессы Мохры: «Что связывает сосновую шишечку и кипарис?» И если ты из сочувствия ко мне можешь дать правильный ответ на этот непонятный вопрос, скажи его мне, и чуткость моего сердца будет открыта для тебя…

В этот момент своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

И если ты из сочувствия ко мне можешь дать правильный ответ на этот непонятный вопрос, скажи его мне, и чуткость моего сердца будет открыта для тебя. — И он добавил: — Не сомневайся в этом!

И Коралловая Веточка ответила:

— О достопочтенный юноша! Я не сомневаюсь в бархатной чуткости твоего сердца, но, если хочешь, чтобы я ответила тебе на этот непонятный вопрос, поклянись истинностью нашей веры, что ты сделаешь меня своей невестой и главой всех дам во дворце отца твоего в царстве твоем.

И принц Диамант взял девушку за руку, поцеловал руку ее и положил на сердце свое, пообещав ей брак и звание, о котором она просила.

И когда юная Коралловая Веточка получила это обещание и это заверение от принца Диаманта, она с легкостью вскочила и со смехом сказала ему:

— О повелитель жизни моей, знай, что под кроватью из слоновой кости принцессы Мохры лежит негр. И этот негр забрался туда и обосновался там, никем не знаемый, кроме принцессы, после того как сбежал со своей родины, из города Вакака. И именно этот злосчастный негр заставил госпожу нашу задавать всем женихам ее этот каверзный вопрос. И если ты хочешь узнать правильный ответ, тебе нужно отправиться в город негров, а именно в город Вакак. Это единственный способ раскрыть этот секрет. И это все, что я знаю о связи между сосновой шишечкой и кипарисом. Но Аллах мудрее всех!

Когда принц Диамант услышал эти слова из уст Коралловой Веточки, он сказал себе: «Сердце мое, ты должно набраться терпения, чтобы увидеть, что скрывается за завесой этой тайны, потому что теперь тебе, несомненно, придется претерпеть в этом негритянском городе Вакаке много несчастий и страданий». Затем он повернулся к девушке и сказал ей:

— О моя спасительница! Знай, что, до тех пор, пока я не попаду в этот город Вакак, который населен неграми, и пока не разгадаю загадку, о которой идет речь, я не буду отдыхать ни дня. Однако если благодаря Аллаху путешествие мое будет безопасным и я достигну желаемого результата, то я выполню твое желание. В противном случае я буду пребывать в угнетенном состоянии до Дня воскресения.

Сказав это, принц Диамант попрощался с рыдающей Коралловой Веточкой, и, оставив ее с разбитым сердцем, он незаметно покинул сад и направился к хану, где хранились его дорожные вещи, сел на великолепную лошадь и отправился по пути Аллаха. Но поскольку он не знал, в какой стороне находится город Вакак и по какой дороге до него можно добраться, он стал крутить головой в поисках кого-либо, кто мог бы его просветить. И тут он увидел дервиша, на плечах которого была зеленая накидка, на ногах лимонно-желтые кожаные туфли, а в руке посох, и просветленное лицо носило печать просвещения, как у Хизра-хранителя[37]. И Диамант слез с лошади, подошел к этому почтенному дервишу и передал ему свой салам. И когда дервиш вернул ему салам, он спросил его:

— В какой стороне, о достопочтенный, находится город Вакак и как далеко он отсюда?

И дервиш, пристально глядя на царевича, сказал ему:

— О сыны царей, опасайтесь ступать на эту страшную дорогу! Откажитесь от этого безумного плана и позаботьтесь лучше обо всех остальных делах, потому что, отправившись на эти поиски, вы потратите на них всю свою жизнь, но так ничего и не найдете. Более того, стремясь отправиться в город Вакак, вы бросаете ветру смерти само свое существование и свою заветную жизнь.

Однако принц Диамант ответил ему:

— О уважаемый и достопочтенный шейх, мое дело — важное дело, и моя цель так велика, что я скорее тысячу раз рискну своей жизнью, чем откажусь от цели своей. Так что, если ты что-нибудь знаешь об этом пути, будь моим проводником, как Хизр-хранитель.

И когда дервиш увидел, что Диамант никоим образом не отказывается от своей идеи, несмотря на всевозможные полезные советы, которые он продолжал давать ему, он сказал так:

— О благословенный молодой человек, знай, что город Вакак расположен в центре горы Каф, на которой, как внутри, так и снаружи, живут джинны — мариды и ифриты. А чтобы попасть туда, есть три пути: правый, левый и средний. Но ты должен идти по правому пути, а не по левому, равно как и не пытаться идти по среднему. Вдобавок, пройдя один день и одну ночь, в лучах рассвета ты увидишь минарет, на котором будет мраморная плита с надписью, сделанной куфическими буквами[38]. И ты должен будешь прочесть эту надпись и поступить так или иначе в зависимости от того, что там будет написано.

И принц Диамант поблагодарил старика и поцеловал ему руку. А затем он сел на своего коня и поехал по правому пути, который должен был привести его в город Вакак. И ехал он день и ночь по дороге и прибыл к подножию минарета, о котором говорил дервиш. И он увидел, что минарет этот был таким высоким, что, казалось, доставал до лазурного небосвода. И там была установлена мраморная плита с выгравированными на ней куфическими буквами. И надпись на ней гласила следующее: «Все три дороги, которые лежат перед тобой, о путник, ведут в город Вакак. Если поедешь по левой, то претерпишь много горя, если поедешь по правой — пожалеешь об этом, а если поедешь по средней — последствия будут ужасны».

И когда принц Диамант прочитал эту надпись и понял ее значение, он взял горсть земли, насыпал ее в складки своей одежды и воскликнул:

— Пусть обращусь в пыль, но все равно достигну своей цели!

И он опять сел в седло и не раздумывая поехал по самой опасной из трех дорог — по средней. И он решительно двигался по ней весь день и всю ночь. А наутро перед его взором открылось огромное пространство, покрытое деревьями, ветви которых доходили до неба. И деревья эти стояли изгородью, которая ограждала и укрывала от свирепого ветра зеленый сад. И вход в этот сад прикрывала гранитная дверь. И для охраны этой двери и этого сада рядом лежал негр, от черного лица которого темнота разливалась по всему саду и у которого безлунная ночь могла бы позаимствовать свою тьму. И этот сын дегтя был гигантским. Ее верхняя губа в форме баклажана возвышалась над ноздрями, а нижняя губа спускалась к шее. На груди у него висел жернов, служивший щитом, а к его поясу была прикреплена железная цепь китайской работы, и была эта цепь такой толщины, что через каждое из ее звеньев мог бы легко пройти боевой слон. И этот негр возлежал, растянувшись во всю свою длину на шкурах разных животных, и рот его был широко открыт, и оттуда доносился храп, подобный раскатам грома.

И принц Диамант остановился, спешился, привязал уздечку своего коня к голове негра и, пройдя через гранитную дверь, вошел в сад. И воздух в этом саду был так прекрасен, что ветви его деревьев колыхались как пьяные. И под этими деревьями паслись большие лани, к рогам которых были прикреплены золотые украшения с драгоценными камнями, их спины покрывали вышитые попоны, а к их шеям были привязаны парчовые платки. И все эти лани своими передними и задними ногами, глазами и бровями начали делать Диаманту явные знаки, чтобы он не шел дальше. Однако Диамант, не обращая внимания на их предупреждения и думая, что эти лани двигали своими глазами, бровями и ногами таким образом только для того, чтобы выказать ему удовольствие, которое они получали от его визита, спокойно пошел вперед по дорожкам этого сада.

И он пришел таким образом к великолепному дворцу, входная дверь которого была распахнута, как глаз влюбленного. И в проеме этой двери показалось очаровательное лицо юной красавицы, которая была похожа на фею и которая могла бы заставить полную луну страдать от ревности, а глаза ее могли бы пристыдить своей красотой венчики нарциссов. И эта красавица оглядывалась по сторонам и улыбалась.

И как только она увидела Диаманта, она была одновременно поражена и покорена его красотой. И она оставалась несколько мгновений неподвижной, а затем послала ему свой салам и спросила:

— Кто ты, молодой человек, и где ты набрался такой смелости, позволившей тебе войти в этот сад, где и птицы не смеют махать крыльями?

Так спросила Диаманта красавица, которую звали Латифа, и она была жемчужиной своего времени.

В этот момент своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

Так спросила Диаманта красавица, которую звали Латифа, и она была жемчужиной своего времени. И Диамант поклонился до земли, стал между рук ее и ответил:

— О потомок сада совершенства! О госпожа моя! Я такой-то, сын такого-то, и я здесь для того-то и того-то.

И он рассказал ей свою историю от начала и до конца, не упуская ни одной детали. Однако повторять ее нет смысла.

И Латифа, выслушав его историю, взяла его за руку и усадила рядом с собою на ковер, расстеленный под вьющейся лозой. Затем нежным голосом она сказала ему:

^{И под этими деревьями паслись большие лани, к рогам которых были прикреплены золотые украшения с драгоценными камнями.}

— О кипарис из сада красоты! Как жаль твою молодость! Как трудна твоя задача! Это плохая идея, ты в опасности! — затем добавила: — Ты должен отказаться от этой затеи, если тебе небезразлична жизнь твоя. Так что лучше оставайся здесь, со мною, чтобы моя рука обхватила благословенную шею желания моего. Потому что союз с такой дивной красавицей, как я, желаннее, чем поиск неизведанного.

Однако Диамант ответил ей:

— Пока я не добрался до города Вакака и не решил вопрос, о котором идет речь, а именно: «Какова связь между сосновой шишечкой и кипарисом?», удовольствия и счастье мне недоступны. Но, чаровница, когда я добьюсь своей цели, я женюсь на тебе, и я надену ожерелье нашего союза на шею желания твоего.

И Латифа вздохнула и сказала, жалея себя:

— О покинутое сердце!

Затем она жестом пригласила выйти вперед розовощеких виночерпиев — молодых девушек, чей вид удивлял солнце и луну и чьи волнистые волосы невольно заставляли трепетать сердца влюбленных. И в честь их очаровательной хозяйки среди музыки и песен пошли по кругу праздничные кубки. И прелести девушек, соединенные с удовольствиями гармонии, соблазняли и заставляли быстро биться сердца независимо от того, были они заняты или свободны.

И когда все чаши опустели, принц Диамант поднялся, чтобы проститься с юницей. И, выразив свои наилучшие пожелания и благодарности, он сказал ей:

— О принцесса мира, теперь я хочу получить у тебя разрешение отправиться в путь, ибо мне предстоит пройти долгий путь, и, если бы я задержался на мгновение дольше, огонь любви твоей спалил бы снопы души моей. Но если Аллах пожелает, после успешного выполнения моего плана я вернусь сюда, чтобы сорвать розы желаний и утолить жажду сердца моего.

