Тысяча порезов

Глава 13

После того, как Кристиан отрезал мужчине руку, он приготовил мне ужин.

Он. Приготовил. Мне. Ужин.

Теми же руками, которые он использовал для совершения самого ужасного вида насилия, которое я когда-либо видела в реальной жизни.

Лезвие было достаточно острым, чтобы одним ударом перерубить кость.

Лоренцо не кричал.

Большинство людей закричали, если бы им отрезали конечность без какой-либо анестезии.

Но почему-то Лоренцо этого не сделал. Он издал гортанный стон из глубины горла, его глаза выпучились, а лицо исказилось в агонии. Но он не кричал.

София рядом со мной едва моргнула.

Я уставилась на кровь, заливающую стол. Протянутая рука Лоренцо безвольно лежала на столе. Кто-то бросился вперед со жгутом, перевязывая рану.

Это меня тоже удивило. Но опять же, он бы истек кровью и умер без медицинской помощи, а это не смертный приговор.

Я наблюдала за всем этим ужасным событием без какой-либо реакции. Я не очень брезглива, но думала, что у меня будет какая-то физическая реакция, если я увижу, как кому-то отрезают руку. Но мои глаза не отрывались от каждого движения Кристиана, я наблюдала за ним с восхищением, понимая, что моя реакция повлияет на мнение окружающих. Я не стану жертвой. И я не стану каким-то трофеем. Если Кристиан хочет королеву, то он ее получит.

Настоящую гребаную королеву.

Не знаю, почему я это сделала.

Толпа расступилась передо мной, я вышла вперед, обняла Кристиана за шею и поцеловала его. Он жадно поцеловал меня в ответ, пока за Лоренцо ухаживали всего в нескольких футах от нас. У меня на лице отпечаталась кровь.

И мне было все равно.

Толпа простояла недолго. Лоренцо отвезли куда-то, чтобы с ним должным образом обращались. «Дядя», лицо которого было как гром среди ясного неба, помогал им. София испарилась. Появились люди, которые должны были заняться уборкой.

Потом мы пошли прямо на кухню. И Кристиан начал готовить.

У меня не должно быть никакого аппетита. Меня должно тошнить, когда я сидела на барном стуле, потягивая водку и наблюдая, как он нарезает овощи большим ножом.

Но я проголодалась.

Я съела все, что он приготовил. И это было чертовски вкусно.

Все это было в тишине, которая должна быть неудобной. Но я наслаждалась этим. Звуки на кухне, шипение сковороды, звон столового серебра о тарелки.

Сегодняшний день был, мягко говоря, ошеломляющим. Но я не чувствовала себя подавленной. Или травмированной. Я чувствовала себя удивительно спокойной.

Конечно, пока Кристиан не заговорил. Ему не нравилось, что я спокойна.

— Сегодняшний день пробудил в тебе воспоминания, — сказал Кристиан, когда мы сидели за обеденным столом, потягивая остатки вина.

Мои глаза сузились.

— Что ты имеешь в виду?

Вместо ответа он встал и подошел ко мне, отодвигая мой стул назад, и положил руку мне на бедра, двигаясь вверх.

Мое дыхание участилось. Это не нормально — жаждать, чтобы Кристиан прикасался ко мне после того, как я увидела, на что он способен.

И все же я уже была мокрой.

— Когда тебя трахнули в первый раз, это, возможно, не было изнасилованием, но вряд ли было по обоюдному согласию, — его рука пробежала по внутренней стороне моего бедра.

Я прищурилась, глядя на него, но не сопротивлялась его рукам.

— Я знала, чего хотела.

— В этом не сомневаюсь, — ответил он, его кончики пальцев коснулись внешней стороны моих трусиков.

Хотя я должна была — определенно должна была — бороться с ним, мои бедра раздвинулись в приглашении.

— Но есть дисбаланс сил, который ты, возможно, не до конца осознала. А он однозначно понял, — пробормотал он, его пальцы скользнули внутрь.

Я вцепилась в подлокотники стула.