И когда девушка, убедившись, что принц Диамант, к которому она воспылала любовью, упорствует в своем решении оставить ее, она тоже вскочила и схватила посох в форме змеи. Она внезапно подняла его, пробормотала несколько слов на непонятном языке и ударила посохом принца по плечу с такой силой, что он трижды перевернулся и упал наземь, сразу утратив человеческий облик. И он превратился в оленя, похожего на прочих оленей.

И тотчас Латифа заставила его надеть на рога украшения, подобные тем, которые носили другие олени в саду, и, повязав ему вышитый шелковый платок на шею, отпустила его, крикнув вслед:

— Иди гуляй теперь с твоими друзьями-оленями, раз уж ты не захотел красавицу с обликом феи!

И принц Диамант в облике оленя пошел в сад на своих четырех ногах. Теперь он имел вид животного, но оставался, как и прочие, сыном Адама, со всеми присущими человеку качествами.

И, бродя таким образом на четырех ногах по аллеям, где, как и он, гуляли другие люди, ставшие животными, Диамант-олень начал размышлять о том новом положении, в котором он оказался, и о том, как он мог бы вернуться к своей прежней жизни, освободившись от чар колдуньи. И он пробрался потихоньку в угол сада, где стена была заметно ниже, чем где-либо. И, обратив свою душу к Повелителю судеб, он взлетел в воздух и одним прыжком перескочил через стену. Однако вскоре он осознал, что все еще находится в том же саду, словно он и не перескакивал через стену. Затем он убедился, что это также было действием чар, поскольку он семь раз подряд прыгал через стену одним и тем же способом, но без всякого результата, поскольку всегда оказывался на одном и том же месте. И тогда его недоумение достигло предела, а его копыта покрыл пот нетерпения. И он начал бегать взад и вперед вдоль стены, как запертый в клетку лев, пока не оказался перед проемом в форме небольшого окна в стене, который он вначале не заметил. И он проскользнул в это отверстие и после тысячи мучений на этот раз оказался за пределами ограды сада.

И он очутился во втором саду, благоухающий запах которого проникал ему в самый мозг. И в конце аллей этого сада ему явился дворец. И в окне этого дворца он увидел юную очаровательную фигуру девушки в одеянии цвета тюльпана, глаза которой возбудили бы зависть и у китайской газели. Ее волосы цвета янтаря словно светились на солнце, а цвет лица напоминал персидский жасмин. И она подняла голову, посмотрела в сторону Диаманта и улыбнулась ему.

И когда Диамант-олень подошел к ее окну, она поспешно поднялась и спустилась в сад. И она сорвала пучок травы, и, словно для того чтобы приручить его и не дать ему убежать при своем приближении, она издалека осторожно протянула ему этот пучок, прищелкивая языком. И тогда Диамант-олень, который хотел разузнать, что это было за место, в котором он очутился, приблизился к молодой девушке, подошел к ней, как это делают голодные животные. И тут же молодая девушка, которую звали Гамила и которая приходилась Латифе сестрой от того же отца, но от другой матери, схватилась за шелковую веревку, которая была на шее принца-оленя, и использовала ее как поводок, чтобы отвести его во дворец. И там она поспешила предложить ему множество вкусных фруктов и прочих угощений. И он ел и пил, пока не насытился.

И когда принц-олень поел, он наклонил голову, положил ее девушке на плечо и заплакал. И Гамила была очень взволнована, когда увидела, как слезы текут из глаз этого оленя, и она стала нежно гладить его своими руками. И, чувствуя эту жалость к себе, он положил голову к ногам девушки и заплакал еще сильнее. А она сказала ему:

— О мой милый олень, почему ты плачешь? Я так люблю тебя!

Но он в ответ удвоил слезы свои и стал тереться головой о ноги нежной и жалостливой Гамилы, которая на этот раз, без сомнения, поняла, что он умоляет ее вернуть ему человеческий облик. И хотя она очень боялась своей старшей сестры, колдуньи Латифы, она встала и пошла взять в стенной нише небольшую шкатулку, украшенную драгоценными камнями. И, не теряя времени, она совершила ритуальное омовение, облачилась в семь платьев из недавно отбеленного льна и взяла из маленькой коробочки немного находившегося там электуария[39].

В эту минуту Шахерезада заметила приближение утра и остановилась, не желая злоупотреблять полученным разрешением.

А когда наступила

она сказала:

Не теряя времени, она совершила ритуальное омовение, облачилась в семь платьев из недавно отбеленного льна и взяла из маленькой коробочки немного находившегося там электуария. И она дала оленю этот электуарий и в то же время сильно потянула его за волшебную веревку, обвивающую его шею. И олень тотчас же встряхнулся и, выйдя из своего животного облика, снова принял облик сына Адама.

Затем он подошел, поцеловал землю между рук молодой Гамилы и, воздав ей благодарность, сказал:

— О принцесса, ты вырвала меня из когтей несчастья, и ты спасла мою жизнь, сделав снова человеком! Как я могу отблагодарить тебя за твои услуги, ведь каждый волосок на моем теле воздает хвалу доброте твоей и благодати твоей, о благословенная?

Но Гамила поспешила помочь ему подняться и, облачив его в царские одежды, сказала:

— О юный принц, чье благородство проявляется и в облике, и в одежде и чья красота освещает наш дом и этот сад, кто ты и как зовут тебя? По какой причине мы удостоились чести приезда твоего и как ты попал в сети сестры моей Латифы?

И тогда принц Диамант рассказал своей освободительнице свою историю от начала и до конца. И когда он закончил, она сказала ему:

— О Диамант, зеница ока моего, оставь, пожалуйста, эту опасную и бесплодную мысль, которая так занимает тебя и подвергает твою очаровательную молодость и саму жизнь твою, которая мне так дорога, смертельной опасности. Ведь глупо рисковать и погибнуть в расцвете лет. Лучше останься здесь и наполни чашу жизни своей вином удовольствия, потому что я готова служить тебе согласно твоим желаниям, ставя твое благополучие выше своего и подчиняясь тебе, как ребенок подчиняется голосу своей матери.

И Диамант ответил на это:

— О принцесса, благодарность, которую я тебе должен оказать, так тяжело лежит на крыльях души моей, что я должен без промедления сделать сандалии из моей кожи и надеть их на твои прелестные ножки, ибо ты вернула мне человеческий облик, вырвав меня из оленьей шкуры и избавив от уловок своей сестры-колдуньи. Но если и теперь твоей щедрости будет угодно распространяться на меня, я прошу без промедления предоставить мне несколько дней свободы, чтобы я смог осуществить свое желание. И когда благодаря помощи, которую я ожидаю получить от Всевышнего, я вернусь из города Вакака, чтобы припасть к твоим дивным ножкам, я буду делать все, чтобы доставлять тебе всевозможные удовольствия. И так я смогу выполнять свои сердечные обязанности и отблагодарить тебя должным образом.

И когда юная красавица, несмотря на свои настойчивые просьбы и увещевания отказаться от задуманного, увидела, что принц Диамант не может на это согласиться и что он по-прежнему увлечен своей безнадежной идеей, она все-таки позволила ему уйти. И, издавая жалобы, вздохи и стоны, она сказала ему:

— О зеница ока моего, поскольку никто не может убежать от судьбы, привязанной к его шее, а твоя судьба заставляет тебя покинуть меня сразу после нашей встречи, я хочу дать тебе в помощь, чтобы ты защитил свою бесценную душу и благополучно вернулся, три вещи, которые достались мне в наследство.

И, сказав это, она пошла, взяла из ниши в стене большую коробку, открыла ее и вынула оттуда золотой лук со стрелами, меч, а также китайский стальной кинжал с нефритовой рукоятью, и она отдала их Диаманту и сказала:

— Этот лук и эти стрелы принадлежали пророку Салиху[40] — да пребудет с ним молитва и мир! А этот меч, известный как Скорпион Сулеймана, настолько хорош, что, если ударить им гору, она расколется, как кусок мыла. И наконец, этот кинжал, сделанный когда-то мудрым Таммузом[41], бесценен для тех, кто им владеет, потому что он защищает их от любого нападения силой, скрытой в его клинке. — И она добавила: — Однако, о Диамант, ты можешь добраться до города Вакака, который отделяют от нас семь океанов, только с помощью моего дяди аль-Симурга, поэтому приложи ухо к моим губам и внимательно выслушай наставления, которые тебе будут даны. — Она помолчала мгновение и сказала: — Знай же, о друг мой Диамант, что в дне ходьбы отсюда есть фонтан и совсем рядом с этим фонтаном находится дворец негритянского царя по имени Так-Так. А его дворец охраняют сорок кровожадных эфиопов, каждый из которых командует армией из пяти тысяч свирепых негров. Однако теперь царь Так-Так будет добр по отношению к тебе благодаря предметам, которые я тебе дала, и он даже подружится с тобою, хотя обычно у него есть привычка поджаривать попадающих к нему путников и есть их без соли и приправ. И ты проведешь два дня в его компании. После чего он сопроводит тебя во дворец моего дяди аль-Симурга, благодаря которому ты, возможно, сможешь добраться до города Вакака и разрешить загадку о связи между сосновой шишечкой и кипарисом. — И в заключение она сказала: — И пожалуйста, о Диамант, будь осторожен, чтобы не отклониться от того, что я говорю, ни на один волосок! — Она поцеловала его и, плача, сказала ему: — А теперь, когда после твоего ухода моя жизнь станет несчастьем для сердца моего, до твоего возвращения я больше не буду улыбаться, разговаривать и буду держать открытой дверь печали для разума моего. Сердце мое будет постоянно вздыхать, и я перестану слышать голос тела моего, потому что без внутренней силы и поддержки тело мое отныне станет лишь тенью души моей.

Затем она прочла такие строки:

Затем девушка попрощалась с Диамантом, обратившись к нему с благословениями и пожелав безопасности в пути. А затем она поспешила обратно во дворец, чтобы скрыть слезы, навернувшиеся на глаза.

Что же касается Диаманта, то он уехал на своей лошади, красивый, как сын джинна, и он продолжил свое путешествие, день ото дня стремясь добраться до города Вакака. И вот, двигаясь таким образом, он наконец благополучно добрался до фонтана. И это был именно тот фонтан, о котором говорила ему Гамила. И именно там стоял дворец царя негров, грозного Так-Така. И Диамант увидел, что подходы к этому дворцу действительно охраняют эфиопы высотой в десять локтей и с ужасными лицами. И, не позволяя страху сковать грудь свою…

В этот момент своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

она сказала:

Не позволяя страху сковать грудь свою, он привязал коня под деревом рядом с фонтаном и сел в его тени, чтобы отдохнуть. И он услышал, как негры говорили между собой:

— Наконец-то сюда заявился человек, чтобы мы могли полакомиться свежатинкой. Давайте тотчас же воспользуемся этой неожиданной удачей, чтобы царь наш Так-Так смог подсластить язык свой и нёбо.

И в результате то ли десять, то ли двенадцать самых свирепых эфиопов двинулись к Диаманту, чтобы схватить его и доставить к царю своему, сидевшему во дворце.

Но когда Диамант увидел, что в его жизни настал действительно поворотный момент, он вытащил из-за пояса меч Сулеймана и, бросившись на нападавших, отправил многих из них на равнину смерти. И когда эти сыновья ада достигли места своего назначения, весть об их гибели быстро донеслась до царя Так-Така и он в порыве бешеной ярости, чтобы схватить виновника этого дела, немедленно послал за предводителем своих негров, черным как смоль Мак-Маком. И этот Мак-Мак, который был сущим бедствием, появился во главе черного войска, похожего на вылетевший рой шершней, и черная смерть исходила из глаз его, ища жертв своих.

И при виде этого принц Диамант встал и стал ждать его, крепко упершись ногами в землю. А злополучный Мак-Мак, шипя, как рогатая гадюка[42], и издавая сипение своими огромными ноздрями, подошел прямо к Диаманту и так замахал перед его носом своей дубиной для сшибания голов, что задрожал воздух. Но в то же время любезный Диамант высвободил свою руку, вооруженную кинжалом Таммуза, и тот, словно сверкнувшая молния, вонзился под ребра эфиопского великана и заставил его испить чашу смерти. И тотчас ангел смерти слетел к этому проклятому в последнюю для него минуту жизни.

Что же до негров из свиты Мак-Мака, то, когда они увидели, что их предводитель упал на землю, а длина его сократилась до ширины его, они дали стрекача и упорхнули, как воробьи от коршуна с большим клювом. И Диамант преследовал их и убивал, кого настигал. А те, кто смогли, убежали.

И когда царь Так-Так узнал о гибели Мак-Мака, гнев так сильно проник в его ноздри, что он больше не мог отличить правую руку от левой. И его глупость побудила его пойти самому атаковать всадника гор и равнин, царя всадников — Диаманта. Однако при виде доблестного героя черный сын толстоносой распутницы почувствовал, как его мускулы расслабились, живот скрючился, а над головой пролетел ветер смерти. И Диамант взял его на прицел и пустил в него одну из стрел пророка Салиха, — да пребудет над ним молитва и мир! — и он заставил его глотать пыль со своих каблуков и мгновенно послал его душу в кладбищенские места, где кормилец стервятников оставляет свой улов.

После этого принц Диамант ударил мечом по неграм, которые окружили мертвого царя своего, и проложил прямой путь на своей лошади по их бездыханным телам. И вот он победоносно прибыл к воротам дворца, где правил Так-Так. И он постучал в дверь, как хозяин стучится в собственное жилище. И ее пришла открыть девушка, похожая на растерянную газель, это она была лишена своего престола и своего наследия зловредным Так-Таком. И она обладала изящной фигурой, которая могла посеять смятение во влюбленном сердце, и если она не вышла дальше из дверей, чтобы встретить Диаманта, то это потому, что, говоря откровенно, ей могла помешать тяжесть ее бедер, поддерживающих хрупкую талию, а зад ее, украшенный различными впадинами и углублениями, был воистину замечательным и благословенным, хотя создавалось впечатление, что она не могла двигать им по собственной прихоти, потому что он колыхался сам по себе, как простокваша в миске бедуина или как горка ароматного айвового желе посередине серебряного блюда.

И ее освободитель, принц Диамант, сразу стал ее пленником. И она хотела посадить его на трон убитого царя, но Диамант отказался от этого. Взяв ее за руку, он пригласил ее саму взойти на трон, из-за которого отец ее был лишен власти Так-Таком. И принц не попросил у нее взамен ничего, кроме благословений. И тогда, покоренная его щедростью, она сказала ему:

— О красавец, какой ты веры? Что заставляет тебя творить добро без надежды на вознаграждение?

И Диамант ответил:

— О принцесса, моя вера — ислам, и верования ислама — мои верования.

И она спросила его:

— И в чем состоят, о господин мой, эта вера и эти верования?

Он же ответил:

— Они состоят просто в подтверждении Единого Бога через исповедание веры, которое было открыто нам нашим пророком — да пребудет над ним мир и молитва!

И она спросила:

— Можешь ли ты оказать мне благо, открыв это исповедание веры, которое делает людей такими совершенными?

И он сказал:

— Вот оно: «Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед — пророк Его!» И тот, кто произносит это с убеждением и по временам, сразу облагораживается исламом. И даже если он был самым последним из неверующих, он сразу же станет равным самому благочестивому из мусульман.

И, услыхав эти слова, принцесса Азиза почувствовала, как ее сердце тронулось истинной верой, и она по собственному желанию подняла руку и указательный палец на уровень глаз своих, произнесла формулу веры и сразу же стала облагороженной исламом.

Но тут Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

Услыхав эти слова, принцесса Азиза почувствовала, как ее сердце тронулось истинной верой, и она по собственному желанию подняла руку и указательный палец на уровень глаз своих, произнесла формулу веры и сразу же стала облагороженной исламом.

После чего она сказала Диаманту:

— О господин мой, теперь, когда ты сделал меня царицей и я встала на путь справедливости, я в твоих руках, и я готова служить тебе до последнего вздоха и быть рабыней среди рабынь твоего гарема. Хочешь ли ты в качестве милости принять царицу этой страны в супруги, и жить с нею где угодно, и следовать с нею по жизни в ореоле красоты твоей?

И принц Диамант ответил:

— О госпожа моя, ты мне так же дорога, как жизнь моя, но в этот момент меня зовет очень важное дело, ради которого я оставил отца, мать, дом свой, царство и страну свою. И может быть, отец мой, царь Шам-шах, оплакивает меня теперь, думая, что я уже мертв. И все же я должен отправиться туда, где меня ждет судьба моя, в город Вакак. А по возвращении оттуда — иншаллах[43] — я женюсь на тебе, привезу в свою страну и буду радоваться твоей красоте. Но пока я хочу узнать от тебя, если тебе это известно, где находится аль-Симург, дядя принцессы Латифы, потому что именно аль-Симург один и может провести меня к городу Вакаку. Но я не знаю его дома и даже не знаю, кто он, джинн или человек. Так что, если у тебя есть какие-либо сведения об этом драгоценном аль-Симурге, поспеши сообщить их мне, чтобы я мог найти его. И это все, о чем я прошу тебя в данный момент, раз уж ты хочешь доставить мне удовольствие.

И когда царица Азиза узнала о планах Диаманта, сердце ее затосковало и она огорчилась до крайности. Однако, видя, что ни ее слезы, ни ее вздохи не могут отвлечь царского юношу от своего решения, она встала со своего трона и, взяв его за руку, молча провела его по галереям дворца и увела в сад.

И это был сад, похожий на тот, крылатым хранителем которого является ангел Ридван. Среди зарослей роз тянулись аллеи, и ветерок, который веял над этими розами, казалось, был насыщен ароматом мускуса, и этот дивный аромат проникал прямо в голову. Здесь распускались тюльпаны, опьяненные своим собственным цветом, и волновались кипарисы, восхваляя постоянно звучащие переливы соловьев. Здесь у подножия зарослей роз с набухшими бутонам текли ручьи, которые лопотали, как смеющиеся дети.

И вот принцесса Азиза, увлекая за собой пышное бремя своего великолепия, которое, несмотря ни на что, стойко выдерживали ее хрупкие размеры, прибыла таким путем вместе с Диамантом к подножию большого дерева, чья щедрая тень защищала в тот момент сон лежащего под ним великана. И принцесса Азиза приблизила губы свои к уху Диаманта и тихо прошептала:

— Тот, кто здесь лежит, — это именно тот, кого ты ищешь, это дядя Гамилы, аль-Симург Летучий. И если, когда он проснется, тебе повезет и он сначала откроет свой правый глаз, то он будет рад тебя видеть и будет благодарен, что ты послан ему дочерью брата его, и он сделает для тебя то, о чем ты его попросишь. Но если тебе не повезет и благодаря злосчастной и неизбежной судьбе он сначала откроет свой левый глаз, то ты пропадешь безвозвратно, ибо он схватит тебя и, несмотря на твою доблесть, оторвет от земли силою рук своих, и он будет так держать тебя, как воробья в когтях сокола, а потом прижмет к земле, сокрушая все кости твои. И он, о мой любезный господин, сократит длину твою до ширины твоей. — И она добавила: — А теперь пусть Аллах бережет и охраняет тебя и ускорит твое возвращение к любимым, уже рыдающим по причине твоего долгого отсутствия!

И она оставила его и поспешно ушла, с глазами, полными слез, и щеками, которые стали подобны цветам гранатового дерева.

А Диамант ждал целый час, пока гигант аль-Симург Летучий пробудится ото сна. И он думал: «Интересно, почему этого великана зовут Летучим? И как он, будучи таким огромным, может подниматься в воздух без крыльев, ведь он напоминает слона?» При этом аль-Симург продолжал храпеть под деревом, издавая звуки, похожие на шум стада молодых слонов. И тогда потерявший терпение Диамант пощекотал ступни ног его.

В этот момент своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

Между тем аль-Симург продолжал храпеть под деревом, издавая звуки, похожие на шум стада молодых слонов. И тогда потерявший терпение Диамант пощекотал ступни ног его. И великан от этого прикосновения внезапно содрогнулся и стал молотить ногами в воздухе, при этом ужасно пукая. И в то же время он одновременно открыл оба глаза. И он увидел молодого принца и понял, что тот виноват в том, что ему пощекотали ступни, причинив тем самым неудобство. Вот почему великан, подняв ногу, выпустил в его сторону ужасный пук, который длился целый час и отравил вокруг все и вся на целых четыре парасанга. И Диаманту удалось избежать этого адского дыхания только благодаря чудесным свойствам оружия, обладателем которого он стал.

И вот когда великан аль-Симург исчерпал все свои запасы зловония, он сел и, изумленно глядя на юного принца, сказал ему:

— Как?! Разве ты не умер от выстрела из моего зада, о человек?!

И, сказав это, он внимательно посмотрел на него и увидел оружие, которое было при нем. И тогда он встал, поклонился Диаманту и сказал ему:

— О господин мой, извини за случившееся! Но если бы ты предупредил меня о своем приходе с помощью какого-нибудь раба, я бы устлал землю, по которой тебе предстояло ступать, своими волосами. Поэтому я надеюсь, что ты не будешь держать в своем сердце зла на то, что непроизвольно было сделано с моей стороны. Кроме того, окажи мне милость и скажи, какое важное дело привело тебя в эти места, куда не могут добраться ни люди, ни животные. Поспеши мне объяснить твой случай, и я, если понадобится, помогу тебе.

Тогда Диамант, заверив аль-Симурга в полной своей к нему симпатии, рассказал ему свою историю от начала и до конца, не упустив ни одной детали. Затем он сказал ему:

— И я пришел к тебе, о шейх, о Летучий, чтобы с твоей помощью добраться до города Вакака через непреодолимые океаны.