— Возможно, ты была не ребенком, но точно не женщиной. Ты была сбита с толку, повреждена и уязвима, — его голос был легким, как перышко, пальцы плавно двигались внутри меня. — Ему все это нравилось. Он извлек выгоду. И думаю, что ты это знаешь, Сиенна.

Его взгляд был непреклонным, пальцы мучили меня удовольствием, а слова резали душу.

— Если ты не поняла этого тогда, то теперь точно осознала.

Его глаза горели, зрачки расширились и были прикованы ко мне.

— Ты знаешь, что это было очень близко к изнасилованию, и вместо того, чтобы признать травму, ты вырезала это в своей личности. Заложила в основу себя, якобы ты обожала, когда тебя трахали, — он сделал паузу, его пальцы замерли, прямо на краю оргазма. — Будто это была твоя инициатива.

— Ну и что? — прошипела я. Мой голос был хриплым, далеко не таким яростным, каким должен быть. — Ты будешь пытаться заставить меня справиться с травмой, пока я твоя пленница? Будешь пытаться исправить меня?

Эта мысль пугала меня. Чертовски пугала. Мне нужно сбежать. Но его пальцы внутри меня. Мое тело не позволяло уйти. Не сейчас.

Кристиан окинул меня взглядом.

— Нет, Сиенна. Я не такой человек, — медленно произнес он, все еще не шевеля пальцами. — Это твоя детская травма породила желания. Мужчины, которые входили в твою жизнь, всегда пытались что-то у тебя отнять.

Он наклонился вперед, чтобы прикоснуться губами к моей шее, нежно, едва касаясь. Все мое тело дрожало.

— Твое прошлое — причина, по которой твоя киска мокрая для меня, даже если ты напугана, — пробормотал Кристиан, двигая пальцами, вызвая реакцию всего моего тела. — Твое прошлое — причина, по которой ты так сильно кончаешь, когда тебе больно. Это причина, по которой ты хочешь меня, хотя я намного старше тебя. И очень опасен.

Он еще раз покрутил пальцем, медленно, настойчиво.

— Это причина, по которой, если я попрошу, ты поползешь ко мне на четвереньках и позволишь кончить туда, куда я захочу, — его глаза не отрывались от моих, голос был хриплым от голода.

Глаза его были похожи на гребаную вечность.

— Ты позволишь мне связать тебя, и лизать твою киску с пятью мужчинами в комнате, — прошептал Кристиан. — Это причина, по которой ты не убежала, не попыталась причинить мне боль. Потому что в глубине души тебе это нравится. Ты хочешь этого.

Тело затряслось, когда слова дошли до меня, пока его пальцы медленно исследовали. Невыносимо медленно. Он не позволит мне кончить. Он хотел, чтобы я умоляла. Он хотел, чтобы я, блять, соглашалась со всем, что он говорит.

— Я поделилась с тобой своими слабостями, своими желаниями, а ты используешь их против меня. Чтобы погубить, — обвинила я, свирепо глядя на него и впиваясь ногтями в подлокотники.

Кристиан изучал меня.

— Так и есть, — согласился он. — Разве не этого ты хотела, когда рассказывала их мне?

Он не дал мне возможности ответить, потому что знал, — я ничего не скажу. Вместо этого он вытащил свои пальцы.

Мое тело взбунтовалось от потери, и я в ярости уставилась на Кристиана.

— Вставай, Сиенна, — приказал он, в его голосе не было ни капли тепла.

Я хотела отказаться, сказать ему, что не позволю мужчине командовать мной после того, что случилось сегодня утром, но тело не повиновалось мне. Я последовала за ним, прежде чем мой мозг смог осознать случившееся.

Как бы сильно я это ни ненавидела, что-то глубоко внутри отреагировало на то, что он приказал мне. Я заботилась о себе всю свою жизнь и принимала трудные решения. И сейчас чувствовала облегчение от того, что мне ничего не нужно делать. Зачем отказывать тому, кто хочет довести меня до предела?

И вскоре я точно выясню, каковы эти пределы.

Я застыла в ту же секунду, как вошла в свою спальню и увидела, что лежит на кровати.