Услышав рассказ Диаманта, аль-Симург приложил руку к сердцу, к губам и ко лбу и ответил:

— Слушаю и повинуюсь! — затем добавил: — Мы незамедлительно отправимся в город Вакак, после того как подготовим припасы для этого путешествия. Для этого я пойду поохотиться на диких ослов, обитающих здесь, в лесу, и добуду несколько, чтобы сделать из их мяса кебабы[44] и из их шкур — мехи. И когда все это будет готово, ты оседлаешь меня, как лошадь, и я полечу вперед вместе с тобою. И так я помогу тебе пересечь семь океанов. А когда я буду слабеть от усталости, ты будешь давать мне кебаб и воду, и так мы доберемся до города Вакака.

И в соответствии со сказанным он немедленно отправился на охоту и добыл семь диких ослов, по одному для пересечения каждого из океанов, и заготовил оговоренные кебабы и мехи. Затем он вернулся к Диаманту и помог ему взобраться на свои плечи, предварительно набив кебабами из диких ослов большой мешок, который он накинул себе на шею, и нагрузив на себя семь мехов с родниковой водой.

Однако, когда принц Диамант сел на плечи великана аль-Симурга, он сказал себе: «Этот великан больше слона, и при этом он утверждает, что полетит со мной по воздуху без крыльев! Клянусь Аллахом! Это чудо, о котором я никогда не слышал!» И пока он думал об этом, он внезапно услышал что-то вроде шума ветра в дверном проеме и увидел, как живот великана заметно раздулся и вскоре достиг размеров купола. И когда живот великана раздулся еще, тот стал испускать ветры, и звук от них стал похож на звук кузнечных мехов. И вдруг аль-Симург топнул ногой — и через мгновение Диамант обнаружил, что тот со всем своим грузом уже парит над садом. Затем аль-Симург продолжил подниматься в небо, маневрируя ногами, как лягушка в воде.

И, достигнув подходящей высоты, аль-Симург по прямой помчался на запад. И когда он чувствовал, что ветер вопреки его воле уносит его выше, чем ему хотелось, он испускал один, два, три или четыре пука. И наоборот, когда его живот начинал сдуваться и он начинал опускаться вниз, он вдыхал воздух всеми своими верхними отверстиями, а именно ртом, носом и ушами, и издавал дополнительные пуки разной силы и продолжительности. И тотчас же он снова поднимался в лазурное небо и мчался вперед с быстротой птицы.

И они летели так некоторое время, как птицы, паря над водами и пересекая океаны один за другим. И каждый раз, когда они пересекали один из семи океанов, они спускались на землю, чтобы немного отдохнуть, поесть кебабов из диких ослов и напиться воды из мехов. И когда великан восстанавливал свои летательные силы после нескольких часов сна, они возобновляли свое путешествие.

В этот момент своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она продолжила:

Но каждый раз, когда они пересекали один из семи океанов, они спускались на землю, чтобы немного отдохнуть, поесть кебабов из диких ослов и напиться воды из мехов. И когда великан восстанавливал свои летательные силы после нескольких часов сна, они возобновляли свое путешествие. И по окончании семи дней полета они оказались утром над городом, который спал посреди своих садов.

И Летучий сказал Диаманту:

— Теперь ты стал мне как сын, и я отнюдь не жалею о тех тяготах пути, которые я перенес, чтобы доставить тебя сюда. И сейчас я собираюсь отнести тебя на самую высокую террасу этого города, это и есть город Вакак, где ты, несомненно, найдешь ответ на вопрос: «Какова связь между сосновой шишечкой и кипарисом». — Затем он добавил: — Да, это тот самый город черных негров, один из который лежит у принцессы Мохры под кроватью из слоновой кости. И именно здесь ты сможешь узнать, как этот негр задумал это непростое дело.

Сказав это, он, понемногу сдуваясь, спустился и мягко и плавно опустил принца Диаманта на террасу. И, прощаясь с ним, он дал ему прядь волос из своей бороды, сказав:

— Береги эти волосы из моей бороды и никогда не расставайся с ними. Когда с тобой случится какая-то серьезная неприятность или когда я понадоблюсь тебе, чтобы вызволить из беды, тебе нужно будет сжечь один из этих волосков — и я сразу же предстану перед тобой.

И он снова надулся, поднялся в воздух и легко и быстро полетел к своему жилищу.

И Диамант, сидя на этой террасе, стал думать о том, что ему делать. Как спуститься с этой террасы, чтобы его не заметили люди, живущие в доме? И он увидел, как на лестницу вышел юноша несравненной красоты, который, по-видимому, был хозяином этой обители. И этот юноша подошел к нему, поприветствовал его поклоном, открыто улыбнулся ему и сказал:

— Какое чудесно утро! Что привело тебя на мою террасу, о красивейший из живущих? Ты ангел, джинн или человек?

И Диамант ответил:

— О дорогой юноша, я человек, очарованный тем, что этот день позволил мне увидеть тебя! Я здесь, потому что моя судьба привела меня сюда. И это все, что я могу рассказать о своем присутствии в твоем благословенном доме.

Сказав это, он прижал юношу к груди, и оба поклялись в дружбе. И они вместе пошли в залу для приема друзей, где вместе стали есть и пить. Хвала Тому, Кто объединяет прекрасных существ, сглаживает трудности на их жизненном пути и делает его простым и ясным!

И теперь, когда между принцем и юношей, которого звали Фарах и который был фаворитом царя города Вакака, завязалась дружба, Диамант сказал ему:

— О друг мой Фарах, ты фаворит царя и его близкий друг, для которого ни одно дело в этом царстве не может оставаться в секрете, поэтому не можешь ли ты оказать мне, как друг, одну услугу, которая не будет стоить тебе никаких хлопот?

И юный Фарах ответил:

— С радостью и удовольствием, о друг мой Диамант! Говори, и, если мне придется продать свою кожу, чтобы сделать из нее для тебя сандалии, я охотно сделаю это.

И тогда Диамант сказал ему:

— Можешь ли ты прямо сказать мне, каковы отношения между сосновой шишечкой и кипарисом? И не мог бы ты также объяснить мне, какова роль черного негра, лежащего под кроватью из слоновой кости принцессы Мохры, дочери царя Камуза, сына Тамуза, хозяина областей Сина и Масина?

Услышав этот вопрос от Диаманта, юный Фарах сильно изменился, и цвет его лица стал желтым, а взгляд затуманился. И он задрожал, как если бы он стоял перед ангелом Азраилом[45]. И Диамант, увидев его в таком состоянии, сказал ему нежные слова, чтобы успокоить душу его и отмыть ее от страха.

И юный Фарах в конце концов сказал:

— О Диамант, знай, что царь приказал убить любого горожанина или странника, который заговорит о кипарисе или сосновой шишечке, ибо Кипарис — это не что иное, как имя нашего царя, а Сосновая Шишечка — имя нашей царицы. И это все, что я знаю об этом страшном вопросе. Что касается отношений между царем Кипарисом и царицей Сосновая Шишечка, то мне о них ничего не известно, так же как я ничего не могу сказать о роли в этом опасном деле упомянутого тобою негра. Все, что я могу поведать тебе, о Диамант, чтобы доставить тебе удовольствие, так это то, что лишь царь Кипарис знает эту темную тайну. И я могу отвести тебя во дворец и представить царю. И если ты не упустишь возможность воспользоваться его благосклонностью, тогда ты, возможно, сможешь решить эту трудную задачу.

И Диамант поблагодарил своего друга за помощь и стал дожидаться дня визита к царю Кипарису. И когда наступил нужный момент, они оба пошли во дворец, держась за руки, как два ангела. И царь Кипарис, увидав входящего принца Диаманта, расцвел и оживился. И он долго им восхищался, а потом приказал подойти ближе. И Диамант подошел и стал между рук царя, и после поклонов и пожеланий здоровья и процветания он преподнес ему в подарок красную жемчужину, которую носил на своих четках из желтого янтаря, и она была столь драгоценной, что всей земли города Вакака не хватило бы, чтобы оплатить ее ценность, и у самых могущественных царей не было подобной ей. Царь Кипарис был очень счастлив, и он принял этот подарок, сказав:

— Принимаю от всей души и от всего сердца! — А затем он добавил: — О юноша, осененный благодатью, ты можешь попросить меня взамен о любой услуге — и я заранее обещаю исполнить ее!

И как только Диамант услышал слова, которые он и надеялся услышать, он ответил:

— О царь времен, пусть Аллах убережет меня от просьбы о какой-либо другой милости, кроме как быть рабом твоим! Однако, если ты захочешь спасти жизнь мою, я скажу тебе, что у меня на сердце.

В эту минуту Шахерезада заметила, что брезжит рассвет, и со свойственной ей скромностью умолкла.

А когда наступила

она сказала:

Как только Диамант услышал слова, которые он и надеялся услышать, он ответил:

— О царь времен, пусть Аллах убережет меня от просьбы о какой-либо другой милости, кроме как быть рабом твоим! Однако, если ты захочешь спасти жизнь мою, я скажу тебе, что у меня на сердце. О мой повелитель, глухие и слепые очень счастливы, потому что не подвергаются бедствиям, которые проникают в нас через глаза наши и уши, потому что в данном случае бедствие навлекли на меня мои уши, — с того злополучного дня, как я услышал то, о чем собираюсь тебе рассказать, я не знаю ни покоя, ни отдыха.

И он подробно рассказал ему свою историю от начала и до конца. Однако пересказывать ее нет смысла. Затем он добавил:

— И теперь, когда судьба благословила меня зрелищем твоего сияющего присутствия, о царь времен, и ты готов дать мне в качестве выдающейся милости возможность просить об услуге, как ты сказал, я просто попрошу тебя рассказать мне, каковы отношения между нашим повелителем, царем Кипарисом, и нашей обожаемой царицей Сосновая Шишечка, и в то же время рассказать мне, какова роль черного негра, лежащего под кроватью из слоновой кости принцессы Мохры, дочери царя Камуза, сына Тамуза, хозяина областей Сина и Масина.

Так сказал Диамант царю Кипарису, хозяину города Вакака. И царь Кипарис, пока Диамант говорил, заметно менялся в лице. И когда принц Диамант закончил речь свою, Кипарис уже пылал от гнева и огонь разгорелся в глазах его. И ярость кипела в груди его, и она была подобна ярости котла, булькающего и плюющегося кипятком над пламенем. И какое-то время царь Кипарис не мог издать ни звука. А потом он вдруг взорвался, воскликнув:

— Горе тебе, незнакомец! Клянусь моей головою, если бы я не дал тебе священную клятву, я бы немедленно отделил твою голову от тела!

И Диамант ответил:

— О царь времен, прости рабу твоему его опрометчивость! Но я решился спросить тебя об этом только после того, как ты мне позволил. И теперь, что бы ты ни говорил, ты не можешь поступить иначе — ведь ты дал обещание, — кроме как уступить просьбе моей. Потому что ты самолично приказал мне высказать свое желание, и то, что ты знаешь, — единственное, что меня волнует.