— Что это? — я чертовски ненавидела свой дрожащий голос.

Кристиан убрал волосы с моего затылка и поцеловал. Я вздрогнула, наполовину испытывая отвращение, наполовину возбуждаясь.

— Конечно, это не оригинал, — сказал он мне в шею. — Но я попросил кое-кого провести исследования, найти образцы… и заказал это.

Мои глаза пробежались по форме, которую я носила много лет назад. Она выглядела точно так же, как та, в которой я потеряла девственность.

— Надень.

Я не могла оторвать глаз от униформы. Образы того дня в трейлере напали на мой разум.

Его сильные, мозолистые руки. Боль, когда он толкался в меня, смешивалась с удовольствием. Никакого комфорта.

Тогда мне это нравилось. Я всю жизнь убеждала себя, что мне это нравилось. Тот день разрушил отношения с мамой, хотя она об этом не узнала. Но именно по этой причине я отдалилась от нее, а она еще больше старалась наладить со мной контакт. Поэтому она умерла, а я держала ее за руку, проливая слезы и думая, что случилось, если бы все было по-другому.

— Сиенна, — руки Кристиана легли на мой подбородок, чтобы мой взгляд больше не был направлен на униформу.

Я смотрела в его бесконечные глаза.

— Ты будешь повиноваться мне, — пробормотал он.

Мое тело затряслось, а пальцы ног прижались к мягкой ткани ковра под ногами.

— Раздевайся и надевай форму, — приказал он, его голос напоминал тон, который он использовал сегодня. Когда отрубал человеку руку.

На этот раз я не колебалась, мои руки метнулись к молнии на юбке. Она упала на пол, затем я быстро сняла верх.

Глаза Кристиана были угольками, прожигающими кожу, я горела от его внимания.

Дрожа, я медленно подошла к кровати, красная униформа резко контрастировала с белым одеялом. Точно такая же, как моя школьная форма чирлидерши. Вплоть до белой отделки и рычащего льва, нашего школьного талисмана. Какое странное совпадение, учитывая львов у дверей этого дома. Мое зрение затуманилось, когда я провела руками по ткани, прошлое и будущее слились воедино.

Я на автопилоте надевала форму. Она мне идеально подошла. Как будто сшита для меня.

Потому что так оно и было.

Это какой-то следующий уровень гребаного разврата.

Как только надела форму, я повернулась лицом к Кристиану, который не сдвинулся со своего места у двери. Его глаза блуждали по мне, и я чувствовала себя смесью между девушкой, которой была тогда, и женщиной, которой являюсь сейчас.

Вот он, мужчина. Настоящий гребаный мужчина. И я жаждала его прикосновений. Чтобы он преподал мне какой бы то ни было урок. Даже если я возненавижу его за это. Особенно, если я возненавижу его за это.

— Встань на четвереньки, — скомандовал он, его хриплый голос расколол тишину.

Я не могла отвести от него глаз. Мое тело дрожало, не в силах справиться с тяжестью одежды на коже, не в силах сказать «нет».

Ковер был мягким.

Кристиан кружил вокруг меня, пробегая глазами по всему моему телу, но не прикасаясь. Ему это было не нужно, он заводил каждую клеточку моего тела, и он знал это. Он знал, что делает со мной, что это возбуждает меня и вызывает отвращение одновременно.

Наконец, он встал позади меня. Я чувствовала тепло его тела, но он все еще не прикасался.

Юбка униформы была короткой, едва прикрывала, и на мне нет трусиков. Задница обнажена перед ним. Я никогда в жизни не чувствовала себя более уязвимой.

— Как это началось? — спросил он у меня за спиной.

Его рука пробежалась по моей заднице, едва касаясь, не двигаясь туда, куда мне хотелось. Его пальцы сжали мои бедра, и внезапно я больше не стояла на четвереньках. Нет, я лежала на спине, моя юбка задралась до талии, киска обнажилась перед ним.

— Я вспомнил, — пробормотал он, раздвигая мои ноги.

Его глаза блуждали по моей киске, пристально глядя. Вся эта ситуация должна казаться неловкой. Но я была близка к безумию.