И царь Кипарис во время этой речи Диаманта был на грани недоумения и отчаяния. И душа его то хотела смерти Диаманта, то склонялась к желанию выполнить обещания свои. Но первое желание было намного сильнее. Однако ему удалось временно обуздать его, и он сказал Диаманту:

— О сын царя Шам-шаха, почему ты хочешь заставить меня без особой необходимости пустить твою жизнь по ветру? Разве не лучше тебе отказаться от опасной задачи, которая так тебя беспокоит, и попросить взамен что-нибудь еще, пусть даже и половину моего царства?

Однако Диамант настаивал, говоря:

— Моя душа желает только этого, о царь Кипарис!

Тогда царь сказал ему:

— Нет проблем! Однако ты должен знать, что, когда я открою тебе то, что ты хочешь знать, тебе отрубят голову без всякой жалости!

И принц Диамант сказал:

— Моя голова в твоем распоряжении, о царь времен! И когда я узнаю решение этой загадки, которую я так хочу разгадать, а именно: каковы отношения между нашим повелителем, царем Кипарисом, и нашей любимой царицей Сосновая Шишечка и что делает негр под кроватью из слоновой кости принцессы Мохры, я сделаю все, что хотел, совершу омовения и умру с отрубленной головой.

И тогда царь Кипарис решил раскрыть принцу Диаманту свою тайну, о которой он заботился больше, чем о душе своей, и не столько потому, что обещал выполнить любую его просьбу, сколь оттого, что Диаманта ожидала верная смерть. Поэтому он оставался с опущенной головою и вытянутым до земли носом целый час. А потом отдал знаком приказ стражникам — и те вышли из залы, а через некоторое время вернулись, ведя на красном кожаном поводке, украшенном драгоценными камнями, красивую борзую собаку. Затем они торжественно разостлали на полу большой квадратный парчовый ковер, и борзая подошла и села на один из его углов. После этого в залу вошли несколько рабынь, посреди которых была прекрасная юная девушка с изящной фигурой и связанными за спиной руками. И под бдительным оком двенадцати кровожадных эфиопов рабыни усадили эту девушку на противоположный угол ковра и поставили перед нею поднос с головой негра. И эта голова была сохранена в соли и специях и выглядела так, будто ее только что отрубили. Затем царь сделал еще один знак — и тут же вошел шеф-повар дворца в сопровождении разносчиков всевозможных блюд, которые радовали глаз и вкус, и он поставил все эти блюда на ковер перед борзой.

А когда борзая все съела и насытилась, остатки еды сложили в дрянную грязную тарелку и поставили ее перед прекрасной девушкой, у которой были связаны руки. И она сначала стала плакать, потом — улыбаться, и слезы, которые текли из глаз ее, превращались в жемчуг, а улыбки с губ ее — в розы. И эфиопы осторожно собрали этот жемчуг и эти розы и отдали их царю.

Взяв их, царь Кипарис сказал Диаманту:

— Настал момент твоей смерти от меча или от веревки!

Однако принц Диамант сказал:

— Конечно, о царь времен, но только после того, как я получу объяснение тому, что только что увидел, а после умру!

Тогда царь Кипарис забросил край своего царского платья на левую ногу и, подперев подбородок правой ладонью, сказал так:

— Знай же, о сын царя Шам-шаха, что юную девушку, которую ты видишь со связанными за спиной руками и чьи слезы и улыбки — жемчуг и розы, зовут Сосновая Шишечка. И она моя жена. А я царь Кипарис — хозяин этой страны и этого города Вакака. И в один день из прочих дней, дарованных нам Аллахом, я вышел из своего города на охоту, и на обширной равнине меня поразила жгучая жажда.

В этот момент своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

Хозяин этой страны и этого города Вакака. И в один день из прочих дней, дарованных нам Аллахом, я вышел из своего города на охоту, и на обширной равнине меня поразила жгучая жажда. И, как заблудший в пустыне, я везде ходил в поисках воды. И после долгих страданий и волнений обнаружил старый колодец, выкопанный давным-давно какими-то людьми. И я поблагодарил Всевышнего за эту находку, и, хотя у меня почти не оставалось сил, я, призвав имя Аллаха, дополз до края этого колодца, доступ к которому был затруднен оползнями и развалинами. Затем, используя свою шапку как ведро и привязав размотанный тюрбан к поясу, я спустил шапку в колодец. И мое сердце вздрогнуло, когда я услышал всплеск воды. Но к сожалению, когда я хотел вытянуть веревку, сделанную из размотанного тюрбана, у меня ничего не вышло. Моя шапка стала такой тяжелой, как будто в ней поместились все несчастья земли. И я приложил огромные усилия, чтобы попытаться вытащить веревку, но все было безуспешно. И, на грани отчаяния и не в силах терпеть жажду, которая меня изнуряла, я закричал:

— Сила и спасение только в Аллахе! О существа, поселившиеся в этом колодце, будь то люди или джинны, помилуйте меня, ради Аллаха! Меня мучит жажда, так позвольте ведру моему подняться! О славные обитатели колодца! Я при последнем издыхании, и жизнь моя готова прерваться!

И я кричал и стенал о своих мучениях таким образом довольно долго, пока наконец из колодца до моего уха не донесся голос, и я разобрал, что он говорит:

— Жизнь лучше смерти! О правоверный, если ты вытащишь нас из этого колодца, мы наградим тебя! Жизнь лучше смерти!

Поэтому я, позабыв на мгновение о жажде, собрал все, что осталось от моих сил, и ценою невероятных усилий мне наконец удалось вытащить свое «ведро» из колодца. И я увидел, что за мою шапку уцепились пальцами две слепые старухи, чьи спины были изогнуты, как луки, и они были такие худые, что, казалось, могли проскочить через отверстие для шнурка. Веки у них вывернулись, рты были беззубы, головы ужасно тряслись, ноги дрожали, а волосы были белы, как вата. И когда, охваченный жалостью и совершенно позабыв о жажде своей, я спросил их, по какой причине они оказались в этом старом колодце, они сказали мне:

— О наш спаситель, однажды мы навлекли на себя гнев нашего повелителя, царя джиннов первого ранга, который лишил нас зрения и заставил опуститься в этот колодец. И теперь из благодарности мы готовы выполнить для тебя все, что ты пожелаешь. Однако сначала мы укажем тебе способ, как излечить нас от слепоты. И когда мы исцелимся, мы осыплем тебя своими благословениями. — И они продолжили: — В некотором отдалении отсюда, в месте, о котором мы тебе сейчас расскажем, есть река, на берегу которой обычно пасется белая корова. Найди ее свежий навоз, намажь им наши глаза — и мы тотчас же прозреем. Но когда эта корова появится, ты должен от нее спрятаться, потому что, если она тебя увидит, ничего не получится.

И я в соответствии с услышанным пошел в сторону реки, о которой шла речь и которую я не видел во время моих предыдущих поисков, и я прибыл в указанное место, где спрятался в камышах. И вскоре увидел, как из реки вышла белая корова. И как только она оказалась на земле, то сделала большую лепешку, а потом стала щипать траву. После чего она вошла в реку и исчезла.

Я немедленно встал со своего места, взял навоз белой коровы и вернулся к колодцу. И я нанес этот помет на веки двух старух — и они сразу прозрели, встали и огляделись вокруг. Затем они поцеловали мои руки и сказали мне:

— О наш повелитель, что ты хочешь: богатства, здоровья или красотку?

И я не раздумывая ответил:

— О мои почтенные тетушки, Аллах от щедрот Своих уже одарил меня богатством и здоровьем. Что касается красоток, то их никогда не бывает достаточно, чтобы удовлетворить наше сердце. Дайте мне красотку, о которой вы говорите!

И они сказали мне:

— Слушаем и повинуемся! Мы подарим тебе эту красотку, и она дочь нашего повелителя. Она подобна улыбающейся розе в саду, и сама роза, иногда садовая, а порой и дикая. Глаза у нее с поволокою, как у пьяного, и один-единственный поцелуй ее сразу успокаивает тысячу самых мрачных печалей. Что же касается ее красоты, то при виде ее солнце теряет свой блеск, луна начинает ревновать, а все сердца сразу разбиваются. А что до ее родителей, то они ее безумно любят, постоянно потакая ей во всем, и начинают каждый свой день с этого напитка любви. И эта красотка со всем, что она прячет от глаз, будет принадлежать тебе, и ты возрадуешься с ней, и она возрадуется с тобою.

В этот момент своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она продолжила:

Наш повелитель, эта красотка со всем, что она прячет от глаз, будет принадлежать тебе, и ты возрадуешься с ней, и она возрадуется с тобою. И мы собираемся отвести тебя к ней, и вы оба будете делать то, что должны. Однако следите, чтобы ее родители вас не увидели, особенно когда вы будете ласкать друг друга, иначе они могут бросить вас живьем в огонь. Однако от любого зла есть свое средство, и мы всегда будем рядом, чтобы присматривать за вами и спасать от смерти. И даже в крайнем случае с вами не случится ничего, кроме хорошего, потому что мы тайно покроем ваши тела маслом фараоновой змеи, оно действует таким образом, что, даже если бы вы простояли тысячу лет на костре или в печи, ваши тела не подвергнутся ни малейшему вреду, и огонь станет для вас купелью, такой же прохладной, как источники в садах Ирама Многоколонного.

И, предупредив таким образом меня обо всем, что должно было со мною случиться, и заранее заверив в благоприятном исходе обещанного приключения, две старухи перенесли меня с поразившей меня быстротой во дворец, о котором шла речь и который принадлежал царю джиннов первого ранга. И мне вдруг почудилось, что я увидел себя в небесном раю. И в уединенной комнате, куда меня доставили, я увидела ту, что досталась мне по воле судьбы, — озаренную собственной красотою юницу, которая лежала на кровати, положив голову на очаровательную подушку. И разумеется, сияние щек ее заставляло стыдиться само солнце, а слишком долгое ее лицезрение могло помутить разум и отнять саму жизнь. И сразу же пронзительная стрела желания союза с нею глубоко вошла в мое сердце. И я стоял перед нею с открытым ртом, в то время как малыш, доставшийся мне в наследство от отца моего, решительно задвигался, словно захотел выйти на улицу подышать свежим воздухом.

При виде этого луноликая юница нахмурилась, как будто ее скромность была задета, в то время как ее озорной взгляд давал согласие. И она сказала мне тоном, которым выказывала, что готова рассердиться:

— О человек, откуда ты пришел и как ты набрался такой смелости?! Неужели жизнь твоя тебе не дорога?! Значит, ты не боишься с ней расстаться?!

И я, проникшись ее чувствами ко мне, ответил:

— О восхитительная госпожа моя, разве жизнь может быть дорога в этот момент, когда душа моя наслаждается видом твоим?! Клянусь Аллахом! Ты вписана в судьбу мою, и я пришел сюда именно для того, чтобы повиноваться судьбе своей, поэтому я прошу тебя, ради твоих глаз, этих бриллиантов, не трать время на бесполезные слова, ведь его можно использовать с пользой!

После этих слов юница внезапно отбросила свою скромность, вскочила и подбежала ко мне, словно движимая непреодолимым желанием, и она обняла меня и, побледнев, упала мне на руки. И она не замедлила задвигаться, тяжело дыша и извиваясь, так что мой малыш, недолго думая, залез в колыбель, и он не кричал и не капризничал там, а чувствовал себя как рыба в воде. И сознание мое воспарило, и я, не ощущая перед собой никаких преград, получил чистое и безупречное наслаждение. И мы провели весь день и всю ночь, не разговаривая, и мы не ели и не пили, переплетая наши ноги и чресла, находясь в плену всевозможных встречных движений. И рогатый баран не щадил свою бьющуюся овечку, и он сотрясал ее так, словно был быком с огромной шеей, а сладости, которые он подавал, были сладостями экстаза, и отец белизны не опускал свой сотрясающий инструмент, и нежную плоть подавали к столу одноглазого воина, и упорный мул был послушен посоху дервиша, и немой птенец внимал трелям переливчатого соловья, и безухий кролик подружился с бравым молчаливым петухом, и безголосый язык заставлял капризные губки пошевеливаться — одним словом, все, что должно было прийти в восторг, было в восторге, а то, что следовало убрать, было убрано. И мы не прекращали нашу работу до наступления утра, чтобы затем прочитать молитву и пойти в хаммам.

И мы провели так месяц, и никто во дворце не подозревал о моем присутствии и о той необычной жизни, которую мы вели, и все наши дни и ночи были наполнены молчаливыми совокуплениями и тому подобными действиями. И моя радость была бы полной, если бы не страх, который моя подруга никогда не переставала испытывать, что наша тайна может быть раскрыта отцом ее или матерью ее. И этот страх, по правде говоря, был настолько силен, что он леденил наши сердца.

Но вот этот страшный день не преминул настать, ибо однажды утром отец юницы, проснувшись, пошел в комнату своей дочери и заметил, что ее лунная красота и свежесть угасли и что глубокая усталость изменила и скрыла ее прелестные черты. И тут же он позвал мать ее и спросил:

— Почему изменился цвет лица дочери нашей? Разве ты не видишь, что губительный осенний ветер иссушил ее розовые щеки?

И мать долго молча и подозрительно смотрела на свою мирно спящую дочь, а потом, не говоря ни слова, подошла к ней, внезапным движением подняла ее рубашку и двумя пальцами левой руки разделила две очаровательные половинки внизу своей дочери. И своими глазами увидела то, что увидела, а именно неопровержимое доказательство испарившейся девственности этого цветка жасмина.

Но, дойдя до этого места, Шахерезада заметила приближение утра и скромно умолкла, отложив продолжение своего рассказа до следующей ночи.

А когда наступила

она сказала:

И своими глазами увидела то, что увидела, а именно неопровержимое доказательство испарившейся девственности этого цветка жасмина. И при этом наблюдении она чуть было не упала в обморок от волнения и воскликнула:

— О, ее скромность и ее честь украдены! О распутница! О несмываемое пятно на одежде ее целомудрия! — Затем она яростно встряхнула ее, разбудив, и закричала: — Если ты не скажешь правду, собака, я заставлю тебя узнать вкус красной смерти![46]

А юница, вздрогнув и проснувшись, увидела мать свою с носом, полным черной злобы, и она сразу поняла, что происходит, и в смущении почувствовала, что момент очень серьезный. И она не стала пытаться отрицать того, чего нельзя было отрицать, но и не хотела признаться в том, о чем шла речь. Вместо этого она решила опустить голову и веки и промолчать. И время от времени под потоком бурных слов, произносимых ее матерью, она довольствовалась тем, что на мгновение поднимала веки и сразу опускала их на изумленные глаза. Что же касается ответа, она так или иначе старалась не отвечать. И когда по окончании сотни вопросов, угроз и бурных восклицаний мать юницы почувствовала, что голос ее охрип, а горло отказывается производить дальнейшие звуки, она оставила дочь свою и в смятении вышла, чтобы отдать приказ произвести поиски по всему дворцу, дабы найти виновника причиненного ущерба. И слуги не заставили себя долго ждать, и через некоторое время поиски были произведены, и они напали на мой след, учуяв запах постороннего человека.

И они схватили меня и вывели из гарема и дворца; и, собрав множество дров, меня раздели и приготовились бросить в костер. И именно в этот момент ко мне подошли две старухи из колодца, и они сказали стражникам:

— Мы собираемся бросить в огонь этот сосуд с маслом и умаслить им тело этого злодея, чтобы огонь лучше лизал его и сжег все его члены, побыстрее избавив нас от этой беды.

И охрана не доставила им препятствий, скорее наоборот. И тогда две старухи вылили на мое тело кувшин, полный масла, о достоинствах которого они говорили мне ранее, и натерли им все мои конечности, не пропуская ни одной части тела моего. После этого охранники поместили меня в центр огромного костра, который они тут же и разожгли. И через несколько мгновений меня окружило бушующее пламя. Но облизывающие меня красные языки огня были мягче и свежее, чем ласка воды в садах Ирама Многоколонного. И я оставался с утра до вечера посреди этого пекла такой же невредимый, как в тот день, когда я вышел из чрева матери.

И вскоре джинны первого ранга, которые разжигали огонь и которые были уверены, что от меня остались одни кости, спросили своего хозяина, что делать с моим прахом. И их повелитель приказал взять мои кости и снова бросить их в огонь.

А царица при этом добавила:

— Но сначала вы все должны на них помочиться.

И в соответствии с этим приказом джинны потушили огонь, чтобы собрать мои кости и помочиться на них. Но они нашли меня улыбающимся и неповрежденным, в том состоянии, о котором я говорил.

При этом зрелище царь и царица джиннов первого ранга убедились в моей силе. И тогда они переменили свое отношение ко мне и решили, что теперь их долг в том, чтобы уважать такого выдающегося человека. И они сочли возможным выдать свою дочь за меня. И они подошли, взяли меня за руку, извинившись за свое поведение, и стали обращаться ко мне с большим уважением и сердечностью. И когда я открыл им, что я царь города Вакака, они возрадовались до пределов радости, благословляя судьбу, соединившую их дочь с благороднейшим из сыновей Адама. И они отпраздновали мою свадьбу с этим чудесным розовым созданием с большой пышностью и торжественностью.

Однако через несколько дней я почувствовал желание вернуться в свое царство, и я попросил разрешения отца жены моей уйти. И хотя ему и царице было больно расставаться со своей дочерью, они не захотели противодействовать моему желанию. И они приказали приготовить для нас золоченую колесницу, запряженную шестью парами воздушных джиннов, и преподнесли мне в качестве подарка огромное количество драгоценных камней, великолепных самоцветов. И после прощания и пожеланий благоденствия мы были перемещены в одно мгновение, достаточное для того, чтобы закрыть глаза и тут же открыть их, в мой город Вакак.

И теперь ты знаешь, о юноша, что эта красавица со связанными за спиной руками, которую ты видишь перед собой, — дочь царя джиннов первого ранга, и она моя супруга, и зовут ее Сосновая Шишечка. И это о ней я рассказывал до сих пор, и именно о ней я собираюсь продолжить свой рассказ.

И вот однажды ночью, спустя некоторое время после моего возвращения, я спал рядом со своей женой Сосновая Шишечка. И из-за сильной жары я проснулся вопреки своей привычке крепко спать и заметил, что, несмотря на температуру той душной ночи, ноги и руки моей Сосновой Шишечки были холоднее снега. И меня тоже стал охватывать этот необычный холод, и, подозревая, что с моей женой не все в порядке, я нежно разбудил ее и сказал ей:

— Моя прелесть, твое тело такое холодное! Тебе нездоровится? Что ты чувствуешь?

Но она ответила мне равнодушным тоном:

— Ничего страшного. Некоторое время назад я удовлетворила малую потребность, и из-за омовения, которое я сделала после этого, мои ноги и руки стали такими холодными.

И я поверил, что она говорит правду, и, не сказав более ни слова, повернулся и снова заснул. Однако несколько дней спустя произошло то же самое, и жена моя после моих расспросов дала мне то же объяснение. Но на этот раз я не был им удовлетворен, и смутные подозрения зародились в голове моей. И с тех пор я забеспокоился. Однако…

В этот момент своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

Но на этот раз я не был им удовлетворен, и смутные подозрения зародились в голове моей. И с тех пор я забеспокоился. Однако я спрятал эти подозрения в шкатулку своего сердца и приложил язык — замок молчания — к ее дверце. И чтобы отвлечься от беспокойных мыслей, я пошел в конюшню посмотреть на своих прекрасных лошадей. И я увидел, что лошади, которых я оставил для личного пользования из-за того что их скорость превышала скорость ветра, стали такими худыми и истощенными, что кости протыкали их кожу, а их спины были поцарапаны в нескольких местах. И я, не зная, что и продумать, подозвал к себе конюших и сказал им:

— О сукины дети! Что это такое?! И как это случилось?!

И они бросились лицом вниз наземь перед моим гневом, и один из них приподнял голову и, дрожа, сказал мне:

— О господин наш, если ты пощадишь меня, я расскажу тебе кое-что. Это секретное дело.

И я бросил ему платок безопасности, сказав:

— Говори истинно и не скрывай от меня ничего!

Тогда он сказал:

— Знай, о господин наш, что каждую ночь сюда в конюшню непременно приходит царица, госпожа наша, одетая в свои царские одежды и украшенная своими драгоценностями, как Балкис[47] в своих нарядах. И она выбирает одну из лошадей твоей милости, чтобы прокатиться на ней, отправившись на прогулку. А когда ближе к концу ночи она возвращается, лошадь уже ни на что не годится и падает на землю от изнеможения. И такое положение дел длится долго, о чем мы никогда не осмеливались сообщить твоей милости, о царь наш.

И тогда, узнав все эти странные подробности, я забеспокоился в сердце своем, и мое беспокойство возросло, и подозрения пустили глубокие корни в голове моей. И этот день я провел, не имея ни минуты покоя, и совершенно не мог думать о государственных делах. И я ждал с нетерпением ночи, и от этого ожидания мои ноги и руки дрожали, несмотря на всю мою волю. Итак, с наступлением ночи, в час, когда я обычно отправлялся в покои жены своей, я вошел к ней и обнаружил, что она уже разделась и протягивает ко мне руки. И она сказала мне:

— Я очень устала и просто хочу лечь спать. Сон уже накатывает на глаза мои. Давай спать!

Я же, со своей стороны, знал, как скрыть свое волнение, беспокойство и внутренний беспорядок, и, притворившись, что еще более утомлен, чем она, я лег рядом с нею и, хотя бодрствовал, начал глубоко дышать и захрапел, как те, что спят в хане.

И тогда эта злосчастная женщина поднялась, как маленькая кошка, и поднесла к моим губам чашку, содержимое которой она вылила мне в рот. И у меня хватило сил не выдать себя, и, отвернувшись к стене, сделав вид, что сплю, я молча выплюнул в подушку жидкий банж, который она налила мне. А она, не сомневаясь в его действии, встала с кровати и стала ходить по комнате. И она умылась и привела себя в порядок, нанеся себе на глаза тени, и блеск на волосы, и индийскую сурьму на брови, она подкрасила губы, надушилась летучей эссенцией из роз, украсила себя драгоценностями, и походка у нее сделалась как у пьяной.