— Твоя киска чертовски красива, Сиенна, — его глаза метнулись ко мне. — Ни один мужчина никогда не лизал ее так, как нужно, да?

Я медленно покачала головой, не в силах говорить.

— Что ж, я это изменю, — сказал он.

Затем он набросился на меня. Его рот приземлился прямо на мой клитор, и я вскрикнула, раскинув руки в поисках чего-нибудь, за что ухватиться.

Его язык умело двигался, пожирая меня. Его руки были на внутренней стороне моих бедер, сильно сжимая, до синяков. Я хотела, чтобы он оставил на мне гребаные шрамы.

Я взорвалась на миллион крошечных кусочков, когда оргазм захлестнул меня, Кристиан не закончил. Мой мир исчез на несколько секунд, этого времени было достаточно, чтобы Кристиан прикоснулся к моим губам.

Он парил надо мной, пока я снова не обрела связь с реальностью.

Его глаза горели, на лице читался голод.

— На четвереньки, — прохрипел он.

Мои конечности были ватными, но я сумела сделать так, как он приказал. Кристиан не дал мне времени прийти в себя, нет, он сразу же вошел.

Я вскрикнула еще раз, затем он схватил меня за волосы. Мое тело встретило его насилие с ненасытным желанием, уже отчаянно нуждаясь в еще одном освобождении. Отчаянно хотела, чтобы Кристиан наполнил меня своей спермой.

— Ты будешь вести себя как хорошая девочка, да? — он замедлился, потом вовсе остановился внутри меня. Это гребаная пытка. Без движения я возвращалась в реальность, обратно в прошлое, в самые глубокие части себя, от которых пряталась.

Я не могла говорить. Не могла дышать.

Кристиан сильнее дернул меня за волосы, предупреждая.

— Я твоя хорошая девочка, — простонала я, и эти слова что-то сломали во мне. Разбили вдребезги. Теперь все осколки принадлежали Кристиану. Теперь я принадлежала Кристиану.

Затем он возобновил свою атаку на мое тело, мою душу. Толкаясь изо всех сил.

Ковер обжигал колени, и я вцепилась в волокна, как будто они были единственной вещью, удерживающей меня на привязи к миру.

Но нет, это был Кристиан.

Он держал меня прикованной к этому миру.

Прошлая ночь привела меня в замешательство.

Очень чертовски сбила с толку.

Кристиан заставил меня пережить воспоминания, которые я пересмотрела, историю, которую я изменила. Он сделал это, жестко и грязно трахнув меня. И мне это чертовски понравилось. Кристиан оторвал меня от мира, в который я пыталась вписаться, контролировал каждый дюйм меня, видел всё во мне. Я никогда в жизни не чувствовала себя более свободной. Никогда еще я не чувствовала себя так, как сейчас. Как будто я подобна ему.

Но я также ненавидела его за это. За то, что не смогла соврать о своем прошлом. За то, что не позволил мне самой разобраться во всем.

Больше всего я ненавидела его за то, что он заставил меня чувствовать самой собой. За то, что заставил взглянуть в лицо самой себе. Хотя снаружи я, возможно, и была традиционно красива, внутри я была сломана и уродлива. Вчера я смогла справиться с его ужасной местью, на самом деле мне это даже понравилось. Но видеть свои собственные внутренности? Нет, я больше этого не вынесу.

Хотя при холодном свете дня я тоже выглядела ужасно. Лоренцо не сдерживался, когда ударил меня. Он хоть и трус, но точно не дрищ.

Почти половина моего лица была разных оттенков фиолетового. Даже самый стойкий макияж не смог бы скрыть этого. Кроме того, я была слишком потрясена, чтобы идти на работу. Теперь обо мне будут говорить в офисе. Два больничных подряд. У меня уже четырнадцать пропущенных звонков от партнеров, нуждающихся в помощи, и от коллег, которые не могли найти без меня чертов ксерокс.