Затем, дождавшись, пока она выйдет, я встал с постели и, накинув на плечи накидку с капюшоном, крадучись пошел за нею босиком. И я увидел, как она вошла в конюшню и выбрала себе красивую и легкую на ходу лошадь. И она села на нее и ускакала. И я сначала тоже хотел сесть на лошадь, чтобы следовать за нею, но я подумал, что стук ее копыт долетит до ушей моей бесстыдной жены и таким образом она узнает то, что должно было оставаться скрытым от нее. Поэтому, затянув пояс на своей талии, как это делают гонцы, я бесшумно пустился бежать за лошадью жены моей. И когда я спотыкался, я вставал, и когда я падал — поднимался, не падая духом. И так я продолжал свой бег, ушибая ноги о каменистую дорогу.

А теперь, о молодой человек, знай, что я не приказывал борзой с золотым ошейником, стоящей перед тобою, следовать за мной. Однако она выскочила из псарни и побежала рядом со мной, охраняя меня верой и правдой и не подавая голоса.

И по прошествии нескольких часов этого безудержного бега жена моя прибыла на голую равнину, где стоял только один дом, низкий, построенный из глины, и в нем жили негры. И она спешилась и вошла в этот дом негров. И я хотел оказаться позади нее, но дверь закрылась, прежде чем я добрался до порога, и мне пришлось выяснять, в чем дело, заглядывая в окно.

И вот здоровенные, как буйволы, негры, которых было семь, встретили жену мою ужасными оскорблениями. И они схватили ее, бросили на землю и начали топтать, нанося ей такие удары, от которых, как я считал, кости ее будут сломаны, а душа вылетит вон. Однако она не только не показала, что страдает от жестокого обращения, от которого до сегодняшнего дня на ее плечах, животе и спине остались следы, но и удовлетворилась тем, что сказала неграм:

— О мои дорогие, клянусь жаром любви моей, я немного опоздала этой ночью только потому, что царь, муж мой, этот паршивый, негодный зад, не заснул в положенное время, иначе стала бы я так долго заставлять ждать душу свою, чтобы насладиться напитком нашего союза?!

И, увидав это, я уже больше не знал, где я и кто я, и мне казалось, что я стал жертвой ужасного сна. И я подумал в душе своей: «Йа Аллах! Я ни разу не ударил Сосновую Шишечку, даже розой! Как же тогда она выдерживает такие удары и не умирает?!» И пока я думал об этом, увидел, как негры, умилостивленные извинениями жены моей, раздели ее донага, сорвав с нее царские одежды, драгоценности и украшения, и бросились на нее все разом, чтобы атаковать сразу со всех сторон. И она, подвергаясь этому насилию, отвечала удовлетворенными вздохами и закатывала глаза, издавая ахи и охи. И я, будучи не в силах выносить больше это зрелище, бросился внутрь через окно и, очутившись посреди помещения, схватил одну из дубинок, которые там находились. И, воспользовавшись изумлением негров, которые подумали, что я джинн, я набросился на них и стал сбивать их с ног сильными ударами дубинки по головам. И я отшвырнул пятерых от жены моей, отправив их прямиком в ад.

Увидев это, двое других негров, которые еще оставались с женой моей, стали искали спасения в бегстве. Но мне удалось поймать одного из них, и я растянул его у своих ног, и, поскольку он был только оглушен, я схватил веревку и хотел связать ему руки и ноги. Но когда наклонился, жена моя внезапно подбежала сзади и толкнула меня с такой силой, что я повалился наземь. И негр воспользовался этой возможностью, чтобы подняться и взгромоздиться ко мне на грудь. И он уже поднимал свою дубинку, чтобы тут же меня прикончить, когда моя верная собака, эта борзая, прыгнула на него и вцепилась ему в горло. И она повалила его на землю и покатилась вместе с ним. А я сразу же воспользовался этим благоприятным моментом, чтобы взять верх над своим противником и быстро скрутить ему руки и ноги. Затем настала очередь Сосновой Шишечки, которую я поднял и тоже связал, не говоря ни слова, а из глаз моих вылетали искры гнева.

Сделав это, я вытащил негра из дома и привязал его к хвосту моего скакуна. Потом я взял жену и положил ее перед собою поперек седла, как тюк. И в сопровождении моей борзой, спасшей мне жизнь, я вернулся во дворец, где собственноручно отрубил голову негру, бездыханное тело которого, после того как его проволокли по дороге, напоминало тряпку. А после я кинул его мясо собакам своим. И я засолил его голову, вот именно эту, которую ты видишь прямо здесь, на этом ковре, перед Сосновой Шишечкой. И в качестве наказания за бесстыдство я ежедневно ставлю перед своей женою отрубленную голову ее любовника-негра, чтобы она могла на нее полюбоваться.

Что же касается седьмого негра, которому удалось бежать, то он прибыл в области Сина и Масина, где правит царь Камуз, сын Тамуза. И благодаря серии своих черных дел ему удалось скрыться под кроватью из слоновой кости принцессы Мохры, дочери царя Камуза. И в настоящее время он ее советник по любовным вопросам. И никто во дворце не знает, что он находится под кроватью принцессы.

Вот, о молодой человек, и вся моя история с Сосновой Шишечкой, и такова роль черного негра, лежащего в это время под кроватью из слоновой кости дочери царя земель Сина и Масина, принцессы Мохры, виновной в гибели стольких царских сыновей.

Так говорил царь Кипарис, хозяин города Вакака, юному принцу Диаманту. А потом он добавил…

В эту минуту Шахерезада заметила, что восходит утренняя заря, и с присущей ей скромностью умолкла.

А когда наступила

она сказала:

Так говорил царь Кипарис, хозяин города Вакака, юному принцу Диаманту. А потом он добавил:

— А теперь, когда ты услышал то, что не знает ни один человек, вытяни шею, ибо твоя голова уже больше не принадлежит тебе, и расстанься с жизнью!

Но Диамант ответил:

— О царь времен, я знаю, что моя голова в твоих руках, и я готов расстаться с нею без особого сожаления. Однако пока самый важный момент этой истории остался для меня недостаточно прояснен, поскольку я еще не знаю, почему седьмой негр укрылся именно под кроватью принцессы Мохры, а не в другой части земли и как так получилось, что эта принцесса согласилась его вечно прятать там. Дай мне узнать, как это произошло, и, как только я это узнаю, я совершу омовение и умру.

И когда царь Кипарис услышал эти слова от принца Диаманта, он был чрезвычайно удивлен, потому что не ожидал такого вопроса, и он никогда не хотел узнать подробности, которые так интересовали Диаманта. Вот почему он, не желая казаться несведущим в таком важном вопросе, сказал молодому принцу:

— О путешественник, то, о чем ты спрашиваешь меня теперь, относится к сфере государственной тайны, и, если бы я открыл ее тебе, это навлекло бы на мою голову и на царство мое самые ужасные бедствия. Поэтому я предпочитаю пощадить твою голову, и я прощаю тебя за твою нескромность. Так что поспеши убраться из дворца, пока я не передумал.

И Диамант, который не надеялся так легко спастись, поцеловал землю между рук царя Кипариса и, узнав о том, что он так хотел знать, покинул дворец, поблагодарив Аллаха, Который не дал ему погибнуть. И он пошел проститься со своим юным другом, прекрасным юношей Фарахом, который заплакал перед его отъездом. Затем он поднялся на террасу и сжег один из волосков аль-Симурга — и тут же перед ним появился Летучий, за которым следовал его бурный выхлоп. И, узнав о желании принца, он посадил его к себе на плечи, пересек семь океанов и с радушием и доброжелательностью пригласил в свое жилище. Там он заставил его отдохнуть несколько дней, а после доставил к восхитительной принцессе Азизе, которая ожидала его среди распускающихся роз. И там он нашел прекрасную юницу, которая роняла слезы во время его отсутствия и которая радостно вздохнула после его возвращения, и ее щеки стали подобны цветку гранатового дерева. И когда она увидала, как он вошел в сопровождении аль-Симурга Летучего, ее сердце дрогнуло и она встала, дрожа, как лань, которая слышит призывный зов. И аль-Симург Летучий, чтобы не беспокоить их, вышел из комнаты и позволил им узнать друг друга. И когда спустя час он вернулся, то обнаружил, что их руки и ноги все еще переплетены и прекрасный обнимал великолепную.

И Диамант, у которого были определенные планы, сказал аль-Симургу:

— О наш благодетель, о отец великанов и корона на головах их, я желаю, чтобы нынче ты перенес нас к своей племяннице, очаровательной Гамиле, которая ждет меня на берегу, раскалившись от желания, словно угли.

И великолепный аль-Симург взял их обоих, посадил на плечи свои и в одно мгновение, достаточное для того, чтобы закрыть глаза и тут же открыть их, перенес их к доброй Гамиле, которая пребывала в печали, не имея никаких новостей о принце Диаманте. И, вздыхая, она произносила следующие стихи:

И Диамант, который не забыл, чем он обязан услужливой Гамиле, избавившей его и от оленьей шкуры, и от уловок сестры ее, колдуньи Латифы, да еще и преподнесшей в подарок волшебное оружие, не преминул выказать ей свою благодарность. И после радости от новой встречи он стал умолять принцессу Азизу оставить его на час с Гамилой наедине, без свидетелей. И Азиза нашла это требование справедливым, а распределение внимания Диаманта — равным и ушла с аль-Симургом. И когда через час она вернулась, обнаружила, что Гамила расцвела в руках Диаманта. А Диамант, которому нравилось все делать в свое время, обратился к своим двум женам и к аль-Симургу и сказал им:

— Я думаю, пора решить дело с колдуньей Латифой, сестрой твоей, Гамила, и дочерью твоего брата, о отец всех летучих.

И все ответили:

— Нет проблем!

Затем аль-Симург по просьбе Диаманта прилетел к своей племяннице, колдунье Латифе, и, разом связав ей руки за спиною, доставил ее между рук Диаманта. И молодой принц, увидев ее, сказал:

— Чтобы судить ее, присядем здесь и поразмыслим, какое наказание она заслуживает.

И когда они сели друг напротив друга, аль-Симург высказал свое мнение.

— Мы должны без колебаний избавить человечество от этой злодейки, — сказал он. — Я считаю, что ее надо немедленно повесить вверх ногами, а потом убить. А после бросить ее тело на растерзание стервятникам, хищным птицам.

Тогда Диамант обратился к принцессе Азизе и попросил ее высказать свое мнение. И Азиза сказала:

— Я считаю, что лучше позабыть все причиненные ею обиды нашему мужу Диаманту и простить ее в этот благословенный день в честь нашего союза.