Я ходила на работу на следующий день после того, как мне удалили аппендикс, и была там накануне, как раз перед тем, как мой аппендикс чуть не лопнул. Когда мама умирала, я все равно приходила раньше всех и уходила позднее. Прямо с ее похорон я отправилась в офис. Похороны продолжались недолго, учитывая, что там присутствовали только три человека, я вместе с Джессикой и Эйденом. Мою маму все любили, у нее были друзья. До некоторых я не смогла дозвониться, а другие не могли позволить себе полет в Нью-Йорк.

Не было ни одной выдуманной причины, или болезни, которая мешала бы мне работать.

Пока не появился Кристиан.

При любых других обстоятельствах я бы пошла на работу с синяком под глазом, проигнорировала бы взгляды, сплетни.

Но сейчас все по-другому.

Когда я проснулась, Кристиана уже не было. Он оставил записку.

На подушке.

Она была написана петляющими каракулями, элегантными и старомодными. Мои пальцы пробежали по чернилам, как будто я могла почувствовать Кристиана на них. Я необъяснимым образом сложила записку и сунула ее в свой кошелек.

Только после тренировки и кофе я обрела ясность. Я вспомнила то, что пережила тогда на кухне. Человек хотел навредить Кристиану через меня. И все же Кристиан не пострадал. Он непроницаем. Я всегда буду страдать и истекать кровью ради него.

Именно тогда я обошла весь дом в поисках Феликса. Он всегда был в тени, на периферии. Мысль о том, что я найду его здесь, в доме, без Кристиана, пугала меня.

И возбуждала.

Вплоть до того момента, пока я не вошла в одну из комнат наверху, в крыле, которое я еще не исследовала.

Это комната девушки.

Комната девочки-подростка. Застывшей во времени.

Стены были увешаны постерами Хилари Дафф и Джесси Маккартни, а также коллажами из фотографий. На кровати было стеганое одеяло в цветочек, она была безупречно застелена коллекцией мягких игрушек, уютно устроившихся среди слишком большого количества подушек.

Тут пахло духами, которые создала какая-нибудь поп-звезда на пике своей славы. Приторно-сладкие и мускусные одновременно. Мне стало интересно, убираются ли тут невидимые служанки. Те, кто протирают все поверхности, стирают всю мою одежду и расставляют мои туалетные принадлежности, пока я на работе. Мои пальцы прошлись по щеткам для волос на туалетном столике, по косметике со знакомыми названиями и устаревшими логотипами.

Все было сохранено бережно и с благоговением. На поверхностях не было пыли, все безупречно чистое, на расческе все еще оставались пряди темных волос.

Когда я вошла в шкаф, увидела платья, блузки, обувь… все это загромождало пространство, разбросано, как будто она решала, что надеть.

Святилище.

Мои пальцы прошлись по ткани, думая, кем была эта девушка. Девушка, которую любил Кристиан. Которую он сохранил в живых самым извращенным способом.

Она была невиновна. Чиста. Носила «Мэри Джинс» и слушала бойз-бэнды. Если бы она выжила, ее бы определенно не трахал в форме чирлидерши сорокалетний мужик. Она не была болельщицей. Я представляла себе, что она была президентом класса, возглавляла дебаты, всеми любимая. Она носила гребаные ленты в волосах.

Мои руки коснулись белого сарафана. Дорогое. В голове возник тот чопорный образ богатой девушки, который можно увидеть в фильмах 80-х. Богатые девушки моего поколения стремились показать как можно больше кожи, демонстрируя своим консервативным родителям проколотые пупки в качестве среднего пальца.

Девушка, которая носила это платье, не показывала средний палец своим родителям.

Она была любима самым безжалостным мужчиной в городе, если не в стране, до того, как он превратился в монстра.

Вот оно. Это единственная слабость Кристиана. Самая нежная его часть. Где я могла бы пролить кровь, отомстить за все, что он сделал со мной. За все, что он хотел сделать.

Я схватила платье, пока не передумала, отнесла его в свою комнату и спрятала в шкафу. Пригодится позже.

А пока мне нужно найти что-нибудь для детектива Харриса.

Что-нибудь, что заставит Кристиана исчезнуть навсегда.