И Гамила, в свою очередь, согласилась, что необходимо простить ее сестру и попросить ее взамен вернуть человеческий облик всем молодым людям, которых она превратила в оленей.

Тогда Диамант сказал:

— Ну что ж, тогда даруем ей прощение и защиту! — И он бросил ей свой платок и сказал: — Теперь я должен остаться с нею наедине на час.

И обе супруги его согласились. И когда через час они вернулись в комнату, то обнаружили, что Латифа прощена и счастлива в руках юноши.

И когда Латифа вернула первоначальный облик всем принцам и прочим людям, которых она с помощью колдовства превратила в оленей, и отпустила их восвояси, дав им еду и кое-что из одежды, аль-Симург взял Диаманта и трех жен его, посадил к себе на спину и в кратчайший срок перенес в город царя Камуза, сына Тамуза, отца принцессы Мохры. И он разбил для них палатки за городом и позволил им немного отдохнуть, чтобы пойти по просьбе Диаманта в гарем, где обитала Коралловая Веточка. И он сообщил девушке о прибытии Диаманта, которого она ждала со вздохами и болью в сердце. И ему без труда удалось убедить ее позволить отвести себя к своему возлюбленному. И он доставил ее в шатер, где спал Диамант, и оставил ее наедине с ним, уведя с собой остальных трех его жен. И Диамант после бурных радостей по поводу своего возвращения смог доказать Коралловой Веточке, что он не забывает своих обещаний, и он сразу же заговорил с нею на соответствующем языке. И грудь ее расширилась от удовольствия, и душа расцвела, а три жены Диаманта сочли ее очаровательной.

Теперь, когда любовные отношения между Диамантом и его четырьмя женами были улажены, они стали думать о выполнении главного дела. И Диамант вышел из шатра и пошел один в город, и он пришел на площадь перед дворцом Мохры, где висели тысячи голов принцев, царских сыновей, и некоторые были с коронами, а другие — покрытые одними волосами. И он подошел к барабану и со всей силы стукнул в него колотушкой, чтобы объявить, что он готов дать принцессе Мохре ответ, который она требовала от женихов своих.

В этот момент своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

Он объявил, что готов дать принцессе Мохре ответ, которого она требовала от женихов своих. И немедленно стражники отвели его к царю Камузу, который узнал в нем молодого человека, красотой которого он когда-то восхищался и которому он сказал однажды: «Поразмысли в течение трех дней, а затем вернись и попроси об аудиенции, в результате которой твоя светлая голова должна будет отделиться от царственного тела твоего». И на этот раз он жестом попросил его выйти вперед и сказал ему:

— О сын мой, да защитит тебя Аллах! Ты все еще хочешь узнать тайну и объяснить причудливые идеи юной девушки?

И Диамант ответил:

— Наука гадания пришла к нам от Аллаха, а Он знает все, и нам не нужно удивляться дарам Его! Секрет, который твоя дочь спрятала в шкатулке сердца своего и который она просит открыть, не известен никому, но ключ от этой шкатулки находится у меня.

И царь сказал:

— Мне жаль твою молодость! Ты только что приговорил себя к верной смерти!

И поскольку он больше не надеялся отговорить молодого человека от его рокового плана, он приказал рабам предупредить их повелительницу принцессу Мохру, что еще один заезжий принц собирается попытаться заполучить ее, ответив на ее сумасбродные вопросы.

И вскоре в залу аудиенций вошла, предшествуемая запахом ароматных кудрей, очаровательная юная принцесса с царскими манерами, та самая благословенная Мохра, причина стольких загубленных жизней, та, на которую не устаешь смотреть, как больной водянкой не устает пить воду из Евфрата, та, ради которой тысячи душ пожертвовали собою, как бабочки, летящие на губительное пламя. И, взглянув на Диаманта, она сразу узнала в нем юношу с загорелым лицом и очаровательным телом, вид которого так расстроил ее сердце, и поэтому она была на грани изумления, но вскоре осознала, что была обманута этим юношей, который исчез в мгновение ока, не оставив никаких следов. И она пришла в ярость в душе своей и сказала себе: «На этот раз он от меня не убежит». И, сев на трон рядом с отцом своим, она посмотрела юноше в лицо потемневшими глазами и сказала ему:

— Вопрос, который я задаю, хорошо известен! Дай же на него ответ! Какая связь между сосновой шишечкой и кипарисом?

И Диамант ответил:

— О принцесса, ответ на этот вопрос никому не известен! Однако отношения между Сосновой Шишечкой и Кипарисом весьма неважные, ибо Сосновая Шишечка, жена царя Кипариса, правителя города Вакака, нашла справедливое возмездие за то, что она сотворила. К тому же в этом деле замешаны негры.

При этих словах Диаманта принцесса Мохра пожелтела, как шафран, и ее сердце охватил страх. Однако, преодолевая волнение, она сказала:

— Слова твои непонятны. И когда ты разъяснишь их мне, я буду знать, правду ты говоришь или лжешь.

И когда принц Диамант увидел, что принцесса Мохра не хочет смотреть правде в глаза и отказывается понимать его с полуслова, он сказал ей:

— О принцесса, если ты хочешь, чтобы я рассказал тебе все в подробностях и приподнял занавес, который скрывает то, что должно быть скрыто, скажи мне, от кого ты научилась таким делам, какими не должна заниматься юная девственница? Речь идет о человеке, чье появление стало бедствием для всех принцев, которые мне предшествовали. — Проговорив это, Диамант повернулся к царю и сказал ему: — О царь времен, тебе нужно узнать тайну, с которой живет твоя достопочтенная дочь, и я прошу тебя приказать ей ответить на вопрос, который я ей задал.

И царь повернулся к прекрасной Мохре и сделал знак глазами, который означал: «Говори!» Однако Мохра хранила молчание и, несмотря на неоднократные знаки отца, не хотела освободить язык свой от связавших его уз.

Тогда Диамант взял царя Камуза за руку и, не говоря ни слова, провел его в комнату Мохры. И вдруг он наклонился и неожиданно сдернул полог с кровати из слоновой кости — секрет Мохры разлетелся на куски, и негр, ее черный наставник, предстал перед всеми, махнув кудрявой головой.

При виде этого царь Камуз и все присутствующие были поражены, они склонили головы от стыда, и тела их покрылись потом. И царь больше всего желал, чтобы его бесчестье во всей полноте его не предстало теперь перед его народом. Поэтому, не требуя дополнительных объяснений, он отдал свою дочь в руки принца Диаманта, чтобы тот мог распорядиться ею по своему усмотрению. И он добавил:

— Я только прошу тебя, о сын мой, поскорее убраться отсюда, забрав эту бесстыдную, чтобы я больше не слышал о ней и чтобы глаза мои больше не страдали от ее вида!

Что же касается негра, то его посадили на кол.

И Диамант не преминул повиноваться царю, взял сконфуженную принцессу и доставил ее к шатрам своим, связав по рукам и ногам. И он попросил аль-Симурга Летучего отнести его со всеми женами к воротам города отца его, царя Шам-шаха, что и было мгновенно исполнено. А после этого великолепный аль-Симург навсегда простился с Диамантом, не приняв от него никаких благодарностей. И, произведя серию выстрелов в воздух, он полетел своим путем-дорогою.

И это все, что случилось с Летучим.

Что же касается царя Шам-шаха, отца Диаманта, то, когда быстрая весть о прибытии его любимого сына дошла до него и вечер печали по причине его отсутствия сменился для него утром радости, его глаза уподобились двум фонтанам. И он пошел навстречу сыну своему, в то время как благая весть распространилась по городу и радость озарила все его дома. И царь подошел, дрожа от волнения, прижал молодого принца к груди своей, поцеловал его в губы и в глаза и зарыдал от радости. И Диамант, обняв его, в свою очередь, пытался сдерживать слезы свои и вздохи. И когда наконец первые восторги немного улеглись и царь смог заговорить, он сказал сыну своему Диаманту:

— О зеница ока моего и светильник дома отца твоего…

В этот момент своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

Когда наконец первые восторги немного улеглись и царь смог заговорить, он сказал сыну своему Диаманту:

— О зеница ока моего и светильник дома отца твоего, расскажи же мне подробно историю твоего путешествия, чтобы я мог мысленно прожить дни твоего мучительного для меня отсутствия.

И Диамант рассказал царю Шам-шаху все, что с ним случилось, от начала и до конца, но повторять эту историю нет смысла. Затем он представил ему одну за другой всех своих четырех жен и, наконец, принцессу Мохру, которую привели к нему со связанными руками и ногами. И он сказал ему:

— Теперь ты, о отец мой, распоряжайся ею как хочешь.

И царь, которого Всевышний наделил мудростью и разумом, подумал, что сын его, должно быть, всем сердцем любит эту роковую юницу, ставшую причиной смерти стольких прекрасных принцев, поскольку именно ради нее он перенес все страдания и тяготы. И он решил, что если он вынесет ей суровый приговор, то, несомненно, причинит ему боль. Поэтому, поразмыслив еще мгновение, он сказал Диаманту:

— О сын мой, тот, кто после долгих мучений и трудностей получает в качестве приза жемчужину, должен бережно хранить ее. Безусловно, эта принцесса с изворотливым умом виновата в предосудительных действиях из-за собственной слепоты, но их следует считать созданными по воле Всевышнего. И если так много молодых людей лишились жизни по ее вине, то это потому, что Вершитель судеб записал это в книге судеб. С другой стороны, не забывай, о сын мой, что эта юница очень уважительно отнеслась к тебе, когда ты входил в сад ее под видом блаженного. Наконец, ты знаешь, что ничья рука, кроме разве одного негра, не касалась плодов этого молодого куста и что никто более не пробовал яблочного вкуса ее подбородка и фисташек губ ее.

И Диамант был тронут этой поэтической речью, тем более что четыре жены его, обладавшие прекрасными манерами, поддержали эту речь своим согласием. Вот почему, выбрав благоприятный день и подходящее время, этот юноша с телом, подобным солнцу, соединился с этой коварной луной, как змей соединяется с сокровищем, которое он стережет. И у него были от нее, как и от его четырех законных жен, чудесные дети, чьи шаги были для него счастьем и которых ожидали в жизни, как отца их Диаманта Великолепного и деда их Шам-шаха Прекрасного, удача и счастье.

Такова история принца Диаманта. И слава тем, кто сохранил древние истории в качестве уроков для ныне здравствующих, чтобы они, становясь умнее, могли познавать мудрость прошлого!

И царь Шахрияр, который выслушал эту историю с чрезвычайным вниманием, впервые поблагодарил Шахерезаду, сказав ей:

— Хвала тебе, о сладкие уста! Ты заставила меня забыть о моих горестях!

Однако затем лицо его внезапно потемнело. И Шахерезада, увидав это, поспешила сказать:

— О царь времен! Что это по сравнению с тем, что я собираюсь рассказать тебе о мастере розыгрышей и смеха!

И царь Шахрияр спросил:

— О Шахерезада, кто этот мастер розыгрышей и смеха, которого я не знаю?

И Шахерезада сказала: